В данную антологию включена еще одна повесть Роберта Рида – «Костоед» («Eater-of-Bone»).

«Катабасис» входит в цикл рассказов о «Великом Корабле», звездолете размером с Юпитер, который отправился в бесконечное путешествие по галактике, неся на борту миллионы пассажиров разных рас. Среди них есть и люди, скучающие, богатые и бессмертные, которые исключительно ради признания сородичей соревнуются друг с другом в долгом походе по труднопроходимым районам. Очень скоро они узнают, что ставки гораздо выше, чем им казалось, а их жизнь и благополучие полностью зависят от проводника- инопланетянки по прозвищу Катабасис.

 

1

По традиции, в поход можно взять лишь свое тело, каким бы слабым или щуплым оно ни было. Робототехнические средства, экзоскелеты и другие киберпомощники – запрещены. Средства связи – отключены. Вселенная и все ее развлечения – слишком тяжелое бремя, чтобы тащить их с собой в эту глушь. Путешественникам гарантировались адские трудности и жесточайший климат, а еще столь же огромные финансовые затраты, сколь и физические. Еда приобреталась на месте, каждая крошка облагалась непомерными налогами на ввоз, и даже простые палатки и спальники стоили как роскошные апартаменты. Но дороже всего обходились носильщики. Из всего разнообразия наземных видов каждому путешественнику обязательно требовалось выбрать помощника с крепкой спиной, который должен был нести сухой паек и снаряжение, а в случае необходимости – и хрупкое тело нанимателя, если тот больше не мог двигаться самостоятельно, то есть устал или умер.

Носильщики, живые существа, сотканные из костей и мышц, отличались самыми экстравагантными расцветками крови. Большинство их, приспособленное для жизни в мирах с высокой гравитацией, перемещалось на четырех, шести или даже восьми крепких ногах. Но в их рядах встречались и двуногие, вроде замечательной человекообразной особи, называвшей себя Катабасис.

– Что-то ты маловата, – сказал человек мужского пола. – Не слишком ли дорого просишь с такой-то внешностью?

Катабасис была его раза в три больше и намного сильнее, но вопрос он задал справедливый.

– Клиент платит штраф, если мы приносим его обратно на своей спине. Когда вы сдаетесь, мы получаем серьезную премию. – сказала она с выражением лица, которое люди по ошибке принимали за улыбку.

Человек с оливковой кожей и густыми волосами цвета льда, белыми с голубой искрой, поднял руку и постучал двумя пальцами по макушке.

– Я изучал правила и понимаю, что к чему, – с гордостью сказал он.

– Хорошо.

– Но эти существа – гиганты по сравнению с тобой. Вогфаунд и сам смог бы легко взвалить тебя на спину. И Один-за-Другим выглядит сильнее.

– Так и есть, – согласилась она. – Но, следуя той же логике, они не берут на себя особых обязательств, чтобы присматривать за клиентом. Дополнительный заработок привлекателен, и, если ты разобьешься, они от этого только выиграют. Я немного слабее в сравнении с ними – как ты мудро заметил, спасибо! – именно поэтому я стараюсь сделать всё, чтобы не пришлось никого носить. Расспроси других носильщиков, и ты всё поймешь. Все знают, что Катабасис заботится о здоровье клиентов. А это не только сделает твое путешествие незабываемым, но и спасет от позорного возвращения в Западный город калекой или трупом.

Современный мозг почти невозможно убить, так что никто из клиентов не может окончательно умереть во время похода по джунглям и пустыням. Но за бессмертие приходится расплачиваться, в том числе и воспоминаниями о своих слабых местах вроде гордости и достоинства. Незначительное унижение залечивается годами. Серьезный промах может разъедать душу тысячелетиями. Многие бы прислушались к предупреждению Катабасис, только не этот человек. Глядя на сильную, самоуверенную инопланетянку, он впервые улыбнулся.

– Нет-нет, – сказал он. – Ты меня не напугаешь.

Многовековой опыт общения с разными видами приучил Катабасис к различным выражениям лиц, но ничего примечательнее, чем эта широкая вульгарная улыбка и неприкрытая декларация намерений, она еще не видела. Уродливый язык извивался внутри радостного изогнутого рта. Человек даже не пытался скрыть своих чувств. Таращился на нее, явно заинтригованный ее внешностью: треугольным лицом, мускулистыми контурами массивного нестареющего тела, ярким золотисто-коричневым оперением, виднеющимся из-под рабочей одежды. В его безумной голове проносились бурные фантазии о межвидовых связях. Такое иногда случалось, но в первый же день и сразу – никогда.

Без всякого стеснения человек поправил штаны, вздыбленные эрекцией.

– Меня зовут Варид, я тебя нанимаю.

– Нет.

Казалось, Варид ее не услышал – продолжал пялиться с похотью простака. Затем улыбка вдруг сползла с его лица, глаза стали пустыми.

– Почему? – озадаченно спросил он.

– Ты не выдержишь путешествия, – ответила Катабасис.

Варид выдавил из себя трескучий смешок, словно инопланетянин, пытающийся подражать человеческому голосу. Снова поднял руку и согнул, демонстрируя крепкие мышцы.

– Я хорошо подготовлен. Годами тренировался для этого дня. Дизайнерские стероиды, имплантация генов. В кишечнике и крови – специальные бактерии, только тем и занимаются, что помогают мне оставаться в хорошей форме.

– Меня не тело беспокоит, – сказала она.

Варид моргнул.

– Что это значит?

– Разум – вот в чем проблема.

Он промолчал.

– Я тебя не знаю, – продолжила Катабасис, – но у меня сложилось впечатление, что от природы ты слабоволен и безрассуден.

Человеческое лицо даже не дрогнуло.

– Найми Один-за-Другим, – сказала она, поднимая его за шкирку одной рукой и ставя подальше. – Она терпеливей, чем остальные носильщики, и не станет слишком оскорблять тебя, когда сдашься.

* * *

В давнем прошлом в отдаленном уголке новорожденной Вселенной некто позаимствовал у газового гиганта его ядро. Божественные руки наполнили сферу пещерами и океанами и запеленали творение в оболочку из гиперволокна. Ракеты поднялись высокими башнями на тысячи километров над кормой, новый звездолет был заправлен и запущен в пространство. Но никто не взошел на его борт. Все забыли, куда и зачем он направлялся. Миллиарды лет спустя земляне нашли брошенный звездолет на окраинах Млечного Пути. Перебрав тысячи поэтичных названий, счастливцы нарекли его Великим Кораблем и отправились в долгое путешествие по всей галактике, предлагая услуги перевозчика любому существу любой расы, способному заплатить за билет.

В один из первых перелетов к дальним солнечным системам представители высокогравитационной расы расплатились с людьми астероидами и редкими технологиями. Взойдя на борт, в самом чреве Корабля они возвели монументальное центростремительное колесо, которое помогало почти свести на нет отвлекающие рывки настоящей гравитации. Их дом шириной в сорок километров и почти пятьсот километров в диаметре каждые восемь минут делал оборот вокруг своей оси, прижимая их к ободу колеса.

Когда инопланетяне наконец-то достигли своей цели, они продали временное жилище перекупщику с огромными амбициями, но довольно скромными ресурсами. Так началась череда банкротств и аукционов. Каждый грандиозный план заканчивался новым разочарованием. Инвесторы менялись, новые арендаторы с фальшивым оптимизмом принимались обрабатывать земли, а потом всё снова разваливалось. Так постепенно изменялся и переделывался климат основной части обиталища, другие же места забрасывались, становясь экологическими нишами для переселенцев с различных высокогравитационных миров. Теперь единственное море обмельчало и стало гиперсоленым. По одну его сторону лежал Восточный город, по другую Западный, с противоположной же стороны колеса возвышалась гряда сплющенных гор. Искусственное солнце венчало обод, расцвечивая лабиринт долин разнообразными красочными лоскутами света. Спустя тысячи лет без всякой причины, по чистой случайности там расцвела уникальная биосфера, великолепная и безжалостная.

Нынешние счастливые владельцы обиталища жили в Западном городе, и до сих пор их инвестиции приносили прибыль и возбуждали любопытство широкой публики.

В Восточном городе жили носильщики. Грубая, шумная их община была такой же разнообразной и прекрасной, как и местная природа.

* * *

Мощными руками Катабасис выкорчевала валун дрожащих кораллов: получившееся углубление вполне годилось, чтобы переночевать. Ей нравился город, нравилось каждый день бродить по береговой линии, но долги ее плодились и росли, и работать приходилось много, поэтому в любом диком месте она чувствовала себя как дома.

Каждое утро потенциальные клиенты собирались у начала тропы в обиталище. Сегодня здесь ждала целая плеяда разных рас, но Катабасис предпочитала людей. Варид оказался не слишком эксцентричным, но довольно упрямым типом. Она пыталась отодвинуть его подальше, но он настаивал, уговаривал ее, возмущался, пытался доказать, что он чего-то стоит, и предлагал умопомрачительные премиальные.

Когда он устроил очередную сцену, она осадила его, резко сказав:

– Нет. С тобой не пойду.

На этот раз Варид, похоже, понял. Лицо его снова стало пустым, словно маска. Он наконец-то отвернулся и медленно побрел в сторону другого носильщика.

Успехом Катабасис наслаждалась недолго: к ней подошли двое – супруги, смотреть невыносимо! «Что за невезучий день», – подумала она.

А затем человек мужского пола сделал нечто необычное. Он не только прочел объявление Катабасис, но и, по всей видимости, имел представление о ее расе. Подняв одну руку для приветствия, он посмотрел на небо и назвал ее по имени.

Катабасис подняла руки тыльными сторонами к незнакомцу: жест, обозначающий вежливую улыбку.

Человека звали Перри. Симпатичная обезьяна, спортивная фигура, лицо – моложе, чем модно. Он поднял вторую руку и представил свою жену. Кви Ли сделала пару шагов вперед и остановилась. Элегантное темнокожее существо, сотканное из приятных ароматов и изящных изгибов. Но под этими изгибами виднелись крепкие мышцы с признаками интенсивной тренировки и медицинских уловок, и новая сила существа основывалась на армированных костях, которые спокойно вынесли бы немалый вес. Трансформация людей для условий жизни в высокой гравитации – не только искусство, но и наука. Слишком тяжелое тело, неважно, каким бы сильным оно ни было, неизменно приводило к печальному концу. В большинстве случаев лучше всего иметь небольшой рост, а также возможность наращивать плоть там, где нужно, прямо на тропе, питаясь драгоценным пайком. Эти человеческие существа были мельче прочих и к тому же усвоили по крайней мере один жизненно важный урок. Хорошее предзнаменование!

Кви Ли подняла руку:

– Это великая честь, что наши пути сошлись.

– Ты уже и раньше ходила по тропе, – догадалась Катабасис.

– Не дошла полкилометра до таможни, – кивнула та, показав рот, полный блестящих зубов.

– Я прошел с начала до конца, – сказал Перри. – Триста лет назад. Моя жена тренировалась с тех самых пор, как я вернулся домой.

– Пытаюсь разнообразить свою жизнь, – добавила Кви Ли.

– Ей со мной скучно, – заметил он.

Они засмеялись, отгораживаясь от целого мира своей радостью.

Лишенными сентиментальности глазами Катабасис наблюдала за тем, как они двигаются и ведут себя: опираясь на свой опыт, она искала признаки будущего провала.

– Мой муж хочет нанять тебя, – сказала Кви Ли. – Я вряд ли переживу путешествие, хочу дойти хотя бы до половины пути в горах, а оттуда кому-то придется нести меня.

– Как насчет вогфаунда? – спросил Перри. – Кажется, его просто так не сломаешь.

– Он будет непрерывно над вами издеваться, – предупредила Катабасис.

– Я ходил с вогфаундом в первый раз, – сказал Перри. – Они мастера оскорблений и обзывательств.

– Если ему придется меня нести, значит, я этого заслуживаю, – ответила Кви Ли. – А если умру, то какая уже разница?

* * *

Трое людей и еще несколько инопланетян-путешественников договорились с носильщиками. Контракты были свернуты и запечатаны, деньги перечислены на счета, день подошел к концу. Первоначальные владельцы обиталища родились в мире, где сутки длились одиннадцать часов, нынешние же решили традицию не нарушать. Путешественники и носильщики собирались выйти в путь не раньше, чем на заре следующего дня, потому что предстояло еще приобрести паек и снаряжение.

Перри сказал, что сам позаботится обо всем, что им нужно. В одиночестве Катабасис вернулась в привычный и знакомый, но по большому счету совсем чужой для нее дом. Она, как и каждый день, съела горшок вареной рыбы и двадцать килограммов обожженного огнем до черной корки хлеба, а потом, бросив в рот палочку со вкусом мяты и железа, пошла прогуляться по соленому песчаному пляжу. На сон осталось три часа, обычное дело. Когда сны закончились, она проснулась, вернувшись в реальность, где ждала тяжелая работа, а за ней – другая тяжелая работа, и так до самого конца.

 

2

Хороший носильщик знает, чего не следует с собой брать. Лишняя одежда – лишний груз, который рано или поздно придется бросить на тропе. Амулеты и религиозные символы не должны весить больше перышка, иначе они не принесут удачи. Даже специи приходилось брать по минимуму, зато разрешалось собирать сухие палочки, вымачивать их и пережевывать. Избавлялись от них просто – справляя нужду. Вода в дикой природе часто была зараженной, гнилой или попросту отравленной токсинами. Даже после серьезной фильтрации во рту оставался мерзкий привкус. Бессмертные обитали в крепких телах, способных вынести всякое, и какое же приключение обходится без толики страданий? Однако физическая работа требует энергетических затрат, обойти этот величайший закон не удалось еще никому. Энергию можно получить лишь из еды. Путешественникам, как местным жителям, так и туристам, запрещалось охотиться или искать еду на тропе: здешние виды считались редкими, многие из них давным-давно вымерли на тех планетах, откуда их завезли. Поэтому весь запас еды, каждую пайку, приходилось нести с собой. Хорошие носильщики знали, что сперва нужно насытиться самим, а потом уже думать о питании клиентов. Носильщик – сильнейшее существо на тропе, это непреложное правило.

Катабасис никогда не брала с собой ни влажную пищу, ни деликатесы. Клиенты, потворствуя своим капризам, иногда приносили пакеты с сухофруктами, даже припрятывали кусочки настоящего мяса. Если она находила их, то отбирала и съедала сама. Клиентам следовало питаться сухим твердым кормом. Вкус обозначался цветом, у всех находились собственные предпочтения. Но по большому счету корм состоял из высокоочищенных комков жира, которые становились серьезным испытанием даже для привычных ко всему кишок бессмертных.

В первый день на тропе путешественники обычно привыкали к газам и стыдным запахам. Катабасис привычно ожидала шуток на эту тему и даже сама подготовила несколько, но оказалось, что неприличные звуки нисколько не беспокоят Перри и его жену.

Вогфаунд же, напротив, молчать не собирался. Супружеская пара относилась к его подколкам так же, как и к пусканию ветров, – как к процессу естественному и неизбежному, который в мире, полном странностей, не стоит и упоминания.

Сквозь джунгли человеческие существа шли медленно, выверяя каждый шаг. Сокрушающее давление псевдогравитации – испытание само по себе довольно трудное, но все усложнялось дополнительными рывками Великого Корабля: обод обиталища крутился вверх и вперед, увеличивая вес всех, кто в нем находился. Когда колесо достигало верха и начинало двигаться вниз, вес резко уменьшался. Каждые восемь минут эта карусель делала полный оборот. Клиентам приходилось приспосабливаться к изменяющейся среде: они то шли, то падали. Человеческие существа никогда не могли удержаться на ногах, и со временем кости начинали крошиться под собственным весом. Некоторые путешественники и их носильщики, пустившиеся в дорогу в один день с ними, давно ушли вперед. Маленькая группа Катабасис за первый день преодолела лишь два километра и старалась придерживаться того же темпа и дальше. Они оставили позади лес деревьев-колонн, прошли рощу золотистых ив, укоренившихся на углеволоконной поверхности. Затем снова начался лес, такой же, как и раньше, но деревья были родом из другого мира. Спустя десять дней лес неожиданно закончился. Спутники вышли в длинную долину, наполненную деревянными рифами, на которых обитали анемоны, питающиеся насекомыми, и плотоядные цветы, собранные в давно забытых мирах, разбросанных по всей галактике.

Варид намного их обогнал: он шел в группе с тристерманом и самым большим иттитом из всех, что Катабасис довелось видеть. Его следы и ветер, доносивший запахи, свидетельствовали о том, что он не отстает от сильнейших инопланетян. Возможно, этот человек считал, что ему нужно что-то доказать. Может, выкладывался на все сто, а может, Катабасис просто ошиблась в нем. Неважно. У нее был свой клиент, который не ныл от боли, и жена ему под стать.

Десять дней – лишь капля в долгом путешествии. Тем не менее шли они с нормальным темпом, и еды хватало. Лагерь успели разбить до темноты, поэтому оставалось время перекусить сухим кормом, от которого кишки заворачивались узлом, и даже урвать несколько часов для сна.

Супружеская пара ушла в свою маленькую палатку и занялась любовью – с большими предосторожностями, как это водится у слабых видов, попавших в среду с высокой гравитацией. Носильщики слушали их возню, и вогфаунд не смог удержаться от колкостей.

– Прежде чем я потащу эту обезьянку, упакую ее в спальник. Слишком уж она страшная, даже прикасаться противно.

– Та еще зверюшка, – согласилась Катабасис. – Только не думаю, что тебе придется ее нести.

Вызов был принят.

– Спорим?

– Нет.

– Если ты и впрямь предсказала будущее, я выплачу тебе столько же, сколько премиальных получил бы за нее, – сказал вогфаунд.

– Нет, – ответила она.

Вогфаунд поджал ноги, ворочаясь длинным телом и готовясь ко сну.

– Сколько раз мы вместе ходили в поход. Катабасис?

– Даже не знаю.

– Много раз.

– Даже больше, – сказала она.

– А я тебя совсем не знаю.

Посмотрев на его защитную раковину и три глаза, горевших, как драгоценные камни, она сказала:

– Ты настолько же глуп, насколько уродлив.

Смеялся он раскатисто, но недолго. От смеха попрятались анемоны, риф умолк, и лишь пыхтение обезьян в палатке нарушало тишину.

– Я – умный и красивый, это я точно знаю, – радостным наглым голосом сказал вогфаунд.

– Молодец, – ответила Катабасис.

Вскоре после этого все уснули.

* * *

Они догнали Варида на семнадцатый день посреди пересохшей долины, которую обжигал ярко-синий мираж светила. Он провел здесь ночь, но упакованные пайки и палатка все еще лежали на горячих камнях. Варид полулежал в шезлонге. Когда они подошли, он улыбнулся им и что-то тихо сказал своему носильщику. Один-за-Другим одобрительно хрюкнула. Было жарко, словно в печке. Варид истекал потом, но, чтобы доказать, что у него еще остались силы, подмигнул и поднял крепкую руку.

– Я ждал вас, – сказал он.

Группу вел Перри. Семнадцать дней похода и предыдущий опыт научили его, как нужно двигаться, чтобы превозмочь колеблющийся вес. Он никогда не поднимал ногу выше, чем следует, не сгибал крепкую спину. Движения – размеренные ровно настолько, насколько нужно, чтобы преодолеть следующие полметра. Минимум одежды, легкие ботинки и тело, которое могло прожить еще миллион лет. Но бессмертие не превратило животных в машины. Каждый шаг причинял им страдания.

– Спасибо, что подождал нас. Очень мило с твоей стороны, – медленно сказал он.

В голосе Катабасис услышала боль и сарказм.

Варид, как всегда, ничего не понял. Все еще улыбаясь, он повернулся к своему носильщику и делано рассмеялся.

Один-за-Другим топала по земле всеми четырьмя ногами. Представители ее вида не были разговорчивыми, но язык тела свидетельствовал о раздражении.

– Я путешествовал с друзьями, – сказал Варид. – Но вчера споткнулся, упал и расшибся. Так что они продолжили путь без меня.

«Получили шанс сбежать от тебя», – подумала Катабасис.

Перри остановился, глубоко дыша.

– Сильно расшибся?

– Открытый перелом и порванные связки.

Кви Ли догнала мужа и спросила:

– Плохо заживает?

– Никогда не было проблем с заживлением. – Варид сел, вены на лбу вздулись. – Я решил дождаться, пока вы меня догоните. Хотелось поговорить хоть с кем-то.

– Из меня не слишком веселая компания, – сказала Один-за-Другим.

Варид осторожно встал. Шезлонг свернулся в маленький тюк размером с кулак.

Катабасис водила сотни людей, но таких, как он, еще не видела. Может, дело в наркотиках и эликсирах, которые он принял, готовясь к походу? А может, ему помогли споткнуться «друзья» – инопланетяне? Так часто бывает на тропе.

– Можно я пойду с вами? – спросил Варид.

– Конечно, – ответила Кви Ли, медленно обходя мужа.

Один-за-Другим тут же запаковала шезлонг и забросила снаряжение на свою широкую спину. Люди и их носильщики продолжили путь по пустынной долине.

В середине длинной каменной стены когда-то давно пробили взрывом проход. Внутри были руины древнего города, который какой-то вид называл своим домом: тоннели, овальные залы, обломки – когда-то давно они могли быть и драгоценностями, и мусором. Катабасис никогда не нравились эти земли.

Каждый раз она думала о брошенных домах и невежественных чужаках, которые не чувствовали трепета, проходя мимо руин, давным-давно бывших дорогими кому-то.

Группу вела Кви Ли, но Варид пытался обогнать ее.

Традиция велит носильщикам идти сзади, наблюдая за медленным, приносящим лишь боль и в целом довольно бессмысленным состязанием.

Пересохшая тропа в конце свернула обратно к центру колеса. После долгого перехода через алмазобетонный перевал люди и спустились в свежий сток с другим климатом. Светило все время висело прямо над головами, но теперь стало маленьким и бледным. Воздух наполнился дымкой. Растительность сотни оттенков черного обвивала бесчисленные стволы, по которым ползали гигантские голодные насекомые, укутанные пологом светящихся крыльев.

– Как красиво! – сказала Кви Ли.

Перри посмотрел наверх и споткнулся. Кости левой ноги треснули от неожиданного столкновения, он свалился на землю, размозжив щеку и глаз о камень.

Кви Ли вернулась к мужу. Причин для беспокойства не было, но она все равно села рядом.

Ушедший вперед Варид радовался своей удаче.

– Я могла бы сделать так, чтобы тебе стало лучше, – сказала Кви Ли.

– Без вопросов, – согласился Перри.

– Но мы не одни.

Они засмеялись.

Кви Ли кивнула в сторону другого человека.

– Мы с ним встречались? У него знакомое лицо.

Не имея доступа к средствам связи, оба могли полагаться лишь на свою память.

Несмотря на кровь, залившую лицо и искривленную ногу, которая старательно распрямлялась и залечивалась сама, Перри смог сосредоточиться.

– Не помню такого, а память у меня хорошая.

– Может, он изменился, – возразила Кви Ли.

Перри стер запекшуюся кровь со щеки и сказал:

– Может, с ним что-то случилось.

– Может, мне стоит спросить?

Перри мягко засмеялся.

– Ты прав, – сказала она. – Не сейчас. Дорога длинная, а ближе к концу надо будет хоть как-то развлекаться.

* * *

Центральная долина привела их к далеким горам; Восточная река, медленно несущая свинцовые воды, терялась в ущельях. Три дня тропа упрямо вела к воде, и едва путешественники привыкли к ежедневной рутине и климату, как им пришлось переходить реку по массивному мосту из гранитных плит и колонн.

А за ним вставал новый перевал.

За день они прошли полкилометра, но так и не достигли вершины.

Группа разбила лагерь, подкрепилась кормом из запасов. В этот раз на вкус воды никто не жаловался. Ручей, протекавший у их ног, был прохладным и чистым, фекалии мелких рачков придавали воде остроту, словно перец. Рядом возвышалась роща ташалинов – массивные, в стеклянных кружевах стволы деревьев венчали огромные пузыри, наполненные серной кислотой. Время от времени пузыри лопались, выжигая землю вокруг, и поэтому, кроме ташалинов, здесь не росло ничего. По красивому темно- красному с переходом в инфракрасный оттенку крон было ясно, что они еще не созрели.

В этот день Варид сломал несколько мелких костей ноги. Они зажили быстро, но хороший массаж ему бы не повредил.

Супружеская пара сидела напротив него, опираясь спинами друг о друга.

Катабасис отошла в сторону, методично жуя высохшую черную палочку с ярким вкусом.

После долгого молчания Варид прочистил горло. Улыбнулся, глядя на свою ногу, потом поднял руку и посмотрел на остальных.

– Есть ли кто удачливей нас? – оптимистично спросил он.

– Нет таких, – отозвалась Кви Ли.

Перри посмотрел на него:

– Что ты имеешь в виду, говоря об удаче?

– Полет на Великом Корабле, – сказал Варид. – С этой честью ничто не сравнится.

Кто бы с этим не согласился?

– Истинное блаженство.

– Откуда ты? – спросил Перри.

– С Меллис-4.

– Это колония в Приграничном районе? – уточнила Кви Ли.

Казалось, Варид расслышал вопрос и даже собирался ответить, но неожиданно лицо его потеряло всякое выражение. Все ждали, что он скажет. Наконец он посмотрел на Перри и после долгой паузы спросил:

– А ты откуда попал на Корабль?

– Ниоткуда. Я здесь родился.

– Сын капитана или что-то вроде того?

– Вроде того, – сказал Перри.

Варид медленно кивнул, будто бы просчитывал несметное число вариантов, но больше ни о чем не спросил: его внимание переключилось на Кви Ли.

– Я родилась на Земле, – сообщила она, не дожидаясь вопроса.

– Попасть бы мне на Землю, – сказал Варид. – Когда путешествие закончится, хочу прогуляться по древней планете.

Великий Корабль планировал вернуться домой не раньше, чем через двести тысяч лет, если, конечно, за время долгого путешествия не случится никакой катастрофы.

Супруги переглянулись.

Радостный Варид осмотрел свою раненую ногу, улыбнулся, задышал быстрее и заозирался по сторонам, ища еще кого-нибудь.

– Катабасис, – сказал он.

Оперение его носильщика опало, выражая безразличие.

– Есть такое человеческое слово, которое звучит точно как твое имя, Катабасис.

Люди уставились на нее. Даже другие носильщики взглянули с любопытством.

Такое уже случалось: человеческие существа опознавали слово. Но то, что этот странный мутный человек поднял эту тему без всякого предупреждения… удивительно!

Катабасис задержала дыхание; сердца, расположенные в ее бедрах, нагнали крови к лицу, оно стало темно-фиолетовым.

– Что означает слово «катабасис»? – спросила Кви Ли.

– Оно очень древнее… греческое, – ответил Варид. – Хотел бы я знать его значение. Может и знал когда-то, но опять-таки…

Его голос сошел на нет, но лицо оживилось, темные глаза сияли, маленький рот напрягся.

Перри посмотрел на свою носильщицу.

– Это совпадение?

– Нет, – призналась она.

Кви Ли настолько заинтересовалась, что подсела поближе.

– Ты взяла другое имя, когда переселилась сюда?

– Это традиция, – пояснила Катабасис. – Когда переезжаешь в другой мир, берешь себе имя из языка правящей расы.

Лицо Варида снова изменилось, стало расплывчатым, потеряло всякое выражение. Но он поднял руку, которой прежде массировал раненую ногу, посмотрел на носильщицу внимательно и спросил:

– Как ты поселилась на Великом Корабле?

Остальные носильщики уставились на нее, внимательно прислушиваясь.

Катабасис сама себя удивила. Спокойным приятным голосом она сказала:

– Я пришла сюда. Я шла, и шла, и шла…

 

3

Раньше она не была бессмертной, и звали ее по-другому. Каждую ночь, отправлялась спать, она вспоминала, что великая семья ее любит, и, несмотря на свой юный возраст, понимала, какое важное место занимает. Она жила внутри мощной крепости, спала в клиновидной расписной ячейке. У девочки была целая коллекция вкусных палочек для жевания, и каждое утро один из домашних воинов облизывал ей голые пятки, будя ее горячим жестким языком.

– Девочку ждут, – говорил воин. – Пятеро ожидают подающую надежды в учебной комнате с книгами.

Пятеро были свирепыми, богатыми и очень уважаемыми супругами. В их мире, который человеческие существа и представить себе не могли, не существовало царских особ или избранных народом лидеров. Три женщины и два мужа-брата оказали великие милости и услуги множеству поколений. Девочка не входила в число родных или усыновленных детей Пятерых. Но она была подающей надежды, то есть обладала каким-то талантом или особенной силой, и стоила тех денег, которые уплатили ее давно забытым родителям.

«Пятеро ожидают» – просто ритуальная фраза. Время дорого, чтобы растрачивать его на даже самых многообещающих подрастающих горожан. Но иногда по утрам один из Пятерых, обычно младший брат-муж, проходил перед строем подающих надежды, раздавая им задания и говоря возвышенные слова о будущем, а потом отправлялся на более важные церемонии.

По утрам детей делили на маленькие группы по уровню навыков, группу возглавлял учитель, которому больше всего нравился тот или иной предмет. Иногда подающие надежды собирались на арене, где им позволялось играть в сложные, но веселые обучающие игры, и занимались там весь день, до приема пищи и ночного отдыха. Больше всего девочке нравились те дни, когда им разрешали читать в одиночестве, размышляя над словами. Правда, на следующее утро после таких размышлений приходили воины и устраивали сложную тренировку: считалось, что так изгоняется лень из юных избалованных душ.

У девочки были способности к математике, особенно к громоздким формулам с запутанными связями и сложными абстракциями. В самые же лучшие дни ее учитель собирал группу из одиннадцати математиков, куда входили ее ближайшие друзья. В сопровождении воина они выходили из крепости в великий, прекрасный и почти что идеальный мир, для того чтобы испытать свои знания на деле.

Все, что имело смысл познавать, основывалось на математических формулах.

Небольшой ее мир, пятнадцать дней ходьбы вдоль и один – поперек, формой напоминал страсточервя, издыхающего на горячих камнях. Мир стоял на вершине древней горной гряды. Оставленные на волю случая вершины размывались редкими дождями, а в долинах начинали прорастать камни. Но народ возводил целые леса из широких башен, возвышающихся над разрушенными участками земной коры. У каждого живого существа было свое предназначение. Садовники и лозы свешивались из окон, джуджу и клонберы пели в клетках, умоляя, чтобы хозяева их покормили. Внутреннее устройство многоэтажных зданий в основном состояло из клиновидных ячеек и широких коридоров, на каждом этаже жили свои учителя и держатели, пряхи и сплетники. Больше всех уважали шахтеров, которые каждый вечер спускались на жаркие равнины к своим электрическим машинам, добывали камень и выплавляли металлы из лучших руд. Другие горожане обслуживали мощные ветряки, которые обеспечивали электроэнергией, и росоловки, снабжавшие водой поля и всех жителей мира. Их труд был преисполнен совершенства и величия.

Башни приходилось всё время достраивать, и строителям требовались расчеты.

Эту девочку, юную и счастливую подающую надежды, готовили к тому дню, когда она начнет самостоятельно проектировать стены и рассчитывать укрепления для старых подпорок. Если она и не ждала этого дня с радостью, то по крайней мере безропотно выполняла свои обязанности. Когда учитель, поглядев на труды ученицы, с легкостью говорил, что она обладает многообещающим талантом, день удавался.

Что внешние обстоятельства изменят ее будущее, она и представить не могла.

Да и кто бы смог в таком возрасте?

Лучшим утром было любое из тех, когда юные математики отправлялись в поездку на пузырях, приводимых в движение электрическими кабелями, а потом забирались на самые высокие крыши, туда, где воздух холодный и прозрачный. Крыша была ее любимым местом. Именно там она испытывала глубочайшее наслаждение. Девочка всегда улучала минутку, чтобы взглянуть на свой мир. За окружающими мир равнинами, уродливыми и грубыми, расстилался горизонт, часто скрытый пылью или облаками. Она брала с собой видавший виды телескоп, спасенный из школьного мусорного бака, и, если ей везло и уроки проходили вечером, могла полюбоваться на звезды и соседние миры, а иногда – и на луны, украшавшие небо своими круглыми доверчивыми лицами.

Каждую группу сопровождал хотя бы один хорошо обученный и вооруженный воин. Подающие надежды ценились, и враги могли покуситься на них. Считалось, что народы, жившие в других мирах за горизонтом, могут похитить способных детей. Такого никогда не случалось и вряд ли случилось бы, но мысль о том, что эта возможность существует, вызывала гордость: кому же не хочется быть особенным и ценным?

Наступил вечер, но однодневное путешествие все никак не заканчивалось. Учитель рассказывал о системе креплений башен и признаках усталости ветряных лопастей. Он не собирался уходить, пока не передаст столь важные знания и опыт.

Надеясь, что никто не заметит, девочка отошла от группы.

Ее увидел воин, пошел за ней и обнаружил, что она жует свежую палочку со вкусом самочьей слюны, разглядывая что-то в телескоп. Ближайшая луна сияла прямо над ней, серая и безвоздушная, вздымающиеся там вулканы порой выбрасывали столбы сажи, кольцами расплывавшиеся по орбите. Девочка рассматривала края диска и заплатки звезд вокруг. Воздух был на удивление чистым, поэтому она медленно поворачивалась вокруг себя, стараясь впитать всю эту драгоценную красоту.

Воин был молод и смел. Он незаметно подполз к девочке, желая напугать ее, занес руку с оружием, чтобы ударить по красивой шее.

– У тебя слишком беспокойные ноги, – сказала она, даже не взглянув. – Я услышала твои шаги, как только ты отошел от моих одноклассников.

Он опустил руку и смущенно засмеялся.

Девочка жевала и смотрела в сторону завтрашнего восхода. Ночь вступила в свои права, и земля опустела.

– Жаль, что у меня нет настоящего телескопа, – сказала она. – Вроде тех, гигантских, которые стоят наверху крепости.

– Впечатляющие машины, – согласился он.

– Ты когда-нибудь их видел? – с сомнением спросила она.

– Конечно, во время обучения. Это же дальноглядные приборы гильдии воинов.

– Ты хоть раз ими пользовался?

Он улыбнулся:

– Только самым большим телескопом. Взглянул разок, чтобы понять, что видно.

Она шевельнула рукой, улыбнувшись в ответ.

– И что ты увидел?

– Ближайшие миры. – Он указал оружием на горную гряду на западном горизонте. – Небо было чистым, чище, чем сегодня. Я всё разглядел в деталях.

– Меня не интересуют эти миры, – сказала она. – А на небо ты смотрел?

– Нет.

Она удивленно глянула на него.

– На небе нет врагов, – ответил он.

На вершине каждой горной гряды располагался отдельный мир. Долины и обжигающие океаны, раскинувшиеся между ними, убили ли бы любого, кто осмелился спуститься туда.

Юный воин молчал, не в силах понять собственных сложных и постоянно меняющихся чувств к этой девочке.

Она повернулась в сторону закатившегося солнца. Небеса все еще пламенели алым.

– Я видела свет в небесах.

– Это летуны, – ответил он.

– Я знаю, что это такое.

– Тогда почему не назвала их как полагается?

– Жаль, что у нас нет летунов, – сказала она.

– Мы можем их построить, когда понадобится.

– Наверное.

– Мы такие же умные, как и другие народы, – авторитетно заявил он.

Девочка отыскала взглядом темную возвышенность: это рос молодой вулкан, стремясь во влажную высь небес.

– Наш мир такой маленький, – сказала она.

– Наш мир велик!

– Ерунда, мы маленький и бедный народ. Мы почти всё, что могли, вычерпали из гор.

Воин сделал вид, что эта тема его не волнует.

Она опустила телескоп, пытаясь понять его мысли по выражению лица и движениям ног.

– Ты не слишком-то много знаешь, – заметила она.

– Достаточно.

Она промолчала.

– Наши ветряки ловят ветер, – сказал он. – А еще у нас есть другие машины, которые преобразуют ветер в слова.

– Радио. Нам учителя говорили.

Он гордо выпрямился.

– Я слушал радио. А ты?

– И что ты услышал?

– А ты его слушала?

– Нет.

– Я слышал голоса.

– Ты понял, что они говорили?

– Нет.

Она жестом показала, что не слишком впечатлена.

– У меня есть друг, – настойчиво сказал он. – Его работа – переводить чужие языки, чтобы понять, о чем говорят наши враги.

– Они говорят о чем-то интересном?

– Возможно.

– Что значит «возможно»?

Воину вдруг захотелось, чтобы этот разговор растворился в вечернем воздухе. Но он был юн и готов рискнуть ради того, чтобы поразить воображение странной девочки. Вопреки своему инстинкту он сказал:

– У нас есть тайна. Только Пятеро, их дети и еще несколько избранных знают ее.

– И ты тоже?

Воин улыбнулся.

– Расскажи! – попросила она.

Он показал на последние багровые отблески на небе.

– Чужие. Прямо сейчас в том мире ходят чужие.

Каждый отдельный мир стоял на своей горе, изолированный пересохшими пустошами. Каждый развитый мир был населен своим народом. Десять тысяч видов, разбросанных по лицу Бытия – так звалась их вечно- живущая планета. Словом «чужие» называли самые странные отдаленные народы.

– Ты о чем? – спросила она.

– Извини, – ответил он. – «Чужие» – слишком слабое слово. Не выражает то, что я имею в виду.

– А что ты имеешь в виду?

– Я знаю другое слово. – Воин посмотрел на восходящую луну и холодные звезды, и его нервный рот произнес нечто непривычное.

– И что это значит? – спросила она. – Что такое «люди»?

 

4

Клиенты просто обязаны были расхваливать открывающийся пейзаж. Потратив столько средств и вынеся столько страданий, они непременно взбирались на какой-нибудь холм и начинали петь дифирамбы замечательной палитре красок и опьяняющему воздуху, превозносить волшебные свойства обычного ветерка. Фауна и ландшафты все время менялись.

– Даже прогулка по двадцати мирам не сравнится с этим путешествием, – восторгались клиенты.

Интересно, кто из них за всю свою долгую богатую жизнь прогулялся хотя бы по одному миру? Этот вопрос никогда не задавался: невозмутимые носильщики молча шли следом, рассчитывая на щедрые чаевые.

Внимательные клиенты встречались редко. Перри был из таких; разве что по утрам, уставая, он становился рассеянным. Кви Ли не слишком интересовалась видами: она внимательно переставляла ноги, раздумывая над каждым шагом и препятствием, и лишь потом, убедившись, что не упадет, осматривалась. Именно она находила следы животных, камни необычной формы и мусор, оставленный предыдущими группами. Она приставала к носильщикам с серьезными вопросами и напрягала над ответами свой маленький пещерный умишко.

Варид разительно отличался от них обоих. Как слепой, он не обращал внимания ни на природу, ни на детали путешествия, просто упрямо шел вперед. Единственное, что его занимало, казалось живым и реальным, – одолевавшие его недуги. Катабасис часто замечала несчастное выражение на его лице. Иногда он ломал ногу или ребро, все чаще его донимала хроническая усталость. Но, даже отдохнув и исцелившись, Варид не обращал внимания на окружающую красоту. По утрам, когда путники готовились к дневному переходу, он безучастно, без слов и мыслей, возлежал на своем шезлонге, бесцельно глядя вдаль.

– Престранная обезьянка, – заметил как-то вогфаунд. – Ты когда-нибудь встречала таких?

– Нет, никогда, – уверенно ответила Катабасис.

– Видела, как он спит?

Вспомнив странный неприятный интерес Варида к ней во время знакомства, она сказала:

– Я о таких вообще ничего не знаю.

– А я – довольно много. Загляни как-нибудь в его палатку. Ночью или под утро, не важно. Этот зверек лежит на спине и держит перед лицом фонарь.

– Какой еще фонарь?

– Походный включенный. Еще, бывает, оборачивает лицо читальной сетью. А один раз я видел, как он крутил в пальцах светляка.

– А ты не спросил зачем?

– Потребовал объяснений. Он не ответил.

– А то, что ты за ним подглядываешь, его не удивило?

– Сомневаюсь, что эта тварь вообще способна удивляться.

Катабасис запомнила ответ, хотя и не поверила до конца. Вогфаунд считал, что нашел объяснение столь странному поведению клиента.

– Тело у него человеческое, а вот разум – чужой. Может, в его голове гнездятся простившиеся.

– Вряд ли простившиеся, не думаю, – ответила Катабасис.

На ее взгляд, Варид был хоть и ненормальным, но всё же человеком. Ей хотелось, чтобы он был человеком, но размышлять о его странностях желания не возникало.

– Последи за ним во время сна, – посоветовал коллега.

– Можешь сделать это за нас двоих, – сказала она. – С моего благословения.

Спустя несколько дней на долину, по которой они шли, обрушились проливные дожди. Жирные капли воды и кусочки льда били по непокрытым головам, люди оскальзывались на раскисшей, еще не успевшей окончательно уйти под воду земле.

Весь остаток дня Варид провел у себя в палатке.

Катабасис видела его лишь раз. Он проделал дырку в ткани палатки, и вода, протекая внутрь, била по лицу с пустыми глазами. Рот двигался, словно человек говорил, но он не издавал звуков, не обращался ни к ней, ни к самому себе. Губы шевелились еще какое-то время, потом затихли. Варид повернулся в сторону Катабасис, вздохнул и сказал:

– Я люблю дождь. Думаю, всегда любил.

За ночь буря прошла, воздух стал прохладнее и суше.

С утра Перри возглавил группу и шел впереди до тех пор, пока не споткнулся, разбив колено и сломав тазовую кость. Кви Ли догнала его.

– Я бы осталась с тобой, чтобы тебе не было одиноко, милый, но… Милый мой, я уже чувствую запах гор.

– Иди дальше, – мягко ответил он.

– Уже иду.

Кви Ли склонила голову, сосредоточившись на ближайшей паре метров неверной гальки и жирной грязи.

Катабасис отстегнула ремни и репшнуры, положила рюкзак на камни. Присела рядом с раненым.

– Позволь понести тебя на следующем обороте колеса.

– Чтобы ты заработала премию?

Оба засмеялись.

Гигантское колесо устремилось вверх, усиливая тяготение, когда Варид подходил к ним. Ему приходилось останавливаться после каждого шага, чтобы дать отдых налитым свинцом ногам. Он шел, опустив голову – больше от усталости, нежели от того, что глядел под ноги. Земля пыталась стряхнуть его с себя, но неуклюжим Варид не был. Если даже он поскальзывался или запинался, то в самый последний момент ноги ловко спасали его от падения.

Когда колесо двинулось вниз, Варид уже ушел вперед. Воодушевленный уменьшением веса, он совсем осмелел. Выпрямил спину, шаги его стали шире. Пытаясь преодолеть лежавшую перед ним кочку, он выбросил вперед левую ногу, но неудачно опустил ее на землю. Колено вывернулось под неестественным углом, раздались знакомые нетерпеливые обезьяньи стоны.

Катабасис и ее клиент не сдвинулись с места. Стоны постепенно утихли. Повернувшись к Катабасис, Перри сказал:

– Я наконец-то вспомнил.

– Что?

– Погоди.

Яростно пыхтя, мимо них протопала Один-за-Другим. Перри подождал, пока она отойдет, и, массируя ногу, сказал:

– Наш мозг так хорошо функционирует. Живая биокерамика, вплетенная в первоначальные нейроструктуры, сохраняет любую мысль, событие или слово. В теории мы должны помнить всё, что случится в течение десяти миллионов лет. Разве не это обещают при очередном обновлении?

Процесс исцеления ускорился, нога пылала, излучая красивое инфракрасное сияние.

– Ты обновлялся? – спросила Катабасис.

– Нет, я таким и родился, – признался Перри. – Но обычно люди обновляются. Опыт подсказывает мне, что ты родилась на другой планете и, возможно. раз или два слышала рекламу…

– Мы говорим о Вариде? – спросила она.

– О нем.

Они посидели немного молча.

– Я наконец-то вспомнил, кто он такой, – сказал Перри. – Правда, выглядел он иначе, и волосы были темными. Встретил я его на роскошной вечеринке. Ты. конечно, спросишь, что такой неотесанный чурбан, как я, делал на роскошной вечеринке. Отвечу: моя жена вращалась на самых высоких орбитах, а Варид принадлежал к высочайшим из недосягаемых.

– Неужели он был капитаном? – усомнилась Катабасис.

– Нет, конечно. Есть и более возвышенные души, чем эти типы в унылой форме, – засмеялся Перри. – Знаешь, обычная семья: мать, отец, взрослые дети, их любовники, любовницы и живые игрушки. Одна из таких семей владела множеством корпораций, наиболее важными изобретениями и даже целой меллисолярной системой. У них был самый быстроходный звездолет из созданных людьми. Варид, отпрыск этой семьи, и вошел в число первых пассажиров Великого Корабля. Они приобрели огромные отсеки в самых дорогих его районах и редко покидали свой рай: на это не было особых причин.

Перри подмигнул и, улыбнувшись, взглянул на Катабасис.

– Возможно, среди твоего народа нет самодовольных, ограниченных, самовлюбленных и пренебрегающих остальными. Но из твоего народа я знаком лишь с тобой, поэтому точно не скажу. А члены той богатой человеческой семьи обладали всеми этими качествами, и Варид – настоящий Варид – был слеплен из того же теста. Я все пытаюсь расшевелить свою память: возможно, мы пересекались и при других обстоятельствах, но вспоминается лишь одна вечеринка, где мы встретились. Мы сидели с выпивкой и говорили о его богатстве и счастливой жизни, а затем я нашел какой-то предлог и ушел. С тех пор не встречался с ним, пока мы не столкнулись у начала тропы. Минули уже тысячи лет; я не считал нужным разыскивать его и поставил бы состояние на то, что и Варид не горел желанием со мной встретиться. Жизнь на Великом Корабле имеет свои преимущества: здесь можно довольно долго избегать встречи с теми, кто тебе не нравится. Кроме себя самого, конечно.

– Значит, ты уверен, что встречался именно с ним, – с сомнением сказала Катабасис.

– Нет, – сверкнул зубами Перри. – Или да.

Она не торопила.

– Семьсот лет назад я попал еще на одну снобскую вечеринку, организованную уважаемым благотворительным фондом. Кви Ли пообещала пожертвовать денег и потратить немного времени. Ее подруги настояли на том, чтобы она привела с собой и мужа-бродягу. Богатым дамам нравятся чужие мужья-бродяги, потому что они не доставляют им проблем. Праздник, как обычно, продолжался десять дней, пришлось пережить десять тысяч скучных разговоров. Я выпил больше, чем следовало, рассказал несколько историй о своих скитаниях, вроде бы никого не оскорбил, а в целом – довольно неплохо провел время с такими же самодовольными людьми, как и я.

На десятый день я случайно столкнулся с группой людей, которых раньше не видел. Наверное, они были слишком важными персонами, оттого и пришли в самом конце праздника. Друг друга они знали хорошо, поэтому речь зашла о том, в каких условиях кто живет. По тому, с каким восторгом они рассказывали о своих огромных домах, которые не успеваешь до конца обойти, я понял, что все они появились здесь не так давно. А потом, словно следуя какой-то традиции или странному правилу, они заговорили о пожаре.

«Какой еще пожар?» – спросил я без задней мысли.

Одна дама посмотрела на меня и очень спокойно сказала: «Шепчущий пожар», – а потом отвернулась к своим друзьям.

Он замолчал, взглянув на Катабасис. Та ничего не ответила.

– Шепчущий пожар произошел ровно за тысячу сто лет до того дня. – Массируя колено, Перри смотрел ей прямо в глаза. – Это случилось тысячу восемьсот лет назад. Может быть, тогда ты еще не взошла на борт, поэтому и не помнишь. Пожар, обширный и очень опасный, для многих стал ядерным кошмаром. Конечно, наши мозги очень крепкие, очень-очень, но при ядерных температурах сгорает даже барионный материал. И гиперволокно со временем превращается в плазму. Пожар потушили за сутки, но совершённые ошибки и общее замешательство привели к серьезным катастрофам. Некоторые важные анклавы погибли целиком еще до того, как жителей успели эвакуировать.

Катабасис молча кивнула.

– Понимаешь, почему меня это так удивило? Прошло более тысячи лет, а эти дрожащие богачи всё еще переживали случившееся, как будто пожар был вчера. Это показалось мне смешным. Я сидел рядом и просто слушал, как они рассказывали свои древние истории, изредка перемежая новостями.

Он остановился.

– А Варид?

– Они упомянули только его фамилию. И тогда-то я начал смутно припоминать, где ее слышал. Кто-то сказал, что погибла вся семья: родители, дети, их супруги и слуги, даже внуки, рожденные на Великом Корабле. Все, кто жил в их анклаве. Весь анклав сгинул в огне. Выжил лишь один… правда, выжил не совсем в обычном смысле.

Катабасис не хотелось больше слушать о Вариде. Рюкзак ждал, пока она вскинет его на спину, но она сомневалась, не сочтет ли ее клиент малодушной и грубой, если она сейчас просунет руки в лямки и пойдет вверх по холму.

Она справилась с искушением.

Голос Перри стал тихим и печальным:

– Спустя тысячу лет команда спасателей и инженеров наконец-то добралась до руин, находившихся в глубине погибшего анклава. И там, среди расплавленного стекла и ядов, они обнаружили выживший кусок мозга. Рассказ об этом меня заворожил. Разве не удивительно? Я хотел понять, как могла сохраниться эта крупица, если большая часть мозга давно испарилась. Какие хаотичные процессы жидкостной механики позволили случиться такому чуду? Я задавал вопросы, но на них никто не ответил. Наконец кто-то назвал имя бедняги, и одна женщина, знавшая подробности, начала рассказывать о том, что долгий процесс выздоровления только начался. На самом деле им было все равно. «Мальчик мертв, и в буквальном смысле слова, и с юридической точки зрения. – сказала эта образованная женщина, говоря о существе возрастом в тысячи лет. – От него остался лишь налет, мусор. Зачем воссоздавать тело из этих ничтожных останков?»

На вершине холма Один-за-Другим топала ногами, пытаясь ободрить клиента.

– «Кроме того, – продолжила женщина, – мальчику принадлежала лишь ничтожная часть имения. Он был потомком самого нелюбимого сына. На его родной планете все наследство давным-давно перешло к двоюродным и троюродным братьям, так что он станет нищим прежде, чем выйдет из больницы».

Катабасис уныло взглянула на тропу.

Перри перекатился на колени и уперся обеими руками в землю. Оттолкнулся, осторожно встал на сросшуюся ногу, проверяя, ушла ли боль вместе с температурой.

– Ты уверен, что это тот же человек? – спросила Катабасис.

– Я ни в чем не уверен. У меня нет доступа к связи, поэтому проверить невозможно. – Он поднял ногу, опустил, еле удерживая равновесие. – Конечно, можно спросить его самого. Интуиция подсказывает, что он бы рассказал, если бы мог. Но что-то здесь не так… даже если это другой Варид, а не тот… Хотя, думаю, по сути я все-таки прав.

– Он – всего лишь оболочка.

* * *

Многие владельцы пытались превратить горы в живописный пейзаж. Вкладывали деньги в этот обширный слоистый бутерброд из гранита и алмазобетона, укрепленный гиперволокном. Создавали гряды опасных возвышенностей, обделенных кислородом и увенчанных острыми пиками.

Спустя несколько сот дней тяжелого пути путешественники наконец-то подошли к подножию гор, в которых брала исток Восточная река. Лагерь разбили в лесу случайников – огромных деревьев, похожих на серые тарелки с обвисшими краями, наполовину вкопанные в рыжую землю. Люди отдыхали, набираясь сил перед восхождением на самую высокую гряду. На следующий день они не спеша пошли вверх и поднялись на сотню метров выше, чем планировали. В конце дня их обогнали двое путников, которых несли носильщики. Один из последних, птица-поэт, звучным певческим голосом прочирикал:

– Проглотите гордыню, братья и сестры. Сожаление слаще, чем боль переломов.

В их группе никто пока не взобрался на спину носильщика, но на следующий день шли еще медленнее. Поход совсем застопорился, когда Кви Ли кувыркнулась вниз, разбив лицо и спину, и отвергла все попытки вогфаунда поднять ее и понести. Когда Перри предложил ей опереться на него, она лишь засмеялась:

– Ты что, меня не знаешь?

Назавтра день прошел спокойно и очень продуктивно. Никто не упал, не сломал даже маленькую кость. Любимая стоянка Катабасис оказалась пустой: поляна, окруженная радужной растительностью, каждый раз разная, но, как обычно, приветливая. Носильщица опустила рюкзак и помогла клиенту поставить палатку. Следом подошел вогфаунд. Поджидая, когда на тропе появится Один-за-Другим, он, как всегда, жаловался на свои проблемы и неудачи.

Кви Ли легла на спину прямо посреди поляны, вытянула ноги. Она плакала и смеялась. Неестественно яркое солнце вспыхивало искрами на уставшем, мокром от слез лице. Растения из сотни различных миров переливались всеми оттенками видимого спектра в яростном белом сиянии светила.

Покончив с делами, Катабасис присела отдохнуть, развалилась прямо на мокрой земле. Штаны и перья наливались тяжелой сыростью.

Ее коллеги протопали мимо.

– Если бы мы заключили пари, – сказала Один-за-Другим, – то завтра ты бы выиграла.

– Или проиграла, – отозвалась Катабасис.

Сверкающие, как каменья, глаза изучали женщину, лежавшую на земле.

– Как ты и сказала, она – зверюшка.

– Это я – зверюшка? – спросила Кви Ли.

– Ты, – ответила Катабасис. – И ты заберешься на эти горы.

– Я самая лучшая зверюшка, да. – Женщина слегка улыбнулась.

Перри сидел у палатки, разворачивая аэрогелевый спальник.

Варид выполз из своего укрытия. Лишь с третьей попытки он смог встать на ноги и медленно пересек поляну, чтобы взглянуть на Кви Ли. Эта странная привычка появилась недавно, но супруги не восприняли ее как оскорбление: навязчивое внимание Варида их отчего-то совсем не удивляло. Катабасис размышляла, в какую сторону потечет вечерний разговор. Она расположилась вдали от других носильщиков, наблюдая за истощенным человеком и прекрасной зверюшкой, плакавшей от удовольствия, и не заметила, как большой камень позади нее сдвинулся с места. Секундой позже несколько миллионов тонн черного гранита сползло на поляну, круша и хороня под собой все в десяти шагах от места, где сидела Катабасис.

Двое носильщиков погибли мгновенно.

Трое выживших звали их, искали, даже когда ночь опустилась на поляну, но никто не ответил. И только беззаботные биннерлинги скакали по мертвому камню.

Варид не принял участия в поисках. Пошел туда, где прежде лежала Кви Ли, и сел на ее место, то открывая глаза, то закрывая. Из тьмы прозвучали его жестокие, но правдивые слова:

– Кто-нибудь другой откопает их, – и потом, со знанием дела: – Удивительно, как мало нужно удачи, чтобы пережить такое.

 

5

Ее группа подающих надежды готовилась к выпуску. Детство закончилось, клинообразная ячейка перестала казаться просторной и уютной. Воин все так же приходил по утрам и облизывал ее пятки, торчавшие в коридоре. Все тот же воин, который пару лет назад рассказал ей о человеческих существах. Тайна казалась удивительной, огромной, больше, чем может вместить разум. Существа с далекой звезды прилетели на их планету, на Бытие, и по крайней мере один из гостей ступал по земле соседнего мира. Такие знания не могли долго храниться в секрете. Поползли слухи, и постепенно учителя, подающие надежды и даже старые слуги в уборной стали тайно обсуждать странных созданий, упавших с небес. Некоторые говорили, что Пятеро переговариваются с ними по ветровому радио. Пришельцев было мало, они не могли остаться надолго, так как гравитация сокрушала их слабые тельца, но все истории сходились в одном: гости из безымянных миров обещали мир и культурный обмен, а также произносили долгие речи о славной волшебной природе своего далекого мира.

Вскоре те, кто жил в крепости и во всем мире, осознали: происходит нечто великое. Больше никто ничего не понял.

Обычно девушка пробуждалась от влажного прикосновения языка воина. Но в то утро она проснулась от того, что шесть крепких пальцев тащили ее из ячейки за ногу. Ее лучший друг-математик возбужденным сердитым голосом – слов почти не разобрать – бормотал, что нужно торопиться на арену. «Быстрей, – ворчал он. – Пятеро хотят нас видеть, а мы опаздываем».

Девушка оделась на ходу. Крупная, сильная от природы, она бросилась бежать по коридорам, уверенная, что ее накажут за опоздание, и, к своему удивлению, обнаружила, что оказалась в числе первых из приглашенных.

Все Пятеро вместе появлялись только в праздничные дни. Случай был особый, и пятерка – новая. Старшая жена совсем недавно умерла, ее заменил молодой умный муж, оказавший народу тысячу важных услуг. Новый муж, как и положено, молча сидел сбоку. От имени Пятерых выступала старшая жена, предложившая народу встать теснее. Когда под куполом больше не осталось свободного места, она приказала всем замолчать и слушать предельно внимательно.

– В нашем мире появилось новое слово. Человек, – как-то неестественно рыкнула она.

В воздухе витало возбуждение, но никто не проронил ни слова.

– Именно из-за этого мы созвали весь народ, – продолжила она. – Звездные существа преодолели огромное пространство и прибыли на нашу планету. Они спустились в другой мир и к нам приходить не собирались. Пришла пора признаться себе: мы бедны. Именно поэтому они не обращали внимания на наш народ. У нас нет ни ресурсов, ни выдающихся знаний. В сравнении с народом, живущим на молодых горах, нас мало. Они не пришли к нам и никогда не придут, и только глупцы могут продолжать вести бессмысленные беспредметные переговоры.

Откровенность будоражила хуже, чем шершавый язык воина. Девушка уже была взрослой и знала, что нужно молчать, несмотря ни на что. Стараясь не шевелиться, она, окруженная толпой, начала осторожно оглядываться вокруг, пока не заметила группу воинов. Они, твердые, как металл, были слеплены из другого теста, чем подающие надежды. Ее воин стоял смирно, даже не дрогнул, когда речь продолжилась.

– Нас мало, и мы бедны, – повторила жена. – И, что еще хуже, перспективы наши довольно безрадостны. Наш старый мир разрушается. Возможно, новый мир неожиданно поднимется ввысь неподалеку от нас, и тогда мы сможем переселиться туда и начать всё заново. Но горы – неверные боги, поэтому моя семья и мой народ годами готовились к исходу. Там, за горизонтом, где встает солнце, находится гряда молодых гор, слишком далеких, чтобы в них поселиться, но и слишком слабых, чтобы противостоять нашему нашествию. Таков был план нашего спасения на ближайшую тысячу лет, такой была наша цель.

Но теперь у нас появилась другая цель – человеческие существа. Могущественные создания, обладающие орудиями, испугавшими даже сильнейших из наших соседей. Они движутся от звезды к звезде с легкостью, поражающей наш слабый разум. Человеческие существа – доблестные герои.

Ценя милости и добрые дела, их посланец обратился ко всем народам Бытия с предложением. Они возьмут нас в полет на своем звездолете, который больше всей нашей планеты, если мы сможем предложить им нечто ценное. В обмен на второй ценный дар они подарят нам бессмертие. Великий Корабль отвезет нас на новую планету, прекрасный пустой мир, возвышающийся над пустошью, не такой уродливый и жаркий, как наш.

Мы, Пятеро, решили отправиться в путь. Сегодня мы предлагаем каждому из вас возможность шагнуть за край пустоты. Мы поступим так же, как когда-то наши предки, что пришли в эти горы, понемногу продвигаясь каждую ночь, пешком и на повозках.

Когда мы встретимся с ними, нашими благодетелями, мы предложим им дар, великий и чудесный дар, достойный полета на их корабле.

Оратор взяла паузу. Из коридора, примыкавшего к арене, выехала электрическая тележка, на которой возвышался закрытый металлический короб, надежно защищенный стальными креплениями.

– Дар находится внутри, – сказала жена. – Мои предки выкопали это сокровище из жерла вулкана, создавшего лежащую под нами землю. С тех пор оно принадлежало нашей семье. Величайшее, прекраснейшее сокровище, за которое человеческие создания окажут нам миллион услуг.

 

6

Причин для скорби не было. Даже вес двадцати гор не мог уничтожить современный мозг. Два носильщика пропали лишь на время, утратили тела, но тем не менее находились в безопасности, погруженные в частичную кому. При желании они все еще могли гневаться на фатальное невезение и потерю заработка, но в то же время пребывали в уверенности, что со временем их коллеги или хозяева обиталища придут сюда с лопатой, чтобы их откопать. Оползень не стал для них могилой.

А для Катабасис ее коллеги и друзьями-то настоящими не были. Какой смысл скорбеть?

Человеческие существа воспринимали горе по-другому: как некую тяжесть, живущую внутри, мощную, ядовитую и калечащую душу. К счастью, Катабасис не была человеком. Она сидела на мокрой земле, над ее лицом и плечами нависало яркое облако скорби. Спутники не могли увидеть голубой свет, льющийся на ее тело и разум. Осознать, что тоска эта придает ей сил и помогает сосредоточиться, они тоже не могли. Этим и отличался ее вид от других. Ужасные иссушающие потери, конечно же, случались и среди ее народа, но пережившие трагедию инстинктивно становились лишь сильнее и смелее, с большим усилием стремились к цели, которая делалась еще дороже.

– Может, стоит вернуться к Восточному городу? – спросила Кви Ли.

Перри ответил:

– Назад идти дольше.

– Я назад не пойду, – отрезал Варид.

– Еды теперь точно хватит, – сказал Перри. – Запасов у нас на шестерых, включая двух гигантов.

Его жена ответила:

– И лишь одна спина, чтобы нести всё это богатство.

– Я пойду дальше. – Варид поднес к фонарю жесткий золотистый лист и смотрел, как тот начал дымиться и в конце концов загорелся.

– Если пойдем дальше, сможем нанять новых носильщиков, – сказал Перри.

– Сильных носильщиков, несущих мертвых клиентов, – кивнула Кви Ли. – Выплатим им премию за дополнительную работу.

– Хватит одного взбешенного вогфаунда.

Катабасис сразу раскусила их мудрую стратегию. Масштаб ее личности и жизненный опыт намного превосходили ее теперешний род занятий, и ей не хотелось ни отклоняться от намеченного курса, ни впускать чужих в свою семью.

В чью семью?

Она поймала себя на мысли, которая потрясла ее.

Причина скорби вдруг стала очевидной. Когда-то у Катабасис была семья, огромная дружная семья, которую она потеряла во время долгого путешествия. Носильщики, угодившие в каменную ловушку, не умерли, но послужили спусковым крючком для воспоминаний о незабвенном прахе, а эти слабосильные чужаки, неприятные правители галактики, вдруг стали значить для нее больше, чем кто-либо из ныне живущих.

Выражая свою скорбь мелкими, почти незаметными жестами, Катабасис попыталась справиться с голосом.

Варид уронил горящий листок и глухо сказал:

– Делайте что хотите, а мне носильщик не нужен.

Кви Ли открыла рот, словно хотела возразить, но промолчала.

– Я сам понесу свой паек и спать буду без палатки, не стоит обо мне беспокоиться.

Перри коснулся колена жены, та посмотрела на него. Древняя пара долго беседовала – одними лишь выражениями лиц. Два рациональных ума решали, как оспорить решение сломленного человека. Следя за глазами и ртами людей, Катабасис молчала, ждала, пока они выработают какой-то план и озвучат его. Наконец лицо Кви Ли просветлело. Она улыбнулась, потом тихо засмеялась. Встав на четвереньки, медленно поднялась и, подойдя к Вариду, сказала высоким нежным голосом:

– Я тоже потеряла носильщика. Кто же поможет мне?

Варид посмотрел на нее сквозь курящийся дымок факела.

Кви Ли коснулась его плеча.

– Знаешь, я хочу, если ты позволишь… хочу нанять тебя в носильщики.

За все это время Варид ни разу ничему не удивлялся. До сих пор он вообще не проявлял заметных чувств, но тут глаза его округлились, дыхание стало прерывистым.

– Почему? – нервно спросил он.

– Из всех нас у тебя самая сильная спина, – просто сказала она.

Катабасис глянула на Перри: мол, вы серьезно?

Перри махнул рукой.

– Как по мне, вполне разумно.

– Не уверен, – пробормотал Варид.

– Пожалуйста! – попросила Кви Ли.

Варид улыбнулся, а не ухмыльнулся, как делал это, пока выздоравливал. Он улыбался лицом и телом, прильнув к руке женщины.

– Конечно, я согласен. Я буду твоим носильщиком, – сказал он, не сдерживая чувств. Голос раскатился по поляне, теряясь в вершинах гор.

* * *

Через два дня после катастрофы они достигли первой вершины. Тысячи ботинок и босых ног стояли на этой высоте, которая убивала всех, кроме самых непритязательных и выносливых. Лишайники, привезенные из разных миров, расписали могучие валуны самыми невероятными оттенками, пара горнушек следовала за людьми по пятам и клянчила у них еду, не обращая внимания на Катабасис. Четверо медленно шли от одного пика к другому. На вершине Перри и Кви Ли останавливались, наслаждаясь прекрасным видом и ароматами, витавшими в воздухе. Обсуждали, сколько они смогут еще пройти, пока один из них не сломает бедро. Часто неосторожное слово или деталь пробуждали в них воспоминания; они начинали говорить о местах и событиях из давнего прошлого, то и дело смеялись и целовались. Катабасис давным-давно устала от их игрищ.

Варид же не обращал на них никакого внимания. Он сам играл роль носильщика и теперь относился к Кви Ли только как к клиентке. Пару дней подряд он устраивал целое шоу, нагружая свой рюкзачок и перекладывая вещи с места на место, а потом заявил, что может нести больше. В его рюкзаке лежала часть его пайка и совсем чуть-чуть корма Кви Ли, а еще аэрогелевый спальник и кое-какие легкие мелочи. Места хватало, но Катабасис придумала хорошую отговорку, чтобы не добавлять ни грамма телу, которое и в лучшие-то времена ломалось по паре раз на дню. Она осторожничала. История обиталища еще не знала такого медленного и хилого носильщика, как Варид. С другой стороны, Катабасис не помнила, чтобы хоть кто-то из ее коллег относился к делу столь же серьезно.

Палатки, они же лишние килограммы, пришлось оставить в месте, предназначенном для мусора. На последнем пике все провели ночь в спальниках, а когда пошел снег, укрылись в небольшой каменной чаше. Утром они обнаружили, что их на полметра занесло сухой морозной крошкой. С последней вершины вниз вело несколько ущелий. Катабасис выбирала самые пологие склоны, но это не спасало от падений и переломов. Путникам приходилось больше есть, чтобы компенсировать переохлаждение и быстрей восстанавливаться.

Светило снова изменилось, став маленьким и тусклым. Они вошли в лес с бархатистой растительностью; редко проникающий сюда свет накапливался в толстых зеркальных листьях.

Обычно этот район проходили за три дня. Катабасис рассудила, что им потребуется пять, но к концу шестого все еще оставалось два дня дороги. Путешествовать в темноте ей не нравилось, но она ни с кем не делилась своими чувствами. Группа шла почти в сумерках, и люди часто спотыкались, особенно Варид. На шестой день, когда они проходили сквозь холодную, тонкую кромку подтаявшего снега, рюкзак Катабасис съехал набок, и она впервые за двадцать походов упала и раздробила ногу.

Кви Ли и Перри вернулись за ней, бормоча слова сочувствия и предлагая помощь.

– Идите вперед, – посоветовала им Катабасис. – Я быстренько подлечусь и догоню вас двоих.

Но второй носильщик отказался ее покидать. С мрачным взглядом и язвительной ухмылкой на лице Варид присел на плоский камень, с наслаждением наблюдая за ее страданиями.

– Зря ухмыляешься, – предупредила она.

Он расслышал либо слова, либо резкий тон: улыбка тотчас сползла с его лица, глаза, как всегда, опустели.

Для нее он так и остался загадкой.

– Как ты опознал мое имя? – сказала она, чтобы отвлечься от боли. Варид не реагировал.

– Помнишь, что ты там рассказывал о греках?

Он посмотрел на ее пылавшую ногу, затем на руки и едва качнул головой.

– Не уверен, откуда я знаю это слово, – тихо признался он. – Думаю, когда-то я изучал историю или увлекался языками. Наверное, тогда и узнал.

Она смотрела, как жар расползается по ноге.

– Я пережил тяжелые времена, – сказал Варид. – Мое здоровье ухудшилось, и ум совсем не такой, как раньше.

– Знаю.

Он улыбнулся, на этот раз стеснительно, и эта улыбка ей понравилась.

– Я помню это слово, но у него очень непростое значение.

– Непростое, – согласилась она.

– У тебя была какая-то причина, чтобы выбрать именно это слово?

– Никто не берет имя, полагаясь на случай.

– Должно быть, оно тебе подходило.

Она кивнула, готовая объяснить. Но Варид поднял руку.

– Дай мне шанс, хочу сам догадаться.

– Попробуй.

Он закрыл глаза и тихо сказал:

– Катабасис – это… путешествие с вершины вниз, сошествие в Ад.

Она и поверить не могла.

Варид наконец открыл глаза и посмотрел на нее. Трескучий смех зазвенел в темноте.

– За сегодняшний день произошло целых два редких случая – ты упала, а я смог тебя поразить.

– Чудеса, да и только! – согласилась она.

 

7

Девушка всегда просыпалась рано, задолго до захода солнца. Ее будили сны: плохие и хорошие. А еще – жара. Густой, ядовитый, пыльный воздух ранил легкие. Она поворачивалась на бок, пытаясь откашляться, острая боль мешала снова заснуть. Иногда она просыпалась из-за того, что кашлял ее любимый, и тогда они лежали в жаркой тени зеркальной палатки, говоря о самом важном. О пайках и воде, о расстоянии, которое нужно преодолеть за ночь, о том, виднеются ли уже горы сквозь огненные отблески долин. Нужно было заранее планировать следующий переход, чтобы выйти как можно раньше. Народ двигался вперед широкой цепью, преодолевая пустыню плечом к плечу, и лучше всего было идти немного впереди, чтобы не глотать пыль, потревоженную ногами и колесами. Если оставалось немного времени до выхода, а особенно если кто-то из них грустил, другой напоминал о человеческих существах и Великом Корабле, цели их путешествия. Каждому существу необходима цель. Вода, конечно же, тоже нужна, но мысль о Великом Корабле придавала сил больше, нежели вода или пища. Корабль был не просто символом цели, а самой целью. Его коридоры и гигантские ячейки обещали ослабевшим отдых, омоложение тела и ума и по большому счету долгую жизнь, наполненную радостью на тысячи и миллионы лет.

Воина особенно радовала мысль о быстром исцелении. Через одиннадцать дней после исхода он напоролся на колючий куст, вогнав в бедро три ядовитых шипа. Он регулярно обрабатывал раны и менял повязки, и врачи говорили, что состояние его улучшается, но раны не заживали. Их края опухали и воспалялись, окрашиваясь в ярко-зеленый.

С момента пробуждения и до той минуты, когда они, переплетя ноги, засыпали, девушка говорила себе, что ее любимый силен и не нуждается в помощи пришельцев. Иногда он начинал прихрамывать, его бил озноб, но встречались болезни и хуже. Самые слабые уже умерли в пути. Кроме того, они шли в другой мир, к другим народам, поэтому о воинах заботились лучше всего. Пятеро располагали запасом лекарств и обещали, что при необходимости, если таковая появится, они раздадут народу антибиотики и амулеты от несчастных случаев.

Воин мечтал о том, как получит бессмертное тело, девушка же мечтала о даре разума. Помнить всё, идеально и безгранично, – вот что казалось ей благословением, учитывая то, что она умела отражать атаки воспоминаний о прошлом. Зачем нужен такой совершенный мозг, если нет возможности отключать память о плохих днях и даже годах?

В целом ожидания оправдались, но лишь когда она бодрствовала. Даже тысячи лет спустя ей все еще снилось прошлое – не только та, худшая ночь, но и каждый знойный, горестный переход в темноте, каждый день в пекле, каждый день без сна.

Самая ужасная ночь началась, когда солнце еще не село. Воин спал, когда девушка проснулась, и ей пришлось сдерживаться, чтобы не разбудить его своим лающим кашлем. Кашель становился все сильнее, и она сдалась, с рычанием выплевывая пыль и комки ядовитого воздуха. Воин сразу же проснулся. Она извинилась, но он возразил, что уже отдохнул. Она спросила, как нога. Воин пошевелил ногой, потер ее и сказал, что воспаление и боль ушли в землю.

Они поболтали о пище и воде. Шепотом, словно заговорщики, обсудили, какую ячейку им отведут на Великом Корабле, с какими инопланетянами они столкнутся по дороге в туалет.

День еще не закончился, но солнце уже сходило с небосклона. Ранние тени заговорили друг с другом, готовясь слиться воедино и облечься плотью. Народ зашевелился в палатках. Девушка выпила отмеренную ей воду, воин последовал примеру подруги. Солнце гасло в красной пыли. Они вылезли из палатки в жару, начали сворачиваться и нагружать двухколесную тележку, которую ей предстояло тянуть и толкать всю ночь. В этом заключалась ее обязанность. Воин шел впереди, разыскивая самые удобные пути и оберегая народ от возможных врагов. Иногда, в самое темное время ночи, он возвращался к ней и помогал толкать тележку в самых трудных местах.

Солнце исчезло за низким горизонтом далекого мира, оставив им лишь жар знойного ветра.

Они обнимались и никак не могли разомкнуть объятий. Как всегда в сумерки, она подумала: удастся ли им прикоснуться друг к другу снова. Дело было не в дурных предзнаменованиях, а в мелких ошибках и серьезных просчетах, которые могли убить любого. Даже самых умных и осторожных подстерегали опасности.

Брошенный старый мир остался позади. Только больные и слабые, старые и трусливые все еще бродили по пустым зданиям. Пятеро повели свой народ через пустоши и, оставаясь верными своему призванию, являли пример жертвенности и щедрости. Днем заряжались аккумуляторы электрических повозок. Пятеро владели почти всеми, но сами редко ими пользовались. Следуя долгу, они шли рядом со своим народом. Лишь самую старую жену несли на носилках, но кто мог винить ее в этом? Охрана и дети поддержвали ее, когда она спотыкалась, но если есть седалище и шесты, то почему бы не воспользоваться такой возможностью?

Главная из Пятерых, она оказала народу бесчисленные услуги и заслужила немного заботы. Помогали любому ослабевшему и упавшему, если, конечно, он заслуживал таких почестей, оказав услуги народу.

Этой ночью, худшей в ее жизни, девушка толкала тележку вверх по долгому, омытому бледным светом звезд склону. Узловатые побеги злых сорняков, чуждых, как и всё росшее на их отдаленной планете, цеплялись за ноги. Пыль проникала повсюду. Тысячи ног, топающих по земле, поднимали облака грязи, и даже трехслойная повязка не защищала от удушья.

Поднимаясь в гору, она вдруг обнаружила, что идет рядом с молодым мужем из числа Пятерых. Он не вез поклажи, но каким-то образом его удалось обогнать. Взгляды их пересеклись на мгновение, он жестом показал, что позабавлен. Затем сбился с шага, зацепившись ногой за сорняк, и упал. Девушка бросила свою тележку и протянула ему руку помощи.

– Ты сильная женщина, – сказал он. – Спасибо.

Сильная. Теперь она чувствовала себя и важной, оказав услугу одному из Пятерых. Услуга мелкая и, возможно, забудется до того, как ей удастся получить что-то взамен. Но их ждала совершенная память, и кто знает, может, спустя десять тысяч лет, став бессмертным, он вспомнит об этом случае и ее силе и захочет отплатить? Приятно было думать о таком. Об этом можно рассказать любимому на восходе, когда, сидя в палатке, они разделят пайку. Воин наверняка рассмеется, гордясь своей большой и сильной возлюбленной, а затем они уснут, думая, что приблизились к далекой цели еще на несколько шагов.

Счастье было недолгим. Поднявшись на вершину холма, она обнаружила народ, сидевший на сухой горячей земле. Некоторые дышали с трудом, некоторые уже совсем не дышали. К ней протягивали руки, кого-то звали по имени. Не ее. Они называли имена наугад, надеясь на счастливые совпадения. Она не узнала никого из упавших. Горожане часто падали после сложного восхождения, но перед ней лежали молодые, с крепкими подтянутыми телами и яркими перьями. Это не на шутку перепугало девушку. Наверное, они прошли слишком много за короткое время, подумала она, и мысль эта помогла ей шагать дальше и продолжать двигаться вперед, толкая перед собой тележку, весь остаток ночи.

По длинным пологим склонам в ту ночь пришлось подниматься еще дважды.

Прошли века, но ей все еще снились умирающие на вершине холма: во сне они умоляли помочь, звали ее по имени. Каждый когда-то оказал ей бесчисленное количество услуг, но она шла мимо и не отводила взгляда, как это следовало сделать хотя бы из вежливости. Во сне она пялилась на их безнадежные мучения, а порой даже хвасталась своей удачей и неуязвимостью.

Долгий поход начался довольно хорошо. Именно так они и угодили в ловушку. Если бы в самом начале похода пошел дождь или разразилась жара, большая часть народа повернула бы обратно, бросив Пятерых с их драгоценными дарами: пускай сами шагают в неизвестность, если хотят. Но поначалу и погода, и множество других факторов были благоприятны. До этой ночи народ верил, что большинство выживет. Можно пережить и жару, и грязный воздух, а страдания лишь делают сильнее…

А в эту ночь сотни упали замертво даже на самых простых участках. За холмами простиралась длинная долина, покрытая солью и металлической пылью. Она так сильно нагревалась за день, что плавился не только металл, но и сила воли народа.

Девушка вкатила тележку в долину с каменистой почвой, где веками не выпадало дождей. Даже машины отказывались работать. Электрическая тележка, везущая драгоценный стальной короб, тоже сломалась. Старейшая из Пятерых сидела на кресле, облизывая ледяной шар, пожертвованный доброжелателем. Механики обсуждали, можно ли снова запустить машину. Старухе уже не было до этого дела. Значение имел лишь груз, и никто не смел об этом забыть. Дети и помощники старухи, включая сына, бросившего большой автобус посреди русла мертвой реки, бросились добывать новое транспортное средство. Такова была ее воля!

Автобус открыли и опустошили. Механики принялись вырезать сиденья и крышу, освобождая место для сокровища. Пассажиры поняли, что обещанный ночной отдых им больше не светит. Худой математик, не слишком огорченный случившимся, помогал переделывать автобус, когда увидел крупную девушку с тележкой. Он назвал ее по имени. Помощи не просил, может, просто хотел напомнить об их дружбе и поделиться уверенностью в завтрашнем дне. Но девушка сделала вид, что не заметила. До него было довольно далеко, машины шумели, и не расслышать его оказалось совсем просто. Еще проще – повернуть назад, пока не начались несчастья, уйти на высокие земли, где нет разъедающей соли.

Ужасная ночь еще не закончилась. Девушка, будущая Катабасис, увидела отряд воинов, повернувший назад. Она искала среди них лицо своего любимого. Вот он, нет, вон там, или там… Она не могла его отыскать, и сердце сжалось от страха, глубоко отчаявшись. Вдруг стало ясно: он погиб, пропал навеки.

Но воин не умер. На самом деле он даже не ослабел и чувствовал себя не хуже, чем на закате. Он появился из пыльного вихря и помог ей поставить палатку. Они разделили дневной паек и, когда солнце появилось над зеркальной палаткой, улеглись спать.

Обычно воин обнимал ее ноги своими. Но в этот раз все было по-другому. Он к ней даже не прикоснулся, и она пожаловалась, что он лежит слишком далеко. Он попытался обнять ее, потом еще раз, но не мог найти удобное положение. Наконец он отстранился и, смущенно кашляя, признался, что боль усилилась. Немного. Ему скоро станет лучше, и всё будет как прежде. Даже лучше.

Она обняла его со спины, легонько гладя раненую ногу.

Плоть под штаниной распухла. Рана оказалась смертельной, это стало предельно ясно. Воин слишком силен, быстро он не умрет. Может, даже прослужит завтрашнюю ночь и еще несколько ночей, а затем все равно споткнется и упадет. Его лишат формы и отстранят от службы. Позволят, как женщине, толкать повозку. Когда-нибудь колесо их тележки сломается, и они отстанут от народа. Она не сомневалась в его способности терпеть лишения, стоически переносить несчастья, но рано или поздно и этому придет конец. Воин упадет в последний раз. Есть те, кто уходит достойно, умирает тихо, без жалоб. Он как раз из таких. Из тех, кто выполняет обещания до конца.

Солнце взошло, и воин наконец-то уснул, жалобно постанывая во сне. Лежа рядом с ним в постели, девушка вдруг с ужасом поняла, что ее любимому в конце жизни придется нарушить все свои обещания. Он назовет ее по имени и будет умолять о милости. Она пройдет мимо, а затем вернется, чтобы, не касаясь его распростертых в отчаянье рук, забрать его пайку и два последних глотка соленой, горячей, драгоценной воды.

 

8

Человеческие существа падали и ломались, а потом исцелялись и шли дальше. Двое из них наконец-то перестали делать вид, что способны радоваться в любых обстоятельствах, лишь стремились держаться в рамках вежливости. Третий мучился в агонии, плакал, как невоспитанный ребенок, но, в конце концов, его результаты были не хуже и не лучше, чем у тех двоих. На исцеление любой травмы, подогрев и быструю реконструкцию тканей требовалось время и энергия, а следовательно, и дополнительный расход без того ограниченных запасов. Если путешественники умудрялись не споткнуться, то последний километр завершался ужином. Спускаться оказалось сложнее, и пришлось снова урезать порции. Нехватка калорий сказалась на заживлении травмированных тел. Они теряли мышечную массу, сжигали жир, внутренние органы сжимались. Люди становились всё меньше, но общие пропорции тела сохранялись. Это позволяло идти дальше, избавляясь от всего, что не требовалось на сегодняшний день. И даже при самых осторожных манипуляциях с телом сила людей угасала, кости ослабевали, изнуренные изголодавшиеся тела пытались защититься, продумывая каждый шаг, прежде чем его предпринять.

И все равно они падали. Теперь даже двухкилометровый переход, доступный раньше, казался недостижимым. А это означало, что на каждый шаг придется тратить больше еды, и пайки пришлось снова урезать. Западный город мог бы запросто стоять и на другом конце Вселенной, если учитывать их шансы дойти до его широких чистых улиц.

– Береги себя, – говорила Катабасис второму носильщику, впихивая дополнительный брикет еды в его холодную грязную руку. – У женщины есть лишь один шанс вернуться. И его не останется, если ты превратишься в палку, упавшую у тропы.

Варид смотрел на ее подарок – блестящий серый брикет со вкусом само- чьей слюны, наполненный полезными веществами, готовыми взорваться у него во рту. Потом положил его на голое колено и взглянул на нее.

– Ты тоже похудела.

– Не так сильно, как остальные, – возразила она.

Он кивнул.

– Ешь!

– Я – носильщик, – сказал он, брызгая слюной.

– Это так.

– Носильщик, – повторил он. Его лицо просветлело, он взял брикет обеими руками. – Как же мне повезло!

* * *

Несомненно, вторая половина обиталища была гораздо красивее первой. Леса старше, деревьев больше. Хозяева брались за переделку этого района реже и проводили ее искусней. Погода здесь тоже радовала. Но даже сильные клиенты к этому моменту настолько выматывались, что уже не могли оценить искусно распланированных изгибов ручья. Редкие цветы и яркие черви не развлекали их. Обычно Катабасис ждала, когда они достигнут поляны, раскинувшейся посреди уникальных деревьев, каких не найти в радиусе тысячи световых лет. Чаще всего она настаивала на том, чтобы путешественники разбили лагерь на этой поляне и провели там полных две ночи и день. Но в этот раз группа подошла к поляне посреди дня, погода хмурилась. Боясь, что дожди надолго задержат их, Катабасис провела людей мимо, почти не глядя по сторонам, чтобы не сбиться с медленного шага.

Их начали догонять другие группы. Иногда в течение всего дня они слышали, как кто-то приближается и веселым голосом просит потесниться на тропе. Путешественники восседали на крепких спинах носильщиков. Никто из них не признал Варида, да тот и не возражал. Но некоторые богатые путешественники узнавали супругов: одни выкрикивали приветствия, другие дразнились, прежде чем выразить свое восхищение и подбодрить, как предписывала традиция.

Голод исказил тела и лица людей, и вскоре их перестали узнавать даже лучшие друзья.

Хрупкое тело Перри уменьшилось до размеров ребенка, лицо же напоминало высохшую доску. Даже в самые жаркие дни он постоянно мерз, все волосы выпали, глаза стали круглыми и большими от пережитого. Смотрел он теперь лишь на плоскую ровную землю, которая в любой момент могла сбросить его с себя. Переломы страшили и раздражали его.

Кви Ли изменилась еще больше. Безволосая, бесполая, груди и бедра исчезли, черные волосы выпали еще у гор. Сухим уставшим голосом она призналась Катабасис, что даже не пыталась заняться любовью с мужем уже на протяжении пятидесяти-шестидесяти, а может, и целых ста ночей. Она считала эти ночи. Тихо смеялась, подбирая крошки пайка, а потом валилась в объятия мужа, шепча, если еще оставались силы:

– Спасибо, что взял меня с собой.

Он кое-как выдавливал смешок:

– Пожалуйста, – и подбирал еще несколько крошек.

Где он их находил, непонятно, но всегда засовывал в рот жене. Та обсасывала крошки, плакала и тянулась ртом к его уху, чтобы прошептать еще что-то.

Те, кто шел пока своими ногами, тоже начали догонять группу. Вперед уходили даже самые слабые и неумелые путешественники, словно они были деревьями, растущими на поляне.

Многие с удивлением рассматривали супругов, очевидно полагая, что они не люди, а инопланетяне. Замечали и носильщика-человека с маленьким рюкзаком, в котором уже долгое время не было никакой поклажи. Удивлялись, хотели узнать о нем побольше, иногда заводили разговор с незнакомцами или друг с другом. Надо было видеть их лица, когда женщина, маленькая и слабая, как привидение, подавала голос.

От лица Кви Ли почти ничего не осталось. Рот превратился в узкую полоску с несколькими зубами, скулы провалились в дырчатый, словно аэрогелевая губка, череп. Но голос и остатки чувства юмора сохранились: даже выпрашивая еду у проходящих, она шутила.

Один брикет высокоплотного жира спас весь поход.

Кви Ли клялась, что это была просто шутка. Вместе с мужем они разделили нежданную трапезу со спутниками; ей стало стыдно за то, что она выпросила еду. В кого она превратилась? Следующие три группы, обогнавшие их, либо не расслышали просьб, либо решили не делиться. Голод вернулся. Пользуясь голосом и странной внешностью, Кви Ли пыталась обрести расположение проходящих мимо путешественников. Большинство не спешили расставаться со своими богатствами, другие же поддавались на уговоры. Десять дней унижений и уловок дали им возможность пройти еще двадцать или тридцать дней по нескончаемой тропе, подарив дополнительное время, чтобы всерьез поразмышлять о сложившейся ситуации.

Как-то раз, ночуя в теплой ежевичной долине, Катабасис услышала обрывки мрачного разговора супругов. Кви Ли и Перри лежали рядышком, укрывшись аэрогелевым спальником. До нее доносились лишь отдельные слова и долгие паузы. Катабасис отчего-то стало больно, но она тут же одернула себя. Никто не обречен. Никто не собирается отправляться в Последний мир, где всех их ждет вздох жизни. Эти существа просто обсудят вопросы времени, энергии и прагматические границы желаний, а после этого заснут. Готовясь к ночлегу, Катабасис отчего-то чувствовала, что ей оказали особую честь, позволив наблюдать за их жизнью.

Во тьме засиял одинокий голубой свет.

Катабасис неуклюже поднялась и подошла к человеку, лежавшему в спальнике. Варид держал фонарь у самых глаз. То, что раньше казалось экстравагантным, получило простое объяснение. Он не мог уснуть – в обычном смысле этого слова. Яркий свет помогал ему расслабиться, отвлекал или поддерживал еще каким-то образом. Катабасис так и не спросила, почему он так поступает. Она не собиралась спрашивать и сейчас. Просто поглядела на Варида – и ее снова потрясло это открытие, которое она делала снова и снова за последние несколько дней.

Он не человек.

Кем бы ни был Варид, он был уникален. Единственный представитель своего вида.

Она встала перед ним на колени, рассматривая луч света и открытые глаза. Спустя какое-то время он ее заметил. Вздохнул глубоко, отложил фонарь и сказал:

– Это помогает мне вспомнить свет.

– Вспомнить что?

Ему не хватало сил, чтобы сесть. Первая же попытка доказала это; он попробовал подняться еще раз, благодарный ей за помощь, но тут же пожалел о своем решении и в изнеможении повалился на аэрогель. Отдышавшись, сказал:

– Я пережил несчастный случай. Пострадал при серьезном пожаре.

– При Шепчущем пожаре, – уточнила она.

– Разве я тебе уже рассказывал?

– Нет.

Он медленно кивнул.

– Многого не помню. Не помню, испугался ли. Ничего такого. Помню лишь последнее, что я видел. Невероятно яркий свет. Они говорили… врачи объяснили… сказали, что я спрятался в гиперволоконном пузыре, а когда огонь прожег стенки, пройдя сквозь последний слой, я увидел волокна плазмы. Глаза сгорели не сразу, и часть мозга выжила. Каким-то образом этот пузырь не только спас мой мозг, но и позволил глазам увидеть самый невероятный свет.

Она промолчала.

– А затем я ослеп и умер, – сказал он. – Находился без сознания, погребенный под пожарищем тысячу лет. Сохранились какие-то мысли и воспоминания, не слишком много. Столько всего превратилось в золу. – Он едва улыбнулся. – Наверное, ты это поняла в первый же день, проведенный вместе.

– Свет, – сказала она.

– Он помогает мне думать. Почему-то с ярким светом легче понять, чему я научился сегодня и пятьдесят тысяч лет назад.

– Ну и хорошо.

– Я знаю, это странно, но, когда я умер, когда сгорел в пожаре… Почти сгорел, а вся моя семья погибла… огонь – это всё, что я помню. Он кажется таким красивым и чудесным. Сомневаюсь, что я бы продержался в здравом уме даже сотню лет, если бы постоянно не думал о поисках волшебного света.

Катабасис наблюдала, размышляя, стоит ли расспрашивать дальше.

Варид ответил на вопрос, который она так и не задала.

– Я больше не нуждаюсь во сне. Это последствие травм. Врачи далеко зашли, восстанавливая мое тело и мозг, прежде чем остановились.

– А почему остановились? – спросила она.

Варид снова взял фонарь и поднес к правому глазу. Казалось, он не хотел отвечать на вопрос, а может, просто не расслышал. Катабасис так до сих пор и не поняла, может ли он чему-то научиться и хорошо ли работает его голова. Он не был безумным идиотом, каким она себе его раньше представляла. Он был загадкой, манящей, хоть и бесконечно раздражающей, и, вместо того чтобы избегать его, она хотела разделить с ним одиночество, которое навлекли на них злые, но удивительные силы.

– Думаешь, я мог бы стать носильщиком? – неожиданно спросил он.

– Что?

Он отвел фонарь от лица. Зрачки его были меньше булавочной головки. Он не голодал, как другие: его голубовато-белые волосы до сих пор не выпали, хотя истончились и перестали расти. Лицо почти не изменилось с их первой встречи. Она выдавала своему коллеге достаточно еды, чтобы поддерживать силы, и больше не сердилась на себя, когда думала о нем как о коллеге.

– Не знаю, получился бы из тебя носильщик, – сказала она.

Он промолчал.

– Ты маленький и слабый.

– Как и ты, – ответил он. – Но ты же как-то зарабатываешь этим на жизнь.

Она засмеялась руками и лицом. Выдавливала из себя звуки, максимально похожие на человеческий смех.

– Это я остановил врачей, – сказал Варид.

– Ты?

Он кивнул.

– Деньги закончились? – спросила она.

– Нет, у меня есть деньги. Жалкие остатки имущества, принадлежавшего когда-то моей семье. Тем не менее больше, чем в основном у пассажиров.

Она продолжала следить за выражением его лица.

– Врачи позволили мне выбирать самому, – сказал он, – сколько нарастить биокерамики и насколько расширить мозг. Думали разбогатеть за мой счет, но я их удивил. Сказал: «Спасибо, больше не надо, оставьте меня в покое».

Его пальцы веером лежали на истощенном животе.

– Тысячи лет я провел под землей. Почти всё, что существовало тогда, исчезло, – сказал он. – Я не вспоминал о своей погибшей семье, не забывал о них, но и не думал как о живых. Я помнил что-то из прошлого, какие-то разрозненные факты, но ничто не помогало связать их воедино. Я умер. Мой разум исчез, остались лишь жалкие клочки, они медленно сами собой собирались в то, что было мне знакомо… что стало мной… не знаю, как это объяснить.

– И не надо, – посоветовала она.

На лице Варида обозначилось упрямство.

– У меня почти не осталось чувства юмора, а может, и не было. И сочувствия к другим. Я забыл почти все, что знал, но это не означает, что я должен перестать учиться и совершенствоваться в том. что могу. Мне нравится пробовать себя в чем-то сложном. Мне говорили, что раньше я таким не был. Некоторые люди, которые знали меня раньше. Теперешний я им не нравлюсь, но вряд ли им нравился и тот, прежний, умерший я. Я изучал его жизнь. Долгие годы после того, как вышел из больницы. Знаю, что говорю непонятно, мысли скачут, если я не сосредоточиваюсь… но мне очень нравится отдаваться страстям, о которых я раньше не помышлял. Как это путешествие. Прежний Варид никогда бы не пошел в поход в компании прекрасной инопланетянки.

Катабасис сидела, не двигаясь, наблюдая за ним.

– Теперь можешь идти спать, – сказал он. – Тебе нужно отдохнуть перед завтрашним днем.

– Спасибо, – ответила она и встала. – Я отдохну.

* * *

Спустя три дня Перри обнаружил выход и подходящее место. Он подозвал Кви Ли, и они переговаривались взглядами, стоя под созревшим ташалином, обеспокоенные и уязвимые. Когда Варид ступил под тень дерева, они спокойно предупредили его, чтобы он держался подальше.

Переполнившийся пузырь начинал подтекать. Вонь серной кислоты разлилась в неподвижном лесном воздухе. Еще день-два – и крона лопнет, выжигая землю вокруг себя.

Варид отступил, пытаясь понять, что происходит. Ему понадобилось некоторое время, чтобы всё осознать, но решение он принял очень быстро. Когда подошла Катабасис, он лишь сказал:

– Теперь все запасы – наши.

Она несла на себе весь запас продовольствия, включая то, что им подали из жалости.

Кви Ли подозвала Варида.

– Отсюда тебе придется нести меня на себе. Конечно же, ты получишь премию.

Перри наклонился и подобрал камешек.

Катабасис думала о том, как кислота разъест плоть, как она расплещется по земле и в какую сторону потечет, когда взорвется пузырь.

Перри попытался кинуть камешек, но не смог даже поднять руку.

– Я не стану делать этого за тебя, – предупредила Катабасис.

– У меня есть предложение. Залезайте в свои спальники, – сказал Варид, обращаясь к супругам, ожидающим в тени, и добавил спокойным деловитым голосом: – Аэрогель не растворится, но позволит кислоте потихоньку просочиться внутрь. Ваши мозги останутся внутри, и нам не придется бегать и искать их, когда вас смоет вниз.

 

9

На рассвете девяносто восемь уцелевших из ее народа укрылись в тени видавших виды палаток. Не осталось ни пищи, ни воды. Тихо лежали они, ощущая боль и слушая, как пузырится и спекается от жара земля. Иногда удавалось заснуть, но многие просто лежали, мысли вспыхивали и гасли, так и не успев оформиться. Когда солнце наконец-то опустилось за новый мир, восемьдесят три из выживших нашли в себе силы, чтобы встать и собрать палатки в последние три тележки. Взявшись за ручки повозки, на которой стоял поржавевший стальной короб, и тележек, они принялись медленно толкать их подальше от смерти.

Черные скалы нового мира возвышались над ними. С помощью телескопов они когда-то разглядели реки, текущие по склонам вулкана: вода превраща- лась в туман, и змееобразные облака испарялись на полпути к пустыне. Выжившие стремились к этим скалам, мечтали о них, поход к подножию мог занять еще пять или даже шесть ночей. Что еще хуже, невозможно было разглядеть тропу, ведущую на вершину этих грандиозных гладких скал.

Пятеро сократились до Трех. Старуха, сосавшая лед, и два ее молодых мужа не желали умирать. Женщина восседала подле стального короба. Каждый вечер она оптимистично вещала о скором спасении и доброте человеческих существ. Она настаивала, что хорошо изучила их природу. Она много раз общалась с божественным посланцем, они стали союзниками, соратниками и даже друзьями. Последнее радио сломалось в соляной пустыне, и старшей жене больше не с кем было общаться. Она громко верещала, то ли в бреду, то ли в наступившем безумии, и от ее воплей рвались в клочья последние лоскутки надежды.

Мужья ее больше не лгали. Встав рядом с сильнейшими, они толкали тележки по длинным склонам и тощими своими телами пытались не дать повозке, в которой сидела их жена, скатиться под гору. Иногда кто-то из мужчин уходил вперед, выискивая наименее отвратительные пути. В середине ночи старший муж взошел на вершину гряды, а затем спустился назад. Он бежал – и вдруг упал. Вскочил – и снова упал, руки его радостно смеялись.

– Кажется, мы пришли быстрее, чем ожидали. Там за холмом шахта, – провозгласил он, похоже, еще не веря сам себе.

Они избавились от очередного долгого перехода по пустыне. Бледные скалы, изрезанные глубокими расщелинами, вели вниз к электрическим машинам, работавшим глубоко под землей. Машины их не заметили, и шахтеры не обратили на них никакого внимания. Остатки народа поглядели на хаос, творящийся там, один из них присел передохнуть – и умер. Остальные повернули назад в поисках ближайшей дороги.

Лицо первого шахтера, с которым они столкнулись, выглядело необычно. Странная маска закрывала рот и глаза на овальном лице. Он долго разглядывал грязных путников, затем выдал в маленькое радио длинную цепочку непонятных слов: видимо, задавал вопросы или спрашивал совета.

Оттуда ему что-то ответили, он запрыгнул в электротележку и уехал.

После этого шахтеров путники не видели. Кто-то из них обнаружил аккуратно сложенный у стены запас пищи и воды. Народ решил, что это дары, все напились и наелись от души, и один умер от перенасыщения.

С крыши станции свисали трубки, подававшие холодный воздух, здесь же начинались рельсы, уводившие в мир разными путями. Спустя какое-то время по ним приехал тяжелый вагон и, громыхая, остановился неподалеку. Мужья посовещались и отдали приказ погружаться. В длинном вагоне хватало места и для народа, и для повозки с ценным грузом. Как только все расположились в вагоне, он покатился назад, везя их по окраинам пустоши. Вагон нырнул в длинный тоннель, когда показался краешек солнца. И даже тогда девушка все еще не верила, что проживет еще хотя бы один день.

* * *

Старый мир в сравнении с этим был похож на песчинку: малонаселенный, сухой, расположенный на невысокой гряде. Этот мир в сотни раз превосходил прежний по размеру. Вокруг стояли высокие ледяные горы, горячая лава и горячие источники, находящиеся в их чреве, снабжали теплом геотермальные станции, весь мир гудел и сверкал электрическим светом. От жителей этого мира прибывших отделяли миллионы поколений, они даже выглядели по-другому. Некрасивые круглые лица, слишком длинное и вызывающе яркое оперение. Они пахли по-другому, говорили странными голосами, обсуждая электромашины, сновавшие между домами. Для них день только начинался. Старый народ, их потерянные родичи, не заслуживал особого внимания и общения. Девушка смотрела на яркие металлические здания, мимо которых они проезжали; окна светились, из-за стекол глядели разные лица, любопытные и не очень, готовые тут же вернуться к своим делам.

Если бы ее народ пришел сюда целиком, во всем своем величии, то и тогда они показались бы лишь песчинкой. Немногочисленный, примитивный народ, слишком глупый, чтобы вызывать интерес.

Таким был первый ужасный урок, усвоенный ею в то утро.

Длинный вагон, управляемый механическим мозгом, сам по себе двигался вперед, останавливался и поворачивался, пока они не приехали к свежему вулканическому кратеру, пустой земле, окружавшей бирюзовое озеро. Круглые здания, похожие на полусферы, словно сотканные из гладкого серого материала, а не стали, возвышались на вершинах черных скал.

– Здесь и живут посланцы, – радостно сказала старуха. – Это их звездолет, заправленный и готовый унести нас на Великий Корабль.

На закате девушка уже не верила ни единому слову старухи, но оказалось, что та все-таки что-то знает, и это единственное заявление сразу подняло ее авторитет в глазах остальных.

Вагон остановился у трапа, сложенного из сверкающих каменьев.

Из здания-звездолета вышло существо о шести ногах. Машиной управлял человек, сидевший внутри на высоком сиденье. Лицо человека было хмурым и строгим. Тогда девушка еще не разбиралась в их выражениях, но дипломат, обученный искусству договоров и рассыпающийся в любезностях, был сердит. Она рассматривала его узкое черное лицо, хрупкое, лишенное перьев тело, маленькие странные руки, которые не отрывались от подлокотников. Чужое, инопланетное существо. Представители нового народа по сравнению с ним выглядели совершенно обычно. На встречу с народом человек приехал один. Он представился, назвал свой титул, дважды повторил свое имя.

Коробочка наверху шестиногой машины перевела его речь, как сумела.

Дипломата звали Рококо; непривычное для ушей имя воспринималось лишь как странный шум, и девушка тут же забыла его.

– Вы прибыли, – тихо сказал посланец.

Все посмотрели на старуху, ожидая, что она ответит, но, ко всеобщему удивлению, она словно разучилась говорить. Молчание нарушил молодой муж:

– У нас есть дар для вас. Для вашего вида. Мы привезли его из дома, заплатив великую цену.

– Мне он не нужен, – сказал Рококо.

Старуха встала и тихим напряженным голосом произнесла:

– Возьмите короб сейчас же. Возьмите!

– Он с другой планеты, – сказал старший муж. – Мы нашли артефакт в жерле потухшего вулкана.

– Он очень ценный! – отчаянно прокричал младший.

Рококо посмотрел на серый короб.

– Поставьте его там, – приказал он.

Народ не слушал или отказывался понимать, что происходит. Они заплатили ужасную цену, чтобы доставить сюда этот короб, они вытащили его из вагона, скрежеща металлом о металл. Чудо с другой планеты поставили на сверкающие каменья у механических ног.

Глядя на старуху, эмиссар сказал:

– Я же говорил вам. Помните, что я вам говорил? Я же четко обозначил, что смогу и чего не смогу для вас сделать.

Из особого кармана старуха достала ключ, но она сильно нервничала и никак не могла открыть короб с сокровищем.

Каким-то образом ключ оказался в руках у девушки.

– Мы не сможем взять всех на Корабль, – настаивал человек.

Затем, после паузы, механическая рука протянулась и схватила девушку за запястье.

Ключ выпал.

– Я заключил соглашения, – сказал человек. – Мы следуем законам галактики и связаны договорами с большинством видов этого мира. Мой вид приобрел право на терраформирование вашего ближайшего спутника, и в благодарность за это мы отвезем маленькую, очень маленькую группу представителей вашего народа на новую планету, которую можно колонизировать. Договор заключен и является юридическим фактом, я уже и раньше говорил вам об этом. Я ничего от вас не скрывал. В чем я вас обманул? Я поставил вас в известность, что не следует предпринимать этой бессмысленной попытки миграции, но вы все равно пришли. Я сотни раз говорил с вами по ночам, предупреждал вас, советовал вернуться, пока не стало слишком поздно. Если бы я был здесь не один, то послал бы к вам своих людей, чтобы они разъяснили вашему стаду все необходимое. Теперь я понимаю, что мне, наверное, следовало поступить так самому. Очень жаль, что вышло вот так.

Молодой муж поднял ключ; ему наконец-то удалось повернуть его и открыть замок. Он отбросил тяжелую крышку и закричал:

– Смотрите! Смотрите же!

Рококо отпустил девушку и нехотя заглянул внутрь короба.

Девушка упала на колени, потирая болевшее запястье. Она и хотела заглянуть внутрь, и в то же время не хотела.

– Это кусок гиперволокна, часть обшивки какого-то корабля, – сказал человек. – Гиперволокно представляет собой наиболее долговечный, крепкий, непревзойденный по своим качествам мусор. В этой части галактики оно ничего не стоит.

От нервов, усталости и страданий девушку била дрожь.

Старуха выступила вперед, встав между механической рукой и ногами машины. Страстным, хорошо поставленным голосом она сказала:

– Конечно, этого не хватит. Вы говорили мне, и я поверила. Я изучала ваш вид, вашу натуру. Вы умеете сочувствовать и сопереживать, в этом мы с вами схожи. Вы понимаете, что великие дела заслуживают признания. Мы – последние из нашего вида. Мы пожертвовали всем ради того, чтобы некоторые из нас ступили на ваш Корабль.

Рококо тяжело вздохнул и едва не подавился.

Старуха вскинула руки, как нищенка.

– Возьмите хотя бы некоторых из нас, умоляю. Мы выберем лучших, либо вы сами сможете выбрать их. Я готова к любому исходу. Вот мы стоим здесь, окруженные народом, которому нет до нас дела. Мы привели себя на грань вымирания, и, если вы не помилуете нас, мы навсегда исчезнем с лица Вселенной.

Рококо поднял руки, затем опустил, не зная, что ответить.

Старуха обернулась к народу.

– Восхититесь, дети мои, что мы совершили! Нужно отпраздновать этот великий день.

Катабасис вскочила. Она не замышляла того, что произошло дальше, но и несчастным случаем это не было. Она замахнулась на старуху кулаком, хотела ударить лишь для того, чтобы напугать ее и заставить замолчать. Но старуха отшатнулась, упала на короб и, ударившись виском о ржавый угол, умерла.

Двое мужей накинулись на девушку.

Механической рукой и тремя ногами машины посланец отбил ее от народа. Бормоча проклятья и грозя народу несчастьями, он забрал пленницу на Корабль и спрятал до тех пор, пока не найдет выхода из сложившейся непростой ситуации.

 

10

Некоторые клиенты проходили и проезжали мимо них по второму и третьему разу. Казалось, что история об обвале и последовавшем за ним долгом походе быстро распространилась и обрела славу. Все, с кем приходилось встретиться на тропе, включая носильщиков, спрашивали, когда они планируют дойти до Западного города. Сегодня? Завтра? А может, послезавтра? Катабасис обещала, что они завершат свой путь завтра ближе к вечеру, а затем второй носильщик, человек, называл место планируемой ночевки и умолял, чтобы ее никто не занимал, потому что покой ему нужен больше, чем еда.

Их рюкзаки опустели, остались лишь две биокерамические куртки, отполированные кислотой. Ни еды, ни спальников, только фонарь. Воду они пили прямо из реки, срезали с рюкзаков и одежды все лишнее, бросая в джунглях, там же, где осталась половина массы их тел. Они превратились в скелеты-призраки, бредущие мелкими шажками. Их считали дикарями и героями. Многие незнакомцы были настолько потрясены, узнав их историю, что, доходя до конца короткой тропы, поворачивали назад, лишь бы еще раз взглянуть в их завораживающие глаза.

Несколько клиентов обмолвилось, что завтра группа их почитателей встретит их у границ Западного города. Собираются даже устроить небольшое торжество с угощением – специально для таких отважных упрямцев, как они.

К вечеру они подошли к городу и услышали гул голосов, смешанный с городским шумом. Варид почувствовал запах еды, и живот у него заболел еще больше. Как и обещали, они разбили лагерь в условленном месте. Почитатели оставили им несколько палаток с добрыми пожеланиями. Носильщики выбрали самую большую, поставили внутри фонарь и включили его на полную мощность. Когда тьма опустилась на город, под звуки ночи они выбрались из палатки и, надев ободранные рюкзаки, понесли своих клиентов по темным исхоженным тропам.

На последнем переходе никто не упал. Последние шестьсот метров заняли половину ночи, но джунгли неожиданно закончились. В небе колыхался плакат, написанный в их честь на человеческом языке. Родного языка Ката- басис, очевидно, никто не знал, но кто-то умудрился написать ее имя на греческом. Она даже немного пожалела, что выбрала тропу, ведущую в эту сторону.

Не торопясь, они добрались до первой улицы. Катабасис остановила машину и сказала, что несут двух человек, которым нужна серьезная медицинская помощь.

Три километра проехали за две минуты. Автоврачи уже ждали их у входа. Рядом стоял и один из хозяев обиталища, желавший лично убедиться, что никто из клиентов, оплативших поход, не умрет.

– Двое носильщиков остались под обвалом, – сказала Катабасис.

– Мы это знаем, – раздраженно ответил он. – Как только всё будет готово, сразу же начнем копать.

Варид посмотрел на него и повернулся к коллеге.

Она сунула палец ему в рот, уже поняла, что это лучший способ заставить его замолчать.

Хозяин принадлежал к другому виду народа ее планеты. Он был еще молод: когда прибыл человеческий посланец, он, наверное, еще сидел в жуко- ляске. Хорошо откормленный самец с фиолетовыми и синими перьями, который повзрослел, но никогда не состарится.

Он и его соплеменники выкупили обиталище за сущие гроши. В бизнесе и торговле они всегда хорошо разбирались. Кошмар, случившийся с двумя жалкими существами, способствовал бизнесу как нельзя лучше. Для них обиталище было вложением средств, которые понадобятся для заселения новой колонии. Только по этой причине он не наорал на них. Достаточно было жестов недовольства, хорошо понятных Катабасис. Она не сомневалась в том, что хозяин на самом деле думает о носильщице и ее дружке- обезьяне.

После того как они оставили Перри и Кви Ли на попечении автоврачей, Катабасис вытащила палец из маленького мокрого рта. Уже в машине она попросила поехать к ближайшему доку. Двигались молча. Выбравшись из машины, Варид тихо и спокойно сказал, что съел бы сейчас что-нибудь огромное.

В маленьком соленом море водилась странная рыба, жесткая, но при этом ценная. Катабасис предложила поесть на ужин этой рыбы. Ее спутник купил десять килограммов – сырой и копченой. Они погрузились на первый же паром и поплыли по темным неподвижным водам моря.

Во время ужина Варид повернулся к ней и сказал:

– Он похож на тебя.

– Мы разные, – ответила она.

Он кивнул.

– Вроде двух разных видов обезьян, – добавила она.

Варид перестал кивать, глаза его снова опустели, и Катабасис ему даже позавидовала. Хотела бы она так легко отбрасывать прошлое и разные мысли – и пребывать в тишине и спокойствии.

И тут без всякого предупреждения Варид спросил:

– А как ты попала на Корабль?

Она все взвесила, а потом наклонилась вперед и попросила паромщика остановиться посередине и просто поплыть по течению.

* * *

Она убила старуху еще раз, но не во снах, а на словах, потрясая кулаком.

Варид жевал сырую рыбу и молчал.

– Человек принес меня на Корабль, – сказала она. – Два дня кормил меня и народ, который ждал его решения на улице. Он разговаривал с нами – и в конце концов решил, как следует поступить. Я пережила такое, что ему и не снилось. Он поверить не мог, что мы все-таки сделали это. Крепкие представители местного вида, живущие на плодородных вулканах, не были такими выносливыми, как мы. Вопреки всем своим инстинктам он решил: мы доказали, что достойны лучшей участи. Обратившись к народу, он сказал, что лично вернет всех домой. Дома все еще стоят. Починив их, наладив ветряки и росоловки, народ сможет возродиться. А позже, когда человеческие существа прибудут для терраформирования, народ поможет им превратить негостеприимный спутник в прекрасный сад.

Варид сглотнул и посмотрел на воду.

– У меня есть идея.

– Я еще не закончила, – сказала она.

– Знаю. Боюсь, потом я забуду рассказать тебе о ней.

– Я напомню.

Они продолжили есть.

– Что было дальше? – спросил он.

– Если бы Рококо оставил меня с народом, меня бы убили. Но я совершила преступление на дипломатической территории, неважно, на Земле или на Великом Корабле. А он был единственным представителем закона и власти. По человеческим законам, меня следовало судить, но совершить это можно было лишь на корабле.

– Он спас тебя, – сказал Варид.

– В каком-то смысле. Меня заморозили на шаттле, а потом, по прибытии сюда, разморозили. Через три года меня осудили за жестокое обращение. Наказание было недолгим. Кто-то, возможно, и сам Рококо, заплатил за реконструкцию моего тела и разума. Мне так и не сказали, кто оказал эту услугу, величайшую услугу в мире. Когда меня выпустили из тюрьмы, капитан выдал мне билет на Великий Корабль. Стоил он столько, сколько носильщик может заработать за пятьдесят тысяч лет. Еще один дар, если подумать, что придется вечно шагать по этим тропам.

Спутник промолчал. Они закончили ужинать, и его лицо снова лишилось всякого выражения.

– У тебя была какая-то идея, – напомнила она.

– Точно.

Она ждала, пока Варид вспомнит, и стоило ей убедиться, что он все забыл, как он вдруг пододвинулся к ней.

– На борту корабля есть и другие пассажиры, маленькие. Машины, разумные паразиты и тому подобное. А у меня в голове много свободного места. Существуют ли носильщики, готовые пустить клиентов в свое тело и нести их с первого шага?

– Нет, – ответила она. – Таких никогда раньше не было.

Солнце над их головами постепенно просыпалось. Катабасис велела паромщику продолжать путешествие и повернулась к Вариду.

– Думаю, это отличная идея, – сказала она. – Только надо обмозговать всё как следует.

* * *

Наконец-то Катабасис снова брела по любимому пляжу.

Она не смогла уснуть. Тело, слишком уставшее, чтобы отдыхать, ныло. Двигалась она не спеша, больше дышала морским воздухом, и соседи, знавшие ее раньше, не узнавали ее. Она чувствовала, что стала сильнее, хоть и не физически, поэтому там, где раньше обычно поворачивала назад, не остановилась, а пошла дальше. Домой возвращалась еще медленнее. Ее маленький дом из трясущихся кораллов забавно смотрелся со стороны, а из дверей высовывались две человеческие ноги. Улыбаясь руками и пальцами, она тихо подошла, встала на колени и заглянула внутрь.

Варид лежал на спине с закрытыми глазами.

Она села рядом, терпеливо ожидая. Неужели наконец-то устал? Неужели уснул впервые за несколько столетий? Она склонилась над ним: его глазные яблоки метались под полузакрытыми веками.

Катабасис снова села. Она больше не могла себе противиться: момент наступил. Она встала на четвереньки, опустила голову и жестким языком принялась вылизывать его соленые лодыжки.