Поздним вечером пятого ноября 1991 года в Париже Дора родила Луке сына. Все прошло без осложнений. Мама и малыш чувствовали себя прекрасно. В приемном покое Хелена, Иван и Жанна подняли за новорожденного по бокалу шампанского, которое принес Дорин папа. Хелен смотрела на него с благодарностью, он слегка кивнул ей. С тех пор как она рассталась с Марком, Иван снова начал заботиться о своей внешности и поменял на радостях чуть ли не весь гардероб. Его глаза снова искрились, все чаще можно было видеть, как он улыбается. Кокетливо улыбаясь и хлопая ресницами, Хелена говорила, что он напоминает того молодого человека, за которого она тысячу лет назад вышла замуж.

— За Дору! — сказала Жанна, которая еще до Рождества должна была улететь в Зимбабве — заботиться о больных и нуждающихся детях. В глазах Жанны стояли слезы. Слишком много нового и неизвестного: Дора, малыш, ее отъезд.

— За моего внука! — произнесла Хелена и заплакала. Она не знала, что чувствует и как относится к тому, что произошло. Хелена высморкалась в платок, который протянул ей Иван.

— За любовь! — Иван сам удивился собственным словам.

Внезапно ему пришло в голову, что любовь на самом деле важнее всего на земле. То, что заставляет ее вертеться.

Он посмотрел на Хелену, женщину, которую никогда не переставал любить, и подумал о своей дочери. Ей хватило смелости и сумасшествия в одиночку пройти через все препятствия ради любви к одному-единственному мужчине. Так было и, насколько он ее знает, будет всегда. Внезапно его глаза наполнились слезами гордости, что он еe отец. Значит, он все-таки сделал что-то хорошее в жизни, раз у него такая дочь.

Им, наконец, разрешили проведать Дору и ее сына. Они так торопились, будто боялись опоздать на церемонию награждения.

Лука сидел в баре, где был завсегдатаем, и допивал уже третий бокал вина. Он и сам не знал почему, но этим вечером ему безумно захотелось вина. Красного вина. Как будто у него был повод для праздника. Сегодняшний день был особенным. Лука улыбнулся и прикрыл глаза, как будто видел перед собой картину. На самом деле видел. Ему не хватало сейчас холста и красок — такая прекрасная картина возникла в его голове. Он был ее недостоин, но она все равно возникла в его воображении. А ведь это что- то значит?

— Налей всем, я угощаю, — крикнул он официанту.

В баре было немного народу, но Луку все хорошо знали и громко поблагодарили. Лука радостно поднял бокал и выпил за возникшую в голове картину. Будь он немного смелее, сейчас мог бы быть счастливым. Но так тоже неплохо. Он сам не знал, что с ним творится. Его не покидало необъяснимое чувство, что в тот самый момент, как он теряет драгоценное время в баре, в его жизни происходит что-то настолько важное, о чем он даже и мечтать не смел. Даже когда уплывал на лодке на середину моря или напивался до беспамятства. На сердце стало легко, ему даже показалось, что он вновь может рисован. Случилось чудо, и Лука был благодарен, хотя и не знал толком за что.

— Чему ты так глупо улыбаешься? — Винко стоял около столика и подозрительно смотрел на Луку.

— Не знаю.

— И ты просто так угощаешь всех выпивкой?

Луке показалось, что его друг рассержен.

— Да, а почему бы и нет? Просто у меня хорошее настроение.

— Потому что у твоей жены целый день схватки. Ты хоть понимаешь, чем это может кончиться?

— Может быть. Только меня это не касается. — Луки тотчас пожалел о своих словах, хотя чувствовал, что он прав.

— А то, что чертовы сербы стоят под Дубровником, что Шибеник бомбят, тебя это тоже не касается? Лука, что с тобой происходит?

— Ничего. — Лука уткнулся в бокал.

— Я тебя не узнаю.

— Тогда ты в хорошей компании, друг мой.

— Лука, пора наконец стать взрослым!

— Давай выпьем и помолчим.

— Речь идет о твоей жене, о твоем ребенке!

— Думаешь, я не помню? Как будто мне дадут об этом забыть...

Винко посмотрел на Луку с откровенным презрением и покачал головой:

-Бисерка просила меня найти тебя и сказать, что дела плохи. Ты должен прийти в больницу. Винко развернулся, чтобы уйти.

- Винко!

- Что?

— Ничего...

Лука вдруг подумал, что Клара может умереть, и он будет свободен. Впервые за долгие годы Лука почувствовал затеплившуюся надежду. И ему не было стыдно. Нет. Он даже осмелился прошептать в полупустой стакан Дорино имя.

Его зовут Никола.

Дора светилась, словно елка в рождественский сочельник. Хоть и была еще бледной. Ее глаза блестели. Улыбка не сходила с лица. Свершилось чудо.

— Прекрасное имя для мальчика! Восхитительное, только и всего!

Вот теперь они действительно навсегда вместе. Как обещали друг другу. И даже если они нарушили клятву, какая теперь разница. Она стала его первой женщиной. Родила его первого сына. Его первая картина принадлежала ей. Теперь у нее было все.

Кроме него самого.

— Лука! Лука!

Его кто-то звал, стучал в дверь каюты. Лука проснулся не сразу — слишком много вина и надежд. Непривычное сочетание.

— Лука! Открой, сынок!

Это мог быть только Зоран, но Луке не хотелось oткрывать глаза. Не говоря уж о двери.

— Лука! Ты здесь? Лука! Открой, это очень важно!

Шум и крики не стихали. Луке пришлось встать и щ

ползти до двери.

— Привет, как дела? — Лука старался улыбаться и выглядеть радушным.

— Что ты здесь делаешь? Твоя жена в больнице. Ты должен быть рядом с ней. — Зоран стоял в дверях. Лука снова забрался на лежанку и закрыл глаза. — Лука, сынок, что случилось?

— Понятия не имею, но мне в кои-то веки хорошо.

— Конечно, ведь у тебя родилась дочь! Еще одна девочка, sine! Ты должен быть там.

— Нет...

— Но у них не все хорошо... — Голос Зорана дрогнул.

Лука открыл глаза.

— Что случилось? — Он ничем себя не выдал, но его охватило страшное и полное надежд желание.

— Клара более или менее в порядке, но малышка... Сначала она не могла дышать, затем у нее была остановка сердца... — Зоран заплакал. — Врачи не знают, сумеют ли...

— Она украла ее. Ничего удивительного. Ворованное не приносит счастья.

Внезапно Лука почувствовал в животе сильную боль. Может быть, это умирала надежда?

— Что ты такое говоришь? Кто, что украл? Лука!

— Клара похитила этого ребенка, как воровка. Она и есть самая обычная воровка. Ничем хорошим это кончиться не могло. — Лука не злился, не злорадствовал. Боль медленно путешествовала по его телу. Он протрезвел в один миг.

— Я не понимаю...

— Не бери в голову, tata, пошли в больницу. «Посмотрим на воровку и ее добычу», — мысленно добавил Лука.

На следующий день Лука добровольно вступил в армию. Через две недели был отправлен в Дубровник, где как раз шли ожесточенные военные действия.

Внутри и снаружи осажденного города семьсот хорватских военных и полицейских сражались против тридцати тысяч сербских и черногорских солдат.