Аэропорт напоминал пустырь, что возле Щербаковских бань.

Залитую солнцем асфальтовую дорожку, как шкуру леопарда, пересекали тени елок. На горизонте алели черепичные крыши. Вдалеке гудел невидимый катер.

Красноперов уныло стоял возле трапа. Затем, в последний раз оглядевшись, шагнул на ступеньку.

Тотчас же из-за отдаленного пакгауза выбежали двое. Один – в распахнутом драповом пальто. Другой – изящный, маленький, в плаще. Они бежали рядом, задыхаясь, перегоняя друг Друга.

Бегущие приблизились. Красноперов узнал Дебоширина и Трюмо.

– Черт возьми, – прокричал Дебоширин, – едва не опоздали!

– Я кепи уронил, – сказал Трюмо, – но это пустяки. Надеюсь, его поднимет хороший человек.

– Друзья мои! – начал Красноперов. Волнение мешало ему говорить. Прощание было недолгим. Трюмо подарил Красноперову ржавый гвоздь.

– Это необычный гвоздь, – сказал Трюмо, – это – личная вещь Бунина. Этим гвоздем Бунин нацарапал слово «жопа» под окнами Мережковского. Бунина рассердило, что Дмитрий Сергеевич прославляет Муссолини.

Дебоширин тоже сделал Красноперову подарок. Вручил ему последний номер газеты «Известия». Там была помещена заметка Дебоширина о росте в мире капитала цен на яхты.

У Красноперова сжалось горло. Он взбежал по трапу и махнул рукой. Затем, нагнувшись, исчез в дверях салона.

– Кланяйтесь русским березам, – выкрикнул Дебоширин, – помните, у Есенина?..

Но его последние слова растворились в грохоте мотора.

Крылатая тень, не оставив следа, пронеслась над землей.