Пэт Кэдиган родилась в Скенектади, штат Нью-Йорк, в настоящее время проживает со своей семьей в Лондоне. Ее первая профессиональная публикация состоялась в 1980 году, и с тех пор Кэдиган считается одним из самых выдающихся молодых авторов своего поколения. Рассказ «Милый мальчик-гибрид» («Pretty Boy Crossover») попал в списки лучших научно-фантастических работ 1980‑х годов, а рассказ «Встреча» («Angel») вошел в число финалистов премий «Хьюго», «Небьюла» и Всемирной премии фэнтези (в шорт-лист которой рассказы, как правило, не попадают). Малая проза Кэдиган публиковалась во многих журналах, включая «Asimov’s Science Fiction» и «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», а позднее была объединена в сборники «Узоры» («Patterns») и «Грязная работа» («Dirty Work»), Первый роман писательницы «Игроки с разумом» («Mindplayers»), изданный в 1987 году, получил превосходные отзывы критиков. Второй роман – «Синнеры» («Synners»), опубликованный в 1991 году, был удостоен премии Артура Кларка, так же, как и третий роман – «Дураки» («Fools»); кроме Кэдиган только Чайна Мьевилъ дважды завоевывал премию Артура Кларка. Среди других работ писательницы – романы «Цифровой дервиш» («Dervish Is Digital»), «Чай из пустой чашки» («Tea from an Empty Сир»), «Реальность была моим другом» («Reality Used to Be a Friend of Mine») и «Сотовый» («Cellular»), В качестве составителя Кэдиган работала над антологией «The Ultimate Cyberpunk», а также написала две книги о производстве фильмов и четыре новеллизации.
«Есть вещи, которые невозможно увидеть до тех пор, пока не разовьешь особое зрение» – именно об этом жуткая история Пэт Кэдиган.
Ее разбудил не холод, а, скорее, вкус ночи. Нелл укуталась поплотней и вновь задремала. Пройдет немало времени, прежде чем волглая сырость, поднимавшаяся от земли, проберется сквозь слои плотного картона и проникнет в спальник и под одеяло. Нелл была полностью одета, да и запасную одежду запихнула в спальник – хоть как-то согревает. Однако в ближайшие двадцать четыре часа все же придется навестить автоматическую прачечную, потому что «фу».
«Фу» – одна из немногих вещей, оставшихся прежними. Или, по крайней мере, не очень изменившимися. Нелл надеялась, что так оно и будет. Вкус ночи, напротив, стал одним из главных ее секретных наслаждений, хотя Нелл до сих пор не понимала, что это значит. Время от времени она почти начинала догадываться. Почти. Но когда пыталась нащупать ответ – либо мысленно, либо на самом деле к чему-то прикасаясь, то ничего не находила.
Зрение. Слух. Обоняние. Вкус. Осязание. *****.
Воспоминания были похожи на что-то длинное, бело-голубое, плотно растянутое между ее руками.
– Слепые обнаруживают, что другие их чувства, в особенности слух, обостряются, чтобы компенсировать недостаток зрения. Глухие обычно обладают хорошим зрением и чувствительностью к колебаниям – а звук и есть колебание воздуха. Но утратившие обоняние не чувствуют также и вкуса, потому что эти чувства слишком тесно связаны друг с другом. Потеря одного из них обычно является симптомом более серьезной проблемы. Существует небольшое количество людей, не испытывающих боли, но это подвергает их риску получить серьезную травму или подхватить смертельную болезнь.
Женщина-врач была очень терпелива и, к счастью, не отличалась чрезмерной подозрительностью, свойственной всем остальным врачам, к которым Маркус водил Нелл. Нелл могла изучить то, что говорила ей доктор, ощупать все это, опробовать текстуру. Даже несмотря на раздражение, исходившее от Маркуса и захлестывавшее Нелл, подобно приливной волне, она сумела правильно поставить вопрос:
– Шестое чувство? Вроде телепатии или ясновидения?
Вопрос доктора был таким же прямым, как ее собственный, и Нелл изо всех сил постаралась все объяснить как можно понятнее, а в ответ услышала:
– Если бы какое-то дополнительное чувство действительно существовало, даже человеку, обладающему им, трудно было бы объяснить, что это. Это как если бы кто-нибудь из нас пытался объяснить слепому от рождения, что такое зрение.
Нелл согласилась и попросила врача подумать о том, как остальные пять чувств могут компенсировать этот недостаток.
Здесь воспоминание обрывалось, оставляя послевкусие, похожее на ночь, только холодней и горше.
Нелл вздохнула. Ей было уютно. Как ни странно, она чувствовала себя в безопасности. Странно, потому что спала она на улице. Побродяжничай с ложным ощущением безопасности – и долго не протянешь. Просто то углубление, которое Нелл обнаружила в заднем фасаде здания – возможно, кинотеатра или лектория, – оказалось уютным не только на вид. Создавалось впечатление, что у этой норы не было другого предназначения, кроме как давать бездомным приют на ночь-другую. С комфортом здесь могли разместиться лишь пара человек, но для некоторых бродяг это не имело значения. Они бы кучковались здесь до тех пор, пока могли оставаться невидимыми, а потом их наверняка бы заметили и вышвырнули вон. А затем – раз, и дыра уже огорожена или заделана, чтобы никто больше не смог ею воспользоваться. И вот уже одним местом для ночлега меньше для тех, кому некуда идти.
Нелл ненавидела потери и их вкус: сухой, горько-соленый, остававшийся во рту целыми днями, неделями, а порой и дольше. И, что еще хуже, он мог вернуться неожиданно, непрошенно и без всякой видимой причины, не считая того, что ему, как и бродягам, больше некуда было идти. Существовали вкусы не менее неприятные, но ничего хуже, и ни один не мучил ее так долго, даже ржаво-металлический привкус разочарования.
Спустя несколько минут Нелл поняла, что цветовые разводы под веками – это не медленно угасающие остатки сна, а голоса вполне реальных людей, людей одной с ней крови. Они находились неподалеку и то ли не заметили Нелл, то ли им было наплевать.
Нелл медленно распрямилась – никаких резких движений, еще одно полезное правило бродяг – и открыла глаза. Ее ослепил пронзительный белоголубой свет, а в правом ухе раздался безучастный голос: «Бело-голубые звезды недостаточно долговечны, чтобы на вращающихся вокруг них планетах успела развиться жизнь. Возможно, любая, даже самая примитивная. Если, конечно, не существует некой высшей цивилизации, способной засеять эти миры модифицированными быстроразвивающимися организмами. Что, в свою очередь, вызывает вопрос: зачем высшей цивилизации это делать? Но мотивы подобной сверхцивилизации могут показаться – и, скорее всего, покажутся – нелогичными или даже невообразимыми любым существам, не достигшим того же уровня развития».
На сей раз бело-голубое воспоминание длилось чуть дольше: память показала серьезную девушку, смотревшую отрывок передачи с экрана лэптопа в кафе. Нелл украдкой взглянула на экран, когда шла умываться в женскую уборную. Она не сразу поняла, что увидела нечто, имеющее отношение к происходящему с ней, или, точнее, к причинам происходящего и его смыслу. Вслед за этим откровением пришло другое – возможно, самое важное: от пытались связаться с ней.
Понимание всегда приходило к ней косвенными путями. К примеру, идея об отсутствующем шестом чувстве – когда Нелл наконец осознала ее, то поняла, что эта концепция незримо болталась на задворках сознания уже долгие, долгие годы, словно мимолетная мысль или обрывок полузабытого сна. Она развивалась так медленно, что Нелл могла бы прожить всю жизнь и не заметить ее, похоронив под мирскими тревогами и заботами.
Но каким-то образом идея все же добилась ее внимания – эдакое ментальное всплывающее окно. Маркус говорил, что у каждого могут появляться неожиданные и странные мысли. И нет смысла заморачиваться на этот счет, если, конечно, Нелл не собирается писать сюрреалистический рассказ или рисовать картину.
Кажется, следующий врач предложил именно это – написать сюрреалистический рассказ, или нарисовать картину, или и то и другое одновременно? Даже если бы Нелл действительно захотелось последовать его совету, она бы не смогла. К тому времени она твердо знала, что лишена одного из чувств, как слепые или глухие.
Маркус заявил, что он не понимает, как из этого следует то, что Нелл должна уйти из дома и жить на улице. Она и сама тогда этого не понимала. Но даже если бы могла объяснить, что мотивы подобной сверхцивилизации могут показаться – и, скорее всего, покажутся – нелогичными или даже невообразимыми любым существам, не достигшим того же уровня развития, для него это было бы лишь окончательным подтверждением того, что она безумней таракана, вот и все.
Социальная работница, которую отправил за ней Маркус, не пыталась уговорить Нелл лечь в больницу или поселиться в приюте для бездомных, но ее намерения звучали слишком громко. Каждый раз, когда эта женщина находила Нелл, шум заглушал все остальное. В конце концов Нелл заставила женщину произнести это вслух, чтобы хоть немного побыть в тишине. Еще несколько дней после этого казалось, что мир вокруг состоит из сплошных помех. Нелл была слишком ошеломлена и ничего не понимала. Она знала лишь то, что они засыпают ее сообщениями и что ее чувства работают с двойной нагрузкой, стараясь компенсировать недостаток.
Ослепительный бело-голубой свет померк, и зрение прояснилось. В двадцати футах от нее, в стене здания, был проем размером с раздвижные гаражные ворота. Там собрались семь или восемь человек. Часть из них сидели на деревянных ящиках, покуривая сигареты или попивая из бутылок или больших бумажных стаканов. Цветовые переливы их голосов превратились в расширяющиеся круги, похожие на рябь, распространяющуюся по воде при падении дождевых капель. Цвета перетекали один в другой и создавали новые оттенки – некоторые из них Нелл не видела нигде, кроме собственного сознания.
Волны расходились, пока не добрались до ее глазниц и не прорвались в пространство за глазами, словно ветер, взъерошивший пушистые головки цветов. Нелл увидела перемигивающиеся огни, а затем в ее правый висок вонзилась раскаленная докрасна игла. Женщина едва успела вздохнуть, как холодный нож для колки льда вошел ей в глаз, скрестившись с горячей иглой.
Нечто может находиться в миллионе световых лет от тебя и в твоем глазу одновременно.
– Ты в порядке?
Над ней, уперев руки в колени, склонился мужчина. Большая часть его длинных волос была убрана назад, не считая нескольких свесившихся вперед прядей, напомнивших Нелл знаки препинания. Круглое лицо, круглые глаза, глубокие морщины под ними.
Смотри. Слушай. Обоняй. Пробуй на вкус. Трогай. *****.
Прижав ладонь к правому глазу, Нелл заморгала, глядя на незнакомца снизу вверх. Он повторил вопрос. Его слова были маленькими зелеными шариками, вываливающимися изо рта и вприпрыжку исчезавшими в ночи. Нелл прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Мужчина протянул руку и отвел ладонь Нелл от глаза. Затем, выпрямившись, вытащил из кармана мобильник.
– Мне нужна скорая, – произнес он.
Нелл попыталась возразить, но голос пропал. К ним приближался второй мужчина. Из его рта вырывались тонкие, сильно натянутые серебряные нити.
А потом эти нити оплели все. Некоторые из них превратились в иглы и начали сражаться друг с другом за право первенства. Боль в глазу вспыхнула сильнее. Голос из прошлого пытался задать какой-то вопрос. Голос ни во что не превращался, но звучал настолько тихо, что слов было не разобрать.
Нелл перекатилась на спину. По телу пробежала дрожь, вызванная беспокойством и предвкушением, смешавшимися в равной пропорции. «Музыка», – сообразила она; очень громкая живая музыка, вырывающаяся из проема, где собрались бродяги. Струны звенели в ее крови, тянули за руки и за ноги. Боль вспыхнула снова, но вкус ночи тоже обострился. Нелл расслабилась, позволив себе погрузиться в него. Чувство падения переросло в сонливость, но едва она собралась сдаться, как пробудилась вновь и так и раскачивалась туда-сюда, как на маятнике. А может, ее раскачивали огромные волны – поднимали на гребень, бросали вниз и поднимали вновь.
Правый глаз распахнулся со звуком пистолетного выстрела, а рот наполнился ярким светом со вкусом сосулек.
– С возвращением! Не поймите меня превратно, но мне очень жаль, что вы здесь оказались.
Нелл обнаружила, что открывается только левый глаз, но и этого было достаточно. Мисс Данвуди Зовите-Меня-Анна, социальная работница. Не та, первая, которую Маркус послал за ней. Ту звали мисс Петерсен Зовите-Меня-Джоан. Потом ее сменил мистер Карни Зовите-Меня-Дуэйн. Его Нелл видела лишь дважды, и во второй раз весь он смахивал на большую белую костяшку, как будто удерживал что-то внутри. Слезы? Истерику? Что бы это ни было, оно вытекало из него спутавшимися лентами переменчивых цветов, оставлявших гадкий вкус у нее во рту. Когда Нелл отвернулась от мистера Карни, ничего не изменилось – вкус появлялся независимо от того, видела она цвета или нет.
Это было все, чем они могли ей помочь, – ведь, как и у Нелл, у них отсутствовало нужное чувство. Тогда она еще не понимала, в чем дело. Она лишь знала, что от мерзкого вкуса у нее выворачивался желудок, а цвета вызывали головную боль. В конце концов ее стошнило на ботинки социального работника, и он сбежал безо всяких извинений или даже ругательств, не говоря уже о прощальных словах. Нелл не обиделась.
Мисс Данвуди Зовите-Меня-Анна пришла ему на замену. Она ухитрилась отыскать Нелл куда быстрее, чем та ожидала. В мисс Данвуди Зовите-Меня-Анне не было ни капли напряжения, но она источала плесневелый, душный запах покорности, близкий к окончательному поражению.
Поражение. Оно укоренилось в разуме Нелл, но женщина поняла это не сразу, потому что ассоциировала его лишь с невысказанным даже себе самой желанием мисс Данвуди Зовите-Меня-Анны сдаться. Имей она это недостающее чувство, все стало бы ясно с самого начала.
Разумеется, будь у нее шестое чувство, она бы сразу поняла, и все обернулось бы по-другому. Может, не особенно легче – ведь ей все равно пришлось бы объяснять куче слепцов, что такое зрение, – но, по крайней мере, она бы не барахталась в полной растерянности.
– Нелл?
Мисс Данвуди Зовите-Меня-Анна наклонилась вперед, тревожно вглядываясь в лицо Нелл.
– Я спросила: вы знаете, почему вы здесь?
Нелл нерешительно пробормотала:
– Здесь, то есть…
Горло пересохло, и голос пресекся. Социальная работница налила воды из кувшина, стоявшего на тумбочке рядом с кроватью, и, вставив в стакан соломинку, поднесла его к сухим губам женщины. Та выпила три стакана. Мисс Данвуди Зовите-Меня-Анна засуетилась, взбивая подушки, прежде чем уложить Нелл обратно на подоткнутый под спину матрац.
– Лучше? – весело спросила она у подопечной.
Нелл коротко кивнула.
– О чем вы спрашивали? – все еще слабым голосом произнесла она.
– Вы знаете, где находитесь? – повторила мисс Данвуди Зовите-Меня-Анна. Нелл мысленно улыбнулась этой поправке и поборола искушение ответить: «Там же, где и вы, – здесь». Под глазами социальной работницы залегли глубокие морщины, одежда была помята, а из завязанного на затылке хвоста выбилось множество тонких волосков. За последние двадцать четыре часа она, несомненно, отдыхала меньше, чем Нелл. Оглядев единственным зрячим глазом занавески и кровать, Нелл ответила:
– В больнице. В Госпитале Трех Графств.
Она заметила, что упоминание названия больницы успокоило социальную работницу. Однако вряд ли это можно было назвать удивительным озарением: в Госпиталь Трех Графств помещали всех бездомных и тех, кто не имел медицинской страховки.
– У вас случился припадок, – сообщила Зовите-Меня-Анна, проговаривая каждое слово четко и медленно, словно обращаясь к ребенку. – Мужчина нашел вас на задворках концертного зала и вызвал скорую.
Нелл, подняв правую руку, указала на лицо.
Зовите-Меня-Анна заколебалась, нерешительно глядя на пациентку.
– Кажется, вы повредили глаз.
Нелл так живо вспомнила чувство входящей в череп раскаленной иглы и холодного ножа, что вздрогнула.
– Болит? – озабоченно спросила Зовите-Меня-Анна. – Попросить обезболивающее?
Нелл покачала головой. В глубине правой глазницы резко кольнуло, и она поняла, что лучше больше не делать этого, как и вообще любых резких движений.
– Хотите, чтобы я кому-нибудь позвонила? – спросила социальная работница.
Чуть нахмурившись, Нелл скрестила руки, а затем развела их, показывая: ни в коем случае.
Зовите-Меня-Анна плотно сжала губы, что, впрочем, не помешало длинной розовой ленте вылететь из ее рта. Слишком поздно: она уже позвонила Маркусу, считая, что к тому времени, когда он сюда доберется, Нелл захочет его видеть. А если нет, социальная работница скажет, что это Маркус захотел повидать ее, независимо от желания Нелл, – ведь он был ее мужем, притом верным мужем, и так далее, и тому подобное – в стиле всех социальных работников.
В мозгу Нелл внезапно вспыхнула картина: молодая и не настолько усталая мисс Данвуди Зовите-Меня-Анна, и так же внезапно эта картина ожила: «Мне кажется, воссоединение семей – это лучшее, что мы можем сделать. Конечно, порой это невозможно, и лучшее, на что мы способны в таком случае, – это находить новые семьи для тех, кто в них нуждается». Собеседование Зовите-Меня-Анны при поступлении на работу, поняла Нелл. Непонятно, что они пытались сказать ей этим. Ох, это недостающее чувство! Или, может, они неправильно понимали ситуацию из-за того, что обладали этим чувством?
– Нелл? Нелл?
Она попыталась вырвать ладонь из рук социальной работницы, но ничего не получилось. Давление превратилось в полный рот каштановых скорлупок, острых и безвкусных.
– Чего вы хотите?
– Я спросила: вы уверены?
Нелл вздохнула.
– Говорят, что первые жители Нового Света, заметившие корабли Колумба, на самом деле не видели их, потому что эти объекты выходили слишком далеко за пределы их предыдущего опыта. Как думаете: это правда?
На лице Зовите-Меня-Анны удивление смешалось с беспокойством. Нелл знала этот взгляд: социальная работница боялась, что ситуация начала выходить у нее из-под контроля.
– Вы пьяны? Или просто устали?
– Нет, – с ноткой грусти ответила Нелл. – Думаю, они не понимали, что видят, и им тяжело было свыкнуться с этим, но все же уверена, что аборигены увидели корабли. В конце концов, корабли построили такие же люди. Но если что-то исходит из другого мира, то поручиться нельзя.
Взгляд Зовите-Меня-Анны стал печальным.
– Вам кажется, что я сумасшедшая? – коротко рассмеялась Нелл. – Но об этом рассуждают ученые.
– Вы не ученый, Нелл. Вы библиотекарша. С помощью подходящего курса лечения и медикаментов вы могли бы…
Нелл рассмеялась снова.
– А если библиотекарша начинает думать о возможности существования жизни где-то еще во вселенной, это делает ее сумасшедшей?
Она отвернулась и закрыла глаза. Точнее, глаз. Она почти ничего не чувствовала под повязкой, кроме того, что правое веко не желает ни подниматься, ни опускаться. Услышав удаляющиеся шаги социальной работницы, Нелл открыла зрячий глаз и обнаружила, что серебряные нити вернулись. Они распускались, подобно цветочным бутонам, раскрывали лепестки, а затем отрывались и улетали, чтобы встретиться с другими нитями, соединиться и произвести новые цветы, а те, в свою очередь, улетали и образовывали новые связи. Мир вокруг Нелл начал смахивать на клетку, хотя женщина не понимала, по какую сторону решетки находится она сама.
Внезапно она почувствовала, как одна из нитей-проволок входит в висок все с той же вспышкой раскаленной добела боли. Секундой позже вторая пронзила повязку на правом глазу – так легко, словно никакой повязки и не было. Нить прошла насквозь через голову, пришпилив женщину к подушке.
Левый глаз отчаянно слезился, но Нелл увидела, как Зовите-Меня-Анна вбежала обратно в палату с медсестрой. Их рты открывались и закрывались – женщины звали ее по имени. Она видела, как их руки тянулись к ней, но находилась сейчас слишком далеко.
Вот так оно и будет. Нет, так было всегда, но пять чувств так усиленно старались компенсировать недостаток шестого, что люди принимали иллюзию связи за реальность. Способность к внушению – что стало бы с человечеством без нее?
Зрение. Слух. Обоняние. Вкус. Осязание. *****.
Связь.
Слово было лишь грубым приближением, но идея начала проясняться. Она становилась яснее, чем зрение в левом глазу, сейчас медленно гаснущее. Но Нелл все еще видела достаточно, чтобы понять: Зовите-Меня-Анна близка к панике.
Мужчина в белом халате оттолкнул социальную работницу в сторону. Нелл смутно чувствовала, как его руки прикасаются к ней, но связи все равно не было.
Нелл выбиралась из сна с таким усилием, словно карабкалась по отвесной скале, а к поясу ее было привешено не меньше дюжины мешочков с песком. Казалось, что рот набит прелой шерстью и землей. Знакомый вкус – лекарства. Наверное, отплевываться придется весь день.
Вначале она пробовала принимать лекарства по просьбе Маркуса. Антидепрессанты, транквилизаторы и, наконец, нейролептики. Вкус у всех них оказался одинаковым, потому что Нелл не страдала от депрессии, неврозов или психозов. А Маркус между тем все отдалялся и отдалялся. И, в отличие от сухости во рту, лишнего веса и дрожи в руках, это было необратимо.
Зовите-Меня-Анна об этом понятия не имела. Она все повторяла, что Нелл должна повидать мужа, хотя они уже почти не воспринимали друг друга. Маркус тоже этого не понимал – по крайней мере, не так, как понимала Нелл. Он считал, что и это обратимо.
Под неподъемными веками появились цветовые пятна. Странные цвета, непрерывно менявшиеся и переходившие один в другой: зелень в золото, багрянец в красный, синий в аквамарин. Где-то между ними затесался оттенок, которого Нелл никогда не видела прежде и никогда не увидит.
Зрение. Слух. Обоняние. Вкус. Осязание. *****.
С-с-связь…
Слово было как булыжник, пытающийся занять место гальки, выглаженной миллионами лет и космическими расстояниями до невероятной точности и совершенства.
Нечто может находиться в миллионе световых лет от тебя и в твоем глазу одновременно.
Зрение. Слух. Обоняние. Вкус. Осязание. *****.
С-с-соеди…нение.
С-с-слллияние.
С-с-с-сообщщщеннние…
Внезапно Нелл представилось, как она бегает вокруг подножия пирамиды, высматривая дорогу наверх. Пока она вглядывалась в картину, та сменилась другой: Нелл бегала теперь вокруг слона и нескольких слепцов, но все еще пыталась найти путь на вершину пирамиды.
Картинка поблекла, и Нелл внезапно ощутила, как сильно бьет по закрытым глазам свет потолочных ламп. По глазу. Она вздохнула: даже если ей удастся в конце концов достичь понимания, или понимание достигнет ее, как она сможет объяснить связь между слоном, слепцами, пирамидой и кораблями Колумба?
В мысли ворвался затхлый запах поражения. Пахло очень сильно – Зовите-Меня-Анна все еще была здесь. Чуть позже Нелл услышала звук, с которым деревянная ложка стучит по дну кастрюли. Досада, но не просто чья-нибудь, а Маркуса.
Нелл еще никогда не ощущала присутствие мужа так ясно, не видя его. Возможно, запах поражения, исходивший от Зовите-Меня-Анны, сработал как усилитель.
Переменчивые цвета превратились в незнакомый женский голос.
– …много вы знаете о работе мозга?
– Немного, – ответила Зовите-Меня-Анна.
Маркус буркнул что-то – как будто тяжелый валун покатился по грязной дороге.
– Как правило, синестезия является побочным эффектом некоторых медикаментов или симптомом болезни.
– Как насчет сумасшествия? – резко спросил Маркус.
Ложка застучала по кастрюле громче.
– Иногда психически больные люди могут испытывать нечто подобное, но это не относится к характерным симптомам психических заболеваний. В случае вашей жены это симптом опухолей.
– Опухолей?
Зовите-Меня-Анна была искренне огорчена. Вина в ее голосе тихо-тихо скреблась острыми мышиными коготками.
– Двух, хотя, возможно, и трех. Насчет большей мы не уверены. Та, что поменьше, – акустическая неврома. Она…
– Это из-за нее Нелл слышит всякое? – вклинился Маркус.
Врач ответила не сразу.
– Вероятно, нет, хотя некоторые пациенты жалуются на шум в ушах, – в конце концов сказала она. – Опухоль не злокачественная, не дает метастазов и, как правило, растет очень медленно. У вашей жены она увеличивается быстрей, чем обычно. Но есть еще и вторая…
Молчание.
– Я работала нейрохирургом всего десять лет и не могу утверждать, что успела повидать все, но эта опухоль очень… э-э… необычна. Полагаю, Нелл жаловалась на головную боль?
Тишина, затем Зовите-Меня-Анна откашлялась.
– Я думала, у нее кластерные головные боли. Это неприятно, но не так уж редко встречается. У меня они тоже бывают. Я давала ей свои таблетки, но не знаю, принимала она их или нет.
Снова небольшая пауза.
– Иногда она говорила, что у нее болит голова, но этим дело и ограничивалось, – наконец произнес Маркус. – Мы официально не вместе уже больше двух лет, так что я не в курсе последних событий. Она ночует на улице.
– Мы не можем сказать, когда все началось, пока не проведем детальное сканирование.
– Сколько это будет стоить? – спросил Маркус.
Затем, после исполненной значения паузы, он добавил:
– Эй, она сама ушла от меня, чтобы ночевать на улице, – и это после того, как я спустил целое состояние на психиатров, лекарства и больницы. Затем мне сказали, что нельзя заставить человека лечиться насильно, если он не представляет угрозы для общества, и так далее, и тому подобное. А теперь у нее рак мозга, и мне придется оплачивать счет. Черт, мне давно надо было с ней развестись, но это казалось слишком…
Ложка заскребла по дну железной кастрюли.
– …слишком жестоким.
– Вы надеялись, что это со временем пройдет? – спросила врач. – Многие так думают. Надеяться на чудо нормально.
Зовите-Меня-Анна проворчала что-то утешительное и добавила пару слов о соцпакетах и регистрации в системе.
– Ну да, ладно, – буркнул Маркус. – Но вы так и не ответили на мой вопрос. Сколько будет стоить это сканирование?
– Простите, этого я вам сказать не могу: финансовыми вопросами занимаюсь не я, – мягко ответила врач. – Но мы можем сделать операцию и без сканирования.
– Я думал, вы уже что-то сделали, – сказал Маркус.
– Мы собирались. До тех пор, пока я не увидела, что творится за ее глазом.
– Опухоль такая большая?
– Дело не только в этом. Просто это не обычная раковая опухоль.
Маркус безрадостно хмыкнул.
– А что, у раковых опухолей есть стандарты?
– До определенной степени, как и у всего в человеческом теле. Но эта ведет себя не так, как свойственно опухолям.
Помолчав, врач добавила:
– Похоже, там есть включения серого мозгового вещества.
– Что вы имеете в виду? Клетки опухоли смешались с мозговым веществом? А разве рак не ведет себя так обычно, не врастает прямо в мозги? Ведь поэтому его настолько трудно вырезать?
– Но тут все по-другому, – ответила врач. – Видите ли, я сомневалась, говорить вам или нет…
– Если вы предъявите счет, то уж скажите, черт побери! – прорычал Маркус. – Что с ней такое?
– Насколько я вижу, рак либо позаимствовал у вашей жены часть мозга, вместе с кровеносными сосудами, либо у нее в черепе растет второй мозг.
Последовало долгое молчание. Наконец Маркус прервал его:
– Вы понимаете, насколько безумно это звучит? У вас есть рентген этой штуки?
– Нет. И даже если бы был, вы не нейрохирург и не знаете, на что там смотреть.
– Нет? А мне вот кажется, что я бы понял, вижу два мозга в одной голове или нет.
– Самое вероятное объяснение – недоразвившийся близнец-паразит, – продолжила врач. – Такое случается чаще, чем вы можете представить. Однако есть одно «но»: паразитические близнецы обычно не растут. А если бы он всегда был таким большим, то вы бы уже давно заметили симптомы. К сожалению, я не смогла даже взять пробы для биопсии. Жизненные показатели вашей жены резко упали, и нам пришлось немедленно прерваться. Сейчас она чувствует себя нормально, учитывая обстоятельства. Но нам необходимо провести сканирование как можно быстрее. Правый глаз был настолько поврежден опухолью, что нам не удалось его спасти. Если мы не поспешим, лицо пострадает еще больше.
Нелл набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула. Она не думала, что ее услышат, но они услышали. Все трое замолчали, а Зовите-Меня-Анна и Маркус поспешили к кровати, осторожно шепча ее имя – так, словно боялись его разбить. Нелл держала глаза закрытыми, а тело – расслабленным, даже когда Зовите-Меня-Анна взяла ее ладонь в руки и крепко сжала. Через некоторое время Нелл услышала, как эти трое уходят.
«Как же они это сделали? – изумлялась она. – Как они сделали это из такого невообразимого далека?»
Нечто может находиться в миллионе световых лет от тебя и в твоем глазу одновременно.
Перед внутренним зрением возникла картина: две переплетающихся виноградных лозы. Корабли Колумба, только-только показавшиеся на горизонте. Чувство, которого ей так не хватало, еще не развилось окончательно – недостаточно для того, чтобы совместить лозы и корабли. Но, судя по тому, что сказала врач, ждать осталось недолго.