Гарднер Дозойс
ЧУДНЫЙ РАССВЕТ
Перевод с англ. К. Маркеева
- Ты слышал когда-нибудь рассказ про старика и море? Не торопись, присядь и послушай.
Этот чудесный рассказ полон раздумий о человеческой судьбе, но очень содержательный рассказ. Не я его придумал. Мои гораздо длиннее и лишь мимоходом касаются того, что скрыто в глубине человеческого сознания. Но если ты не хочешь, то иди, я не буду приставать к тебе с этим рассказом. Люди моего возраста, мне кажется, заслужили рассказывать свои истории в ущерб более молодым, и пусть черти приберут всех критиков, если я не прав. Мне нравятся мои сюжеты... Что с моей ногой? Это старая, жуткая история, по-моему, она тебе понравится. Ты любишь кровь? Я расскажу тебе о своих приключениях - возможно, этот рассказ тебе пригодится и поможет лучше разобраться в жизни и понять то, что большинство понимает, стоя на краю могилы. Возможно, услышав ее, ты задумаешься о смысле жизни, пусть мы и живем в жуткое время, а задумываться о смысле жизни тяжкое бремя, которого я не пожелал бы и врагу. Я очень хочу, чтобы ты заполнил мою карточку, это для того, чтобы ты не сбежал, не расплатившись за мой рассказ. Спасибо. Остерегайся нищих, помни, что у некоторых из них кредитный счет больше, чем тебе удастся заработать за всю оставшуюся жизнь. Эти нищие выгодно торгуют своими увечьями. Но я честный нищий! Пусть из-за этого мне будет хуже... Да, единственный источник моего существования - милостыня, при условии, что мою жизнь вообще можно назвать существованием. Я помню все! Нога... Чтобы понять мою историю, придется вернуться на полвека назад и на полсектора в сторону, если у Вселенной есть стороны... Это случилось задолго до переворота, изменившего Мир. В те времена Мир еще не вступил в Сообщество. Собственно, Переворот был свершен ради вступления... Квесторы, стремящиеся к вступлению с оружием в руках, добились своего и, свергнув Объединение, силой присоединили к Сообществу Мир. Тогда и началась моя история.
Многие повести начинаются сожидания... Моя не будет исключением. Но когда ты ждешь смерти и лежишь на земле, любя жизнь, ты, можетбыть, впервые замечаешь, как прекрасен мир... Лежишь, слушая приближающийся топот копыт коня князя тьмы, чувствуешь, как подковы безжалостно высекают искры с поверхности мозга, и знаешь, что еще миг - и смерть сойдет с небес, и невозможно остановить ее разящий удар - это ожидание самое долгое и тяжелое. Минуты растягиваются в часы, часы невообразимого ужаса. Попробуй представить себе все ужасы, суммируй их чешуйчатые, покрытые коростой, морды и получишь те полтора дня, которые я провел тоща в горной долине в Доминиканах. Там... - скорее всего, это били последние часы, из которых я смог извлечь хотя бы какую-то пользу для себя.
Все случилось спустя несколько часов после уничтожения Дакоты. Когда все находившееся там превратилось в одно большое месиво. Никто не знал, что случилось. Связь не работала.
В те времена я был молод и сражался на стороне Квесторов. Мы не знали, что предпримет Объединение, и не имели ни малейшего представления, как нам отвечать на его акции. Отряды бесцельно передислоцировались с места на место. Казалось, что мир сошел с ума и вся планета охвачена паникой.
Доминиканская Дакота неожиданно превратилась в невообразимое, семидесятимильное поле безумия. Сверху это поле накрывали зонты кипящего радиоактивного пепла, который, кружась, взмывал в стратосферу, а затем опадал на землю. Ночью на затянутом тучами небе играли огненным светом зловещие зарницы - отблески кипевшего, раскаленного шлака. Эти зарницы посеяли панику среди воскресших из Сред. Вряд ли они когда-нибудь так волновались.
Предсказать результат битвы было невозможно. Мы считали, что у нас превосходство... и победа над Объединением близка. Но одновременно нам было известно, что Квесторы на уничтожение Дакоты израсходовали почти весь огневой потенциал и у нас попросту нет средств для нанесения сколько-нибудь ощутимого удара по силам Объединения. Если они выжили после первого удара, уничтожившего Дакоту, то нам следовало готовиться к смерти.
"Бойся Бога" - есть такая старая поговорка. Я осознал ее смысл там, под Дакотой. Там, в этом огненном аду, для Бога не было места, но я видел огонь, льющийся с небес, и широко распахнутую землю, ждущую насилия, это было жутким знамением... Наверняка не найдется человека, способного, увидев весь этот ад, остаться равнодушным. Сегодня не многие знают, что там, под Дакотой, мы были как никогда близки к уничтожению Мира.
В ту ночь мы жались - наш взвод - за высокими холмами в Доминиканах, надеясь, что достаючно удалены oт центрального штаба и ничто не хлопнется с неба на наши грешные головы. От стены, в которой совсем недавно красовался город Дакота, нас отделяло миль двадцать изрядного предгорья. Но, несмотря на значительное расстояние, грунт под нашими животами дрожал, словно в ознобе. Мы могли отступить, но убежать от этого кошмара было невозможно... Мы были обязаны смотреть на деяние рук своих. Так мы решили молча, без лишних слов...
Мы были обязаны смотреть на этот ад, это было как искупление... иначе, мне кажется, потом, когда бы все кончилось, никто из нас не смог бы считать себя по-прежнему человеком. И мы смотрели... два долгих часа, превратившихся в один страшный миг. Смотрели все, от начала до конца. Зрелище походило на фотографию времени, на которой все слилось в единое: боль, ярость, бессилие, ужас - и одновременно всего этого словно и нет, просто дурной сон, проснемся, и все... нет никакого ада...
Мы молчали. Во всеобщем гвалте казалось, что стонет воздух, а грохот взрывов заглушал все. Но мы молчали бы, даже если бы на нас снизошла тишина. В присутствии разъяренного Бога молчат. Время от времени мы быстро переглядывались. Все были как один - серые лица, обтянутые шелушащейся кожей, остекленевшие глаза. Пропыленные, с дряблыми мышцами, настолько ослабевшие, что уже не в состоянии спрятаться от этого кошмара в шоке.
Мы переглядывались и вновь смотрели на ад, развергшийся перед нами. Почти не осознавая виденного, устремляли свои взгляды к огню, словно притягиваемые его магнетизмом.
Вначале мы лежали плотно, плечо к плечу, но постепенно расползались в стороны, замыкаясь в себе. Все виденное было так велико, что сам по себе человек превращался в ничто, инстинкт группироваться в случае опасности подвергся изменению с обратным знаком... Присутствие посторонних только подчеркивало осознание собственной наготы.
Незадолго до начала всего этого кошмара мы успели установить защитный экран, и он более или менее защищал нас от всякой мерзости типа жесткого излучения, отводил часть тепла, немного глушил шумы... Мы прекрасно понимали, что шансы выжить ничтожны, но лежали и смотрели не в силах сбежать. Парализованные адской красой всеобщего уничтожения, мы были прикованы ею, словно цепями, к поверхности холма.
А там, в вышине, над нами, танцевал разъяренный Бог, стирая своими ступнями землю в порошок-пепел.
Как это выглядело, спрашиваешь ты.
На Косе и сейчас есть океаны, в которых бушуют штормы? Прекрасно. Видел ли ты когда-нибудь море, всклокоченное сильным ветром? Ветер пенит море, взбивает воду в белую пену, пока она не превратится в океан клокочущего кружева, без малейших следов голубизны. Если ты это видел, то поймешь, как выглядела земля под Дакотой. Предгорья шевелились. У Квесторов там находился генератор гравитации, и под его воздействием земля волновалась, подобно воде. Грунт трескался, словно яичная скорлупа. Одни участки вздувались новыми горами, на других появились каньоны...
Представь себе великана, спящего под самой поверхностью земли. Теперь представь, что ему снятся кошмары, под влиянием которых он постоянно шевелится, а ростом этот великан с добрую милю. Вообрази, как он неожиданно просыпается и, охваченный ужасом, вскакивает на колени с воплем десяти миллионов горящих человеческих тел. Вообрази, что окружавшая его суша в мгновение ока тонет, подобно скале в океане, открывая лоно в тысячу футов шириной, все поглощая и растирая в пыль. Представь себе гору и мгновенно возникшую исполинскую воронку под ней. Эта гора проваливается, и пыль от нее омывает, подобно воде, подножие более древних Доминикан, а на месте горы остается бездонная бездна. В это же время падающая на дно соседней воронки земля взлетает вверх, подобно исполинскому фонтану, затем роли меняются, потом еще и еще, словно тебе показывают фрагменты кинофильма, раз за разом повторяя его. Теперь помножь это на миллион и растяни до самого горизонта. Ты сможешь себе это представить? Боюсь, что нет.
Духи огня свирепствовали среди этого хаоса, натыкаясь друг на друга и кружась в танце смерти. Временами взрывы тактических ядерных ракет пробивали недолговечную дырку во мраке ночи - яркую, быстро меркнущую, подобно свече под порывом ветра.
Город исчез. Невозможно было увидеть ничего, созданного рукой человека. На месте города бушевал каменный ураган. В считанные доли секунды испарилась река Дельва. Некоторое время был виден овраг - след ее русла, гигантскими зигзагами пересекавший равнину, потом земля зашевелилась и поглотила его.
Не верилось, что там, внизу, могло что-нибудь сохраниться. Еще труднее было поверить, что там уцелели люди.
Но тяжелые орудия еще сохранялись в своих укрытиях, невидимые для нас во всеобщем хаосе. Скрытые ширмами фазостен и прикрытые рассеивающими экранами, они били наугад, вперед. Объединение вело малоуспешный огонь из биодотов ядерными снарядами. Квесторы в свою очередь отвечали увеличением мощности гравитационного генератора. У Квесторов был только один генератор, и техники уповали на бога, чтобы в него не угодил случайный снаряд противника.
Собственно, гравитационный генератор не был оружием, но войска Объединения, не ожидавшие встречи с чем-нибудь подобным, несли большие потери.
Неожиданно все изменилось: покрытые радиоактивными осадками участки посветлели и покрылись голубоватым туманом. Затем все вокруг замигало - словно ты смотришь фильм, а лампа в кинопроекторе замыкает...
Сначала мы подумали, что это вызвано разностью температур у поверхности земли из-за пожара. Но через секунду частота мерцаний возросла. Создалось впечатление, что степь превратилась в огромный калейдоскоп и кто-то невидимый вращает его. На это невозможно было смотреть, это ранило глаза, наполняя нас паникой, черной, не имеющей границ, не поддающейся описанию.
Мы закрыли глаза, и ужас смыкался над нашими головами.
Никто из нас не знал, что нам довелось наблюдать первое применение в военных целях сверхсветового двигателя космических кораблей. Явление, вызываемое им у поверхности Земли, долго держалось в тайне как Объединением, так и Сообществом. Я не инженер, но в общих словах... В общем, при включении двигателя в паре с гравитационным генератором в определенных районах со временем начинало твориться черт-те что.
Попробуй себе представить, что ты одновременно оказался и тут, и на пару минут вперед... а может быть, и в прошлом по отношению к точке, отстающей от тебя на несколько дюймов. К примеру, от меня...
Понимаю, что мое объяснение способно кого угодно довести до нервного расстройства... В общем, на одном ограниченном участке тело оказывается одновременно в нескольких временах, и в придачу эти как бы фазы времени постоянно меняются. Этот-то процесс мы и увидели...
Наконец аппаратуру Объединения разнесло в куски... Так же, как и людей, угодивших под воздействие этого явления: некоторые задохнулись - из-за того, что их вдохи не совпадали с поступлением воздуха, другие утонули в собственной крови, отчего-то оказавшейся снаружи. Как нам показалось - весь этот кошмар продолжался минут десять, по крайней мере, для нас, сторонних наблюдателей.
Один физик однажды рассказал мне, что "это" может "тянуться" вечно, равно как и "не существовать" вообще, и что высказывание в пользу одного из этих утверждений вовсе не ставит под сомнение существование другого, в результате любое из утверждений верно и применимо к этой ситуации - в общем, я не понял... В общем, кошмар длился минут десять...
Затем мир остановился. Нет, не остановился, а застыл. Мы осмотрелись... Земля перестала бушевать, невдалеке, среди руин, засверкала маленькая звездочка, крохотная, как игольное ушко. Но очень яркая и четкая. Казалось, она вбирает в себя тьму ночи, словно проткнутая булавкой в теле Вселенной дырка, ведущая в новую действительность, вбирающую в себя воздух для крика о том, что она есть...
Мы как по команде вжались в грунт, прикрыв головы руками. Произошла вспышка, мы ее ощутили затылками и кистями рук. Ее свет слепил даже сквозь плотно сомкнутые, вжатые в землю веки. Холм под нами подпрыгнул, мы взлетели в воздух один раз, другой, третий... Мы так испугались, что не обратили внимания на страшный грохот.
Спустя миг все стихло. Тут мы почувствовали, вот именно, почувствовали, а не услышали низкий гул. Подняв головы и открыв глаза, мы увидели поток медленно текущей магмы. Магма поднималась из глубины земли и заливала степь огромными языками. Языки сталкивались, и тогда вверх взлетали снопы ярко-красных искр.
Экран принял на себя ударную волну взрыва и спас нам жизни, затем перегруженные генераторы сгорели. Это был первый случай, когда генераторы экрана вышли из строя.
Все молчали, не в силах посмотреть друг другу в глаза. Мы просто лежали, и все...
Часы говорили, что прошел час, но для нас понятие времени отсутствовало...
Наконец двое наших поднялись и пошли осматривать, что осталось от позиции. Вслед за ними стали подниматься с земли остальные. Молчаливые, хмурые, мы отряхивались от пыли, и тут я услышал чей-то голос:
- От этого представления я наложил полные штаны...
Ничего не думая и не чувствуя, мы хмуро перевязывали раны, чисто автоматически привели лагерь в порядок, закопав сгоревший генератор. И все так же автоматически, как в полусне, вновь опустились на землю и стали пялиться на лаву, заполнявшую степь.
Было ясно - война окончена и нам "повезло". Это было больше, чем факт, любые вопросы показались бы наивными и глупыми. Дакота исчезала, от нее ничего не осталось. Точка! Война кончилась. Мы были близки к истине, но недостаточно, чтобы понять ее.
Примерно через час на гравитолете прилетел связной из главного штаба. Выключив аппарат, он спрыгнул на землю и сделал два шага по брустверу, выходящему в ад и... остановился. Его рука потянулась к горлу, остановилась, опустилась и вновь стала подниматься.
Мы молча смотрели. Штаб, руководивший уничтожением Дакоты, был предусмотрительно размещен за Доминиканами. Из своего укрытия они в лучшем случае могли наблюдать зарницы в облаках. И сейчас эта тыловая крыса, наверное, впервые в жизни увидела, что же такое война, воочию, а не по сводкам. Он смотрел на город, точнее, на то место, где совсем недавно был город.
По лицу тыловика ямог безошибочно прочитать все его мысли и с удовлетворением заметил, как вдруг он весь как-то сгорбился, словно кто-то невидимый занес кулак над его головой. Многие из штаба Квесторов, принимавшие непосредственное участие в планировании уничтожения Дакоты, покончили жизнь самоубийством. Но у остальных нервы оказались покрепче или совести было поменьше... Не знаю, к какой категории относился этот гусь...
Связник наконец собрался с духом и поплелся к нам. Он шел, как после бурного возлияния, с неестественно белым лицом. Но чудовищным усилием воли ему удавалось владеть собой. Отозвав в сторону командира нашего отделения, Гейнита, он что-то втолковывал ему в течение получаса. Видно, отчаявшись что-нибудь ему объяснить, связник развернул карту и продолжил свои объяснения, тыча в нее пальцем. Гейнит, видимо, начал понимать и временами в знак согласия кивал головой. Потом тыловик быстро что-то нацарапал на листке бумаги и передал записку командиру. Прощаясь, он пожал руку, кивнул нам и поспешил к своему гравитолету. Аппарат взмыл какимто странным рывком, на миг завис над нашими головами, а затем, описав пологую дугу, скрылся за вершинами Доминикан. Гейнит стоял в клубах пыли, поднятой воздушным потоком, и с непроницаемым лицом следил за полетом гравитолета. И вновь в лагере воцарилась тишина.
Командир подошел к нам, немного подождал, пока все обратят на него внимание, и отдал приказ готовиться к маршу. Мы не поняли... Он повторил приказ все таким же спокойным, не терпящим возражений голосом - Гейнит всегда терпелив до безобразия. Секунду мы молчали, потом кто-то чертыхнулся, кто-то печально усмехнулся, и "заклятие" Дакоты было снято, по крайней мере, на некоторое время. Мы начали довольно быстро сворачивать лагерь. Кое-кто начал разговаривать, но таких было немного.
Когда со сборами было покончено, Гейнит возглавил строй и повел нас всех вверх по склону, а затем вниз, в сторону хребта. Мы перешли перевал и стали спускаться по другую сторону горной цепи. Думаю, что каждый из нас хотел оглянуться назад, на то место, где была Дакота, но1 никто не оглядывался... Каким-то необъяснимым образом над нами по-прежнему царствовала ночь.
Обычно мы не разговаривали на марше, но тишина этой ночи была воистину ужасающей - можно было слышать хруст гальки под сапогами, слегка хриплое дыхание, приглушенное звяканье штыков, бьющихся о подсумок... Можно было услышать наш страх, можно было увидеть его, почувствовать!!!
Мы могли попробовать его на вкус, прикоснуться к нему!
Мы были частицами чего-то настолько древнего, что название ЭТОГО пришлось откапывать из-под толщи пыли веков, из забытия, перелопатив руины древних историй в поисках древних идей, 'пригодных сегодня для борьбы с Объединением. Я был в отряде "коммандос". Не надо спрашивать, что значит это слово. Я сам так и не смог понять его значения. Но именно так когда-то очень давно называли подобные отряды. Я смутно догадываюсь, что это означает в категориях человеческого дела. Это значит - гадость! Длинные, мерзкие дни и ночи, в которых вся дневная мерзость проходит в кошмарах, от которых вскакиваешь с постели в холодном поту. Холод, мрак, сырость, смерть, вылетающая неизвестно откуда и когда, смерть, разрывающая нервы постоянной смертельной опасностью. Смерть, словно перчатка, брошенная в лицо. Ты постоянно в напряжении, которое постепенно превращается в боль. Ты привыкаешь к этому. Боль настолько входит в тебя, что ты свыкаешься с ней, забываешь о ее существовании, забываешь, что раньше, за миллионы лет, ты не знал о ней. А в настоящем ты живешь только на адреналине.
Но мы любили эту жизнь. Мы были одержимы идеей. Мы ненавидели, а служба позволяла нам выплескивать накопившуюся злость. На сотни лет мы были первыми, кто сумел сделать это... и это был наш триумф. Ученые и историки, стоявшие у истоков движения Квесторов, были умны и не слишком приглядывались к отдельным членам Общества, благодаря этому и удалось сложить мозаику из разноцветных архивных документов праистории. Они с самого начала знали, что единственная ' возможность победить Объединение заключается в том, чтобы застать его врасплох радикальными концепциями и еще чем-нибудь таким, с чем оно никогда не сталкивалось, а значит, и не было готово к противодействию тем, что находится за пределами современного опыта человечества.
Концепции они стали выкапывать в документах праистории, настолько древних, что тление практически уничтожило их. Наконец им повезло, и они нашли подходящие записи с нужными данными.
После этого им оставалось подвести древние идеи под современную стратегию...
В одной из записей они почерпнули идею "партизанской войны". Я не знаю, что это значит, но на практике мы использовали эту идею примерно так... мы играли по своим собственным правилам вместо того, чтобы копировать основы стратегии противника. Ты позволяешь противнику играть по его правилам, но сам постоянно руководствуешься своими. Это открывает перед тобой широчайший стратегический простор. Ты действуешь! По мнению противника, действуешь абсурдно, но в этом-то и заключалась древняя, давно забытая тактика. Противник не знает, откуда ждать следующий удар, от,чего ему обороняться. Кажется, он так и не понял наших методов борьбы.
Мы привыкли ходить на операции с оружием, изготовленным по древним чертежам. Наше оружие действовало на основе простых химических реакций внутри механизма, метавшего крошечные металлические снарядики. Эти снарядики обладали громадной энергией, входя в тело, они пробивали внутренние органы и убивали, в других случаях надолго выводили противника из строя. Я знаю, что в век гравитационных полей это звучит странно, но поверь, действовало это оружие довольно эффективно.
Тут надо не забывать то, что в Объединении общество находилось под строгим контролем, во многом даже более строгом, чем в Сообществе. Украсть энергетическое оружие было почти невозможно, да и использование оружия из арсеналов Объединения было сопряжено с большими трудностями - большинство его типов питалось (заряжалось) Центральной Энергостанцией Объединения. Тотчас после пропажи хотя бы одной единицы... Объединение отключило бы питание соответствующего кода вооружений. Своими силами в наших мастерских такое оружие было практически невозможно изготовить, к тому же мы не имели энергостанции, способной обеспечить наше оружие зарядом. Наши "автоматы", при всех их недостатках, были, по крайней мере, атомными, к тому же все средства защиты типа фазостен и всевозможных защитных экранов были не в состоянии задержать наши маленькие снарядики или, как их называли древние, "пули". Экраны были слишком сложны и не могли реагировать на такие мелочи, как комочки металла, движущиеся с относительно небольшой скоростью. Так же получилось с "бомбами" и "гранатами" - металлическими оболочками, начиненными взрывчатым веществом; после взрыва оболочку разрывало на куски, и они летели, неся смерть.
Этот список можно было бы продолжить до бесконечности.
Стратеги Объединения думали, что мы не способны быстро передислоцироваться с места на место, поскольку все машины питались от Центральной Энергостанции Объединения... Ты когда-нибудь слышал о "велосипедах"? Эти устройства приводились в движение механической энергией, посредством несложного привода превращавшейся в энергию движения. Ездили они на колесах, приводимых в движение посредством физического труда" точнее, работы ног, вращавших маховик. Масса этих "велосипедов" была невелика, и их невозможно было заметить на экранах локаторов, поэтому мы могли скрытно подобраться к таким местам, к каким, по мнению специалистов Объединения, и приблизиться было невозможно. Связь? Мы передавали информацию при помощи солнечных зайчиков - которых пускали маленькими зеркалами. В пасмурную погоду использовали дым. Кроме того, у нас были связные, которые доставляли особо важные депеши лично.
Но самым важным было то, что мы как бы олицетворяли, собой войну! Это было, пожалуй, самым важным из того, чего добивались наши командиры. Это превратило нас из банды подростков, бегающих туда-сюда в поисках приключений, в людей, твердо знавших, ради чего они идут на смерть, и это лишало войска Объединения духа борьбы. К сожалению, из-за этого же до сих пор люди с тревогой вспоминают Переворот, особенно в Сообществе.
Нам приходилось убивать людей собственными руками. Мы перерезали им глотки. В своем рассказе я уже однажды упоминал штыки, но готов дать голову на отсечение, что ты не знаешь значения этого слова. Хотя, отдавая тебе должное, признаю, ты великолепно блефуешь. Открою тебе маленький секрет: лучший путь завоевать репутацию мудрого человека - всегда оставайся невозмутимым и делай умное лицо, плюс никогда не болтай лишнего... Ну, я немного уклонился от темы... Штык - это заостренная полоска металла, снабженная рукояткой. По граням он обоюдоострый, острие очень твердое и тоже острое. Все это сделано для того, чтобы металл резал человеческую плоть так же легко, как масло, в конечном итоге убивая жертву. Когда ты убиваешь, кровь хлещет из раны и течет по твоим рукам. Ее трудно смыть, она накрепко пристает к твоим рукам. Мы хорошо освоили свою грязную работу... Наши удары были сильны и точны. Мы не только резали своих врагов, но и душили их кусками стального провода... Прости, если я тебя шокировал... В подобном шоке оказались и люди Объединения. Они привыкли убивать на расстоянии... Они нажимали кнопки, а... остальное выполняли их грозные машины. Люди не являлись для них чем-то конкретным, в их понимании жертвы представлялись какой-то абстрактной статистической величиной - и не более.
Мы же убивали, видя лица своих жертв. Слыша их предсмертные стоны, видя их агонию...
Так способны убивать только безумцы. Мы и стали такими, в безумцев нас превратила война. Благодаря этому мы стали грозным, боеспособным подразделением.
В отряде нас было двенадцать. Но действовали мы обычно повзводно - боевыми четверками.
На долгие два года взвод заменил мне семью...
Я был во взводе Гейнита - командира отряда.
Гейнит - крепкий, с залысинами, порядочный мужчина средних лет. Наделенный от природы талантами командира и организатора.
Рен - флегматичный, немного замкнутый в себе, молчаливый, со своеобразным чувством юмора и до безобразия точный.
Гот - молодой, неутомимый, очень импульсивный, с резкими перепадами настроения - от щенячьей радости до вселенской скорби. Но пробыл он с нами недолго, месяца четыре, придя на смену Мейсону, погибшему при штурме Кате Итика.
Ну и ваш покорный слуга.
Мы были людьми скорченными, в какой-то степени - эмоциональными калеками... Одним словом - безумцы.
Объединение, несмотря на то, что за годы своего господства уничтожило миллионы людей, не могло понять наше безумие. Они нас боялись... и это обрекло их на поражение. И это приводило к провалу их планов.
Незадолго до нападения на Дакоту нам удалось захватить Доминиканский передатчик... Окруженный в несколько колец противолучевыми, противохимическими и противобактериологическими экранами... Защищенный от любой энергетической атаки, он казался неприступен.
Мы пришли к нему пешком. Они даже не могли представить, что можно атаковать пешим строем, и они оказались беззащитны... Сигнализация была запрограммирована на более изощренные угрозы... Десять лет войны так и не научили их тому, что человек сам по себе является наиболее грозным оружием. Благодаря этому мы беспрепятственно подошли к передатчику. Вошли и уничтожили весь обслуживающий персонал. Команда передатчика состояла из разумных Клопов. Их было десять, включая командира-инструктора. И никаких Нулевиков или Воскресших. Десять техников, похожих один на другого. Десять фигур, мечущихся в панике и глядящих на нас, как на явление из загробной жизни. Мы раздавили их, как жуков, не задумываясь. Позже мы подорвали передатчик химическими запалами. Когда вверх взметнулся фонтан огня, освещая все вокруг, мы вскочили на велосипеды и что есть духу покатили назад к Доминиканам. Спустя мгновение сработало искажающее поле. Но мы были уже далеко.
Это все, что у меня было общего с исторической битвой под Дакотой. Впрочем, для меня этого более чем достаточно. Мы начинали эту битву. Без передатчика силы Объединение лишилось энергии, вся их сложная техника, начиная с обогревателей стекол и кончая смертоносным оружием, перестала работать. Без передатчика Дакота не могла существовать, а значит, по сути была обезврежена... И самое важное - без энергии остались четыре главных мозга Дакоты, занятые решением стратегических задач.
То же произошло и с многочисленными меньшими мозгами синапсами, требующими непрерывной энергоподкормки, а также и с комплексом ганглианов, через которые должен постоянно проходить психокибернетический ток, поскольку обесточенные, а значит, лишенные привычного раздражителя, они впадали в бешенство. Даже Нулевики, доведенные отсутствием энергии до осознания своего существования, стали непослушными и агрессивными. Через несколько дней они погибли. В положении Нулевиков оказались и разумные Клопы низших категорий - не имеющих собственных органов пищеварения, в большинстве своем используемых на военной службе. Без энергопитания они не прожили и двух дней.
Независимые дозаторы пищи, которыми пользовались Клопы высших каст, не смогли бы обеспечить питанием всех остальных ни при каких условиях - они были маломощны.
Да, разумеется, были и вспомогательные, запасные системы. Но они не использовались в течение столетий и по большей части пришли в негодность. О том, чтобы исправные не работали, позаботились другие отряды Коммандос.
Дакота проиграла задолго до первого залпа. Реакция Объединения совпала с нашими планами. Как это и внушали ему рапорты от надежных разведчиков, доносившие о большой концентрации сил Квесторов под Дакотой. В несколько часов Объединение подтянуло к городу мощные соединения.
Почти все профессиональные войска, огромное количество полицейских, подготовленных из представителей промышленных Клонов во времена, когда Квесторы только начинали поднимать свой мятеж. Сюда же, под Дакоту, была стянута основная масса тяжелых вооружений Объединения. Они хотели застать Квесторов врасплох, зажать их войска между городом и Доминиканами. Накрыть этот район таким энергетическим залпом, чтобы после него никто не остался жив. Они надеялись покончить с нами раз и навсегда. И хотели это сделать с максимальной жестокостью, чтобы никто не решился выступить против Объединения.
Но их планы обернулись против своих создателей. Квесторы за долгие годы войны в совершенстве овладели стратегией. А маневренность у наших подразделений, как я уже говорил, была велика. До этого мы старались избегать крупных сражений, предпочитая заниматься диверсиями. Мы никогда не применяли против Объединения своих тяжелых орудий. Когда Объединение рискнуло и поставило на карту все, решив бросить против Квесторов практически всю свою мощь... мы изменили обычной технике... Квесторы приняли вызов и ударили по Объединению мощью всего своего потенциала, скопленного за годы войны. Всем, что могли украсть, сделать, купить за более чем астрономическую стоимость.
Примерно через час после начала арт-подготовки город исчез. Весь, за исключением двух Главных мозгов и Приюта. Вот тогда-то Квесторы и запустили свой генератор гравитации, который по случаю приобрели здесь на Косе у какой-то фирмы. Это казалось безумием... прибор, используемый при крупных земляных работах, мог уничтожить всю планету - но вся армия Квесторов состояла из безумцев... Наше безумие было продиктовано отчаяньем... В общем, в штабе решились на эту крайнюю меру... В несколько минут превратились в порошок тяжелые батареи Объединения, затем исчез Приют - наверное, это был первый за всю историю случай уничтожения Приюта, мы его уничтожили случайно. Потом, когда дозирование энергии вышло из-под контроля и впридачу включили этот проклятый двигатель, в степи вообще ничего не осталось!.. НИЧЕГО!!!
Жуткая была бойня.
Вспомни, как было велико население Дакоты - второго по величине города на планете и одного из крупнейших в этом секторе Галактики. У его пирсов швартовались флотилии подводных судов, доставлявшие в верховья Дельвы урожаи бытии и другие товары - а в то время года движение по реке было весьма интенсивным.
Вспомни про шахты и фабрики, про Западные Верфи и завод Энергоустановок. Прибавь массу жителей шести Главных Контролируемых Сред, кольцом окружавших город. Прибавь Администрацию Южного Округа, правящую на этом полушарии. Прибавь двадцать поколений "Полноразумных из Дакоты", формулы личностей которых хранились в непроницаемых сейфах Приюта. Они тоже погибли, на этот раз естественной смертью. После падения Дакоты она уже не могла воскреснуть даже в образе бестелесного мозга, помещенного в питательный раствор. Записи из Мозговых кодов погибли. Нельзя восстановить сознание из лужи расплавленного шлака. Это был смертельный удар по Объединению, он вызвал большее напряжение, чем все остальное. Можно восстановить, создать заново все, что угодно - кроме интеллекта. Потери в живой силе противоборствующих сторон можно не учитывать, в сравнении со всем остальным они были ничтожны.
И без них погибло несколько миллиардов человек... Задумайся...
Разум не в силах объять это число. Оно так велико, что его невозможно представить. Но никогда нельзя забывать о них...
Я шел и всматривался в спину Рена, в его почти невидимую в темноте фигуру манекена, и пытался понять ради чего, ради чего погиб цветущий город. Я шел почти вслепую, спотыкаясь. Преследуемый пережитым кошмаром...
Миллиарды!!!
Сколько душ не познают покоя? Кого они проклянут за свою смерть?
МИЛЛИАРДЫ!!!
Спустя два часа после выхода на марш нас нагнал рассвет. Как всегда, он пришел неожиданно. То мы почти наощупь пробирались сквозь чернильно-черную, безлунную ночь, под пристальным наблюдением сотен звезд. И вот уже светло, звезды ушли.
На востоке заалела заря, я на секунду замешкался, стягивая очки ночного видения и пялясь на небо. Что принесет нам новый день? Наивный вопрос? Что же, в свое время и я был глуп, как ты... Но это была моя первая самостоятельная мысль, с тех пор как я валялся там на 1.олме, наблюдал танец разъяренного бога. Я повторил мой вопрос и стал ждать ответа, наблюдая, как мое дыхание сгущается, превращаясь в сгустки пара.
Солнце вылетело из-за горизонта, подобно метеору. Оно всегда выскакивало так стремительно и неожиданно, что к этому не могли привыкнуть даже рожденные на Мире...
Сначала суровый, затем все более радостный свет залил все вокруг. Тени с каждой секундой становились все более четкими. Солнце с каждой секундой поднималось все выше и выше, очищая своим светом небо от ночной черни. Свет становился все ярче, из розового превращаясь в полотен*. Начал подниматься утренний туман, мы по колено тонули ь шм, а он поднимался все выше и выше - потоками устремляясь к вершине гор.
Мн шли между туманом и небом, вне грешной земли, и старались прогнать мысли о происшедшей трагедии. И тут я почувствовал, как по моим щекам, может быть, первый раз в жизни, текут слезы...
Что-то защепило - так наши термокостюмы реагировали на изменение температуры и света, теперь под действием солнечного света они из черных превратились в белые. По склонам гор увядали ночные растения, когда туман поднимался к вершинам гор, это было хорошо видно. За считанные секунды Доминиканы изменились, превратившись в мертвую пустыню. Солнце, поднявшись высоко, превратилось в огромный диск. Лишенные растительности горы покрывались шрамами четких, на удивление черных теней. Казалось, жизнь покинула их. Но спустя несколько секунд из всех щелей стала выбиваться дневная растительность. С вершин гор в долину устремились тучи, смывая пыль, покрывавшую ущелье и неся жизнь.
Через час мы вышли в долину; Гейнит повел нас вниз, на простирающуюся до самого горизонта долину. Описав полукруг, мы подошли к горловине долины. Все укрылись, растянувшись в цепь поперек горловины, за исключением нашей четверки. Мы пошли дальше.
Миновав еще один перевал, мы вошли в заросли саблетрав и стали скрытно пробираться через них. Мы старались двигаться вместе с порывами ветра, чтобы ничей посторонний глаз не мог нас заметить.
После получаса утомительного ползанья я почувствовал, что достиг края зарослей. Остановившись, я осторожно раздвинул листья травы и выглянул наружу...
На поляне стоял огромный гравитопаром, примерно пятисотфунтовый, оснащенный оборудованием для самовыгрузки и самозагрузки.
Рядом с паромом стояло три человека.
На то, чтобы увидеть все это, мне потребовались доли секунды. Все рассмотрев, я тотчас отпрянул назад. Быстро проверив исправность автомата, я снял его с предохранителя, а затем осторожно пополз через траву, стараясь подобраться поближе к парому.
Выглянув в очередной раз из травы и убедившись в том, что до парома довольно близко, всего около двадцати футов, я приступил к тщательному наблюдению. Со своей позиции я рассмотрел на борту корабля идентификационную голограмму. Судя по ней, корабль был приписан к Урхейму - столице Объединения. Городу, расположенному в северном полушарии. Чтобы сюда добраться, им пришлось проделать большой путь, несмотря на то, что они передвигались не своими ногами... Их путь был долог потому, что им пришлось пройти все фазы развития - от зародышей в стеклянных пробирках до людей, дрожащих сейчас под порывами ветра у меня на мушке. Эта мысль меня позабавила, и я задумался: обладают ли они даром предчувствия и догадываются ли о том, что этот рассвет окажется для них последним. Подобная мысль заставила меня улыбнуться, и я вторично, без всякой нужды, проверил свой автомат.
Приходилось ждать, стараясь заглушить нарастающее чувство беспокойства.
Двое из стоявших отошли к носу парома и закурили одну сигарету на двоих. Ветер донес до меня слабый аромат наркотической травы. Слегка пошатываясь от наркотика или от постоянного недосыпания, они внимательно смотрели поверх саблетрав на равнину. Своим "одеревенелым" видом они напоминали людей, впервые угодивших в ночлежку и с непривычки проворочавшихся там с боку на бок всю ночь, так и не уснув. На них была надета форма младших полноразумных офицеров касты военных. Скорее всего, как и большинство представителей неклонированных каст, они получили свои должности по наследству. Не считая кадров из Урхема и других главных городов, они были одними из немногих счастливчиков, уцелевших после уничтожения Дакоты - там погибли сотни тысяч кадровых, офицеров военной касты, а клан военных всегда был немногочисленным. Хотя регламент рекомендовал Объединению формировать силы Безопасности из представителей неклонированных высших каст последнего бастиона "закостеневшего деспотизма", - но за долгие годы бездействия силы Безопасности превратились в чисто формальный отряд и не играли существенной роли. Это, в свою очередь, привело к движению Квесторов и, в конце концов, вынудило Объединение принудительно перевести представителей промышленных клонов в отряды полиции.
Один из курильщиков был ниже и моложе меня. Третий ушел и теперь сидел в кабинете парома. Сквозь затемненные стекла иллюминатора был виден его силуэт.
Я ждал.
После нескольких минут ожидания я услышал негромкий свист Гейнита.
Я тотчас вскочил на колени и, раздвинув траву, прицелился. Офицеры вздрогнули. На их лицах отразился смертельный страх. Старший из них сделал шаг вперед, сжимая в руке бластер... Рен дал очередь, и он упал как подкошенный. Затворы автоматов громко щелкали, из стволов вылетал огонь, из травы с невероятным шумом поднялась стая птиц. Офицер уронил бластер и упал. Его спутник бросился к шлюзам парома. Я нажал на спуск. Кадета отбросило. Широко раскинув руки, он стукнулся о борт парома, сполз вниз и, распластавшись на земле, затих. Секунду спустя он попытался приподняться и снова упал.
Третий покинул кабину и выскочил из шлюза, паля наугад из биодэта. В травах, там и тут, в местах попадания его смертоносных лучей, появлялись борозды почерневшей травы. Гейнит меткой очередью прекратил это безобразие. Пули отбросили офицера к корме парома, где он замер, неестественно выгнув руки. Биодэт лежал рядом с ним.
Когда мы выбрались из укрытий и подошли к парому, кадет все еще дышал. Гот поднял автомат, но Гейнит знаком остановил его. И словно благодаря за эту милость, юноша открыл глаза, посмотрел на нас и... умер.
Мы пролили много крови.
Услышав, что бой закончился, подошли остальные, Гейнит отправил их в караул. А нам разрешил отдохнуть.
Оттащив трупы подальше в заросли, мы улеглись в тени парома.
И вновь, как после Дакоты, я почувствовал себя полностью опустошенным...
Я все утро не мог успокоиться, чувствуя себя не в своей тарелке. Казалось, что разум покинул тело и оно живет и двигается само по себе...
Работы было очень много... Среди наших вещей имелось четыре промышленных лазера для горных работ. Эти большие, малопроизводительные устройства использовались для прокладки тоннелей в горах и никак не могли быть использованными в качестве оружия. Но мы решили попробовать, тем более, у нас не было выбора. Эта операция не планировалась. Связной доставил приказ, и теперь нам приходилось импровизировать на скорую руку. Приходилось использовать все, что хоть отдаленно могло послужить в качестве оружия. Времени тщательно подготовиться у нас не оставалось, а от исхода этой операции зависела судьба восстания. Когда в штабе узнали о планах Объединения, времени на раздумье уже не было, а мы оказались ближайшим отрядом... Так что выполнять приказ выпало нам. Наши лазеры чисто случайно оказались под рукой, их суммарная мощность почти равнялась мощности тяжелого полевого орудия. Поэтому мы и решили использовать их.
Захватив паром, мы тотчас разбили передатчик. Гейнит посигналил зеркальцем в сторону недавно покинутого нами горного перевала. Не прошло и десяти минут, как прибыл связной, притащивший на спине один из лазеров. В четыре ходки он приволок все... Затем, не прощаясь, вернулся на перевал. Было хорошо видно, как его гравитолет по сумасшедшей дуге летит в сторону Доминикан. Он не проронил ни слова, ни разу не улыбнулся. По-моему, он был из тех Квесторов, которые после победы пошли по Дороге Покаяния. Это предположение подтверждает то, что я его больше никогда не видел.
Иногда я сожалею, что не отправился по тому же пути, но с другой стороны, мне кажется, что я всю свою последующую жизнь только тем и занимался, что каялся и пытался искупить свои грехи. А это, на мой взгляд, гораздо тяжелее, чем просто уйти в небытие. Возможно, я прав, не мне судить... По крайней мере, иногда приятно так думать.
На установку и наладку лазеров у нас ушло два часа. Мы разместили их с четырех сторон долины, укрыв в наклонных шахтах, высверленных в скалах. Самым трудным было рассчитать угол стрельбы, но в конце концов нам удалось скрестить лучи лазеров в точке, расположенной на сто футов выше земли в центре долины. При этом шахты позволяли в случае необходимости изменять угол на несколько градусов в сторону. По нашим расчетам, именно там должен был приземлиться "незваный гость". Незваным гостем должен был стать "стандартный орбитальный бот". Почему орбот? Потому, что только такой корабль и мог приземлиться в этой долине и при этом не повредить гравитопаром. Если же его решат посадить за горловиной долины, то наши усилия пойдут прахом... Изменить прицел наших лазеров было почти невозможно... Разумеется, в этом случае мы бы постарались взять, орбот штурмом, лишь только он коснется земли. Однако в этом случае наши шансы на успех были невелики.
Но мы были почти уверены, что он приземлится в долине. Во-первых, потому что здесь уже приземлился гравитопаром, а во-вторых, это место с четырех сторон прикрывалось высокими гранитными скалами. Здесь бот надежно скрывался от случайных любопытных глаз.
Если бы наше предположение подтвердилось, то наши шансы на успех становились почти полными. Во всяком случае, никак не меньше восьмидесяти процентов.
Закончив приготовления, мы укрылись в траншеях невдалеке от своих импровизированных орудий.
Гейнит отвел меня с Готом к лазеру, расположенному на склоне горы, прямо над гравитопаромом. Рен остался внизу. Когда мы скрылись, он забрался в кабину парома.
И вновь в долине казалось все спокойно. С нашей позиции гравитопаром казался маленькой блестящей игрушкой. Солнечные зайчики играли на его блестящей поверхности. Просто потерянная игрушка, затерявшаяся в высокой траве, ожидающая, что хозяева вспомнят о пропаже и найдут ее. Но хозяева никогда не придут.
Шло время.
Птицы, успокоившись, вернулись на склоны. Я постарался усесться поудобнее. Но Гейнит взглядом приказал мне не шевелиться. Мы скрывались в тракшее шесть на восемь футов, накрывшись маскирующей сеткой со стороны долины, приподнятой в некоторых местах. Местами сетка была присыплена землей и дерном. Гейнит сидел посередине, рядом с пультом управления лазера. Слева от него расположился Гот, справа - ваш покорный слуга. Когда придет время, Гейнит включит лазер... Для этого хватит одного человека. Мы с Готом остались не у дел, нам нечего делать, даже когда начнется схватка. Если только не придется заменить командира... если произойдет что-то неординарное, и командира выведут из строя случайным взрывом. "На войне, как на войне", - сказал кто-то из древних. Правда, мы с Готом могли понадобиться еще и в случае, если бы пришлось изменить прицел лазера. Но и то, и другое было маловероятно. По крайней мере, мы надеялись на это.
Приближался бенефис Гейнита, нам же предстояло играть роль молчаливых статистов.
А это очень плохо - у нас появлялось время для размышлений. И это было самым страшным.
Я почувствовал, что тупею, было такое ощущение, что меня отделили от мира стеклянным колпаком. И этот колпак медленно, слой за слоем, тает. И еще меня, несмотря на то, что я сидел бок о бок со своими товарищами, не покидало чувство одиночества. Казалось, что они находятся за десяток миль от меня, и вместе с этим меня охватила паника, тупая, звериная. Казалось, мое тело превратилось в прозрачный пластик, кости в стекло, и нет вокруг ничего, и некуда укрыться. Окружи меня армия, я все равно останусь один. Закопайте меня под землю, я все равно буду нагим. Часть мозга думала, что это результат шока или следствие переутомления. Другая боролась, стараясь удержать крик ужаса, готовый сорваться с моих губ. Кошмар нарастал. Я ощущал только обостряющееся чувство одиночества.
Я смотрел на все как бы со стороны... Мне был виден расплавленный паук Дакоты, лежащий на хребте и показывающий свое отвратительное брюхо, шевеля в небе огненными конечностями, касаясь ими облаков, вызывая на них пузыри от ядовитых укусов.
Я видел парня с залитым кровью лицом, бившегося в предсмертной агонии на земле.
Великие, простые идеи казались мне порочными.
В долине все оставалось спокойным, за исключением колышущихся на ветру трав да птиц, круживших над ними.
Ноги паука.
Танец краба.
Черная тень гравитопарома, ползущая по долине.
Неожиданно удивительно четко я увидел Рена, сидящего там, в кабине парома. Он развалился в кресле, положив ноги на пульт управления, скрестив руки на груди и поставив автомат между колен. Несмотря на кажущуюся отрешенность, он внимательно следил за входом в долину. Время от времени он вынимал изо рта дымящуюся сигарету и стряхивал пепел на блестящий металлический пол...
И... улыбался своей непонятной улыбкой, осторожно поднося кончик сигареты к плюшевой обивке. Ткань (натуральная, не пластиковая подделка) тлела, дымясь струйкой серого дыма, и в кресле появлялась очередная дыра с обугленными краями. Рен, вновь улыбнувшись, подносит сигарету ко рту, поудобнее откидывается на спинку кресла и глубоко затягивается.
Рена оставили в кабине, чтобы послать ответный сигнал на запрос орбота. По нашим расчетам это должно было уверить экипаж в полной безопасности и стянуть их с орбиты в объятия смерти. Если бы они что-нибудь заподозрили, он умер бы первым. Если же все пойдет гладко, то, исходя из плана, он тоже скорее всего погибнет. Он был на виду. "Камикадзе" - так древние называли людей, выполнявших подобные задания. Рен говорил, что не наложит в штаны. Возможно. А возможно, что он попросту рассчитывал на везенье. Вообще, он был со странностями. Старше любого из нас, даже Гейнита. Большую часть жизни провел в Урхейме, работая военным инструктором в Администрации. Он честно трудился, вкладывая в работу всю свою энергию. Трижды его представляли на должность старшего инструктора, но он трижды отказывался. После третьего раза его отправили в отставку на жалкую, полунищенскую пенсию, которую ему назначили за сорок лет безупречной службы.
На следующее утро он отправился в свою контору к началу рабочего дня, завладел биодэтом часового из охраны Административного Корпуса, пришел к себе в отдел и, перестреляв всех его служащих, бежал из Урхейма. В течение года он где-то скрывался, потом поступил на службу к Квесторам. В течение года он учился, а потом, несмотря на преклонный возраст, был направлен в один из отрядов "коммандос". Это произошло за пять лет до падения Дакоты. Вместе мы служили два года. За эти годы я слышал от него примерно по пять слов в день. Свое дело он выполнял профессионально - никогда не ошибался, никогда не жаловался, никогда и никому не показывал своих чувств. Но иногда он начинал улыбаться и прожигать дырку... В чем-нибудь или в ком-нибудь...
Вечерело, солнце нырнуло за горизонт, и казалось, что оно разбилось о долину брызгами огня. Одним глотком ночь поглотила нас, чернея, как брюхо чудовища.
Это вырвало меня из власти кошмара и вернуло к действительности. На мгновение я испугался - мне показалось, что я ослеп. Но потом я стал мыслить логически... Надел очки ночного видения, и мир, правда черно-белый, вернулся ко мне.
Гейнит тер одеревеневшие от долгого сидения ноги об основание лазера. Он отдал приказ, и мы проглотили по таблетке транквилизатора, паршивое было время. Третьи сутки мы держались на таблетках. Они были жутко горькие, без воды их было почти невозможно проглотить, но они помогали... Кровь быстрее бежала по жилам, настроение подымалось, сонливость пропадала. Я покосился на командира, Он молчал, думая о чем-то своем. Затем, видимо, почувствовав мой взгляд, посмотрел на меня, на Гота и разрешил выбраться из окопа.
Мы с радостью покинули тесную яму и принялись растирать онемевшие члены, притопывая на месте, чтобы восстановить нормальное кровообращение.
Звезды, подобно осколкам стекла на черном бархате, усеяли небо. Дневные травы увяли, дневные животные впали в спячку. Из грунта, кормясь останками дневных, показались ночные растения. Они росли с непостижимой быстротой на наших глазах, удваивая, а затем утраивая свой рост. В основном это были странные кусты с толстыми, липкими ветками, около четырнадцати футов высоты. Листья на них росли черные, формой напоминавшие наконечники копья. Мы с Готом аккуратно, стараясь не повредить корней, выкопали пару таких кустов и поставили на маскировочную сеть. Взамен увядших дневных трав. Брать кусты приходилось ватными рукавицами, их листья реагировали на любой источник тепла и обжигали, подобно сухому льду.
Потом мы вернулись в траншею. Но после разминки сидеть там было еще хуже. Движение и таблетка привели меня в норму, но теперь, когда я был вновь обречен на ничего-не-деланье, дневной кошмар вернулся с удесятеренной силой. Минутный отдых сделал кошмар невыносимым.
Я попытался заговорить, но получилось лишь неразборчивое бормотание, утонувшее в ватной тишине. Я видел, как неузнаваемо изменился командир. Своими движениями, напряженными мышцами, заостренными скулами он напоминал скалу... Гот чувствовал себя хуже всех. Молодой, всегда подвижный и веселый, он плохо переносил ожидание. Особенно в эту ночь.
Чтобы хоть как-то выбраться из состояния депрессии, нам надо было говорить. Каждый мучился, одолеваемый своими собственными мыслями... Хотя постепенно каждый из нас приближался к тому состоянию, за которым продолжать молчать было равносильно самоубийству. До Дакоты мы обычно всегда, находясь в секрете, коротали время за разговорами, взаимно изливая друг другу страхи, воспоминания, планы. Это помогало нам держаться вместе, лучше узнавать друг друга. Это отгоняло страх, скрывавшийся глубоко, в дальних уголках подсознания каждого из нас. Страх показать товарищам свою боязнь смерти. И теперь, когда, чтобы очиститься и сбросить с себя оковы "кошмара Дакоты", нам надо было просто по-человечески поговорить и выплеснуть одолевающие нас мысли наружу - никто не решился на это...
Всех переполняли видения недавнего кошмара; кипящая магма, испускающая свое зловонное, обжигающее дыхание с примесью запаха тухлых яиц.
Молодой офицерик, совсем мальчишка, его лицо с улыбкой, кровь, текущая из простреленного лба и медленно заливающая остекленевшие, широко, в немом вопросе раскрытые глаза... Я хотел и не мог понять... Я часто убивал, и это не оставляло во мне никакого осадка, разве что неприятный сон на следующую ночь. А тут... Я мечтал, чтобы эта ночь поскорее закончилась. Но не знал, закончится ли она или будет преследовать меня вечно??? В моем раздираемом противоречиями мозгу крутился один большой кошмар. Город, поглощенный камнем. Кадет, падающий с широко раскинутыми руками.
Почему-то два видения сливались в один большой кошмар...
Почему? За что?
Тогда у меня не было ответа на этот вопрос.
Да и сейчас я не смогу ответить на него...
Внезапно до нас донесся негромкий свист. Один из командиров отделений подавал сигнал...
Мы вздрогнули, напряжение стало невыносимым. И тут в тишине ночи мы услышали чьи-то шаги. Через мгновение раздался треск веток под чьими-то ногами. Кто бы это ни был, но он шел ничуть не таясь. Он пробирался сквозь заросли, производя невероятный шум. Мы с Готом обернулись на звук и вскинули автоматы. Это был рефлекс, выработавшийся за годы войны. На время кошмар был забыт. Мозг заполнил единственный вопрос кто там спускается с гор? Зачем?
Гейнит не стал оборачиваться. Он наблюдал за долиной. Спускавшийся с гор прошел всего в шести футах от нашего укрытия. Футах в десяти от нас, на склоне откоса, находилась свободная от кустов полянка. Мы ждали, пока непрошенный гость выйдет на нее. Наконец кусты у края поляны зашатались, и из них пошатываясь вышел... НУЛЕВИК!!!
Гот вздохнул, со свистом выпустив воздух сквозь плотно сжатые зубы. Гейнит с виду остался невозмутим. Я сначала чуть не рассмеялся, затем на смену облегчению пришло удивление... НУЛЕВИК!!! Как он сюда попал? Я снял автомат с предохранителя - и тут опять засомневался - НУЛЕВИК??? - и я вновь поставил автомат на предохранитель.
В следующие секунды все смешалось в моей голове: откуда, как, ЗАЧЕМ??? - мысли теснились, наползая одна на другую...
Нулевик неуверенными, пошатывающимися шагами пересекал полянку. Сделав два-три шага, он остановился. Затем сделал еще два-три шага... Он чуть не полетел под откос, затем отступил, следуя рефлексу самосохранения. Отошел на пару шагов назад и опустился на колени...
Низко опустив голову, нулевик стоял на четвереньках, словно пытаясь зарыться ладонями в землю.
Гейнит отложил автомат и потряс головой, словно пытаясь прогнать наваждение. Затем, выругавшись, он пожелал, чтобы его черти прибрали в ад, если он поймет, откуда тут взялся ВОТ ЭТОТ. Но в любом случае нам необходимо немедленно от него избавиться. Если его заметят, то начнут внимательно прочесывать местность и раскроют нашу засаду.
Я чисто механически поднял автомат и прицелился... Но Гейнит знаком остановил меня, добавив, что все надо будет сделать без шума. Затем он отдал приказ Готу отвести нулевика в сторону и прикончить, не поднимая шума.
Гот отказался. Гейнит метнул на него яростный взгляд, и я даже сквозь очки ночного видения увидел, как лицо командира краснеет...
Гот еже до этого не ладил с командиром. Гот был прекрасным солдатом, смелым, как лев, ловким, быстрым, но при всем при этом невероятно упрямым. Он слишком любил действовать по-своему. Он думал и обсуждал приказы... во всех его действиях сквозила необъяснимая сентиментальность, из-за этого он не мог быть по-настоящему наджным членом нашей группы.
С самого начала, с первого дня, мы так и не смогли найти с ним общий язык. Если бы Квесторам позарез не требовались солдаты, его бы никогда не послали в коммандос. Нет, я ничего не могу сказать, в бою он был подлинным дьяволом, одним из лучших во всей армии, за это Гейнит ему многое прощал. Но Гот был... слишком деликатным... точнее не подберу слов... Он не смог превратиться в бездумную машину, способную убивать не раздумывая, направо и налево, а это было несовместимо с партизанской войной... Еще до этой стычки я часто думал, как долго он пробудет с нами.
Хотя с другой стороны, его поведение было вполне объяснимо... Он был наследственным полно-разумным. Немногие из полно-разумных связали свои судьбы с Квесторами. Когда-то он был кадетом и у него была прямая дорога в инструкторы и дальше... Имея почти свободный доступ во все архивы, он занялся, как мне кажется, от скуки, изучением истории Объединения, а это привело к тому, чтоон вскоре стал с отвращением относиться ко всему, связанному с Объединением. Тутто он и встретился с агентом Квесторов и поступил на службу к ним в архив. По прошествии двух лет он поступил в наш отряд коммандос. Но в отличие от большинства фронтовиков, сражавшихся на стороне восставших, Гот был движим не яростью, а, скорее... идеализмом... Поэтому мы никогда полностью не доверяли ему.
Что же касается Гейнита, то он вообще всегда ненавидел наследственных полно-разумных. И я его понимаю.
Он был членом шестерки, погибшей во время несчастною случая, произошедшего из-за халатности инженеров Объединения. Гейниту повезло, он уцелел. Объединение лицемерно принесло ему соболезнование и объявило, что с его. помощью создаст новый клон. Взамен погибшей шестерки. А он, как старший, возглавит его. Инженеры поздравили его, считая, что делают королевский подарок... А он не мог представить, как сможет работать с копиями погибших братьев и сестер... Вежливо поблагодарив администрацию, Гейнит вышел и... шел до тех пор, пока случайно не наткнулся на один из отрядов Квесторов.
Я понял, что Гейнит клокочет от ярости и вот-вот взорвется. Гот тоже почувствовал и передернул плечами, однако промолчал. Нулевик в принципе был безвреден, а Гот не хотел убивать просто так. За последние дни и так было пролито слишком много крови... В глазах Гота я видел зарево Дакоты, но я не испытывал к нему симпатии, ведь он нарушил святую святых - не подчинился приказу! Я вспомнил Мэйсона, человека, на чье место пришел Гот, человека, умиравшего на моих руках. Я привязался к Мэйсону и полюбил его, так с какой же стати я должен испытывать симпатию к человеку, пришедшему на его место.
Мэйсон работал историком в одном из архивов Объединения. С самого зарождения Квесторов связал с ними судьбу. Долгие годы он успешно работал, а потом Объединение раскрыло его... Ему повезло, и он бежал, но его семья... В общем, Объединение выместило свою злобу на ней.
Квесторы предложили ему возглавить один из отделов штаба, но он отказался и попросился на передовую, ему говорили, что для человека его возраста - пойти на передовую равносильно самоубийству... Но он упорно добивался- и попал в один из отрядов коммандоса. Несмотря на возраст, он отличался отличным телосложением и старался ни в чем не отставать от своих более молодых товарищей.
Сентиментальность и доброту он скрывал под маской неотесанного грубияна. Но по ночам, когда все спали, я слышал, как он плакал, уткнувшись в подушку. Более человечных людей я не встречал ни до, ни после...
В этот момент я так разозлился, что был готов собственноручно пристрелить Гота. Мне показалось, чтр он пачкает память Мэйсона.
Гейнит взорвался... сплюнув, он разразился потоками брани, затем, захлебнувшись собственным ругательством, замолчал и только сверлил Гота ненавидящим взглядом. Плотно сжатые губы побелели. Он бросил взгляд на меня... Ругаясь, он забылся и обозвал Гота воскресшим. Вообще-то на Мире это было довольно распространенное прозвище. Но его избегали употреблять в моем присутствии... Услышав его, я возненавидел весь Мир...
Гейнит, вдруг успокоившись, пообещал Готу разобраться позже и приказал мне увести нулевика в какое-нибудь ущелье и прирезать.
Я механически, все еще размышляя о своем, вылез из окопа и направился к поляне. Злость переполняла меня, и я вымещал ее на ни в чем не повинных кустах, которые немилосердно стегал руками, одетыми в теплые рукавицы. Через несколько шагов злость пропала, сменившись отупением. Я наконец-то узнал, что же думают обо мне мои сослуживцы. Раньше я никогда не задумывался об этом. Теперь же Я ЗНАЛ и вместе со всем, через что я прошел за эти два бесконечно долгих дня... я этого не вынесу.
Подобно дикому зверю я выбежал на поляну...
Нулевик услышал мои шаги и поднялся, шатаясь из стороны в сторону. Его руки бесцельно болтались... Он повернулся ко мне, и тогда я смог как следует рассмотреть его. Он был выше меня, но очень тощий и едва ли весил больше ста фунтов. Голова абсолютно лысая, точнее, безволосая. Волосы нулевикам были абсолютно не нужны. Кисти рук очень толстые, с неразвитыми пальцами. Зато большие пальцы ног отличались своей длиной и подвижностью, они позволяли этому существу свободно перемещаться по секциям Мозга. Ступни его ног, мягкие, покрытые нежной кожей, превратились в кровавое месиво... Hoc бесформенный кусок розоватого мяса вокруг единственной ноздри. Почти полное отсутствие ушей, так, маленькие загогулинки. Зато глаза - огромные, с черными зрачками, похожие на глаза ночных пауков. Они прекрасно видели в вечном сумраке помещений Мозга.
Их сделали такими, чтобы сохранить хоть какой-то контакт между нулевиком и окружающим миром - боясь, что в противном случае его разум перестанет работать. На висках, у запястий, на шее виднелись небольшие язвочки - точки подключения электродов. Нулевик, как ни странно, был одет во что-то, напоминающее пижаму из теплоизоляционного материала, но от пижамы остались одни лохмотья.
Признаки пола у нулевика отсутствовали. Под грудной клеткой был странный провал - органов пищеварения у него также не было. Но они ему и не требовались. Все тело этого СОЗДАНИЯ покрывали шрамы и кровоподтеки. Местами пузырились ожоги. Местами, в основном на руках, виднелись следы обморожений - результаты его встреч с ночными растениями.
Мне стало жутко. Это был неподдающийся описанию первобытный ужас, пришедший из самого темного уголка подсознания.
Это пришло из Дакоты, в этом можно было не сомневаться. Он пережил свой Мозг и каким-то неведомым путем прошел сквозь огненный ад и добрался до этой долины. Вряд ли он преследовал какуюто цель; скорее всего, он случайно натолкнулся на брешь в корпусе Мозга и пошел по прямой. Какой-то древний, так и не вытравленный Объединением, инстинкт, помог ему одолеть все преграды. Последнее подтверждалось его поведением у края откоса. Раньше инстинкт помогал ему. Но теперь он оказался бессилен. То, что это существо добралось сюда, было воистину чудом. А муки, что он вынес в пути... Меня передернуло, и я почувствовал, как волосы у меня на голове становятся дыбом.
Нулевик пошел мне навстречу.
От неожиданности я вскрикнул и отскочил в сторону.
Нулевик замер. Его голова шаталась из стороны в сторону.
Он вращал глазами, но, по-моему, я должен был им восприниматься, как просто более темное серое пятно.
Я постарался успокоиться. Это существо было абсолютно безвредным... Но я...
Я стал медленно подходить к нему. Он шевельнулся, но остался на месте. Внизу, в долине, в лучах звезд поблескивал гравитопаром. Я осторожно поднял руку. Нулевик продолжал неподвижно стоять, Стоя с ним рядом, я видел, как его грудная клетка поднимается и опадает в такт неровному дыханию. Он дрожал. Я удивился, что он не обладает запахом. Вообще, мне рассказывали, что они жутко воняют. Сказка, одна из многих, ходивших в то время...
Я с интересом рассматривал это создание, но опыт подсказывал: надо уходить, здесь, на склоне, мы у всех на виду... Подойдя еще ближе, я протянул руку и заколебался... Я не мог дотронуться до него. Перебарывая отвращение, я нашел на его руке участок с неповрежденной кожей и крепко сжал руку. Нулевик вздрогнул, но вырываться не стал. Секунду я ждал, но он оставался спокоен. Довольный тем, что он не сопротивляется, я повел его к склону.
Он послушно шел передо мной, пока мы не добрались до зарослей. Там он остановился и издал звук, больше всего похожий на кошачье мяуканье. Его обжег куст... На коже, в тех местах, которых коснулись листья, появились уродливые рубцы. Пожав плечами, я вновь подтолкнул его вперед. В ответ он снова мяукнул и дернулся. Я остановился. Нулевик внимательно смотрел на меня своими огромными глазами, скуля от боли или... в общем, не знаю, какие ощущения он испытывал. Проклиная себя за потерю времени и все такое прочее... я полез вперед, ломая кусты и делая проход. Ветки хлестали по термокомбинезону, не причиняя вреда, впрочем, иногда какая-то из них выскакивала и стегала нулевика, тогда тот вздрагивал и мяукал. Весь наш путь я думал: а на кой черт я нянчусь с ним? Зачем мучиться, оберегая кого-то (скорее, что-то, невольно поправил я себя) от боли, если через мгновение это придется убить. Что это дает? Прогнав эти мысли, я сосредоточился на прокладывании дорог. Нулевик очень ослаб и не сопротивлялся, но, ведя его, я очень устал. Он спотыкался каждые несколько шагов, и тогда приходилось его поднимать. Я вспотел, рубашка прилипла к спине, но я шел и шел - ходьба прогоняла вздорные мысли.
Мы спускались, пока не очутились футов на тридцать ниже окопа. Место казалось подходящим. Высокие кусты должны были полностью скрыть труп от наблюдателей с воздуха.
Я остановился. Нулевик ткнул, меня в спину и замер, опираясь мне на плечо. Над самым ухом раздавалось его хриплое дыхание. Меня передернуло от отвращения. Мурашки пробежали по рукам, и все тело покрылось гусиной кожей. На ум приходили какие-то смутные ассоциации, но я гнал их прочь под угрозой все нарастающей паники.
Я НЕ ХОТЕЛ ЕГО УБИВАТЬ!!!
Я стряхнул с плеча руку нулевика. Он соскользнул на пару футов вниз по склону, чуть не упал, но в последний момент удержал равновесие.
Я смотрел на него и не мог перевести дыхание, я задыхался. Воспоминания лавиной теснились в моем мозгу, покидая мрачные подвалы подсознания.
Вновь вспоминался Мэйсон, на четвереньках ползущий по гребню к ожидающей нас подводной лодке, а за ним огонь и свет прожектора. Скалы Кап Итика, орудия хлещут небо, стараясь добраться до нас. Мэйсон слишком медленно ползет по склону, балансируя, как на лезвии бритвы, на ее остром гребне. Пучок из распылителя настиг его, пучок, выпущенный с вершины горы. Мэйсон, уже мертвый, с дыркой в спине, падает ко мне на руки, роняя меня на колени. Он лежит у меня на руках и кажется страшно тяжелым. Мейсон, оторванный от меня набежавшей волной. Мэйсои, исчезающий в волнах, и Гейнит, стоящий по шейку в воде и орущий, чтобы я поспешил к лодке... Вот что заставил меня вспомнить нулевик.
Мэйсон, лежащий у меня на руках.
Почему нулевик ассоциируется у меня с Мэйсоном???
Я разозлился на себя за то, что сравниваю Мэйсона с ЭТИМ. Мэйсона, заменившего мне отца. Я злился, стараясь заглушить стыд... Я больше не мог этого выносить. Я чуть не плакал... И в бессильной злобе бросился на нулевика... Схватил его за плечо, и его безобразная голова закачалась на тонкой шее, и ни звука! Я бросил его на колени и выхватил штык...
В свете звезд сверкнула сталь. Я схватил это беззащитное творение за горло, собираясь задрать ему подбородок... Он был теплым, я почувствовал, как под пальцами бьется пульс...
И сразу же гнев исчез, остались лишь тошнота да горечь вины...
Мне стало холодно...
Нулевик смотрел на меня огромными глазами...
Мне кажется, что когда-то я знал, что такое счастье. Это теперь почти не бывает сирот... А во времена моей юности... нет... Да, большинство клонировалось в лабораториях. Но случались и исключения, люди всегда оставались людьми...
Я родился в семье неклонированного инструктора, и все могло сложиться иначе, если бы отец не взял в банке крупный кредит... Ему не повезло, и он был объявлен банкротом.
Объединение выжгло у него верхние зоны мозга и взяло часть кожи, из которой создало несколько клонов. Затем отец и клоны были направлены в одну из безразумных Сред. Чтобы таким способом компенсировать потерянные человеко-часы. Но этим дело не ограничилось...
Мою мать тоже клонировали, правда, выжигать ей мозг не стали и она смогла вернуться к работе... Но ей предоставили работу самой низкой категории... Она не могла меня содержать, и я попал под опеку государства. Объединение направило меня в одну из Промышленных Сред. Представь, что ты живешь в постоянном, однообразном шуме типа шшшшшшшшшшшшш... Если сможешь представить, то поймешь, каково мне там приходилось... Нет, с нами обращались довольно сносно, кормили, держали в тепле, а за это заставляли работать на конвейере, на монтаже какого-то миниатюрного оборудования, вечером нас усыпляли электрогипнозом, а утром мы просыпались, и пальцы сами по себе начинали выполнять монотонные, ритмичные движения. Как им это удавалось, я не знаю. За годы, проведенные там, я сделал несколько миллионов таких движений. Пища состояла из концентратов и витаминов. Через равные интервалы нас заставляли делать что-то типа зарядки. Когда мы подросли, раз в неделю у нас стали брать кровь. Инструкторов мы почти не видели. Больше всего надоедало постоянное шшшшшшшшшш... И постоянная работа на конвейере: взял деталь, вставил... взял деталь, вставил... Разговаривать нас не учили, но мы создали какой-то свой, понятный только нам язык из полутысячи слов. Инструкторы иногда заходили и проверяли исправность аппаратуры, следившей за нами. На нас они не обращали внимания.
Мы не знали, кто мы. Откуда нас привели. Где мы находимся. Это нас не касалось, и никто не рассказывал нам об этом. Честно говоря, мы больше походили на животных или... на НУЛЕВИКОВ... Единственной нашей реальностью было бесконечное, шшшшшшшшш... Наше психическое развитие никого не интересовало. Из Промышленных Сред выхода не было. В жестоком обществе Объединения для нас не было места... Объединение, с его точки зрения, выполняло свой долг, по-своему заботясь о нас. И используя нас...
Работы, которые мы выполняли, думаю, с большей точностью и гораздо лучше выполнил бы простой робот, но куда в таком случае дели бы нас?
Нас держали там, чтобы мы жили. По их расчетам, мы должны были вырасти, постареть и умереть в этом нескончаемом шшшшш...
Моим первым ярким воспоминанием стало нападение отряда Квесторов на нашу Среду; одна из стен конвейерного цеха раскалилась докрасна и рухнула... Мэйсон с автоматом наперевес ворвался во главе небольшого отряда... и подошел ко мне. Это я вспомнил позже. А тогда это было нарушение привычного уклада.
В одно мгновение наш мир был разрушен, и нас поволокли в другой. Квесторы забрали всех наших, погрузили в гравитопаром и отвезли в свои подземные лаборатории, пытаясь вернуть нас в общество людей. Они потратили на нас массу времени, подключили свои лучшие Мозги, но тщетно. Большинство из моих собратьев по Среде погибло, не выдержав бремени перемен. Мне повезло, я выжил и даже сохранил рассудок. Как потом выяснилось, мне дважды повезло, я был Воскресшим. И значит. Объединение могло вместо того, чтобы отправить меня в Среду, превратить меня в клон низшей категории или НУЛЕВИКА!!! И использовать в качестве блока памяти в ограниченном компьютере, или, как их тогда было принято называть, в Мозге!
Огромные глаза смотрели на меня.
Под пальцами бился пульс.
Я подумал, что сейчас меня стошнит.
Ветер пробежал по долине, всколыхнул в памяти бесконечное шшшшшшшшшшш...
Донесся шепот Гейнита, командир велел поторапливаться. Это вернуло меня в реальность. Я крепче сжал рукоятку ножа. Я ободрял себя, доказывая, что нулевики лишены разума. Его мозг используют как ячейку памяти... Он лишен индивидуальности... Ему все равно - жить или умереть... Я убеждал себя, что он страдает от боли, и я творю акт милосердия...
Я вновь поднял нож и прижал его к горлу нулевика. Потом стал, пересиливая отвращение, давить все сильнее и сильнее... Под лезвием появилась вмятина, кожа утончилась, готовая, лопнуть в любой момент.
Нулевик скосил глаза и следил за лезвием.
К горлу подступил комок, дышать стало трудно. Я отвернулся и оглядел долину. Мой мир рассыпался в пыль... Я почувствовал себя вновь отправленным в Промышленную Среду. Но сейчас я БОЯЛСЯ!!!
Неожиданно блеснул прожектор гравитопарома. Дважды мигнул и погас.
Я залег, чисто машинально увлекая за собой нулевика и заставив его тоже улечься на земле.
Рен подавал сигнал в ответ на сигнал звездолета... Я представил, как он сейчас включил прожектор и с блаженной улыбкой прожигает очередную дыру в обивке.
Приподнявшись на локте, я поднял нож и на секунду замешкался, ища на шее нулевика точку, после удара в которую смерть приходит мгновенно... Если мне надо это (его) убить, то надо спешить. И тут же возникла мысль: Дакота- Мэйсон кадет - нулевик!!! Понятно, "это" и "он" еще мешались в моем сознании... Затем вдруг я - твердо решил: "ОН". Нож упал на землю. Я не мог его убить! Он был ЧЕЛОВЕКОМ!!! Каждый из нас им был!!!
Не знаю, стал я в тот момент лучше или хуже... Я и сейчас этого не знаю... Но в одном я твердо уверен - за эти секунды я изменился и стал ДРУГИМ.
Я посмотрел вверх, на звездолет, зависший в вышине. Спокойный и неподвижный - казавшийся маленькой металлической баночкой. Но он прилетел, чтобы погубить наше дело и удержать бесчеловечную власть, превращавшую людей в НУЛЕВИКОВ или СОЛДАТ, не знаю, что хуже.
Когда я его увидел, от него отделялся орбитальный бот корабль для выведения грузов на орбиту.
Этот корабль был набит зародышами миллионов безразумных клонов. Здесь их должны вырастить и, подключив к Большому Мозгу, использовать в качестве живых роботов-солдат. Жестоко... зато эффективно!!! Еще на борту орбота находились бесчисленные металлические кубики и прямоугольники. Они лежали под невероятным давлением. При уменьшении давления молекулярная память восстанавливала их первоначальные формы, превращая кубики в грозный арсенал самых совершенных орудий убийства и разрушения... Требовался лишь источник питания...
В общем, орбот вез огромную армию с полным снаряжением, и все это тайно, под покровом темноты, должно было быть перегружено в гравитопаром и доставлено в Урхейм, где вся эта армия должна была быть приведена в боеготовность. Это был последний козырь Объединения. Только это могло предотвратить падение его жестокой власти. Акцию финансировали крупнейшие фирмы сообщества, которым была выгодна власть Объединения на Мире. Корабль был отправлен задолго до Дакоты, тогда Администрация надеялась одержать легкую победу над повстанцами... Теперь же вся надежда Объединения была на этот груз. Без него власть Администрации не могла продержаться и двух месяцев. Объединение опасалось,'что повстанцы смогут захватить груз... поэтому и решили посадить корабль в тихом, укромном уголке, а потом с помощью парома доставить в Урхейм.
В долинах Доминикан, по сведениям Объединения, повстанцев не было...
Четыре человека погибли, пытаясь добыть план организацииЕще двое погибли, пытаясь узнать время и место встречи... И несмотря на все предосторожности Администрации, информация вовремя попала к Квесторам.
Орбот спускался. Я, как зачарованный, смотрел на его все увеличивающуюся махину. Сбоку зашевелился нулевик. Я отпустил его и сел. Орбот медленно по спирали опускался все ниже.
Я представил, чем сейчас занимается Гейнит. И мысленно представил его, пригнувшегося в окопе, с пальцами на пуяьте управления лазером. И Гота, заглядывающего через плечо, от напряжения закусившего губу. Он всегда ее закусывал перед боем...
Я чувствовал, что должен стоять рядом с ними. Но не мог пошевелиться. Страх и напряжение ушли... я был пуст и не мог ничего делать, ощущая себя сторонним наблюдателем, словно это меня не касалось.
Орбот увеличился до размеров горы...
Он опускался в точности на то место, которое мы взяли под прицел. На секунду он завис, потом продолжил спускПервым его встретил лазер Гейнита, вслед за ним остальные... три луча уперлись в борта орбота.
Сначала я подумал, что ничего не выйдет, но вот борта покраснели.. красный цвет сменился белым...
Нулевик стал подыматься, я тоже встал, прикрывая ладонью глаза...
Орбот взорвался...
Нет, главный реактор уцелел, он не мог взорваться... Взлетели на воздух вспомогательные энергоустановки. Но ядерный взрыв - всегда ядерный взрыв...
Представь, что тебе на голову падает дом... Боль жуткая, но сознание тебя покидает раньше, и ты не успеваешь ее почувствовать.
О взрыве я догадался чисто инстинктивно и еще успел подумать, что эта ночь не кончится никогда и... прикрыть нулевика своим телом.
Дальше я не помню...
Следующее, что я помню, это нестерпимая боль. Мир, полный кровавой красноты и боли. Чей-то крик достиг моих ушей. Это был мой крик.
Когда я очнулся в следующий раз, боль утихла. Я видел!!! Солнце грело голые скалы. Надо мной стоял нулевик - казалось, его голова упиралась в небо... Я закричал... Все погрузилось в вязкую черноту.
Когда сознание снова вернулось ко мне, шел дождь - один из проливных полуденных ливней, столь обычных на Мире. Невдалеке стоял гравитолет. Надо мной склонился врач и что-то делал с моей ногой. В нескольких метрах от меня лежал нулевик... пуля попала ему прямо в сердце.
В огромных глазах нулевика отражался дождь...
Вот и все... думаю, не надо объяснять, что случилось с моей ногой. Сгорело слишком много нервных окончаний, и врачи не смогли пришить мне ногу. Я не жалуюсь... Я привык к своему жестокому протезу и считаю его не такой уж большой платой за урок...
Я понял, что человек - всегда человек, и что Вселенная безразлична ко всему. За все отвечают только люди... Вселенной же все - до одного места. И мне кажется, это правильноВселенная никогда не будет тебе помогать, но она никогда и не подставит тебе подножку. Ты можешь рассчитывать только на себя. Каждый из нас может надеяться, только на себя. И каждый должен заботиться лишь о себе. Только от нас зависит, где мы будем жить - в аду или в раю. И некого винить, если тебе придется не по нраву то, чего ты достиг. Не буду спорить, всегда приятно сваливать вину на других... Но поверь, они тут ни при чем.
Я мог бы примешать к своему рассказу какие-нибудь сверхъестественные силы - сказать, что был спасен потому, что спас нулевика. Что кто-то всеведущий спас меня... Но как же с Готом? Он погиб, а если бы он не отказался выполнить приказ, то я так бы и остался в окопе... Все остальные члены отряда тоже погибли, но могу поклясться - я был не лучше. Нет... это все чепуха... причина не в этом... Все гораздо проще... Когда я наконец понял, что нулевик такой же человек, как и я... я закрыл его от взрыва. Кстати, трое из наших пережили этот взрыв, но когда солнце взошло, оно попросту их поджарило задолго до прилета врачей... Я выжил только благодаря тому, что нулевик закрывал меня от солнца... закрывал своей собственной тенью... Не знаю, сознательно он это делал или это была случайность. В одном уверен - он узнал от меня тепло, которого не знал до этого. Ведь вся его жизнь походила на бесконечный коридор, переполненный болью. Познав тепло, он остался подле меня, хотя мог уйти... Впрочем, его гибель в любом случае была предрешена.
Для того чтобы ответить добром на добро, тебе не нужны ни слова, ни воспоминания... Все можно выразить простым касанием пальцев. Ты должен знать это... если когда-нибудь любил или был любим. Меня спасла доброта - тепло за тепло, добро за добро...
Медики, прилетев, застрелили нулевика, они подумали, что он мне угрожает... Это тоже на тему добрых поступков и наград за них Ашомни, добро и доброжелательность к людям - это то, благодаря чему наша цивилизация до сих пор существует... Это негасимый огонь, которым мы бесконечно делимся с другими, чтобы погасить мрак страха...
Я шел по жизни, совершая ошибки, перепробовал множество профессии, перелетал с планеты на планету... Единственно чего я не испытал... это любви... Здесь, на Косе, я нашел свой последний приют. Скоро вечер. Но ночь - скорее, понятие относительное Поверь - каждая ночь когда-нибудь заканчивается. Всегда. Потому что даже если ты далеко - всегда найдется кто-нибудь, кто увидит рассвет.
Сегодня чудный рассвет, не так ли?
Запомни, парень, всегда где-то есть чудный рассвет. Даже в день смерти...
Ты молод, но, поверь, со временем ты это поймешь.