Элизабет Бир родилась в штате Коннектикут, несколько лет провела в пустыне Мохаве недалеко от Лас-Вегаса, а затем переехала в Брукфилд, штат Массачусетс, где живет и по сей день. В 2005 году она стала лауреатом премии Джона У. Кэмпбелла как лучший новый автор, а в 2008 году получила премию «Хьюго» за свой рассказ «Береговая линия» («Tideline»), который также принес ей премию имени Теодора Старджона (ее она разделила с Дэвидом Моулзом). В 2009 году она получила еще одну премию «Хьюго» за короткое произведение «Шогготы в цвету» («Shoggoths in Bloom»). Ее рассказы печатались в «Asimov’s», «Subterranean», «Sci Fiction», «Interzone», «The Third Alternative», «Strange Horizons», «On Spec» и других журналах, а также были опубликованы сборниками «Цепи, которые ты отвергаешь» («The Chains That You Refuse») и «Нью-Амстердам» («New Amsterdam»). Ее перу принадлежат три научно-фантастических романа, которые были очень высоко оценены: «Пригвожденная» («Hammered»), «Изувеченная» («Scardown») и «Внедренная в сеть» («Worldwired»), а также фэнтезийная серия «Эпоха Прометея» («Promethean Age»), куда входят романы «Кровь и железо» («Blood and Iron»), «Виски и вода» («Whiskey and Water»), «Чернила и сталь» («Ink and Steel»), «Ад и Земля» («Hell and Earth»). Среди других ее книг романы «Карнавал» («Carnival»), «Подводные течения» («Undertow»), «Озноб» («Chill»), «Прах» («Dust»), «Все звезды, гонимые ветром» («Аll the Windwracked Stars»), «За горной грядой» («The Mountain Bound»), «Вереница призраков» («Range of Ghosts»), роман, написанный в соавторстве с Сарой Монетт, «Как закалялись люди» («The Tempering of Men») и две повести: «Создания из кости и драгоценных камней» («Bone and Jewel Creatures») и «Вечность» («Ad Eternum»). Ее новый сборник – «Шогготы в цвету» («Shoggoths in Bloom»). Вышли роман «Разбитые колонны» («Shattered Pillars») и повесть «Железная книга» («The Book of Iron»). Адрес ее сайта: .

В представленной здесь захватывающей повести события происходят в Индии будущего, что неизбежно приведет к сравнению с похожим сюжетом у Йена Макдональда. Но Бир сумела вызывать другие чувства и настроения, а также нарисовать выразительный портрет общества, зажатого между современной жизнью и тысячелетними традициями, приспосабливающегося – иногда радикально – к проблемам, созданным глобальными изменениями климата. Она использует эти декорации, чтобы рассказать о запутанном таинственном убийстве, которое не могло бы произойти в современном мире, и коснуться вопросов генетики, физики, искусственного интеллекта, котов-попугаев, космологии и поиска внеземного разума.

 

Упершись локтями в обтянутые полицейской униформой колени, младший инспектор Феррон в перчатках из ареактина присела рядом с объектом, который, по ее мнению, был покойником. Тело (предположительно тело) лежало посреди изумрудного ковра, словно оплывшая розовая бутылка Клейна, чья еще совсем недавно влажная поверхность на воздухе пересохла и потрескалась. Ковер все еще сохранял свежесть, вайя лишь немного примялась от веса и не имела бурых пятен, которые могли бы указывать на то, что грубо обработанное феромонами тело контактировало с ней больше двадцати четырех часов. Тропинка коричневатых следов змеилась вокруг объекта, и, хотя большая часть крови уже впиталась в ковер, Феррон смогла различить очертания подушечек лап и мазки, оставленные длинной шерстью.

Младший инспектор поняла, что сегодня вечером опоздает на встречу с матерью.

Она посмотрела на старшего констебля Индрапрамита и устало произнесла:

– Так значит, это останки Декстера Гроба?

Индрапрамит уложил подбородок на большие пальцы, остальные в задумчивости сплел у своих сухих и потрескавшихся от летней жары губ.

– Наверняка мы не узнаем, пока не получим результаты теста ДНК.

Высокий сверкающий сапог, обернутый в стерильную бахилу, выдвинулся вперед, но замер в пятнадцати сантиметрах от трупа. Просто нервы? Или констебль всего лишь старался быть аккуратнее, чтобы не подхватить заразу?

– Что вы думаете об этом, босс?

– Что ж, – Феррон встала, разминая спину, – если это Декстер Гроб, то он выбрал себе подходящий никнейм, не так ли?

Когда патрульные офицеры прибыли проверить жильца, переставшего отвечать на запросы домашней системы ИИ, роскошная уединенная квартира-студия Гроба оказалась запечатанной. Экстренные коды отмены блокировки не сработали, полицейские выбили дверь – и обнаружили вот это. Розовую кишку. Огромную колбасу. Мясистый предмет, похожий на детскую игрушку «угорь» – длинный сплющенный валик с жидким содержимым.

Феррон так и представила себе, как кто-то огромный стискивает пальцами «игрушку» и та надувается двумя упругими пузырями.

Инспектор была уверена, что останки по массе соответствуют телу взрослого человека. Но как именно удалось… его вывернуть наизнанку?

Она отошла от трупа и медленно огляделась.

Квартира была подготовлена к приему гостей. Бытовая техника убрана подальше. Высокий стол в западном стиле поднят и разложен для ужина, постель уступила место стульям. В углу рабочая зона, не убранная. Как предположила Феррон, все это весьма таинственное техническое оборудование спрятать было практически невозможно. Стену украшали впечатляющие изображения в скромных модернистских рамах – прошедшие цветокоррекцию фотографии великолепной космической какофонии. Снимки, вероятно, получены с какого-нибудь орбитального телескопа, поскольку небо на них было просто усеяно тысячами звезд, среди которых Феррон, несмотря на свое образование не смогла различить наваграху – знаки индуистского Зодиака.

В противоположном углу квартиры, куда обязательно падал взгляд, стоило только поднять глаза от рабочего места, стоял медный Ганеша. Перед ним на небольшом подносе для приношений лежали горки кумкума и куркумы, ароматные цветы, антикварный американский десятицентовик и осыпавшаяся недогоревшая палочка агарбати, воткнутая в банан. Шелковый платок, темно-синий, как полуночное небо, был обернут вокруг медных бедер бога.

– Мило, – сухо заметил Индрапрамит, проследив за ее взглядом. – Янки сливается с местными.

Обеденный стол был накрыт в западной манере – на двоих. Ожидался, как предположила Феррон, романтический вечер. Если бы один из участников не вывернул себя наизнанку.

– А где кошка? – спросил Индрапрамит, указывая на постепенно исчезающие следы лап.

«Успокоился», – решила про себя Феррон.

И нужно перестать его опекать, словно ожидая, что в любую секунду он выставит напоказ свои болевые точки. Своим беспокойством она делает только хуже. Индрапрамит уже полтора месяца как вернулся к работе, настало время расслабиться. Положиться на семь лет, в течение которых они были напарниками и друзьями. Раз он перешел на действительную службу, то может сам решать, чего хочет и как об этом попросить.

Хотя для нее это означало, что придется прекратить смещенное поведение и заняться собственными проблемами.

– Меня интересует то же самое. – призналась Феррон. – Полагаю, спряталась от фаранга. Эй, кис-кис. Эй, киса…

Она подошла к шкафчикам и поискала внутри. У раковины оказалась почти сухая миска для воды и пустая – для еды.

Потребовалось меньше тридцати секунд, чтобы найти консервную банку с нарисованными рыбьими скелетиками и отпечатками лап. Серо-коричневые гранулы внутри пахли жиром. Инспектор поставила миску на кухонную стойку и с шумом высыпала в нее пригоршню кошачьего корма.

– Мяу? – произнес кто-то из темноты под диваном, который, вероятно, служил Гробу постелью.

– Кис-кис-кис. – Инспектор взяла миску для воды, вымыла и заново наполнила из питьевого крана.

Что-то запрыгнуло на столешницу и с бешенным урчанием боднуло ее руку. Это оказалась кошка-попугай последнего поколения – гиацинтово- синий пушистый шар на солнечно-желтых лапках, по краям запачканных бурыми пятнами. У нее были подходящие двухцветному окрасу воротник и бородка, а пронзительные золотистые глаза ловили и концентрировали рассеянный солнечный свет.

– А теперь ты думаешь, что твое место на кухонном столе?

– Мяу, – сказала кошка, с любопытством вскидывая голову.

С места она не сдвинулась.

Индрапрамит встал рядом с Феррон:

– Разве он не умеет говорить?

– Эй, киса, – произнесла Феррон, – как тебя зовут?

Аккуратно балансируя между раковиной и краем столешницы, животное село и обернуло вокруг лап пушистый синий хвост. От мурчания усы и шерсть на груди завибрировали. Феррон предложила небольшой кусочек корма, и кошка с важностью его взяла.

– Наверное, новый, – сказал Индрапрамит. – Хотя стоило бы ожидать, что взрослого в питомнике научат говорить.

– Не новый. – Феррон протянула палец к модифицированному зверю, тот зажмурился и осторожно потерся о перчатки женщины сначала одной, а потом другой стороной морды. – Ты заметил кошачью шерсть на диване?

Индрапрамит помолчал немного и предположил:

– Память стерта.

– Наша единственная свидетельница. И у неё амнезия. – Инспектор повернулась к констеблю. – Нужно выяснить, кого ждал Гроб. Достань записи о входивших. И мне потребуется лог телефонных аккаунтов, чьи владельцы оказались в радиусе пятидесяти метров от этой квартиры между двадцатью часами вчерашнего дня и временем, когда патруль выломал дверь. Вызови техников, чтобы выяснили, что за груда приборов в углу. И кто позвонил, чтобы проверили жильца?

– Вот это не особо поможет, босс. – В золотистых радужках Индрапрамита прокручивались данные – констебль зафиксировался на канале связи, отключившись от непосредственного восприятия; Феррон захотелось сделать ему легкий выговор за пренебрежение к месту преступления, но это показалось ей грубым, поскольку Индрапрамит всего лишь следовал приказам. – Когда Гроб не пришел утром на работу, его начальник забеспокоился. Не получив ни голосового, ни текстового сообщения, он связался с домашней системой ИИ, а когда та сообщила, что на запросы ответа нет, вызвал подмогу.

Феррон изучила разлетевшуюся вдребезги дверь, а затем снова занялась трупом.

– Я знаю, что дверь была заперта в аварийном режиме. Экстренный код патруля не сработал?

На лице Индрапрамита возникло самое бесстрастное выражение среди всех бесстрастных выражений обученных и сертифицированных офицеров полиции города Бенгалуру.

– Это же очевидно.

– Ну, пока ты в онлайне, попроси привезти переноску для свидетельницы. – Она указала на гиацинтового котопопугая. – Я беру ее под опеку.

– Откуда вы знаете, что это она, а не он?

– У нее мордочка девчачья. Глаза в форме лепестка лотоса, как у Драупади.

Индрапрамит посмотрел на коллегу.

Та усмехнулась:

– Я так предполагаю.

Осматривая место преступления, Феррон отключила все свои прошивки и каналы, но полицейская линия работала постоянно. В уголке зрительного интерфейса мигала иконка, ее блеклое желтое мерцание проигрывало рядом с лососевыми и коралловыми оттенками упругих внутренностей Гроба. Чтобы установить контакт, достаточно было один раз моргнуть. Поступил сигнал декодирования, и половину интерфейса заполнил прижизненный снимок жертвы.

Внешне Декстер Гроб не обладал яркой индивидуальностью. «Неприметный, – подумала Феррон, – пока не добавил себе благоразумный средне-смуглый оттенок кожи, темные волосы и классические черты брамина. Позерство. Этот никнейм, Декстер Гроб, – а не был бы Зловещий Гроб более логичным выбором? – должен бы означать куда более колоритную личность». Феррон отметила для себя: на таких небольших нестыковках и строятся расследования убийств.

– Итак, каким образом из этого, – Феррон указала на портрет, который должен был всплыть и в интерфейсе Индрапрамита, а затем на труп на ковре. – получается вот это? Да еще в запертой комнате.

Индрапрамит пожал плечами. Казалось, ему было вполне комфортно в присутствии трупа, и Феррон захотелось перестать искать у констебля признаки стресса. Возможно, его психокоррекция действовала. Правда, особо на нее надеяться не стоило, так как со времен двухтысячных годов методика лечения посттравматического синдрома все еще находилась в разработке.

Индрапрамит – приезжий, вся его семья жила в деревне где-то около Мумбаи. Здесь у него родных не было, и поэтому Феррон как его напарница чувствовала себя обязанной приглядывать за ним. По крайней мере, так она себе твердила.

– Может, он проглотил черную дыру? – предположил констебль.

– Нравится мне жить в будущем. – Феррон потянула за край перчатку из ареактина. – Столько интересных способов умереть.

* * *

Феррон и Индрапрамит покинули квартблок, пройдя сквозь толпу соседей Гроба. Тут жили люди, не связанные общими узами родства. Очевидно, у Гроба не было семьи в Бенгалуру, но тем не менее казалось, что каждый (живой) постоялец спустился, услышав новости. Общие зоны были набиты стариками и молодежью, родителями, братьями и сестрами, кузенами и кузинами – все огорченно причитали, лили слезы, обнимали друг друга и давали интервью газетчикам и блогботам. Феррон глянула на толкотню в жилой зоне и на улице, перекинула кошачью переноску в левую руку и хлопнула освободившейся ладонью по двери, ведущей во внутренний дворик. Та распахнулась – изнутри она не запиралась, – и полицейские вышли в тень домашней солнечной фермы.

Деревья здесь были старыми. Квартблок стоял уже давно, достаточно давно, чтобы улавливающие свет черные пластины нижних листьев выросли с руку Феррон. Кто-то в доме бережно о них заботился – полировал мягкой тканью, не оставляя ни пятнышка грязи. Конденсат стекал по чистым канальцам на стволах, наполняя подземные улавливатели.

Феррон потянулась, наслаждаясь прохладой, и зевнула.

– Вы в порядке, босс?

– Устала, – призналась та. – Не натолкнись мы на убийство – если только это убийство, – отрубилась бы. Я подзаправилась, и, когда отпустит, придется расплачиваться.

– Босс…

– Это всего лишь мои вторые сорок восемь часов. – Феррон махнула рукой, отгоняя от себя беспокойство Индрапрамита.

На всех ее пальцах, кроме безымянного, сверкали золотые кольца. Короткие ногти были ухожены в попытке выглядеть профессионально – и перестать их грызть.

– Я неделями ходила с гипоманией, пока училась в колледже. Помогает зубрить, ты же знаешь.

Индрапрамит кивнул. Но счастливым он не выглядел.

Инспектор стряхнула с ладоней остаточный налет ареактина и принялась тереть усталые глаза онемевшими пальцами. Пока она не прекратила, на каналах передачи шли помехи. Почта накопилась – запросы от прессы, бумажная рутина. Разбираться с этим сейчас не было времени.

– В любом случае, – сказала Феррон, – я уже приняла стимулятор, так что по меньшей мере следующие сорок часов ты от меня не отделаешься. Как по-твоему, с чего нам начать?

– С опроса свидетелей, – немедленно ответил Индрапрамит.

Солнечную ферму оплела инжирная лоза, увешанная спелыми плодами. Старший констебль осторожно потянулся и сорвал себе фрукт. Стоило сочной мякоти оказаться у Индрапрамита во рту, яркая и острая сладость эхом повторилась в интерфейсе. Инжир был хорош.

Феррон протянула руку и тоже украла один.

– Мяу? – сказала кошка.

– Тс-с. – Феррон пригладила на вспотевших висках завитки волос, которые всё пытались выбиться из ее консервативного хвостика. – Не понимаю, как ты можешь носить эти сапоги.

– Новейшие материалы, – объяснил он и, жуя второй инжир, кивнул на ее практичные сандалии: – Чаппалы. А вдруг придется бежать по битому стеклу или вышибать дверь?

Она оставила это без ответа.

– Младшие констебли могут опрашивать семью – это сейчас основной объем. Я подержу Председателя Мяу здесь, пока не прибудут техники и не просканируют ее. Подожди, Гроб работал? Где и кем?

– Физиком.

Индрапрамит подкинул ей список сотрудников и названий проектов, а также краткое описание биотехнологической компании, на которую трудился Гроб – как, впрочем, добрая половина занятого населения Бенгалуру со времен медицинского туризма. Вероятно, работа почище, чем у полицейского из убойного отдела.

– Удаленка. Большинство из его рабочей группы даже не в этом часовом поясе.

– Что нужно «БиоШелл» от физиков?

Индрапрамит молча указал на пластины солнечных деревьев, с еле уловимым звоном незаметно поворачивавшиеся вслед за небесным светилом.

– Квантовая биоинженерия. – объяснил он после некоторой паузы.

– Точно. – кивнула Феррон. – Что ж, криминалисты не захотят, чтобы мы путались под ногами, пока они обрабатывают место преступления. Думаю, мы можем начать составление допросных списков.

– Списки и обед? – с надеждой спросил Индрапрамит.

Феррон удержалась и не стала обращать внимание коллеги на то, что они только вышли из квартиры, где лежал вывернутый наизнанку труп.

– Масала доса?

Индрапрамит ухмыльнулся:

– Я заметил «ШЛВ» дальше по улице.

– Свяжусь с нашим техником, – сказала Феррон. – Давай посмотрим, сможем ли мы выскользнуть через служебный вход и избежать встречи с прессой.

* * *

Феррон с Индрапрамитом (и кошкой) пробрались к задним воротам.

Индрапрамит проверил камеры наблюдения в переулке позади жилого блока, на веб-канале отразилось, что там нет ничего, кроме мусороуборочной машины. Но. когда Феррон приложила к дверному проему свое удостоверение – закодированное в «облаке» с доступом через универсальный идентификатор. который она носила на левом бедре, чтобы уравновесить электрошоковый пистолет. – энергосберегающие огни охранной системы переключились с холодного белого цвета на тускло-желтый, а затем совсем погасли.

– Проклятье. – сказала Феррон. – Питание вырубилось.

– Как это могло случиться в квартблоке с солнечной фермой?

– Связь прервалась? – предположила она. подергав дверь на случай, если задвижка успела отомкнуться до того, как сдохло электричество.

Кошка недовольно заворчала. Феррон осторожно поставила переноску. Затем разочарованно пнула дверь и. ругаясь, отдернула ногу. Вот тебе и чап- палы.

Индрапрамит кротко за ней наблюдал.

– Вам не стоило принимать стимуляторы.

Она приподняла бровь и осторожно опустила ногу на землю. Пальцы ныли.

– Предлагаешь мне модулировать мою реакцию на стресс, констебль?

– Пока вы не откорректируете свою биохимию…

Она вздохнула:

– Это не из-за работы. Из-за матери. Она ударилась в атавистику и…

– А, – сказал Индрапрамит. – Тратит ваше наследство на виртуальную жизнь?

Феррон отвернулась. «Хуже, – написала она. – Она не сможет заплатить комиссионные за архивирование».

«Разве ваша мать не на пособии? Неужели оно всего не покрывает?»

«Ага, но она живет в альтернативной реальности. Она всегда была геймером, а с тех пор как умер отец… это уже зависимость. Архивирует все. Со времен моего детства. Мы говорим о терабайтах. Петабайтах. Йотта- байтах. Я не знаю. И она преследует меня, чтобы „одолжить“ денег».

– О-о-ох, – произнес он вслух. – Это тяжело.

Ладонь Индрапрамита мимолетно коснулась ее руки – толика сочувствия и человеческого тепла.

Феррон погрузилась в свою боль. Не стала рассказывать, что оплачивала счета последние полтора года и что вот-вот наступит момент, когда поддерживать привычки матери окажется невозможно. Инспектор понимала, что необходимо сделать. Просто не знала, как заставить себя.

Мама – это мама. Она создала все, чем была Феррон, начиная с ДНК. Программа дочернего почитания и послушания коренилась очень глубоко. Это был долг. Или дар. Как угодно назовите.

Расстроенная, не в силах найти слов, чтобы выразиться яснее, она сказала:

– Мне надо раздобыть на черном рынке один ДНК-патч и перепрограммировать свои мудреные гены. Дочернюю привязанность удалить.

Как она и предполагала, напарник рассмеялся:

– В России это можно сделать легально.

– Надо же! Ты мне помог. Эй, а если нам… – Прежде чем она успела сказать, что можно расплавить замок, огни снова замерцали, а дверь отозвалась наконец на полицейский код и щелкнула.

– Вот, – сказал Индрапрамит. – Могло быть и хуже.

– Мяу, – подала голос кошка.

– Не волнуйся, Председатель, – ответила Феррон. – Я о тебе не забуду.

* * *

Улица гудела: авторикши, глициклы, велосипеды, автокаты и толпы пешеходов. Раздавалось журчание языков: каннада, хинди, английский, китайский, японский. Квартблок Гроба располагался в одной из старых частей Нового Города. Это было американское гетто – большинство жителей приехали сюда ради работы, и их изначальным, а иногда единственным языком был английский. Вдали от родных они объединились друг с другом. Адрес Гроба когда-то считался модным местечком, а теперь, спустя пятьдесят лет после перепланировки, упал в цене – не то чтобы настали тяжелые времена, скорее период более скудных доходов. Улица все еще помнила лучшие дни. С обеих ее сторон высились покрытые буйной зеленью кубы квартблоков, сквозь которые прорастали черные стволы солнечных деревьев, а каждый проспект окаймляли легкие кассии, чьи ветви осыпались розовыми, золотистыми и терракотовыми цветами.

«Кассия», – подумала Феррон. Греческое слово неясного происхождения, возможно, связанное с английским словом «кассия», что означает китайский или континентальный коричник. Но эти деревья не имели отношения к пряностям. На самом деле черные стручки золотистой кассии в аюрведической традиции были средством для потенции, а семена розовой кассии с древних времен использовались как слабительное для лошадей.

Феррон снова вытерла пот со лба и – к слову о лошадях – обуздала навязчивые поползновения своего классического образования.

Сады на стенах и крышах красноречиво свидетельствовали о тех, кто живет в блоках. Корпус, где обитал Гроб, выглядел ухоженным, зеленым и пышным, усыпанным баклажанами и томатами. Несколько молодых людей – вероятно, школьников, если они уже не состояли в программе занятости, – сновали по лестницам, пропалывали, удобряли и собирали урожай, а еще очищали окна, местами затененные длинными лозами сладкого картофеля. Но следующий похожий блок был настолько запущенным, что заслуживал штрафа: солнечные деревья в его дворе поникли и вид имели печальный. Феррон разглядела позади засохшей листвы на ближайшей стене съежившиеся трубки капельных ирригаторов.

Инспектор, должно быть, фыркнула, потому что Индрапрамит заметил:

– А что же они делают со сточной водой?

– Может, он заброшен?

Хотя вряд ли. Жилья в Новом Городе было не так много, чтобы свободный квартблок долго пустовал.

– Наверное, они не могут себе позволить водопроводчика.

Это заставило Феррон снова фыркнуть, и она пошла прочь. Но тем не менее щелкнула захиревший блок и отправила снимок по электронной почте в Службу охраны окружающей среды. Там рассмотрят заявку, если решат, что ситуация заслуживает внимания.

Закусочная «Шри Лакшми Венкатешвара» – ШЛВ – находилась примерно в сотне метров от них. Стойка под открытым небом была укрыта рощей модифицированных деревьев, чьи листья-панели улавливали солнечный свет. Голод еще не успел проникнуть сквозь стимулированную гипоманию Феррон, но поесть не мешало: возможно, мозг слегка растерял форму и плохо следил за потребностями тела, но, если не удовлетворить эти потребности, придется расплачиваться, причем с процентами.

Феррон заказала зеленую кокосовую воду и огромный начиненный картофелем и горохом блин, а Индрапрамит – всего лишь пакет самсы. Проигнорировав стоячие столы ШЛВ, они рискнули пройтись чуть дальше по проспекту, пока не нашли скамейку, на которой могли поесть. По экрану на спинке скамейки бежали новости и реклама. Феррон поставила кошачью переноску на сиденье между собой и напарником.

Индрапрамит опустил вокруг них защитную оболочку, отгородившись от чужих проблем и создав уголок покоя, потом развернул свою первую самсу. Неподалеку на ветках деревьев качались стайки зеленых и желтых попугаев, дюжина самых смелых слетела вниз, чтобы прыгать по земле и драться за упавшие крошки. Даже в мире беспроводных технологий невозможно полностью укрыться от действительности.

Индрапрамит повысил голос, чтобы его было слышно среди птичьего гомона:

– Вам не стоило принимать стимуляторы.

Доса оказалась вкусной – именно такой, как и хотелось, хрустящей и приправленной красным карри. Феррон съела больше половины, между делом захватывая и вставляя имена из списка известных коллег Гроба в общесетевой план допроса, прежде чем ответила:

– Большинство убийств раскрывается – если их вообще удается раскрыть – в первые сорок восемь часов. Стоит немного злоупотребить гипоманией, чтобы найти убийцу Гроба.

– В этом городе каждые два дня случается больше одного убийства, босс.

– Ну разумеется.

У нее был крутой нрав, но сейчас его не стоило демонстрировать. Феррон понимала: учитывая ее семейную историю, Индрапрамит втайне беспокоился, что она уступит пагубной привычке и перестарается с психокорректирующими препаратами.

Оставшиеся кусочки досы отправились следом за своими собратьями, на зубах лопался горох. Обертка полетела в утилизатор, стоявший рядом со скамейкой.

– Но не все же дела сваливаются на нас. – закончила Феррон.

Индрапрамит швырнул скомканную упаковку ей в голову. Она отбила бумажный шар в утилизатор.

– Нет, йаар. Всего лишь каждое на этой неделе.

Таргетинговые рекламные ролики, стекавшие по спинке скамейки позади Феррон, были специально разработаны, чтобы привлекать ее внимание, и от этого лишь сильнее раздражали. Какой-то излишне смазливый тип вопил о психокорректирующих программах в гериатрии («Приведите своих родителей в современную эпоху!»), а новости – постоянным шумным контрапунктом – твердили о недавних открытиях орбитального телескопа: по-видимому, звезда на расстоянии примерно двадцати тысяч световых лет, в Туманности Андромеды, внезапно начала демонстрировать повторяющееся мерцание, что некоторые астрономы посчитали возможным предвестием рождения сверхновой.

Часть сознания Феррон, которая автоматически выстраивала подобные параллели, отметила: «Андромеда. Заключена внутри Уттары Бхадрапады, двадцать шестой накшатры в индуистской астрономии, хотя у греков она не была знаком Зодиака». Пегас также располагался в Уттаре Бхадрападе. Феррон потратила еще немного времени, размышляя, имелась ли какая-либо другая связь, кроме простого совпадения, между легендарным змеем Ахир- будхнья, божеством Уттары Бхадрапады, и морским чудовищем Цетусом, готовым съесть – пожрать, греки были так мелодраматичны, – прикованную Андромеду?

И всех их охватил бог Арьяман, чьей дорогой был Млечный Путь – Небесный Ганг.

Вы слишком хорошо образованны, мадам. О, она могла бы стать профессором, о чем мечтала ее мать все те долгие часы, проведенные в виртуальных проекциях мифов всего мира. Даже академиком. А если бы действительно захотела осчастливить маму, занялась бы еще и египтологией.

Могла бы, но не стала, и пришло время вернуться к своей работе.

Феррон щелкнула по каналам, которые отключила, находясь на месте преступления. Вообще-то ей не нравилось пользоваться отсеивающей оболочкой на службе: работа копа из отдела убийств сильно зависела от нефильтрованного восприятия, а если отсекать от реальности все помехи и раздражители, то очень высок шанс упустить что-то важное. Но иногда приходится делать исключения.

Она подсоединилась к сети, включила свои спам-фильтры и блокировщики рекламы и отсортировала деловые входящие сообщения. К слову о матери, пришлось проигнорировать все эти львиноголовые иконки, ожидающие ответа, которые мигали на краю потока данных вместе с нагромождением новостей и личных посланий в ассимиляторе.

Львы. Капитолий штата Бенгалуру был увенчан статуей четырехглавого льва: по голове на каждую из частей света. Древний символ Индии, отчасти поэтому мать Феррон его и выбрала. Но только отчасти.

Инспектор отправила сообщения в игнор, испытывая неловкость и вину за то, что делает, и сосредоточилась на рабочей почте. А когда подняла глаза, Индрапрамит, похоже, покончил как с сортировкой, так и с самсой.

– Хорошо, что у вас?

– Только это, – она сбросила файлы на его диск.

Старший констебль моргнул после их получения:

– Эх… Тут даже больше, чем я думал.

* * *

Первыми в списке Феррон стояли коллеги погибшего по той простой логике, что если кто и знает, как вывернуть человека наизнанку, так это, скорее всего, еще один физик. Индрапрамит вернулся в квартблок опросить более-менее любопытных соседей и выяснить имя потенциальной любовницы жертвы или узнать о назначенном прошлой ночью свидании.

Задание ему предстояло невеселое. Но Феррон – старший офицер. А у ранга есть свои привилегии. Когда-нибудь Индрапрамит будет заставлять младших по званию делать грязную работу.

Как оказалось, автобус ехал прямо от угла, где улица, на которой стоял блок Гроба, переходила в главную магистраль. И инспектор предпочла его доступность маглеву подземки, но вскоре пожалела о своем решении, поскольку автобус начало мотать пьяным зигзагом почти через весь Бенгалуру.

Феррон повезло найти свободное кресло – время было немноголюдное. Она зарегистрировала свое местоположение у диспетчера и присела поговорить с гиацинтовой кошкой. Та выглядела более чем довольной жизнью, и не было нужды торопиться. Но все равно пришлось подождать пересадку на автобус, который направлялся прямиком в район «Ю», где располагались офисы «БиоШелл».

Вполне предсказуемо. Место было привлекательно для соискателей и удобно расположено для тех сотрудников компании, кто еще и преподавал. Этим занимались многие из них, судя по количеству профессоров разного- всякого в списке Феррон.

Когда она все еще прижималась к теплому тонированному окну второго автобуса, ее нагнал техник – толстый коротышка, известный как Равиндра. Он влетел, перепрыгивая через две ступеньки, что совсем не вязалось с его комплекцией, и своим удостоверением следователя переполошил пассажира рядом с Феррон.

В отличие от блюстителей порядка, которые давно работали на выездах, техники исполняли свои обязанности в хорошо оборудованной центральной лаборатории. Но сегодня Равиндра появился экипированным для полевой работы. Держась для равновесия за поручень, он разложил свои инструменты на свободном теперь сиденье у прохода, пока Феррон задабривала кошку в переноске внизу.

– Хорошая киса, – повторял Равиндра. перебирая мягкую шерстку, пока не нашел входной контакт за ухом животного. Когда он подключил зонд, раздался тихий сигнал допуска. Кошка, замурчав, обмякла. – Нужна полная выгрузка?

– Достань все, что сможешь, – ответила Феррон. – Похоже, ее стерли. Во всяком случае, она не разговаривает.

– Может, травма, босс, – с сомнением произнес Равиндра. – О, пришли результаты анализа ДНК. Они на вашем интерфейсе. Вскрытие только начинали, когда я уходил, и Док велел передать, что на первый взгляд все части тела на месте, хотя и не в том порядке.

– Что ж, это утешает. – Автобус качнуло. – По крайней мере, у нас правильный мертвый парень.

– Мяу, – сказала кошка.

– Как тебя зовут, киса? – спросил Равиндра.

– Председатель Мяу, – ответила та кукольным голоском.

– О нет, – сказала Феррон. – Это я тебя так называла.

– Ага. – Равиндра нахмурился из-за данных, которые, должно быть, прокручивались по его каналам. – Вы ее кормили, босс?

– Да, – призналась Феррон. – Чтобы выманить из-под дивана.

Техник кивнул и запустил свое оборудование. Отключая зонд, он произнес:

– Я скачал все, что было. Там не так много. Возьму еще образец ткани для дальнейшего исследования, но не думаю, что эта кошка была стерта.

– Так ведь ничего нет…

– Знаю, – сказал он. – Она не стертая. Недавно изготовленная. И завязана на вас. Поздравляю, младший инспектор. Кажется, у вас появилась кошка.

– Я не могу… – начала та и замолчала. – У меня уже есть лиса. Вернее, у моей матери лиса. Но у меня на попечении.

– Моя, – отчетливо произнесла кошка и потерлась сине-желтой мордочкой о рукав Феррон, оставив на форме лазурные шерстинки.

– Думаю, они научатся ладить. – Техник закинул на плечо сумку с инструментами. – В любом случае маловероятно, что Председателя Мяу можно будет использовать в качестве свидетеля, но я все равно проанализирую данные и перешлю вам. Хотя там даже одного гига не наберется.

– Черт, – сказала инспектор. – Я надеялась, что кошка видела убийцу. И даже если она совершенно новая… почему не привязалась к Гробу?

– Он ее не накормил, – ответил Равиндра. – И не дал ей имя. Хотя она миленькая.

Техник почесал кошку за ухом, и на его лице появилось забавное выражение.

– Знаете, мне давно интересно: почему вы решили называться Феррон?

– Моя мама говорила, что я неподатливая, как железо. – Феррон чуть было не пожала плечами, смотрелось бы это жалко и по-детски. – Ее очаровывал Египет, а я изучала классические дисциплины – латынь, греческий, санскрит. Кое-что из китайского. И мне понравилось это имя. Феррум, железо. Она им не пользуется. По-прежнему зовет меня детским прозвищем.

«Даже когда я оплачиваю ее счета».

Львиные морды по-прежнему мигали, приглушенно, но настойчиво. В порыве раздражения Феррон их стерла. Не получится сделать вид, что она просто забыла перезвонить.

«Как только найдется время», – пообещала она призраку своей матери и поняла, что Равиндра все еще смотрел на нее.

– И как же классицист стал полицейским?

Феррон фыркнула:

– А ты когда-нибудь пытался найти место классициста?

* * *

Равиндра вышел на следующей остановке. Феррон наблюдала, как он свистнул авторикше, чтобы вернуться в лабораторию. Женщина почесала Председателя Мяу под подбородком и вздохнула.

Через несколько минут инспектор добралась до университетского района и высадилась, все еще нагруженная кошачьей переноской. Прогулка от остановки оказалась приятной, несмотря на жаркий денек под конец сухого сезона. Стоял разгар июня, и Феррон задумалась: а каково жилось до Сдвига? Примерно в это время начались бы муссоны, и с жарой было бы покончено.

Путь от автобуса занял около пятнадцати минут, кошка сонно возилась в своем заточении. Пятно пота расползлось по летним брюкам Феррон там, где переноска мягко ударялась о ее бедро. Инспектор знала, что повторяет маршрут Гроба, который тот выбирал в редкие дни своих появлений в офисе.

Возле Индийского института наук Феррон заметила, что стили в одежде прохожих переменились – теперь преобладали сдержанные живые материи «зеленых» и ироничный, плохо сидящий студенческий винтаж. Между зданиями и скульптурами деятелей культуры – Р. К. Нарайана, Ратана Таты, пронзительно белых, со спокойными или суровыми выражениями на лицах, – бурлила улица, и шум ее не утихал до глубокой ночи. С важным видом мимо шествовали представители касты профессоров, облаченные в шальвар-камизы из живой ткани: Феррон слишком хорошо знала, что даже высокопоставленному копу такой наряд стоил бы недельного оклада.

Большинство этих людей были наемными сотрудниками. Они носили шальвар-камизы или костюмы и ходили с той целеустремленностью, что отличала их от большинства горожан, которые вообще никуда не торопились, особенно в жаркий день. Передвигаться в осмысленном потоке университетского квартала было куда легче. Феррон, привыкшая маневрировать между людьми, погруженными в свои визуальные интерфейсы или занятыми выполнением какой-нибудь важной работы, почувствовала, как отступает стресс, когда со всех сторон ее окружили травы, деревья и прекрасные старинные здания девятнадцатого и двадцатого веков.

Проходя у подножья Махатмы Ганди, Феррон ощутила привычное раздражение оттого, что среди памятников не нашлось места ее личному кумиру – женщине-полицейскому Киран Беди. Хотя немного утешало, что в конце ухоженной аллеи стояло изваяние активистки хиджра Шабнам Мауси.

Некоторые люди почувствовали бы себя неуютно, оказавшись среди такого количества кирпича, бетона и камня – наследия времен прохлады и энергетического изобилия. Феррон знала, что основная часть университетских зданий состояла из экономичных зеленых построек, но они, как правило, сливались с местностью. Ошеломляющее впечатление производило именно то, что давало возможность соприкоснуться с прошлым: тут тебе и тысяча восемьсот семидесятый год, и тысяча девятьсот пятьдесят пятый. Феррон не хотелось бы увидеть таким весь город, но славно, что сохранилась часть истории.

Пройдя кампус насквозь, инспектор вышла на фешенебельную улицу с гораздо более современными зданиями. Здесь не ходил транспорт крупнее велосипеда, и дорожное полотно кишело пешеходами и автокатами. Феррон миновала стойку велопроката и недавно построенное зеленое здание, пока необитаемое, недоразвитые листья его солнечных деревьев были узкими и скрученными. Скоро они расправятся, и весь корпус сдадут в аренду.

Офис «БиоШелл» сам по себе был визитной карточкой компании, он располагался на первом этаже бизнес-блока, и сквозь стеклянные, чуть затуманенные фотосинтезные стены можно было видеть живую секретаршу. «Ненавижу работу, когда прохожие глазеют и нельзя даже в носу поковырять». Конечно, Феррон выбрала нечто не столь декоративное, как должность секретаря. В ее работе некоторая суровая простота была только на руку.

Девушка в приемной как раз приглаживала свои темные локоны, когда Феррон обратилась к ней:

– Здравствуйте, я из полиции, младший инспектор Феррон. Пришла к доктору Рао.

– Минуточку, мадам, – сказала секретарша, любезно указывая на кресло.

Феррон сдвинула пятки в стойке вольно и невозмутимо стала ждать. Прошло всего несколько секунд, и зеленое мерцание вспыхнуло вокруг радужек секретаря.

– Первая дверь справа, мадам, а затем вверх по лестнице. Вам нужен провожатый?

– Спасибо. – Феррон обрадовалась, что та не спросила о кошке. – Думаю, что найду сама.

Там имелся лифт для инвалидов, а лестница оказалась немного дальше. Феррон проволокла Председателя Мяу от пожарного выхода до самого верха и остановилась отдышаться. Из ближайшей комнаты, дверь в которую была приоткрыта, исходил ровный гул.

Феррон прошлась по пышному биоковру, усыпанному фиолетовыми и желтыми цветами, и легонько постучалась. Сквозь гул раздался голос:

– Намаскар!

Доктор Рао был худощавым высоким мужчиной с глубокими морщинами вокруг глаз. Он неторопливо шагал по беговой дорожке, а перед ним на поворотной панели возлежали старомодные клавиатура и монитор. Когда появилась Феррон, он отодвинул панель в сторону, но продолжил шагать. Когда погас монитор, янтарный свет замерцал зеленым – значит, теперь доктор заряжал батареи.

– Намаскар, – ответила Феррон.

Она попыталась не слишком пялиться на пешее рабочее место.

Должно быть, ей не удалось.

– Часть моей психокоррекции, мадам, – оправдываясь, произнес Рао и пожал плечами. – У меня фибромиалгия, и легкие упражнения помогают. Вы, должно быть, младший инспектор. А какие у вас обязательные тренировки? Вы держитесь так уверенно.

– Я практикую калари-паятту, – назвала Феррон одно южноиндийское боевое искусство. – Это полезно в моей профессии.

– Что ж, надеюсь, на мне его демонстрировать не придется. У вас кошка?

– Простите, сааб, – ответила Феррон. – Это связано с работой. Она может подождать в холле, если вы…

– Нет, ну что вы. На самом деле я люблю кошек. Она может выйти из переноски, если не слишком напугана.

– Выйти-и-и! – заныла Председатель Мяу.

– Полагаю, это все решает. – Феррон расстегнула молнию переноски, и гиацинтовая кошка-попугай, неспешно выбравшись наружу, запрыгнула на поручень беговой дорожки.

– Ниранджана? – удивился доктор Рао. – Извините меня, мадам, но что вы делаете с кошкой доктора Гроба?

– Вы ее знаете?

– Конечно. – Он остановился и почесал кошку под подбородком, та вытянула шею, словно ленивая змея, слегка покачиваясь на бледно-желтых лапах. – Она приезжает сюда примерно два раза в месяц.

– Новая! – не согласилась кошка. – Ты кто?

– Ниранджана, я Рао. Ты меня знаешь.

– Р-р-ра-ао? – переспросила она, с любопытством вскидывая голову, и категорично заявила: – Новая! Меня зовут Председатель Мяу!

На лбу доктора Рао образовались морщины. Он произнес, обращаясь к Феррон, через голову зверька:

– Декстер с вами? С ним все в порядке?

– Боюсь, поэтому я здесь, – сказала Феррон. – С прискорбием должна сообщить вам, что Декстер Гроб, вероятно, был убит ночью в своем доме. Сааб, согласно закону я информирую вас о том, что эта беседа записывается. Все, что вы говорите, может быть использовано в качестве улик. Вы имеете право корректировать свои ответы или утаивать информацию, но, если решите так поступить, при определенных обстоятельствах может быть выдан судебный ордер на выгрузку и дешифровку воспоминаний из облачного хранилища. Вы понимаете это предупреждение?

– О боже, когда я позвонил в полицию, то не ожидал…

– Я знаю, – сказала Феррон. – Но вы понимаете предупреждение, сааб?

– Да, – ответил он.

Периферийное узловое соединение в визуальном канале Феррон переключилось с желтого на зеленый.

Она спросила:

– Вы подтверждаете, что это его кошка?

– Я бы где угодно ее узнал, – кивнул доктор Рао. – Расцветка очень характерная. Декстер приносил ее довольно часто. Она была стерта? Какой ужас.

– Мы это расследуем, – произнесла Феррон, радуясь, что вернула контроль над беседой. – Боюсь, мне понадобятся детали того, над чем работал Гроб, его контакты, романтические отношения, профессиональные соперники или враги…

– Конечно. – Доктор Рао подтянул обратно свое устройство и принялся печатать. – Я создам для вас список. Касаемо того, над чем он работал: боюсь, тут замешано много профессиональных секретов, но мы – биомедицинская инжиниринговая фирма, о чем, я уверен, вы знаете. Декстер занимался особым проектом – приложением в четырехмерной инженерии.

– Боюсь, – заметила Феррон, – мне это ни о чем не говорит.

– Конечно. – Он нажал на клавишу.

Кошка выглянула у него из-за плеча, видимо, зачарованная мигающими на мониторе огоньками.

Гиперссылка высветилась в канале Феррон. Инспектор прошла по ней и получила краткий курс теоретической физики, увязывающий трехмерные фигуры с пространством-временем. Холодный пот выступил на ладонях инспектора. Она сказала себе, что это всего лишь вторая волна гипомании.

– Операция на закрытом сердце, – произнесла она.

Во времена бума медицинского туризма экономика Бенгалуру процветала. Теперь, когда люди больше не тратились на путешествия, нашлись другие способы сводить концы с концами, но штат остался одним из индийских центров медицинских технологий. Феррон заинтересовалась приложением для дистанционной хирургии и тем, какой экономический толчок могла дать такая технология.

– Разумеется. Или удаление аппендикса, которое не оставит шрама. Помещение стволовых клеток в костный мозг без хирургического вмешательства, освобождение тела от болезней без инфекций и ран. Это революционная технология. Если мы заставим ее работать.

– Сааб… – Она погладила холеную лазурную голову Председателя Мяу. – Можно ли использовать это как оружие?

– Все можно использовать как оружие, – ответил Рао.

Не слишком ли быстро? Но теплопроводность его кожи и сердечный ритм не показали ни обмана, ни умалчивания.

– Послушайте, инспектор, не хотите ли кофе?

– Я бы с удовольствием, – призналась она.

Рао ударил еще по нескольким клавишам и сошел с беговой дорожки. Феррон подумала, что хотя печатать – это странно и неудобно, у него это выходит довольно быстро.

– Религиозные мотивы, сааб?

– Хм? – Он взглянул на монитор. – Нет. Я просто эксцентричный. Предпочитаю один поток информации за раз. И мне нравится приезжать сюда и работать, а домашние дела оставлять дома.

Феррон рассмеялась и последовала за ним через кабинет к группе антикварных лакированных стульев. Председатель Мяу, семенившая позади, задержалась, чтобы понюхать незнакомый ковер и покататься в особенно пышной его части. Чувствуя себя донельзя откровенной, Феррон призналась:

– Иногда я тоже отключаю свои каналы. Смываюсь. Это помогает сосредоточиться.

Он подмигнул.

– Так расскажите мне о Декстере и его кошке, – попросила она.

– Ну… – Рао виновато посмотрел на Председателя Мяу. – Она была очень продвинутой. Хозяин, очевидно, много с ней работал. Законченные предложения, беседы на уровне пятилетнего ребенка, одаренного воображением. Кстати, это один из наших проектов.

– Коты-попугаи?

– Гиацинтовый вариант. В следующем году мы собираемся выпустить на рынок вариант «Эклектус». Малинового и сливового цветов. Вы знаете, что у них срок жизни гораздо длиннее, чем у исходного вида? Коты-попугаи должны прожить тридцать – пятьдесят лет, хотя, конечно, проект не настолько давний, чтобы иметь экспериментальное подтверждение.

– Я не знала. По поводу доктора Гроба…

Она сделала паузу и просмотрела списки врагов и контакты, которые предоставил доктор Рао, перекрестно сверяя их с файлами и рапортами о трех опросах, которые пришли от Индрапрамита за последние пять минут. Рядом назойливо мигал еще один запрос от матери. Феррон его отклонила.

– Я так понимаю, он родился не здесь?

– Он переехал, – глухо сказал доктор Рао. – Из Америки.

– Ага, – произнесла Феррон. – Он переехал ради работы? Словно в Средние века. Как «БиоШелл» оправдывали издержки… и дополнительную углеродную нагрузку?

– Уникальным набором навыков. На самом деле мы привлекаем людей из разных мест. Его здесь очень любили: он выполнял незаурядную работу и был достаточно приятен в общении – и весьма талантлив, – чтобы его коллеги прощали ему некоторые… причуды.

– Причуды?..

– Он был депрессивен, мадам, – объяснил доктор. – Предрасположен к довольно серьезным приступам экзистенциального отчаяния. Лекарства и хирургия помогали сохранить его работоспособность, но этого было недостаточно для того, чтобы он всегда чувствовал себя… комфортно.

– Вот вы сказали – экзистенциальное отчаяние?.. – Феррон с непревзойденным мастерством умела отпускать незаконченные фразы.

Доктор Рао, похоже, охотно их подхватывал:

– Он ставил под сомнение ценность и смысл почти всех человеческих усилий. Само их существование.

– То есть он был отчасти нигилистом?

– Нигилизм отрицает ценность как таковую. Гроб готов был принять, что в сострадании есть своя ценность, но не подлинная, понимаете, а предписанная. Он считал, что лучшее, к чему может стремиться человек, – это уменьшить страдания.

– Теперь ясно, почему у него был такой никнейм.

Доктор Рао усмехнулся:

– Вот именно. В любом случае Декстер был исключительным человеком.

– Предполагаю, это означает, что «БиоШелл» пострадает, потеряв его.

– Проект четвертого измерения без него развалится, – откровенно признался доктор Рао. – Понадобится глобальный поиск, чтобы найти ему замену. И нам нужно будет проделать это быстро – релиз технологии уже в работе.

Феррон подумала о лежащем на травяном ковре человеке, вывернутом наизнанку, о квартире, подготовленной для интимного ужина на двоих.

– Доктор Рао…

– Да, младший инспектор?

– По вашему мнению, мог ли доктор Гроб покончить с собой?

Ее собеседник сцепил пальцы и вздохнул:

– Это… возможно. Но он был очень предан работе, а его психические обследования не указывали на непосредственную опасность подобного исхода. Мне не хотелось бы так о нем думать.

– Потому что вы бы почувствовали, что должны были сделать больше? Нельзя спасти кого-то от самого себя, доктор Рао.

– Иногда, – ответил он, – все, что нужно, – это слово, прозвучавшее во тьме.

– Доктор Гроб работал из дома. Были у него там какие-нибудь лабораторные приборы? Возможно ли, что он погиб в результате несчастного случая?

Брови доктора Рао приподнялись:

– Боюсь, теперь мне любопытно узнать о характере его кончины. У него в личном пользовании не должно быть запатентованного оборудования: здесь мы держим для этого лабораторию, а дома он должен был ограничиваться теорией и анализом. Но, конечно, Гроб мог бы обладать различными интерфейсами.

Прибыл кофе. Молодой человек с услужливой улыбкой поставил поднос на стол и снова исчез, не сказав ни слова. Без сомнения, он доволен жизнью, потому что трудоустроен.

Доктор Рао разлил напиток из старого солидного керамического кувшина и перешел к светской беседе:

– Потрясающие новости о Туманности Андромеды, не правда ли? Звезду назвали Аль-Рахман.

– Я думала, в наши дни звезды называют по координатам и номеру в каталоге.

– Так и есть, – сказал Рао. – Но на этот раз немного романтики пришлось к месту. Люди – они такие, кто-нибудь дал бы ей имя, если бы этого не сделало научное сообщество. Абуль Аль-Рахман ас-Суфи был первым астрономом, который описал Галактику Андромеды примерно в девятьсот шестидесятом году нашей эры. Он назвал ее «маленьким облаком». Еще ее называют Мессье Тридцать один…

– Вы думаете, это предвестие рождения сверхновой, сааб?

Он передал ей кофе – пахнущий пряно и дорого, вероятно, высокогорный, – и предложил сливки и сахар. Феррон щипцами добавила в свою чашку кусочек рафинада, размешала сливки и выбрала с маленькой тарелки, которую пододвинул к ней доктор, лимонное печенье.

– Так говорят в новостях, – ответил Рао.

– Значит, вы не верите?

– А вы проницательны, – восхищенно сказал он.

– Я расследую дела об убийствах, – заметила она.

Доктор Рао полез в карман и вынул небольшой набор для инъекций. Впрыскиватель тревожно запищал, когда его прижали к коже. Доктор поморщился.

– Инсулин? – удивилась она, едва не спросив, почему бы ему не использовать стволовые клетки, раз он диабетик, – это было бы невероятно грубо.

Рао покачал головой:

– Скотофобин. Тоже часть моей психокоррекции. У меня проблемы с краткосрочной памятью.

Он взял шоколадное печенье и решительно откусил кусочек.

Феррон и сама принимала препараты: в школе, а потом – когда зубрила материал к полицейским экзаменам. И тоже отказывалась пускать все на самотек.

– Значит, вы не думаете, что эта звезда…

– Аль-Рахман.

– Аль-Рахман. Вы не думаете, что она станет сверхновой?

– О, это возможно, – произнес он. – Но что бы вы ответили, если бы я сказал, что ее мерцание представляет собой повторяющуюся серию простых чисел?

Острая терпкость лимонного печенья превратилась в безвкусное крошево у Феррон во рту.

– Что, простите?

– Кто-то передает нам сигнал, – проговорил доктор Рао. – Или мне стоило бы сказать, передавал нам сигнал. Очень-очень давно. Некто с технологией, позволяющей изменять излучение звезды.

– Объясните, – сказала она, сложив остатки печенья на блюдце.

– Аль-Рахман находится на расстоянии более двух с половиной миллионов световых лет. Это значит, что свет, который мы видим, был модулирован, когда первые люди отпочковались от семейного древа гоминид. Даже если бы мы смогли отправить обратный сигнал… велики шансы, что никого там уже нет. Это просто послание в бутылке. «Мы тут были».

– В новостях говорилось о двадцати тысячах световых лет.

– Новости, – усмехнулся он. – Там хоть раз было что-нибудь толковое о полицейской работе?

– Никогда, – горячо ответила Феррон.

– Вот и с наукой то же самое.

Тут лампы погасли, и он посмотрел вверх:

– Еще один перебой.

На краю сознания Феррон тревожно скреблась смутная идея:

– У вас здесь есть солнечная ферма?

– «БиоШелл» на полном самообеспечении, – кивнул доктор Рао. – Должно быть, ошибка в программе, но мы ее еще не нашли. В любом случае свет восстановится через минуту. А у важного оборудования – автономные источники питания.

Он доедал свое печенье и, пока жевал, задумчиво помешивал кофе.

– Велика вероятность, что Вселенная полна – или была полна – разумных видов. И что мы никогда не встретим ни одного из них. Потому что расстояния и масштабы времени слишком громадны. За двести лет мы научились отправлять сигналы в космос – замечательно. Сравните это по масштабу с Аль-Рахманом.

– Ужасно, – сказала Феррон. – Заставляет меня прислушаться к воззрениям доктора Гроба.

– Ужасно, – согласился доктор Рао. – Ужасно и замечательно. В некотором смысле я задаюсь вопросом: а что если это единственно доступный нам предел на пути к постижению Бога, который мы никогда не сможем преодолеть?

Они задумчиво потягивали кофе, лицом друг другу, разделенные подносом и низким лакированным столиком.

– Молоко? – сказала Председатель Мяу.

Феррон осторожно наполнила блюдце и поставила ей.

Доктор Рао произнес:

– Знаете, Туманность Андромеды и наш Млечный Путь в конце концов ждет столкновение.

– В конце концов?

Он улыбнулся, и его морщины вокруг глаз заиграли по-новому.

– Через четыре с половиной миллиарда лет или около того.

Феррон задумалась об Уттаре Бхадрападе, Небесном Ганге и доме Арьямана – в метафизическом смысле. О том, как Арьяман вышел прогуляться по этой звездной дороге. Из такой дали, что потребовалось два с половиной миллиона лет, чтобы просто разглядеть эту даль.

– Тогда не буду ждать. – Она допила последний глоток кофе и осмотрелась в поисках кошки. – Полагаю, прежде чем уйти, я смогу увидеть лабораторию доктора Гроба?

– О, – сказал доктор Рао. – Думаю, мы сможем это устроить, и даже лучше.

* * *

Пространство лаборатории Гроб делил с тремя другими исследователями. вопреки слухам о роскошных условиях в корпорации «БиоШелл». Лабиринт столов и ошеломляющее количество непонятного оборудования. Феррон опознала синтезатор генома, четыре или пять микроскопов и центрифугу, но остальной массив посрамил ее ограниченные познания в биоинженерии. И что поразительно, почти все предметы в комнате были окрашены в фирменные цвета компании – изумрудный и золотой.

Сквозь смежную дверь она углядела оранжерею с буйной растительностью – должно быть, экспериментальные образцы. В дальнем конце помещения, возле вращающейся двери, покрытой изморозью, гудели ряды конденсаторов. Одетая в лабораторный халат темнокожая женщина с короткими курчавыми волосами смотрела в линзы, на ее руках были надеты перчатки- манипуляторы. Микрохирургия?

Рао сделал знак рукой, когда Феррон поравнялась с ним.

– Мы ее побеспокоим?

Он ответил:

– Доктор Ннебуогор блокирует почти все сигналы, кроме пожарной тревоги. Единственный способ отвлечь ее – это подойти и дать пинка. Чего… – ученый предостерегающе поднял палец, – я бы не рекомендовал, поскольку она, вероятно, работает над котами-попугаями следующего поколения, о которых я вам только что рассказывал.

– Ннебуогор? Она нигерийка?

Рао кивнул:

– Получила образование в Каире и Бенгалуру. Настоящая находка для «БиоШелл».

– Среди ваших сотрудников много фарангов, – заметила Феррон. – И не на удаленной работе.

Она ожидала, что Рао возмутится, но, должно быть, выбрала верный тон, потому что он только пожал плечами:

– Нашим исследователям нужен доступ к лаборатории компании.

– Мяу, – сказала Председатель Мяу.

– Можно ей? – спросила Феррон.

– Мы любим кошек, – произнес Рао с легкой улыбкой.

Феррон поставила переноску и открыла дверцу. Частота сердечных сокращений Рао немного поднялась, и инспектор поймала себя на том, что отвела взгляд, пока он одергивал брюки и стряхивал шерсть с рукава.

Председатель Мяу медленно вышла и потерлась о стенку переноски. Кошка уставилась на оборудование и мебель немигающим взглядом и уже собралась запрыгнуть на рабочий стол, как доктор Рао решительно выставил руку.

– Никакого лазанья и прыжков, – сказал он. – Опасно. Это может навредить тебе.

– Навредить? – Кошка так очаровательно выговаривала «р», что наверняка это спроектировали нарочно. – Не прыгать?

– Нет. – Рао повернулся к Феррон. – Мы четко запрограммировали реакцию на команду «Нет». Думаю, вы найдете, что наши коты-попугаи в этом отношении превосходят своих немодифицированных собратьев. Хотя… они все же остаются кошками.

– Конечно. – Феррон наблюдала, как Председатель Мяу, исследуя новую обстановку, терлась мордочкой тут и там. – У вас есть домашние животные?

– Мы часто забираем домой удачные прототипы. Было бы жалко их уничтожать. У меня есть красно-серый кот-попугай и золотой лемур. Модифицированные, разумеется. Базовые виды находятся под защитой.

Они наблюдали, как гиацинтовая кошка прогуливалась вокруг, обнюхивая каждую поверхность. Она замерла перед одним из рабочих мест, прежде чем потереться об него, и с комично преувеличенным удивлением произнесла:

– Мое! Мой запах.

Под столом стояла выстланная искусственным флисом корзинка. Кошка приблизилась к ней, вытянула шею и несколько раз глубоко вздохнула, принюхиваясь.

– Ты была здесь раньше? – спросила Феррон.

Председатель Мяу уставилась на нее широко распахнутыми глазами, изумляясь явному невежеству, и заявила:

– Новая!

Потом она запрыгнула в корзину и свернулась внутри, глубоко запустив коготки во флис.

Феррон заставила себя не кусать ногти и сунула руку в карман униформы.

– Все ваши гиацинтовые – клоны?

– Они в близком родстве, – ответил доктор Рао. – Но нет, они не клоны. И даже будь она клоном, в характере окраса проявились бы отличия.

В этот момент доктор Ннебуогор вздохнула и отступила от своей машины, вытащив руки из перчаток-манипуляторов и всплеснув пальцами, словно музыкант после упражнений. Обернувшись и заметив посетителей, она аж подпрыгнула.

– Ой! Прошу прощения. Я была зафильтрована. Намаскар.

– Мяу? – сказала кошка из своей корзинки.

– Привет, Ниранджана. Где Декстер? – спросила доктор Ннебуогор и уставилась на инспектора.

Прочитав метатеги Феррон, нигерийка перевела взгляд на Рао:

– А… простите, офицер… зачем здесь коп?

– На самом деле, – отозвалась Феррон, – у меня для вас плохие новости. Похоже, Декстер Гроб был убит прошлой ночью.

– Убит… – Доктор Ннебуогор оперлась о край стола. – Убит?

– Да. Я – младший инспектор полиции Феррон, о чем доктор уже знает. И, боюсь, мне нужно задать вам несколько вопросов. Кроме того, я свяжусь с другими исследователями, работающими на вашем оборудовании дистанционно. Есть тут спокойное место, которым я могла бы воспользоваться?

Доктор Ннебуогор выглядела растерянной. Одной рукой она держалась за стол, а другую прижала ко рту. Канал Феррон засек повышение пульса и увеличение теплопроводности кожи, когда ученого бросило в холодный пот. Вина или горе? Слишком рано было утверждать.

– Вы можете пройти в мой кабинет, – предложил доктор Рао. – Будьте любезны.

* * *

Опросы свидетелей заняли большую часть дня и вечера, и, когда все наконец было сказано и сделано, у Феррон накопилось совсем мало новой информации. Да, люди, вероятно, могли бы убить Гроба за то, над чем он работал. Нет, ни у кого из его коллег не было на то мотива. И нет, они не знали о его личной жизни.

Феррон предположила, что технически она могла бы провести всю ночь, таская с собой кошачью переноску, но ее квартира находилась совсем недалеко от университетского района. Это был семейный блок, который она делила со своими дядями и кузенами, дедушками и прадедушками, сестрами и их мужьями (а в одном случае – женой). Только финансовая выгода от совместного проживания объясняла, почему Феррон смогла так долго терпеть свою мать.

Она встала на автокат, поскольку видеть больше не могла автобусы и, как ей показалось, уже превысила квоту своих дообеденных шагов, а то и послеобеденных. Придерживая переноску на поручне, инспектор безукоризненно заскользила сквозь поток транспорта, наслаждаясь ощущением ветра в волосах и каскадом возмущенных гудков, доносящихся с обеих полос проспекта.

Можно было ехать на автопилоте, поэтому Феррон переключила внимание на то, чтобы переслать сведения в экспертную систему департамента. Дойл знал все обо всем, и хотя самосознанием или самостоятельностью, которые большинство людей приписывают искусственному интеллекту, он не обладал, но, когда дело доходило до выстраивания схем, с успехом соперничал с тренированным человеческим мозгом, а благодаря системе суперохлаждения был еще и заметно быстрее.

Феррон даже рассказала ему сбивающие с толку мелочи, например о том, как Председатель Мяу отреагировала на свое знакомство с лабораторией, которую Гроб делил с тремя другими исследователями «БиоШелл».

Дойл моментально проглотил все, что смогла передать Феррон. Она знала, что в его недрах эта информация будет сопоставлена с отчетами Индрапрамита и других офицеров и техников, назначенных на расследование этого дела.

Она подумала, что им, возможно, понадобится кое-что еще. Когда автокат остановился у поворота в нужный ей переулок, инспектор вызвала Дамини – свою любимую архинформистку.

– Привет, – сказала она, дождавшись ответа Дамини.

– И вам привет, босс. Что-то нужно?

Феррон отпустила автокат обратно, и тот умчался, вероятно, среагировав на следующий вызов. Конечно, воспользовавшись им, инспектор применила свой полицейский код и попыталась из-за этого почувствовать себя виноватой. Но она сильно опаздывала на встречу с матерью, к тому же за прошедшее время проигнорировала еще два ее сообщения. Наверное, кровопролития уже не избежать, однако можно найти хоть какие-то слова, чтобы наконец покончить с неотвратимым.

– Нарой все, что сможешь, о сегодняшней жертве, ладно? Декстер Гроб, американец, работал на «БиоШелл». Копай так глубоко, как сумеешь, любые следы, которые он мог оставить под любым именем или идентификатором.

– Детские записи от стоматолога и юношеские посты на форумах Кэнди- лэнда, – весело добавила Дамини. – Поняла. Когда сделаю, загружу все в Дойл.

– Бипнешь и мне? Даже если будет поздно. Я на стимуляторах.

– Так и я на них сейчас буду, – ответила Дамини. – Это займет время. Что-нибудь еще?

– Нет, разве что у тебя найдется эликсир от семейной ссоры.

– Эх, – сказала архинформистка. – Это когда каждый говорит, но никто никого не слушает? Да на таком эликсире я бы озолотилась и бросила работу. Ладно, свяжемся позже.

Она отключилась как раз тогда, когда Феррон добралась до вестибюля квартблока.

Ужин уже прошел, но половина родни зависала на общем пространстве – они смотрели новости или якобы играли в игры, будто до новостей им не было дела. Феррон знала, что бесполезно красться по синтетическому мрамору комнат, среди раскладных кроватей, диванных подушек и пышных растений по углам. Любая хитрость только воодушевит домашних промурыжить ее подольше.

Информация доктора Рао о последовательности простых чисел просочилась – или нарочно была выпущена – за пределы научных кругов, и теперь бесконечная череда ораторов смаковала ее, правда, в куда более примитивных выражениях. Старшие кузены спрашивали Феррон, слышала ли она новости о звезде; две сестры и дядя сообщили, что мать ее искала. Все племянницы, племянники и младшие кузины хотели посмотреть на кошку.

Стареющая мауси пять минут толковала о том, что небольшая косметическая операция сделает Феррон привлекательнее на рынке невест. Мол, свою смуглую кожу стоит осветлить до «прелестного» пшеничного оттенка. Тарелка идли с самбаром словно по волшебству появилась в руках мауси и от нее перекочевала к Феррон.

– Разве такая худышка может поймать себе мужчину?

Целых двадцать минут потребовалось Феррон, чтобы добраться до собственной маленькой квартирки, которая еще три ночи назад была подготовлена для сна. Ей навстречу выбежал Дымок – крохотные лапки, мягчайший серебристо-угольный мех, из которого торчала улыбчивая треугольная мордочка, а на ней – глазки, похожие на черные самоцветы. Его предками были лисы, которых ради шкурок выращивали в России. Исследователи экспериментировали со зверьками, выводя послушную породу. Оказалось, нужно всего несколько поколений, чтобы превратить дикое животное в домашнее.

Этичность всего этого несколько смущала Феррон, что не помешало ей принять Дымка, когда он надоел ее матери. Лисы вышли из тренда, появилась мода на модифицированных котов и лемуров. А также на скинпетов – ими обзаводились те, кто хотел прослыть храбрецом.

Оказавшись наконец у себя, Феррон теперь страстно желала оттянуть неизбежное. Она поставила переноску Председателя Мяу на шкаф и ненадолго вывела Дымка в солнечную ферму порезвиться в относительной прохладе ночи. Когда лис немного погонял попугаев, она вернула его, прибралась в лотке и сняла задубевшую от пота форму, чтобы принять душ. Во время мытья головы она вдруг осознала, что понятия не имеет, чем кормить Председателя Мяу. Сможет ли кошка есть корм для лис? Еще нужно было придумать какой-то способ отгородить в квартире некую зону… по крайней мере до той поры, пока Феррон не убедится, что Дымок не решил сделать из кошки-попугая приятную полуночную закуску.

Женщина оделась по-домашнему – шальвар-камиз, босые ноги – и попыталась разгородить квартирку мебелью. Перед уходом насыпала горсть кум- кума и положила несколько бархатцев из патио на поднос перед своим покровителем – Варуной, богом согласия, порядка и закона.

* * *

Феррон не потрудилась высушить волосы, прежде чем предстать у дверей своей матери. Если оставить так, жара сделает все сама, и куда быстрее.

Мадхуванти не поднялась, чтобы впустить Феррон, поскольку уже не была на это способна. Дверь просто скользнула в сторону. Когда Феррон вошла, то увидела, что ковер требовал полива, а шезлонг, в котором возлежала мать, следовало пересобрать – он провис по краям, слишком долго оставаясь в одном положении. На матери был не обычный современный интерфейс – контакты, фиксаторы и датчики активности мозга, незаметные тонкие провода, которые лежали вдоль кожи и регистрировали нервные импульсы и микросокращения мышц, – а костюм для полного погружения.

В очередной раз Феррон задумалась о том, чтобы снять громоздкий, подбитый подкладкой контур и увидеть мать так, как ей бы хотелось. Но это было бы нечестно. Феррон пришла сюда, чтобы сразиться со своими проблемами, а не притворяться, что их нет.

– Привет, мама, – сказала Феррон.

Ответа не последовало.

Феррон отправила сообщение:

«Здравствуй, мама. Ты хотела меня видеть?»

Пауза тянулась долго, но могло быть и хуже.

«Ты опоздала, Таманна. Я весь день пыталась связаться с тобой. А сейчас я в самом разгаре погони».

«Прости. Кое-кого убили».

Текст, спасибо всем богам, выхолащивал защитный сарказм, каким наполнилось бы каждое слово, произнесенное вслух. Феррон игралась браслетами, которые не могла носить на дежурстве. Просто чтобы слушать их стеклянный перезвон.

Она чувствовала, что внимание матери где-то в другом месте, что ее вынуждает к этому отвращение к неприятным реалиям работы Феррон. И пока дочь ждет, внимание будет сосредоточено на чем угодно, кроме нее. Это было состязание воли, и Феррон, как всегда, проиграла.

«Мама…»

Ее мать подняла лицевую панель шлема ВР и резко села.

– Черт подери, убили. Пора научиться делать две вещи одновременно. Слушай, по поводу архивов…

– Мама, – перебила Феррон, – я не могу. У меня больше нет сбережений, чтобы давать тебе.

Мадхуванти сказала:

– Они меня убьют.

«Они деархивируют твою виртуальную историю», – подумала Феррон, но ей хватило ума держать язык за зубами.

После того как молчание затянулось секунд на пятнадцать или около того, Мадхуванти произнесла:

– Продай лиса.

– Он мой, – ответила Феррон. – Я его не продам. Мама, тебе действительно нужно время от времени выходить из своего придуманного мира…

Та оттянула ворот своего костюма, чтобы взъерошить мех полосатого фиолетово-зеленого скинпета, прильнувшего к ее теплому горлу. В ответ он выгнулся, вероятно, завибрировав с успокаивающим урчанием. Феррон попыталась не осуждать, но идея о домашних паразитах любой пушистости и окраса вызывала у нее мурашки.

– Придуманный. А твой что, нет?

– Мама…

– Зайди и посмотри как-нибудь на мой мир, прежде чем рассуждать о нем.

– Я видела твой мир, – сказала Феррон. – Я жила там, помнишь? Все время, с тобой. Теперь я живу здесь, и у тебя тоже получится.

Взгляд Мадхуванти мог бы вызвать ожоги даже в сезон дождей.

– Я твоя мать. Ты будешь мне подчиняться.

Все внутри Феррон требовало ответить «да». Это врожденный долг. Запланированный. Запрограммированный.

Феррон подняла правую руку:

– Разве мы не можем поужинать и…

Мадхуванти фыркнула и снова опустила лицевую панель. На этом разговор закончился.

Психокоррекция или нет, прохладные крылья гипомании или нет, но сердце Феррон бешено колотилось, а ее свежая одежда снова стала липкой. Женщина развернулась и ушла.

* * *

Когда она вернулась в свою квартиру, то первым делом заметила, что ее импровизированная стена из мебели частично разобрана, полка-стул отброшен в сторону, стоявшая на боку столешница теперь лежит плашмя.

– О нет.

К горлу подкатил комок. Она ворвалась внутрь, о двери позабыла…

На куче подушек лежал Дымок, гордый и самодовольный. А под его мягким серым бочком, накрытая пушистым лисьим хвостом, словно одеялом, свернулась Председатель Мяу, сощурив от удовольствия золотистые глаза.

– Мой! – уверенно сказала она, подняв голову.

– Думаю, да, – ответила Феррон, закрыла дверь и налила себе выпить, прежде чем начать разбираться с последними допросами Индрапрамита.

Согласно всему, что узнал Индрапрамит. Декстер Гроб был тихим. Он держался особняком, но всегда с охотой и готовностью говорил о своей работе. Его ближайшим спутником была кошка – вот эта самая Председатель Мяу, которая уже перелегла в теплую впадинку между Дымком и бедром Феррон. Гиацинтовое создание стало чем-то вроде местной знаменитости, восседая на плече Гроба, когда тот вел занятия.

В общем, типичный портрет типичного одиночки, который никого не подпускал слишком близко.

– Может, в архинформатории будет больше, – произнесла она и снова, черт возьми, вернулась к результатам алгоритма паттернов от Дойла.

* * *

Проведя вечернюю практику калари-паятту – после трехдневного перерыва, – Феррон разложила диван и улеглась на него со своими файлами. Она не ожидала, что Индрапрамит появится в ее квартире, но где-то около двух часов ночи дверь вестибюля сдержанно сообщила, что пришел посетитель. Конечно, констебль знал, что она на стимуляторах, а так как был он бессемейный и занимал комнату в общежитии с тонкими стенами, ему могло понадобиться тихое место для ночевки и работы в такой час. Затруднительно проводить допросы, пока все фигуранты спят. По крайней мере, до тех пор пока кого-нибудь не прижали как следует и не притащили в тюрьму для дознания.

Появление такого гостя означало, что об этом узнает каждый житель блока. Феррон предвидела, как утром тетушки закидают ее вопросами, пока она будет глотать идли на завтрак. Неважно, что Индрапрамит был коллегой, а она – его начальницей. В таком возрасте любой намек на интерес со стороны мужчины становился целым событием для безработной родни с кучей свободного времени.

Тем не менее она впустила констебля в блок. Затем освободилась от лисы и кошки, завернулась в банный халат, нацепила тапочки и отправилась встретить гостя в холле. По крайней мере, их разговор в обшей зоне притушил бы любопытство других.

Индрапрамит тоже принял стимуляторы. Она судила об этом по его дерганой походке и слегка дикому взгляду. И по тому факту, что он выбрал для визита глухую ночь.

Тихо, чтобы не беспокоить соседей, Феррон спросила:

– Что-то слишком хорошее, чтобы отправить по почте?

– Интересное потенциальное осложнение.

Она жестом указала на стеклянные двери, ведущие к солнечной ферме. Констебль пошел за ней, его сапоги блестели так же ярко, как и утром. Он, должно быть, полировал их антистатиком.

Сперва убедившись, что сигнализация отключена, инспектор сбросила тапочки и босиком переступила через порог. Солнечные деревья свернулись на ночь, их листья приняли форму воронок, по которым конденсат стекал к корням. Воздух стал даже слегка прохладным.

Феррон с наслаждением вздохнула, пальцами ног пошевелила взрыхленную землю.

– Пойдем на крышу.

Без единого слова Индрапрамит следовал за ней по извилистой ажурной лестнице, увитой бугенвиллеями, сейчас, в сухой сезон, голыми и колючими, но стоит только дождям вернуться, как они буйно зацветут. Внутренние стены жилого блока были покрыты мхом и густо засажены кориандром и другими аюрведическими травами. Феррон сорвала горький лист пажитника, чтобы погрызть по дороге на крышу.

Выбравшись наверх, она сделала шаг в сторону и запрокинула голову, высматривая звезды за кронами кадочных ним, лимонов и манго. Темная сгорбленная фигура в ветвях граната напугала ее, потом Феррон поняла, что это силуэт домашней обезьянки, свернувшейся во сне. Феррон стало интересно, видна ли отсюда в это время года Туманность Андромеды. Вызвав карту неба, она узнала, что видна, но, вероятно, невысоко над горизонтом и только в телескоп. Хотя шансов рассмотреть ее стало больше, чем сто лет назад, когда даже самые яркие звезды были трудно различимы. Небесный Ганг разливался во мраке, словно блестки, вразнобой пришитые к покрывалу цвета индиго.

Высоко плыл изогнутый осколок луны. Феррон глубоко вздохнула и шагнула в травы сада на крыше. Ползучая мята прильнула к пальцам ступней, расточая свой острый аромат.

– Ну и что за великие новости?

– Мы не единственные, кто задает вопросы о Декстере Гробе.

Индрапрамит выслал ей видеоизображение светлокожей женщины с рыжими волосами, выгоревшими на солнце до имбирного оттенка, и россыпью веснушек, которые не мог скрыть даже блеск солнцезащитного крема. Она была широкоплечей и выглядела толковой, а идентификационные коды, проходившие через канал, подсказали Феррон, что незнакомка носит удостоверение и электрошоковый пистолет.

– Так она – коп на контракте? – с сочувствием уточнила инспектор.

– Не волнуйтесь, со мной все в порядке, – ответил он раньше, чем Феррон успела еще о чем-нибудь спросить, затем выпрямил указательный и средний пальцы и кончиками этой импровизированной буквы «V» надавил чуть ниже своих ключиц – новый успокаивающий нервы жест. – На прошлой неделе получил порцию психологической помощи, так что держусь. Предупрежу вас, если сработает триггер. Я ведь понимаю, что не каждый коп на контракте готов сорваться и устроить бойню.

Резня, которую остановил Индрапрамит, не прошла для него бесследно.

– Дай знать, если тебе что-то понадобится, – только и сказала Феррон, потому что все остальные слова звучали бы как недоверие.

– Спасибо, – сказал он. – Как прошло с вашей матерью?

– Ох, – вздохнула инспектор. – Кажется, мне нужна инъекция. Так о чем спрашивает контрактница? И на кого она работает?

– А вот это интересное дело, босс. Дама – тоже американка.

– Она не успела бы примчаться сюда так быстро. Если только не выехала прежде, чем он умер…

– Нет, это эмигрантка, бывший детектив отдела убийств из Нью-Йорка. Ее никнейм – Морганти. Живет в Хонгасандре и часто работает на американский и канадский полицейские департаменты. У нее лицензия, подписанные обязательства и, кажется, очень хорошая репутация.

– У кого она сейчас на контракте?

– В предписании стоит Гонолулу.

– Ага. – Феррон смотрела на звезды и темные листья, качавшиеся на ветру. – Значит, удаленный полицейский контроль высшего уровня. А не идет ли речь о поимке должников?

– Думаете, Гроб был в бегах, да только кредитор в конце концов его сцапал?

– Это рабочая версия, – пожала плечами она. – Дамини должна позвонить с минуты на минуту с какими-нибудь результатами. Вообще-то уже думаю сама с ней связаться. Она опаздывает, а мне утром надо предоставить инспектору файл отчета за прошедшие сутки.

Феррон быстрым мыслежестом вызвала Дамини и включила Индрапрамита в конференц-связь.

Архинформистка ответила немедленно:

– Извините, босс, знаю, что торможу, но все еще пытаюсь тут собрать общую картину. Ваш мертвец довольно старательно похоронил свое прошлое. Я могу дать предварительное заключение, однако предупреждаю, что оно может измениться.

– Сливай, – велела Феррон, открывая свой брандмауэр для приема данных. Загрузка пошла шустро, но объем был огромный – канал словно затянуло километрами шелка из бесконечного рулона. – О господи…

– Знаю, знаю. Хотите получить резюме? Даже если оно тоже не закончено? Хорошо. Во-первых, судя по трафику сети, в ту ночь в квартире никого, кроме Гроба, не было.

– По лестнице ночью я брел по делам, – процитировала Феррон, – и встретил того, кого не было там.

Дамини дунула на свою челку, чтобы та не падала на глаза:

– Значит, или внутрь никто не входил, или этот некто настолько хороший хакер, что уничтожил все следы своего присутствия. А это уже необычная вещь.

– Уловила. Что еще?

– Дойл вычленил в вашем канале повторяющиеся компоненты. Два отключения энергии в местах, связанных с преступлением. Он начал искать дальше и обнаружил в течение примерно года целую серию отключений, и все они в местах, связанных с доктором Гробом. Более того, Дойл определил причину.

– Клянусь, у меня дыхание перехватило, – сказал Индрапрамит.

– Тогда как ты разговариваешь? Короче, это «умный вирус» в электрических сетях. Он с разной периодичностью сливает питание лаборатории и домашней солнечной фермы и направляет энергию на аккумуляторные батареи лаборатории Гроба. Только вот Гроб батарей не заказывал.

– Ннебуогор, – догадалась Феррон.

– Два очка в вашу пользу, – сказала Дамини. – Это лишь догадка, но она могла специально прийти сегодня на работу, чтобы узнать, появятся ли копы.

– Могла… – с сомнением протянул Индрапрамит. – Думаешь, она убила Гроба, потому что он пронюхал про кражу энергии? Для чего?

– Проверю ее электронную почту и носители, – ответила Дамини. – Итак, вот моя гипотеза: представьте себе эту вирусную программу, которая разносится через домашнюю интеллектуальную сеть от одного жилого блока к другому. Чтобы совершить убийство, необязательно находиться в одной комнате с жертвой, если четырехмерные манипуляторы в порядке. Правильно? Вы просто отменяете все протоколы безопасности, и… бум. Или хлюп, если предпочитаете.

Феррон передернуло. Ничего такого она не предпочитала.

– Есть признаки того, что в работу манипуляторов вмешивались?

– Память прибора стерта, – сказала Дамини. – Как и у кошки. О, и вот что я еще узнала. Декстер Гроб – не первая личность нашего приятеля. Больше похоже, что третья, если мои лингвистические и семантические анализаторы правы насчет веб-контента, который удалось собрать. Я и Конана к этому подключила. – Конаном называлась еще одна экспертная система департамента. – Вручную тоже покопаюсь. Но похоже, наш покойник заново сочинял себе личность всякий раз, когда влипал в профессиональные проблемы, а случалось это часто. У него были непопулярные взгляды, и он не стеснялся делиться ими в сети. Так что он задавал в сообществе жару под одним никнеймом, а потом возвращался как собственный виртуал – новая внешность, новый адрес, новый никнейм. Разрывал все связи с тем человеком, кем был раньше. Тем не менее мне удалось установить реальные координаты его последней личности, хотя…

Индрапрамит наклонился вперед, обняв себя руками, сдерживая дрожь.

– Как тебе это удалось? Он работал в специфическом сообществе, среди избранных. Думаю, там все друг друга знают, по крайней мере понаслышке. Насколько он изменил свою внешность?

– Ну, – ответила Дамини, – раньше он выглядел вот так. Должно быть, использовал какую-то тактику психокоррекции, чтобы изменить характеристики своей личности. Только не основные. Ваш засранец – настоящий хамелеон.

Она выбрала из потока данных статичное изображение и скинула им. Феррон взглянула на Индрапрамита – его красивые брови ползли вверх. Зрительный интерфейс демонстрировал фото, с которого доброжелательно улыбалась женщина восточноазиатской внешности с длинными, блестящими темными волосами. Ростом она была дюймов на шесть выше, чем доктор Гроб.

– Мадам, сааб, – произнесла Дамини. – Позвольте вам представить доктора Джессику Клык.

– Ого, – сказала Феррон после некоторой паузы. – Для такого требуются значительные вложения.

Она подумала об Аристотеле: за изменением разума следует изменение тела, и наоборот – за изменением тела следует изменение разума.

Индрапрамит заметил:

– У него пристрастие к запоминающимся никнеймам. Есть мысли, почему его исчезновения срабатывают?

– Я работаю над этим, – ответила Дамини.

– У меня есть идея получше, – сказала Феррон. – Почему бы нам не спросить детектива Морганти?

Индрапрамит сложил пальцы домиком.

– Босс…

– Я слушаю, – сказала Феррон. – И не важно, насколько безумно это прозвучит.

– Мы совсем отвлеклись от варианта с кошкой. Ведь Председатель Мяу должна быть Ниранджаной, верно? Потому что у клона гены дали бы вариации в расположении пятен окраса. Но она не может быть Ниранджаной, потому что ее не стирали: она недавно созданная.

– Правильно, – осторожно согласилась Феррон.

– Итак, – Индрапрамит наслаждался драматическим моментом, – если человек может сделать себе косметическую операцию, почему бы не сделать ее коту-попугаю?

* * *

– Председатель Мяу, – позвала Феррон, когда они с Индрапрамитом спустились в ее квартиру.

Им нужно было выпить чаю, чтобы стряхнуть с себя утреннюю прохладу, и Феррон не заботило, что об этом подумают соседи. А еще ей требовалась чистая форма.

– Мяу, – отозвалась Председатель Мяу из кухонного шкафа.

– О боже. – Индрапамит вошел следом за Феррон.

Дымок скромно сидел посреди комнаты, обернув пушистый хвост вокруг лап, – сама невинность. Феррон широко распахнула дверцу шкафа, который уже был приоткрыт дюймов на десять. Председатель Мяу, мурча, раздирала пакет с тунцом, залив жирными каплями пол.

Она демонстративно облизнулась и запрыгнула на край раковины, проявив то же чувство грациозного равновесия, что и в квартире Гроба.

– Кошка! – воскликнула Феррон и стала обдумывать, о чем хотела бы сказать, но вспомнила, что разговаривает с котом-попугаем. – Не рассчитывай, что тебе все сойдет с рук. Остатки получит лис.

– Лисья еда противная, – отозвалась кошка. – А еще там мало таурина.

– Ого, – сказала Феррон и посмотрела на Индрапрамита, а тот ответил:

– Наверное, она учится говорить.

* * *

У них не было проблем с поисками детектива Морганти. Рыжеволосая американка приехала к квартблоку Феррон, когда первые лучи солнца коснулись вертикальной фермы на стенах. Выйдя из дверей, полицейские обнаружили Морганти сидящей на скамейке и что-то читающей на своем экране, но при их появлении женщина подняла глаза и встала.

– Инспектор Феррон, я полагаю? И констебль Индрапрамит. как приятно снова вас видеть.

Феррон пожала ей руку. Вживую контрактница выглядела еще более внушительно – высокая и мощная, с плечами мультяшного супергероя. Руку она не стискивала.

Морганти продолжила:

– Я так понимаю, вы – следователь по делу Гроба.

– Пройдитесь с нами, – предложила Феррон. – По дороге к метро есть хорошее французское кафе.

В кафе были дающие тень навесы и внутренний дворик, где гостей усадили и обслужили за несколько минут. Во время разговора Феррон развлекалась, гоняя по тарелке крошки своего пирожного. Время от времени она отправляла кремовый кусочек себе в рот, запивая его густым напитком с кардамоном.

– Итак, – сказала она через какое-то время, – что совершила Джессика Клык в Гонолулу? Как я понимаю, это не просто войны в сети. И мы не смогли найти ордер на нее.

Глаза Морганти округлились:

– А вы неплохо продвинулись.

– Спасибо. – Феррон движением головы указала на Индрапрамита: – В основном его работа и моего архинформиста.

Морганти улыбнулась, Индрапрамит молча кивнул. Затем детектив сообщила:

– Считается, что одиннадцать лет назад на Гавайских островах Клык совершила хищение почти трех миллионов кондолларов у своего бывшего работодателя.

– Это оплатило бы смену личностей.

– Так и есть.

– Но они не могут этого доказать.

– Если бы могли, департамент полиции Гонолулу получил бы ордер и экстрадировал ее из системы. То есть его. Я заключила контракт на это дело десять дней назад… – Она оторвала кусочек круассана с сыром и принялась задумчиво жевать. – Понадобилось много времени, чтобы выследить ее. Его.

– Так она это сделала?

– Да, черт возьми. – Контрактница усмехнулась как настоящая американка. – Вопрос в том… Ну о’кей, я понимаю, что убийство – ваша юрисдикция, но мне не заплатят, если я не закрою дело или не ликвидирую своего подозреваемого. И я получу бонус, если верну что-нибудь из украденного имущества. Сейчас «убитый неизвестным или неизвестными» – вполне приемлемый результат для Гонолулу, тем более что в этом случае штат Гавайи избежит выплат Бенгалуру за содержание этого типа в тюрьме. Так что скажите мне, как коп копу, что вывернутый наизнанку труп – это Декстер Гроб.

– ДНК совпадает, – произнесла Феррон. – Могу сообщить вам это конфиденциально. Когда мы найдем и уведомим его ближайших родственников, будет официальное заявление.

– Понятно, – сказала Морганти. – Это останется между нами. Тогда начну готовить документы по иску на имущество покойного в размере двух миллионов семисот восьмидесяти девяти тысяч кондолларов с мелочью. Кстати, могу назвать вам его ближайшего родственника.

Данные влились в общий поток. Дочь на Мауи. Доктор Клык-Гроб действительно разорвал все связи.

– Понятно, – эхом отозвалась Феррон и улыбнулась, поймав себя на этом. Ей нравилась эта женщина. – Видите ли, мы должны относиться к вам как к подозреваемой, учитывая ваши финансовые мотивы.

– Конечно, – согласилась Морганти. – Я подписала обязательства и буду счастлива пройти допрос на детекторе лжи.

– Это облегчит ситуацию, мадам, – сказала Феррон.

Морганти покрутила кофейную чашку на блюдце:

– Итак, как я могу помочь вам в расследовании убийства?

Индрапрамит неловко поерзал на банкетке.

– Что именно сделала Джессика Клык?

У Феррон в промежуточном буфере дела лежали данные Дамини. Можно сравнить с ними то, что готова была рассказать Морганти, и тогда станет ясно, насколько осведомлена и искренна госпожа контрактный детектив.

– Кроме хищения? Обвинение в краже исследований и выдаче их за свои собственные, – сказала Морганти. – Кроме того, она… ну, откровенно говоря, Клык просто по-свински вела себя в сети. Охаивала коллег, принижала их работы, превозносила свои. То есть она и вправду была хороша. Но совсем идеальных не бывает.

– Кто-нибудь преследовал этого типа по личным мотивам?

– Как вы, возможно, раскопали, по части психокоррекции этот парень усердия не проявлял. – Морганти отбросила прядь волос через плечо. – И он был немного нарциссом. Или социопатом? Асоциальным в какой-то атавистической манере. Нормальные люди так просто не… обрывают все связи, потому что накалили отношения в сети.

Феррон задумалась о дистанционной политике собственной работы, о снайперской стрельбе и личных угрозах. И о том, что мать совсем не чувствует себя одинокой, когда носится по виртуальному парку Серенгети или грабит дворцы несуществующего Египта.

– Нет, не обрывают, – согласилась она.

– Большинство людей находят способы справляться с этим, – продолжила Морганти. – Однако не все обжигаются так сильно, как Джессика Клык.

– Понятно. – Феррон отчаянно захотелось газированной воды вместо приторного кофе. – Значит, вы проверяли финансы Гроба? Можете поделиться информацией?

Морганти ответила, что неделю назад тот ликвидировал много скрытых активов, примерно через два дня после того, как она взяла его дело.

– Гроб провернул это до того, как я связалась с ним, но, возможно, он успел отследить возобновление розысков Джессики Клык, или же птичка из Гонолулу напела, что по его следу отправили копа. Он собирался снова пуститься в бега. Как звучит?

Феррон вздохнула и откинулась на спинку стула.

– Потрясающе. Звучит просто потрясающе. Не найдется ли у вас еще и предположений, кого он мог ждать на ужин? Или как убийца сумел покинуть комнату, надежно запертую изнутри?

Морганти пожала плечами:

– У него не было ни близких друзей, ни романтических отношений. Думаю, он постоянно осознавал, что скрывается. Иногда принимал у себя коллег, но я проверила их всех, и никто не признался, что виделся с ним той ночью.

– Инспектор, – мягко вмешался Индрапрамит, – пора.

– Проклятие, – сказала Феррон, принимая сигнал. – Утренний созвон. Увидимся позже?

– Непременно, – ответила Морганти. – Как я уже сказала, моя забота – раскрыть дело о хищении. Но всегда рада помочь сестре по оружию с расследованием убийства.

«И умаслить местную полицию», – мысленно продолжила за нее Феррон.

Морганти добавила:

– Единственная вещь, которая не менялась: Клык была одержима астрономией.

– На стенах квартиры Гроба висели снимки глубокого космоса, – сказала Феррон.

Индрапрамит заметил:

– И он преподнес своему Ганеше платок цвета индиго. Интересно, символизировал ли этот цвет что-нибудь космическое?

– Индиго, – сказала Морганти. – Разве не забавно, что у нас есть отдельное слово для темно-синего цвета?

Феррон почувствовала, как в ней поднимается волна педантизма, и не удержалась:

– А знаете ли вы. что во всем мире темно-синий и черный часто называют одним и тем же словом? Возможно, из-за ночного неба. И что у древних греков не было отдельного названия для синего цвета? Так что моря у них, как известно, были «винно-темными». Но в индуистской традиции синий цвет имеет особое значение: это цвет кожи Вишну, а Кришна прозван Сунилом – «темно-синим». Синий подразумевает нечто всеохватывающее, как небо.

И еще она подумала о менее понятных вещах.

– Кроме того, это цвет Шани Бхагавана – одного из божеств, связанных с Уттарой Бхадрападой. О которой мы часто слышим в последнее время. Возможно, это действительно имело большое значение для доктора Клык- Гроба.

Брови Морганти от замешательства сошлись на переносице, она взглянула на Индрапрамита, ища спасения:

– Сааб, что еще за Уттара Бхадрапада?

– Андромеда, – ответил тот.

* * *

Морганти покинула кофейню, а полицейские приготовились к регистрации в своем виртуальном офисе.

Пока Феррон упорядочивала свои файлы и отчет, Индрапрамит допил кофе.

– Мы должны проверить прибывшие суда с пассажирами из Америки. Гонолулу не так уж запредельно далеко, как, скажем, Чикаго.

Они работали вместе достаточно долго, чтобы половину изменений тем в разговоре не нужно было фиксировать.

– Просто на случай, если кто-то приехал сюда специально, чтобы его убить. Рейсов же не должно быть слишком много, верно?

– Поручу Дамини, – сказал он. – После созвона…

Во время утренней онлайн-летучки Феррон замыкалась в себе. Отчеты, политические дрязги, споры и пустая трата времени – люди пытались доказать, что их дела заслуживают больших ресурсов, чем дела других.

Она сжала ладонями виски. По крайней мере, кофе здесь хороший.

– Ладно. Телеприсутствие… начали.

* * *

После летучки они заказали еще по чашке кофе, а Феррон заглянула в меню с сэндвичами. Неизвестно, когда найдется время пообедать.

Пожалуй, она перехватит что-нибудь после уведомления ближайшего родственника. Если будет все еще голодна после этого.

Как правило, если ближайший родственник проживал далеко от Бенгалуру, полиция поручала процедуру уведомления офицеру с местными полномочиями. Но полицейский департамент Лахаины так и не сумел нанести визит дочери Джессики Клык: беглое расследование показало, что та была безработной и почти постоянно обитала в искусственной реальности.

Судя по никнейму, у дочери Джессики Клык с Мауи профессиональных амбиций было не много. Феррон и Индрапрамит должны были подключиться к сети и воспользоваться аватарами, чтобы встретиться с ней: СкутерО, похоже, не покидала своих виртуальных миров ни для чего, кроме биологически неизбежных аварийных циклов. Поскольку Феррон и Индрапрамит были на дежурстве, их аватарами стали стандартные болванки, предоставленные полицией Бенгалуру: угловатая виртуальная униформа, одинаковые невыразительные лица.

«Не самый теплый и личный контакт, на который можно надеяться, – подумала Феррон, – когда кто-то собирается сообщить тебе об убийстве твоей матери».

– Почему ты добавил очко именно на эту характеристику? – спросила она.

Индрапрамит фыркнул:

– Чтобы вы обязательно упомянули о лидерских качествах в следующем отчете о моей эффективности.

Они оставили свои тела сидеть за столиком кафе и нырнули сквозь первые несколько уровней рекламных объявлений – быстрые схемы обогащения, болливудские старлетки и скандальные новости о поп-звездах, – пока не попали на американский канал, а затем – после быстрых схем обогащения, голливудских старлеток, порнографии и скандальных новостей о конгрессменах – связались с приоритетным каналом полиции. Феррон указала адреса и привела Индрапрамита в многопользовательскую искусственную реальность. Теперь можно было видеть активность СкутерО через идентификационный номер ее системы. Получив никнейм ближайшего родственника, Дамини отправила наборы кодов и тегов, которые без проблем перенесли полицейских в платную зону.

Ордер им не требовался – то был всего лишь визит вежливости.

СкутерО предпочитала тусовку в «исторической» альтернативной реальности, что в теории означало отражение мира до двадцать первого века, а на практике оказывалось мешаниной из ковбоев, ниндзя, гангстеров в полосатых костюмах, средневековых рыцарей, кавалеристов, монголов и стрелков с Дикого Запада. Там были македонцы, мавританцы, африканские контрабандисты, французские бойцы Сопротивления и нацисты, все они бегали вместе с самураями и монахами из Шаолиня.

Аватар Индрапрамита проверил маяк – светящуюся зеленую иглу, плавающую чуть выше его несуществующего запястья. Направленный сигнал вел их через пространство, которое должно было вызывать ощущение доисторической ледяной пещеры. Там около двух дюжин человек в костюмах разных воплощений поп-звезды конца двадцатого века Дэвида Боуи вводили себя в воинственное буйство перед сражением в виртуальной битве с соперничающим кланом каких-то Эмуляторов. Феррон углядела Бриллиантового Пса, которого облачала в сияющие доспехи парочка Изможденных Белых Герцогов, и обрадовалась невыразительной внешности своего форменного аватара.

Идентифицировать это зрелище помогали оригинальные снимки, подгруженные из сети. Музыка тут была странная, но в целом неплохая. Костюмы же… Она поморщилась.

Правда, наверное, лучше так справляться с асоциальной агрессией, чем отыгрываться на супругах.

Индрапрамит шел, не глядя по сторонам, хотя глаза не особенно были нужны, чтобы видеть, что тут творится.

В дальнем конце ледяной пещеры четыре скандинавских гнома седьмого века высекали из камня бесконечную лестницу, ведущую вниз. Жар вырывался из глубин. Виртуальное искусство было поразительным. Феррон и Индрапрамит прошли мимо, пряча свои восхищенные взгляды. Мастерства на создание красот альтернативной реальности требовалось столько же, как если бы все это было высечено из камня.

Ледяная пещера сменилась лесной поляной, которую беспорядочно усеивали поросшие мхом плиты. На каждой такой плите возвышались витиеватые прозрачные столы для шахмат, го, манкалы, криббеджа и подобных стратегий. Большинство столов занимали пары игроков, а вокруг некоторых даже собрались зрители.

Индрапрамит проследовал за своей иглой – а Феррон за ним – туда, где над игровой доской сидели единорог и снежный человек: они выкладывали на расчерченное поле ряды прозрачных красных и желтых камней по правилам, которые Феррон не поняла. Снежный человек поднял взгляд на подошедших. Единорог – глянцево-черный с мерцающим перламутровым рогом и светящимся янтарем между половинками его раздвоенного копыта – сосредоточился на своем следующем ходе.

Стрела указывала прямо между его огромных и блестящих золотых глаз.

Феррон откашлялась.

– Да, офицеры? – произнес снежный человек и почесал макушку. Его волосы выглядели невероятно шелковистыми и буквально струились между крючковатых когтей.

– Боюсь, нам нужно поговорить с вашей подругой, – сказал Индрапрамит.

– Она вас отфильтровывает, – сказал снежный человек. – Если только у вас нет ордера…

– У нас есть полицейский код, – и Феррон применила его, как только почувствовала согласие Индрапрамита.

Единорог вскинул голову, дрожь пробежала по его телу и заставила серебристую гриву всколыхнуться. Громким голосом создание произнесло:

– Я хочу сообщить о сбоях.

– Это не сбой, – сказал Индрапрамит, назвал себя и Феррон и продолжил: – Вы – Скутер-ноль?

– Ага, – ответило создание, рог опасно сверкнул. – Я не нарушала никаких законов в Индии.

Снежный человек незаметно поднялся и отступил в сторону.

– Обязан вам с прискорбием сообщить, – произнес Индрапрамит, – об убийстве вашей матери, доктора Джессики Клык. Она же доктор Декстер Гроб.

Единорог моргнул радужными ресницами.

– Простите, – сказала он. – Вы говорите о чем-то, а оно у меня отфильтровывается. Не смогу вас услышать, пока не перестанете.

Аватар Индрапрамита не смотрел на Феррон, но та почувствовала его просьбу о помощи. Она шагнула вперед и набрала высший уровень отмены.

– Вы нас послушаете, – сказала она единорогу. – Сожалею о вторжении, но по закону мы обязаны сообщить вам, что ваша мать, доктор Джессика Клык, она же доктор Декстер Гроб, была убита.

Губы единорога скривилась в оскале:

– Хорошо. Я рада.

Феррон отступила. Ответ – что надо.

– Она создала меня, – сказала единорог. – Это не делает ее матерью. Есть ли еще что-то, о чем вы обязаны сообщить мне?

– Нет, – ответил Индрапрамит.

– Тогда убирайтесь. – Единорог поставила на сетку очередную янтарную фишку, которую тут же охватило золотистое сияние. – Я выиграла.

* * *

– Запечаталась, – с отвращением сказал Индрапрамит, вернувшись в свое тело и отправив в рот кусочек киша, – и довольна этим.

У Феррон был поджаренный сэндвич с овощами, тапенадой, сыром, а также с какой-то сложной и непонятной европейской колбасой из засоленного и подкопченного белка. Это было восхитительно и в высшей мере экзотично.

– Что, лучше бы она стала несчастной и опустошенной?

Констебль недовольно фыркнул и вцепился зубами в яичницу со шпинатом.

Феррон понимала, что своим агрессивным настроем обязана на самом деле не замкнутой взрослой дочери Клык/Гроба, а собственной матери. Наверное, стимулятор еще не выветрился. Она не могла остановиться:

– То, что она делает, не так сильно отличается от естественного поведения наших мозгов. С той лишь разницей, что теперь это технология и фильтры, а не предрассудки с неврологией.

– Давайте сделаем виртуальный тур по месту преступления. – сменил тему Индрапрамит, а когда в поле внимания Феррон мигнула иконка, он добавил: – Эй, финальный отчет о вскрытии.

– И кое-что от Дамини, – сказала инспектор.

На сообщении архинформистки стоял код приоритета. Феррон вошла в воспроизведенную в искусственной реальности квартиру Гроба и открыла контакт. Азарт погони пробился сквозь туман ее угасающей гипомании. Стимуляция, похоже, держалась хуже, чем в молодости, а спады давались все тяжелее, но настоящий, старомодный адреналин все еще был палочкой- выручалочкой.

– Феррон, – назвалась инспектор, хмурясь при виде бурых пятен на виртуальном ковре Гроба.

Секундой позже Индрапрамит подсоединился к конференции.

– Дамини, что принесли нам глубины сети? – спросила Феррон.

– Джекпот, – ответила Дамини. – У вас было время посмотреть отчет о вскрытии?

– Мы только что закончили с ближайшей родней, – сказала инспектор. – Ты быстра, я только что увидела иконку.

– Вкратце, – отрапортовала Дамини. – это не Декстер Гроб.

Аватар Феррон медленно двигался по периметру виртуального места преступления.

– Но ведь было совпадение ДНК. Дамини, мы только что сказали его дочери, что он убит.

Более прагматичный Индрапрамит наколол мясо на вилку. Его аватар из альтернативной реальности сымитировал это движение пустой рукой.

– Так кто же это?

– Никто. – Дамини довольно откинулась на спинку кресла. – Медэксперт говорит, вывернуть так кого-нибудь технически невозможно. Что бы это ни было, оно размягченное. Взрослый объект, номинально живой, клонированный из ткани Декстера Гроба. Но не Декстер Гроб. В смысле, прикиньте: что это за орган такой?

– Клонированный. – В реальном пространстве Феррон сняла с рукава униформы ворсинку гиацинтово-синего меха и подняла так, чтобы мог увидеть Индрапрамит.

Его глаза расширились.

– Да, – сказал он. – Хотя как же рисунок окраса?

– По-твоему, я похожа на биоинженера? Индрапрамит, – задумчиво произнесла Феррон, – тебе не кажется, что это место преступления сфабриковано?

Он нахмурился:

– Возможно.

– Дамини. – спросила Феррон, – как дела с файлами доктора Гроба? И доктора Ннебуогор?

– В почте Гроба ничего полезного, кроме нескольких скупых посланий доктору Ннебуогор, очень похожих по тону на записки Джессики Клык. Ннебуогор не подпускала Гроба к своим исследованиям, это да. Но ни угроз, ни любовных писем, ни требований позаботиться о ребенке – ничего такого.

– Он интересовался хоть чем-нибудь?

– Той звездой, – сказала Дамини, – которая собирается стать новой, или что-то в таком духе. Гроб следил за ней уже пару недель, прежде чем пресс- релиз попал в основные каналы. Кстати, логины Ннебуогор подтверждают версию о том, что она стоит за вирусной программой.

– Логины могут быть подделаны.

– Ну, могут, – согласилась Дамини.

Феррон раскрыла свой сэндвич и хмуро посмотрела на копчености. Теперь они выглядели куда менее аппетитно.

– Никто не входил в квартиру Гроба. И вывернутый труп оказался в конечном итоге вовсе не трупом. Значит, Гроб отправился куда-то еще, после того как подготовился к бегству, а потом отказался от него.

– А место преступления было инсценировкой, – добавил Индрапрамит.

– Это интересно, – сказала Дамини. – Гроб отсутствовал в офисе неделю.

То есть с тех пор. как Морганти начала наводить о нем справки. Или с тех пор, как он узнал, что она идет по следу.

Феррон произнесла нечто резкое, самокритичное и исключительно непрофессиональное. А затем сказала:

– Я идиотка. Утечка.

– Утечка? – переспросила Дамини. – Вы имеете в виду, когда люди не переставая болтают о совершенном ими преступлении? Или о человеке, про интрижку с которым вы знать не должны?

Иконка срочного сообщения от мауси Сандхьи – одной из ответственных, а не суетливых тетушек Феррон – настойчиво мигала на краю восприятия. О боги, что теперь?

– Именно так, – сказала Феррон. – Послушайте, проверьте, не оставлял ли Гроб за последние десять дней какие-нибудь метки на карте за пределами своей квартиры? И мне нужен секретный ордер на анализ ДНК с лабораторного оборудования «БиоШелл» и такой же – для квартиры доктора Рао.

– Вы думаете, его Рао убил? – Дамини даже не пыталась скрыть удивление.

Мигает, мигает иконка. Аварийная ситуация. Код красный. Твоя мать перешла все границы, моя дорогая.

– Просто добудь ордер. Я хочу увидеть, что мы получим, прежде чем представлю свою теорию.

– Почему? – спросил Индрапрамит.

Феррон вздохнула.

– Потому что это безумие. Вот почему. И постарайся получить конфиденциальный доступ к календарю и почте Рао. Не хочу дать ему понять, что мы ищем.

– Ждите на месте, – сказала Дамини. – Ничего не трогайте. Я вернусь, не успеете оглянуться.

* * *

– Мама, – обратилась Феррон к львиноголовому аватару своей матери, – я сожалею. Сандхья сожалеет. Мы все сожалеем. Но так больше не может продолжаться.

Это было самое трудное из того, что она когда-либо говорила.

Золотыми глазами Сехмет мать посмотрела на дочь и криво улыбнулась. Феррон явилась не в рабочей аватарке, а в изрубленных доспехах – так она выглядела, когда в юности, в годы учебы, вместе с матерью часами зависала в атавистике. Происходило это еще до того, как Феррон стало интереснее предотвращать реальные беды или, по крайней мере, воздавать кому-то по заслугам.

Честно ли она поступила? Ведь беда ее матери была реальна, как и страдания брошенной дочери Джессики Клык. А здесь даровалось хотя бы временное облегчение – от утраты мужа, от тела, разбитого параличом.

Ухмылка Мадхуванти медленно превратилась в оскал:

– Конечно. Ты можешь позволить им уничтожить все. Отнять мою суть. Это совсем не то же самое, что убийство.

– Мама, – сказала Феррон, – здесь все ненастоящее.

– Если это ненастоящее, – мать обвела рукою комнату, – то что же тогда? Я создала тебя. Я дала тебе жизнь. Ты мне обязана. Сандхья рассказала, что ты принесла в дом одного из этих новых котов-попугаев. Откуда взялись деньги?

– Председатель Мяу – улика, – ответила Феррон, – а размножение – в конечном счете социопатический акт, и неважно, чем я тебе обязана.

Мадхуванти вздохнула:

– Дочка, ну дай в последний раз.

– У тебя будут собственные воспоминания обо всем об этом, – сказала Феррон. – К чему тогда архив?

– Воспоминания, – с издевкой произнесла ее мать. – Какие воспоминания, Таманна? Что ты на самом деле помнишь? Обрывки, путаница. Как этому сравниться с возможностью заново пережить?

«Чтобы иережить, – подумала Феррон, – нужно сначала прожить». Но, как бы ни шатало ее от подступающего кризиса физического истощения, женщине хватило ума оставить эти слова при себе.

– Ты слышала о звезде? – спросила она, чтобы как-то сменить тему. – Той, через которую пришельцы говорят с нами?

– Свету четыре миллиона лет, – сказала Мадхуванти. – Там все мертвы. Взгляни-ка, новое синестезическое шоу. Рим и Египет – кое-что для нас обеих. И если отправиться со мной в приключения не хочешь, может, посмотришь хотя бы представление? Я обещаю, что больше не буду просить у тебя денег на хранилище. Просто сходи на одно выступление со мной! И я обещаю, что завтра почищу свой архив.

Брови львицы трагически изогнулись. От осознания поражения голос Мадхуванти стал тонким. Денег больше не было, и она это знала. Но не могла прекратить торговаться. И шоу явилось уступкой, чем-то способным напомнить о том времени, которое они проводили вместе в воображаемых мирах.

– Феррон, – сказала она с мольбой, – тогда просто отпусти меня туда одну.

Феррон. Они общались не по-настоящему. Никто не победил. Мать действовала точь-в-точь как сопротивляющийся воздействию наркоман: медлила. торговалась, тянула время. Называла свою дочь Феррон, если этим можно было выкупить еще двадцать четыре часа в своем виртуальном раю.

– Я приду, – пообещала Феррон. – Но не раньше вечера. Мне нужно доделать кое-какую работу.

* * *

– Босс… Как вы узнали о ДНК? – спросила Дамини, когда Феррон активировала ее иконку.

– Рассказывай, что ты накопала, – перебила Феррон.

– ДНК, найденная в компостере «БиоШелл», принадлежит Председателю Мяу, – ответила архинформистка, – и, следовательно, кошке Декстера Гроба. А компостер у дома Рао просто переполнен его ДНК. В смысле, ДНК Рао. Там много, гораздо больше, чем можно ожидать. Кроме того, некоторые данные из его электронной почты и календаря были стерты. Я пытаюсь восстановить…

– Включи это в дело, – сказала Феррон. – Держу пари, мы узнаем, что в ночь исчезновения Гроба они встречались.

* * *

Доктор Рао жил даже не в высококлассном квартблоке, а в Вертикальном Городе. Когда Дамини раздобыла ордер, Феррон привела свои документы в порядок для визита. Стояла уже глубокая ночь, когда они с Индрапрамитом в сопровождении детектива Морганти и четырех патрульных офицеров отправились разбираться с Рао.

Команда миновала магазины и вертикальную ферму в атриуме огромной башни. Воздух пах свежестью и здоровьем, и даже в этот поздний час люди бесконечной чередой брели в обеденные зоны по сочным зеленым коврам.

Лифт с полицейскими легко заскользил вверх, сквозь его прозрачную внешнюю стену открывался вид на разлившиеся внизу огни Бенгалуру. Феррон посмотрела на Индрапрамита и поджала губы. Тот в ответ приподнял брови. Показная роскошь. Но Рао это вряд ли можно было предъявить.

Оставив Морганти и патрульных следить за выходом, инспектор и констебль подошли к двери доктора Рао и представились.

– Откройте, – для проформы сказала Феррон, предъявляя ордер. – Именем закона.

Дверь распахнулась, и полицейские осторожно вошли.

Хозяин квартиры, должно быть, отпер замок дистанционно, поскольку сам непринужденно сидел в шезлонге. Серый кот с красными кисточками на ушах свернулся у него на коленях и терся мордочкой о брюки.

– Новые! – завопил кот. – Новые люди! Намаскар! Самое время для второго завтрака.

– Декстер Гроб. – сказала Феррон высокому худощавому мужчине, – вы арестованы за убийство доктора Рао.

* * *

Они вошли в лифт, который понес их вниз по внешней стене Вертикального Города. Гроб был зажат между двумя патрульными. Морганти сказала:

– Что ж, если я правильно все поняла, вы, Гроб, на самом деле убили Рао, чтобы присвоить его личность? Поскольку знали, что на этот раз серьезно погорели?

Тот даже глазом не моргнул, словно ничего не слышал.

Морганти вздохнула и переключила свое внимание на Феррон:

– Что подсказало вам разгадку?

Кошка Гроба в своем новом серо-красном окрасе жалобно замяукала в переноске.

– Скотофобин, – ответила Феррон. – У него не было проблем с памятью. Он использовал лекарство, чтобы быстро заучить историю жизни Рао, все его странности и не выдать себя.

– Но зачем избавляться от денег? Почему бы не забрать их с собой? – Морганти бросила взгляд через плечо. – Простите, что говорю о вас как о статуе, доктор Клык. Но вы так замечательно изображаете одну из них.

На ее вопрос ответил Индрапрамит, показав на Вертикальный Город, выраставший за их спинами:

– Рао не нуждался в средствах.

Феррон кивнула:

– Отыщись деньги, вы бы поверили, что он мертв? Кроме того, если бы долг – хотя бы частично – возвратился, у властей Гонолулу стало бы меньше оснований продолжать поиски.

– Так это был ложный след. Как и попытка подставить доктора Ннебуогор, и стол, накрытый на двоих?..

Ее слова прервал внезапный сполох сине-белого света, отбросивший резкие тени на лицо женщины. В ночном небе вспыхнуло нечто столь же яркое и сверкающее, как солнце на рассвете, но холодное, насколько холодным может быть свет. Холодное, словно отражение в зеркале.

Морганти сощурилась и прикрыла лицо ладонью:

– Это водородная бомба?

– Была бы бомба, – сказал Индрапрамит, – у вас бы глаза вытекли.

Гроб рассмеялся, это был первый его звук с того момента, как он подтвердил, что понимает свои права.

– Это сверхновая, – он поднял скованные наручниками запястья и показал на небо, – в Галактике Андромеды. Взгляните, насколько низко она над горизонтом! Мы пропустим зрелище, как только окажемся в тени башни.

– Аль-Рахман, – прошептала Феррон.

Стена лифта потемнела до дымчатого оттенка, и теперь инспектор могла смотреть прямо на вспышку. Близко к горизонту, как и сказал Гроб. Такая яркая, что казалась шаром.

– Не та звезда. Она была стабильной. Возможно, соседняя, – сказал Гроб. – Возможно, они знали и поэтому так отчаянно твердили нам о себе.

– Могли они выжить?

– Зависит от того, насколько близко к Аль-Рахману все случилось. Радиация… – Гроб пожал плечами. – Вероятно, она их убила.

– Господь всемогущий, – выдохнула Морганти.

Гроб откашлялся:

– Прекрасно, не так ли?

Феррон запрокинула голову, когда источник невообразимого сияния скрылся за соседним зданием. Зарева не было: свет сверхновой тонкими параллельными лучами перечеркивал густую и непроглядную, словно чернильный омут, темноту.

До этого момента ей приходилось накидывать на свои органы восприятия дополнительные фильтры, чтобы найти в небе Туманность Андромеды. Но теперь самым важным на свете казалось то, что за два с половиной миллиона лет кто-то перед смертью закричал сквозь пустоту.

Странный восторг наполнил ее. Каждый говорит, но никто никого не слушает. Даже самого себя.

– Мы здесь, – сказала Феррон древнему свету, разлитому по небу, но не пронзавшему тень, в которую она спустилась.

Когда коллеги обернулись и уставились на нее во все глаза, она повторила, словно мантру:

– Мы тоже здесь! И мы услышали вас.