Шейн не сводил глаз с красной ковровой дорожки при входе в Чикагский музей естественной истории им. Филда, стараясь не пропустить Сесили и совершенно не обращая внимания на свою спутницу.

Харпер Холт слегка пихнула его в бок:

– Что с тобой? У тебя все в порядке?

Шейн повернулся к ней, не отрывая глаз от дорожки:

– Да?

– Ты ведешь себя довольно странно. У тебя ничего не случилось?

Харпер, как всегда, блистала. Ее длинное платье без бретелек не скрывало ни одного изгиба ее стройного красивого тела. Светлые волосы, собранные в пучок на голове, подчеркивали изящество ее длинной шеи и слегка выступающих скул.

Она была необыкновенно хороша. Раньше Шейн нисколько не скучал в ее обществе, не скучал бы и сегодня, если бы не Сесили. Он думал только о ней одной.

Почему она опаздывает? Сумеет ли он сдержать волнение, когда увидит ее?

Он отпил глоток водянистой бурды из бокала.

– Ничего.

Харпер криво улыбнулась:

– Кто она?

Перед его мысленным взором возник образ Сесили. Взлохмаченные его руками волосы, горящие страстью синие глаза во время поцелуя. А ее губы! Необыкновенные чудесные губы, ради которых он был готов умереть.

Его член зашевелился, и Шейн вынужден был охлаждать себя, мысленно твердя, что сегодня вечером сюда придет не летняя Сесили, а Снежная Королева. Осознав это, Шейн, как ни странно, даже обрадовался – по крайней мере, ему будет легче сохранять дистанцию, чтобы никто ничего не заподозрил. Но в глубине души, к чему лукавить, он знал, что это не так. Теперь он не мог не знать, что под маской холодного высокомерия скрывается другая, настоящая Сесили – полная страсти и нежности.

Последние два дня, проведенные подле нее в загородном доме, он по какой-то непонятной причине превратил для себя в сущий ад, намеренно уклоняясь не только от интимной близости, но даже избегая лишних встреч с ней. Больше не в силах выносить такую пытку, Шейн решил: сегодня ночью она будет принадлежать ему.

– Никто, – отрезал он.

– Ну да, конечно. – Харпер слегка обиделась, задетая его неприязненным тоном. – Как хорошо, что мы больше не встречаемся и у меня нет повода для ревности.

Терпение Шейна было на исходе. Следовало как можно скорее сменить тему разговора.

– Как дела на работе?

Харпер рассмеялась, но не так возбуждающе, как Сесили.

Черт, он скатился до сухого и официального общения. Это никуда не годилось.

– Ха, вот даже как? М-да. – Харпер махнула рукой. – Прекрасно. Недавно вышла на одного крупного заказчика, очень перспективное направление, сулящее хорошую прибыль.

– Расскажи поподробнее, – попросил Шейн, хотя мысленно был вместе с Сесили, прокручивая в воображении – во всех подробностях – то, что он намеревался сделать с ней, как только они останутся наедине. Им все никак не удавалось уединиться по-настоящему, так, чтобы никто не смог им помешать.

Больше никто не влезет в самый неподходящий момент – Шейн дал себе слово.

– Ты же меня совсем не слушаешь.

– Напротив, я тебя внимательно слушаю, – машинально ответил он, украдкой поглядывая на наручные часы. Сесили должна была появиться с минуту на минуту.

– Да, кавалер из тебя никудышный, – добродушно заметила Харпер. Они дружили давно, их дружба началась задолго до того, как они стали встречаться, поэтому его явное невнимание почти не раздражало ее. Какие бы не возникали между ними трения, их отношения всегда оставались дружескими.

Шейн опять взглянул на вход. Теперь по красной дорожке двигался целый поток красиво одетых и причесанных дам и их кавалеров в темных костюмах. Шейн изнывал от нетерпения, ему казалось, еще миг – и он не выдержит. Ну где же она? Почему опаздывает?

Вдруг он увидел ее.

И обомлел, сраженный наповал.

Его бросило в жар.

Боже, кто это? Неужели это она?

Шейн совершенно растерялся.

Как же он ошибался! Перед ним была, нет, не Снежная Королева, а летняя Сесили. И выглядела она просто сногсшибательно.

На ней было потрясающее платье. Оно словно переливалось бледным светом благодаря бело-голубым ледяным кристаллам, покрывавшим всю его поверхность. Платье красиво облегало ее тело, глубокий вырез спереди открывал живот, ниже талии оно ниспадало свободными складками. От прежней бледной, щуплой, усталой Сесили не осталось и следа, на ее месте теперь стояла богиня.

Шейном с новой силой овладел собственнический инстинкт, жгучее желание обладать ею вытеснило прочь все остальные желания. Ему хотелось накрыть ее своим пиджаком, чтобы скрыть ее чудесное тело от посторонних взглядов.

– Ага, вот кто она. – Голос Харпер прервал его мечтания.

– Что? – переспросил он, не в силах отвести глаз от Сесили. Ее распущенные волосы ниспадали вниз волнами, придавая ей в высшей степени сексуальный вид. Как же ему хотелось обнять ее, прижать к себе, тем самым показать всем, кому она на самом деле принадлежит! Ему, только ему одному!

Его сердце бешено колотилось, кровь с шумом пульсировала в ушах, отчего голос Харпер как будто доносился издалека.

Прекрасный, совершенный образ Сесили портил только мужчина, державший ее под руку.

Майлз Флетчер был здесь явно не к месту. Он больше походил на отца, чем на жениха.

Улыбающиеся Майлз и Сесили шли по красной дорожке, изредка останавливаясь, чтобы поздороваться со знакомыми. Достаточно было одного взгляда на эту пару, как невольно возникало впечатление, что это не столько нарушение закона природы, сколько его попрание. Рядом с ней должен был быть он, Шейн. Хотя он клялся, что до начала вечера, несмотря ни на что, будет сохранять равнодушный и безразличный вид, теперь его благие намерения улетучились в мгновение ока.

Нет, он не отдаст ее. Он будет за нее бороться.

Мысленно считая ее уже своей, уверенный как никогда в своих силах, Шейн не собирался устраивать сцены.

Ведь никто не сможет отнять ее у него.

Едва войдя в зал, Сесили сразу заметила Шейна, который буквально пожирал ее глазами. Судя по их выражению, он хотел ее. Он был охвачен страстью, что было для нее очевидно.

И причиной столь откровенного проявления его чувств было ее платье. Собираясь на вечер, Сесили достала приготовленный наряд и тут же с негодованием отвергла его. Схватив ключи от машины, она срочно поехала по магазинам с целью купить что-нибудь другое. Ей повезло, уже во втором магазине она нашла то, что ей требовалось. Как только она увидела это платье, ей сразу стало ясно, что это то, что нужно.

По выражению лица Шейна Сесили поняла, что с выбором платья она не ошиблась.

Даже находясь на другой стороне зала, она чувствовала его возбуждение. Он был хищником по природе, и инстинкт охотника выдавал его с головой.

Она поежилась, но не от холода. Державший ее под руку Майлз нахмурился:

– Дорогая, разве я не предупреждал тебя, что в этом платье тебе будет холодно?

Его замечание пролетело мимо. Впрочем, Сесили пропускала мимо ушей все, что он говорил ей с того момента, как приехал за ней. Фотограф из светской хроники нацелил на нее объектив, и она сразу изобразила дежурную улыбку, какой должна была улыбаться невеста, стоящая возле своего жениха.

А под дежурной улыбкой скрывалась настоящая, хоть и немного злорадная: она добилась своего – Майлзу ее новое платье не понравилось, совсем не понравилось.

Но ведь она надела его вовсе не для него.

Она надело платье для Шейна.

Волнуясь и думая только о том, что он ей скажет, Сесили шла под руку с Майлзом, то делано смеясь, то улыбаясь, то целуясь и перебрасываясь парой слов со знакомыми, то расточая комплименты. Лицедейство стало ее второй натурой, она смогла бы сыграть свою роль даже во сне.

«Вы сегодня просто очаровательны».

«Как ваши дети? Здоровы?»

«Я слышала о ваших успехах», – тут следовало имя того или той, к кому она обращалась.

И так далее в том же духе.

Но сегодня Сесили внутренне переродилась и теперь никак не могла вспомнить, почему так важны все эти условности. Почему им придается столько значения?

Чем больше она задумывалась, тем больше удивлялась: то, что раньше казалось столь значительным и привлекательным, теперь почему-то утратило для нее и смысл, и волшебное очарование. Нахождение в центре внимания – неотъемлемая часть жизни публичного политика, – больше не представляло для нее никакого интереса.

Ей больше не было никакого дела ни до политики, ни до надвигающихся выборов, ни до окружавшей ее толпы. Она шла навстречу ему, тому самому единственному мужчине, о котором мечтает каждая женщина. Как никогда, ей стало ясно: в ее жизни нет человека более значительного, более близкого и дорогого, чем он, Шейн.

Прошла целая вечность – так ей показалось, – прежде чем она пробралась сквозь толпу к нему. Рядом с ним стояла его спутница, сногсшибательная блондинка в черном платье. Светловолосые, высокие, красивые – под стать друг другу, – они представляли собой очаровательную пару. В душе Сесили зашевелилась ревность, но как только Шейн взглянул на нее глазами, в которых светились нежность и страсть, ее ревность тут же исчезла. Он произнес только ее имя:

– Сесили.

– Шейн. – Она не узнала своего голоса.

Их взгляды встретились, но они вопреки правилам вежливости не отвели их тут же в разные стороны, а продолжали, не отрываясь, смотреть друг на друга.

Наступила неловкая пауза. Майлз легко сжал ее локоть, прерывая гипнотический транс. Сесили широко улыбнулась, но не искренне, и повернулась к спутнице Шейна.

– Вы, наверное, Харпер Холт. Шейн говорил мне о вас. Я Сесили Райли.

Глаза Харпер блеснули, а по ее губам скользнула насмешливая улыбка.

– Очень приятно. Откуда вы так хорошо знакомы с Шейном?

Сесили тут же нашлась, без промедления ответив на иронию, прозвучавшую в ее словах:

– Разве вы не знаете? Мой брат женится на его сестре. Скоро мы станем родственниками.

Сохраняя невозмутимый вид, Шейн сухо произнес:

– Надеюсь. Как интересно, не правда ли?

Майлз неловко задвигал плечами, его пальцы еще крепче сжали локоть Сесили, явно подавая знак.

Представляя его, Сесили смущенно кашлянула:

– Это, кх-кх, Майлз Флетчер.

– Жених Сесили, – твердо и решительно добавил Майлз, протягивая руку для рукопожатия.

Это прозвучало совсем не к месту, Сесили даже стало неловко, Шейн тоже невольно напрягся.

Харпер расплылась в улыбке:

– Неужели?

– Да. – Майлз положил руку на обнаженную спину Сесили, – причем она едва удержалась от того, чтобы не отпрянуть от его руки, – и повернулся к Шейну. – Не вы ли сочли своим долгом позаботиться о моей невесте в Ривайвле?

Горячая волна подступила к горлу Сесили.

Шейн залпом выпил то, что оставалось в его бокале, и, глупо улыбнувшись, по-дурацки ответил:

– Да, я позаботился о ней.

Это прозвучало глупо и двусмысленно. Крайне двусмысленно. Но Сесили вдруг стало смешно, причем настолько, что она едва не рассмеялась. Опустив глаза, она прибегла к испытанному средству, мысленно начав читать знаменитую своей краткостью речь Линкольна в Геттисберге, которую знал наизусть почти каждый школьник.

– А свадьба Мадди когда? – кашлянув, спросила Харпер.

– На следующей неделе.

– Как я за нее рада! – вежливо произнесла Харпер.

Сесили подняла глаза, ей была интересна реакция Шейна на происходящее. Он смотрел прямо ей в лицо.

Его глаза горели от откровенной страсти. Сесили жадно захотелось, чтобы вокруг них не было никого. Если бы остаться с ним наедине… Неловкая гнетущая тишина повисла в воздухе, но Сесили, ничего не замечая, не сводила с него своих глаз.

Первой очнулась Харпер. Постучав оставшимися кубиками льда о стенки бокала, она, криво улыбнувшись, мельком посмотрела на Шейна и Сесили и обернулась к Майлзу.

– Мне хочется еще выпить. Не проводите ли вы меня к бару? – Она вежливо улыбнулась.

В порыве благодарности Сесили едва не бросилась ей на шею.

Майлз, как опытный политик, не стал открыто отказываться, чтобы не показаться грубым и бестактным. Исподлобья взглянув на Сесили, он спросил:

– Тебе что-нибудь принести, дорогая?

– Мне хочется шампанского. Это было бы чудесно. Спасибо.

Майлз, мрачно прищурившись, взглянул на Шейна?

– А вы что будете, Донован?

Шейн кивнул в сторону Харпер:

– Ей известно, какой напиток я предпочитаю.

– Прекрасно, – выдавил из себя Майлз и легко взял Сесили под руку. – Ты не хочешь составить нам компанию?

Никакая сила не заставила бы ее сейчас сдвинуться с места.

– Нет, я лучше подожду тебя здесь.

Харпер быстро взяла Майлза под руку и увлекла за собой. Уходя, Майлз оглянулся на Сесили и неодобрительно покачал головой.

В ответ она улыбнулась ему с приторной любезностью, а внутри у нее все пело от радости. Наконец они с Шейном остались наедине.

– Ты был прав, она мне нравится.

Шейн прищурился, оглядывая всю ее фигуру, и, сделав шаг, приблизился к ней почти вплотную.

– А где же большая часть твоего туалета?

Она провела рукой по полуобнаженному животу.

– Неужели тебе не нравится?

– Покрутись-ка. – Его просьба прозвучала почти как команда «кругом».

Сесили сделала медленный оборот вокруг своей оси.

– О, сзади у тебя тоже ничего нет!

Спереди было почти точно так же.

– Я купила его из желания поозорничать.

Шейн еще чуть-чуть подвинулся к ней – уже совсем вплотную, взгляд его зеленых глаз обжигал.

Они стояли слишком близко друг от друга, подобная близость невольно могла навести любого, кто повнимательнее посмотрел бы на них, на мысль об интимной близости между ними. Сесили следовало бы из осторожности отступить на шаг назад. Но она не могла и не хотела.

Они смотрели друг на друга, не отводя глаз. Его взгляд скользнул вниз, на ее губы, затем еще ниже, на ее полуобнаженную грудь, он словно ласкал ее, столько в нем было нежной страсти.

– Тебе везет, а то я мог бы не выдержать и овладеть тобой прямо здесь, на глазах у всех, и тем самым ясно показать всем, что я знаю, как правильно заботиться о тебе.

В его голосе было столько силы и убежденности, что дрожь пробежала по всему телу Сесили – от макушки до кончиков мизинцев ног.

– Не хочешь ли ты сказать, что такое тебе понравится?

– Все зависит от обстоятельств.

– От каких? – Ее дыхание участилось от ожидания. Хотя здравый смысл внятно подсказывал, что самое время остановиться, эмоции брали верх. Сесили нравилось дразнить его первобытные инстинкты. – Ты его надела ради меня?

– Да, – отвечая, она намеренно понизила голос до интимного шепота.

– Жди меня в зале, где выставлены птицы, я приду туда через десять минут.

Его пальцы слегка задрожали, когда он называл самый дальний, самый заброшенный и редко посещаемый уголок музея.

– Там никого не должно быть.

Она понимающе кивнула. Все ее чувства взметнулись, взвихрились, ей сразу стало жарко от одной мысли: вот сейчас она окажется с ним наедине. В укромном месте. Освободившаяся от всего того, что раньше ее сдерживало.

– Ну, Сесили, держись! Я полон решимости. – Он склонился над ней и в такой же интимной тональности, как и она, прошептал: – Запомни, уходя оттуда, ты будешь выглядеть иначе, не такой, как сейчас.

К тому моменту, когда Сесили вошла в выставочный зал с птицами, Шейн уже метался по нему, как лев в клетке. Он подхватил ее, увлек за собой в первый же укромный уголок и жадно впился губами в ее рот.

Его чудесные крепкие руки казались вездесущими. Сесили застонала, но ее стон заглушили его губы, жадные, горячие, добивавшиеся своей цели и не имевшие никакого представления о порядочности.

Каким бы чувственным ни был поцелуй, то, что должно было последовать за ним, обещало еще больше порочности.

Шейн сгорал от желания овладеть ею, казалось, еще немного и он повалит ее на пол и возьмет, как первобытный дикарь – насильно, грубо, жестко.

Одной рукой он обхватил ее за грудь и сжал ее вместе с соском так, что Сесили дернулась и от боли, и от пронзительного приступа сладострастия одновременно.

Слишком чувственно… Слишком сильно… Слишком быстро. Но Шейну и этого было мало. Он прижал ее к стене, просунул руку под ее платье поверх трусиков и начал сжимать промежность до тех пор, пока Сесили не начала трястись от возбуждения.

Он принялся целовать ее в шею, нашептывая в ухо:

– Ты моя, моя. Никто, кроме меня, не смеет трогать тебя.

Запрокинув назад голову и постанывая, она с каждым выдохом повторяла:

– Да, да, да.

Им овладела первобытная дикая страсть.

– Назови меня по имени.

– Шейн. – Она молила его.

– Ты хочешь, чтобы я тебя взял?

– Да. Я ни о чем другом больше не думаю, – хрипя от возбуждения, застонала она.

Он сунул пальцы ей под трусики, прямо в горячее, влажное лоно, заглушив вовремя ее полудикий стон поцелуем. Затем впился губами – грубо и сильно – в ее нежную кожу на шее, так жестко, что должен был остаться след. Сесили принадлежала ему – пусть все видят и знают.

Сесили ловко расстегнула молнию на его брюках и, просунув руку, схватила его плоть. Он зарычал, усиливая, а ведь он был физически намного сильнее ее, движения руки вокруг ее промежности. Она вдруг дернулась и задрожала – мышцы начали невольно сокращаться.

– Шейн, боже! – В ее хрипящем и свистящем голосе слышалась уже не человеческая, а звериная дикая страсть.

Они оба задыхались от переполнявшего их возбуждения. Шейн опять с такой жадностью приник к ее губам, что, казалось, они слились в одно порочное и страстное существо. С утробным рычанием он слегка отпустил ее, не забывая поглаживать клитор. Сесили замотала головой в разные стороны, показывая всем видом, что еще миг и ею овладеет оргазм.

– Я возьму тебя не сейчас, а потом, в другой раз. Никто и ничто не помешает мне сделать это. А до того дня ты будешь ходить, мучиться и мечтать только о том, чтобы я взял тебя по-настоящему. Рисовать в своем воспаленном воображении мой член внутри себя.

Но тут наступил оргазм. Она задрожала, затряслась, подпрыгивая и кончая на его руке. Волны блаженства одна за другой омывали тело Сесили, она, не соображая ничего, кричала от переполнявшего ее возбуждения, но Шейн опять быстро и плотно приник губами к ее открытому рту, заглушая и впитывая с наслаждением ее дикие стоны. Но вот наконец прошла последняя судорога, Сесили обмякла от слабости и прижалась к нему.

Подняв лицо, потрясенная только что пережитым оргазмом, раскрасневшаяся, Сесили смотрела на него с восхищением. Шейн еще раз сжал ее, первобытная страсть еще бурлила в его крови, потом чуть отклонил голову и нежно коснулся губами ее губ.

Сесили глубоко вздохнула, переводя дыхание, и, полуприкрыв глаза, опять отдалась его поцелуям. Она стояла, прижимаясь к нему, – это была мучительно прекрасная минута, минута сладко затихающей страсти. Он нагнул голову и прошептал:

– В тебе столько сексуальности, ты создана для секса. Не стоит зарывать в землю такой талант. Подумай как следует над моими словами, до конца вечера у тебя будет для этого достаточно времени.

Сесили шумно и протяжно вздохнула. Ее возбуждение еще не улеглось, она ласково обхватила его член:

– Знаешь, мне больше всего хочется сделать фелляцию.

Шейн чуть отпрянул, ошарашенный столь откровенным предложением. Встав на цыпочки, она прошептала:

– Вот о чем я буду думать до конца этого вечера. Ты мне так дорог, что я готова упасть перед тобой на колени.

Шейн закрыл глаза, представив в своем воображении стоящую перед ним на коленях Сесили. Образ вышел настолько осязаемым, что ему захотелось испытать это прямо сейчас, внутри него все так и застонало от сладостной муки.

– Прелесть моя, все, что захочешь, только скажи.

– Все, что я хочу, – нежно сжимая член, она погладила его, моментально пробудив в нем желание, – это ты.

Обед тянулся невыносимо долго. Сесили никак не могла дождаться, когда же он закончится.

То огромное, невыразимое наслаждение, которое она только что испытала, встряхнуло ее до основания; она еще не оправилась от пережитого, ее сознание не в состоянии было вместить счастье, переполнявшее ее. Счастье, которое дал ей Шейн.

Все уже давно закончилось, а возбуждение никак ни спадало. В жизни она не была так взволнована, как сейчас. Каждый нерв, каждая клеточка ее тела дрожали от напряжения, ей не терпелось испытать все еще раз. Казалось, все ее тело – от разгоряченной кожи до затвердевших сосков на груди, желало одного – его ласк. Внизу живота пылал огонь страсти, никак не желая утихать. Время от времени он вспыхивал с такой силой, что Сесили, для того чтобы не застонать, прикусывала изнутри губу и щеки. Его присутствие – он сидел от нее через несколько столиков – лишь усиливало невыносимость ее положения; небольшое расстояние, разделявшее их, было пронизано, пропитано сексом. Она буквально ощущала – с каждым вдохом – его запах, который она воспринимала как возбуждающий сладостный аромат. Запах Шейна и запах секса слились в ее сознании в одно целое.

Утомленная внутренней борьбой, Сесили, словно моля о помощи, взглянула на него. Лучше бы она этого не делала. Стиснув зубы, Сесили впилась ногтями одной руки в ладонь другой. Шейн был прекрасен. Расстегнутый черный смокинг подчеркивал ширину его плеч, его небрежная поза служила наглядным отражением силы и мужественности.

Мурашки забегали у нее по спине, он был великолепен.

Волны возбуждения, передавшиеся от нее к нему, заставили его тут же посмотреть в ее сторону.

«Моя ты, моя, только ты». Этот немой диалог, как биение сердца, пульсирующей, упругой нитью протянулся между ними.

Сесили чувствовала эту связь – как его желание подчинять, так и ее – подчиняться. Он подчинил ее своей власти или точнее страсти, но она не только не хотела освобождения, но и не представляла теперь свою жизнь без него.

Одна его рука лежала на столе. Он не спеша начал делать характерные ритмические движения большим и двумя соседними пальцами, смысл которых Сесили уловила моментально. Краска бросилась ей в лицо. Дыхание стало короче и прерывистее. Она смотрела на его руку как завороженная, вспомнив, как точно такими же движениями он довел ее до высшей степени наслаждения – до оргазма.

– Сесили. – Звук ее имени прервал сладостный рой воспоминаний.

– Извините, я не расслышала, – поспешно сказала она, поворачиваясь к соседям по столику.

Майлз нахмурился. Он явно был раздосадован:

– Миссис Уинстон спрашивает нас о том, наметили ли мы с тобой дату нашей свадьбы.

Лицо Сесили, как обычно, представляло собой улыбающуюся маску. Она машинально поправила обручальное кольцо, подаренное Майлзом. Кольцо было слишком тяжелым и большим, оно невольно напоминало ей о сделанной ошибке, которую теперь надо было каким-то образом исправить.

– Нет, точно еще не решили, но полагаем, что следующей весной.

Объяснение прозвучало так, как и должно было прозвучать. В обтекаемой любезной форме.

– Вы такая очаровательная пара, – пропела жена Чарлза Уинстона Третьего, прежде чем с неодобрением посмотреть на глубочайший вырез на платье Сесили.

– О, вы так любезны, – отозвалась Сесили голосом сладким, как мед.

Сидевшая напротив нее Баффи Томпсон, привычное лицо на подобного рода мероприятиях, хмыкнула:

– Какое необычное платье.

Подобно большинству присутствующих на вечере, она вышла замуж не по любви, отдав предпочтение деньгам и положению в обществе. Ее супруг, который был старше ее по меньшей мере лет на двадцать пять, сидел рядом с Баффи и запускал глаза за вырез на платье Сесили. Заметив это, Баффи нахмурилась. Затем с присущими ей ехидством и хитростью она окинула Сесили презрительным взглядом, но ее накачанное ботоксом лицо и щеки со вставленными имплантатами не в состоянии были выразить то презрение, которое Баффи хотела изобразить.

Сесили с трудом удержалась от желания отплатить Баффи той же самой монетой, ехидно бросив ей в лицо: «Знаете, даже несмотря на все ваши пластиковые косметологические ухищрения вы все равно выглядите скверно».

Нет, Шейн точно оказывал на нее очень дурное влияние.

Как же Томпсоны и Уинстоны будут ошеломлены, как раскроются их рты от изумления, словно у рыб, выброшенных на берег! Представив себе такую картину, Сесили улыбнулась: как жаль, что Шейн не сидит рядом с ней, он заметил бы, насколько смешны эти люди, и оценил бы ее насмешку.

– Я приобрела его в небольшом бутике в центре городе. Ходила днем по магазинам, увидев его, не удержалась и купила, так оно мне понравилось.

В этом платье она была почти неузнаваема. Для благотворительного вечера Сесили приготовила такой наряд, какой полагается надевать в подобных случаях. Темно-серые цвета, строгие линии, классический покрой. Никакой излишней откровенности. Никакой излишней сексуальности. Ничего, что бы бросалось в глаза. Все, как у всех, чтобы не выделяться на общем фоне.

Но как только Сесили увидела это платье, она не смогла устоять против соблазна. После примерки, когда Сесили увидела себя в новом облике, пронизанном соблазнительной сексуальностью, – сомнения, если таковые и были, отпали окончательно. Она с замирающим сердцем представляла себе лицо Шейна, когда он увидит ее.

Сесили украдкой взглянула на него, и тут же ее глаза встретились с устремленными на нее его глазами, она с плохо скрытым удовольствием отвела их в сторону.

Да, с выбором платья она не ошиблась, оно оправдало самые смелые ее предположения.

А то, что многие из гостей взирали на нее или с негодованием, или с презрением, ее нисколько не тревожило.

Баффи поерзала на своем месте, однако ее плоская грудь никак не отреагировала на телодвижения хозяйки.

– Я никогда там не была.

– О, непременно зайдите, – посоветовала Сесили, делая вид, что не замечает горячий пристальный взгляд Шейна. – Его владелица просто очаровательна. Вы не поверите, но она сама придумала этот наряд.

Баффи наморщила нос:

– Я заказываю себе платья только у самых известных модельеров.

Сесили улыбнулась как можно приятнее и любезнее:

– О да, на вас их творения смотрятся восхитительно.

Разговаривать с такими людьми, как Баффи, пытающимися унизить ее изысканно-утонченным способом, было невероятно утомительно и скучно.

Сесили нахмурилась. А чем она лучше Баффи? Хотя она сама никого и никогда не обливала явным презрением, если только ее не провоцировали на это, тем не менее она ведь тоже, чего греха таить, нарушала одну из заповедей, запрещавшую осуждение. Скольких женщин она молчаливо осуждала за не слишком выдержанный стиль в одежде? За то, что они выделялись из толпы своими нарядами? Сколько раз она закатывала глаза в притворном ужасе при виде кричащих нарядов, надеваемых из-за вспыхнувшей страсти?

Неужели она стала такой женщиной? И хочет ли она быть именно такой? Ради чего она живет? Для того чтобы тонкими, искусно замаскированными шутками и колкостями унижать людей, ставя их заведомо ниже себя, вместо того, чтобы помогать им стать лучше, вселяя в них уверенность и силу?

Разве Мадди и ее подруги не были полны доброжелательности по отношению к людям? Конечно, они тоже шутили и смеялись, но в их дружбе и преданности не было ни лжи, ни притворства. Они любили и поддерживали друг друга. Любили на самом деле. Не в этом ли смысл жизни?

Не лучше ли жить именно так? Или, по крайней мере, стремиться к этому?

Но тут ход мыслей Сесили прервала председательница благотворительного вечера. Она вышла на подиум и начала свою речь с благодарности всем тем, кто сделал щедрые пожертвования и тем самым обеспечили успех проводимому мероприятию.

Председательница широко улыбнулась и, протянув руку точно так же, как это делают симпатичные девушки при демонстрации новых моделей автомобилей, воскликнула:

– А теперь поприветствуем мистера Шейна Донована, который не только лично пожертвовал сто тысяч долларов, но также щедро дополнил общую сумму пожертвований, которую внесли его служащие. Если бы не его бескорыстная постоянная помощь наиболее бедным семьям нашего города, многие дети не смогли бы выбраться из тяжелого и бедственного положения, в котором они оказались.

По залу прокатилась волна вежливых рукоплесканий. Сесили с трудом подавила желание встать с места и громкими криками поприветствовать выступление Шейна, который в расстегнутом пиджаке прошел и встал на подиум рядом с председательницей. Сесили переполняла гордость за него.

Аплодисменты стихли, зал замер. Воцарилась напряженная тишина. Волнение охватило Сесили – она только раз слышала, как он выступает перед публикой, да и то это было во время помолвки, где большинство гостей составляли близкие и друзья. Переживая за него, она стиснула кулаки.

Шейн отыскал ее взглядом и незаметно, краешками губ улыбнулся ей, как бы убеждая, что не стоит волноваться, и в тот же миг страх отпустил ее.

– Прежде всего я хочу поблагодарить всех, кто здесь находится. – Его низкий, бархатистого тембра голос наполнил динамики, и от его звучания дрожь пробежала по ее спине. – Многим из тех, кто собрался здесь, известно, что я вырос в небогатой семье. Подобно большинству рабочих семьей, наша семья жила от зарплаты до зарплаты. Но насколько мы бедны, я понял лишь после гибели моего отца в автомобильной катастрофе. Моя сестра впала в депрессию, потом в кому. У нас не было медицинской страховки, и очень скоро плата за лечение стала для нас неподъемной. Я очень хорошо помню то глубокое чувство собственного бессилия, потому что я ничем не мог ей помочь. Услуги лучших специалистов-неврологов в области мозговых расстройств, как и лечение в современных клиниках, нам было не по карману. К счастью, сестра начала понемногу поправляться, но ведь не всем так везет, как нам. Для многих семей возможность получить современную квалифицированную медицинскую помощь – это вопрос жизни и смерти.

За спиной Шейна на экране возникло лицо мальчика афроамериканца. В первую очередь поражали его глаза: огромные, мягкие, шоколадного оттенка, в которых застыла немая мольба и надежда. Их взгляд заставил Сесили тихо вынуть свою чековую книжку с целью пожертвовать новую сумму на лечение вот таких детей.

– Это Тайлер, – продолжал Шейн, – у него была диагностирована лейкемия редкой формы. Один из внештатных специалистов клиники честно сообщил родителям мальчика, что ребенку осталось жить меньше года, что ничего невозможно сделать.

Шейн говорил просто и ясно, хорошо поставленным голосом, было сразу понятно, как он тепло относится к Тайлеру.

– Но благодаря нашей благотворительной программе для таких больных, как Тайлер, невозможное стало возможным. Самые современные методы лечения помогли остановить болезнь Тайлера и добиться устойчивой ремиссии.

Шейн говорил еще минут десять, и с каждой минутой сердце Сесили расширялось от переполнявших его нежных и горячих чувств.