Звоня в дверь Пенелопы, Эван не знал, чего ждать от этого вечера. Когда он проснулся утром, обед с ней не мелькал даже на радарах. И теперь Эван с удивлением понял, что нервничает. Сквозь стеклянные панели на дверях он видел, как она шла по коридору – быстро и целеустремленно. Продуктивно. Он невольно улыбнулся, подумав о том, что скрывалось за всей этой «продуктивностью».

Пенелопа открыла дверь, уже полностью готовая к выходу; она была в легком бежевом плаще-тренчкоте. Волосы же мягкими волнами падали ей на плечи – в точности так, как нравилось Эвану. А голубые глаза смотрели на него твердо и решительно. Она кивнула ему и тихо сказала:

– Значит, все-таки пришел?

– Разумеется. – Он любовался ею, чувствуя безумное желание взять ее тотчас же, прямо у порога.

Эван откашлялся и попытался стереть запретные картинки, мелькавшие в его воображении. Он твердо решил, что будет ухаживать за Пенелопой как полагается, по всем правилам.

– Ты готова? – спросил он.

– Нет, – ответила она с дрожью в голосе. – А ты?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

– Я тоже. Ни в малейшей степени.

Уголки ее губ чуть приподнялись в намеке на улыбку.

– Все это довольно неловко… – пробормотала она.

Эван сунул руки в карманы, чтобы случайно не обнять ее.

– Печально, правда? Очень печально для людей, знающих друг друга практически всю жизнь.

– Да, печально, – кивнула она.

А он вдруг ухмыльнулся и проговорил:

– Полагаю, именно так и получается, когда губишь сексом идеальную дружбу.

Жилка у нее на шее затрепетала, и она, судорожно сглотнув, сказала:

– Знаешь, я тут думала…

– Это опасно. – Он снова ухмыльнулся.

– Да, и в самом деле… – Пенелопа вздохнула. – Так вот, я подумала… А может, лучшая стратегия для того, чтобы справиться с текущим затруднением, – это просто не придавать происходящему особого значения?

– Ты разработала стратегию? Думала о том, как нам справиться?.. – Эван невольно рассмеялся.

– Да, разумеется. И я думаю, что нам лучше всего сосредоточиться на том, чтобы провести приятный вечер… и вернуть все на дружескую основу. Это был бы самый надежный образ действий.

– Значит, на дружескую основу? – переспросил Эван.

Пенелопа тут же закивала.

– Да-да, как можно более дружескую. – Она подтянула пояс на плаще. – Ведь когда-то так уже было, верно?

– Да, было, – согласился Эван.

– И можно снова установить такие же отношения, – подхватила Пенелопа и тотчас добавила: – Я сейчас, мне нужно взять сумочку.

– Я подожду здесь.

– Ты можешь войти.

Конечно, он мог войти, но стоило ли? Откашлявшись, Эван проговорил:

– Пен, ты что, действительно хочешь вернуть наши отношения… на дружескую основу? Но мы ведь с тобой оба знаем, что нам нельзя оставаться в твоем доме наедине. – У нее перехватило дыхание, а он добавил: – Мы же с тобой даже до второго этажа не дойдем…

Она закусила губу, потом сказала:

– Хорошо, я быстро. Только возьму сумочку…

– Да, конечно.

Она захлопнула дверь прямо перед его носом, но тридцать секунд спустя вернулась с сумочкой в руке. Эван отступил от двери, пропуская ее. А она, глянув на его машину, со вздохом пробормотала:

– О, ты приехал на бэтмобиле…

– Да, решил тебя порадовать.

Пенелопа нахмурилась и пробурчала:

– Это ты таким способом стараешься не привлекать внимания? Интересно, многие ли разъезжают по городу в «ламборджини» из орудийной бронзы?

Эван подвел ее к машине, помог сесть, затем занял водительское место. Двигатель ожил и замурлыкал.

– Боишься, что тебя увидят со мной? – спросил он.

– Думаю, ты неправильно меня понял. Я просто хотела сказать…

– Давай сразу кое-что проясним, – перебил Эван. – Так вот, когда-то мои родители думали, что ты – как святая. И никто даже предположить не мог, что я могу покушаться на твою добродетель. А я проделывал с тобой… Много чего проделывал. Но вбей, наконец, себе в голову: я никогда никому не говорил о наших с тобой отношениях. Я скрывал это от всех, так как прекрасно знал, что не должен был все это делать.

Пенелопа в растерянности заморгала.

– Поехали же, – прошептала она.

– Да, конечно, – буркнул Эван. И они всю дорогу молчали.

Двадцать минут спустя, когда Пенелопа сняла плащ, Эван чуть не вскрикнул от неожиданности. Оказалось, что она надела облегающее черное платье с таким глубоким вырезом, что под него никакой бюстгальтер не поместился бы. Платье замечательно обтягивало ее изящную фигурку, а сбоку на нем имелся довольно длинный разрез. Тут Пенелопа последовала за официанткой в кабинку, которую забронировал Эван, и тотчас же выяснилось, что «спинка» у платья отсутствовала.

Она была воплощением секса, и если до сих пор он всерьез не думал о ней как о роковой женщине, то теперь, черт возьми, видел, что она – настоящая фамм-фаталь. На нее оглядывались почти все, а мужчины просто откровенно пялились на его Пенелопу.

Как только официантка вышла из кабинки, Эван пристально посмотрел на нее и проворчал:

– Это твое платье… Оно не очень-то подходит для чисто дружеских отношений.

– Верно. – Она начала изучать меню.

– И все? Тебе больше нечего сказать?

Она пожала обнаженными плечами.

– Честно говоря, я собиралась надеть что-нибудь консервативное.

– И что же тебе помешало? – осведомился Эван, прекрасно понимая, что задает глупейший вопрос.

Пенелопа отложила меню и посмотрела ему прямо в глаза.

– Я хотела надеть серый брючный костюм с белой блузкой на пуговицах, – заявила она. – Я его надеваю, когда предстоят сложные переговоры.

«Судя по описанию, это очень скучный наряд», – подумал Эван. Немного помолчав, спросил:

– И почему же ты не надела его?

Пенелопа радостно улыбнулась и, перебросив волосы через плечо, заявила:

– Ну, если хочешь знать, я решила, что будет забавно чуть-чуть тебя помучить. – Пенелопа понятия не имела, что заставило ее это сказать. Да, конечно, она сказала чистейшую правду, но все-таки…

Час назад, стоя в гардеробной, она выбирала подходящий наряд. Собиралась надеть что-нибудь консервативное и деловое, но вдруг заметила платье, которое Софи уговорила ее купить во время одного из их многочисленных походов по магазинам. И она наплевала на осторожность! Ей хотелось, чтобы Эван как следует попотел. К ее величайшему удовлетворению, так и получилось. Она выбила Эвана из колеи, как он выбил ее той своей речью в машине.

Снова улыбнувшись, Пенелопа спросила:

– Есть еще вопросы?

Эван молча таращился на нее, и она, снова взяв меню, притворилась, что читает.

Тут к ним подошел официант, предлагая заказать напитки. Сияя улыбкой, Пенелопа заявила:

– Я возьму мохито.

– А вы, сэр? – спросил официант.

– Виски. Без содовой и льда, – пробурчал Эван.

Когда же официант отошел, он тихо сказал:

– Ты понимаешь, что только что объявила войну?

– Разве? – холодно осведомилась Пенелопа; она изо всех сил изображала невозмутимость.

– Да, объявила, – кивнул Эван.

– Ну, даже если и так… – Пенелопа снова пожала плечами. – Что такое небольшое сражение между друзьями?

Сегодня днем, обдумывая все происходившее, она решила, что им с Эваном следовало во что бы то ни стало перевернуть страницу в их отношениях, расставить все точки над «i». Да-да, следовало разобраться с прошлым – и покончить с ним. Кроме того, она поняла, что не надо противиться неизбежному. Гораздо правильнее воспользоваться стратегией «играй роль, пока роль не станет тобой», и тогда она ускорит конец этой игры. Возможно, они все-таки окажутся в постели, но никогда не будут вместе. Потому что они слишком разные. Когда же все закончится, она сумеет убедить Эвана в том, что теперь им остается только одно – стать просто друзьями. Да-да, он станет для нее одним из братьев Донованов, не более того.

– Пен, в какую игру ты играешь? – спросил Эван, прищурившись.

– Нет-нет, никаких игр. Я руководствуюсь чисто практическими соображениями.

– Практическими?.. Это, должно быть, очень интересно, – проговорил Эван насмешливым тоном.

Сохраняя бесстрастное выражение лица, Пенелопа спросила:

– Мы ведь оба согласились, что пока что у нас ничего не получается, верно?

Он молча кивнул, а она продолжала:

– Так вот, мы, возможно, слишком уж все усложняем. А если мы поведем себя честно, то, скорее всего, сумеем вернуть все на круги своя.

– И как же ты определишь наши отношения? – спросил Эван.

– Они сложные, но вполне управляемые.

В этот момент к ним подошел официант и поставил перед ними напитки.

– Готовы заказывать? – спросил он.

– Через несколько минут, – ответил Эван, по-прежнему глядя на Пенелопу.

– Да, конечно. – Официант отошел, снова оставив их наедине.

– Продолжай, я слушаю, – сказал Эван. Лицо его сейчас было словно каменное.

И Пенелопа продолжила излагать свой план.

– Мне кажется, что если мы научимся быть просто друзьями, то все у нас уладится.

– Понятно. И как ты предлагаешь этому учиться?

– Ну… – Она откашлялась. – Вспомни, как ты общаешься с Софи. Вот и ко мне относись точно так же.

– Между тобой и Софи есть кое-какая разница, – заметил Эван.

– Какая же?

– Видишь ли, я никогда не думаю о голой Софи. Черт возьми, такое мне просто в голову не приходит.

– Но ты ведь столько лет относился ко мне платонически…

– Могу сказать то же самое про тебя, Пенелопа.

Она в растерянности заморгала.

– Ты о чем?..

– Пен, ты сама все прекрасно понимаешь. Понимаешь, что теперь, после моей травмы, все изменилось, верно?

Да, конечно, изменилось. Потому что теперь Эван играл по другим правилам. Ей было куда проще притворяться, когда он интересовался только вечеринками и футболом. Тот, прежний Эван относился к ней так, будто ее вовсе не существовало. Того Эвана она могла даже ненавидеть, а сейчас…

После травмы он изменился и теперь больше походил на мальчика из подвала, в которого она когда-то влюбилась…

Пенелопа вздохнула и тихо проговорила:

– А ведь останься я той ночью наверху, и ничего бы этого никогда не произошло.

Эван смотрел на нее вопросительно.

– О чем ты говоришь?..

– О том, что случилось много лет назад. Не спустись я тогда в подвал, мы бы никогда не начали разговаривать. И я бы осталась просто подружкой твоей младшей сестры.

– Нет, ошибаешься. – Он покачал головой. – Это как раз то, чего ты никогда не понимала. Для меня ты никогда не была просто подружкой Мадди. И я никогда не смотрел на тебя так, как на Софи.

А вот этого она действительно не знала. Но если так… Пенелопа откашлялась и проговорила:

– Но ты же не можешь отрицать, что никогда не заметил бы меня, не начни мы тогда разговаривать? Ведь так же?

Эван взял свой стакан и сделал большой глоток. Шумно выдохнув, сказал:

– Да, все так. Когда мы были детьми, я считал тебя ужасно скучной подружкой Мадди. Но все же я заметил тебя задолго до того, как ты спустилась в подвал в ту ночь. Иначе я не предложил бы тебе остаться, неужели не понимаешь?

Эта информация оказалась для нее совершенно новой. Под таким углом Пенелопа ту ночь никогда не рассматривала. И думать об этом ей сейчас совершенно не хотелось.

Снова откашлявшись, она сказала:

– Я думала, ты не прогонял меня, потому что мог со мной расслабиться.

– Нет, не поэтому. Впервые я заметил тебя… по-настоящему в твой первый день в старшей школе. Ты пришла в тщательно выглаженной католической форме, в черных начищенных до блеска туфлях и в белой блузке, застегнутой до самого горла. В тебе не могло быть ничего сексуального, но внезапно оказалось, что ты – уже не ребенок. И только в тот момент я понял, что таких ярко-голубых глаз еще никогда не видел. А волосы у тебя были стянуты в хвост. Солнце тогда светило тебе в спину, и твои чудесные волосы так блестели, что мне захотелось сдернуть с них резинку и пропускать между пальцев прядь за прядью.

«О боже!..» – мысленно воскликнула Пенелопа. Горло у нее перехватило, и она с трудом сглотнула, не в силах произнести ни слова. Но говорить ей и не требовалось, поскольку Эван, откинувшись на спинку стула, продолжал:

– Мне тогда было шестнадцать, и предполагалось, что я одержим единственным желанием – залезть девчонке в трусы, а не думать про ее волосы. В школе, до Ким Росси, я встречался с Джули… не помню фамилию.

– Борковски, – не задумываясь, подсказала Пенелопа.

Он кивнул.

– Да, точно. Так вот, ее волосы походили на солому, но зато у нее была потрясающая грудь, и все парни ее хотели.

– Да-да, помню, – сказала Пенелопа.

Эван же сделал еще глоток, после чего вновь заговорил:

– Я пытался о тебе не думать, но ничего не мог с собой поделать. Стоило мне прикоснуться к волосам Джули – и я уже представлял, какими будут на ощупь твои. В общем, я порвал с ней на вторую неделю учебы.

Пенелопа судорожно сглотнула.

– Я не знала… – пробормотала она.

Тут Эван ей улыбнулся, и эта его улыбка очень напомнила те прежние… Сердце Пенелопы болезненно сжалось, а Эван вдруг спросил:

– Как думаешь, почему я все время дергал тебя за хвост?

– Чтобы позлить меня? – Она совсем об этом забыла…

– Нет-нет. – Он рассмеялся. – Просто мне очень нравилось прикасаться к твоим волосам. Неужели ты никогда не замечала, что я из-за них с ума сходил? О господи, Пенни, неужели не замечала?..

– Не знаю… – пробормотала она. Теперь-то Пенелопа вспомнила, что он действительно играл с ее волосами, но она тогда не придавала этому особого значения, хотя такая «игра» ей ужасно нравилась.

Тихонько вздохнув, Пенелопа сказала:

– Я думала, ты делаешь это машинально.

– А почему ты так думала? – Сейчас требовалось устранить все имевшиеся между ними недоразумения, пусть даже это причинит Пенелопе боль.

Она пожала плечами и тихо, почти шепотом, ответила:

– Потому что это не казалось намеренным с твоей стороны. Ведь в такие моменты мы внимательно смотрели какое-нибудь шоу или кино. Я считала, что ты даже не замечаешь, что делаешь. – Она покусала губу. – И мне тогда казалось, что тебе совершенно неинтересно прикасаться ко мне… и по-другому.

– Знаешь, Пенелопа… – Эван посмотрел ей прямо в глаза. – Поверь, тогда, в том подвале, я мог думать только об одном – как бы прикоснуться к тебе. Ты была такая… правильная и невинная. Поэтому я и не хотел лишать тебя девственности, поэтому и гладил по волосам, не решаясь на большее…

– Но я не знала. Я была ребенком и не имела никакого опыта с мальчиками.

Воцарилось тягостное молчание. Но они по-прежнему смотрели друг другу в глаза.

Наконец Эван вздохнул и проговорил:

– Но в конце концов я сломался, не выдержал.

И тут она увидела это – чувство вины в его зеленых глазах. Да-да, он действительно считал, что не должен был трогать ее. А ведь она даже не подозревала…

Судорожно сглотнув, Пенелопа проговорила:

– Я не жалею, что это все-таки произошло.

Его взгляд дрогнул.

– Не жалеешь? – переспросил он.

Она тотчас же покачала головой.

– Ни капли.

– Но почему?

Потому что она любила его. Да, она отдалась парню, которого любила. Признаться в этом Пенелопа не могла, зато могла сказать другую правду.

– Потому что мне повезло.

– Как так?.. – Эван взглянул на нее с удивлением.

Она облизнула губы и нахмурилась.

– Я никогда никому про нас с тобой не рассказывала, но слышала рассказы других девочек, и их опыт был ужасен. Их грубо лапали. А эти ужасные слюнявые поцелуи… Они говорили об этом, гадая, где же обещанное наслаждение. И мне всегда было их очень жалко. А ты… Ты оказался совсем другим.

– Только с тобой. – Он понизил голос до шепота. – Хотя мне помнится, что и с тобой не обходилось без грубости и слюнявости.

– Да, наверное. Но все же… – Картинки из прошлого заполнили ее сознание. Господи, она ни с кем больше не чувствовала себя так, как с ним. Впоследствии, встречаясь с мужчинами, она всегда окружала себя стеной сдержанности, и никому из них так и не удалось ее проломить. Да она этого и не хотела. Потому что ее сердце принадлежало Эвану.

Его пальцы, побелев, сжали стакан. И Пенелопа поняла, что он вспоминал что-то, принадлежавшее только им двоим. А у них были тысячи таких воспоминаний…

Тут Эван откашлялся и пробормотал:

– Даже как-то глупо… Я думал, что сохраняю твою девственность.

Пенелопа невольно улыбнулась. А ведь ее девственность в тот период оставалась простой формальностью, потому что, Господь свидетель, все остальное они делали.

– Что ж, мы были подростками и особой логикой не обладали, – заметила она.

– Я рад, что ты так считаешь.

И снова воцарилось молчание. Похоже, ни одному из них не хотелось затрагивать тот, последний раз… И Пенелопу это вполне устраивало. Ведь тот раз ничего не менял. Ее привязывали к нему, заставляли желать его воспоминания более ранние.

– Пенелопа…

– Да, слушаю.

– Пен, я всегда хотел только тебя – даже в самые ужасные минуты, понимаешь?

Она ответила не сразу. Наконец тихо сказала:

– Мы не сможем вернуться в прошлое, Эван.

– Я знаю, – кивнул он.

Она беспомощно развела руками и так же тихо спросила:

– В таком случае… зачем же мы об этом говорим?

– Не знаю. Но я остановиться не могу. А ты? – Она промолчала, и он, взяв ее за руку, добавил: – Давай не будем торопиться и посмотрим, что у нас получится.

Их пальцы переплелись, и Пенелопа тихонько вздохнула, на мгновение прикрыв глаза. Она всегда любила руки Эвана, а теперь, с возрастом, они стали еще более сильными и умелыми. Она понятия не имела, к чему все шло, и не сомневалась, что совершала глупость. Но в данный момент ей было все равно. Следовало хоть как-то все завершить, внести какую-то определенность в их отношения.

Едва заметно кивнув, она сказала:

– Да, хорошо.

Ему ужасно хотелось к ней прикоснуться. Она сейчас стояла, прислонившись к своей входной двери, чуть приоткрыв губы. Плащ ее был расстегнут, и платье, сводившее его с ума весь этот вечер, облегало ее стройную фигурку. Но ведь если он сейчас к ней прикоснется…

Господи, тогда он уже не сможет остановиться. И, возможно, все испортит.

А она пристально смотрела на него своими огромными голубыми глазами. Точно так же Пенелопа смотрела на него когда-то там, в подвале. С такой же мольбой во взгляде. И сейчас она обладала над ним той же властью, что и тогда.

Эван с силой сжал кулаки, борясь с желанием потянуться к ней.

– Кажется, мы справились, – сказал он.

– Да, справились, – ответила она.

– Придешь завтра вечером к Шейну?

Пенелопа молча кивнула и, взглянув на его губы, чуть подалась в его сторону.

«Уходи, – приказал себе Эван. – Иначе сломаешься».

– Иди в дом, Пенелопа, – проговорил он.

– Хорошо, – кивнула она.

Но оба по-прежнему стояли у двери.

– Пенелопа, в дом… – прохрипел он.

– Да, сейчас. – Она нащупала дверную ручку.

Проклятье, он должен к ней прикоснуться! Хотя бы раз. Невинно. Шагнув к Пенелопе, он обнял ее и запустил пальцы ей в волосы.

Ее зрачки расширились, и она воскликнула:

– Эван!..

О господи, сейчас ему хотелось только одного – ощутить под собой ее вес. Но он должен сдержаться. Должен сдержаться во что бы то ни стало. Да, хотя бы на этот раз он поступит так, как следует.

– Увидимся завтра вечером, Пен.

Она кивнула, но он заметил растерянность, промелькнувшую в ее глазах. Заставив себя оторваться от нее, он прошептал:

– Спокойной ночи, Пенелопа.

Она нахмурилась и, резко повернувшись, молча скрылась в доме. Дверь за ней тотчас же закрылась. Эван же провел ладонью по волосам и направился к своей машине, стараясь не думать о том, что, возможно, ждало бы его за этой дверью.