Прошло какое-то время, прежде чем я смогла свыкнуться с мыслью, что бабушка отступила ненадолго, и я могла выдохнуть. Все продолжалось, как и обычно, хотя порой замечания кое-кого кололи меня даже больше и обиднее, чем раньше. А мистер Д’армэ решил видимо довести меня своими приставаниями совершенно до безумия, и потому придирки были постоянными, грубыми, но как ни странно всегда по делу, потому что этот невозможный мужчина везде находил даже малейший недостаток. Первое время я злилась и неистовствовала, но потом это даже пошло мне на пользу, я просто не могла уже обижаться на него, когда тебя отчитывают десятки раз за день и, судя по смешкам, я стала девочкой для битья.

Каждый раз я стояла, слушала всё это и спрашивала себя: доколе? Доколе всё это безобразие будет происходить? И доколе я буду это терпеть? Стоит ли мне сейчас взбунтоваться и кааааак высказать ему все это? Что мол это как-то совершенно меня не устраивает. Наверное, нет… если не воспринимать всерьёз все его слова, а пропускать через себя, то становится легко и не обидно, будто бы и молчит. Но совершенно непонятно: собственно, в чем проблема то? Из такого поведения мистера Д’армэ можно сделать два вывода, как мне кажется: либо я чем-то его ужасно разозлила (покусилась на его семью, разбила любимую вазу, али ещё что), либо он испытывает ко мне симпатию. Оба варианта были странными. Первый оттого что, что, когда мы расстались утром того дня, мистер Д’армэ хоть и был немного уставшим и не выспавшимся, был весьма мил и радушен, улыбался и прямо-таки излучал позитивную энергию, правда не захотел отдавать моё свадебное платье… сказав, что он его сжёг. Ага. Ночью. От испуга. Потому что принял за привидение. В купальне. Пришлось поверить, потому что другого варианта как-то не было. Не любуется же он там на него, ей-богу? Второй вариант казался мне ещё более нелогичным, я о таком слышала и в романах читала, но вот всегда была несколько удивлена, услышав подобное. Это же так нелогично, что тебе кто-то нравится, и ты вместо симпатии пытаешься обидеть или задеть этого человека. Разве это правильно? Разве что… вдруг пришло мне в голову, пока я смотрела на то, как рот мистера Д’армэ распахивается и закрывается, как сменяются эмоции на его лице, как он взмахивает руками, видимо пребывая в каком-то совершенном экстазе от того, что он говорил. Разве что он и сам не знает об этом? Нет, это глупо. Он же не глупец? Вот уж точно его я глупым бы не назвала. Тогда может ему не нравятся собственные чувства ко мне? Уже ближе к истине, мне кажется… что ж, это всегда непросто — признавать подобные вещи…

Мне понадобилось довольно много времени, чтобы признать, что меня все же тронул мистер Д’армэ и его неадекватность. Он мне нравился, это было правдой, но это чувство было ещё слабо и неустойчиво. Я рассматривала его со стороны, испытывая странную смесь недоумения и сожаления, ведь вокруг меня находится множество достойных мужчин, но чувство вдруг проклюнулось в моей душе только к одному, продолжающему отравлять мне жизнь. Каждый день я смотрела на свою реакцию на его слова, рассматривала мистера Эвиана Д’армэ и пыталась понять, что я в нем нашла такого, что он начал мне нравится? Может быть я мазохистка? Или что? Это же ненормально, когда ты позволяешь обращаться с собой плохо, особенно если ты женщина, а он мужчина. Ох… нет тут никакой разницы! Все равно нельзя плохо обращаться, какого бы пола не был другой человек. В любом случае это было странно, я должна была возненавидеть его, чувствовать отторжение, отвращение, да что угодно, кроме симпатии. Так что я была также нелогична, как и он. В общем, достойны друг друга…

Я улыбнулась своими мыслям.

— Что с вами не так, Майорс?

Звук все-таки включился.

— А с вами? — Парировала я, он покачал головой в ответ, садясь за стол. Разнос явно был окончен, впрочем, я снова прослушала, что собственно он хотел от меня.

— Идите уже, Майорс.

— Как скажете…

— Вы вообще меня слушали?

— Конечно, — соврала я, не моргнув и глазом, однако мою ложь тут же опознали:

— Ни слова, похоже. Зачем тогда стоило вас чему-то учить у меня дома, если вы все равно не пользуетесь этим? И делаете такое же барахло, как и до этого?

Я изумлённо распахнула глаза, пытаясь припомнить, чему он обучил меня такому, что можно применить конкретно к тому проекту, что валялся сейчас у него на столе и собственно был рассадником всех разносов в моей жизни, ну и ещё пара артефактов, которые мне также надо было сделать по учёбе. Вне зависимости сколько времени и сил было в них вложено, я слышала лишь одно: ты не стараешься, и ты можешь лучше. Насколько я помню, я научилась видеть эмоциональный фон цветами и ещё немного видеть сквозь предметы. А пока и все… или я что-то пропустила?

— Вы похоже так и не поняли.

— Не поняла что?

— Я не буду вам ничего объяснять, Майорс. Наконец то включите собственную голову.

С этими словами и тяжким вздохом меня нагло выставили за дверь. Пришлось, пожимая плечами, отправится восвояси. До самого вечера меня мучали различные сомнения на счёт слов директора, и я снова и снова обращалась взглядом к ненавистному уже кольцу, пыталась вглядеться в него, но ничего не видела, кроме эмоционального фона, уже изрядно подпорченного моими эмоциями, которые не были положительными в процессе его создания. Так что я просто бросила это дело, поморщившись, когда в голове голос мистера Д’армэ произнёс, что я снова опускаю руки, даже не начав. Он уже и в мою голову забрался…

Посреди ночи меня вдруг посетило вдохновение. Я писала конспект, нужный для завтрашней лекции, и вдруг почувствовала это. Дикое желание начать творить. Чувство мне было знакомо и обычное я с ним не спорила, так что отложив все, я просто села делать новы артефакт. Однако в этот раз все было совсем не так. Где-то через полчаса тщетных попыток я изумлённо уставилась на зачатки артефакта в виде броши. Что-то шло не так… я не могла объяснить это. Стоило мне сесть за работу и попробовать сосредоточиться, меня словно что-то останавливало, я будто бы слышала голос, который твердил, что нет, я делаю все не так. И я замирала, вспоминая основы, перечитывая лекцию по артефакторству для порядка и снова берясь за работу, и снова возникало это чувство. Все было не так, привычные правила и законы словно казались мне противоречивыми и ложными, но я все же не решалась их нарушить, кто я такая, чтобы это делать?

Походя по комнате в задумчивости и поразмышляв на тему собственной раздумывательной невнятности, я вернулась за рабочий стол. Я решила попробовать, рискнуть и сделать не так, как надо. Когда я начала делать, я вдруг почувствовала, как надо делать, словно бы мне подсказали. Мои руки вели, вкладывая в них действия и пассы, энергию, я была лишь наблюдателем, которому показывали. Невероятное чувство, божественное. Артефакт вылепливался сам, будто бы подсказывая мне, как сделать его сильнее, мощнее, лучше, и меня пьянило это странное чувство. Порой мой разум хватался за голову и пытался остановить меня, но я решила иди до конца. Я закончила артефакт, когда уже светало, я разглядывала цветок, с помощью магии застывший и никогда теперь не потеряющий своей формы и цвета, завёрнутый в ткань и украшенный бусинами, снизу была булавка, которая крепила брошь к одежде. Я смотрела на артефакт и оценивала его по внутренней шкале, которая существовала для артефактов в моей голове: были артефакты мощные и очень красивые, то есть по всем параметрам очень хорошие для меня, были также и вещи, которые были сделаны быстро, тяп-ляп или наобум, они были не очень хороши. Чаще всего каждый следующий артефакт был лучше предыдущего: красивее, профессиональнее, эстетичнее, а тут… он был лучше всего, того что я делала раньше. Это была новая ступень. Я сделала нечто невероятное, впервые в жизни я искренне собой гордилась. Брошь была простой и очень действенной, проверить у меня получилось её только на кровати, хотя, конечно, она живым существом не являлась. Брошь была защитной, отражала лёгкие проклятия и несложные заклинания. Я от пыталась кровать сжечь, но брошь впитала в себя заклинание, и цветок поменял свой цвет с бледно-розового на насыщенно-алый, а потом, когда я одела брошь на себя, она отдала мне всю энергию впитанного заклинаний. Я была впечатлена.

Придя утром не выспавшаяся, с кругами под глазами на пары, я тут же попросила Инга и Рису испытать на мне что-нибудь этакое, и… это снова сработало. Я была так горда собой, что подошла после пары к профессору Теодоросу, готовая похвастаться тем, что сделала. Я и раньше так делала, он почти всегда был рад помочь ученикам с артефактами, которыми мы сделали для себя, похвалить за проделанную работу или просто разделить с тобой гордость за это. И вроде бы сначала все было как обычно, профессор, поправляя очки и цокая, как обычно он делал, оглядывал мою брошь, держа её в тонких и сухих пальцах, но потом… его лицо вдруг потемнело, между бровями родилась складка, заставляя внутри все тревожно ёкать.

— Что это? — Движения его рук поменялись, и теперь он держал мой артефакт на вытянутых пальцах, словно дохлое животное. — Алексия Майорс, я спрашиваю вас, что это?

Он обратился ко мне на «вы», он назвал меня по фамилии, и он был раздражён, в общем, дело было дрянь… я сглотнула. Неужели он понял?..

— Артефакт?..

— Нет, это потенциально опасный предмет. О что ты вообще думала, создавая его?

Он снова перешёл на «ты», — это радовало, как и то, что большинство учеников уже ушли и мало кто обращал на наш разговор внимание.

— Я просто… просто я подумала, что…

— Что ты умнеет всех? Что ты можешь обойти все правила? Это не так, моя девочка.

С этими словами сухие ладони сжали мой артефакт, а через секунду мне в ладонь высыпали пепел, который остался от броши и обугленную булавку.

— Никогда больше не смей так делать. На первый раз я прощу тебя, сделав вид, что этого разговора никогда не было, но больше такое не повторится.

Я смотрела на пепел в своих руках, ещё тёплый, и не могла все ещё осознать, что это кучка серого вещества — та вещь, которой я гордилась ещё каких-то пару минут назад, я подняла глаза на профессора Теодоруса. Внутри словно что-то умерло…

— Ты поняла меня?

— Он же работал.

— В этом нет никакой разницы. Либо по правилам, либо… — его взгляд выразительно остановился на пепле. — Это было опасно. Он мог рвануть в любой момент и пострадали бы все. Так что… поверь мне, ты не самая умная здесь.

Уже стоя в коридоре и все также задумчиво пялясь на пепел в своей ладони, я чётко знала две вещи: всё, что только что сказал профессор Теодорус — ложь, и то, что я права. Пепел осыпался на пол, отряхивая ладони, я шла по коридору, в голове зрел план. План нового артефакта. Меня душила обида, вперемешку с гневом, потому что на моих глазах только что убили моё детище, да, эти предметы не были «живыми», как например то кольцо мистера Д’армэ, но черт возьми… Это был мой артефакт, и только я имею право его уничтожать, тем более что он был полностью безопасен. Холодный голосок разума уточнил в голове: а собственно с чего я это взяла? И не зазналась ли я, считая, что я и правда умнеет их, людей, которые преподают, которые знают больше, чем я? Это охладило мой пыл, и я, позабыв про все остальные предметы на сегодня, помчалась в свою комнату. Там я свалила тетради и учебники на кровать и вывернула ящик стола, там лежало штук десять заготовок для артефактов, как доделанных, так и находящихся в зачаточном состоянии. Я смотрела на них, и я видела, что из них потенциально опасно, где действительно были нарушены жизненно необходимые для выживания законы артефакторства, а где — нет. Я видела. Это не было моей фантазией или придумкой, я прямо-таки чувствовала, что эти предметы лучше не трогать, раньше я просто их обходила стороной, считая, что они неказисты, или просто не обращая на них внимания, но теперь для меня стало понятно это чувство — это было чувство опасности.

Я выдохнула, облокачиваясь на кровать спиной и устало разглядывая на погром, вытащенный из ящика стола. Я видела. Но что это давало мне на самом деле? Неужто то я и правда считаю себя умнее их? Считаю, что могу видеть то, что им недоступно? Что я лучше них разбираюсь в том деле, где профессор Теодорус преподаёт уже почти полвека? Смешно… но в тоже время не доверять себе у меня не было привычки, я не подводила себя…

Меня рвало на части: мои новые возможности распирали меня, я чувствовала, что это нужно и правильно, что там я найду то, что ищу, что там столько всего неизведанного, что мне хватит до конца жизни искать там истину, но в то же время существовали рамки и нормы, из которых выходить было нельзя под строжайшим запретом. Много умных людей составило рамки и законы, чтобы другие умные люди не калечили себя или других, делая опасные предметы. Но эта брошь не была опасной! А если нет?.. вдруг я ошиблась? Вдруг моя гордыня и тщеславие настолько застили мне глаза, что я не вижу опасности? Вдруг мне просто кажется, что это безопасно, но на самом деле меня только что спали от глупости, от которой могла пострадать не только я, но и люди вокруг меня?

Я снова вздохнула. Сложно… куда идти? За сердцем? Или за общими законами?

Поход за сердцем может окончится печально, все ошибки на мне будут, и за каждую такую ошибку с меня спросят сполна, а если по второму пути… я закрыла глаза. Там нет души и акта творчества, только механика и немного фантазии.

И что же мне делать?

Эти мысли связали мне руки, я так и не смогла больше притронуться к артефактам, как к новым, так и старым. Несколько дней я пребывала в такой прострации от того, что происходило со мной, что вообще с трудом соображала. Я никогда не нарушала правила или, по крайней мере, старалась, а тут я официально пошла на поводу у собственной интуиции, тут же получила щелчок по носу и чёткие указания не высовываться. Намёк был прозрачен и весьма очевиден, как должна быть очевидна и моя реакция на это — подчиниться.

— Да что с вами такое, Майорс? Вы опять меня не слушаете?

Кабинет директора стал мне родным, я перестала мучить обивку кресла, пытаясь вытащить из нее набивной материал, и задумчиво уставилась на разъярённое лицо мистера Д’армэ.

— Что первично: сердце или общество?

— Что? — Его гнев растаял, явив мне совершенно растерянное лицо. — Вы о чём вообще сейчас?

— Если бы у вас был выбор, как поступить: пойти за своим сердцем или сделать как «правильно», как бы вы поступили, мистер Д’армэ?

Мой голос звучал жалобно тихо.

— Что происходит?

— Просто ответьте на вопрос.

— Пошёл бы за сердцем. Предательство себя — худший из грехов.

— А если бы это навредило другим? Если бы это был ошибочны путь? — Я подалась вперёд, ловя его ответ всеми фибрами души.

— Значит таков твой путь. Надо принять за это ответственность. Майорс, что вообще за вопросы?

Я встала и забрала со стола директора аграмант и кольцо.

— Мне нужно идти… правда… — прошептала я под его напряжённым взглядом, а потом, будто оправдываясь, объяснила, — у меня вдохновение…

И пока он не одумался, выскочила за дверь. В последний раз я так носилась по коридорам академии в тот день, когда был бал окончания академии, и когда приезжал Вэрт, мы бегали с ним как сумасшедшие. Скинув все со стола, я решительно достала чистый лист бумаги и начала творить, наплевав на все правила и самого профессора Теодоруса.