Элизабет Бир родилась в штате Коннектикут, несколько лет провела в пустыне Мохаве неподалеку от Лас-Вегаса, в настоящее время живет в Брукфилде, штат Массачусетс. В 2005 году она получила мемориальную премию Джона Кэмпбелла в номинации «Лучший писатель». В 2008 году ее рассказ «Береговая линия» («Tideline») получил премию «Хьюго», а также мемориальную премию Теодора Старджона (разделив ее с рассказом Дэвида Моулза). В 2009 году Бир получила премию «Хьюго» еще раз за произведение «Шогготы в цвету» («Shoggoth in Bloom»). Ее рассказы публиковались в журналах «Asimov’s Science Fiction», «Subterranean», «Sci Fiction», «Interzone», «The 3rd Alternative», «Strange Horizons», «On Spec» и других, а также в сборниках «Цепи, которые ты отвергаешь» («Chains that You Refuse») и «Нью-Амстердам» («New Amsterdam»). Бир является автором трех научно-фантастических романов «Пригвожденная» («Hammered»), «Изувеченная» («Scardown») и «Внедренная в сеть» («Worldwired»), которые были высоко оценены критиками и читателями. Создала Бир и фэнтезийную альтернативно-историческую серию книг «Эпоха Прометея» («The Promethean Age»), в которую вошли романы «Кровь и железо» («Blood and Iron»), «Виски и вода» («Whiskey and Water»), «Чернила и сталь» («Ink and Steel»), «Ад и Земля» («Hell and Earth»). Из-под ее пера также вышли романы «Карнавал» («Carnival»), «Подводное течение» («Undertow»), «Озноб» («Chill»), «Прах» («Dust»), «Все звезды, гонимые ветром» («All the Windwracked Stars»), «За горной грядой» («By the Mountain Bound»), «Вереница призраков» («Range of Ghosts»), «Как закалялись люди» («The Tempering of Men» – этот роман написан в соавторстве с Сарой Монетт), а также два сборника повестей «Создания из костей и драгоценных камней» («Bone and Jewel Creatures») и «Вечность» («Ad Eternum»). Ее последняя книга в этой серии называется «Шогготы в цвету» («Shoggoths in Bloom»).

Уже вышли новый роман Элизабет «Разбитые колонны» («Shattered Pillars») и повесть «Железная книга» («The Book of Iron»). Вы можете посетить сайт писательницы по адресу www . elizabethbear . com . В сборнике, который у вас в руках, вы также найдете ее рассказ «В доме Арьямана горит одинокий огонь» («In the House of Arуатап, A Lonely Signal Burns»).

Capa Монетт родилась и выросла в штате Теннесси, в закрытом городе Оук Ридж, где велись работы в рамках Манхэттенского проекта. Она получила докторскую степень по литературе на тему «Британская драма в эпоху Возрождения». В настоящее время Сара живет и работает в северной части Среднего Запада в доме, которому девяносто девять лет. Ее серия «Учение о лабиринтах» («Doctrine of Labyrinths») состоит из романов «Мелюзина» («Melusine»), «Вирту» («The Virtu») и «Мирадор» («The Mirador»). Рассказы Сары публиковались во многих журналах, таких как «Strange Horizons», «Аеоп», «Alchemy и Lady Churchill’s Rosebud Wristlet», а также в сборнике «Костяной ключ» («The Bone Key»). В серии «Учение о лабиринтах» («Doctrine of Labyrinths») появился новый роман «Корамбис» («Corambis»). Сайт писательницы находится по адресу www . sarahmonette . com .

Бир и Монетт вместе сочинили рассказ «Собачий остров» («The Ilе of Dogges») и роман «В компании с волками» («А Companion to Wolves»), а также несколько рассказов, действие которых происходит в одной и той же вселенной, к ним относятся «Буджум» («The Boojum») и «Мангуст» («Mongoose»). В этом произведении писательницы снова объединили силы, чтобы вместе с нами отправиться на поиски потерянного космического корабля, хотя его лучше было бы и не искать!

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Через шесть недель невольного бездействия на станции «Фарадей» Синтия Фейерверкер позарез нуждалась в работе. Она больше не могла ждать, пока подвернется что-нибудь приличное, потому что подошел срок уплаты налога на кислород. Не обязательно работать врачом, чтобы понять, что ожидает беднягу, которому придется дышать вакуумом.

Не обязательно, но Синтия как раз и работала врачом. До недавнего времени, пока ее не обвинили в халатности и незаконных экспериментах. Все это случилось прямо тут, на станции «Фарадей», шесть недель назад. Наверное, стоило радоваться, что команда буджум-корабля «Ричард Тревитик» высадила ее на станции, а не скормила звездолету, но особой благодарности она почему-то не ощущала. Во-первых, ее врачебные навыки неоднократно спасали и корабль, и членов экипажа от последствий пиратских атак. А во-вторых, перед тем как высадить ее, команда конфисковала все медицинские инструменты и препараты. Более того, всем обитателям станции стала известна причина высадки.

Практически та же высшая мера, только немного растянутая во времени, перевариться в чреве буджума с прочим мусором вышло бы гораздо быстрее.

Ледяное отчаяние привело Синтию в арендованный офис станции и усадило за металлический стол. Оно же заставило ее смотреть в лицо лысого старого архамерца, чьи дряблые щеки дрожали при каждом слове. Кожа была такая темная, что Синтия едва могла разглядеть затейливый узор из татуировок, черный на темно-коричневом.

– Ваше прошлое меня не волнует, доктор Фейерверкер, – сказал он. Рукава были сантиметров на пять короче, чем нужно, и. когда он жестикулировал, обнажались запястья. – Буду с вами откровенен. Нам нужны ваши навыки, но нет никаких гарантий, что кто-то из нас вернется с этого задания живым.

Синтия обхватила руками колено. Перед собеседованием она потратила последние кредиты на общественный душ и бумажный костюм, но любой внимательный взгляд заметил бы ее осунувшееся лицо и синяки на локтях, свидетельствовавшие о ночах, проведенных на полу в коридорах тех- блока.

– Вы сказали, что это миссия по эвакуации обломков крушения. Как я понимаю, у нас могут появиться конкуренты. Пираты и прочее…

– Не говоря уже об общественной опасности, которая может возникнуть при захвате архамерского корабля.

– Если я останусь здесь, меня тоже ждет общественная опасность. В шлюзовой камере. Я – хороший врач, профессор Уандрей. Я не причинила вреда ни одному пациенту, меня лишили лицензии совсем по другой причине.

– Не-е-ет, коне-е-ечно, – согласился он, растягивая слова, просматривая ее резюме на внутреннем мониторе. – Всего лишь за то, что вы стремились к запрещенным знаниям.

Она пожала плечами и обвела рукой офис.

– Галилей, Дерлет и Чен тоже стремились к запрещенным знаниям. Посмотрите, куда нас это привело.

На скрипучую и протекающую станцию на орбите Сатурна, насквозь провонявшую аммиаком, несмотря на все усилия дезинсекторов, отрабатывающих двойные смены, лишь бы сдержать натиск товов. Она посмотрела прямо в глаза работодателю и решила рискнуть.

– Профессору-архамерцу следовало бы отнестись к этому с большим пониманием.

Некогда полные губы Уандрея давно высохли и стали тонкими из-за радиации, проникающей сквозь защиту стальных кораблей. И все же, несмотря на его отвисшие щеки и веки, некрасивое лицо преображалось и становилось почти прекрасным, когда он улыбался.

Синтия немного подождала, чтобы убедиться, не скажет ли он чего-нибудь, и добавила:

– Вы же знаете, что у меня с собой нет никаких препаратов.

– У нас найдутся запасы. И потом, корабль, который мы собираемся эвакуировать, это летающий госпиталь «Лазарет „Чарльз Декстер“». На его борту вы раздобудете все, что вам нужно. Как старший офицер корабля «Ярмулович астрономика» я обещаю вам полную долю прибыли от продажи добычи. А также у вас будет право первого выбора во всем, что касается медицинских препаратов и технологий.

Холодок подозрения побежал по ее шее.

– А что еще вы собираетесь найти на борту госпиталя, профессор?

– Информацию, – ответил он. – Исследования. «Ярмулович астрономика» – архивный корабль.

Еще один рискованный вопрос.

– Что случилось с вашим предыдущим судовым врачом?

– Аневризма, – ответил он. – Девушка была совсем юной, и все произошло так быстро, что никто не смог бы ей помочь. Трудилась в подмастерьях и только-только начала свою практику. Со временем мы возьмем к себе другого врача с братского корабля, но в данный момент ни на «Фарадее», ни на расстоянии трех дней пути нет других архамерских кораблей. Если мы не отправимся в путь немедленно, потеряем возможность захватить этот корабль.

– На сколько частей будет поделена добыча?

«Полная доля» звучит хорошо, пока тебе не скажут, что добычу разделили на десять тысяч частей.

– Полная доля равна одному проценту, – ответил он.

Девушка откинулась на спинку кресла; никакая самодисциплина в мире не смогла бы удержать ее от этого. Дисциплина вообще никогда не была ее сильной стороной. Ей предлагали слишком много, похоже на ловушку.

Даже на один процент от добычи с корабля можно прожить всю оставшуюся жизнь, пусть и не роскошествуя. А ей еще позволят забрать любые препараты и оборудование…

Точно ловушка.

А еще шанс снова заняться медициной. Шанс порыться в медицинских файлах архамерского корабля-архива.

По закону ей оставалось тринадцать часов, чтобы найти работу получше. А потом ее ждали Великая пустота, удушье и глаза, покрытые ледяной коркой слез. Другой работы не было, иначе она бы сюда не пришла.

– Я согласна.

Уандрей одарил ее еще одной блаженной улыбкой. Он подтолкнул к ней планшет, лежавший на столе. Синтия приложила большой палец. Укол, жужжание, через секунду подписанный кровью контракт был распечатан.

– Собирайте вещи. Встретимся через тридцать минут в Шестом доке.

– Я готова.

– А! – сказал он. – Забыл предупредить…

Скрип его кресла прозвучал, как звук захлопывающейся ловушки. Синтии уже приходилось слышать такое. Она напряженно выпрямилась, ожидая приговора.

– «Лазарет „Чарльз Декстер“»…

Она кивнула.

– …живой корабль. – Уандрей расценил ее молчание как замешательство и добавил: – Я имею в виду буджум.

– Летающий госпиталь – живой корабль? Мы все умрем, – сказала Синтия.

Уандрей улыбнулся и благодаря частичной гравитации легко поднялся с кресла.

– Все мы смертны, – сказал он. – Но лучше умереть зная, чем жить в невежестве.

* * *

Вынырнув из гравитационного колодца Сатурна, новенький деятельный буксир «Приют Вероники» пристал к громоздкому, отяжелевшему под грузом столетий безобразию под названием «Ярмулович астрономика». Синтия стояла в одном из маленьких, похожих на рыбий глаз наблюдательных портов архамерского корабля, любуясь бескрайним, подернутым дымкой изгибом серо-розового мира, туманного и безмятежного, по нему медленного проплывали тени спутников и колец. В это же время от станции «Фарадей» отчаливал еще один стальной корабль. Он был намного меньше, новее и чище «Ярмулович астрономики», в свою очередь казавшегося карликом в сравнении с буджумами, которые, причалив к спутникам Сатурна, обменивались друг с другом биолюминесцентными посланиями. Стальной корабль направлялся во внутренние районы системы, и на малый миг Синтия пожалела, что не находится на его борту, хоть и знала, что ее там ждало. Произошедшее на «Ричарде Тревитике» было для нее не впервой.

Вряд ли можно считать обманом то, как ее завлекли на борт «Ярмулович астрономики». Команда ученых корабля и члены их семей действительно нуждались во враче. Хотя Синтия подозревала, что ее, чужачку, выбрали не случайно: не следует ей думать ни о чем другом, кроме своих пациентов.

Предшественницу звали Марта Паттерсон Снид, ее перевели на «Ярмулович астрономику» с корабля «Снид математика». Может, она и была гениальным врачом, но, как только «Ярмулович астрономика» распрощался с «Приютом Вероники» и начал путешествие к «Лазарету „Чарльз Декстер“», Синтия обнаружила, что в основном ей приходилось иметь дело с авитаминозом и другими несерьезными болезнями. С ними справился бы любой добросовестный врач, пусть и не самый гениальный.

Пациенты Синтии обращались с ней вежливо и благодарили, но она не могла отделаться от ощущения, что они скорей предпочли бы ей гения, который позволил бы им умереть от цинги.

Кроме проблем с недостаточно разнообразным питанием, различных видов космического рака и дородового наблюдения Синтии приходилось сталкиваться лишь с мелкими травмами и несчастными случаями, которые неизбежны на борту старого стального корабля, требующего постоянного ремонта и техобслуживания. Она лечила ушибленные пальцы, растянутые запястья и различные декомпрессионные травмы. Когда она накладывала шину на лодыжку подмастерья слесаря по паровому отоплению и по совместительству студента-метеоролога по газовым гигантам – многие архамерцы совмещали две профессии, одну связанную с обслуживанием корабля, другую по научной части, – молодой мужчина нахмурился и сказал:

– Вы совсем не такая, как я ожидал.

Она не помнила имени пациента, поэтому заглянула в карту. Звали его Джейме Макриди Берлингейм, сюда переведен с «Берлингейм астрофизика терсе». Около двадцати лет по терранскому летоисчислению, с огненно-рыжими, стоящими торчком волосами.

– Потому что я не архамерка? – спросила она, обследуя его запястье. Требовалось убедиться: это всего лишь растяжение, а не перелом.

– Тут все знают, вы не наша. – Он зашипел и слегка дернулся от боли.

Синтия отметила для себя больное место. Посмотрев Джейме в глаза, она вдруг поняла: он расстроен скорее из-за того, что проболтался.

– Есть недовольные? – спросила она.

Он отвел взгляд. Синтия достала надувную шину, стараясь действовать как можно осторожней и не давить. Люди многое говорят врачам, если те соображают, когда лучше промолчать.

Его бледные пятнистые пальцы сжимались и разжимались. Наконец он ответил:

– Я слышал, у Уандрея из-за вас проблемы с Сенатом факультета. Мой наставник говорит, что Уандрей ведет себя слишком высокомерно. Его счастье, что он на бессрочном контракте.

Синтия не поднимала головы, сосредоточившись на работе. Джейме вздыхал, пока она накладывала шину, обезболивающее еще не подействовало.

– Это поможет снять воспаление, – сказала она.

Джейме поблагодарил ее, и она вдруг подумала, а не следовало бы ей выразить Уандрею благодарность, а может, даже относиться к нему как к покровителю.

Но благодарности она не чувствовала. Профессор воспользовался ее отчаянным положением, и, даже если спас ее жизнь, это не было поводом для благодарности. С другой стороны, у архамерцев, похоже, не существовало таких понятий, как «покровитель» и «подчиненный». Они говорили лишь о подмастерьях и наставниках, но никто вроде не ожидал, что она станет подмастерьем Уандрея.

Дни складывались в недели, желающих стать ее подмастерьем тоже не наблюдалось. Синтия не возражала, так как не питала иллюзий насчет своих навыков преподавания и понятия не имела, как можно дать медицинское образование с нуля. Но отчего-то на корабле, где проживало несколько сот человек, ей было одиноко. Отработав вахту, она возвращалась в свой гамак и с беспокойством думала о том, что случится с тихими, стеснительными архамерскими детьми, когда она покинет борт. Время от времени она напоминала себе, что «Ярмулович астрономика» включен в систему архамерских кораблей и, как сказал Уандрей, они легко найдут себе другого врача. Должно быть, они уже ведут переговоры с другими кораблями о переводе. Или об аренде, или о браке, или как это у них называется? И вместо сна она тревожилась о будущем.

* * *

Задолго до того, как самый мощный из дистанционных сканеров засек «Лазарет „Чарльз Декстер“», они уже поняли, что приближаются к нему. Первым звоночком стали чеширы. Твари с щупальцами, частые гости архамерских звездолетов, они обычно шныряли по каютам и коридорам стальных кораблей, охотились на товов и прочих мелких гадов из подпространства, которые проникали сквозь щели реальности и могли причинить серьезный вред. Именно благодаря чеширам, с легкостью расправлявшимся с паразитами, архамерские корабли все еще пускали на станции вроде «Фарадея». Буджумы боролись с вредителями сами.

Обычно чеширы – Синтия никогда не могла их сосчитать – спали и охотились, когда им вздумается. Они могли часами сидеть в углу меж двух переборок, сфокусировав напряженные усики в одной точке, целая палитра цветов бежала по их мягким телам. Выслеживали они кого-то или спали, Синтия не знала. Порой, просидев так полдня, они исчезали, словно ничего не произошло. Иногда, перед сном, Синтии приходилось сгонять их со своего гамака, но они, словно коты, упорно возвращались обратно, когда она засыпала, чтобы урвать хоть немного ее тепла. Когда же «Ярмулович астрономика» впервые столкнулся с искажениями пространства-времени, которыми непременно сопровождается насильственная смерть буджума, корабельные чеширы заволновались. Они начали сбиваться в стайки, и, если Синтии доводилось сталкиваться с двумя спящими чеширами, рядом всегда бодрствовал третий. Хотя нельзя было сказать наверняка, спят ли вообще эти твари с шестнадцатью глазами без век или нет. О том, что им снится, Синтия старалась не думать.

Вторым звоночком стал стук. Хаотичная яростная колотьба, словно кто-то снаружи пытался вломиться в корабль. Стук был нерегулярным, иногда лишь один резкий удар, иногда это продолжалось не меньше пяти минут. Он плохо действовал на чеширов, глухие от природы, они не слышали шума, вызывающего головную боль, но воспринимали вибрации. Каждый раз, когда Синтия просыпалась от ужасного стука, под одеялом она находила одного-двух, а иногда сразу и трех чеширов, втиснувших свои клинообразные головы между ее руками и телом. От детей-пациентов, которые переставали стесняться, рассказывая о себе и своих приятелях, она многое узнала о чеширах. О том, как их гладить и как с ними разговаривать так, чтобы они почувствовали. Лежа в гамаке в тусклом зеленом мерцании аварийного освещения, она гладила дрожащих чеширов, пока сама не засыпала.

За стуком последовало то, что архамерцы называли псевдопризраками. Одна пациентка детально объяснила Синтии природу этого феномена, пока та промывала и зашивала пятнадцатисантиметровую рану на ее предплечье.

– Это не духи мертвых, а микровзрывы прошлого и будущего. Точнее, возможных событий будущего, так как оно еще не определено.

– Конечно, – согласилась Синтия.

Девушку звали Хестер Аябо Ярмулович. Высокая, худая и черная, как жесть. Руку поранила, пытаясь починить внутренние переборки, поврежденные стуком.

– То есть та женщина, которая едва не столкнулась со мной сегодня утром, а потом исчезла с треском статического электричества, была Мартой Паттерсон?

– Возможно, – сказала Хестер. – Такая невысокая, жилистая и с веснушками?

– Да. Пожалуйста, держите руку неподвижно.

– Это точно доктор Паттерсон. А до нее у нас работал доктор Белафонте, так что, возможно, вы и его увидите.

– И ваших будущих врачей тоже, кем бы они ни были?

– Скорее всего, – сказала Хестер.

Синтия увидела доктора Паттерсон несколько раз, а потом и доктора Белафонте. Однажды столкнулась и с врачом из будущего. Самой собой. У нее были длинные седеющие волосы и поношенная одежда. Она стояла у смотрового стола и хмурилась, прожигая пустоту взглядом.

Войти в медблок и столкнуться с самой собой – опыт не просто тошнотворный, а чрезвычайно неожиданный, почти как удар током. Но больше всего ее напугала хмурая, словно вырезанная на лице ножом гримаса.

Смысла в этом не было никакого. Почему в будущем она все еще на «Ярмулович астрономике»? Синтия не собиралась оставаться, архамерцы и не думали ее оставлять.

Позже, когда она стерилизовала инструменты, Синтию вдруг осенило: «Уандрей точно заманил меня в ловушку».

Мысль была сама по себе неприятной, да к тому же вызвала и целую кучу других. О насекомоядных растениях и том, как они начинают переваривать добычу задолго до того, как та умрет. О том, как ее лицо будет выглядеть в будущем, и хмурой гримасе, разъевшей его, словно кислота.

Она ругала себя за мрачные мысли и пыталась сосредоточиться на пациентах и изучении корабельных архивов (хоть в этом Уандрей сдержал свое слово). Спустя несколько дней после разговора о псевдопризраках Хестер Айбо вошла в медблок и сказала:

– Изоляция вредна. Сегодня мы пойдем на обед вместе.

Синтия удивилась, но вдруг почувствовала благодарность и облегчение. Она оторвалась от заполнения истории болезни.

– Да? То есть спасибо, но…

– Расскажете мне о своих исследованиях, – сказала Хестер.

Это прозвучало одновременно и как просьба, и как приказ. Искоса она бросила на Синтию ясный и долгий взгляд. «Как сокол, – подумала Синтия. – Сокол, который хочет подружиться с рабочей лошадью». Она засмеялась и встала.

– Вы тоже можете рассказать мне о своих.

Хестер умолять не пришлось, говорила она много и долго. Работала она астробиологом, как и Уандрей, который был членом ее комитета, то есть выполнял отчасти функции родителя и отчасти начальника. Хестер изучала существ, подобных буджумам, чеширам и ужасным брандашмыгам, то есть тварей, эволюционировавших в холодной безвоздушной тьме межзвездного пространства или в холодных безвоздушных щелях пространства-времени. Она очень обрадовалась возможности исследовать «Лазарет „Чарльз Декстер“». Во время их третьего совместного обеда Синтия наконец-то решилась и спросила:

– А ты знаешь, как погиб «Лазарет „Чарльз Декстер“»?

Хестер застыла, так и не донеся до рта вилку с долькой помидора, выращенного гидропонным способом.

– Вообще-то это тайна, но я расскажу тебе то, что нам известно.

Такого Уандрей не предлагал, поэтому Синтия жадно вслушивалась в каждое слово.

Как и рассказал ей профессор, «Лазарет „Чарльз Декстер“» был медицинским кораблем, или, точнее, мобильным госпиталем. Он прослужил больше десяти соларов, и его хорошо знали даже в отдаленных и глухих уголках системы. Капитан славился гостеприимством: принимал на борт любых пациентов, даже пиратов, не обращая внимания на доказательства их причастности. Несмотря на то что за границами суверенитета Марса формально нейтралитет уже не признавался, «Лазарет „Чарльз Декстер“» был единственным буджумом, который не подвергался нападению пиратов.

– Даже Ми-Го, – сказала Хестер. – Хотя никто не знает почему.

Кулаки непроизвольно сжались, и Синтия поспешила убрать руки под стол, хоть никаких намеков в голосе Хестер она не заметила.

– Что стало с командой?

– Вероятно, они все еще на борту, – ответила Хестер. – Возможно, некоторые даже живы. Хотя питаться буджумом нельзя. Это же не мясо.

– Откуда «Ярмулович астрономика» узнал о нем?

– Другой архамерский корабль перехватил тревожный буй, но сам остановиться и помочь не мог. – Глаза ее хитро блеснули.

Синтия поняла: друзья они или нет (да и друзья ли?), но Хестер никогда не расскажет ей, чужачке, о реальных причинах.

– Закодированное сообщение послали нам, как своим ближайшим родственникам, но, несмотря на это, у других кораблей есть шанс нас опередить. Там говорилось, что корабль умирает, причины не указаны. Возможно, капитан «Лазарета» и сам их не знал, возможно, с ним тоже что-то случилось, и тревожный сигнал был отослан младшим членом команды. Нам, подмастерьям, рассказывают далеко не всё.

Синтия кивнула. Она положила руки на стол и собиралась уже встать, когда Хестер проглотила последний кусочек тофу.

– Слушай, – сказала Синтия. – А буджумы когда-нибудь умирают от естественных причин?

Хестер вскинула голову, губы ее блестели от наваристого бульона.

– Полагаю, они должны от чего-то умирать, но в наших архивах такие случаи не упоминаются.

* * *

К тому времени, когда они приблизились к мертвому буджуму на сотню километров, колотьба и появление призраков стали почти непрерывными. Синтия двигалась по медблоку вприглядку, стараясь не столкнуться с собственной тенью, как если бы та была хирургической сестрой, с которой они работали на пару. На это уходила уйма моральных и физических сил. «Я могла бы просто пройти сквозь своего двойника», – думала она, но не могла переступить через себя.

Хестер принесла печенье и поставила тарелку между Синтией и рабочим монитором, на котором та изучала схемы «Лазарета „Чарльз Декстер“» и других схожих с ним кораблей. Буджумы разительно отличались друг от друга по архитектуре. Или лучше сказать по системам образований? Или… как вообще называется внутреннее строение живых кораблей?

– Мы несем следующую вахту, – сказала Хестер. – Тебе нужно отдохнуть.

– Мой рабочий день еще не закончился, – ответила Синтия.

Печенье было хрустящим снаружи и мягким внутри, пахло лимоном и лавандой. Она взяла одно и принялась не спеша откусывать маленькие кусочки, чтобы продлить удовольствие. Хестер к печенью не притронулась.

– У меня еще дюжина коробок в шкафчике, – сказала она. – Люблю печь перед вахтой. А тебе все-таки надо отдохнуть. Президент и Сенат факультета разослали уведомление – всем, кто не несет вахту, необходимо как следует выспаться.

Синтия виновато посмотрела на свой браслет. У нее была дурная привычка отключать оповещения, а потом забывать об этом. Вдруг словно огромный кулак гулко ударил по корпусу корабля, но она даже не обратила внимания.

– Впихнуть в себя как можно больше информации об анатомии буджума – вот что мне сейчас надо.

Хестер улыбнулась, но не засмеялась.

– Ты ее изучала с тех самых пор, как мы ушли с «Фарадея». Какую гипотезу ты хочешь доказать?

– Ты знаешь какую. – Синтия взяла второе печенье, посмотрела на него и сказала: – Хестер, если ты видишь только один призрак… Значит ли это, что другого будущего нет?

– Интересный вопрос, – хмыкнула Хестер. – Я не занимаюсь темпоральной метадинамикой всерьез. Думаю, это значит, что существуют вероятностные ветки будущего, в которых в этом месте вообще нет людей. А возможно, конкретное будущее предопределено.

– То есть оно неизбежно?

– Неизменно! – усмехнулась подруга. Полные губы не сочетались с узким сухим лицом и телом. – Пойду отсыпаться, как было велено. Если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, ты тоже отправишься спать. Знаешь, что тебя зачислили в разведывательную команду?

Синтия вздрогнула, переломив печенье пополам.

– Читай уведомления, – дружелюбно посоветовала Хестер. – И поспи, пока есть возможность. Когда мы подойдем к «Лазарету „Чарльз Декстер“», вряд ли у нас будет время.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Туша «Лазарета „Чарльз Декстер“» висела в десяти градусах от плоскости эклиптики, в трещине пространства-времени, где вряд ли кто-то мог случайно на него наткнуться. Синтию вызвали на капитанский мостик впервые за все время работы в качестве судового хирурга «Ярмулович астрономики». Она стояла за креслом президента, надеясь, что профессор Уандрей пребвает где-то поблизости. Синтия слишком сильно нервничала, поэтому постеснялась спросить, где он. но чуть позже кто-то сказал, что Уандрей со своими инструментами находится на нижней палубе. На мониторах и сквозь самый огромный иллюминатор корабля было видно, как погибшее судно медленно приближалось к ним.

Хотела бы она никогда этого не видеть.

Обтекаемое тело буджума, опутанное щупальцами, по инерции все еще медленно вращалось вокруг своей оси, словно гигантская пробка. Постепенно оно все больше удалялось от плоскости солнечной системы. Темная туша без биолюминесценции, обычно очерчивающей изгибы тела. Лишь солнечные лучи, ласкавшие мертвое тело, позволяли определить его форму и массу.

Вокруг него, там, где Синтия ожидала увидеть знакомые звездные узоры, сверкающие в ледяном космосе, ничего не было. Лишь Великая пустота. В огромной зеркальной линзе, оторванной от корпуса и разбитой на тысячу сверкающих осколков, словно в сумасшедшем калейдоскопе, отражались «Ярмулович астрономика», «Лазарет „Чарльз Декстер“» и еще один стальной корабль, пришвартованный к погибшему буджуму. Он был так потрепан и искорежен, что на его корпусе получалось различить лишь единственное слово «КАЛИКО». Маленький корабль, с экипажем из двух-трех человек, и беспокоиться не о чем. По-настоящему Синтию волновали лишь разбитые зеркальные осколки и углы отражения, не поддающиеся расчету. Наверняка такое зеркало предназначалось для ослепления противника погибшего буджума, ни у «Ярмулович астрономики», ни у ее конкурента не имелось способа защититься от столкновения с хаотично летающими осколками. Помочь им могло, пожалуй, только секретное оккультное оружие архамерцев, о котором ходила тьма глупых баек. Если рассказчики, конечно, не врали.

К несчастью, Синтия была почти уверена в обратном.

– Итак, – громко сказала президент, чтобы положить конец приглушенным разговорам в разных концах капитанского мостика. – Перед нами стоят три первостепенные задачи. Первая – это, очевидно, то, ради чего мы сюда явились. – Она кивнула в сторону бесхозного буджума. – Вторая – нейтрализовать отражающую линзу и собрать все, что может нам пригодиться. И третья – войти в контакт с «Калико». Нам нужно понять, можно ли прийти к взаимовыгодному соглашению с ними. Пожалуйста, поговорите с членами ваших отделений. К началу следующей вахты мне нужен список добровольцев для работы за бортом. Знаю, что некоторым отделениям нужно подготовиться.

Она взглянула на пожилого архамерца, не знакомого Синтии. Тот покраснел и начал заикаться, и Синтия поняла: произошла какая-то история, о которой ей никто не рассказал.

– Так как насчет «Калико»? – раздался голос.

Уандрей стоял у дверей, словно попал в немилость, но это его не слишком беспокоило.

– Профессор Уандрей, – холодно сказала президент. – Хотите стать добровольцем?

– Конечно, – ответил он, дружелюбно улыбаясь. – Судя по всему, «Калико» уже пристыковался в самом удобном месте для… э-э-э… проникновения внутрь. Поэтому не могли бы вы и меня включить в состав утвержденной команды?

Угрожающая тишина повисла над ними. Синтия, не сводя глаз, смотрела в пустоту рядом с «Лазаретом „Чарльз Декстер“» и кляла себя на чем свет стоит. Наконец президент сказала:

– Томас, ты что-то затеваешь.

– Всего лишь стремлюсь к знаниям, госпожа президент, – ответил Уандрей. – Как все мы. Или вы забыли, что я был членом комитета, назначившего вас на должность?

Кто-то из младших сотрудников ахнул. Не отрывая взгляда от мертвой туши буджума, Синтия услышала, как президент сказала с улыбкой:

– Хорошо. Возьмите с собой Мередит, Хестер и доктора Фейерверкер. Разузнайте, чем занимается «Калико», и не забудьте, я жду от вас подробного доклада!

* * *

На «Ярмулович астрономике» было два аппарата для приземления: громоздкий ялик «Т. Г. Уайт» и маленький спортивный катер «Кэйтлин Р. Кирнан». В катере четверо могли разместиться с трудом, но зато Хестер умела им управлять. Как сказал Уандрей, ведя команду к катеру, в тесноте, да не в обиде, зато так им не придется тратить время, чтобы найти пилота, умеющего управлять яликом.

«Президент была права, – думала Синтия, садясь рядом с Мередит и пристегивая ремень безопасности. – Уандрей что-то замышляет». Он едва не плясал от нетерпения, глаза его блестели как-то по-особенному. Синтии это не понравилось, но она ничего не могла поделать.

Хестер провела тщательную предполетную проверку, запретив Уандрею ее поторапливать. Мередит, крупная блондинка-валькирия, специалист по буджум-математике, извинилась перед Синтией за то, что упирается в нее плечом, и спросила:

– А вы уже определили причину смерти буджума, доктор Фейерверкер?

– Нет, – ответила Синтия. – Он выглядит мертвым, но, честно говоря, даже если бы я увидела рану на его теле, то вряд ли смогла бы определить, она ли привела к смерти или что-то другое.

– Скорее всего, видимых ран нет, – сказал Уандрей со своего места. – На данный момент мы пришли к выводу, что убить буджум можно лишь двумя способами. Первый – разрезать его на куски, в буквальном смысле. Тактика, которая скорее станет убийственной для нападающего, чем приведет к успеху. Второй способ – систематически ударять его током, но разряд должен быть такой силы, чтобы одновременно вывести из строя все синусовые и синаптические узлы.

– Ничего себе разряд! – сказала Синтия, чувствуя, как от тревоги ее сердце сжимается все сильней.

Уандрей с ней согласился, но дальше развивать тему не стал.

«Кейтлин Р. Кирнан» под управлением Хестер закладывала такие виражи, что Синтия едва справлялась с приступами тошноты. Судорожно схватившись за ремни безопасности, она отчаянно сглатывала подступающие к горлу комки.

– Хестер – лучший пилот из всех имеющихся, – доброжелательно сказала Мередит.

– Когда я была маленькой, мечтала пробраться на корабль на станции Ленг и стать механиком, – весело сказала Хестер. – Пару раз даже попробовала, но они всегда отправляли меня домой.

Катер летел по широкой дуге вдоль передних щупалец «Лазарета „Чарльз Декстер“», и вскоре они увидели: Уандрей оказался прав. Экипажу «Калико» удалось открыть один из шлюзов «Лазарета», маленький корабль наполовину вошел в буджум.

Синтия надеялась, что архамерцы найдут способ получше.

* * *

Как оказалось, другого способа попросту нет. Синтия забеспокоилась еще больше, когда Мередит и Хестер начали прилаживать к скафандрам оружие. Неужели от экипажа «Калико» стоить ждать проблем? Разве у конкурентов нет законного права первыми обследовать корабль? Или первыми должны быть они, ведь именно архамерцы засекли сигнальный буй?

Синтия никогда раньше не сталкивалась с мертвым буджумом, поэтому приготовилась к любым неожиданностям. Но ни объем изученного материала, ни моральная подготовка не могли защитить ее от запаха разлагающейся плоти «Лазарета „Чарльз Декстер“». Вонь была настолько сильной, что Синтия могла поклясться: она слышала запах сквозь скафандр еще до того, как покинула катер. Как это характеризовало готовность катера к космическим полетам, ей даже в голову не приходило.

То, что она увидела, когда дверь шлюза наконец-то раскрылась, шокировало ее еще больше. Обычно блестящие и упругие у здорового буджума мембраны между раздвижными опорами выглядели тусклыми и склизкими. Увиденное особенно впечатляло в сочетании с запахом смерти, от которого Синтия безнадежно пыталась избавиться, водя языком по зубам. Эта вонь, вызывающая головокружение и головную боль даже при наличии шлема с кислородной маской, заставила ее задуматься. Каким образом происходит процесс разложения буджума? Он самопереваривается? Или притягивает влагу и растворяется? А может, гниет и распадается?

Никаких других признаков разложения не наблюдалось. Лишь тяжкий смрад.

Неповрежденные внутренности, больше похожие на извилистый коридор, исчезали в чреве мертвого корабля. «Не хватало только, чтобы меня стошнило в шлем», – подумала Синтия. Случись такое, все стало бы еще хуже.

Определить качество воздуха не представлялось возможным, однако внутри «Лазарета „Чарльз Декстер“» сохранилось нормальное атмосферное давление, и Синтии не пришлось прибегать к интеркому скафандра, чтобы другие ее услышали.

– Думаете, хоть какую-нибудь вещь с этого корабля можно будет использовать? Ведь все заражено…

Мередит сказала:

– Если вещи запакованы, проблем, думаю, не будет. А медицинские препараты мы все равно не собирались распечатывать.

– Я чувствую вонь даже сквозь скафандр.

Уандрей с большим любопытством посмотрел на нее.

– В самом деле? – спросил он, подняв бровь. – Я ничего не чувствую.

– Может, в вашем скафандре плохой фильтр, – предположила Мередит. – Мы их тщательно проверяем, но…

Она пожала плечами. В скафандре жест получился не слишком выразительным, но Синтия поняла.

Все, чем владели архамерцы, начиная с экипировки и заканчивая кораблем, было из вторых рук, эвакуированное с других кораблей. Ничего с этим не поделаешь.

– Наверное, так и есть, – сказала она, хотя не была убеждена.

По взгляду Уандрея, который он бросил на нее перед тем, как отвернуться, стало ясно, что и он не слишком-то в это верит.

– Посмотрим, сможем ли мы найти экипаж «Калико», – сказал он.

«Я иду по мертвому телу», – время от времени напоминала себе Синтия, но единственным признаком смерти, кроме вони, от которой слезились глаза и которую другие члены команды не ощущали, была тьма. Все помещения для экипажа и пассажиров в буджумах, какими Синтии довелось летать, освещались с помощью биолюминесценции. Внутри «Лазарета „Чарльз Декстер“» царила тьма.

Они продвигались медленно. Синтия помнила, что, по словам Хестер, где-то на борту мертвого корабля еще могли оставаться выжившие члены экипажа. А еще в голове крутился вопрос насчет команды «Калико». И чем дальше они шли, тем настойчивее он звучал. До сих пор они не заметили никаких следов.

– На борту «Калико» они не остались, это мы точно знаем, – пробормотала Хестер. – Коринн вызывала их, пока не охрипла.

– И вряд ли они разбирают корабль, – сказала Мередит. – Кроме шлюза, ни одной вскрытой двери.

– Интересно, – сказала Синтия, – сколько времени они здесь уже провели? И если они не собирают имущество, то чем вообще занимаются?

Вообще-то это были два вопроса, но, на самом деле, существовал и третий. О чем Уандрей не рассказывал ни ей, ни Хестер с Мередит? Синтия заметила, что он не особенно беспокоился и не торопился, но явно знал, куда идти. Она решила промолчать. Болтать языком – не слишком хорошая идея для чужачки, которую и так едва терпят.

– Что еще можно делать на мертвом буджуме? – спросила Хестер.

– Может, – Синтия задумалась на миг, – может быть, они прибыли сюда вовсе не ради добычи. Возможно, им нужен был госпиталь. Не все врачи придерживаются политики невмешательства, как капитан Даймшуллер.

– «Калико» слишком маленький, он не может быть пиратским, – возразила Мередит. – Но я согласна с вашим ходом мыслей. Только если они пришли не за добычей, как мы найдем операционный блок?

Ее вопрос так и остался неотвеченным, потому что они подошли к месту пересечения коридоров и заметили человека.

Без скафандра. На нем была темно-синяя форма Межпланетного госпитального корпуса с красным кантом и вышитой эмблемой «ГЧД» на рукаве. На груди висел ряд значков: кадуцей, красный крест и китайский иероглиф, означающий «сердце». Синтия на малый миг отвлеклась на медицинские значки, но почти сразу почувствовала: с человеком что-то не так. Что именно, она поняла лишь через несколько секунд. В свете фонарей стоял моложавый, высокий мужчина с белой, как рыбье брюхо, кожей и смотрел на них. Его лицо ничего не выражало. Ни облегчения, ни гнева, ни страха, ни даже любопытства. Именно это и настораживало.

– Здравствуйте, – нарочито громко сказала Синтия, словно желая компенсировать его отсутствующее состояние, и сделала шаг вперед. – Я доктор Фейерверкер с «Ярмулович астрономики». Ваш капитан…

Она подошла достаточно близко, и можно было разглядеть, что пятно, показавшееся ей сначала тенью, оказалось зияющей дырой с рваными краями на том месте, где раньше был живот. Бледная кожа отдавала зеленью.

– Он мертвый. – Свой тонкий скрипучий голос она услышала словно со стороны.

– Что? – воскликнула Хестер.

– Он мертвый. Умер несколько недель назад.

– Он же стоит! Тело не может…

Голос Хестер угас, когда послышался едва заметный щелчок и мертвец повернулся, словно давал им возможность получше рассмотреть свое тело, лишенное внутренностей. А затем пошел по коридору, удаляясь от них. Его координацию нельзя было назвать совершенной, но для человека, умершего примерно три месяца назад, она оказалась чертовски хорошей.

Хестер выругалась, и Мередит не слишком вежливо предложила ей заткнуться. Не стоило в подобном месте привлекать к себе лишнее внимание.

– Возможно, это паразит, – сказала Синтия, лихорадочно пытаясь вспомнить, существуют ли способы оживить мертвое тело. – Может, кто-то проник сквозь дыру в пространстве-времени, когда «Лазарет „Чарльз Декстер“» погиб. Нам нужно отправить сообщение на «Ярмулович астрономику». – С удивлением Синтия вдруг осознала, что беспокоится не о себе, застрявшей в чреве мертвого буджума, а о Джейме, о стеснительных архамерских детях и чеширах, которых она не могла сосчитать. – Можно с ними связаться отсюда? Как далеко…

– Успокойтесь, доктор Фейерверкер, – сказал Уандрей. – Перед вами не паразит, а стремление к знаниям.

Это ее добило. Она посмотрела на его спокойное потное лицо за щитком шлема, сглотнула, чтобы справиться с подкатившим к горлу горьким комком.

– Вы знали?..

Он дернул уголками губ, и это было пострашнее, чем мертвец, уходящий в темноту. Она попыталась как можно скорее взять себя в руки. В университете ходили байки об ужасных деяниях архамерских врачей. Синтия никогда не относилась к ним всерьез, считая их порождением нетерпимости к архамерцам и предубеждений, которые встречались в высших учебных заведениях так же часто, как и в тавернах при космопортах.

Возможно, она была слишком наивной и так хотела относиться ко всему непредвзято, что совсем забыла – дыма без огня не бывает. «Задумались об этике, доктор Фейерверкер? Полезно посмотреть на себя со стороны».

Она шагнула вперед, следуя за живым мертвецом. Уандрей и остальные кинулись догонять, скафандры шуршали при движении.

– Когда «Лазарет „Чарльз Декстер“» подписал контракт с архамерским врачом? – спросила Синтия, заметив, что Уандрей идет рядом.

Уандрей не ответил.

– Значит, именно это убило корабль? – продолжила она. – Именно поэтому мы здесь?

– Обычно мы не занимаемся проблемой оживления, – сказал Уандрей. – Но если… если кто-то смог запустить этот процесс… Только подумайте, какой прорыв для человечества! Для медицины.

– Для перевозок, – отозвалась Мередит.

– Да мало ли можно найти применений, – начала Хестер.

– Вы совсем с катушек слетели? – почти прокричала Синтия, перебив ее. – В каждой страшной истории, которые я когда-либо слышала, говорится, что воскрешение из мертвых сводит людей с ума. Вы на самом деле предлагаете…

– Вы же вроде ученый, доктор Фейерверкер? – спросил Уандрей. – Тогда я предлагаю подождать с выводами, пока вы не получите данные.

Ходячий труп двигался не слишком быстро. Когда Синтия догнала его, он повернулся и задвигал челюстью. Если и пытался что-то сказать, отсутствие легких и диафрагмы ему помешало. Приглядевшись повнимательней, Синтия поняла, что он был майором и дипломированным медбратом. На кармане бирка с фамилией Нгао. Тусклые, запавшие от обезвоживания глаза внимательно следили за ее лицом. Челюсть снова задвигалась.

«Неужели он в сознании? – удивилась она, холодок побежал по спине, заныл висок. – Осознает ли он, что умер? Что его выпотрошили? Чувствует ли он, как пальцы касаются позвоночника вместо живота?» Ей хотелось попросить у него прощения, хоть она не имела никакого отношения к судьбе несчастного майора Нгао. Но ведь и она стремилась к запрещенным знаниям. К счастью, не к воскрешению, нет, иначе ирония оказалась бы слишком жестокой. Она бормотала те же самые слова о науке и стремлении к знаниям, что и Уандрей. Говорила себе, что Чен и Дерлет были бы довольны. Что и Галилей был бы доволен.

Неужели это все ложь? Она не могла спросить их, она не знала. И Чен, и Дерлет, и Галилей умерли несколько веков назад. Даже сумасшедший экспериментатор на борту «Лазарета „Чарльз Декстер“» не смог бы вернуть их назад. Она помнила ощущение горячей убежденности, что истина где-то рядом, ее можно найти и за нее стоит заплатить любую цену. Выражение лица капитана Нвапы она тоже помнила. На малый миг, прежде чем она вновь обрела свой невозмутимый вид, в ее глазах мелькнул ужас. Вывести из равновесия капитана буджума было непросто, но Синтия совсем не гордилась своим достижением.

Она пыталась подобрать слова, которые не прозвучали бы банально и фальшиво, но Уандрей опередил ее, сказал резким голосом:

– Отведи нас к доктору Фиоренцо.

«Все это бессмысленно, доктор Фейерверкер. У человека перед тобой нет девяти десятых жизненно важных органов. Думаешь, ему есть чем сфокусировать внимание на тебе?» – мрачно подумала Синтия.

По крайней мере, теперь у этого сумасшествия было имя.

* * *

По темным и тихим коридорам «Лазарета „Чарльз Декстер“» Синтия плелась следом за архамерцами и мертвецом. За время, проведенное на «Ричарде Тревитике» и других буджумах, она стала немного разбираться в их внутренней архитектуре и теперь старалась сориентироваться. Синтия была почти уверена в том, что они уходят вглубь рта, оставив позади разрывающие пластины и режущие бриллиантовые зубы «Лазарета „Чарльз Декстер“». Экипаж «Ричарда Тревитика» ласково звал свой корабль Рикки. Как называла этот буджум его команда, может, Чарли? Глупая мысль навязчиво крутилась в голове, и Синтия никак не могла от нее отделаться.

Анатомия буджума не следовала общим принципам строения тела терранских млекопитающих, даже билатеральная симметрия отсутствовала, но одно было известно точно – если ты уходишь от рта, значит, идешь в сторону клоаки. Основные системы корабля находились так глубоко в чреве буджума, как только биоинженеры могли их там разместить.

«Лазарет „Чарльз Декстер“» служил госпитальным кораблем, поэтому в нем не предусматривалось отдельного медблока. Они проходили коридор за коридором, мимо палат, лабораторий и боксов, откуда должно было бы пахнуть дезинфекцией и лекарствами, если бы не проникающая повсюду вонь разложения, от которой слезились глаза.

Вскоре они обнаружили операционный блок, выглядевший так, словно был эпицентром партизанской войны. Синтия машинально замедлила шаг, пытаясь восстановить события. Где стояли защитники, откуда бежали нападавшие, человеческая ли кровь в этих жутких липких лужах или она другого цвета?

– Смотрите, доктор Фейерверкер, – сказала Мередит, указывая в конец коридора.

В том направлении, куда плелся майор Нгао, безразличный к возможному месту своей гибели, Синтия впервые за несколько часов вдруг увидела проблеск света.

Они продолжили следовать за мертвецом, из которого время от времени капала бурая жидкость, оставляя следы на полу извилистого коридора мертвого буджума. Луч света прорывался из приоткрытого люка, растекаясь по полу и стенкам, в щели можно было разглядеть лабораторию.

А затем там что-то мелькнуло.

Она согласилась на предложение Уандрея от безысходности. «Так и совершаются военные преступления, – подумала она. – Люди не могут с собой справиться и просто следуют приказам. Если бы ты оказалась такой же талантливой, как эти архамерские врачи, то придумала бы что-нибудь, а не ждала указаний Уандрея. – Она прикусила губу. – Если бы я оказалась такой же талантливой, как эти архамерские врачи, то, возможно, „Ричард Тревитик“ тоже погиб бы, как и „Чарли“».

Пришедшая мысль окончательно добила те чувства, которые еще оставались в ней после встречи с тихим мертвым проводником.

Что-то коснулось ее правой перчатки, а затем сжало руку. От страха перехватило в горле. Синтия, вырываясь, посмотрела вниз, пытаясь опознать жуткую тварь, схватившую ее. Тварь оказалась обычной летной перчаткой, такой же, как у нее. Девушка подняла голову и сквозь пелену света, отраженного в двух скафандрах, встретилась взглядом с Хестер. Задумавшись, Синтия задержалась и оторвалась от группы. От мысли, что она могла остаться в этой темноте совсем одна, сердце ее затрепыхалось, как корабельная крыса в когтях чешира.

Синтия пожала руку подруги, ответом стала белозубая улыбка, просиявшая на темном лице. Они пошли вперед вместе, но вскоре Синтия услышала странные скребущие звуки, и облегчение от того, что она не одна, испарилось. Чуткое ухо врача определило природу звука почти сразу: так скребут металлом о кость.

Сделав еще пять шагов, они подошли к лаборатории. Когда Мередит и Уандрей вышли из тени, Синтия, словно зачарованная, смотрела на то, как свет – не биолюм, а обычная рабочая лампа на аккумуляторе – играет на их потертых скафандрах. Она старалась не заглядывать в лабораторию. К счастью, их широкие плечи милосердно закрывали обзор.

Но затем Уандрей сделал шаг в сторону, пропуская их с Хестер, и поднял руки к голове, раскрывая защелки на шлеме. Пока он снимал шлем, Синтия боролась с собой, чтобы не натянуть его обратно на голову Уандрея, словно стандартный поношенный скафандр мог хоть как-то защитить его в данной ситуации.

Синтия продолжала дышать воздухом скафандра. Так она чувствовала себя лучше. Мередит с Хестер тоже не торопились снимать свои шлемы.

– Доктор Фиоренцо, – вежливо сказал Уандрей. – Позвольте мне представить вам своих коллег. Как я понял, вы достигли успеха?

– Частично, – ответила Фиоренцо низким грудным голосом.

Она отвернулась от анатомического стола, на котором были зафиксированы дергающиеся останки чего-то, что по определению не могло быть живым.

Казалось, их приход ее совсем не удивил. Уандрею даже не понадобилось представляться.

– Рада вас видеть. После аварии… «Чарли» умер, и вся команда…

На лице – скорбь, напряжение и облегчение. Каково это было? Оказаться одной в ловушке, в сотнях парсеков от звездных трасс, внутри огромного, мертвого, медленно разлагающегося существа?

Знакомство проходило почти в сюрреалистично дружеской обстановке. Фиоренцо – смуглая, хрупкая женщина с гладкой кожей, когда она улыбалась, вокруг глаз появлялась мелкая сеточка морщин. Еще молодая, но на голове уже показалось несколько седых прядей, блестевших, словно серебряные нити на черном бархате волос. Короткая мальчишеская стрижка, такую прическу носили многие практичные космачи.

«Думала, вы старше», – этого Синтия вслух, конечно, не произнесла, когда они обменивались любезностями. Тело майора Нгао стояло у дальней переборки со сложенными на груди руками, глаза напряженно следили за происходящим, словно он понимал, о чем они говорят. Синтии не пришлось пожимать руку Фиоренцо, потому что та была в перчатках. А главное – не требовалось придумывать приветственных фраз. Услышав ее имя, Фиоренцо нахмурилась:

– Фейерверкер? Это вас они недавно высадили с «Ричарда Тревитика». Стыд и позор! Прекрасное исследование! Прекрасное. Пора уже разобраться, что находится в биосуспензных цилиндрах.

Синтия, потрясенная той теплотой, с которой коллега признала ее работу, и самим фактом того, что кто-то ее хвалил, кое-как устояла на ногах. Она открыла рот, чтобы ответить, но Фиоренцо продолжила:

– Приветствую вас на борту, коллега. Уж теперь мы с вами во всем разберемся. Может быть, даже узнаем что-то о Ми-Го!

– Спасибо, – пролепетала Синтия.

Фиоренцо, Мередит и Уандрей отошли подальше. Хестер наклонилась к ней очень близко, даже их шлемы соприкоснулись, и прошептала:

– Что ты такое сделала?

– Я думала, все уже знают.

– Расскажи.

Синтия не знала, с чего начать. Она все еще с трудом подбирала слова, когда Хестер не вытерпела и спросила в лоб:

– Ты попыталась разобраться в устройстве цилиндра Ми-Го?

– Пустого, – неуверенно возразила Синтия. – А не того, где внутри кто-то есть.

– Святое удушье! – воскликнула Хестер. – Разве ты не слышала, что случилось с «Лавинией Уатли»?

Пиратский буджум. Бесследно исчезнувший после захвата транспортника Ми-Го с канистрами мозгов, отделенных от тел. Ходили слухи, что вся команда и сам корабль были разобраны на запчасти и разбросаны по окраинам Солнечной системы. Живые мозги, навсегда заключенные в металлические цилиндры, бессмертные и сошедшие с ума.

Сжав губы, Синтия кивнула.

– Не утверждаю, что это была хорошая идея.

Хестер посмотрела на нее так, словно хотела что-то добавить, но тут ее позвал Уандрей. Синтия не двинулась с места, не желая мешать беседе архамерцев.

Хотя… разве Фиоренцо – архамерка? Синтия знала довольно, чтобы различать имена архамерских кораблей. Все были названы в честь девяти первопроходцев, покинувших Землю. Фиоренцо в их числе не значился. Уандрей называл ее доктор Фиоренцо, сама же она представилась как Джулия Филомела Фиоренцо. Не Ярмулович, не Бурлингейм, не Дюбуа. Значит, либо она чужачка, к которой архамерцы относятся как к своей (в это Синтия сразу не поверила), либо она архамерка, но ее выгнали с корабля.

«Подумать только, доктор Фейерверкер! Интересно, из-за чего?»

Ее тоже выгнали с корабля, но Уандрею не было до этого дела. Синтия помнила разговор о проблемах Уандрея из-за нее. Помнила подозрения президента. Понимала, что Уандрей привел их сюда не из-за милосердия, хотел проверить, как идут эксперименты Фиоренцо. Эксперименты, о которых на «Ярмулович астрономике» никто не подозревал либо не знал, что они до сих пор проводятся.

«Милосердный Будда удушья!» – подумала Синтия.

Она обнаружила, что стоит у анатомического стола, за которым работала Фиоренцо, гораздо ближе, чем собиралась.

Существо было когда-то человеком. Оно не могло оставаться живым.

И, скорее всего, не было им. Синтия отвернулась, заставляя себя не смотреть на мокрую дыру, на месте которой когда-то находилось лицо, и заметила, что майор Нгао следит за ней. Следит? Таращится на нее? Таращится сквозь нее? Она зажмурилась и с силой прикусила губу, чтобы подавить в себе растущий пузырь истерики. Открыв глаза, увидела грудь мертвого, дергающегося существа.

На залитых кровью остатках формы можно было различить слова «Свободный корабль „Калико Джек“».

Синтия отступила слишком поспешно, это все заметили. Грудной голос Фиоренцо затих, так и не докончив предложения:

– …тела недостаточно свежие. Мне нужно…

– Доктор Фейерверкер? – позвал ее Уандрей тем фальшивым тоном, каким обращаются к нерадивым ученикам все преподаватели во Вселенной.

Синтия открыла рот, даже не представляя, что скажет. Она была почти убеждена, что у нее вот-вот вырвется реплика вроде: «Для уверенности в свежести тел лучше всего собирать их самой. Не так ли, доктор Фиоренцо?» Но у нее еще осталось чувство самосохранения, поэтому она спросила:

– Как умер «Лазарет „Чарльз Декстер“»?

– Что? – удивилась Фиоренцо.

Уандрей нахмурился, но Синтия повторила вопрос.

– А! У него… отломилось зеркало. – Фиоренцо неопределенно махнула рукой. – А потом появились двойники. Они убили всю команду и корабль.

– Как вам удалось спастись? – спросила Мередит с круглыми от ужаса глазами.

– Мне повезло. – Фиоренцо пожала плечами и горько засмеялась. Ее жест больше походил на спазм. – Когда это случилось, я работала в морге. Думаю, они меня просто не почуяли. Вы же знаете, их надолго не хватает.

Словно смертоносные мухи-однодневки. Убив своего хозяина-жертву, они могли прожить лишь несколько часов. Синтия кивнула, стараясь не смотреть – не смотреть! – на анатомический стол.

– И все это время вы провели здесь?

Фиоренцо грустно улыбнулась, вышло слегка кривовато.

– Мне некуда больше идти.

* * *

По словам Фиоренцо, большую часть своих многообещающих экспериментов она хотела перевести на «Ярмулович астрономику». Когда они с Уандреем и Мередит принялись обсуждать, как лучше это сделать, Хестер взяла Синтию за руку и вытащила ее в коридор. Там они все еще находились в круге света, идущего из лаборатории, но подслушать их уже не могли.

Хестер наклонилась к ее шлему.

– Она лжет.

– Насчет чего? – спросила Синтия.

Перед глазами все еще стояло то несчастное дергающееся существо на операционном столе Фиоренцо.

– Двойник не может убить буджум. Они никогда не охотятся на них. Буджумы не распознают свое отражение.

– Погоди. Что?

– Двойники охотятся в зеркалах, – терпеливо ответила Хестер.

– Не может быть, – ответила Синтия. Двойниками ее напугали на самом первом уроке по гражданской обороне, когда ей было пять. – Буджумы не видят своего отражения в зеркале?

– Для них двухмерное изображение ничего не значит. Чеширы тоже такие. – Хестер выдавила из себя улыбку, не слишком уверенную. – И пословица есть: «Нельзя обмануть чешира». Даже самая искусная оптическая иллюзия не заставит их дрогнуть.

– А двойники зависят от оптических иллюзий, – сказала Синтия, наконец-то сообразив, о чем идет речь.

– Они питаются глазами людей не ради пищевой ценности.

– Точно. Но если не двойник убил «Лазарет „Чарльз Декстер“», то кто? Хестер сложила руки на груди и посмотрела ей в глаза.

– Думаю, она.

– Фиоренцо? – пробормотала Синтия, но ей удалось собраться. – Я, конечно, уверена, что она могла бы без всяких колебаний это сделать. Но зачем? Зачем убивать буджум? И, во имя рыбьих божков, как?

Хестер отвела взгляд.

– Ты должна была разубедить меня. Назвать идею сумасшедшей. Именно так, потому что я ей завидую.

– Завидуешь?

– Если бы профессор Уандрей хоть раз настолько заинтересовался моей работой… – сморщилась она.

– Понимаю, – сказала Синтия и позволила себе легонько похлопать ее по плечу. – Хестер, я думаю, что ты не ошибаешься. Я почти уверена, именно Фиоренцо убила команду того маленького корабля-мусорщика.

– Нам нужно сообщить об этом профессору, – заявила Хестер, когда Синтия рассказала ей о надписи на форме, и сделала шаг по направлению к островку безумного света доктора Фиоренцо.

Теперь уже Синтия схватила ее за руку.

– Думаешь, он не знает?

Она возненавидела себя за то беспомощное выражение, которое появилось на лице Хестер. И за то, что она, доктор Фейерверкер, проболталась, безвозвратно уничтожив нечто ценное в душе подруги.

– Как нам поступить? – очень тихо, почти прошептав, спросила Хестер, хотя их шлемы соприкасались.

«А как мы можем поступить?» – хотела сказать Синтия, но захлебнулась словами. Ведь именно так и совершаются военные преступления. Именно так становятся призраками на архамерском корабле с хмурой гримасой, вырезанной на лице, потому что ты больше никогда не перестанешь хмуриться.

Хестер смотрела на нее с надеждой. Даже зная о поступке Синтии, Хестер верила, что ее подруга примет правильное решение.

Синтия глубоко вздохнула.

– Если Фиоренцо убила «Лазарет „Чарльз Декстер“», то каким образом? Вы с Уандреем сказали, что есть лишь два способа. Очевидно, она не разрезала его на куски, значит…

– Должно быть, она применила какой-то гальванический мотор, – сказала Хестер. – Если она подсоединила его к системе бесперебойного электропитания, а у корабля-госпиталя, даже живого, такая обязательно должна быть, это дало бы ей необходимое напряжение…

Синтия долго вглядывалась в расширившиеся глаза Хестер, прежде чем сообразила, что здесь во тьме, даже находясь так близко, она не могла, не должна была различать все оттенки эмоций своей подруги. Синтия посмотрела направо.

Вдоль коридоров корабля бежали неожиданно яркие огни биолюминесценции. Фиоренцо оживила «Лазарет „Чарльз Декстер“».

– Вот дерьмо! – воскликнула Хестер.

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Оторваться от света, который доказывал, что «Лазарет „Чарльз Декстер“» воскрес, было так же сложно, как открыть заржавевший замок. Синтия заставила себя не смотреть и потащила подругу вдоль коридора.

– Теперь нам обязательно нужно узнать, как она его убила. И сработает ли это во второй раз?

– Должно, – сказала Хестер. – Какая бы сила его ни оживила, сильный разряд должен ее нарушить. Просто нужно найти устройство.

– Нравится мне это слово. «Просто». Просто так. Как ты думаешь, оно портативное?

Биолюминесценция «Лазарета „Чарльз Декстер“» шла аритмичными волнами и хаотично пульсировала. Такого Синтия прежде не видела ни на одном буджуме. От диких вспышек света, словно отражающих душевное состояние корабля, у нее дико разболелась голова, а это было явно дурным предзнаменованием.

– Устройство, убившее буджум? Не думаю.

– Значит, находится там, где она его собирала. Но как его найти? Это буджум, где его следует искать?

– Гм, – задумалась Хестер и сделала еще несколько шагов прочь от лаборатории Фиоренцо. – В закрытых архивах есть план. Но профессор Уандрей говорил, что мы не должны делиться с…

– Чужаками, – закончила за нее Синтия.

Хестер смотрела виновато, словно ребенок, которого отчитывают. Конечно же, у архамерцев есть второй, внутренний архив, куда Синтию не допустили. Именно их секреты и позволяли им выживать и сохранять независимость.

– Все в порядке. Ты не должна…

– Нет. В данный момент скрывать просто глупо, да и вредно, – сказала Хестер. – Вот.

Монитор заполнился зеленой разветвленной, словно паучья сеть, схемой коридоров, доступных для людей. У Синтии был лишь миг, чтобы полюбоваться ею, а потом скафандр вдруг начал раздуваться, давление отдалось болью в ушах. Рефлекторно она открыла рот и закрыла глаза. Любому космачу знакомо это жуткое ощущение. Оказалось, всего лишь временный перепад давления, а не повреждение скафандра. Синтия закрыла рот и выдохнула, пока не щелкнуло в ушах.

Открыв глаза, она увидела, как Хестер с облегчением качает головой.

– Лучше оставаться в скафандре.

Синтия глубоко вздохнула и закашлялась. Запах разложения, который она чувствовала с того момента, как впервые переступила шлюз «Чарли», стал очень густым, казалось, его можно почувствовать на вкус. Синтия потратила лишних тридцать секунд, чтобы еще раз проверить, функционирует ли ее скафандр.

– Клянусь блаженной камерой Доджсона, – сказала она и только потом сообразила, что понятия не имеет, как Хестер отнесется к упоминанию святых имен всуе. – Это укоротило мою жизнь на год.

– Хорошо, если только на один, – отозвалась Хестер.

Рукой в перчатке она провела по мертвой переборке «Чарли», словно пытаясь повторить волнообразный узор некролюминесценции. Пальцы нашли углубление. Сквозь прозрачный шлем Синтия увидела маску отвращения на ее лице. Хестер надавила, пальцы исчезли в мягкой переборке. Плоть «Чарли» захлюпала.

Хестер цепляла пальцами и отдирала переборку, склизкие волокна плоти растягивались и рвались. Оторванную панель она бросила на пол, и та зазвенела, словно керамическая. За переборкой находилось углубление, выложенное кабелями и счетчиками.

Хестер подмигнула подруге, дотянулась до маленькой стойки беспроводных соединителей. Открутив один, она скорчила рожу и, прежде чем Синтия успела подумать, что нужно остановить ее, вставила его в гнездо своего скафандра.

– Хестер…

– Тихо, – сказала Хестер. – Я провела много времени, изучая этих тварей. Мертвецу уже все… ох!

– Что?

– Беги.

* * *

Они побежали. Скафандры шелестели и шуршали, обутые в тяжелые ботинки ноги стучали по полу. Слева что-то зашевелилось. Синтия попыталась обернуться, но рука Хестер увлекла ее за собой.

– Это тов, – крикнула она.

Обычно на буджумах товов не бывает, но смерть «Чарли» растянула ткань пространства-времени, облегчив межпространственное проникновение. Мертвый буджум не мог, как обычно делал, пожрать своих паразитов. Синтия подумала о разбитом охранном зеркале, предназначенном защищать от более противных существ, чем товы. От двойников, крысаков и прочих хищников. Оно работало, потому что не отражало ничего, кроме Большой пустоты, даже в доках. Эти изогнутые огромные зеркала не отражали ничего с человеческой точки зрения, следовательно, двойники не могли им воспользоваться, а крысаков они ослепляли. Зеркала не прилагались как стандартное оборудование ко всем кораблям, но летающий госпиталь вроде «Чарли» должен был озаботиться дополнительными мерами безопасности. «Умирая, „Чарли“ сломал его», – догадалась Синтия. Фиоренцо все придумала насчет двойников. Они никогда не охотились на буджумы и уж точно не оставили бы глаза майору Нгао. Ей требовалось алиби.

Сзади раздался влажный громкий звук, не похожий на шуршание товов. У Синтии больше не было ни сил, ни желания оглядываться, но там, в темноте, едва подсвеченной некролюминесценцией, она разглядела человеческий силуэт. Распростертая рука в лохмотьях формы Госпитального корпуса, светящиеся глаза на наполовину освежеванном лице.

Увлекая за собой Синтию, Хестер впрыгнула в люк и изо всех сил ударила по тревожной кнопке, расположенной за ним под стеклом. В тот же миг автоматическая дверь, рухнув, словно гильотина, отсекла их от преследователей. Она и в самом деле могла разрубить человека, так было предусмотрено в интересах команды и корабля на случай, если на борт проникнут нежелательные гости. Выбирать не приходилось, на кону стояла жизнь одного против жизней всех членов команды. Поэтому с самого начала космачи учились не торчать в дверях.

– Надолго их это не задержит, – запыхавшись, сказала Хестер. – Нельзя останавливаться.

Синтия попыталась восстановить дыхание, чтобы кислорода хватило подольше.

– Девять имен ада, откуда они взялись?

– «Чарли» открыл дверь, – ответила Хестер.

Синтия прищурилась, но смысла словам подруги это не прибавило.

– Я чего-то не понимаю…

Хестер похлопала по соединителю «Чарли», вставленному в гнездо на другом ее предплечье.

– Я получила доступ ко всем логам, думаю… Думаю, ему не понравилось, что Фиоренцо убила команду, на основании логов ясно, это сделала именно она. Думаю, поэтому она ударила его током. Но воскрешенные члены команды начали убивать живых, она не смогла их контролировать. Решила заманить в вакуумный отсек и запечатать дверь…

Но вакуум не может убить то, что уже мертво…

– «Чарли» выпустил свою команду, – поняла Синтия.

Хестер кивнула, зеленые и фиолетовые волны некролюминесценции буджума отбрасывали блики на шлеме, отсвечивали в ее глазах.

– Он может открыть любую дверь, которую я закрою. Теперь это совсем небезопасно.

– Да, – согласилась Синтия. – Небезопасно.

В горле горело. Она постаралась как можно меньше глотать и сказала:

– Нужно идти вперед. Мы должны отыскать устройство Фиоренцо, прежде чем результаты ее неудачного опыта найдут нас.

 

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

– Она сказала, что была в морге, – пробормотала Синтия.

– Что? – переспросила Хестер, отстрелив гниющую руку у мертвеца, идущего впереди всех.

– По словам доктор Фиоренцо, она была в морге, когда всё случилось. Если она и собиралась что-то спрятать, то наверняка это находится там.

– Вряд ли нашлось много желающих, чтобы заглянуть к ней туда на огонек, – согласилась Хестер. – И где же он находится?

Бегать в скафандре то еще удовольствие, и хотя живые мертвецы Фиоренцо двигались не слишком быстро, они преследовали женщин, не останавливаясь и не отвлекаясь. Когда Синтия наконец-то набрала воздуха, чтобы ответить, ее подруга уже сама нашла путь.

– Один пролет наверх и два вперед. Ладно, пошли.

Синтия провела много времени на буджумах как пассажир, как член команды, а последнюю – самую ужасную – неделю на «Ричарде Тревитике» как заключенная и знала об отсутствии стандартных систем ориентации. В некоторых буджумах не существовало даже внутренних указателей, и, если капитан не выдавал тебе план, ты целиком и полностью зависел от члена команды, который, словно гид, водил тебя по кораблю. В «Лазарете» система указателей была продуманной, лучшей из всех, что ей встречались. Но, несмотря на это, маркеры лишь могли помочь человеку определить свое положение на гигантском трехмерном графике, изображающем довольно запутанный план «Чарли».

Лучше так, чем совсем ничего.

Лучше бежать, чем оказаться разорванной на куски бессмысленными жестокими тварями, в которых Фиоренцо превратила членов команды. «Бедные, – думала Синтия, вспоминая значки на мундире майора Нгао. – Эти мужчины и женщины меньше всего заслужили такой конец». Фиоренцо вызывала в ней отвращение, страх и немного даже зависть (уж признайся себе, Синтия!), но сейчас она чувствовала лишь злость. Не за ее тягу к знаниям, а за безудержное стремление к агрессии.

– Хорошо, что морг наверху, – тяжело дыша, сказала Хестер. – Лестница их ненадолго задержит.

– Жаль, что не остановит, – отозвалась Синтия. – Их ничего не остановит.

Пока им удавалось держаться впереди оживленных, но так и не получилось ни оторваться, ни остановить их.

– Сюда, – сказала Хестер.

Стальная лестница потускнела от разложения «Чарли». Пока Хестер открывала люк, Синтия сидела наверху лестницы, скрючившись, боясь, что живые мертвецы вот-вот начнут хватать их за ноги.

Хестер помогла ей выбраться. Они плотно закрыли люк за собой и снова побежали. Две женщины-ученые едва могли шевелиться, преследуемые толпой волочащих ноги воскрешенных трупов, которых и сосчитать-то невозможно.

* * *

Морг – холодное, длинное, с низкими потолками помещение – его-то они и искали. По его стенкам змеились все те же огни некролюминесценции, свет очерчивал пустые мешки для тел и открытые ящики. Синтия предусмотрительно закрыла за собой дверь, прежде чем пойти вглубь. Мурашки бежали по спине от одной мысли остаться здесь взаперти, отрезав пути к отступлению, но поджидавшее их за переборками пугало намного больше. Им удалось оставить живых мертвецов далеко позади, но Синтия вовсе не была уверена в том, что это надолго.

Они завернули за угол и обнаружили доктора Фиоренцо, склонившуюся к анатомическому столу. Рядом сидел профессор Уандрей, они разглядывали какую-то дыру в полу. Рваные обесцвеченные края обрамляли нечто, сильно напоминавшее нейрокластер буджума. Бывший майор Нгао молча подавал Фиоренцо инструменты. В руках она держала ветеринарный шприц с длинной двадцатисантиметровой иглой, напоминавший средневековое устройство для пыток, с бесцветной жидкостью внутри. На полу рядом с ними Синтия разглядела еще два таких же, уже пустых.

Мередит… Не нужно было подходить ближе, чтобы увидеть черные стежки, стягивающие две половинки шеи. Ее голова свесилась набок, язык вывалился изо рта, едва прикрытые веками глаза начали белеть.

Как Фиоренцо удалось сделать так, чтобы Мередит разрубило люком? Когда она собиралась расправиться с Уандреем? И как он мог настолько ослепнуть и не сообразить, что станет следующим подопытным кроликом в ее экспериментах?

Хестер подняла руку с пистолетом и прицелилась. Должно быть, Уандрей их в этот миг и заметил, потому что издал невнятный звук.

Фиоренцо вскочила и обернулась к ним. Опустила руку со шприцем вниз, свет отразился от иглы.

Существо, бывшее когда-то Мередит, сделало шаг в их сторону, Синтия еле сдержалась, чтобы не содрогнуться от страха и отвращения. Она не могла найти слов и не понимала, почему Хестер до сих пор не нажала на спусковой крючок.

– Доктор Фейерверкер, – начал Уандрей.

Одним уничтожающим взглядом Синтии удалось заставить его замолчать. От гнева у нее щипало глаза.

Она встретилась взглядом с Фиоренцо.

– Вы врач. Исследователь. Вы должны понять!

– Я поняла, вы – серийный убийца. Вы подвергаете риску всех, кто находится в этом секторе пространства. Вы – чудовище, а ваши жертвы скоро придут сюда. Что вы сделаете, когда «Чарли» впустит их?

– Я почти закончила!

– Нет. – Синтия помахала майору Нгао. – Может, вы и воскресили беднягу, но не оживили. У вас не вышло. Вы не способны оживить Мередит и несчастного с «Калико». Вы можете заставить их двигаться, но это не одно и то же. Буджум не ожил. И вообще всё неправильно!

«Лазарет „Чарльз Декстер“» содрогнулся под их ногами, словно соглашаясь с ней. Синтия уцепилась за Хестер, Уандрей и оба воскрешенных упали, даже Фиоренцо пришлось схватиться за поручень, чтобы удержаться на ногах. Синтия отпустила руку Хестер, и та снова прицелилась…

Неожиданно для всех Фиоренцо размахнулась шприцем, предназначенным для «Чарли», и сквозь халат и брюки вонзила иглу себе в бедро.

Синтия не могла поверить своим глазам. Фиоренцо выпрямилась, улыбаясь, хотела что-то сказать, но в тот же миг рухнула на пол, твердая и неподвижная, как чугунная болванка.

– Нужно остановить это, – сказала Синтия Уандрею.

– Наука, доктор Фейерверкер… – начал было Уандрей, но она не дала ему закончить.

– Наука-шмаука! – закричала она, сама себе удивляясь, но решила не останавливаться, пока есть запал. – Хватит! «Творения» Фиоренцо – это не наука. Это ходячие ядерные отходы. А то, что она сделала с Мередит, – убийство!

– Несчастный случай, – сказал Уандрей.

Хестер охнула:

– Вы в самом деле верите в это?

Уандрей не ответил.

– Достижения доктора Фиоренцо поразительны, – сказал он.

И в этот момент он допустил ошибку – позволил Мередит подойти слишком близко.

У Синтии с Хестер не было времени, чтобы остановиться и подумать о намерениях воскресших преследователей, или о хаотичной некролюминесценции «Чарли», или о следах побоища. Если бы они задумались, все их невысказанные сомнения развеялись бы в тот же миг.

Мередит разорвала Уандрея на куски, начав с нижней челюсти.

Хестер закричала, Уандрей еще какое-то время орал от боли. «Ради королевы червей, неужели это его эндокард?» – подумала Синтия, оттаскивая подальше подругу. Обе были забрызганы кровью профессора, как подростки, увлекающиеся граффити, краской.

– Нужно найти устройство, – бешено прорычала она. – Сейчас, пока Мередит занята.

Хестер захлебнулась, то ли от рыданий, то ли от истерического смеха, но согласно кивнула. Девушки посмотрели вокруг, стараясь не натыкаться взглядом на кровавую бойню в центре комнаты. Кроме анатомических столов и холодильников здесь больше ничего и не было. Микроскоп, прикрученный к стойке, центрифуга…

– Зачем нужно столько холодильников, если самый большой холодильник во Вселенной находится прямо за стенкой? – пробормотала Синтия. – Ну да, понятно. Образцы, несчастные случаи…

Они обошли комнату по периметру, присматривая за мертвыми соседями. Мередит, к счастью, о них даже не вспоминала. Заглянули в первую холодильную камеру. Удобная модель Тохиро-Никконен, ничего особенного, только ее нужно как следует вычистить. Вторую временно переоборудовали для каких-то других целей. Женщины переглянулись, они понятия не имели, что это. До следующей камеры в нижнем углу добраться было непросто, в ней лежал массивный предмет непонятного назначения.

– Вот устройство, – сказала Хестер. – Наверняка оно.

– Можешь определить, как оно включается? – спросила Синтия.

Она бросила беглый взгляд на Фиоренцо, та все еще дергалась в конвульсиях, на Мередит – та была пока занята.

– Следи за мной, – уверенно сказала Хестер, а потом махнула рукой. – Нет, лучше следи не за мной, а за ними.

Она отдала Синтии свой пистолет.

– Не беспокойся, – ответила та, подумав, что пистолет вряд ли поможет им больше, чем свадебный букет, если «Чарли» решит открыть дверь. Развивая свою мысль, она спросила: – А общаться ты с ним можешь? Я имею в виду «Чарли».

– Я попыталась, – ответила Хестер. – Не знаю, то ли это у меня не получается, то ли он не распознает во мне члена команды.

– Черт! Мне тут пришла мысль: проще всего было бы справиться с воскресшими, скормив их «Чарли».

– О! Хорошая идея. Тут явно стало бы почище. Хотя я не уверена, смог бы он их сожрать. Непохоже, что воскресшие могут переваривать пищу.

– Ну и черт с ней, с этой идеей, – сказала Синтия. – По крайней мере, он мог бы их пожевать.

– Если бы они зашли к нему в рот. Но, скорее всего, он не сможет… абсорбировать их.

«Лазарет „Чарльз Декстер“» снова содрогнулся. Хестер ударилась о стенку, а Синтия, словно пьяная, сползла по гальваническому мотору.

– Думаю, – сухо сказала Хестер, – что-то идет не так.

– Полагаешь, именно для очередного воскресения нужна была вторая доза сыворотки?

– Возможно.

– Может, без нее он снова умрет?

Ужасно, что это прозвучало с такой надеждой. Ужасно оказаться в такой ситуации, где смерть кажется самым оптимальным выходом.

– Нгао не умер, – ответила Хестер.

Синтия думала, как бы ответить не слишком неприлично или богохульно, и тут краем глаза заметила какое-то движение. Она дернулась, но рядом не оказалось ни Мередит, ни Нгао. Только тов.

– Кажется, раньше тут товов не было?

Они столкнулись с колонией товов в нескольких коридорах от морга. Твари облепили все стены и потолки, ползали по полу. Их запах перебил даже запах гнили. Стараясь не задохнуться, Синтия и Хестер прорывались, давя товов ботинками.

– Нет, – ответил Хестер. – Почему ты спросила?

Синтия старательно прицелилась и пристрелила това.

– Ты поторопись, ладно?

Сами по себе, по крайней мере для здорового взрослого человека, товы – лишь мелкая неприятность. Но за товами появлялись крысаки, а они уже были опасны. За крысаками приползали брандашмыги. Эти могли бы расправиться с экспериментальными ошибками Фиоренцо, но они и живых бы уничтожили с большой радостью.

– Знаешь, Фиоренцо все напутала, – сказала Хестер своим привычным голосом.

И это было подозрительно.

– Да? – осторожно спросила Синтия.

Хестер находилась в сильном стрессе, минуту назад она стала свидетельницей того, как один член ее семьи убил другого. Синтия не стала бы ее винить, если бы та расклеилась и слетела с катушек, но им обеим было нужно, чтобы Хестер смогла закончить работу прямо сейчас.

– Чем свежее тело, тем хуже результат. Мередит будет Образцом А, потому что ее оживили лишь четверть часа назад.

«Столько, сколько времени требуется, чтобы пришить голову обратно», – мысленно уточнила Синтия, но вслух сказала другое:

– Понимаю, что ты имеешь в виду.

– Она ошиблась, – с нажимом сказала Хестер. – Я должна это кому-то сказать. У меня не будет шанса для опровержения ее теории в печати.

Синтия хотела закрыть глаза, но ей нужно было следить за Мередит, Фиоренцо и Нгао… и вообще за всем, что происходит.

– Понимаю, – повторила она.

– Ну и хорошо, – отозвалась Хестер и встала рядом. – Машина запитана, я ее запустила. Теперь надо подсоединить кабели к нервной системе «Чарли».

Она размахивала толстыми кабелями, Синтия проследила за ее взглядом и поняла, что смотрит на дыру, которую Фиоренцо сделала в полу морга. По одну сторону лежали останки Уандрея, по другую – окоченевшее тело Фиоренцо. Нгао терпеливо стоял там, где Фиоренцо его оставила. Мередит ушла к входу и стояла там, царапая дверь. Она не была членом команды, и «Чарли» не собирался открывать дверь.

– А мы не можем, ну, я не знаю, проделать другую дыру сами?

– Это займет слишком много времени, – сказала Хестер чересчур четко, чем выдала свое нетерпение. – Кроме того, у нас нет диагностического оборудования, чтобы найти узел. Где оборудование Фиоренцо, никто не знает.

Синтия не стала спорить.

– Ладно, а кабели дотянутся?

– По идее, она же их уже туда подсоединяла в первый раз, – сказала Хестер.

– Давай посмотрим.

Хестер раскручивала катушку с кабелями, Синтия шла рядом, пытаясь уследить за всеми факторами угрозы сразу. Хотела бы она, чтобы у нее было шестнадцать глаз, как у чеширов. Происходящее привлекло внимание Мередит, и та двинулась в их сторону, не бешеной поступью, как остальные оживленные мертвецы, а медленно переваливаясь с ноги на ногу. Именно эта неспешность и погубила Уандрея.

Синтия выстрелила в нее, старательно целясь в колено. Использовав старый научный «метод тыка», они уже поняли: пистолетом убить воскресшего мертвеца нельзя. Но можно обездвижить. Главное, чтобы отстреленная часть не сумела причинить тебе вреда, если все-таки до тебя доберется.

На таком расстоянии даже Синтия не могла промахнуться. Мередит не издала ни звука, поврежденные голосовые связки не позволяли, но застывшее в жуткой гримасе от шока (от боли, а может, от предательства?) лицо поражало даже хуже. Она упала, но продолжала ползти вперед, хотя рукам не за что было зацепиться на гладких панелях, скользких от телесных жидкостей Уандрея.

Хестер добралась до темной, зияющей влажным блеском дыры. Она неловко встала на колени, посмотрела на подругу и попыталась улыбнуться.

– Тебе лучше… – начала было она, но голос и улыбка угасли.

И на ее исказившемся лице отразилась эмоция, которую Синтия не смогла определить, пока не услышала глухое рычание за спиной.

– Остановитесь.

И тут она поняла. На лице Хестер был ужас, и на ее лице отразилось то же самое.

Синтия оглянулась, доктор Фиоренцо медленно встала на ноги. Она потянулась. Изучила свои руки. Измерила пульс.

Потом улыбнулась.

– Всего-то и понадобился свежий образец, – спокойно сказала она. – В самом деле, доктор Фейерверкер, из всех людей только вы можете оценить мой успех.

Синтия отпрянула. Один шаг, другой. Она боялась, что споткнется о Хестер и свалится в дыру. Что Мередит со всей своей воскресшей силой находится слишком близко. Но отвести взгляд от Фиоренцо она не могла. А еще она не могла позволить этой мертвячке встать между ней и ее подругой, в буквальном смысле. Как бы мило и разумно ни звучала речь Фиоренцо.

Синтия почувствовала прикосновение к лодыжке. От неожиданности девушка чуть не выпустила последнюю пулю из пистолета и лишь потом сообразила, что это Хестер. Молча та протягивала ей катушку. Кабели слишком толстые, одной рукой их не удержать. Придется выпустить пистолет.

– Дохлая, – сказала Синтия.

Хестер отозвалась:

– Справимся.

Внимательно следя за Фиоренцо, Синтия передала подруге пистолет и взяла катушку с кабелями. Тяжелые. Как Хестер так легко с ними справлялась?

– Доктор Фиоренцо, – сказала она. – Остановитесь.

Фиоренцо сделала еще один шаг, но она лишь внимательно изучала кабели, раскрученные на всю длину, дыра находилась прямо за спиной Синтии. Отступать было некуда.

– Могу заверить, для вас я не угроза, – сказала Фиоренцо. – Этот процесс спасет множество жизней.

Синтия услышала шорох. Неужели Хестер собирается прошмыгнуть мимо Фиоренцо? Нет, она всего лишь отступала в сторону, прикрываясь Синтией как щитом. Огромное спасибо! Но, если бы им удалось поменяться местами, разве Синтия поступила бы по-другому?

– Он спасет множество жизней, – сказала Фиоренцо.

И бросилась вперед.

Она была невероятно сильной. Синтия ударила ее катушкой по голове, потом еще и еще, пока Фиоренцо не схватила ее за руки. Они покатились по полу. Фиоренцо оседлала ее, щелкая зубами у шва ее скафандра. Синтия брыкалась, пытаясь сбросить ее с себя, но не могла.

– Уже иду! – закричала Хестер.

Фиоренцо дернулась. «Какого черта…» – мелькнуло в голове у Синтии. Грохот пистолета в небольшом помещении оглушил бы ее, если бы не шлем. Еще секунду Фиоренцо трепыхалась, на левой стороне черепа расцвело выходное отверстие. Синтия сбросила ее с себя и отползла.

– Кабели, – закричала Хестер.

Синтия схватила то, что попало под руку, и дернула. Искрящиеся концы поползли к ней. По полу рассыпались желтые тяжелые искры. Он схватила кабели за обмотку и подняла.

Фиоренцо встала на четвереньки, потом поднялась в рост. Она засмеялась, один глаз висел на ниточке зрительного нерва, покачиваясь около щеки. Фиоренцо сорвалась с места, как спринтер…

Синтия воткнула кабели ей в грудь.

Прошитая электричеством спина изогнулась, абсолютно молча женщина всплеснула руками, растопырив пальцы. Слышался лишь треск электрического разряда и шипение поджариваемой плоти.

Она рухнула на пол. Синтия отпрыгнула, но Фиоренцо протянула руку и ухватилась за ее ботинок, пытаясь подтащить себя ближе. Мередит все с тем же упорством ползла к ней. Скрючившись у пульта управления, Хестер выключила устройство.

– Будет трясти, нужно закрепиться, – сказала Хестер. – Можешь использовать тот поручень рядом с панелью управления.

Она переступила через тело Фиоренцо, ее ботинки потревожили струйки пара, которые поднимались из дыры и возвращались обратно.

– Передай-ка мне эти чертовы кабели.

Выполнять приказ было легко и приятно. Синтия закрепилась, прищелкнув ремни безопасности к поручню. А потом включила аппарат на полную мощь.

– Готово! – крикнула она Хестер. – Давай!

И Хестер, должно быть, это сделала, так как «Лазарет „Чарльз Декстер“» задергался в конвульсиях. Синтию бросило на ремни, затем ударило об аппарат. После удара она убедилась, что закрепилась не зря. Все непривин- ченное и неприкрученное полетело на пол. Она увидела, как тело Мередит ударилось о перегородку, и услышала хруст ломающихся костей. Затем ее снова бросило вперед, и все потемнело.

* * *

Вряд ли она провела без сознания больше минуты, потому что слышала, как все падает и рушится. Корабль больше не двигался, и это было важнее всего. Некролюминесценция потухла. Единственным источником света оставался фонарь на скафандре Хестер. Синтия нащупала свой и включила.

– Хвала древним силам и Будде, – горячо сказала Хестер высоким голосом. – Я думала, ты умерла.

– О! – Синтия проглотила горький комок и почувствовала вкус крови на губах.

Хестер помогла ей расстегнуть ремни безопасности и начала поднимать ее. Руки еще тряслись, но в голове уже прояснилось. Синтия выпуталась из ремней и одним рывком встала на ноги. Она обернулась вокруг, ища Мередит, но луч фонаря не мог ее обнаружить. Она увидела ноги Нгао и часть его позвоночника, конвульсии «Чарли» разорвали беднягу пополам. Она смотрела, и колени ее дрожали.

– Думаешь, мы доберемся живыми до «Кейтлин Р. Кирнан»? – спросила Хестер.

Синтия пожала плечами и подмигнула:

– Попробуем.

 

ЭПИЛОГ

Во время своей (второй) агонии «Лазарет „Чарльз Декстер“» отхватил часть корабля «Ярмулович астрономика» так же просто, как ребенок откусывает яблоко. Пять человек погибли, тринадцать были ранены. Могло оказаться и хуже, если бы все свободные руки не отправили на уборку осколков охранного зеркала. Медблок был уничтожен, и теперь Синтия поняла, почему она видела лишь один призрак будущего. Существовала лишь одна ветвь будущего, где медблок остался на месте. Будущее, в котором она не воспротивилась Уандрею и Фиоренцо, в котором «Лазарет „Чарльз Декстер“» не погиб во второй раз. Теперь она в этом не сомневалась, но даже мысль о таком ее пугала.

Наделав бинтов из полосок ткани, Синтия перевязывала раненых членов экипажа. Накладывала шины из подручного материала. Команда, в свою очередь, латала «Ярмулович астрономику». Хоронить погибших было нелегко. Синтия стояла рядом с Хестер, подруга сжимала ее руку крепко, до синяков, но Синтия не возражала.

Теперь они делили одну каюту, в тесноте, как говорится, да не в обиде. Перед тем как впервые лечь спать после возвращения, она старательно чистила зубы, надеясь окончательно избавиться от мертвецкого духа «Чарли». Войдя в каюту, обнаружила в своем гамаке, который висел над спальным местом Хестер, двух спрятавшихся чеширов. К своему удивлению, Синтия вдруг расплакалась.

– Я в порядке, в порядке, – сказала она, предваряя расспросы. – Просто не думала, что они меня найдут.

– Они тебя знают, – ответила Хестер, как если бы все было так просто.

«Ярмулович астрономика» послала тревожный сигнал. Прежде чем отправиться в путь, около разлагающегося тела буджума они оставили буй, предупреждающий об опасности. В универсальном коде не предусматривалось обозначения для «воскресших». Хестер рассказала подруге о решении Сената факультета подать соответствующую заявку на присвоение такого кода. А пока буй попеременно передавал два сигнала опасности: «эпидемия» и «брандашмыги». Надеялись, этого будет достаточно для избавления от любопытных.

И, как всегда, поползли слухи. Синтия считала, слухами можно добиться больше, чем сотней буев. Менее чем через неделю живой корабль «Джудит Мерил» перехватил их тревожный сигнал и пришел на помощь. Его команда так сильно хотела знать детали случившегося, что смогла преодолеть врожденное недоверие к архамерцам. Синтию, которая не принадлежала к архамерской расе, они замучили расспросами едва ли не до смерти. Она не противилась и пересказывала историю как можно чаще, чтобы в нее поверили. Была уверена: команда задает так много вопросов для перепроверки информации, полученной от архамерцев. Все знали архамерцев как великих лгунов.

Ее удивило и даже тронуло их искреннее огорчение, когда они узнали о том, как Фиоренцо погубила «Чарли». Космачи с рвением защищали свой корабль и с радостью линчевали бы Фиоренцо, если б могли. Мысль о том, что она воскрешала мертвых, их напугала, но таких бурных эмоций не вызвала. Гибель «Лазарета „Чарльз Декстер“» должна была стать легендой, а Фиоренцо – остаться в людской памяти лишь злодейкой, а не ученым, стремящимся к знаниям, пусть и с дурными мотивами.

Когда «Ярмулович астрономика» пришвартовалась в грузовом блоке «Джудит Мерил», Синтия с Хестер (и несколькими чеширами) переселились в общежитие, которое находилось под левым передним плавником корабля. Стюард предложил Синтии отдельную комнату, но она отказалась. До возвращения на станцию «Фарадей» контракт связывал ее по рукам и ногам с «Ярмулович астрономикой», но гораздо важнее, что дружба еще крепче связывала ее с Хестер.

А если совсем откровенно, она не хотела спать в одиночестве.

Вернувшись в комнату после вахты, она как-то спросила:

– Почему запрещенные знания запрещены?

Хестер посмотрела на нее с беспокойством.

– Не бойся, цилиндров Ми-Го я не находила, – ответила Синтия, сама удивляясь тому, с какой легкостью шутит о подобных вещах. – Просто думала о Фиоренцо и том, где находится эта пресловутая черта. Кажется, я так и не поняла.

– Нет, – ответила Хестер. – То, что Фиоренцо поступает неправильно, ты поняла гораздо раньше меня.

– Я поняла, что Фиоренцо склонна к суициду. А это не одно и то же.

– Нет, конечно. Но ты посмотрела на Нгао и увидела неправильность. Ты прежде всего увидела человеческие страдания, а не научные достижения.

Синтия моргнула. Она пыталась найти информацию о майоре Нгао, майоре Киравате Нгао, лицензированном медбрате, магистре медицинских наук, но ей пришлось отказаться от попытки отыскать его родных. Что она могла им сказать? «Мне жаль, что ваш любимый человек был убит и воскрешен беспринципным ученым. Возможно, он до сих пор находится в таком состоянии в чреве мертвого буджума и, вероятно, даже в сознании, хоть и разорван на части». Это уже граничило с жестокостью.

Она постоянно думала о Нгао и остальных членах команды «Лазарета». Сам «Чарли», по крайней мере, покоился с миром, даже псевдопризраки исчезли незадолго до того, как «Джудит Мерил» взяла их на буксир. Значит, разрывы в ткани пространства-времени начали зарастать. Но воскрешенные мертвецы все еще были заперты в ловушке мертвого корабля, и Синтии оставалось лишь надеяться, что действие сыворотки Фиоренцо когда-нибудь закончится.

Увы, порой «когда-нибудь» – всего лишь синоним слова «никогда».

– Ты сама говорила, – возразила ей Хестер, желая отвлечь от бесполезных навязчивых мыслей, – что никого бы не засунула в цилиндр. Подозреваю, ты прекратила бы все эксперименты, если бы внутри были мозги.

– Нет, – с вызовом пробормотала Синтия. – Я все еще считаю, что можно найти полезное применение этим знаниям.

– Помнится, то же самое мы и говорили тебе о Фиоренцо, – отрезала Хестер.

– Ох! – Синтия вздохнула и залезла в гамак.

Растолкала чеширов, освободила себе побольше места.

– Я всегда думала, что «запрещенные знания» – такой способ сказать: «не делай того-то, ведь „в глуше рымит исполин – злопастный бран- дашмыг“», – задумчиво продолжила Хестер. – Или, к примеру, Ми-Го.

– Чаще всего так и бывает.

– Да, но такое нас не останавливает. – Хестер посмотрела на Синтию, глаза ее потемнели: – Может, это и есть – худшая часть человеческой натуры. Нас ничто не останавливает. А если и останавливает, то ненадолго.

– Ненадолго, – согласилась Синтия, поглаживая чудовище с щупальцами, которое свернулось клубочком на ее коленях и начало урчать.