Мы ехали в экипаже по ровной дороге, окружённой лесом с двух сторон. Я смотрела в окно на однообразный пейзаж и все думала, что, наверное, это не такой уж и плохой вариант. Последний месяц мы провели с Ингом вместе, путешествуя, встречаясь, посещая некоторые выставки и музеи. Мы старались показать себя с разных сторон и меня все больше отпускало напряжение, связанное с нашей помолвкой. Я не боялась этого: Инг был хорошим почти человеком и меня устраивало в нем практически все. Кроме того факта, что он не был Главой Военной Гильдии по имени Эвиан Д’армэ, но это такие мелочи, о которых я старалась не думать. Я наслаждалась, предчувствуя дружеский милый брак, в котором может и не будет накала чувств, но будет доверие и уважение друг к другу. Могу ли я желать большего?

Последним испытанием становилось знакомство меня с его родителями, а потом знакомство его — с моей бабушкой, и я даже не знаю, за что я волновалась больше. Бабушка идею помолвки с Ингом не восприняла всерьёз, откровенно посмеявшись над моим решением, однако сказала, что даст ему шанс впечатлить её и, только если это случится, даст нам благословление. Как раз сейчас этот быстрый экипаж и отправлял нас в поместье Винро, и я тяжко вздыхала об этом, в волнении заламывая руки, а Инг меня утешал, говоря, что все будет в порядке.

Как ни странно, меня встретили с радостью и улыбками. Миссис Винро, которая, как оказалось и была той, что подарила своему сыну тёмные глаза с вертикальным зрачком, была премилой женщиной, несмотря на хвост, выглядывающий в специальную прорезь на платье. Насколько мне объяснил ещё в экипаже Инг, миссис Винро была ламией, точнее, одной из её разновидностей, мутировавшей и давно живущей среди людей, а оттого уже не опасной. Когда-то ламии были опасными женщинами с острыми клыками и гибким хвостом, они могли очаровать любого своими глазами и потом выпить кровь человека или съесть даже его целиком. Миссис Винро таким, конечно, не занималась, но мне все равно было довольно интересно наблюдать за подобной семьёй и их общением.

В холле небольшого дома меня поприветствовали и проводили в гостиную. Гостиная на втором этаже была преисполнена пастельных цветов, на фоне которых яркая внешность миссис Винро выглядела просто потрясающе. Её тёмные волосы густой волной спускались на плечи и были украшены тонким обручем с зелёными камнями, темноватая кожа была матовой и словно ненастоящей, и резко контрастировала с белком глаз, подчёркивая глубину тёмно-стальных глаз с вертикальным зрачком. Сама женщина была облачена в зелёное платье с корсетом, подчёркивающим тонкую талию. Уж не знаю, сказывалось ли то, что она была ламией или это просто была её природная красота, но, смотря на неё, я ни разу бы не подумала, что она уже мать этого великовозрастного сына, мистер Винро выглядел куда старше её. Он был обычным мужчиной, немногословным, скупым на улыбки и практически не участвующим в разговоре. Он сидел в кресле и методично подкручивал свои седые усы, разглядывая меня немигающим взглядом светлых глаз. Разговор зашёл как раз об артефактах, когда в комнату проскользнул слуга в голубой ливрее:

— Кхм… леди Майорс, к вам пришли.

— Ко мне?

— К ней?

Наши голоса слились в один, мы с Ингом переглянулись, а потом вместе поднялись со своих мест и последовали за слугой. Я недоумевала, кому я могла понадобится вот так срочно, что человек нашёл меня на другом конце страны, да и ещё решил прервать нашу беседу. Я замерла на лестнице, недоуменно оглядывая мужчину, стоящего внизу в холле ко мне спиной, когда он обернулся, я поняла, что это никто иной, как мистер Д’армэ. На секунду я потеряла дар речи, сердце, сладко ёкнув, упало в пустоту, так что превозмогая слабость, я все-таки подала голос:

— Вы? — Я изумлённо замерла, вцепившись в перила. — В чем дело, мистер Д’армэ?

— Не выходи за него.

Голос вознёсся к сводам и затих. Я удивлённо приоткрыла рот, но так и не нашла подходящих слов, лишь взирала на это безобразие, не в силах понять мотивов этого мужчины. Позади меня замерли родители Инга и сам Инг, который вдруг спросил:

— Что вы себе позволяете, мистер Д’армэ? — Они встретились взглядами. — Если вам есть что сказать — говорите.

Видимо слова Инга возымели действие на директора, потому что тот, кинув на него раздражённый взгляд и буквально источая ауру недовольства вокруг, вдруг упал на одно колено передо мной и произнёс:

— Выходи за меня.

Сзади раздался изумлённый вскрик миссис Винро, Инг бросил на меня изумлённый взгляд, также впечатлившись тем, что происходило тут, однако я вдруг поняла, что лимит моего удивления кончился.

— Вы издеваетесь надо мной, мистер Д’армэ? — Я громко вздохнула. — Что вы делаете? По-моему, мы всё обсудили тогда, и вы мне дали понять, что я могу поступать так, как пожелаю. Тогда к чему всё это? Объясните мне, я не понимаю.

Даже коленопреклонённый, Глава Военной Гильдии выглядел гордо и достойно, излучая уверенность в своих силах. Похоже, он даже не сомневался, что сейчас я, едва услышав от него подобные слова, слечу по ступенькам вниз и повисну у него на шее, позабыв про все. Что ж, самое время немного разочаровать его. Свои эмоции он не скрывал, позволяя мне считывать и его предвкушение, и… недовольство, появившееся от моих слов.

— Я передумал. — Был короткий ответ мне.

— Тогда позвольте я кое-что скажу вам. Во-первых, — произнесла я, делая пару шагов вниз по лестнице и рассеяно оглядывая стены, украшенные картинами, — предложение руки и сердца — это именно предложение и его задают вопросом, обычно даже спрашивают: не выйдешь ли ты за меня или не станешь ли ты моей любимою супругой, о которой я буду заботиться до конца дней своих. А то, что вы сейчас произнесли — это что-то ужасное. — Я передёрнула плечами в тонком летнем платье, голос я даже не повышала. — И во-вторых, с чего это вдруг вы решили меня осчастливить собой, а? Может быть для начала стоит сообщить о ваших чувствах мне?

— Алексия, разве это не очевидно? — Мистеру Д’армэ видимо надоело стоять в таком положении, и он встал, отряхнув свою форму, в которой выглядел так серьёзно и строго. — Я только что сделал вам предложение, очевидно, что у меня к вам чувства.

В его голосе послышалась насмешка, все-таки разозлившая меня.

— Очевидно? Может быть тогда по-вашему, я всё это время была также догадываться о ваших чувствах? Играть в «угадай, кому я нравлюсь»? Или «кто нравится нашему директору»? Так что ли? Если я была вам симпатична, разве нельзя было просто заявить на меня свои права, а не вот так врываться в чужой дом и устраивать тут сцены? Что сложного в том, чтобы просто дать понять, что я не безразлична вам?

— Я… — Я взмахнула рукой, абсолютно невежливо перебивая его:

— Просто представьте через что прошла я, гадая, кто я для вас, и зачем вы всё это делаете? Я не умею читать мысли, вы знаете?

— Прости. — Мы замерли друг на против друга. — Я был возможно не прав, но дай мне шанс исправиться.

— Вот как. — У меня просто руки чесались кинуть в него что-то такое, помимо острых слов, что-то тяжёлое. — Хорошо. Давайте поступим так. Я дам вам время до завтра, до шести часов вечера, всё подготовите и сделаете по правилам, явитесь к дому моей бабушки, леди Майорс, и там повторите своё предложение. Если не успеете, опоздаете или передумаете, больше даже не являйтесь ко мне с подобными предложениями. Хорошо?

Я медленно втянула в себя воздух, а потом медленно выдохнула. Внутри было пусто, но гордо. Я отстояла свои чувства и не позволила ему вот так брать ситуацию в свои руки, творить что угодно с моей жизнью и вносить в неё разлад.

— Прошу меня простить. Я должен откланяться, — с этими словами Глава Военной Гильдии, церемонно поклонившись, вышел за дверь.

— Ого, — удивлённый голос миссис Винро немного привёл меня в чувство, я испуганно обернулась к родителям Инга.

— Простите, что всё это… вы все присутствовали. Мне очень жаль…

— Да ничего, не каждый день видишь, как Глава Военной Гильдии подвергается воспитанию хрупкой леди, — женщина прижала платочек к губам, стараясь скрыть ухмылку. — Кажется, у вас к нему тоже чувства.

Я обессиленно привалилась к стене, закрывая глаза. На меня вдруг навалилась дикая усталость. Чувства… да уж. Они были, но кто ж знал, что с чувствами к мистеру Д’армэ будет так сложно. Я, например, не подозревала. Я немного даже жалела, что поступила подобным образом и гадала, правильно ли это было вообще. Человек пришёл ко мне с предложением, а я его, фигурально выражаясь, немного «послала». Однако и он должен был понимать, что предложение делают, как просьбу, что подразумевает два ответа, а не приходят так нагло в чужой дом, словно бы забрать то, что принадлежит ему по праву. Что на него нашло? Он ведь отказал мне тогда? Прямым текстом, не завуалировано, а тут резко решил передумать и приударить за мной? Что за чушь?

— Ты как? — Я открыла глаза, передо мной было встревоженное лицо Инга, я уткнулась ему в грудь головой.

— Прости меня…

— Нечего извиняться.

— Но…

— Я знал о твоих чувствах к нему с самого начала. — Оборвали меня, я подняла глаза, уже наполнившиеся слезами вины. — Да, я знал. Мне показалось, он отверг тебя, и я смогу заполучить тебя хотя бы так. Однако видимо я ошибся, и он вернулся за своим.

— Прости… твои родители…

— Будут рады, если ты погостишь тут ещё немного. Боюсь, теперь ты заинтересовала их ещё больше, — усмехнулся Инг, обнимая меня за плечи. — Особенно мама.

Я через силу улыбнулась, вытирая слезы, и проследовала за ним наверх под внимательными взглядами мистера и миссис Винро. Я провела там время до вечера, а затем меня посадили в экипаж, что должен был довезти меня до дома бабушки, где я жила на каникулах. Мы с ней были в состоянии перемирия, так жить вместе было не так уж сложно. Почти ночью я прошла на второй этаж, игнорируя зажжённый свет в той гостиной, где наверняка читала бабушка, и проследовала в свою комнату. Думать не хотелось, ничего не хотелось, так что я просто разделась и легла спать, решив, что утром разберусь с тем, что я наделала сегодня.

Практически половину следующего дня я проспала, а остальную провела в компании хорошей книги, лишь к вечеру явившись на ужин перед бабушкины очи. Ужин проходил в молчании, я иногда поглядывала на часы, которые стояли над каминной полкой позади бабушки.

— Ты кого-то ждёшь? — Я вопросительно приподняла брови, отвлекаясь от птицы в своей тарелке, — Ты постоянно смотришь на часы?

— Вроде того.

— Ты стала ещё более скрытной, — с улыбкой поведала мне Кирина, я вторила ей такой же улыбкой:

— А ты более любопытной.

Я привела себя в порядок после ужина и села в кресло напротив камина, буквально гипнотизируя каминную полку. И вот когда стрелка практически коснулась того самого места, позади меня раздалось:

— Леди Алексия Майорс, к вам прибыл Эвиан Д’армэ.

— Кто? — Бабушка, сидевшая в соседнем кресле, оторвалась от вышивания и изумлённо распахнула глаза. — Глава Военной Гильдии? К тебе? Но зачем?

— Кто знает. — Я встала с кресла и оправила платье, за это время Кирина подошла к окну и, отогнув занавеску, посмотрела вниз.

— И правда он… да ещё и с цветами. Знаешь, у него такое лицо, будто бы он пришёл делать тебе предложение.

— А что если и так?

Я обернулась к бабушке, та громко хмыкнула, оглядывая меня с ног до головы, словно видела меня в первый раз.

— Могу лишь похвалить тебя, моя дорогая. Иди.

Я кивнула ей и вслед за дворецким покинула гостиную. Какое-то время я стояла перед входной дверью, держась за ручку и не решаясь открыть эту дверь, но все же решилась и вышла наружу. Мистер Д’армэ стоял внизу ступеней, ведущих в дом, в его руках был большой букет цветов, сам одет в парадную форму, которую обычно надевают довольно редко, и он весь сиял, как и тогда в доме Винро абсолютно не скрывая собственных эмоций от меня.

— Добра и света, — поприветствовал меня Глава Военной Гильдии. Я замерла наверху этой лестницы и, даже не улыбнувшись, смерила его взглядом.

— Ты знаешь сколько сейчас времени, Эвиан?

Я обратилась к нему на «ты», впервые в жизни, просто потому что сейчас лично для меня была такая почти интимная ситуация, и то, что мы будем обсуждать, возможно, определит нашу с ним будущую жизнь. На секунду в его эмоциях промелькнул страх, но тут же был задавлен.

— Нет.

— У тебя ещё есть целых три минуты.

— Вот уж никогда не думал, что ты можешь быть так сурова.

— Ты тратишь наше время.

Мы замерли, молча глядя друг на друга.

— Алексия, я не буду играть по твоим правилам. Я думал, что мои действия вполне очевидны для тебя. Слова ничего не значат.

— Не в таком деле, любой твой поступок можно расценить по-разному, можно как вежливость, можно как симпатия.

— Что ты хочешь услышать от меня? — Он развёл руками, помахивая букетом. — Что?

— Ты знаешь.

— Хорошо. Я люблю тебя.

Я сглотнула, едва сдерживая слезы. Такие простые и понятные слова. Наконец-то…

— Но… я не буду делать всё так, как ты сказала, спрашивать тебя и все остальное.

Я подняла глаза, теряясь и недоумевая. Только начавшая зарождаться надежда комом застряла в горле.

— Я вообще не понимаю, отчего устроил этот балаган. Это бессмысленная мишура. Тебе это нужно или нужен я? Я ведь не такой, разве ты ещё не поняла, я холодный и бесчувственный. Я не люблю делать что-то напоказ.

Вранье чистой воды. Вон как от него цветными волнами расходятся любовь, нежность, признание, уважение и… решительность. Я сцепила руки, всматриваясь в его лицо, вслушиваясь в его голос, и замерла.

— Если ты не можешь меня принять таким, со всей моей скупостью чувств и выражений, с моими недостатками и прочим, таким, какой я есть… зачем я вообще тут стою? Прости, но я не смогу играть в эти игры долго даже ради тебя. — На минуту между нами возникла мучительная пауза, Эвиан сделал ко мне шаг. — Теперь моя очередь ставить условия: либо ты принимаешь меня таким, как есть со всеми вытекающими, либо… ты ищешь более живого, более эмоционального мужа. Но не меня. И да, я тоже делаю предложение всего один раз, никаких «я подумаю». Либо да, либо нет.

Мужчина взмахнул букетом, и тот приземлился у моих ног.

Я закрыла глаза, улыбаясь. Когда я выходила из дома, смотрела на него, я ликовала внутри себя. Я, хрупкая девушка, смогла поставить его на колени перед собой, смогла покорить его сердце и уже предчувствовала как сжимаются мои пальцы на «поводке», который позволит мне управлять этим мужчиной так, как я хочу. И вот в тот момент, когда я почти праздновала свою победу, он срывает поводок, чтобы показать, что он не из тех мужчин, кто позволит это. Даже если это любимая женщина. Странно… И правда, почему я решила, что это сработает? Это же он Эвиан Д’армэ, он и правда такой. И он не изменится. Моя бабушка могла вертеть почти любимым мужчиной, но принесло ли это ей счастья? Да и с чего я вдруг решила, что то, как поступает правильно она — правильно для меня? И если нет, тогда другой вопрос: готова ли я постоянно играть в эти игры: «подчиняйся мне», «угадай, почему я злюсь», «не попади на плохое настроение» и другие. Даже с моей эмпатией — это непросто, это будет постоянное напряжение. Готова ли я к этому? Готова ли я и правда принять всё, что с ним связано, как есть, и просто слепо пойти за ним? Я думала, что ответ придётся вымучивать из себя, но он возник в моей голове ясно и чётко, так я присела, подымая букет и отряхивая пыль со светлых смявшихся лепестков. Потом прошла к Эвиану ближе, почти вплотную. Его эмоциональный фон звенел напряжением в ожидании ответа.

— Я люблю тебя тоже, — я улыбнулась, касаясь его гладковыбритой щеки. — Тебя, такого невозможного мужчину, несмотря на то, что между нами было, несмотря на всё эти глупые слова, я полюбила тебя.

Его лицо, напряжённое, с нахмуренными бровями и залёгшими складками, вдруг начало расслабляться, являя мне будто бы совсем иного человека. Эвиан…

— И я не думаю, что ты холодный или бесчувственный, поверь мне, как эмпату. — Я улыбнулась ему. — Прежде чем я дам ответ, скажи, что ты ждёшь от своей жены? Какого поведения? Как ты видишь нашу с тобой жизнь?

— Мы будем жить в моем доме…

— Не про это. Что недопустимо, например? — Я закусила губу, — Непослушание?

— Да, этого я не люблю. Слушаться меня нужно беспрекословно, никогда не оспаривать мои слова, выполнять без вопросов, что я скажу…

Я остановила его. Наши глаза встретились, и я со вздохом призналась:

— Несмотря на все мои чувства, тебе придётся искать другую жену. Я не стану твоей…

Мой голос стих, я протянула ему букет, но он не забирал его, с непониманием и болью взирая на меня. Его боль сдавливала мне грудь, и наполняла отчаяньем.

— Но почему?..

— Я не могу… — Слезинки скатились из моих глаз. — Я не могу быть такой, не могу принять тебя полностью. Прости… Я не смогу жить в постоянном напряжении, угадывая твоё настроение, не понимая тебя, подстраиваясь и боясь сказать лишнего слова перед тобой. Прости.

Букет он так и не взял, так что я просто уронила его рядом с ним и не оглядываясь пошла в дом, там я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Слезы продолжали стекать по моему лицу.

— Ты отказала ему, — спокойно резюмировала Кирина, оказавшаяся в коридоре, я кивнула, всё также глядя в пол. — Ты уверена, что поступила правильно? У тебя на лбу написано, что ты в него влюблена.

Я сглотнула, вытирая щеки, но всё же сделала над собой усилие, чтобы посмотреть прямо на бабушку:

— Уверена.

— Он был бы хорошим мужем тебе. Не при приплетай чувства в подобные решения, это не рационально.

— Это не так… — Я оторвалась от двери. — Он был бы не тем, кто мне нужен. С ним я мучалась бы от боли и вины за то, что сама допустила всё это.

Я прошла мимо нее наверх к лестнице, напоследок услышав слова Кирины:

— Что ж… действительно. Видимо, я не все знаю о рациональных решениях.

Там трясущимися руками я собрала чемодан и словно в тумане ехала всю дорогу, заставляя себя почти силой не плакать.

Пока я ехала я все думала, правильно ли я поступила, что отказала ему. Может быть он тот самый мой наречённый. И понимала, что не могла не отказать ему. То, что он предлагал — мне было не нужно, а то, что просил — не могла дать. Я не хотела стать этаким любимцем, который только подчиняется, заглядывает в рот мужу и со всем соглашается. Эта явно была не та роль, которая мне нужна. Со мной случилось даже озарение. Всё это время я отрицала саму идею замужества, потому что вокруг я видела женщин с потухшими глазами, для которых семья стала тюрьмой, даже если они смирились с тюрьмой, то от этого суть не изменится. А ещё я видела таких, как бабушка, не дававших себя поглотить, задавить. И очень мало видела искренне счастливых семей, больше всего в деревне ло-укков, но там и традиции на их стороне, и уклад жизни другой. Так что, на самом деле я хочу замуж, просто на своих условиях: ни как подчинённая, ни как раба, ни как домашнее животное, пусть даже любимое, изнеженное, но безмолвное, а как равная. Правда, вот смех, либо я родилась ещё слишком рано для подобного, либо была сама сумасшедшей, что считала так, и что так хотела этого. Добиться такого в современных реалиях почти невозможно. Да кому скажи, меня засмеют. Но только так я согласна стать женой, опорой, поддержкой, тихой гаванью и всем остальным.

А Эвиан… даже если я соглашусь… подчинение из страха или из нужды — это рабство. Я готова слушаться мужа, подчиняться ему и даже в рот заглядывать. Боги видят, я не против этого! Только вот… корни послушания жены должны идти не страха, а из уважения. Уважаю ли я Эвиана настолько, что готова закрыть на все глаза и идти, идти, идти за ним, вверяя свою жизнь и жизнь тех, кто придут в нашу семью — наших детей. Доверяя слепо, безотказно. Мой ответ: нет. Слишком много в нем «но», «если» и прочих недомолвок. Я мало его знаю и не доверяю ему до конца, даже несмотря на свои чувства. Но в то же время я люблю его, может так, что мои чувства перемелют все это? И потом со временем придут и понимание его, и уважение, и принятие его недостатков? Однако это такая опасная игра, потом что также можно спросить: а если нет? Если я ошибаюсь? Если все это просто уничтожит наши чувства, сотрёт всё добро между нами, и мы возненавидим друг друга, превращая в ад то, что должно быть раем. Да, мата Таренна говорила, что любовь рождается позже, но она не может родится с нуля, да и как мне хотелось бы просто выйти замуж по любви. Да и ещё не просто так, а именно за того самого, как в книжках. Я запуталась, мысли рвут голову на части, а потому бежать, бежать, бежать. Бежать туда, где я смогу выдохнуть. В деревне я распахнула дом маты Таренны и зашла внутрь, та оглядела меня с ног до головы.

— Девочка моя…

— Мама… — чемодан упал на пол и я, не разуваясь, кинулась к ней в объятия. И там, уткнувшись лицом ей в грудь, уже разревелась, как маленькая. Я была дома, я была в безопасности.

Отступление второе. Заноза в сердце

Эвиан метался по кабинету в своём доме, то пускаясь в неистовство, то снова затихая. Несколько полок уже было опрокинуто, книги лежали рядом, открытые на середине, глазея страницами в потолок. Его тяжёлое дыхание и это безумство никто не мог укротить: слуг в доме не водилось, а Фейнир молчал, решив дать мужчине немного побесится. Сам Глава Военной Гильдии не совсем осознавал свой гнев, точнее, он не мог понять его природу. Ему отказывали, и не раз, он умел принимать отказы, по крайней мере, до этого довольно адекватно на них реагировал, спокойно и без нытья мог выдерживать различные лишения жизни и её подковырки, и даже Лирэйн, несмотря на все свои «достижения», не могла его настолько вывести из себя, скорее погружая в депрессию, чем топя в гневе.

Ну отказала ему эта девчонка, и что же? Света белого не видеть? И правда, будто бы в первый раз? Что в ней такого? Да будь это кто угодно, другой, он конечно бы злился первые минут тридцать, а потом просто забыл об этом досадном инциденте, как и о не сложившейся пассии. Может быть немного взгрустнул бы за бокалом вина на посиделках с другом, но на этом, пожалуй, и всё. Отказы больно ранили его самолюбие, это было абсолютной правдой, ибо мужчина был не без грехов: тщеславен, горделив, порой излишне самоуверен, но и жизнь такая штука, что без отказов прожить совсем никак, так что приходилось иметь иммунитет к этому. Да, это было колко, неприятно и досадно, но никогда настолько.

— Да что с ней не так! — Почти прорычал Эвиан Д’армэ в пустоту комнаты, опуская голову на скрещённые руки.

— Прос-сто она права. — Все-таки подал голос Фейнир.

— В чём это, интересно? — Глухо осведомился мужчина.

— Она не мош-шет дать тебе, ш-што ты хочеш-шь. С-слиш-шком с-своевольная, с-свободолюбивая и любос-снательная. Не соглас-сна с-стать прос-сто игруш-шкой. Глупец, с-са это ты в неё и влюбилс-ся. И тут ш-ше попытался с-сапереть с-своё с-счас-стье в клетке, думал, она не убеш-шит. А она не с-стала играть по твоим правилам.

В чем-то дух был прав — мелькнуло в голове у мужчины. После её ухода тогда в кабинете, он заново переосмыслил её слова о его чувствах и её решение, и конечно, решил будто бы сошёл с ума. Жениться? Снова? Нет. Не для этого он клялся себе после смерти Лирэйн, что ни сделает и шагу в этом направлении, однажды он уже дал себя обдурить и теперь не повторит это снова. Но каждый следующий день после того разговора приносил лишь отчаянье и тоску, что её может забрать другой, тот наглый юнец. И чем он привлёк её? Чем? И чем она зацепила их обоих? Темными ли только глазами? Миловидным личиком? Или характером? Упрямством ли и своеволием, как и говорит Фейнир? Ведь тут он был не так уж прав, мистер Д’армэ не любил ни то, ни другое, и уж тем более, если мог стерпеть подобное на работе, вряд ли бы стал мириться с этим в любимой. Может смог он увидеть за этим упрямством недоверие к миру, к мужчинам, а ещё страх, желание быть защищённой, желание быть ведомой? Глава Военной Гильдии искренне считал, что всякая женщина мечтает покорится, просто сможет это сделать не для каждого мужчины, и ему будто бы почудилось, что она готова довериться ему, пойти навстречу. Ведь тогда в его доме у них была слаженная командная работа, которая вдохновила их обоих, и это дало надежду, что может быть она ему подойдёт. Упрямство в ней тоже было, наверное, но нравилось мистеру Д’армэ лишь когда было направлено на артефакты, а не на него. И смелость. Ведь это нужно быть очень смелой, вот так прийти в его кабинет и спрашивать о подобных вещах. Смелость и желание определиться в дальнейшем. Сквозь пелену гнева проскальзывало и уважение, теперь она не была просто ученицей, глупой и наивной, которой надо помогать и опекать, она была ещё и человеком, более того женщиной. со своими желаниями, мечтами и амбициями, и которая не даст себя в обиду никому. Это было приятное чувство, что она не собиралась сдаваться просто так. Возможно, стоило ей лишь показать, доказать, что и он не готов становится для неё тираном, не этого он хочет для любимой. Хотя его слова там перед ней явно сообщили ей о другом…

До того момента, как Глава Военной Гильдии ворвался в имение Винро, он имел долгие разговоры со своим другом Фейниром и пару раз даже с Каэном, Королевским Прокурором. Однако последний, когда они коснулись этой темы, не поддержал в его стремлении, ещё раз напомнив о бывшей жене, которая доставила им обоим немало хлопот, и это, не считая съеденных нервов и разбитого сердца. К тому же, довольно резко отозвался об Алексии, назвав её слишком маленькой и импульсивной для такого солидного мужчины, как Глава Военной Гильдии.

— Выдержит ли она твой темп жизни? Сможет ли выжить в твоём мире? А главное, хочет ли выживать в нём? — Спросил он в конце их встречи, но смотря куда-то в сторону и спрашивая будто бы самого себя об этом. — Она вся извелась, когда ты пропал тогда, а это было не самое сложное задание, хотя никто и не просил тебя туда соваться. Представь, каково ей будет жить с таким, как ты, терпеть тебя, твою работу, твой характер, опасность, таящуюся и для тебя, и для нее. Прежде, чем так импульсивно побежишь предлагать свою руку и сердце, спроси её хотя бы об этом.

Фейнир же был на другой стороне, но в нем говорил не столько давний друг, сколько дух рода, увидевший Предназначенную, и хотя он пытался быть объективным, порой в его речах проскальзывал страх упустить её. Да и сам мистер Д’армэ этого боялся. Вот и ворвался так глупо, так необдуманно, в тот дом, ожидая лавров и быстрой победы, а ушёл в задумчивости. Она оказалось не такой простой, как он о ней думал. И хотя Фейнир просил спрятать свою гордость, позволить девчонке почувствовать себя принцессой и победительницей ситуации, он не смог. Мистеру Д’армэ не хотелось начинать их союз со лжи, она претила ему, только не там, где он хочет чувствовать себя дома и в безопасности. И ему, как никому другому, было известно, что ложь рождает ответную ложь. Да и Алексия всегда была честной, никогда не обманывала его, и там он почувствовал желание быть предельно искренним с ней, хоть и передумал после её отказа.

После подобных раздумий гнев утих, оставив Эвиана Д’армэ в разрозненных чувствах, он поднял голову, перескакивая пустым взглядом с одной вещи на другую. Они оба были честными, и оба объявили о своих чувствах. Он надеялся, что сила её чувств будет больше, чем разум, хотя и понимал, что подобные решения, необдуманные, не взвешенные, принесут лишь боль обоим сторонам. Так она несомненно поступила правильно, с её стороны, но… Он хотел обладать, ей хотел покорить, присвоить и никому никогда не отдавать, и иногда это желание настолько ослепляло мужчину, что он переставал думать, живя лишь этим желанием. Сейчас частично он осознавал, что если ему настолько необходимо заполучить конкретную девушку, то стоит приложить фантазию, навыки оратора и… и просто нужно найти компромисс.

Мужчина встал, сделал несколько шагов вперёд и назад, подошёл к окну, отодвигая штору и вглядываясь в закат. Как бы ему хотелось знать, не совершает ли он снова ошибку? Не засовывает ли снова голову в пасть льву? Ведь тогда, в первый раз, ему лишь чудом удалось избежать массы неприятностей. Ему хотелось бы сорваться к ней сейчас, поговорить, объяснится, найти точки соприкосновения, ведь не может быть так, что совсем никак не могут люди быть вместе.

Решив дать обоим немного времени, мистер Д’армэ вышел из кабинета, направляясь в спальню. Он знал, что к утру его решение либо окрепнет, либо растает, как дым, а значит торопиться не имеет смысла.