Михаил толкал перед собой тележку и смотрел на полки с продуктами в супермаркете. Кетчуп взяли, горчица французская, батон, сахар, масло, сосиски баварские, сладкого надо чего-то Белке купить. И фруктов. На полке с кондитерским счастьем он выбрал разных вафель, печенья, орешков, конфет-смокталок и увидел круглую банку, сердце екнуло. «Халва восточная, 500 г.» По торцу шла надпись: Рязанский завод кондитерских изделий им. Карла Маркса, употребить до. На крышке в небо над Багдадом устремлялись груди куполов мечетей и фаллосы минаретов. Такую банку всегда приносил ему Дуридомов-старший после получки, ерошил волосы и дышал в лицо свежей водкой. Давно это было. Надо молока к ней взять.
Михаил на автомате поехал в молочный отдел, во рту появился приторно-сладкий вкус халвы, в носу – затхлый запах старой книги. Первая книга, которую он сам прочитал, была «Старик Хоттабыч». Идея исполнения желания по мановению руки крепко засела в его голове и не оставила ее до сих пор. На лето родители отдавали его к бабушке Мане, на окраину Мухосранска, в квартиру на первом этаже старого дома. Там в чулане он как-то нашел пыльную коробку с книгами и выудил из нее «Халиф на час», «Сорок невольниц» и «Персидские сказки». С тех пор утро начиналось для него со старой книжки, доставаемой из-под дивана, которую он читал, пока не раздавался за окном свист кого-нибудь из друзей. Он вставал и отправлялся гулять, размышляя, что же означает фраза «и они исполнили свои желания» в восточных сказках – так всегда заканчивались истории про принцесс и башмачников, принцев и невольниц. Халвы наелись, чего же еще желать-то?
Михаил открыл дверь квартиры и на цыпочках зашел с пакетами на кухню – Белка спала после дежурства. Он закрыл дверь, закурил и разобрал продукты, распихал их по полкам и шкафчикам. Банку с халвой он поставил на стол, протер ее полотенцем и положил на нее ладонь – от нее шло тепло, проникающее в самое его нутро. Он повертел крышку – она не открылась. Вот умельцы рязанские запаяли, блин. Он достал нож и стал осторожно поддевать крышку, чтобы не испортить ее и использовать потом коробку для винтиков-шпунтиков. Наконец острие ножа зацепило край крышки. Ну, Архимед. Крышка отскочила и улетела в угол, коробка выскользнула у него из рук, завертелась и грохнулась на пол. Михаил инстинктивно закрыл на мгновенье глаза, открыл и увидел клубы белого дыма. Это я так надымил?! Он поднял коробку с пола – она была пустая; понюхал – халвой не пахло, пахло нафталином. Он поставил коробку на стол, бросился к вытяжке, потом открыл окно. Вот и удвалитварил желание – поел халвы, называется. Он развернулся к столу и заметил в углу какой-то куль тряпья, который зашевелился и оказался стариком в драном халате и полотенце, обмотанном вокруг головы.
– Ты еще на хер кто такой?! Какого х… ты тут делаешь?!
Старик поднял голову, сложил молитвенно руки перед собой и склонился в поклоне до полу.
– О, не гневайся, мой всемилостивейший господин!
– Это ты кому?!
– Тебе, о прекрасный юноша!
– Какой я тебе в жопу юноша! Ты откуда взялся?! Дверь была открыта?
– Нет, мой господин, я был в коробке, которую ты только что так умело открыл.
– Та не пи… ди мне тут! Она всего-то на полкило рассчитана. Халвы.
– Клянусь тебе Аллахом всеведущим и всемогущим, мой юный господин!
– Ну что ты заладил: какой я тебе господин. На хрен ты мне сдался.
– Ты освободил меня из заточения, в котором я провел три долгих года, и теперь я твой раб, пока не исполню твои главные желания.
– Так ты может… старик Хоттабыч?! Джинн?!
– Мудрость твоя превыше красоты твоей! Истинно так! Как зовут тебя, о прекрасный юноша?
– Мишкой зовут.
– А дальше?
– Дальше Дуридомов. Фамилия такая. У меня. Но ты мне зубы тут не заговаривай! Говори, кто ты такой и откуда взялся.
– Позволь рассказать тебе мою историю. Две тысячи пятьсот лет назад великий пророк Сулейман ибн Дауд, да святится имя его, собрал всех джиннов Аравии, среди которых был и твой покорный слуга, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, и сказал им…
– Слушай, щас Белка проснется. Некогда мне твои мемуары в восьми томах выслушивать. Ты че – правда джинн?
– Истина глаголет твоими устами, о благороднейший Мишка ибн Дуридом!
– И ты можешь исполнить любое мое желание?!
– С радостью и удовольствием!
– Так-так. Интересненько. А ну-ка… чего б его придумать… хочу халвы!
Банка на столе не шевельнулась, но стала полной. Михаил нагнулся над ней и понюхал: запахло детским счастьем. Он ковырнул халву ногтем и лизнул языком – этот вкус ни с чем спутать было нельзя.
– Это в Багдаде такую делают?
– Нет, мой господин. Это в Рязани делают. Доставить тебе настоящих восточных сладостей?
– Доставить? Конечно, доставить! Белка их любит. Ох, ёпт! Я ж обед обещал сварганить! Слушай, Гасуррахман… Хоттабыч, короче, щас Белка проснется – ты не мог бы… еды какой-нибудь организовать… такой… вкусненькой.
– Позволительно ли мне спросить, мой благороднейший господин, какую белку ты собираешься кормить обедом? У тебя дома живет белка? С рыжим хвостом? Она любит орехи?
– Да, с хвостом, это точно. Но не только орехи… почему же… Понял! Ты ничего не понял! Белка – это моя девушка. Ее зовут Бэла.
– Девушка?! Бэла? А дальше?
– Вот тебе, блин, все дальше и дальше. Давай я буду дальше. А ты пожрать организуй. Бурлакова она – если тебе очень надо.
– Бэла Бурлакова! Какое прекрасное имя!
– Слушай, Абдусуррман… Хоттабыч, я и сам поприкалываться люблю. Но щас совсем времени нет – давай в другой раз, а.
– Что ты, что ты, мой найстрожайший господин! Спаси меня Аллах всемилостивый от твоего гнева! У меня и в мыслях не было… прикалываться! Имя твоей избранницы достойно всех похвал!
– Чего это?
– Ну как же! Разве ты не знаешь историю об Ал ад-Дине и волшебном светильнике, рассказанную царицей Шахразадой царю Шахрияру? Поведать тебе эту славную историю?
– Да знаю, знаю, грамоте обучали. И что?
– Дочь султана в этой сказке зовут Бадр аль Будур!
– Ну Будур. Че-то я не въезжаю. Ты к чему это.
– Волшебное сочетание Б и Б! Такое бывает только у замечательнейших женщин в этом благословенном Аллахом мире!
– Ну да, точно. Бриджит Бардо. О! И Бет была Бадертчер. Никогда об этом не думал. Прикольно. Так ты говоришь…
– Она должна быть прекрасной как луна, твоя Бэла.
– Чего это луна? У нее и не круглое совсем лицо. Вот, смотри, – Михаил достал смартфон, снял скринсейвер и показал джинну фото, которое он сделал в Шарме – Белка лукаво улыбалась, держа трубочку от коктейля во рту, плечи ее были голыми, соски пытались пронзить платье, уши и грудь украшали подвески с крупными жемчужинами.
– О, Аллах всемогущий! Поистине я не видел на свете царевны прекрасней! Лик ее для очей – как холодный шербет в жаркий день, глаза сверкают как две звезды на небе, шея у нее как у лебедя, груди – как пирамиды великих фараонов, стан ее…
– Ну хватит, хватит. А то ты так неизвестно куда доберешься. Куда тебе и не надо совсем.
– Слушаю и повинуюсь, мой прекрасный господин. Скромность сквозит во всем ее сверкающем облике. Даже нектар из своего прозрачного кубка она пьет не как все, а через соломинку. Поистине, это должен быть волшебный напиток!
– Да уж, нектар был еще тот. Точно волшебный. Ты понимаешь, она сейчас проснется, а я только сосиски на обед купил. Ну, печенья там. Она после дежурства всегда голодная. Ты не мог бы организовать… чего-нибудь… погрызть.
– С легкостью и удовольствием! – старик закатил глаза к потолку, забормотал и щелкнул пальцами – на столе появилось овальное серебряное блюдо с индейкой, покрытой тонкой золотистой корочкой, по краям блюда разместились разные овощи, в нос Михаилу ударил пряный аромат. Прямо из воздуха возникло рядом второе блюдо – с диковинной рыбой, обложенной маленькими рыбешками и моллюсками, потом третье – с фруктами, четвертое – с восточными сладостями горкой; последним возник кувшин чеканного серебра с тонким горлом.
– Хватит ли вам этого погрызть, о мой господин, или добавить молодого барашка, или косулю, зажаренную на вертеле, или…?
– Ну ты, блин, Хоттабыч… да тут три дня грызть можно. Ты, видать, настоящий, джинн. О, кстати, а не можешь ли ты мне еще и новые джинсы… того… сообразить. Wrangler.
– Объясни мне, о добрейший Мишка, что такое джинсы – не хочешь ли ты, чтобы я передал тебе часть своего могущества? К моему прискорбию, это не в моей власти, а только во власти Аллаха великого и всемогущего.
– Та не, ты что. Лучше не надо, а то бы я тут надуридомил. Ты и сам можешь всегда это сделать. А джинсы – это штанишки такие. Видишь, на мне. Только они старые уже.
– Хочешь ли ты, о мой скромнейший господин, чтобы они были из китайского шелка, тончайшей шерсти или из золотой парчи, украшенной драгоценными каменьями?
– Ну ты, блин, и Губдуррусман, Хоттабыч. Да надо мной весь Мухосранск смеяться будет. Что я тебе – телка глупая. Сделай такие же, как у меня, только новые. Можешь?
– Нет ничего проще, бесценный мой господин. Только подумай, стоит ли тратить твое последнее желание на такую ничтожную тряпицу, когда я мог бы одеть тебя в роскошные одежды, как принца.
– Стой! Как – последнее?! Почему последнее?!
– Так определил великий Сулейман ибн Дауд, – мир с ними обоими! – всякий, кто найдет сосуд с заключенным в нем джинном, может требовать исполнения желаний – по числу лет, проведенных означенным джинном в сосуде.
– Вот ты, бл…, сукин хрен! Что ж ты раньше не сказал! Я тут целое желание на халву потратил, как последний Дуридом!
– Не гневайся, всемилостивейший господин! Я украшу твои новые Wrangler таким количеством алмазов, что ты будешь самым богатым юношей в своем славном городе!
– Да к черту их! Погоди! Я другое придумаю! Можно?
– Конечно, мой господин. Хочешь ли ты дворец из мрамора, или караван из тысячи верблюдов, нагруженных драгоценными тканями и пряностями из Индии, с чернокожими невольниками…
– Да, мне тут только твоих черножопых невольников не хватало! Корми их всех. На фиг с пляжа!
– Что же ты пожелаешь, о мудрейший Мишка? Думай, мой благороднейший господин, ибо время мое здесь истекает, и вынужден я отправиться к повелителю своему Сулейману ибн…
– … Дауду, слышал уже, – хрен с ними обоими! – дай подумать!
Черт его, старого басурмана, возьми. Что ж его придумать. Срочно. Что тебе надо, Мишка. Ноут новый надо. Телек можно пятьдесят дюймов. Да ерунда все это. Бизнес идет – и так купим. Работа есть, крыша над головой есть, Белка есть – что тебе еще, Дуридому, надо. Стой, ты же Белке обещал…
– А можешь ты машину подогнать?
– Какую машину хочешь ты, мой повелитель? Ту, что роет землю или мелет зерно или поднимает воду из канала…
– Я тебе дам щас… воду! Сделай Белке красный кабриолет – она хотела – пусть побалуется. Она заслужила. Лучше ее нет девчонки – точно тебе говорю.
– С радостью исполню твое желание доставить радость прекраснейшей из Белок, о Мишка, если покажешь мне, как выглядит сей кабриолет.
Господи, поди найди в Мухосранске красный кабриолет, чтоб ему показать. Ну ты и бестолковый Дуридом! А Гугл зачем! Михаил взял со стула свой ноутбук, открыл в браузере Гугл-картинки. А какую ж фирму? Феррари? Ламборджини? Порше? Остановись, мудрый ты, блин, отрок, далеко ты на них не уедешь по нашим дорогам. Черт, думай скорей, пока Хоттабыч к своим Даудам с Сулейманами не улетел. Совершенно без участия головы его руки написали в строке поиска: «форд-мустанг кабриолет красный». Гугл вывалил картинки – на первой на капоте сидела рыжеволосая девушка. Добрый знак. Значит, ей понравится.
– Вот такую можешь? – с замиранием сердца спросил он джинна.
– И девушка должна быть в такой простой одежде? Без алмазов?
– Да, блин, не надо мне девушки! Есть у меня уже! Без девушки – можешь?
– С легкостью! Посмотри в окно.
Михаил рванул к окну кухни так, как будто сто чертей гнались за ним с приглашением переселиться на новую квартиру – прямо в круг девятый. У подъезда стоял «форд-мустанг», кабриолет с поднятым верхом, красный, точно сошел с гугловской картинки.
– Он настоящий?!
– Как можешь сомневаться ты в моем могуществе, о жестокий господин мой!
– Ну прости, Хоттабыч, да я… я обалдел просто. Дай я тебя поцелую! Ты самый лучший джинн в мире – так и передай своему Сулейману!
– Обязательно передам! Прощай, мой самый добрый господин! – старик стал медленно таять в воздухе.
– Стой! А ключи?!!!
Фигура джинна продолжала таять, волна разочарования затопила Михаила. Когда от старика не осталось и легкой дымки, на его месте, прямо в воздухе, повисли ключи с брелками сигнализации и мустанговской лошадкой. Михаил смотрел на них целую минуту, не смея пошевелиться, потом провел рукой по воздуху снизу и сверху и схватил их правой рукой – ключи были настоящие. «Ёпсель-мопсель! Вот так купил халвы!» – он кинулся из квартиры, сбежал вниз, потеряв один тапок, и подбежал к машине: запах кожи и машинного масла проник в его ноздри, а через них прямо в центр удовольствия, – он почувствовал себя на седьмом небе. Он стоял, тупо улыбаясь, поглаживая корпус машины ладонями, потом тихонько дернул ручку левой двери и уселся на место водителя, положив руки на руль и продолжая улыбаться. Так он просидел минут десять, потом без всякой мысли вставил ключ в гнездо и повернул – мотор заурчал, загорелись индикаторы на панели. Неее, ехать мы сейчас не будем! Он нажал кнопку – складной верх медленно развернулся и опустился. Мысли прыгали у него в голове. А как же ее зарегистрировать? Он открыл бардачок и выудил толстый пластиковый пакет, из которого достал проспекты лучшего в городе автосалона, инструкцию по эксплуатации, договор купли-продажи, квитанцию об оплате с сегодняшней датой и страховой полис. Потом в руки ему попался техпаспорт, в графе «Владелец» было написано «Бэла Бурлакова». Вот так Хоттабыч! Ну и дела! Может надо было… дворец из мрамора… и этот… караван с верблюдами… не, с невольниками… или невольницами… Эх, ты, Дуридом мухосранский! Теперь у тебя уже никогда не будет невольниц! Ни одной. А можно было бы с ней… Ладно, с Белкой отдуплимся.
Михаил жадно втягивал дым сигареты на своей кухне, поминутно выглядывая в окно: «мустанг» был на месте. Господи, а что ж я Белке скажу-то! Она ж мне ни за что не поверит! Джинн из коробки с халвой! Придется соврать что-нибудь. Мог же ты ее купить? Мог. Там и документы все есть. И ты же ей обещал. Ты же ее никогда не обманывал. Интересно, а она тогда тебе поверила? Ни разу ведь не напомнила. Может, и не поверила. Так даже лучше. Ё-маё! А индейка! А рыба! Кувшин! Твою ж, Сулеймана, мать! И Дауда тоже.
– Мишка! Ты дома?
Михаил загасил сигарету и пошел в комнату, закрыв дверь в кухню. На диване лежала Белка, одеяло было опущено до пупа, темно-рыжие волосы струились по плечам, она потягивалась, подняв руки. Он присел на край дивана и положил левую ладонь на грудь девушки. Почему-то ему вспомнилось ощущение автомобильного лака под ладонью. Господи, это же просто железо. И чего ты так радовался. Вот твоя радость – теплая, упругая и сочная. И ее запах для тебя – самый лучший в мире парфюм.
– Выспался Бельчонок?
– Да, хорошо так! Как мертвая спала. Ну не надо, Мишутка. Ну отпусти. Ну потом. Мне в ванную надо. И есть хочу – ужас! Ты обещал обед приготовить.
– Разве я тебя когда обманывал?
– Нет. Ты у меня хороший. Сосисок купил? Ну и ладно. Я потом чего-нибудь приготовлю. А сладкого чего-нибудь принес?
– И сладкого. И разного-всякого.
– Ну ты умничка у меня! Я быстренько щас – в душ – грей сосиски.
– Ладно.
Михаил зашел в кухню, метнулся к окну – «мустанг» был во дворе, сердце стало на место. Он достал из ящика самый большой нож, разрезал индейку и поставил греться в микроволновку, взял кувшин и понюхал – пахло сухим вином. Курить хотелось страшно, он вытащил сигарету и уселся на стул. Ду-ду-ду, бу-бу-бу, ты ж еще ничего про обед не придумал. Открылась дверь, и в кухню вошла Белка в коротком белом махровом халатике.
– Мииишка! Это ты такой обед приготовил?! Ты что – мне изменил и заглаживаешь вину? Признавайся! Как ты это сделал? И с чего вдруг?
– Нууу… понимаешь, Бельчонок… я подумал, что неплохо бы… отметить…
– Что отметить? Я такой роскоши в жизни не видала! Даже в Шарме.
– Нууу… сегодня… Сегодня же наша с тобой годовщина!
– Какая годовщина?
– Той грозы… помнишь? Уже год прошел. Ты сидела на лавочке, в прозрачной блузке. И лифчик ты ведь специально не надела? А дождь ее намочил. Блузку. И мы пошли ко мне, кофе пить.
– И ты первый раз надругался над бедной девочкой! Конечно, я помню! Глупый ты какой – разве девушка может такое забыть. А вот как ты день запомнил?
– Ну, это очень просто. Это было семнадцатого числа. Я потом вспомнил песню Высоцкого «Где мои семнадцать лет». Вот и все.
– Ты не перестаешь меня удивлять, Мишка! Я бы никогда не подумала, что ты запомнишь день.
– Ну что тут странного. Кто я был раньше – Дуридом-Дуридомом. А потом все как-то изменилось. Как по волшебству. Началась новая жизнь. Разве можно такое забыть.
– Так ты думаешь, что это я изменила? Твою жизнь.
– Конечно, Бельчонок. А кто же еще.
– А как? Я же ничего не делала. Почти. Ну, кроме еды.
– Ты просто была со мной. Это очень важно знать, что ты кому-то нужен. Что кто-то о тебе думает. Ты же обо мне иногда думаешь, Белка? Когда мы не вместе.
– Я думаю, Мишка. Думаю, где ты сейчас, что делаешь. Ел ли ты. Не забурился ли куда с Тимкой. Когда вернешься. И будешь ли ты еще меня любить завтра.
– Вот ты глупая моя. Я буду любить тебя всегда.
– Правда?
– Правда.
– Ладно, посмотрим. А что это ты наготовил? Ты выучился на повара? Тут столько всего! Так вкусно пахнет!
– Ну… это не я, – Михаил достал из микроволновки индейку, – пока ты спала… я позвонил в «Тюбетейку» и заказал там все. С доставкой. Чтобы отпраздновать.
– А что это в кувшине? Вино? Так мы сейчас будем пить вино? Ты задумал меня напоить? И надругаться? Признавайся.
– Не, давай вино на вечер оставим. Не скиснет.
– Так ты, подлец, и не хочешь надругаться?! А я то думала…
– Белка. Ты вроде была голодная.
– Я и есть голодная! Щас тебе что-нибудь отгрызу!
– Что?
– И не надейся! Ухо твое дуридомское. Или нос.
– Нашла, что грызть. Индейка вон стынет. Будешь? С кетчупом?
– Еще как буду! Все буду!
Они лежали на диване, иногда тихонько прикасаясь пальцами друг к другу.
– Какой обед волшебный был, Мишка! Как в сказке!
– А ты какие сказки в детстве любила?
– Нууу… про Золушку там. Разные. А ты?
– Я любил «Тысячу и одну ночь». Ты читала?
– Наверно. Кино больше помню. Мы с тобой смотрели.
– А я недавно заглядывал.
– В сказки?! Правда? И что читал?
Михаил поднялся, достал со стола планшет, клацнул AlReader и нашел закладку.
– Вот, смотри. «Госпожа Бадр аль Будур, дочь султана, направляется в баню, и пусть никто не выходит из своего дома, не открывает лавку и не глядит из окна! Опасайтесь ослушаться повеления султана!»
– Ну ты развратник, Мишка! И в сказке такое нашел! То-то ты ко мне в ванну все время заглядываешь!
– Погоди. «Все люди толкуют о ее красоте и прелести, и предел моих желаний посмотреть на нее».
– Предел?! Посмотреть? Ой, уморил!
– А что. «Его ум был пленен этой девушкой, и любовь к ней ошеломила его; страсть к ней захватила все его сердце».
– Так ты б сразу про страсть и читал! И что там дальше было?
– Дальше была волшебная лампа. Аладдина.
– Так ты думал, что ты Аладдин? И собрался за царевной в бане подсматривать?
– Белка.
– Что.
– Вот я тебе только что прочитал. Как царевну звали?
– Ба… Бу… не помню.
– Бу… Ду… Бадр аль Будур.
– И что?
– А то, что у нее такие же инициалы, как у тебя.
– Надо же. Прикольно. И что?
– Это про тебя и написано.
– Так я теперь буду царевна?! А страсть – это тебя охватила?
– Конечно. Прям взяла так и охватила.
– Вот так?
– Ух, блин, полегче чуть. А то до конца сказки мы с ним не доживем.
– А что там в конце будет?
– Известно что. «И они исполнили свои желания». Там всегда такой конец.
– Такой конец мне нравится! Хороший такой конец! Твердый. Упругий. Чего это он, а? Хочет чего-то? Спроси у него.
– Да он мне сразу и сказал.
– И что сказал.
– Ну что концы хотят – хоть в сказке, хоть в жизни. Ласки. Как коты.
– Ах ты кот мой такой! Ну давай, котенок, иди ко мне. Вот, молодец. И все-то ты уже знаешь – и заходить куда, и делать что. Ну поделай немножко. Нравится тебе так? Нравится тебе киска? Вижу, что нравится. Ну не спеши, мой хороший, мой ласковый, котяра ты беспризорный, иди к маме, она тебя накормит, приголубит, погладит, поцелует. Не, Мишка, это потом. Давай я сначала. Давай. Ну куда же ты?! Не бросай меня!
– Погоди минутку, я щас, – Михаил бросился на кухню, схватил банку с халвой и вернулся в комнату. Он склонился над девушкой, распахнул на ней халат и стал крошить на нее халву – на соски, дорожкой вниз, к пупку и дальше, потом стал слизывать крошки языком, опускаясь все ниже и ниже, раздвинул ее бедра руками и устроился между ними. Белка глубоко задышала, живот ее ритмично поднимался, пока она не выгнулась дугой, дернулась и сжала коленями уши Михаила, потом отпустила и брыкнула его пятками.
– Белка! Ты так пяткой глаз мне выбьешь когда-нибудь. Буду как одноглазый пират. И ты меня бросишь.
– Ты мой любимый пиратище! Иди ко мне! Иди сюда, – девушка сдавила его шею руками изо всех сил.
– А потом задушишь еще. Буду как пират на нок-рее испанского галеона – с высунутым языком.
– Ну ты болтун какой у меня, Мишка! Язык у тебя без костей!
– Так тебе еще с костями хочется? Развратница малолетняя.
– Ну перестань! А то палучишь!
– А что?
– А что ты хочешь?
– Да ничего нам не надо. Полежим просто. Тихонько так.
– Вот брихун ты мой сладкий!
– Это ты у меня сладкая. Вся. Липкая. Вкусная. Мечта Аладдина просто.
– Ну это ты меня такой сделал! Была себе скромной девочкой. А теперь что. Стыдно подумать даже, что ты со мной вытворяешь. Помнишь, ты туда банан засунул? Ужас!
– Ну какой ужас, если тебе понравилось.
– Не говори так! Подлец ты дуридомский.
– Ну и ладно. Умолкну навсегда. Превращусь в камень.
– И язык? Не, ну в камень не надо! Мало того, что Дуридом, так еще будешь каменный. Что я с тобой буду делать.
– Что всегда царевны делают.
– И что они там у них делают?
– Вот, слушай: «И поцеловала его в уста, и поцеловала ему руки, и не оставила на нем места, которого бы не поцеловала».
– Та не ври! Это в сказке так пишут?! Не верю. Ты сам придумал!
– На, читай.
– Точно. Сдуреть можно! Царевна, а туда же. И как ей не стыдно. Ну ладно я. Медсестра простая. А то царевна! А потом чадру на голову и пошла себе в мечеть. Или там на базар. Или в баню. А сама бесстыдница. А хочешь, я что-нибудь бесстыдное утворю?
– Не, Белка, ну ты что, не надо. Потом тебе будет стыдно. Зачем это мне тебя мучить. Полежи, отдохни просто.
– Вот ты какой, Мишка, сердобольный! Мучить ему меня жалко! С каких это пор? Как будто ты это не любишь. Помучить бедную девочку.
– Ну можно иногда. Если ей это нравится.
– Так она тебе и сказала!
– Ну и пусть не говорит. Я и так знаю.
– Откуда это?
– А она мне свой сон рассказывала – как ее пираты к пальме привязывали.
– Ну, то ж сон! Мало ли, что может присниться.
– Сон – исполнение нашего желания. Даже если мы о нем не знаем. Или прячем от себя.
– Ну да! Откуда ты знаешь.
– «Толкование сновидений» читал. Фрейда.
– Господи, ужас какой! Мне иногда такое снится! Думала – кошмар, а оказывается…
– И что за кошмар?
– Да разные бывают. Ты иногда со мной во сне такое вытворяешь, что тебе и в голову не придет.
– А ты скажи. Оно и придет.
– Ну ты что! Я тогда умру от стыда!
– А ты что делаешь. Во сне.
– И я тоже. Делаю. Так бы себя и выпорола за это.
– Так давай лучше я.
– Ну Мииишка! Сам палучишь щас!
– Ну давай уже. А то все только обещаешь.
– Знаешь, мне как-то приснилось… что я засунула кончик я… Нет, я не могу такое сказать.
– Так попробуй. Сделай.
– А ты закрой глаза!
– Ладно. Уже.
– И не открывай!
– Ну давай уже.
– Чувствуешь?
– Ох ты и придумала! Это тебе наснилось такое?
– Ну да. Нравится ему так?
– Волшебно просто! Давай еще!
– Ну хватит, Мишутка. Стыдно так делать.
– Зато приятно как! Ну давай еще немножко.
– А ты никому не расскажешь, что я так делала?
– Да никада!
– Ну ладно. Вот. А ну стой. Придумала! Я туда халвы немножко засуну, а потом… Вкусно! Ну не дергайся так! Ну ты что! Уже! Я теперь вся и в халве, и в… Вот подлец! Ну на кого я теперь похожа!
– На кошку в сметане. С халвой.
– Ну убью тебя! Еще и издевается! Над бедной девочкой. Не буду так больше тебе делать!
– Ну что ты, Бельчонок, кошка ты моя ласковая. Иди ко мне, полежи со мной.
– Умоюсь щас.
– Так полежи. Тебе так идет.
– Палучишь!
– Ну правда. Мне так очень нравится. Дай я тебя щелкну.
– Да я тебя задушу щас!
– Ну Бельчонок! Ради юбилея. Ну пожалуйста. Один раз.
– Ага, один раз. И на экран поставишь.
– Ну ты что. Спрячу. Никому не покажу. Клянусь!
– Ну ладно. Щелкай. Только я глаза закрою. Будто это и не я.
– Ладно, – Михаил взял смартфон, открыл камеру, – Белка, смотри! Ну вот, молодец. Классно получилось. Глаза как у испуганной газели. Назовем файл «Царевна Будур ест халву со сливками».
– Вот гадский ты Дуридом! Опять по-твоему вышло! Прячь уже. Пока не передумала. Пошла я умываться.
Михаил вышел в кухню, выглянул в окно, вздохнул с облегченьем и с удовольствием закурил, потом вернулся в комнату и упал в кресло. Вернулась Белка, уселась к нему на колени и обняла рукой за шею.
– Надо тебе отомстить как-нибудь.
– Давай. Что ты хочешь.
– Да ничего не хочу. Хочу только, чтоб ты у меня всегда был. Вот такой подлец дуридомский. Мучитель мой ласковый. Бесстыдник ты мой любимый.
– Совсем ничего не хочешь?
– Нет, Мишка. Я наелась. Просто так посижу.
– Слушай, Белка, забыл совсем.
– Опять что-то придумал? Говори уже.
– Я ж тебе игрушку купил.
– С вашего сайта? Опять? Неприличную?
– Да нет. Лучше.
– А что?
– Клубную карточку.
– И что за клуб такой?
– «Мухосранские лошадки».
– Ну Мииишка! Не говори так! А то не буду больше так становиться! Никогда!
– Погоди, достану щас. Вот, – он вытащил из заднего кармана техпаспорт и дал девушке.
– Форд? Мустанг? Кабриолет? Красный? Прикольная карточка. Девчонки на работе умрут. И на меня выписана. Номер с тремя семерками. Как ты это сделал? На принтере? Вы такие принтеры теперь продаете?
– Белка.
– А.
– Это не карточка. Я пошутил.
– Да я знаю, что ты пошутил. Говорю же – прикольно. Спасибо.
– Он настоящий.
– Кто?
– Техпаспорт.
– Мишка, ну как он может быть настоящим! К настоящему же машииина должна быть!
– А ты разве не хотела машину?
– Ну хотела. Я вот закончу учиться, пойду работать. Врачом. Накопим денег…
– Врачом, говоришь. На «форд-мустанг». Кабриолет.
– Нууу… можно хюндайчик купить. Маленький.
– Красный?
– Красный.
– Так у них нет кабриолетов.
– Мишка. Ну не подкалывай меня. Мне так хорошо сейчас. Спокойно. Я наеденная. Попьем чаю сейчас. Там же столько сладкого! Ты так классно все устроил! Спасибо тебе, мой хороший.
– Чаю, говоришь. Ладно. Пошли чай пить.
Они поднялись и пошли на кухню, Михаил поставил чайник, а Белка стала перебирать на блюде восточные сладости, облизывая пальцы.
– Белка! Посмотри-ка в окно – прикол какой.
Девушка подошла к окну и посмотрела вниз, потом повернулась к Михаилу и вперилась ему в глаза, взяв его руками за плечи и тряхнув раза три.
– Мишка! Ты хочешь, чтоб я умерла?!!!
– Да что ты, маленькая. А кто ж нас холить-лелеять будет.
– У нее же номер – как на твоей карточке! Три семерки! Или это техпаспорт?!
– Ну я же говорил – это техпаспорт.
– Настоящий?
– Настоящий.
– И что это значит?!
– То и значит.
– Что – то? Что Бэла Бурлакова – владелец этой машины?!
– Ну да. Если она не возражает.
– Она щас тебя задушит совсем! Этого не может быть!
– Почему?
– Потому что этого не может быть никогда!!!
– Логика железная. А это тогда что? – Михаил достал из кармана ключи с мустанговской лошадкой. Белка схватила ключи и нажала на кнопку сигнализации – та квакнула и стала завывать на весь двор.
– Еще раз нажми!
– Так это твоя машина?!!!
– Это твоя машина. Сколько можно объяснять.
– Правда?!
– Правда.
– Так чего мы стоим – побежали!!! – Белка рванула к двери.
– Стой! Ты же в халате!
– Да черт с ним!
– И без трусов!
– Обойдусь!
Михаил достал сигарету, неспешно закурил и отправился вниз. К тому моменту, как он дошел и докурил сигарету, Белка успела усесться за руль, включить зажигание и стала нажимать кнопки на панели: замигали фары, заерзали дворники, и верх медленно стал подниматься.
– Мишка, залазь скорей!
Михаил обошел машину и сел справа, Белка обхватила его шею и стала целовать, потом повернулась, нажала кнопку – верх опять опустился; она перебралась на правое сиденье и уселась верхом.
– Мишка! Я такая счастливая! Вот эта лавочка, на которой я сидела год назад, а ты все боялся меня пригласить к себе. А теперь мы вместе. И ты не забыл про этот день. И сделал мне такой подарок! Я до сих пор в себя не пришла. Я даже не знаю, что сказать. Все как-то так… как в сказке. Про Аладдина. А ты – как волшебный чайник: я тебя потерла немножко и… ррраз! Стой! Мы же чай не попили! Пошли?
– Пошли.
Михаил зашел в кухню – она была заполнена облаками дыма.
– Хоттабыч? Габдуррахман? Ты? Опять? Тьфу, блин, я же чайник поставил!
Михаил выключил чайник и включил вытяжку, Белка взялась за чашки, но поминутно выглядывала в окно и вертела в руках ключи с брелками.
– Так я опять теперь буду лошадкой?
– А ты не хочешь? Дикой такой. Мустангом. С пушистым хвостом.
– Мишка! Да я и так хочу, без твоих сумасшедших подарков. А сейчас даже не знаю, что с тобой еще сделать. Ты придумал? Что ты хочешь? Я на все согласна. Делай, что хочешь. Сейчас.
– Ну поцелуй меня, Бельчонок. Скажи, что ты меня любишь.
– И все?!
– Нет. Скажи, что всегда будешь меня любить.
– Нужен ты мне сто лет. Любить еще тебя, Дуридома.
– И правильно. Зачем я тебе нужен. Станешь вот врачом…
– Да я тебя просто обожаю! Я буду любить тебя всегда, пока… пока ты сам меня не бросишь.
– Вот ты дурында у меня какая. Чего это мне тебя бросать.
– Ну и дурында. Но любимая?
– Любимая. Без трусов, правда, но любимая.
– Ну Мииишка!!!
– Ну наливай чай, да поедем катнемся.
Михаил стоял в холле, Белка вышла из комнаты в короткой джинсовой юбочке и желтом топе, волосы были заколоты сверху темными очками.
– Мишка.
– Что.
– Давай в больницу заскочим, а потом поедем покатаемся.
– Зачем в больницу.
– Я там блокнот свой забыла.
– Белка.
– Ну что.
– Да нет у тебя никакого блокнота. Скажи уж прямо.
– Ну говорю. Прямо.
– Да без проблем. Заедем. Подними-ка юбочку.
– Ну и на!
– Вот умничка ты у меня. Как в Шарме. Но дома ты еще так не ходила. Без ничего.
– А я вот хочу! Ты против?! Стесняться будешь?
– Не говори ерунды. Зиппер вон уже бунтует. Пошли быстрей, а то он крепится из последних сил.
Белка завела мотор, сложила откидной верх и потихоньку вырулила со стоянки перед домом, Михаил сидел рядом, положив руку на ее правое колено.
– Не волнуйся, Бельчонок, все будет хорошо. Да она и застрахована. Едем в больницу. Тебе руль – мне музыка, ок?
Он вставил в плеер флешку, потыкал кнопки и нажал «плей». Ангус Янг дернул пару раз струну, Брайан Джонсон спросил на всякий случай, готовы ли они, и зазвучал «Rock Or Bust»: «We turn the amps up high. The crowd’s gonna hit the sky». Басовый барабан утробно бухал, гитары спорили между собой, кто лучше, Михаил откинулся на спинку сиденья. Ну, вот он, апофигей нашего апофеоза. AC/DC в Мухосранске. Ты в «мустанге». Рядом с тобой девчонка, лучше которой нет. Он поднял ладонь по бедру Белки и чуть раздвинул ей ноги, ветер свистел у него в ушах, мотора не было слышно вообще. Ну когда еще тебе было так хорошо. На улице. Никогда. Удовлетворив жлобоватое желание побухать музыкой во всю ивановскую, он прикрутил звук и закурил, выставив правую руку с сигаретой за борт «мустанга»; левой рукой походил по смартфону, нашел фото Белки с замурзанной мордашкой и, тайком посмотрев, убрал.
– Are you okay, baby?
– Мишка! Не отвлекай меня! Я и так вся… напряженная.
– Да я чувствую, что ты напряженная.
– Ну убери руку, ты меня отвлекаешь! Я не о том думаю.
– Нормально едешь. Вон уже и больница твоя. Заруливай.
Белка медленно повернула направо, заехала на стоянку перед районной больницей, аккуратно припарковалась, выключила мотор и вытащила ключи, посмотрелась в зеркало, поправила волосы и вышла из машины.
– Белка! Ты ж музыку выключила! Оставь ключи.
– Ну ты что, Мишка, не понимаешь ничего совсем?! – девушка просунула указательный палец в кольцо и повертела ключами.
– А, ну да, не подумал. Ну давай, не долго там.
– Да я быстренько!
Михаил тоже вышел, оперся о капот, скрестил ноги и закурил. Минут через пять на втором этаже открылось окно, и из него высунулись три фигуры в белых халатах и шапочках. Он демонстративно отвернул голову и стал пускать дым кольцами. Ну, процесс пошел. Вот удачный день. Пусть порадуется Белка. Не часто ты ее радуешь. То пиво с Тимкой, то посуду не помоешь, то носки побросаешь, где попало. Надымишь вечно. Он взял окурок двумя пальцами и щелкнул его в сторону урны. О, попал. Говорю – удачный день. И халвы поел. И Белка поела. И фото сделал. В сметане. Первый раз. Хорошая она у тебя. Кошка. Или лошадка? Ну и лошадка тоже. Кем только она у тебя не была. Так твои желания исполнились? Не, ну грех жаловаться. Кто тебе еще так делать будет. Где ты такую еще найдешь. Зачем тебе сорок невольниц. Хватит и одной. Бэла Будур. И где это, кстати, ее черти носят. Он посмотрел на часы – прошло уже полчаса, в окне никого не было. Придется идти доставать ее оттуда.
Михаил пересек стоянку, поднялся по ступенькам и вошел в вестибюль. На стенах висели старые плакаты про грипп и СПИД, в очереди в регистратуру стояло три человека. Он повернул направо и нашел лестницу, взялся за поручень и поднял голову – сверху, постепенно удлиняясь, спускались ноги в лодочках, закончились они двойной строчкой подола джинсовой юбки.
– Белка! Ну сколько можно ждать. Катаемся, называется. На «мустанге».
– Ну Мишутка, ну не злись. Они как прицепились! Что да как да откуда. Еле отвязалась. Надоели прям.
– Да ладно. А где у вас тут гардероб?
– В цоколе. А тебе зачем? Он и закрыт летом.
– Пойдем проведаем.
– Ну ты что! На работе! Ни за что!
– Ну пошли. По-быстрому.
– А если зайдет кто? Ты хочешь, чтоб я умерла?!
– Так это ж больница. Подружки тебе не дадут умереть. Пошли.
– Ну я не знаю, Мишка, что это ты такое придумал. То ж ночью было. Не было никого. А сейчас день еще. Стыдно знаешь как!
– Ну иди сюда. Послушай. Я же тебя знаю. Ты и сама хочешь. Разве нет?
– Ну не говори так! Еще бы ты меня насильно заставил, бедную девочку, а то я сама хочу.
– Все, пошли вниз!
Михаил поймал ладонь девушки и потянул ее за собой вниз по лестнице. В гардеробе был полумрак, свет проникал только из пыльных окон, на решетке висел замок.
– Да тут и закрыто, Мишка! Даже за барьером не спрячешься!
– Ну ничего, Бельчонок, не бойся. Нет никого. Берись руками за решетку. Так, поднимаем юбочку… Какая у тебя все-таки классная попка! Хвоста не хватает!
– Ну чего ты кричишь на всю больницу! Давай уже его. Быстренько. Вот подлец. Опять надругался. Прямо на работе. Прямо днем. Ну скорей, – юбка задвигалась навстречу джинсам, – ооой, ну Мишка, ну потекло все! По ногам прямо! Ну как я теперь до туалета дойду! А вдруг главврача встречу.
– Ты ж кричала: скорей, скорей. Вот тебе и скорей. Не нужно тебе в туалет. Поехали уже.
– Ты что! Это я так буду выходить?! С работы?!
– Да не видно ничего. Не бойся.
– Так запах!
– Тебе не нравится?
– Да нравится! Но любая ж кошка за три километра учует, чем я сейчас занималась. Сразу.
– Ну и будешь гордиться.
– Ну Мишка! Стыдно так! Я ж тут старшая медсестра все-таки! Как я на них потом смотреть буду!
– Наденешь темные очки. Пошли.
– Вот ты! Ну пошли. Не ночевать же здесь.
В вестибюле Белка обеими руками взяла Михаила под руку, очки надевать не стала, наоборот – с гордым видом вертела головой по сторонам, хоть и пыталась все время одернуть юбку.
– Анна Сергевна, здрасти! А я тут на работу заскочила на пять минут. С Мишей. Блокнот свой забыла. Уезжаем уже. До завтра!
На стоянке девушка почувствовала себя свободней, обошла вокруг машины, нагнулась над правым передним колесом, уселась за руль, включила зажигание, опустила складной верх, потом подняла его, – бухнула музыка, окно на втором этаже снова наполнилось белыми халатами.
– Ну Мишууутка! Поехали уже! Опоздаем! – Белка говорила громко, поглядывая на окно, потом резко газанула, мотор чуть не заглох, но справился, «мустанг» резво вырулил на дорогу.
– Ну что, Бельчонок, все хорошо? Нормально руль крутится? Ты довольна?
– Теперь салон будет тобой пахнуть!
– А ты что хотела. Диором чтоб пахло?
– Мишка, да я шучу! Я так рада! Девчонки умерли просто все! Спасибо тебе, мой хороший!
– За что.
– Что ничего не спрашивал. Дал мне попонтоваться. Так хотелось! Мы с тобой теперь друг друга и без слов понимаем. А помнишь, год назад, – я к тебе все приставала с вопросами разными, а ты не велся никак. Такой ты был Дуридом!
– Да уж был.
– Мишка, а скажи честно: если б не дождь тогда – ты б меня так домой и не пригласил? Так и мямлил бы все. Привет-привет.
– Нет, наверно. Откуда я знал, что ты хочешь. Я и представить не мог, что так будет. Сидел бы, пялился в монитор, да писал приветкакдела черт знает кому. Странно это все.
– Что?
– Ну, жизнь. Нет бы, подойти и сказать: Белка, ты такая красавица…
– А я правда красавица?
– Ты самая красавица из всех. Особенно когда без трусов. На улице.
– Ну Мииишка! Убью щас тебя!
– А руль кто держать будет. Смотри вперед. И раздвинь немного ножки.
– Зачем это еще?
– Проверим, как там у вас с бельчонком дела. Как он поживает.
– Да он поживает! Голодный! Ты ж над нами надругался и бросил. Мокрых.
– Ну… уже вы и не мокрые. Сухие совсем. Пушистые.
– Ну не надо сильно, Мишка. Потихоньку. Чуть-чуть.
– Ладно. Едем.
Они миновали центр, проскочили окраины и выехали на трассу; вокруг расстилались поля с уже скошенным сеном, небольшие стога которого были расставлены словно шашки. Ветер кормил их запахом клевера, свистел в ушах и трепал волосы. Хорошо едем, с ветерком. Так бы ехать и ехать. Пивчика бы еще холодного. Потом закурить. Музычка. Сено пахнет. Мечта Остапа Бендера. Вот «антилопу» тебе Хоттабыч подогнал. Гну. Что Вам еще надо для счастья, Шура. Да ничего. Не хочу я в Рио, не надо мне белых штанов. Мне и здесь хорошо.
Белка сжала бедрами его ладонь и заерзала на сиденье, машина вильнула.
– Ой, Мишка, не могу больше! Ой, пусти, а то я щас…
«Мустанг» резко повернул влево, пересек осевую, встречную, соскочил с дороги, зашуршал новыми шинами по сухой пашне, поднял хвост пыли, но не остановился, а продолжал рваться вперед, на волю, в пампасы.
– На тормоз дави – не на газ!!!
– Ааааааааааааа!!!
Машина с разбега ткнулась мордой в стог сена, верхушка его закачалась и рухнула на капот и в салон, мотор заглох. Михаил судорожно загреб руками, выбрался наружу, оббежал вокруг, открыл левую дверь и вытянул девушку за руку – она плавно скользнула на спину и осталась лежать с закрытыми глазами и разбросанными руками.
– Белка!!! Бельчонок! Ну очнись, маленькая, ну я тебя прошу! Ну пожалуйста!
– Мишка.
– Ох, слава богу! Как ты? Все цело? Подвигайся.
– Мишутка.
– Что с тобой? Говори скорей!
– Ну какая я у тебя дурында.
– Ну, есть немного. Да это не страшно. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. Мне так хорошо! Никогда еще так не было!
– Вот ты Кончита моя любимая! Получишь щас по заднице!
– Да я согласна. Давай. Только колется везде.
– Где?
– Где-где, в… там. Сам не понимаешь?
– Как ты меня напугала! Ты можешь двигаться?
– Да я в порядке, Мишка. Я просто обалдела немножко от всего этого. Сумасшедший день! И ты мне так хорошо сделал! А я с дуру на газ нажала. А машину как жалко!
– Да ничего с ней не случилось – сено. Пожует мустанг, и поедем домой.
– Правда?
– Конечно. Все хорошо. Помыть только надо будет, а сено ветер выдует из салона. А ты вставай – попрыгай, чтоб из тебя повыпадало.
– Ну погоди. Полежи со мной. Не хочу вставать. Хорошо мне. Сеном пахнет. Клевером. Землей. Летом.
Михаил встал с колен, выгреб с водительского места остатки сена, сел и повернул ключ – мотор заурчал. Так, задний ход. Пошла, пошла, родная, молодец, хорошая конячка. Он отъехал на несколько метров, остановился, вышел и обошел машину вокруг – все было цело. Он заглушил мотор, подошел к обрушенному стогу и упал в него спиной.
– Иди сюда, Бельчонок. Полежим тут.
– Мы еще никогда с тобой в сене не были.
– Ну вот есть. Хорошо, правда.
– Чудо как хорошо. Ветерок. Ты рядом. Мягко. Я наеденная. Машинка моя любимая цела. Даже и нечего желать больше. Может поесть бы только.
– Так у нас еды еще вагон остался.
– Точно! И готовить не надо! И сладостей еще сколько! И фрукты! Поедем домой?
– Конечно, маленькая. Приедем, сводим тебя в душ, помоем, вытрясем из тебя солому. Из разных мест. Накормим. И уложим на диван отдыхать.
– И все? И больше ничего делать не будешь?
– Не, ну можно по заднице тебе надавать. Легонько. Ты согласна?
– Ну согласна, что делать. А потом?
– Потом кино посмотрим.
– А какое?
– Про Аладдина можно.
– А у тебя есть? Новый?
– Да есть там один в заначке. Немецкий. Неприличный, правда.
– И там исполняют все желания?
– Ну конечно, как же иначе.
– А что они там хотят?
– Нууу… по-разному хотят. А ты как хочешь?
– Даже не знаю, Мишка. Это же ты у нас придумщик. Вот и придумай что-нибудь. Новое.
– А ты сама уже и придумать не можешь?
– А зачем, когда ты у меня есть. Мне все нравится, что ты придумываешь.
– Все-все?
– Ну да.
– И ты на все согласна?
– Согласна… Ага! Так ты уже опять что-то новое придумал?! По глазам вижу! А ну говори! Быстренько!
Михаил прижал губы к уху девушки и зашептал.
– Ну Мииишка! Палучишь ты у меня! Поехали домой скорей!
***
В оформлении обложки использован шрифт Moonlight Regular, © Alexandra Gophmann, иллюстрация картины Luis Ricardo Falero «The Wine of Tokai»