Сесили вошла в приемную отца решительным шагом, она волновалась, но волнение ее не бросалось в глаза. Высоко поднятая голова, стянутые в тугой конский хвост волосы, деловой наряд темных тонов, напротив, говорили о ее решимости и твердости. Она успела заскочить на четверть часа домой, чтобы переодеться, летней Сесили больше не было, ее опять не стало.

Это было необходимо. Летняя Сесили была слишком мягка и слаба, она не годилась для того, чтобы вести столь трудные переговоры. Для роли переговорщика нужна была другая Сесили.

Иначе было никак нельзя.

В кабинет отца она вошла, не постучавшись. Как она и думала, они поджидали ее, склонившись над какими-то бумагами, лежавшими на столе. Подняв головы, они настороженно посмотрели на нее.

Несмотря на волнение, ее голос звучал ровно и спокойно:

– Я приехала и готова приступить прямо к делу.

Отец и Майлз продолжали молча смотреть на нее. Они были – она поразилась, впервые заметив это, – очень похожи друг на друга. Строгие деловые костюмы, аккуратные и почти одинаковые прически, дряблые щеки, очевидно, от слишком большого количества съеденных обедов. Через пятнадцать лет Майлз Флетчер будет точной копией ее отца.

Подойдя к столу, Сесили поставила свой портфель, села, положила руки перед собой, пытаясь взять под контроль ситуацию. Несмотря на свое незавидное положение, идти у них на поводу она не собиралась.

Кивнув в знак приветствия, она произнесла сухим деловым тоном:

– Итак, джентльмены, давайте поговорим начистоту. Откройте ваши карты.

Отец улыбнулся, его лицо смягчилось:

– Узнаю мою девочку.

Сесили вздернула подбородок:

– Я ничья девочка.

Только один Шейн имел право считать ее своей и называть малышкой.

Майлз наклонился вперед, копируя ее позу, как опытный переговорщик, и источая всем своим видом благожелательность.

– Сесили, нам самим очень жаль, что все так вышло, но, поверь, мы на твоей стороне.

Она встретила его взгляд, не дрогнув и не отведя свой в сторону. Сесили, как и он, прекрасно разбиралась в психологии переговоров:

– Не надо относиться ко мне покровительственно. Выкладывайте вашу мерзкую схему шантажа, чтобы можно было начать обсуждать условия.

Майлз притворно вздохнул:

– Никакого шантажа не было бы вовсе, если бы ты держала в тайне свои отношения с Шейном Донованом.

– А также вовремя отвечала на наши звонки, – ледяным тоном произнес Натаниэл Райли.

Сесили пожала плечами:

– Я была занята.

Майлз накрыл ладонью ее руку:

– Конечно, я понимаю, наш брак нельзя назвать браком по любви, и охотно допускаю, что в будущем могут возникать ситуации, когда одному из нас надо будет с пониманием отнестись к личным слабостям другого. Со временем мы научимся понимать друг друга, благоразумие мне не чуждо. Я не против любовных связей, но по очевидным причинам выставлять их напоказ лучше не стоит.

Голос Майлза вдруг упал до шепота, как будто кабинет был нашпигован спрятанными микрофонами:

– Ты привела его к себе домой.

Как они узнали об этом? Впрочем, какая разница! Теперь это не имело никакого значения.

Она взглянула на отца. У него был утомленный вид. Надежда и смутное чувство нежности внезапно побудили Сесили дать ему возможность искупить свою вину перед ней, как дочерью.

– Неужели тебе на самом деле нравится слушать, как твоя дочь и ее жених обсуждают ее внебрачные связи?

Натаниэл Райли переплел пальцы рук и нахмурился:

– Ты ведь сама согласилась, и это соглашение тебя устроило.

Последняя надежда умерла, отозвавшись в сердце тупой ноющей болью.

– Ты прав, отец, никто меня не принуждал.

Было бы крайне глупо это отрицать. Теперь приходилось расхлебывать ту кашу, которую она сама же заварила.

– Похоже, мои отношения с Шейном Донованом никого не волнуют, не так ли?

– Нисколько, – откровенно признался Натаниэл Райли. – Если хочешь, можешь продолжать и дальше, только держи их в тайне.

Сесили презрительно и горько рассмеялась:

– Он ведь не простачок, такие игры ему не нужны. Итак, говорите ваши условия. На что я должна согласиться, чтобы вы оставили Шейна в покое?

– Ничего такого особенного, – как-то весело отозвался Майлз. – Наше соглашение по-прежнему в силе. Мы продолжаем поддерживать твою предвыборную кампанию до тех пор, пока ты хорошо играешь роль верной своему долгу жены.

Как хорошо ей это было знакомо! Слушать это было невыносимо скучно и утомительно. Сколько раз она сидела на подобных деловых встречах и совещаниях – не перечесть. Хотя раньше эти совещания никогда не касались ни ее, ни ее личных дел, но их тональность какой была, такой и осталась. Бесконечные переговоры, закулисные сделки, обмен информацией с целью извлечь выгоду или заручиться молчанием.

Все, больше никогда! Наплевать! Пора положить этому конец.

С нее достаточно. Как же ей все это надоело! Так жить она больше не может и не хочет. Может быть, ей этого никогда и не хотелось. Ей больше нравилось держаться в тени, находиться за кулисами событий и, образно говоря, передвигать фигуры, как в шахматах, до тех пор, пока не удастся нащупать правильную стратегию.

Действовать по указке отца или Майлза Сесили больше не хотела, и главное – быть зависимой от них.

Вкрадчивым, мягким голосом она спросила:

– А если я откажусь от своего намерения участвовать в выборах?

Взгляд отца стал еще острее и пронзительнее, но почти сразу он перевел его на Майлза. Тот молча кивнул.

– Это было бы очень хорошо.

Сесили вдруг осенило, внутри как будто вспыхнул свет, осветивший многое.

– Значит, это было всего лишь вашим «козырем в кармане», для того чтобы я согласилась на ваш план, не так ли?

Майлз скрестил руки на груди, принимая величественный, почти королевский вид:

– Конечно, мы поддерживали твое намерение участвовать в выборах, но это была слишком амбициозная цель.

Они не верили в нее – никогда, ни секунды. Две недели назад столь откровенное признание стало бы для нее ножом, воткнутым в сердце. Но хотя ей было ужасно больно и обидно, это уже не могло сломить ее. А ведь смогло бы прежде, ведь она тоже не верила в себя!

Но не теперь, когда в нее верил Шейн. Нет, она ни за что не подведет его!

– А какова же ваша настоящая цель?

– Ты же знаешь, что благодаря деньгам моей семьи и усилиям крупного бизнеса у меня появилась возможность собрать достаточно средств для предвыборной кампании. Я потратил несколько лет, чтобы приобрести внутри нашей партии и среди лоббистов необходимый вес и положение. Поддержка твоего отца существенно усиливает мое положение. Благодаря нашему браку и поддержке твоего отца на следующих выборах я выдвину свою кандидатуру на должность губернатора штата. – На губах Майлза расплылась самодовольная выжидательная улыбка, как будто Сесили, узнав о его планах, должна была разделить с ним его радость.

Лицо отца тоже сияло от возбуждения, таким радостным она его давно не видела.

– Это не пустые слова, Сесили. Более того, он на этом не остановится, в перспективе мы рассчитываем на Овальный кабинет в Белом доме.

Заветная мечта любого политика, но для отца, увы, она была недостижима, и он сам понимал это.

Майлза буквально распирало от удовольствия. Он напыжился и с торжествующим видом опустился в кресло.

Сесили перевела взгляд сперва на одного, потом на другого и обратно:

– А-а, наконец я поняла, речь идет о власти. Вот оно что!

– О Белом доме, – уточнил Натаниэл Райли.

Сесили фыркнула, и оба политических мужа тут же насторожились.

– Джентльмены, неужели вы забыли, чем кончились попытки ряда губернаторов Иллинойса? Вы метите в президенты, а попадете, как мне кажется, за решетку.

Майлз побагровел:

– Денег у меня и так достаточно.

Да, теперь ему не хватало только власти. У Сесили вдруг заломило в затылке, а потом заболела и вся голова.

– Но я-то, зачем вам нужна я?

Натаниэл Райли наклонился вперед:

– Ты прекрасно подходишь на роль первой леди. Ты знаешь жизнь, знаешь, как делается политика, искушена в ее тонкостях. Тебя с детства исподволь готовили к этой роли, более того, ты как будто создана для этого.

Сесили покачала головой:

– Для того чтобы быть чьей-то женой?

– Моей женой, – поправил ее Майлз, по-прежнему со своей глупой самодовольной улыбкой, словно ожидая услышать от нее слова благодарности и признательности. – Ты в самом деле обладаешь некоторыми талантами, которые не очень часто встретишь.

Что правда, то правда. Сесили выпрямилась и даже слегка откинулась на спинку стула:

– Вы имеете в виду мою способность выкапывать и вынюхивать разные тайны?

– Не только, – невозмутимо произнес отец. – Ты также умеешь извлекать из них пользу и выгоду для нас. Твое искусство может быть крайне полезным.

Стало жутко обидно. Перед глазами у Сесили все расплылось от навернувшихся слез, вера в человечество была поколеблена, но лишь на секунду, потому что в тот же самый миг она вспомнила о Шейне и о других, которые не были похожи на ее отца и жениха. Все-таки люди в большинстве по своей натуре добры и заботливы, как Шейн.

– Я правильно поняла, вы оставите Шейна в покое, если я буду по-прежнему выполнять условия нашей договоренности?

– Да, все так, – подтвердил Майлз. – Он нам не опасен. Мы проявили интерес к его делам только потому, что ты увлеклась им.

– Вот и хорошо, но мне нужны гарантии, что вы больше не проявляете к нему интереса.

Майлз и Райли озадаченно переглянулись, затем оба одновременно уставились на нее.

– Что?

– Я хочу, чтобы вы завтра позвонили мэру и добились его согласия на заключение контракта. Контракт должен быть подписан, причем как можно быстрее.

Это была рискованная игра, но она намеренно пошла на это, зная кухню таких сделок.

По расстроенному лицу Натаниэла Райли было видно, что условие Сесили ему не по душе.

– Боюсь, дорогая, твое условие невыполнимо. Это слишком большая уступка с нашей стороны.

– Вы мне не верите?

– Нет, верим, но только не в данном случае.

Отец, перед которым она преклонялась всю жизнь, смотрел на нее как на очередное препятствие на своем пути, которое надо было искусно и ловко преодолеть.

Но сейчас это было как раз на руку Сесили. Она привыкла использовать малейшие подвижки в позиции или изменения силы для своей собственной выгоды.

– Ну что ж, хорошо, – сказала она, вставая. – Будем и дальше стоять каждый на своем. Мне пора идти. Звоните, теперь я всегда на связи.

Майлз и Натаниэл Райли встали, последний улыбался натянуто и холодно:

– Когда ты уже будешь первой леди, ты поймешь, что это все было сделано исключительно ради твоего блага.

Идя к дверям, Сесили обернулась через плечо с тайной надеждой увидеть какой-нибудь одобряющий отцовский жест, – ничего, и тогда она обронила:

– Я лишь хотела, чтобы ты верил в меня, большего мне ничего не надо.

– Я верю, – закивал головой сенатор. – Вот поэтому мы смотрим на тебя как на члена нашей команды.

Не таких слов Сесили ожидала от него. Его слова прозвучали как печальный похоронный марш над всеми ее надеждами.

Глубоко расстроенная, она вышла из офиса отца, слезы душили ее.

Она еще надеялась на чудо, ее мысль судорожно металась в поисках выхода из непростого положения. Но решение никак не приходило. Руки у нее опустились. Похоже, все было кончено.

Видимо, придется расстаться с Шейном.

Она не хотела, чтобы он пострадал из-за нее. Она ведь ему ничего не обещала, хотя ее молчание было красноречивее любых слов, но оно ничего не значило. Особенно сейчас.

Как хорошо, что она ничего не сказала Шейну о своем намерении разорвать помолвку, он ничего не знал о ее тайных планах, и теперь она снова будет готовиться к свадьбе с Майлзом. Хотя Сесили даже не представляла, как ей убедить Шейна, что их отношения закончились и это к лучшему, но у нее не было выбора. На кону стояла судьба очень выгодного контракта, который до зарезу был нужен Шейну. Хорошо зная его, она не сомневалась, что Шейн не испугается шантажа со стороны Майлза и отца, но его смелость слишком дорого обошлась бы ему. Она не допустит, чтобы пострадала репутация Шейна, чтобы он разорился. Вот и наступил тот момент, когда кому-то надо было позаботиться о нем.

И этим кем-то будет она. Другого выхода не было.

Шейн был мрачен, как ночное небо. Он сидел, покачиваясь, на ступеньке террасы дома, и пил одну банку пива за другой, поджидая Сесили.

Весь день он звонил ей. Писал сообщения. Она не отвечала.

Женщина, спавшая с ним прошлой ночью, сгоравшая от желания и жаждавшая его ласк, никак не могла вести себя подобным образом. Это не походило на нее. Они были вместе совсем недолго, но за столь короткое время научились понимать и чувствовать друг друга так, что между ними установилась незримая связь, достаточная, чтобы улавливать чувства другого.

У нее что-то случилось, иначе она непременно ответила бы ему, а не молчала.

Внутренний голос подсказывал ему держаться начеку. Все это не могло кончиться добром.

А пока Шейну больше ничего не оставалось, кроме как сидеть и ждать, чем это закончится.

Двери открылись, на крыльцо вышел Джеймс. Как обычно, он двигался тихо, почти крадучись, как кошка.

Шейн отпил пиво и веско обронил:

– Мне никто не нужен.

За последние два часа все, кто был в доме, приходили к нему, и эти посещения, с самыми благими и добрыми намерениями, бесили его все сильнее и сильнее.

Джеймс небрежно присел на подвесные качели:

– Да-да, я уже слышал.

– Раз так, можешь проваливать.

Джеймс покачал головой:

– Торопиться мне некуда. Пока побуду здесь.

– Как хочешь.

Джеймс – сколько же в нем было кошачьей природы! – обладал удивительным даром создавать вокруг себя атмосферу покоя и расслабленности. Через несколько минут тревога и напряжение Шейна стали ослабевать. Сделав еще глоток, он произнес уже более благодушным тоном:

– Ни черта не понимаю, что же происходит на самом деле.

– Но ведь пока ничего плохого не случилось.

Это звучало весьма разумно, Джеймс, как всегда, рассуждал логически. Но именно эта черта больше всего и раздражала в нем.

– Нет, случилось, я знаю, – вздохнул Шейн.

– Пусть так. Но мне кажется, тебе следует больше верить ей.

– А я и верю.

Джеймс замотал головой:

– Нет, не веришь. Ты хочешь ей верить, но на самом деле не веришь. Она может сломить тебя, ты догадываешься об этом. Ты привык ни от кого не зависеть, быть победителем.

Шейн опешил от подобной откровенности. Сперва ему захотелось отшутиться, но потом он решил: а почему бы ему не узнать, что скрывается за той белибердой, которую несет брат? Разбираться в этом было легче и проще, чем в своих чувствах к Сесили.

– Что за ерунда? С чего ты взял?

– Да так, много читал, – несколько сухо ответил Джеймс, видимо, слегка обидевшись. – Тебе нравится быть героем. Всех спасать. Вот в чем твоя проблема.

– Не вижу тут никакой проблемы.

– Послушай, Сесили не хочет, чтобы ее спасали. На роль девицы, попавшей в беду, она не годится. Ты в растерянности, потому что не знаешь, что делать. Ты привык спасать, а спасать некого.

Не желая признавать правоту Джеймса, Шейн ощетинился:

– Что ты этим хочешь сказать? Что мне нравятся слабые, бесхарактерные женщины?

– Нет, ни в коем случае, – Джеймс слегка умерил напор, – но тебе нравится доминировать, повелевать, а Сесили ускользает из-под твоей власти. От тебя ей ничего не надо.

– Это не так, – возразил Шейн, однако неприятный холодок прополз по его спине. А ведь правда, в первый раз после смерти отца ему был кто-то нужен, а именно Сесили, и вовсе не обязательно, чтобы она так же нуждалась в нем, как он в ней.

Джеймс пожал плечами:

– Ну что ж, тебе виднее.

Они замолчали.

Джеймс не любил болтать попусту. Высказав главную мысль, он не торопил Шейна с ответом, прекрасно понимая, что тому нужно время для того, чтобы все как следует обдумать.

Самолюбие Шейна было задето, поэтому сгоряча он ляпнул первое, что пришло ему на ум.

В самом деле, зачем ему было спасать Сесили? Нет, ни за что он не будет ее спасать!

Однако немного остыв, Шейн задумался. А может все-таки станет? Не подумывал ли он втайне об этом? Но почему тогда он ничего не предпринял? Не оттого ли, что предавался пустым мечтам, как он устремляется на помощь и вырывает Сесили из грязных лап ее отца и его гнусного приспешника?

Нет, разве такое возможно?!

У него перехватило горло, и он с трудом проглотил комок. Он никогда не обманывал себя, и сейчас, взглянув правде в глаза, Шейн остолбенел. Да, да, именно мечтам он и предавался. Когда Сесили ушла, ничего не сказав и не прося, он совершенно потерялся, – вот почему он был так зол на нее.

Черт, она даже не пригласила его поучаствовать в своей битве.

Шейн встряхнул головой и беззлобно сказал:

– Ты придурок.

Джеймс рассмеялся:

– Мне то и дело напоминают об этом.

Уставшая до изнеможения, Сесили поднималась по ступеням крыльца дома в Ривайвле, сам подъем представлялся ей не менее трудным, чем восхождение на Эверест. Когда она коснулась ногой верхней ступени, из ночной темноты раздался голос Шейна. От неожиданности она вздрогнула.

– Где, черт подери, ты была? – голос Шейна дрожал от злости и гнева.

Она устала. Более того, она была подавлена, расстроена, ее угнетали тяжелые мысли. Но как бы плохо и тяжело ей ни было, Сесили по привычке тут же вошла в образ Снежной Королевы.

– Я же оставила записку, – произнесла она холодным тоном.

Она подошла к нему, сидевшему на качелях. Как же ей хотелось присесть рядом, спрятать голову у него на груди, ощутить тепло его тела! Но она не могла позволить себе расслабиться, рассиропиться, выказать свою слабость. Нельзя быть слабой. Это вошло в ее плоть и кровь.

Сесили невозмутимо разгладила складки на своем деловом наряде.

Шейн желчно и злобно рассмеялся:

– Ну что ж, Сесили, выкладывай свою новость.

Она растерялась. Грустный разговор о будущем она хотела отложить до завтра, но Шейн каким-то образом уже догадался, о чем пойдет речь. Для нее его проницательность была загадкой.

Не скрывая своего раздражения, он продолжил:

– Не понимаешь? А ведь я тебе говорил, что умею читать твои мысли. Можешь морочить голову кому угодно, но только не мне. Хотя ты еще не вполне понимаешь, как преподнести мне свою новость, не так ли?

Слезы подступил к горлу, и Сесили закусила губу, чтобы не расплакаться.

– Ты это о чем?

– Последнее время мы с тобой были очень близки, Сесили. Помнится, мы как-то говорили уже об этом, но в более интимной обстановке. Когда ты так внезапно уехала, оставив короткую в одну строчку записку, и отключила свой мобильный телефон, то это, Сисси, было красноречивее любых слов. Ты должна была знать.

Сесили нахмурилась. Конечно, она знала. Только она не понимала одного – что они так близки друг с другом. Это произошло так незаметно и так естественно, что она даже не заметила, как это случилось. Надо же так оплошать, так сглупить!

Сделав глубокий вдох, она собрала остатки своего мужества.

Она делает это ради него. Ради того, чтобы защитить его. Он возненавидит ее, ну и пусть, он никогда не простит ей, ну и пусть. Она любит его, и ради него готова на все. Не в силах смотреть Шейну в лицо, Сесили уставилась в пол.

– Пора с этим кончать, – голос Шейна прозвучал глухо и надтреснуто – видимо, он понимал, – тут ничего нельзя поделать.

Язык плохо повиновался Сесили, слова не хотели слетать с губ, но, сделав усилие, она выдавила их из себя:

– Да, нужно кончать.

Ее едва не стошнило.

– Почему? И ради чего? Для того чтобы выйти за того, кого не любишь, и бороться за место в конгрессе, куда тебе совсем не хочется?

– Нет, хочется. И всегда хотелось. – Она повторила заученные в течение многих месяцев или даже лет слова, как попугай. Утратившие смысл, пустые слова. С таким же успехом она могла бы сказать, что хочет полететь на Марс. И выборы, и Марс были для нее столь же равноудалены по своей бессмысленности. Тем не менее, она упорно гнула свое: – И я добьюсь этого.

Шейн встал и подошел к ней. Вокруг стояла удивительная тишина, пронизанная напряженным волнением. Подойдя вплотную, он приподнял ее голову за подбородок и взглянул прямо ей в глаза.

В них стояли слезы, но усилием воли Сесили прогнала их прочь. Ей нельзя было плакать. Только не здесь, и не сейчас. Когда она будет одна, вот тогда будет можно.

Шейн смотрел ей в глаза, это было невыносимо, казалось, что это продолжается целую вечность. Он стиснул зубы так, что на скулах заиграли желваки.

– Я не верю тебе.

Она нервно сглотнула:

– Как хочешь, твое право.

– Ты любишь меня?

Этот вопрос оказался труднее, чем предыдущий. Уклончивый ответ тут никак не мог пройти. Слезы навернулись на ее глаза и медленно заскользили по щекам. И тут Сесили произнесла самую большую ложь в своей жизни:

– Нет.

– Лгунишка.

Он поцеловал ее. Его губы приникли к ее рту с отчаянной жадностью. Сесили попыталась остановить его, но тщетно, ее тело невольно с не меньшей жадностью откликнулось на поцелуй.

Ее губы буквально прилипли к его губам.

Шейн пригнулся, намеренно удлиняя поцелуй.

Их языки коснулись друг друга.

Они целовались так, как, вероятно, целуются на небесах. Слезы горечи, стекавшие по щекам Сесили, вдруг стали сладкими – не от тепла ли его горячих губ?

Он обнял ее покрепче и привлек к себе, так придвигает к себе любимое блюдо, жадно желая его отведать, настоящий гурман. Застонав, она сама как можно плотнее прильнула к нему.

Она не могла больше без него.

Она хотела его.

Потянув за прядь ее волос, Шейн откинул назад ее голову.

– Не лги мне, Сесили. Скажи лучше правду.

На Сесили словно вылили ведро холодной воды. Она отодвинулась и отступила на шаг назад. Он не удерживал ее. Он убрал руки, и вместе с ними ушло их тепло, опять в этом мире стало холодно и одиноко. Шейн нахмурился, черты его лица погрубели, стали жестче. Сесили как можно быстрее снова надела на себя маску Снежной Королевы, и пронзительный, жесткий взгляд Шейна отскочил от нее, как мяч от стенки. Ей не надо было больше лгать. Теперь она была готова сказать правду, и она ее сказала:

– Я выхожу замуж за Майлза Флетчера.

Она вся собралась, готовясь к злобно-сердитой вспышке, но Шейн не стал изливать на нее свой гнев.

Вместо этого он, так же как и она, отступил на шаг назад и облил ее нескрываемым презрением:

– Прекрасно. Не буду тебе мешать.

Острая боль пронзила Сесили, ее сердце было разбито, она поняла, что означают его слова. Но хуже всего было то, что она сама разорвала нити, связывавшие их обоих. Она перешла за черту, разделявшую их, отрезав путь к примирению.

– Вот и хорошо, – кивнула она.

Шейн тоже кивнул. Их кивки до смешного напоминали тот момент, когда обе стороны, заключившие контракт, выражают согласие.

– В таком случае давай договоримся, – произнес Шейн. – Теперь будем держаться друг от друга на расстоянии. До дня свадьбы уже недолго.

Сесили расправила плечи и выпрямилась. Ее слезы высохли. Ну что ж, то, что должно было случиться, случилось. Они расстаются. Навсегда.

– Согласна.

Губы Шейна искривились в сардонической усмешке.

– После свадьбы станет легче. Мы будем видеться только по праздникам. Очень скоро все забудется, как будто ничего и не было.

Итак, все кончено. Сесили захотелось уйти к себе, и как можно скорее – чтобы вволю выплакаться в одиночестве.

– Спокойной ночи, Шейн.

Сесили пошла прочь. Заглушив голос сердца, отбросив все надежды на будущее, которые казались такими близкими и легко осуществимыми еще совсем недавно – прошлой ночью. Призвав на помощь всю свою выдержку, натренированную годами, она вошла в дом, прошла через холл, кухню и через задний вход вышла во двор.

Очутившись на воздухе, она машинально свернула к реке, затем, повинуясь безотчетному порыву, направилась к дому Грейси. Почему туда шла, Сесили не знала, может быть потому, что оставаться сейчас наедине со своим горем для нее было просто невыносимо. Ее губы дрожали, когда она постучалась в дом Грейси.

Двери открыл Сэм. Сразу поняв по лицу Сесили, что случилось что-то серьезное, он отступил, приглашая ее зайти:

– Я сейчас позову сестру.

Не прошло и полминуты, как на кухню влетела сама Грейси.

Едва увидев ее, Сесили безудержно и отчаянно разрыдалась.