Тайна «степных иероглифов»

Северное Причерноморье… Из глубины веков смотрят на нас народы, что называли когда-то эти земли своими. Многие столетия назад они обитали здесь, а потом исчезли с исторической арены, рассеялись среди других племен и народов. Но каждый из них в чем-то сохранился: кто — в чертах нашего лица, кто — в нашем языке, кто — в наших традициях…

Самым древним из известных нам по письменным источникам народов Причерноморья были киммерийцы. Они заселили эти земли около трех тысячелетий назад. В VIII веке до нашей эры их изгнали скифы. Но и владычество скифов не было долговечным: в первые века до нашей эры их потеснили племена сарматов, ставшие на протяжении нескольких веков ведущей политической силой Северного Причерноморья.

Почти одновременно с этими событиями в VII–V веках до нашей эры в Северном Причерноморье появляются греки, основавшие по побережью Понта Эвксинского (Черное море) города-колонии, часть которых, расположенная по берегам Боспора Киммерийского (Керченского пролива), объединилась в Боспорское царство. Греки принесли с собой достижения античной цивилизации, оказавшей большое влияние на скифов и сарматов. А быт, обычаи и культура варваров, как называли греки иноплеменников, воздействовали, в свою очередь, на причерноморских греков.

Но как складывались отношения между греками и варварами, какие события определили течение жизни этих народов? Ведь именно здесь, на широких просторах к северу от Черного моря, образовывалось первое русское государство — Киевская Русь. Об этом, к сожалению, известно очень мало. И скифы, и сарматы, и другие варвары, обитавшие в Северном Причерноморье, не зафиксировали письменно своей истории. Ученым приходится реставрировать ее, опираясь на свидетельства античных авторов, зачастую упоминавших об этих народах мимоходом, и на различные археологические памятники. Важное место среди этого материала принадлежит «степным иероглифам».

…О пятиметровом каменном столбе с тремя загадочными знаками, возвышающемся на просторах Тернопольщины, с давних пор слагались легенды. Кто, когда, почему поставил здесь этот своеобразный монумент?

Многие музеи нашей страны хранят памятники с подобными знаками. Тут и обломки каменных плит, найденные у Кривого Рога и близ древней Ольвии (на берегу Бугского лимана), в степях сказочной Таврии и Приазовья. Зеркала древних модниц, обнаруженные в степных курганах. Надгробный памятник в форме грубо отесанной человеческой фигуры с едва намеченными чертами лица — изваяние, некогда венчавшее курган. Особенно богаты редкими экспонатами коллекции Москвы и Ленинграда. Здесь можно увидеть и глиняные игрушки, и знаменитых мраморных львов из Ольвии, и уникальные монеты, и тончайшие ювелирные изделия…

Кому же принадлежат «надписи» на этих памятниках? Древним грекам или скифам, римлянам или сарматам, готам или гуннам, аланам или антам и росам?

Ведь «загадочные знаки» являются своеобразной «хроникой» далеких бурных дней и событий. Их расшифровка может приоткрыть завесу над многими сторонами жизни народов, заселявших причерноморские степи. Ведущие специалисты многих стран мира уже в течение почти двухсот лет стремятся проникнуть в тайны этих загадочных изображений. И каких только сенсаций не бывало на этом пути!

Еще в прошлом веке ученые, занимавшиеся «степными иероглифами», высказывали об их природе разные соображения. Их считали и монограммами, составленными из знаков неизвестного письма, и неразгаданными буквами, и иероглифами, и чем-то вроде несколько упрощенной идеографической письменности, и условным письмом, состоящим частично из букв, а частично из символов…

С 20-х годов нашего столетия изучение причерноморских знаков приобретает более планомерный, систематический характер. Некоторые ученые усматривают в этих знаках попытку образовать сарматское письмо. Например, М. Ростовцев, аргументируя эту версию, говорит о хеттском иероглифическом письме, которое также образовалось из знаков.

В 30-х годах один из крупнейших лингвистов нашего времени, академик И. Мещанинов допустил, что в принципе знаки могли превращаться в идеограммы, в слоговые знаки. А пережив скачок от пиктограммы к идеограмме, знаки в дальнейшем могли трансформироваться в слоговое, а еще позже — в буквенное письмо. В качестве одной из возможных преемниц, которая могла позаимствовать причерноморские знаки, ученый назвал славянскую глаголицу.

С 50-х годов в исследовании знаков оформились два основных направления: сарматское и славянское. Сторонники первого предполагали, что «загадочные знаки» являются сарматским письмом. Приверженцы славянского направления, принимая северопричерноморские знаки то за буквы письма древних антов (славянское племя), то за письменные знаки, восходящие частично к греческому алфавиту, частично к рунической письменности, считали, что они дали начало глаголическому славянскому письму, будто бы образовавшемуся в результате длительного развития где-то в Северном Причерноморье.

На теории происхождения глаголицы из причерноморских знаков строит, например, свою концепцию Н. Константинов. По его мнению, в основе большинства причерноморских знаков лежит одна и та же древняя система — кипрское слоговое письмо, ввезенное якобы в Причерноморье греками-колонистами. После упадка Боспора эти знаки применялись с V века нашей эры в городах Западного Крыма, постепенно видоизменяясь. Это письмо было затем заимствовано славянами. Решив, что ключ к загадочным надписям найден, Н. Константинов тут же пытается «прочесть» знаки на так называемых древностях русов (VI–VII века нашей эры) и княжеские знаки Киевской Руси. Он объявляет расшифрованными более пятисот имен, слов и названий, хотя самой «расшифровки» не приводит.

Как монограммы из греческих букв причерноморские знаки пробует читать ученый из ФРГ Г. Гумбах. Например, знак боспорского царя Тиберия Евпатора он «расшифровывает» как греческое слово «солнце». Были и другие попытки «читать» эти знаки с помощью букв известных письменностей.

Столь противоречивые точки зрения на происхождение и значение знаков Северного Причерноморья побудили и меня еще в начале 50-х годов заняться их изучением. Откуда, как и когда появились они на широких степных просторах?..

Начались длительные поиски. Прежде всего необходимо было самым тщательным образом изучить все памятники с причерноморскими знаками, разбросанные по разным отечественным и зарубежным музеям, надписи на скалах, в пещерах. Ведь публикация неверно срисованных, искаженных знаков нередко приводила к ложным толкованиям и заключениям ученых. Для этого пришлось с величайшей точностью переносить эти знаки на миллиметровку. Чтобы отделить случайные сколы и царапины от насечек, нанесенных рукой древнего человека, применялись оптические приборы, во много раз увеличивающие изображение, особые методы фотосъемок, освещение изображений под различными углами. Помогала и химия. С помощью специальных растворителей сняли многовековые налеты, и перед нашими глазами появились новые, до сей поры неизвестные ученым целые «надписи».

Наконец были составлены таблицы, сводящие воедино все причерноморские знаки. Теперь вместо ранее известных 240 знаков в научный оборот вводилось около тысячи. В своей основной массе они оказались чисто сарматскими. Этот вывод подкреплялся и тем обстоятельством, что самые древние знаки были начертаны именно на сарматских памятниках. Однако часть «степных иероглифов» — сложные знаки Боспора Киммерийского, хотя и несколько напоминала сарматские, принадлежала не этим племенам, а Боспорскому царству. Эти знаки встречались на изделиях только боспорского производства.

Теперь предстояло окончательно решить вопрос о происхождении, графической эволюции и значении причерноморских знаков. Поиски привели к неожиданному выводу: появлением своим знаки обязаны тотемическим представлениям древних о животных как прародителях человека.

Но каким образом схематические, геометризованные формы сарматских знаков возникли из реалистических изображений животных? В механизме этого превращения помогла разобраться своеобразная «билингва» — этнографическая параллель с племенами, и ныне сохранившими родовой строй.

Для примера возьмем обских угров. Угр П. Кукин принадлежал к роду «филин» — и знак рода, естественно, изображал его тотем — филина. Поскольку род П. Кукина когда-то уже отделился от своей основной ветви, его, родовым знаком стало изображение части птицы — ее лапы . Когда же из рода выделился сам П. Кукин с семьей, он, из-за сиротства считавшийся сыном всего рода, унаследовал по традиции знак всего рода — ту же лапу филина . Младший брат П. Кукина для отличия прибавил к своему знаку отросток вверху . У сына П. Кукина отросток появляется на средней линии внутри знака . В другой линии Кукиных одна из боковых черточек вообще исчезает. И хотя эта ветвь еще сознает свою принадлежность к роду «филина», однако новый знак благодаря своему большему сходству со стрелой, нежели с лапой птицы, получает название «стрела» .

В этом классическом примере четко видно, как изменяется с течением времени родовой знак, как исчезает в нем общий тотемный элемент. Знак превращается в индивидуальный и получает собственное название, взятое из обыденной жизни, например, «стрела», ставшая знаком одной из линий рода Кукиных. Со временем «прототипами» подобных знаков все чаще и чаще становятся изображения предметов быта, а тотемическая их основа забывается.

То же произошло и с сарматскими знаками. По своему значению они были сначала родовыми, затем семейными, а потом личными. Смысловой оттенок, который они приобретали в каждом конкретном случае употребления, зависел еще и от того, где и с какой целью их применяли. Их могли использовать для культово-магических целей или как знаки собственности, помечая имущество, изделия и пр. С их помощью передавали какие-то сведения внутри рода, где знали их смысл.

Уникальный памятник сарматского «письма» — известняковая плита из Керчи испещрена сарматскими «иероглифами». Это поистине энциклопедическое собрание сарматских знаков, здесь их около 500. Зачем было сарматам, воинственным степнякам, тратить время на составление такого «сборника»?

Ученые пытались объяснить появление этих начертаний культово-магическим использованием плиты. Однако в результате тщательного исследования знаков, как бы «наскакивающих» друг на друга, изучения этнографических параллелей и других материалов стало ясно, что этот «сборник» был составлен с чисто практической целью: для обозначения, например, проживающих в поселении или городище (как своего рода «домовая книга»), или для пометки пастбищ, водоемов и т. д.

Итак, секрет сарматских знаков был открыт. А сложные знаки Боспора Киммерийского? Каково было их значение? Они, увы, продолжали «молчать».

Изображались эти знаки обычно на самых разных предметах: надгробиях и ювелирных изделиях, поясных наконечниках, пряжках и стенах склепов, глиняной посуде и т. д. Такими знаками сопровождались греческие надписи общегосударственного значения на мраморных и известняковых плитах.

Толчком к дешифровке боспорских знаков снова послужила своеобразная билингва. Еще в конце прошлого века были найдены плиты, на которых высечен один и тот же знак. Когда уточнили датировку плит, выяснилось, что они относились к годам правления одного царя. Стало ясно: эти знаки были не чем иным, как личными знаками правителей Боспора. Имена же правителей подсказали греческие надписи на плитах. Эта догадка положила лишь начало подлинной дешифровке. Нужно было выяснить, как знаки образовались.

А форма знаков удивляла: каждый имел две явно самостоятельные части — верхнюю («числитель») и нижнюю («знаменатель»). «Числитель» у разных знаков менялся, «знаменатель» оставался тем же.

Но что это? Верхняя, изменяющаяся, часть тождественна сарматским знакам и встречается на многих сарматских памятниках.

Нижний элемент сложных боспорских значков на сарматских памятниках не встречается вообще. Вывод напрашивался сам собой: нижняя часть знака, «знаменатель», являлась символом правящей боспорской династии, поэтому и была общей, а верхняя, «числитель», служила именным символом и менялась с переходом власти.

Оставалось проверить предположение. И случай представился. В Эрмитаже хранится мраморная плита с греческой надписью, а на ней стоит царский знак Рескупорида III сына Савромата II. Царский знак Савромата II был известен по известняковой плите, хранящейся в Керченском музее. Сравнение знаков на плите показывает: убавление черточки в верхней правой развилке знака Савромата II (при одинаковой, естественно, нижней части) означало принадлежность этого варианта уже его сыну, Рескупориду III.

Итак, предположение было верным. Это подтверждается еще одним историческим фактом: как только к власти на Боспоре приходили цари-сарматы — Фофорс, Ининфимей и другие, — исчезала и сложная архитектоника царского знака, пропадал «знаменатель». Это вполне естественно, поскольку сарматам была чужда символика правящей боспорской династии и они, разумеется, убирали ее эмблему. Ведь новые цари имели свою родословную, свои династические знаки — варианты сарматских знаков, распространенных в Причерноморье: Для сарматских царей их символы были такой же святыней, как и сложные боспорские эмблемы для боспорских царей.

…Шло время, и наступил час, когда Боспорское царство было уничтожено. Сначала его захватили готы, ворвавшиеся в причерноморские земли в III веке нашей эры с Запада, затем — гунны, вторгшиеся в IV веке нашей эры с Востока и полностью опустошившие страну. Рассеяны были и сарматы.

Ну а что стало со знаками? Исчезли ли они вместе со своими «авторами» или «пережили» их?..

Вот что рассказали нам об этом археологические находки. В 1890 году вблизи Херсонеса обнаружили пряжку боспорского производства с интересным знаком. Кроме основной прорисовки, он имел еще и дополнительные линии, подчеркивающие декоративность знака. Основа начертания воспроизводила уже знакомый именной сарматский знак. Тщательное изучение помогло установить, что в это время зарождался орнаментальный стиль выполнения знаков.

Дальнейшее развитие этой традиции привело к возникновению знакового орнамента. Такой орнамент встречается на зеркалах-подвесках.

Он выполнялся из различных знаков и их мотивов. На первых ступенях развития геральдического орнамента еще хорошо прослеживается его связь с родовыми и именными геральдическими знаками, но постепенно она забывается, и начертания становятся чисто изобразительными, художественными элементами.

И еще один возможный путь развития северопричерноморских знаков. Есть основания предполагать, что именно они стали той первоосновой, на которой сформировались «знаки Рюриковичей» — геральдические эмблемы князей Киевской Руси.

Расшифровывает советский ученый

Село Ромашки Киевской области… Именно здесь, на древней земле полян, в 1899 году археологом В. Хвойко был найден удивительный кувшин IV века нашей эры. Великолепно сделанный, он был покрыт орнаментом, образующим причудливые, сложные композиции.

Долгие десятилетия кувшин стоял в археологическом музее, притягивая взоры ценителей древностей. Не один раз пробовали свои силы в разгадке орнамента ученые. Предположений было много, а строго обоснованного научного доказательства получить не удавалось.

Но вот Полянским кувшином из Ромашек заинтересовался академик Б. Рыбаков. Его богатый опыт подсказал совершенно новую идею. В том, что многие считали лишь непонятным орнаментом, академик Б. Рыбаков увидел композиции из крестов, деревца, струйчатых линий, серпов и снопов, различные комбинации из квадратных штампов. Начались упорные поиски ключа к расшифровке ромашковских композиций, и он был найден… на земле древних славян.

В 1957 году при раскопках в селе Лепесовке археолог М. Тиханова открыла сооружение III–IV веков с жертвенником посередине. Это было святилище — место, где древние славяне, оторвавшись от повседневных забот, «общались» с богами. Внутри жертвенника находились ритуальные чаши. С них все и началось.

На широком венчике одной из чаш были изображены двенадцать различных прямоугольных секций, и ни одного одинакового рисунка. Но ведь это число, заметил Б. Рыбаков, «широчайшим образом распространено во всем мировом фольклоре прежде всего как число 12 лунных месяцев в году». То, что рисунки лепесовской чаши — знаки двенадцати месяцев, нужно было доказать. И прежде всего доказать, какой именно месяц обозначен тем или иным рисунком.

Начался интереснейший путь ученого к дешифровке так называемого орнамента. Для удобства в работе рисунки были пронумерованы по часовой стрелке, начиная от прямоугольника, внутри которого прочерчен косой крест и угол наверху.

На трех рисунках (1, 3, 6) — четкие косые кресты. Их называют «поганскими крыжами». Это символы огня или солнца. В шестом рисунке косой крест повторен дважды и дополнен волнистой линией — обычным символом воды.

И тут на помощь ученому пришла его огромная эрудиция. Академик Б. Рыбаков вспомнил, что священный «живой» огонь, добываемый трением, возжигался славянами три раза в год. Первый раз — в связи с зимним солнцестоянием. Огонь горел до 6 января, до конца зимних «святок» (кстати, на народных деревянных календарях XVII–XIX веков знаком солнца обозначался январь, месяц «разгорания солнца»).

Второй — в связи с весенним равноденствием в конце марта (позднее христианство отодвинуло праздник масленицы на февраль — март).

Третий — у всех славянских и соседних с ними народов отмечается живым огнем праздник Ивана Купалы 24 июня, в день летнего солнцестояния, когда явственно выступают два элемента языческого культа — огонь и вода. Осеннее равноденствие у славян не праздновалось.

Таким образом Б. Рыбаков сопоставил три рисунка огневых знаков со славянскими месяцами.

Рисунок первый: январь (начало нового языческого года, месяц просьб и заклинаний на весь год). Рисунок третий: март (месяц проводов зимы и встречи весны). Рисунок шестой: июнь (месяц летнего зноя, солнцеворота и т. д.).

А вот четвертый рисунок. С первого взгляда ясно: изображено пахотное орудие — рало с череслом и борозды вокруг. Что ж, и это понятно, ведь еще племена черняховской культуры, населявшие эти земли со II по V век нашей эры, знали рало с полозом и плужным ножом. А на лепесовском рале изображены даже «вуйца»: два вертикальных, похожих на рога колышка, за которые закрепляется ярмо. Пахотные орудия главенствовали в лесостепной черняховской области именно в апреле — месяце пахоты и удобрения земли. Не зря, заметил ученый, древнерусское название апреля березозол — месяц «удобрения земли золою».

Восьмой рисунок на чаше обозначает вполне оформившиеся колосья с различными зернами. «Скорее всего, — предположил Б. Рыбаков, — это колосья пшеницы. Уборка яровых заканчивалась на Украине в августе, и месяц август до сих пор носит там характерное имя „серпень“, месяц жатвы, уборки».

Интересна дешифровка девятого рисунка, символизирующего сентябрь — месяц перелета птиц. Именно в это время на них устраивали охоту с гигантскими сетями, «перевесами», которые натягивали между высокими деревьями. В подтверждение своей догадки ученый сравнил этот рисунок с изображением сетей на старинной картинке охоты с «перевесами». Сходство оказалось удивительным.

Рисунок десятый — две плетенки, две косы льняной и конопляной пряжи. А обработка лубяных растений, трепка льна и увязка небольших плетенок пряжи производились в октябре.

Этим же «ключом» ученый пользовался и при дешифровке знаков на ромашкинском кувшине, где, как установил Б. Рыбаков, некоторые изображения календарно точно обозначали числа важнейших языческих празднеств в честь богов Ярилы, Купалы и Перуна.

Трудность дешифровки состояла в необычности орнамента на ромашкинском сосуде. В два ряда по стенкам сосуда шли знаки довольно сложных форм. Некоторые из них напоминали изображения серпов, колосьев. Молодое деревцо, два креста, шестиугольник — громовой знак и другие символы входили в верхний ряд загадочных изображений. Под ним явно в контакте с верхним шел второй ряд, состоящий из девяноста шести квадратов и волнистых линий, расположенных в замысловатом порядке. «А что, если квадраты обозначают дни?» — предположил Б. Рыбаков.

За точку отсчета ученый решил взять громовой знак, символизирующий праздник грозы и грома (Ильин день). К тому же точная дата его была известна из летописей, 20 июля по современному календарю. Но всякое предположение нуждается в доказательстве, и ученый обратился за помощью к летописям. И они не подвели, предоставив дату другого древнеславянского праздника, дня Ивана Купалы. От праздника грома и грозы он отстоит на 27 дней. В верхнем ряду кувшина этот июньский праздник обозначен двумя крестами.

Неужели число квадратов нижнего ряда между двумя символами ровно двадцать семь? Да, столько. А может быть, это лишь случайное совпадение?

Нет, ученый находит новые доказательства. Празднику Ивана Купалы, обозначенному на кувшине двумя крестами, предшествовала «русальная неделя», состоящая из шести дней. А на календаре полян вплотную ко дню Купалы в нижнем ряду примыкает цепочка квадратов: их ровно шесть.

Тем не менее исследователь не успокаивается и находит еще доказательство: один из квадратов стоит под изображением дерева, оно, как правило, символизирует праздник Ярилы, который летопись приурочивает к 4 июня. Немного подсчетов, к становится ясно: квадрат под изображением дерева стоит на месте 4 июня…

Теперь можно не сомневаться: на ромашкинском кувшине изображен очень точный календарь, начинающийся 2 мая, а кончающийся 7 августа.

Неожиданно «ко двору» пришлось и еще одно доказательство. Сравнив современные сроки созревания на Украине яровой пшеницы и ячменя с «заговорившим» календарем, исследователь получил интересную картину.

Около 2 мая появляются первые всходы. 20–30 мая пшеница выходит в трубку — в этот период растение испытывает особенную жажду. На ромашкинском календаре прямо над квадратиками, обозначавшими именно эти дни, начерчены линии, явно символизирующие дождь. 11–20 июня — колошение. Значит, снова нужна влага. И снова над квадратами этих дней видны те же волнистые линии. 4–6 июля — молочная спелость зерна — вновь волнистые линии наверху.

Наконец, 20 июля дожди больше не нужны, волнистые линии переходят из верхнего ряда в нижний. Этим календарь символизирует «низведение» всех небесных вод под землю накануне жатвы…

Таков путь дешифровки. Результат работы академика Б. Рыбакова бесценен. Ведь ни один из обычных методов здесь не применялся. Уж очень специфична расшифровка подобных «орнаментов».

Ромашкинский кувшин и лепесовская чаша со своими таинственными изображениями были лишь похожи. Усилиями ученого они дополнили друг друга, составив звенья одной цепи.

«Черты и резы»

«Прежде убо словене не имеху книг, но чротами и резами четеху и гатааху, погани суще. Крестивше же ся, римсками и греческыми писмены нуждаахуся [писати словенску] речь без устроенна… посла имь святого Константина Философа, нарицаемого Кирилла, мужа праведна и истинна, и сотвори имь 30 письмена и осмь, ова убо по чину греческыхь писмен, ова же по словенстеи речи…»

Это краткое описание возникновения славянской письменности принадлежит болгарскому монаху, жившему на рубеже IX–X веков. Имя его Черноризец Храбр. Но нас в данном случае интересует та часть сообщения, где говорится, что до принятия христианства славяне считали и гадали с помощью каких-то «черт и резов».

Что же это за «черты и резы», если на алфавит, созданный Кириллом и Мефодием, они непохожи? Большинство ученых считают, что это примитивное письмо, которое славяне использовали в языческий период.

Впрочем, славяне свои письменные навыки демонстрировали не только Черноризцу Храбру. Есть и другие свидетельства. Арабский писатель Эль Массуди, умерший в середине X века, настаивал на том, что во время поездки на Русь в одном из языческих храмов он видел пророчество, начертанное на камне.

В 1897 году археолог В. Городцов вел раскопки у села Алеканово под Рязанью. Здесь он обнаружил сосуд, содержащий 14 непонятных знаков. «Сосуд оказался очень слабо обожженным… изготовлялся наспех… изготовление… местное, домашнее, а следовательно, и знаки на сосуде сделаны своим местным или домашним писцом, то есть славянином, — писал впоследствии археолог. — Остается предположить, что знаки представляют собой литеры неизвестного письма». Что ж, вполне резонно.

Через год там же, у села Алеканово, В. Городцов на фрагментах глиняных сосудов вновь нашел подобные знаки. Встречаются они и на других предметах. Итак, есть несколько звеньев цепи, но звеньев, к сожалению, до сих пор непонятных.

Положение осложняется тем, что этническая принадлежность населения, оставившего знаки на сосудах, до сих пор не ясна. Вполне возможно, на алекановских сосудах представлен один из образцов «черт и резов», но не менее вероятно и предположение В. Сизова, что загадочные знаки являются родовыми клеймами.

Исследователи уделяли алекановским знакам немалое внимание. Еще бы, ведь они применялись непосредственно перед появлением славянского алфавита, перед кириллицей и глаголицей. Следовательно, эти системы письма могут быть связаны между собой. Некоторые пытались доказать близость алекановских знаков к глаголице, но основывались лишь на внешнем сходстве.

Путем сравнения древнеславянских знаков с глаголицей пошел и исследователь надписей И. Фигуровский. Одна из его дешифровок связана с находкой при раскопках Старой Ладоги фрагмента древнего лука с вырезанной надписью.

«Пазь поковье по лодияхъ. Домодзи ловочу Вреворусу. Пелегол ест». («Охраняй кованые изделия на ладьях. Помоги ловчему Вреворусу. Позаботился».) Так «перевел» эту надпись И. Фигуровский, предварительно решив, что на луке вырезаны древнерусские «черты и резы». Однако сенсацией эта расшифровка не стала, ибо дальнейшие исследования показали, что на луке вырезаны скандинавские руны, подлинность которых теперь достаточно подтверждена.

Споры спорами, а факты заставляют признать, что письмо у славян в дохристианский период существовало. Об этом свидетельствуют и древние письменные источники, и археологические находки, и общеисторические закономерности развития славянских племен. Ведь во второй половине первого тысячелетия нашей эры складывалось древнерусское государство — Киевская Русь.

Но каким мог быть характер дохристианской письменности? К тому времени человечество уже знало и идеографическое, и слоговое, и буквенное письмо. Однако, по мнению советского ученого В. Истрина, идеографическое письмо не могло привиться у славян, поскольку славянские языки имеют много грамматических форм, требующих изменения слов. Слоговое письмо тоже было непригодным для славянских языков — слишком много слогов они имели.

Подходящей же для передачи славянской речи могла быть буквенная письменность. Древние славяне вполне могли пользоваться буквами каких-то алфавитов случайно, несистематично, причем, возможно, в разных местностях составлялись самые разные наборы знаков («черты и резы»?), которыми пользовались для гадания, счета, обозначения дат и прочее. В дальнейшем они могли приобрести буквенно-звуковое значение, как, например, скандинавские руны. Для записи применяли, видимо, также греческие и латинские буквы («протокирилловское письмо»?) или буквы других алфавитов.

Ясно одно: до введения кириллицы — стабильного, упорядоченного употребления букв, хорошо приспособленных для передачи славянской речи, — какое-то письмо славянами, конечно, использовалось. Остается лишь сожалеть, что до нас дошло так мало свидетельств о первых письменах славянских племен, населявших в древности территорию нашей Родины. Ведь такие материалы для письма, как дерево и береста, о которых сообщали писатели древности, увы, недолговечны. И сохраняются лишь в определенных условиях. Но там, где есть эти условия, «черты и резы» пока не найдены.

Правда, в 1954 году в США появилось сообщение о памятнике древнерусского письма, относящемся якобы к концу IX века. Причем сам памятник не сохранился, опубликованы были лишь копии. История его такова. В 1919 году А. Изенбек обнаружил в помещичьей усадьбе под Орлом связку дощечек с неизвестными письменами. В конце гражданской войны А. Изенбек вывез дощечки с письменами за границу, где Ю. Миролюбовым были сделаны с них копии. А оригинал, дощечки, исчез после смерти А. Изенбека в 1941 году.

По описанию очевидцев, памятник представлял собой 35 березовых дощечек размером 22 на 38 сантиметров. В верхней части они, по-видимому, связывались ремешком, продернутым через отверстия. Каким-то острым предметом на дощечках были процарапаны письмена, по начертанию близкие кириллице.

Содержание «деревянной книги» оказалось сенсационным. Созданная древнерусскими жрецами-язычниками, эта своеобразная летопись начиналась событиями, происходившими задолго до нашей эры, и была доведена до времен князя Аскольда (IX век). На дощечках записан рассказ о передвижении славянских племен из глубин Центральной Азии на берега Дуная, о праотцах славян Богумире и Оре, о битвах с готами, гуннами, аварами, о происхождении родов древлян, кривичей, полян, северян, русов. В тексте упоминается имя бога скота Влеса, поэтому книга и была названа «Влесовой».

«О ТОI ШАС БЯ БОГУМИР МУЖ СЛВОI А ИМЯ ТРИЕ ДЩЕРЕ А ДВИНЕ СОІНИ ТОІЕ БО ВЕИДЯЩА СКУФЕ ДО СТЕНПОІ А ТАМО ЖИВЯЙ О ТРАВЬХ ПОТЦЕ ВЬЩАСЯ И БОЯНИ БОЗЕ СЛУШЬНОІ А РАЗУМОІ… ВХИЦНЕ И ТАКО А ТУ МАТЕ ИЕХ ИЖЕ РЬЩНА СЛАВУНИ ПРО ОВА ТВРЯЩЕ ПОТРЕБЮ И РЬЩЬ ИН ДО БОГУМИР СТЕ СЕМЬ ДЕН МОI А ИМАН ДЩЬЕРЕ СВА ОВДАТЕ А ВНУЧА ЗРЯНТЕИ…»

«В то время был Богумир, муж славный, и имел трех дочерей и двух сыновей, они пасли скот (?) в степях и там жили на травах, внимая отцам (?) и боясь бога слухом и разумом… (непонятно), и тут мать их, которая звалась Славуна, про то сотворила жертву (?) и сказала Богумиру: стали стары днями мы и имеем дочерей своих выдать и внучат видеть…» — говорится в одном из переводов приведенного фрагмента «Влесовой книги».

«Так сказав, — читаем далее в том же переводе, — и повозку запряг и поехал (непонятно), и приехал к дубу, стоящему в поле, и остановился на ночь с костром (?) своим, и увидел вечером трех мужей на конях, стремящихся к нему. Сказали те: здоров будь, а что ищешь? Поведал им Богумир заботы свои, а они отвечали, что сами в походе, чтобы достать жен… возвратился Богумир в свои степи, ведя трех мужей дочерям… от сего произошло три рода и были славны… оттуда происходят древляне, кривичи и поляне, так как первая дочь Богумира имела имя Древа, а другая Скрева и третья Полева, сыновья же Богумира имели свои имена Сева и младший Рус, оттуда и происходят северяне и русы… трое ведь мужей были трое (непонятно) утром, в полдень и вечером… создались те роды у семи рек, а заселили (?) заморье, в зеленом краю и где с древности (?) водили скот от востока до Карпенстеа горе… то было за тысяча триста лет до Германриху».

В 1959 году в Академии наук СССР «Влесова книга» была подвергнута экспертизе. Было установлено, что, кроме букв кириллицы, в тексте присутствуют греческие, латинские и знаки неизвестных письменностей. Как отмечает советская исследовательница Л. Жуковская, графика дощечек неточно передает звуки славянской речи и по ряду признаков приближается к другим древним алфавитам. Начертания букв, хотя и вызывают сомнения в подлинности текста, все же не свидетельствуют прямо о подделке, так как речь идет о древнем, неизвестном нам письме.

Окончательные выводы были сделаны на основе лингвистического анализа, который более всего убеждает, что памятник — подделка. Текст, правда, написан знаками, которые могут быть отнесены ко времени до X века, однако язык его, хотя и содержит архаизмы, свойственные славянским языкам до X века, несет также черты, появившиеся в славянских языках в более поздний период, когда славяне широко пользовались кириллицей.

Многие признаки — содержание, язык и письмо дощечек — приводят к мысли, что этот «памятник» относится к изделиям знаменитого в начале XIX века фальсификатора древностей А. Сулукадзева, которому в свое время принадлежала редкая коллекция древностей и библиотека. Однако часть «древностей» была плодом фантазии собирателя. Подделки же свои он «мастерил» из желания приукрасить старину.

Фальсификаторская деятельность была вообще характерна для эпохи общеевропейского романтизма, поэтизировавшего старину. Так, на Западе она породила фальсификации, имевшие шумный успех. Например, «открытие» поэм Оссиана — шотландского поэта III века, которые сочинены англичанином Д. Макферсоном в XVIII веке.

Сначала при помощи приписок А. Сулукадзев стремился подтвердить свои псевдонаучные труды или снабжал подлинные рукописи «точной» датировкой, стараясь их максимально удревнить. Постепенно от приписок он перешел к полным подделкам, «изобретая» вообще не существовавшие памятники.

Итак, вполне достоверных памятников докириллического письма пока почти нет. Но ученые верят, что они обязательно отыщутся и будет раскрыта не одна новая страница истории Древней Руси.

«Знаменья» княгини Ольги

Представьте себе трезубец бога морей Посейдона, или двузубец, чем-то похожий на ухват, которым в деревнях и сейчас достают чугуны из печей. Знаки, напоминающие трезубец и ухват, постоянно находили на самых различных предметах Киевской Руси. На горшках и черепицах, на древнейших русских монетах и свинцовых печатях, которыми скрепляли государственные документы, на поясах дружинников, их оружии и различных украшениях. Словом, на чем их только не было.

1907 год. Полным ходом идут раскопки в городе Киеве. Находок очень много, и среди них кусок изразца с загадочным изображением. Им заинтересовался К. Болсуновский.

К. Болсуновский предположил, что найденный знак не что иное, как монограмма. В разработку этой гипотезы и были вложены все силы ученого. Но почему именно монограмма? К. Болсуновский объяснил это следующим образом. В свое время, когда знак появился, его значение, несомненно, было ясно и понятно всем, «но затем, вследствие усложнения геральдических условий, знак этот, дополненный различными прибавками, утратил свой первоначальный вид и, наконец, его первоначальный смысл остался совершенно забытым». Исследователь ищет объяснение таинственному знаку на монетах Боспорского царства, разыскивает аналогии в самой Византии, сравнивает с другими знаками на древнерусских монетах.

Наконец дешифровка завершена. Таинственный знак, словно сложная конструкция, был разобран на составные части, которые образовывали монограмму. Она состояла из греческих букв и читалась как базилевс. То есть «царь».

Но исследователь хотел установить, кому эта монограмма могла принадлежать. И вскоре ответ был дан: князю Владимиру… Однако имя было отождествлено с монограммой лишь на основании одинакового количества букв.

Такая расшифровка мало кого убедила.

Значки эти вызывали и до сих пор вызывают оживленные дискуссии. Спорили преимущественно о том, что же они означают, как их расшифровать, на что они могут быть похожи. Условно эти таинственные эмблемы назвали «знаками Рюриковичей». «Наверное, это схематическое изображение древнего корабля», — говорили одни. «Да нет же, это изображение светильника», — утверждали другие. Третьи придерживались мнения К. Болсуновского, что это зашифрованная монограмма, читающаяся как базилевс, то есть царь.

Особенно жаркие споры велись вокруг древнейших русских монет X–XI веков, на которых рядом с изображением князя или занимая обратную сторону монеты стоял такой знак.

Впервые серьезно и научно обоснованно рассмотрел эти знаки академик Б. Рыбаков. Он показал, что при анализе «знаков Рюриковичей» надо обращать внимание на знаки, имеющиеся не только на древнерусских монетах, но и на других предметах.

Б. Рыбаков условно подразделил знаки на несколько групп. Тогда стало ясно, что знаки эти — клейма различных мастеров, княжеские знаки, тамги (так назывались у тюркских народов личные и родовые эмблемы). Например, если ремесленник принадлежал князю, то ставил на свою продукцию княжеский знак. И все знали, где предмет изготовлен или кому принадлежит. Княжеские знаки на бляшках поясов дружинников — значит, и дружинники княжеские.

Однажды на Тамани была найдена накладка на среднюю часть лука, а на ней — тщательно выгравированный знак, очень похожий на геральдический знак Ярослава Мудрого, известный по монетам. Похожий, но неидентичный. Б. Рыбакову удалось выяснить имя владельца знака. Это был брат Ярослава Мудрого, отважный Мстислав, получивший от отца князя Владимира в управление Тмутаракань в 987 году. Однако говорить о том, что и лук принадлежал Мстиславу, преждевременно, ибо он мог быть луком Мстиславова дружинника. На Северном Кавказе в районе Нальчика обнаружили также железное навершие, чрезвычайно похожее на описанный выше княжеский герб. Словом, где только не бывали русские дружины…

Встречаются «знаки Рюриковичей» и на свинцовых печатях и пломбах. Некоторые исследователи считали, что печати и пломбы со знаками принадлежат только князьям. Крупнейший советский исследователь печатей В. Янин предположил, что они принадлежали административным лицам. Пломбы же — их называют «дрогичинскими» по месту основных находок у города Дрогичина, в районе реки Буг, — служили обычными товарными пломбами.

Отметим, что о знаках, на которые наши предки не скупились, упоминали некоторые современники древних славян. В 943–944 годах русские, собирая дань, оставляли какой-то знак, освобождавший от дальнейших сборов дани в этом месте, пишет арабский писатель Ибн-Мискавейх. Можно предположить, что это был знак правившего тогда князя Игоря.

«В лето 6455, иде Ольга Новугороду, и устави по Мсте погосты и дани, и по Лузе оброки и дани; и ловища ея суть по всей земли и знаменья и места и погосты». (Слово «знаменья» означает, очевидно, знак княжеской собственности, которым Ольга пользовалась во время поездки.) По мнению академика Б. Рыбакова, слово «знамя» тождественно знаку, тамге. В этом убеждает и тот факт, что «Русская правда» словом «знаменный» обозначала предмет, помеченный княжеским знаком. Кроме того, «Русская правда» сообщает о знаках, употреблявшихся в княжеском хозяйстве: «А за княж конь, иже той с пятном, 3 гривны». Под словом «пятно» здесь нужно понимать княжеский знак.

Есть и другие свидетельства о так называемых знаках Рюриковичей, как письменные, так и археологические.

Начало «знаков Рюриковичей», по моему мнению, можно искать среди знаков Северного Причерноморья римского времени, а также тамг раннесредневековых изделий, наиболее полно описанных Б. Рыбаковым.

В 1893 году неподалеку от села Хацки обнаружили клад, относящийся к VI веку нашей эры. В нем были женские серебряные браслеты, подвески в форме трапеции, три комплекта богатых поясных наборов и другие предметы. Особенно интересны поясные наконечники с какими-то знаками, вырезанными на поверхности. Объяснить их толком так никто и не смог.

Прошло шестнадцать лет, и в 1909 году в селе Мартыновка Каневского района Киевской области нашли еще один клад, также датированный VI веком нашей эры. В нем были фигурки коней и человечков, застежки и масса других предметов. Большинство изготовлено местными умельцами и лишь незначительная часть — византийскими. Среди вещей местного производства вновь были бляшки со знаками от серебряных поясных наборов. Тщательно исследовав эти находки, академик Б. Рыбаков пришел к выводу, что эмблемы на бляшках принадлежат древним русам.

Изображения на этих бляшках и явились следующим звеном цепи, ведущей к «знакам Рюриковичей».

К сожалению, у нас нет еще всех звеньев перехода знаков Северного Причерноморья и рассмотренных изображений раннего средневековья в «знаки Рюриковичей». Не хватает одного и очень важного звена, связующего их непосредственно с княжескими гербами Киевской Руси.

Не исключена и возможность местного происхождения некоторых славянских тамг. В последнее время в районах реки Припяти, где жили древние славяне, найдено много трапециевидных подвесок с эмблемами в форме двузубца. Они датируются рубежом новой эры.

Глаголица и кириллица

Кирилл и Мефодий… Создатели славянской азбуки родились в шумном и пыльном македонском городе Солуни. (Сейчас это греческий город Салоники.) Мефодий в 820 году, а через шесть лет — Константин (Кирилл). Отец их был болгарин. В это время добрую половину населения города составляли славяне, поэтому немудрено, что братья свободно владели славянским языком. Мать-гречанка постаралась дать Константину и Мефодию хорошее образование.

Особенно интересна фигура Константина, принявшего перед смертью имя Кирилл. Уже в детстве он поражал своих учителей блестящими способностями. В 14 лет посланный родителями в Константинополь, Кирилл изучает астрономию и математику, риторику и музыку, философию и античную литературу, богословие. Перед ним открывалась блестящая карьера, но он занимает скромное место патриаршего библиотекаря, а вскоре покидает его, чтобы посвятить себя философии.

Позднее его увлекает миссионерская деятельность.

На рубеже 60-х годов IX века Кирилл, совершая миссионерскую поездку к хазарам, заехал по пути в город Корсунь (Херсонес) на южном берегу Крыма. Здесь он встретил человека, имевшего Евангелие и псалтырь, написанные какими-то русскими письменами. «Житие» рассказывает, что, прислушавшись к языку этого человека, очень похожему на его собственную болгаро-македонскую речь, Кирилл незамедлительно вступил с ним в беседу. А спустя некоторое время уже свободно разговаривал по-русски.

Согласно гипотезе И. Срезневского книги, которые видел Кирилл, были написаны «протокирилловским» письмом, то есть греческими буквами, приспособленными к передаче славянской речи. Видимо, эта встреча и натолкнула Кирилла на мысль о создании славянской азбуки.

В 863 году из Константинополя в Моравию по просьбе местного князя отправилась миссия во главе с Кириллом и Мефодием. Ее цель — поддержка православия в противовес католицизму, который всячески пытались укрепить немецкие феодалы, лелеявшие надежду подчинить Великоморавское княжество. Ехали не с голыми руками. В багаже путников лежала созданная перед отъездом славянская азбука.

С приездом Кирилла и Мефодия все богослужения начали вести на родном языке. На славянский язык переводились греческие книги.

В начале февраля 869 года здоровье Кирилла ухудшилось. Сказались годы напряженного труда над созданием алфавита, над переводом книг на славянский язык, многочисленные поездки. 14 февраля его не стало…

На шестнадцать лет пережил брата Мефодий. Последние годы его жизни прошли в работе над славянскими переводами. Он скончался в 885 году.

Верные ученики продолжали дело братьев. Особенно благоприятная обстановка сложилась в Болгарии. В Моравии и Чехии деятельность братьев также не прошла бесследно и продолжалась в ряде мест в X–XII веках. Неустанный труд Кирилла и Мефодия положил начало созданию славянской литературы, старославянского литературного языка, имевшего огромное значение в дальнейшей жизни славянских народов.

Так что же собой представляла кириллица? Она состояла из 43 букв. В основе ее лежал греческий алфавит. Для звуков, одинаковых в славянском и греческом языках, использовались греческие буквы. Для звуков, присущих лишь славянскому языку, было создано 19 знаков простой формы, удобной для написания, которые соответствовали общему графическому стилю кирилловской азбуки.

Кириллица учитывала и правильно передавала фонетический состав старославянского языка. Однако у кириллицы был один крупный недостаток: она включала шесть греческих букв, не нужных для передачи славянской речи.

Параллельно с кириллицей в X веке существовала и другая разновидность славянского алфавита, глаголица.

В глаголическом письме было на три буквы меньше, чем в кириллице, а в более раннем — 38–39 букв. Совпадая с кириллицей по алфавитному составу и расположению, звуковому значению и названиям букв, глаголица довольно сильно отличалась от нее сложными начертаниями знаков. Буквы глаголицы употреблялись и для обозначения чисел. Первые девять букв означали единицы, следующие девять — десятки и еще девять — сотни. Тысячу в глаголице обозначала одна буква — «червь». Для выделения цифрового значения буквы над ней изображали короткую волнистую линию — «титло», а по сторонам ставили обыкновенные точки.

Буквы глаголицы напоминали какие-то замысловатые завитки, петли и другие сложные фигуры. Происхождение букв до сих пор вызывает жаркие споры. И вполне естественно. Раз есть буквы, пусть даже сложные, значит, они на что-нибудь похожи. Только вот на что?

Одни ученые пошли по пути если не самому простому, то, во всяком случае, самому очевидному. Корни глаголицы стали искать в других алфавитных системах. В том же греческом письме, сирийском алфавите, в скандинавских рунах и других алфавитах. В общем, теорий появилось много, но наибольшее распространение получили три.

Первая утверждает, что в основе глаголицы лежит византийская скоропись. Действительно, сходство есть, но очень незначительное. К тому же скоропись в Византии не употреблялась для богослужебных книг, а применялась в бытовой и деловой переписке.

Другие исследователи придерживаются мнения, что глаголица происходит от бытовавшего в дохристианское время местного славянского доглаголического письма, которое, возможно, возникло на графической основе уже рассмотренных нами «черт и резов», а также различного рода других знаков.

Согласно третьей гипотезе, по нашему мнению наиболее вероятной, глаголица создавалась учениками Кирилла и Мефодия или самим Кириллом, но на основе кириллицы. Приемлема эта гипотеза еще и потому, что уж больно вычурна и искусственна эта азбука, не похожая ни на одну из известных сейчас алфавитных систем.

В последние годы учеными были проведены исследования, которые подтвердили, что глаголица — это результат искусственной индивидуальной работы.

Так что же все-таки создал Кирилл? Большинство ученых склоняется к тому, что он изобрел глаголицу, а кириллица создана в Болгарии в конце IX века с целью приблизить славянское письмо к торжественному византийскому.

Споры ученых разрешит лишь время…

Письмо шагает по Руси

Неподалеку от Смоленска есть большое языческое кладбище. В археологии его принято называть Гнездовским могильником. Более двух с половиной тысяч курганов. Хоронили здесь славян, иногда варягов.

В 1949 году археолог Д. Авдусин приехал в Гнездово на очередные раскопки. Как обычно, выбрали курган, произвели необходимые обмеры. Началась кропотливая, трудоемкая работа. Ее результат превзошел все ожидания.

Под курганом тысячу лет назад захоронили воина. Положили в ладью и сожгли. Это определили по так называемым ладейным заклепкам, найденным в кострище. Меч воина, предварительно сломанный, был воткнут в кострище. Нашли складные весы, женские украшения (очевидно, они принадлежали рабыне, захороненной здесь же), арабские монеты. Вокруг беспорядочно валялись остатки битой посуды.

Перебирая их, археологи наткнулись на черепок с процарапанными буквами и не поверили своим глазам: буквы были славянские.

Надпись гласила — «гороухша». Звук «у», который мы сейчас произносим довольно быстро, обозначался в древнерусском языке двумя буквами «оу». Две предпоследние буквы можно было прочесть по-разному, или «хщ», или «шн». Вот ведь как бывает, слово и буквы славянские, очевидно русские, а прочесть трудно.

Позже надпись показали академику М. Тихомирову, который подтвердил, что буквы русские, кириллица.

Датировали надпись первой половиной X века. Важно было правильно ее перевести. Языковед П. Черных считал, что ее надо читать как «гороушна», то есть «горчичные зерна». Первооткрыватель надписи Д. Авдусин и М. Тихомиров придерживались несколько другого мнения, трактуя ее как «гороухша» — «горчица».

Но как появилась надпись? Могло, конечно, быть так: какой-то человек купил корчагу с горчицей и, чтобы не перепутать ее содержимое с содержимым других сосудов, сделал пометку. Тогда как корчага из-под горчицы попала в погребение дружинника? Вполне возможно, что прошла не через одни руки, прежде чем оказалась в Гнездове.

Некоторые исследователи не соглашались с таким чтением надписи. Например, один чешский ученый трактовал ее как «Гороух пса», что означало «Горух писал». Археолог Г. Корзухина прочла надпись по-новому. Получилась «горюща» или «горяща», то есть «горючее».

В южных городах в слоях IX–X веков часто находили сосуды со следами нефти на стенках. Свойства нефти известны были давно, а развести костер, чтобы сжечь покойника, да еще, как вполне могло случиться, в плохую погоду, не просто. Гипотеза вполне приемлемая. Мог бы помочь химический анализ, если б корчага не побывала в огне.

Пока ученые остаются при своих мнениях.

Загадки этого сосуда еще далеко не исчерпаны. Под рассмотренной надписью стоит знак, весьма напоминающий латинскую букву «N». Д. Авдусин предположил, что это инициал владельца. Больше никаких гипотез не высказывали. Кто знает, быть может, со временем придет и его черед. Но главное в том, что найдена древнейшая из дошедших до нас достоверная русская надпись на основе кириллицы.

Надпись на корчаге помогает решить вопрос о характере письма у русов, о котором нам сообщает арабский путешественник Ибн-Фадлан. Путешествуя, он попал на похороны руса по языческому обряду и подробно его описал. Во время сожжения путешественник стоял у огня и беседовал с одним из русов. Тот говорил: «Вы, о, арабы, глупы… вы берете самого любимого для вас человека… и бросаете его… в землю, и съедают его прах и гнус и черви, а мы сжигаем его во мгновение ока, так что он входит в рай немедленно…»

После сожжения, сообщает далее Ибн-Фадлан, «они соорудили… нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку хаданга (белого тополя), написали на ней имя (этого) мужа и царя русов и удалились».

К сожалению, Ибн-Фадлан не скопировал надпись. Академик М. Тихомиров предположил, что она была сделана кириллицей. Ведь захоронение относится к тому времени, когда процарапали надпись на корчаге из Гнездова.

Дошло до нас и сообщение другого арабского ученого — Ибн эль Недима. Относится оно к 987 году. «Мне рассказывал один, на правдивость которого я полагаюсь, что один из царей горы Кабк (Кавказ. — В. Д.) послал его к царю русов; он утверждал, что они имеют письмена, вырезываемые на дереве. Он же показал мне кусок белого дерева, на котором были изображены, не знаю, были ли они слова или отдельные буквы». В отличие от первой надпись, скопированная предусмотрительным путешественником, сохранилась, но расшифровать ее пока не удается.

Еще об одной надписи, сделанной, вероятно, кириллицей, упоминается в знаменитой «Повести временных лет».

В конце X века князь Владимир Святославич осаждал город Херсонес. Во время осады житель этого города послал в лагерь Владимира стрелу с надписью следующего содержания: «Кладези еже суть за тобою от востока, из того вода идет по трубе».

Надпись воскрешает любопытную страницу истории Древней Руси. Вот что рассказывает нам об этих событиях одна из крымских легенд.

Решил киевский князь Владимир Святославич породниться с Византией, взять в жены сестру императора Анну. Но император Василий II счел унизительным родство с идолопоклонниками и ответил русскому князю гордым отказом…

Тогда Владимир Святославич собрал бояр, воевод, дружинников и сообщил им о своем решении принять христианство. А чтобы заставить Византию считаться с собой, завоевать Херсонес.

Летом 988 года рать Владимира выступила в поход. Ладьи с русскими воинами спустились в Черное море и подошли к берегам Таврии, близ Херсонеса. Их встретил человек в длинных до пят одеждах, с крестом на шее.

— Кто ты есть и как твое имя? — спросил его князь Владимир.

— Я священник из Херсонеса, а имя мое Анастасий. Дозволь и мне спросить тебя, княже, зачем с мечом к нам пожаловал? Ведь у нас с вами, русами, договор.

Князь объяснил цель своего похода. Тогда священник посоветовал ему уговорить жителей Херсонеса открыть ворота города. Херсонеситы отказались.

Князь попытался взять город штурмом. Но всякий раз под градом стрел и камней русские откатывались от городских стен.

Ратники окружили Херсонес и стали выжидать, когда в городе иссякнут запасы хлеба и воды. И тут дал о себе знать Анастасий. Он пустил в стан русских воинов стрелу с запиской. Русские перекрыли водовод и заставили город сдаться.

Получив весть о падении города, византийский император Василий II отправил в Херсонес послов и свою сестру Анну.

Князь Владимир принял христианство и обвенчался с Анной. Приняли христианство воеводы и воины князя. На Русь вместе с князем отправились греческие учителя, священники, художники, ремесленники.

Крещение стимулировало развитие письменности, на Русь хлынул поток самой различной литературы. Грамотные люди стали обычным явлением. Учились грамоте и получали образование теперь уже не только самостоятельно. Возникли даже школы.

В одном из литературных произведений XVI века упоминалось, что «преж сего в Российском царстве и на Москве и в Великом Нове городе и по иным градом многие училища бывали и писати и пети и чести гораздных много было, но певцы и чтецы и доброписцы славны были по всей земле и доднесь». Речь шла о домонгольской Руси. Государству с введением христианства понадобилось сразу много образованных людей.

Летописи рассказывают о том, что некоторые люди знали не только русский язык, но и иностранные. Отец Владимира Мономаха «дома седя, изумеяше 5 язык, в том бо честь есть от инех земль», а печерский монах Никита читал книги на латинском, греческом и древнееврейском языках. Значит, в XI веке на Руси были книги не только на русском, но и на других языках. Дочь Ярослава Анна, выданная замуж за французского короля, была великолепно образована. Дочь князя Всеволода Анна, уйдя в 1086 году в монастырь, собрала «младых девиц неколико, обучала писанию, також ремеслам, пению, швению».

«Потворин пряслень». Эту надпись археологи увидели на одном из пряслиц, раскапывая в 1885 году Десятинную церковь в Киеве. Пряслице — это предмет, похожий иногда на кольцо, иногда на бочонок со сквозным отверстием. Оно надевалось на веретено, чтобы утяжелить его и придать равномерность вращению. Только откуда надпись?

Представьте девушек, собравшихся на посиделки. Они поют и прядут или мотают пряжу. Но вот пряжа забыта, девушки танцуют. Как же найти после этого свое веретено? Здесь и помогает надпись, сделанная заблаговременно на пряслице.

Каких только слов и букв на них не встретишь! «Невесточь» — это какой-то юноша пометил пряслице своей невесты. Или: «Иванко создал тебе это единственной дочери».

Не уступали тем, кто писал на пряслицах, и ремесленники. «Максимов», — гласит надпись на формочке для литья, утверждая право собственности. Любили мастера, сделав удачно какую-то вещь, оставить на ней свое имя.

Помните гнездовскую корчагу? На подобных амфорах — корчагах (глиняных сосудах) писали, и в других городах Руси. Надписи процарапывали по сухой глине. «Благодатнейша полна корчага сия». Так была прочитана надпись на одном из фрагментов амфоры — корчаги, найденной в Киеве.

Даже в бой ходили русские надписи. Их ставили оружейники как свое клеймо у рукояти. «Коваль Людота». Эти слова прочли на мече XI века, найденном на Киевщине.

Есть находки, о которых забывают после первой публикации. Но бывают и такие, о которых десятки лет ведут жаркие споры.

Стоит в Эрмитаже плита с надписью. Под ней табличка: «Тмутараканский камень»… Надпись в 67 букв о том, что в 1068 году князь Глеб Святославич мерил по льду расстояние «от Тмутороканя до Кърчева», то есть ширину Керченского пролива. Оказалось 14 тысяч сажен.

В 1776 году в связи с освоением Россией Причерноморья и северного Приазовья новороссийским, азовским и астраханским генерал-губернатором был назначен небезызвестный князь Потемкин. В середине 80-х годов XVIII века ожидался приезд на юг императрицы Екатерины II. Тщеславный князь, естественно, хотел представить край в самом лучшем виде.

В порядок приводились вновь присоединенные города. Среди них была и Тамань, которую Екатерина наверняка не собиралась посещать. В городке стоял батальон егерей под командованием премьер-майора X. Розенберга, которому и приписывают находку Тмутараканского камня.

Обстоятельства находки неизвестны. Во всяком случае, в то время заботу о камне проявили очень своеобразно: притащили 864-килограммовую плиту к порогу казармы и уложили в качестве приступки.

В 1792 году на Тамань во главе первых черноморских казаков прибыл капитан П. Пустошкин. Подойдя к казарме и наступив на камень, он обратил внимание на странную надпись. Через десять дней камень лежал на корабле, ожидая отправления к адмиралу Н. Мордвинову, начальнику П. Пустошкина.

Сведения о камне дошли наконец до Екатерины II. Нужно сказать, она поступила весьма благоразумно. Было приказано камень немедленно возвратить на место, возвести вокруг него приличную ограду, а результаты обмера и копию надписи прислать в Петербург. Многие находки, археологические, этнографические, а также памятники письменности были собраны в это время.

Одним из любителей истории и древностей был граф А. Мусин-Пушкин. Благодаря ему до нас дошло «Слово о полку Игореве», многие летописи и прочее. Он-то и довел первым до царицы сведения о находке на Тамани камня с русской надписью. Но именно графа стали обвинять в том, что камень он выдумал, а надпись фальсифицировал.

Подлинная ли надпись на камне или выполнена в XVIII веке, определить непросто. Мнения исследователей разделились.

Некоторые места в надписи вызывали сомнения. Например: «Мърилъ море по леду…» Но по какому льду, если южные зимы теплы, море не всегда покрывается льдом и средние сроки замерзания — три-пять дней, а максимальный — около месяца.

Не выяснено происхождение названия «Тмутаракань». Есть только предположение, что оно тюркское. В слове «Корчев» большинство ученых видят Керчь.

Больше всего сомнений вызывала часть надписи с количеством сажен, то есть расстояние от Тмутаракани до Корчева: А. Мусин-Пушкин утверждал, что 8054 сажени, другие приводили цифру 14 тысяч, принятую и сейчас. Неизвестна была и величина самой сажени. Вычислил длину сажени академик Б. Рыбаков. Она составила 152 сантиметра. Исходя из этой цифры, 14 тысяч сажен действительно соответствовали ширине пролива.

Подозрителен и внешний вид надписи. Уж больно малы и аккуратны буквы. Некоторые ученые полагают, что не соответствуют палеографии XI века и некоторые написания букв.

И все же доказательств в пользу подлинности камня больше. Особенно важно, что археологическими раскопками доказано существование Тмутаракани именно в тех местах, где был найден камень. Предвидеть этого фальсификаторы не могли.

Итак, камень с Тамани сообщил, что князь Глеб зачем-то усердно мерил расстояние до Корчева. Это было в 1068 году. А через одиннадцать лет, в 1079 году, сюда приехал посадничать Ратибор и начал выпускать печати, которые долго приводили в недоумение многих исследователей. «От Ратибора…» Печати с такой надписью найдены в Крыму, в Киеве и на Полтавщине. Приобретены в Севастополе и в Константинополе.

И вот что странно. Рассылая свои печати по обширной территории, Ратибор никогда не обладал такой степенью власти, как другие владельцы печатей XI — начала XII века. Он был всего-навсего посланником Киева в Тмутаракани. Тогда почему он вел такую большую переписку? Исследователи считают что в отличие от других печатей, утверждавших официальные документы, печати Ратибора привешивались к неофициальным посланиям. Однако загадка Ратибора по-прежнему ждет окончательной разгадки.

Граффити Софии Киевской

Гипотезы, даже очень смелые, дискуссионные, кажущиеся порой антинаучными, всегда двигают научную мысль вперед.

Оппоненты-скептики начинают накапливать факты, чтобы их опровергнуть, и тем самым углубляют изучение проблемы, приближая нас к истине. Вот почему к гипотезам надо относиться с уважением и вниманием.

Недавно киевские археологи вышли на арену дискуссий с гипотезой о существовании еще одной азбуки, которую назвали «софийской».

Но сначала о граффити. Известен факт: великий французский писатель В. Гюго, побывав как-то в соборе Парижской богоматери, заметил на одной из стен нацарапанное в старину слово «апачки», в переводе с греческого «фатум», «судьба». Эта коротенькая надпись взволновала писателя и натолкнула на мысль о создании романа «Собор Парижской богоматери».

Надписи на штукатурке зданий, на фресках храмов, процарапанные острыми предметами, у нас в стране известны давно. Их называют граффити. Изобилует этими надписями София Киевская — великолепный архитектурный памятник Киевской Руси.

Более полутора веков продолжается изучение этого шедевра древнерусской архитектуры, входящего в сокровищницу мирового искусства. Мозаики и фрески Софии Киевской известны всему миру. О высокой культуре времен Киевской Руси свидетельствует неповторимая величественная архитектура собора, его строительная техника, монументально-декоративное искусство, тематика фресок.

Первые попытки изучения граффити Софии Киевской были сделаны в 20–30-х годах нашего столетия. В послевоенные годы интересные надписи обнаружил академик Б. Рыбаков. В числе опубликованных им в 1947 году граффити привлекают внимание надписи с упоминанием видных исторических деятелей Древней Руси — Владимира Мономаха, Мартирия, архиепископа Новгородского и других.

Планомерное изучение граффити началось намного позже. В 1954 году развернулись реставрационные работы в соборе. Из-под поздних наслоений начала высвобождаться древняя штукатурка… Именно расчистка больших участков первоначальной штукатурки и высококвалифицированные кадры реставраторов позволили С. Высоцкому в 1959–1963 годах предпринять широкое исследование софийских граффити.

Выявление, фиксация, расшифровка и издание С. Высоцким древнерусских граффити Софии Киевской XI–XIX веков стали большим событием в советской исторической науке.

Что взволновало ученых в первую очередь? По содержанию надписи Софийского собора родственны, а иногда и аналогичны летописным сообщениям. Это свидетельствует о большом интересе их авторов к отечественной истории, стремление оставить память о волновавших их событиях.

«В [лето] 6562 месяца февраля 20-го кончина царя нашего…»

Расшифровкой этой надписи, обнаруженной С. Высоцким, занялся академик Б. Рыбаков. Изучение граффити на стене позволило ему сделать несколько интересных выводов. В надписи, датированной 1054 годом, говорится о смерти «царя нашего». А именно в 1054 году, в феврале, умер великий киевский князь Ярослав Мудрый, строитель Софии Киевской.

В разных летописях точная дата смерти Ярослава определялась по-разному: или 19 февраля, или 20-го. Эти разногласия академик Б. Рыбаков объясняет тем, что Ярослав умер в ночь с субботы на воскресенье. В Древней Руси для определения начала дня существовало два принципа: по церковному счету — с полуночи, в быту — с рассвета. Вот почему по-разному называется и дата смерти Ярослава: по одному счету это была еще суббота, а по другому, церковному, — уже воскресенье. Так запись на стене помогла устранить давнюю путаницу в летописных известиях.

Итак, надпись на стене Софии исторически достоверна. Это вызывает доверие и к другим «автографам» наших предков.

Вот загадочное извещение, дошедшее до нас из глубины веков: «Месяца декабря в 4-е створиша мир на Желяни: Святополк, Володимир и Ольг».

О каком времени идет речь? И о каких князьях? Нужно быть хорошим знатоком истории, чтобы расшифровать загадочную и, видимо, очень важную надпись. С. Высоцкий начал с имени Святополка. Оно стоит первым в списке. В соответствии с иерархическими правилами того времени на первом месте вписывалось имя великого князя Киевского.

Имя Святополка не получило большого распространения на Руси из-за дурной славы Святополка Владимировича (Окаянного), который убил своих братьев Бориса и Глеба. Святополка Владимировича исследователь исключил из списка «претендентов» сразу. Окаянный умер в 1019 году, а Софийский собор построили в 1037.

Оставались три Святополка: Мстиславич, Георгиевич и Изяславич. Первый с 1142 года княжил в Новгороде, потом — во Владимире-Волынском, где и умер в 1154 году. Второй — Святополк Георгиевич — был малоизвестным туровским князем. И С. Высоцкий отдает предпочтение Святополку Изяславичу, который на протяжении двадцати лет (1093–1113) был великим князем Киевским. Только его имя могло быть вписано в граффити впереди имен двух других князей.

Итак, период установлен. Это эпоха, о которой автор «Слова о полку Игореве» пишет как о начале княжеских междоусобиц и нашествия на Русь кочевых племен половцев.

Теперь нужно определить имена других князей. Это нетрудно. Владимир — переяславский князь Владимир Всеволодович Мономах. А третий — черниговский князь Олег Святославич, или «Гориславич» — так называет этого любителя интриг, княжеских ссор и конфликтов автор «Слова о полку Игореве». Они — современники Святополка.

Желянью в древности называли местность юго-западнее Киева, по которой проходила дорога на север, в сторону Вышгорода. Это равнина в пойме реки Лыбедь очень удобна для передвижения войск. В летописи Желянь упоминается пять раз. Именно на Желяни войска Святополка были разбиты половцами.

Так исследователь установил эпоху и имена князей. Теперь С. Высоцкий задался целью выяснить, когда произошло это важное событие. Ведь мир у Желяни, по всей вероятности, имел огромное значение. Скорее всего князья скрепили свой союз клятвой, которую дали в Софийском соборе. На память об этом событии очевидец и сделал надпись, которая звучит как важный дипломатический документ далеких времен.

Но в каком году это было? Ведь в летописи нет сообщения о мире на Желяни. Правда, есть похожая запись, датированная 1098 годом: «В лето 6606. Приде Володимеръ, и Давыдъ, и Олегъ на Святополка, и сташа у Городца, и створиша миръ…»

Однако сначала или потом был подписан и мир на кровопролитной Желяни.

Снова поиск. Снова размышления над эпохой, о которой так выразительно пишет автор «Слова»: «Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами; погибашеть жизнь Даждьбожа внука въ княжих крамолах веци человекомь скратишась. Тогда по Русской земли ретко ратаеве кикахуть, нъ часто врани граяхуть, трупия себе деляче».

Ученый исследует хронологию событий.

1094–1096 годы. Наступление на Русь кочевых племен. И обострение отношений между Владимиром Всеволодовичем Мономахом и Олегом Святославичем. Вотчина Олега, Чернигов, еще при Всеволоде была отдана Владимиру Мономаху.

1094 год. Олег призывает половцев на помощь и выгоняет Владимира из Чернигова в его вотчину — Переяславль.

1095 год. Святополк и Владимир идут на половцев. Приглашенный ими Олег уклоняется от участия в походе против своих союзников — половцев. «И бысть межи ими ненависть», — пишет летописец. Разгромив половцев 19 июля 1095 года, Святополк и Владимир идут на Чернигов наказывать Олега за измену. Тот бежит в Стародуб. После 33-дневной осады города князья заключили перемирие. Его главное условие: Олег и его брат Давид Святославич придут в Киев для заключения мира и общего договора «о Русской земле».

1096 год. Олег воюет в муромо-рязанских землях с сыновьями Владимира Мономаха.

1097 год. Состоялся Любечский съезд русских князей, где обсуждались вопросы совместной борьбы против половцев и раздела владений между потомками Ярослава Мудрого. В летописи не говорится о мире между Святополком, Владимиром и Олегом накануне Любечского съезда, и в то же время летописец упоминает, что Олег присутствовал на съезде как претендент на часть Русской земли. А это, конечно, возможно было только после предварительного примирения со Святополком и Владимиром. Значит, примирение произошло в 1096 году возле Киева, на Желяни?

С. Высоцкий останавливается на дате 4 декабря 1097 года, тем более что (подтверждает он свое мнение) текст летописи 1096–1098 годов нарушен поздними вставками. Однако с датировкой С. Высоцкого не согласился академик Б. Рыбаков, во-первых, потому, что мир должны были заключать четыре князя, в том числе и старший брат Олега — Давид Святославич, а во-вторых, мир был заключен в Городце на полгода позже — летом 1098 года.

Восстанавливая хронологию дальнейших событий, ученый приходит к дате — 1104 год.

К тому времени Давид умер, а Олег, не захотевший участвовать в Долобском съезде князей в 1103 году, зимой 1104/05 года ходил со Святополком и Владимиром в поход на Минск.

Вполне справедливо С. Высоцкий называет автора записи патриотом Русской земли, единомышленником автора «Слова о полку Игореве», призывавшего князей к единению.

Исследуя граффити, С. Высоцкий расшифровал десятки интереснейших надписей. Древнерусские граффити XI–XIV веков Софии Киевской он разбил на следующие основные группы: надписи, содержащие сведения о военно-политической истории Древней Руси; поминальные надписи, близкие летописным («месяца августа в 22 преставися раб божий Лука епископ блаженный Белогородский» — в летописи о смерти епископа ничего не сказано); благожелательные надписи («Господи, помози рабе своей Олисаве Святополчей матери русской княгине…»); автографические («Михаль убогий, а грехом богатый писал, господи, помози ему», или «Писал Ставр Городятинич», или еще проще: «Иван писал»); надписи, относящиеся к фрескам (например, на изображении Онуфрия, на высоте 1,8 метра от пола, граффити: «Святой Онуфрий, моли бога милостивого за рабу свою Елену и… помощи… рабу своему Фсыпорови, аминь»); символические и бытовые рисунки.

И еще об одном открытии. Оно произошло в наши дни.

В алтаре Михайловского придела Софии Киевской С. Высоцкий обнаружил целую азбуку. Она, как и все софийские граффити, была процарапана на древней штукатурке. Высота букв — 3 сантиметра. Время появления азбуки в соборе — первая половина XI века, то есть вскоре после сооружения храма. Однако сама азбука, предполагает исследователь, относится к гораздо более ранним временам.

В азбуке двадцать семь букв: 23 греческие и 4 славянские (б, ж, ш, щ). Софийская азбука, предположил ученый, занимает как бы промежуточное положение между греческим алфавитом и кириллицей, которая в моравском варианте имела 38 знаков, а во втором — болгарском — 43.

Но как появилась неведомая до сего времени азбука в соборе? Кто ее так тщательно и аккуратно выписал? Для чего? Зачем? И почему популяризатор азбуки так спешил запечатлеть ее в новом соборе, который строился на века? И почему в азбуке есть даже такие знаки, как «кси» и «омега», а «ъ» и «ь», оба «юса», «червь» и «цк» отсутствуют? И здесь ученые выдвинули любопытное предположение: эти знаки вообще не существовали в те времена, когда воспроизведенная софийским книжником азбука сформировалась и была в употреблении. Они появились позже.

Сформировалась и была в употреблении. Значит… Да, так неожиданно С. Высоцкий пришел к смелой гипотезе, которая взбудоражила научную общественность: найденная азбука — докирилловская и отражает начальный этап в создании славянских письмен. Ученый считает, что до 862 года на Руси существовала не только упорядоченная деловая документация, но и формировалась литература. И пользовались в то время азбукой, которую нашел С. Высоцкий в наши дни.

Гипотеза С. Высоцкого вызывает возражения, и серьезные, в первую очередь со стороны лингвистов.

А может быть, азбука просто не дописана, как не без оснований предполагает академик Б. Рыбаков?

Словом, пока не найдут другие памятники «докирилловского» письма, до тех пор не прекратятся споры, какой азбукой пользовались на Руси до принятия христианства.

Береста и новгородцы

Утром 26 июля 1951 года сотрудница Новгородской экспедиции Н. Акулова, расчищая мостовую XIV века, между плахами настила заметила вдруг плотный и грязный свиток бересты и, слегка счистив грязь, увидела на нем процарапанные буквы. Не подозревая о важности находки, Н. Акулова спокойно передала свиток начальнику участка и хотела вновь приняться за работу. Но, взглянув на начальника экспедиции А. Арциховского, мгновенно забыла о своих обязанностях. Тот застыл как монумент.

— Я ждал этой находки двадцать лет! — сказал он тогда.

Еще в 1938 году А. Арциховский говорил сотрудникам экспедиции, чтобы они разворачивали бересту и смотрели, нет ли на ней букв. И лишь в 1951 году его мечты сбылись. Тогда нашли десять грамот, сейчас их около 530.

В чем же сенсационность находок?

До 1951 года считалось, что грамотность в Древней Руси была привилегией князей, бояр, церковников, а рядовые ремесленники и вообще большинство жителей писать и читать не умели. Берестяные грамоты новгородцев доказали, что искусством письма владели и простые люди.

На всех грамотах буквы процарапаны какими-то острыми предметами. Для этой цели пользовались различными костяными, металлическими и деревянными стержнями, заостренными на конце. На противоположном конце стержня — «писала» делали отверстия, чтоб подвешивать к поясу.

Пролежав сотни лет во влажной среде, на воздухе и солнце, берестяные грамоты быстро подсыхали и рассыпались в руках. Прежде чем читать, нужно было реставрировать находки.

Прочесть грамоты не иероглифы расшифровать. Хоть и древний язык, но русский. Трудней с обрывками. Попробуйте разобрать текст, если от него осталось несколько предложений, а в большинстве слов не хватает по нескольку букв. Тем не менее большую часть фрагментов удалось прочесть и интерпретировать. Блестяще провел эту работу Л. Черепнин.

Он прочел даже то, что, казалось, невозможно было разобрать. Предположив, что берестяные и сохранившиеся пергаментные тексты близки по смыслу, Л. Черепнин стал просматривать все письменные документы XI–XV веков. Проделав тщательное исследование и обнаружив много совпадений с текстами цельных грамот, ученый смог восстановить и многие тексты на обрывках берестяных писем древних жителей Великого Новгорода.

Оказалось, что почти все они написаны простыми жителями. Значит, не бесписьменный период был тогда на Руси, а время массовой грамотности. Правда, можно возразить, что грамотность в Новгороде — это еще не грамотность всей Руси. Однако не в одном Новгороде, а еще в четырех городах (Пскове, Смоленске, Витебске и Старой Руссе) археологам посчастливилось найти берестяные рулончики с процарапанными буквами.

«Поклон от Михаили к осподину своему Тимофию. Земля готова, надобе семяна. Пришли, осподине, целовек спроста, а мы не смием имать ржи без твоего слова».

«Поклон от Потра к Марье. Покосил есмь пожню, и Озерици у мене сено отъяли. Спиши список с купнои грамоте да пришли семо; куды грамота поведе, дать ми розумно».

Живой язык древних новгородцев вырвался из тисков времени и заговорил. О чем же?

Вот, например, самая первая грамота из найденных в Новгороде. Она относится к XIV веку. В ней тринадцать строк, длина каждой строки 38 сантиметров. Правда, почти все строки изуродованы. Но А. Арциховский уловил содержание документа: в нем перечислялись села, с которых шли повинности в пользу какого-то Фомы.

«Есть град межу нобом и землею, а к ному еде посол без пути, сам ним, везе грамоту непсану». Это уже грамота-загадка. Переводится она так: «Есть город между небом и землей, а к нему едет посол без пути, сам немой, везет грамоту неписаную».

Загадка зиждется на библейской легенде и расшифровывается так: город между небом и землей — ковчег Ноя, который спасался от потопа. Немой посол — голубь, которого Ной послал узнать, не видна ли земля вблизи. А грамота неписаная — оливковая ветвь, которую голубь принес Ною в клюве своем как знак того, что вблизи показалась земля.

Среди авторов берестяных грамот были простые люди, ремесленники и крестьяне. Некоторые составлены группами крестьян. В них — протест против разных форм феодальной эксплуатации.

Вот как переводит одну из грамот А. Арциховский. «Поклон к Юрию и к Максиму от всех сирот. Что ты дал нам за ключника, он за нас не стоит, нас продает, и мы им ограблены. Мы из-за него неподвижны, не разрешает выездов. Из-за него мы погибаем. Если он будет сидеть, нам силы нет сидеть. Дай нам смирного человека. А на том тебе челом».

Новгородские крестьяне — «сироты» жалуются своим господам на весьма ретивого ключника, который не разрешает даже выезжать из селения для хозяйственных нужд. Не только жалуются, но и угрожают уходом.

Интересна серия грамот с детскими рисунками. Ученые установили и их автора. Это мальчик Онфим. На одной из грамот он изобразил на бересте свой «героизированный портрет» — всадник, поражающий врага. Детская мечта понятна: Онфим родился в эпоху великих побед Александра Невского. Любопытна и грамота, на которой Онфим нарисовал своих друзей: семеро ребят дружно взялись за руки.

А вот и проказы новгородских школьников: «Невежя писа, недума каза, а хто се цита».

Есть грамоты, которые дышат историей, жаркими боевыми схватками на далеких северных рубежах Новгорода, борьбой за честь и независимость своего государства.

«От Григория ко Дмитру. М[ы в Но]рове, а ты ходи, не бойся. Мир взяле на [с]тарой меже Юрия князя, [ныне] ця послале кареле на Каяно море а [не п]омешай, не испакости каянецамо ни соби. Присловия возми, а[к]и поимало дани лонескии. А уцюеши, а не пойду к Но… и, ты тогодъ иди [без меня]. А дома здорово, а на меня вестей перечиня… о. Аже возможеше, пособляй мне цимо».

Огромен труд ученых, расшифровавших эту грамоту. Надо было потратить месяцы кропотливых исследований на изучение летописей, исторической литературы, чтобы прочесть первую фразу именно так: «М[ы в Н]орове», а не, например, «м[ы зд]орове». (Норова или Нарова — так называлась пограничная со шведами новгородская волость на реке Нарве.)

А кто такой Юрий, что когда-то установил важную межу где-то на границе земли Новгородской? Здесь ученым помогли строки Ореховецкого договора 1323 года: «Это я князь великий Юрий с посадником Варфоломеем и с тысяцким Авраамом, со всем Новгородом заключили мир с братом своим с князем шведским Магнусом сыном Эрика». Следовательно, упоминаемый на бересте Юрий — это внук Александра Невского, старший брат Ивана Калиты, московский князь Юрий Данилович, который был и новгородским князем. Он успешно воевал со шведами, заключил с ними Ореховецкий мирный договор и установил выгодные для Новгорода границы.

Изучая старинные договорные документы новгородцев со шведами и норвежцами, исследователи определили конечный пункт «межи князя Юрия»: Он находился на северо-восточном побережье моря «Каяня» — Ботнического залива. К юго-западу от этой «межи» — территория Швеции, к северо-востоку — новгородская земля.

Спустя три года после заключения Ореховецкого мира Магнус — король Швеции и властелин Норвегии — заключил с Новгородом еще один мирный договор, подтвердивший правильность «межи Юрия». Но зимой 1337/38 года карелы подвели немцев (так летописец называет шведов) и вероломно убили много новгородцев, а также купцов из Ладоги и христиан, которые жили в Карельском городке. Новгородцы, собравшись с силой, уже летом ответили мощным ударом. «Молодцы новгородские» опустошили земли вокруг Немецкого городка, сожгли урожай и порезали скот.

Вскоре в Новгород из Выборга от воеводы Петрина пришли послы, заявившие, что «размирье» произошло без ведома короля Магнуса. Это удовлетворило новгородцев, и они послали «Кузму Твердиславица и Олександра Борисовица посольством, и привезоша мир, доконцавше по тому миру, что доконцали с великим князем Юрьем в Неве…».

Вот какие тончайшие перипетии дипломатической жизни Новгорода передает берестяная грамота, которую после длительных исследований можно датировать точно. — 1339 год. Григорий писал послание после встречи новгородских послов с Магнусом и первым сообщил Дмитру о заключении мира. Ясно, что Григорий принадлежал к свите послов: он в числе тех «другов», о которых упоминает летописец. А Дмитр? Его характеризует строчка: «Присловия возми, а[к]и поймало дани лонескии», то есть «памятную записку возьми, как собрал прошлогодние дани».

Таким образом, и Григорий и Дмитр — сборщики дани. Только Григорий был еще и посланником. Видимо, им нужно было вместе идти собирать дань, но посольская миссия затягивалась, и Григорий приписывает: «Если станет ясным, что я не пойду к Но[…] и, ты тогда иди [без меня]». О хороших связях посольства с Новгородом свидетельствует и предпоследнее предложение: «[Я знаю], что дома все в порядке, меня об этом уже известили».

Кстати, первая грамота, найденная в Новгороде, оказалась одной из самых больших.

Из сообщений древних авторов было известно об употреблении бересты как писчего материала в таких странах, как Швеция, восточная Прибалтика, но находок не было. Наконец, при раскопках шведской торговой фактории, называемой «Готским двором», нашли берестяную грамоту, буквы которой сильно напоминали готическое письмо. Расшифровать ее взялся сотрудник Московского университета Д. Дрбоглав. Как выяснил исследователь, грамота написана готическим курсивом XIV–XV веков. В ней три различные надписи, прочтена пока лишь одна, правда, самая длинная: какой-то благочестивый «гость» написал начало 94-го псалма Давида.

Эта находка, конечно, не может свидетельствовать с абсолютной точностью о существовании на Западе берестяных писем. Автор этой грамоты мог просто перенять способ записи у смекалистых новгородцев. Тем не менее это открытие стимулирует дальнейшие поиски археологов Западной Европы.

«Сенсация», «Выдающиеся находки», «Крупнейшие научные достижения нашего времени» — так характеризовали зарубежные ученые находки берестяных грамот в Новгороде известным советским ученым А. Арциховским и его коллегами. Доклады советских исследователей слушали на международных конгрессах и симпозиумах в Риме, Париже, Лондоне и других городах.

Ничего удивительного. Ведь благодаря берестяным грамотам, как отметил член-корреспондент АН СССР В. Янин, впервые удалось получить доступ в такие уголки прошлого, которые ранее считались абсолютно недоступными.

Библиотека Ярослава

На древнерусском языке говорили и писали в Новгороде, в Киеве, загадочной Тмутаракани и других местах. Около 250 рукописных книг сохранилось до наших дней. Цифра небольшая, если учесть, с какой скоростью развивались в домонгольский период на Руси письменность и книжное дело.

Советский историк Б. Сапунов высчитал, что в XI–XIII веках на Руси были сотни тысяч книг, из них не менее 85 тысяч церковных.

Но вспомним: черной тучей пронеслись по Руси татаро-монголы, жгли города и деревни, уводили с собой мастеров. Впрочем, пылали книги не только во время нашествия. Горели монастыри, церкви, а вместе с ними и книги. А ведь это были основные книгохранилища. В Новгороде с середины XI по XIX век сгорело 816 церквей. 160 войн было в XIII–XV веках. В XVI веке (в 1571 году) в Москву ворвался крымский хан Девлет-Гирей, в XVII веке — поляки. Пожары 1812 года. Да разве перечислишь все трагические события, когда книги горели.

А вспомните реформу Никона. По требованию грозного патриарха церковные книги приводили в соответствие с древними византийскими образцами. Неугодные произведения уничтожали. Тысячи книг погибали, не выдержав действия времени.

Немного произведений дошло до нас. «Поучение Владимира Мономаха», «Изборник Святослава», «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, «Слово о полку Игореве» и другие памятники древнерусской литературы. И среди них особое место занимает знаменитая хроника «Повесть временных лет», которая может быть сравнима с энциклопедическим трудом. Здесь приводятся данные географические и этнографические, отрывки не дошедших до нашего времени былин, сказаний, легенд и песен.

Автор этой замечательной летописи — монах Печерского монастыря Нестор — стал фактически первым историком, восточных славян. Это был образованнейший человек своего времени. Он знал много языков, хорошо изучил литературу, исторические материалы, труды летописцев-предшественников. Все эти источники были им умело переработаны.

Рассказывая о славе и величии Родины, о ее значении в жизни европейских государств, о мудрой политике русских князей, о единстве государства, летописец показывает себя истинным патриотом Земли Русской.

В наши дни возникла даже научная дисциплина, изучающая жизнь и деятельность великого летописца, «нестороведение».

Важное место в нашей жизни занимают библиотеки. Не могли обойтись без них и в Киевской Руси. Создавались библиотеки, как правило, при монастырях и способствовали продолжению и углублению образования. Следил за книгами один из монахов.

О такой библиотеке рассказал академик Б. Греков. Братия по распоряжению брата-библиотекаря «должна была являться в определенные часы для чтения книг. Часть братии занималась списыванием книг. При Феодосии в Печерском монастыре был монах Иларион, „хитрый писать книги“. Никон переплетал их. А в углу его стола обычно по вечерам пристраивался сам Феодосий и прял нити, необходимые для переплета. Некоторые из братии имели собственные библиотеки. Ученик Феодосия Григорий не имел ничего своего, но не мог удержаться от приобретения книг. У него их стали воровать. Чтобы не вводить воров в искушение, он часть своих книг подарил „властелину града“, а другую продал; вырученные деньги роздал нищим. Но тяга к книге не прошла. Он снова стал собирать библиотеку.

Монах Никита, будучи в монастыре, наизусть выучил Ветхий завет. Дамиан не спал ночи и читал книги. Феодосий поощрял „почитанье книжное“. Книги накоплялись и тщательно хранились. Для литературных работ, выходивших из этого монастыря, они, конечно, были необходимы».

В «Повести временных лет» рассказывается о битве с печенегами. На месте битв, в честь святой Софии, богини мудрости, в 1037 году был воздвигнут храм святой Софии.

В глубине собора до сих пор стоит мраморная гробница Ярослава Мудрого. Русские летописи, скандинавские саги, европейские хроники рассказывают о нем как о выдающемся государственном деятеле. Известна и его широкая образованность.

Лаврентьевская летопись рассказывает:

«Ярослав начал строить в Киеве большую городскую ограду, у которой есть Золотые ворота; основал и церковь Святой Софии, митрополичью, и после этого церковь Святого Благовещенья Богородицы, что на Золотых воротах, после этого монастыри Св. Георгия и Св. Ирины. При нем вера христианская начала широко распространяться, умножились монахи и начали основываться монастыри. Ярослав любил церковные уставы, очень любил священников, особенно монахов, прилежно читал книги ночью и днем. И собрал он многих писцов, приказывал переводить с греческого на славянское письмо, и списали они много книг; он и приобрел много книг, поучаясь которыми, верующие люди наслаждаются Божественным учением. И как бывает, что один распашет землю, другой насеет, а третьи пожинают и едят нескудную пищу, так и он. Его отец Владимир распахал и размягчил, то есть просветил крещеньем, он засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, усваивая книжное учение… Ярослав же, как мы уже сказали, любил книги, он много их приказал написать и положил в церкви Св. Софии, которую сам и построил…»

Итак, есть свидетельство об образовании библиотеки. Но такова уж наука, что одного свидетельства бывает маловато.

Когда основана библиотека, где хранились книги и где они переписывались? Какой состав библиотеки и вообще какова ее роль в культурном развитии Руси? Во всем этом много неясного.

Вспомните, как формируются современные библиотеки. Годами… В Киевской Руси, где одна книга могла переписываться несколько лет, все было сложнее.

В 1037 году постройка «Софии» завершилась. Это значит, что вместе с окончанием постройки в 1037 году могло начаться лишь основание библиотеки. Но книги исчезли. Возможно, огромный пожар, багровым языком слизнувший почти весь Киев в 1124 году, не обошел и библиотеки Ярослава Мудрого.

Или другое предположение. 6 декабря 1240 года, когда ничто уже не могло сдержать натиска татаро-монголов, Киев был взят. Последние защитники города делали отчаянные попытки спасти положение. Старики, женщины и дети укрылись от огня и врагов под защиту церковных стен. Все надеялись, что захватчики не решатся посягнуть на святыни… Раскопки Десятинной церкви археологом М. Каргером позволили представить картину взятия церкви татарами.

…Некоторые жители пытались спрятаться в тайнике, переждать. Все было сметено, все разрушено. Более ранние раскопки археолога В. Хвойко выявили к востоку от Десятинной церкви огромную братскую могилу. Здесь лежат защитники церкви и те, кто в ней укрывался. Никого не щадила татарская сабля: ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни младенцев. Рядом нашли еще одну братскую могилу, а сколько их было по всему Древнему Киеву! И уж, конечно, не лучше обошлись захватчики с теми, кто находился в Софийском соборе. Его разграбили, а книги в лучшем случае выбросили.

Что же могло храниться в этой библиотеке?

Многие исследователи считают, что при Ярославе книги в основном переводили с греческого языка на русский или переписывали ранее переведенные. Русский историк церкви Е. Голубинский считал, что Ярослав в первую очередь старался приобретать книги в Болгарии, где они были уже переведены на славянский язык. Последователь полагает, что число томов в библиотеке доходило до 500, а трудились над ее созданием 20 мастеров в течение двенадцати с половиной лет. Но гипотеза эта не подтверждена доказательствами и не принимается большинством ученых.

В наше время установлено, что в библиотеке хранились книги в основном церковного содержания: евангелия, книги пророков, премудрости Соломона, апостол, жития святых. Это видно даже из похвалы учению книжному, приведенному в записи Лаврентьевской летописи в том же 1037 году: «Велика бо бываеть полза от ученья книжного; книгами бо кажеми и учими есмы пути покаянью, мудрость бо обретаемъ и въздержанье от словесъ книжных. Се бо суть рекы, напаяюще вселеную, се суть исходищя мудрости; книгамъ бо есть неищетная глубина; сими бо в печали утешаеми есмы; си суть узда въздержанью. Мудрость бо велика есть, якоже и Соломонъ похваляа глаголаше: „Азъ, премудрость, вселих светъ и разумъ и смыслъ, азъ призвах. Страхъ господень… Мои свети, моя мудрость, мое утвержденье, моя крепость. Мною цесареве царствують, а силнии пишютъ правду. Мною вельможа величаются и мучители держать землю. Азъ любящая мя люблю, ищющи мене обращють благодать“. Аще бо поищеши въ книгахъ мудрости прилежно, то обрящеши велику ползу души своей. Иже бо книгы часто чтеть, то беседуеть с богомь, или святыми мужи. Почитая пророческыя беседы, и еуангельская ученья и апостолская, и житья святыхъ отець, въсприемлеть души велику ползу».

Во всяком случае, сколько бы книг и каких ни было собрано в этой библиотеке, они оставили значительный след и в развитии письменности, и в развитии библиотек на Руси.

Печерский монастырь был основан еще при Ярославе. Здесь составлялись летописи и писались книги. В дни, свободные от работы, монах-книгохранитель ударял в било — нечто вроде современного гонга, собиралась братия и каждый получал по книге для чтения. Кроме того, монастырские правила обязывали во время приема пищи читать вслух книгу для всех.

Более семидесяти монастырей было на Руси в домонгольский период. В Киеве, Переяславле, Чернигове, Ростове, Турове, Полоцке, Нижнем Новгороде, Владимире, Ладоге, Новгороде и других городах. Многие из них имели и библиотеки. Иногда на обложках древних книг можно встретить надпись, свидетельствующую о пожертвовании этой книги монастырю или церкви.

Более половины уцелевших книг XI–XIV веков приходится на Новгород. В период деятельности Ярослава здесь была создана библиотека, сохранившая интереснейшие книги, в том числе и Остромирово Евангелие (1056–1057 годы).

Большая библиотека была в XI веке при Софийском соборе в Полоцке.

В 1101 году в Смоленске строится обширный Успенский собор. Основывается монастырь и библиотека.

Но обратимся вновь к библиотеке Ярослава. Неужели не сохранилось ни одной книги? Были смелые предположения, что некоторые книги можно отыскать в крупнейших современных библиотеках, например в Государственной публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина.

В 1653 году путешественник из сирийского города Алеппо Павел Алеппский приехал в Киев. Посетил Печерский монастырь и, к своему удивлению, увидел великолепное хранилище. Книги были дорогие и древние. Возможно, что это была библиотека Ярослава Мудрого. Но пожар 1718 года безжалостно уничтожил эту сокровищницу. А может быть, библиотека Ярослава до сегодняшнего дня лежит в одном из подземелий, которых так много в Киеве? Это предположение не так уж невероятно.

В начале XX века рядом с Софийским собором провалилась земля. То, что это подземный ход, догадаться было нетрудно. Известия о нем быстро распространялись, обрастая все новыми, подчас совершенно фантастическими подробностями и предположениями.

И неудивительно. Несколько местных любителей истории обследовали подземный ход и обнаружили при этом кусок бересты с надписью, которая могла заинтриговать любого. «А ще кто найде сей ход, той найде велий клад Ярослав». «Велий» — означало «большой».

Увы, надпись оказалась поздней и относилась к рубежу XVII–XVIII веков…

«Книги имеют свою судьбу», — говорит древняя мудрость. У древнерусских книг, записанных кириллицей, завидная судьба: они намного пережили своих создателей. О высокоученых, по мерилам того времени, летописцах мы вспоминаем, читая старательно зафиксированные скупые исторические сведения. Они рассказывают нам, далеким потомкам, о своем суровом времени, о своих современниках. Авторы летописей не беспристрастные регистраторы событий, которые развертываются у них перед глазами. Они выступают с активной гражданской позиции: поддерживают и восхваляют тех князей, что радеют об интересах Отечества, и, напротив, порицают тех, которые руководствуются лишь корыстью и тщеславием. Главная их забота — единство и процветание родной земли, благоденствие своего народа. И эта традиция, заложенная еще древнерусскими летописцами, стала отличительной чертой лучших произведений русской и советской литературы.