– Как твоя голова? – заботливо спрашивает Имоджен, когда мы сидим в парикмахерской.

Как будто вот-вот лопнет. Она и впрямь угрожала мне с моего же телефона. Клодин не только переходит все разумные пределы, она их сносит.

– Ты какая-то бледная, – озабоченно замечает Имоджен.

– Все нормально, честно, – натужно улыбаюсь я, пока в который раз вытягиваю руки и проверяю, со мной ли письмо. Ощупываю уголки конверта, после чего ставлю сумочку около ног.

– Хорошо. Я прямо жду не дождусь мытья и укладки. – Сестра подрагивает от предвкушения.

Всем четверым, очевидно, назначено время в мамином люксовом салоне. Она гордо вошла впереди нас, словно королева-мать, и ей явно стоило больших трудов это организовать: все украдкой переглядывались и смотрели на меня – похоже, работавшие там знали нашу тайну. Это нервировало, несмотря на множество лучезарных улыбок.

– Милые дамы! Здравствуйте! Здравствуйте! У кого-то сегодня судьбоносный день рождения?

Откуда-то из глубин заведения появляется мамин парикмахер, словно дама из пантомимы, готовая к представлению с участием публики. Это высокий мужчина по имени Карл, одетый в обтягивающую белую рубашку и сине-фиолетовые джинсы. У него густые курчавые волосы, как у ягненка, четко обрезанные вокруг розовой шеи и оттененные длинными бакенбардами. Они контрастируют с его очками в тяжелой прямоугольной праве, из-за которых смотрят крохотные глазки-бусинки.

– Здравствуй, Маура, дорогая моя! – Карл чмокает маму. – Не верю, что ты мать сорокалетней дочери. Невозможно! – Пока мама краснеет от удовольствия, он обращается ко мне: – А вы, очевидно, именинница? Сегодня вечером вы предстанете в полном блеске – бриллианты и диадемы, общий сбор! Значит, вам нужна высокая прическа! – Это скорее наказ, нежели вопрос, и Карл увлекает меня к креслу у зеркала, а вся моя родня покорно идет за нами.

Не спрашивая разрешения, Карл стремительно снимает мой обруч для волос и запускает пальцы в мою шевелюру.

– Когда в последний раз вы их подстригали, дорогуша? – тихо спрашивает он, словно всем нам очевидно, что я себя совершенно запустила, чем подвела остальных, но Карл же хочет, чтобы я вслух в этом призналась.

– Месяца три назад.

Он начинает распускать мои волосы, потом неожиданно резко вертит мою голову в разные стороны, чтобы получше рассмотреть меня. Я вздрагиваю, отчасти от боли при внезапном движении, а еще и потому, что эти повороты напоминают мне прикосновения незнакомца в моей спальне.

Я инстинктивно уклоняюсь от рук Карла. Он останавливается и недоуменно пожимает плечами, резким движением поправляя очки на носу, пока глядит на меня в зеркало.

– Сегодня я ударилась головой, – объясняю я. – Немного больно.

Пару секунд Карл бесстрастно рассматривает меня, после чего как бы возвращается к жизни.

– Так, отойдите-ка все! – машет он руками на Имоджен, маму и Алису. – Я не могу работать, пока вы тут нависаете надо мной, словно у вас уже и котелок не варит. Через минутку я приду и дам указания вашим стилистам, но на случай, если им придут в голову вздорные мысли, вам двоим, – указывает он на девчонок, – тоже высокие прически, а маме – низкий шиньон.

Они послушно исчезают, а он опять поворачивается ко мне, аккуратно берет в руки мои волосы и чуть закручивает их, прежде чем отпустить. Нащупывает стул, придвигает его и садится рядом со мной.

– Ваша матушка выдала мне заколки. Они ждут своего часа – выдержаны в стиле ар-деко. Я совершенно с ней согласен, что в ваших волосах они будут смотреться умопомрачительно. У вас изящная шея, а овал лица подойдет почти под все стили… – Карл делает паузу. – Но у вас сегодня большой день. Что бы вы хотели?

Я замираю. А что бы я хотела? У меня большой день… Я почему-то никогда его не представляла таким образом.

– Ну, сама не знаю, – бормочу я, пытаясь улыбнуться.

– У нас много времени, – нежно воркует Карл, отчего у меня вырывается какой-то лающий смешок. Он опять встает и заходит за кресло. – Много времени, верьте слову. Вы хотите быть несколько романтичной или же чуть более утонченной и загадочной?

Я молчу, а потом признаюсь:

– Я почти ничего не знаю о свадебном платье, какое мне подобрали.

Он выкатывает глаза, но держит удар, бросив взгляд в зеркало на маму и сестер, которые сидят у раковин, прежде чем пробормотать:

– Я видел фотографию. Платье просто невероятное – в нем вы будете выглядеть сногсшибательно. Доверьтесь мне, и я сделаю то, что придаст вам еще большее очарование, хорошо?

– Да.

Карл довольно улыбается:

– Мы переместимся к раковинам, как только там закончат с остальными. Я сам вами займусь – не хочу, чтобы моя криворукая молодежь наломала дров.

Он моет мне голову с величайшей осторожностью, кажущейся почти ритуальной, после того как установил мне подставки под спину и опустил раковину, чтобы я могла наклонить голову, ничего не задев. Несколько раз спрашивает, удобно ли мне и нужной ли температуры вода.

– Все прекрасно.

– Тогда закройте глаза, – говорит Карл. – В вашей маленькой, бедненькой головке сейчас, наверное, царит переполох. Постарайтесь успокоиться.

Если бы он только знал… Я отчаянно пытаюсь избавиться от всяких мыслей, пока его пальцы нежно перебирают мои волосы, но вместо этого вижу себя медленно идущей по проходу между гостей в сторону Марка, одетого в выходной дневной костюм. Он поворачивается… и почему-то превращается в Рича. Я останавливаюсь, и улыбка сползает с его лица. Он выглядит как воплощение скорби, протягивает руки и начинает приближаться ко мне, но я пячусь, оборачиваюсь и бегу со всех ног! Я стремительно выскакиваю из церкви, за дверью которой открываются ослепительно-зеленые поля и безоблачное, ясное небо. Подбираю юбки пышного, ультраконсервативного белого платья, мои босые ноги отталкиваются от мягкой земли, и чем дальше я отбегаю, тем больше в них появляется силы.

Внезапно меня окутывает сильный, головокружительный и почти навязчивый аромат, прерывающий мои мысли и возвращающий к действительности.

– Эта процедура призвана успокоить и тело, и душу, – тихо бормочет Карл.

Но меня охватывает внезапный приступ отчаяния. Всего через шесть часов я приеду в гостиницу.

– Так, все сполоснули, мытье закончено, дорогая, – произносит Карл. Он приводит меня в вертикальное положение, мастерским движением поправляя на мне тюрбан из полотенца. – А теперь вот сюда, любовь моя! – Осторожно проведя меня сквозь салон, словно я из хрупкого стекла и могу в любой момент рассыпаться, Карл усаживает меня в кресло подальше от остальных и заговорщически шепчет: – Ладно, ну мне-то вы должны сказать, кто раскололся и все разболтал?

– Не могу.

– Ну, если честно, то я бы на вашем месте поступил так же. Маура говорит, что будущий муженек уж так расстарался, чтобы все прошло как по маслу. В чем же маленькая невинная ложь? Нужда заставит мышей ловить, и все такое. – Он подмигивает мне в зеркале. – Понимаю, почему вы не хотите ему все испортить, намекнув, что всё знали с самого начала, хотя лично я бы жутко разозлился на любого, кто стал бы совать свой нос. Наверное, он сейчас в гостинице и следит за последними приготовлениями? – Карл начинает расчесывать мои мокрые волосы, потом делает паузу и вздыхает, прежде чем снова принимается их распрямлять. – Я никогда не слышал ничего столь романтичного, никогда в жизни.

– Он возвращается из Франции. Ему нужно забрать двух детей от первого брака.

Карл замирает и корчит гримасу.

– Из Франции? А вы женитесь через… – Он смотрит на часы. – Почти шесть часов? Он тютелька в тютельку попадает, и никаких каламбуров. Вы знаете, что придется выйти замуж за шафера, если жених не объявится? Нет, не отвечайте – вы даже не знаете, кто на свадьбе шафер!

Но я пристально смотрю на себя в зеркало. Карл прав. Что произойдет, если Марк не успеет на свадьбу? А мне так и придется находиться там и открыть письмо в восемь часов вечера – в соответствии с условиями…

Мое сердце радостно бьется при первом проблеске надежды. Гости придут в жуткое замешательство по поводу того, что Марк явно держал в секрете организованную им свадьбу, но они ни слова не скажут мне с учетом того, что я не в курсе? И если Клодин обманется в своих мечтах публично унизить нас, то это ли для нее самое главное? Разумеется, пока мы не женаты и не поженимся, она получит то, что хочет, верно?

Вот только Марк не пропустит свадьбу, которую так скрупулезно организовал. Должно случиться что-то на грани жизни и смерти, а я едва ли хочу, чтобы моего жениха арестовали или похитили.

– Так, сейчас я вас просушу и начешу волосы сзади для объема, хорошо? – Карл включает фен и осторожно наклоняет меня вперед, крича: – Я помню о вашей травме головы!

Я замираю. Травма головы. Если я внезапно серьезно «заболею» и окажусь в больнице, то, несмотря на свадьбу, Марк бросит все и ринется туда. Я чуть не подпрыгиваю от возбуждения при мысли, что высвечивается малейшая возможность что-то сделать, чтобы защитить Марка и детей. Если я попаду в отделение неотложной помощи, то, пока Марк едет в больницу, удастся ли мне каким-то образом выскользнуть и появиться в гостинице в восемь часов вечера, чтобы открыть письмо?

– Теперь поднимаем голову, дорогуша. Да, густые у вас волосы! Еще немного, и начнем укладывать и закалывать. Что с вами такое? Гадаете насчет вечера? – Карл закатывает глаза. – Наверное, страшновато, когда нет никаких зацепок, чтобы выяснить, что же он запланировал. Это похоже на сериал «Не говорите невесте» – вот только там даже женщины знают, что делают их мужья, и сама свадьба – вовсе не секрет.

Я внезапно понимаю, что он прав. Это полное безумие. Сумасшествие. Я от безысходности ерзаю на кресле. Мне становится жарко. Шум жужжащих фенов, салонная болтовня и буханье музыки на заднем фоне начинают бить мне по мозгам. Вот только был же человек в моем доме! Он знал меня, и его наняли прийти и найти меня. Это и есть реальность, и каким бы невозможным это ни казалось, все это происходит в действительности.

Если я не сделаю все, как мне велено, нам не поздоровится.

Единственный выход – увести Марка подальше от гостиницы. Другого решения нет. Я начинаю учащенно дышать и выгибаю шею, чтобы поглядеть, на какой стадии прическа Алисы.

– Как вы думаете, мне можно переброситься парой слов с самой младшей сестрой?

– Конечно, дорогая. – Карл опускает расческу. – Я передам ей, чтобы она подошла. Кофе не желаете?

Нет! Хочу немедленно поговорить с Алисой. Я качаю головой.

– Я мигом! – Карл легонько хлопает меня по плечу, и я смотрю, как он подходит к креслу Алисы и что-то говорит ей. Та с улыбкой поднимается, ее темные волосы торчат во все стороны, как после удара током, но при виде меня она меняется в лице и спешит ко мне через весь салон.

– Что случилось? – Алиса садится на стул, пододвигает его поближе и берет меня за руку. – Дыши глубже. Это все он, да? Что еще он выкинул?

Я понимаю, что она имеет в виду Рича.

– Кажется, я нашла способ вытащить Марка из ситуации, в которой я не хочу, чтобы он вечером оказался. – Я сжимаю ее ладонь. – Мне понадобится увести его подальше от гостиницы, чтобы он…

– Ты хочешь, чтобы свадьба прошла без Марка? – восклицает сестра.

Я тщательно подбираю слова:

– Свадьбы не будет, Алиса. Ты, я, мама и Имоджен должны вместе приехать в гостиницу перед службой.

Она кивает.

– Хорошо. Я думаю, что моя травма головы обострится настолько, что мне понадобится отправиться в больницу, и Марк приедет ко мне.

Алиса медленно откидывается на спинку стула:

– Ничего не понимаю. Сегодня утром ты сказала, что будешь в гостинице непременно, а теперь…

– Тебе не нужно ничего понимать. Если бы я с самого начала знала об этой проклятой свадьбе…

– А вот это уже перебор, Софи. Мы же не предполагали, что ты перепихнулась с Ричем! – Она понижает голос: – Да, плохо, что в одном зале сегодня вечером окажутся двое мужчин, с которыми ты переспала за последние два месяца. Особенно когда регистратор произнесет: «Может ли кто-нибудь назвать причину, по которой эти мужчина и женщина не могут сочетаться узами брака?» Однако что он такого…

– Я серьезно… тебе не надо в это вникать, – в отчаянии шепчу я. – Все, что я хочу знать, – есть ли у меня хоть малейший шанс не допустить, чтобы жизни людей пошли под откос?

Она ошарашенно смотрит на меня.

– Я тебя спрашиваю, Алиса!

– Не знаю, Софи! – неуверенно отвечает она. – Ну, думаю, что… да.

– Ты поможешь мне, не задавая больше вопросов?

Пару секунд сестра нерешительно молчит, а потом произносит:

– Объясни мне, что я должна делать?