Перед вами захватывающая история человека, который спас мир, но только для того, чтобы спасать его снова и снова.

Дэйв Хатчинсон – писатель и журналист, родился в Шеффилде, сейчас живет в Лондоне с женой и несколькими кошками. Он автор романа и повести «Толчок» («The Push»), номинированной на премию Британской ассоциации научной фантастики (BSFA), а также пяти сборников рассказов. Кроме того, он является редактором антологии «Под розой» («Under the Rose») и соредактором антологий «Странные услады 2» («Strange Pleasures 2») и «Странные услады 3» («Strange Pleasures З»).

 

Первое, что видишь с расстояния, – облако.

Оно поднимается километра на полтора или выше: идеальная вертикальная спираль, медленно вращающаяся в небе над Эпицентром. Ветры высоко в атмосфере размазывают его верхушку на ленты, но, как бы ни старались ветры вблизи земли, основная часть облака сохраняет форму. Год назад через эту местность Айовы на северо-запад прошел смерч, и даже ему не удалось хотя бы потревожить облако. Оно кажется зловещим и пугающим, но само по себе – лишь побочный эффект, безвредный водяной пар из атмосферы, собранный происходящим внизу. Реально жуткое содержимое Эпицентра невидимо.

Сидящий напротив меня молодой лейтенант выглядит усталым и больным. Здесь, возле Периметра, люди быстро перегорают – постоянный стресс, так как нельзя пропустить ни живое существо, ни неживое через ограду, и постоянный ужас из-за того, что им придется сделать, если кому-то все же удастся попасть в Зону. Типичная командировка сюда длится менее шести месяцев, затем выполняется ротация, солдат возвращают в подразделения и привозят смену. Я иногда гадаю, зачем мы вообще держим это в секрете: если подождать достаточно долго, здесь побывает весь корпус морской пехоты США.

Я подался вперед, повысил голос, стараясь перекрыть рев двигателей, и спросил лейтенанта:

– Тебе сколько лет, сынок?

Лейтенант лишь тупо посмотрел на меня. Сидящий рядом с ним бывший капрал Фенвик закатил глаза.

– Просто пытаюсь завести разговор, – пояснил я, откидываясь на сиденье.

Лейтенант не реагирует. Он не знает, кем я был, – точнее, ему представили меня как специалиста, прилетевшего для планового техобслуживания установленных по всей Зоне датчиков. Невозможно сказать, поверил он в это или нет, и есть ли ему вообще до меня дело. Он старается поддерживать видимость профессионализма, но когда думает, что на него никто не смотрит, поглядывает на окна. Он хочет высунуться наружу, проконтролировать территорию, за которую он отвечает на земле. На месте ли Зона? Не началась ли паника? Не пролез ли через ограду койот?

В последний раз именно койот и нарушил периметр. Во всяком случае, все пришли к такому выводу – по останкам наверняка судить было трудно.

Комиссия по расследованию выяснила, что нарушение произошло из-за халатности старшего офицера. Этот офицер, полковник, с кем я пару раз общался и он мне понравился, сэкономил дяде Сэму расходы на трибунал, так как умер вместе с семнадцатью своими людьми, вытаскивая из Зоны то, во что превратился койот. По одному взгляду, брошенному на лейтенанта, можно было с уверенностью сказать: его по ночам мучают кошмары.

«Черный ястреб» сделал еще один широкий круг над Сиу Кроссинг, ожидая разрешения на посадку. Когда я выглянул наружу, мне показалось, будто я вижу свой старый дом. Город эвакуировали вскоре после Происшествия. На его полную очистку ушло несколько недель: даже после жутких историй о смертях и несчастьях, даже несмотря на висящее над Зоной облако, оставались люди, отказывавшиеся уезжать. И то, что небо над ними кишело военными вертолетами и некоторые из них были черными, тоже не помогло. Правительство контролировало ситуацию очень паршиво, и даже случилось несколько вооруженных столкновений между домовладельцами и военными. А потом из диких просторов Монтаны заявилась толпа придурков-ополченцев, назвавших себя милицией и поклявшихся выступить против всемирного сионистского правительства, или бильдербергской группы, или еще кого-то, кто, по их мнению, правил миром. Я порадовался, что меня здесь в то время не было.

Еще дальше я разглядел здания коллайдера. Отсюда все выглядело мирно. Если не считать облака, возвышавшегося над местностью, создавалось впечатление, будто здесь никогда и ничего не происходило.

Наконец пилот получил разрешение заходить на посадку, и мы приземлились в парке на окраине Сиу Кроссинг. Парк окольцовывали сборные щитовые домики, установленные в четыре этажа, офисы, казармы, столовые, пункты управления, склады оружия и гаражи, а в центре на грунте располагалась крупная белая «Н» вертолетной посадочной площадки. Лейтенант выпрыгнул, едва открылась дверь, и я увидел лишь его спину, когда он быстро зашагал к центру управления.

– Разговорчивый мудила, – прокомментировал бывший капрал Фенвик, спрыгивая из вертолета рядом со мной.

Я вздохнул. Со стороны центра управления к нам направлялась фигура в полевой форме. Когда офицер проходил мимо лейтенанта, они отдали друг другу честь, даже не замедляя шага.

– Комитет по встрече, – сказал Фенвик. – Мило. Одобряю.

– Заткнись, Фенвик, – процедил я.

Фигура оказалась командиром базы, полковником Ньютоном Дж. Кеттерингом. Он подошел к нам строевым шагом и отдал честь. Фенвик повторил его действие лениво, как обычно. Я даже не стал утруждаться.

– Сэр, – элегантно произнес Кеттеринг. – Добро пожаловать в лагерь Батавия.

– Вы очень любезны, полковник, – ответил Фенвик. – Похоже, у вас тут все ходят по струнке.

– Сэр. Благодарю вас, сэр.

В отличие от лейтенанта, Кеттеринг не выглядел усталым и больным. Он выглядел бодрым и ясноглазым. Причем бодрым и ясноглазым на грани безумия. Полковник был ветераном Ирака и Афганистана, отслужил здесь три командировки, и я не хотел оставаться в его обществе ни минуты сверх необходимого.

– Я лучше прослежу за разгрузкой, – сказал я Фенвику. Тот ответил мне широкой и самодовольной улыбкой.

– По-моему, прекрасная идея, мистер Долан. – Мне захотелось его ударить. – Возможно, полковник Кеттеринг сможет провести для меня экскурсию, пока вы этим занимаетесь.

– Сэр, я надеялся, что вы присоединитесь ко мне в офицерском клубе, – вставил Кеттеринг. – Мы там подготовили второй завтрак.

Улыбка Фенвика стала шире.

– Я бы с удовольствием, полковник.

– Нам нужно добраться до Зоны как можно быстрее, – сказал я им обоим, но в основном Фенвику. Кеттеринг взглянул на меня с легкой враждебностью. Фенвик надулся: ему очень хотелось поесть на халяву. – Полковник, на разгрузку моего оборудования уйдет не более получаса…

– Черт. – дружески вставил Фенвик. – Да этого времени с лихвой хватит для завтрака. Верно, полковник?

– Сэр. Да, сэр.

Кеттеринг снова бросил на меня враждебный взгляд. Я уже погубил его тщательно лелеемый распорядок дня, и он не позволил бы мне лишить его еще и завтрака. Фенвик тоже. Я посмотрел на них.

– Полчаса, – решил я. – И не дольше.

Фенвик и Кеттеринг понимающе переглянулись. «Гражданские». Затем Фенвик хлопнул Кеттеринга по спине.

– Ведите, полковник, – сказал он, и они пошли. Пройдя несколько шагов, Фенвик обернулся и спросил: – Прислать вам перекусить, мистер Долан?

Я покачал головой.

– Нет, генерал, спасибо, обойдусь.

Фенвик исподтишка показал мне средний палец и повернулся к Кеттерингу. И парочка, погруженная в разговор, направилась к стене из щитовых домиков.

Несколько секунд я смотрел им вслед, потом вернулся к вертолету, где в стиле скучающих грузчиков всего мира шестеро морпехов швыряли на траву мои металлические транспортировочные ящики.

– Эй! – завопил я. – Осторожнее! Это хрупкие научные приборы!

Если честно, ящики мы набили старыми телефонными справочниками, но я должен был подыгрывать спектаклю.

* * *

Я пребывал в мерзком настроении, когда пришел на работу в то утро. Я проехал небольшое расстояние от дома до объекта, ненадолго задержался в воротах, показывая пропуск, и приблизился к зданию с небольшой комнатой управления, ею пользовались профессор Делахэй и его команда.

Большая часть сотрудников была уже на месте, опередив меня. Делахэй стоял возле одной из стен, совещаясь с полудюжиной коллег и аспирантов. Остальные деловито стучали по клавиатурам возле консолей и всматривались в мониторы. Но я нигде не заметил лохматого блондина, которого искал.

Заметив меня, Делахэй подошел.

– Что вы здесь делаете, Долан? – спросил он. – Вы уже наверняка собрали достаточно материала.

– Мне нужно заключение, – пояснил я, продолжая оглядываться. – Всего лишь последний штрих.

– Ладно, только постарайтесь не путаться под ногами. Будьте хорошим мальчиком.

Делахэй был невысоким и нервным лондонцем, и он не мог понять, почему ему и его эксперименту навязали журналиста.

– Я что-то не вижу Ларри, – заметил я. – Он придет сегодня?

Делахэй осмотрелся.

– Может быть. Кто знает? Эксперимент почти завершен, и ему нет нужды здесь находиться. Это важно?

Важно ли это? Для вас, профессор, вероятно, нет.

– Я лишь хотел переброситься с ним парой слов, – пояснил я.

Делахэй раздраженно кивнул:

– Ладно. Только…

– Постараюсь не путаться под ногами. Да, профессор, знаю. Я постою в уголке, и всё.

Можно подумать, я собирался нажать какую-нибудь важную и большую красную кнопку или упасть на прибор. Любые мои поступки здесь не окажут ни малейшего влияния на огромные энергии, которые генерируются с каждой наносекундой глубоко у нас под ногами, в туннелях коллайдера. И даже если я ухитрюсь что-то испортить, это почти не повлияет на эксперимент: все результаты уже были получены и зарегистрированы, и Делахэй лишь использовал выделенное ему время для парочки последних «выстрелов».

Профессор одарил меня напоследок предостерегающим взглядом и вернулся к небольшой группе, ожидающей его на другом конце помещения. Здесь не происходило ничего способного сотрясти основы мира: коллайдер был новенький с иголочки, в офисах еще пахло свежей краской. Делахэй лишь тестировал оборудование в режиме прогрева и калибровал приборы – эквивалент обкатки новой машины в физике высоких энергий. Я работал здесь два месяца, собирая материал о новом коллайдере для журнала «Тайм». На мой взгляд, статья получалась интересной и информативной. Но худшим во всей этой гребаной науке стало то, что из-за нее в моей жизни появился Ларри.

Подошел Энди Чен, мы пожали друг другу руки.

– Прикольно было, когда ты к нам приходил, – сказал он.

– Это точно, – согласился я.

– Нет, я серьезно. Ты жутко выводил старикашку Делахэя из себя. Одно удовольствие смотреть. Спасибо.

Я улыбнулся, хотя был еще злее профессора.

– Не за что. А у тебя какие теперь планы? Вернешься в МИТ?

Он покачал головой.

– Предложили работу в JPL.

– Отличная новость! Поздравляю.

– Ну, посмотрим. Это не чистая наука, но я хотя бы окажусь подальше от нелепого старого пердуна. – Чен взглянул на профессора, потчевавшего студентов какой-то байкой. Энди фыркнул. – Британцы. Что с них взять? – Он перевел взгляд на дверь, возле которой началась суматоха. – Ну, вот теперь можно начинать вечеринку.

Я посмотрел на дверь и увидел львиную голову Ларри Дэя, возвышающуюся над остальными. Сердце забилось чаще.

– Энди, мне надо по-быстрому переговорить с Ларри. – Мы пожали руки, и я направился к дверям, протискиваясь через толпу. – Отличная новость насчет JPL, приятель. Я серьезно.

Ларри снова был пьян. Это стало очевидно еще до того, как я приблизился. Облаченный в шорты-бермуды и куртку с «пустынным» камуфляжем, в одной руке он стискивал потрепанную пачку бумаг, а другой держал упаковку полдюжины пива в термопленке. Шевелюра у него выглядела так, словно его несколько раз протащили туда и обратно по живой изгороди, а глаза прятались за черными зеркальными очками со стеклами размером с серебряный доллар.

– Ларри, – окликнул я, добравшись до него.

Зеркальные линзы повернулись к мне.

– О, Алекс. Привет, чувак.

Его окутывала мощная аура виски и кубинских сигар. Он улыбнулся, продемонстрировав желтые неровные зубы.

Журнал «Роллинг стоун» назвал его «зловещим близнецом Стивена Хокинга». Один из самых блестящих физиков своего поколения, легенда уже в двадцать четыре года. Конечно, к тому времени его вышвырнули из Гарварда за инцидент, в который были вовлечены самодельная электромагнитная пушка, замороженная курица и винтажный «ТрансАм» его научного руководителя, но это была лишь часть его загадочного обаяния, и почти все другие университеты Земли предложили ему должность. Его докторская диссертация была озаглавлена «Почему все лептоны похожи на Джои Рамоне, но пахнут как Леди Гага», и в научной среде единогласно признали перебором вручать за нее Нобелевскую премию. Достаточно плохо уже то, что она вошла в шорт-лист. Аспирантское исследование Ларри представляло смесь прозаичного и безумно экзотичного, он тщательно выбирал путь через неизвестные, экзотические и далекие области квантовой механики и нанотехнологий, он выдвинул новую теорию эволюции звезд и опубликовал статью, в которой не только бросил вызов теории Большого взрыва, но и выставил ее весьма тупой и примитивной. Ларри Дэй. Блестящий физик. Блестящий пьяница. Блестящий серийный бабский соблазнитель. Мы с ним побывали во всех барах Сиу Кроссинга, и из большинства нас вышвырнули.

– Я вчера вечером разговаривал с Элли, – негромко сказал я.

– Замечательно, – ухмыльнулся он, глядя на меня сверху вниз.

Я скрежетнул зубами.

– Она мне все рассказала.

Позади меня Делахэй что-то вещал о том, какая здесь сегодня праздничная атмосфера, но я не обращал на его слова внимания. Я видел лишь рот Ларри и его губы, когда он произнес:

– A-а. Ладно.

– И это все, что ты можешь сказать? – прошипел я. – A-а. Ладно?

Он пожал плечами, несколько листов бумаги выскользнули из его руки и упали на пол.

– А что я могу сказать, чувак? «Извини»?

Делахэй громко вел какой-то отсчет, но я слышал его словно издалека. Я бросился на Ларри, схватил его за ворот камуфляжной куртки, толкнул его на два шага вперед и прижал к стене.

– …Три… два… – произнес Делахэй.

– Гребаный ублюдок! – завопил я Ларри в лицо.

– …Один! – воскликнул Делахэй, и мир наполнила неожиданная вспышка чего-то, но определенно не ослепительно белого света.

К тому времени, когда Фенвик с полковником вернулись, армейский внедорожник был уже загружен. В конце погрузки я велел морпехам уйти и последние ящики закинул уже сам. С годами я заметил, что морпехи проявляют некое презрение к тем, кто не является одним из них. Я был гражданский специалист. Для большинства из них это эвфемизм ЦРУ, то есть прямое приглашение волынить и попытаться вывести гражданского из себя, но я не собирался играть в их игры.

– Как позавтракали, генерал? – спросил я, когда подошли Фенвик и Кеттеринг.

Фенвик взглянул на полковника.

– Полагаю, я смогу включить в отчет, что этот лагерь не лишен земных благ, мистер Долан, – ответил он, и Кеттеринг облегченно улыбнулся.

Я взглянул на часы.

– Нам действительно пора начинать, генерал, – сказал я. – Мне бы хотелось уехать отсюда до темноты.

– И мне тоже, – фыркнул Фенвик и повернулся к Кеттерингу. – Ньют, если окажетесь в Форт-Брэгге, я закачу для вас такую вечеринку с барбекю, что у вас голова кругом пойдет.

Кеттеринг ухмыльнулся.

– Сэр. Да, сэр.

Они пожали руки, и Кеттеринг встал по стойке смирно, пока мы с Фенвиком садились в машину. Я сел за руль.

– Надеюсь, ты не допустил нарушения протоколов секретности, капрал?

Фенвик улыбнулся и постучал по звездам на погонах.

– Генерал.

Я включил передачу.

– Да пошел ты в жопу, Фенвик. Ты такой же генерал, как и я.

И я выехал из ворот лагеря и двинулся к Зоне.

* * *

Там было место, которое не было местом. Одновременно слишком маленькое и слишком большое, или темное, или освещенное чем-то, но не светом, оно возникало на краю зрения, подобно гипнотическому кошмару. Тут имелись верх и низ. А может, низ и верх. Я вопил и вопил, и издаваемые мной звуки не были звуками. Я был… Я был…

У меня ушло много времени на осознание своего положения в пространстве. Или же мне это так и не удалось, и все было лишь случайностью.

Я шагал. Во всяком случае, перемещался. Я не мог понять, что вижу, и не мог быть уверен, что действительно вижу это. Мне хотелось свернуться калачиком и умереть, и я несколько раз попробовал, но у меня не получалось. Я не мог даже свернуться калачиком – в том смысле, в каком я это понимал. Я поднял руки и посмотрел на них. Они были… Они были…

И вдруг, может, через секунду, а может, через сто миллионов лет, я наткнулся на… структуру. Слишком маленькую и слишком большую одновременно. Она выглядела… невозможно описать, как она выглядела, но я коснулся ее, опустился рядом и свернулся вокруг нее, и в следующий миг я уже лежал на спине, глядя в звездное небо, а рядом кто-то орал:

– Не шевелись, мудак! Лежи, где лежишь!

Я повернул голову, удивленный тем, что все еще помню, как это делается. В шаге от меня стоял солдат, освещенный лунным светом, и направлял на меня автомат.

– Кто ты такой? – спросил я и едва не задохнулся, ведь я все еще пытался говорить так, как мог бы говорить там. Я закашлял, меня чуть не вырвало, и внезапно я осознал, что я голый и ужасно замерз. – Кто ты такой?

– А ты кто такой? – крикнул солдат.

– Долан, – ответил я, и на этот раз смог ответить нормально. – Алекс Долан. Произошел какой-то инцидент.

Тут что-то квакнуло, и солдат поднес ко рту рацию.

– Это Фенвик, сэр, – гаркнул он в рацию. – У меня тут гражданский. И он заявляет об инциденте.

* * *

При осмотре с земли пятнадцать лет заброшенности стали более очевидны. У ворот стояли «зеленые береты», и они добрых полчаса проверяли наши документы и удостоверялись, что мы – это мы, и лишь потом пропустили. Как и животные, журналисты со всего мира упорно старались прокрасться за ограждение. Пока никому не удалось. Во всяком случае, никому, о ком нам стало бы известно.

Здания были потрепанные погодой и грязные, трава вымахала по пояс, хотя ее регулярно поливали с вертолетов гербицидами, и начала перебираться на потрескавшийся асфальт дорог.

Я ехал, пока мы не оказались в сотне метров от здания с комнатой управления, прямо под медленно вращающимся спиральным облаком. Не в состоянии замять факт его существования, правительство признало, что в коллайдере произошел инцидент, и объяснило наличие облака электромагнитным эффектом. Ученые – как правительственные, так и другие – все еще спорили об этом феномене.

Фенвик посмотрел на белую спираль и скривил губы. Он обладал многими качествами, и лишь очень немногие из них достойны восхищения, но трусом он не был. Он свято верил в собственную безопасность рядом с Эпицентром – ведь ему так сказали. И ему не приходило в голову, что немалая доля оборонного бюджета уходила на ограждение Эпицентра даже от животных.

После моего появления возле капрала буквально из воздуха было много споров о том, как с ним поступить. Быстрое изучение личного дела Фенвика намекало: взывать к его патриотизму будет бессмысленно, а отвалить кучу денег – нецелесообразно и бесполезно. Рабочая группа из тридцати очень умных мужчин и женщин собралась исключительно для изучения проблемы под названием «что делать с капралом Робертом Е. Ли Фенвиком», который однажды ночью, находясь в патрулировании на военной базе Форт-Брэгг, увидел, как я возникаю из направления, никому во вселенной до тех пор не известного.

Их решение оказалось простым и, на мой взгляд, необычно гуманным. Капрал Фенвик был простым организмом, нацеленным в основном на удовлетворение личных желаний, и его лояльность и молчание – было куплено всего-навсего повышением его в звании до трехзвездного генерала. Я не переставал восхищаться полным отсутствием у Фенвика хоть малейшей видимой благодарности. Альтернатива, казалось, никогда не приходила ему в голову. Видимо, он вообще не задумывался над тем, что проще и гораздо дешевле было бы его убить.

– Приехали, значит, – сказал Фенвик.

– Да. Приехали. С этим я спорить не могу.

Я взглянул на облако, потом на здания вокруг. Фенвик удивил всех, восприняв свое новое звание как должное. Он все еще оставался в армии, но уже не был офицером. У него фактически не имелось обязанностей, кроме связанных со мной. Ему выплатили задним числом генеральский оклад за десять лет, и он купил родителям новый дом в Западной Виргинии и новую машину брату, а сам поселился с бывшей невестой Розелинн и полудюжиной своих писклявых отпрысков в роскошном особняке в Александрии, штат Виргиния. Его дети ходили в лучшие школы, и в моменты отчаяния меня это утешало. Старшая дочь Бобби-Сью на следующий год собиралась поступать в Принстон. Благодаря происшествию со мной сыновья Фенвика не будут работать всю жизнь в местных угольных шахтах, а дочери Фенвика не выйдут замуж за спортсмена из команды средней школы, чтобы увидеть, как тот превращается в пьяную скотину, избивающую жену. Все они станут юристами, врачами, конгрессменами и сенаторами, а может, даже и президентами. Когда мне было особенно тяжело, я смотрел на экс-капрала Фенвика и почти верил: мои мучения того стоили. Почти.

– Много у нас осталось времени? – спросил он. Он всегда это спрашивает.

Я пожал плечами.

– Минуты? – Я тоже всегда так отвечаю. – Дни?

Я открыл дверь и вышел из машины. Фенвик тоже вышел, и мы выгрузили ящики. Потом отнесли их в одно из зданий неподалеку от комнаты управления и вывалили на пол телефонные справочники. Затем отнесли ящики обратно в машину, а я выгрузил на землю свое снаряжение.

Фенвик взглянул на часы.

– Пора возвращаться.

Я кивнул. Часа через два тут будет перелет границы. Черный вертолет без опознавательных знаков и транспондера-идентификатора пролетит надо мной, до последнего момента игнорируя запросы местных диспетчеров полетов, затем передаст короткий шифрованный сигнал, идентифицирующий его принадлежность к АНБ. Он снизится, выходя из поля зрения радаров, зависнет на несколько секунд, потом поднимется и улетит. Якобы вместе со мной.

– Глупо все это. Однажды кто-нибудь обо всем догадается, – сказал я.

Фенвик пожал плечами.

– Не моя проблема.

Он протянул руку, я ее пожал. Когда мы впервые встретились, он был поджарый и вертлявый. Теперь он стал спокойный, отъевшийся и гладкий, и по большому счету я не мог на него за это злиться.

– В добрый путь, Алекс.

– Тебе тоже, Бобби Ли. До скорого.

– Будем на это надеяться?

– Да. – Я улыбнулся. – Будем.

Фенвик уселся в машину, помахал мне и поехал к воротам, где он скажет «зеленым беретам», что гражданский специалист организовал себе иной способ эвакуации. И это в каком-то смысле будет правдой.

Я смотрел на машину, исчезающую в отдалении. Когда она скрылась, я взял свои вещи и отнес в одно из ближайших зданий. Свалил все в пустом офисе, развернул на полу спальный мешок, подкатил к окну кресло и сел.

* * *

Комнатка была маленькая и без окон, а из мебели в ней имелись только стол и складной пластиковый стул. На нем сидел капитан. Я стоял по другую сторону стола от него, охраняемый двумя вооруженными солдатами.

– Итак, все, что мне нужно знать, сынок, – твое имя и как ты пробрался с голой задницей на базу, да еще умудрился остаться незамеченным, – сказал капитан. Он задавал этот вопрос уже несколько раз.

– Меня зовут Александр Долан. Я журналист. Я был в комнате управления вместе с группой профессора Делахэя. И полагаю, там произошел инцидент.

Я тоже повторял свой ответ несколько раз.

Капитан улыбнулся и покачал головой. Он работал в охране базы. А может, в разведке – не знаю. И был воплощением здравомыслия. Казалось, он говорит: мы можем продолжать так весь день и всю ночь, пока я не скажу то, что он хочет знать.

– Отыщите профессора Делахэя, – предложил я. – Он подтвердит мои слова.

Я не мог понять, чем военные занимаются в коллайдере. Возможно, инцидент оказался гораздо серьезнее, чем я думал. А это делает его воистину потрясающим.

– Я не знаю никакого профессора Делахэя, сынок. Это он помог тебе пробраться сюда?

Я вздохнул и покачал головой.

– Нет. Он руководил экспериментами по запуску коллайдера. Послушайте, если он ранен, может, кто-то из других сможет прийти? Доктор Чен или доктор Морли. Меня там все знают.

– А я не знаю никого из этих людей, мистер Долан. Зато хочу знать, кто вы такой и как, черт подери, вам удалось проникнуть на базу Форт-Брэгг абсолютно голым.

– Форт-Брэгг?

Капитан ответил мне страдальческим взглядом: мол, не вешай мне лапшу на уши, сынок.

Я обвел глазами комнату. Тут была лишь одна дверь. Снабженная большими запорами, она производила впечатление весьма прочной. Но, оглядев комнату еще раз, я заметил, что если посмотреть на нее определенным образом, то это вовсе никакая не запертая комната. А всего лишь плоскости массы, которые даже не соприкасаются. По сути, она была широко распахнута.

– А я думал, я нахожусь в коллайдере в Сиу Кроссинг, – сказал я капитану.

– Где? – моргнул он.

– Мне здесь не нравится, – заявил я. И шагнул из комнаты, а потом вернулся туда.

Я прихватил с собой галлон воды в канистре, маленькую туристическую печку на сухом горючем, пару кастрюлек и сковородок и полдюжины армейских рационов. Я взял первую коробку и открыл ее. Еда, готовая к употреблению. Но только если ты в отчаянном положении или не особенно привередлив. В коробке оказались говяжьи равиоли в мясном соусе, несколько ломтей хлеба, печенье, плавленый сыр, вяленая говядина, кофеиновые леденцы, конфеты, кофе, сахар, соль, жевательная резинка, немного сушеных фруктов и другой всячины. Я слышал, в рационы французской армии включают пакетик красного вина. Эх, если бы Происшествие случилось в ЦЕРНе…

* * *

Я заметил… нечто. Если твердый предмет может иметь эквивалент негативного изображения, то это оно и было. Нечто вроде негативного смерча, вывернутого наизнанку. Я шагнул к нему…

И обнаружил себя на территории коллайдера, возле здания, в котором я в последний раз видел профессора Делахэя, его команду и Ларри Дэя.

Надо мной возвышался колоссальный облачный столб, медленно вращающийся в небе. Запрокинув голову, я смотрел на него, открыв рот.

И внезапно оказался на земле, корчась от боли. Мышцы сводили судороги и спазмы. Я попытался уйти, но из-за сильнейшей боли не смог сосредоточиться.

Именно так меня и поймали во второй раз, сидя в засаде: они предполагали, что я вернусь к коллайдеру. И оглушили меня шокером до полусмерти. Кто-то подошел ко мне и ударил кулаком по бедру. Когда он поднял руку, из моей ноги потянулась пластиковая трубочка, а потом в голове раздался дикий рев, и меня смыла накатившая волна черноты.

На капитане и двух охранниках испробовали тот же трюк, что и на бывшем капрале Фенвике. Я уже начал думать, будто путешествую по миру, оставляя за собой новеньких генералов. Их осыпали деньгами и повышениями, но почему-то это не сработало так, как с Фенвиком. Они все же проболтались, и в конечном итоге правительство было вынуждено «помочь» им исчезнуть. Офицеров рассадили по одиночным камерам в Ливенворте, а тех, с кем они болтали, где-то нейтрализовали.

Покончив с обедом, я уселся у окна, потягивая кофе и куря маленькую сигару. Она нашлась в жестяной коробке в рюкзаке – скромный подарок от Фенвика. Во время обеда я слышал, как надо мной пролетел вертолет.

Он приземлился на несколько секунд примерно в двухстах метрах от Эпицентра – и это был безумно храбрый поступок со стороны пилотов, необходимый для поддержания легенды о моем «отлете», которую я считал бессмысленной и примитивной, – а затем поднялся и направился на запад. Теперь все стихло, наступала ночь.

Я вспомнил, как всё здесь когда-то кипело и бурлило. Теперь коллайдер забросили, а выживший персонал раскидали по другим местам. Я подумал о Делахэе, Энди Чене, Кейтлин Морли и всех, кто оказался со мной в этой комнате в день Происшествия. Делахэй был нервный мудак, а Ларри завел интрижку с моей женой, но остальные мне нравились: хорошие и спокойные, профессионалы, с ними было приятно общаться.

Моя рука лежала на подоконнике. Когда я взглянул на нее, волоски на предплечье зашевелились и начали медленно подниматься.

На этот раз напротив меня находился генерал, и я сидел. По одну сторону от генерала я увидел двоих мужчин среднего возраста в штатском, а по другую – моложавого мужчину с редеющими волосами, на его лице читалось нетерпение.

– Вы меня оглушили шокером и накачали какой-то дрянью, – заявил я. – Не очень-то дружественное обращение.

– За это мы приносим извинения, мистер Долан, – сказал один из штатских. – Мы не могли рисковать тем, что вы… снова уйдете. Поставьте себя на наше место.

Я поднял руки. Они были в наручниках, а те подключены к генератору за стулом. Если создастся впечатление, будто я намереваюсь проделать нечто возмутительное – или даже слишком сильно чихну, – через наручники меня шарахнет током и оглушит. Я это знал, потому что они продемонстрировали процесс, пока я отходил от успокоительного.

– Я с удовольствием представлю себя на вашем месте. До тех пор, пока вы в состоянии представить себя на моем.

– Это лишь предосторожность, мистер Долан, – заявил второй штатский. – Пока у нас не появится уверенность, что вы не покинете нас снова.

Я посмотрел на наручники. Если разглядывать их под определенным углом, то они совсем не охватывали мои запястья. Я опустил руки и сложил их на коленях.

– Профессор Делахэй?

– Про него мы ничего не знаем, – ответил моложавый. – Мы не осмелились войти в комнату управления. Туда послали робота-сапера с камерами, и… там что-то есть, но не тела, и живых тоже нет.

– Что-то? – уточнил я.

– Мы не знаем что. – Он покачал головой. – Камера не в состоянии передать изображение. Какое-то «слепое пятно» в центре комнаты. Вы можете вспомнить детали произошедшего?

«Я собирался набить морду Ларри Дэю за его интрижку с моей женой».

– Они выполняли последний эксперимент из серии. Делахэй начал обратный отсчет, а потом… – Я посмотрел на них. – Извините. Я не могу это описать.

– Какой-то момент показался вам необычным? Любая мелочь?

«Да, минуту назад я узнал, что Ларри Дэй переспал с моей женой».

– Нет, все выглядело нормально. Но я не физик, я журналист.

– И куда вы… попали?

– Не знаю. Куда-то. Никуда. Куда угодно.

Все четверо переглянулись.

– Мы полагаем, мог быть еще один выживший, – сказал один из штатских.

Я подался вперед.

– На следующий день после вашего первого… э-э… возникновения в Каире произошел инцидент, – продолжил он. – Половина центра города была уничтожена. Видео того, что произошло, нет, но некоторые выжившие утверждают, будто видели джинна, шагающего через город. Человеческую фигуру, проходившую сквозь дома и разрушавшую их.

Мне в голову пришла ужасная мысль.

– Это мог быть я.

– Мы так не думаем, – сказал второй штатский, покачав головой.

– Почему?

– Потому что такое повторилось вчера в Неваде. Пока вы лежали здесь без сознания. Небольшой город Спайсервиль был полностью уничтожен. Погибло восемьсот человек.

– Мы назвали произошедшее взрывом железнодорожного вагона с химикатами, – вставил генерал. – Египтяне назвали свою катастрофу падением метеорита. Но мы считаем, это был… кто-то вроде вас.

– Что бы ни произошло возле коллайдера, оно вас изменило, – сказал моложавый, как мне показалось, с полным восхищения подтекстом. – Мы считаем, изменения коснулись и того, другого, кем бы он ни был. Но там, где вы, похоже, нашли способ… справляться… с ситуацией, тот, другой, не смог этого сделать.

– И вовсе я не нашел способа справляться, – возразил я.

Я взглянул на разделявший нас стол. Довольно дешевый на вид стол для совещаний, из тех, что правительство закупает в огромных количествах в магазинах уцененных офисных товаров. Похоже, я прежде никогда не смотрел на предметы должным образом, теперь же я видел, как стол был сконструирован, начиная от субатомного уровня и выше.

– Очевидно, эта… личность опасна, – произнес один из штатских. – И мы очень высоко оценим любую помощь с вашей стороны.

Я вздохнул. Потом разобрал стол на детали и сложил их в форме, которая мне понравилась. Однако больше никому из присутствующих она не понравилась, судя по тому, как они подпрыгнули и с воплями ломанулись к двери. А я выскользнул из наручников и вернулся туда.

* * *

Я вышел наружу и встал перед зданием, сунув руки в карманы. Около семи часов назад я сидел в комнате для совещаний в подвале Белого дома с президентом и примерно дюжиной сотрудников ЦРУ и АНБ и смотрел видео.

Оно было снято беспилотником «Предатор», летящим над Афганистаном, – острие длительной операции под кодовым названием «Водораздел» по ликвидации полевого командира «Талибана». Этого типа проследили до огороженного поселения в Хелманде. Мы смотрели обычное военное видео – не черно-белое, а со странной смесью оттенков серого. Ландшафт то отдалялся, то приближался, когда оператор беспилотника, находясь в тысячах миль от него на континентальной территории США, наводил аппарат на цель. Потом на холме показалась кучка зданий, беспилотник запустил ракету, и в этот момент из-за угла одного из зданий вышел человек. Несколько секунд перекрестье камеры беспилотника подергивалось в центре экрана, а потом здание пыхнуло дымом во все стороны и исчезло.

А секунду спустя, целый и невредимый, вроде бы даже не заметивший взрыва человек спокойно вышел из дыма и зашагал дальше.

– Итак, – сказал президент, когда видео закончилось, – или война в Афганистане только что приняла очень странный оборот, или нам понадобятся ваши услуги, мистер Долан.

Я посмотрел в небо. Луна висела низко над горизонтом, и все было залито странным, не имеющим направления серебристым светом, здания в нем отбрасывали странные тени. В воздухе стояло наэлектризованное ожидание, пахло озоном и жженым сахаром, из ниоткуда дул ветерок. И тут он возник в нескольких шагах от меня, озираясь и издавая странные звуки. Я вздохнул.

– Ларри, – окликнул я.

Ларри обернулся и увидел меня.

– Господи, Алекс. Что случилось, черт подери?

Ларри не помнил Происшествие, и это было хорошо. И не помнил происходившего после, что еще лучше. Зато он удивительно легко приспосабливался к ситуации, и я не мог себе позволить расслабиться, даже на секунду.

Я подошел и остановился, глядя на него. Он очень походил на серию картинок из комикса, изображающую взрывающегося человека. Вот он на первой картинке, твердый и цельный человек. А вот в конце серии – разлетающиеся кости, мясо и прочие ошметки. А вот он на протяжении трех-четырех предыдущих картинок, когда взрыв только начинается, а тело разлетается на части. И все это Ларри – человек, невозможным образом пойманный в момент взрыва. Его тело выглядело одновременно и отвратительно, и абсурдно: анимированное облако из мяса и крови в форме человека, только раза в два больше нормального размера.

– Произошел несчастный случай, – сказал я. – Что-то случилось во время последнего эксперимента, и мы до сих пор не знаем точно, что именно.

Голос Ларри прозвучал откуда угодно, но только не из его взорванной гортани. Он доносился словно с большого расстояния, как радио, настроенное на далекую галактику.

– А что стало с твоими волосами, Алекс?

Я провел ладонью по голове.

– Прошло много времени Ларри. Я постарел.

– Сколько? – уточнил зловещий голос.

– Почти двадцать пять лет.

Ларри осмотрелся и снова издал те странные звуки.

– Делахэй?..

– Все мертвы. Делахэй, Уоррен, Чен, Брайт, Морли. Вся команда. Выжили только ты и я.

Ларри посмотрел на свои руки. Я бы не сумел прочесть выражение на том, что было у него вместо лица, но он издал звук, который я мог бы принять за смех.

– Похоже, я не очень-то хорошо уцелел, Алекс. – Он посмотрел на меня. – Зато ты вроде бы в порядке.

Я пожал плечами.

– Я же говорил, мы до сих пор не знаем точно, что там произошло.

Ларри снова жутко хохотнул.

– Боже мой, я смотрюсь как персонаж из комикса. Может, ты думаешь, я стал супергероем, Алекс?

– М-м-м… необычный взгляд на ситуацию, – настороженно произнес я.

Ларри вздохнул.

– Или у меня появилось рентгеновское зрение или что-то вроде. А не… – он помахал не совсем руками, – это.

– Ларри, тебе нужна помощь.

– Да ну? – рассмеялся Ларри. – Ты так думаешь? Господи, Алекс. – Он принялся расхаживать взад-вперед, потом остановился. – Где я был? Прежде?

– В Афганистане. Мы полагаем, ты просто старался найти дорогу обратно, сюда.

Ларри покачал головой. Смотреть на такое было жутковато.

– Нет. Еще раньше. Это было… все было неправильно… образ…

– Ларри… – сказал я, делая шаг вперед.

– А еще раньше… я был здесь, и у нас был тот разговор…

– Это просто дежавю. И оно не стоит твоих волнений.

Ларри выпрямился, и его тело даже обрело внутреннюю устойчивость.

– Алекс, сколько раз мы такое уже проделывали?

Я покачал головой.

– Чертовски много раз, – ответил я, сунул руки в колышущуюся и взрывающуюся массу тела Ларри Дэя и утянул нас обратно в ад.

* * *

Я до сих пор не знаю точно, почему вернулся после побега во второй раз. Вероятно, просто хотел узнать, что со мной произошло, а выяснить самостоятельно не получалось. Возможно, побоялся забыть, каково это – быть человеком, если оставаться там слишком долго.

Генерал и три его приятеля оказались недоступны. Позднее я узнал, что они в госпитале с тех пор, как увидели мою проделку со столом. Одного из них привести в норму так и не удалось. Вместо них для общения со мной назначили двух других генералов – одного из авиации, а второго армейского – и адмирала, а в довесок к ним группу азартных молодых ученых. И за всем этим зверинцем присматривали спокойные и эффективные ребята из ЦРУ и АН Б.

Меня расспрашивали (или допрашивали) снова, и снова, и снова, и моих ответов не хватило бы исписать оборотную сторону почтовой марки. Один из ученых спросил: «Что значит находиться там? Сколько там измерений?» – и я смог лишь ответить: «Недостаточно. Слишком много. Не знаю».

Мы оказались неподготовленными. Мы знали слишком мало, и потому он едва не достал меня в первый раз. Я знал, что там Эпицентр служит чем-то вроде маяка, огромным и твердым негативным смерчем, и одним из немногих полезных советов, которые я смог дать, был такой: надо следить за любыми проявлениями на территории коллайдера. А я вернулся ждать в наш старый дом в Сиу Кроссинг, потому что знал. Знал, что он ищет ориентир, точку отсчета, ибо именно это делал я. И когда проявления начались, меня в полной секретности доставили в Зону, и я впервые увидел, как он возник. Впервые услышал, как он говорит. И подумал не в последний раз: «Конечно. Это должен был оказаться Ларри, кто же еще?»

В смятении, напуганный и злой, он тем не менее быстро пришел в себя. Я рассказал ему о случившемся – во всяком случае, о том, что мы поняли, – и мне показалось, его взрывающееся тело немного уплотнилось. Он осмотрелся, сказал: «Должно быть, так чувствует себя бог», и у меня кровь застыла в жилах. А потом я почувствовал: он пытается разобрать меня на части и собрать иначе – так, как я переделал стол.

Я совершил первое, что пришло мне в голову. Схватил его и отправился туда вместе с ним, а потом выпустил и вернулся сюда.

Когда он пришел во второй раз, все повторилось. Несколько случайных проявлений, немного ошеломляющих, но относительно мелких разрушений. Потом он отыскал дорогу к Эпицентру, пораженный и ничего не помнящий. Но пришел к тому же заключению: «Должно быть, так чувствует себя бог». И мне пришлось уволакивать его туда.

И снова. И снова. И снова.

* * *

Я прошагал невообразимое расстояние. На это у меня ушло невозможно долгое время. Ничто здесь не означает что-то или имеет какой-то смысл, но тут есть структуры, колоссальные предметы, которые слишком малы для глаза: останки профессора Делахэя и других жертв Происшествия. Есть там и останки специально обученной команды «морских котиков», посланных сюда президентом – не нынешней, а ее предшественником, – когда он решил, будто может создать группу всеамериканских супергероев. И я, и практически все ученые, занятые в исследовании Происшествия, уговаривали этого не делать. Но когда президент командует прыгать, ты лишь спрашиваешь, как высоко, вот «котики» здесь и остались. Там нет жизни или смерти, только существование, и потому профессор Делахэй и остальные существуют в шрёдингеровском не-совсем-состоянии, пытаясь разобраться, что они такое и где находятся. Если их попытки когда-либо увенчаются успехом, я буду очень занят.

Ученые называют это пространством Калаби-Яу или, если хотят нагнать таинственности, «многообразием», которое может существовать, а может и нет – никто не знает. Сторонники теории струн, обалдевшие от радости, поскольку у них появились свидетельства очевидца, побывавшего в ином пространстве, назвали его в мою честь, хотя я смог дать им очень мало подтверждающих сведений. Пространство Калаби-Яу существует на расстоянии крохотной доли нанометра от привычного нам «нормального» пространства, но, чтобы протолкнуть между пространствами один-единственный фотон, понадобится больше энергии, чем ее вырабатывает вся вселенная.

Однако перемещение между измерениями, пожалуй, больше похоже на дзюдо, чем на карате – скорее манипулирование силой, чем прямое ее применение. Непонятным образом последний эксперимент Делахэя обратил эти силы в неверном направлении, зашвырнув все в радиусе пяти метров в ужасную пустоту и оставив после себя Эпицентр – пульсирующую открытую рану между мирами. Точку, которую невозможно описать. Кто-то мне однажды сказал, что вероятность Происшествия – миллиарды и миллиарды против одного. Примерно как пройтись по всем казино на Стрипе в Лас-Вегасе, сыграть на всех стоящих там автоматах и выиграть на всех джекпот, и все за один вечер. Но есть одно обстоятельство насчет шансов и вероятностей. Вы можете говорить о них сколько угодно, проделывать всяческие хитроумные расчеты, но в конечном итоге результат сводится только к или/или. Только это и имеет значение. Или ты выиграешь все джекпоты на Стрипе, или не выиграешь. Это или произойдет, или нет. Это произошло, и вот я здесь. И здесь же каким-то образом находится Ларри Дэй.

Существовать в пространстве Калаби-Яу, обладать способностью шагать между измерениями, использовать проникновение в сущность для манипуляции «реальным» миром… действительно словно быть богом. К сожалению, одним из богов, о которых писал Лавкрафт: огромным, непостижимым и совершенно лишенным человеческой морали. Пока человечеству везет в том, что Ларри, судя по всему, не смог как следует освоиться со своей божественностью. Никто из нас не сумел понять, почему я освоил ее настолько легко и почему это до сих пор настолько тяжело для Ларри. А также почему возвращение Ларри туда отбрасывает его на исходную позицию, хотя я могу перемещаться туда и обратно безо всякого вреда для себя. Ларри был одним из умнейших людей в истории человечества, но не сумел справиться с «многообразием», а я, самый прозаичный человек на свете, о чем любила напоминать моя бывшая жена, овладел им практически с ходу. Я мог лишь сказать им, что при каждой встрече – а на сегодня нашу короткую пантомиму мы изобразили уже пятьдесят два раза – он осваивается все быстрее. Однажды он появится в полной форме, и я уже не смогу утащить его туда. Мне придется сразиться с ним здесь, и как это будет, не смог бы вообразить и Стэн Ли. Или/или. Мир или уцелеет, или нет.

Ларри не славный малый. Он был великим человеком до Происшествия, и он мне очень нравился, пока я не узнал о нем и моей жене. Но он не славный малый. Если бы я составил список тех людей, которым можно пожелать укус радиоактивного паука, то Ларри, пожалуй, расположился бы в нем ближе к концу.

А самая поразительная и экстравагантная космическая шутка заключается в том, что Ларри – даже не самый страшный сценарий исхода. Кошмарный сценарий начнется, если Делахэй, Чен, Морли, отряд «котиков» и все животные, пробравшиеся в Зону, несмотря на все усилия этого не допустить стоимостью миллиард долларов ежегодно, каким-то образом перейдут одновременно в состояние покоя и найдут дорогу сюда. Если такое произойдет, то «Сумерки богов» покажутся безмятежным утром в придорожной кафешке. Я планирую в тот день оказаться где-нибудь в другом месте. Меня, в общем, вполне устраивает изображать гуманизм, но я этим людям ничего не должен.

В конце концов я наткнулся на комнату. Хотя это не была комната в том смысле, какой ее увидели бы здесь. Я видел распределенные плоскости напряжений и узлы массы, открытые со всех сторон и настолько огромные, что не измерить. Я шагнул в комнату и уселся в удобное кресло.

Никто не завопил. Никто не убежал. Меня, разумеется, ждали, и я уже давно научился правильно одеваться перед возвращением сюда. Люди терпеть не могут, когда голый мужчина появляется из ниоткуда в комнате для совещаний в Белом доме. Кто-то принес мне кофе. Он здесь всегда превосходный.

– Мистер Долан, – сказала президент.

– Мадам президент, – отозвался я и глотнул кофе. – Он восстанавливается все быстрее.

– Мы это заметили, – подтвердил ученый по фамилии Серпински. – А остальные?

– Я видел некоторых. Они все еще в состоянии покоя. И я не уверен, что мне следует их проверять. Ведь сам факт наблюдения может спровоцировать их коллапс в одно из двух состояний?

Серпински пожал плечами. «Мы не знаем». Может, надо сделать эти слова девизом нашей кампании?

– Вы выглядите усталым, – сказала президент.

– Как хочу, так и выгляжу, – огрызнулся я и сразу же пожалел.

Президент мне посочувствовала, а я действительно устал. В любом случае, это было смешно. С чего вдруг богоподобный супергерой, проходящий между измерениями, захочет выглядеть полноватым и лысеющим мужчиной средних лет? Если бы я захотел, то смог бы принять образ Леди Гаги, или Роберта Дауни-младшего, или огромного хрустального орла. Но чего мне действительно хотелось – вновь стать обычным, и именно этого я сделать не мог.

Я взглянул на их полные ожиданий лица. Им не терпелось услышать, как я снова спас мир.

– А можно мне бутерброд? – спросил я.