Рассудок был затуманен.

Не плотно, не легко, а именно в меру. Легкое, пушистое, белое облачко защищало ее сознание, заслоняя от мрачных, горьких переживаний. Благодаря напитку под названием «Охотничья бомба» Сесили забыла о грядущих выборах, и о своей предвыборной кампании, и о том, что ей почему-то все это стало безразлично. Забыла о предательстве отца и своей помолвке с нелюбимым человеком. Ей так легко и свободно сейчас, никаких забот, просто блаженство!

Ритмичная музыка кантри, подруги, пригласившие ее с собой, «Бомба» – вот и все, что нужно для счастья, больше ничего.

Удивительный все-таки напиток – «Охотничья бомба»!

Когда они пришли в бар, она по привычке заказала себе белое вино, но Мадди и Грейси убедили ее, что «Бомба» намного лучше. Пришлось уступить. Неизвестный напиток привел Сесили в восхищение. Он взбодрил ее, придал сил, раскрепостил. Теперь ей море по колено.

Она обхватила за плечи сидевших по бокам от нее Мадди и Грейси и привлекла к себе.

– Большое вам спасибо, девчонки! Мне никогда не было так весело, как здесь.

Грейси рассмеялась:

– Узнаю прежнюю Сисси. Как же я ее обожаю!

Мадди подняла вверх бокал:

– Я тоже так рада! Давно так не веселилась.

Софи тоже попыталась что-то сказать и чуть было не расплескала «Маргариту», так как в этот самый момент отпивала напиток из бокала.

Пенелопа – она добровольно согласилась привезти всех домой после окончания вечеринки – лишь покачала головой. Нелегко ей было быть совершенно трезвой среди разгулявшихся подруг.

Из динамиков раздавалась песня, от низких густых частот по коже Сесили пробегала дрожь. На танцпол начали выходить люди и выстраиваться в определенном порядке. Начинались танцы. Сесили пристально наблюдала за движениями танцующих.

– Как называется песня?

– Побереги лошадь или прокатись на ковбое, – объяснила Грейси.

– Смешное название. Мне нравится, – отозвалась Сесили.

– Пойдем танцевать. – Софи схватила ее за руку.

Изящная, прелестная малышка Софи выглядела настолько забавной, что Сесили, рассмеявшись, погладила ее по голове.

– Что я тебе – щенок? – обозлилась Софи, отталкивая ее от себя.

– Нет, ты просто пре-елесть, – протянула подвыпившая Сесили. Ее голос звучал по-особенному, он не походил на обычный.

Пенелопа поморщилась:

– Девчонки, не увлекайтесь.

– Я вам покажу прелесть. – Софи сжала руки в кулачки. – Я могу постоять за себя.

Мадди звонко чмокнула ее в щеку:

– Конечно, можешь.

Она подмигнула Сесили:

– Ты не представляешь, столько неприятностей она доставляла раньше.

Сесили не успела ответить, танцующие на площадке синхронно повернулись и хлопнули в ладоши, затем сделали два шага вперед и пристукнули каблуками о пол – танец заинтересовал ее. Боже, как давно она не танцевала! Многолетние занятия танцами отточили ее технику, более того, безжалостно работая над собой, она добилась той грации в движениях, без которой в танце нет души. Впрочем, Сесили танцевала изредка, как правило, красивый вальс на вечерах или приемах, вальсируя изящно и непринужденно по залу с каким-нибудь случайным партнером, незаметно направляя его за собой, потому что ее напарник не умел или даже не знал, что партнершу надо вести.

Но разве на таких танцах можно было оторваться по полной? Танцевать ради удовольствия, растворяясь в самом танце?

Танцующие опять сделали поворот и повторили те же самые движения.

Музыка кантри громыхала по-прежнему.

Сесили внимательно следила за движениями ног танцоров. В них не было ничего сложного. Все просто. Она тоже сможет так. Сесили залпом осушила бокал и со стуком поставила его на стойку бара.

– Пойдем танцевать.

Софи, Грейси и Сесили устремились на танцплощадку, Мадди осталась с Пенелопой, чтобы та не скучала в одиночестве.

Сердце Сесили билось вольно и свободно, в такт с музыкой, которая вместе с алкоголем ритмично пульсировала в ее крови. Сегодня у нее нет ни ответственности, ни обязанностей. Некому ее хвалить или осуждать. И угождать никому не надо.

Сегодня вечером можно все, можно быть самой собой.

Люди перед ними расступились, освобождая место, чтобы они могли встать в линию. Сесили еще раз внимательно взглянула на ноги ведущего танцора, запоминая движения. Четыре раза стукнула ногами о пол, чтобы запомнить основную фигуру танца, и еще два раза, чтобы уловить ритм песни, и затем начала.

Многие годы обучения окупились с лихвой, она вошла в танец так, как будто танцевала его с детства. Стоявшие рядом с ней Грейси и Софи сразу оступились, замялись на месте и, дружно рассмеявшись, продолжали танцевать, пропуская те или иные па. Вдруг Софи, схватив Сесили за руку, закричала, перекрывая шум в баре:

– Эй, почему у тебя все так хорошо получается?

Сесили расхохоталась.

– Двенадцать лет занятий балетом и пять лет бальных танцев.

Она повернулась вокруг своей оси, голова легко и приятно закружилась, а потом хлопнула в такт с другими танцующими.

Одна песня сменялась другой, менялся рисунок танца, но Сесили схватывала все на лету и через два-три па ловко подстраивалась под новую мелодию. Она отдалась музыке целиком, музыка переполняла ее, даря ей море счастья. Она даже забыла, что можно быть такой счастливой, беззаботной, раскованной.

Она разошлась вовсю. И танцевала, танцевала. Мокрая от пота. Смеющаяся.

Наконец она стала свободной.

Заиграла другая песня, медленная. Не успела она огорчиться такой перемене, как высокий парень с черным «стетсоном» на голове обхватил ее за талию, увлекая за собой.

Зазвучали четкие и быстрые звуки вальса. Парень в «стетсоне» умел танцевать вальс, и Сесили с наслаждением закружилась вокруг него так, как будто они были давними партнерами.

Из-под широких полей ковбойской шляпы на нее смотрело симпатичное загорелое лицо с ямочками на щеках и мужественным ртом. Нет, ее сердце не забилось быстрее, как при виде Шейна, но в его карих глазах светилось столько тепла и нежности, и глядели они так непривычно для нее – открыто и доверчиво. Его крепкие руки уверенно лежали на ее спине. Нисколько не робея и приятно улыбаясь, он сказал:

– Меня зовут Луи.

Сперва Сесили хотела промолчать, слишком он был шустрый, но потом передумала. Это же танец и ничего больше. Она успокоилась.

– Сесили.

Он склонился к ней так близко, что край его шляпы коснулся ее лба.

– Очень рад нашему знакомству. Ты ведь не местная, не так ли?

Она кивнула в знак согласия:

– Да, я из Чикаго.

Он еще крепче обхватил ее за талию:

– Да? Странно, ты танцуешь не так, как городские девушки.

Наверное, это прозвучало как самый приятный комплимент из всех комплиментов, услышанных ранее.

– Неужели? – Сесили кокетливо улыбнулась. – Спасибо.

– Убери руки от нее, – раздался сзади хорошо знакомый голос. – Живо.

Ее сердце внезапно подпрыгнуло и забилось быстро-быстро. Сесили оглянулась, может, ей спьяну почудилось. Нет, это он – Шейн. Никаких сомнений. Огромный, сильный, как всегда готовый смести любого, кто стоял у него на пути.

– Как ты здесь очутился? – Сесили слегка испугалась.

– Ступай своей дорогой, парень, – сказал Луи, притягивая Сесили еще ближе.

Шейн скрестил руки на груди и напряг бицепсы так, что ткань на рукавах его черной футболки туго натянулась. Он намеренно рисовался перед ней.

– Считаю до трех, а потом пеняй на себя, как бы я не переломал тебе все кости.

Как ни пыталась Сесили притвориться возмущенной его дерзким поведением, у нее ничего не вышло. Да и как она могла притворяться, когда у нее так приятно закружилась голова. Подобное внимание очень льстило ей как женщине. Он ревновал.

Он потерял голову от ревности. Ревность сделала его опасным.

Она чуть было не рассмеялась, но вовремя подавила смех. Смеяться сейчас было очень глупо. Надо изобразить негодование – только так она должна отреагировать на его поведение. Но она не могла притворяться. Внутри нее все так и пело от радости. Раньше никто не ревновал ее. Никогда.

Сесили взглянула на парня, танцевавшего с ней. Как же его зовут? И вспомнила.

– Луи, простите нас.

Он выпустил ее:

– А, так он ваш приятель?

– Вот именно. Держись от нее подальше. Понятно, дружище?

Луи дружелюбно вскинул обе руки вверх.

– Извини, старик. Мы просто танцевали. Это недоразумение. Но если тебе настолько это не нравится, то не позволяй ей вот так танцевать.

– Как так? – Шейн буркнул себе под нос и крепко сжал руку Сесили. – Хорошо, учту.

Сесили заморгала, она вдруг очнулась от оцепенения, вызванного опьянением, ее феминизм тоже проснулся.

– Эй, не распускай руки!

– Не зли меня, Сесили. – Голос Шейна звучал твердо и жестко. Затем он увлек ее за собой, скорее, почти силой потащил к дверям.

– Шейн! – Сесили закричала так громко, что ее крик можно было услышать в любом уголке бара. Но он даже не повернул головы назад. Свободной рукой он отпихивал всех, кто попадался ему на пути, целенаправленно двигаясь к выходу.

Тяжелые двери бара распахнулись, и они очутились на улице. Свежий весенний воздух мягко овевал ее лицо, от спиртных паров у нее зашумело в голове. Воздух, казалось, был пропитан опасностью и вожделением, Шейн по-прежнему тянул ее за собой через всю парковку, а затем за угол дома, в его густую тень.

Там уже целовалась какая-то парочка влюбленных. Шейн выругался, ускорил шаг, огибая целующихся, и направился к роще, окружавшей чьи-то частные владения.

– Шейн, да что с тобой? Куда ты меня ведешь?

Под ее ногами уже хрустели нападавшие с деревьев сухие ветки, а он упрямо тащил ее за собой все дальше.

Наконец впереди возник силуэт огромного дуба. Шейн остановился и прислонил ее спиной к его стволу, грозное выражение его лица не обещало ничего хорошего.

– Ты меня спрашиваешь, что со мной? Нет, лучше ответь, что это с тобой?

Шейн был взволнован, его глаза горели, как у дикой разъяренной кошки. Его волнение передалось ей, сердце застучало быстро и горячо.

– Я просто танцевала!

– Не мели чушь. – Он угрожающе склонился над ней. – Ты там устроила настоящее шоу.

– Не устраивала я никакого шоу.

– Как бы не так. – Он провел рукой по волосам. – Больше половины мужиков в баре только и делали, что глазели на тебя.

– Не говори глупости, – огрызнулась Сесили. – Ты просто ревнуешь.

Шейн пригнулся к ней, прижимая еще плотнее к дереву.

– Ты совершенно права. Я ревную.

Она удивленно заморгала:

– Ты признаешься в этом?

Он крепко обхватил ее за бедра так, что она не могла пошевелиться.

– Разве не видно?

Сесили задышала прерывисто и часто, слишком близко он стоял от нее. Настолько близко, что она не надеялась, что такое может опять повториться. Искушение было слишком велико, и она не устояла. Положив руки ему на плечи, она слегка прогнулась назад, как бы предлагая себя:

– Да, видно.

– Боже. – Он ласково провел пальцами по голубой жилке, бившейся на ее шее. – Ты очень много выпила сегодня?

– Очень.

Его злость моментально испарилась. Полузакрыв глаза, он тихо застонал и нежно провел губами по ее уху.

– Значит, у меня не получится оттрахать тебя здесь, под деревом.

Сесили вся напряглась от его слов, она откинула назад голову так, что макушкой уперлась в ствол.

– Ты всегда говоришь такие грязные непристойности?

Он нежно прикусил мочку ее уха, приятные мурашки побежали по ее спине.

– Ты пробуждаешь во мне одно лишь плохое.

– Как же мне везет. – Она нежно захватила прядь его волос и принялась ласково ею играть.

– Ты не представляешь, как я хочу тебя!

От низкого, густого тембра его голоса, насквозь пронизанного сексуальностью, мурашки еще сильнее забегали по ее коже.

– Я едва сдерживаю себя. Я сама не своя.

Сесили выгнулась навстречу ему и потерлась о его тело. Возбужденный, он произнес свистящим шепотом:

– Разве я не просил тебя сдерживать себя? Ты настоящая искусительница, у тебя неплохо получается.

– Так что тебе мешает? – Она кокетливо надула губки. Раньше она осуждала про себя женщин, прибегавших к столь дешевому трюку, но теперь он больше не казался ей столь дешевым и зазорным.

Особенно в тот миг, когда она ловила на себе его восхищенный взгляд. Как вдруг она услышала:

– Нет, ты слишком пьяна, так что оставим всякие глупости.

Какое разочарование! Впрочем, Сесили подсознательно чувствовала, что все кончится, едва начавшись. Шейн явно страдал комплексом романтического героя.

– Ты на меня сердишься?

– За что?

Сесили задумалась, не зная с чего начать, так как причин, на ее взгляд, было предостаточно. Она остановилась на той, которая лежала на самой поверхности.

– Наверное, за танцы?

– Нет.

Односложный ответ, но по его еле заметной удивленной интонации она поняла, что попала в точку. Она обрадовалась, а вдруг еще не все потеряно? Выпитый алкоголь порождал надежду.

– Ладно, будь по-твоему.

Ее опьяненное воображение разыгралось не на шутку. Надо было вызвать у него еще большую ревность, свести его с ума. Она не узнавала себя. Новая Сесили сильно отличалась от прежней. Виной всему, наверное, было опьянение, и надо было спешить, пока оно не выветрилось. Она привстала на цыпочки и потянулась, как кошка, прижимаясь к нему.

– Что же мне сделать для того, чтобы мы помирились?

– Никогда больше не танцуй. Прошу тебя.

Он прижал свой возбужденный член к ее животу.

Сесили тут же обвила его руками за шею, а он обнял ее за талию. Уткнувшись носом в его шею, она начала лизать языком нежную кожу там, где бился пульс.

Послышалось низкое, хриплое рычание из глубины его горла, так обычно рычат дикие звери, и от этого звериного рыка пришло в возбуждение ее женское естество.

– Сесили, – произнес он шершавым, как напильник, голосом, – ты играешь с огнем. Я могу не выдержать.

Не говоря ни слова, она легко укусила его за подбородок.

Миг, и она опять оказалась в ловушке, Шейн плотно прижал ее к дереву.

Она знала, чего ей хочется. Она сгорала от нетерпения.

Шейн приподнял ее лицо за подбородок так, что ее глаза оказались напротив его глаз.

– Сесили, послушай. Если я сорвусь, то все, я не смогу остановиться. Ты хочешь, чтобы я взял тебя здесь, у дерева? Но тогда завтра у тебя вся спина будет в ссадинах. Будут и другие следы – укусы на шее, синяки на руках. Внутри у тебя так же все будет болеть и ныть. Поэтому нам надо остановиться. Ясно?

Но ей было ясно только одно: он хочет увильнуть, не дать ей того, к чему она так стремилась. Охваченная желанием, она ослабела, колени у нее подгибались, она непременно упала бы к его ногам, если бы он не держал ее так крепко.

Сесили истомилась, страсть переполняла ее. Искусительница, проснувшаяся внутри нее, не хотела быть обманутой в своих ожиданиях. Она безумно хотела его. И тогда она решилась на откровенность, которая должна была заставить его отбросить прочь все колебания.

– Знаешь, той ночью. В ту первую ночь… – Она запнулась.

Шейн удивленно взглянул на нее:

– Что?

Их взгляды встретились.

– Я приходила.

– Ах черт!

В тот же миг он обнял ее с новой силой. Он впился губами прямо в ее губы – твердым, грубым поцелуем.

Страстно. Решительно.

Властно.

Она поддалась, еще бы. Никогда в жизни она не хотела подчиняться ни людям, ни обстоятельствам, и вот теперь уступала сама, с радостью.

Его язык коснулся ее языка, повелительно и ласково. Застонав, Сесили почти повисла на Шейне, желая еще большей близости. Еще более чувственной, более грубой.

Ногой она обхватила его за талию, занимая самую удобную позицию и открываясь перед ним. Рыча, Шейн резким и сильным движением бедер припечатал ее к дереву и оцарапал ей спину, как и предупреждал.

Шейн замер на месте.

Удивленная, даже возмущенная столь внезапной переменой, Сесили прошептала:

– Прошу тебя, Шейн!

– Черт, – проговорил он, целуя ее снова и снова – грубо, жадно, как первобытный человек. Сесили даже не знала, что секс может быть именно таким, но теперь такой секс так ей понравился, что она уже не могла жить без него.

– Кажется, ты готова на все.

Увлеченная страстью, она подняла глаза и, глядя прямо ему в лицо, прошептала:

– Все, что захочешь.

– Опасно бросаться такими обещаниями.

– Да что ты говоришь? – Она прикусила его нижнюю губу. – Я уже на краю безумия.

– Боже, Сесили. – Он поцеловал ее прямо в губы, причем поцелуй был таким долгим, что у нее перехватило дыхание.

Он принялся осыпать поцелуями ее подбородок, шею, тогда как она лишь стонала от наслаждения. Сесили прижалась к нему еще плотнее, прерывистое дыхание, ускоренный стук ее сердца, затуманенное сознание – все говорило, что она действительно на краю.

– Шейн, я хочу тебя.

Вместо ответа одной рукой он стиснул ее кисть, а другой рукой полез ей под майку, под бюстгальтер. Его пальцы то сжимали, то гладили ее сосок до тех пор, пока она, не застонав от невыразимой муки, не упала головой ему на плечо.

Он не остановился.

Он продолжал.

Его вездесущие руки, пальцы проникали в самые запретные уголки ее тела, не обделяя ни один из них своими ласками.

– Шейн, – шептала она, не переставая. Внутри нее нарастало неуемное, острое желание, знакомый огонь внизу живота разгорался с невиданной силой. – Боже, Шейн!

Его не надо было умолять.

Распаленная, в огне страсти, она хотела только одного.

И это желание нарастало в ней.

Быстро, неудержимо.

Сесили вдруг закричала. Со страху ей показалось, что еще чуть-чуть и она переломится, раздвоится, разделится на две части.

Он отпустил ее руки, и она тут же вцепилась пальцами, ногтями ему в плечи. Кора на дереве больно царапала ей кожу, так высоко он задрал ее майку, чтобы ему было удобнее ласкать ее груди.

Прежде Сесили не испытывала муки слаще, чем эта.

Она дернулась ему навстречу, ее спина выгнулась. То, что он делал, было за гранью того, что она испытывал раньше, занимаясь сексом. Он как будто менял ее естество, перемешивал что-то внутри нее, подвигая ее вперед к чему-то неизвестному.

Страх, желание, похоть так перемешались в ней, что она совсем потеряла голову. Ощущения были столь острыми и сильными, что она перепугалась не на шутку. Но страх лишь подстегивал ее.

– Шейн, прошу тебя…

Просить его было излишне. Он зубами покусывал кожу на ее шее, а руками гладил и ласкал ее груди. Он играл ее сосками так искусно, как никто до него, а потом принялся жадно целовать ее грудь – это было еще восхитительнее.

Губами он играл одним соском, одной рукой – вторым, другой рукой он ласкал ее, одновременно прижимаясь членом к ее промежности.

Это было чудесно. Сладострастный стон вырывался из глубин ее тела.

Одна его рука залезла в ее джинсы и коснулась края ее плоти. Сесили тут же машинально раздвинула бедра.

Подняв глаза, он прошептал:

– Ты знаешь, насколько ты вся мокрая?

Она замотала головой.

– Смотри.

Он вынул руку из ее джинсов и легким движением пальцев – они были мокрыми – коснулся ее губ. Она была шокирована. Ее выделения на ее губах. Но на этом его эксперименты не закончились. Он приник своим ртом к ее мокрым губам, пробуя их на вкус. Это было самое сильное эротическое ощущение из всех, когда-либо подаренных ей другим мужчиной.

Колени у Сесили подогнулись, она непременно бы упала, если бы он не подхватил ее.

– Я возьму тебя. Быстро и жестко. Мне так хочется.

– Хорошо, – чуть слышно выдохнула она.

Но прежде чем выполнить обещанное, он принялся гладить ее клитор до тех пор, пока она, задыхаясь, не прохрипела:

– Боже!

– Гм, – усмехнулся он. – Именно этого я и добивался.

Ощущение было столь острым и необычным, что она растерялась. От наслаждения Сесили словно разрывалась на части.

– Шейн, еще! Еще, Шейн!

Вдруг он затронул внутри нее что-то такое – она не знала, что именно, – что она не удержалась и закричала, – это было нечто неописуемое. Он не унимался, и скоро ей стало ясно: еще немного и ее рассудок не выдержит, от этой страсти пахло безумием.

Она начала дергаться, потому что не могла дольше это выносить.

– Ну давай, Сесили! – раздался возле ее уха его шепот.

Оргазм пронесся по ней, словно поезд, унося с собой далеко-далеко, оставив позади все, что раньше сдерживало ее, все ее прежние ценности, и повергая тем самым в шок.

Сесили начала кричать и плакать. Откуда взялись слезы, причем так много, было непонятно, но они текли и текли, и их невозможно было остановить. Оргазм еще сотрясал ее тело, она уткнулась головой в шею Шейну, пряча слезы.

– Тише, тише, все хорошо. – Он успокаивал ее. Сколько же в его голосе было тепла и ласки! Она бы ни за что не поверила, что он способен на такие слова, если бы не слышала это своими собственными ушами.

Оргазм прошел, слезы высохли, и ей страстно захотелось продолжения. Хотелось отдаться ему. Сегодня ночью она будет принадлежать ему. Она подняла лицо, их взгляды встретились.

– Возьми меня.

Он нежно смахнул полузасохшие слезинки с ее щеки.

– Как ты думаешь, что я собираюсь делать дальше?

– Не знаю. – Она шмыгнула носом.

– Сесили. – Его голос звучал глухо, чуть надтреснуто, он стал другим, почти чужим. Изменился не только голос, изменился неуловимо и сам Шейн. – Почему ты выходишь замуж?

На нее словно вылили ведро холодной воды. Она быстро заморгала, стараясь прогнать оставшиеся слезы.

– Прошу, не мучь меня.

Зеленые глаза потемнели, брови сдвинулись, он склонился над ней, пытаясь заглянуть ей в лицо.

– Скажи почему.

Почему? Какой неуместный вопрос. Почему он спрашивает об этом, когда они были только что так близки? Когда она так отчаянно хочет его? Она молчала.

Вздохнув, он одернул вниз ее майку и отступил на шаг.

– Я не могу сделать то, о чем ты меня просишь. И не стану этого делать.

Страшный гнев, какой она никогда раньше не испытывала, овладел ею.

– А кто меня уверял, что теперь его ничто не сможет остановить?

Шейн отвернулся от нее в смущении.

– Я так думал, все верно. Но вдруг я вспомнил, ты же выходишь замуж, так и не объяснив мне почему.

Он был прав. Абсолютно прав. Она задумчиво кивнула.

– Я понимаю тебя.

– Понимаешь?

– Да. – Она поправила майку. Надежда еще не покинула ее. Он стоял совсем рядом. И он был ей необходим. Сейчас она думала только о себе. Надо было получить то, что ей хотелось, и вместе с тем совсем не хотелось говорить правду. И на что ему сдалась правда? Тем более что для ее выяснения он выбрал не самый удобный момент.

Шейн покачал головой.

– Скажи правду, прошу тебя. Мне же совершенно ясно, ты выходишь замуж не по любви.

– Ну и что? – Сесили резким движением застегнула молнию на джинсах. В ее душе бушевали самые разные чувства, она их не скрывала, опьянение давало о себе знать.

– С замужеством, Сесили, не стоит шутить. – Его слова прозвучали так проникновенно, что у нее мурашки побежали по коже. Он смотрел ей прямо в лицо: – Все так просто. Мне нужна правда.

Сесили отступила вбок, обошла его и, скрестив руки на груди, быстрой походкой направилась обратно к бару. Скажет она ему всю правду, и что тогда? Разве это поможет? Если он узнает о том, что двигало ею, он, конечно, попытается ее отговорить. И что дальше?

К такому разговору она не была готова. Душевная стойкость покинула ее. Если бы он сейчас узнал всю правду, она, наверное, сгорела бы от стыда.

Правда колола ей глаза сильнее, чем она думала.