– Скорее, скорее, – торо­пила леди Друсилла.

Она тянула Идэйн вниз по лестнице, а за ни­ми следовал эскорт – маленький, но крепко ско­лоченный оруженосец с почти белыми волосами и два высоких рыцаря с факелами.

У подножия лестницы жена коменданта оста­новилась, чтобы поправить головной убор Идэйн и одернуть ей юбки.

– Не опускай подбородок, – отчитывала она девушку, в то время как руки ее укладывали ткань юбок в огромные складки, похожие на цве­ты. – Помоги нам, Господи, но тебе, девочка, будет трудно отучиться от своих монастырских замашек! Не опускай глаза! Вот так! Подними и подбородок, расправь плечи, не бойся показаться высокой. Я хочу, чтобы твои волосы были видны, несмотря на вуаль.

Она бросалась на небесно-голубой шелк вуа­ли, как на врага, расправляя его на плечах Идэйн. Один из сопровождавших их рыцарей рассмеялся. Жена коменданта обернулась и одарила его ледяным взглядом.

– Вы можете смеяться, сэр Жэрвез, но, если бы не ваши французские моды и то, что придвор­ные дамы им рабски следуют, я бы просто выбро­сила эту вуаль. Эти головные уборы – вуали и платки, подвязанные вокруг шеи и под подбородком, – просто способ показать жалкие крохи того, что простые люди должны хранить и обере­гать всю свою жизнь.

Она снова оправила вуаль, чуть надвинув ее на сей раз на лоб, недовольно чмокая при этом гу­бами.

– Нам надо, чтобы это хорошенькое личико было открыто и чтобы наш благословенный ко­роль мог его увидеть. А иначе зачем он пригласил бы нас отужинать в большом зале, еще усталый с дороги и не отряхнувший пыль?

Леди Друсилла отступила, чтобы оценить плоды своего труда. Губы ее были плотно сжаты, в то время как рыцари восторженно уставились на Идэйн.

Платье, выбранное для появления в празднич­ном пиршественном зале замка в обществе короля Генриха, было из сине-серого бархата с корсажем и рукавами, вышитыми серебром. Бархат был тя­желым и весьма подходящим материалом для этого времени года, потому что при всем своем вели­колепии защищал от пронизывающих до костей сквозняков, гулявших по замку Бистон. Кроме того, у этого платья был модный покрой.

Жена коменданта решила, что это платье из­готовлено во Франции и что оно могло принадле­жать одной из бывших любовниц короля Генриха. Должно быть, эта женщина была ростом пониже Идэйн: им пришлось надшить по подолу полосу серебристо-серого атласа.

Теперь Идэйн неподвижно стояла под внима­тельными взглядами. Голова ее была украшена усеянным серебристыми бериллами обручем, удер­живавшим прозрачную вуаль. Леди Друсилла решила отказаться от ленты под подбородком, окаймлявшей лицо, как рамка. Вместо этого она распустила золотые волосы Идэйн, свободно нис­падавшие теперь из-под вуали и окутывавшие плечи и руки, словно облаком. Цвет вуали кон­трастировал с глазами Идэйн, отчего они казались ослепительно изумрудными.

Рыцари не могли отвести от нее глаз. – Она прекрасна, как звезда, – сказал ма­ленький оруженосец писклявым голосом.

Двое других обернулись и посмотрели на него, безмолвно порицая за столь смелое высказывание. Они передали мальчику факел и вытолкали его во двор, чтобы он шел впереди. Рыцари открыли двери башни и пропустили дам вперед.

Травянистая лужайка была окружена пятью башнями замка Бистон, донжоном и стенами. Со­лнце уже садилось, но двор замка был полон дворян, королевских министров и людей духовного звания, а также лордов и военных разного чина, Все они собрались здесь, чтобы присоединиться к королю Генриху в его войне с Шотландией. Там были графы Херфорд, Лестер, Честер и Йорк и даже высокородный Бигод, время от времени становившийся союзником Генриха, а также граф Норфолк.

Но не все важные люди могли рассчитывать на трапезу в зале Бистонского замка. Снаружи, за стенами замка, были накрыты столы под балдахи­нами для местных дворян, иностранных министров и клириков рангом пониже, прибывших отпразд­новать прибытие короля. На кострах поджаривали целые овечьи и бычьи туши. Между замком и со­седними полями дребезжали повозки, подъезжая из ближайших мест, где расположились лагерем войска действующей армии, развозя хлеб, мясо и добрый честерский эль.

– Туда, в зал! – крикнула леди Друсилла прямо в ухо Идэйн.

Рыцари эскорта, а также юный оруженосец с белыми волосами поотстали у дверей зала. Слово, произнесенное леди Друсиллой на ухо привратни­ку, позволило им протиснуться в глубину зала и присоединиться к шумной толпе.

Несмотря на предупреждающие тычки леди Друсиллы, Идэйн опустила голову. Проходы бы­ли запружены толпами народа, и все места за сто­лами заняты. Но, несмотря на рев толпы, Идэйн казалось, что она слышит шепот, несущийся ей вслед.

Леди Друсилла провела Идэйн в левую половину зала, в угол, предназначенный для высоко­родных вдов и других лиц, находящихся под опе­кой короля.

Все женщины знали жену коменданта.

– О, мы так соскучились по вас, миледи Друсилла, – заявила женщина в черной траурной одежде и белом головном уборе, подвязанном, как у монахини, под подбородком широкой белой лен­той. – Подумать только! На всю зиму запере­ться в Восточной башне и заниматься починкой одежды. Думаю, я бы от этого уже заболела.

Ее пронзительные глазки без зазрения совес­ти оглядывали Идэйн, пока та усаживалась на скамье рядом с ней и принимала миску овсяной каши.

– Это синее платье – одно из тех, что вы сшили?

Леди Друсилла похлопала Идэйн по руке, чтобы все это видели.

– Имейте уважение к достойному труду, мадам. Да, мы занимались шитьем. Эта прекрас­ная девушка – подопечная нашего благословен­ного короля Генриха, воспитанная в монастыре. Я к ней привязана, как к родной дочери.

– Ну, после сегодняшнего вечера она едва ли будет заниматься шитьем, – пробормотала себе под нос одна из дам.

Первая дама снова подала голос:

– Я бы тоже привязалась к ней, как к доче­ри, если бы мои карманы были полны королевско­го серебра.

Несколько голосов вступили в разговор и одер­нули сплетниц:

– Спокойнее, спокойнее, леди. Заговорила толстая женщина, сидевшая в конце стола:

– Давайте-ка воздадим хвалу королю, да благословит его Господь за его доброту и щедрость.

Вдовы, не сводя глаз с Идэйн, затянули нестройную молитву во здравие короля, после чего заговорили на другие темы. Когда большинство обедающих покончили со второй переменой блюд, подали напитки, и началась настоящая пирушка. В это время прибыл король со своими приближен­ными.

Судя по виду короля Генриха и его дворян, они только что держали военный совет. Многие из военачальников избавились от оружия и доспе­хов, но не сняли плотных военных, пропитанных потом плащей.

Король Генрих, по-видимому, проголодался, потому что поспешил по центральному проходу пиршественного зала, обгоняя своих министров и генералов. Он быстро шагал в своих заляпанных глиной сапогах, в малиновом атласном камзоле, расстегнутом спереди, из-под которого была вид­на покрытая пятнами нижняя сорочка.

Многие из его подданных слышали рассказы о равнодушии Генриха Плантагенета к красивой одежде и уходу за своей внешностью. Его отец, граф Анжуйский, был человеком необыкновенной красоты, но этой красоты король не унаследовал. Он был плотным мужчиной среднего роста, с жидкими рыжеватыми волосами, небритой щетиной и выглядел, как самый неухоженный солдат своей армии.

И все же он был королем, что ни у кого не вызывало сомнений.

Идэйн подалась вперед, чтобы видеть, как проходит государь. Его выпуклые серо-голубые глаза выискивали за столами знакомые лица, и он громко приветствовал тех, кого знал. Несмотря на неухоженный вид, король был полон неукротимой энергии. Некоторые называли его величайшим в Европе королем. Он был прекрасным, верным другом и остроумным собеседником. Ученые и поэты обожали его. Но среди знающих короля Генриха были и такие, кому было известно, что он способен на самое низкое предательство, вызвав­шее отчуждение его собственных сыновей, на бесчеловечную жестокость и что время от времени на него нападали приступы такой ярости, что он с пеной на губах катался по полу и выл, как дикий зверь.

Идэйн заметила, как он повернул голову и по­смотрел поверх толпы на вдовий стол. В следую­щую секунду она сказала себе, что король Генрих не мог выделить из столь многочисленной толпы женщину, которой никогда в жизни не видел. Но Идэйн почувствовала, как кожу ее будто обожгло, словно он прикоснулся к ней. И она отпрянула, спрятавшись за спину леди Друсиллы.

Когда она осмелилась снова поднять голову, то увидела в переполненном зале дворян, собрав­шихся за столом, стоявшим выше остальных. Стол был осенен знаменами короля с анжуйскими леопардами. Она заметила там также знамена Херфордов с вепрями и зелено-белые штандарты графов де Морлэ.

Группа английских вельмож, некоторые в сопровождении жен, подошли к столу короля и окружили Генриха. Там уже были Херфорд и Джилберт Фолиот, епископ Лондонский и один из главных советников короля Генриха и его ближайший друг Роберт Бомон, граф Лестер.

Рядом с королевским столом, беседуя с епи­скопом Йоркским, стоял высокий мужчина в ко­ротком зеленом плаще и с непокрытой головой, увенчанной копной темно-рыжих волос – граф де Морлэ. Но вид другой высокой фигуры, стояв­шей возле него, заставил Идэйн податься вперед и ухватиться за край стола.

Волосы мужчины по нормандской моде были коротко подстрижены, и голова теперь казалась совсем круглой. Он тоже только что прибыл с се­вера и, очевидно, не успел переодеться. Он снял только латы, но его короткий зеленый плащ был не только покрыт пятнами пота, как у его отца, но казался потрепанным. Он выглядел утомленным, лицо казалось исхудавшим и измученным, а широ­кий и всегда готовый к улыбке рот теперь был мрачно сжат.

Идэйн хотелось легонько коснуться пальцами его рта, погладить его. И тотчас же припомнились его поцелуи, и ей захотелось прижаться к этому рту губами.

– Пойдем, – громко сказала леди Друсилла. – Девушка, ты что, не слышишь меня? Нам делает знаки королевский церемониймейстер и те­лохранитель сэр Невилл, чтобы мы приблизились!

Идэйн не могла отвести глаз от Магнуса. Знал ли он, что она в замке Бистон? Может быть, от него это скрывали с той самой минуты, как они расстались? Или он даже не потрудился разузнать о ее судьбе?

Она терзала себя этими мыслями, в то время как ее заставляли встать с места.

Магнус! – пыталась Идэйн позвать его. Сквозь жаркий и наполненный дымом воздух пир­шественного зала она пыталась призвать его: Магнус, я хочу тебя, ты мне нужен!

В конце концов леди Друсилла и еще две вдовы силой заставили ее подняться со скамьи.

– Девушка, что с тобой? Ты не в себе? – шипела ей в ухо жена коменданта. – Ты что, онемела? Оглохла? Неужели не слышишь меня? Я говорю, что мы должны подойти к столу и сесть рядом с сэром Генри Бельфлером и его родичами.

Идэйн оглядывалась, медленно соображая. Кастелян был далеко от них. Он сидел с другими дворянами.

– Я не могу там сидеть, – сказала она, по­нимая, что тогда она будет находиться на глазах у короля. Магнус и его отец увидят ее.

Никто не обратил внимания на ее протесты. Королевские рыцари пробивались сквозь толпу, расчищая путь. Повара, слуги и толпы гостей рас­ступались, давая им пройти. Шум немного стих. Кастелян и его семья казались несколько взволнованными. Они поднялись из-за стола, чтобы про­пустить Идэйн и леди Друсиллу на их места.

Идэйн едва слышала, что говорит жена ко­менданта. Сын кастеляна, новоиспеченный оруже­носец, не сводил с нее глаз. Сэр Генри, бросив быстрый взгляд на жену, сказал, что столь ред­костная красавица – всегда желанная гостья за его столом. Леди Энид, побледнев, опустила глаза в тарелку.

Идэйн видела, что кастелян и его семья не ожидали, что их обяжут разделить трапезу с той, которая, по-видимому, должна была стать новой фавориткой короля. Рядом с женой кастеляна сидел бенедиктинский аббат из Уэльса, который что-то оживленно заговорил, время от времени бросая взгляды на Идэйн.

По выражению лица аббата она не могла уга­дать, что он о ней думает. Его глаза обшарили ее всю, и она подумала, что вряд ли это просто лю­бопытство.

Слуга принес ей хлеб и оловянное блюдо. Пе­ред центральным столом расчистили место для ар­фиста, валлийского мальчика, певшего на своем языке столь же хорошо, как на английском и фран­цузском.

На краю стола, где сидел сэр Генри с семьей, обносили жарким из зайца и оленьим окороком. Идэйн взяла нож и смотрела на кусок мяса на своей тарелке, думая о вдовьем столе и поданной там овсяной каше. Когда она подняла голову, то увидела мальчика-арфиста, стоявшего перед цент­ральным столом на возвышении и опиравшегося ногой о скамеечку, чтобы достать до своей вал­лийской арфы, а за его спиной стояли дворяне, ок­руженные пажами, оруженосцами и челядью.

Найэл фитц Джулиан, граф де Морлэ, был далеко, на правом конце стола, и беседовал с епи­скопом Лондонским. Слева от него ярко накра­шенная женщина повисла на руке графа Лестера. Трудно было сказать, была ли она его женой или любовницей.

Взгляд Идэйн задержался на середине стола, и она вздрогнула, встретив на себе пристальный взгляд выпуклых голубых глаз короля Генриха. Он внимательно ее разглядывал, не слушая Ро­берта Бомона.

Итак, король знает, что она здесь. Он при­казал, чтобы ее пересадили поближе, чтобы рассмотреть ее. Идэйн почувствовала, как по ее спине побежали мурашки – король внушал ей ужас. Она оглянулась вокруг, но не увидела того, кого искала. Магнуса фитц Джулиана нигде не было видно.

Магнус прошел в конец зала и вышел во двор приветствовать своего младшего брата Роберта, которого король, как ожидалось, должен был по­святить в рыцари, а также своего оруженосца Ло­ренса д'Арбанвилля. Он не ожидал встретить здесь другого своего брата, Ричарда, тоже ожи­давшего его появления, и сестру Элуэйн. Роберт держался с достоинством, но Элуэйн и Ричард с радостными криками бросились обнимать его, ви­дя старшего брата целым и невредимым.

– Нас здесь собралось слишком много, – сурово сказал Магнус. Роберт уже сообщил ему, куда и почему они собираются отвести его. – Все мы не вписываемся в этот цветник, в это дамское собрание. А где матушка?

– Она уже там, с графиней.

Элуэйн повисла на его руке и смотрела на Магнуса сияющими глазами.

– Не беспокойся, для нас всех найдется там место. Нас всего пятеро. Кроме того, Херфордов больше, чем нас, если считать всех их малышей. Девочки из семьи Бомонов тоже здесь. Они тобой так восхищаются! – добавила она лукаво.

Десятилетний Ричард рассмеялся хриплым смехом. Магнус обратил внимание, что его брат Роберт не улыбается.

Они подталкивали его к бистонскому донжо­ну, сетуя на скверное состояние его одежды и со­крушаясь, что он их опозорит своим небрежным видом. Магнус надеялся, что Херфорды не при­везли сюда всю семью.

В то время как магнаты Англии пировали в огромном зале вместе с королем, жены дворян часто удалялись в уединенные покои замка пообе­дать, невозбранно поболтать и послушать мене­стрелей. Припоминая эти обеды с матерью, зна­комые ему с детских лет, Магнус думал о них с раздражением, потому что они были тяжким ис­пытанием для его нервов.

– Ты видел ее прежде? – спросил Ричард.

– Да, ребенком.

По правде говоря, как Магнус ни копался в памяти, он никак не мог припомнить, которая из девочек графа Херфорда – Фредигунда, кото­рую прочили ему в жены. А теперь Элуэйн и Ри­чард и заметно помрачневший Роберт тянули его, на встречу, которой он всем сердцем противился и хотел бы избежать. Он только что вернулся с шотландской границы, был в грязи и не успел ни вымыться, ни переодеться.

Более того, он обещал самому себе, что выбе­рет время, чтобы расспросить об Идэйн. И не со­бирался покидать Честер, пока не узнает, что с ней сталось.

В весьма многолюдном отдельном покое в главной башне замка Бистон он нашел графинь Херфорд и Уинчестер с семьями, свою мать гра­финю де Морлэ и несколько благородных дам, с которыми знаком не был. Была там также орава детей, как заметил Маг­нус, оглядевшись вокруг, чье время ложиться в постель давно прошло.

Мать его с криком поднялась и бросилась ему на шею. Маленькие дети, не понимая, что проис­ходит, тоже закричали. И в мгновение ока вся комната зазвенела от криков.

Прошло несколько минут, прежде чем Магну­су удалось успокоить мать и убедить ее, что шот­ландцы не убили его даже наполовину. После это­го ему пришлось показать младшим братьям и детям Херфордов и Уинчестеров царапину на запястье – след недельной давности – от нане­сенного ему шотландским воином удара во время очередной бойни. Дети были столь впечатлены, что Магнус смутился.

Как только с этим представлением было покончено, Магнусу пришлось отдать долг вежливости благородным дамам, и он рассыпался в поклонах, цветистых комплиментах и расспросах о здоровье и благополучии их семей. Они вежливо расспросили его о военных действиях. Магнус от­вечал, как подобает, и сказал, что Бог помогает им в святом деле, а маленькие девочки тем време­нем не спускали с него глаз. Он был рад, когда Элуэйн наконец оттащила его, чтобы представить высокой молоденькой девушке, тихо стоявшей в углу.

Это была, как понял Агнус, Фредигунда, его нареченная. Он готов был высечь себя за то, что не вспомнил, что она была четвертой или пятой дочерью весьма влиятельного магната и близкого друга короля Генриха графа Уинчестерского.

Только почему-то его брат Роберт мешал их беседе и все время старался оттеснить его от де­вушки.

Как большинство четырнадцатилетних девиц, Фредигунда была застенчива или притворялась такой. Во всяком случае, хотя Фредигунда и не была красноречивой, но весьма хорошенькой.

Она задала ему несколько вежливых вопросов о войне короля Генриха с шотландцами. Слышал ли он их странный варварский язык? Магнус от­ветил, что слышал, но что рыцари на границе в ос­новном говорят по-английски или по-французски. Магнус заметил, что у нее серые глаза и прямые золотисто-каштановые волосы и что она не носит головного убора по обычаю незамужних девиц. Она казалась очень юной, хотя ему приходилось видеть невест и помоложе нее. Магнуса удивило, что он даже не попытался представить, как она будет выглядеть без одежды. Он мог только хму­ро смотреть на нее.

Иисусе! Он подумает об этом, когда женится на ней! А ему придется лечь в постель со своей темноволосой невестой, чтобы увенчать их брак рождением детей. Ведь главной целью этой же­нитьбы было только это, и ничто иное, не так ли?

Магнус заметил, что Фредигунда с любопыт­ством разглядывает его.

– Сэр рыцарь, – спросила она. – Как вы себя чувствуете? Вы не страдаете от ран? Не уто­мили ли вас ваши долгие переезды?

Роберт тоже не сводил с него глаз. Магнус заставил себя собраться с силами и ответить.

– Нет, не страдаю, – пробормотал он. – Но должен признаться, мадемуазель, что я очень утомлен.

Она положила свою маленькую ручку на его руку.

– Посидите возле меня, а ваш брат Роберт принесет вам вина.

А у брата Роберта был такой вид, будто он с радостью добавил бы к вину добрую порцию яда. Фредигунда согнала стайку малышей со скамьи у окна, и они сели рядом. Она продолжала держать его за руку. Роберт слонялся вокруг, и вид у него был такой, будто он решился на убийство, пока Фредигунда не напомнила ему о вине.

Маленькие мальчики собрались вокруг Маг­нуса, прося его обнажить свой огромный меч и дать им поглядеть. Фредигунда сидела совсем близко от Магнуса, и ее пальчик нежно гладил шрам на его запястье.

Магнус наблюдал за братом, пересекавшим в это время комнату с чашами вина. Помолвка, думал Магнус, все равно что брак. Он знал, что его мать очень хотела бы, чтобы они теперь же и здесь, в Честере, принесли необходимые обеты. В военное время все происходило быстро.

Магнус не мог избавиться от тоскливого чув­ства. Он не был уверен, что сможет поклясться в верности одной девушке, в то время как сердце его принадлежало другой. Но не только это его сдерживало. Он уже понял, что если женится на Фредигунде, то его брат Роберт навсегда возне­навидит его.

Магнус принял чашу вина из слегка дрожа­щей руки Роберта. Роберту исполнилось семнад­цать, и он был почти так же высок, как Магнус. В ближайшую неделю король Генрих посвятит его в рыцари. Магнус отпил из чаши большой глоток вина. Если он сейчас не сделает что-нибудь, то и оглянуться не успеет, как станет женихом.

После того как колокола отбили полночь, пир­шественный зал начал понемногу пустеть. Дворя­не расходились в апартаменты в башнях, где оста­новились их семьи, или в свои шатры в лагере на соседних полях.

Идэйн стояла у окна башни, прислушиваясь и наблюдая. Ночь была темной и безлунной, но двор замка был ярко освещен факелами, предна­значенными для конюхов, уборщиков и ночной стражи, стоящей на часах у ворот и на стенах. В пиршественном зале звуки не умолкали, пока там находился король.

Слышались и другие звуки: в самой башне кто-то постоянно уходил, возвращался, прибывали новые гости. Их устраивали на ночлег. Но ничьи шаги не доходили до верхнего этажа, где распола­гались Идэйн и леди Друсилла. Так продолжа­лось до тех пор, пока не послышались очень тяже­лые шаги. Они прозвучали на лестнице очень поздно. Задолго до того, как их услышала леди Дру­силла, Идэйн была уже у двери, ожидая, когда ночной страж впустит гостей.

Шатаясь, в комнату вошел крепкого сложения широкоплечий человек. Он нес под мышкой шах­матную доску. Не вызывало сомнений, что чело­век этот был слегка навеселе. За ним следовал тамплиер Асгард де ля Герш.

– Наконец-то мы встретились, мадемуа­зель, – сказал король Англии Генрих Плантагенет.