Леви Тидхар родился в израильском кибуце, много путешествовал по Африке и Азии, несколько лет провел в Лондоне, на острове Вануату в южной части Тихого океана и в Лаосе. В 2003 году он стал лауреатом Международного конкурса имени Рэя Брэдбери и Артура Кларка, учрежденного Европейским космическим агентством. Тидхар выступил в качестве составителя аннотированной библиографии Майкла Маршалла Смита («Michael Marshall Smith: Annotated Bibliography») и антологий «Букварь Дика и Джейн для взрослых» («А Dick &Jane Primer for Adults») и «Лучшая книга мировой научной фантастики» («The Apex Book of World SF»). В числе других его работ сборник рассказов «Иудейский панк» («Hebrew Punk»), повести «Занятие ангелов» («An Occupation of Angels»), «Горэл и пузатый бог» («Gorel & the Pot-Bellied God») и «Пермутации облаков» («Cloud Permutations»), а также роман «Досье Тель-Авива» («The Tel Aviv Dossier»), написанный совместно с Ниром Янивом. Многочисленные рассказы Тидхара печатались в «Interzone», «Clarkesworld», «Apex Magazine», «Sei Fiction», «Strange Horizons», «ChiZine», «Postscripts», «Fantasy Magazine», «Nemonymous», «Infinity Plus», «Aeon», «The Book of Dark Wisdom», «Foitean Bureau» и других изданиях. Его произведения переведены на семь языков. Среди последних работ автора романы «Книжник» («The Bookman»), «Камера обскура» («Camera Obscura»), «Усама» («Osama») и «Марсианские пески» («Martian Sands»), В настоящее время писатель вернулся в Израиль и живет в Тель-Авиве.

Эта лирическая история рассказывает о том, как могут переплестись древние культуры, традиции и технологии.

Госпожа Понгбун, эта великая женщина и мать, эта торговка таинственными артефактами, идет по улице в сине с красноватым, как на груди у нага, узором, и люди глазеют на нее, потому что такая одежда навлекает гнев Нгеук Лаенг, ужасных нагов засухи. Но госпоже Понгбун это все равно, она из всех страхов и тайных опасений свила талисман и повесила себе на шею: изящный медальон из золота, хрусталя и новейших китайских технологий.

– Покупайте мои медальоны, милые! – взывает она, и женщины останавливаются поглазеть, а дети хихикают, пока на них не цыкнут, а мужчины делаются беспокойны и задумчивы. – Сложите в них любовь и страхи и сохраните на дождливый день!

Но в сезон дождей все дни дождливы, и Меконг змеится, огромный, как наг, между лаосским и таиландским берегом: река-змей, разлучитель стран, носитель всяческого добра, он раздувается от собственной важности и от воды, что падает с неба, и от воды снегов с далеких Гималаев, которые прошли долгий путь, чтобы попасть сюда и пойдут еще дальше, до океана.

– Покупайте мои медальоны за хорошую, честную цену: трансфер драгоценных воспоминаний, хранилище нежных сердец. Только сегодня, другого раза не будет, спешите, друзья мои! Спешите, говорю вам, не то навсегда упустите случай: госпожа Понгбун пройдет мимо и уйдет своей дорогой.

Но торговля идет ни шатко ни валко, трансфер известен всем, да и не одна госпожа Понгбун, хоть она и велика и внушительна, им торгует – далеко не одна. И все же… юная девушка в черном, тщательно наглаженном сине, в белой блузке с рукавами на пуговичках, застегнутых на тонких запястьях, в туфельках на высоких каблуках из секонд-хенда, с сумочкой с Утреннего рынка Талат Сао – может быть, студентка или конторская служащая с маленькой должностью и таким же маленьким жалованием – робко подходит к госпоже Понгбун, которая, учуяв сделку еще до того, как девушка задумалась о покупке, говорит:

– Что у тебя, милая? Разбитое сердечко? Какой-то парень украл твое счастье? Ну-ка, расскажи госпоже Понгбун, королеве дам. матери детей, – не забывай, матери тоже когда-то были любовницами.

– Это?.. – начинает девушка и застенчиво умолкает, и госпожа Понгбун отходит в тень музыкального магазинчика, где лаосская группа исполняет кавер Thaitanium – Тот Yum Samurai, и девушка идет за ней и, спрятавшись от взглядов прохожих, уже не так топорщит лопатки.

– Это правда?

– Это технология, – важно говорит госпожа Понгбун, вставляя одно из немногих известных ей английских слов. Слово производит на девушку впечатление – как и должно быть, по мнению госпожи Понгбун.

– Вот, – говорит она. – Попробуй, – говорит она.

И отстегивает с пышной груди второй медальон – не тот, в котором ее несчастья. а тот, что для образца, только его. Однажды госпожа Понгбун их перепутала, и покупатель нажаловался, с тех пор она особенно осторожна, хоть и не может заставить себя отказаться от своего медальона.

– Попробуй и суди сама, милая девочка.

В медальоне код дженерик: весенний день, любовники, берег реки. – это могло случиться где угодно с двумя молодыми людьми, в любой стране мира. Образец дженерик номер два, версия ноль три запятая пять шесть, и госпожа Понгбун, пока отстегивает замочек, может подправить настройки. Спецификация: Лаос. Спецификация: мальчик-девочка (она выставляет наугад, и вы не поверите, как часто ошибается).

– Вот, протяни ладошку, маленькая мисс, маленькая мадам, сомкни пальчики, сомкни веки – чувствуешь?

(Ну, конечно, чувствует).

– Ох! – говорит девушка, и снова: – Ох!

– А положишь это сюда, – говорит госпожа Понгбун. – и как не бывало. – Она хочет щелкнуть пальцами, но от духоты вспотела, и пальцы проскальзывают, трутся друг о друга, как неумелые танцоры. – Пока не понадобится.

Это называется трансфер, конечно, так и называется, хотя, конечно, это не совсем он. У госпожи Понгбун есть похожее устройство. Да, есть, и это устройство копирует – какие умники эти заграничные китайцы! – копирует и стирает. Не совсем законное, ведь оно лезет человеку в мозг, переписывает нейроны, испускающие свои нули и единички, хуже того, переустанавливает их прямо в нежной слизи мозга, подчищает схему изнутри, – но какую цену не заплатишь за человеческое счастье?

– Скромная сумма, – говорит госпожа Понгбун и ободряюще хлопает девушку по плечу, в то же время выдергивая у нее из руки медальон. – Очень скромная сумма, и ты сможешь спрятать туда все, что захочешь.

– Это было… – говорит девушка и краснеет (она очень хорошенькая, отмечает госпожа Понгбун, хоть и простушка), – это был тот парень…

Сколько раз она это слышала! Им всегда хочется выложить ей душу. Как тем старомодным психологам, которые придумали этот термин. Но ее трансфер – научный, не какое-нибудь мумбо-юмбо, зависящее от веры. Он настоящий. А госпожа Понгбун не желает слушать ее историю. День длинный, солнце жаркое, и госпоже Понгбун хочется холодный пакет со льдом и торчащей из спрятанной в нем бутылочки пепси с соломинкой, к тому же она слышата эту историю тысячу и один раз.

– Ах ты, бедняжка, – вздыхает она, – ты как шнурок.

Девушка смотрит на нее, в ее больших круглых глазах недоумение. «Вот так же ты смотрела на него, – безжалостно говорит про себя госпожа Понгбун, – так ты смотрела на него, когда он очаровал тебя на берегу Меконга?»

– Не понимаю…

– Наука, – объясняет госпожа Понгбун со спокойным достоинством, которое легко спутать с самодовольством. – Наука говорит, что все состоит из шнуров.

– Конечно, – отвечает девушка. И госпожа Понгбун замечает, что на ее запястьях в самом деле три – или четыре? – шнурка из белого хлопка (рукава теперь чуточку вздернулись), завязанных монахом или тетушкой на обряде баси на счастье и для хранения духов семьи. Госпожа кивает, одобряя традиции и сохранение старых обычаев, и еще потому, что помнит о воспоминании (само оно хранится в серьге, спрятанной в ящике стола) о последнем шнурке, завязанном ее матерью, когда госпожа Понгбун была еще молода, пока ее мать… но этого она уже не помнит, и так лучше – иногда.

– Наука, – повторяет госпожа Понгбун и сбивается, забыв, на чем остановилась. – Шнуры, – в третий раз начинает она. – Все состоит из шнуров. Мысли, чувства, воспоминания – это шнуры, свитые из чисел в мозгу. И наука доказала, что эти шнуры – даже если кажутся совершенством (как ты, милая) – обязательно запутываются в узлы. Что ты ни делай, жизнь берет нас (так говорит великий философ, госпожа Понгбун!) и запутывает в узелки. Вот это… – она указывает на свой медальон, как фокусник на монетку, которая сейчас исчезнет, – просто научный способ распутывать узелки.

«Хотя бы на время», – думает она. И не говорит девушке, что узлы будут всегда. Это называется – она заучила фразу по-английски – «спонтанное запутывание шнуров при встряске».

– Это научный факт, – говорит она вслух.

– Сколько… сколько стоит? – спрашивает девушка, и госпожа Понгбун добродушно улыбается (радуясь про себя, что рыбка клюнула!) и называет цену, и девушка ахает, но, опомнившись, предлагает другую цену, и госпожа Понгбун горестно качает головой, но соглашается снизить свою, и девушка поднимает свою – а она не так уж глупа! – и они сходятся более или менее на той цене, на которую надеялась госпожа Понгбун – может, процентов на десять больше.

– Будет больно? – спрашивает девушка?

– Нисколько, – отвечает госпожа Понгбун. Она вытаскивает свисающие из ранца провода и прикрепляет их к вискам девушки. Девушка напрягается и тут ж расслабляется. Гель прилипает к ее коже – он движется почти как живой, потом схватывается и застывает, и…

– Просто думай об этом. Выдвини на первый план ума.

Видно, как девушка сосредоточивается, прикусывает нижнюю губу, и госпожа Понгбун почти улыбается:

– А, вижу, вспомнила…

Она нажимает кнопку. Это так просто. Девушка как будто обмякла, в ранце что-то прогудело, вот и все.

– Ушло? – спрашивает девушка и тут же улыбается и снова хмурится, и говорит: – Я… У меня был…

– Когда захочешь вспомнить, – говорит госпожа Понгбун, осторожно отлепляя гелевые наконечники, и щупальца нага памяти втягиваются в ее ранец, – просто поднеси его ко лбу.

Она щелкает крышечкой медальона, такой хорошенькой вещицы («Совсем как ты, милая!»), и протягивает его девушке.

– Можно мне… можно попробовать?

– А ты правда хочешь?

Девушка улыбается, качает головой и говорит:

– Нет. Пока – нет. – И в ее голосе слабый след сожаления. Госпожа Понгбун по опыту знает, что так бывает всегда. Девушка расплачивается, и госпожа Понгбун ковыляет прочь, пот струится по ее лицу, и думает она о ледяном пепси в пакете с торчащей наружу соломинкой – именно то, что нужно зрелой даме в трудные времена.

Госпожа Понгбун идет по улице, и поднимается ветер, и она видит, что будет дождь. Она прячется в кафе, где кормят лапшой. Запоздавшие с завтраком шумно очищают свои миски. Госпожа Понгбун заказывает пепси и, пока ждет заказа, думает обо всех этих мальчиках и девочках с разбитыми сердечками, об узлах на шнурах их спутанных судеб. Она касается своего собственного медальона и, поднеся его ко лбу слышит шум Меконга на закате, покусывающих берег волн, звуки музыки с таиландского берега. Она слышит маршевый оркестр сверчков и военный хор лягушек, слышит смех и звон пивных бокалов из свайных домиков выше по течению, и она прячет лицо на груди парня и вдыхает запах его пота и его страсти и на минуту, хоть она и зрелая женщина, торгующая мелочевкой на улицах Вьентьяна, с двумя мужьями и тремя детьми, хоронившая родителей и друзей, пережившая потери, боль и разочарования, – на минуту она чувствует себя молодой и стройной, гладким юным шнурком, на котором еще нет ни одного узелка.