Еле дождавшись вечера четверга, я набираю номер Лианы, внутренне дрожа от волнения. Длинные гудки в трубке тянутся бесконечно и не думают прекращаться. Я не оставляю попыток дозвониться до тех пор, пока не наступает ночь. Проведя ее в беспокойстве и почти без сна, утром я спешу к станции, обгоняя холодный рассвет. Но и там, внизу, пропустив множество лодок, я так и не нахожу утешения в своей тревоге. Лианы нет ни на одной из гондол.

«Наверняка я смогу узнать о ней в доке» – думаю я, решив во что бы то ни стало разыскать сегодня девушку. Док – самая большая станция Канала, даже имеющее небольшое здание администрации. Его архитектура кажется перенесенной сюда с картин кубистов, Брака или Пикассо, и воплощенной в бетоне каким-нибудь греком или киприотом, привыкшим к незамысловатым формам средиземноморских жилищ. Здание состоит из кубиков и параллелепипедов разного размера и оттенка, некоторые из которых лишь немного выпирают из общего массива, а некоторые довольно рискованно «прилеплены» к нему. За этим строением, полускрытое старыми деревьями, возвышается широкий и приземистый полузакрытый ангар, в котором "ночуют" гондолы.

Добравшись до дока, я ищу администратора, и застаю его у зала техобслуживания за горячим диалогом с молодым рабочим, вероятно, механиком. Точнее сказать, монологом, поскольку рабочий во время разговора до крайности увлечен тщательным разглаживанием складки на рукаве своей куртки, хорошо знакомой с машинным маслом, а темпераментный начальник, светловолосый крупный мужчина лет сорока пяти, патетично жестикулируя, громко бранил его за отказ двигателя на гондоле. Громовое эхо отскакивает от бетонных стен и пола как дюжина теннисных мячиков.

– Ты вообще осознаешь, что это уже второй раз за неделю! Лодка полчаса кружилась вокруг Острова, повернуть не могла! Скоро в газетах напишут, что гондолы не проходят ежедневного техосмотра, у них глохнут двигатели…

Я заканчиваю его фразу:

– … И вообще все они готовы затонуть в канун Хеллоуина!

Обернувшись и вытаращив глаза, администратор восклицает:

– Вот, полюбуйся, уже журналисты тут как тут!

Мы с ним знакомы, я брал у него интервью около полугода назад. Я вспоминаю его фамилию, кажется, Михель.

– Мне нисколько не интересно, что у тебя пропадают инструменты. Ищи, или покупай из своего кармана новые. Еще одна лодка без техосмотра, и можешь подыскивать работу наверху, у конкурентов, в автобусном парке!

Парень, тихо проворчав что-то угрожающее, скрывается за дверью.

– У них, видите ли, крадут инструмент. Сначала ящик с ручным пропал, а теперь узел диагностики найти не могут. Только это, прошу вас, не для статьи. Что вас привело к нам сегодня?

– У вас среди рулевых есть девушка Лиана.

– Ну, возможно, есть. У нас почти шестьдесят рулевых, я всех не помню. А что с ней не так? У вас жалоба?

Я отвечаю ,не моргнув глазом:

– Что вы, Боже упаси. Я делал для статьи в нашу газету фотографии нескольких девушек, обещал им всем отдать снимки.

– Так передайте мне, я им раздам сегодня же вечером.

– Нет, мне, все же, хотелось бы самому.

Он хитро косится на меня:

– Конечно, я вас понимаю. Молодые, симпатичные девицы…Я вот здесь сижу все на одном месте, под землей, но этот цветник… Куча Белоснежек и один гном!

– Да, правда похоже. Прошу вас, посмотрите в своем графике, Лиана не заболела, не уехала?

Администратор, пожав плечами, удаляется. Через минуту он подходит ко мне с толстой тетрадью в жестком переплете.

– Так, Лиана К. Да, все верно, она взяла сегодня выходной. Еще неделю назад записалась.

– Ясно, значит отдам снимки в другой день.

– До свиданья, только прошу вас, не надо писать о наших внутренних маленьких недоразумениях…

– Можете положиться на кодекс чести журналиста.

С невеселым взглядом, который выражает сильное сомнение в существовании такого кодекса, он пожимает мне руку и возвращается к своему расписанию, телефонным звонкам, диспетчерам и механикам, словом, той ежедневной суете, без которой невозможна нормальная работа сложной транспортной системы.

Я поднимаюсь наверх. Томительное беспокойство за девушку наконец отступает, но на его место приходит недоумение. Я перебираю десятки причин, по которым она могла не брать трубку. Наконец, вооружившись девизом Дизраэли «действие не всегда приводит к счастью, но не бывает счастья без действия», я решаю, что не стоит гадать и попусту ломать голову, а стоит положиться на Божью волю и попробовать самому проникнуть вниз, на ночные гонки.

«Станции Канала закрываются в десять часов. К одиннадцати, – рассуждаю я, – поднимаются наверх последние служащие и уборщики. Значит, не раньше полуночи должны начать спускать гидроциклы в док».

К половине двенадцатого я на стареньком, скрипящем на поворотах такси подъезжаю к железнодорожному вокзалу, от которого до станции «Док» рукой подать. Желтое вокзальное здание с пятиметровым граненым шпилем и со стилизованными под петровские времена крупными буквами на фасаде очень оживляет однообразную унылую панельную застройку района. За высокими арочными окнами зала ожидания я вижу нескольких поздних пассажиров, нахохлившихся на неудобных стульях. Сквозь второй ряд окон, выходящих уже на перрон, смутно просматривается зеленый с красной полосой поезд, стоящий на дальних путях. Обладай я дальнозоркостью высматривающего добычу стервятника, за темными окошками вагонов я разглядел бы петляющую между песчаных холмов узкую военную дорогу, освещенную редкими зеленовато-желтыми фонарями.

Я прохожу мимо нескольких автомобилей, в которых скучают сонные таксисты. Мощеная цементными плитками дорожка идет через погруженный в глубокую тень скверик с редкими деревьями и чахлой осенней травой, пробивающейся из-под песка. Сразу за сквериком я вижу огромный темный прямоугольник фургона, который наполовину загораживает от меня здание станции.

Фургон поставлен на небольшой площадке перед станцией таким образом, что выгрузка совершенно скрыта от нежелательных взглядов. Я замечаю полицейскую машину, как бы случайно пристроенную неподалеку, на тротуаре, под фонарным столбом. Я обхожу грузовик со стороны кабины и застаю работу в самом разгаре: грузчики, а, может, и сами гонщики аккуратно спускают зачехленные двухсот– и трехсоткилограммовые машины с платформы фургона на юркий автопогрузчик канареечной расцветки, который, в свою очередь, доставляет их к широким дверям вместительного грузового лифта. Мужчины часто сменяются, на место одних в кузов запрыгивают другие. Некоторые из них, вероятно, владельцы гидроциклов, громко и грубо подгоняют своих менее расторопных помощников.

Пока я стою, наблюдаю и соображаю, под каким видом и предлогом мне присоединиться к зрителям подземного зрелища, которое держится в тайне, и случайные люди на нем нежелательны, ко мне решительно направляется полицейский с папкой в руке. Он подходит ко мне почти вплотную и с недвусмысленным выражением кладет руку мне на плечо:

– Доброй ночи, лейтенант Н. Здесь проход закрыт.

– Я знаю, я приглашен.

– Кем? Как ваша фамилия?

Он открывает свою папку. Мне очень не хочется упоминать Лиану, и я отвечаю, что приглашен старшим администратором Михелем. Тот, без всякого сомнения, не может не знать о гонках и наверняка сейчас находится здесь. Полицейский кивает и, обернувшись к группе курящих у лифта людей, машет рукой.

Понятливый администратор не заставляет себя долго ждать. Бодрым шагом он приближается к нам, узнает меня и резко останавливается, как будто увидев перед собой графа Дракулу в пурпурном плаще с шитыми золотом лилиями. Чтобы предупредить нежелательные для меня вопросы, готовые слететь с его языка, я поспешно делаю к нему два шага и восклицаю:

– Дружище, я все же решил воспользоваться вашим приглашением!

После чего я беру потерявшего дар речи Михеля за локоть и отвожу немного в сторону, в тень фургона. Видя, что полицейский потерял ко мне интерес и вернулся на свое прежнее место, я негромко объясняю:

– Извините, но мне необходимо сегодня быть на гонках.

– Зачем? Только не говорите мне опять, что вам нужно отдать снимки! Откуда вы вообще узнали…?

– Да об этом многие говорят! Не переживайте, я здесь не для статьи.

– Я встречаю журналиста сегодня уже два раза, причем второй раз – на очень закрытом мероприятии. И этот журналист уверяет меня, что он тут не для статьи!

– Понимаю, не очень верится, но это так. Кстати, в субботу я лично был свидетелем хулиганских прогулок неизвестного катера по Озеру. И даже давал показания полиции. Но ничего по этому поводу не написал, чтобы вас лишний раз не беспокоили. Так что просто проведите меня вниз, никто ничего не узнает.

– Вы способны понять, что это для вас же опасно, что тут нет лишних людей? Зачем вам туда?

Я немного медлю, подыскивая убедительную причину.

– Я хочу поставить на гонщика, я чувствую, сегодня мой день.

Неожиданный поворот диалога его удивил:

– Поставить? Вы хотите сказать, что пришли с деньгами?

– Нет, с облигациями государственного займа! Разумеется, с деньгами, только сегодня получил гонорары сразу за два месяца. – И я машу перед ним бумажником, в котором на самом деле лежит несколько мелких банкнот.

Михель немного раздумывает, поглядывая на последний выгруженный из фургона байк, который готовилась поглотить черная пасть лифта.

– Ладно, мне все равно уже деваться некуда. Идите за мной. А кстати, что это вы сказали, «об этом многие говорят»? Я не слышал ничего такого. И будет лучше, вам же будет лучше, если после сегодняшней ночи тоже не начнут говорить.

Я тут же заверяю его, что никогда не имел склонности много болтать, и журналистом сделался исключительно из-за обещания, данного покойному дедушке еще в детстве. Но, как покажут последующие за нашим разговором загадочные и пугающие события, надеждам обеспокоенного администратора не суждено будет оправдаться, правда, совсем не по моей вине.