Как Сесили ни не хотелось обедать вместе со всеми, но удобного предлога, чтобы увильнуть, она не придумала. Кроме того, ей претила мысль, что Шейн может подумать, что она его боится.

Он был мужчиной и только.

Мужчиной, который сумел смутить ее, который заставил ее спросить себя: «Кто же ты, Сесили Райли, чего ты хочешь?»

Сесили взглянула на себя в зеркало. Она надела джинсы, чтобы не очень выделяться на общем фоне. Ее белый топ с вырезом в виде буквы «V» выглядел незамысловато и непритязательно. Прическа «конский хвост» и легкий, незаметный макияж довершали ее скромный образ.

Тем не менее ее облик ей почему-то не нравился. Что-то было не так, но что?

Она причесалась по-другому, изменила макияж, оделась еще тщательнее – опять не то. Чем больше она старалась, тем больше, как ей казалось, утрачивала тот налет отчужденности, который помогал ей легко и непринужденно дистанцироваться от всех несколько дней тому назад.

Сесили разгладила складочку на животе – съеденные за последние дни кексы и прочие виды выпечки сказались на ее фигуре. Она пополнела. Так называемые эксперты и диетологи сказали бы, что сладкое портит ее фигуру, но заставить ее в это поверить, как раньше, они не смогли бы. Вид у Сесили был свежий, бодрый, и он ей нравился, одним словом, такой она давно себя не видела.

К сожалению, изменения в ее облике теперь мешали ей выступать в привычной для нее роли Снежной Королевы.

Сесили тяжело вздохнула. Надо было поторапливаться, если она еще немного провозится возле зеркала, то неприлично опоздает к обеду, что поставит и ее, и остальных в неловкое положение.

Она положила щетку для волос на столик, провела по губам светло-розовой гигиенической помадой и направилась вниз.

Она все равно опоздала.

Когда она вошла, все, кто сидел за столом, в том числе и Шейн, как по команде повернули головы в ее сторону.

Их взгляды встретились.

Она замерла – кроме них двоих, как ей показалось, в целом мире больше никого не было. Но это ощущение длилось лишь один миг.

Его глаза светились необычайно мягким светом. Сделав усилие, он потушил в них свет и уставился в свою тарелку.

Сесили поздоровалась со всеми, как обычно, с привычным для нее достоинством и грациозно опустилась на стул. Во всех ее движениях сквозила грация – она много лет занималась балетом.

Первой, кто с ней заговорила, была Мадди. Широко улыбнувшись, она сказала:

– Грейси говорит, ты настоящий подарок для нее.

– Я с огромным удовольствием помогала ей, – честно призналась Сесили, вспомнив чудесную, лимонного цвета кухню Грейси, где она смогла отвлечься от работы, от многочисленных голосовых и текстовых сообщений, которыми донимали ее даже здесь, на отдыхе.

– Грейси рассказала, как быстро ты научилась печь сдобные кексы. Она говорит, что у тебя это ловко получается.

Сесили тихо рассмеялась:

– Грейси добра и внимательна ко мне. А доброта, как говорят, творит чудеса, и я тут не исключение. Сегодня мы вместе с ней даже пекли печенье с шоколадной крошкой.

– В детстве вы с ней были друзьями не разлей вода, – весьма своевременно вставил Митч.

Сидевший рядом с ней Джеймс подал ей блюдо, на котором горой возвышались гамбургеры. Сперва от их вида Сесили пришла в ужас, но потом утешила себя мыслью о том, что сейчас у нее короткий отпуск, и небольшие поблажки вполне позволительны.

– Между нами как будто опять возродилась былая дружба, – согласилась Сесили.

– А теперь позволь мне в свою очередь принести тебе мои поздравления, – сказал Митч таким тоном, словно обращался к посторонней женщине на остановке общественного транспорта.

Вид у Шейна стал мрачным и недовольным, а лицо Шарлотты исказилось – казалось, еще немного и она разрыдается.

Сесили небрежно передернула плечами: говорить сейчас о ее надвигающейся свадьбе совершенно не хотелось, ей это было совсем неинтересно.

Митч посмотрел на нее как-то по-особенному, с любопытством и как бы изучающее, Сесили стало неловко и даже тревожно на душе от столь пронизывающего взгляда. Но тут же рассмеявшись про себя, она прогнала свои опасения прочь.

– Ты выглядишь намного лучше, чем в первый день после твоего приезда, – заметил Митч.

Все, кто сидел за столом, тут же уставились на нее.

Но Сесили, как ни в чем не бывало, развернула салфетку и, положив ее на колени, непринужденно обронила:

– До приезда сюда я не высыпалась.

– Ты так много работала? – Митч никак не унимался.

– Не слишком. – Она насторожилась, ей показалось, что брат пытается что-то нащупать.

– Давно ты разговаривала с нашим отцом?

Вопросам Митча казалось не будет конца.

– Митч, – воскликнула Шарлотта, сжимая руки в кулаки, – прекрати!

– Что тут такого? – выражение лица Митча стало твердым и холодным. – Неужели мне нельзя задать несколько вопросов?

Все сидящие за столом ощутили неловкость. Сесили закусила губу. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Шейна, ей захотелось взглянуть на него, и она не стала противиться своему желанию.

Шейн смотрел на нее упорным, изучающим взглядом, словно пытаясь понять что-то крайне важное для себя. Она встретила его взгляд уверенно и спокойно, не смущаясь и не опуская глаз.

– По правде говоря, давно.

– Что ж так? – Митч изобразил удивление.

Переведя взгляд с Шейна на брата, Сесили равнодушно и даже небрежно, копируя и слегка пародируя манеру брата, ответила:

– Просто я игнорирую его звонки. Вот так.

Челюсть у Митча отвисла от удивления, но затем он весело рассмеялся:

– Ах вот как! В таком случае добро пожаловать в наш клуб.

Что-то тяжелое, давящее, как груда камней, вдруг отвалилось от сердца, скатилось прочь, и ей стало легко-легко. Она подняла стакан вверх:

– Будем здоровы!

– Я что-то не вижу тут никакого повода для шуток, – суровым тоном произнесла Шарлотта.

– Мам, какие же тут шутки. Он задал вопрос, а я честно на него ответила, – быстро нашлась Сесили.

– Я не знала, что ты не разговариваешь с отцом. Ты мне ничего не говорила, – обиженно отозвалась Шарлотта.

Сесили отмахнулась, не желая обсуждать при всех их семейные отношения, но потом вдруг передумала:

– Больше никаких недомолвок между мной, тобой и Митчем. Я просто игнорирую его.

Сидевший рядом Джеймс вдруг рассмеялся, но тут же от брошенного в его сторону взгляда Мадди притворно закашлял, скрывая смех. Сесили с благодарностью посмотрела ему в лицо, к ее удивлению, он по-дружески подмигнул ей.

Митч медленно прожевал кусок гамбургера, проглотил его и только затем рассудительно заметил:

– Я полагал, мама, ты обрадуешься нашему с Сесили сближению.

Неужели то, что сейчас произошло, было, как признался Митч, сближением?

Шарлотта нахмурилась:

– А как же отец?

– Наконец-то хоть какая-то польза от тех гадостей, которые он наделал. А наделал он их немало, – поддержала брата Сесили.

– Сесили, выбирай выражения! – возмутилась Шарлотта.

Сесили выпрямилась:

– Прошу меня извинить, мама, но в каких выражениях, по твоему мнению, я должна была это высказать? В течение почти целого года я только тем и занималась, что подбирала выражения с единственной целью – создать благоприятное впечатление о нашей семье.

Митч звонко рассмеялся:

– Знаешь, а ты мне нравишься все больше и больше.

Мадди ласково похлопала Шарлотту по руке:

– Не надо так переживать. Я думаю, все образуется.

– Да, но к чему столько иронии, – продолжала возмущаться Шарлотта, хотя уже не столь сильно. Сесили стало немного обидно, способности Мадди примирять людей, ее благотворное воздействие были предметом ее зависти.

Указывая ножом на себя и на Сесили, Митч спросил Мадди:

– А нас почему не помирила?

Нет, все-таки между ней и ее братом было много общего.

Несколько раз кашлянув, Мадди заерзала на своем месте:

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Внезапно в душе Сесили шевельнулось странное желание, удивившее ее. Ей захотелось узнать ее будущую невестку поближе. Захотелось понять, кто она такая. Сесили уже ясно видела, что Мадди не только веселая и милая, бойкая и очаровательная девушка, она более глубокая натура, чем кажется на первый взгляд.

– Мадди, твоя свадьба совсем скоро, тебе не надо помочь?

Мадди просияла от радости, сразу превратившись из просто прелестной девушки в такую, от вида которой захватывало дыхание.

– Я была бы в восторге от этого.

– Отлично, – отозвалась Сесили, насыпая себе на тарелку попкорна. – Хотя в пятницу я буду занята. Мне надо съездить в Чикаго. Я должна быть на благотворительном вечере. Но в субботу я, конечно, вернусь.

– Постой, это случайно не благотворительный вечер в пользу детской больницы? – заинтересовалась Мадди.

– Да, – настороженно ответила Сесили, предчувствуя какой-то подвох. Каждый год она жертвовала больнице деньги, а также помогала организовывать благотворительные мероприятия. Теперь они вместе с Майлзом, в качестве жениха и невесты, намеревались посетить благотворительный вечер, рассчитывая тем самым вызвать у избирателей должное впечатление.

«Это ради предвыборной кампании», – в который раз мысленно произнесла свое заклинание Сесили.

Она нахмурилась. Что-то в последнее время она не слишком часто думала о своей кампании. Ей вдруг припомнился странный вопрос, заданный матерью. В самом деле, почему ей так хочется баллотироваться в конгресс? Но она отбросила прочь неудобный вопрос. Сейчас она отдыхает, вот в голову и лезет всякая чушь. Ничего, отдыхать ей осталось недолго, хочешь, не хочешь, а вскоре придется впрячься в тяжелую изматывающую предвыборную гонку.

Примерно так звучало оправдание, которое она придумала для себя сегодня.

– Шейн, – окликнула брата Мадди, тем самым нарушив ход мыслей Сесили. – Случайно это не тот самый благотворительный вечер, на котором ты намереваешься быть?

– Да, – бросил он к немалому удивлению Сесили.

В тот же миг ее охватил неожиданный и совершенно неуместный приступ радости. Однако все выглядело скверно и ужасно. Она ведь будет там вместе с Майлзом.

– Почему ты там будешь? – спросила Сесили, ее голос звучал как обычно ровно и спокойно.

– Я должен произнести речь, – в тон ей ответил Шейн.

Как же она забыла об этом?

– Ясно.

– А почему ты там будешь? – задал в свою очередь вопрос Шейн.

Было неловко назвать истинную причину, поэтому Сесили сказала полуправду:

– Я иногда принимаю участие в работе попечительского совета. И ежегодно участвую в благотворительных вечерах.

Довольная, улыбающаяся Мадди закачала головой и в такт этим движениям закачалась на стуле:

– Какое удачное совпадение! Теперь вы можете поехать в Чикаго вместе.

Сесили едва не поперхнулась попкорном:

– А зачем? Разве в этом есть необходимость?

Шейн молчал, смотря на нее своими зелеными глазами, которые светились как у хищника.

– Как зачем? – искренне удивилась Мадди. – Что за глупый вопрос? Вам нужно быть в одно и то же время в одном и том же месте, и обратно, как я понимаю, вы собираетесь вернуться в субботу. Так почему бы вам не поехать на одной машине? Так ведь удобнее и проще.

Удобнее и проще для нее было бы держаться от Шейна на расстоянии, а не ехать вместе с ним в одной машине, где им обоим будет почти невозможно сдержать свои чувства. Но говорить об этом было никак нельзя, поэтому лучше помалкивать.

Шейн тоже благоразумно хранил молчание.

Сдвинув брови, Сесили принялась лихорадочно искать выход из неловкого положения. Наконец ее осенило:

– В городе у меня еще есть кое-какие дела, так что машина мне понадобится.

– Никаких проблем. – Мадди небрежно махнула рукой. – Поедете на твоей. У Шейна в городе есть еще одна.

Митч усмехнулся – видимо, его забавляла та настойчивость, с которой его будущая жена воплощала в жизнь идею, сулившую кое для кого приятную неожиданность.

Сесили вопросительно посмотрела на Шейна. Почему он ничего не говорит, если не считать двух-трех оброненных им слов? Она слегка нагнула голову в сторону Мадди, давая ему понять: надо что-то предпринять, что-то возразить сестре и как-то выйти из неловкого, по ее мнению, положения.

Ответ Шейна сразил ее.

– Вполне разумное предложение.

– Значит, решено. Вы едете вместе. – Мадди буквально вспыхнула то ли от радости, то ли от удовольствия, хотя с точки зрения Сесили, радоваться тут было нечему.

Она пыталась что-то проворчать, возразить, но радостное возбуждение, охватившее ее, повернуло ход ее мыслей в совершенно другом направлении.

Сесили как бы невзначай посмотрела на Шейна. Какой он все-таки видный мужчина! Его спутанные белокурые волосы просто очаровательны, а какое у него чудесное тело! Воплощенный идеал женских мечтаний. Быть рядом с ним наедине в машине целых три часа – это просто безумие, если она согласится на эту поездку.

Ладно, она попозже поговорит с ним и под благовидным предлогом откажется.

Вдруг в холле зазвонил телефон, Мадди так и подскочила.

– Я возьму трубку.

Джеймс, улыбнувшись, обратился к Сесили:

– Почему бы не сделать доброе дело, ведь это нетрудно. Тем самым экономится бензин и сохраняется окружающая природа.

– Кругом одни зеленые, – сухо обронила Сесили. Немногословный, сдержанный – средний из братьев Донованов представлял для нее загадку. В кухню быстро вошла Мадди.

– Кто звонил? – спросил ее Митч.

– Грейси, – ответила Мадди, плюхаясь на стул. – Так вот, мальчики, сегодня вечером вам придется самим развлекать себя. Мы с Сесили уходим.

– Уходим? – удивилась Сесили. – Мы?

– Да. Повторю слова Грейси. Сесили обещала пойти в «Биг-Редс» и там напиться с нами.

– Это не точная цитата. Я сказала несколько иначе. – Сесили усмехнулась.

Мадди звонко рассмеялась:

– Да не все ли равно? Главное, мы выходим через полчаса.

Часа три спустя трое братьев – Шейн, Митч и Джеймс – сидели возле домашнего кинотеатра, смотрели бейсбол, потягивая пиво. Шейн, целиком погрузившись в мысли о Сесили, только делал вид, что следит за игрой.

Сэм был прав. С каждым днем, проведенным в Ривайвле, Сесили становилась все менее скованной и все более открытой, а ее поведение – все более естественным и свободным. За обедом она выглядела великолепно, даже несмотря на дурацкую прическу в виде конского хвоста.

Всякий раз, когда он смотрел на нее, ему становилось не по себе.

А как на ней сидела белая майка! Одно загляденье! Он покачал головой. Белая майка, если она не мокрая, смотрится скучно, но майка Сесили обтягивала все округлости ее фигуры, не скрывая ни одного изгиба.

Сексуальная ложбинка между ее грудей и завораживающая плавность ее движений настолько увлекли его, что ни о чем другом он больше не мог думать. Он погрузился в сладостное полузабытье, вспомнив о том, какой подарок сделала ему Мадди. Об этом он даже не смел мечтать: ехать вместе Сесили! Конечно, он ухватился за возможность обеими руками.

С точки зрения логики, это было ошибкой. Однако он чаще руководствовался не логикой, а инстинктом, последний никогда не подводил его, и сейчас – наперекор разуму и обстоятельствам – он поступал так, как подсказывал ему инстинкт.

Его тянуло к ней. Влечение плоти? Нет, не только. Сколько раз Шейн пытался убедить себя: брось ее, забудь о ней, – ничего не помогало.

За обедом вместо того, чтобы напоминать себе о ее свадьбе и ее уловках, он думал только о том, как она восхитительно целуется. Какой у нее завораживающий смех. С какой страстью она отдает всю себя его рукам.

Как она была хороша, когда прыгала вниз с дерева!

Какая искренняя, горячая воодушевленность!

Он погиб окончательно.

Фигура у нее потрясающая, без каких бы то ни было недостатков. А какими глазами она смотрит на него! Невероятно, сколько страсти и огня может гореть в ее серо-голубых глазах!

Их обоих связывала жгучая, едва осязаемая на ощупь увлеченность друг другом. Под конец обеда их обоюдная симпатия приобрела зримые признаки: у нее сквозь майку проступили затвердевшие соски, и она вертелась на стуле, как на раскаленной сковородке, а у него возбудился его дружок, с силой упершись о молнию джинсов.

Возбуждение было настолько сильным, что ему пришлось охлаждать себя, чтобы не броситься на нее при всех на кухне.

Шейн уже подумывал о том, а не зажать ли ее как-нибудь в углу, но его сумасбродным планам положила конец Грейси. После ее прихода девушки пошли переодеваться.

Когда Сесили сошла вниз с распущенным по плечам волосами, им овладел первобытный собственнический инстинкт, ему, как какому-то неандертальцу, ужасно не хотелось отпускать ее из дома.

Ее губы порнозвезды сложились в нахальную улыбку, и она вызывающе, как показалось его первобытному рассудку, взглянула на него перед тем, как выскочить из дома.

Шейн был потрясен до основания.

Она преобразилась буквально у него на глазах.

Громкие крики болельщиков из динамиков домашнего кинотеатра прервали ход его мыслей. Шейн встряхнул головой, словно выходя из транса:

– Что там?

Митч хмыкнул:

– «Кабз» пробили через все поле. Заработали очко.

– А-а, – равнодушно протянул Шейн и выпрямился, подавшись на диване чуть вперед.

Митч пристально посмотрел на него своим адвокатским взглядом.

– Что такое? – спросил его Шейн и тут же выругал себя за сорвавшийся с его языка вопрос.

– Что происходит между тобой и Сесили? Может, поделишься? – вопросом на вопрос ответил Митч.

Сидевший в кресле с книгой в руках Джеймс встрепенулся и с живостью обернулся в их сторону.

Шейн, искоса поглядывая на экран, буркнул:

– С чего ты взял? Ничего не происходит. Она выходит замуж.

Митч фыркнул:

– И из-за этого ты зол как черт.

– Я не зол. Просто странно, почему она раньше ни словом не обмолвилась об этом.

– Неужели я похож на идиота?

Джеймс закрыл книгу и сложил руки на груди:

– Какой знакомый диалог! Кажется, я его уже где-то слышал.

– А ты чего прицепился? – рявкнул Шейн. Он сразу понял, на что намекал Джеймс: совсем недавно примерно такой же диалог произошел между ним и Митчем насчет Мадди.

Митч усмехнулся, отпил пиво и продолжил:

– Все понятно, ты с ней не спишь.

– С чего ты это взял? – спросил Шейн и прикусил от досады язык. Ему следовало бы промолчать, так было бы лучше.

Митч пожал плечами:

– Если бы не спал, то так бы не злился.

– Ты такой напряженный, даже когда сидишь, никак не можешь расслабиться, – заметил Джеймс.

– Меня беспокоит мой бизнес. Сижу и размышляю о делах, что тут такого?

– А скрипеть зубами зачем? – съехидничал Джеймс.

Все плохое, что было в душе Шейна, зашевелилось и поднялось со дна. Митч был прав, он был чертовски зол и готов был выплеснуть свою злость на кого угодно, а Джеймс сам нарывался.

– Грейси сегодня необычайно хороша, она чем-то взволнована, ты не находишь?

– Как-то не заметил, – равнодушно обронил Джеймс, но по его деланому тону как раз было видно, как он «не заметил». Усмехнувшись, Джеймс повернулся к Митчу.

– То самое уже произошло бы между ними, если бы я случайно не помешал им.

– Я ведь тебя предупреждал, – зарычал Шейн.

Грозный тон брата ничуть не напугал Джеймса.

Шейн прищурился:

– Ладно. Зато в отличие от тебя я не бегаю до дури, чтобы подавить сексуальную неудовлетворенность.

– Я готовлюсь к марафону. – Джеймс сразу как-то сник.

Он нарушил неписаные правила, установленные братьями, и по справедливости, с точки зрения Шейна, его следовало наказать.

– Разумеется, вот поэтому всякий раз, как только здесь появляется Грейси, живое воплощение мужских ночных грез, ты с удвоенной энергией принимаешься бегать. Скажи, ведь ты проверил на личном опыте, неужели это помогает снять сексуальное напряжение? Если так, то я уверен, множество парней готовы отдать все что угодно, чтобы только узнать твой секрет.

– Грейси вольна делать все, что хочет. Она не в моем вкусе. – Голос Джеймса звучал ровно и спокойно, но костяшки на его сжатых пальцах побелели.

– Ах да, конечно, – фыркнул Шейн. – Твои вкусы мне хорошо известны. Оттого-то у тебя всегда такой убитый вид, не правда ли? Справиться с этим ты не в силах, как бы тебе этого ни хотелось.

Глаза Джеймса засверкали от злобы, он обратился к Митчу:

– Когда я вошел на кухню, она сидела почти раздетая на стойке, а Шейн ее лапал. И он и я мы оба видели твою сестру почти голой.

– Не хочу об этом ничего слышать, – твердо произнес Митч.

Шейн, весь красный от гнева, закричал:

– Ложь! Она не была голой! Джеймс врет! Он никак не мог видеть ее в таком виде.

Да, Шейн обнимал ее, видел многое, но далеко не всю ее. И теперь ему совсем не хотелось, чтобы все выглядело так откровенно, как представлялось со слов Джеймса.

– Хорошо, к чему так кипятиться? – Митч покачал головой. – Вы оба хороши.

Шейн и Джеймс обменялись долгими неприязненными взглядами, которые напомнили им давнее соперничество, тянувшееся еще со школьных времен. Они колебались, не зная, как быть – решать или не решать их спор с помощью силы. Но потом, видимо, вспомнив, что им обоим уже за тридцать, немного успокоились и снова уставились на экран, притворяясь, что смотрят бейсбольный матч.

Четверть часа прошла в полном тишине, прежде чем Митч ударил Шейна в плечо.

– Эй, – воскликнул Шейн, потирая ушибленное место. – За что?

– За то, что ты крутил любовь с моей сестрой.

– Я же попросил прощения. Мы поменялись с тобой местами, разве это не справедливо? Кроме того, не тебе судить меня, учитывая, что каждую ночь ты сам крутишь любовь с моей сестрой.

– Верно. – Митч поскреб щетину на подбородке. – Интересно, сколько мы тут еще будем торчать вместо того, чтобы поехать в бар и посмотреть, что они там делают?

Шейн живо вскочил с места, даже не пытаясь изобразить равнодушие:

– Поехали.

Митч и Шейн вопросительно посмотрели на Джеймса. Тот, мрачный как туча, отрицательно замотал головой.

– Не поеду.

Шейн указал большим пальцем на двери:

– Брось, все и так знают, что ты к ней неравнодушен. Идем.

Митч позвенел ключами от машины в кармане и вытащил всю связку:

– Пожалуй, не все. Одна только Грейси ни о чем не догадывается.

– Мне нет никакого дела до нее, – возразил Джеймс, вставая со стула.

– Конечно, нет, – согласился Шейн и дружелюбно хлопнул брата по плечу.

Неразделенная страсть – тяжкое бремя.