Находясь на парковке единственного местного мотеля, Мадди любовалась своей находкой. Во всей этой суматохе за неделю до свадьбы она совершенно забыла о том, что сунула свою кредитную карточку в спортивную сумку.

Сначала это открытие показалось ей даром Божьим. Но, как большинство прочих даров, этот был связан с определенными… испытаниями.

Митч присел рядом с ней. И оба молчали. Причем молчание казалось гнетущим… и каким-то словно каменным.

А жаркое солнце почти плавило асфальт, столбик термометра упорно полз вверх (даже при работающем кондиционере Мадди чувствовала, что прилипает к черному кожаному сиденью его «БМВ»). На дисплее же электронных часов миновала еще минута. Чтобы хоть что-то сказать, она провела пальцем по электронной панели и проговорила:

– Эта машина – напоминание о твоем адвокатском прошлом?

– Что-то в этом роде, – отозвался Митч.

После того как нагловатый красавец шериф укатил, они умудрялись поддерживать приятельские отношения. Митч отвез Мадди в местный «Таргет», находившийся в двадцати милях от города. Пока они бродили по различным переходам, он разбил лед своим порочным обаянием и шутливыми попытками заманить ее обратно к себе. А она с удовольствием флиртовала, наслаждаясь каждой секундой, зная, что все это скоро закончится.

Даже ленч был поразительно веселым, поскольку Митч приводил множество шутливых доводов, чтобы поколебать решимость Мадди. Но все было испорчено, когда она предложила ему… деньги за бензин!

Мадди нахмурилась. Подумаешь, деньги! И что же с того? Ведь он возил ее повсюду, тратил время, усилия – и вообще всячески старался ей помочь. Ничего страшного в том, что она сама за себя заплатит. Хотя он явно этого не желал.

По дороге в мотель напряжение росло, а недовольство бурлило, точно кипящий котел. Ох, почему она так несчастна?!

На заднем сиденье громоздились пакеты из «Таргета». В кармане же лежали пятьсот долларов наличными, которые она сняла в банкомате. Выходит, она добилась того, чего хотела? Да, если только… Что она доказала? Что теперь, имея кредитную карту с солидным лимитом, может сама о себе позаботиться?

Мадди выглянула в окно и взглянула на мотель, который должен был стать ее домом, пока не починят машину. Убогая и пыльная реклама восхваляла цветные телевизоры и предоставляла список свободных номеров. На парковке же аккуратными рядами теснились легковушки и грузовики, а под навесами, украшенными разноцветной мишурой, стояли мотоциклы. Но что все это означало? И почему она задавала себе такие странные вопросы?

Мадди указала в сторону навесов, под которыми стояли мотоциклы.

– Не слишком ли рано для рождественских украшений?

Митч долго молчал. Наконец тихо, но отчетливо проговорил:

– Пожалуйста, передумай. Я не хочу, чтобы ты здесь…

– Нет, не могу, – перебила Мадди. Она уставилась на дверь вестибюля и крепко сжала в руке кредитку.

– Но почему?

Мадди мысленно вздохнула. Ох, почему же это так трудно? Ведь вроде бы очень легко – встать… и уйти. В конце концов, он, Митч, – незнакомец. Так что очень просто оставить его!

Проклятье! Что же это такое?! Неужели ей легче сбежать с собственной свадьбы, чем выйти из этой машины?!

А Митч, сидевший рядом, молча ждал. Да-да, молча! Этим он и отличался от Стива – тот в подобной ситуации говорил бы без умолку.

Тяжко вдохнув, Мадди сказала:

– Все так долго заботились обо мне, что я уже не помню, как принимать собственные решения.

Это признание поразило ее. Она ведь не собиралась так отчаянно откровенничать.

– Продолжай, – кивнул Митч. И его тихий голос показался ей чудеснейшей музыкой.

Чуть повернув голову, Мадди внимательно на него посмотрела. Солнце запуталось в темном золоте его волос, подчеркивая теплоту кожи и глаз. О, он был прекрасен! Мужественный, сильный – ожившая фантазия. И он хотел ее! Более того, как это ни ужасно, но и она хотела того же. Хотела почти яростно, почти свирепо.

Но неужели такова воля Господня? А может, это – очередное испытание?

Мадди судорожно сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. Что бы это ни было, ей стало ясно: этому суждено произойти… Или все-таки нет?

Снова сглотнув, она пробормотала:

– Сейчас мне необходимо самой о себе позаботиться. Хочу доказать себе и родным, что я могу это сделать.

– А ты не можешь доказать это, оставшись со мной?

Ей ужасно хотелось ответить «да», но она, собравшись с духом, отрицательно покачала головой.

– Нет, прости.

– Почему?

Она пожала плечами и, запинаясь, прошептала:

– Н-не знаю… п-почему…

Несколько долгих секунд Митч молча смотрел ей в глаза. Наконец резко кивнул.

– Ладно, хорошо. Мне это не нравится, но я тебя понимаю.

Значит, он смирился?.. А ведь она так хотела, чтобы он ее уговорил!

Мадди опустила ресницы и тихо сказала:

– Полагаю, нам больше не о чем говорить.

– О, не знаю, – прошептал он. И вдруг поманил ее пальцем: – Иди сюда.

В горле у Мадди пересохло. А сердце гулко заколотилось. Она решительно мотнула головой, но не проронила ни слова.

– Принцесса, я думал о твоих губах почти все то время, что мы знакомы. Не думаешь же ты, что я отпущу тебя, даже не поцеловав?

– Но я… э… – Мадди в очередной раз сглотнула и пропищала: – Ты это серьезно, да?

– Вполне серьезно. – Он лукаво улыбнулся, и от этой его улыбки Мадди содрогнулась в сладостном предвкушении – чего? – Принцесса, скажи, что не пожалеешь об этом, и мы сможем закончить все дружеским шлепком по попе.

– Н-не з-знаю, о ч-чем ты, – солгала она, густо краснея.

– Неужели нужно объяснять?

– Думаешь, не нужно?..

Митч снова улыбнулся.

– Ты ведь хочешь сама о себе позаботиться, верно?

Она молча кивнула. И в тот же миг он наклонился над ней и проговорил:

– Ты готова забыть о благовоспитанной католической девушке и начать делать все, что захочешь, не так ли?

– Ну… как тебе сказать?.. – Он ужасно раздражал Мадди, и в то же время ее все сильнее влекло к нему.

– Если ты выйдешь из этой машины до того, как я тебя коснусь, поклянись, что не будешь лежать в постели поздно ночью и жалеть об этом. Скажи, что не захочешь, чтобы все вышло по-другому.

Сердце Мадди бешено колотилось, а в горле снова пересохло. Она едва могла дышать, не то что говорить.

Митч провел ладонью по ее щеке, и Мадди вынудила себя не отводить глаза. Ох, как же ей хотелось, чтобы он почаще к ней прикасался. И почему-то его прикосновения казались ей… такими нужными и правильными. Тут он провел кончиками пальцев по ее шее и проговорил:

– И помни, принцесса, ложь – это смертный грех.

Его рокочущий голос заставил ее содрогнуться, и она, тихонько ахнув, пролепетала:

– Это удар ниже пояса.

Он весело рассмеялся, излучая жар и ту неподдельную страсть, о которой она всегда мечтала.

– Я вполне способен и на это, принцесса. И знаешь… – Митч снова лукаво улыбнулся. – Мне кажется, ты предпочитаешь именно такую игру.

– Вовсе нет! – выкрикнула Мадди. Она крепко сжала в руке кредитку, едва ее не сломав.

– Лгунья. – Его рука скользнула в вырез ее футболки. – Итак, я жду, принцесса.

Мадди стиснула зубы, чтобы не застонать. Почему же она не в силах уйти от этого мужчины? Наверное, потому что он жаркий и греховный.

– Ждешь чего? – прошептала она.

– Твоего ответа, – пояснил он, подвинувшись к ней еще ближе. Теперь их губы разделяло всего несколько дюймов.

Мадди на мгновение растерялась. Правда вертелась на кончике языка, и раз в жизни она решила высказаться, вместо того чтобы промолчать.

– Я бы пожалела.

– Совершенно верно, – выдохнул Митч.

Подушечка его большого пальца задела ее нижнюю губу, и Мадди вдруг показалось, что губа распухла. А сама она умирала от желания…

– Я не смогу жить в ладу с собой, пока не попробую твои губы на вкус, – прошептала она. И замерла в ожидании.

Тут Митч еще больше к ней склонился и провел языком по ее губам.

Мадди по-прежнему ждала. Ее ногти впились в ладонь, и она чуть не вскрикнула – еще никогда она не ждала поцелуя с таким нетерпением.

Вдруг Митч прикусил ей губу, и она с удивлением вскрикнула:

– О-о-о!.. – Похоть бешено запульсировала в ее жилах, будоража и воспламеняя; впервые в жизни Мадди одолевало такое жгучее желание.

И, конечно же, она хотела большего – хотела испытать ту неудержимую страсть, о которой не раз читала, но которой никогда не ведала. Ей хотелось крепко прижаться к нему, хотелось обвиться вокруг него, но она не решалась. Она судорожно сжала кулаки, чтобы не заключить его в объятия. А пластиковая карточка, впившаяся в ее ладонь, являлась неприятным напоминанием о том, где должна закончиться эта интерлюдия.

Его губы скользнули по ее губам. Митч явно дразнил ее. Внезапно их пылавшие взгляды встретились, и он тихо сказал:

– Пусть я никогда не получу тебя, но сделаю все, чтобы ты не забыла моего поцелуя.

– Да, – шепнула Мадди и съежилась, услышав мольбу в собственном голосе.

И тут он овладел ее губами. Овладел самоуверенно, так властно, что у нее закружилась голова. И это было осуществлением всех ее фантазий… и даже больше. Ее тотчас же охватила безумная, сумасшедшая похоть. Все мысли вылетели из головы, и Мадди забыла обо всем на свете – знала только одно: она хотела этого мужчину.

Язык его скользнул меж ее губ и коснулся языка. Мадди глухо застонала. И в тот же миг пальцы ее разжались, кредитка скользнула ей на колени, но она, не заметив этого, впервые за долгое время сделала то, чего действительно хотела, – крепко прижалась к мужчине, к которому ее влекло все сильнее.

Из груди его вырывалось хриплое дыхание, а поцелуй становился все более жарким, все более страстным. Внезапно, чуть отстранившись, Митч просунул руку между их телами и легонько сжал ее набухшую грудь, затем погладил пальцем сосок. Мадди вскрикнула, но он тотчас же снова впился в ее губы страстным поцелуем.

«Боже, помоги мне!» – мысленно воскликнула она, когда он принялся теребить отвердевший бутон.

Ее бедра дернулись, и она прохрипела:

– Да-да, еще, еще!..

Когда же Митч убрал руку и снова оторвался от нее, она в отчаянии воскликнула:

– О боже, только не это!

Окончательно потеряв разум, Мадди потянулась к Митчу, пытаясь вернуть его, желая снова почувствовать его губы на своих губах. Но он, продолжая удерживать на расстоянии, легонько сжал ее плечи и проговорил:

– Все, довольно, Мадди!

Эти слова подействовали на нее, как ведро ледяной воды, и Мадди вернулась в реальность. На щеках ее вспыхнул румянец стыда и унижения, и Митч, заметив это, мягко проговорил:

– Не нужно огорчаться, принцесса. И не смотри на меня так.

Мадди прикусила губу. Господи, какой стыд! Что с ней стряслось? Она ведь никогда не вела себя так бессовестно!

– Прошу прощения, – пробормотала она, потупившись.

– Мадди, прекрати. – Митч приподнял ее подбородок и заглянул ей в глаза. – Тебе не за что извиняться, ясно?

Она молча кивнула, а он продолжил:

– Поверь, ты само совершенство. Да-да, совершенство.

– Но если так, то почему… – Она умолкла и крепко сжала губы.

Он провел пальцем по ее нижней губе, чуть распухшей и влажной от его поцелуя. И она по-прежнему хотела большего, однако же… Нет, она возьмет себя в руки!

Мадди резко выпрямилась, вырываясь из объятий Митча. Он провел ладонью по волосам и тихо сказал:

– Прости, мне не следовало вести себя так. Ты застала меня врасплох.

– Конечно, – кивнула Мадди. – Я должна… снять комнату.

Она схватилась за ручку дверцы, но не успела ее открыть – Митч сжал ее запястье и усадил обратно.

Ох, почему он не оставит ее в покое?! Взглянув на него, Мадди со вздохом спросила:

– Ну, в чем дело? И вообще мне пора, Митч.

На щеке у него дернулся мускул, а глаза сверкнули.

– Я остановился, – процедил он сквозь зубы, – так как посчитал, что такой хорошей и благородной девочке не слишком понравится, если ее трахнут на парковке убогого мотеля, на глазах у Господа… и всех остальных.

Мадди на мгновение оцепенела, ошеломленная столь откровенными словами. Затем выдернула руку и заявила:

– Сделай одолжение, позаботься о своих собственных демонах. А я уж как-нибудь сама позабочусь о хорошей девочке!

Не дожидаясь ответа, она распахнула дверцу и выпрыгнула из машины.

Черт возьми, что случилось?! Митч смотрел вслед Мадди, шагавшей к двери мотеля. Хвост развевался у нее за спиной, а бедра изящно покачивались. Но что же заставило ее так вспылить? Неужели она не поняла? Он ведь просто хотел быть славным малым. Оберегал ее.

От него потребовался настоящий подвиг, чтобы не сорвать с нее слишком большие шорты и не взять тут же, в машине. Понимала ли она, как трудно ему было совладать с собой? А ведь прежде он никогда не целовал женщину, размышляя и том, стоит ли остановиться… Да-да, никогда!

Но с Мадди ему пришлось остановиться. Потому что иначе он взял бы ее с безжалостной и яростной похотью. И перепугал бы до смерти.

Каким-то образом он в последний момент сообразил, что она… в сущности, невинна. Сообразил и отстранился. Ради нее. И сейчас она из-за этого на него злится?

Митч сокрушенно покачал головой. Кто их разберет, этих женщин?

Конечно, он ценил ее стремление к независимости. Но не хотел, чтобы оно проявлялось таким образом. Он только…

Митч по-прежнему наблюдал за Мадди сквозь грязное стекло. Сейчас она о чем-то разговаривала с портье и яростно жестикулировала, очевидно, отвечая на его вопросы. А может, портье сказал ей что-нибудь обидное?

Хвост яростно замотался, когда Мадди с вызовом подбоченилась. Черт возьми, Митч по-прежнему хотел ее! Неужели он действительно сдастся? Неужели позволит ей уйти? Нет, ни за что! Ни за что не позволит!

Но как именно он ее удержит? И почему он пытался удержать ее? Ради чего? Ведь из этого не выйдет ничего хорошего. Мадди – это сплошное несчастье, а он давно отказался от женщин, которые приносят одни неприятности.

Интуиция сделала из него настоящую акулу юриспруденции, и сейчас та же интуиция подсказывала, что ему следовало держаться от нее подальше. И неужели это так трудно? Ведь через несколько дней она уедет, и жизнь вновь станет нормальной. Митч забудет об этом минутном приключении и вернется к своей повседневной жизни. Это было бы весьма благоразумно. И безопасно к тому же.

Однажды он проигнорировал интуицию – и дорого заплатил.

Тут Мадди вылетела из вестибюля, сжав кулаки. Лицо же было искажено яростью.

Митч насторожился.

Мадди подбежала к машине, распахнула дверцу и плюхнулась на сиденье.

Прежде чем он успел заговорить, она стукнула кулаками о панель и издала пронзительный крик.

– Какого дьявола ты вопишь? – пробурчал Митч. – Что случилось?

– Хочешь знать, что случилось?! – заорала она, показывая на дверь вестибюля. – Моя кредитная карта объявлена украденной! Они забрали ее, и тот кретин внутри не отдает ее обратно!

Митч с облегчением вздохнул и мысленно воскликнул: «К черту благоразумие и безопасность!»