У входа по-прежнему стоит грузовик, рядом с ним суетятся люди. Беспрепятственно минуя его, мы пересекаем темный скверик по направлению к вокзалу. В моих ботинках хлюпает вода, холодный ветер сразу же облепляет ноги мокрыми брюками.

Из ближайшего к нам автомобиля выскакивает таксист и, вытягивая шею, всматривается, не к нему ли мы направляемся. Еще несколько секунд назад он дремал чутким сном бывалой сторожевой собаки, которая всегда готова к прыжку.

Лиана устало закрывает глаза, усевшись на потертый велюр заднего сиденья старого «Опеля»:

– Я поеду к подруге, у нее переночую, что-то домой мне сейчас не хочется. Магистральный проезд, четырнадцать, пожалуйста.

– А ваша травма? Надо бы нам сейчас в больницу заехать!

– Терпеть не могу больницы. Моя подруга – детский врач, она меня посмотрит, а там видно будет.

По пустым улицам мы быстро добирается до дома подруги – красной кирпичной пятиэтажки. Попросив таксиста подождать меня, я провожаю Лиану на четвертый этаж. Она держит меня под руку, мы поднимаемся по узкой лестнице, прижавшись друг к другу. У двери, обитой черным дерматином, Лиана шепчет:

– Какая ужасная ночь! Знаете, я рада, что вы все-таки не монах! До свидания, Давид.

Подождав этажом ниже, пока откроется дверь, и Лиана войдет к сонной испуганной подруге, я сбегаю вниз, перескакивая через несколько ступенек, и буквально запрыгиваю в такси. Она рада, что я не монах! Ужасная ночь? Да это самая прекрасная ночь! Мне кажется, что автомобиль едет слишком медленно, кажется, что если я побегу рядом, то оставлю его далеко позади. Хочется бежать, причем на всех четырех, перепрыгивать через автобусные остановки и деревья, лететь и плыть по холодному ночному воздуху. Такси останавливается у моего подъезда, я оставляю водителю все содержимое худосочного бумажника и поднимаюсь к себе.

«Боже мой, завтра, а, вернее, уже сегодня – суббота! Утром я снова смогу быть с Ней!» – с этой единственной мыслью я проваливаюсь в сон, сидя на диване и завернувшись в плед, едва успев глотнуть коньяка из стакана, который так и остается у меня в руке.

Меня будит телефонный звонок:

– Это Михель. Еще раз вам напоминаю, что никаких гонок не было, и вчерашнюю ночь вы провели дома, в теплой постели.

– Подождите, а как же этот кошмар с «Головой»? Вы что, не будете проводить расследование?

– Это наша забота. Повторяю, ничего не было, вам ясно? Я очень надеюсь на ваше благоразумие, не ввязывайтесь в историю, которая, я еще раз предупреждаю, сразу станет для вас очень неприятной. Счастливо.

Я, вообще-то, и не имею намерения что-либо писать о происшедшем, поскольку, во-первых, обещал Михелю этого не делать, а во-вторых, был уверен, что информация о таких необычайных событиях, так или иначе, всплывет. Если пользоваться языком приключенческих романов, «ужасные слухи клубами зеленоватого тумана поднимутся на поверхность земли из мрачных глубин подземелья и распространятся по городу, как опасный вирус».

Намерение у меня сейчас только одно – как можно скорее быть с Ней. Наскоро позавтракав, я бегу за цветами. Не в киоск, хотя он и находится за углом, а в салон, который находится за четыре квартала от меня. Там всегда можно выбрать свежие и неожиданные сочетания красок и форм. К цветам и к их подборке в букете у меня всегда было особенное отношение. Думаю, Господь наделил их не сравнимой ни с чем красотой тоже из какой-то особенной любви. Полусонная неразговорчивая цветочница не особенно мне мешает в выборе цветов. Я собираю веселую романтичную композицию из белых гербер, маленьких рыжих розочек и голубых сухоцветов. Цветочница оборачивает ее темно-зеленой бумагой с рваными краями, и завязывает соломенной ленточкой. В приподнятом настроении я добираюсь до дома Лианиной подруги.

Обитую дерматином дверь открывает веснушчатая девушка в розовом халате, тапочках с зайчиками на носках, и очках. Ее лицо выражает суровость, которая, судя по всему, совсем не свойственна ее характеру. Из-за ног девушки важно выходит большой пушистый серый кот и направляется прямиком ко мне по лестничной площадке.

– Маркиз, ты куда!

Она с трудом затаскивает увесистого кота обратно в квартиру:

– Меня зовут Давид. Это вот букет для Лианы. Как она?

– Молодой человек, вы ошиблись, никакой Лианы тут нет.

Она собирается уже закрыть дверь. Я решительно хватаюсь за ручку:

– Послушайте, я ее вчера сюда сам привез. Вы ее смотрели? Как ее позвоночник?

Выражение ее лица смягчается:

– Да она вся в синяках, как после драки стенка-на-стенку. Но, слава Богу, только синяками и отделалась. Спит она, и не похоже, что собирается скоро просыпаться. Давайте ваш букет.

– Вы его поставьте рядом с постелью, чтобы она сразу увидела, как проснется. Вас как зовут?

– Ева.

Я оставляю Еве свои номера телефонов, домашний и редакционный, она нехотя диктует мне свой. Погладив кота, расположенного ко мне значительно больше его хозяйки, я прощаюсь и ухожу.

У меня впереди как минимум полдня, которые нужно чем-то занять. После пережитого сегодняшней ночью хочется просто сидеть в кресле и смотреть какой-нибудь старый фильм, старую американскую комедию, например.

Тут я вспоминаю об обещании, данном своему новому знакомому, Александру из часовни. Медленно вышагая по маленькому круглому дворику с детской площадкой в середине, я размышляю, кого из известных в городе личностей можно было бы озадачить интервью на малопопулярную в массах тему происхождения Земли. Не просто озадачить, а получить прогнозируемый и желаемый результат. Персонажей из администрации города и генералов в отставке я вычеркиваю из списка возможных кандидатов сразу, десяток театральных актеров и двух режиссеров, поразмыслив, минутой позже. Остается еще экстравагантный главный дирижер театра, он очень неглуп и весьма начитан, но, пожалуй, некоторые его заявления, публиковавщиеся в нашей газете, раскрывают его скорее как фантазера-эзотерика, чем православного христианина.

На площадке играют дети, девочка лет шести и семи-восьмилетний мальчуган. Две молодые женщины стоят неподалеку, увлеченные разговором. Дети заняты покорением облезлой металлической конструкции из толстых труб, когда-то покрашенных красной краской. Вероятно, это сооружение задумывалось как огромная черепаха, но для детишек оно стало горой Джомолунгмой. Мальчик карабкается на нее со стороны Китая, а девочка обгоняет его, соответственно, со стороны Непала.

– Смотри, это черный як!

Я слышу крик мальчика. Он показывает пальцем на темно-серого толстого голубя, который от такой неожиданной характеристики чуть не сваливается с железной трубы на песок.

Девочка, покоряя последнюю секцию потертой «Джомолунгмы», утверждает:

– Какой як, это дух пропавшего альпиниста! Он провалился в трещину и умер, а теперь является и всех пугает.

Ее мать периодически громко кричит, не двигась, однако, с места:

– Слезай, альпинистка, я уже ушла!

Юнус! Как я мог забыть про него! Знаменитом фотографе с мировым именем, побывавшем во всех известных, малоизученных и вовсе затерянных местах мира. Про него шутили, что он по дну перешел Тихий океан.

Многие профессиональные путешественники к старости начинают поклоняться природе, становятся, подобно японцам, своеобразными синтоистами, попросту говоря, язычниками. Поэтому я был удивлен, однажды увидев Юнуса в часовне на озере, причем он не созерцал красоты росписей и архитектуры через объектив фотокамеры, а прикладывался к иконам и с чувством осенял себя Крестным знамением.

Шестидесятипятилетний, но еще очень крепкий и остроумный кавказец, досыта насмотревшись красивейших закатов и великолепных восходов в самых экзотических местах планеты, несколько лет назад решил обосноваться в наших краях и построил себе довольно своеобразный дом на самом краю глубокого ущелья в двадцати километрах от города. Ущелья, которое называют у нас «Ущелье черной реки».