Эван выбросил мешок с мусором в один из мусорных контейнеров, стоявших в переулке, радуясь возможности хотя бы на несколько минут сбежать от «духовного единения». Он, конечно же, любил свою семью, но без футбола, забиравшего у него столько времени, остался без буфера. Теперь ему некуда было скрыться, когда родные начинали на него наседать. Впрочем, он всегда был в семье аутсайдером. После окончания колледжа Эван гораздо больше времени проводил вдали от родственников, а в семье он был гостем. И вот теперь, годы спустя, расплачивался за это. Ох, как же они его утомляли!.. А сейчас все они ужасно беспокоились за Пенелопу. И пытались доказать ему, что он ее не достоин. Но он-то докажет им обратное – это всего лишь вопрос времени.

Вечер проходил очень даже неплохо, Эван не мог дождаться его завершения. Уже хотя бы потому, что им с Пенелопой приходилось держаться на разумном расстоянии друг от друга. Ему ужасно хотелось постоянно прикасаться к ней, хотелось, чтобы у них с Пенелопой все было так же, как у его братьев с их лучшими половинами. Однако он понимал, что и на это потребуется время. Ну, а сейчас… Раз уж Пенелопа на публике предпочитала сдержанность, он не хотел лишать ее этого «удовольствия».

Эван быстро прошел по узкой дорожке мимо гаража, но тут же замедлил шаг, заметив на нижней ступени террасы Шейна со скрещенными на груди руками и суровым взглядом.

От тяжело вздохнул. Час расплаты настал.

А Шейн, прислонившись к перилам, проговорил:

– Меня просили разобраться с тобой спокойно.

– И как ты к этой просьбе отнесся?

– Не особенно хорошо.

Эван решил перейти в наступление.

– А нельзя ли нам разобраться как братьям, а не так, будто ты – мой суррогатный отец?

На щеке Шейна дернулся мускул.

– Не уверен, что понимаю разницу.

Эван снова вздохнул. Да, разумеется. В том-то и проблема. Это всегда было проблемой у них с Шейном. Брат давно уже привык к роли, которую взял на себя, когда он, Эван, был еще совсем юным.

– Она мне небезразлична, ты это понимаешь?

– Да, представь себе. Все именно так.

– А может быть, ты просто хочешь потешить свое эго?

Эван с трудом сдержал охвативший его гнев. И ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы спокойно ответить:

– Я мог бы потешить свое эго при помощи множества других женщин.

– Вот именно. Так почему бы тебе не трахнуть какую-нибудь другую женщину – ту, которая для нас ничего не значит?

Эван невольно сжал кулаки.

– Потому что Пенелопа – незаменима.

– Не болтай глупости. Она вообще не твой тип. Она ведь не модель… И извини, у нее гораздо больше извилин, чем у твоих девиц. Вы с ней – не пара.

Эван хотел возразить, но вовремя передумал. Он прекрасно знал, что Шейна не переубедить – слишком уж упрямым был его старший брат.

Поднявшись вверх по ступенькам, Эван сквозь зубы процедил:

– Я не обязан перед тобой оправдываться.

– А я считаю, что обязан. Пенелопа мне как сестра, – заявил Шейн. – К тому же – она еще и самый мой ценный сотрудник. Что будет, когда все пойдет наперекосяк?

– Ничего наперекосяк не пойдет.

Шейн поморщился.

– Пожалуйста, будь реалистом. Ты когда-нибудь оставался с женщиной дольше, чем на месяц? Что с ней будет, когда она тебе надоест и ты умчишься… прыгать с моста или что-нибудь в этом роде?

– Она мне не надоест.

Шейн пристально посмотрел на брата.

– Ты что, действительно думаешь, что у вас есть общее будущее? Да ты вообще знаешь, что такое ответственность и обязательства? Ты же совсем не такой. Ей нужен мужчина, который будет относиться к ней так, как она заслуживает.

Эван почувствовал, как на него снова накатила волна гнева, грозившая захлестнуть целиком. Но какой смысл злиться? Ведь это ничего сейчас не изменит. Более того, если он не сдержится, то лишь окончательно убедит Шейна в своей необузданности и импульсивности. Нет уж, он не будет заглатывать наживку.

Эван прошел мимо брата и сказал:

– Все, разговор окончен.

Шейн схватил его за руку.

– Я не позволю тебе ее обидеть! Не знаю, что ты с ней сделал, но Пенелопа не такая, как ты. И она не привыкла к твоим играм. Она добрая и порядочная, а ты разобьешь ей сердце, которое мне придется собирать по кусочкам.

– Иди к черту, Шейн. – Эван освободил руку. – Ты ничего не знаешь ни о ней, ни обо мне – вообще ни о чем.

– Нет, ошибаешься. Я прекрасно все знаю. Пока ты играл в футбол, я ежедневно трудился с ней бок о бок. Ты с ней толком и не знаком. И я не позволю тебе использовать Пенелопу в качестве игрушки. Ведь потом, через некоторое время, ты просто отшвырнешь ее за ненадобностью.

И снова Эвана захлестнула ярость – так что перед глазами все поплыло. Резко развернувшись к брату, он процедил:

– Ты уже все продумал, верно? Но скажи, что именно ты про нас знаешь? А впрочем… Думай обо мне что угодно, только не нужно недооценивать Пенелопу, понял?

Шейн взглянул на него с удивлением. Казалось, он собирался что-то сказать, но Эван уже отвернулся от него, вошел в дом – и замер, увидев стоявших в кухне Пенелопу и Сесили. Секундой позже туда же вошел Шейн и тоже замер.

Какое-то время все четверо поглядывали друг на друга… и молчали. Наконец Сесили посмотрела на мужа и со вздохом проговорила:

– Ты все-таки не можешь не совать нос в чужие дела, верно?

А лицо Пенелопы казалось абсолютно непроницаемым.

Шейн нахмурился и проворчал:

– Но вы же все понимаете, что такого не должно было случиться.

Все промолчали. И все смотрели на Шейна с осуждением. Не выдержав, он закричал:

– Но ведь кто-то же должен был сказать правду!

Сесили сокрушенно покачала головой:

– О, Шейн, ты ничего не понял…

Тут Пенелопа повернулась к Эвану и тихо сказала:

– Думаю, нам пора уходить. – Было очевидно, что она очень расстроилась.

Эван сжал ее локоть и так же тихо ответил:

– Да, хорошо.

И тут Пенелопа пристально посмотрела на Шейна – в ее голубых глазах сверкнул гнев – и отчетливо проговорила:

– Мне еще предстоит закончить презентацию в «Пауэр Поинт» – о том, как использовать трехопорную систему, чтобы кое-что исправить.

Шейн шагнул к ней и в растерянности пробормотал:

– Но Пен, я ведь…

Она вскинула руку, как бы останавливая его.

– Мне кажется, ты уже наговорил более чем достаточно.

Сесили с беспокойством посмотрела на Пенелопу.

– Пен, извини…

– Почему ты извиняешься? – проворчал Шейн, взглянув на жену.

Сесили пожала плечами.

– Но ведь хоть кто-то из нас должен извиниться. А теперь… Шейн, будь так добр, заткнись, пока окончательно все не испортил.

– Я ничего не порчу, я ее защищаю! – заорал Шейн.

И тут Эван не выдержал. Шагнув к брату, он с силой толкнул его в плечо и проговорил:

– Пенелопа – это больше не твоя забота, понял?

– Ты о себе не можешь позаботиться, – продолжал Шейн. – Так как же, черт тебя побери, ты намерен заботиться о ней?

Сесили прикрыла глаза и помассировала пальцами виски. А все те, кто сидел в гостиной, заполнили кухню; было очевидно, что Эван с Шейном вот-вот подерутся.

Эван понимал, что ему, наверное, следовало бы остановиться, взять себя в руки. Ведь в глубине души он знал, что Шейн отчасти прав. И действительно, он не смог уберечь Пенелопу даже от беременности… Но Эван уже спустил с поводка свой гнев, свою бессильную ярость – и не смог остановиться.

– Ни черта ты не знаешь! – заорал он.

– Нет, знаю! И я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как ты делаешь ее несчастной! – прокричал в ответ Шейн.

– Мальчики, довольно! – громко крикнула мать.

Но они уже никого не слышали.

– Кто-то должен за ней присматривать, и этот человек я! – бушевал Шейн.

– Пенелопа – моя, поэтому отвали! – в ярости заорал Эван.

Он снова толкнул Шейна в плечо, и тот толкнул его в ответ. В глубине сознания Эван понимал, что это – наихудший способ решить проблему, но остановиться уже не мог. И опять толкнул Шейна. А брат ударил его в грудь и заявил:

– Я отвалю, когда ты начнешь вставать с постели раньше полудня!

Эван стиснул зубы. Они стояли лицом к лицу и оба тяжело дышали, готовые перейти к настоящей драке. Дожидаясь того последнего резкого движения, после которого разверзнется преисподняя, Эван заорал:

– Ты сейчас в восторге, правда?! Ведь моя карьера закончилась, и теперь ты можешь мной помыкать!

Мать хлопнула в ладоши и крикнула:

– Мальчики, прекратите немедленно!

– Перестаньте! – с мольбой в голосе воскликнула Мадди. – Джеймс, сделай же что-нибудь!

– Я буду в восторге, когда ты возьмешь себя в руки и оставишь в покое Пенелопу! – Шейн вновь толкнул брата.

И тут все поплыло у Эвана перед глазами. Сжав кулак, он размахнулся, – в тот же миг кто-то перехватил его руку. Резко развернувшись, он увидел Джеймса, пристально смотревшего на него.

– Отпусти, Джимми, – буркнул Эван.

– Все, хватит. – Джеймс отпустил его, но тут же стал между ним и Шейном, положив ладони на плечи обоим. – Если хочешь ударить его, придется сначала справиться со мной. И не забывайте: несмотря ни на что, вы – все еще братья.

Эван с Шейном гневно сверкали глазами друг на друга, а Джеймс тем временем продолжал:

– Эван, ты должен понять, что в твоем прошлом хватает некрасивых историй с женщинами, а Пенелопа очень дорога Шейну.

– Пенелопа – совсем другое, – пробормотал Эван, немного успокаиваясь.

Джеймс повернулся к Шейну.

– А тебе пора перестать относиться к нему как к позору семьи.

Лицо Шейна вытянулось, а плечи поникли.

– Я вовсе не это имел в виду, – пробурчал он.

Джеймс кивнул.

– Вот и хорошо. Следовательно, вы двое никогда не имеете в виду и половины того, что говорите друг другу. Я понимаю, вы оба расстроены. Но успокойтесь и подумайте о том, что я вам сказал. Нам пора уже все утрясти. Ведь все мы – одна семья.

– Я просто хочу для нее самого лучшего, – сказал Шейн.

– Я тоже, – заявил Эван. Когда же хоть кто-нибудь из них ему поверит?

Тетушка Кэти поцокала языком.

– Интересно, кто-нибудь из вас, болванов, сообразил, что девушка, из-за которой вы скандалите, давно ушла?

Эван осмотрелся и заорал:

– Да будь оно все проклято!

Ворвавшись в гостиную, он обнаружил, что там совсем никого не было – все столпились на кухне. Он взбежал по лестнице и стал заглядывать в спальни и ванные, но и там никого не оказалось. Сбежав вниз, Эван осмотрелся. Все стояли, вопросительно глядя на него. Но он, не сказав ни слова, вылетел из дома и посмотрел в обе стороны улицы.

Слишком поздно. Пенелопа исчезла.

Не выдержав, она сбежала – может, и детский поступок, но ее это не волновало. Ни капельки. Она вообще не любила быть в центре внимания, а сейчас… Ох, ведь ее так опозорили! Она ужасно злилась на Эвана из-за того, что он все это устроил.

Но еще сильнее она злилась на Шейна. Разве он не понимал, как ей было унизительно слышать его вопли о том, что она надоест Эвану? Получается, она не достаточно хороша для него – так, что ли?

Однако этот скандал высветил все то, что было неправильно в ее жизни. Впрочем, она и раньше об этом догадывалась, но сейчас… Да-да, скандал окончательно выявил все ее тайные страхи, которые она так усердно пыталась скрывать даже от самой себя. И дело не в том, что она не знала себе цену. Еще как знала! Она очень неглупая и способная. Успешная и состоявшаяся. Но она – не такая, как Эван. Она не яркая, не звезда, она не из тех, кто появляется на обложках журналов. Так может ли у них с Эваном состояться общее будущее? Ведь они с ним – совершенно разные…

Рано или поздно он должен понять, что ему будет лучше с кем-нибудь вроде него самого. И тогда он, конечно же, охладеет к ней.

Устроившись на диване, Пенелопа закуталась в плед и стала ждать. Эван за ней придет – в этом она нисколько не сомневалась. Когда она сбежала, ей повезло. Она прошла по оживленной улице всего два квартала и почти сразу же поймала такси. Но Эван вряд ли намного отстал.

А пока она просто будет лежать и вспоминать свое публичное унижение.

Когда в дверь позвонили, Пенелопа подумала: «А может, не открывать?» Но какой смысл? Она встала и отперла дверь. И в ту же секунду Эван ворвался внутрь и в гневе закричал:

– Пен, какого черта?!

Пенелопа уставилась на него в изумлении. Она-то ожидала, что Эван начнет сокрушаться, даже просить прощения, но он просто с ума сошел, по-настоящему обезумел.

Она пожала плечами и с невозмутимым видом спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Почему ты ушла?

Пенелопа скрестила на груди руки.

– А что, разве не ясно?

– Нет! – Он ткнул в нее пальцем. – Я хотел представить наш объединенный фронт, а ты сбежала, бросив меня одного!

Отстранив его руку, Пенелопа сказала:

– Эван, перестань. Та ваша семейная сцена никак не связана со мной. У вас с Шейном – свои собственные отношения, а я – всего лишь повод.

Он решительно покачал головой.

– Глупости! А спорил я с ним только из-за тебя и ради тебя.

– Ничего подобного. Ты делал это ради себя.

– Да как ты можешь такое говорить?! – заорал Эван.

Пенелопа невольно вздохнула. Теперь ясно обозначились причины, по которым им придется расстаться. И гнев сразу же исчез, осталась только грусть.

Посмотрев на свои модные массивные часы, Пенелопа сказала:

– Ты пришел через пятнадцать минут после меня, Эван. Позволь спросить, сколько времени тебе понадобилось, чтобы заметить мой уход?

– Пен, прости. – Плечи его поникли. – Я не очень-то хорошо… в подобных делах.

– В подобных делах? – мягко переспросила Пенелопа, ничем не выдававшая бушевавших чувств. – Прошло всего четырнадцать часов – и все уже превратилось в катастрофу…

– Мы просто привыкаем друг к другу.

Пенелопа снова вздохнула. Какой в этом смысл? Ведь Шейн был прав. Они с Эваном не предназначены друг для друга. И у них никогда ничего не получится. Так зачем же избегать неизбежного?..

Собравшись с духом, Пенелопа тихо проговорила:

– Вот мы и подошли к пониманию того, что нас связывает только секс.

Его зеленые глаза сделались ледяными, жесткими. Пристально глядя на нее, он спросил:

– Одна небольшая заминка – и ты готова признать поражение?

Пенелопа отвела взгляд и задержала дыхание, надеясь, что сейчас он просто уйдет. Воцарилось тягостное молчание, и напряжение, казалось, заполнило все пространство между ними.

Вот так у них всегда и было… невзирая на страсть, они просто не могут существовать вместе. Несколько часов счастья сменялись сердечной болью. Всегда одно и то же. Пенелопа уставилась на фотографию, которую повесила в холле – она, Мадди и Софи на вечеринке. Все юные и счастливые. Она по-прежнему молчала, дожидаясь, когда Эван уйдет – ей ужасно хотелось остаться, наконец, в одиночестве.

– Нет. – Он решительно покачал головой.

Пенелопа взглянула на него с недоумением.

– Ты о чем?..

Эван снова покачал головой.

– Нет, я на это не куплюсь.

– Понятия не имею, о чем ты… – пробормотала она в растерянности и инстинктивно сделала шаг назад, прижавшись спиной к стене.

Эван тотчас шагнул к ней и, схватив ее за руки, поднял их у нее над головой. Прижавшись к ней, проговорил:

– Имей в виду, Пен, я не позволю тебе оттолкнуть меня. Ты очень хорошо умеешь заговаривать зубы, но на этот раз у тебя ничего не выйдет. Я тебя раскусил.

Она на несколько мгновений лишилась дара речи. Наконец с усилием проговорила:

– Просто я поступаю разумно, вот и все.

Он чуть ли не вплотную приблизил к ней лицо и, глядя ей прямо в глаза, прошептал:

– Думаешь, я не знаю, что своими словами Шейн нажал на все нужные тебе кнопки? Он озвучил все твои страхи, верно? В глубине души ты, как и он, уверена, что я тебя брошу, ведь так?

Сердце ее заколотилось, прямо в ребра – на Пенелопу накатила волна паники. Слова Эвана ошеломили ее и заставили посмотреть правде в лицо. Да, именно так она и думала. Она по-прежнему была влюблена в него и ужасно боялась, что он снова бросит ее. Поэтому и старалась принять решение за него. Но он, оказывается, не желал играть предназначенную ему роль.

Горло у нее перехватило, и она с трудом прохрипела:

– Отпусти меня…

– Нет. – Он покачал головой. – Я тебя не отпущу.

– Эван, пожалуйста… – пролепетала она с мольбой в голосе.

Он еще крепче сжал ее запястья.

– Когда-то, очень давно, я обидел тебя, причем – чрезвычайно жестоко. Но тогда, Пен, я был глупым юнцом с мозгами набекрень. У меня только что умер отец, сестра лежала в коме, и я, окончательно запутавшись, решил, что поступаю по отношению к тебе правильно. Но это – не оправдание, всего лишь объяснение.

– Я тебя и не виню. – Господи, единственное, чего она хотела, – так это избавиться от него. Чтобы успокоиться и собраться с мыслями. И чтобы забыть обо всем этом.

– Нет, винишь. Еще как винишь. И правильно делаешь. Но я никуда не уйду, ясно?

В глазах Пенелопы закипели слезы, и она, как ни старалась, не смогла их сдержать.

– Уйдешь, Эван.

– Нет, ошибаешься. Я знаю, что сейчас ты мне не веришь, но в конце концов поверишь, вот так-то. И ты не сможешь меня оттолкнуть. – Он большим пальцем смахнул слезы с ее щек. – А то, что происходит между нами, – это гораздо больше, чем просто секс.

Пенелопа задрожала. Она ужасно хотела его… и боялась. Ведь он мог ее уничтожить. И тогда она потеряет уважение всех его родственников. Конечно, они будут смотреть на нее с жалостью и опускать глаза. А за спиной будут шептаться, – мол, они знали, но она не захотела их слушать. И их отношение к ней навсегда изменится.

Тут Эван наклонился и прикоснулся губами к ее губам.

– Однажды ты мне доверишься, Пен. Поверишь в меня. А все, что я могу сейчас, – это ежедневно доказывать тебе, что ради нашего общего будущего стоит держаться до конца.

Он еще раз прикоснулся к ее губам. И Пенелопа ответила на его поцелуй – ответила с отчаянием и страстью, которую до того сдерживала из последних сил.

Но Эван чуть отстранился и помотал головой.

– Нет, не целуй меня так.

– Как именно? – прошептала она.

– Ты целуешь меня так, как будто думаешь, что это – в последний раз. – Он нежно прикоснулся к ее губам. – Но это – не последний раз, Пенелопа.

– Да, хорошо, – кивнула она. Сегодня, если он так и не уйдет, у нее не хватит сил выставить его. Она прислонилась головой к стене и вскинула подбородок – как бы подставляя губы для поцелуя.

– Я чертовски тебя хочу, – пробормотал Эван.

– А я – тебя, – ответила она шепотом и прикрыла глаза.

– Пойдем посмотрим телевизор, – сказал он неожиданно.

Глаза ее распахнулись.

– Телевизор? – пробормотала она в растерянности.

Он утвердительно кивнул.

– Да, какое-нибудь шоу. Чтобы я мог хорошенько посмеяться.

– Но как же… – Она взглянула в сторону лестницы, ведущей в спальню.

– Позже. – Он снова провел губами по ее губам. – А сейчас я докажу тебе, что дело не только в сексе.

Лежа рядом с Пенелопой на диване, Эван положил ладонь ей на живот. Глаза ее были закрыты, темные волосы разметались, а грудь мерно поднималась и опускалась. Где-то во время третьего эпизода «Первородных» (сериал оказался ужасно пошлым и манерным – как он и предполагал) Пенелопа задремала, и Эван довольствовался тем, что смотрел, как она спала.

Черт возьми, никто из них ему не верил! Все думали, что Пенелопа ему надоест. И, как это ни печально, он не мог их за это винить. Не мог винить сестру и Шейна. И, уж конечно, не мог винить Пенелопу. Ведь они прекрасно знали, как он вел себя все эти годы…

Он снова взглянул на Пенелопу. Во сне она утратила выражение решительной деловой женщины – выглядела уязвимой и хрупкой. Собственно, такой она и была в глубине души, куда никто из ее коллег и знакомых не заглядывал.

И ее уязвимость – его вина. Но как он мог знать тогда, давным-давно, что его жестокие слова, сказанные с целью развести их в разные стороны, будут иметь такой длительный эффект, что будут преследовать его все эти годы?

Но как же ей доказать?.. Как убедить в том, что зацепился за нее сейчас вовсе не потому, что она подвернулась под руку? Что, кроме времени, может ему помочь?

Эван тяжело вздохнул. Наверное следовало начать с того, что… Черт побери, ведь он действительно что-то должен сделать со своей жизнью. Потому что все они правы. Пусть он богат – но у него нет цели. А ему надо чем-то заняться, не бездельничать же всю оставшуюся жизнь…

И ведь он прекрасно знал, чем должен заняться. Совершенно очевидно, что он не испытывал ни малейшего интереса к работе моделью и к рекламным роликам. Не хотел заниматься и радиовещанием. Не мог даже подумать о том, чтобы целыми днями сидеть за письменным столом. Он знал и любил лишь то, в чем по-настоящему был хорош. И Пенелопа правильно сказала про него и тех мальчишек в лагере. Ему это дело очень нравилось, и он с ним отлично справлялся. Когда-то он планировал стать тренером в будущем, когда дни игры закончатся. И вот это время пришло. Пришло раньше, чем он предполагал, и ему до сих пор ужасно не хватало футбола. Так почему бы не заняться этим сейчас? Ведь из-за травмы случилось так, что для него будущее уже наступило…

И было ясно: его останавливало только самомнение и нежелание видеть самого себя кем-то другим, а не футболистом. Но об этом следовало забыть. И поэтому завтра утром он прежде всего сделает несколько звонков.

Играть он больше не может, но игру-то любит по-прежнему, не так ли? И не нужно от нее отказываться, нужно всего лишь… взглянуть на нее по-другому. Он ни разу не выигрывал Суперкубок как футболист, но, может быть, в один прекрасный день выиграет его в качестве тренера.

Нельзя цепляться за утраченную карьеру, за все то, чего он так и не достиг, но был вынужден оставить. Цели нельзя считать недостигнутыми – они просто изменились. У него было чудесное время, а теперь нужно смириться с тем, что оно прошло.

Настало время стать тем человеком, которым гордился бы его отец. А Пенелопа… Когда-нибудь она в него поверит.