ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Паламеде, Клеандро.

Паламеде. Куда в такую рань?

Клеандро. А ты куда?

Паламеде. Да есть тут одно дельце…

Клеандро. Вот и у меня есть дельце… и уж так хотелось бы его уладить! А выйдет, нет — не поручусь.

Паламеде. Но дельце-то из тех, что уладить можно?

Клеандро. Наперед не скажу, но при великом усердии — можно.

Паламеде. Я, пожалуй, пойду. Тебе не до меня. Знаешь, когда кто в тягость, так уж лучше и с глаз долой. Ты, должно быть, примечал, что я и прежде старался не докучать тебе, видя дурное твое расположение.

Клеандро. Расположение — черт с ним. Только дело-то посерьезнее: я влюблен.

Паламеде. Брось! Вот уж не подумал бы!

Клеандро. Паламеде, друг мой, ты и половины того не знаешь, что надобно б было знать. Я и прежде впадал в отчаянье, а нынче вовсе места себе не нахожу.

Паламеде. Как так?

Клеандро. То, что раньше скрывал я от тебя, — теперь поведаю, ибо дошел я до крайней безнадежности и любая подмога мне будет впору.

Паламеде. Ох, коли раньше всякая встреча с тобой была мне в тягость, то нынче особливо буду тебя бежать, справедливо рассуждая: бойся трех сортов людей — певцов, стариков и влюбленных. Попробуй, к примеру, заговорить с певцом: начнешь ему изливаться, полагая, что тебя слушает, а у него в голове лишь до-ре-ми-фа-соль да в горле полощется какая-нибудь этакая песенка. Заговори со стариком — тоже ничего путного. Начнет таскать тебя по церквам, бить поклоны да бормотать «Отче наш». Влюбленные и того хуже. Ты к ним с разговором, а они не только тебя не слышат, будто поглощены неимоверной тяжести работой, — но еще на тебя же обрушат столько пеней и жалоб, что ты поневоле плюнешь на собственные невзгоды и пустишься их утешать… Если взять, к примеру, горемыку, влюбленного в уличную девку, то его всенепременно ждут всяческие утеснения и обиды… Словом, жалоб хоть отбавляй. Ежели кто влюблен в женщину порядочную, то, Боже! Тут тебе и ревность, и зависть, и подозрения… сотни и тысячи поводов для причитаний. Потому-то, милый мой Клеандро, я охотно побуду с тобой, когда я тебе в самом деле понадоблюсь. Теперь же не прогневайся — твои пени заставляют меня бежать.

Клеандро. Страсть свою я скрывал по изложенным тобою причинам. Не хотел, чтобы меня принимали за надоеду или же завлекали в ловушку. Мне хорошо ведомо, сколь много таких, кто под личиной участия выведывает тайны, дабы потом ими злоупотреблять. Ныне же, коль скоро судьбе заблагорассудилось поставить меня на край пропасти, я порешил тебе открыться. Отчасти отвести душу, отчасти в надежде на твою помощь в случае нужды.

Паламеде. Слушаю тебя и готов помочь, невзирая на все опасности и преграды.

Клеандро. Знаю, знаю, друг мой! Ты, полагаю, наслышан о девице, которая воспитана в нашем доме?

Паламеде. Видел ее. Откуда она родом?

Клеандро. А вот послушай. Лет двенадцать тому назад — ибо случилось это в тысяча четыреста девяносто четвертом году, когда по пути в Неаполь король Карл, во главе огромного войска, проходил через Флоренцию, в нашем доме остановился дворянин из отряда монсеньора де Фуа по имени Бельтран де Гасконь. Отец мой приветил этого дворянина со всевозможным радушием. Видеть столь великую дружбу между отцом и гостем было тем более удивительно, что в большинстве своем французские гости и хозяева люто враждовали.

Паламеде. Вам здорово повезло, ибо французы, бывшие на постое в нашем доме, причинили нам неисчислимое зло.

Клеандро. Случалось и так! Но у нас все было иначе. Так вот, этот Бельтран отправился в Неаполь вслед за своим повелителем. А Карл хоть и захватил королевство Неаполя, однако ж вынужден был его оставить, ибо папа, император, венецейцы и герцог Миланский соединились против него. Оставив часть своих людей в Неаполе, Карл устремился в Тоскану. Тут он узнал, что образовавшаяся против него лига собрала огромное войско на Таро, дабы преградить ему дорогу, когда он станет спускаться с гор. Карл рассудил не мешкать и в Тоскане не задерживаться. Потому-то решил он оставить в стороне Флоренцию и через Пизу и Понтремоли спуститься в Ломбардию. Бельтран, прослышав про движение вражеских войск и не ведая, как обернется дело, положил, по крайности, спасти любезную его сердцу девчурку, которая была с ним в Неаполе. Девчурке было лет пять, и была она прехорошенькая личиком и нрава что ни на есть самого кроткого. Так вот, девчурку эту препоручил он слуге отвезти к моему отцу, заклиная дружбой холить и лелеять ее. А там, Бог даст, он за ней пришлет. Знатного была она роду иль нет — он не писал. Сказал только, что зовут ее Клицией. Отец и мать, не имея других детей, кроме меня, сразу же ее возлюбили…

Паламеде. Скажи лучше, что ты ее возлюбил!

Клеандро. Постой!.. Возлюбили как свою собственную. Тогда минуло мне десять лет и, как положено мальчикам, я с первого взгляда к ней привязался. Привязанность эта крепла из года в год. Когда же ей стукнуло двенадцать, отец и мать не на шутку взволновались и стали за мной приглядывать. Оставаться с ней наедине я уже не мог. Не стану говорить, что подобные утеснения — а ведь известно, сколь желанен бывает запретный плод, — только подлили масла в огонь. Жизнь стала несносной, и, наверное, в аду я чувствовал бы себя стократ счастливее.

Паламеде. Бельтран так и не присылал за ней?

Клеандро. Больше о нем не было ни слуху ни духу. Быть может, погиб в битве на Таро.

Паламеде. Но признайся: чего бы ты хотел? Хотел бы на ней жениться или слюбиться, не женясь? Ведь сколько лет она у тебя под боком? Неужто ты не изыщешь способа добиться своего?

Клеандро. Знаешь, не стану от тебя таиться…

Паламеде. Говори.

Клеандро. Смешно и стыдно: отец сам в нее влюблен.

Паламеде. Никомако?

Клеандро. Он самый.

Паламеде. Как только попустил Господь!

Клеандро. Попустил, и все святые вкупе с Ним!

Паламеде. Ну и ну! Пожалуй, я в жизни такого не слыхивал! И все это под одной крышей? Как же вы уживаетесь? Как можете смотреть в глаза друг другу? Мать знает об этом?

Клеандро. И мать, и домашние, и челядь. Все об этом только и судачат.

Паламеде. Скажи, как далеко, однако ж, зашли дела?

Клеандро. Как далеко? А вот изволь: отец, когда б он даже не был сам влюблен, все равно нипочем не отдал бы ее за меня, ибо скуп чрезвычайно, а за ней никакого приданого не водится. К тому же он сомневается в благородстве ее родителей. Я же, со своей стороны, готов жениться на ней, быть ей другом — словом, заполучить в каком угодно качестве. Но обо всем этом толковать теперь напрасно. Скажу лучше, как обстоят дела.

Паламеде. Слушаю тебя со всевозможным вниманием.

Клеандро. Отец, который вот уж год как влюблен в нее, дабы утолить сжигающую его страсть, решил, что единственный выход — выдать ее за такого человека, который стал бы потом охотно делиться с ним своей женою, ибо добиваться своего до ее замужества казалось отцу делом бесчестным и греховным. С этой-то целью он и остановил свой выбор на Пирро, своем слуге. Порешив так, отец повел дело с такой великой осторожностью, что был уже на волосок от того, чтобы преуспеть, прежде чем кто-либо успел бы разгадать его замысел. Но моя мать, Софрония, заблаговременно приметила любострастную склонность отца. И вот, подстрекаемая ревностью, она всеми правдами и неправдами пытается расстроить отцовскую уловку. Прежде всего она подобрала другого жениха, ругательски изругав затею с Пирро. В женихи она наметила Эустакьо, нашего управляющего. И хотя Никомако пользуется в доме куда большей властью, тем не менее изворотливость матери и общая наша поддержка, которую незаметно мы оказывали, заставили отца отложить брак Клиции с Пирро на несколько недель. Но Никомако упорно гнет свое, и вот сегодня вечером, вопреки всем стихиям, хочет прикончить дело свадьбой. Он уже облюбовал жилье Дамоне, что находится по соседству с нами; хочет его купить, обставить, открыть лавочку и обогатить Пирро.

Паламеде. А тебе не все равно, кто заполучит Клицию — Пирро или Эустакьо?

Клеандро. Как все равно? Да ведь Пирро самый большой мошенник, какого только можно сыскать во Флоренции; мало того что он решил поделить Клицию с моим отцом — он еще и ненавидит меня, и ненавидел всегда. Нет, пусть лучше она достанется самому дьяволу. Вчера утром я написал нашему управляющему, чтобы он не мешкая приехал во Флоренцию. И странно, что он не объявился еще вчера вечером. Подожду его здесь, чтобы перехватить, едва он появится. А ты что собираешься делать?

Паламеде. Пойду по своим делам.

Клеандро. Путь добрый.

Паламеде. Ну тебе Бог в помощь; уж расстарайся как можешь. Потребуется моя помощь — скажи.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Клеандро , один.

Клеандро. Правду сказал тот, кто сравнил влюбленного с солдатом. Военачальники хотят, чтобы их солдаты были молоды; женщины — чтобы их возлюбленные не были старыми. Грустно глядеть на старого солдата. Стократ грустнее — на дряхлого влюбленного. Солдаты боятся презрения своих начальников, влюбленные — презрения своих возлюбленных. Солдаты спят под открытым небом; влюбленные простаивают ночи под окнами. Солдаты преследуют своих врагов до полного истребления; влюбленные — своих соперников. Солдаты в кромешной тьме, в лютую стужу бредут по грязи под дождем и при ледяном ветре завоевывать победу; влюбленные в таких же условиях с еще большим трудом пытаются завоевать свою возлюбленную. Ратное и любовное дело требуют тайны, мужества и веры; опасности в том и другом деле равны, и конец тоже часто бывает одинаков. Солдат умирает в яме, влюбленный — от отчаянья. Боюсь, что и меня подобная ждет участь. И это притом, что зазноба моя тут же, в доме, под боком, вижу я ее, когда только захочу, ем за одним столом! А ведь от этого еще горше, ибо близок локоть, да не укусишь. Нужно, однако ж, поразмыслить, как помешать свадьбе; дальнейшее подскажет мне, как себя вести. Возможно ли, что Эустакьо не откликнулся и тотчас не приехал? Я просил его поспешить! А вот и он, наконец-то! Эустакьо! Эустакьо!

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Эустакьо, Клеандро.

Эустакьо. Кто зовет меня? О, Клеандро!

Клеандро. Ты где замешкался?

Эустакьо. Приехал-то я еще вчера, но повидать тебя не мог, ибо, прежде чем получить твою записку, я получил письмо от Никомако с пропастью всяких поручений. Являться же к нему, не повидавшись с тобой, я не хотел.

Клеандро. И правильно поступил. Я послал за тобой, потому как Никомако настаивает на этой проклятой свадьбе с Пирро, которой, как тебе ведомо, противится моя мать. Противится же она не только потому, что хочет осчастливить Клицией человека, преданного дому, но и потому, что прочит ей человека более достойного. А уж скажу тебе прямо, между тобой и Пирро какое может быть сравнение? Ведь он порядочная дрянь!

Эустакьо. Спасибо на добром слове. И хотя, по чести сказать, у меня и в мыслях не было жениться, но ваше с матушкой желание я готов уважить. Не скрою притом, что наживать врага в лице Никомако мне вовсе не улыбается, ведь хозяин-то в конце концов он.

Клеандро. Пусть это тебя не беспокоит, мы с матушкой тебя не оставим и вытащим из любой беды. А теперь я бы хотел, чтобы ты привел себя в порядок: жалкий крестьянский плащ висит на тебе мешком, шапка в пыли, сам ты оброс бородой. Сходи к цирюльнику, умойся, почисти платье — не то Клиция погонит тебя с глаз своих.

Эустакьо. А я не расположен прихорашиваться.

Клеандро. Ступай и делай то, что я тебе сказал. Затем отправься вот в ту церковку рядом и дожидайся меня. Я же схожу домой и поразведаю, чего там еще надумал отец.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Никомако , один.

Никомако. Не пойму, в чем дело: с самого утра у меня в глазах какая-то чертовщина. Словно молнии какие-то… из-за них я и света Божьего не вижу, а еще вчера вечером мне казалось, что иголку в сене отыщу. Может, выпил лишнего? Ох, старость не радость. Хоть, впрочем, не так уж я стар, чтобы не поединоборствовать с Клицией. Можно ль так, без памяти, влюбиться? А всего хуже то, что жена, кажется, поняла, почему я хочу выдать Клицию за Пирро. Придется поизворачиваться, чтобы добиться своего. Пирро! Иди сюда! Скорее!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Никомако, Пирро.

Пирро. Я тут.

Никомако. Пирро, я хочу, чтобы ты обвенчался сегодня же вечером.

Пирро. Да я хоть сейчас под венец.

Никомако. Спешить не надо! Поспешишь — людей насмешишь, как говорят в народе. Следует повести дело так, чтобы дом не рухнул нам на голову. Сам видишь, что жена моя недовольна; Эустакьо тоже добивается руки Клиции, и Клеандро ему потворствует. Словом, против нас и Господь и дьявол. Но ты не отчаивайся. Уж я-то на своем сумею настоять. Как бы там ни было, но ты получишь ее наперекор всем им. Пусть ерепенятся сколько влезет.

Пирро. Заклинаю вас Господом Богом, скажите, что я должен делать?

Никомако. Никуда не отлучайся. Будь все время тут, начеку.

Пирро. Буду, буду. Кстати, забыл вам сказать одну вещь.

Никомако. Какую?

Пирро. Эустакьо здесь, во Флоренции.

Никомако. Как во Флоренции? Кто тебе сказал?

Пирро. Мессер Амброджо, наш сосед по имению. Он сказал, что вчера вечером столкнулся с ним у городских ворот.

Никомако. Как вчера вечером? Так где же он проторчал всю ночь?

Пирро. Кто его знает!

Никомако. Добро! Пойди и делай то, что я тебе велел. (Оставшись один.) Значит, Софрония послала за Эустакьо и этот бездельник предпочел уважить ее просьбу вместо того, чтобы следовать моим повелениям? А я ведь наказал ему уйму дел, которые, если их не сделать, могут привести меня к разорению. Как Бог свят, он мне дорого за это заплатит! Кабы я только знал, где он сейчас находится и что делает! А вот и Софрония выходит из дому. Интересно, куда она?

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Софрония, Никомако.

Софрония (сама с собой). Пришлось запереть Клицию и Дорию в комнате. Надо оберегать девчонку и от сынка, и от муженька, и от других домочадцев. Все-то зарятся на нее.

Никомако. Ты куда собралась?

Софрония. К мессе.

Никомако. И это в мясоед! Что же ты будешь делать постом великим?

Софрония. Благие поступки равно уместны в пост и мясоед. По мне, так нужда в благих делах бывает особливо велика, когда другие вершат зло. Вот почему, думается мне, мы, принимаясь за благое дело, начинаем с дурного конца.

Никомако. Как? Как? А ты чего бы хотела?

Софрония. Не возбуждать дурных толков. Подумай, сколько трудов стоило мне воспитать в доме такую хорошую и пригожую девушку! А теперь разом взять и вышвырнуть ее на улицу. Ведь если прежде все нас хвалили за благой поступок, то нынче будут осуждать за то, что мы отдаем ее безмозглому бездельнику, который и прокормить-то ее не сможет!

Никомако. Софрония, милая, ты несправедлива. Пирро молод, пригож собой, а если не шибко грамотен пока, то ничего, подучится. Главное же — он любит ее. Словом, обладает тремя великими достоинствами, коими надлежит обладать мужу: молодостью, красотой и любовью к жене. Мне сдается, что дальше так продолжаться не может и какой-то выход следует найти. Если он голодранец, то это не беда, успеет еще нажить. Ведь он из тех, кто непременно разбогатеет, да и я не обойду его помощью, ибо, признаюсь тебе, я задумал купить молодоженам дом, в котором нынче живет Дамоне, наш сосед. Дом я, понятно, обставлю и в придачу — пусть это мне обойдется даже в четыреста флоринов — хочу еще…

Софрония. Ха, ха, ха!

Никомако. Ты смеешься?

Софрония. Всякий бы на моем месте стал смеяться.

Никомако. Смейся, смейся. А я вот на вас не посмотрю и оборудую им внизу лавчонку.

Софрония. Неужели ты столь необдуманно хочешь отобрать у собственного сына законную его долю и отдать ее тому, кто вовсе ее не заслуживает? Уж не знаю, что и сказать тебе. Сдается мне, что за всем этим кроется нечто совсем другое.

Никомако. Что же тебе сдается?

Софрония. Когда б ты сам этого не знал — я б сказала. Ну уж коли ты сам знаешь — лучше промолчу.

Никомако. Что же я знаю?

Софрония. Не придуривайся! Что тебя заставляет отдать девчурку этой дубине? Нешто с таким приданым нельзя сыскать партию получше?

Никомако. Быть может, и можно, да побуждает меня поступить так, а не иначе, любовь, которую я испытываю к ним обоим, ибо оба они воспитаны у нас в доме и обоих я хочу устроить возможно лучше.

Софрония. Ну уж если на то пошло, то разве не воспитал ты Эустакьо, твоего управляющего?

Никомако. Конечно, воспитал. Но как мог я выбрать его, такого неказистого, такого неуча? Да ему бы только свиней пасти! Если б мы отдали Клицию за него, она бы с горя умерла.

Софрония. А с Пирро она помрет от нищеты. Сам знаешь, что тот мужчина больше ценится, который больше умеет. Вот Эустакьо, к примеру; он и по торговой части горазд, и к ремеслам способен, и приглядеть за чужим, да и за своим добром может. Словом, он из тех, кто всегда пробьет себе дорогу, да к тому же еще и при деньгах. А Пирро только бы по тавернам шляться да игорным домам… такой лодырь и в раю подохнет с голоду.

Никомако. А разве не сказал я тебе, что намерен дать ему денег?

Софрония. А я разве не сказала тебе, чтобы ты гнал его прочь? Еще раз скажу, Никомако: ты тратил деньги на содержание девчурки, а я — силы на ее воспитание! А потому я тоже имею право решать ее судьбу. Если же ты будешь упорствовать, то я подыму такой шум и учиню такой скандал, что тебе не поздоровится и ты сгоришь со стыда. Иди и хорошенько подумай над моими словами!

Никомако. Это еще что за новости? Ты что, сдурела? Теперь-то уж я во что бы то ни стало добьюсь своего и выдам Клицию за Пирро. Сегодня же вечером обвенчаем их… а нет — пусть лопнут твои глаза!

Софрония. Ну, это еще бабушка надвое сказала.

Никомако. Ах, ты еще болтать и пугать меня? Делай, что тебе сказано! Или ты думаешь, что я совсем ослеп? Не понимаю, к чему ты клонишь? Одно дело желать добра детям, но другое — прикрывать их бесчестье.

Софрония. Чего ты мелешь? При чем тут бесчестье?

Никомако. Уж лучше помолчи! Мы-то отлично понимаем друг друга! Поди, оба не вчера родились! Лучше уж давай покончим дело полюбовно, ибо если мы оба будем лезть на рожон, то только станем посмешищем в глазах соседей.

Софрония. Это ты лезешь на рожон. А побрасываться девчуркой я не позволю. За нее я не то что дом переверну вверх дном, но всю Флоренцию.

Никомако. Эх, Софрония, Софрония, тот, кто прозвал тебя Софронией, впал в тяжкую ошибку! Ведь по-гречески это значит не более и не менее как «здравомыслящая». Но здравомыслия-то в тебе и вот настолечко нет!

Софрония. Ради всего святого, мне пора к мессе! Вернусь — тогда договорим.

Никомако. Обожди! Разве нет способа уладить это дело без того, чтобы нас приняли за сумасшедших?

Софрония. За сумасшедших — нет, но за людей бесчестных — как пить дать.

Никомако. Но ведь кругом столько людей набожных, столько родственников! Обратимся к ним, пусть рассудят. Как скажут — так и поступим.

Софрония. Хочешь вынести домашние наши дрязги на площадь?

Никомако. Коли боишься родственников и друзей — давай обратимся к священнику. Ему мы объявим все как на духу и избежим огласки.

Софрония. К кому же обратимся?

Никомако. Как к кому? Понятно, к брату Тимотео, домашнему нашему исповеднику. Ведь он почти святой, да и по части чудес большой мастак.

Софрония. Каких это чудес?

Никомако. Вот те на! Да разве ты не знаешь, что его молитвами монна Лукреция, будучи бесплодной, понесла от мессера Ничи Кальфуччи?

Софрония. Эко чудо! Да для монаха обрюхатить женщину — раз плюнуть. Вот обрюхать ее монашка — дело другое!

Никомако. Послушай, жена, долго ты будешь молоть вздор и мне перечить?

Софрония. Сейчас я спешу к мессе, но заруби себе на носу: в свои домашние дела я не желаю никого посвящать!

Никомако. Ну иди, иди. Буду ждать тебя дома. (Оставшись один.) Пожалуй, и в самом деле лучше никуда не отлучаться, не то они еще куда-нибудь запрячут Клицию.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Софрония , одна.

Софрония. Тот, кто знавал Никомако год назад и видит его теперь, — не может не поражаться, сколь переменился он за это время! Прежде он был сама рассудительность и спокойствие. Время свое проводил он в неустанных трудах: вставал спозаранку, шел в церковь, распоряжался по дому; затем — если бывала нужда — отправлялся на площадь, на рынок, в присутственные места; если нужды в том не было — уединялся с кем-нибудь из сограждан для степенного разговора или шел к себе и погружался в деловые бумаги и счетные книги; после чего приятственно обедал в кругу семьи, а отобедав — занимался с сыном, наставлял его, рассказывал назидательные истории о доблестных мужах и при помощи многоразличных примеров из античной и современной истории обучал его жизни; затем снова выходил из дома либо по делам, либо для честного и серьезного времяпрепровождения. Возвращался же всегда до вечерней молитвы. Немного посидев с нами возле камелька — если дело было зимой, — он направлялся в свою комнату и работал. А около девяти вечера все весело садились за ужин. Таковой его образ жизни являлся примером для всех домашних, и всякий устыдился бы не следовать его примеру. Так размеренно и приятно текла наша жизнь. Но с тех пор, как в голову ему вскочила эта напасть, он забросил все дела, имения стали приходить в упадок, торговля — хиреть. Стал поминутно на всех кричать, и безо всякой к тому причины; по тысяче раз на день куда-то бегает, сам не зная куда и зачем. Если заговариваешь с ним — не отвечает или отвечает невпопад. Слуги же, видя все это, открыто смеются над ним, сын перестал уважать отца. Всякий поступает, как ему Бог на душу положит… все пустились по стопам хозяина. Коли только Господь не смилостивится, то, думаю, бедному нашему дому скоро наступит конец. Поспешу-ка я к мессе и припаду к ногам Спасителя нашего с жаркой молитвой. А вон и Пирро с Эустакьо ругаются на чем свет стоит. Добрые мужья для нашей Клиции, нечего сказать!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Пирро, Эустакьо.

Пирро. Ты зачем во Флоренции, бездельник ты этакий?

Эустакьо. Не твое собачье дело.

Пирро. Ишь начистился, словно ночной горшок.

Эустакьо. Безмозглая ты скотина! Не пойму, как это еще мальчишки не забросали тебя камнями!

Пирро. А вот посмотрим, у кого больше мозгов!

Эустакьо. Моли Бога, пусть продлит дни твоего хозяина, не то ходить тебе с сумой.

Пирро. Ты видел Никомако?

Эустакьо. А тебе что за дело?

Пирро. Узнаешь! Вертайся-ка ты, пока не поздно, в деревню, коли не хочешь, чтобы тебя выпроводили туда под стражей.

Эустакьо. Уж так мешаю тебе во Флоренции?

Пирро. Не так мне, как другим.

Эустакьо. Пусть других это и заботит.

Пирро. О твоем же благе пекусь, балда ты этакий!

Эустакьо. А почему ты ухмыляешься?

Пирро. Смотрю, хороший муж из тебя получится!

Эустакьо. Знаешь, не стыдно таскать суму рабочую, но если Клиция выйдет за тебя, ей придется таскать суму нищенскую. Пусть уж лучше Никомако утопил бы ее в этом вот колодце! По крайней мере бедняжка б враз умерла, не мучаясь.

Пирро. Ах, гнусная ты деревенщина, провонявшая навозом! И ты думаешь уместить паскудные свои телеса рядом с такой куколкой?

Эустакьо. А каково бы ей было с тобой? Ежели горестная судьба вручит ее тебе, то не пройдет и года, как она либо по рукам пойдет, либо с горя помрет. Впрочем, в первом случае ты будешь с ней заодно! Тебе ведь только этого и надо.

Пирро. Болтай, болтай! Смеется тот, кто смеется последний. Пойду-ка я лучше домой, не то разберет охота проломить тебе голову.

Эустакьо. А я вернусь в церковь.

Пирро. Вот-вот! Правильно! И не кажи оттуда носа, покуда находишься там в неприкосновенности.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Никомако, Клеандро.

Никомако. Клеандро! Клеандро!

Клеандро. Отец!

Никомако. А ну-ка сюда! Не понимаю, какого дьявола торчишь ты все время дома? Тебе не стыдно позорить девчурку? Взять хоть теперь: карнавал, сверстники твои разгуливают в масках, играют, веселятся. А ты сиднем сидишь и даже признаков жизни не подаешь.

Клеандро. Не радуют меня такие развлечения, да и прежде не радовали. Мне больше по душе побыть одному, чем водиться со всякими компаниями. Нынче же особенно не хочу отлучаться… вижу, что вы дома, вот и хочу быть, на всякий случай, у вас под рукой.

Никомако. Ого, вот уж подходящий предлог надумал! Знаю, знаю, что ты сынок примерный! Но мне вовсе не нужно, чтобы ты вечно торчал тут под боком! У меня есть слуги, да еще управляющий, и потому утруждать тебя поручениями нет никакой нужды.

Клеандро. Господь с вами, отец! Какой же тут труд? Для меня это одно удовольствие.

Никомако. Удовольствие или нет — не знаю, но твердо знаю одно: твоя мать рехнулась и состояние наше пустит на ветер, это уж как пить дать!

Клеандро. Она или кто другой.

Никомако. Кто же другой?

Клеандро. Не знаю.

Никомако. И хорошо делаешь, что не знаешь. Но что думаешь ты о Клиции и о том, что творится вокруг нее?

Клеандро (бормочет). Кажется, понятно, куда вы клоните!

Никомако. Чего ты бормочешь? Громче, ничего не понял!

Клеандро. Да, право, не знаю, что и сказать.

Никомако. А тебе не кажется, что твоя мать просто из кожи вон лезет, лишь бы не отдать Клицию Пирро?

Клеандро. Не понял!

Никомако. А я, между прочим, говорю ясно: ты принял сторону матери, и за этим что-то кроется! Скажи, однако ж, разве хорошо было бы Клиции с Эустакьо…

Клеандро. Не знаю и не хочу знать.

Никомако. Так что же, черт побери, ты знаешь?

Клеандро. Только не это.

Никомако. И тем не менее ты вызвал Эустакьо сюда, во Флоренцию, спрятал его от меня и всячески мешаешь свадьбе с Пирро. Но я засажу тебя в тюрьму вместе с Эустакьо, отдам Софронии ее приданое и выгоню вон! Я здесь хозяин, и пусть все это зарубят себе на носу! Хочу, чтоб свадьба состоялась сегодня же вечером! Надо будет — я и дом подпалю! Обожду здесь Софронию, посмотрю, не образумилась ли она. Клянусь честью, я не допущу, чтобы глупцы восторжествовали. Иди, и если хочешь себе и всему нашему дому добра, то попробуй уговорить мать. Пусть не перечит мне. Найдешь ее в церкви, а я буду ждать вас здесь. Если же повстречаешь этого негодяя Эустакьо — вели немедленно явиться ко мне, иначе плохо ему придется!

Клеандро. Иду.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Клеандро , один.

Клеандро. О, злосчастные влюбленные! Сколь часто горестные обстоятельства омрачают нам жизнь! Мне ведомо, что тот, кто, подобно мне, любит существо столь прекрасное, как Клиция, неизбежно обретает множество соперников, причиняющих неисчислимые муки! Но никогда еще я не слыхивал, чтобы соперником становился родной отец! Ведь в то время, как другие влюбленные юноши находили хотя бы частичное утешение и поддержку в своих отцах, я нахожу в своем лишь источник бед. Если мать и потворствует мне, то делает это не по душевной склонности, но всего лишь в пику злокозненным умыслам отца. Открыто же признаться в своей любви я не могу, ибо мать сразу же сообразит, что сговорился я обо всем с Эустакьо по тем причинам, что и отец с Пирро. А уж тут совесть не позволит ей продолжать потворство, и она все предоставит течению событий. Тогда — прощай надежды и да здравствует смерть!.. А вот и мать выходит из церкви. Попробую выведать у нее, что она такое задумала, чтобы расстроить козни старика.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Клеандро, Софрония.

Клеандро. Да хранит вас Господь!

Софрония. Клеандро, ты из дому?

Клеандро. Прямехонько.

Софрония. После моего ухода ты был все время дома?

Клеандро. Ни на секунду не отлучался.

Софрония. Где Никомако?

Клеандро. Дома. После всего случившегося он никуда не хочет отлучаться.

Софрония. Бог с ним! Посмотрим, кто кого перехитрит. Он тебе что-нибудь сказал?

Клеандро. Наговорил кучу гадостей. Кажется, в него сам бес вселился. Нас с Эустакьо он хочет упрятать в тюрьму, вам он хочет вернуть приданое и выгнать вон. А еще — грозится поджечь дом. Мне он велел отыскать вас и попробовать склонить на эту свадьбу. Иначе, говорит, вам же будет хуже.

Софрония. А ты что скажешь?

Клеандро. Что могу я сказать? Я люблю Клицию как родную свою сестру и готов отдать все на свете, лишь бы она не досталась Пирро.

Софрония. Уж не знаю, как ты ее там любишь, но одно скажу тебе: когда б все дело заключалось в том, чтоб вырвать Клицию из рук Никомако и отдать тебе — я б не дрогнула. Однако, полагаю, Эустакьо не захочет отказаться от нее, а твоя любовь к невесте, которую мы тебе прочим, заставит тебя позабыть любовь к Клиции.

Клеандро. Вы, матушка, рассудили разумно. И тем не менее умоляю вас приложить все старания, чтобы расстроить свадьбу. И уж когда ничего другого не останется, как только выдать ее за Эустакьо, то согласиться. Но буде представится к тому возможность — всего лучше не спешить со свадьбой вообще. Она ведь совсем еще юная, и годы не подгоняют ее. А вдруг небеса возьмут да вернут ее родителей? И коли они окажутся людьми знатными, то навряд ли возрадуются тому, что вы выдали ее за слугу или деревенщину!

Софрония. Ты хорошо сказал. Я тоже так считаю, но прыть нашего старика сбивает меня с толку. Впрочем, я напридумывала уйму уловок, чтобы расстроить его козни, и, уж верно, хоть одна из них да сработает. Теперь же — пойду домой, ибо вижу Никомако, который высматривает кого-то у входа. А ты отправляйся в церковь и скажи Эустакьо, чтобы он не мешкая шел к нам и ничего не боялся.

Клеандро. Иду.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Никомако, Софрония.

Никомако. А, вот и жена возвращается! Попробую-ка я доброй шуткой добиться своего. Деточка моя, голубушка, неужто вид твоего муженька, твоей опоры и надежды, не возвеселит тебя? Побудь немного со мной.

Софрония. Оставь, пусти меня!

Никомако. Постой, тебе говорю!

Софрония. Не хочу, ты пьян.

Никомако. Дай обнять тебя!

Софрония. Ты что, рехнулся?

Никомако. Рехнулся, лишь только потому, что слишком тебя люблю?

Софрония. Не хочу я твоей любви!

Никомако. Быть того не может!

Софрония. Ты что, убить меня хочешь, чудовище ты этакое!

Никомако. Нет, скажи правду!

Софрония. Так вот и скажи?

Никомако. Да посмотри на меня, сокровище мое!

Софрония. Не только вижу тебя, но и запах чую; нечего сказать — хорош!

Никомако (в сторону). Таки учуяла, стерва! Пусть будет проклят прощелыга, что меня опрыскал!

Софрония. Откуда, старый дурень, этот запах?

Никомако. Да проходил тут один продавец… я поздоровался с ним за руку, вот запах и пристал ко мне.

Софрония (в сторону). Так и знала, что вывернется, скотина! (К Никомако.) И тебе не стыдно за все то, что ты вытворяешь в нынешнем году? Вечно таскаешься с молодыми оболтусами, шляешься по тавернам, не вылазишь из сомнительных домов, где и женщины, и азартные игры, соришь деньгами направо и налево. Хороший пример подаешь ты сыну! Вот после этого и выходи замуж за этаких красавцев!

Никомако. Уж, пожалуйста, жена, не вываливай мне на голову все мерзости зараз! Оставь хоть что-нибудь на завтра! Но разве не разумно было бы, чтобы ты поступила по-моему, а не я по-твоему?

Софрония. Конечно, когда бы речь шла о вещах небесчестных.

Никомако. А чего бесчестного находишь ты в том, чтобы выдать замуж нашу девчурку?

Софрония. Ничего, если замужество это доброе.

Никомако. А чем же Пирро ей не ровня?

Софрония. Никак не ровня.

Никомако. Почему же?

Софрония. Я тебе уже объясняла почему.

Никомако. В таких делах я разбираюсь лучше. Ну, а если я сделаю так, что Эустакьо сам не захочет ее?

Софрония. А если я сделаю так, что и Пирро ее не захочет?

Никомако. Добро, по рукам! Ты поговори с Пирро, я — с Эустакьо. Кому из нас удастся уговорить — того и взяла.

Софрония. Согласна. Иду домой и поговорю с Пирро, а ты потолкуй с Эустакьо, который, вон видишь, выходит из церкви.

Никомако. Быть по сему.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Эустакьо, Никомако.

Эустакьо (в сторону). Поскольку Клеандро велел мне идти домой и ничего не бояться, то напущу-ка я на себя вид подобрее.

Никомако (в сторону). Хотел я изругать этого паршивца на все корки, да раз уж нужно просить — лучше поостерегусь. (Зовет.) Эустакьо!

Эустакьо. Хозяин!

Никомако. Давно во Флоренции?

Эустакьо. Со вчерашнего вечера.

Никомако. Однако ж ты не очень-то спешил объявиться! Где ты пропадал?

Эустакьо. А вот слушайте. Еще вчера утром я почувствовал себя как-то скверно: болела голова, заложило горло, лихорадило. А поскольку отовсюду ползут слухи о моровой язве, то вот я и засомневался. Вчера вечером приехал я во Флоренцию, остановился на постоялом дворе; идти же к вам забоялся — вдруг заражу вас и ваших домашних. Но, слава Богу, все обошлось, и сегодня я чувствую себя совсем здоровым.

Никомако (в сторону). А ведь придется притвориться, будто верю ему! (К Эустакьо.) И разумно поступил, сын мой! Значит, теперь ты уже совсем излечился?

Эустакьо. Да, хозяин.

Никомако (в сторону). Излечиться-то, может, и излечился, да только не от плутней! (К Эустакьо.) Очень, очень рад. Ты, поди, уже наслышан о распре между мной и женой из-за Клиции? Жена хочет выдать ее за тебя, я же прочу ее за Пирро.

Эустакьо. Значит, вы любите больше Пирро?

Никомако. Как раз наоборот: я прочу ее за Пирро именно потому, что люблю тебя больше. Зачем тебе такая жена? Тебе тридцать восемь лет, и столь юная девица вовсе тебе не пара. Прожив с тобою несколько месяцев, она, как водится, подыщет себе парня помоложе, и ты начнешь страдать. А уж тогда какой от тебя прок? Я не смогу доверять тебе и буду вынужден прогнать. Ты же, лишившись места, впадешь в нищету и пойдешь по миру с протянутой рукой.

Эустакьо. На нашей грешной земле обладатель жены-красавицы не может обнищать; огнем и женой можно делиться с кем угодно, ибо чем сильнее пламя, тем лучше ты обогреваешься.

Никомако. Значит, ты хочешь жениться на ней вопреки моей воле?

Эустакьо. Зато в угоду своей собственной.

Никомако. Вон с глаз моих! Ступай в контору! (В сторону.) Ну не болван ли я был, когда понадеялся на благодарность и учтивость этого мужлана? (Вслух.) Раз так, я поговорю с тобой иначе! Приготовь счета, вались к черту и знай, что стал злейшим моим врагом, а уж я постараюсь насолить тебе, как смогу.

Эустакьо. Лишь бы Клиция стала моей, а на остальное я чихал.

Никомако. Виселица станет твоей!

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Пирро, Никомако.

Пирро. Прежде чем я поступлю по-вашему, я лучше дам освежевать себя!

Никомако (в сторону). Дело идет на лад! Пирро преисполнен решимости. (К Пирро.). Что с тобой? С кем ты развоевался?

Пирро. С теми, с кем и вы воюете.

Никомако. Что она сказала? Чего она хочет?

Пирро. Хочет, чтобы я отказался от Клиции.

Никомако. А ты что ей ответил?

Пирро. Что я дам скорее себя четвертовать, чем откажусь.

Никомако. Ты хорошо ответил.

Пирро. Ответил-то, может, и хорошо, да вот правильно ли я поступил — не знаю, ибо через это я заделался разом врагом супруги вашей, вашего сына и всех прочих домашних.

Никомако. Вот уж не печаль! Знаешь, важно со Вседержителем поладить, а на Его присных можно и чихнуть!

Пирро. Можно-то можно, да только коли вы помрете — присные мне попомнят.

Никомако. Не бойся. Я отпишу тебе такую часть наследства, что присные не сумеют тебе напакостить. А если и пожелают, то законы и власти сумеют защитить тебя — лишь бы с твоею помощью я получил возможность насладиться Клицией.

Пирро. Ох, не верится! Уж так распалилась против вас супруга ваша.

Никомако. Чтобы покончить с распрями о том, кому достанется Клиция, я решил предоставить дело жребию. Тут уж и Софрония вынуждена будет смириться.

Пирро. А если Фортуна повернется к вам спиной?

Никомако. Будем уповать на Всевышнего. Он этого не попустит.

Пирро (в сторону). О, старый безумец! Он еще хочет, чтобы Господь споспешествовал ему в его гнусностях! (Вслух.) Но ведь и Софрония уповает на Бога?

Никомако. Пусть себе уповает, да только если выбор будет не в мою пользу, я уже подумал, как спасти дело. Пойди позови сюда Софронию и Эустакьо.

Пирро. Софрония! Хозяин зовет!

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Софрония, Эустакьо, Никомако, Пирро.

Софрония. Я здесь! Какие-нибудь новости?

Никомако. Надо положить этому делу конец. Раз эти двое не могут прийти к соглашению, нужно, чтобы согласились мы с тобой.

Софрония. К чему такая настырность? То, что нельзя решить сегодня, мы сможем решить завтра.

Никомако. Нет! Я желаю покончить с этим сегодня же.

Софрония. Воля твоя. Оба соискателя тут налицо. Но интересно, как же ты собираешься все решить?

Никомако. А вот как: поскольку к соглашению мы прийти не можем, то давай предоставим все жребию.

Софрония. То есть как это жребию?

Никомако. А так: в одну сумку мы опустим бумажки с именами Эустакьо и Пирро, а в другую — бумажку с именем Клиции и чистую бумажку. Сначала пусть тащат бумажку с именем одного из них, и если тому, кто вытащит первым, достанется бумажка с именем Клиции — второй пусть уж наберется терпения. Хорошо придумано? Тебе не подходит?

Софрония. Почему же. Я согласна.

Эустакьо. Подумайте, что вы делаете!

Софрония. Я подумала и знаю, что делаю. Сходи домой, напиши имена на бумажках и принеси две сумки, и либо я избавлюсь этаким способом от всех хлопот, либо обреку себя на еще большие труды и тревоги.

Эустакьо. Иду.

Никомако. Значит, решено. Молись, Пирро, чтобы Всевышний ниспослал тебе удачу.

Пирро. Ниспослал вам, хозяин.

Никомако. Ты хорошо рассудил. Твоя удача будет для меня радостной наградой.

Эустакьо. Вот сумки и билетики.

Никомако. Дай сюда. Здесь что написано? «Клиция». А здесь? Пустышка. Отлично. Клади вот в эту сумку. А на этой бумажке? «Эустакьо». А тут? «Пирро». Сверни их и положи в другую сумку. Так, смотрите внимательно, чтобы не было никакого мошенничества.

Софрония. Люди подозрительные хорошими не бывают.

Никомако. Пустое! Знай, что только тот не бывает обманут, кто никому не верит. Так кто же будет тянуть жребий?

Софрония. Сам определи!

Никомако. Подойди сюда, сынок.

Софрония. Нужно, чтобы это был невинный ребенок.

Никомако. Невинный или нет, не знаю, я его не нянчил. Тащи из этой сумки билетик после того, как я произнесу молитву. О пресвятая Аполлония, молю тебя и всех святых покровительниц браков ниспослать Клиции великую милость: пусть выйдет билетик с именем того, кто приходится нам более по вкусу. Теперь же, перекрестившись, тащи. Дай сюда! О, черт, я погиб! «Эустакьо»!

Софрония. Что? Господи, соверши чудо! Не попусти совершиться неправому делу!

Никомако. Тащи другой. Дай мне! Пустышка! Я воскрес, мы победили! Пирро, ликуй! Эустакьо сгинул. Софрония, Господу стало угодно отдать Клицию Пирро, возжелай же этого и ты вместе с нами!

Софрония. Я согласна.

Никомако. Тогда пойди и распорядись о свадьбе.

Софрония. Куда спешить? Разве нельзя обождать до завтра?

Никомако. Нет, нет и нет! Разве не слышишь, что нет? Уж не измыслила ли ты еще какую-нибудь ловушку?

Софрония. Да ведь так спешат только животные! Разве не должна она сперва послушать венчальную мессу?

Никомако. Венчальная месса! Эка важность! Послушает в другой раз. Разве тебе не ведомо, что отпущение грехов дается как тому, кто покается после, так и тому, кто покается до?

Софрония. Боюсь, что она еще и до обычных женских месячных не доросла!

Никомако. Ерунда! За ночь с мужчиной дорастет! Я желаю, чтобы ты нынче же вечером повела их и обручила. Мне начинает казаться, что ты не понимаешь меня.

Софрония. Сам веди ее, и да будет проклят этот час! Пошли в дом, и ты сам объявишь несчастной девчурке свою волю, хоть я и не думаю, что она, согласно обычаю, подарит тебе за эту добрую весть чулки!

Никомако. Достанет с меня и ее штанов. Пошли.

Софрония (в сторону). Пусть сам идет, а я поищу Клеандро. Быть может, он еще отыщет средство предотвратить беду.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клеандро, Эустакьо.

Клеандро. Возможно ли, что моя мать решилась столь безрассудным образом пожертвовать честью нашего дома?

Эустакьо. Все произошло именно так, как я тебе рассказал.

Клеандро. О, есть ли человек несчастнее меня? Есть ли судьба горестнее? Никто со мной не считается, свадьбу назначают без моего участия, все совершается по прихоти старика! О Фортуна, будучи женщиной, уж ты-то должна была охранить молодых! Ты же на сей раз приняла сторону стариков! Не стыдно ли тебе предписывать, чтобы столь прелестное личико целовано было зловонной пастью? Чтобы столь нежные ручки обвивались вокруг грязных телес? Ведь даже не Пирро, но Никомако — как полагаю я — будет владеть Клицией. Ты не могла, о зловредная Фортуна, нанести мне более тяжкого удара, отняв одним махом и возлюбленную, и богатство; ибо, если любовь эта будет длиться, Никомако оставит большую часть своего имущества Пирро, а не мне, законному наследнику. Ох, не хотел бы я повстречать сейчас Софронию! Иначе пришлось бы высказать ей все, что я думаю о безрассудном этом жребии.

Эустакьо. Ободрись, Клеандро, думается мне, что твоя мать поспешила в дом, дабы не допустить старую развалину до облюбованного им цветочка. Вот, кстати, и ваш отец вместе с Пирро, и оба так веселы.

Клеандро. Ты, Эустакьо, беги домой, а я спрячусь тут и послушаю, что они там затеяли.

Эустакьо. Бегу.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Никомако, Пирро, Клеандро.

Никомако. О, сколь счастливо идут наши дела! Видал, как все они приуныли, в каком отчаянье жена? И все это меня несказанно радует; но стократ усилится мое блаженство, когда возьму я Клицию под руку, дотронусь до нее, поцелую, обниму. О, сладчайшая ночь! Когда же ты наступишь наконец? И всем этим я обязан только тебе! Я твой должник вдвойне!

Клеандро (в сторону). О, старый безумец!

Пирро. Охотно верю, однако ж не верится мне, что сегодняшней ночью вы добьетесь своего. Представится ли к тому случай?

Никомако. Еще бы не представился! Ты только послушай, как складно все задумано.

Пирро. Интересно!

Клеандро (в сторону). А мне-то уж и подавно! Авось услышу такое, что мне поможет расстроить ваши козни.

Никомако. Ты знаешь нашего соседа Дамоне? Ну, того, у кого я откупил дом в твою пользу?

Пирро. Знаю, конечно.

Никомако. Так вот: ты должен привести Клицию к Дамоне, пока он еще там живет и дом не освободил. В присутствии своих я скажу, чтобы ты привел свою нареченную в дом, где вам надлежит поселиться.

Пирро. Ну, а что же произойдет потом?

Клеандро (в сторону). Навостри уши, Клеандро!

Никомако. Я повелел жене позвать Сострату, жену Дамоне, чтоб та помогла устроить свадьбу и убрать невесту. Дамоне я скажу, чтоб он приказал супруге все в точности так и исполнить. После свадьбы Сострата отведет Клицию к себе домой, уложит в постель и вернется к нам. Я же скажу своим, что побуду с Дамоне еще некоторое время в трактире, а Софрония и Сострата останутся у нас дома. Ты, оставшись наедине с Клицией, потушишь свет и покрутишься по комнате, делая вид, что раздеваешься; а я в это время потихонечку шмыгну в спальню, разденусь и залезу в постель к Клиции. Ты же устроишься на диванчике и там притаишься. Перед рассветом я, под предлогом сходить по нужде, подымусь, оденусь, а ты займешь мое место в кровати.

Клеандро (в сторону). О, старый негодник! Как счастлив я, что проник в нечестивые твои замыслы! И сколь несчастлив ты, тайный замысел которого стал явным!

Пирро. Да, уж поистине вы решительно все предусмотрели. Но об одном все же нужно подумать всерьез: этой ночью вы должны так вооружиться, чтобы казаться молодцом, ибо сомневаюсь я, чтобы старость себя не выдала даже в темноте.

Клеандро (в сторону). Ну, с меня хватит услышанного. Пойду поищу мать.

Никомако. Я и это предусмотрел! Как другу тебе откроюсь: на ужин с Дамоне я заказал еду, подходящую случаю. Прежде всего я приму питье, замешанное на соке орхидей. Оно очень укрепляет мужскую силу и называется сатирионом.

Пирро. Какое чуднóе название!

Никомако. Зато питье чудодейственное! Оно способно омолодить не то что семидесятилетнего, вроде меня, но девяностолетнего старца. Выпив это снадобье, я поужинаю. Скромно, но с толком. Начну с салата из вареного лука, затем пойдет фасоль, сильно приправленная всякими специями.

Пирро. А это зачем?

Никомако. Как зачем? Да ведь лук, фасоль и специи, будучи еще к тому же горячими, обладают такой силой, что способны надуть паруса даже тяжелым генуэзским баркам. Напоследок же надо съесть крупного голубя, только не пережаренного, а так, чуть-чуть с кровью.

Пирро. Смотрите не повредите желудку, ибо пищу эту надлежит тщательно прожевывать. Вам же придется ее глотать, ибо я не вижу в вашем рту мощных клыков.

Никомако. За меня не бойся. Хоть во рту у меня и маловато зубов, зато челюсти покрепче толедской стали.

Пирро. Значит, когда вы покинете Клицию и я залезу на ваше место, то мне не придется трудиться, ибо, надо полагать, бедняжка будет к тому времени уже сильно измучена?

Никомако. А разве не лучше, если за тебя поработает твой хозяин?

Пирро. Хвала Господу нашему за то, что он даровал мне супругу, с которой я не буду знать ни трудов, ни расходов по ее содержанию.

Никомако. Иди домой, пригляди за приготовлениями к свадьбе, а я поговорю с Дамоне, который, как я вижу, выходит из дверей своего дома.

Пирро. Иду.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Никомако, Дамоне.

Никомако. Наступил час, дорогой Дамоне, когда ты можешь доказать всю силу своей дружбы. Спеши освободить дом, пусть в нем не остается ни твоей жены, ни кого другого, ибо я желаю распорядиться так, как я тебе уже сказывал.

Дамоне. Чтобы угодить тебе, я готов на все.

Никомако. Я велел жене позвать твою Сострату, дабы она помогла в свадебных хлопотах. Проследи, чтобы Сострата шла не мешкая, едва только моя жена ее кликнет. Да еще накажи ей непременно захватить с собою служанку.

Дамоне. Положись на меня.

Никомако. Сейчас я отлучусь по делу, закажу все, что надо, и мигом буду обратно. Ты же подожди здесь Софронию и кликни свою жену. А вот и Софрония. До скорой встречи.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Софрония, Дамоне.

Софрония (в сторону). Понятно, для чего муженек мой просил вызвать жену Дамоне! Хочет всласть порезвиться в пустом доме! А, вот и сам Дамоне: о зерцало Флоренции, доблестный муж, предоставляющий свой дом для столь бесчестного и позорного деяния! Но я разделаюсь с ними так, что им по гроб жизни будет стыдно самих себя. А сейчас вгоню-ка я в краску этого бесстыжего.

Дамоне (в сторону). Странно, что Софрония стоит там на месте и вроде вовсе не собирается звать мою жену. А, нет! Идет сюда. Да хранит тебя небо, Софрония!

Софрония. И тебя тоже, Дамоне! Где твоя жена?

Дамоне. Сидит дома. Ждет, когда ты позовешь ее. Так просил твой муж. Позвать?

Софрония. Нет, нет, не надо! Видно, у нее и своих-то дел по горло!

Дамоне. Да нет, ничем она не занята.

Софрония. Пусть дома сидит, не хочу ее беспокоить. Позову, когда время приспеет.

Дамоне. А разве приготовления к свадьбе еще не начались?

Софрония. Начались.

Дамоне. Значит, надо помочь?

Софрония. Помощников и так хватает.

Дамоне (в сторону). Что же делать? Ну, попал я в передрягу, и все по милости этого обезумевшего старца, этого слезливого, беззубого слюнтяя. Зачем мне было соваться к Софронии с предложением жениных услуг, коли та в них вовсе не нуждается? Ведь теперь Софрония будет вправе думать, что этак я набиваюсь на ужин, будет презирать меня и считать лизоблюдом.

Софрония (в сторону). Таки вогнала его в краску! Ишь как кутается в плащ по самые уши! А теперь разыграю моего старикашку! Вон он плетется с рынка. Подохнуть мне на месте, если этот нечестивец не накупил там всяческих снадобий для омоложения, да еще надушился в придачу!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Никомако, Софрония.

Никомако. Ну-с, снадобье куплено, мазь для укрепления телесной мощи тоже куплена… Правду говорят, что хорошо оснащенному пускаться в поход вдвое легче. Дьявол, вон жена стоит! Неужели она меня слышала?

Софрония (в сторону). Все, все слышала. Хорошо, коли после всех твоих гнусностей я до утра доживу.

Никомако. Ну как? Все в порядке? Сострату позвала на помощь?

Софрония. Я-то позвала, как ты велел, да вот милый твой дружочек — уж не знаю, что он ей напел в уши, — сделал так, что она сказалась занятой.

Никомако. Это вовсе меня не удивляет, ибо врожденная твоя грубость не позволяет тебе договориться даже с самонужнейшими тебе людьми.

Софрония. А ты б хотел, чтобы я гладила Дамоне по щечке? Не умею я расточать ласки чужим мужьям! Иди и сам зови ее, раз уж тебе так по сердцу волочиться за чужими женами. Я же пойду домой готовить свадьбу.

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Дамоне, Никомако.

Дамоне. Пойду взгляну — не вернулся ли наш влюбленный с рынка. Да вот он собственной персоной стоит у входа. А я-то тебя ищу!

Никомако. А я тебя, коварный ты друг! О чем мы с тобой договаривались? Хорошо же ты мне услужил!

Дамоне. Ты о чем?

Никомако. Прислал ты свою жену? Очистил дом от челяди? По твоей милости мне остается только в гроб лечь.

Дамоне. Давай полезай в петлю! Не ты ли сказал, что твоя жена позовет мою?

Никомако. Она и позвала, но Сострата не пожелала.

Дамоне. Все наоборот! Жена моя хотела пойти, да твоя не пожелала. И мало того что не пожелала — еще и обманула меня, а тебе нажаловалась. Черт бы побрал и тебя, и эту свадьбу, и всех прочих заодно!

Никомако. Но ты-то хочешь, чтоб она пришла?

Дамоне. Да, хочу, и, разрази их Бог, хочу, чтоб и она, и служанка, и кошка — все бы побыстрее вытряхивались из дома! Ты займись своими делами, а я поспешу к себе, и я не я, если моя супружница вмиг не вылетит из дому.

Никомако. Вот это слово настоящего друга! Вот теперь наверняка все пойдет как по маслу! О Боже, что за грохот несется из моего дома?

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Дория, Никомако.

Дория. Убивают, убивают! Бегите, спасайтесь! Отберите у нее нож! Спасайтесь! Софрония!

Никомако. Что с тобой? Что случилось?

Дория. Я погибла!

Никомако. Как погибла?

Дория. Я погибла, и вы тоже!

Никомако. Да скажи, что с тобой?

Дория. He могу! Я вся взмокла! Помашите на меня своим плащом!

Никомако. А ну отвечай, что с тобой, если не хочешь, чтобы я проломил тебе голову!

Дория. Сжальтесь, хозяин, не будьте злыднем!

Никомако. Признавайся, что с тобой и что происходит в доме!

Дория. Пирро вручил Клиции кольцо и пошел проводить нотариуса до парадной двери. И тут Клиция, укушенная уж не знаю какой мухой, хватает кинжал и, разъяренная, простоволосая, бросается с криком: «Где Никомако? Где Пирро?» Софрония, Клеандро, я и все, кто находился в доме, напрасно пытаемся остановить ее. Клиция забилась в угол и кричит, что хочет вас зарезать. Тут все перепугались и бросились врассыпную. Пирро удрал на кухню и спрятался там за корзину с каплунами. Меня же послали предупредить вас, чтобы вы ни в коем случае не шли домой.

Никомако. Я самый разнесчастный на свете человек! А нельзя отнять у нее кинжал?

Дория. Пока никак.

Никомако. А кому она грозит?

Дория. Вам и Пирро.

Никомако. Вот уж беда так беда! Заклинаю тебя, дочка, беги домой и ласковыми словами попробуй ее урезонить: пусть, дескать, выкинет дурь из головы и положит кинжал. В награду обещаю тебе подарить пару туфелек и шейный платок. Беги, спеши, моя радость!

Дория. Бегу. Но домой являйтесь не раньше, чем я позову.

Никомако. Страшно подумать, что за горе обрушилось на меня! Сколько бедствий стеснилось передо мной, дабы превратить счастливейшую заветную ночь в ночь самую черную, самую разнесчастную! Бросила она кинжал? Можно идти?

Дория. Нет! Подождите!

Никомако. О Господи, что-то меня еще ждет? Можно?

Дория. Можно. Только не входите в комнату Клиции. Не надо, чтоб она вас видела. Идите на кухню к Пирро.

Никомако. Иду.

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Дория , одна.

Дория. Ох и заморочили мы голову старику! Но то ли еще будет! Старикашка и Пирро от страха носа не кажут из кухни, в гостиной остались те, кто накрывает к свадебному ужину, в спальне — женщины, Клеандро и оставшаяся часть прислуги. Они переодевают нашего слугу Сиро в одежды Клиции, а ее выряжают в его одежды… Так Сиро сойдет за невесту. А чтобы старикашка и Пирро до поры до времени не раскрыли обман — обоих загнали на кухню под предлогом ярости, в которую впала Клиция. Вот уж шутка так шутка! А, пожаловали Никомако с Пирро!

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Никомако, Дория, Пирро.

Никомако. Ты что тут делаешь, Дория? Клиция утихомирилась?

Дория. Да, хозяин, не только утихомирилась, но даже пообещала Софронии не выходить из вашей воли. Софрония, правда, считает, что вам с Пирро покамест не следует показываться Клиции, боясь, как бы та снова не впала в бешенство. Когда же ее уложат в кровать — тогда уж дело за Пирро: не сумеет ее приручить — пусть пеняет на себя!

Никомако. Софрония рассудила умно: так мы и поступим. Теперь поспеши домой, там, поди, все перепарилось и пережарилось. Пусть все садятся за стол, а мы с Пирро поужинаем у Дамоне. Как только кончите — пусть Клицию ведут в спальню к жениху. Поторопи их, Дория, уже девять часов пробило… этак в беготне и вся ночь пройдет.

Дория. Ваша правда. Лечу.

Никомако. Ты, Пирро, побудь здесь. А я зайду к Дамоне, пропущу глоточек. И не вздумай входить в дом, чтобы снова не разозлить Клицию. Если же что случится непредвиденного — лупи опрометью за мной.

Пирро. Идите и не беспокойтесь, сделаю все, как вы велите. (Один.) Уж коли хозяин пожелал, чтобы я зараз остался и без жены, и без еды — ничего не попишешь. Думаю я, однако ж, что и за целый год не может приключиться столько страстей, сколько приключилось их за один сегодняшний день. Боюсь только, что это еще не конец и самое страшное впереди, ибо смешки, которые я расслышал в доме, ничего доброго не предвещают. Но вон, я вижу, появился факел… Ага, значит, свадебный ужин кончился. Надо позвать старика. (Кричит.) Никомако! Дамоне! Сюда, скорее! Невеста идет!

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Никомако, Дамоне, Софрония, Сострата.

Никомако. Вот и они. Пирро, быстро домой! Лучше, чтобы невеста тебя не видела. Ты, Дамоне, выйди дамам навстречу и затей с ними разговор.

Софрония. О, бедная моя девчурка плачет, плачет, не переставая! Видишь, даже платка не отнимает от глаз.

Сострата. Ничего, завтра будет смеяться! Все невесты так поступают. Никомако! Дамоне! Да пошлет вам Господь доброй ночи!

Дамоне. И вам также. Вы, милые наши жены, отведите новобрачную в спальню и возвращайтесь сюда. Дальше о ней позаботится Пирро.

Сострата. Ну, с Богом, пошли.

 

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Никомако, Дамоне.

Никомако. Ты заметил, какая она подавленная? И почему-то вдруг вытянулась? Не иначе как туфли на каблучках сделали ее такой высокой.

Дамоне. Мне тоже показалась она крупнее, чем прежде. Никомако, друг мой, сколь счастлив должен быть ты! Ведь дело клонится к желанному концу. Уж постарайся, не ударь в грязь лицом. Иначе — пиши пропало.

Никомако. Будь спокоен, Дамоне! Я не оплошаю! Подкрепившись по особому своему рецепту, я чувствую себя прочнее стали… А вот возвращаются и наши женщины.

 

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Никомако, Сострата, Софрония, Дамоне.

Никомако. Уложили ее в постель?

Сострата. Уложили, уложили.

Дамоне. Прекрасно. Теперь и мы приступим к делу. Ты, Сострата, иди спать к Софронии. Никомако же останется со мной.

Софрония. С Богом, и да ниспошлет Он вам приятной ночи.

Дамоне. И вам такой же. Смотрите не поцарапайте друг друга!

Сострата. Нам-то бояться нечего! В отличие от вас, мужчин, мы безоружные, а вот вам советуем поостеречься.

Дамоне. Ну, мы пошли.

Софрония. Мы тоже. Ступай, ступай, Никомако, припади к вожделенному фонтанчику, да не напорись на острый краник.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Дория , одна.

Дория. Вот уж никогда так не смеялась, да, верно, и не буду смеяться. Ночь напролет дом наш сотрясался от хохота. Софрония, Сострата, Клеандро, Эустакьо — просто животики надорвали. Только и слышалось: «Вот Никомако входит в спальню, вот раздевается, вот пристраивается к новобрачной, вот натягивает паруса, вот дает „полный вперед“». И пока все это мелькало в нашем воображении, влетают Сиро и Пирро, и общее веселье усиливается стократ. Самое забавное было глядеть на то, как Пирро потешался над Сиро: казалось, никому еще в нынешнем году не выпадало на долю столько радости и веселья. Под утро хозяйка послала меня взглянуть, что поделывает старикашка, как переносит он свою незадачу. А вот и он, тут как тут, да еще вместе с Дамоне. Спрячусь и послушаю — авось еще посмеемся всласть.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Дамоне, Никомако, Дория.

Дамоне. Ну и ночка была! Что там происходило? Ты как воды в рот набрал! Кто-то суетился, хлопал дверьми, вставал с постели, снова ложился — словом, ни минуты покоя! Я глаз не мог сомкнуть, тем более что комната моя находилась как раз под спальней. В конце концов мне это осточертело, я встал, вышел, и вот встречаю тебя здесь… а на тебе лица нет! Молчишь! Да ты и впрямь похож на мертвеца! Что происходит?

Никомако. Братец ты мой, уж не знаю, куда и бежать, куда спрятаться от великого позора, которым я запятнал себя на старости лет. Я обесчещен до конца моих дней, и нет способов смыть это бесчестье, никогда уж не смогу явиться на глаза жене, сыну, родным и слугам своим. Я сам искал этого бесчестья, и жена помогла мне его найти. Я уничтожен. Прискорбно мне и твое соучастие, ведь все будут знать, что и ты приложил руку к злосчастному этому делу.

Дамоне. Что случилось? Ты ничего не сломал?

Никомако. Что я должен был сломать, по-твоему? Эх, кабы голову я себе сломал!

Дамоне. Так что же случилось? Почему ты не хочешь сказать?

Никомако. Ух! Ух! Ух! Я так страдаю, что навряд ли сумею толком объяснить.

Дамоне. Не будь ребенком! Какого черта с тобой приключилось?

Никомако. Ты знаешь, как все тщательно было продумано? Так вот, согласно задуманному, я пробрался в спальню и тихо разделся. Потом, воспользовавшись темнотой, я устроился рядом с Клицией, а Пирро улегся на кушетку.

Дамоне. Ну а дальше-то что?

Никомако. Ух! Ух! Ух! Я придвинулся к ней, затем, как это принято у всех новобрачных, хотел положить ей руку на грудь. Она же своею рукой схватила мою руку и не позволила. Я хотел поцеловать ее, а она уперлась ладонью в мое лицо и оттолкнула назад. Тогда я решил навалиться на нее всем телом, но она, изловчившись, так саданула меня коленом, что чуть не поломала мне ребра. Когда же я удостоверился, что силой тут не возьмешь, я перешел к увещеваниям и сладкими и нежными речами пытался склонить ее к сдаче: «О сладчайшая душа моя, зачем ты меня мучишь? О радость моя, почему не дашь ты мне добровольно то, что другие жены охотно дают своим мужьям?» Ух! Ух! Ух!

Дамоне. Уйми слезы!

Никомако. Я так страдаю, друг мой, что не нахожу себе места и не могу сдержать слез… Напрасно я продолжал щебетать. Она не только не подавала малейших признаков приязни, но даже не отвечала мне. Видя такое ее отношение, я перешел к проклятиям и угрозам: мол, сделаю тебе то-то и скажу еще то-то. И тут она, сжав в коленях ноги, дала мне пару таких пинков, что, не будь одеяла, я наверняка вылетел бы из постели на самую середину комнаты!

Дамоне. Быть того не может!

Никомако. А вот, значит, может! Поступив таким образом, она перевернулась на живот и так прижалась к постели, что ее не свернули бы с места все подъемные машины, что заняты на стройке нашего главного собора. Я же, убедившись, что ни сила, ни угрозы тут не помогут, повернулся к ней спиной в надежде, что, быть может, к утру она сменит гнев на милость.

Дамоне. Вот это ты поступил разумно! Так ты должен был поступить с самого начала: не хочешь — не надо!

Никомако. Обожди, я не кончил! Самое удивительное еще впереди. Притомившись от обиды и боли, я начал дремать. Как вдруг почувствовал какое-то колотье в боку, возле поясницы, — пять или шесть сильных таких ударов! Спросонья я завел туда руку и нащупал нечто такое твердое и острое, что заставило меня пулей выскочить из постели, ибо в ту же секунду вспомнил я о кинжале, которым Клиция грозилась меня зарезать. Заслышав шум, спавший до тех пор Пирро проснулся. Я же, подстегиваемый не столько разумом, сколько страхом, велел ему сбегать за огнем, сказав, что Клиция приготовила кинжал и хочет нас зарезать. Пирро вмиг сбегал за светильником, и тут вместо Клиции мы увидели Сиро, моего слугу. Этот паршивец возлежал на постели совсем голый, давился от хохота и в знак полного презрения ко мне изображал рукой непотребные жесты.

Дамоне. Ха! Ха! Ха!

Никомако. Эх, Дамоне, и ты еще смеешься?

Дамоне. Мне очень жаль, что все так произошло, но, право, нельзя удержаться от смеха.

Дория (в сторону). А я пойду расскажу все хозяйке. То-то будет веселье.

Никомако. Вот какая беда со мной стряслась, и, что самое скверное, все будут над ней потешаться, а мне остается только плакать. Даже слуги мои, Пирро и Сиро, нисколько не стесняясь меня, то хохотали навзрыд, то говорили какие-то гадости. Потом, кое-как одевшись, поспешили куда-то, скорее всего к моей жене и другим женщинам, и теперь, поди, хохочут все вместе. Итак, все надрывают животики, и одному Никомако слезы.

Дамоне. Полагаю, ты не сомневаешься, сколь огорчительна мне вся эта история, ибо из-за твоей влюбленности и я был втянут в эти плутни.

Никомако. А можешь ты мне дать какой-нибудь совет? Ради Бога, хоть теперь не покидай меня!

Дамоне. Думаю — если, понятно, не подвернется счастливый случай, — ты должен целиком предать себя в руки Софронии. Скажи ей, что отныне и во веки веков она может поступать и с тобой и с Клицией как ей заблагорассудится. Ведь и ей тоже надо будет позаботиться о твоей чести, ибо, раз вы — муж и жена, любой твой позор становится и ее позором. Вот, кстати, и сама Софрония. Иди поговори с ней, а я пройдусь по улицам, загляну на рынок и послушаю, какие толки идут обо всем этом деле, и если что услышу, то уж постараюсь выгородить тебя как смогу.

Никомако. Прошу тебя.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Софрония, Никомако.

Софрония. Дория, служанка моя, сказала, что Никомако уже вышел из дому и вид у него самый прежалостный. Интересно, что-то теперь он мне скажет? А, вот он! Никомако!

Никомако. Чего тебе?

Софрония. Куда ты собрался в такую рань? Новобрачной-то ты хоть сказал два слова? Поинтересовался, как у них там получилось с Пирро?

Никомако. Понятия не имею.

Софрония. Кто же, если не ты, может его иметь? Разве не ты поставил вверх дном всю Флоренцию, чтобы добиться этой свадьбы? А теперь, когда дело сладилось, ты воротишь нос и выражаешь свое удивление!

Никомако. Оставь меня в покое, не терзай!

Софрония. Это ты терзаешь меня! Подумать только; я же должна утешать его в том, в чем он должен был утешать меня! Да вдобавок ко всему еще и проявлять внимание к новобрачным! Видал, я, а не ты, несу им подарок.

Никомако. Знаешь, хватит издеваться надо мной. Станет и того, что я натерпелся в течение всего этого года, того, что я натерпелся вчера и особенно сегодняшней ночью.

Софрония. Никогда я над тобой не издевалась и не подшучивала. Это ты сам вынудил нас так поступить, ты сам привел дело к столь злополучному для тебя концу! Ведь это ты не устыдился, воспитав в своем доме девчурку, выдать ее замуж за нерадивого пройдошливого слугу с единственной целью, дабы он не мешал тебе с ней баловаться! Неужто ты полагал, что имеешь дело со слепыми, с людьми, которые не способны помешать задуманному тобою неправому делу? Признаюсь, что это я сплела всю эту сеть, ибо другого средства заставить тебя одуматься и отказаться от злого умысла уже не оставалось, кроме как накрыть тебя с поличным в присутствии множества свидетелей. Пеняй уж на себя, коли ничто, кроме публичного срама, не могло остановить тебя. И все же даже сегодня, если только ты одумаешься, возьмешься за ум и захочешь стать прежним Никомако, каким ты был год назад, можно еще все спасти. Мы тоже забудем этот случай, и никто ничего не узнает. Ибо, сам знаешь, стоит выйти огласке, как сплетням и пересудам конца-края не будет.

Никомако. Софрония, дорогая, поступай так, как тебе будет угодно: я готов не выходить из твоей воли, лишь бы дело не получило огласки.

Софрония. Если ты и в самом деле так решил, то будь покоен. Никто ничего не узнает.

Никомако. Где Клиция?

Софрония. Вчера, сразу после ужина, переодевшись в платье Сиро, она отправилась в монастырь.

Никомако. А что говорит по этому поводу Клеандро?

Софрония. Он рад, что свадьба расстроилась, но горюет, не видя возможности заполучить Клицию в жены.

Никомако. Пусть теперь это тебя заботит. Я же, со своей стороны, не полагаю разумным женить их, прежде чем мы не узнаем про ее родителей.

Софрония. Я с тобой согласна: сперва надобно узнать о ее родичах, да и у Клеандро может пройти охота жениться. Подождем. Пока же следует уничтожить ее помолвку с Пирро.

Никомако. Делай как знаешь. А я пойду отдохну, ибо из-за этой проклятущей ночи я совсем не стою на ногах… к тому же я вижу Клеандро и Эустакьо, с которыми у меня нет охоты встречаться. Поговори с ними сама; скажи им о нашем с тобой решении. Хватит с них и того, что ихняя взяла, и пусть они об этом деле со мною больше не заговаривают.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Клеандро, Софрония, Эустакьо.

Клеандро. Видал, как старик заспешил домой? Его, поди, погнала Софрония. Вид у него прежалкий! Подойдем к ней и расспросим. Да хранит вас Господь, матушка! Что сказывает Никомако?

Софрония. Бедняга пристыжен донельзя. Говорит, что впору хоть в петлю лезть, дал мне полную власть и хочет, чтобы впредь я всем распоряжалась по своему усмотрению.

Эустакьо. Значит, все в порядке? Я получу Клицию?

Клеандро. Постой, не спеши! Этот кусочек не для тебя.

Эустакьо. Вот здорово! Теперь, когда наша взяла, я теряю ее, как Пирро?

Софрония. Ни ты, ни Пирро не можете ее получить. Ни ты, Клеандро. Я так решила.

Клеандро. Распорядитесь по крайней мере вернуть ее домой, чтобы я мог хотя бы видеть ее.

Софрония. Вернется она или нет — я еще решу. А теперь мы с Эустакьо пойдем домой, ты же, Клеандро, подожди здесь Дамоне и расскажи ему, как обстоят дела.

Клеандро. Стало быть, я снова внакладе?

Софрония. Когда-нибудь и на твоей улице будет праздник.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Клеандро , один.

Клеандро. Тогда, когда мне казалось, что я уже достиг гавани, злая судьба снова отшвыривает меня в бушующее море! Сперва я боролся с влюбленностью отца, теперь мне предстоит сразиться с тщеславием матери. Прежде у меня был союзник — мать, теперь я остался один. А значит, просвет в этой вновь разбушевавшейся стихии для меня еще более сократился. Неужто я рожден лишь для того, чтобы не видеть счастья? С тех самых пор, как Клиция вступила на порог нашего дома, для меня нет иного наслаждения, как только думать о ней, ее лицезреть. Ведь истинно радостные дни в своей жизни я смог бы пересчитать по пальцам. Но кто это там идет? Дамоне? Он самый, но почему он так весел? Дамоне, что случилось? Какие новости? Откуда вдруг такая радость?

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Дамоне, Клеандро.

Дамоне. Ничего более радостного, более приятного я не мог услышать!

Клеандро. В чем дело?

Дамоне. В город прибыл отец вашей обожаемой Клиции. Зовут его Рамондо, и человек он богатейший, неаполитанский дворянин, и приехал он только для того, чтобы разыскать дочь.

Клеандро. Ты-то откуда все это знаешь?

Дамоне. Я сам с ним говорил. Сомнений никаких.

Клеандро. Да я с ума сойду от радости, коли это и в самом деле так, как ты рассказываешь!

Дамоне. Я хочу, чтобы вы все услышали от него самого. Зови сюда Никомако и Софронию.

Клеандро. Софрония, Никомако! Идите сюда! Дамоне вас зовет!

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Никомако, Дамоне, Софрония, Рамондо.

Никомако. Вот и мы! Есть добрые вести?

Дамоне. Слушайте: отец Клиции, Рамондо, неаполитанский дворянин, находится здесь, во Флоренции, и разыскивает дочь. Я сам его видел, говорил с ним и склонил — если ты, конечно, согласен — выдать дочь за Клеандро.

Никомако. Если так, то я буду только рад. Но где же он?

Дамоне. Остановился в «Короне». Я сказал ему, чтобы он шел сюда. Вот он! Идет впереди, за ним слуги. Пошли ему навстречу.

Никомако. Да хранит вас Бог, благородный рыцарь!

Дамоне. Рамондо, вот Никомако, а вот его жена. Это они с такой заботливостью вырастили твою дочь! А вот их сын; если захочешь — он может стать твоим зятем.

Рамондо. Будьте счастливы, господа! Спасибо Создателю нашему, который явил мне милость свидеться перед смертью с дочерью и отблагодарить благородных людей, оказавших ей такое гостеприимство. Что касается сватовства, то что может быть приятнее того, чтобы дружба, заложенная добрым вашим отношением, закрепилась еще и родством?

Дамоне. Пошли в дом, там вы услышите от Рамондо трогательную повесть о потерянной и найденной дочери, а заодно отдадите распоряжение к счастливой свадьбе.

Софрония. Пошли! А вы, зрители, можете расходиться, ибо сыграем мы свадьбу дома, не показываясь на улицу, и новая эта свадьба будет уже по всем правилам, а не так, как это случилось с Никомако!