ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Мессер Джулио , студент, и Джорджетто , его слуга.

Джулио. Когда бы отец с матерью, а за ними и вся Флоренция приехали в Пизу, от них не было бы мне такой пользы, какая может быть от тебя.

Джорджетто. Рад служить вам.

Джулио. Признаюсь тебе: с того дня, как ты отсюда уехал, то есть вот уже скоро два месяца, нет среди здешних студентов никого несчастнее меня.

Джорджетто. Может, обстановка непривычная? Или в науках переусердствовали? Я вам, хозяин, так скажу: вы только первый год в студентах и навряд ли уж столь быстро выучитесь, что не придется, по крайности, еще на годик здесь задержаться. Тише едешь — дальше будешь.

Джулио. Тише, говоришь? Да ежели честно — только ты меня не выдавай, — я за все это время, пожалуй, и четырех часов не занимался. Так что, как видишь, тише некуда.

Джорджетто. Да, такое ученье усердным не назовешь, прямо скажем.

Джулио. Какое уж тут усердие, когда я умираю от любви? Когда места себе не нахожу ни днем, ни ночью?

Джорджетто. Выходит, у вас на уме другая наука. А вашу любовь разделяют?

Джулио. И да и нет. Но лучше бы не разделяли, ибо что касается предмета моей любви, то я влюблен без взаимности, а что касается соперников, то, увы, те же чувства разделяет и мессер Ринуччо Гваланди, в доме которого мы с тобой живем. Он и есть мой соперник, о чем сам не подозревает. И неприятнее всего, что он посвятил меня в свои чувства и вечно обсуждает их со мной да еще просит, чтобы я ему помог.

Джорджетто. Уже неплохо: вы про него знаете, а он про вас нет. Ну и как — везет ему в любви? Движется дело?

Джулио. Потихоньку. Думаю, он с ней даже еще не говорил, зато нашел общий язык с ее служанкой.

Джорджетто. А вы-то объяснились в любви — хоть сами, хоть через кого-то?

Джулио. Пока нет.

Джорджетто. Втрескались два месяца назад и еще не объяснились? Господи, до чего глупо! Ни в какие ворота не лезет.

Джулио. В таком деле нельзя горячку пороть.

Джорджетто. Будь я на вашем месте, она бы у меня давно забрюхатела — уж я бы два месяца не тянул.

Джулио. Ты что? Это тебе не какая-нибудь потаскуха, с которой можно переспать за три-четыре юлия, а одна из благороднейших женщин в городе.

Джорджетто. Молоды вы еще, вот что я вам скажу. Баклуши бить — это вы умеете, а как до дела доходит, грош вам цена. Вот увидите, я вам помогу все в два счета обтяпать. На ловца и зверь бежит. Скажите только, кто она.

Джулио. Скажу. Но понимаешь, Джорджетто, я бы не…

Джорджетто. Оттого что будете некать, вы ничего не выиграете. Неужто, черт возьми, у вас было мало случаев испытать меня и вы не знаете, на что я гожусь?

Джулио. Мне известна твоя преданность и твое умение хранить тайны. Тем не менее я считал нелишним напомнить тебе об этих качествах, ибо, всплыви все наружу, я погиб.

Джорджетто. Не бойтесь, скажите же, кто она.

Джулио. Жена мессера Амброджо да Кашина, пизанского адвоката, ее зовут мадонна Оретта де’Сисмонди, и живет она вон в том доме.

Джорджетто. Совсем рядом — прямо рукой подать.

Джулио. А проку-то что?

Джорджетто. Как что? Разве это не великое удобство — найти себе даму по соседству? По крайней мере, вы можете видеть ее в любое время.

Джулио. Как бы не так! В лучшем случае я вижу ее раз в полмесяца, да и то мельком.

Джорджетто. Неужто она до того боится свежего воздуха, что в окне не показывается?

Джулио. Ни в дверях, ни в окне. Мессер Амброджо сторожит бедняжку хуже, чем в тюрьме, ревнуя ее так, как только может мужчина ревновать женщину. Понимаешь? Раньше, я слышал, он, подобно прочим законникам, частенько отлучался из города по своим адвокатским делам, теперь же дома сидит, никуда не ездит.

Джорджетто. Надо думать, сколотил деньгу.

Джулио. Да, он смерть как богат.

Джорджетто. Ну ежели смерть, тогда чтоб он сдох, а я стал его наследником!

Джулио. Это еще не все. Он держит особого слугу — затем только, чтобы тот в дом никого не пускал.

Джорджетто. Так ведь и у вас есть верный слуга.

Джулио. Я тебе больше скажу: мало того, что слуга этот — недреманное око хозяина, который, в свой черед, смотрит за ним в оба, так он еще вдобавок величайший прохвост и набитый дурак, каких свет не видывал.

Джорджетто. Трудно хитроумного провести, а дурака надуть тем проще, чем меньше у него мозгов.

Джулио. Я бы не строил расчет исключительно на его глупости.

Джорджетто. Как говорят французы, аржан могёт все. Помяните мое слово, хозяин: сколько бы ни ревновал муженек, сколько бы ее ни сторожили служанки или слуги, не пройдет и недели, как она будет ваша. Я этим займусь.

Джулио. Сразу видно, ты не знаешь, с кем тебе предстоит иметь дело.

Джорджетто. Сразу видно, вы еще не знаете, на что я гожусь. А вот и ваш мессер Ринуччо. Легок на помине.

Джулио. И с ним служанка мадонны Оретты.

Джорджетто. Похоже, у нее для него хорошие новости. Идите к ним, прощупайте почву, а потом мне расскажете — я буду в этой церкви.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мессер Ринуччо , студент, мадонна Аньола , служанка, и мессер Джулио.

Ринуччо. Чего вы боитесь?

Аньола. Не хочу, чтоб меня видели с вами, а то вмиг заподозрят дурное.

Ринуччо. Дурное? Вот тебе раз! Ужели при виде молодого человека и женщины, беседующих между собой, обязательно подозревать дурное?

Аньола. О мессер Ринуччо, не забывайте, что в наше время слишком много злых языков. А кроме того, ежели мой хозяин выйдет из дому и заметит меня с вами, я пропала.

Ринуччо. Заметит? При его-то слепоте? Говорю вам, идите сюда.

Джулио. Что с ней? Какого черта эта плутовка жмется к стене? Отчего трусит?

Ринуччо. Говорите же, у вас для меня хорошие новости?

Аньола. До того хорошие, что ежели вы человек приличный, как я вас считаю, то наградите меня.

Ринуччо. Не сомневайтесь.

Аньола. Да будет Господь милостив к вам!

Джулио. Ишь осмелела! Подойду-ка я к ним.

Аньола. Ой, кто-то идет! Прощайте.

Ринуччо. Куда вы? Не убегайте, это мессер Джулио. Идите сюда, я же сказал — не бойтесь. Можете говорить при нем, ибо мы с мессером Джулио все равно как братья, и у меня от него нет секретов.

Джулио. Если я мешаю, я уйду.

Ринуччо. Ни в коем случае. Кому мне довериться в моем положении, коли не вам? Быстрее, мадонна Аньола, выкладывайте вашу добрую новость.

Аньола. Я вам скажу по секрету кое-что важное, но смотрите, ежели узнают, что тайна открылась…

Ринуччо. Полагаю, и половины слов, которые я тут потратил, было бы достаточно, чтобы вы поверили мне тайны куда большие, нежели та, что я из вас никак не вытяну.

Аньола. Влюбленные — народ осторожный, береженого, как говорится, Бог бережет.

Джулио. Говорите смело, мадонна Аньола. Все, что я услышу, умрет вместе со мной.

Аньола. Мадонна Оретта, моя хозяйка, и ее сестра, мадонна Вьоланте, ходили вчера в монастырь комедию смотреть.

Ринуччо. Правда? А я ничего не знал.

Аньола. Я и то удивилась, что вас не видать.

Ринуччо. О Боже! Окажись я там…

Аньола. И ничегошеньки бы вы не сделали, несчастный человек! Она ведь под присмотром была — и по дороге туда, и на обратном пути.

Джулио. Ну уж взглядами-то они разик-другой обменялись бы.

Аньола. Правда ваша, только ведь в огонь, коли вы хотите его погасить, воду лить нужно, а не серу бросать.

Ринуччо. Кто с ней был?

Аньола. Этот ее хрыч мессер Амброджо да сиенский дурак Джаннелла. Они ее до монастырского двора довели, и ежели бы им внутрь можно было войти, то вошли бы, будьте уверены; но поскольку мужчин туда не допускают, они проторчали за порогом, покуда представление не кончилось; когда же она вышла, пристроились по бокам и доставили ее домой.

Джулио. Бывают же такие ревнивые люди! Зверски ревнивые!

Аньола. На представлении случаем была ваша матушка, и сидела она рядом с моей хозяйкой.

Ринуччо. Господи, почему я не оказался на ее месте?

Аньола. Ишь проказник! Да разве в монастырях занимаются этакими делами?

Джулио. Ну вот, сразу дурное заподозрили.

Аньола. Я знаю, что говорю.

Ринуччо. Мадонна Аньола, я человек порядочный, уверяю вас.

Джулио. Мессер Ринуччо обошелся бы с вашей хозяйкой не хуже, чем если б она была его женой.

Аньола. А вы бы как обошлись, господин Пустомеля?

Джулио. Так же, а то и лучше, если б можно было лучше; и почел бы себя обязанным, коль скоро не потрафил бы ей, поправлять дело до тех пор, покуда бы она не призналась, что довольна.

Ринуччо. Рассказывайте дальше, вместо того чтобы болтать почем зря.

Аньола. Они стали разговаривать о том о сем, как оно обычно бывает, я же сидела позади них и слышала весь разговор.

Ринуччо. А обо мне они говорили?

Аньола. Вовсе нет. Слово за слово, мадонна Анфрозина, ваша матушка, поведала хозяйке, как сильно в нее влюблен мессер Амброджо — ну прямо с ума сходит.

Ринуччо. Мессер Амброджо влюблен? В кого?

Аньола. В мадонну Анфрозину, вашу матушку.

Ринуччо. Неужели Господь допустил такое?

Аньола. Выходит, допустил, коли так оно и есть, и все святые тоже.

Джулио. Не удивительно, что каждое утро и каждый вечер он часа по два прогуливается от своей двери до вашей; я-то думал, для моциону, а он, оказывается, разом и за мясом приглядывает, и за кошкой. Ай да старый хрыч!

Ринуччо. Ха-ха-ха! Вот умора! Любовь закона не знает, годов не считает. Видали мартовского кота? Спятил, да и только! Но рассказывайте дальше, сделайте милость.

Аньола. Она сказала, что он не раз подсылал к ней эту ханжу мадонну Вердиану, которая ходит по церквам, молитвы творит и вечно с кем-то шушукается.

Джулио. Подсылал? Мадонну Вердиану?

Аньола. Ее самую, пустосвятку несчастную.

Ринуччо. А я-то хорош: четыре месяца, как влюблен в его жену, и за это время не сумел с нею сделать то, что, быть может, в более краткий срок сделал он с моей матерью!

Джулио. И впрямь, эти старики столь же превосходят нас хитроумием, сколь мы их — силою.

Аньола. Ему бы силушку под стать хитроумию. Будь она у него, он бы собственную жену удовольствовал. Неужто она может не нравиться? От добра добра не ищут.

Ринуччо. Черт возьми! Седина в бороду, а бес в ребро.

Джулио. Пресытился человек — что тут еще сказать?

Аньола. Да разве ж это хорошо, что мадонна Вердиана с ее святым видом пособляет в подобных делишках старичью, которому пора бы уж угомониться и о душе думать, носит им весточки друг от друга? А кто поклоны в церквах бьет — не она, что ли?

Джулио. С такими, как она, держи ухо востро.

Аньола. По мне, мадонна Вердиана совершает большой грех: вот ежели бы она молоденькой какой передала пару слов от юноши вроде вас, тут бы никому вреда не было.

Джулио. Напротив, великая даже польза, ибо она совершила бы богоугодное дело, да и старичье осталось бы на бобах.

Аньола. Не надо мне ихних бобов! Я скорее соглашусь с голоду помереть, чем подобные поручения выполнять, упаси меня Бог! Из сострадания к какому-нибудь молодому человеку или к несчастной женщине молоденькой, чтобы не отчаивалась, все бы сделала, скажу я вам; а в дурном деле — я не помощница!

Джулио. О, сразу видно, что у вас добрые намерения!

Ринуччо. Досказывайте про любовные шашни старого хрыча.

Аньола. Когда хозяйка все это услышала, она рассердилась. Долго они толковали и под конец придумали дать старику то, чего он хочет. И знаете как?

Ринуччо. Веселая история — за последнее время не упомню ничего похожего.

Аньола. Они рассудили, что, ежели мадонна Оретта закатит старику скандал и пожалуется на него своим братьям, тот от всего быстренько отопрется и братья ей не поверят, поскольку, не зная такого за мессером Амброджо, подумают, будто мадонна Оретта попросту ревнует; а потому, прежде как измена откроется, надобно все предусмотреть, чтобы ему не отпереться.

Ринуччо. Разумно.

Аньола. Для этого они порешили, что мадонна Анфрозина ответит старикану и хорошенько его обнадежит, передав, что не прочь побыть с ним, как только представится удобный случай.

Джулио. Вот и верь после этого женским обещаниям!

Аньола. И что в подходящую минутку, когда вас обоих не будет дома, она пошлет за мессером Амброджо и уложит его в вашей комнате внизу, а перед этим предупредит обо всем мадонну Оретту и отправит ей ваше платье, чтобы она переоделась мужчиной, в таком виде прошмыгнула в ваш дом и в полной темноте вошла бы в комнату, где находится ее муженек; когда же она пробудет с ним изрядное время, то откроет ему, кто она, и выскажет все, что пожелает и чего он заслуживает; таким образом, он не сможет отпереться и столковаться с ее братьями, она вышибет дурь у него из головы, застыдив и оконфузив сперва сама, а потом в присутствии вашей матушки, мадонны Анфрозины, которая прибежит на шум.

Ринуччо. Ну и ну! Давненько не приходилось слышать о такой хитроумной ловушке.

Джулио. Воистину, женщины хитрее самого черта.

Аньола. На том они и порешили. Ой, вон идет одна женщина, мне надобно с ней поговорить. Прощайте.

Ринуччо. Мадонна Аньола, подождите.

Джулио. Как бы не так! Очень мы ей нужны — ишь несется!

Ринуччо. Что скажете на все это, мессер Джулио? Как по-вашему — нет ли для меня в этом деле хорошей стороны?

Джулио. Для вас это превосходно со всех сторон, и думаю, вам представляется случай, который сделает вас счастливым. Будь я на вашем месте и умирай, как вы, от любви, я бы сразу почел себя счастливым.

Ринуччо. О брат мой, скажите, дорогой, как бы вы поступили в подобных обстоятельствах?

Джулио. Скажу. Но сначала догоните эту служанку и узнайте, не хочет ли она сказать вам кое-что с глазу на глаз, ибо поспешный ее уход кажется мне подозрительным.

Ринуччо. Вы находите?

Джулио. Я в этом уверен.

Ринуччо. А где я вас потом найду?

Джулио. В этой церкви: мне нужно кое-что сказать одному человеку, который ждет меня там.

Ринуччо. Дождитесь меня, сделайте милость.

Джулио. Вы меня легко найдете — не в церкви, так дома или где-нибудь поблизости.

Ринуччо. Без вас бы я пропал!

Джулио. Идите же. Мне не терпится рассказать все Джорджетто и поглядеть, не удастся ли ему — ведь он чертовски хитер — извлечь из этого дела какой-нибудь прок для меня.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Мессер Амброджо , один.

Амброджо. Нет уж, никуда не поеду. Верно говорят, любовь не пожар, а загорится — не потушишь. С тех пор как я влюбился в мадонну Анфрозину, нет мне покоя ни днем, ни ночью — только о ней и думаю; и ежели бы она, волею судьбы, жила далеко отсюда, а не поблизости, я был бы несчастнейшим человеком во всей Пизе; ибо, как бы там ни складывалось, я должен был бы искать возможность увидеть ее, а следовательно, удаляться от дома, что весьма опасно: у кого красивая жена, как у меня, тот должен за нею приглядывать, особенно здесь, в Пизе, где полным-полно беспутных студентов, не знающих стыда и сорящих деньгами. Служанкам и слугам доверять нельзя, это все равно что пускать козла в огород, и хотя на Джаннеллу, кажется, можно положиться, все-таки по-настоящему стеречь свое добро — значит, насколько возможно, стеречь его самому.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мадонна Вердиана, мессер Амброджо.

Вердиана. Раз я несу добрые вести тому, кто считает себя самым несчастным человеком, он должен будет хорошенько меня отблагодарить.

Амброджо. Уж не мадонна ли это Вердиана? Похоже, она. Или нет? Ну конечно, она. И впрямь, глаза у меня не те стали.

Вердиана. Спасибо еще, что не надо гоняться за ним по всему городу!

Амброджо. Она самая, причем направляется к моему дому.

Вердиана. О, дверь приоткрыта! Мне повезло.

Амброджо. Что вам угодно?

Вердиана. Поговорить с мессером… О, мессер Амброджо, вас-то я и ищу, помогай вам Бог!

Амброджо. Вы бы тоже могли мне помочь, если б захотели.

Вердиана. Для этого я и пришла. А куда это вы смотрите?

Амброджо. Отойдите немного от двери.

Вердиана. Ах, ревнивец! Чего вы боитесь?

Амброджо. Того, о чем я все время думаю.

Вердиана. Значит, вы мне не доверяете?

Амброджо. В моем положении будешь недоверчивым.

Вердиана. Знаете, что я вам скажу? Смотрите не смотрите, все одно не поможет, ежели ей охота припадет.

Амброджо. Главное — позаботиться о том, чтобы у нее не было удобного случая.

Вердиана. Да хоть и не будет! Но ежели ей приспичит, она и с садовником шашни заведет.

Амброджо. Ошибаетесь. Вот уже много дней, как я дал садовнику от ворот поворот.

Вердиана. А как же ваш сад?

Амброджо. Уж я бы давно по миру пошел, когда бы рассчитывал на доход от своего сада!

Вердиана. Да ну? Неужто выгода от такого сада, как ваш, кажется вам пустяком? Вон у наших монахов сад куда плоше вашего, а они из него монастырь кормят да и нас всех. И ежели они морковь сеют, она у них вот такой величины вырастает, глядите.

Амброджо. Мне дела нет до моркови и до богомолок, коих надобно ублаготворять, чтобы поддерживать в них веру. Зато мне есть дело до того, кто крутится у моего дома, вот в чем штука.

Вердиана. А разве при желании она не может сделать этого с Джаннеллой?

Амброджо. Ишь куда хватила! Да второго такого надежного человека, как Джаннелла, днем с огнем не сыщешь. К тому же, сдается мне, у него отсутствуют мужские способности, а думай я иначе — его бы не было в моем доме или я бы его оскопил. Но оставим эти порожние разговоры. Какие вести вы принесли мне от мадонны Анфрозины? Ужели ей хочется, чтобы я от зуда маялся, как шелудивый пес?

Вердиана. Мессер Амброджо, вы мне не раз обещали: за первую добрую весть получишь, мол, от меня награду. Ей-ей, получишь. А поскольку пора пришла, то, прежде чем вам эту весть выложить, я хотела бы знать, какая будет ваша награда.

Амброджо. Вы мне не верите?

Вердиана. Я вам верю, но не забудьте, что я бедная и живу своим трудом и милостью добрых людей.

Амброджо. Ну хорошо, коль скоро вы готовы споспешествовать salvum me fac, знайте: за первую же добрую весть я отдам вам свои старые шлепанцы.

Вердиана. Ваши старые шлепанцы?

Амброджо. А вы бы чего хотели? Ладно уж, те, которые на мне сейчас, почти что новые. Да не кривитесь вы! За вторую отдам эти чулки — но при условии, что весть будет заключаться по меньшей мере в том, что я смогу с ней поговорить. За третью же — а именно когда я узнаю, что мне предстоит спать с ней, — вот эту мою накидку на подкладке. Ну, что вы теперь скажете?

Вердиана. Скажу, что человек вы не ахти какой дельный и чересчур скупой; и что в городе нет студентика, пользующегося моими услугами, который, принеси я ему розу от его дамы, а не то что весть, какую вам принесла, не дал бы мне в два раза больше, чем вы обещаете дать в три приема.

Амброджо. Мадонна Вердиана, молодежь находит тех, кто снабжает ее деньгами. Я ведь тоже, когда даю совет, мог бы брать за него десять скудо, если бы мне платили, а мне платят половину — и я беру. То, от чего откажешься, считай пропало, особо же в таких тонких делах, как наше с вами, где важен каждый шаг, каждое слово; а посему, мадонна Вердиана, нам следует поддерживать друг друга, оставаясь в добром согласии.

Вердиана. Ага, я останусь бедная, а вы богатый.

Амброджо. Да вы просто не хотите заработать на этом деле.

Вердиана. Еще как хочу!

Амброджо. Что же вы торгуетесь? Ну хорошо, в самом деле посмотрим, что вы хотите получить.

Вердиана. Перво-наперво, поскольку я не какая-нибудь ветошница, которой нужно ваше старье, я хочу договориться насчет платы чистоганом.

Амброджо. Пусть будет чистоганом, но исходите из разумной цены.

Вердиана. За то, что я сделала до сих пор, вы дадите мне четыре золотых дуката.

Амброджо. Типун вам на язык, мадонна Вердиана! Вы меня без ножа режете, хватит с вас и десяти грошей.

Вердиана. Ага, десять грошей и кукиш с маслом в придачу! Мое дело маленькое. Видали записку от мадонны Анфрозины? А теперь прощайте, я ее назад отнесу и расскажу, какой вы добренький.

Амброджо. Подите сюда, мадонна Вердиана. Черт с ней, с осторожностью! Послушайте же вы, подойдите поближе!

Вердиана. Будь я проклята, ежели когда-нибудь еще свяжусь с вами!

Амброджо. Ой, не зарекайтесь, свяжетесь, на мое счастье, — и я дам вам то, что захочу. Отныне, при первом же судебном деле, возбужденном против вас, приходите ко мне, и я бесплатно, по-дружески вас проконсультирую.

Вердиана. Бесплатно! Вы что, не знаете, какие тяжкие нынче времена? И уж коли я стараюсь для вас, то не за бесплатно и не за-ради дружбы.

Амброджо. Я вас отблагодарю. Скажите, что вы хотите впредь, и забудем этот разговор, как будто его не было.

Вердиана. Я своего не упущу и вперед буду действовать с вами по-другому. Это письмо от вашей мадонны Анфрозины, она написала его собственноручно; коли хотите получить, я назначаю за него десять дукатов.

Амброджо. Охренеть можно!

Вердиана. Не ругайтесь.

Амброджо. Я не ругаюсь, но ведь это грабеж! Да я в полгода десяти дукатов не зарабатываю!

Вердиана. Коли в письме не сплошь добрые вести, платы я не возьму.

Амброджо. Вы хотите моей смерти! Да таких денег не стоит письмо даже из Калькутты или из Перу! Однако сделаем так, мадонна Вердиана: зайдем в дом, а то у меня и очков-то при себе нет, чтоб письмо прочитать. Там я вас и отблагодарю. К тому же вон кто-то идет, и нам могут помешать.

Вердиана. Идемте куда хотите. Ежели тебе приспичило, ты у меня раскошелишься, старик несчастный!

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мессер Ринуччо и мессер Джулио .

Ринуччо. По-моему, превосходный план, да и осуществимый легко.

Джулио. У вас обязательно получится. Где она сказала вам ждать?

Ринуччо. Где-нибудь здесь — пока она не вернется.

Джулио. Здесь и оставайтесь, а так как вы лучше уладите все один, я тем временем сбегаю по одному своему делу.

Ринуччо. Постарайтесь не задерживаться, дабы, в случае надобности, мне вас не искать.

Джулио. Ждите меня дома в двадцать три часа.

Ринуччо. Сейчас, должно быть, около двадцати двух часов.

Джулио. Договорились. Я вас не подведу, а вы дождитесь ее и найдите доктора, вот и все. Ну и не забудьте потом послать к старику моего слугу, от которого он узнает, что можно прийти.

Ринуччо. Я все сделаю, как только найду мадонну Аньолу.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мессер Ринуччо , один.

Ринуччо. Вот когда я убеждаюсь, сколь полезен может быть преданный друг. По правде говоря, я всегда думал, что иметь истинного друга весьма удобно, Однако при этом не представлял себе и доли того, в чем убеждаюсь сейчас. Кто в данном случае мог дать мне лучший совет, нежели мессер Джулио? Кто бы так быстро сплел и помог мне натянуть сети, в кои попадется этот дурачина адвокат? Бесспорно, у мессера Джулио резвый и возвышенный ум, а иначе он не был бы флорентийцем. Благословен тот час и та минута, когда он пожелал поселиться в моем доме, а я — поселить его у себя! Ибо, не говоря уже о весьма высокой плате, получаемой мною с него как жильца, его одолжения, его советы не единожды выручали меня, и уж если была мне польза от его подсказки, так вот она! Подумать только, он использовал даже то, что мессер Амброджо — мой адвокат: доктор оглянуться не успеет, как попадется на удочку, — и все благодаря ему, мессеру Джулио. В общем, чем больше я об этом думаю, тем веселее у меня на душе. Однако вот и она.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Мессер Ринуччо и мадонна Аньола .

Ринуччо. Я здесь, мадонна Аньола.

Аньола. А я вас выглядывала. Вы меня заждались?

Ринуччо. Пустяки. Я согласен и дольше ждать — главное, чтобы вам было удобно.

Аньола. Эта женщина столько мне порассказала! Я даже боялась, что она до ночи проговорит.

Ринуччо. Это болезнь большинства женщин.

Аньола. Вы что-нибудь придумали?

Ринуччо. Придумал. И если я в вас не ошибся, все пройдет как по маслу.

Аньола. Мессер Ринуччо, другая бы на моем месте нос задрала, а я полагаю мою помощь лишней…

Ринуччо. А я нахожу излишними эти разговоры, ибо все предусмотрел. И лишь одно мне у вас не нравится.

Аньола. Скажите — что.

Ринуччо. Ваша затрапезная юбка. Держите, вот вам три дуката, позаботьтесь о том, чтобы я больше на вас ее не видел, а то смотреть тошно.

Аньола. О мессер Ринуччо, вы слишком добры, большое вам мерси! Я принимаю подарок, дабы показать вам, что помню о вашем деле, да и новая юбка мне не помешает; но если б вы даже ничего мне не дали, я бы точно так же вам помогала, ведь я это не ради платы делаю.

Ринуччо. Какая там плата! Плата еще впереди. Но предложи я вам все, что у меня есть, мне бы и тогда с вами не расплатиться.

Аньола. Для меня лучшая награда — это сделать вам приятное. Но оставим этот разговор. Что вы придумали?

Ринуччо. А вот что: сейчас я скажу доктору, что нынче вечером уезжаю из Пизы по делам; затем я пошлю ему записку, якобы написанную моей матерью, где будет сказано о моем отъезде и о том, что она ждет его этой ночью в три часа и что ему следует прийти со стороны двора за домом.

Аньола. Ловко.

Ринуччо. Там будет ожидать мой друг, мессер Джулио, переодетый служанкой, который впустит его и запрет во дворе, где он может беситься сколько угодно и орать что есть мочи, и никто его не услышит, ибо туда выходят окна лишь моей комнаты.

Аньола. И долго вы намерены держать его там?

Ринуччо. Слушайте дальше. Я же тем временем выйду через главный вход и приду к вашему дому. В котором часу ваша хозяйка ложится спать?

Аньола. Около четырех, а сегодня, быть может, и раньше, поскольку завтра утром собирается в монастырь и хочет подняться чуть свет.

Ринуччо. Тем лучше. Вы говорите, что еще не рассказывали ей о моих чувствах?

Аньола. Нет, сударь; ибо, как я сказала вам третьего дня, я не раз исподволь заговаривала с ней про любовь и про то, чем занимаются влюбленные, но увидела, что для нее это пустой звук, все равно как розы в январе, и решила про вас не заикаться.

Ринуччо. Хорошо. План мой заключается в том, чтобы самому объясниться в любви, видя, что вы еще ничего ей не сказали; и если мне повезет, я объяснюсь сначала на деле, а уж потом на словах.

Аньола. Дай вам Бог! Только как же это?

Ринуччо. Очень просто. Успех моего плана зависит от вас. Как только доктор окажется в ловушке и я буду уверен, что он не в силах испортить мне обедню, я приду сюда и стану ждать; вы же, увидев, что хозяйка ваша в постели, и убедившись, что она спит, подадите мне знак и откроете дверь: я проскользну в дом и, притворившись мессером Амброджо, войду в спальню мадонны Оретты и лягу в постель рядышком с ней. Время подскажет, как мне вести себя дальше: возможно, я откроюсь перед ней, а возможно — нет; ближе к рассвету, зная, что доктор садится за работу на заре, я скажу, что должен работать, встану и побегу выпускать мессера Амброджо из заточения, после чего, умирая от холода, он вернется домой.

Аньола. Коли вы послушаетесь моего совета, то не откроетесь — представляю, какой большой поднимется шум, чуть она узнает, кто вы.

Ринуччо. Не хочу об этом думать раньше времени: буду действовать по обстоятельствам. Главное — чтобы вы меня впустили.

Аньола. То-то и оно, что это труднее, чем вы думаете.

Ринуччо. Что же тут трудного?

Аньола. Я вам объясню. Поскольку доктор должен будет уйти, хотя я не верю, что он уйдет, но допустим — уйдет, он оставит в доме эту скотину Джаннеллу, который обычно спит около двери; но нынче ночью, будьте уверены, он ни за что не ляжет спать, покуда старик не вернется.

Ринуччо. А я не могу попасть в дом, минуя вход с улицы?

Аньола. Нет, сударь: старик приказал запереть все окна, которые выходят на крышу, нижние же — замуровать.

Ринуччо. А через стену сада?

Аньола. Трудно. И потом, даже если вы заберетесь в сад, все равно, чтобы попасть в дом, придется идти мимо этого чертова Джаннеллы.

Ринуччо. Попробовать, что ли, дать ему денег, чтобы не пикнул?

Аньола. Боюсь, тут не только деньги, но и острый нож вряд ли поможет. Не доверяйте ему нисколечко, иначе и себя погубите, и хозяйку, и меня.

Ринуччо. Придумал: я напишу доктору, чтоб взял его с собой.

Аньола. Не возьмет.

Ринуччо. А я так напишу, чтоб взял.

Аньола. Ну ладно, допустим, он его берет, но тогда запирает дверь на ключ.

Ринуччо. Отмычка сделает свое дело. Ваша забота, мадонна Аньола, дать мне знать, когда прийти. Остальное предоставьте мне.

Аньола. Хорошо. Как только хозяйка ляжет, я, ежели хотите, повешу вон на то окно полотенце. Увидите? Оно и в темноте будет белеть.

Ринуччо. Конечно, увижу.

Аньола. А ежели Джаннелла никуда не уйдет, я оставлю окно закрытым.

Ринуччо. Прекрасно.

Аньола. Ой, наша дверь открывается! Уходите, уходите.

Ринуччо. Это старик со своей мадонной Аполлонией. Скажи пожалуйста!

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Мессер Амброджо, мадонна Вердиана, мадонна Аньола.

Амброджо. Послушайте, мадонна Вердиана. Раз уж я у вас заиграл, сделайте так, чтобы мне и затанцевать.

Вердиана. И затанцуете, сделаю, не извольте сомневаться.

Аньола. Добрый вечер, храни вас Бог.

Амброджо. Куда можно ходить в такой час?

Аньола. Я ходила за салатом.

Амброджо. Покажи-ка, что у тебя здесь?

Аньола. Ничего. Ой, вы мне порвете платок!

Амброджо. А под шляпкой что?

Аньола. Ой, да где ж такое видано? Голову растреплете.

Амброджо. Лучше я растреплю тебе голову, чем ты украсишь мою рогами, поняла? А тут что?

Аньола. Салат.

Амброджо. А в корзинке что?

Аньола. Господи, да что там, по-вашему, может быть?

Амброджо. Записка какая-нибудь, подарок — мало ли что!

Аньола. Опять двадцать пять! Сущее наказанье!

Амброджо. Чем больше женщина разглагольствует, тем меньше я ей верю.

Вердиана. Чересчур уж вы недоверчивый! Я вам прошлый раз говорила: молите Бога, чтоб ваша жена не ждала записочек. Коли послание могут перехватить по дороге, его передают устно. И держат язык за зубами.

Амброджо. Все равно я узнаю.

Вердиана. И как же вы это сделаете?

Амброджо. Как? Как? Вырву ей язык.

Вердиана. Вот уж не пошла бы служанкой к вам в дом — даже за двойную плату.

Амброджо. А я б вас и не взял даже с приплатой. Однако оставим разговор о моих семейных делах и поговорим о другом: да поймите же вы, о Господи, что шесть дукатов, которые я вам дал, изрядная сумма.

Вердиана. Ну и скупердяй! Обижаете, чистосердечно вам скажу! Не забудьте, что я за вас еще и молюсь.

Амброджо. Мне от ваших молитв не легче. Дайте же наконец человеку побыть с мадонной Анфрозиной!

Вердиана. Для этого нужно, чтоб уехал ее сын.

Амброджо. А если он никогда не уедет? Получится, что я выбросил на ветер такие деньги?

Вердиана. Не получится, можете быть спокойны.

Амброджо. Трудно оставаться спокойным, когда кошелек тощает, а голова пухнет: в записке, которую я получил, сплошная неопределенность, туман один; дело не движется, хотя и не по моей вине: я раскошелился, когда эта разбойница, мадонна Вердиана, загнала меня, надо сказать, в угол, и не одна неделя пройдет, покуда я оправлюсь от урона.

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Мессер Ринуччо и мессер Амброджо .

Ринуччо. Доброго вам здоровья, ваша милость господин адвокат.

Амброджо. Рад вас видеть, veniatis, domine. Что нового?

Ринуччо. Я пришел узнать, был ли у вас мой защитник и как продвигается судебное разбирательство.

Амброджо. В вашем деле много сложностей, изучение которых требует длительного времени, но поскольку речь идет о вас, я охотно во всем разберусь. Могу пообещать это вам, cum quibus сочувствую, как никому другому.

Ринуччо. Благодарю вашу милость, и хотя мне никогда не отблагодарить вас так, как вы того заслуживаете, в долгу я не останусь.

Амброджо. Кто-кто, а вы всегда исправно платили мне гонорар.

Ринуччо. Я пришел поговорить с вами. Нынче вечером мне нужно уехать во Флоренцию с мессером Джулио, живущим у меня в доме. Мы едем по его делам на восемь дней — при условии, что я не опоздаю на суд.

Амброджо. Поезжайте на здоровье: как вам известно, через два дня in civilibus начнутся каникулы, и суды будут закрыты до начала поста.

Ринуччо. Так я и думал, но все же не мог уехать, не предупредив вашу милость.

Амброджо. Вы правильно поступили, ибо в судебных тяжбах, помимо всего прочего, очень важно, чтобы кто-то двигал дело.

Ринуччо. Надеюсь, ваша милость соблаговолит тем временем углубиться в дело и разрешить упомянутые вами сложности, а в счет благодарности за свои труды получить пока это скудо.

Амброджо. Очень любезно с вашей стороны, хоть это вы и напрасно.

Ринуччо. У вашей милости будут какие-нибудь поручения?

Амброджо. Хорошенько отпразднуйте карнавал с флорентийками.

Ринуччо. За этим дело не станет. Ага, клюнул, старый изменщик!

Амброджо. Удачно получилось: он мне и денежки дал, и удобства создал — так что хныкать нечего. Теперь поглядим, искренне пишет мадонна Анфрозина или нет, и сколь я могу доверять ее обещаниям. Ох уж эти женщины! Ежели она сделает то, о чем говорится в ее записочке, я проведу карнавал в Пизе получше, чем эти молокососы во Флоренции. Кабы передать через мадонну Вердиану мадонне Анфрозине мое «да» прежде, чем он придет, и сообщить время, я смог бы сэкономить, а так придется ей платить. Где ее искать, чтобы отправить с поручением? Но где бы она ни была — я сыщу ее и доведу дело до конца. Скорее на поиски! Джаннелла! Джаннелла! Джаннелла!

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Джаннелла, мессер Амброджо.

Джаннелла. Чего изволите, сударь?

Амброджо. Неси мое платье и шляпу, быстро! Что ты на меня уставился, осел? Что ты делаешь?

Джаннелла. Хочу отнести это в дом.

Амброджо. Черт побери! Хочешь оставить меня здесь в исподней рубахе и без шляпы? Подай сначала платье, холера тебе в бок! Ну и болван! И тем не менее, при всей его тупости, лучше держать такого, на которого я могу положиться, чем какого-нибудь шустрого умника, который водил бы меня за нос.

Джаннелла. Держите.

Амброджо. Дай сюда. Слушай, Джаннелла: мне надобно отлучиться по важному делу. Никуда не уходи, доколе я не вернусь. Ступай в дом. Постой, осел! Что ты должен сделать?

Джаннелла. Не знаю.

Амброджо. Потому что бестолочь! Ты должен запереть эту дверь на засов и до моего возвращения не отпирать и никого не выпускать из дома. Ты меня понял?

Джаннелла. Сейчас узнаете. Запираю. Слышите?

Амброджо. Да, все в порядке. Теперь я могу спокойно уйти. Не будь в доме этого осла, положение мое было бы хуже некуда.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Мессер Джулио и Джорджетто , со свертком под одеждой.

Джулио. Как видишь, Джорджетто, не дальше как нынче ночью мессер Ринуччо насладится любовью, я же останусь на бобах.

Джорджетто. Пусть нам скажет спасибо: один бы он сроду до такого не додумался. Так что пеняйте на себя: кабы вы помалкивали, могли бы сами быть на его месте.

Джулио. Ты прав, однако я из той дурацкой породы людей, которые, если друг с ними советуется, стараются дать ему наилучший совет, пусть даже себе в ущерб. Ничего не поделаешь. А ты-то какого черта обещал ждать меня в церкви — и сам ушел? Если б дождался, возможно, я и не дал бы ему этого совета.

Джорджетто. Не раскаивайтесь в добром поступке и в том, что угодили дружку.

Джулио. Я раскаиваюсь в том, что сделал хуже себе. Будь проклят день и час, когда меня принесло в этот город. И ты хорош, не успел я изложить ему план действий, как тебя и след простыл. Вернись ты не сию минуту, а раньше, я бы еще мог что-то придумать.

Джорджетто. Знайте же, хозяин, — я за вас уже придумал. Нужно только, чтоб вы честно ответили на то, что я вас спрошу. Вы хотите, чтоб мессер Ринуччо взял нынче ночью мадонну Оретту, или нет?

Джулио. Что ты еще спросишь?

Джорджетто. Тогда ответьте на такой вопрос: хотите ли вы, чтобы ее взял он, или хотите сами ее взять? Смотрите мне в глаза.

Джулио. Вот привязался, болван!

Джорджетто. Болван? В таком разе, ежели я не уложу вас нынче ночью с мадонной Ореттой, разрешаю вам убить меня или упечь в тюрьму; но поскольку вы этой глупости не сделаете, можете, коль хотите, не разговаривать со мной.

Джулио. Чтобы я тебе поверил и не выглядел при том легковерным, объясни, как ты это сделаешь?

Джорджетто. И объясню. Держите. Прочитайте эту записку, я хочу, чтоб вы знали, на что способен ваш слуга Джорджетто. Гляньте, кому пишут.

Джулио. «Дорогой, как дочь, мадонне Оретте Сисмонди, супруге мессера Амброджо да Кашина, на дом».

Джорджетто. Думаете, все про родственные отношения? Читайте теперь, от кого письмо.

Джулио. «С материнским чувством Анфрозина де’Гваланди, в своем доме». Интересно, чья же это рука? Кто писал?

Джорджетто. Моя работа. Да вы читайте, читайте. Думаете, давеча, когда я вас бросил, я с сачком за бабочками гонялся? Не такой уж я дурак. Читайте вслух, мне охота послушать, а то я не перечитал.

Джулио. «Поелику сын мой…»

Джорджетто. Ой, начните с начала, ежели можно.

Джулио. С начала так с начала. «Дорогая и мною любимая, как дочь! Пришло время, коли ты не раздумала, выполнить наш с тобой уговор и отомстить любезному твоему супругу. Поелику сын мой уехал вечером со своим другом во Флоренцию, я отправила сказать твоему мессеру Амброджо, чтобы нынче вечером ровно в три часа он был у калитки моего сада. Я впущу его и проведу в нижнюю комнату. Посылаю тебе одежду, которую ты просила, и жду тебя у своих дверей. Приходи, поелику такие возможности случаются не каждый день. Будь здорова. Февраля двадцать четвертого дня 1549 года. Твоя Анфрозина и так дальше. Особливо постарайся, чтоб служанка твоя ничего не заметила и все было шито-крыто».

Джорджетто. Понятно, почему шито-крыто?

Джулио. Непонятно, что ты затеял.

Джорджетто. Зато мне понятно, а это главное. Ежели записка и эта одежда попадут в руки мадонны Оретты, увидите, что будет.

Джулио. А ведь я заметил, что ты прячешь что-то под плащом, да не догадался спросить, что там у тебя. Покажи-ка. О, так ведь это вещи из моего гардероба!

Джорджетто. Ну и что вы на это скажете?

Джулио. Что ты задался целью впутать меня в неприятности. Э, да тут и борода, которую я купил у парфюмера.

Джорджетто. Для бороды лицо найдется. Ежели хотите, чтоб ваши тряпки и борода послужили приманкой, на которую поймается этот остолоп мессер Ринуччо, дайте их сюда — я опять узел свяжу. Идите домой и ни в коем разе носа на улицу не высовывайте, не то все дело испортите.

Джулио. Но могу я в конце-то концов услышать, что ты затеваешь?

Джорджетто. Положитесь на меня и идите, куда вам сказано, чтоб я вас больше здесь не видел. Уж вы-то знаете, на что я гожусь.

Джулио. Будь по-твоему. Если же окажется, что я дал провести себя на мякине, я буду последним дураком.

Джорджетто. Кого мы проведем на мякине, так это старика. Как говорил Градасс, предоставьте действовать мне.

Джулио. Смотри только, чтоб не было разговоров на всю Пизу.

Джорджетто. Будьте покойны. Итак, за дело, игра начинается. С кем бы мне отправить записку и вещи, чтобы они попали в нужные руки? Сам снесу — благо меня почти никто не знает! Сделаю на манер мошенников, что держат кочан на виду, а каплуна под полой: тряпки притащу открыто и скажу, будто хозяйка шлет их мадонне Оретте, которая собирает вещи для монастыря, письмецо же припрячу до тех пор, покуда не представится возможность отдать. О, сколько творится надувательства под прикрытием тряпок для монастырей! Недаром, где вещи для обители, там и сводни! Я знаю, доктора нет дома, — только что видел его на набережной, а посему без опаски поспешу к его дому.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Джаннелла и Джорджетто .

Джаннелла. Кто там?

Джорджетто. Свои. Открывай, Джаннелла.

Джаннелла. Ступай с Богом, сводник несчастный!

Джорджетто. О Господи! Одно из двух: не то ему дьявол нашептывает и он раскусил меня, не видя, не то по запаху учуял, как собака. Эй, Джаннелла, открой, что ли!

Джаннелла. Ишь чего захотел, холера тебе в бок!

Джорджетто. Не мне, а тебе. Хорошенькое дельце: вместо того чтоб открыть, этот полоумный держит дверь на запоре, будто я заразный. Да открой же ты, черт бы тебя подрал! Я кое-что из платья хозяйке принес для представления.

Джаннелла. Хозяйке, говоришь? Хозяйке? Ну так ступай с Богом.

Джорджетто. Вот разорался, скотина, чтоб ему костей не собрать! Боюсь, старик вернется скорее, чем эта бешеная тварь откроет, и тогда ни черта у меня не выйдет. Ого, двадцать четыре часа бьет! Дело дрянь!

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мадонна Вьоланте , сестра мадонны Оретты, Джорджетто и Джаннелла .

Вьоланте. Не успела оглянуться, как двенадцать бьет. А мы еще на улице.

Джорджетто. Какие-то женщины сюда идут. Кто такие?

Вьоланте. Хорошо, что нам уже недалеко.

Джорджетто. Поспешают.

Вьоланте. Дай вам Бог доброго вечера.

Джорджетто. Добрый вечер и доброго года вашей милости. Не трудитесь стучать, сударыня.

Джаннелла. Коли ты не уберешься к чертовой бабушке, я возьму полено и проломлю тебе башку!

Вьоланте. Веселого мало. За дверью этот полоумный, а доктора, похоже, нет дома.

Джорджетто. Его нет, сударыня.

Вьоланте. Долго нам тут стоять? Открой, Джаннелла! Я мадонна Вьоланте, сестра мадонны Оретты, открой, голубчик.

Джаннелла. Зря голос меняешь, не поможет, хе-хе-хе! Я тебе не открою.

Джорджетто. Ну чем не осел? Битых три часа продержал меня под дверью, а я всего-навсего из платья кой-чего принес, меня моя хозяйка к мадонне Оретте прислала, которой, ежели не ошибаюсь, требуются вещи для каких-то монахинь.

Вьоланте. Да, да, для наших монахинь, что завтра комедию разыгрывают. Поэтому я и хочу переночевать у мадонны Оретты. Коль скоро мне удастся попасть в дом, вы сможете, дабы не утруждаться, передать ей вещи через нас: они не пропадут.

Джорджетто. Знаю. Но я хотел еще и письмишко от хозяйки вручить.

Вьоланте. А кто ваша хозяйка?

Джорджетто. Мадонна Анфрозина де’Гваланди.

Вьоланте. Кто? Вы так тихо говорите.

Джорджетто. Мадонна Анфрозина де’Гваланди. А говорю я тихо по одной простой причине: она наказала, чтоб служанки не слышали, поскольку предоставляет вещи втайне от сына. Письмо же мне велено отдать в собственные руки.

Вьоланте. Кажется, я догадываюсь, почему. Можете со спокойной совестью дать его мне, а хозяйке скажите: отдал, дескать, Вьоланте, ее сестре, и дело с концом.

Джорджетто. Возьмите. Еще она приказала, чтоб доктор его ни в коем разе не видел, я вас предупреждаю.

Вьоланте. Он и не увидит. Я прекрасно понимаю, что оно не для его глаз. Отдайте вещи моей служанке — возьми у него узел! — и отправляйтесь на все четыре стороны. Кланяйтесь от меня вашей хозяйке.

Джорджетто. С удовольствием. Еще она велела на словах передать, чтоб мадонна Оретта все сделала в точности, как сказано в письме.

Вьоланте. Все сделает, пусть не сомневается.

Джорджетто. Так я пошел?

Вьоланте. Идите, помогай вам Бог. Эй, Джаннелла, не заставляй меня торчать здесь до утра!

Джаннелла. Дождешься, что я тебе по шеям надаю, ежели добром не уйдешь!

Вьоланте. Чтоб ты сдох вместе с тем, кто тебя нанял! А вот и он сам, старый ревнивец, — совсем из ума выжил.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мессер Амброджо, мадонна Вьоланте, Джаннелла.

Амброджо. Теперь можно сказать, что она пылает не меньше моего, если не больше. Ибо не успел уехать ее сын, как она посылает сказать мне, чтобы приходил сегодня ночью. Сегодня так сегодня.

Вьоланте. Полюбуйтесь на муженька Оретты: еле ноги волочит! Ему в могилу пора, а он на стороне переспать затеял.

Амброджо. Ну вот, сходил к аптекарю, взял порцию эликсира и сиропа орехового, дабы взбодриться и начало природное укрепить: как-никак турнир предстоит — и копье должно быть наготове.

Вьоланте. Откуда это вы в такую пору, а, зятек?

Амброджо. О, Вьоланте! Я тебя не заметил. Как поживаешь?

Вьоланте. Хорошо. А вы?

Амброджо. Превосходно. Я от цирюльника. Что скажешь — краше я стал?

Вьоланте. Да, сударь. Я вас за юношу приняла или за влюбленного.

Амброджо. Отчего так, дорогая свояченица?

Вьоланте. Оттого, что вы на себя столько духов вылили.

Амброджо. Что особенного? Захотел и надушился. А ты тут зачем?

Вьоланте. Пришла переночевать у Оретты. Я думала, ежели вы не против, пригласить ее завтра утром в монастырь — комедию посмотреть, которую играют монахини.

Амброджо. Сколько можно комедий! Помешались на них — что вы, что они! Когда бы их нужда заставляла, как они утверждают, они нашли бы другое дело, чем комедию-то ставить. До комедий ли нынче? Предоставили бы играть комедии герцогу и кардиналам, а сами бы пряжей занялись!

Вьоланте. Господь с вами, мессер Амброджо. Бедняжки такие же люди, как мы, и пусть у них тоже будет какое-нибудь развлечение. Вы имеете предложить что-то другое?

Амброджо. Я свое мнение высказал. Что это за узел?

Вьоланте. Вещи, которые я для них собрала.

Амброджо. Показывай! Развяжи. Да тут и ажурные чулки! Гляди-ка, панталоны с иголочки! Тоже в монастырь пойдут?

Вьоланте. А вам бы хотелось, чтоб они пошли для ряженых, для маскарада?

Амброджо. Я не уверен, что их не приготовили для глупцов и для скверных людей.

Вьоланте. Вот тебе и на! Вечно вы худое подозреваете.

Амброджо. Так уж я устроен. Открывай, Джаннелла.

Джаннелла. Обманщик! Ты мне осточертел! Коли я выйду…

Амброджо. Открывай, скотина! Я мессер Амброджо.

Джаннелла. Чума — вот ты кто! Долго ты будешь разными голосами говорить?

Вьоланте. Он вас так же впустит, как меня впустил.

Амброджо. Да откроешь ты наконец, скотина безмозглая?

Джаннелла. Погоди, погоди.

Вьоланте. Кажется, одумался.

Джаннелла. Получай!

Амброджо. Ой-ой-ой!

Вьоланте. Помилосердствуй!

Джаннелла. О хозяин, простите меня, я вас не признал. Вам больно?

Амброджо. А ты как думал, черт бешеный? Холера тебе в бок!

Вьоланте. Бедняжечка! Так ему и надо!

Амброджо. Вьоланте, иди в дом и скажи мадонне Оретте, чтобы приказала жарить голубей, коль скоро они еще не на огне, и собирать на стол: я хочу отужинать нынче пораньше — есть небольшое дело, по которому мне придется уйти.

Вьоланте. Ну что ж, все ясно. Давай вещи. А вы обе живо домой, да не зевайте по сторонам! Завтра утром пораньше зайдете за мной. Я закрываю?

Амброджо. Нет, пусть будет открыто.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Мессер Амброджо, Джаннелла , в дверях.

Амброджо. Джаннелла! Джаннелла! Куда тебя черт унес?

Джаннелла. Бегу, сударь. Я относил палку.

Амброджо. Поди сюда. Ну что ты стал в дверях — и ни с места?

Джаннелла. Сами и наказывали, чтоб я от двери никуда.

Амброджо. Джаннелла, ты знаешь, как я тебя люблю. Я не раз говорил, заботясь о тебе, что благодаря латыни ты не пропадешь после моей смерти. И доколе я жив и здоров, я хочу сделать из тебя человека весьма ученого.

Джаннелла. У меня только и надежды что на вашу доброту.

Амброджо. И поскольку я знаю, что тебе ведомо — а ежели неведомо, то я тебе скажу, дабы ты усвоил, — что подобно тому, как omnis labor optat praemium, так omnis praemium presupponit laborem.

Джаннелла. Амброджо, вы ж понимаете, что я покуда еще не так силен в псалтири, по которой вы меня обучаете, чтоб разобраться, о каком таком рассупонивании и о какой раболеме вы толкуете. Сделайте милость, скажите, что от меня требуется, да только не на греческом и не на еврейском скажите, а не то я с ума сворочу.

Амброджо. Ты прав. Кто брюхом здоров, тот просит бобов.

Джаннелла. Вот это другое дело! От бобов я не откажусь, а насчет рассупонивания надо подумать.

Амброджо. Я хочу, чтобы ты понял следующее: в благодарность за мою доброту ты должен служить мне еще усерднее и должен быть готов подвергнуть себя опасности.

Джаннелла. Опасности? Да я для вас ночью на кладбище пойду, пуп для вас надорвать не побоюсь!

Амброджо. Это за мою доброту. А за такую любовь к тебе, как моя?

Джаннелла. Господь свидетель, я вас тоже люблю. И ежели нынче я на вас с палкой налетел, так это, во-первых, для вашего же блага, а во-вторых, я не поверил, что вы это вы.

Амброджо. Забудем об этом — дело прошлое. Поговорим лучше о том, что впереди. Сегодня вечером мне понадобится твоя помощь. Но имей в виду, мне нужен помощник с сердцем льва.

Джаннелла. Кому-нибудь накостылять?

Амброджо. Нет. А быть может, да. Я тебе все скажу, Джаннелла. Но смотри у меня, чтобы ни единому человеку не проболтаться.

Джаннелла. Не бойтесь, я буду нем, как рыба.

Амброджо. Сегодня вечером я получил записку от одной дамы из нашего города: она хочет, чтобы я побыл с ней начиная от двух часов ночи. Но так как у меня имеются кое-какие подозрения, я думаю взять тебя с собой, дабы при необходимости ты мне помог.

Джаннелла. В чем помог?

Амброджо. Ты не слышал? Защитил, если на меня нападут. Поскольку я опасаюсь, кабы нас не узнали, то рассудил, что мы переоденемся — так будет надежнее — и с кинжалами под платьем отправимся туда, где предстоит работа.

Джаннелла. Я тоже должен работать?

Амброджо. Ты нет, твое дело слушать, что я говорю, только и всего.

Джаннелла. Как так? Я понял, что вам и по этой части помощник нужен.

Амброджо. Черта с два! Нет уж, предоставь это мне. Я войду в ее дом, который тут неподалеку, а ты останешься у двери и будешь ждать, пока я не позову тебя на помощь.

Джаннелла. Вопрос еще, услышу ли я.

Амброджо. Я позову громко.

Джаннелла. Звать, черт подери, не надо, а то нас узнают и на пару отправят в тюрьму. Лучше подайте условный сигнал.

Амброджо. Правильно говоришь. Лучше условный сигнал. Итак, коль скоро ты мне понадобишься, я покашляю: кхе-кхе. А хочешь — свистну.

Джаннелла. Что в лоб, что по лбу! Да в Пизе всякую ночь такие сигналы на каждом шагу услышишь — не наделать бы мне по ошибке глупостей каких.

Амброджо. Постой. Я крикну, как во Флоренции кричали по ночам в тридцать втором году: «Кис алья?»

Джаннелла. Что? Мудрено уж больно, неучу вроде меня вовек не запомнить. Лучше три раза ухнете, ежели я понадоблюсь: уху-уху-уху!

Амброджо. Это же по-совиному!

Джаннелла. А какая вам разница? Зато я мигом смекну. Так что кричите по-совиному.

Амброджо. Ладно, буду ухать.

Джаннелла. Хозяин, а как ваша мадонна Оретта посмотрит на то, что вы уходите среди ночи? Этакое с вами и днем-то редко случается.

Амброджо. Я все продумал. Скажу ей, будто за мной прислал комиссар, коему необходимо обсудить одно дело и до утра сообщить свое решение его светлости.

Джаннелла. Еще вопрос, поверит ли она.

Амброджо. А я так поведу разговор, чтоб поверила.

Джаннелла. Плохо, коли она увидит вас переодетым.

Амброджо. Дурак ты, дурак. Думаешь, я выряжусь, чтобы попасться ей на глаза? Она будет с сестрой в зале, мы же под предлогом, будто нам нужно кое-какие бумаги захватить, переоденемся внизу, в кабинете.

Джаннелла. А во что?

Амброджо. Найдем. Хотя бы в плащи, которые я велел сшить для двух пажей в бытность свою подестой в городе Форли. Пошли ужинать — уже, наверно, второй час.

Джаннелла. Надо наесться вдоволь, чтоб если уж помирать, так хоть на сытое брюхо.

Амброджо. Мне лучше не переедать перед работой, а то прыти не будет. Советую и тебе не объедаться.

Джаннелла. Ну, из меня-то плохой работник, ежели я брюхо не набью, как барабан.

Амброджо. Тогда набивай. Раз от этого зависит твоя удаль, тебе виднее. Идем.

Джаннелла. Да будет благословенна эта дама! Почаще бы она так.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Мессер Ринуччо , один.

Ринуччо. Пробило два. Еще немного — и мессер Старьёджо выйдет из дома. Во избежание ошибки мне лучше дождаться где-нибудь здесь, пока он не появится: тогда, буде он не возьмет с собой это ничтожество Джаннеллу, я прикажу, чтоб ему не открывали. Чего ради запирать старика в ловушке, коль скоро Джаннелла останется в доме? О, жалкая доля влюбленного! Презренный слуга, коего жизнь не стоит ломаного гроша, может сделать меня счастливейшим или несчастнейшим человеком на свете в зависимости от того, выйдет он из дому либо нет. Все же я надеюсь на лучшее и не поверю, чтобы Фортуна не желала благополучного исхода моей любви, когда обстоятельства сложились столь удачно, что этот выживший из ума старик, который на ладан дышит, влюбился в мою матушку. И уж точно, кабы не это обстоятельство, скорее бы рак свистнул, чем я остался наедине с мадонной Ореттой, — такова ревность этого безумца. Внимание, дверь открывается. Слава Богу, это переодетый старик.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мессер Амброджо и Джаннелла , переодетые, мессер Ринуччо .

Амброджо. Ты взял кинжал и щит?

Джаннелла. Да, сударь. Чертова шляпа — на глаза налезает.

Ринуччо. Джаннелла с ним. Все идет как по маслу.

Амброджо. Запри дверь.

Ринуччо. Что это они на себя напялили?

Амброджо. Хорошо закрыл?

Джаннелла. Да, сударь. Будь они прокляты, эти кинжалы!

Амброджо. Проверь кольцо — лег ли на место засов. Я хочу быть спокоен.

Ринуччо. Мне лучше убраться, пока они меня не заметили и не заподозрили неладное. Заодно дам знать мессеру Джулио, что птичка летит в сети.

Амброджо. Какого черта ты дергаешь дверь?

Джаннелла. Гляжу, хорошо ли закрылась.

Амброджо. Хватит дергать! Ты что, хочешь, чтобы Аньола высунулась из окна и увидела нас в этом наряде?

Джаннелла. По правде говоря, у меня не запирается.

Амброджо. Ты же сказал, что запер.

Джаннелла. Засов заело. Может, мне лучше остаться и сторожить дверь?

Амброджо. Ты у меня останешься, осел, холера тебе в бок! Сам не знаю, кто мне мешает сломать этот кинжал о твою голову. Отойди!

Джаннелла. Не зря я дергал, вот и поддел засов. Запираю.

Амброджо. Отойди, говорю. Хватит, больше не желаю никому верить.

Джаннелла. Да что, по-вашему, было бы, кабы двери не запереть? Думаете, любовники набегут и примутся по очереди кольцо ощупывать?

Амброджо. Теперь я могу быть спокоен — собственными руками проверил. Тем не менее, Джаннелла, будет лучше, коль скоро, сопроводив меня, куда мне нужно, — а это в двух шагах, — ты, как только я войду, вернешься и посмотришь, не шляется ли кто вокруг; и доколе я буду там, твое дело бегать от дома моей дамы до нашего и обратно. Таким образом, ты, в случае чего, засаду и там, и тут обнаружить сумеешь, да и не замерзнешь.

Джаннелла. Мне уже холодно: зря не надел свой капюшон.

Амброджо. Какой еще капюшон? Согреешься, коли руки придется пустить в ход. Смотри же, не робей!

Джаннелла. Ежели надо, я и ноги в ход пущу. Не маленький!

Амброджо. Как ты думаешь, нас можно узнать?

Джаннелла. Еще чего! Да нас сам черт не признает. Надень мы маски, можно было бы подумать, что на маскарад собрались.

Амброджо. На маскарад собрались или спятили — не все ли равно, кто что подумает? Мне важно одно — чтоб меня не узнали. Да и карнавал на носу. Ступай вперед и смотри, нет ли кого на улице.

Джаннелла. Сами вперед идите, вы же хозяин, вам и положено.

Амброджо. В штаны наложено! Трясешься? Я слышал, что ты сказал.

Джаннелла. А как тут не трястись, когда я боюсь. Я хотел сказать, что замерз.

Амброджо. И то и другое. Я тебе верю, не трудись объяснять. А кинжал-то на что? Можно подумать, что на тебя самого с кинжалом напали.

Джаннелла. Ладно уж, двинулись, коли вам угодно. Мне бы ваши заботы! Я помираю от холода в этой полосатой одежке. Ежели вы намерены топтаться здесь, то я пошел от вас в дом. Вон уже три часа пробило.

Амброджо. Самое время. Идем, мне послышались чьи-то шаги.

Джаннелла. Кто бы это ни был, у нас свои дела.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мадонна Оретта , переодетая мужчиной, одна.

Оретта. Как жалка и несчастна женская наша доля, в состоянии понять, да и то лишь отчасти, только тот, кто представит, сколько мы испытываем неприятностей и скольких лишены удовольствий. Чаще всего нам приходится жить под жестоким гнетом. Мужчины, беря жену, почти всегда берут ее по своему выбору, нам же подчас — и я, увы, могу служить тому подтверждением — приходится выходить за такого, кто, не говоря уж о разнице в возрасте, при которой он более в отцы нам годится, нежели в мужья, до того груб и бесчеловечен, что скорее двуногой скотиною, чем человеком, зваться может. Оставим, однако, сетования на несчастную долю других и поговорим о моей, из несчастных несчастнейшей. Я замужем за мессером Амброджо, что мог бы быть мне дедушкой. О, он богат! И при этом мне нельзя съесть лишний кусок хлеба. Мало того, что муж у меня старик, так он еще, на мою беду, и ревнивец, и хоть ревнует понапрасну, но до того сильно, что сильнее, думаю, невозможно. Из-за его ревности я лишена удовольствий за пределами дома, а из-за его старости — удовольствий домашних. Судьбе же недостаточно было всех моих несчастий, и она сыграла со мной еще одну злую шутку, еще больше насмеялась надо мной, сделав так, что мой старый безумец, коему, похоже, враз изменили силы разума и силы телесные, влюбился. Бедная Оретта, только этого тебе недоставало! В итоге — пожизненное заточение и старик супруг, ревнивый, влюбленный, впавший в детство. Дошло до того, что я, дабы вернуть его домой, должна в четыре часа ночи перелезть в мужском платье через ограду сада и, выбравшись на улицу, пройти по Пизе переодетой, войти в чужой дом и смириться с тем, что меня, возможно, сочтут тою, кем я никогда не была и быть не хотела. И если бы я не надеялась с помощью этого лекарства вправить мозги полоумному старикашке, я бы действовала по-другому. Чу, скрипнула дверь — кажется, у мадонны Анфрозины. Так и есть. Вот и служанка мне сигнал подает. Пора, птичка в клетке; явился, почтеннейший, добро пожаловать!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Джаннелла , один.

Джаннелла. Я проводил хозяина. Доставил в целости к дому дамы. Мне повезло — не пришлось ни с кем драться. Кроме того, я узнал нынче две вещи, в которые сроду бы не поверил: первая — что хозяин влюбился; вторая — что мадонна Анфрозина занимается такими делами. Я-то думал, старику дай Бог дома управиться, а ему, оказывается, докучает искушение плоти. Да и мадонна Анфрозина казалась мне наполовину святой. Считай, на другую половину она дьявол. Вот уж впрямь поди разберись в любовных шашнях! У кого зуд, тот сам чешется или ищет, кто б его почесал. Кабы и мне так! А я в четыре часа ночи ношусь по городу переодетый и сторожу, чтобы, покуда хозяин в чужие ворота стучится, у него самого дверь не высадили, хоть он того и заслуживает.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Мессер Ринуччо и Джаннелла .

Ринуччо. На моих глазах мессер Старьёджо вошел в западню. Погляжу я на него, когда… А это еще кто? Что он тут забыл? Так-так.

Джаннелла. Черт побери! Я тут от холода подыхаю, а хозяин удовольствие получает.

Ринуччо. Господи, да ведь это Джаннелла! Склеп охраняет. Погоди же у меня!

Джаннелла. Сколько можно! Ох-ох-ох, сил моих больше нету.

Ринуччо. Защищайся, трус!

Джаннелла. Пощадите бедного слугу!

Ринуччо. Заткнись! И брось кинжал. Слава Богу, из оруженосца такой же вояка, как из хозяина доблестный рыцарь в постели. Что я вижу! Так и есть — полотенце в окне. Мадонна Аньола не подкачала. Очередь за отмычкой. Отпираем. Красотка — наша. Путь открыт, враг повержен.

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Джорджетто , один.

Джорджетто. Покуда хозяин ведет рукопашную баталию в лагере доктора, послежу-ка я за тем, чтобы его раньше времени внезапно не атаковал мессер Ринуччо, который, сгорая от нетерпения, поспешил к дому доктора за добычей, но, найдя его пустым, тотчас воротится. Тоже мне разбежался! Думаю, такой оборот будет ему не по вкусу, только виноват-то он сам. Теперь мой хозяин видит, чего я стою. Благодаря мне мессер Старьёджо сидит запертый во дворе, а он на пару с его женой в постели лежит, и я, ежели понадобится, могу подтвердить, хоть и не видел в темноте, зато очень даже хорошо слышал, что он плотью с ней породнился. Я их одобряю: больше дела, меньше слов. Мадонна Оретта не сравнит обхождение мессера Джулио с обхождением своего обалдуя, который, на манер Риччардо да Кинцика из «Декамерона», всегда должен численник под рукой иметь. У моего же хозяина численник выпал из-за пояса, и они могут малость разговеться: дал Бог роток, дал и кусок. Но что это я говорю — малость? Будто одной ночкой все и закончится! Как бы не так! И сколько бы на пальце у старика ни оставалось кольцо, которое дьявол дал живописцу, рога у него вырастут подлиннее, чем у Актеона, по женской милости! Надо быть последней дурой, чтобы упустить такую возможность, чтобы видеть лакомство — ешь сколько хочешь — и не протянуть к нему руку, не положить в рот. Для этого нужно быть глупее этого мессера Овечки, который, покуда ему наставляют рога, кричит во дворе по-совиному что есть мочи. Я чуть скулы от смеха не своротил, слушая, как он выводит песенку совы. Дуракам закон не писан.

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Джаннелла и Джорджетто .

Джаннелла. Уф! Я так бежал, что чуть было не помер.

Джорджетто. Господи, он выбрался — не иначе как запор сломал!

Джаннелла. Мне и полгода не хватит в себя прийти.

Джорджетто. Он? Нет. Так-так-так, да ведь это придурок Джаннелла. Какого черта он ищет на земле?

Джаннелла. Господи, мне бы кинжал мой найти.

Джорджетто. Что ты там ищешь? Эй!

Джаннелла. Ой, не бейте меня, это не я!

Джорджетто. Поди сюда, осел! Кто тебя собирается бить? Ты что ищешь?

Джаннелла. Свой кинжал — я его сейчас только обронил.

Джорджетто. Откуда ты взялся? Разве такие ратники еще не перевелись? Тебе только султана из куриных перьев недостает для приманки лисиц.

Джаннелла. Я почему его обронил? На меня человек полтораста напали.

Джорджетто. Улепетывает. Эй, ты куда? Убежал, скотина. Что-то мессер Ринуччо долго не выходит. То ли его там нет, то ли выйти не может. Но запор-то открыт — значит, он там. А ежели там, чего не выходит? Вот возьму да запру его. А потом сам женским сословием займусь — не одним же молокососам нынче ночью мясоед праздновать. Тем паче, все эти хлопоты-перехлопоты подняли голубчика, который, почитай, целый год спал.

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Джаннелла , один.

Джаннелла. Плакал мой кинжал! И ножны в придачу. Было, да сплыло. Проклятые шуры-муры! Чертов хозяин — чтоб он провалился вместе со своей полюбовницей! Дрянную ночку они мне устроили — еще немного, и меня бы изрубили на куски. Чу! кажется, я слышу сигнал. Господи, так и есть! Как назло — хозяин попал в передрягу, а я без оружия. Что делать? Кабы у меня хоть ключ был от дома! Все пуще кричит. Бедненький. К Всевышнему обращайся, я тебе не помощник. Сюда бегут — я слышу топот толпы. Ох и отдубасят меня!

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Мессер Амброджо, Джаннелла.

Амброджо. Кхе-кхе-кхе. Домой, домой!

Джаннелла. Ой, это хозяин. Что с вами, хозяин?

Амброджо. Худо мне, Джаннелла! Кхе-кхе-кхе, я продрог до костей.

Джаннелла. Что случилось?

Амброджо. Холера им в бок — и женщинам, и мужчинам! Кхе-кхе-кхе. Попробуй после такого не закашляй! Кхе-кхе.

Джаннелла. Где это вы простыли? Неужто в постели мадонны Анфрозины?

Амброджо. Чтоб ее Бог наказал, обманщицу! Всю ночь во дворе меня продержала — я чуть не околел от холода. Кхе-кхе-кхе. И могу тебе сказать, что имел по твоей милости удовольствие изображать сову. Легче было удавиться, чем дождаться от тебя помощи. Кхе-кхе-кхе.

Джаннелла. Ох, хозяин, не одному вам досталось. На меня добрых три сотни вооруженных молодчиков напало — окружили меня и задали жару, искололи всего, в решето превратили. Ежели хотите знать, я в этой свалке обронил ваш кинжал.

Амброджо. Ты его потерял?

Джаннелла. Нет, сударь. Я так понимаю, что они его захватили.

Амброджо. Чтоб тебе ни дна ни покрышки, раззява ты этакий! А мой кинжал сломался, когда я ковырял им в замке, пытаясь выбраться из треклятого двора, где меня заперли; но он-то меня и выручил: кабы нечем было дверь отпереть, я бы в сосульку превратился из-за этой обманщицы. Ну да ничего, ежели буду жив, я ей отплачу. Тем хотя бы, что она и ее сыночек проиграют дело, которым я занимаюсь, кхе-кхе-кхе.

Джаннелла. Вот это правильно, хозяин! Честно сказать, не хочется, чтобы у нас в привычку вошло таскаться по ночам к женщинам. Оставьте мне сторожить вход в дом и запирать дверь изнутри. Уж я вам докажу, что неистовый Морганте и тот в подметки мне не годится.

Амброджо. На ошибках учатся. Ой, кто-то трогал замок! Горе мне! Я погиб! Дверь отперта. Сюда входили. Какой ужас!

Джаннелла. Разве ключ был не у вас?

Амброджо. Ну и что? Кто-то обзавелся своим ключом. Бедный Амброджо! На старости лет…

Джаннелла. А может, обошлось без того, чего вы боитесь.

Амброджо. Где задета честь, да свершится месть! Стой, Джаннелла. Запри дверь снаружи, дабы никто не вышел.

Джаннелла. Смотрите, не пристукнули бы вас. Ну вот, теперь можно не бояться, кто б там ни был: ежели он не высадит дверь, ему не выйти. Вишь, в какую передрягу мы нынче попали из-за охоты с женщиной переспать! Как будто у хозяина своей в доме нет, да еще такой красавицы, или как будто в темноте они не все на один лад. Приготовились: я слышу шаги на лестнице. Не спешите, голубчики, успеете получить на орехи.

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Мессер Амброджо, Джаннелла.

Амброджо. Джаннелла, открой, открой скорее! Выпусти меня!

Джаннелла. Кто ты? Имя скажи.

Амброджо. Мессер Амброджо.

Джаннелла. Так я тебе и поверил! Докажи.

Амброджо. У тебя отняли кинжал.

Джаннелла. Этого мало. Какой сигнал ты должен был подать?

Амброджо. Уху-уху-уху!

Джаннелла. Совсем другое дело. Теперь я знаю, что вы — это вы.

Амброджо. О небо! О земля! Неужели я не ослышался? Мне больно! О бедный Амброджо! Видишь, на твою голову обрушилось несчастье, которого ты боялся!

Джаннелла. О чем это вы опять?

Амброджо. За что мне такое наказанье? Ну за что?

Джаннелла. Больно? Может, от холода опять бок прихватило?

Амброджо. Горе мне! Моя честь!

Джаннелла. Попробуйте разок-другой потянуться.

Амброджо. Я хочу, чтобы братья узнали, как блюдет она их честь и мою, когда меня нет. Принимать в доме любовников! Каково?

Джаннелла. Черт возьми, сколько я понимаю, это называется рогами!

Амброджо. Не знаю, как я удержался, чтобы не перерезать обоим горло. Запри дверь.

Джаннелла. А где ключ?

Амброджо. Откуда я знаю. Закрой на засов: кому-то ведь и замок отомкнуть раз плюнуть. Оставайся здесь и гляди, чтобы никто не вышел.

Джаннелла. На кой черт мне глядеть? Чтобы опять взбучку получить?

Амброджо. Вернись, говорю!

Джаннелла. Лучше я с вами пойду.

Амброджо. Ступай назад, сделай доброе дело.

Джаннелла. Да не хочу я ничего делать! Коли меня укокошат, люди скажут, что за дело, только мне ведь от этого не легче.

Амброджо. Куда ни кинь — все клин. Да пропади оно пропадом!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Мадонна Оретта, мессер Джулио.

Оретта. После того, как его безумие, моя ревность и ваша хитрость побудили меня сделать то, чего сама бы я никогда не сделала, мне остается лишь сказать, что так суждено было тем, который волен нами располагать и которого велению, будучи не вправе его ослушаться, я не собираюсь противиться. А посему я прошу вас, мой мессер Джулио, чтобы, приняв во внимание обстоятельства, в коих я оказалась из-за вашей любви, вы соблаговолили мне помочь, дабы я не потеряла в глазах людей то, что вы заставили меня потерять вдали от сторонних глаз.

Джулио. Мадонна Оретта, считайте меня самым вероломным любовником из живущих на свете, коль скоро я не готов буду подвергнуть свою жизнь опасности и отдать ее во имя спасения вашей чести и вашей жизни.

Оретта. Что нам делать, ежели вернется мой старик? Глядите, окно открылось и кто-то вылезает. Кто это?

Джулио. Оставайтесь здесь, а я посмотрю. Пожалуй, спрячьтесь.

Оретта. Да поможет мне Бог избежать позора!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мессер Джулио, мессер Ринуччо и мадонна Оретта.

Джулио. Ну и ну!

Ринуччо. Ну и ну!

Джулио. Господи, это же мессер Ринуччо! Вот так так!

Ринуччо. Кто здесь?

Джулио. Мессер Ринуччо?

Ринуччо. Мессер Джулио! Вы не видели мадонну Оретту?

Джулио. Я знаю, что она устала вас ждать. Почему вы столь непростительно промешкали?

Ринуччо. Объясню на досуге. Где она?

Джулио. Здесь, рядом. А что?

Ринуччо. Мне нужно с нею поговорить. Идем к ней.

Джулио. Да вот же она. Мадонна, выходите, это ваш мессер Ринуччо.

Оретта. О мессер Ринуччо, с доброй ночью.

Ринуччо. С доброй ночью и доброго вам года. Что же это вы, мадонна, убегаете от вашего слуги?

Оретта. Мессер Ринуччо, да кабы я знала, что все подстроено вами или мессером Джулио, я бы не вышла, а вы бы не вошли в мой дом. Но, слава Богу, мы оба здесь. Все к лучшему. Однако что это вы через окно вылезли?

Ринуччо. По милости вашего мужа, который, вернувшись домой и найдя дверь незапертой, а также услышав меня в комнате с вашей сестрой и подумав, что я с вами, выскочил на улицу и, заперев дверь, побежал, сдается мне, к дому ваших братьев.

Оретта. Горе мне! Я пропала.

Ринуччо. Не плачьте, не тревожьтесь, мадонна Оретта. Ничто не препятствует моему счастью, не мешает наслаждаться вашей любовью после того, как мы с вашей сестрой нашли прикрытие на все случаи.

Оретта. Какое прикрытие? Горе мне!

Ринуччо. Идите сюда, я открою двери. О, чудо! Они не заперты! Заходите в дом и действуйте так, как скажет мадонна Вьоланте. И не тревожьтесь.

Оретта. Поручаю себя вам. Ради Бога!

Джулио. Мадонна, будьте покойны. Пока мы живы, вам не грозят неприятности; жизнь же наша останется вне всякой опасности, доколе мы будем знать, что вы милостивы к нам.

Оретта. О мессер Джулио и мессер Ринуччо! Выбраться из беды, не причинив огорчения близким, представляется мне невозможным! Дай Бог, чтоб это мне удалось так же, как я ваша и всегда буду ваша.

Ринуччо. Да будут благословенны эти уста!

Оретта. И уж коль скоро я ваша, то и поручаю себя вам.

Джулио. Мы же как ваши слуги целуем вам ручки.

Ринуччо. Хватит. Отложим на потом церемонии и рассуждения. Заходите в дом.

Оретта. Действуйте. Доброй ночи.

Ринуччо. Запритесь на засов.

Джулио. Мессер Ринуччо, вот вам возможность ради ее спасения поставить на кон состояние и жизнь.

Ринуччо. Не сомневайтесь, мессер Джулио: комар носа не подточит. Станем здесь, у нашего дома, и подождем старика. И ежели вас не разберет смех, завтра утром я угощаю вином.

Джулио. Не держи я вас за человека умного и рассудительного, я бы сейчас смеялся над вами, видя, какой оборот принимает дело, и слыша то, что вы говорите.

Ринуччо. Не сомневайтесь.

Джулио. А я и не сомневаюсь, ибо опасность бесспорна. Сомневаются, когда вилами по воде писано.

Ринуччо. Сомневаться нынче ночью следовало бы мне — после того, как меня надули, будто мячик, однако я не хочу роптать. В конечном счете мне скорее повезло, чем хватило ума. И поскольку дело приняло такой оборот, расскажите мне по крайней мере, мессер Джулио, как это случилось, дабы я знал на будущее, хотя, быть может, не всегда же мне попадать впросак, как нынче ночью. Обещаю и я наперед рассказать вам кое-что не менее занятное. Тем самым мы скоротаем время, покуда старик не вернется.

Джулио. Можно, я скажу правду? Вы не рассердитесь?

Ринуччо. Можно и даже нужно. Так и знайте — наперед все вам прощаю.

Джулио. Правду вам сказать, я с самого начала, с самого моего приезда в этот город, влюблен в мадонну Оретту; только я этого не показывал, ибо после того, как вы поведали мне о своей любви, я полагал, что, открывшись, огорчу вас и поврежу себе. Втайне же я разными путями искал встречи с нею и, поскольку ни один из них ни к чему не привел, жил в отчаянии.

Ринуччо. А я-то хорош, черт меня возьми! Так опростоволоситься!

Джулио. Особенно я отчаялся сегодня, когда увидел, как скоро и с какой легкостью вы можете осуществить свое намерение.

Ринуччо. Зачем же вы дали мне совет и нашли для меня легкий способ осуществить мое намерение?

Джулио. Затем, что когда вы как друг попросили у меня совета, я скрепя сердце предпочел поступить в ущерб себе, как этого требовал долг истинного друга, вместо того, чтобы обмануть вас и выиграть самому.

Ринуччо. Я всегда видел в вас верного друга, но тут — честь вам и хвала! — вы показали себя сверхверным.

Джулио. Не находя себе места, я, дабы излить душу, поведал обо всем моему Джорджетто, коему, как вы знаете, я охотно поверяю все свои тайны; после чего, сам на себя непохожий, я стоял, переодевшись служанкой, у двери вашего сада в ожидании старика, который явился в соответствии с нашим планом.

Ринуччо. Я видел, как он пришел. Но под каким предлогом вы его заперли во дворе?

Джулио. Впустив его во двор и заперев дверь, дабы он не мог выйти, я ему говорю: «Сударь, мы погибли! Мессер Ринуччо и мессер Джулио вернулись, они дома». Услышал это старый хрыч — и поджилки у него затряслись. Тут я его немного успокоил, сказал: «Все равно они куда-то собрались. Ждите меня здесь — чуть только выйдут они из дома, я к вам вернусь».

Ринуччо. Вы так долго с ним говорили, и он вас не узнал?

Джулио. Вот именно. Я весьма удачно подделал голос под женский. Да и не знает он меня — видел как-то с вами, но, по-моему, разговаривать нам не довелось. К тому же, когда он явился, он плохо соображал от любви, а уж когда услышал, что мы дома, и вовсе от страха перестал соображать. Таким образом, я ушел, а его запер во дворе.

Ринуччо. Перед этим бледнеет история мессера Риньери из «Декамерона».

Джулио. Не успел я дверь запереть, подходит ко мне Джорджетто и, весь сияя, говорит: «Мессер Джулио, живо раздевайтесь и идите в комнату — мадонна Оретта вас ждет». «Не следовало бы и тебе усугублять мою боль», — говорю я ему. «Господь с вами! — отвечает он. — Я вам ее привел, идите к ней, только сделайте вид, что вы ее благоверный, и попробуйте ее приручить без лишних хлопот».

Ринуччо. И по-твоему, это хорошо — добиваться своего бесчестным путем!

Джулио. Я сбрасываю с себя платье служанки и вхожу, не вполне уверенный, что меня не заманили в ловушку. Не успеваю я переступить порог, как шею мою обвивают чьи-то руки.

Ринуччо. Все это, надо думать, происходило в темноте.

Джулио. Вот именно, что в темноте! Тогда я нащупываю лицо и, убедившись, что кожа нежная, чувствую желание заняться своим делом. Полураздетые-полуодетые, мы добрались до кровати, я совершенно сбился с панталыку, она говорила до того тихо, что я ничего не мог разобрать и, следовательно, не был уверен, мадонна Оретта она или нет, боясь, что Джорджетто привел мне другую женщину, и не осмеливаясь спросить: «Кто вы?» — либо сказать, чтобы она говорила громче; про себя же я твердил: «Если это мадонна Оретта, — что тем не менее представлялось мне невероятным, — я не хочу, чтобы она меня узнала».

Ринуччо. И тогда вы последовали примеру купцов, проверяющих товар на ощупь. Я угадал?

Джулио. Дело в шляпе. Мы можем сказать, что нам повезло. Только бы свистопляска не поднялась.

Ринуччо. Черт вас побери! Уж говорили бы за себя: мне повезло. Плакать не стану.

Джулио. Конечно, не станете, когда услышите, что торг будем вести сообща. Так вышло, что я действовал за вас. И насколько мне перепало в этот раз больше вашего, настолько в следующий раз вы отхватите больше меня — и мы будем квиты.

Ринуччо. Договоримся без всяких посредников. Рассказывайте дальше.

Джулио. Прошло уже немало времени с той минуты, как я возлег с ней, и боевой задор поутих, когда она, думая, что я ее благоверный…

Ринуччо. Ну да! Как будто нет разницы между возлежанием доктора и вашим! О, поверьте мне, мессер Джулио: ежели женщины этим не занимаются, то или потому, что не с кем, или случай удобный не подворачивается.

Джулио. Все может быть. Хотя я действительно думаю, что она думала, будто я ее благоверный, ибо учинила мне страшный нагоняй. «Ах, так, старый безумец! — шипела она. — Так? Дома мертвец мертвецом, а на стороне молодец молодцом! С кем это ты, по-твоему, услаждался? Ну-ка посмотри. Узнаешь? Кто я — мадонна Анфрозина или мадонна Оретта? Я направила по твоему следу лучших собак, а ты и не ведал. Таково дело, которым ты собирался заняться с комиссаром? Вот кого я так люблю! Вот из-за кого удерживаюсь получать удовольствие с другими, как это делаешь ты, изменник! Или, быть может, я не нашла бы с кем?»

Ринуччо. Еще как нашла бы! Тогда вам стало ясно, кто она?

Джулио. Да. И после того, как я дал ей выговориться, крепко держа, чтобы она из-под меня не вырвалась…

Ринуччо. Да ты бы ее и палкой не прогнал!

Джулио. Ей-богу, она хотела убежать.

Ринуччо. Убежала одна такая! А как насчет бабы, которая нехотя целого поросенка съела?

Джулио. Не знаю, что творилось в душе ее, но хорошо знаю, что когда я сказал ей, кто я и как ее люблю, она, сначала пытаясь вырваться, а потом умоляя отпустить ее, сделала все, дабы уйти. Я же, не желая, чтобы первый раз стал и последним, и удерживая ее, не допуская мысли, что вы не вернетесь, наговорил ей с три короба и убедил отдать вам и мне всю свою любовь. В мире и согласии мы пошли на новый приступ, дабы, когда вы вернетесь, вместе с вами посмеяться над вашим походом впустую; и в числе прочих приятностей мы имели то дивное удовольствие, что, пока мы пребывали вместе, старик во дворе ухал совой — черт его знает, что на него нашло.

Ринуччо. А кто его потом выпустил?

Джулио. Да никто. Он сам открыл — ковырял-ковырял в замке, тот поддался, и он выскочил, чем испортил нам все удовольствие. Ибо мы тотчас встали, оделись — и сюда, в расчете, что я успею водворить ее в дом раньше, нежели вернется он. Не вышло. Очень плохо — хуже быть не могло.

Ринуччо. Вы преувеличиваете, вот что я вам скажу. А теперь послушайте, что было со мной. Я выхожу из дома и, увидев полотенце в окне, отпираю дверь отмычкой и направляюсь в комнату, отпираю ее тем же способом, сбрасываю одежду и ложусь в постель.

Джулио. А в постели никого!

Ринуччо. Не спешите. Меня спрашивают: «Кто здесь?» Подделавшись под голос доктора, я ответствую: «Твой мессер Амброджо» — и придвигаюсь к молодому телу, уверенный, что это мадонна Оретта.

Джулио. И кто это был?

Ринуччо. Сестра мадонны Оретты, которая, как она мне поведала, пришла вечером, чтобы переночевать у нее, поскольку этак им сподручнее идти утром какую-то комедию в монастыре смотреть.

Джулио. А как она оказалась в этой постели?

Ринуччо. Сейчас скажу. Мадонну Оретту вызвала — так она думала — моя мать, предоставляя ей возможность застигнуть мужа на месте преступления, и ей нужно было уйти. На самом же деле ее вызвал этот негодник Джорджетто, чтобы отнять у меня и отдать вам. У мадонны Оретты с доктором есть, как вы знаете, трехлетний малыш, и поскольку он у них единственный, старик держит его в своей постели. Итак, мадонна Оретта должна была уйти, а чтоб не оставлять мальчонку одного, положила сестру в свою постель, дабы она за ним присмотрела.

Джулио. Ее ожидала славная ночка, и, думаю, она нуждалась в таковой не меньше, чем мадонна Оретта; ибо, по мне, ее муженек похож на доблестного рыцаря постели не более, чем мессер Амброджо.

Ринуччо. Само собой разумеется. Так вот, считая, что это мадонна Оретта, я к ней придвигаюсь и готовлюсь исполнить супружеские обязанности; она же, дикарка, отодвигается и говорит: «Ах, мессер Амброджо, оставьте, я не хочу!» И с этим «оставьте, я не хочу» захотела-таки, и я справил дело раз и другой.

Джулио. На здоровье! Но неужели она поверила, что вы мессер Амброджо?

Ринуччо. Да, она сама мне сказала. И сказала, что изо всех сил сдерживала страсть, дабы не открылось, что она не мадонна Оретта. И я этому верю, ибо она говорила тихо-тихо. Она призналась, что была удивлена тем, сколько в старике силы.

Джулио. А как она думала — где была мадонна Оретта?

Ринуччо. Она решила, что та под видом, будто идет к старику, пошла карнавал справлять в другое место. После того, как я пробыл с ней довольно долго и, по-моему, достаточно ее приручил, я обратился к ней с несколькими учтивыми словами, сказав: «Любовь, которую я к вам питал и питаю, мадонна Оретта, привела меня сюда. Я ваш Ринуччо Гваланди». И так далее. Однако со мной, мессер Джулио, произошло обратное тому, что произошло с вами: в то время, как ваша, когда вы назвали себя, вознамерилась выбраться из-под вас, моя, услыша, кто я, обняла меня крепче.

Джулио. Красноречивый знак.

Ринуччо. Прижалась она ко мне и говорит: «Мессер Ринуччо, страх бесчестия много месяцев удерживал меня от того, чтобы выказать вам любовь, которую я к вам питала и питаю; но теперь, когда, против ваших и моих ожиданий, представился случай, я не хочу обманывать себя самое. Я не мадонна Оретта, как вы полагаете, а Вьоланте, ее сестра и ваша служанка». Ну и так далее. Щебетала она, щебетала и под конец говорит, что я свет ее очей.

Джулио. Сразу видно, своим обхождением вы в самую жилку попали.

Ринуччо. Теперь вам известно, что меня задержало: после того как я узнал ее, а она меня, и сделка оказалась выгодной, я не стал искать другой. Я был бы рад рассказать вам все это раньше, да помешал приход старика, который запер меня в доме, так что пришлось мне поучиться вылезать в окно. Что это там за свет? Господи, это же старик с братом наших дам! Спрячемся, отойдем сюда, чтоб они нас не заметили.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мессер Амброджо, Угуччоне, Джаннелла, с горящим факелом.

Амброджо. Я переоделся на этот лад, дабы застигнуть их на месте преступления, и, поймав птичку, пошел за вами: я хочу, Угуччоне, чтобы вы своими глазами увидели, как она себя ведет и сколь ревностно печется о вашей и о моей чести.

Угуччоне. Я ничего не могу сказать, покуда не увижу и не услышу другую сторону.

Амброджо. И его и ее увидите, коль скоро они не упорхнули. Иди, Джаннелла, открывай дверь. Я и хочу, чтоб вы сами убедились.

Джаннелла. Хозяин, дверь не открывается — они заперлись изнутри.

Амброджо. Заметили, что я вернулся. Это им не поможет. Стучи! Ежели придется, я через окно полезу или дверь выломаю, а в дом попаду. Стучи сильнее!

Джаннелла. Не зря говорится: кто сам не плошает, тому Бог помогает.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мадонна Аньола, мессер Амброджо, Угуччоне, Джаннелла.

Аньола. Кто там?

Амброджо. Сейчас увидишь, потаскуха!

Аньола. Сдается мне, что вы куча пьяниц. Ступайте, ступайте проспитесь. Ступайте.

Амброджо. Дай мне только в дом войти — я тебе просплюсь!

Джаннелла. Открой, Аньола. Это я, Джаннелла.

Аньола. Ступайте языком болтать да в шутов рядиться к каким-нибудь шлюхам, а тут добропорядочные люди живут. Кабы хозяин был дома, небось… небось бы…

Амброджо. Эх, камня под рукой нет!

Угуччоне. Не болтайте, она права. Открой, Аньола, это я, Угуччоне, брат мадонны Оретты.

Аньола. Ой, Угуччоне, простите меня, я вас не узнала. Иду.

Угуччоне. Вот видите? Доброму слову под силу ошибку исправить.

Джаннелла. Чуть отопрет — вы туда.

Амброджо. Туда, туда.

Аньола. Да что они делают?

Угуччоне. Гляди в оба, болван! Стой здесь с факелом и ни с места! А вы, сударь, отойдите от двери и не ломитесь. Аньола, открой, открой, не бойся.

Аньола. Ну что, не под мухой они? Или я пьяниц не видала?

Угуччоне. Добрый вечер. Где Оретта?

Аньола. Шьет наверху.

Амброджо. Не иначе как толстой иглой.

Угуччоне. Помолчите, если можете. Впусти, нам нужно с ней поговорить.

Аньола. Мессер Угуччоне, вам придется обождать: когда хозяина нет дома, мне никого не велено пускать.

Угуччоне. Так вот же твой хозяин!

Аньола. Еще чего! Рогоносец какой-то, а не хозяин.

Амброджо. Черт бы тебя побрал! Кого хотела, того пустила.

Аньола. Охота мне с пьяницей разговаривать!

Амброджо. Ничего не попишешь, придется ломать дверь.

Угуччоне. Ну и осел же вы! Наказываете никому не открывать, а потом сами удивляетесь, что ваши наказы выполняют.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Мадонна Оретта, мессер Амброджо и Угуччоне.

Оретта. Кто это там внизу? О брат мой, добро пожаловать!

Амброджо. Вот она, Угуччоне, эта добродетельная женщина!

Оретта. Что там еще за рогоносец?

Амброджо. Ты не обозналась, приняв меня за рогоносца, ибо сама и наставила мне рога, негодница! Где любовник, который недавно был с тобой в комнате?

Оретта. Так вы мессер Амброджо, мой муж? Благодарение Господу, сегодня мой брат, полагавший, что выдал меня за адвоката, увидит, кого я получила в мужья. Мой любовник наверху. Фабио, идите сюда!

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Мадонна Оретта, мадонна Вьоланте , переодетая мужчиной, мессер Угуччоне и Джаннелла.

Оретта. Идите сюда, Фабио. Вот полюбуйтесь. Он?

Вьоланте. Что случилось, старый дурак?

Амброджо. Случилось то, что Бог тебя накажет, злой юноша. Ты зачем приходил в мой дом?

Вьоланте. За тем же, зачем ты вырядился в эту дурацкую одежду, которая как раз по тебе; за тем же самым, чем ты собирался заняться в доме мадонны Анфрозины, любезный сердцеед.

Джаннелла. Черт подери! Прогулочка-то наша боком выходит.

Амброджо. Я с тобой не желаю разговаривать. Я к вам обращаюсь, Угуччоне, убедились, что я говорил правду? Перед вами любовник вашей сестры. Быть может, она устыдилась показать его нам? Теперь вы видите, кто она?

Оретта. Брат мой, он спрашивает у вас, кто я, а вы послушайте лучше, кто он. Этот почтенный человек, который в его годы и при его занятии мог бы служить примером для Пизы, влюбляется направо и налево и уходит на всю ночь в этом наряде, в коем вы его видите. И поскольку мне это надоело, я, зная, что нынче ночью он отправился к даме, послала за этим моим любовником и устроила так, чтобы, воротясь домой, он услышал, что я в комнате с мужчиной, и, разозленный, в платье, в котором ходит предаваться безумству, побежал за вами и сам же показал вам то, чему, расскажи вам об этом я, вы бы, знаю, не поверили. Теперь вам известно его отношение ко мне. А чтобы понять, кто мой любовник, глядите. (Дай сюда бороду.) Узнаете мою сестру? Ну что, видели, мудрый доктор, кто мой любовник?

Джаннелла. Господи, так это ж мадонна Вьоланте!

Угуччоне. Мессер Амброджо, дело обстоит иначе, чем вы мне говорили. Провинились и заслуживаете наказания вы. Стыдитесь, старый осел!

Амброджо. Я слышал скрип кровати и пыхтение.

Вьоланте. Не устрой мы этого представления, нам было бы трудно вас разоблачить. Кабы моя сестра меня послушала, я бы вас по-другому наказала. Брат мой, ваше дело позаботиться о том, чтобы этот слюнявый старик перестал глумиться над бедняжкой.

Амброджо. У меня есть свидетель. Вот он.

Оретта. Хорошо. Спросим его. Скажи-ка, Джаннелла, ты видел, чтобы кто-нибудь входил в дом?

Джаннелла. Я не видал, я не видал, сударыня, нет.

Оретта. Сторожишь ли ты днем и ночью эту дверь?

Джаннелла. Да, сударыня, у меня никто не войдет.

Амброджо. Когда я вернулся, был замок открыт? Когда я поднялся наверх, был кто-то в комнате с ней?

Джаннелла. Сдается мне, хозяин, дверь была в том виде, в каком вы ее оставили. Вы-то уж знаете, что не захотели, чтобы я закрывал. В доме я тоже никого не видел.

Вьоланте. А ежели вы кого-то и слышали, так меня. С чего бы это мне пыхтеть?

Амброджо. Все на одного — ну и пожалуйста! Будь что будет.

Оретта. Погодите. Скажи-ка, Джаннелла, ты сопровождал его нынче ночью в этом платье к дому дамы?

Джаннелла. Говорить, хозяин? Коли на то пошло, врать не хочу — грех это. Да, сударь, то бишь сударыня, и нам худо пришлось, потому как меня всего изранили, а его целую ночь запертым во дворе на холоде продержали.

Вьоланте. Да будет она благословенна, та женщина! Он получил по заслугам. Как вам кажется, Угуччоне, кто из них вправе сетовать и кричать — он или эта бедняжка? Поплачь, бедная, поплачь, облегчи душу. Лучше удавиться — вот мой совет всякой девушке, выходящей за старика, который все равно что собака на сене.

Угуччоне. Мне трудно говорить — в таком я бешенстве. Но черт или кто там тебя побери, старый трус, я тебе всыплю…

Оретта. Ой, Угуччоне, простите его из любви ко мне!

Вьоланте. Напротив, следовало бы выбить дурь у него из головы. Мерзавец! Порочить порядочных женщин, а?

Угуччоне. Возьмите свое платье и ступайте со мной.

Амброджо. Дорогой шурин!

Угуччоне. Прочь с моих глаз, мерзавец!

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Мессер Ринуччо, мессер Джулио, Угуччоне, мессер Амброджо и Джаннелла.

Ринуччо. Пора выручать бедного старика.

Угуччоне. Только мессера Ринуччо с компанией не хватало! Живо в дом!

Амброджо. О! Дорогой мессер Ринуччо!

Ринуччо. Кто этот ряженый? Это вы, мессер Амброджо?

Амброджо. Лучше бы это был не я.

Джулио. Это платье на таком почтенном человеке, как вы!

Амброджо. Меня попутал бес, и я прошу вас, мессер Ринуччо: ради Бога, заступитесь, а то мой шурин хочет меня убить за пустяковую провинность, которая выеденного яйца не стоит.

Ринуччо. Ай-ай-ай, мессер Угуччоне, родственникам не пристало держать зло друг на друга.

Угуччоне. Как? Мерзавцу хватает смелости искать посредников?

Ринуччо. Он может рассчитывать на меня и в более важном деле. Идите все в дом, негоже по нынешним временам в такой час да еще в таком наряде разгуливать по улицам, тем более в Пизе. Я хочу, с вашего позволения, узнать, в чем дело, и пусть тот, кто не прав, исправится, прежние обиды уйдут в песок и впредь вы пребудете добрыми родственниками.

Джаннелла. Хорошо, когда голова варит!

Угуччоне. Я не против — при условии, что он будет вести мои дела подобающим образом.

Ринуччо. Это его долг. Идите, сударь.

Амброджо. О сын мой! Будь благословен! Тебя послал Господь. Я всецело полагаюсь на тебя.

Джулио. Красотка — наша.

Ринуччо. Идите домой, не сомневайтесь, я все улажу таким манером, что не будет недовольных. Вы мне поможете, мессер Джулио?

Джулио. С большой охотой. А вот и Джорджетто. Иди в дом, Джаннелла, — там и факел погасишь.

Джаннелла. Я хотел посветить вам.

Джулио. Что ты, спасибо, ступай. Иди-иди, только оставь дверь открытой.

Джаннелла. По мне, самое время завалиться спать. Умаялся как сто чертей!

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Джорджетто и мессер Джулио .

Джорджетто. Опять он! Что он тут делал с факелом?

Джулио. Джорджетто, ты самый благородный человек на свете, и если бы я захотел вознаградить тебя по заслугам…

Джорджетто. Не надо громких слов, хозяин. Я у вас никогда не оставался без награды. Что было дальше?

Джулио. Блаженство, которое преподнес мне ты. Я даже о половине выпавшего мне счастья мечтать не мог. Да ты зайди со мной в дом мессера Амброджо. Мессер Ринуччо уже там, и ты увидишь и услышишь, в каком оба мы пребываем блаженстве.

Джорджетто. А вход в дом доктора обеспечен?

Джулио. Обеспечен. Еще как обеспечен!

Джорджетто. А Джаннелла? А запоры?

Джулио. Все побоку: доктор поступил под стать крестьянину, который, лишившись волов, вместо того чтобы поставить сторожей, их убирает. Представь себе, мессер Ринуччо заделался посредником между доктором, мадонной Ореттой и ее братом, и, коль скоро ничто не помешает, я стану третейским судьей.

Джорджетто. В каком споре?

Джулио. В том, по которому будет вынесено следующее решение: мессер Амброджо перестает ревновать, убирает от дверей Джаннеллу и снимает запоры, клянется, что у него самая верная во всей Пизе жена, а посему он позволяет ей бывать там, где она захочет, он же не станет за ней шпионить — ему достаточно будет поручить ее мадонне Аньоле, нашей сообщнице.

Джорджетто. А дальше?

Джулио. Он просит прощения у брата мадонны Оретты, у нее самой и у ее сестры; мессер Ринуччо и я становимся доктору кумовьями, когда у него родится следующий ребенок, а сие должно произойти через девять месяцев, если я не ошибаюсь.

Джорджетто. Кумовство-то шиворот-навыворот получится: дитя не в родного отца будет, а в крестного. Дальше можно не рассказывать. Господи, побольше бы в Пизе таких ослов! А если бы вдобавок из их сала свечи делать, то наш город заткнул бы за пояс Ареццо с его хвалеными свечами.

Джулио. Ты еще ничего не знаешь. Идем, идем в дом, если есть охота посмеяться.

Джорджетто. Пошли. Вы же, зрители, втолкуйте от нашего имени старикам, намеревающимся жениться на молодых, чтобы посоветовались с мессером Амброджо. И уж если совершат они эту ошибку, пусть не совершают второй — не ревнуют. Иначе их постигнет такая же участь и они, несчастные, будут вдвойне несчастными. Коль скоро наша комедия пришлась вам по нраву, выразите свое удовольствие. И возблагодарите Амура, что побуждает под покровом ночи к этому милому делу.

Занавес