Eileen Dreyer

TWICE TEMPTED

Печатается с разрешения издательства Little, Brown and Company, New York, New York, USA и литературного агентства Andrew Nurnberg.

© Eileen Dreyer, 2014

© Перевод. А.М. Фроловский, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

 

Пролог

Замок Хоузворт, Йоркшир

Приговор леди Фионе Мейв Фергусон Хоуз был вынесен в белом зале. Белый мрамор, белая парча, белый фарфор, окрашенные в белое дубовые панели. Напоминающая о каком-то святилище обстановка придавала словам деда особенную холодность.

Ее шаги были робкими, почти невесомыми, но казалось, что каждый из них отражается эхом от мраморного пола зала. Больше всего хотелось исчезнуть из этого белого пространства: скрыть смятение, закутавшись в желтоватый муслин платья, или убежать наверх, броситься на постель и, уткнувшись в подушку, чтобы никто не слышал, рыдать. Но дойдя до края обюссонского ковра, Фиона остановилась. Ей вдруг показалось, что переполнявший ее хаос может вылиться на безукоризненно белый мраморный пол дедова святилища. Как бы предупреждая это, Фиона прерывистым движением с силой прижала руку к груди. Дыхание перехватило. Впрочем, сделать глубокий полноценный вздох она не могла с тех пор, когда друг Йена Алекс Найт сообщил страшную новость и умчался прочь, унося с собой последние остатки ее детских грез.

О, Йен!

Он действительно покинул их.

Уезжал он и раньше надолго  – чуть ли не с детства принимал участие в войнах короля,  – но всегда возвращался, причем делал все возможное, чтобы поскорее домчаться до своих сестер-близняшек, особенно после смерти их матери. Теперь не так. Теперь Фиона и Мейрид остались на этом свете одни. Страшный приговор деда рассеивал последние сомнения в этом.

– Вы достаточно долго жили здесь,  – отдуваясь и кашляя, проговорил дед, прижав жирную ладонь к тучной груди и шагнув вперед.

– Я успела поговорить с Алексом Найтом,  – пытаясь преодолеть стеснение, ответила Фиона. – Он оказал нам любезность, лично доставив новость о смерти Йена. Мне всегда казалось, что срок гостеприимства Хоузворта для нас не ограничен. Неужели я ошибалась?

В его глазах появился тот блеск, который всегда вызывал в ней трепет.

– Надеюсь, белый свет не сошелся для вас клином на этом человеке,  – произнес дед с едва заметным раздражением. – Но в любом случае мое отношение к нему никак не связано с отношением к вам.

– Думаю, сейчас самое лучшее – оставить его в покое,  – произнесла Фиона без всякой видимой реакции на прозвучавший в словах деда намек.

Любой другой, услышав ответ девушки, либо смутился, либо побагровел от злости, но лицо деда сохраняло холодную невозмутимость. Заложив руки за спину, он стоял чуть ли не по стойке «смирно!», как молодой офицер на параде, и отблески солнца, периодически вспыхивавшие в посеребренных сединой прядях, подчеркивали его врожденное достоинство.

Этот полуодетый взъерошенный старик действительно обладал одним из самых высоких титулов в стране. По праву рождения, собственности, внутренним ощущениям и уму это был маркиз Лейбурн, о чем он не забывал никогда. Отношение к незаконнорожденным внучкам, которых он четыре года назад вынужден был оставить в своем доме из-за того, что им просто некуда было идти, конечно же, не было исключением.

– По-моему, к тому моменту, когда я позвал тебя, ты получила достаточно информации,  – сказал он хрипловатым, с одышкой голосом.

Она действительно поняла все. Даже раньше. Еще до того как Алекс Найт завершил свой рассказ.

– Да. У меня создалось впечатление, что вы нашли способ обвинить нас с Мейрид в причастности к преступлению, которое якобы совершил Йен.

– Нет причины в данном случае употреблять словечко «якобы»,  – сухо произнес маркиз, потрясая головой. – Ты слышала, что рассказал его друг: достал ружье при толпе свидетелей и пытался застрелить герцога Веллингтона. Я должен был раньше понять, что он предатель.

«Нет, это не так, я и сейчас в этом уверена»,  – пронеслось в голове девушки.

– Что касается вас,  – продолжил маркиз, доставая часы и открывая крышку,  – то вам обеим выделено двадцать пять фунтов содержания. Этого хватит на пропитание, если, естественно, не транжирить.

Маркиз захлопнул крышку часов.

– У меня намечена встреча в Лейбурне, примерно на час, так что, думаю, по возвращении я тебя уже не увижу.

– А Мейрид? – Фиона обхватила себя руками, пытаясь скрыть дрожь. – Вы думаете, ей будет легко скитаться по дорогам?

– Если верить вашим собственным утверждениям, раньше она уже проделывала нечто подобное,  – пожал плечами маркиз. – Кто знает, что вообще бы с ней было, если бы я не вмешался? Кроме того, это избавит меня от малоприятных хлопот, связанных с необходимостью вводить ее в общество.

Последнее, конечно же, касалось их обеих. И Фиона, и ее сестра не тешили себя надеждами относительно желания деда прилагать какие-либо усилия в этом направлении.

– Я исполнил свой долг,  – сказал он жестко, не допуская возражений. – Сделал все, что от меня зависело. Наша семья ведет свою историю от Завоевателя, и я не могу допустить, чтобы разразился скандал.

А скандала, связанного с историей двух девочек, которые чудом выжили на улице, не случилось бы вообще, если бы они исчезли и никогда не появились в этом доме.

Фиона почти физически ощутила прилив паники. Куда им идти? С той поры, когда их существование на улице зависело полностью от нее, прошло довольно много времени – целых восемь лет. Сохранился ли ее опыт? Остались ли навыки, необходимые для такой жизни? Как они смогут прожить на двадцать пять фунтов?

Слушать брюзжание маркиза ей не хотелось, и, не говоря ни слова, Фиона направилась к двери.

– Ну и куда вы теперь? – хрипло бросил ей вдогонку дед.

Фиона, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, обернулась и холодно произнесла, чуть приподняв брови, даже не представляя, насколько точно скопировала его:

– Не думаю, что это может быть вам интересно, сэр.

Но ее сердце уже отстукивало ответ на вопрос: домой! Конечно же, назад в Эдинбург, такой родной, где ей известно все – улицы, люди, цены на продукты…

– Напротив, очень даже интересует,  – быстро возразил маркиз, и, казалось, в горле у него что-то булькнуло. – Я должен быть уверен, что вы больше не сделаете ничего такого, что может запятнать честь нашей семьи.

Впервые за время разговора почувствовав что-то похожее на удовлетворение, девушка улыбнулась – наконец-то представилась возможность хоть как-то отомстить за все, что им с сестрой пришлось пережить под этой крышей.

– В таком случае, дедушка, боюсь, что вас ждет страшное разочарование,  – произнесла она и направилась к выходу.

Через несколько мгновений дверь за Фионой Фергусон плотно закрылась. На человека, с которым когда-то связывала надежду на спасение, она больше не взглянула ни разу.

 

Глава 1

Месяц спустя

Алекс Найт не мог поверить в реальность произошедшего. Однако действительно, как последний простак, он стоял в белом зале замка Хоузворт перед захлопнувшейся перед носом дверью.

– Черт-те что!

Он скакал без остановки три дня, чтобы сообщить маркизу Лейбурну лучшую из новостей, какую только можно ожидать, а старый ублюдок так его огорошил.

Стоявший рядом с ним Чаффи Уайлд, в изумлении раскрывавший рот, будто выброшенная на берег форель, наконец, почесывая толстым пальцем нос, вымолвил:

– Может, я чего-то не понял? Он что, действительно только что сказал, что выбросил своих внучек на мороз?

– Да,  – кивнул Алекс, продолжая смотреть на дверь, которую захлопнул старик. – Полагаю, именно это он и сделал.

С этими словами молодой человек распахнул дверь и вбежал в холл.

Маркиз поднимался по белой мраморной лестнице, едва касаясь ладонью перил. Спина его была столь же безукоризненно пряма, как и мораль, на обладание которой он претендовал. Если бы старик не двигался, Алекс вполне мог бы принять его за одну из статуй, украшавших лестницу.

– Всего одно слово, сэр!

Маркиз даже не остановился.

– Мне больше нечего добавить.

– Может быть, вы не так поняли…  – Алекс старался говорить как можно сдержаннее и доходчивее. – Ваш внук жив, и с него сняты обвинения в измене. Герцог Веллингтон даже похвалил его за храбрость. Это же отличная новость!

Но, как оказалось, не для маркиза.

– Вы полагаете, что я плохо слышу?

– Я полагал, что вы неправильно меня поняли. Иначе, как благородный человек, вы не гуляли бы спокойно, не будучи уверенным, что ваши внучки в безопасности.

Сохраняя на лице абсолютное непонимание, маркиз даже не приостановился, когда произнес ледяным тоном:

– Вы сомневаетесь в моей чести, сэр? В моей?

– О какой вы говорите чести? – выпалил Алекс. – Человек чести никогда не оставит без заботы беззащитных женщин, несмотря ни на какие слухи. Где они?

Маркиз неопределенно махнул рукой.

– Они уехали после вашего последнего визита. Теперь все это меня больше не касается.

У Алекса перехватило дыхание. Он неоднократно слышал выражение «приходить в ярость», но только сейчас до конца понял, что оно означает. Доставив известие о смерти Йена, он оставил Фиону в совершенно подавленном состоянии, но оставил на этого человека.

– Это значит, что именно в тот день, когда ваши внучки узнали о смерти брата, вы выгнали их из дома?

Выражение лица маркиза стало еще более холодным, если это, конечно, возможно, когда он произнес:

– Вы получили ваш титул совсем недавно, лорд Уитмор. Возможно, со временем вы начнете осознавать, что это означает и какие обязанности накладывает. Мой род за восемьсот лет ничем не запятнал себя, и так будет впредь.

Наступившую вслед за этим тишину нарушило какое-то хмыканье – едва ли не хрюканье. Оглянувшись, Алекс увидел странно подергивающегося Чаффи с покрасневшими от усилий сдержать смех глазами.

– Прошу прощения! – выпалил Уайлд, размахивая руками. – Вот умора! Святое семейство, да и только! А между тем история Лейбурнов далеко не безгрешна: тут тебе и пираты, и разбойники, как мне рассказывал патер.

– Бездельник! – прохрипел маркиз. – Да твой отец, должно быть, покой потерял из-за тебя.

– Пусть так,  – усмехнулся Чаффи. – Но позвольте один вопрос, который и он вам бы задал. С Фергусона сняты все обвинения. Так почему же вы и после этого не хотите изменить отношение к девушкам? Не самое безупречное поведение, не так ли?

– Он остается шпионом! – выпалил старик. – А джентльменом быть перестал, унизившись до такого поведения. Что касается его сестер, они, видимо, вернулись на улицу, откуда, собственно, и пришли. Я нашел другого наследника. Можете передать им. Поэтому то, что происходит с Фергусонами, меня больше не интересует.

Алекс чуть выдвинулся вперед, преграждая путь маркизу.

– Четыре года назад я привез ваших внучек по вашему собственному приказу. Как вы могли так поступить с ними – просто взять и выбросить?

– Они не так плохо жили до этого, так что, думаю, без особых проблем проживут и теперь. Имевшийся до того, как я их нашел, опыт добывания одежды и еды никогда не забывается такими женщинами.

Алекс ощутил внутренний холод. Он всего лишь два раза встречался с Фионой, но после каждой из этих встреч уважение к девушке заметно возрастало. Каким же грубым чудовищем надо быть, чтобы смотреть в эти голубые глаза и не замечать светящегося в них врожденного благородства?

Мокрые губы маркиза расплылись в неприятной улыбке.

– Подумай сам, Уитмор: как они могли зарабатывать на хлеб на улицах Эдинбурга? Добрые шотландские красавчики никогда не выпустят яблочко, коли уж оказалось в их лапах.

У Алекса перехватило дыхание.

– Девочкам не было и четырнадцати, когда Йен нашел их и отвез в пансион мисс Чейз.

– Я слишком стар для того, чтобы всем этим заниматься,  – криво усмехнулся маркиз. – И не думай, что я драматизирую. А ты знаешь, что эта волчица однажды бросилась на меня с ножом? Да-да, она пронесла его под подвязкой. А мой секретарь как-то забылся настолько, что предложил ей посоревноваться в стрельбе. И проиграл! Он должен быть мне благодарен, что я не выгнал его за этот проступок. А она должна быть счастлива, что я не выбросил ее в болото. Не желаю больше мотать себе нервы в ожидании проявления какого-то еще из ее талантов. Нет, достаточно. Мне хочется покоя в собственном доме.

– Не стоило поступать так с ними без Фергусона,  – покачал головой Чаффи. – Он все равно узнает. Не хотел бы я оказаться на вашем месте, когда он приедет. Придется объяснять, оправдываться, а то и защищаться…

– Я не посмотрю, что твой отец был моим другом! – сверкнул глазами маркиз. – Убирайся!

– Только вместе с леди,  – парировал Чаффи, подмигнув Алексу.

– Я же сказал вам: их здесь нет.

– Но где-то же есть.

«Где-то. О боже, как теперь их искать? – пронеслось в голове у Алекса. – Ведь прошел целый месяц».

– Если мы их не найдем,  – сказал Алекс старику,  – то все, что есть у меня и моих друзей, будет потрачено на то, чтобы все узнали, как и почему это произошло. Вас будут поносить сильнее, чем принцессу Каролину, а желающих протянуть вам руку значительно поубавится. Естественно, я постараюсь не мешать Йену – он ведь непременно что-то предпримет. А у него тоже есть друзья.

Алекс понял, что на этот раз слова явно встревожили маркиза. Старик побледнел, и глаза его сузились. На свое счастье, он воздержался от возражений, а просто продолжил подъем по лестнице, передвигая руку неровными рывками.

– Не знаю, как ты,  – сказал, водружая на нос очки, Чаффи,  – а я полагаю, что самое время поговорить с людьми, которые знают, что тут на самом деле происходило.

Последовавшие за этим четыре часа они провели, расспрашивая слуг, но узнать удалось только об унижениях и огорчениях и почувствовать их едва сдерживаемую злость на хозяина. Камеристка Фионы рыдала, повар, не более многословный, чем его разделочная колода, с шумом бил ножом ни в чем не повинную баранину, дворецкий, костистый старый татарин с напоминающим пингвина профилем, методично складывал и разворачивал украшавший его носовой платок. Из бесед создалось впечатление, что любой из обитателей этого поместья при необходимости выбора поднес бы стакан воды отнюдь не маркизу, а леди Фионе. Но в поисках девушек им это помочь не могло.

– Т… вы отвезете их в безопасное место, домой? – путая слова и глядя на него полными слез карими глазами, вопросила экономка. – Ведь это так, да?

– Да, это так,  – солгал Алекс, не в силах сказать этим людям, насколько призрачными были шансы на выполнение подобных намерений. – Я их увезу. Но куда, по-вашему, они могли направиться, когда уехали отсюда?

– Кучер довез их до «Черного лебедя», что в Лейбурне.

– А потом?

Женщина, лицо которой стало еще более растерянным, пожала плечами:

– Говорят, уехали. А оттуда можно уехать куда угодно.

Больше этого не смог сообщить никто. Алексу и Чаффи не оставалось ничего иного, кроме как начать розыски с «Черного лебедя», длинного приземистого здания из серого булыжника, расположенного на рыночной площади Лейбурна. Хозяин, сонный, худой и такой высокий, что едва не упирался головой в верхнюю перекладину двери, припомнил, что помог девушкам сесть в лондонский почтовый дилижанс. Но больше ничего определенного он сказать не мог за исключением того, что леди Мейрид выглядела растерянной, а мисс Фиона была, как всегда, спокойна.

Поскольку уже заметно темнело, молодым людям пришлось заняться поиском безопасного убежища для ночлега. Вполне подходящим в качестве такового обоим показался постоялый двор с пивной, где нашлись эль и пирог с дичью. Разместившись за испещренным царапинами дубовым столом под колеблющимся светом лампы, друзья продолжили свои изыскания.

– Может, у них есть друзья, к которым можно было поехать? – предположил Чаффи, отдавая должное ужину. – Сестра ничего тебе не говорила? Ведь учились вместе и все такое…

– Нет, Пип обязательно сообщила бы мне. Особенно если бы узнала, что их выгнали из дома. Пип обладает обостренным чувством справедливости.

Именно чувству справедливости сестры он во многом был обязан и знакомством с Фионой.

– Ох уж эта Пип, маленькая злючка! – поправляя постоянно съезжающие на нос очки, хмыкнул Чаффи. – Помню, как она врезала мне по носу за насмешки над той девчонкой Риппонов. – Он почесал переносицу. – Я ж без всякого зла, конечно. Не знал, что она такая стеснительная. Но никогда не забуду…

Алекс кивнул, хотя практически не слушал приятеля. Он вспоминал тот день, когда впервые увидел Фиону Фергусон. Ей тогда было шестнадцать. Она уезжала из школы, в которую определил ее брат, а Алекс, мрачный из-за головной боли, мучившей его после чрезмерной дозы выпитого накануне вечером бренди, пришел туда, чтобы по настоянию сестры помочь ее подруге. Разыскивая подходящий кеб, он и увидел впервые высунувшуюся из окошка Фиону. Высокая, стройная, лицо с чуть широковатыми высокими скулами, круто изогнутые брови и сияющие голубые глаза. В этой обманчиво хрупкой девочке уже просматривалась настоящая женская красота. А золотистые волосы! Таких красивых ему до сих пор не приходилось видеть. Поблескивая на солнце, будто в них застряли дождевые капли, пряди казались вытканными из чистого золота. Решительная и уверенная в себе, она ехала к сестре и явно была готова бесстрашно ринуться на помощь, угрожай той какие-либо неприятности. Немножко волнуясь, она грациозным движением поправляла свои шикарные волосы.

Но когда он видел ее в последний раз месяц назад, Фиона изменилась: выглядела тихой, усталой и напряженной, будто ей жали слишком тесные новые туфли. Тот неукротимый блеск в ее неописуемых голубых глазах, который невольно приковывал его внимание, сменился какой-то настороженной отрешенностью. Одежда на ней была дорогая. Платье из индийского муслина и обувь из кожи молодого козленка будто утверждали, что у нее все как надо, как и должно быть. Только странная бледность мешала в это поверить.

Что произошло? Что смирило неукротимый дух, благодаря которому она смогла выжить до шестнадцати лет в обстановке лишений, неопределенности и смертей? Почему он не догадался, что с Фионой может что-то случиться? Почему он даже не поинтересовался, выезжает ли она в свет? Задав себе этот вопрос, он сразу вспомнил, что, после того как приехала его сестра Пип, он ничего на этот счет не слышал. А через год после этого? Ну, большую часть того сезона выходов он провел на континенте в роли посредника между казначеями Веллингтона и Ротшильда. Неожиданно Алекс ощутил прилив гнева: злился на маркиза, на превратности судьбы, а больше всего на себя самого. Тогда, четыре года назад, его примитивный ум рассудил, что все, в чем нуждается сестра Йена,  – это домашнее тепло и пища. Вполне естественно, что когда они привезли ее в долины Йоркшира, в этот просторный дом ее деда, он решил, что девушка оказалась в раю. А ведь уже то, что Фиона с сестрой умирала от тоски в одиночестве, даже брат к ним не приезжал, должно было заставить задуматься. Таким ли уж чудесным для них было обретение семьи?

Беда в том, что он подсознательно перенес отношения в своей семье на всех, хотя, конечно же, знал, что они отнюдь не у всех такие. Алекс искренне любил не только мать и сестер, но и отчима, который, собственно, и обучил его практически всему, что требуется знать джентльмену. Семья для Алекса была лучшим подарком, который можно ждать от судьбы. О том, что существуют семьи, в которые совсем не хочется возвращаться, он почему-то забыл.

Размышления прервало нарочито громкое покашливание – вроде как Чаффи прочищал горло. Подняв глаза, Алекс обнаружил мужчину средних лет, который стоял возле их стола и теребил свою бобровую шапку.

– Лорд Уитмор? – обратился к нему незнакомец.

Алекс кивнул.

– Слава богу! А то я уже начал бояться, что не найду вас.

Алекс и Чаффи поднялись, приветствуя не слишком привлекательного на вид джентльмена,  – Чаффи даже не вынул из-за воротника салфетку.

– Чем можем служить? – спросил Алекс.

– Гилберт Брюс-Джонс, секретарь маркиза,  – представился незнакомец, протягивая руку. – Я недавно вернулся и застал маркиза готовым снести голову любому, кто попадется под руку. Слуги запуганы. И насколько я понял, все это из-за того, что некие два джентльмена призвали его сиятельство к исполнению обязанностей.

Далее произошел обмен рукопожатиями. Они назвали свои имена. Он снял верхнюю одежду. Алекс вновь уселся на свой стул и, отхлебнув эля, оценивающе взглянул на нового знакомого. Тот выглядел примерно так же, как и множество других секретарей, с которыми ему приходилось встречаться: подтянутый, опрятно одетый, с аккуратно подстриженными рыжевато-серыми волосами и ничем не примечательными чертами лица,  – явно из тех, кто старается не привлекать к себе внимания.

– Брюс-Джонс? – переспросил Чаффи, взяв в руки нож и вилку. – Знаю вашу семью. Вежливые люди, но в деньгах, сдается, не шибко удачливые.

Брюс-Джонс усмехнулся, но Алекс уловил смущение, промелькнувшее в его серых глазах.

– Вы абсолютно правы, милорд,  – сказал секретарь, потерев правой рукой свой шелковый жилет, как будто пытался что-то на нем обнаружить. – Спасибо моему кузену маркизу за эту должность.

– Да ерунда все это,  – произнес Чаффи, тряхнув головой. – У старикана, может, кишки слипаются от скупости, но коробочка, похоже, варит нормально.

Явно не зная, как реагировать на это заявление, растерянный Брюс-Джонс повернулся к Алексу.

– Сожалею, что меня не было, когда вы приехали, но, честно говоря, сомневаюсь, сумел бы я чем-то помочь.

Алекс подождал, пока медлительный трактирщик закрыл свой кран, принес кружку с элем для Брюс-Джонса и лишь затем продолжил разговор:

– У вас действительно нет предположений, куда могли подеваться сестры?

– Действительно нет.

Брюс-Джонс приподнял кружку, но пить не стал.

– Мне трудно объяснить, как сильно я переживал за них. Если бы мог, то послал бы за ними на Боу-стрит. Если бы я был тогда там…

– А вас не было? – спросил Алекс.

Вновь печальный кивок и торопливое прикосновение к жилету.

– Я был в Лондоне по делам маркиза. А когда вернулся домой, леди Фиона и леди Мейрид уже уехали. Это первое, о чем мне рассказали безутешные слуги. – Он наклонился и понизил голос, будто намеревался сообщить нечто секретное. – Все их так любили!

– И леди Мейрид? – спросил Алекс. – Я слышал, что она… что с ней было не все просто.

– А вы не знакомы с ней?

– Мы никогда не встречались раньше. Я как раз собирался с ней познакомиться.

Брюс-Джонс улыбнулся почти по-отцовски:

– Леди Мейрид, да… Она особенная. Тем не менее я переживаю за нее. Она не совсем правильно реагирует, когда ей запрещают вести себя привычным для нее образом.

Алекс заметил, что при этих словах Чаффи начал усиленно чесать нос. Это было явным признаком, что его что-то беспокоит.

– Мисс Велер сказала, что внук маркиза жив и оправдан,  – продолжал между тем Брюс-Джонс. – Это прекрасно! Когда мы сможем увидеть виконта?

Алексу потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что речь идет о Йене Фергусоне. Когда ему представляли этого шотландца, тот был не более чем удачливым бродягой из Эдинбурга, который благодаря ловкости и каким-то трюкам попал на службу в «Черный дозор» . И даже когда Фергусон узнал, что он отнюдь не бастард, а законный наследник титула маркиза, его отношения с окружающими никак не изменились.

– Не знаю, когда он решит вернуться.

– Конечно,  – кивнул Брюс-Джонс. – Надеюсь, они с маркизом смогут помириться.

– Не смогут, пока мы не найдем девушек,  – отрезал Чаффи, снимая очки, чтобы в очередной раз протереть их носовым платком.

– Не знаю, поможет ли это в ваших поисках,  – сказал Брюс-Джонс, протягивая руку к куртке,  – но они вели переписку.

Алекс резко повернул к нему голову.

– Кто? Близнецы?

Брюс-Джонс вынул из кармана куртки пачку писем и протянул Алексу.

– Довольно неопределенное указание, однако это все, что есть. Никого из тех, с кем они переписывались, мы, конечно, не знаем. Но ведь могут они в поисках убежища отправиться к кому-то из своих корреспондентов?

Алекс взял пачку и приступил к исследованию. Всего было восемь конвертов, несколько из-за границы. Некоторые имена показались знакомыми. Он нахмурился, пытаясь что-то вспомнить, потом поднял глаза на Брюса-Джонса.

– Вы читали это?

Секретарь улыбнулся:

– Те, что на английском. Они необычны, не правда ли?

Алекс кивнул и вновь сосредоточился на письмах. Его внимание привлек конверт со знакомым именем в обратном адресе – Каролина Гершель. Письмо было на немецком. Более того, оно чуть ли не полностью состояло из математических уравнений.

– Что ж,  – сказал он, просмотрев еще несколько адресов отправителей писем,  – с этого и начнем.

– Пожалуйста, и обо мне не забывайте,  – попросил Брюс-Джонс, нахмурившись. – Понимаю, что маркиз кажется непробиваемым, но рано или поздно он тоже захочет выяснить.

– Как вам будет угодно,  – произнес Алекс, внимание которого уже было захвачено письмом от Пьера Лапласа, который рассказывал что-то о черных дырах. – Я дам вам визитку… О нет, подождите. Они наверху, в моей комнате. Я схожу, Ча?

Алекс отодвинул стул, встал и вопросительно посмотрел на друга.

– А я пока буду твоей компанией, Брюс-Джонс,  – мгновенно отозвался Чаффи, дергая головой и подмигивая.

Теперь Алекс мог отсутствовать столько, сколько позволяет ситуация. Это была их давно проверенная тактика. Если Чаффи подавал сигнал, это, как правило, означало, что настало время оставить его поболтать с интересующим их человеком наедине. Крайне редко бывало, чтобы за это время он не выведал что-то интересное. Оставалось только удивляться, какие вещи порой рассказывали собеседники Чаффи.

Когда Алекс вернулся, Брюс-Джонс сидел на его стуле, улыбаясь и протягивая руку с кружкой эля. Чаффи, покопавшись в кармашке украшенной серебряными застежками сливового цвета жилетки, достал часы и посмотрел на них.

– Нет, к сожалению, но спасибо за предложение. Уже поздно, а завтра рано вставать.

– Вот моя визитная карточка,  – сказал Алекс, так и не присев.

Чтобы взять ее, Брюс-Джонсу пришлось встать. Еще минут пять Алекс и Чаффи всем своим видом демонстрировали, что пора и честь знать, пока наконец выпроводили его за дверь. Вздохнув с облегчением, друзья захватили графин бренди и бокалы и отправились наверх, в свою комнату.

– Что удалось выяснить? – спросил Алекс, закрыв за собой дверь.

– Он держал рот на замке, прямо как мсинкс, черт побери,  – сообщил Чаффи, разваливаясь на кровати друга будто на своей собственной.

– Сфинкс, Чаф,  – поправил Алекс, не сумев сдержать улыбку.

– Ты имеешь в виду египетского парня? С покрытыми мехом ручищами? – уточнил тот, открывая глаза.

– Его самого.

– Пусть так,  – кивнул Чаффи. – Что касается нашего парня, то я не удивлюсь, если окажется, что не так уж он и ненавидит старика. Да. И что он умнее, чем кажется, не удивлюсь. Очень возможно, что так оно и есть.

– Ну и?..

Алекс не сомневался, что должно быть что-то еще. Чаффи всегда удавалось узнать что-то особенное. Впрочем, и выудить у него это что-то всегда было непросто – он умел молчать как рыба.

– Уверенности нет…  – Чаффи снова принялся почесывать нос. – Маркиз, конечно, горд и упрям, как задница свергнутого короля. Но кое-что из рассказанного Брюс-Джонсом наводит на мысль, что дело не только в гордости. Не «Львы» ли?

Алекс замер с бутылкой бренди в руках. Не проясняет ли предположение Чаффи картину произошедшего? «Львами» называли группу высокопоставленных аристократов, которые подозревались в заговоре и измене. Именно расследованием этого дела Чаффи и Алекс занимались, перед тем как отправиться с хорошей новостью к Фионе.

Фиона. Боже мой! Где же она сейчас? Алекс ощутил вдруг неприятный холодок страха.

– Ничего такого, что говорило бы о причастности маркиза, я не слышал. Но что касается его поведения – ты прав.

Алекс передал другу бокал бренди и несколько писем.

– Вот черт…  – пробормотал Чаффи, взглянув на первое.

Он сдвинул очки на лоб и перевернул листок, будто так было легче переводить с немецкого.

– Ты знаешь, что это? И от кого?

– Какие-то формулы,  – ответил Алекс, чокаясь с Чаффи. – От кого-то по имени Гаусс.

Очки Чаффи сами собой спустились на переносицу.

– «От кого-то»? Да этот «кто-то» – величайший математик нашего времени. Кажется, это он придумал теорию на основе формулы Эйлера… Хотя я не уверен, не совсем понял.

Пришло время удивляться Алексу:

– Ты? Немыслимо.

Чаффи грыз ноготь большого пальца и беззвучно шевелил губами, пока просматривал письмо.

– Астрономия не мой конек. Патера бы спросить.

Алекс кивнул, ничего не понимая, кроме того, что математические формулы вдруг заставили Чаффи заговорить правильными полными фразами.

– Говоришь, они жили на улице? – спросил Чаффи. – Как же они могли к этому приспособиться? Это очень сложно даже для меня. Похоже, здесь что-то не так.

Алекс вновь наполнил свой бокал бренди.

– Да нет, все правильно. Их мать в Шотландии тайно увезла сестер от отца, когда они были еще совсем маленькие. Помнишь виконта Хоуза?

Чаффи передернуло.

– Хорошо бы такие подыхали как можно раньше!

– Фергусон помогал им с пятнадцати лет, посылая деньги со своего армейского жалованья. Приехав через несколько лет, он узнал, что мать умерла, а девочки живут под мостом. Но, как я говорил, им тогда уже было лет по двенадцать – четырнадцать. Маркиз не вмешивался до тех пор, пока Хоуз не умер, оставив их без наследства.

– Отлично.

– Хочешь сказать, что эти письма помогут найти их?

Чаффи кивнул, взглядом указав на значки, формулы и цифры:

– Зависит от того, насколько им удобно воспользоваться гостеприимством таких ребят. Не уверен, что я бы это сделал. Но, с другой стороны, у меня бы и терпения не хватило вести переписку такого рода.

Алекс перебрал письма и, отложив несколько в сторону, напомнил:

– Фиона наняла карету до самого Лондона. А судя по адресам, некоторые из корреспондентов живут по дороге. Можем с них и начать.

– Ладно, остальные почитаем потом,  – сказал Чаффи, аккуратно раскладывая конверты. – Сейчас следует поработать над этой чертовой абракадаброй.

– Не удается расшифровать? – спросил Алекс, внимательно наблюдая за его действиями.

– Чертовски досадно. Мы имеем полдюжины посланий. Имеем поэму с кучей ключевых слов, но ни одно из них не подводит к пониманию. Поэма ужасная! Аж глаза заболели.

– Да уж. Но ведь если и есть на свете кто-то способный разгрызть этот орешек, так это ты,  – дружески похлопал друга по плечу Алекс.

Это была одна из их тайн – никто, глядя на Чаффи, не подумал бы, что как дешифровщику равных ему нет.

Чаффи нахмурился.

– Чувствую себя как Отип, которому приходится постоянно решать неразрешимые задачи.

– Ты имеешь в виду Эдипа? – поправил Алекс, едва сдерживая смех. – Но ведь у него кончилось все не так плохо. Он разгадал загадки сфинкса и получил прекрасную принцессу.

– Не хочу принцессу. Хочу спать,  – проворчал с глубоким вздохом Чаффи, отодвигая письма. – Хотя кто знает: может, я еще вернусь к этому минксу?..

– Сфинкс, Чаф,  – улыбнулся Алекс. – И твой сфинкс, конечно же, будет женского рода.

– Это все фигурально,  – потряс головой Чаффи, возвращая на место очки. – Мне, по крайней мере, не придется докладывать Дрейку, что мы отлынивали от дела. Я предоставлю это тебе.

Алекс ощутил укол в груди – еще одна капля добавилась к давно мучившей его тяжести.

– Не уверен, что Дрейк поймет.

Чаффи пристально посмотрел на него, как бы призывая друга взять себя в руки.

– Мы прежде всего джентльмены, старик, а шпионы уже во-вторых.

Прежде всего джентльмены. Но был ли он джентльменом? Может ли считать себя таковым сейчас?

Мысли Алекса болью отзывались в голове, словно испорченная пища в желудке. Было бы лучше, если бы Дрейк послал кого-то другого на ту вечеринку, за участниками которой они с Чаффи должны были следить. Кого-то, кто не стал бы продавать душу из-за каких-то компрометирующих писем, кто не повернулся бы спиной к другу. Тогда он дал себе слово, что раз уж не удалось спасти Йена, поможет его семье, однако все опять пошло не так, как предполагал.

Стоило Алексу закрыть глаза, как он вновь видел Йена Фергусона в разорванной, окровавленной одежде и Мина Феррар, Йена, оставшегося в живых только благодаря тому, что подоспели другие. Он уже не мыслил себе жизни без этих болезненных воспоминаний и дорого бы дал, чтобы избавиться от них.

Ежедневно он давал себе обещание сделать для Йена хоть что-нибудь, чтобы как-то загладить свою вину. И вот опять все вышло ровно наоборот.

Он должен найти Фиону для Йена… или все же для себя?

– Нет, Чаф,  – сказал Алекс, резко опустив бокал на стол, будто тот мешал принять решение,  – я не смогу смотреть в глаза отцу, если брошу в беде две невинных души из-за того, что надо спасать государство.

Чаффи уже успел выместить свое раздражение на пачке писем, поэтому спокойно произнес:

– Государство есть кому спасать, а девушек некому. Не беспокойся. Ты ведь Белый Рыцарь и все такое.

Алекс вновь почувствовал укор совести.

– Я не Белый Рыцарь, Чаф!

– Неправда, ты он и есть,  – подмигнул Чаффи. – Ведь ты всегда поступаешь правильно.

Алекс с силой бухнул бокалом о столешницу, будто хотел разбить.

– Никогда не дразни меня подобной чепухой!

Но улыбка Чаффи была совершенно искренней.

– Первый раз я увидел тебя в Итоне, когда меня рвали на лоскуты. И ты рискнул заступиться за меня. Такое не забывают. Ты такой же.

Такой же? В груди Алекса вновь шевельнулся горький комок. Это такие счастливчики, как Чаффи, могли сохранять отношение к миру в абсолютной чистоте. Идеалы подобных Алексу простых смертных подвергались эрозии, по мере того как им приходилось отступать в сражениях, прятаться в темных переулках и предавать друзей; по мере того как их самих предавали любимые, даже жены. Мужчина не может совсем миновать все это, а потому быстро понимает, что спасти всех нуждающихся в его помощи не в состоянии. Но, Бог свидетель, он просто не мог спасти свою жену. Не мог спасти и Йена Фергусона. Впрочем, Чаффи все это не понять, поэтому пусть он лучше занимается письмами, а он сам – всем остальным.

– Я сообщу Дрейку, что мы задерживаемся. Он может подключить к заданию Бью Драммонда, тем более что тот входит в эскорт принцессы.

Чаффи вдруг улыбнулся и поднялся с кровати.

– А ведь и твоя сестра там. Уверен, что она с удовольствием поможет.

– Пипин? Только не это,  – простонал Алекс. – Я не могу подпустить ее к правительственному расследованию. Она, по своему обыкновению, все испортит, причем скандал будет почище свадьбы Принни .

Отмахнувшись от него, как от назойливой мухи, Чаффи заметил:

– Я бы не был настолько уверен. Пип… Ее ум острее ножниц.

– И наполовину состоит из простого женского любопытства. Не переоценивай ее, Чаффи, и не подзадоривай,  – парировал Алекс, допивая бренди и отодвигая графин в сторону. – А сейчас пора тебе стать Эдипом.

Чаффи ушел, а Алекс еще долго стоял у окна, размышляя. Он понимал, что ему сейчас следовало вернуться в Сассекс и отследить попытку подкупа, а затем мчаться в Лондон, чтобы сопоставить результаты с данными «Повес» – группы молодых джентльменов, тайно работавших на Дрейка, но был не в силах встретиться лицом к лицу с Йеном Фергусоном. Не мог до того, как появится хоть какая-то надежда, а вернее, до того как привезет домой его сестер. В общем, он не имеет права заниматься чем-то другим, пока они не будут в безопасности. Пока ничто не будет угрожать Фионе. Пока она не будет уверена, что опять не одинока, что время, когда у нее не было ни друзей, ни надежд на помощь, позади.

Потом мысли перенесли его на четыре года назад, в тот день, когда встретил ее. Алекс уже не помнил, почему сразу понял, что девочка в окне кеба – это она. Тогда он видел только колышущийся золотой сонм ее непокорных волос и слышал слегка низковатый голос.

Он улыбнулся, вспомнив, как она встала перед ним, откинув голову. Его удивила ее уверенность в себе, выражавшаяся и в гордой осанке, и в прямом взгляде. Он невольно отступил чуть в сторону перед этой раздраженной и в то же время робко ступающей амазонкой. Юная, скромная, не признающая малейшей лжи защитница, она хотела лишь одного – убедиться, что ее сестра в безопасности.

Он не помнил, как так получилось, что поцеловал ее. Возможно, потому, что она очень огорчилась и расстроилась, когда неосторожно зацепилась волосами за куст шиповника, а возможно, потому, что увидел в ней самое чистое существо за целых четыре месяца запутанных приключений в Лондоне. Алекс хорошо помнил ощущение чистоты и солнечного света, когда наклонился, чтобы освободить ее от маленьких оков. Помнил, что был немного обижен ее смелым сопротивлением, когда она, оттолкнув его, отклонилась назад, а затем поражен ее невинностью. А еще он помнил, что это мгновение не оставляло его на протяжении всех последующих лет, заполненных драматическими событиями и болью. Он воскрешал его в памяти, снедаемый ощущением пустоты и несуразности жизни после свадьбы, которая когда-то казалась ему волшебной. Он всплывал в его памяти, когда окружающий мир начинал казаться не более чем скопищем лжи и жестокости.

Он много раз думал о том, как могло все сложиться, не будь он женат, когда встретил Фиону. Прожил бы он тогда эти четыре года по-иному? Легче бы ему тогда было искать ее следы сейчас? И главное, нет ли его вины в том, что произошло в тот год, когда ей предстояло быть представленной обществу. Что могло произойти, чтобы так изменилась та острая на язык блестящая девушка, с которой он когда-то познакомился?

Вряд ли он найдет ответы на эти вопросы. По крайней мере, ему уже не дано узнать, насколько иной могла быть жизнь, если бы не его безнадежная любовь к Аннабел Тавернер, как не дано узнать и то, смог бы он изменить жизнь Фионы, да и свою собственную тоже.

Фиона – сильная девушка. Даже не зная историю ее жизни, он понял это в тот день, когда сообщил страшную новость о Йене. Ведь, несмотря на обрушившееся горе и враждебность деда, она приняла ее с удивительным мужеством, хотя вместе с сестрой была обречена на полное одиночество.

В результате этих размышлений Алекс пришел к выводу, что просто обязан ее найти, и не только ради нее или брата: это необходимо ему самому.

В то время как Алекс предавался размышлениям, в Мейфэре, за две сотни миль от него, в библиотеке с обшитыми панелями стенами за столом сидел высокий худой пожилой джентльмен и просматривал почту. В помещении царила полная тишина, даже птичий гомон не мог проникнуть через массивные окна. Помимо джентльмена, в помещении была лишь старая охотничья собака, свернувшаяся клубком возле огня. Легкое подрагивание рук выдавало волнение джентльмена. Он был настолько поглощен чтением письма, что не сразу услышал стук в дверь. Светлые волосы блеснули в пламени свечи, когда он наклонился, чтобы положить письмо.

– Войдите.

В комнату бесшумно, словно тень, вошел молодой человек незапоминающейся внешности с пакетом в руках.

– Прошу прощения, сэр, но мы только что получили известие. Мадам Феррар благополучно избавилась от опеки властей.

– Хорошо,  – тихо произнес джентльмен. – Каким образом?

Молодой человек пожал плечами:

– В коротком сообщении, которое мы получили, нет никаких подробностей – только то, что она пропала и что кучера, который ее вез, нашли с перерезанным горлом. Полиция организовала полномасштабные поиски, но ее в тех краях уже не было.

Джентльмен за столом потер лоб и прикрыл глаза.

– Хорошо. Должен признать, что я немного волновался. Она, конечно, лучший наемный убийца в Европе, но вряд ли кто мог представить, что она и будучи под стражей так опасна. Скажи им, Приветт, чтобы доставили ее сюда в целости и сохранности как можно скорее. Будет лучше, если впредь ее станет страховать кто-то из наших людей. Ее привычка оставлять после себя фирменные знаки, подобные тому, о котором ты сказал, начинает вызывать ненужные разговоры.

– Да, сэр,  – произнес секретарь, делая пометку в своем блокноте.

– Как продвигается другое дело? – спросил пожилой джентльмен, сдвинув сильные очки и протирая глаза. – С теми записями, пропавшими из Хоузворта?

Приветт сделал шажок вперед.

– Пока без успехов, сэр. Мы не знаем, намеренно ли сделали это девушки, но скорее всего увезли их с собой.

– Не думаю, что они сделали это намеренно. Ведь письмо было зашифровано, так?

– Да, сэр.

Джентльмен кивнул, сверкнув серебристыми волосами.

– Мы уже ищем их?

– У нас там Уитмор. Мы делаем ставку на то, что он не остановится, пока не найдет их. Особенно после того, что случилось с их братом.

– Уитмор? О! – с улыбкой воскликнул джентльмен и вновь взял в руки послание. – Неплохое решение, с учетом всех обстоятельств. Вряд ли он откажется помогать, зная, чем нам обязан. – Улыбка сделалась удовлетворенной. – То был счастливый день, когда мы наткнулись на эти письма. Выпори меня, если это не так.

Казалось, что Приветту стало трудно дышать, и он пролепетал:

– Да, сэр…

– Что ж, остается только не испортить то, что мы имеем. Нам необходимо найти женщин, а затем и то письмо. Рождество придет быстро, и все уже готово к атаке.

Сложив в стопку бумаги на столе, джентльмен встал и теперь оказался значительно выше секретаря.

– Думаю, мадам Феррар тоже стоит подключить к поискам. Как женщина, она должна лучше знать, куда можно спрятать такие вещи.

– Да, сэр.

На какой-то момент в комнате вновь воцарилась абсолютная тишина.

– Есть что-то еще? – нарушил ее наконец джентльмен.

– Если выяснится, что эти леди Фергусон и в самом деле вовлечены, мы должны обратиться к вам за дополнительными инструкциями? – спросил Приветт, с легким хрустом сжимая пальцами бумаги, которые держал.

Пожилой джентльмен удивленно поднял брови.

– А вы сами разве не сможете уделить им должного внимания?

– Конечно, сможем, сэр,  – поклонился молодой человек. – Больше они вам докучать не будут.

Джентльмен кивнул и вернулся к своему занятию.

– Проследи за этим.

 

Глава 2

Пять раз на дню Фиона Фергусон благодарила судьбу за образование, которое получила в академии «Последний шанс». Это была ужасная школа, но преподаватели умели вбивать в учениц необходимые девушке навыки и знания. Благодаря этому она умела держать осанку, правильно петь, подбирать нужную мелодию на пианино, шить по образцам и накрывать стол. Всему этому она обучала теперь девочек из окрестностей Блэкхита, а кроме того – латинскому языку, математике, географии и натурфилософии.

Провожая до двери последнюю ученицу, она мысленно поблагодарила свою подругу Маргарет Брайан за предоставленный им с сестрой шанс спокойно пожить хотя бы сейчас. Если бы не Маргарет, Фиона и Мейрид были бы вынуждены вернуться на улицу. А теперь у них, по крайней мере до окончания заключенного на два месяца договора, есть крыша над головой, кое-какая мебель и немного денег на хлеб.

Голова Фионы буквально раскалывалась от недосыпания, потому что она старалась постоянно держаться настороже, и такое состояние за последние дни стало настолько привычным, что она почти не обращала на него внимания.

– Следующее занятие завтра, мисс Фи? – спросила восьмилетняя Нэнси Питерс, когда девушка опустилась на колени, чтобы застегнуть пуговицы ее пальтишка.

– Нет, моя дорогая. Завтра воскресенье. Ты, наверное, пойдешь с мамой за покупками. Но я надеюсь, что ты найдешь время попрактиковаться в сложении и потренироваться делать реверанс.

Обнажив в улыбке отсутствие нескольких зубов, крошечная девочка с белокурыми локонами немедленно продемонстрировала свое искусство, присев с полупоклоном чуть ли не до пола. Фиона, усмехнувшись, помогла ей удержаться на ногах.

– Не стоит так усердствовать: твой реверанс должен понравиться миссис Уолш, а не королеве.

Улыбка малютки стала хитроватой.

– Но миссис Уолш думает, что она королева. А мисс Мэри будет здесь, когда мы придем?

– Да, думаю, что будет. Сегодня она просто была немного занята.

– О, я так и думала: ведь ей надо было работать,  – заявила девочка, важно кивнув,  – считать звезды.

– Именно так. А сейчас иди, а то матушка будет беспокоиться.

Ее ученицами были дочери лавочников и аптекарей. Ранее их образованием занималась Маргарет, но ей пришлось прервать занятия из-за болезни. Фиона очень надеялась, что благодаря переезду в Маргит здоровье ее подруги улучшится и они еще смогут закончить свой спор о последней теореме Ферма. Но пока, вот уже два месяца, сестры Фергусон, на свое счастье, присматривали за домиком, где Маргарет организовала школу для девочек, родители которых считали образование необходимым. На протяжении всего этого времени Фиона молилась, чтобы и ей посчастливилось найти место, где можно было бы и жить, и преподавать. Ну а если не удастся… Что ж, ей уже приходилось сталкиваться с неопределенностью. Более того: если и было на свете что-то, в чем Фиона Фергусон действительно преуспела, так это решение задач с неопределенностями.

Проводив взглядом девочку, когда та сбегала по ступенькам аккуратного кирпичного домика, Фиона вернулась в гостиную и принялась чистить грифельные доски и книги, которые Маргарет оставила ей во временное пользование.

Как бы там ни было, главной угрозой жизненному благополучию оставался замок Хоузворт. В отличие от его владельца, располагавшего сотней слуг, у них с Мейрид было всего два помощника – женщина и мужчина, который к тому же помогал по хозяйству, помимо них, еще двум семьям. Родители учениц хоть и платили ей за работу, но чаще всего продуктами и услугами, поэтому ее следующей после преподавания обязанностью фактически стало помогать миссис Куик в расчетах: какой, например, кусок окорока должен мясник – отец Нэнси Питерс – принести за неделю занятий дочери в школе.

После того как мебель отбыла вместе с Маргарет, в гостиной остался только старомодный диван, два стула с жесткими спинками и два стола из разных гарнитуров, которые обошлись Фионе чуть ли не в целый курс уроков французского. Именно за этими столами, приобретенными по дешевке у худого как жердь, зато веселого мужчины, Фиона и Мейрид работали. Если бы их не было, девушкам пришлось бы делить кухню с миссис Куик. Из украшений интерьера в школе имелись коврик и картина – дело рук учениц. Сестрам приходилось спать в единственной кровати, экономить каждый кусок угля, подшивать края рукавов и штопать одежду. Еще у них была крыша над головой, но больше ничего.

Нет, у них было все! Они жили не на улице, не голодали и не мерзли, от одиночества тоже не страдали. Неподалеку на холмах находилась Королевская обсерватория, а кроме того, они вели переписку с друзьями со всей Европы – единственная и потому такая ценная вольность, которую они могли себе позволить. Наконец, их связывали крепкие узы, за что Фиона была особенно благодарна судьбе. Теперь, когда Йен ушел, Мейрид стала для нее не только сестрой, но и единственным другом.

Такие мысли кружились в голове Фионы, пока она стояла одна в пустой комнате, с грифельной дощечкой в одной руке, а другую прижимая к груди, словно пытаясь сдержать поселившуюся там печаль.

Прикинув, как мало она виделась с братом в детстве, Фиона сама удивилась силе скорби, которую испытала, узнав печальную новость, и которая до сих пор давила на ее плечи. Ощущение было такое, будто некий краеугольный камень выпал из фундамента дома ее жизни и он в любой момент мог разрушиться.

Фиона прикрыла глаза, на мгновение погрузившись в благостную темноту, и подумала: нет, это больше похоже на то, как если бы ее заставили балансировать на одной ноге с тяжелым громоздким грузом на плечах.

Конечно, ей и раньше приходилось оказываться в похожей ситуации, однако на этот раз шансов сохранить баланс почти не было. Матушка ушла, Йен ушел. Единственный родной человек, который у нее остался, – это Мейрид. Но сестра не в состоянии помочь ей – это задача Фионы помогать Мейрид.

Фиона медленно открыла глаза, положила дощечки на стол и пошла на кухню в надежде застать там миссис Куик за приготовлением обеда.

– Вот и ты,  – встретила ее миссис Куик, поднимая глаза от разделочной доски, на которой рубила морковь. – Ушла наконец и последняя из этих шалопаек?

Сдерживая улыбку, Фиона сняла с крючка возле двери фартук.

– Да, все ушли, так что можете опять чувствовать себя в безопасности от назойливых писклявых голосов, любопытных мордашек и шума,  – улыбнулась Фиона, облачаясь в фартук.

Вместо ответа миссис Куик с такой энергией принялась за морковь, будто рубила не овощи, а шеи раздражавших ее маленьких шалопаек.

Миссис Куик им тоже досталась от Маргарет. Экономка, крупная грубоватая женщина с пристрастием к кричаще-яркой одежде и хересу, отличалась бескомпромиссностью оценок и суждений по поводу сестер-близняшек, учениц, да, впрочем, и мира в целом тоже. Почувствовать себя удовлетворенной миссис Куик могла разве что при виде безупречно запекшейся корочки пирога, в то время как женщина, знающая латинский или математику, вызывала у нее стойкую неприязнь: с ее точки зрения, это противоречило всему, что было свято.

С другой стороны, она обожала преодолевать вызовы судьбы – а сведение концов с концами в бюджете Фионы, безусловно, относилось к такой категории проблем,  – поэтому искренне помогала девушке. Кроме того, ее характер не могла долго выдержать ни одна семья в округе, даже собственная сестра отказалась жить с ней под одной крышей, зато экономка лучше других понимала Мейрид и постоянно придумывала для нее что-то интересное. В общем, Фиона воспринимала несносный характер миссис Куик как плату за тепло, пищу и безопасность и с радостью платила.

– Ну а теперь,  – обратилась она с улыбкой к экономке,  – жду ваших указаний.

Миссис Куик скорчила свою обычную недовольную гримасу.

– Лучшее, что ты можешь сделать – это уйти с моей кухни и спокойно посидеть в каком-нибудь другом месте, а то выглядишь – краше в гроб кладут.

– Не может быть,  – возразила, заставив себя вновь улыбнуться, Фиона, хотя действительно чувствовала себя не лучшим образом.

– Хмпф-ф! – раздраженно фыркнула экономка. – Объясни мне, чем полезен латинский язык для дочери мясника?

Фиона села за покарябанный стол и взяла в одну руку нож, а в другую – огурец.

– Может быть, и ничего, но, возможно, Нэнси и сама станет гувернанткой. Латынь дает возможность легче усвоить и другие романские языки.

Миссис Куик, не удостоив Фиону ответом, забрала нож и, будто указующий перст, направила на нее.

– Скоро уже придет ваша сестра, а вы еще совсем не отдыхали. Идите полежите хоть немного.

Фиона отрицательно покачала головой, но миссис Куик решительно вытерла лезвие ножа.

– Идите. Здесь нет ничего такого, что я не могла бы сделать без вас.

С этими словами экономка отобрала у Фионы и огурец. Тогда девушка поняла, что сопротивление бесполезно, и медленно поднялась на ноги.

– Я бы поцеловала вас в знак благодарности, но боюсь еще больше рассердить.

– И правильно, а то выдрала бы тебя, как мачеха свою рыжую падчерицу! – проворчала миссис Куик, вновь изобразив злую гримасу и указывая на лестницу.

Фиона с улыбкой махнула рукой, но повиновалась: поспать было так соблазнительно. Уже одна мысль о сне действовала освежающе, как глоток воды. Она могла бы опустить голову на мягкую подушку и поразмышлять о синусах и косинусах. Или об окороке и овощном супе, к примеру.

Но, конечно, это оказалось невозможным. Она не дошла и до середины лестницы, когда мечты об отдыхе прервал стук в переднюю дверь. Мгновение ушло на то, чтобы убедиться, что кружевной воротничок должным образом закреплен на ее повседневном платье из черного кашемира, еще несколько секунд она колебалась в надежде на то, что на стук ответит миссис Куик, и наконец собралась спуститься вниз.

И именно в этот момент послышался звук втыкаемого в колоду для разделки мяса ножа, а затем и голос экономки:

– Не утруждайтесь! Мне страсть как нравится болтать с незнакомцами.

Затем послышались неторопливые шаркающие шаги. Фиона улыбнулась и хотела было продолжить путь, но вдруг услышала:

– Извините, мисс Маргарет Брайан дома?

Фиона, будто споткнувшись, остановилась; казалось, даже сердце перестало биться. Этого не могло быть.

Неужели правда?

Стараясь унять дрожь в коленях, Фиона сделала несколько робких, осторожных шагов вниз, будто ребенок, вознамерившийся подслушать разговор взрослых. Неожиданно показалось, что ей трудно дышать, мешают какие-то рвущиеся наружу булькающие звуки, как после слишком быстро выпитого шампанского.

– Мисс Брайан здесь больше не живет,  – сердито проворчала миссис Куик.

Фиона забыла, что надо дышать, вся превратившись в слух.

– А не могли бы вы сообщить ее новый адрес? – произнес тот же мужской голос. – Это очень важно.

Это он. О боже, он! Фиона закрыла глаза, стараясь взять себя в руки. Все тело сотрясала дрожь. Последний раз она чувствовала себя так четыре года назад, в тот теплый весенний день на коровьем выгоне, когда этот мужчина срезал ножом прядь ее волос, а затем нагнулся, чтобы поцеловать. Она могла поклясться, что помнит запах свежескошенного сена на том слегка покрытом туманом поле, может ощутить его крепкие объятия и то, нечто неуловимое, что она почувствовала. Он пришел, чтобы отвезти ее назад в школу, и был так добр и вежлив с ней. Ей тогда было шестнадцать, девочке, чью голову заполняли мысли о любви, девочке, жившей ожиданиями и не понимавшей, что ожидания могут оказаться опасными.

Еще раз они встретились, когда он привез страшное известие о смерти ее брата. Он и тогда был добр и вежлив, но об этом Фиона подумала только сейчас.

Она начисто забыла, что собиралась идти наверх, и быстро сбежала по лестнице в прихожую. В небольшом коридорчике у входа стояла, подбоченившись, миссис Куик и сердито смотрела в открытую дверь, за которой угадывались силуэты двух застывших в нерешительности мужчин.

– Я не знаю, где она, а если бы и знала, то не сказала! – выпалила экономка, хорошенько толкнув дверь с явным намерением захлопнуть ее перед носом незваных гостей.

– Подождите! – крикнула Фиона, стараясь скрыть свое возбуждение. – Позвольте им войти, миссис Куик.

– И не подумаю! – раздраженно парировала экономка, зло сверкая прищуренными глазами. – Нечего им вынюхивать своими погаными носами, что делается в нашей школе.

Фиона чуть не рассмеялась.

– Я не думаю, что эти джентльмены грабители.

Набрав в грудь побольше воздуха, чтобы не выдать свое волнение, она сделала несколько шагов и, оказавшись за спиной экономки, произнесла с улыбкой:

– Лорд Уитмор, приятно видеть вас здесь.

Конечно, это было больше, чем просто приятно. Больше, чем вообще что-либо. Он действительно стоял здесь, перед ней, в развевающейся на ветру потрепанной одежде, которая лоснилась от дождя, что делало его чем-то похожим на большого кота. У него были такие широкие плечи, такие резкие, угловатые линии фигуры, что только специфические очертания носа не позволяли сомневаться, что это человек. Но это был он! Фиона боялась, что ее сердце не выдержит стремительных перемен от горя к радости и попросту разорвется.

– О боже! – воскликнул Алекс. – Это и в самом деле вы?

Она заметила, что его лицо на мгновение изменилось под воздействием какой-то сильной эмоции. Удивление? Успокоение? Прежде чем она успела решить, что именно, он шагнул вперед и взял ее ладони в свои.

– Вы даже представить себе не можете, как я рад!

Дыхание Фионы вновь участилось. Это было так, как тогда, когда он прикоснулся к ней, та же яркая вспышка света и вслед за ней – волна тепла, будто она только что заново открыла для себя солнце. Она улыбнулась ему, молясь про себя, чтобы лицо не выдало те чувства, которые испытывала.

– Я… ах-х,  – начала было Фиона, но остановилась, чтобы прочистить горло. – Не лучше ли вам зайти в дом? Вы ищете мисс Брайан?

– Вообще-то вас,  – сказал Алекс, не выпуская ее ладоней из своих рук.

Фиона растерянно заморгала, осторожно высвобождая руки.

– Меня? Ради бога, зачем?

– Ты их знаешь? – напомнила о себе миссис Куик, подозрительно наблюдая, как нежданные гости осторожно обходят ее и снимают головные уборы.

Смутившись, Фиона проглотила подкативший к горлу комок и поторопилась исправить свою оплошность и представила Алекса:

– Виконт Уитмор, друг моего брата, а это наша экономка миссис Куик, милорд.

– Миссис Куик,  – повторил Алекс, вежливо кланяясь строгой женщине. Затем, указав на своего спутника, мужчину заметно ниже его ростом и в круглых очках, продолжил: – Позвольте, леди Фиона Хоуз, представить моего друга Чарлза, лорда Уайлда.

– Просто Чаффи,  – произнес тот, кланяясь и улыбаясь так искренне широко, что, казалось, вся его плотная фигура излучает доброжелательство. – Все остальное лишнее.

Фиона сделала книксен.

– Как дела, э-э… Чаффи?

– Хоуз? – услышала она за спиной. – А кто же тогда живет в этом доме?

Фиона вздрогнула.

– Я бы предпочла, чтобы меня знали как мисс Фиону Фергусон, если не возражаете, миссис Куик. Так намного проще.

– Леди? – усмехнулась экономка. – Почему бы не сказать об этом местным? Небось бросились бы наперегонки пристраивать свое отродье в вашу школу.

– На это у меня была своя причина,  – ответила Фиона, снимая фартук и вручая его экономке. – Спасибо за помощь, миссис Куик. Мисс Мейрид скоро будет дома, и мы закончим готовить обед.

Стоявшая со скрещенными на груди руками экономка не сдвинулась с места.

– Все уже готово. Полагаю, она тоже леди?

Фиона повернулась к мужчинам.

– Не желаете составить мне компанию в гостиной? Там есть очаг. Хотите чаю? Миссис Куик с удовольствием приготовит.

Экономка хмыкнула, а Фиона положила фартук на подлокотник кресла и направилась к двери гостиной. Мужчины, оставив головные уборы у двери на столике, направились за ней.

Фиона ощущала себя как путник, который внезапно оказался на зыбкой почве. Будто она очнулась после долгого забытья и не может понять, где находится, что является реальностью, а что – продолжением сна. От волнения казалось, что не хватает воздуха и она вот-вот потеряет равновесие. Почему они здесь? Чего им надо? Что еще они могут забрать у нее?

Впрочем, благодаря панической растерянности она смогла совершить маленький акт мести – дверь захлопнулась перед самым носом миссис Куик. Дождавшись раздраженного «фр-р» и звука удаляющихся шагов, Фиона повернулась к мужчинам.

– Прошу извинить, что не могу предложить вам ничего крепче чая,  – сказала она и села на стул, предоставляя тем самым гостям возможность расположиться на более удобных местах. – Но вы находитесь в школе для девочек.

Приподняв полы сюртуков, молодые люди с осторожностью присели на диванчик, и Фионе пришлось предпринять невероятные усилия, чтобы не засмеяться.

– У вас собственная школа? – спросил Чаффи, оглядываясь по сторонам. – Значительные успехи для полутора месяцев.

– Не совсем так,  – улыбнулась Фиона. – Я просто подменяю мисс Брайан. Из-за состояния здоровья ей пришлось уехать в Маргит, а детей нельзя было оставить без учителя. К счастью, нам с Мейрид хватает знаний, чтобы помочь. А вы действительно хотели видеть меня?

Она все еще была ошеломлена этой неожиданной встречей, пробудившей воспоминания и прежние мечты.

– Искали повсюду,  – заявил Чаффи, водружая на нос очки.

Улыбка Алекса стала немного грустной.

– Мы собирались расспросить с целью выяснить ваше местонахождение там, где вы находитесь, тех, с кем вы переписывались. Мисс Брайан оказалась первой.

Фиона растерянно мигнула.

– Мои…

– Вы действительно знакомы с Гауссом,  – перебил Чаффи, с любопытством посмотрев ей в глаза,  – Карлом Гауссом?

– Ну да,  – ответила, мгновение поколебавшись, Фиона. – Но откуда вы знаете?

– От секретаря вашего деда, мистера Брюс-Джонса. Он беспокоится о вас.

Сердце Фионы сжалось.

– Значит, вы встречались и с моим дедом… Тогда мне следует извиниться: с ним непросто общаться, особенно сейчас. Видите ли, у него вызывает ярость даже мысль, что к его семейному древу может принадлежать…

Договорить помешал подкатившийся к горлу горький комок. Бедный Йен.

– Предатель,  – закончил за нее Чаффи, кивнув. – Но это не так.

Фиона растерянно заморгала.

– Извините?

– У нас новости,  – вмешался в разговор Алекс.

На какое-то мгновение Фионе показалось, что он намерен вновь взять ее руки в свои, но он этого не сделал. Неожиданно для себя она поняла, что ей не хватает этого прикосновения, которое пробуждало все еще тлеющие в сердце мечты… напрасные мечты, мечты, на которые она не имела права. Дед достаточно четко объяснил ей эту печальную истину.

– Новости,  – автоматически повторила она. – Что-то связанное с эдиктом моего деда, полагаю? Ни за что не поверю, что он не проинформировал вас о нашем изгнании.

– Проинформировал. Но что, если я скажу, что вы можете возвращаться домой?

В полном недоумении Фиона лишь хлопала глазами, не в силах поверить услышанному, а потом наконец произнесла:

– Я бы сказала: спасибо, нет.

Алекс улыбнулся ей, и Фиона чуть подалась к нему, будто хотела согреться от этой улыбки.

– Даже если это означало бы, что вернулся ваш брат?

Девушка вскинула на него глаза и несколько неимоверно долгих секунд пыталась осознать то, что он сказал, но понимала лишь одно.

– Но мой брат не может вернуться,  – прошептала она наконец, решив, что Алекс жестоко пошутил. – Вы сами мне об этом сказали в свое время.

– Я ошибался. Мы все ошибались. Йен жив.

Фиона вскочила со стула.

– Что?

Алекс тоже поднялся и подошел к ней почти вплотную, но девушка отступила назад. Каждый удар сердца отдавался гулом у нее в ушах.

– Мы только что были в замке Хоузворт,  – произнес молодой человек, стараясь говорить как можно спокойнее и слегка отступив назад. – Хотели лично сообщить вам очень хорошие известия. Йен жив. Более того, с него сняты все обвинения. Выяснилось, что он помог разоблачить нескольких предателей и добыл информацию, которая выведет на оставшихся.

Фиона вновь заморгала, будто стараясь сфокусировать зрение и вернуть расплывшуюся картину мира в обычное состояние, и оперлась на сильную руку Алекса, которая казалась ей сейчас единственной твердой опорой.

Жив. Йен жив! Он в безопасности. Он невиновен! Все они не запятнаны позором.

Все еще пребывая в растерянности, девушка потерла ладонью лоб, словно это помогло бы ей восстановить ясность мысли и душевное равновесие, и пролепетала:

– Я не понимаю.

Нежным движением Алекс усадил Фиону и опустился на колено, положив ладони на подлокотники ее кресла.

– Я не могу сказать вам всего, не могу даже сказать, где он сейчас, потому что ему все еще угрожает опасность и лучше пока скрыться от любопытных глаз. Вы тоже не должны пока говорить с кем-либо о том, что я вам сообщил. Ради его безопасности.

Она пристально посмотрела ему в глаза, опасаясь разглядеть в них хитрость или жестокость, но увидела только сочувствие и радость.

– Но с ним все нормально? Он здоров?

Алекс кивнул:

– Уверен, что скоро он свяжется с вами: наверняка захочет представить вас своей жене.

Фиона замерла с раскрытым ртом, будто подверглась розыгрышу.

– Так он женился и, видимо, поэтому так долго не объявлялся. Не так ли?

– Скажем…  – начал было Алекс, возвращаясь на свое место, но Фиона жестом остановила его, не желая больше ничего знать.

– Мы не вернемся,  – сказала она тихо и тяжело вздохнула. – Я не хочу, чтобы Мейрид опять оказалась рядом с этим ужасным стариком.

– Наверное, вы правы,  – фыркнул Чаффи,  – но можно поехать с нами.

Фиона сама почувствовала, как ее брови подскочили вверх.

– Поехать с вами? Куда?

Ответа она не дождалась. Алекс и Чаффи многозначительно переглянулись, и Чаффи сказал:

– Забыли об этом.

– Вы забыли, куда хотели меня отвезти?

– Мы должны все правильно рассчитать,  – сказал, не обращая внимания на ее сарказм, Алекс. – Главное – у вас больше нет необходимости оставаться здесь, но очевидно также, что вы должны вернуться для того, чтобы занять подобающее место в обществе. Если даже нет других резонов,  – он весело улыбнулся,  – то хотя бы для того, чтобы увидеть, каким станет лицо вашего деда, когда он обо всем узнает.

Алекс продолжал улыбаться, а у Фионы тревожно стучало сердце. Как сказать ему? Сможет ли она вообще когда-нибудь позволить себе сообщить правду?

Фиона уже открывала рот, чтобы что-то ответить, когда в передней раздался стук в дверь. Отсрочка! Теперь у нее будет время подумать. Мейрид предоставила ей такую возможность.

– Это моя сестра. – Фиона поднялась со стула. – Буду вам очень признательна, если пока ничего не скажете ей о Йене. Шок может причинить ей серьезные неприятности.

– Вы уверены, что так будет лучше? – спросил Алекс, так же вставая.

Фиона кивнула, глядя на открывшуюся в этот момент дверь. Но это оказалась не Мейрид. На пороге возник мальчик лет двенадцати, и, войдя в комнату, он поклонился, с трудом пытаясь восстановить дыхание, будто только что побывал на крыше собора Святого Павла. Начавшее было возвращаться к Фионе спокойствие вновь улетучилось.

– Чего тебе, Тим?

– Вы… вы должны идти…  – сбивчиво проговорил мальчик, указывая рукой куда-то вдаль. – На холм. Она… Ей плохо.

Фиона коротко кивнула и махнула рукой в сторону передней:

– Дай мне накидку, Тим, там…

Мальчик, не сказав больше ни слова, вышел.

– Нам придется отложить этот разговор, господа,  – сказала Фиона мужчинам. – Я должна посмотреть, что там с сестрой.

– Мы с вами,  – ответил Чаффи, направляясь к двери.

Фиона удержала его за руку.

– Не надо. Вы только еще больше ее расстроите. Если хотите, приезжайте завтра после обеда. К тому времени я осторожно сообщу ей новости, а сейчас мне нужно идти.

– Но ведь лучше, если с вами будет кто-то из тех, кто в случае чего сможет помочь,  – попытался возразить Алекс.

Впервые с того момента, как эти двое мужчин постучали в дверь, Фиона весело и легко рассмеялась.

– О Алекс, я ухаживаю за Мейрид чуть ли не с тех пор, когда нас учили ходить. Мне не нужна помощь: главное – чтобы не мешали. Увидимся завтра!

– А она не может причинить вам вред?

– Конечно, нет,  – быстро ответила Фиона, подумав, что правду им в данном случае знать не обязательно.

Лишая их возможности задать еще какие-то вопросы, девушка быстро вышла, взяла у Тима накидку и плотно запахнула ее. Еще через мгновение они были на улице.

 

Глава 3

Прошло четыре часа, а Алекс все еще пребывал в возбужденном состоянии. Она в безопасности! Это было единственное, о чем он мог думать. После почти панического страха, не оставлявшего его на всем пути от Йоркшира, после страшных картин того, что могло случиться с ней и ее сестрой, которые непрестанно всплывали перед его мысленным взором, после бессонных ночей и неистовой безостановочной скачки оказалось, что ей ничто не угрожает, у нее есть пища и даже работа.

Когда он увидел Фиону, ему захотелось накричать на нее, сжать в объятиях и кружить до тех пор, пока не рухнет без сил. Она немного похудела, черты лица заострились, но это ничуть не изменило ее сути. Фиона оставалась такой же спокойной, хладнокровной и сдержанной, какой он мог бы ее увидеть в Йоркшире. Это его раздражало. Она могла бы понять, как переживали из-за нее, и оценить, что значит чувствовать себя в безопасности. Ну ничего, у него будет еще чертовски много времени, чтобы предоставить ей шанс проявить все это. А сейчас ему необходимо заняться другими делами. Ему наконец удалось поговорить с лордом Дрейком.

– Я ценю ваше решение встретиться со мной,  – произнес он тогда, входя за Дрейком в библиотеку.

– Я один из тех, кто искал тебя, старик,  – ответил тот, не поднимая глаз от маленьких рюмок, в которые наливал бренди.

В том, что это правда, Алекс не сомневался. Он взял протянутую рюмку и присел в одно из зеленых кресел с изогнутыми ножками у камина.

Дрейк, также с рюмкой в руках, последовал его примеру, так плотно вписав свое тело в очертания кресла, будто у него не было костей, закинул ногу на ногу, пригубил бренди и, прикрыв глаза, опустил рюмку на колено.

Друг Алекса Дрейк был темной лошадкой. Полноправный граф, он выглядел так, как принято представлять чистокровных британских аристократов: мужественный голубоглазый блондин, безупречно учтивый, веселый и легкий в общении. Но в отличие от большинства других их друзей Алексу было известно и о его скрытной жизни, окутанной тайной и связанной с такими грехами, о которых предпочтительнее не думать. Этот человек собрал вокруг себя пятнадцать отпрысков принадлежащих к высшей аристократии семей для тайной работы на правительство под видом «Клуба повес». Действовали они очень умно и решительно, выполняя задачи без лишнего шума, но с большим рвением. Однако обнаружить следы этой деятельности, как правило, было невозможно.

– Таким образом, старик попросту выбросил сестер Фергусон из дома? – наконец прервал молчание Дрейк, и в его мелодичном голосе звучал явный интерес. – Как-то чересчур, однако. Они-то ведь не наводили ружья на национальных героев.

Алекс нахмурился:

– Они угрожали престижу имени Хоуз своей родственной близостью к изменнику.

– Но ты же прояснил это недоразумение.

– Очевидно, никому не позволено указывать маркизу на то, что он был не прав,  – грустно улыбнулся Алекс.

– И ты хочешь?..

Алекс прямо взглянул на Дрейка. Лицо было абсолютно равнодушное, но плясавшие в глазах искорки выдавали явную заинтересованность.

– Я хочу убедиться, что они заняли в свете подобающее место. Хочу, чтобы они своими успехами утерли нос этому старому ублюдку.

– Но в обществе есть негласные правила.

Улыбка Алекса стала еще более грустной, и он сказал:

– И тем не менее шансы есть. Чаффи уже умасливает леди Би, уговаривая ее взять девушек под свое покровительство, по крайней мере до тех пор, пока не вернется леди Кейт.

Брови Дрейка приподнялись.

– Леди Би – это, конечно, превосходно, лучше не придумаешь,  – согласился он после некоторого размышления. – Но ты уверен, что леди Кейт будет интересно заняться подготовкой двух никому не известных цыплят к выходу на ярмарку невест? Это совсем не соответствует репутации леди Кейт.

Алекс усмехнулся, подумав, что репутация леди Кейт сводится к ее безудержному стремлению к роскошной жизни и зачастую весьма скандальному поведению.

– Кто, будучи в здравом уме, решится задеть леди Кейт? Тем более сейчас, когда она выходит замуж за такого, в полном смысле этого понятия, респектабельного героя войны, как Гарри Лайдж? К тому же,  – продолжил Алекс, отхлебнув глоток бренди,  – если нам повезет, к моменту ее возвращения после медового месяца у девушек уже появятся кое-какие связи. Кстати, куда она поехала на этот раз?

– В Венецию,  – ответил Дрейк, расплывшись в улыбке, сделавшей его похожим на сытого кота. – Я прослежу, чтобы девушек встретили подобающим образом. Хотелось бы, чтобы я сам смог быть там, когда они встретятся с леди Би.

– Не думаю, что тебе следует…

– Ехать туда вместо тебя? – завершил за него начатую фразу вновь нахмурившийся Дрейк. – Нет, спасибо. Я уже достаточно натерпелся из-за твоих историй.

Алекс перевел глаза на мягкие тени, колыхавшиеся на полу богато обставленной комнаты.

– Но ведь мне действительно необходимо вернуться к участникам этой домашней партии именно сейчас, когда прибывает принцесса.

Дрейк пристально посмотрел на Алекса и сказал:

– Нет, ты не должен туда возвращаться.

Алекс почувствовал, как похолодело в груди, услышал удары собственного сердца и замер с поднятой рюмкой в руках.

– Потому что мне больше нельзя доверять?

– А ты бы мог?

Алекс со стуком опустил рюмку на стол.

– Не будь ослом. Конечно же, мог бы. Я же сообщил, что «Львы» связались со мной, не так ли?

– А кроме того, оставил свой пост и позволил им добраться до Фергусона.

Алекс не помнил, чтобы когда-нибудь видел у друга столь непроницаемый взгляд, как сейчас, и ощутил почти физическую боль.

– Не думай, что можешь наказать меня сильнее, чем я сам уже себя наказал. Понимаю, что мой поступок непростителен, и осознаю свою вину.

– И мы уже никогда не узнаем, что они хотели тебе сообщить,  – продолжил, будто не услышав его, Дрейк.

– Да, ты прав. Но будь уверен: как только я услышу о них снова, ты об этом тут же узнаешь. Для меня теперь нет ничего важнее этого. Даже честь, даже жизнь не столь важны.

Теперь они прямо и твердо смотрели в лицо друг другу, не отводя глаз. На несколько секунд в комнате воцарилась абсолютная тишина, напряженная и почти осязаемо тягучая.

Наконец Дрейк, никак не проявляя реакцию на слова Алекса, налил себе новую рюмку бренди.

– Вообще-то ты здесь по другой причине: твой отец дома.

У Алекса перехватило дыхание.

– Что?

– Сэр Джозеф вернулся из Санкт-Петербурга, а твоя матушка осталась там.

Какое-то мгновение Алексу казалось, что он что-то неправильно понял, потому что был не в состоянии представить, как мать и отчим могут жить отдельно.

– У него неприятности?

– Не такие, о каких ты подумал.

Алекс облегченно вздохнул, но Дрейк его огорошил:

– Речь идет о его сердце. Он перенес два приступа и вернулся домой, чтобы подлечиться.

Не вполне осознавая, что делает, Алекс вскочил на ноги и направился к двери.

– Не торопись,  – спокойно остановил его Дрейк. – Я должен еще кое-что тебе сказать.

Алекс застыл у двери, не отрывая пальцы от ручки и чувствуя, как быстро бьется сердце.

– Ну так говори.

– Он никому не сообщил, что прибыл, даже с твоими сестрами не встречался, так что не окажись нечаянно глашатаем городских новостей. Но в министерстве иностранных дел посчитали, что тебя следует уведомить.

– Поблагодари их от моего имени.

Дрейк кивнул.

– Официальный предлог приезда, на случай если кто-нибудь все-таки проведает,  – доставка важных депеш и краткий доклад премьер-министру по поводу того вздора со Священным союзом, который царь пытается нам навязать. Мистицизм и политика редко идут рука об руку. – Дрейк покачал головой. – Но царь настаивает.

Все еще не придя в себя, Алекс несколько раз моргнул, пытаясь сосредоточиться, хотя было уже понятно, что Дрейк отнюдь не просто так сообщает ему это.

– Мы присоединяемся к союзу?

– Нет. Но есть намерение внимательно отслеживать все, что вокруг этого происходит. Ведь Пруссия и Австрия подписались под обязательством укреплять королевскую власть и наследственные права. Знакомо звучит?

Алекс вернулся на свой стул.

– Думаешь, «Львы» вовлечены?

– А ты?

Алекс почесал переносицу.

– Как минимум это может восприниматься ими как призыв к действию. Возвращение к абсолютной монархи! Могу представить, что мой отец об этом скажет.

Наконец улыбнулся и Дрейк.

– Скажет он, безусловно, очень громко. Поэтому-то я бы не хотел быть тем, кто раскроет ему глаза, и тебе не следует. Просто побольше уделяй ему внимания, но не делай ничего такого, что могло бы взволновать его и повредить сердцу.

Алекс вдруг понял, что тупо смотрит на рюмку с недопитым бренди.

– Но ведь мне разрешили встретиться с ним.

– Безусловно, иначе было бы слишком подозрительно, однако ты меня очень обяжешь, если, находясь там, сделаешь обстоятельную оценку возможного участия в этих делах с царем наших умников «Львов».

Алекс кивнул и достал часы, чтобы рассчитать время. Получалось, что отец должен быть сейчас дома.

– Я сообщу, как только будут новости,  – сказал он, вставая. – А отец знает о «Львах»?

– Нет. Он был далеко и немного в стороне от того, что происходило после раскрытия заговора, а сейчас, принимая во внимание его сердце…

Дрейк нахмурился и замолчал.

– Хорошо бы до того, как я пойму, исходит ли какая-либо угроза от царя, в отношении отца не принимали никаких решений,  – попросил Алекс. – Я не могу допустить, чтобы ему что-то угрожало. И так здоровье ухудшилось.

– Думаю, что в правительстве вряд ли найдутся те, кто станет возражать в данном случае,  – заверил Дрейк, поднимаясь со стула. – Почему бы тебе тогда не рассматривать предстоящее как своего рода отпуск? Навестишь отца и за сестрами Фергусон присмотришь благодаря мне. Кстати, ты собираешься вернуть их в Йоркшир?

Алекс убрал часы в карман и немного грустно улыбнулся:

– Леди Фиона настаивает на том, чтобы остаться мисс Фергусон. О чем это тебе говорит?

– А скажи-ка откровенно, как ты сам оцениваешь их шансы в качестве светских невест? – спросил Дрейк вместо ответа.

Алекс допил оставшийся в рюмке бренди.

– Пусть я и видел ее всего несколько раз, но точно могу сказать, что она очень привлекательна. Высокая, с такой же огненной шевелюрой, как у брата, и великолепной фигурой. Настоящая леди, до кончиков ногтей.

– Несмотря на то что годы, когда, собственно, и формировалось все это великолепие, были проведены под мостом?

Алекс сердито сверкнул глазами, не понимая, почему в нем все буквально трепещет от желания защитить девушку.

– Так сложились обстоятельства. – Кое о чем вспомнив, Алекс вдруг хитро улыбнулся: – Лейбурн говорит, что она всюду ходит с ножом и искусно владеет пистолетом.

Дрейк удивленно поднял брови.

– Кое-что напоминает.

– Ее дед тоже так думает. Не могу сказать, что в данном случае он не прав. Откровенно говоря, я бы не рискнул с ней ссориться.

– А что можно сказать о ее сестре?

Алекс помрачнел.

– Я выясню это завтра. Но, судя по тому, что говорят люди, ее пристроить будет не просто. К тому же сомневаюсь, что Фиона захочет с ней расстаться.

– Что ж, тогда это еще одна проблема,  – сказал Дрейк, допивая оставшийся в рюмке бренди. – И решать ее будет труднее, если кто-то потеряет объективность.

– Нет нужды в неуклюжих предупреждениях. Я не юнец,  – парировал Алекс. – А теперь, если ты не возражаешь, я пойду. Надо убедиться, что отец действительно дома. Известие было слишком неожиданным для меня.

 

Глава 4

Алекс встретился с отцом, точнее – с отчимом, но в течение всех двадцати лет, которые прошли с тех пор, как сэр Джозеф Найт женился на его матери, Алекс никогда не ощущал разницы. Уже отметивший пятидесятилетие сэр Джозеф был худощав, обладал изысканными манерами, тихим голосом и мягкими, безупречно белыми волосами – лишь одна непокорная прядь над правой бровью была огненно-рыжей. Именно из-за нее в холостяцкие годы его называли Серебристым Лисом.

Войдя в библиотеку дома на Брутон-стрит, Алекс увидел сэра Джозефа работавшим с какими-то документами за полированным, выполненным в античном стиле столом. Внутри что-то дрогнуло. Внешне отец не сильно изменился – немного похудел, цвет лица стал не таким здоровым, как привык видеть Алекс, волосы потускнели,  – но ощущалось нечто большее: он не излучал той жизненной энергии, что бурлила в нем раньше, казался каким-то потерянным. Если и до того Алекс опасался за его здоровье, то теперь по-настоящему испугался.

– Значит, оставил жену на растерзание этим элегантным русским князьям? – стараясь придать голосу бодрости и беспечности, воскликнул он, приблизившись к столу.

Сейчас ему было не до опасностей, угрожающих трону. Главное – не навредить отцу.

Сэр Джозеф поднял глаза и улыбнулся:

– Все-таки донесли… Ведь просил не беспокоить тебя. Извини.

Алекс прошел к бару и налил себе бренди. Вообще-то он не был любителем горячительных напитков, но сегодня, как он подумал, особые обстоятельства.

– Сказать по правде, ты появился как нельзя вовремя. – Он наполнил второй бокал и подвинул его к отцу. – Когда меня отозвали, я выполнял обязанности няньки, присматривая за сестричками одного моего друга. А до этого побывал на смертельно скучной вечеринке в честь принцессы Шарлотты.

– Наверняка и Пип тебя терроризирует? – улыбнулся сэр Джозеф.

– Именно так,  – ответил Алекс с усмешкой. – Но, судя по гостевому списку, сама она вряд ли может столкнуться с подобной проблемой. К тому же и Бью там.

Отец улыбнулся:

– Бедняга. Интересно, понимает ли он, что остановить нашу Пип невозможно?

– Понимает. Ее героическое преклонение он стоически терпит с тех пор, когда она научилась говорить.

Сэр Джозеф поднялся и заключил Алекса в объятия.

– Как я рад видеть тебя!

– Взаимно, сэр! – произнес Алекс и на мгновение закрыл глаза, вдыхая тонкий аромат «Ветивера» – любимого одеколона отца, который сразу напомнил о том комфорте, что он испытывал рядом с этим человеком, когда был ребенком.

Однако уже через мгновение ощущение покоя и блаженства нарушили легкие хрипы, которыми сопровождался каждый вздох отца. Сердце Алекса сжалось, когда он понял, что отец похудел гораздо сильнее, чем показалось с первого взгляда,  – худобу скрывал прекрасно скроенный костюм. Алекс мысленно поблагодарил Дрейка за предоставленную возможность увидеться с отцом и помочь восстановить силы.

– Твоя матушка страшно рассердилась на меня за столь скорый отъезд,  – сказал сэр Джозеф, отстранившись от сына и протянув руку за бокалом.

– Надеюсь, у них с Сисси все нормально?

– О! – усмехнулся отец. – Они в курсе всего, что происходит при русском дворе. Пожалуй, это единственный способ для англичанки превратиться во француженку. А уж при обсуждении рецептов с тамошними поварами твоей матушке нет равных. Те постоянно пребывают в недоумении: отнестись к ее советам с недоверием или плюнуть на прежний опыт и просто молиться на нее?

Алекс понимающе кивнул:

– Не сомневаюсь, что они выбирают второе. Сопротивляться ей невозможно.

Взгляд отца потеплел.

– Да, ты прав.

Алекс чуть отступил и, помолчав, осторожно спросил:

– А она знает?

Впервые с начала разговора отец слегка смутился, утратив на мгновение свой жизнерадостный тон.

– Видишь ли, уже это меня немного смущает.

– Правительство не может не волноваться, если его лучшие дипломаты начинают зависеть от погоды.

Улыбка на лице сэра Джозефа сделалась усталой. Алекс заметил, как тяжело опустились плечи отца, будто их до того поддерживали, но вдруг перестали. Взяв бокал, отец подошел к камину и сел в одно из кресел.

– Четно говоря, было глупо с моей стороны отправиться домой из-за какого-то недомогания,  – произнес он, когда и Алекс подошел к камину.

– Теперь сердечные приступы так называются? Недомоганием? – невесело усмехнулся Алекс.

– Я не хотел бы, чтобы твоя матушка узнала… Она будет беспокоиться.

– Все равно ведь узнает – это неизбежно. Тогда держись! А что говорят врачи?

– Все то же, что я слышу с двадцати пяти лет: сердце ослаблено из-за ревматизма, и мне надлежит быть очень осторожным. Но жить и все время чего-то остерегаться смертельно скучно! – неожиданно бодро воскликнул сэр Джозеф со своей знаменитой обаятельной улыбкой.

Алекс понимал, что надо бы сейчас ему возразить, воззвав к здравомыслию, но когда сэр Джозеф Найт так улыбался, даже особы королевских кровей испытывали нестерпимое желание сделать ему что-то приятное. Это было тайное оружие сэра Джозефа, о наличии которого, как был убежден Алекс, тот даже не подозревал. Отец обладал таким благородством, что никому из окружающих огорчить его не пришло бы и в голову. Одному Богу ведомо, как это получалось, но Алекс ощутил это необычное свойство с первой встречи, когда сэр Джозеф представился ему, девятилетнему мальчику, как главе семьи и попросил разрешения жениться на его матери.

Алексу порой хотелось и самому обладать такой способностью влиять на окружающих с помощью доброты, но ему было не дано. Видимо, он был не столь внимателен к людям или недостаточно терпим к их слабостям, не обладал отцовской способностью разглядеть крупицы доброты даже в душах отпетых негодяев. Отец жил в постоянной готовности найти компромисс даже в самых, казалось бы, непримиримых обстоятельствах. Алекс же стремился во всем добиться своего и очень расстраивался, когда не получалось. Эту черту своего характера он ненавидел больше всего. В общем, если Чаффи действительно хотел увидеть Белого Рыцаря, то ему следовало обратить свой взор на сэра Джозефа.

– Как добрался? – спросил Алекс, прервав свои размышления. – Намаялся в путешествии?

– Не так сильно, как ты мог подумать,  – улыбнулся отец. – Большей частью это было морское плавание, что я люблю: в море чувствуешь себя таким умиротворенным, таким далеким от скандалов и интриг.

Последняя фраза вызвала у Алекса улыбку, и он уточнил:

– По крайней мере, дипломатических. Я слышал, что в царской короне завелась некая навязчивая пчелка?

Сэр Джозеф помрачнел.

– К сожалению, ты прав. Непонятно, как это получилось, но он связался с какой-то сумасшедшей, объявившей себя оракулом. Эта особа постоянно ему твердит, что создание Священного союза юридически закрепило бы волю Небес.

Брови Алекса настороженно приподнялись. Выходило, что Дрейк был прав. То, что рассказал отец, полностью соответствовало тактике «Львов».

– А откуда прибыла эта «ясновидящая»?

– Бог ее знает. Похоже, это самая обыкновенная шарлатанка, но царь и слышать ничего не хочет. Буквально завороженный религиозной идеей проекта, он уже предложил Пруссии и Австрии присоединиться. Она и меня постоянно покусывает, будто терьер на охоте, стараясь заручиться поддержкой. – Отец помолчал, плеснув в бокал еще бренди. – Это и был еще один повод вернуться домой, по крайней мере матушка его поймет. Но скоро я уеду, буквально через пару недель, как только привезут из Ливерпуля мой доклад и Александр слегка поубавит пыл.

– Ты уверен, что не следует задержаться?

Сэр Джозеф пристально посмотрел Алексу в глаза.

– Я внимательно отношусь к своему здоровью, сын. Но, поверь, просто не смогу, отстранившись от дел, принимать теплые ванны и греться на солнышке. Твоя матушка все поймет.

В справедливости его последнего утверждения Алекс был не вполне уверен, но понимал, что возражать бесполезно.

– Ты свободен сегодня вечером? Как насчет составить мне компанию за бифштексом у Уайтсов? – предложил он отцу, вместо того чтобы затевать ненужный спор.

– С удовольствием! Кстати, ты сможешь поподробнее рассказать о сестре друга, с которой тебе пришлось нянчиться.

– О сестрах, ты имеешь в виду. Их фамилия Фергусон,  – уточнил Алекс.

Сэр Джозеф нахмурился, что-то припоминая.

– Их брат… Это не тот Фергусон, что стрелял в Веллингтона и был убит?

Алекс понимал, что не имеет права раскрывать тайну, но, с другой стороны, есть ли на свете кто-то более надежный, умеющий хранить секреты, чем его отец?

– Об этом никто не должен знать,  – произнес он, наконец решившись. – Мне это известно лишь потому, что я должен был сообщить девушкам. Так вот, Йен отнюдь не пытался убить герцога и не погиб. Все ровно наоборот: он спас Веллингтона и помог задержать настоящих преступников. По каким-то причинам власти предпочитают не распространять эту информацию: возможно, за этим стоит кто-то из тех, кто пока нуждается в конспирации,  – но, как бы там ни было, нас с Чаффи попросили сообщить правду маркизу и сестрам Йена.

– Кто попросил?

– Некий отирающийся возле правительства бездельник по имени Фиск.

Отец рассеянно кивнул, явно о чем-то задумавшись.

– Понятно. А как получилось, что ты оказался вовлечен в эти дела?

Сэру Джозефу не было известно о секретной деятельности Алекса. Он никогда не смог бы понять, почему необходимо лгать, похищать и даже убивать, пусть даже ради великой и благородной цели.

Собираясь с мыслями, Алекс пожал плечами и, потягивая бренди и глядя на огонь в камине, приступил к рассказу:

– Йен мой хороший друг. Когда сообщили, что он погиб, никому из его друзей, конечно же, не хотелось стать для его близких черным вестником, и мы решили бросить жребий. Вот я и оказался проигравшим.

– И?..

– И поскакал в Йоркшир, чтобы рассказать о случившемся леди Фионе. Мне и в голову не могло прийти, что маркиз вышвырнул их с сестрой на улицу.

Алекс ненадолго прервался, чтобы восстановить сбившееся из-за закипающего гнева дыхание, и, возмущенно покачав головой, продолжил:

– Кем надо быть, чтобы совершить такое?

– Маркизом Лейбурном, очевидно. Довольно неожиданно, надо сказать. Хотелось бы верить, что речь идет о досадном недоразумении. Отправить девушек восвояси? Действительно неожиданно, учитывая его органическую нелюбовь к скандалам.

– Да, для меня это тоже было неприятным сюрпризом.

Отец смотрел на него спокойно и с какой-то отрешенной мудростью.

– Кроме того, именно я в свое время привез к нему девушек,  – продолжил Алекс. – Мне казалось странным интересоваться, рады ли их приезду, для меня все было однозначно…

– Это потому, что у тебя есть мать, которая никогда никого не бросала,  – заметил отец.

Его слова заставили Алекса вспомнить о тех своих друзьях, что предпочитали проводить отпуск отнюдь не в родном доме.

– И отец, который безмерно потакал ей во всем и смотрел как на святую,  – сказал он после небольшой паузы.

Лицо сэра Джозефа осветила его особенная улыбка.

– Разве я мог рядом с такой женщиной глядеть куда-то еще?

Внезапно Алекс ощутил укол совести: будто каким-то образом пытался отделить родителей друг от друга. Он забыл, каким сильным было чувство, что их связывало? Нет. Это невозможно забыть. Просто он не думал об этом: достаточно было знать, что там, в другой стране, они в безопасности. К тому времени как они уехали, он уже не замечал нежности, с которой они прикасались друг к другу, не видел выдающих чувства улыбок – не было времени наблюдать, как им хорошо вместе. И все же Алекс сознавал, что именно таких отношений хотел бы и для себя.

И ведь они у него были, пусть и короткие – меньше года.

– И что ты намерен делать? – прервал его размышления голос отца, раздавшийся будто издалека, так что Алекс не совсем понял суть вопроса.

– Извини, отвлекся…

– Я спросил, что ты собираешься делать… с девушками, имею в виду. Ты разыскал их?

– Да, но успел поговорить лишь с одной, с Фионой.

Блестящая, чувственная Фиона. Застегнутая на все пуговицы, как жена викария, но с душой, в которой тлеет пламя страсти. Он-то знает это наверняка. И то, что пламя может вспыхнуть, тоже   – стоит только оказаться там, где она почувствует себя в безопасности и сможет предаться воспоминаниям.

И?..

Алекс вздрогнул, поняв, что опять углубился в размышления.

– Им с сестрой удалось выстоять: обе преподают в школе, которую организовала их подруга.

– Что ж, это хорошо.

– Ничего хорошего! – вдруг выпалил Алекс и, вскочив со стула, подошел к окну. Зачем, он и сам не знал. За окном не было ничего примечательного: такой же, как и на протяжении пяти последних дней, желтый туман, клочьями нависавший над мостовой и вонявший серой. – Фиона и ее сестра – дочери виконта, внучки маркиза. Они не должны столько работать, чтобы сводить концы с концами, как простолюдинки.

И, опасаясь, что порыв откровенности пройдет, он постарался как можно подробнее посвятить отца в свои планы относительно судьбы девушек. Когда Алекс закончил, в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием огня в камине и тиканьем старинных часов, раздававшимся из холла.

Во время этого затянувшегося молчания Алекс едва сдерживал улыбку. Ему был хорошо известен этот тактический прием. Сэр Джозеф знал, что в такие моменты его сыну необходимо преодолеть возбуждение, и когда это произойдет, он сам подаст знак, что желает узнать мнение отца.

Бросив последний взгляд на подернутую дымкой улицу, Алекс продолжил, заполняя кресло своим телом, а бокал – бренди:

– А затем, после того как устрою их у леди Би, мне, думаю, следует немного попутешествовать. Кстати, как мне стало известно, леди Кейт и Гарри Лайдж отправились в Венецию. Неплохие ассоциации – тепло и солнце, не правда ли?

На лице отца вновь появилась неотразимая улыбка.

– Ты можешь поехать в Санкт-Петербург, если, конечно, захочешь. Матушка была бы очень рада.

На какое-то мгновение Алексу показалось, что он уже готов поддаться уговорам, однако быстро взял себя в руки. Конечно же, ни в какой Петербург он не поедет, да и вообще никуда, до тех пор, пока не будет уверен, что за Фионой закреплены ее наследственные права; пока не выяснит, чем располагает тот шантажист, который узнал что-то от Аннабел, что-то способное разрушить его судьбу и, что еще страшнее, его семью.

Алекс допил бренди и улыбнулся:

– Я же говорил о тепле. Если бы мне захотелось померзнуть, то проще было бы остаться здесь и, не подвергая испытанию уши, вести беседы на родном языке.

– А как насчет поместья, что оставил тебе дядюшка вместе со столь причудливым титулом? Будет возможность съездить туда?

– Возможно, на Рождество. Есть основания полагать, что слуги там слегка разболтались после смерти хозяина. Дядюшка Фарли, как известно, был неутомимым мастером изобретать задачи и никому не давал сидеть без дела.

Отец рассмеялся:

– Именно так я всегда говорю о тебе!

Алекс улыбнулся и поднялся с кресла.

– Ну нет. В один прекрасный момент, когда появится возможность проявить свою истинную сущность, я превращусь в степенного сквайра: охота, праздник сбора урожая, неспешная косьба на просторных лужайках. Вот такая буколическая жизнь по мне.

– Не пройдет и месяца, как ты взвоешь.

Алекс посмотрел отцу в глаза и понял, что он действительно не понимает его теперешнего состояния. Собственно, это вполне естественно: он тщательно скрывал даже от себя, что смертельно устал. Это состояние появилось у него еще до смерти Аннабел. А с тех пор ему пришлось затратить огромное количество энергии уже только для того, чтобы скрыть, чем занимается в качестве одного из блестящих гедонистов, которые входят в образовавшийся вокруг Дрейка кружок «повес». Ведь это отнюдь не просто – отделываться байками о своей деятельности, от жестокости которой, расскажи он правду, у слушателей мурашки побежали бы по коже. Получилось леденящее душу досье с засадами, слежкой, подкупами, убийствами… Пожалуй, каждый, кто узнал бы обо всей этой грязи, задался бы вопросом: неужели в государстве все действительно так плохо?

Сэр Джозеф поднялся.

– Ну а пока…

– А пока,  – перебил его Алекс,  – ты, надеюсь, не будешь возражать, если я на некоторое время покину тебя? Что касается того мавзолея, который я унаследовал в Джермине, пока он не годится ни для человека, ни для животного.

Отец нахмурился:

– И ты не придешь даже навестить инвалида?

«Конечно, приду»,  – подумал Алекс, а вслух произнес:

– Конечно, нет. Я все больше привыкаю проводить время за созерцанием потолка своей спальни или сидя в ванне.

Сэр Джозеф прекрасно понимал, что Алекс лжет, и даже хотел сказать ему об этом, но, будучи истинным джентльменом, просто не мог назвать сына лжецом. Тем более теперь, когда, судя по всему, тот рассчитывает на какую-то помощь.

– Дело в том, что меня просто не будет здесь некоторое время,  – пояснил Алекс. – Завтра постараюсь убедить леди Би принять Фиону и ее сестру Мейрид. Соответственно до того, как это произойдет, я не могу планировать какие-либо встречи.

Отец вопреки ожиданиям Алекса не улыбнулся, а просто кивнул:

– Понимаю.

– Но, как бы там ни было, сегодня вечером мы ужинаем вместе, сэр. А сейчас мне пора.

Алекс крепко обнял отца и направился было к двери, однако сэр Джозеф остановил его:

– Не растягивай на годы епитимью, которую ты на себя наложил.

Алекс вздрогнул:

– Пардон, не понял?

Отец улыбнулся, карие глаза его как будто повлажнели.

– Первый раз, когда я тебя увидел, ты собирал своих свинцовых солдатиков, чтобы переплавить, затем продать металл и купить… Помнишь что?

Алекс почувствовал, как от смущения по телу пробежали мурашки.

– Рождественского гуся для слуг: они тогда не получали жалованья, и это было меньшее, что я мог для них сделать.

– Тогда тебе было всего восемь, и ты не имел никакого отношения к… разочарованности своего отца.

– Не старайся сгладить углы, он был транжира и никудышный человек.

– Не виноват ты и в том,  – продолжил сэр Джозеф с той же немного грустной улыбкой,  – что Аннабел оказалась несовершенной. Главный урок, который тебе следует извлечь, заключается в том, что ты родился не только для того, чтобы страдать за других и пытаться загладить вину каждого, кого встретишь на пути. Смотри, чтобы не оказалось, что ты спасаешь сестер Фергусон исключительно ради своих убеждений.

Грудь Алекса будто сжало железным ободом, но он хрипло рассмеялся.

– О боже, сэр! Зачем мне это? Последним человеком, которого я старался спасти, была моя жена. И она оказалась настолько благодарной, что покончила жизнь самоубийством.

Он был один, когда нашел ее. Аннабел четко рассчитала время для своего страшного деяния. Он тогда вернулся из очень тяжелой поездки и, не обнаружив ее ни в холле, ни в гостиной, отправился в спальню, открыл дверь ванной комнаты, где и увидел ее – в ванне, в воде, окрашенной кровью. Обвившие ее тело волосы напоминали грязные водоросли, в открытых, подернутых темной пленкой безжизненных глазах, как ему тогда показалось, читались одновременно отчаяние и осуждение.

Он приподнял ее и, выкрикивая проклятия, попытался остановить ручеек крови, сочившейся из рассеченного запястья, хотя понимал, что уже поздно. Поздно было уже тогда, когда он входил в дом. Он заклинал ее, умолял, уговаривал вернуться к жизни – до тех пор, пока слуги не оттащили его и не унесли ее тело.

В ее предсмертной записке была единственная фраза: «Я больше так не могу». И только Алекс понимал, что это означает. Только он догадывался, почему она почувствовала необходимость сделать это, какую страшную пустоту она ощущала, какой длинный и извилистый путь пыталась преодолеть.

Он бы тоже не понял, если бы не письмо, которое три недели назад он получил от «Львов»: «Мы думаем, что вам следует об этом знать: найдены письма вашей жены».

Этого было достаточно, чтобы уничтожить их обоих. Он муж преступницы, шпионки, пусть даже она не понимала, что делает. Ему хотелось верить, что не понимала: в конце концов, она просто передавала содержание подслушанных разговоров своим любовникам и могла не знать, как те поступят с этой информацией.

Действительно могла?

Алекс настолько углубился в воспоминания, что не заметил, как свернул с Пиккадилли раньше, чем требовалось, и, сам того не осознавая, шел теперь вдоль какой-то полуразрушенной усадьбы. К реальности его вернул чей-то сиплый, неприятный голос:

– Эй, господин хороший, не слышишь ни хрена, что ль? А?

Остановившись, Алекс обнаружил, что оказался посреди пешеходной дорожки, заполненной спешившими по своим делам людьми. Оглянувшись в сторону, откуда раздался голос, он увидел худющего мальчишку лет десяти, настороженно смотревшего на него из-под шляпы, безобразнее которой ему видеть еще не приходилось.

– А что я должен был слышать? – обратился он к оборванцу.

Мальчишка презрительно хмыкнул и посмотрел на Алекса как на последнего идиота.

– Меня, конечно. Пытаюсь докричаться до вашего уха аж от самого рынка, черт бы его побрал. У меня тут бумажка для вас.

Алекс чуть не засмеялся, однако сдержался, лучше многих зная, что такие беспризорники, зарабатывающие на хлеб мелкими услугами, очень обидчивы. Наклонившись, чтобы лучше слышать мальчишку среди грохота повозок, выкриков уличных торговцев и зазывал-лавочников, Алекс спросил:

– И где же она?

– Вы же лорд Уитмор, так?

Алекс почувствовал, как по спине побежали холодные мурашки, но ответил совершенно спокойно:

– Да.

Мальчишка кивнул и извлек из кармана смятое письмо.

– Почти неделю вас искал. Кто дал, обещал, что получу у вас золотой за доставку.

– Целый золотой? – удивился Алекс. – Тогда это и впрямь что-то важное. Кто велел передать письмо?

Посланец пожал плечами и попытался поплотнее обмотать свои лохмотья вокруг тощей фигуры.

– Почем мне знать? Какой-то франт. Видал его пару раз в «Голубом гусе». Сказал, вы прочтете, потом ответите на один вопрос. Кивнете, если согласны. Помотаете головой – нет.

– И каков же вопрос?

– Понимаете, что бумага значит?

Алекс инстинктивно посмотрел по сторонам, будто опасаясь, что кто-то наблюдает за ними, но никого подозрительного, естественно, не увидел: все было, как обычно на людной улице,  – торговцы и слуги, спешащие по своим делам, цветочницы, извозчики, уличные сапожники. Если кто слегка и выделялся, так это девочка, гнавшая в сторону Смитфилда стайку шагавших вперевалочку на перемазанных дегтем лапах гусей.

– Ну так будете читать иль как? – поторопил мальчишка, пряча руку с письмом в лохмотьях.

Покопавшись немного в кармане, Алекс достал соверен и протянул оборванцу. Тот мгновенно выхватил монету из его руки и обменял на сделавшийся еще более грязным и мятым конверт.

– Удачи вам, господин хороший!

– Подожди,  – остановил его Алекс. – Как тебя зовут?

Мальчишка подозрительно сверкнул глазами.

– А вам это зачем?

Алекс миролюбиво улыбнулся.

– Ну, чтобы запомнить, с кем здесь можно иметь дело.

– Дела у вас с франтом из «Гуся». Но как зовут, скажу, так, на всякий случай: Среда. Линни Среда. Может, когда и встретимся,  – выпалил мальчишка и припустился бежать.

Глаза Алекса автоматически проследили путь сбежавшего собеседника среди разномастной толпы, в то время как пальцы сломали сургуч, которым было запечатано письмо. О холоде он уже забыл.

Внутри оказался еще один конверт. Почерк Алекс узнал сразу и почувствовал смертельный холод. Аннабел! Он инстинктивно огляделся, хотя понимал, что отправитель вряд ли находится среди множества людей, сновавших по прилегающим к рынку узким улицам. Конечно, нет. Иначе они не заставили бы Линни ждать неделю. Алекс склонил голову и начал читать:

«Мы рады, что вы встретились с сэром Джозефом. Состояние его здоровья беспокоит и нас. Мы понимаем, что в данной ситуации вам не следует беспокоить его, сообщая о новых проблемах, но вы должны знать, что примерно три года назад ваш отец оказался в весьма непростой финансовой ситуации из-за неудачных инвестиций. Затем он неожиданно где-то нашел необходимые деньги. Когда вы вскрыли это послание, то, видимо, поняли, почему оно направлено вам. Ваша жена сама вынесла себе приговор, однако она успела выдать и еще кое-кого, и теперь этот некто находится в весьма деликатной ситуации. Поверьте, у нас имеются еще письма, подобные тому, которое найдете в этом конверте.

В следующий раз, когда получите от нас известие, вы, вне всякого сомнения, захотите следовать инструкциям, которые будут даны».

Года три назад отец упоминал о проблемах с какими-то инвестициями. Но, как Алекс понял, корабль, который считался пропавшим, в конце концов благополучно прибыл в порт. А может, не прибыл?

Дрожащими пальцами он развернул письмо, адрес на конверте которого был написан витиеватым почерком Аннабел. Оно предназначалось Джеффри Смиту, одному из самых отъявленных мерзавцев, когда-либо известных Алексу. Уже само имя крайне неприятно поразило его. Невозможное имя. Немыслимое предательство. О сэр Джозеф!

Пять минут спустя Алекс все еще неподвижно стоял посреди оживленной улицы, словно камень, обтекаемый потоками спешащих по своим делам людей. Он понимал, что обязан вернуться к Дрейку и показать полученное послание: безусловно, его следует передать в министерство внутренних дел,  – но не мог сделать и шагу. Угроза была слишком серьезна. Письмо могло буквально убить отца, а уж сломать им жизнь – вне всякого сомнения.

Но то, что он узнал, не может быть правдой. Поверить в это означало бы перечеркнуть все, во что он верил до сих пор. Письмо содержало убийственные обвинения. И абсолютно очевидно, оно было не единственным. Алексу стало трудно дышать. Что они потребуют от него? Выкупит ли он отца, выполнив их требования? Не будет ли это предательством не только своей страны, но и отца?

В памяти Алекса всплыло его буквально на днях данное Дрейку обещание: если «Львы» вновь свяжутся с ним, сообщить об этом немедленно. Нет ничего важнее долга перед родиной.

А отец? Что будет означать обвинение в предательстве для этого честного сердца?

Алекс постоял еще несколько минут, затем резко мотнул головой и двинулся вперед. К Дрейку он больше не вернется!

Фиона ждала новой встречи с Алексом и его другом Чаффи. Как бы там ни было, они обещали вернуться, и ей следовало подготовиться. Девушка надела свое лучшее платье из черного твила, с кружевным ирландским воротничком, заплела волосы в косы и уложила вокруг головы. Неожиданностью оказалось то, что вместе с мужчинами в дом вошла элегантная немолодая женщина, но что было еще более неожиданно, дама, даже не дождавшись представления, потрепала ее по щеке рукой с похожей на пергамент кожей и непонятно почему произнесла:

– Святилище или заповедник.

Сейчас они все сидели в библиотеке, куда Фиона с помощью миссис Куик притащила дополнительные стулья, и пили чай с посыпанным маком печеньем. Фиона чувствовала себя так, будто вновь оказалась перед членами попечительского совета, и сидела выпрямившись, изо всех сил стараясь, чтобы ложечка не звякнула о чайную чашку или блюдце.

Она не сомневалась, что эти люди приехали с благими намерениями, но также знала, что они многого не понимают, а она не может рассказать им все.

– Мы надеялись, что и ваша сестра тоже будет здесь,  – сказал Алекс, который чувствовал себя, наверное, так же неудобно, как Фиона.

Девушка бросила взгляд на часы, подумав в очередной раз, что они слишком громко тикают.

– Она вернется с минуты на минуту – с утра ушла на холм по своим делам.

– Вы уверены, что это было мудро? – спросил Чаффи, нахмурившись. – Может расстроиться и все такое.

– Она бы расстроилась гораздо сильнее, если бы я оставила ее дома,  – ответила Фиона с легкой улыбкой.

Леди Би быстро кивнула и многозначительно произнесла:

– Обряд. Смягчающее воздействие.

С тех пор как приехала, эта женщина говорила именно такими непонятными фразами. Фиона умела пользоваться шифром: иной раз они с Мейрид говорили так в течение целого дня,  – но сестру она всегда могла понять, в то время как высказывания этой леди казались абракадаброй.

– А стоит ли нам ее дожидаться? – спросил Чаффи Алекса, и тот растерянно покачал головой:

– Полагаю, что нет.

Немного помолчав, он повернулся к девушке.

– Вы рассказали сестре о Йене?

Фиона бросила быстрый взгляд в сторону сияющей леди Би, и Алекс улыбнулся:

– У нас нет секретов.

– Лучше, чтобы она все знала,  – поддержал его Чаффи, поправляя сползшие на кончик носа очки.

Леди Би поощрительно похлопала его по колену.

– Ну так вы рассказали сестре? – повторил вопрос Алекс.

Фиона посмотрела ему в глаза, в очередной раз пытаясь понять, почему он ее так беспокоит. Взгляд Алекса не был ни сердитым, ни напряженным. Его темно-коричневые глаза смотрели мягко и весело, а сам он непринужденно развалился на стуле, закинув ногу на ногу и придерживая рукой поставленную на колено чашку с чаем. И тем не менее она ощущала неприятный холодок и с трудом сдерживала себя, чтобы не ерзать на стуле.

– Мейрид очень медленно осознает перемены,  – сказала она наконец, торопливо переведя взгляд на чашку с чаем. – Она не любит неожиданности. Я скажу, но потребуется некоторое время, чтобы она приняла все таким, как есть.

– Однако времени как раз и нет,  – заявил Чаффи. – Ведь сейчас малый сезон.

При этих словах, непонятно почему для Фионы, оживилась леди Би, кивая и широко улыбаясь.

– Но это же очевидно: ваша сестра должна знать, что брат жив,  – заметил Алекс. – Вы обязаны сообщить ей об этом.

– Лорд Уитмор,  – голос Фионы сделался резким,  – я с благодарностью принимаю вашу помощь в этом деле, но вы не знаете мою сестру, и я против того, чтобы обо всем ей рассказали вы, коль уж не сделала этого сама.

– Никоим образом не хотел вас обидеть,  – поторопился заверить ее слегка покрасневший Алекс. – Но до того как ваша сестра вернется, мы хотели бы уяснить, чего от нее ожидать.

– Что вы имеете в виду?

– Ну…  – запинаясь, произнес Алекс и оглянулся за поддержкой на даму, которая опять понимающе закивала.

– Не будет ли она стесняться, если придется посетить пару раутов или, может, бал? – поспешил на помощь другу Чаффи. – Не будет ли она…

– Парализована при виде общества? – неожиданно подсказала леди Би и принялась плавно махать руками.

Чаффи кивнул и снова поправил очки.

– Да, в таких делах лучше играть в вист на пару. Но ваша сестра…

Фиона почувствовала себя совсем смущенной и призналась после продолжавшегося с минуту молчания:

– Не понимаю.

– Как, по вашему мнению, она будет вести себя в обществе?

У Фионы сжалось сердце. Она инстинктивно напряглась. Теперь ей стало понятно, к чему весь этот разговор.

– Она не очень приспособлена для жизни в обществе… слишком стеснительна.

Фиона обвела взглядом лица присутствующих: на всех читался скептицизм по поводу ее высказывания,  – но она знала, какие слухи ходят о Мейрид, как знала и то, на что способна сестра. Она вообще знала ее как саму себя, поэтому оправдываться или кому-то что-то доказывать не собиралась.

– А если ваша сестра согласится? – спросил Алекс.

Прежде чем Фиона успела ответить, дверь библиотеки, будто от порыва урагана, распахнулась так резко и широко, что ударилась о стену. Мужчины вскочили на ноги, готовые, если понадобится, достойно отразить любое нападение. Фиона тоже поднялась, однако не резко, а совершенно спокойно, поскольку знала, кого они сейчас увидят, но ей было очень интересно понаблюдать за их реакцией. Еще недавно ей это было бы совершенно безразлично, но что-то изменилось: сейчас ей было важно узнать, как поведут себя в следующие несколько минут мужчины, особенно Алекс.

– В это невозможно поверить! – воскликнуло ворвавшееся создание, в грациозно обмотанной вокруг шеи накидке, с кокетливо выбивающимися из-под шляпы огненно-рыжими, правда, чуть светлее, чем у Фионы, волосами, и, без сомнения, самыми голубыми во всей Британии глазами. – Он не согласился! Просто отказал мне в просьбе ассистировать ему. Не разрешил! Мне, которая помогла ему рассчитать флуктуацию беты Орла. И после этого королевский астроном не верит в мои способности обращаться с его телескопом. Однако я ему не счетовод, о чем ему и сказала. Фи, ты должна что-то немедленно предпринять!

Выпалив все это, девушка вдруг застыла на месте, настороженно обводя взглядом присутствующих.

– Ой! Да ты занята. Чем?

Явно с трудом сдерживавшие смех мужчины выпрямились.

– И это… это и есть «бедняжка Мейрид»?! – воскликнул Алекс.

 

Глава 5

Алекс понимал, что сейчас похож на простака, что стоит посреди улицы с разинутым ртом, но справиться с охватившим его изумлением не мог. Фионе следовало предупредить их.

Между тем ворвавшаяся в дом девушка, взглянув на него, вдруг взмахнула руками, будто хотела дать понять гостям, чтобы выметались, и произнесла, сдвинув брови:

– Я не знаю этих людей. Почему они здесь, в нашем доме?

– Это наши гости, милая. – Фиона поторопилась взять ладони сестры в свои и принялась что-то шептать ей на ухо.

Мейрид продолжала смотреть на незнакомцев враждебно, будто те пришли, когда их не звали, и вмешиваются в ее дела да еще испачкали пол грязной обувью.

Алекс уже не мог припомнить, какой ожидал увидеть сестру Фионы, но исходя из того, что о ней говорили, представлял… в общем, ожидал увидеть уродливую глупышку небольшого роста, нуждающуюся в постоянной защите от жестокого, несправедливого мира.

А перед ним стояла богиня!

Он, конечно, слышал от Фионы, что они с Мейрид близнецы, но почему-то не думал, что они из тех, что похожи как две капли воды. Хотя это тоже не совсем верно. Алекс даже затряс головой, чтобы сосредоточиться. Да, они очень похожи, но все же разные. Стройная Фиона с округлым личиком, сияющими голубыми глазами и огненными волосами неотразима. При росте чуть больше пяти футов она двигалась с изяществом прирожденной наездницы. Как только он увидел ее, так сразу отметил, что она на редкость красива. И это была абсолютная истина. Ее сестра обладала теми же чертами – от круглого лица до завораживающих огненно-рыжих волос,  – но не была такой же. Если про Фиону можно сказать «прекрасна», то про сестру – «ослепительна».

Мужчина, глядя на нее, мог буквально забыть о необходимости дышать. Ее волосы, не просто шелковистые и слегка вьющиеся, а, казалось, живущие своей жизнью, танцевали вокруг плеч, то прикрывая их, то кокетливо обнажая, словно искусно закрепленная вуаль. Ее глаза были не просто голубыми, а бархатными, как лепестки цветов или ночное небо; кожа казалась полупрозрачной, словно тончайший фарфор; руки, которыми она сейчас размахивала, напоминали парящих птиц. Фигура, даже спрятанная сейчас под мешковатым платьем горчичного цвета и снабженным множеством карманов фартуком, будила самые фантастические мечтания. Не было ни одного изъяна, который мог бы ослабить впечатление от этой неземной красоты. Это невероятно, но все относилось к реальной живой женщине, которая стояла перед ним. Алекс удивлялся, насколько неправильное представление смог составить, опираясь на информацию, полученную от тех, кто видел ее ранее, однако еще больше его поражало, что смотрел он на Мейрид с восхищением, как на прекрасную картину, но… не более того. Сердце не забилось быстрее, не ощутил он и страстного возбуждения и напряжения в паху. Это, как он подумал, все предназначалось Фионе.

– Мейрид,  – заговорила Фиона, вставая так, чтобы лучше видеть лицо сестры,  – ты помнишь, я рассказывала о друге Йена Алексе?

Девушка захлопала глазами, как внезапно разбуженный ребенок.

Фиона перехватила наполовину поднятую руку сестры и чуть повернула ее в сторону Алекса.

– Так вот, это и есть Алекс Найт, виконт Уитмор. Ты ранее с ним не встречалась, но он как раз тот джентльмен, который привез меня из школы домой, в замок Хоузворт, четыре года назад. Он же привез нам новость о Йене.

Фиона развернулась и указала рукой на второго мужчину:

– А это лорд Уайлд.

– Чаффи,  – поправил Чарлз с забавным самодовольством. – Кажется, все зовут меня именно так.

Леди Эдна Мейрид Фергусон Хоуз посмотрела на него, несколько раз подняв и опустив свои огромные ресницы.

– Вы не уверены?

– Как сказать…  – пожал плечами Чаффи. – Достаточно, чтобы заказать граверу надпись на плите.

– А это леди Беатрис Гибби, Мейрид,  – завершила Фиона, поворачиваясь к леди Би, которая задумчиво водила направленными на Мейрид пальцами, как бы стараясь охватить ее образ и примерить к бальному залу. – Все эти люди приехали к нам с хорошей новостью: наш брат Йен жив.

Лишь на мгновение в Мейрид что-то изменилось, но Алекс успел это уловить. Ему показалось, что в это мгновение напрягся каждый мускул девушки. Фиона, продолжая улыбаться, чуть сильнее обняла сестру, и та расслабилась, однако в ней появилось что-то от испуганной лошади, даже ноздри слегка затрепетали, будто в предчувствии угрозы.

– Ты присоединишься к нам, Мейрид? – спросила Фиона спокойным и в то же время бодрым голосом.

Сестра посмотрела на незваных гостей с забавным, как отметил Алекс, недоумением и повернулась к Фионе.

– Где эта вещь, Фи? – Она вела себя так, будто в комнате, кроме них, вообще никого не было, но голос звучал как-то по-детски и слегка подрагивал. – Пожалуйста! Я думаю, она у этой женщины.

– Она просто подложила ее, дорогая,  – успокоила сестру Фиона. – Разве ты не хочешь, чтобы нашей гостье было удобно?

Вопрос произвел на Мейрид Фергусон совершенно неожиданное для всех присутствующих воздействие: она вдруг начала дрожать и судорожно вцепилась в Фиону, будто боялась упасть.

– Пожалуйста. Эти люди… Я не могу… Я…  – сбивчиво заговорила Мейрид, широко открывая рот, как выброшенная на сушу рыба.

Алекс даже вскочил со стула, в полной готовности в случае необходимости прийти девушке на помощь, но Фиона оставалась спокойной и только старалась перехватить взгляд сестры.

– Она скоро опять будет у тебя, моя сладкая, с ней все в порядке.

– Так вы об этом? – видимо, наконец собразив, в чем дело, спросила леди Би, вытягивая из-за спины какой-то предмет и поднимая его вверх.

Это была небольшая, величиной с книгу, квадратная подушечка, украшенная бахромой и вышивкой в виде листьев чертополоха.

Прежде чем леди Би успела что-то еще сказать, а Фиона – предпринять, Мейрид вырвалась из объятий сестры, схватила подушечку и, прижав ее к груди, закрыла глаза и произнесла:

– Простите. Это не ваша вина, мадам. Это я… Я не должна выпускать ее из виду. Ни на секунду.

– Ego te absolvo ,  – торжественно произнесла леди Би латинскую фразу с понимающей улыбкой.

Мейрид широко раскрыла глаза и вдруг рассмеялась, правда, по-прежнему плотно прижимая к груди свою подушечку.

– Вы совсем не похожи на священника,  – сказала она и, повернувшись к Фионе, настойчиво произнесла, практически без паузы: – Мне нужно время для работы с большим рефрактором. Если мои вычисления колебания света верны, цефеида  должна вновь начать пульсировать через несколько дней. Мне необходимо увидеть ее именно в это время, чтобы подтвердить точность расчетов. Ты непременно должна что-то сделать, Фиона! И поговорить с мистером Пондом. Мне необходимо это время. Помнишь, ты говорила, что мы не можем жить рядом с Каролиной и Уильямом, а будем жить здесь, чтобы я могла пользоваться приборами обсерватории. Ты даже согласилась делать для него расчеты, чтобы он выделил мне время. А он не выделяет. Заставь его, Фиона!

– Сейчас уже поздно, Мейрид,  – совершенно спокойно заметила Фиона, и Алекса поразили ее терпение и выдержка. – Конечно же, я поговорю с мистером Пондом, но утром. А сейчас присядь и удели немного времени нашим гостям.

И пока Алекс размышлял, как ей это удается, Фиона подвела присмиревшую сестру к диванчику и усадила рядом с леди Би, которая ласково похлопала девушку по руке, как заслужившего сладость ребенка.

Леди Мейрид вздрогнула, быстро заморгала, как испуганный крольчонок, и чуть отодвинулась. Руки ее по-прежнему сжимали подушечку.

– Нет, Фиона. Не сейчас. Пожалуйста. Я не хочу. Ты же знаешь, я не буду спать.

– Конечно, не будешь, моя сладкая,  – тихо сказала Фиона, присаживаясь рядом с сестрой на стул, но не выпуская при этом ее руку. – Мы потом вдвоем поднимемся и понаблюдаем небо. Но сейчас я все-таки хотела бы, чтобы ты побыла с нашими гостями.

– Не хочу гостей. Не хочу новостей. Я хочу смотреть на мою звезду!

– Понд, да? Королевский астроном? – спросил Чаффи, кивая. – Хороший парень. Немного старомодный, правда. Он друг патера, так что помогу, если хотите.

Леди Мейрид нахмурилась и одарила его взглядом, который напомнил Алексу его тетушку Уранию в момент, когда та находила в постели насекомое. Для полного сходства девушке не хватало только монокля.

– Вы кто? – будто и не спрашивала об этом ранее, повторила вопрос Мейрид.

Уайлд хмыкнул:

– Чаффи. Просто Чаффи. Могу приехать на следующей неделе, если хотите. Сейчас некогда.

– Вы интересуетесь астрономией? – спросила Фиона.

– Не довелось узнать ни одной звезды, но я не против подучиться.

– А математику вы знаете? – вмешалась в разговор Мейрид. – Нет никакого смысла заниматься астрономией, если ничего не смыслишь в математике.

Чаффи пожал плечами:

– Смею надеяться, кое-что знаю.

Алекс попытался вникнуть в смысл их беседы, но его отвлекли собственные мысли.

– Вы действительно знаете Гаусса? – поинтересовался Чаффи, в очередной раз с помощью отработанной гримасы посылая очки на положенное место.

– Конечно, мы знаем Гаусса,  – фыркнула леди Мейрид. – Это великолепный ум! Мы с ним обсуждаем новую геометрию – правда, Фи?

Алекс заметил, что в этот момент Фиона освободила руку сестры и поудобнее откинулась на спинку стула. Мейрид еще крепче, будто кошка, вцепилась в свою подушку.

– Да, дорогая, обсуждаем,  – сказала Фиона,  – и можем поговорить о мистере Гауссе за чаем.

– За чаем? – переспросила леди Мейрид, поднимая голову.

– Уверена, что у миссис Куик уже все готово.

После этого Фиона кивнула и чуть заметно подмигнула сестре. Та спокойно поднялась с дивана.

– Давайте помогу,  – тут же предложил Чаффи и шагнул к ней.

Девушка отшатнулась настолько резко, что со стороны это выглядело так, будто ее толкнули, однако растерянной совсем не казалась.

– У нас есть имбирные пряники,  – сообщила она и, положив подушечку на колени Фионы, направилась к двери.

Чаффи двинулся следом.

Алекс закрыл глаза, и ему вдруг захотелось остаться в таком состоянии, забыв обо всем. Он ужасно устал от неожиданностей и эксцентричных происшествий, которые ему подкидывала жизнь, а сейчас к тому же появилось странное ощущение, что все развивается не так хорошо, гораздо хуже, чем кажется. И уверенности, что хватит выдержки уехать отсюда и оставить их одних, не было, однако необходимо встретиться с отцом. Он обязан разнюхать, кто тот шантажист, который прислал письмо, но сейчас больше всего требовалось хотя бы несколько минут побыть наедине с Фионой. Он должен сам убедиться, что с ней все в порядке и что она действительно рада встрече.

– Он просто не видит, как она красива, да? – вплыл в его мысли голос Фионы.

Алекс открыл глаза и увидел, что она стоит возле двери.

– Чаффи? О нет, видит, но он из тех, кто любуется красотой как таковой, идет ли речь о женщине или о прекрасном закате.

Фиона кивнула и, пройдя вперед, вновь села на свой стул. Она явно старалась скрыть смущение, но Алекс понимал, как трудно ей сейчас. Больше всего ему хотелось подойти, сесть рядом, взять за руку, чтобы она почувствовала поддержку, но он сдержался, опасаясь смутить девушку еще больше.

– Мейрид раньше никогда не уходила с посторонними,  – сказала явно обескураженная Фиона.

Лицо леди Би осветила мечтательная улыбка, и дама произнесла так, как будто это все объясняет:

– Чаффи!

Алекс подумал, что для тех, кто хорошо знал его друга, именно так и было, а для Фионы пояснил:

– Чаффи – самая безобидная душа во всем королевстве. А ваша сестра что, действительно увлекается астрономией?

Фиона улыбнулась:

– Боюсь, что «увлекается» слишком мягкое определение. Ближе к истине будет слово «одержима». Она живет ради нее, дышит ею. Не расстается с ней даже во сне. Я до сих пор не могу поверить в наше счастье – оказаться в школе, расположенной на юге Гринвич-Парка. Благодаря этому она может каждый день ходить в обсерваторию. Я знаю, она обижается на мистера Понда, однако он очень внимателен к ней. К тому же мы делаем для него кое-какие вычисления, и он должен быть нам благодарен за это.

– Вы обе помогаете? – спросил Алекс, вновь стараясь привести в порядок свои предположения.

Девушка пожала плечами:

– У мистера Понда всегда имеется несколько помощников. Было бы глупо с его стороны не воспользоваться таким умом, как у Мейрид.

«Как у Мейрид». Не говоря уж о том, каким исключительным подарком мог быть ее собственный ум для этого нуждающегося в математических вычислениях королевского астронома. Алекс чувствовал, что его замешательство все более усиливается. Еще совсем недавно он думал, что знает о Фионе все, по крайней мере все наиболее важное. Разве не он спас ее однажды? Разве не он целовал ее на том пастбище? Но сейчас он все отчетливее понимал, как мало знает об этой девушке и как сильно хочет исправить это упущение.

В этот момент леди Би похлопала Фиону по плечу и понимающе произнесла:

– Брайан. Конечно.

Алекс улыбнулся. Пожалуй, буквально пару дней назад он не понял бы, о чем идет речь, но перед отъездом сюда более внимательно ознакомился с перепиской сестер и узнал, что Маргарет Брайан, место которой на время досталось им, не просто руководила школой, а была блестящим математиком и натурфилософом и опубликовала к тому же несколько серьезных научных работ. Кстати, наличие таких знакомых заставляло несколько по-иному взглянуть и на сестер-близнецов, и не только потому, что они оказались гораздо интереснее, чем можно было предположить. Интересно, как будет чувствовать себя пара таких золотых математико-астрономических рыбок в мутном пруду светского общества? Этим вопросом Алекс мучился все последнее время и никак не мог найти ответа.

– Получается, что нам придется срочно разыскивать телескоп, когда вы переедете,  – попытался он пошутить.

Фиона резко подняла голову.

– Переедем? Куда?

– Мы с Чаффи приехали не только затем, чтобы сообщить вам о Йене, но и забрать вас назад.

– Назад? – мгновенно напряглась девушка. – Я же говорила: мы не вернемся. К тому же ни за что не поверю, что маркизу доставило бы удовольствие наше возвращение.

– Согласен. Но разговор не о нем, а о вас. Вы с сестрой внучки маркиза, дочери и сестры виконтов. Еще два года назад должен был состояться ваш первый светский сезон. И мы здесь для того, чтобы помочь вам занять принадлежащее по праву положение в обществе.

Фиона как-то странно улыбнулась и посмотрела на Алекса так, будто вдруг увидела самого невинного и бесхитростного ребенка из всех, кого встречала до сих пор.

– Нет, лорд Уитмор, вы нас не увезете.

Алекс потер виски, стараясь успокоиться и собраться с мыслями.

– Прежде всего, как я уже вам говорил, это касается Йена. Во-вторых, почему… почему нет, черт побери?

Сделав несколько шагов к окну, Фиона остановилась, по-прежнему прижимая к груди подушечку.

– Не подумайте, что я отвергаю ваше участие. И мы очень благодарны вам за то, что приехали с хорошей новостью о Йене. – Она вдруг замолчала и помрачнела. – Вы уверены, что он жив?

Алекс понял, что так и не сумел ее убедить, поэтому, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже, повторил:

– Он действительно жив.

Девушка кивнула и посмотрела в окно на едва видную в желтоватом тумане дорогу.

– Было бы здорово встретиться. Пожалуйста, сообщите брату, где мы живем, и скажите, что мы с нетерпением ждем, когда у него появится возможность приехать.

Почувствовав вдруг раздражение, Алекс поднялся со стула.

– Видите ли, леди Фиона, я не смогу выполнить вашу просьбу. Если я оставлю вас здесь одних, то у вашего брата появится полное право лишить меня головы. Во всяком случае, я бы на его месте так и поступил. В прошлый раз, когда приезжали, мы не могли предложить реального плана возвращения вас к достойной жизни, но теперь такой план есть. Его предложила леди Би. Она будет рада пригласить вас пожить у нее и воспользоваться их с леди Кейт Лайдж поддержкой. Леди Би специально приехала сюда, чтобы вы поняли, насколько она рада будет принять вас обеих.

На лице вышеупомянутой леди появилась блаженная улыбка, и она произнесла:

– Алмазы.

– У вас нет никаких обязательств по отношению к нам, мадам,  – обратилась к ней Фиона. – И мне бы очень не хотелось вас расстраивать.

В этот момент за дверью раздались какие-то резкие звуки, и появившийся на пороге Чаффи сообщил:

– Женщины вытолкали меня из кухни.

Заметив мрачное выражение на лице леди Беатрис, Уайлд спросил:

– Вы чем-то обеспокоены, мадам?

– Золотая клетка,  – произнесла та. – Надо ехать… Необходимо искать…

Чаффи хмыкнул:

– У леди Би есть старинная подруга, настоящая светская звездочка. Она успевает повсюду и присутствует везде. Счастлив тот, кто может постоянно узнавать новости, которые у нее на слуху, и обсуждать с ней общество. Но сейчас у леди Кейт медовый месяц, так что мадам очень скучно без нее.

Дама тут же расплылась в улыбке и игриво шлепнула Чаффи по руке, отчего тот аж расцвел.

– Простите меня, мадам,  – вновь заговорила Фиона. – Но откуда вам знать, что наше пребывание в вашем доме окажется приятным для вас? Мы ведь буквально только что познакомились. Не сомневаюсь, что вы уже успели оценить некоторые качества моей сестры, понять, насколько она мила и послушна. Но помимо этих, есть и другие. Она не выносит большого скопления людей, бессмысленных разговоров, плохой музыки и может громко сказать об этом, без стеснения. Кроме того, мы больше не сможем жить врозь. Ни при каких обстоятельствах.

– Анафема! – торжественно заявила леди Би.

– Это она про тех, кто захочет вас разлучить,  – пояснил с улыбкой Алекс.

– Я поняла,  – кивнула Фиона. – Но в чем будет заключаться наша работа?

Алекс решил, что наступил момент, которого он так ждал. Нежно и в то же время крепко сжав руку Фионы, как бы демонстрируя, что даже такая сильная и элегантная женщина нуждается в защите, он произнес:

– Вам больше не придется работать. Никогда. Я обещаю.

Несколько долгих секунд она молча смотрела на него, и Алекс чувствовал, как под этим взглядом постепенно уменьшается и распадается на части его уверенность в себе. Он не мог припомнить ни одного случая в своей жизни, когда бы женщина ответила «нет» на его предложение, и уж тем более не мог представить, что его помощь отвергнет именно эта женщина, которую он четыре года назад целовал. Внезапно ему захотелось прижать ее к груди и во что бы то ни стало настоять на своем, а еще лучше спрятать куда-нибудь от посторонних глаз, чтобы хранить и оберегать, как семейную реликвию.

Однако Фиона резко отдернула руку, будто почувствовала ожог, отступила назад и гордо выпрямилась, обратившись в живое олицетворение достоинства и силы. На него она больше не смотрела.

– О лорд Уитмор! Видите ли, вы сделали не то предложение, которое могло бы нас заинтересовать. Мы отнюдь не желаем, чтобы нас освободили от работы. У нас есть ученики, Мейрид имеет возможность работать с рефрактором, мы вместе занимаемся расчетами. У нас много интересных дел и хорошая пища. Я убеждена, что это как раз то место, которое сейчас нам нужно.

Замолчав, она повернулась к окну, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Отказ задел Алекса больше, чем он мог ожидать. Ощущение было такое, будто в груди образовалась некая пустота, которая беспокоила и мешала сосредоточиться. Он попытался посмотреть на произошедшее спокойно, без лишних эмоций. Он приехал сюда, чтобы помочь ей. Только и всего. И в ее отказе не было ничего личного.

Но личное было. Это он ощутил буквально физически. Рука, которой он прикоснулся к ней, горела. Что случилось? Он ведь видел и более красивых женщин. Да та же сестра Фионы красивее ее, черт их всех побери! И Аннабел была прекрасна с ее привлекательными мягкими формами, податливостью и уязвимостью. А в этой женщине все жестко, рационально, взвешенно. И все же он должен помочь ей – увезти с собой туда, где сможет приглядывать за ней, хотя, как он чертовски ясно понимал, она не потерпит, чтобы за ней приглядывали.

– Прошу прощения, леди Фиона,  – собравшись с духом, все же вернулся к своему предложению Алекс,  – но вы должны понимать, что выбора в данном случае нет. По крайней мере для вас. Все предопределено вашим рождением.

– Тогда, милорд, получается, что по праву рождения я воровала яблоки с телег, чтобы не умереть с голоду,  – ответила Фиона спокойным, ровным голосом. – А кроме того, залезала в чужие карманы, чтобы стащить хотя бы носовой платок, и часами пряталась по углам в тавернах, дожидаясь пока какой-нибудь пьяница уронит на пол монетку или две, к моему счастью. Что, это не было предопределено? Но я же делала все это!

– Только в силу обстоятельств. Теперь у вас не будет необходимости работать. Вы имеете полное право наслаждаться преимуществами своего общественного положения.

Эти слова заставили ее повернуться, и не ожидавший этого Алекс едва сдержался, чтобы не отступить. Ее глаза полыхали таким холодным огнем, что по телу пробежали мурашки.

– Я провела целых четыре года, занимаясь именно этим, милорд: наслаждалась своим положением. Это заключалось в том, что нас с сестрой изолировали от местных, как пару помешанных. Нам было запрещено куда-либо выезжать, не разрешалось общаться с представителями класса, к которому мы принадлежим, а с представителями других классов тем более, причем по одной и той же причине – дедушка таким образом охранял репутацию семьи.

– Маркиз…  – громко вздохнул Чаффи. – Плохой порядок!

В глазах Фионы Алекс увидел нечто большее, чем она сказала. Нечто тяжелое, что невозможно забыть. Что-то сильное, выкованное в огне страданий, с чем он раньше не сталкивался и чему не мог дать определение. Фиона Фергусон пыталась донести правду, которую никто в этой комнате не был в состоянии понять. Она видела это и воспринимала как предупреждение.

– Я не могу довериться вам, мадам,  – сказала она, уважительно поклонившись леди Би. – Мы с сестрой всегда будем отверженными в вашем обществе чудачками, нужными разве что в качестве объекта для сплетен. «О, эти барышни Фергусон! Знаете, их же привезли из трущоб. Известно, что старшая носит нож под платьем, а в школе воровала еду. Это не то, что называется хорошим тоном, дорогая. Это вообще не тон»,  – скопировала кого-то Фиона с убийственной точностью.

Алекс даже догадывался кого.

Но леди Би вопреки его ожиданиям понимающе затрясла головой и изрекла:

– Назойливые, шумные птички.

Алекс заметил, что выражение лица Фионы смягчилось. Искорки невысказанной боли замелькали в ее небесно-голубых глазах, и ему показалось, что они даже стали немного темнее. Она подошла к пожилой женщине, осторожно присела рядом и, накрыв ее ладонь своей, мягким голосом, в котором чувствовалось сожаление, сказала:

– Вы сама доброта, мадам, я вижу. Но ваш мир создают именно эти назойливые птички. И кого приветствовать, а кого изгнать, зависит от их прихоти. А разрушать порядки, установившиеся в вашем мире, это, поверьте, последнее, чем мне хотелось бы заниматься. Я лучше буду жить вне его, но так, как хочу, и сожалеть об этом следует меньше всего. Вам, я думаю, не придется страдать по этому поводу. Мой дед об этом позаботится.

Алекс увидел то, чего никогда не видел до сих пор: в глазах леди Би блеснули неподдельные слезы. Она подняла руку, обтянутую похожей на пергамент кожей, и, потрепав Фиону по щеке, не то спросила, не то констатировала:

– Как Жанна.

Немного сконфуженный Алекс повернулся к Чаффи.

– Воительница?

Фиона, не отводя взгляда от пожилой женщины, мягко произнесла:

– Мученица… Нет, это не про меня, мадам. Так получилось, что мне действительно нравится тот образ жизни, который я для себя выбрала.

Алекс сразу подумал, что не может согласиться с этим аргументом: не оставлять же ее, в самом деле, в этих полупустых комнатках в положении чуть ли не служанки? Но если уж быть до конца откровенным, дело вовсе не в этом. Он просто не в состоянии принять тот факт, что Фиона Фергусон выбрала жизнь, отдельную от его собственной.

– Вы все равно не сможете продолжать свои занятия, как только приедет Йен,  – выдвинул он новый аргумент. – Брат не позволит вам здесь оставаться.

Фиона улыбнулась ему, но в глазах ее при этом блеснула сталь.

– Посмотрим. Помимо всего прочего, трудно представить, что его молодая жена будет приветствовать пребывание в своем доме двух неуклюжих старых дев и радоваться вторжению в их с супругом жизнь.

– Я бы не стал этого утверждать,  – заметил Чаффи.

У Алекса наконец появился повод улыбнуться, и он поддержал друга:

– Конечно. Я ведь еще не сказал, на ком женился ваш брат, не правда ли?

Фиона нахмурилась:

– А это имеет какое-то значение?

– О да. По крайней мере мне так кажется. Ведь он женился на вашей подруге Саре Кларк, Саре Трегеллан Кларк.

Он понял, что ему наконец удалось удивить Фиону. Она побледнела и на мгновение застыла в напряженной позе с полуоткрытым ртом.

– Сара? О нет! Как он мог?

Алекс пожал плечами:

– Я бы назвал это провидением. Он был в ее краях и спас ей жизнь.

– Ваша подруга? – спросила леди Би.

– Мы… Да, мы вместе учились в школе.

– Так же как с моей сестрой Пип и леди Элизабет Риппон. В пансионе мисс Чейз.

Леди Би подняла голову, что-то вспоминая.

– Дорчестер?

– Да,  – подтвердил Алекс. – Она сестра герцога Дорчестера.

Как он и ожидал, леди Би шумно вздохнула, выражая презрение:

– Нелепость. Вздор!

– Леди Би очень сдержанна,  – начал переводить Алекс, прижав руку к груди. – Она хотела сказать, что если у вас такие подруги, мнение света уже на вашей стороне.

– Конечно, вы правы,  – спокойно согласилась Фиона. – Разве может кто-то считать нас нелепыми и неуклюжими?

Продолжить спор с Фионой Алексу помешала ее сестра: хлопнув дверью, она влетела в комнату, то ли выкрикивая, то ли напевая что-то вроде «Чай! Чай-чай-чай-чай. Чай!».

Вдруг она резко остановилась, так что шедшая следом экономка едва не налетела на нее, и, окинув взглядом комнату, удивленно спросила:

– Вы все еще здесь?

Фиона быстро направилась к двери, чтобы успеть перехватить Мейрид, прежде чем та сбежит, но ее опередил Чаффи:

– Вот и обещанный чай!

В два шага он преодолел разделявшее их расстояние, так что девушка застыла на месте, в недоумении уставившись сверху вниз на круглолицего полноватого барона, голова которого едва доставала ей до плеча.

– Мы его приготовили?

– Вы,  – ответил Чаффи, склонившись в поклоне, отчего очки сползли на самый кончик носа.

Ко всеобщему удивлению, похожая на амазонку Мейрид захихикала, будто маленькая девочка, и водрузила очки на место.

– Тогда вот он, чай! – сообщила она весело.

Алекс оглянулся, рассчитывая увидеть, что сценка развеселила Фиону. Девушка внимательно наблюдала за сестрой и Чаффи, не выпуская из рук подушечку, будто это была их самая ценная вещь. Но на лице ее не было и следа улыбки. Она хмуро смотрела на сестру, и губы ее слегка подрагивали, будто она шепотом проговаривала слова, которые собиралась произнести.

– Мейрид? – наконец обратилась она к сестре, протягивая ей подушку.

Мейрид, казалось, даже не заметила этого.

– Вам нравится зерновой торт? – спросила она Чаффи.

– Я похож на человека, которому может что-то не нравиться? – ответил он вопросом на вопрос, поправляя и без того обтягивающий его зеленый с желтыми полосками жилет.

Мейрид взяла его за руку и, не взглянув на сестру, подвела к стулу. За ними шла, осуждающе качая головой, миссис Куик с заполненным чайным подносом, который ей наконец удалось внести в комнату. Алекс постарался сесть поближе к Фионе, чтобы еще раз поговорить о своем предложении. Он просто не мог позволить Фионе Фергусон одержать верх в этом споре. Иначе не останется иного выхода, кроме как жениться на ней.

К моменту, когда Фиона поняла, что ее добрые самаритяне наконец отправились домой, голова у нее буквально раскалывалась. Алекс, видимо, не сомневался, что Фиона и Мейрид вернутся, в крайнем случае переедут к леди Би. Он настаивал и был так убежден в своей правоте, что практически обозвал ее дурой. А все, что могла сделать она,  – это молча сидеть и ждать, когда он уедет. Но сказать «да» она не могла. И отказалась объяснить почему. Алекс всегда был для нее Белым Рыцарем, единственным человеком, кроме Йена, который заботился о ней. И разочаровывать его ей совсем не хотелось.

Закрыв за гостями дверь, Фиона постаралась успокоиться, легла на кушетку и натянула на лицо пахнущее лавандой одеяло.

– Он сказал, что поможет,  – услышала она голос Мейрид и поняла: сестра хочет убедиться в том, что в их жизни ожидаются перемены.

– Да, он обещал,  – подтвердила Фиона, оставаясь под одеялом.

Это была еще одна причина головной боли – то, как вела себя Мейрид с Чаффи Уайлдом. Сестра категорически избегала незнакомых, особенно мужчин, однако в этот раз целых двадцать минут объясняла, что такое цефеиды, практически незнакомому простодушному молодому человеку, который кивал в ответ, смотрел на нее широко открытыми глазами, в которых читались обожание и сметливость. У Фионы было ощущение, что понимал он в лучшем случае одно слово из четырех, но явно поощрял Мейрид к продолжению, время от времени улыбаясь. А та примерно с такой же периодичностью, не прерывая свои лекции, поправляла сползающие с его носа очки. Не было сомнений, что ей нравилось прикасаться к незнакомцу. Фиона не помнила, чтобы раньше случалось что-либо подобное.

– Он имел в виду именно это, как ты думаешь? – спросила Мейрид чуть дрогнувшим голосом, постукивая пальцами по своей подушечке.

– О да. Думаю, он постарается помочь. Он сказал, что приедет во вторник.

Она слышала чеканную поступь Мейрид, подходившей к ней ближе. Сестра всегда так ходила, когда ее что-то волновало. Наверное, так было и сейчас. Впрочем, как бы там ни было, чтобы посчитать все, что интересовало Мейрид, даже пальцев одной руки было много: математика, астрономия, музыка.

– Хочешь, чтобы я поиграла? – спросила Мейрид шепотом.

Фионе нравилось, как играет сестра. Мейрид не относилась к музыкантам, игра которых успокаивает, но у нее, бесспорно, был талант. Она играла так же четко и аккуратно, как наносила на карту свои звезды. При этом ей удавалось придавать звукам какую-то особую энергию. Играя, она как бы освобождалась ото всего, что ей мешало.

Фиона приподняла краешек одеяла и увидела лицо сестры, смотревшей на нее с забавным выражением озабоченности.

– Что-то не так, Мей?

Мейрид опустила глаза.

– Ты не очень хорошо выглядишь.

– Со мной все нормально,  – улыбнулась Фиона. – Просто немного устала от спора с лордом Уитмором.

Больше она говорить сестре не хотела, чтобы не втянуться в разговор о неисполнимых желаниях.

Мейрид присела на мягкий стул рядом с кушеткой.

– Это тот высокий?

– Да. Тот высокий мужчина.

В ответ сестра почему-то улыбнулась:

– Думаю, ты ему нравишься. Он так улыбался, когда смотрел на тебя.

Фиона чуть не нырнула назад под одеяло. Боже! Не хватало только, чтобы из-за нее в голове Мейрид возникали подобные мысли. Сестра обладала блестящим, но отнюдь не гибким умом. Если ею овладеет какая-то идея, она будет следовать ей, несмотря ни на что,  – идти вперед даже в сношенных до дыр башмаках. Конечно же, ей ни к чему знать, что Фиона до сих пор чувствует легкое покалывание в кончиках пальцев, которые прикасались к ладони Алекса. Совсем ни к чему, чтобы она поняла, какую растерянность и пустоту ощутила Фиона после его отъезда.

Фиона приподнялась и села на кушетке, стараясь выбрать позу, чтобы головная боль была не столь ощутимой. Череп буквально раскалывался, вызывая тошноту. Что еще хуже, ее самочувствие начинало огорчать Мейрид. А голова сестры была устроена так, что она могла заниматься пусть очень сложной, но только одной задачей. И отвлекать ее этой дурацкой болью именно сейчас было никак нельзя.

– Лорд Уитмор считает, что у него есть право покровительствовать мне,  – стала объяснять Фиона, положив ладонь на колено сестры. Та слушала, сосредоточенно сморщив лоб. – Вспомни, это же он в первый раз привез меня в Хоузворт.

Сестра задумалась на мгновение и потом сказала:

– Я же лишусь своего телескопа.

– Я понимаю, дорогая.

– И библиотеки.

Мейрид порывистым движением пересела на кушетку, сдвинув одеяло и голову Фионы.

– О Фи! Думаешь, нам удастся найти библиотеку, подобную этой? Оказывается, можно натолкнуться на такие важные мысли. Ведь никто не знал, что углы расположения этих звезд по отношению друг к другу влияют на все созвездие. А я нашла копию «Краниометрии» Байера! – Мейрид возбужденно затрясла головой. – И только представь! Именно в моих руках оказалась карта, показывающая, как были расположены звезды в тысяча шестьсот третьем году. Причем все звезды на ней имеют такие же названия, как и сейчас.

Фиона смотрела на сестру, и сердце ее наполнялось теплотой.

– Я знаю, моя сладкая. Это было нечто вроде открытия. А раскопала все именно ты.

Лицо Мейрид осветила счастливая улыбка.

– Ну, это потому, что никому не пришло в голову скинуть несколько дюжин сельскохозяйственных журналов и посмотреть, что лежит под ними. К тому же трактат был весь покрыт пылью, а карты небес лежали еще ниже.

Сердце Фионы сжалось. Ей так хотелось, чтобы у Мейрид было все, что нужно. Всей душой она желала, чтобы сестра имела возможность пользоваться телескопом и библиотекой, но в реальности выходило так, что придется ее разочаровать. Когда дед сообщил об изгнании, Фиона сказала все, что о нем думала.

– Ты могла бы вернуться в Хоузворт, Мей. Ведь до того как приехала я, тебе там было неплохо.

Сестра затрясла головой, а на лице проявилось такое волнение, что Фиона вздрогнула.

– Это чушь, Фи! Полная ерунда. После того, что этот мерзкий старик говорил о тебе? Да я скорее плюну ему в суп!

Фиона улыбнулась. Да, Мейрид, оказывается, храбрая девочка.

Однако главный вопрос заключается в том, правильно ли действует она сама. Так ли уж необходимо лишать сестру комфортной жизни и возможности найти самых обычных подруг? Правильно ли, что они привыкли полагаться только друг на друга?

Фиона вновь закрыла глаза, пытаясь оценить свои прошлые поступки. Да, возможно, она вела себя жестко, поэтому они оказались одни. Но ведь всякий раз, когда она пыталась опереться на кого-то, их положение только ухудшалось, и надеяться на то, что в следующий раз будет не так, не стоило. Все попытки завершались для них потерями и необходимостью куда-то уезжать. Уж лучше не рассчитывать на перемены, тогда и очередное разочарование не постигнет. Что касается Мейрид, никто не знал ее лучше, чем Фиона. Никто не мог и не сможет любить ее резкую, блестящую, непредсказуемую, ранимую сестренку больше, чем она.

– Мы больше не поедем с незнакомыми людьми, правда, Фи? – до боли трогательным тихим голоском спросила Мейрид.

– Не поедем, сладенькая,  – пообещала Фиона, обнимая сестру. – Мы будем жить здесь и учить детей, а деньги, которые нам платят за наши расчеты, станем откладывать на покупку настоящего телескопа. Мы установим его в задней части сада и сможем наблюдать за кометами, как Каролина и Уильям.

Фиона осеклась, поняв свою ошибку: не стоило произносить эти имена при сестре,  – но было уже поздно. Мейрид резко подняла голову, глаза ее блестели, губы дрожали:

– Ты обещала! Обещала, что мы будем жить рядом с ними. Сможем навещать их, беседовать и, может, если повезет, пользоваться их двадцатидюймовым телескопом. Мы могли бы даже помогать им полировать линзы. Мы это хорошо умеем делать. Правда? Это моя мечта, Фи! Ты знаешь. Сидеть у ног Уильяма и Каролина Гершель. Помогать им. Добиться, чтобы в свитке истории к их именам добавилось и мое.

Фиона поднялась на ноги, потирая виски.

– Мы уже говорили об этом, сладкая. Харбиджи живут в двадцати пяти милях отсюда. А нам пока придется оставаться здесь, чтобы обеспечить себя самым необходимым. Нам очень повезло, что у нас есть такая благородная подруга, как Маргарет.

«Алекс Найт мог бы отвезти вас к Харбиджам в Слау»,  – шепнуло ей искушение.

Насупившись, Мейрид теребила пальцами бахрому своей подушечки.

– Мы могли бы поискать работу в школе поближе к Каролине.

– Мы так и сделаем. Через некоторое время. А прямо сейчас давай воспользуемся преимуществом нашего местонахождения и напишем Каролине. Ты не против?

Однако Мейрид не так-то просто было отвлечь от темы.

– Не против, если мистер Понд подпустит меня к большому рефрактору.

– Чаффи сказал, что с радостью приедет к нам и поговорит с мистером Пондом.

Фиона сделала паузу, поняв, что коснулась еще одной важной темы, и попыталась наметить, как следует ее обсуждать с Мейрид, но в конце концов решила, что самым правильным будет спросить напрямую:

– Кажется, он понравился тебе, Мей? Я имею в виду Чаффи. Ты хочешь пойти с ним в обсерваторию?

Какой будет реакция сестры, Фиона предугадывать не пыталась и все-таки, увидев, что она еще больше нахмурилась и задумалась, удивилась. Это было необычно. Мейрид мыслила вспышками, мгновенно принимая решения, и не пыталась искать аргументы, которые могли бы его изменить. То, что сестра не ответила сразу и внутри ее явно происходила какая-то борьба, настораживало.

– Он очень хороший,  – ответила она наконец, подняв на Фиону широко раскрытые глаза, в которых угадывалась тревога. – Он сказал, что знает математику. Думаешь, обманул?

Фиона улыбнулась. Сестра, конечно, не от мира сего, но отнюдь не слепа. С тех пор как Мейрид исполнилось лет одиннадцать, мужчины пытались ее соблазнить с помощью различных фокусов и лжи, но она каким-то образом научилась распознавать вранье и не поддаваться на лесть и другие уловки.

– А для тебя это важно? – спросила Фиона.

Мейрид снова глубоко задумалась, даже голову склонила чуть ли не к коленям.

– Не знаю. Наверное, важно, если спрашиваю об этом. Как ты думаешь? Но мне показалось, что он действительно интересуется, а не как другие мужчины.

И вдруг лицо ее озарилось светлой, озорной улыбкой.

– Не очень многие мужчины способны понять, что такое параллакс.

– А он понял?

– Да. Он сказал, что подобные расчеты используются в артиллерийском деле. Как думаешь, не мог он раньше быть артиллеристом? Он практически ничего не рассказывал о себе,  – произнесла она с некоторым удивлением. – И слушал. А не смотрел так… Ты видела?

Фиона утвердительно кивнула, потому что тоже отметила исключительность Чаффи: в отличие от других мужчин ему действительно было интересно слушать то, что сестра говорит, а не как она выглядит, когда говорит.

– Да, и я думаю, что не притворялся. Может, нам пригласить его на обед в какой-нибудь из ближайших вечеров, чтобы вы могли поговорить о твоей работе?

Мейрид неожиданно вздрогнула и испуганно посмотрела на сестру.

– О нет! Благодарю, но не надо. У меня на это нет времени. Будет достаточно, если он поможет мне с рефрактором и уедет. Как ты думаешь?

Пока Фиона соображала, что ответить, Мейрид вскочила с кушетки и сделала шаг назад.

– У меня есть интересная головоломка. Не поможешь разгадать?

– Головоломка?

Фиона в очередной раз сказала себе, как трудно уследить за мгновенной переменой направления мысли сестры.

– Что за головоломка, Мей?

Сестра неопределенно пожала плечами, и было видно, что ее уже что-то отвлекло.

– Из слов. Я люблю складывать слова.

Фиона кивнула:

– Я знаю. Но, может быть, чуть попозже, сладенькая? Сейчас, по-моему, лучшее для меня – это просто полежать здесь и отдохнуть.

Мейрид некоторое время молчала, балансируя перед сестрой на кончиках пальцев, будто собиравшаяся взлететь птица, и вдруг спросила:

– Тебе нравится подушечка, Фи?

Фиона, которая понимала, на какую жертву готова ради нее сестра, благодарно улыбнулась:

– О мое сердечко, спасибо. Конечно, нравится. Но не стоит дарить ее мне – гораздо приятнее видеть ее у тебя.

Мейрид несколько растерянно кивнула, потом вдруг бросилась к Фионе и, наклонившись, поцеловала.

– Ты обязательно примешь правильное решение, Фи!

Не говоря больше ни слова, девушка выскользнула из комнаты, оставив сестру размышлять над поворотом, который произошел в их жизни. То, что будут говорить об этом, не имеет никакого значения. В конце концов, приезд Алекса Найта – всего лишь добрый поступок, в определенной степени компенсация за ту боль, что причинил им маркиз. Алекс поступил так, как на его месте поступил бы любой настоящий джентльмен. Это же понятно. И тем не менее Фиона вновь и вновь вспоминала, как он шел от двери, унося с собой ее тайные мечты.

Как ему удалось повернуть все таким образом, чтобы в ней проснулись мысли о нормальной жизни? О собственном доме, семье, любящем муже. Она так много узнала об этом в академии мисс Чейз, но могла и сравнить себя с девочками, которые ее окружали. Их жизнь была заполнена заботой о том, как они будут выглядеть, ожиданием встречи, появления детей, спокойствия и благополучия в дальнейшем. Ей же приходилось думать о том, как защитить сестру от жестокости мира, который их окружал, от тех, кто за сиянием прекрасных глаз не видел данную ей свыше одаренность. Их было двое на свете, и им было суждено жить и умереть вместе. Если они что-то могут дать истории, то только вместе, благодаря любви к натурфилософии и тому, что может она дать людям. Фиона твердо усвоила это.

И вдруг в ее жизни вновь появился Алекс Найт – и что-то сломалось. Что именно, она не смогла бы объяснить. Похоже, он вновь приоткрыл ей дверь в другую жизнь, ту, о которой она мечтала однажды, давно, во дворе деревенской гостиницы. Те мечты растаяли быстро и безвозвратно. А приоткрытую в этот раз дверь она должна закрыть сама. Как больно ей будет при этом, не имеет значения.

 

Глава 6

Алекс понимал, что повода для гнева нет. Он попытался сделать все, что мог, использовал логику, чувство вины и даже легкий шантаж,  – но Фиона Фергусон сделала свой выбор: остаться представительницей среднего сословия, чтобы учить дочерей живущих по соседству торговцев.

Ему следовало успокоиться и расслабиться. В конце концов, удалось найти ее и она в безопасности. Он проскакал двести миль, со страхом думая, в каком состоянии ее найдет, опасаясь, что вновь потеряет Йена, что вновь потеряет ее. Но оказалось, что у нее есть довольно комфортная крыша над головой, достаточно еды и дело, которое вполне может занимать ее до тех пор, пока ее брат окончательно освободится и сможет заботиться о ней. По всем представлениям этого вполне достаточно, по крайней мере чтобы не чувствовать себя обязанным что-то срочно делать для нее.

Пытаясь упорядочить свои мысли, он мерил шагами отцовскую библиотеку от арочных окон до камина и обратно вдоль заполненных от пола до потолка книжных полок. Это было место его детских игр. Помещение, всегда успокаивавшее его обволакивающим запахом дерева и тлеющего в светильниках масла, мягким светом, разливающимся, будто молоко, по старинному турецкому ковру.

Хотя он провел в доме отца не самую большую часть своей жизни, именно с этим помещением были связаны его лучшие воспоминания. Здесь сэр Джозеф признал его взрослым, подвинув к нему в ходе расспросов о жизни оксфордского колледжа Крайстчерч рюмку с бренди. Здесь он в длинные зимние дни читал Мэлори, Гомера и Данте, свернувшись клубочком на ковре неподалеку от сидевшего за столом и работавшего над государственными документами сэра Джозефа,  – двое занятых мужскими делами мужчин, уединившихся от проживающих в доме женщин.

Но тайные надежды, что пребывание в этом помещении избавит его от мыслей о женщинах, к его великому сожалению, не оправдались. Фиона Фергусон не оставляла его – упрямая, волевая, строптивая Фиона Фергусон.

Остановившись у окна, он посмотрел на улицу: желтый туман постепенно окутывал фонари, и свет самых отдаленных был уже практически неразличим. Впрочем, он этого не увидел: перед его глазами неожиданно всплыла деревенская дорога в весенний день, деревья вдоль нее и грозившие пролиться дождем облака в небе. Он ощутил аромат теплой влажной земли, острый запах прелых листьев со сладким привкусом утесника. Ее он увидел как яркое пятно на зеленой траве.

Она ругалась. Он улыбнулся, вспомнив. Бедная девочка попыталась ускользнуть от него, перебравшись через лесенку, и ее волосы окончательно запутались в зарослях шиповника.

«Боюсь, тебя придется подстричь, как овцу»,  – сказал он тогда, поигрывая ножом, который держал в руке. Его так и распирало совершить это жертвоприношение и завладеть драгоценными локонами.

Любая другая на ее месте наверняка бы испугалась, начала плакать и просить о пощаде, но Фиона Фергусон только закрыла глаза и произнесла: «Мне все равно».

И это была правда. Он знал. Но знал и другое: она не из тех, кто спокойно позволил бы сделать это, а тем более забыть.

В тот раз, когда он увидел ее впервые, она была школьницей, неоперившимся птенцом, слишком юной и неопытной, чтобы понимать, что ее ждет, когда она освободится от надоевшей школы. Сейчас она уже знала. Птичка полностью оперилась, быстро повзрослела и многому научилась, стала сильнее. Пожалуй, по-своему она была самой сильной женщиной из всех, кого он знал, но при этом и самой уязвимой.

Несомненно, она заслуживает большего, чем имеет. У нее должен быть настоящий дом, друзья, семья и, конечно же, шанс на более достойную жизнь, чем прозябание в старых девах вдали от людей, вдвоем со своей странной сестрой. Алекс признал, что немного хитрит в своих рассуждениях: у них есть брат, который способен позаботиться об их будущем,  – однако с того момента, когда они четыре года назад остались один на один, Алекс чувствовал, что их что-то связывает, что-то большее, чем обязательства перед ее братом.

Отец был, как всегда, прав, когда полушутливо говорил о наличии у Алекса особой привычки отыскивать отбившихся от стада и помогать им. Так было в Итоне, когда он, забыв об осторожности, бросился спасать Чаффи и Ната Адамса от старшекурсников, и позже, когда во время игры в покер заступился за старика, вместо того чтобы наблюдать, как над ним измывается пьяница, на которого тот работал, и тем самым приобрел себе надежного помощника.

Но с Фионой было все по-другому. Она каким-то непостижимым образом стала частью его самого, и произошло это в тот момент, когда он ее поцеловал. Не имеет значения, куда занесет ее жизнь и чем она будет заниматься, он всегда будет испытывать потребность видеть ее.

Сейчас, один на один с собой, он готов был признать, что эта потребность не совсем бескорыстна. В Фионе было нечто непонятное и влекущее, некая бурная энергия исходила от нее, как свет от солнца. Мягкая, непреодолимая сила, воспринимаемая мужчиной как вызов, направленный именно ему. Прочная сеть из чувственности и нежности, в которую попадал каждый, кто оказывался поблизости.

Он подошел слишком близко. И всякий раз ощущал прилив мужской силы при одной мысли об этом. Стоило представить, и сердце начинало бешено биться, а от шеи до кончиков пальцев ног пробегали мурашки. И он ничего не мог поделать с этим, сколько бы ни внушал себе, что это всего лишь похоть и ничего больше. Школьница выросла, и его тело чувствовало это вне зависимости от разума.

С точки зрения здравого смысла ему следовало оставить ее в покое. Пусть себе борется за то, чтобы в конце концов остаться вдали от цивилизации в обществе сестры и желчной компаньонки. Пусть тратит свою жизнь на отвлеченные вычисления и выискивание огоньков на небе. У него есть гораздо более важные дела. Есть отец, которого он должен защитить, отыскав шантажиста. Есть родина, которая тоже нуждается в его защите. И у него есть право иметь более благородного друга.

Но все это только слова, а в реальности выбора у него нет. Он будет защищать Фиону Фергусон, хочет она того или нет.

– Эй, господин хороший! – вывел его из задумчивости надтреснутый тенорок. – Леди Би сказала, ты вроде искал меня.

Вздрогнув от неожиданности, Алекс поднял голову и увидел долговязого светловолосого парня, в небрежной позе прислонившегося спиной к двери.

«Как раз вовремя»,  – пронеслось в голове Алекса. Это именно то, что надо: один из «инструментов», которыми он собирался воспользоваться для наблюдения за сестрами Фергусон.

– О Франшем! – приветствовал паренька Алекс, отходя от окна. – Я бы мог спросить, как ты оказался в библиотеке моего отца, но полагаю, что это было бы глупо. Ты остался без службы, или это твоя новая ливрея?

Парень скорчил в ответ гримасу, сразу сделавшись похожим на чертенка. Выглядел он весьма живописно: рваный свитер, шея обмотана грязным, видавшим виды шарфом, а на голове красуется лихо сдвинутый набок цилиндр. Естественно, Алексу было любопытно узнать, зачем появилось здесь это тощее существо в уникальном головном уборе.

– Без службы? Пожалуй, да. – Виляя костлявыми бедрами, он продефилировал по периметру помещения, сканируя попутно цепким взглядом убранство библиотеки. – Меня застукали в… за частными делами с парнями из конюшни. Леди Би поймала.

Это было вполне обычным для леди Кейт – нанимать уличную шпану в штат своих слуг. Они числились грумами, садовниками, но исполняли и другие обязанности. В частности, Франшем с его сомнительными связями и не менее сомнительными привычками был основным добытчиком информации.

Алекс понимающе кивнул.

– И сколько же ты получаешь с этих парней?

На лице юного собеседника появилась наглая, как у цыгана, пытающегося всучить покупателю порченую лошадь, улыбка.

– Три кроны и месячные уроки верховой езды. Не так уж много. Могу что-то сделать для вас, милорд?

– Да. Присаживайся.

Франшем расцвел, будто Алекс предложил ему фамильное серебро. Стащив с головы свой шедевр, он плюхнулся в одно из кресел и закинул ногу на ногу.

– Мне нужен человек, чтобы, скажем, присмотреть кое за кем. Возможно, всего на несколько дней, пока не найму кого-нибудь более подходящего. В Блэксмите.

Франшем между тем прицеливался своим цилиндром к голове рыцаря, бюст которого стоял в углу.

– Можно попробовать.

Цилиндр взлетел в воздух и с завидной точностью приземлился на бюст, подчеркнув нелепость старомодного парика.

Алекс улыбнулся:

– Нет, ты меня не так понял. Не сочти за обиду, но мне нужен кто-нибудь попрезентабельнее и покрепче, чтобы, если понадобится, мог защитить. Что думаешь насчет Финни?

Финни, бывший боксер и дворецкий леди Кейт, безусловно, лучший кандидат. Договориться с ним куда целесообразнее, чем с кем-то из других слуг в доме сэра Джозефа. Обратись Алекс за содействием к дворецкому Сомсу, это могло бы привести к обмороку его главного слуги, достопочтенного мистера Марша.

– Финни? – Франшем запустил пятерню в нечесаную шевелюру. – Известно, что у него, у мистера Финни, дел по горло. А что, у нее серьезные проблемы, у этой женщины?

– У женщины? Ну да… Нет, вовсе нет. Просто она хочет жить самостоятельно, а я должен быть уверен, что нет причин для беспокойства. Дело в том, что она немного упряма и не хочет переезжать в более безопасное место.

Алекс замолчал, чтобы справиться с нахлынувшей волной страсти. Если продолжить, то он говорил о месте, где мог видеть ее, где она была бы совсем рядом.

У ее брата в этом случае могла бы появиться еще одна причина застрелить его, признался себе Алекс. Конечно, если раньше этого не сделает Фиона.

– Так вы хотите, чтобы я припугнул ее и выкурил? – прервал молчание Франшем. – Нет проблем.

– Что? Боже правый! Нет, конечно,  – затряс головой Алекс. – Я вообще не хочу, чтобы ты что-то предпринимал в отношении ее. Более того, она вообще не должна знать, что за ней присматривают.

Франшем окинул его пустым взглядом – так смотрят уличные подростки на тех, кого называют франтами,  – и пожал плечами:

– Мудрено что-то…

– Ничего мудреного, Франшем: просто наблюдать и ежедневно мне докладывать. Финни умеет читать и писать?

Паренек взял свой цилиндр и презрительно фыркнул.

– В доме леди Кейт? Да у нее каждого кухонного огрызка учат писать. Самая идиотская затея, если приглядеться.

Алекс кивнул.

– Скажи Финни, пусть придет. Время не терпит.

Франшем направился к выходу, но Алекс окликнул его:

– Постой, есть еще кое-что.

Паренек остановился.

Несколько секунд Алекс прикидывал, как продолжить разговор, чтобы сметливый Франшем не почуял особого интереса к предмету, который он собирался затронуть.

– Ты не встречал, случайно, паренька по имени Линни Среда? – наконец, вглядываясь в распластавшийся за окном туман, спросил Алекс. – Он обитает где-то в старом городе, как и ты.

– Думаете, я знаю всех местных пацанов? – осклабился Франшем.

– Нет, но, полагаю, у тебя больше шансов его найти, чем у меня. Он примерно твоего возраста и, как говорил, что-то связывает его с «Голубым гусем». Знаешь это заведение?

– Еще бы. Это кабак в Сен-Жиле, куда молодые франты ходят просаживать денежки. У вас завелись лишние, чтобы спустить?

Алекс задумался. Если удастся найти Линни, то, в свою очередь, появится возможность узнать, кто передал те письма, а это даст шанс обезвредить противника до того, как он предпримет кардинальные меры.

– Пожалуй, схожу туда сегодня.

Паренек вскинул голову и оценивающе окинул его взглядом.

– Только прикид придется сменить: в этом не хрен соваться. Оденьтесь, чтобы смотреться потупее.

Алекс улыбнулся:

– Полагаю, что это не сложно.

Франшем водрузил свой цилиндр на голову и направился к двери.

– Попроси мистера Финни быть где-нибудь поблизости, когда у него появится такая возможность.

Парень перепрыгнул через ручку кресла и протянул руку.

– Ну, если это все…

Он пристально смотрел на свою руку, будто под воздействием этого взгляда на повернутой вверх ладони что-то должно появиться. Алекс чуть не захохотал, но сдержался. И вместо того чтобы рассмеяться, подбросил монетку, которая немедленно оказалась в руке Франшема. Он поймал ее с той же проворностью, с какой птицы охотятся за летающими насекомыми.

Алекс чуть наклонил голову, показывая, что аудиенция закончена.

– Скажи Финни, что начать следует уже завтра. Я не могу оставить леди без защиты.

Франшем приложил пальцы к цилиндру:

– Как скажете, ваше сиятельство.

По прошествии часа Алекс все еще сидел за столом, уставившись в девственно чистый лист бумаги. Единственное, до чего он додумался, это как надо действовать. Самое простое и правильное – тупо, без ухищрений, хотя и так уже чувствовал отупение. Каким образом убедить Фиону Фергусон обратиться к здравому смыслу, он так и не придумал. Когда у него созрел наконец первый пункт плана, в библиотеку вошел сэр Джозеф и, поздоровавшись, сказал:

– Меня не будет в стране полгода, так что можешь занять этот дом.

Алекс поднял голову и понял, что отец выглядит куда более озабоченным, чем накануне. Принятое было решение показать ему письмо сразу показалось сомнительным. Алекс рассчитывал на самое простое объяснение, но вдруг такового нет? Стоит ли тогда поднимать этот вопрос именно сейчас, когда усилившаяся бледность отца свидетельствует об ухудшении самочувствия?

Он улыбнулся и постарался начать разговор так, чтобы отец ничего не заподозрил.

– Сомс, как я понимаю, продолжает сплетничать.

Сэр Джозеф улыбнулся:

– И наверное, по поводу того оборванного любителя чужих карманов, который только что освободил этот кабинет, проскользнув за моей спиной.

– Сомс уже забыл о мудром вдохновлении юношей и перевоспитании начинающих негодяев. Тот, кого ты видел, один из подопечных леди Кейт.

Сэр Джозеф подошел к столу и заглянул в оставленный Алексом листок.

– Покупаешь телескоп? Следует ли воспринимать это как признак успеха в твоих попытках вернуть внучек Лейбурна?

Алекс вышел из-за стола, мысленно радуясь, что не успел записать другие предложения, которые обдумывал.

– Скорее провала. Я как раз пишу секретарю маркиза. Хочу проинформировать, что девушки в безопасности и что по крайней мере одна из них не проявляет ни малейшего интереса к высшему обществу. К его радости, я полагаю. Она вполне удовлетворена тем, что производит расчеты для королевского астронома и учит считать отпрысков местных лавочников.

Сэр Джозеф удивленно приподнял брови и опустился в кресло у камина.

– Математичка? Бог мой! Так она «синий чулок»?

Алекс сел в соседнее кресло и улыбнулся отцу.

– Хуже. Она астроном. Но я бы не назвал ее «синим чулком». Она трудно управляема, это да… Впрочем, они обе такие. Думаю, тебе стоит ознакомиться с их перепиской.

– Не похоже на твои обычные рассказы о своих дебютантках. А ты не думал просто оставить ее в покое?

Алекс преодолел возникшее было желание огрызнуться. Отец по-своему прав: ему же неизвестно, какой необычной оказалась Фиона. Не знает он и об обязательствах Алекса перед ее братом.

– Ты полагаешь, что нам следует поступить именно так только из-за ее деда?

Отец достал из кармашка часы, потом носовой платок и вытер лицо.

– А ты не задумывался, почему она не желает, чтобы ее спасали?

Алекс пожал плечами:

– Ну, очевидно, дед каким-то образом сумел внушить ей, что общество ее не примет. Он держал их с сестрой взаперти на протяжении четырех лет, так что у них даже не было возможности с кем-то поговорить.

Сэр Джозеф отложил платок и пристально посмотрел на Алекса.

– А почему, как ты думаешь, он так с ними обращался?

– Потому что они выросли в трущобах.

Отец, демонстрируя христианское смирение, просто вздохнул.

– И это все?

Алекс кивнул, и сэр Джозеф продолжил:

– Прежде чем начнешь ее спасать, а я не сомневаюсь, что так и будет, тебе следует выяснить, не стоит ли за этим делом что-нибудь серьезное, о чем ты не знаешь.

Алекс ощутил неприятный холодок вдоль спины.

– Полагаю, я не знаю многого: например, как чувствуют себя те, кто живет под мостом.

Отец пристально посмотрел на него.

– А еще?

– Еще? Что ты имеешь в виду?

– Не будь глупцом, Алекс. Как им с сестрой удалось выжить? Как долго они жили под мостом, до того как их забрал брат?

Алекс вспомнил смутные намеки и обвинения, которые слышал от маркиза Лейбурна, и ему стало немного не по себе.

– И что ты предлагаешь: устроить ей допрос?

– Нет. Но, как мне удалось выяснить, дед провел в отношении своих внучек тщательное расследование.

В глазах Алекса промелькнула растерянность. Слова отца, а точнее, то, что за ними могло стоять, взволновали его. По спине побежали мурашки, сердце забилось быстрее. Он вдруг понял, что практически ничего не знает о том, как жили сестры до того, как брат их выручил. Почему, в самом деле, маркиз прятал их? Но были и другие вопросы. Действительно ли он хочет узнать это? Имеет ли это значение?

– А ты не думаешь, что это связано с какими-то личными секретами?

Отец печально улыбнулся и со щелчком закрыл часы.

– Думаю, причем с настоящими секретами. Но не лучше ли выяснить это потихоньку самому, чем дожидаться, когда о тайнах узнает общество и девушка будет унижена? По-твоему, она заслуживает этого?

Сердце Алекса забилось еще быстрее. Ему даже показалось, что пол уходит из-под ног, как при землетрясении, и он вот-вот упадет. Но нарастало и раздражение. Поставленный вопрос требовал разрешения. Окончательного. Он решительно повернулся к отцу.

– Но я ни за что не доставлю удовольствия маркизу, попросив рассказать обо всем его.

Сэр Джозеф возмущенно взмахнул руками.

– Кто сказал, что тебе надо расспрашивать его? Я знаю, чьими услугами он пользовался в своих изысканиях. Это отличный агент с Боу-стрит по имени Баркли. Я тоже привлекал его, когда захотел побольше узнать о молодом человеке, который в прошлом году сделал предложение Сисси.

От удивления Алекс немного успокоился и улыбнулся:

– Так вот почему этот парень вдруг решил совершить путешествие на Антигуа?

Настала очередь отца отводить взгляд.

– Я не могу допустить, чтобы любая из моих дочерей связала свою судьбу с проходимцем, который обобрал бы ее до нитки. С агентом мы говорили, так что готов помочь, используя свой обширный дипломатический опыт. Надо?

Улыбка исчезла с лица Алекса.

– Думаю, что справлюсь сам. Спасибо.

Оба поднялись с кресел. Алекс вернулся к столу, на котором лежал листок бумаги с одинокой записью, а отец направился к двери.

– Ты еще не сделал ей предложение, надеюсь?

Алекс так и застыл с листком бумаги в руке, затем коротко ответил, глядя отцу в глаза:

– Нет, сэр.

Сэр Джозеф кивнул.

– Если надумаешь, вспомни Аннабел.

Скажи это кто-то другой, Алекс не задумываясь поставил бы его на место, но в голосе отца чувствовалась столь искренняя озабоченность, что он не испытал ни малейшей обиды, хотя память услужливо подсказала о настоящей обиде, которая занозой засела в его сердце. Сэр Джозеф был прав, упомянув Аннабел. Алекс женился на ней, чтобы спасти. Она тогда напоминала птичку с перебитыми крыльями. Он решил, что его любовь сможет исцелить эту настрадавшуюся от окружающего мира хрупкую девушку, женщину, самооценка которой зависела исключительно от взглядов мужчин. Однако, как выяснилось, их брак был обречен задолго до того, как они обменялись кольцами.

Конечно, Фиона Фергусон и Аннабел – это небо и земля. Изящная Аннабел со своими худенькими руками и огромными глазами напоминала фарфоровую китайскую куклу, которую можно повредить, если чуть сильнее сжать в руках. Именно ее ранимость и беззащитность так привлекали Алекса. И не только его, но практически каждого мужчину, который оказывался на достаточно близком расстоянии, чтобы ощутить этот немой призыв. Всем хотелось смягчить ее тяготы, помочь в решении задач, которые ставила перед ней жизнь, хотя сама она, как казалось, ничего для этого не предпринимала.

Алекс даже улыбнулся, попытавшись описание Аннабел примерить к Фионе. Эта девушка ни от кого не ждала помощи, не нуждалась ни в чьей поддержке и ни о чем не просила. И Алекс полагал, что знает почему. В конце концов, ей при такой жизни наверняка встречалось немало людей, особенно мужчин, которые обманули ее ожидания. Разве может она после этого рассчитывать найти в ком-то опору?

Этого вполне достаточно, чтобы ей помочь, но совершенно недостаточно, чтобы на ней жениться. Да она и сама не согласится. Скорее всего погонит метлой любого, кто будет настолько глуп, чтобы сделать ей подобное предложение.

Но при всем этом… разве запрещено желать позаботиться о ней? Разве это грех – предложить ей избавление от обязанностей, которые лежат не ее плечах как ярмо? Разве грех обнять ее и увезти туда, где он сможет показать ей, что существует и другая жизнь, в которой ее будут любить и лелеять?

Задав себе эти вопросы, Алекс вынужден был признать, что ответ на них один: да, грешно,  – и она права, отвергая все это. Однако логика не помешала разыграться фантазии. Он представил Фиону в своей постели, прикрытую только распущенными золотыми волосами: ее томные глаза, ее разгоряченное после долгого забытья в любовном соитии тело,  – и ощутил напряжение в паху, желание немедленно мчаться к ней, чтобы еще хоть раз поцеловать. Чтобы изменить ее жизнь.

– Думаешь, есть что-то еще? – спросил пожилой джентльмен.

– Мы получили записку сегодня. Имеются часы…

Пожилой джентльмен почесал переносицу.

– Я знаю все про часы, Приветт. В них хранится ключ.

Секретарь наклонился поближе к собеседнику и прошептал:

– Их не видели с тех пор, как уехали женщины. Мой осведомитель считает, что одна из них случайно взяла их с собой.

«Или украла» – пронеслось в голове у пожилого.

– Ты их разыскал?

– Наверняка известно лишь то, что Уитмор и Уайлд ездили в Блэкхит, в школу, принадлежащую некой Маргарет Брайан. Думаю, что нам стоит выяснить зачем, а заодно и поговорить с мисс Брайан.

– Забудь о ней – только с Уитмором! Напомни о том, что у нас кое-что есть, в случае если он заупрямится. Найди этих девчонок! И не забудь выяснить, что им известно. Как ты это сделаешь, мне все равно. И найди часы!

Приветт с трудом удержался от возражений. И пусть он верил в миссию своего собеседника, но был убежден, что управление страной должно быть изменено, принцесса – наиболее подходящий претендент на трон, особенно в союзе с избранными аристократами, которые готовы ей помочь, однако ему претило, что во имя ее успеха должны погибнуть ни в чем не повинные люди.

– Да слушаешь ли ты меня? – прервал его размышления недовольный окрик.

Молодой человек проглотил подступивший к горлу комок и кивнул:

– Да, сэр!

Так и не решившись заявить о своем несогласии, Приветт направился к двери и вышел из комнаты.

Ночь была холодной и ясной. Фиона лежала на склоне холма напротив королевской обсерватории и рассматривала звезды, мириады звезд, будто участвовавших в медленном танце с четкими движениями, и свет их становился то ярче, то почти исчезал в бескрайней глубине ночного неба.

Как и всегда, прежде всего она отыскала Орион. Сигнализируя о начале зимы, в хорошо видном в юго-восточной части неба созвездии вновь засияли две самые яркие звезды – голубая Ригель и красная Бетельгейзе. Это было первое созвездие, которое она научилась распознавать еще в Эдинбурге, много лет назад, а теперь считала его чем-то вроде якоря, который бросила в океан звезд. Именно подвешенным в ночном небе поясом Ориона и загадочной Большой туманностью ее когда-то и соблазнила астрономия. Он охотник и воитель, ее Орион, к тому же отличный проводник для нее по миру звезд.

– Хочешь посмотреть в мой телескоп, Фи? – спросила Мейрид, расположившаяся рядом с маленьким рефракторным телескопом Галилея, который оставила им Маргарет.

– Нет, спасибо, моя сладкая. Мне и так радостно встречаться со старыми друзьями.

Мейрид широко улыбнулась, так что в тусклом свете сверкнули белые зубы.

– Опять флиртуешь со своим Орионом?

– Он самый верный и постоянный мужчина из всех, кого я знаю.

Сестра хмыкнула, но сама Фиона оставалась совершенно серьезной и думала о том, что если бы не ночное небо, то в жизни вообще не было бы ничего надежного и постоянного. По крайней мере в ее жизни. Неожиданные повороты и превратности судьбы, которые сопровождали ее с самого детства, не оставляли никакого сомнения.

Причем в этом не был виноват никто персонально: ни матушка, которая до смерти изматывала себя тяжелой работой, чтобы одевать и кормить детей; ни Йен, который старался экономить каждый шиллинг, полученный за военную службу, чтобы послать домой; ни тем более Мейрид, которая просто жила рядом и никогда не жаловалась, как бы трудно им ни было.

Фиона наконец улыбнулась, подумав, что последнее, пожалуй, не совсем верно. Мейрид, конечно, жаловалась, но лишь тогда, когда что-то мешало ее наблюдению за звездами. Собственно, ничего, кроме звезд, ее и не интересовало. И никто. Нет, какой-то небольшой кусочек ее сердца, разумеется, принадлежал Фионе, но все остальное – ночному небу.

– Знаешь, мне бы хотелось открыть новую комету,  – задумчиво сказала Мейрид, с блокнотом на коленях смотревшая в телескоп.

– Ну, это весьма прозаично. Поищи лучше что-нибудь более редкое, уникальное.

– Что может быть уникальнее? – немного обиженно возразила Мейрид. – Не будь это так, Каролина не получила бы королевскую стипендию за то, что обнаружила их, а Наполеон не воспринял бы появление кометы в тысяча восемьсот одиннадцатом году как знак победы в России.

– И что в результате?

Фиона почувствовала, что сестра восприняла шутку и уже улыбается.

– Комета в его поражении не виновата,  – убежденно произнесла Мейрид. – Но я думаю не об этом. Мне хочется дать имя новой комете, которая будет светиться в ночном небе, как уже известные. И все люди на Земле будут смотреть на комету Фергусон. Здорово, Фи?

– Да, Мей.

– А как тебе кажется, король назначит мне стипендию, если я обнаружу комету? Это было бы нам неплохим подспорьем.

Сердце Фионы сжалось, и слезы подступили к глазам от этих трогательных слов.

– Каролина открыла восемь комет, дорогая,  – сказала она ласково, подвинувшись к сестре и взяв ее руку в свою. – Но ведь ты и так много помогаешь: и расчеты делаешь, и занятия ведешь.

Мейрид посмотрела ей прямо в глаза.

– О, ты имеешь в виду, что я учу детей считать? Но это каждый может, Фи, даже друг лорда Уитмора.

– Чаффи?

Мейрид отвела взгляд.

– Да, он. Хорошо бы он приехал во вторник.

Фиона прикрыла глаза, стараясь понять, отчего ее насторожил тон, которым были произнесены эти слова, потом сказала:

– О, думаю, приедет.

«И пусть только попробует обидеть тебя». Каким образом можно наказать Чаффи в случае чего, она не знала, но точно знала, что сделает это.

Лучше бы Алекс Найт не нашел их. Она понимала, что это ужасно – думать так. Ведь она видела его лицо в тот момент, когда появилась в дверях школы и он узнал ее. В нем угадывалось такая осязаемая готовность прийти на помощь и защитить, будто она маленькая девочка, потерявшаяся на ярмарке. Ведь, в конце концов, он и его друг искренне хотят помочь, хотят, чтобы их с Мейрид жизнь стала легче.

Как убедить их, что они не нуждаются в этом? Что лучшее, что они могут сделать,  – это оставить их с сестрой в покое, позволить жить в безвестности, посвятив себя звездам? Как объяснить, что она просто не вынесет еще одного разочарования? Ведь, как известно, потерять надежду хуже, чем потерять все остальное. В ее жизни было уже достаточно резких поворотов, после которых все приходилось складывать по кусочкам, забиваясь в глухие углы, чтобы выжить и помочь выжить сестре. Что еще хуже, после таких поворотов требовалась масса времени и усилий, чтобы успокоить Мейрид и убедить, что несчастья остались позади и они вновь могут спокойно жить. И вот опять из-за приезда Алекса и его друга пришедший было в равновесие мир стал колебаться.

А она сама? Сможет ли она справиться с бурей чувств, которую вызывают его прикосновения: с головокружением, горящими ладонями, до которых дотрагивались его пальцы, с потоками тепла, вызванными его поцелуями?

Как, наконец, оградить себя от связанных с ним воспоминаний, которые неожиданно подкрадываются, подобно нежному бризу, и выбивают из колеи? Она так долго сдерживала их, пыталась загнать в такую глубину памяти, из которой они не смогли бы больше беспокоить ее. В какой-то мере это удалось. И вот стоило ощутить прикосновение его руки, увидеть веселые огоньки в его карих глазах, как она вновь ощутила запах клевера и теплого дождя, как тогда. И как тогда, почувствовала щекотавшие ее шею пальцы. Она почти слышала его смех и мычание коров на расположенном неподалеку пастбище. Ее целовали и до той встречи, целовали и после: иногда она сопротивлялась, но бывало, что ей нравилось,  – однако никто и никогда не целовал ее так. И никакой другой поцелуй не вызывал в ней ничего похожего на то, что она почувствовала тогда.

Ей тогда было шестнадцать, и жизнь, которая у нее только началась, оказалась настолько новой, что в школе она еще продолжала прятать под подушку хлеб, опасаясь, что вновь не будет пищи. Она жила в комнате с еще тремя девочками, ни одна из которых совсем недавно даже не заметила бы ее, проезжая мимо по улице. В первый раз за всю жизнь рядом не было Мейрид – уехала домой, а ее поцеловал самый красивый и мужественный мужчина из всех, кого приходилось видеть. А затем ее опять отослали в школу, как будто ничего не произошло.

Это было не первым и не последним разочарованием, которое ей пришлось испытать, но именно оно оказалось самым болезненным. Ей тогда было больнее, чем даже в тот день, когда он уехал, сообщив ужасную новость о Йене.

Теперь Алекс вернулся. Но что ей делать? Как сдерживать чувства, когда он находится на расстоянии вытянутой руки? Имеет ли она право позволить ожить надежде, которая начала зарождаться в ее сердце? Надежда бессмысленна? Связанные с ней ожидания несбыточны? Беда в том, что несбыточные надежды трудно отличить от имеющих все шансы сбыться. А это значит, что ей может грозить разочарование куда более болезненное, чем все предыдущие.

Фиона вновь перевернулась на спину, чтобы наблюдать за мерцающими в холодном ночном небе звездами и рассчитывать их орбиты. В конце концов, даже если она потеряет все, звезды никуда не денутся. Они всегда будут с ней. И Мейрид всегда будет с ней. А раз так, что ей еще надо?

Фионе стало заметно легче, однако не надолго: уже два часа спустя ее оптимизм подвергся серьезному испытанию в результате странного происшествия, в центре которого оказалась сестра.

– Это мои вещи! – кричала Мейрид. Ее лицо покраснело, в глазах стояли слезы, руки беспорядочно двигались, будто она искала опору, чтобы не упасть. – Ты не должна трогать мои вещи! Никто не должен!

Они находились в столовой, где Мейрид оставила свои расчеты, сложив бумаги в две аккуратные стопочки: одна для мистера Понда, вторая – для мистера Гаусса. Сейчас порядок в стопке, предназначенной для Гаусса, был нарушен, а линейка и компас, положенные Мейрид строго под прямым углом к бумагам, оказались сдвинуты градусов на десять. Сомнений не было – как и говорила Мейрид, кто-то трогал ее вещи.

– Я же весь вечер была с тобой, моя сладкая,  – напомнила Фиона, соединяя ладони сестры в своих, чтобы остановить беспорядочное движение.

Сестра дрожала как в лихорадке. Подрагивающие ступни запутались в пледе, который упал с ее плеч.

– Тогда миссис Куик. Миссис Куик трогала это. Но она же знает, Фиона! Она знает, что я не могу работать в беспорядке. Она сделала это, чтобы досадить мне? Мне следует поговорить с ней, Фи. Я должна поговорить с ней прямо сейчас!

– Сейчас четыре часа утра, Мей,  – вздохнула Фиона. – Даже если бы миссис Куик бросила твои бумаги в огонь, нам пришлось бы подождать до утра, чтобы ее разбудить. Если мы это сделаем сейчас, утром завтрака у нас не будет, мы останемся без свежего хлеба с джемом.

Как Фиона и рассчитывала, угроза отвлекла Мейрид. Дрожь прекратилась. Лицо начало приобретать обычное выражение, и она изрекла лишь неопределенное «О!..».

– Ну теперь-то я могу тебя отпустить? – спросил Фиона.

Сестра прикрыла глаза и утвердительно кивнула, и лишь после этого она выпустила ее руки и быстро навела на столе первоначальный порядок.

– Теперь все нормально. А нам пора спать. Через несколько часов придут дети, и вряд ли наша репутация повысится, если они застанут нас спящими на глобусе.

Мейрид, не открывая глаз, усмехнулась и сказала, поворачиваясь к двери:

– Может, наша репутация и пострадает, не знаю, но уверена, что дети будут счастливы.

Выработанным многолетней практикой жестом Фиона взяла сестру под руку и повела вверх по лестнице. Возможно, и лучше, что это случилось, думала она при этом. По крайней мере это должно избавить от опасных воспоминаний, которые слишком часто стали посещать ее на этих холмах.

И тем не менее, поднявшись наверх, она поднесла палец к губам, к тому месту, куда Алекс поцеловал ее. Глаза наполнились слезами, но она улыбалась.

 

Глава 7

Наступил вторник, и, как ожидалось, приехал лорд Уайлд. Точнее, Чаффи, как он настаивал всякий раз, когда Фиона пыталась проявить вежливость. Она наткнулась на него в прихожей, когда шла в комнату с целой горой свежевыстиранных занавесок на руках.

– Никто не ответил,  – сообщил Чаффи, теребя в руках шляпу.

Волосы на его голове стояли дыбом, и он пытался привести прическу в порядок, прихлопывая их ладонью.

– Вильсон куда-то исчез, представляете? – сообщил он, как бы оправдываясь.

– Ваш слуга? – спросила Фиона, улыбнувшись.

– С тех пор как я ношу брюки. Отличный парень.

Бедняга, подумала она, отметив отсутствие пуговицы на жилете маленького барона и потертости на брюках. Похоже, он из тех, у кого одежда, сколько бы ее ни гладили, становится мятой, стоит только им выйти за дверь.

– С вашего разрешения,  – сказал Чаффи,  – я пришел за вашей сестрой.

Фиона улыбнулась:

– Вы действительно знакомы с королевским астрономом?

– Мистером Пондом? – Чаффи радостно закивал. – Встретили в Тринити, где были с патером, и дали ему телескоп. Правда, его никогда не чистили.

Фиона откинула голову и посмотрела гостю в лицо.

– А что заставило вас проделать такой путь, чтобы помочь Мейрид?

Если бы она не увидела реакцию Чаффи сама, то не поверила бы: он не просто улыбнулся, а буквально расцвел, освещая своим счастьем все вокруг, и выпалил:

– Разве она не заслуживает этого? Это же настоящий брильянт, я бы сказал. Она не должна задумываться о бытовых проблемах, о том, что нужно изо дня в день! А то, что изо дня в день, как раз моя сильная сторона, понимаете? Никто не замечает, но это так.

– А математику вы знаете? Мейрид ни за что не позволит помогать ей, если окажется, что вы не в состоянии даже обсуждать ее работу.

– Ваша экономка знаток математики?

– Экономка и есть экономка, лорд Уайлд. А вы – нет. Мейрид же понимает все однозначно.

– Не беспокойтесь. Я смогу соответствовать,  – кивнул Чаффи. – А ей нравятся фаэтоны?

Настало время улыбнуться Фионе:

– Она обожает фаэтоны и наверняка попросит позволить ей править. Но не разрешайте ей, пожалуйста. Нам ни к чему пугать жителей Гринвича.

– Слово джентльмена,  – произнес Чаффи, прижав руку к сердцу.

В первое мгновение Фионе хотелось сказать в ответ что-то грубое и обидное – ее контакты с миром джентльменов до сих пор были, мягко говоря, неудачными,  – но, посмотрев на Чаффи, она вдруг поняла, что ни один из них не был похож на него. Сам вид этого маленького безобидного очкарика свидетельствовал о том, что он столь же простодушен и бесхитростен в своих побуждениях, как Мейрид – в своих. Наверное, на его взгляд, таким и должен быть джентльмен. Поэтому жест его был вполне искренним.

– Ну, коль скоро вы решили стать Белым Рыцарем Мейрид, пройдемте в столовую. Думаю, что она работает там.

– Белым Рыцарем? Нет. Это Алекс.

Фиона даже остановилась.

– Извините?

– Его так называют – Белый Рыцарь. Это слишком высокое признание личных качеств,  – объяснил, вновь засияв, Чаффи. – Для нас точно слишком. Трудно жить в соответствии.

– Понимаю.

Фиона подумала, что вполне может представить, как Алекс стал этим самым рыцарем.

Позволив Чаффи открыть перед ней дверь, она, с легким стуком ступая по паркетному полу, первой вошла в столовую. Мейрид сидела за старым дубовым столом, склонившись над своими бумагами, и в задумчивости покусывала кончик карандаша. Ни один волосок не выбивался из аккуратного пучка, украшавшего ее голову, а скромное голубое платье выглядело так, будто миссис Куик только что его выгладила. Она что-то неслышно бормотала и постукивала пальцами по столу.

– Посмотри, кто приехал, Мейрид. – Фиона опустила стопку занавесок на свободный край стола. – Чаффи здесь, чтобы прогуляться с тобой.

Мейрид вздрогнула и захлопала ресницами, будто после темноты увидела яркий свет.

– Сегодня уже вторник?

– Конечно. Не думаешь, что следует взять накидку? Кажется, на улице довольно холодно.

Чаффи тем временем подошел к столу и внимательно посмотрел на листок, с которым работала Мейрид.

Та, заметив это, придвинула записи поближе к себе и сообщила:

– Словарная головоломка, последняя из тех, что мы привезли из замка.

На лице Чаффи отразилось нечто среднее между удивлением и недоверием.

– Дед периодически занимался этим с Мейрид,  – пояснила Фиона. – Просто игра.

– Выглядит как шифровка,  – возразил Чаффи.

Мейрид поднялась, не выпуская бумаги из рук.

– Мне нравится частотный анализ. Решение таких головоломок помогает прочистить голову для более сложных занятий математикой. Но этот вот никак не поддается.

– А помощь вы принимаете? – не вполне уверенно спросил Чаффи.

Мейрид сверкнула глазами:

– Нет!

Прижав бумаги к груди, она вышла из комнаты, а Фиона успокоила молодого человека:

– Пошла за верхней одеждой.

Выглянув из-за стопки занавесок, она увидела, что Чаффи делает заметки в своем блокноте, группируя буквы в ряды по четыре, точно так, как в пазле Мейрид.

– Вы запомнили головоломку?

Молодой человек, не оборачиваясь, кивнул:

– Да. Хочу взять с собой. Закончить. Это и у меня вроде хобби.

Фиона вернулась к своей работе.

– Только, пожалуйста, не говорите Мейрид, если вам удастся. Особенно если найдете решение раньше, чем она.

– Не любит конкуренцию?

– Нет, дело не в конкуренции,  – улыбнулась Фиона. – Ее ужасно огорчит, если она не испытает трепет первооткрывателя.

Чаффи мотнул головой, отправляя на место свои очки.

– Буду нем как могила.

Девушка кивнула и поднялась на ступеньку стоявшей у окна лесенки.

– А вы не хотите прогуляться с нами? – спросил Чаффи. – Сегодня отличный день.

Фиона, укреплявшая занавеску, отрицательно покачала головой:

– О нет, спасибо. У меня назначена встреча во второй половине дня – с мамой новой ученицы, полагаю.

Речь шла о молодой вдове, видимо, располагавшей деньгами, которые могли бы пополнить их маленькую кубышку.

Чаффи, увлеченный решением головоломки, рассеянно кивнул. Наступившее молчание продолжалось до возвращения Мейрид, которая появилась в украшенной пером шляпке, застегивая одной рукой пуговицы на накидке. Увидев ее, Чаффи широко улыбнулся и подставил девушке локоть, и она охотно положила на него руку.

– Не забудь поблагодарить мистера Понда,  – сказала Фиона сестре. – Надеюсь, ты взяла вычисления орбит, которые я закончила вчера вечером?

Стоя под руку с Чаффи, Мейрид кивнула, и Фиона, решив, что пока все идет наилучшим образом, вернулась к занавеске.

Последние дни были не самыми приятными для Алекса Найта. Он жил ожиданием нового послания от шантажистов, а в остальное время занимался поисками Линни Среды, который будто сквозь землю провалился. На практике это означало, что дни он проводил, собирая слухи в своих клубах, вечера – на парализующе скучных светских мероприятиях, а ночами, как только появлялась возможность, переодевался и шел в «Голубой гусь», где играл до утра, стараясь делать не слишком большие, но и не мелкие по масштабам подобного заведения ставки. Результатом всего этого пока были страшная усталость, заметное облегчение кошелька и постоянная головная боль.

Даже предлога для того, чтобы навестить Фиону Фергусон, у него в эти дни не было. Финни регулярно пересылал с Франшемом отчеты своих людей, следивших за ее домом. И судя по всему, им, таким же, как Финни, бывшим спортсменам, работа казалась крайне скучной. В первой половине дня их подопечные вели занятия в школе для окрестной детворы, после обеда над чем-то работали за столом, а по вечерам валялись на лужайке возле гринвичской обсерватории и смотрели в небо. К этим женщинам не наведывался ни один мужчина, если не считать сынишку мясника, который жил в том же доме. Они никуда не ходили, кроме рынка и церкви, и ни с кем не встречались, кроме своих учениц и их родителей. Работа казалась наблюдателям пустой тратой времени и слишком легкой, чтобы платить за нее такие деньги, которые им были обещаны.

Алекса же при чтении отчетов постоянно преследовал вопрос, почему Фиона предпочитает столь однообразную и ограниченную жизнь той, которая ей была предложена. Для него невыносима была сама мысль, что такая женщина живет в добровольном изгнании, имея в качестве партнеров для интеллектуального общения только мелких торговцев и полусумасшедшего астронома. Конечно же, она достойна большего. Она это заслужила!

Но почему она так упорно отказывается?

Алексу было ясно, что прояснить этот вопрос он сможет не раньше, чем встретится с агентом с Боу-стрит, однако этого джентльмена не было в городе, а значит, оставалось только ждать. Для нового серьезного разговора с Фионой требовалась конкретная информация. Пообещать девушке то, что не сможет исполнить, в сложившихся условиях было бы непростительно, поскольку это могло погубить ее.

Тем не менее, несмотря на все эти рассуждения, он стоял сейчас на пороге ее дома, оставив противостояние с невидимым врагом на другой, более мрачный день, и стучал в дверь. Никакой реакции не последовало, и пришлось стучать еще раз с тем же результатом. Озадаченный Алекс огляделся по сторонам. Людей Финни, как, собственно, он и ожидал, видно не было. На улице ничего особенного не наблюдалось: обычная суета, разве что поток пешеходов стал плотнее – горожане стремились максимально использовать преимущества редкого для этих мест дня без тумана.

Наверное, следовало продолжить попытки привлечь внимание обитателей дома стуком, однако Алекс пошел другим путем: убедившись, что на него никто не обращает внимания, просто открыл дверь и скрылся за ней.

В доме пахло свежим хлебом и воском, которым был натерт до зеркального блеска дубовый паркет. В прихожей никого не обнаружилось, и Алекс снял шляпу и пальто. Что делать дальше, он еще не решил, потому на несколько секунд задержался, оглядывая помещение, и вдруг услышал слегка срывающееся сопрано. Пела Фиона. Алекс улыбнулся, подумав, что наконец-то столкнулся с доказательством, что она все-таки обычная женщина из крови и плоти. Девушка явно не знала, как пользоваться своим слухом и голосом. Зато было очевидно, что она хорошо знает гэльский язык, потому что песня в ее исполнении звучала мягко и приятно, несмотря на погрешности в тональности.

Бросив верхнюю одежду на вешалку, Алекс пошел на звук голоса и, миновав небольшой коридор, оказался возле приоткрытой двери столовой. Обстановка комнаты была довольно скудной. Посредине стоял обшарпанный дубовый стол, заваленный раскрытыми книгами и листами бумаги. Кроме того, здесь имелось несколько чернильниц, компасы и астролябия. К столу были придвинуты три стула, и на одном висела вязаная шаль из серой шерсти. Стену украшала великолепно нарисованная карта звездного неба. Фиону он увидел на лестнице возле окна: одета в легкое серое платье, волосы собраны в свободный пучок, так что несколько золотистых прядок выбилось из-под повязки. Девушка, поднявшись на цыпочки, старалась дотянуться до карниза, чтобы повесить тяжелую бархатную штору.

Алекс едва не застонал от охватившего его страстного желания. Вытянутый, будто парящий над землей силуэт приобрел необыкновенную привлекательность, а стройные, прекрасной формы бедра оказались на уровне его глаз. Он поспешил опустить взгляд – еще секунда этого волшебного зрелища, и он, забыв обо всем, стиснет ее в объятиях. Он понимал, что самым правильным сейчас было бы уйти, и уже отступил от двери, но услышал новый куплет песни и остановился. Не заметив его вторжения, девушка продолжала петь:

Алекс поднял взгляд и решительно шагнул в комнату.

– Обо мне поете?

Как выяснилось в то же мгновение, поступок был крайне опрометчивым. Фиона от неожиданности пронзительно вскрикнула и, повернувшись, потеряла равновесие, так что ухватилась за едва закрепленную занавеску. И если бы не Алекс, метнувшийся к окну и успевший подхватить девушку в тот момент, когда ее ноги уже оторвались от лестницы, последствия могли быть весьма печальными.

В его руках неожиданно оказалась прелестная женщина. Он улавливал исходившие от нее едва уловимые запахи корицы и ванили, ощущал ее тепло, а прядка ее волос щекотала губы. У него пересохло в горле, будто от сильнейшей жажды, и он не торопился поставить ее на ноги, давая себе возможность продлить почти в буквальном смысле свалившееся на него вдруг удовольствие.

– Неуклюжий увалень! – наконец опомнилась Фиона, пытаясь высвободиться из его объятий. – Вы чуть не лишили меня жизни.

Не решаясь более испытывать ее терпение, Алекс поставил девушку на пол.

– Прошу извинить, но мне показалось, что вам нужна помощь и вы меня звали.

Фиона прижала руку к груди, будто пытаясь успокоить бешено забившееся сердце, затем принялась стряхивать с платья невидимые пылинки и заявила:

– Вы ошиблись. Если уж я кого и звала, то это был красавчик принц Чарли .

Алекс удивленно приподнял брови.

– Несколько поздновато его звать, не находите?

Фиона не улыбнулась.

– Я имела в виду колыбельную, которую пела нам матушка.

Брови Алекса поднялись еще выше.

– Про красавчика принца Чарли?

– А почему бы нет? – с вызовом вскинула она голову.

Алекс усмехнулся:

– В Англии матери обычно предпочитают петь своим малышам об ангелах, луне или звездах, а не о предводителях восстаний. Никогда бы не подумал, что такие колыбельные успокаивают…

Девушка наклонилась поднять штору.

– И тем не менее матушка пела ее нам, а ей – ее матушка, шотландская проститутка, как называл ее дед,  – произнесла она совершенно бесстрастно, чем удивила Алекса.

Бросив на него быстрый взгляд, Фиона вернулась к прерванной работе.

Алекс молча наблюдал, не зная, как продолжить разговор, и опасаясь сказать что-то обидное для нее. В какое-то мгновение ему даже захотелось вновь забраться в фаэтон и отправиться прямо в тот окруженный вереском белый мавзолей, чтобы не мучиться больше сомнениями, думая, что сказать и что сделать.

– Неудивительно, что вы не доверяете обществу,  – произнес он наконец, наклоняясь, чтобы помочь девушке.

На ее лице появилась и тут же исчезла скупая улыбка.

– О, меня совершенно не волнует их мнение. Я уже давно знаю, что родиться в Шотландии само по себе плохо. Что уж говорить о женщине-шотландке, которая интересуется астрономией.

Фиона на секунду замолчала, а продолжила совсем другим тоном, кому-то подражая:

– О дорогая, это же из рук вон…

Алекс распрямился, не выпуская из рук ткань.

– Вы правы. Вполне могу представить, как какая-нибудь матушка, ревнительница респектабельности, будет переживать, увидев вас рядом с ее цыпочками. Ведь вы можете заразить их – страшно представить! – знаниями.

– Действительно, ей есть чего бояться,  – улыбнулась Фиона.

– Ну а как насчет тех из нас, кого знания не пугают, а даже доставляют некоторое удовольствие? Нас вы тоже лишаете своего уважения?

– Конечно, нет,  – сказала Фиона, приступив к сортировке занавесок. – Дело совсем не в этом. Знаете, почему я преподаю в школе? Я хочу участвовать в создании нового социального класса из детей лавочников. Класса, который будет наступать на пятки тем, кто считается лучшим сейчас, заставляя их понять, что не настолько уж они лучше других.

Алекс, помогая ей раскладывать шторы, ощутил странное возбуждение, будто внутри что-то бурлило, пытаясь вырваться наружу.

– А, понимаю. Радикальная цель. Вы, мадам, представляете угрозу социальной стабильности.

В глазах девушки мелькнули озорные огоньки.

– О, надеюсь, что это так.

– Тогда вам определенно не следует наносить визит Принни,  – сказал Алекс, нарочито хмурясь. – Нам совсем не нужно, чтобы его хватил удар.

– Не волнуйтесь, я не собираюсь встречаться ни с ним, ни с мистером Уилберфорсом ,  – ответила она, вновь поднимаясь на свою лесенку.

Алекс уже подался вперед, намереваясь взять ее за руку и стащить вниз, но остановился, сообразив, что такой поступок может свести к нулю все шансы помочь, так что вместо этого просто приподнял конец шторы.

– Ну же, давайте,  – послышалось сверху.

Фиона потянула на себя штору, и Алекс поднял голову. Глаза девушки казались необычно темными из-за расширившихся зрачков, она замерла и почти не дышала, и это говорило о том, что нервничает не только Алекс. Очень медленно, стараясь не вспугнуть, он выпустил край занавески и поднял руку, вроде бы случайно коснувшись ее ладони. Его радости не было предела, когда он услышал, как участилось ее дыхание. Конечно, он понимал, что поступает не совсем честно и даже жестоко, но ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, сейчас нет ничего важнее, чем убедиться: он ей небезразличен, она просто не может решиться.

А еще что-то подсказывало, что он будет полным глупцом, если не воспользуется этим чертовски удачным моментом: так близко к ней он может больше и не оказаться.

– Не темновато ли будет в этой комнате с бордовыми шторами? – как ни в чем не бывало заметил Алекс, опять погладив ее руку, а затем чуть отступив назад, ощутив бурную реакцию на это в своем паху. – В сочетании с темными обоями создается впечатление, что они поглощают солнечный свет.

Она с силой потянула на себя ткань, как будто действительно хотела вырвать шторы у него из рук.

– Вы правы. Однако бордовый цвет отлично скрывает пятна от свечной копоти и водяные разводы, которые иногда образуются после дождя. К тому же такие шторы придают нашей школе презентабельности. А еще мы иногда специально поплотнее прикрываем окна, чтобы солнце не мешало занятиям. Хотя все это, безусловно, не столь важно.

Он немного отпустил штору и опять дотронулся до Фионы – на этот раз провел ладонью по бедру. Это действительно вышло случайно, а вслед за этим как-то само собой получилось, что он практически прижался к ней, а она отшатнулась и опять чуть не упала с лестницы. И он опять поймал ее.

– Может, это сделаю я? – предложил Алекс, обвивая рукой ее бедра. – По-моему, так будет безопаснее.

– Очень сомневаюсь! – выдохнула Фиона, даже не пытаясь освободиться из его объятий. – Помимо всего прочего, если я увижу вас неустойчиво балансирующим на лестнице, да еще и со шторами в руках, появится соблазн легким движением помочь вам вылететь в окно.

– Вы этого не сделаете,  – рассмеялся Алекс. – Окно придется ремонтировать, а это недешево.

Она слегка откинула голову, и волосы на солнце блеснули медью.

– Прикидываете, как поэлегантнее воспользоваться моим предложением?

– Прикидываю, сколько времени понадобится, чтобы заказать новое окно.

Алекс рассмеялся.

– Шалунья. Но, если серьезно, мне проще закрепить шторы хотя бы потому, что я выше. Хотя, по правде говоря, таких высоких женщин не так уж много.

– Мой рост всего пять футов десять дюймов,  – возразила Фиона.

– А средний рост английского мужчины примерно пять футов девять дюймов,  – заметил Алекс с усмешкой, шагнув на ступеньку. – Это в ботинках и со шляпой.

Фиона нахмурилась, но он заметил веселые искорки в ее голубых глазах.

– Поверьте мне, лорд Уитмор, я неплохо знаю статистику.

– Опять «лорд Уитмор»! – наигранно возмутился Алекс, грозно хмуря брови. – Не называй меня больше так, Фиона, пожалуйста. Когда я слышу имя это – «лорд Уитмор»,  – сразу вспоминаю своего дядю, у которого было шесть пальцев и который думал, что принимающий ванну тешит дьявола.

– Тогда я могу понять, почему вам так хочется обозначить различие,  – согласилась Фиона со смехом.

– В общем, всякий раз, когда ты будешь называть меня лордом Уитмором, я стану величать тебя Мейв.

Она пристально посмотрела на него, прижимая штору к груди. Алекс подумал, что она в этот момент выглядела точно как невинная девушка перед совращением, инстинктивно прикрывающаяся одеялом.

– Вы не станете…

– Почему? – пожал плечами Алекс. – Ведь ваше полное имя леди Элоиз Фиона Мейв Фергусон Хоуз.

– Никто об этом не знает,  – почему-то полушепотом ответила Фиона.

– Я знаю.

Пытаясь отстраниться, Фиона вновь поднялась на цыпочки практически на самой вершине лестницы.

– Это совершенно несправедливо.

Он пожал плечами и сделал еще одно движение, отчего его голова оказалась выше верхнего края шторы.

– Все справедливо во имя любви и безопасности.

Фиона, опасаясь пошевелиться, замерла.

– Не думаю, что это подходящая для данного случая цитата.

Алекс поставил ногу на вторую ступеньку лестницы и оказался на одном уровне с ней.

– Но по смыслу весьма близкая.

И здесь он допустил ошибку – заглянул в ее глаза. Голубые-голубые, они вдруг стали темно-синими от возбуждения. Алекс слышал, как участилось ее дыхание, и видел трогательную жилку, бьющуюся на шее.

Его собственное тело повело себя так, как вело всегда, когда он оказывался рядом с ней: перестало слушаться разума и потянулось к ней. Обвивавшая ее правая рука усилила объятие. Нога переместилась на последнюю ступеньку.

Фиона стояла не шевелясь, держась за его левую руку. Их бедра соприкоснулись. Их губы были рядом. Стоило только еще чуть-чуть приподнять голову, и то, о чем он мечтал четыре года, стало бы реальностью.

Сердце Алекса билось в бешеном ритме, тело охватил жар. Щеки Фионы покрылись легким румянцем, верхняя губа чуть-чуть подрагивала, а широко открытые глаза будто читали его мысли. Все было так, как четыре года назад, но Алекс ощущал в ней и нечто новое. Возбуждение. Страсть. Желание. Его начала бить дрожь, в паху отяжелело, разум почти отключился.

Он сильнее прижал ее к себе и замер, давая шанс остановить его – стукнуть, например, свободной рукой по голове,  – но Фиона не сделала этого. Она просто смотрела на него широко раскрытыми глазами, как, наверное, смотрит жертва на хищника: с мольбой о пощаде и неверием в то, что пощада возможна. Он не винил ее. Он сам сейчас не знал, насколько способен себя контролировать. У него уже давно не было женщины, а женщины, которая бы ему действительно нравилась, и того дольше.

Медленно, так чтобы не испугать ее еще больше, Алекс поставил вторую ногу на ступеньку и выпрямился. Фиона застыла, обхватив одной рукой штору, другой держась за лестницу и как бы размышляя, воспользоваться предоставленным шансом или нет.

Фиона выбрала второе. Глубоко вздохнув, будто не хватало воздуха для какого-то решительного броска, она опустила ресницы, полуприкрыв глаза, а губы, напротив, чуть приоткрыла.

«Грех». Это слово пронеслось в голове Алекса, когда ее лицо стало расплываться от близости, а их губы соприкоснулись. «Это мой грех».

– Я так и знала! – раздался вдруг визгливый голос, звук которого мгновенно вывел его из сказочного забвения. – Что я говорила о визитах этих щеголей!

Фиона отпрянула, будто он напал на нее. Лестница закачалась. Алекс инстинктивно отклонился, стараясь восстановить равновесие, но сделал это слишком резко, поэтому стремянка, перед тем как вернуться в прежнее положение, сильно наклонилась. Он успел поддержать девушку, и она спрыгнула на ноги, в то время как самому Алексу повезло меньше – он грохнулся на спину. Зато первое, что услышал после серии воплей и каких-то шлепков, был голос Фионы:

– Вы в порядке?

– Ему это только на пользу,  – проворчала вместо него от двери экономка.

Алекс довольно сильно ударился головой, отчего в глазах еще мелькали искры, но легкий аромат корицы чувствовал,  – значит, Фиона рядом; значит, и жаловаться не на что.

– Достаточно, миссис Куик! – вновь послышался ее голос. – Алекс! Твои глаза открыты. Ты слышишь меня?

Самым честным было бы признаться, что лишился дара речи из-за того, что она нагнулась слишком низко и он ощущал мягкое давление ее грудей. Но Алекс, естественно, предпочел промолчать – просто закрыл глаза и застонал. Это тоже, как он сразу отметил, было не совсем честно и достойно, но тому имелись оправдания: голова раскалывалась, тело дрожало, а зад болел от слишком жесткого контакта с полом.

– Миссис Куик,  – окликнула она между тем экономку, поглаживая его по щеке,  – посмотрите, мистер Клемсон еще во дворе? Пошлите его, пожалуйста, за доктором.

А это уже, по мнению Алекса, явно не соответствовало тяжести его повреждений. Он открыл глаза и, несколько раз моргнув, пока несколько Фион не соединились в одну, попросил:

– Не надо доктора. Я и так знаю, что буду жить. Голову слегка ушиб, вот и все.

Расплата за эти слова была столь ужасна, что Алекс чуть опять не застонал: она отстранилась, и он больше не ощущал ее руки и грудь.

– Тогда не пугайте меня так… в другой раз.

– Вообще не понимаю, почему вы терпите его здесь! – раздался визгливый голос от двери.

– Спасибо, миссис Куик,  – последовал ответ Фионы, пытавшейся освободить себя и Алекса от штор.

Эти слова сопровождались таким взглядом, что даже самый последний бродяга не усомнился бы в аристократическом происхождении обладательницы этих глаз.

Экономка, изображая эталон респектабельности, прижала к груди ладони в молитвенном жесте и, закатывая глаза, удалилась в коридор.

Фиона посмотрела на Алекса, и он заметил в ее глазах озорные огоньки. В отличие от него она полностью видела последствия их падения, а они были довольно необычны. Он лежал поверженный на полу в гнезде из штор, с раскалывающейся головой и робко смотрел на нее, надеясь, что выглядит не слишком глупо. А она… Она рассмеялась.

Было видно, что она изо всех сил старалась сдержаться: зажимала рот руками, трясла головой, отворачивалась. Смех на мгновение смолкал, но он видел, что плечи ее продолжали трястись, а затем опять слышал похожие на перезвон колокольчиков звуки. Алексу вдруг стало обидно и захотелось сказать что-то неприятное, но, открыв было рот, он поймал ее взгляд и сам разразился хохотом.

– Ты не слишком щадишь мое самолюбие,  – констатировал он, в конце концов отдышавшись.

А Фиона не могла остановиться. Смех заполнял ей горло, мешал говорить, разливался по комнате.

– Я… я не…  – только и смогла она выдавить.

– …не думала совсем об этом,  – завершил за нее фразу Алекс, руками помогая себе приподняться и усаживаясь с ней рядом. – Я знаю.

Она быстро затрясла головой.

– Да-да. Даже не думала, что что-то может быть таким… может так позабавить меня,  – призналась она, восстанавливая дыхание и опуская руки на бедра. – Видел бы ты свое лицо!

Сначала Алекс хотел встать на ноги и доказать, что вполне владеет собой и ситуацией, но затем решил, что было бы глупо принести в жертву самолюбию нежданную удачу: она рядом, они одни, пусть и на полу. Обхватив одной рукой плечи, пальцами другой он смахнул сползавшие по ее щекам слезинки и проворчал:

– Все не так уж и забавно.

Фиона вновь расхохоталась:

– О нет, смешно! Ты даже не представляешь, как давно я так смеялась… Пожалуй, с тех пор, когда в последний раз видела твою сестру Пип.

Алекс тоже улыбнулся:

– Это да. Пип кого угодно рассмешит. Эта маленькая штучка ведет себя так нелепо.

Его слова сопроводил звучный шлепок по спине и возмущенный возглас Фионы:

– Не смей говорить плохо о моей лучшей подруге! Единственной подруге практически. За исключением Сары и Лиззи. А теперь Сара жена моего брата, так что ума не приложу, какой будет наша встреча.

В ее голосе чувствовалась давняя затаенная грусть. О боже, как же ей одиноко! Алексу захотелось обнять ее, прижать к груди и не отпускать, оберегая от всего, что может причинить боль.

– Клянусь, я очень хорошо отношусь к сестре и даже обожаю эту вредину. Однако порой ей изменяет здравый смысл. Вот в чем проблема.

Дыхание Фионы постепенно выровнялось, и она кивнула:

– Да, Пип из тех, кто сначала делает, а потом думает.

– Она как ураган.

– Ей необходимо наконец заполучить своего Бью,  – сказала девушка, вскидывая голову. – Тогда все встанет на место.

Алекс усмехнулся:

– Бедный Бью! У него больше не будет и минуты спокойной.

Несколько следующих долгих мгновений они сидели молча, прижавшись друг к другу, в круге солнечного света на бархатных шторах. Он полуобнимал ее одной рукой, она прижималась головой к его плечу. Было так хорошо, так спокойно.

Но долго это продолжаться не могло. Алекс старался не шевелиться, понимая, что иначе может не справиться с нарастающим желанием взять ее прямо на полу. Решившись наконец нарушить молчание, он взглянул ей в лицо.

Губы девушки были приоткрыты, но вовсе не от смеха. Он вновь увидел на ее шее пульсирующую жилку, она все сильнее прижимала к груди руки, будто пытаясь себя от чего-то удержать.

Не понимая зачем, он поднял свободную руку, провел пальцами по ее щеке, но ладонь так и не убрал. Собрав волю в кулак, он замер, вновь давая Фионе возможность остановить его. И она вновь не сделала этого. Сердце забилось так, будто стремилось выпрыгнуть из груди. Тело напряглось до предела. Сомнений не осталось: он может и должен ее поцеловать.

Оказалось, что корицей она не только пахла: он почувствовал и вкус корицы, когда их губы соединились… и кофе. А еще призыв и вожделение. Впрочем, последнее относилось скорее к нему. Губы девушки были такими нежными, такими мягкими, такими вкусными. Теперь он держал голову Фионы в своих ладонях, поглаживая кончиками пальцев. Услышав ее тихий стон, не прерывая поцелуя, Алекс обнял ее крепче, понуждая опуститься на шторы. Девушка не сопротивлялась, наоборот: руки ее обвились вокруг его шеи, губы призывно раскрылись, груди налились и отяжелели.

Все было так, как четыре года назад. И тогда его голова так же кружилась, когда он поднял ее, пронес несколько шагов и опустил на землю в месте, где их никто не видел и он мог ласкать ее, целовать и… Опозорить и взвалить груз греха на себя. Алекс знал, что лишь чудо уберегло их тогда, и гнал от себя эти воспоминания.

Но что мешает сейчас? У него больше нет жены, так что переживать из-за его поступка некому. Он, пожалуй, никогда не испытывал такой тяги к женщине, как сейчас. И да простит Господь, он достаточно опытен и сможет доставить ей удовольствие. Он смог бы раскрыть ей, какие волшебные наслаждения может дать собственное тело. Он мог бы заставить ее сердце петь от счастья. О Боже! Он мог бы…

Что насторожило его, он так и не понял, но вдруг как бы увидел себя со стороны – сильный мужчина совращает девушку на полу ее столовой. Если не остановиться, она будет обесчещена. Либо ему придется жениться.

На этот раз он сумел отстраниться, хотя равновесия, не физического, а душевного, так и не обрел. Когда девушка открыла глаза, Алекс понял, что восстановить его будет непросто.

 

Глава 8

Она не могла дышать, не могла думать, будто тряпичная кукла распласталась на тонком бархате, под которым чувствовалось дерево пола. Тело пылало. Кожа обрела необычную чувствительность. Груди набухли и напряглись, а кости, казалось, вовсе расплавились. А он… он просто отвернулся и встал. Фиона не поверила своим глазам. Быстро вскочив на ноги, она оказалась у него за спиной – и первое, что почувствовала, это странное стеснение в груди. Она наклонила голову. Как можно быть столь неосмотрительной? Ответом ей была волна воспоминаний. Она словно вновь ощутила его пальцы на своей груди, прикосновение губ, жар тела…

Она отвернулась и привела в порядок платье. Позади раздался шорох, и она закрыла глаза, пытаясь отогнать воспоминания, но тут услышала его голос:

– Я…

Фиона резко повернулась, но вновь увидела только его спину и выпалила в приливе ярости:

– Если станешь извиняться, клянусь: выпотрошу тебя как карпа!

Он посмотрел на нее через плечо.

– Не стану. Просто скажу, что хотел сделать это не так.

Она узнала этот взгляд: точно так он смотрел на нее четыре года назад, когда целовал на пастбище, в нем читались стыд, сожаление, раскаяние.

Фионе захотелось дать ему по физиономии.

– Я сожалею лишь о том, что поцеловал тебя в неподходящем месте.

Она посмотрела на него: пальцы сжаты в замок, явно старается держать себя в руках,  – и неожиданно почувствовала, как гнев ее испарился. Она еще не нашлась что ответить, но поняла, что он прав. Страшно даже представить, что кто-то мог увидеть, как она кувыркается с мужчиной на полу столовой. Этого ей хотелось меньше всего, хотя речь шла, возможно, о самом счастливом моменте за… ну да, за последние четыре года.

От следующей пришедшей в голову мысли Фиона чуть не застонала – ей предстояла встреча с матерью новой ученицы, которая должна вот-вот прийти. Ужас! Разве имела она право так рисковать благополучием своей школы?

Сотрясаясь всем телом, будто в лихорадке, она подняла с пола штору.

– Не мог бы ты наконец повернуться ко мне лицом?

Алекс печально хмыкнул и признался:

– Нет, не могу, но, полагаю, повесить наконец эту чертову тряпку сумею.

Несколько мгновений Фиона тупо смотрела на кусок ткани в своих руках, потом согласилась:

– Хорошо. Если так будет быстрее, то попробуй.

Коротко кивнув, Алекс установил стремянку на прежнее место у окна и поднялся наверх, а Фиона подала ему край шторы. Но и сейчас их прервали – на сей раз хлопнула дверь парадного и послышался знакомый голос:

– Вот это да! Кому скажи – не поверят. Будет о чем посплетничать за рюмкой в «Уайтс».

– Только попробуй, Чаффи,  – парировал Алекс, не поворачивая головы. – Тут же расскажу твоему отцу, чем ты занимался на прошлой неделе, вместо того чтобы присутствовать на приеме, который устраивала твоя матушка.

Последовало напряженное молчание.

– Ты не посмеешь…

Фиона обернулась и увидела в дверях Чаффи: в бобровой шапке и пальто с капюшоном; рот открыт, очки сползли на средину носа. Краска неожиданно залила ее лицо, и она мысленно взмолилась, чтобы он этого не заметил.

– Даже не надейся,  – заявил Алекс, на мгновение отвернувшись от шторы. – О приветствую вас, леди Мейрид! Вам удалось поговорить с королевским астрономом?

Фиона отошла от лесенки, чтобы помочь сестре снять пальто, и при взгляде на нее ей показалось, что девушка чем-то озабочена.

– Это неправильно. Это не так,  – затараторила вдруг Мейрид. – Это нечестно.

Состояние сестры испугало Фиону, и она спросила:

– Вы так и не поговорили с ним?

– Поговорили, даже угостил чаем,  – ответил Чаффи, снимая шапку и расстегивая пальто.

Мейрид фыркнула и, оттолкнув руку сестры, обиженно сообщила:

– Он угостил чаем его.

– А насчет времени на большом рефракторе удалось договориться? – поинтересовалась Фиона, делая шаг назад.

Мейрид насупилась, безуспешно пытаясь расстегнуть пуговицы пальто, и наконец указала пальцем на Чаффи:

– Конечно, удалось, только ему. Не мне. Ему!

– Не стоит сердиться из-за этого,  – широко улыбнулся Чаффи.

Мейрид оставила в покое пуговицы, откинула голову и пристально взглянула на него, сверкая глазами.

– Нет, стоит! Стоит. Стоит. Стоит!

– Но почему? – поинтересовалась Фиона и увидела в глазах сестры боль и выступившую влагу.

– Потому что выделить время должны были мне. Ведь это я измерила изменения в орбитах цефеид и вычислила коррекцию параллакса .

– Вообще-то это сделала я,  – напомнила Фиона.

Но сестра, казалось, это уточнение не услышала.

– Это я исправила расчеты его первого помощника; это я знаю название и расположение каждого объекта из каталога Мессье , а вовсе не он.

Каждое слово Мейрид сопровождала тычком пальца в сторону Чаффи, а тот лишь улыбался.

– А я знаю патера,  – сказал он.

Фионе стало немного обидно за этого доброго человечка, но стоило ей взглянуть на него, как это чувство рассеялось. Чаффи смотрел на Мейрид с таким выражением, с каким дети смотрят на рождественские подарки.

– Думаю, она расстроилась из-за того, что уговорить Понда удалось мужчине, к тому же мужчине, который плохо знает, чем отличается планета от петунии.

Мейрид сердито фыркнула и демонстративно направилась к двери, однако менее чем через минуту вернулась, но уже со своей подушечкой, которую прижимала к груди как ребенка. А уже то, что она сделала потом, было совсем неожиданно: крадучись приблизилась к Чаффи, поправила его очки и встала рядом. Чаффи засиял:

– Используй любое средство, если помогает. Я – средство!

Окончательно убедившись в том, что сестра не права, Фиона пристально посмотрела на нее, скрестив руки на груди, и сказала спокойным тоном:

– Звучит логично, Мей, согласись.

Мейрид чуть отстранилась, снова фыркнула и пошла к двери, уткнувшись лицом в свою старую подушечку, так и не сняв наполовину расстегнутое пальто.

Стараясь загладить неловкость, Фиона натянуто улыбнулась:

– Очевидно, она просто не нашлась что ответить. Как бы то ни было, благодарю вас за то, что приехали помочь ей.

– Я рад,  – ответил Чаффи с поклоном и повернулся к другу. – Помочь тебе это повесить, Алекс?

Алекс, явно пытаясь скрыть смущение, с некоторой бравадой заявил:

– Между прочим, не откажусь. Давай сюда.

Работа закипела. Они как раз заканчивали вешать последнюю штору, когда в передней раздался звук колокольчика. Фиона направилась к двери, а мужчины поспешили за ней.

– Спасибо за помощь, и поторопитесь: я знаю, вас ждут в другом месте.

– Распродажа в «Таттерсоллзе»,  – напомнил Чаффи другу, надевая пальто. – Пойдем? Картер выставляет на продажу луминатское.

– Лузитанское,  – поправил его Алекс с улыбкой, глядя на безуспешно пытавшуюся скрыть волнение Фиону. – Это будет достойное времяпрепровождение. Идем. Думаю, мы вполне можем предоставить леди Фионе возможность заняться своими делами.

В этот момент миссис Куик как раз открыла дверь, и они услышали мягкий женский голос с сильным акцентом.

– Как хорошо, что мы уходим,  – заметил Чаффи, глядя на вошедшую в дом грациозную женщину в черном.

Незнакомка – явно вдова – выглядела безукоризненно, включая скрывавшую лицо плотную вуаль. Фиона, не в силах отвести от нее взгляд, подумала, что отдала бы многое, лишь бы выглядеть так же изысканно и элегантно.

– Добро пожаловать, мадам, проходите в приемную. Миссис Куик угостит вас чаем, если не возражаете, а я пока провожу этих джентльменов.

– Чай? Прекрасно,  – произнесла вдова мягким, мелодичным голосом, делая легкий реверанс Алексу и Чаффи. – Симпатичные месье.

Посетительницу вряд ли можно было назвать миниатюрной: стройная и гибкая, она, однако, обладала упругой пышной грудью – именно такой, какую предпочитают мужчины. Фиона подумала, что рядом с этой дамой сама она выглядит как крестьянская лошадь. Подтверждением этой неприятной мысли стали восторженные взгляды мужчин, стоило незнакомке войти в приемную.

– Француженка? – предположил Алекс, как только за посетительницей закрылась дверь.

Фиона едва сдержала вздох.

– Думаю, бельгийка или швейцарка. Стала вдовой во время войны и переехала с дочерью сюда.

– Ей повезло.

– Благодарю вас за помощь, вас обоих,  – сказала Фиона, прижимая посильнее руки к бедрам, что, с ее точки зрения, было самым безопасным для них положением сейчас, когда так хотелось поправить прядь, упавшую на лоб Алексу.

– О, не за что! – ответил он с улыбкой, натягивая на плечи пальто.

При этом Чаффи вел себя несколько странно: водил по сторонам взглядом и, казалось, забыл и о друге, и о хозяйке дома.

– Чаффи! – окликнул его Алекс.

Тот вскинул голову и, принюхиваясь, спросил:

– Чем это пахнет?

Фиона тоже замерла, но единственным, что различил ее нос, был слабый аромат духов.

– Похоже, апельсин…  – Она удивленно вскинула брови. – Приятный аромат. Должно быть, это духи мадам… у меня таких точно нет.

Чаффи, нахмурившись, так и стоял без движения. Алекс смотрел на него в ожидании разъяснений. Фиона растерялась: надо было идти в приемную, но она не могла, пока не уйдут мужчины.

Наконец Чаффи пошевелил руками и улыбнулся:

– Похоже на безумие, да? Так бывает. Почувствуешь знакомый запах – и почудится вдруг черт-те что. Не берите в голову.

Алекс усмехнулся.

– Если ты о запахе апельсинов,  – сказал он, поплотнее надвигая на голову шапку,  – то могу поспорить, что тебе почудился «Ковент-Гарден». Там всегда в антрактах продают апельсины.

Последние слова явно были адресованы Фионе. У нее мелькнула не очень приятная мысль, что Алекс пытается просветить ее как какую-нибудь деревенщину.

– В один из ближайших вечеров мы возьмем вас обеих в оперу, и ты сама это увидишь,  – добавил он, весело глядя на нее.

Фиона предпочла не отвечать. Не могла же она, в самом деле, сказать Алексу, что ни ей, ни Мейрид попросту нечего надеть для поездки в оперу. Хорошо еще, что после поспешного бегства из Хоузворта у них оказались платья, в которых можно было появиться перед учениками школы и их родителями. К счастью, разговор об этом прекратился сам собой и она смогла проводить мужчин без лишней суеты.

Ненадолго остановившись перед маленьким зеркалом в холле, чтобы поправить прическу и убедиться, что с платьем все в порядке, она глубоко вздохнула и открыла дверь приемной.

Плотную вуаль гостья откинула на траурную шляпку, и Фиона еще раз подумала, что таких красивых женщин ей видеть пока не доводилось. Безукоризненное черное платье подчеркивало белизну гладкой кожи и прекрасную фигуру. На плечи ниспадали прекрасные светлые волосы, отливающие медью. Вскинув на хозяйку огромные голубые глаза, она с грацией танцовщицы поднялась с единственного находившегося в комнате непокарябанного стула.

– Мадемуазель Фергусон,  – приветствовала она Фиону с легкой улыбкой. – Я слышала о вас много хорошего.

Легкий акцент придавал сказанному небольшую игривость.

Фиона улыбнулась в ответ и подошла к столу.

– Как поживаете, мадам Фермор?

Отдав, таким образом, должное ритуалу вежливости, они сели.

– Насколько я поняла, у вас здесь есть мужчины? – спросила мадам. – Не уверена, что такое соседство… ммм… было бы полезно моей Нанетт.

– Согласна в вами, мадам. Но поводов для беспокойства нет. Это друзья моего брата, которого я недавно потеряла. Они заехали ненадолго – убедиться, что у нас с сестрой все в порядке.

– О! Бедное дитя. Мне так жаль вас. Примите мои соболезнования.

– Благодарю вас,  – ответила Фиона, низко склонив голову.

– Но они очень симпатичные,  – улыбнулась гостья, игриво погрозив пальцем.

Обескураженная ее тоном, девушка растерянно заморгала.

– М-м…  – начала Фиона, не зная, как реагировать на это замечание, и оглядываясь на дверь, будто они все еще находились там, за ней. – Пожалуй. Но они для меня всегда были просто хорошими друзьями брата. Не более того.

Мадам улыбнулась:

– Красивые мужчины редко бывают «не более того», мадемуазель.

Фионе вдруг захотелось выйти за дверь, а потом опять войти и начать разговор снова, придав ему сугубо деловой смысл.

– Вы писали, мадам, что вашей дочери одиннадцать лет. Это так?

Ответом было молчание, и у Фионы сложилось впечатление, что гостья по каким-то причинам не хочет отвечать. Положение спасла миссис Куик. Постучав, экономка внесла в комнату заполненный поднос, поставила перед Фионой и, бросив быстрый взгляд на француженку, неторопливо удалилась.

– Чаю, мадам? – предложила девушка.

Миссис Фермор подождала, когда закроется дверь, и принялась стягивать перчатки.

– Да. Мерси. Будьте любезны, немного сахара. Моей Нанетт еще нет одиннадцати. В следующем месяце исполнится.

Следующий час Фиона пила чай и подводила мадам Фермор к решению заплатить деньги за образование дочери. Ей очень хотелось бы сказать себе, что за этим занятием об Алексе Найте было напрочь забыто, однако порой казалось, что даже гостья знает, что это неправда.

Все изменилось два дня спустя.

Фиона так и не поняла, что разбудило ее той ночью. В постель она буквально упала далеко за полночь, даже не собрав листы со сложными расчетами, которые делала для мистера Понда. Они остались лежать на обеденном столе рядом с собранными в безукоризненно ровную стопочку расчетами Мейрид и наполовину сгоревшей свечой. Утомленная дневными заботами и необходимостью постоянно присматривать за сестрой, Фиона обычно спала крепко. Зная это, она постаралась устроиться на трети кровати, которую сама отвела себе, так чтобы не мешать спавшей с раскинутыми руками Мейрид.

Закрыв глаза, она постаралась еще составить план действий на следующий день, как будто играла в шахматы: поставила задачу на клетку воображаемой доски и прикинула, что может помешать ее выполнению, но не продвинулась и до середины партии – научной прогулки с ученицами по парку. Шахматная доска начала расплываться…

Проснулась она от ощущения чего-то необычного. Чего-то, чего ночью обычно не бывает. Мейрид что-то бормотала во сне, свернувшись калачиком и прижимая к груди свою подушечку. Если бы не глубокое, ровное дыхание, вполне можно было бы подумать, что она продолжала отгадывать какую-то неразрешимую загадку,  – например, почему ученицы школы не восхищаются звездами так, как она. Она перевернулась на другой бок и слегка задела Фиону локтем, не сильно, однако именно этот удар окончательно вывел ту из состояния сна и заставил вглядеться в темноту. Что это за звуки? Тиканье часов в коридоре? Крики ночных сторожей где-то далеко на улице?

Нет. Какой-то скрип. Треньканье стекла. Странные, непонятно чем или кем производимые звуки внизу.

Она села на край кровати. На нижнем этаже? Кто-то ходит по дому? Миссис Куик демонстративно не выходила из своего расположенного позади кухни закутка после вторжения француженки. Кроме того, она не была столь тяжела, чтобы издавать при ходьбе подобные звуки.

Сердце девушки замерло. Во рту пересохло. Что делать? Будить Мейрид? Она представила полусонную сестру с хмурым лицом, в сбившемся на голове чепчике и сползающей с плеч ночной сорочке…

Спуститься вниз? Нет. Там нечего красть, и, возможно, воры, убедившись в этом, не станут подниматься на второй этаж. Но на всякий случай все-таки следует обзавестись каким-нибудь оружием. Соскользнув с кровати, Фиона принялась быстро оглядываться по сторонам. Кочерга! И медная грелка, полная остывших углей. То, что надо! Нищему не до выбора. Она взяла оба предмета в одну руку, подошла к двери и остановилась. Что дальше? Не будет ли правильным для начала закрыть дверь?

Отличная идея. Она положила свое оружие на кровать и, возвратившись, повернула ключ. В замке что-то тихо звякнуло, и девушка затаила дыхание, мысленно взмолившись, чтобы сердце не выскочило из груди. Некоторое время стояла тишина. Может, ушел? Или пытается пройти через берлогу миссис Куик? Если так, то ей, возможно, понадобится помощь. Бедная женщина не успеет даже добраться до кухни и своих кастрюль, чтобы хоть чем-то защищаться.

Фиона снова взяла кочергу влажными от пота руками и, отперев замок, переступила на цыпочках через порог и повернулась, чтобы запереть дверь,  – так будет безопаснее для Мейрид. В этот момент она и почувствовала запах.

О нет! Ее взгляд заметался по сторонам и уперся в перила лестницы. Этого не могло быть. Только не в ее бедной маленькой школе!

Но это было. Дым!

Девушка резко повернулась и, не выпуская кочергу, другой рукой вставила никак не желавший вставляться ключ в замочную скважину.

– Пожар! – закричала тогда Фиона, распахивая дверь и чуть ли ни спихивая с кровати Мейрид.

Сестра хлопала глазами, как крольчонок в коробке.

– Быстрее, Мей! – торопила Фиона, бросив ей домашние туфли и встряхнув за плечи. – Мы должны идти.

– А миссис Куик? – окончательно проснулась Мейрид.

– Она тоже. Идем. И возьми это,  – распорядилась Фиона, передавая сестре грелку.

Схватив Мейрид за руку, она потащила сестру к выходу. Царившая в доме темнота не была абсолютной только благодаря проникавшему через окна бледному свету луны. Тишина нарушалась лишь доносившимся из парка потрескиванием и тихими стонами старых деревьев. Посторонних запахов тоже не чувствовалось. Даже принюхавшись, можно было ощутить только легкий запах воска, исходивший от паркета, и сытный аромат баранины, оставшийся с обеда в столовой. Но дым был – прозрачным слоем стелился на полу и поднимался вдоль стен. И даже в тусклом свете луны можно было увидеть колеблющиеся оранжевые сгустки, поднимающиеся вдоль перил.

Фиона крепче сжала руку Мейрид и направилась к лестнице, но вдруг остановилась, знаком приказала сестре стоять на месте и сбегала за подушечкой. Потеряй они ее, успокоить Мейрид будет крайне трудно.

– Зачем мне эта грелка? – спросила та сонным голосом, когда сестра вернулась.

– Затем, что прежде, чем увидела дым, я слышала, как кто-то ходит внизу.

– И мы ударим его этим, если понадобится?

– Да, причем так, что он станет на два фута короче,  – заверила Фиона, стараясь, чтобы ее голос звучал бодро.

На самом деле Фиона была напугана. Небольшие пока языки пламени уже выбивались из-под двери помещения, в котором проводились школьные занятия, и ползли вверх по стене.

– Миссис Куик! – крикнула Фиона, когда они наконец спустились. – Пожар! Спасайтесь!

Посторонних в доме, похоже, не было: злоумышленник, видимо, ушел, но следы его присутствия остались – возле двери класса на полу вперемешку с какими-то бумагами валялись ее любимые грифельные дощечки.

– Мои расчеты! – вскрикнула вдруг Мейрид и бросилась в сторону столовой.

На мгновение Фиона растерялась: необходимо найти миссис Куик, но как оставить Мейрид одну?

Решив, что сестра все равно не откажется от своего намерения, а ориентироваться в непривычной ситуации она практически не способна, Фиона побежала за ней.

Воздух в столовой был заметно свежее. Мейрид пыталась запихнуть в сумку, в которой обычно носила в обсерваторию свою работу, листы бумаги со стола, книги, компасы и астролябию.

– Нет, Фи! – увидев сестру, закричала она, в отчаянии опуская руки. – Я ни за что не смогу уложить все это правильно.

– Зато тебе не придется разбирать то, что останется от всего этого после пожара,  – ответила Фиона, быстро затолкав в сумку все, что оставалось, и схватив сестру за руку. – Пойдем, моя сладкая. Надо торопиться.

Желтовато-коричневые с розовыми узорами обои в холле уже начали отслаиваться от стены, и дым заполнял всю верхнюю часть помещения. Фиона нагнулась как можно ниже и потащила сестру на кухню.

– Миссис Куик!

От темноты отделилось большое плотное пятно.

– Какого черта вы обе здесь делаете? – воскликнула миссис Куик, балансируя на одной ноге и пытаясь всунуть другую в ботинок.

Учитывая обстоятельства и то, что экономку оторвали от сна, реакция ее была более чем нормальной. Фиона начала успокаиваться. Появилась уверенность, что они все успеют покинуть дом.

– Вот. – Мейрид неожиданно протянула экономке медную грелку. – Мне с ней крайне неудобно.

Миссис Куик и не думала отказываться. Они втроем выбежали из кухни в тот момент, когда на задней стене из-под панели выскочил довольно большой язык пламени. Сосредоточив все внимание на входной двери, Фиона думала, как вывести женщин наружу, все остальное сейчас значения не имело. Она опять начнет сначала. В конце концов, ей не привыкать. Она справится и в этот раз, пусть теперь и без денег.

Первой выхода достигла Мейрид и, повернув свободной рукой ручку, толкнула дверь. Подумав, что на улице их кто-то может поджидать (не сам же огонь загорелся), Фиона попыталась ее опередить, но прежде чем успела открыть рот, чтобы предупредить сестру, та уже выскочила наружу и, неожиданно споткнувшись обо что-то, упала. И Фиона едва избежала той же участи, успев перепрыгнуть через растянувшуюся у двери девушку.

Это происшествие немного всех подбодрило, и они побежали в глубину сада, где было тихо и спокойно. Однако вскоре им пришлось остановиться, едва не наткнувшись на препятствие: на земле лежало что-то большое и мягкое.

– Мей? – окликнула Фиона сестру, которая зачем-то опустилась на колени, а приглядевшись, увидела на ее платье пятно, темное и влажное.

Фиона непроизвольно отпрянула, а Мейрид поднесла руку к лицу и произнесла каким-то странным, чужим голосом:

– Это человек.

У Фионы похолодело внутри. Перед мысленным взором промелькнула картинка из прошлого, тяжелое, ужасное воспоминание. Холод. Непроницаемая темнота. И скорчившаяся на земле, задыхающаяся от рыданий маленькая Мей. И ее с трудом различимые слова, такие же как сейчас: «Это человек».

Фиона несколько раз глубоко вздохнула, заставляя себя сосредоточиться, и мысленно постаралась поступить с этими воспоминаниями так, как только что с бумагами: загнала в дальний угол памяти, откуда они не смогут пока потревожить ее. Не смогут причинить боль Мей. Окончательно взяв себя в руки, она наклонилась, чтобы получше рассмотреть то, что увидела сестра.

– Святое распятие! – выдохнула миссис Куик, с другой стороны наклонившись к человеку, неподвижно лежавшему прямо напротив черного хода их дома. – Господи Иисусе!

Женщина отвернулась, и ее вырвало на траву.

Фиона склонилась еще ниже. В свете луны все казалось серым, но ей и не надо было различать краски: она достаточно хорошо знала, что при таком освещении кровь выглядит черной. Рот лежащего был полуоткрыт, как у уснувшей рыбы, в неподвижных глазах отражались лунные блики. Сомнений не осталось – мужчина мертв. И не просто мертв, а, судя по обилию крови, образовавшей вокруг его головы страшное подобие нимба, жестоко убит. Лицо его буквально исполосовали чем-то острым, нетронутыми остались только глаза.

– Фи! Фи? Неужели опять? Не-ет!

Как выяснилось позже, соседей разбудили не вспышки огня или запах дыма, а этот протяжный крик и громкие рыдания совершенно выбитой из колеи Мейрид.

 

Глава 9

Алекс грохнул большим бокалом с бренди по нечистому, липкому столу и, швырнув деньги на середину, нарочито громко, чтобы не оставалось сомнений в том, что его поняли, заявил:

– На все.

Помимо него за столом сидели четверо, все – представители аристократических фамилий, не имевшие ни малейшего отношения к обитателям трущоб, однако частые гости «Голубого гуся». С бокалами в руках и салфетками за воротниками, они выделялись как цветы на навозной куче. Даже полностью промотавшись, они все равно не утратили бы особого положения в обществе, и ничто – даже самые грязные делишки – не сделало бы их здесь своими. Даже лица у них, черт побери, были не такие, как у остальных: чистые и ухоженные.

По глазам тоже многое можно узнать. Так думал Алекс, глядя на Сирила Винса, костлявого лысеющего мужчину с одутловатым лицом, младшего отпрыска весьма знатной семьи. Он был частым посетителем подобных «Гусю» таверн, где снискал славу удачливого игрока, выигрывая часто довольно крупные суммы. Так было, например, и в прошлый раз, когда он играл с Алексом. Вообще в последнее время как-то так получалось, что когда Алекс заходил в «Голубой гусь», там уже были Сирил и Барт Смидерс и известный своим склочным характером и умением пообедать за чужой счет баронет, которого все звали Пьюрфой.

Алекс видел, что Винс мошенничает, и подозревал, что Смидерс тоже, однако решил, что разоблачать их пока рано. Тем более что как раз в этот момент дверь открылась и он увидел знакомый потрепанный цилиндр.

– Господин, он здесь,  – услышал он через мгновение шепот над самым ухом.

– Хорошо. Не отпускай его,  – тихо распорядился Алекс.

Франшем протиснулся сквозь кучку столпившихся вокруг карточного стола зевак и исчез в глубине таверны. Вот теперь настало время нанести удар, и Алекс поторопил партнера:

– Ну, Сирил?

На лбу мошенника выступил пот. Алексу никогда не нравился этот тип. Помимо того что был нечист на руку и водил компанию с такими неприятными типами, как Барт Смидерс, Винс любил соблазнять молоденьких девушек – естественно, тех, за кого некому заступиться. Поэтому потрясти основательно его карманы было бы большим удовольствием. У Алекса изначально были хорошие карты, к которым он прикупил еще валета, что практически не оставляло сомнений в победе.

Сирил напряженно думал, барабаня пальцами по столу, затем сдвинул в середину кучу лежавших перед ним банкнот и… Алекс хорошо видел это движение.

«О черт! Только не сейчас»,  – пронеслось у него в голове. Но пропустить столь откровенное мошенничество было бы непростительно. Мгновенным движением Алекс, будто змею, перехватил запястье Сирила. Вокруг наступила тишина.

– В зачет идут только те карты, которые были в колоде, старик,  – произнес он абсолютно спокойно, но достаточно громко.

Лицо Сирила залилось краской.

– Как ты смеешь? Ты…

Алекс запустил пальцы в рукав мошенника и вынул короля. Вокруг тотчас разразился настоящий ад. Сирил тоже что-то кричал, пытаясь спорить, но Алекс уже не обращал на него никакого внимания. Спокойно собрав деньги в мешочек и затянув шнурок, он совершенно ровным голосом заметил:

– Теперь понятно, почему ты предпочитаешь играть в «Гусе». Мудро, надо признать.

Сирил резко вскочил, чуть не перевернув стол. Несколько бокалов разбилось, и вино из них потекло на пол, образуя грязную лужу, но Алекс никак не отреагировал: просто встал и пошел прочь. Кое-кто из наблюдавших за игрой мужчин успел в восторге похлопать его по плечу, а подавальщицы выразили готовность сделать для него все, что угодно. Проигнорировав их предложения, Алекс направился к задней двери, за которой в маленькой комнатушке его должен ждать Франшем с добычей.

Из-за вмешательства окружающих было потеряно несколько минут, и оказавшись наконец в комнате, Алекс застал довольно живописную картину. Франшем держал Линни Среду за воротник видавшего виды твидового пальто, и Линни явно не был этому рад. Франшему все еще удавалось уберечь свой нос от боксерского удара лишь благодаря быстроте реакции.

– Успокойтесь! – приказал драчунам Алекс.

Оба тут же замерли на месте, и огромные голубые глаза Линни при этом сделались, кажется, еще больше.

– Вы?..

– Да,  – сказал Алекс, подвигая к себе стул. – Это я.

Линни был так поражен, что даже нижняя челюсть слегка отвисла. Некое подобие капюшона своего изодранного пальто он непроизвольно сдернул, отчего цилиндр сполз на самые уши.

– Спасибо, Франшем,  – произнес Алекс. – Дальше я сам.

Франшему явно не хотелось уходить, и Алекс был на него не в обиде. В конце концов, бизнес, которым занимался этот мальчишка, в значительной степени в том и заключался, чтобы совать нос во все дела, однако это вовсе не означало, что Алекс готов удовлетворить его любопытство.

– Я освобожусь через пару минут. Посмотри пока, сможем ли мы быстро найти лошадь.

Франшем недовольно хмыкнул, но все же выскользнул за дверь, и тогда Алекс повернулся к Линни.

– Большой секрет, да, господин хороший? – спросил тот с понимающей улыбкой, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, будто исполняя некий странный танец.

– А у тебя что-то есть для меня?

Мальчик прекратил свои беспорядочные движения и прислонился спиной к стене.

– Совет. Не очень-то болтайтесь по окрестностям. Это может дорого вам стоить.

– Ты постараешься?

– Не-а, я честный пацан. Мамка учила: сам живи и другим давай.

Не дожидаясь пока Линни сядет, Алекс спросил, поигрывая позвякивающим в пальцах мешочком:

– Сколько тебе лет?

– Двенадцать,  – протянул бродяга, не отрывая взгляда от кошеля.

Алекс подумал, что дать мальчишке больше десяти может только слепой, однако кивнул, принимая ответ, и подкинул мешочек на ладони.

– Ты бы все-таки присел. У меня к тебе деловое предложение. И кое-что для освежения памяти.

Линни плюхнулся на стул с каким-то тряпичным звуком.

– На мокруху не пойду: у меня свои понятия. И я не гомик.

Алекс сдержал улыбку.

– Очень этому рад. Никого не надо убивать, а вот кое-кого разыскать – это да.

– Франта, который послал меня передать вам ту записку?

– Да.

Мальчишка рассмеялся.

– Ну, тогда нет ничего проще, да. Вы только что резались с ним в карты.

У Алекса перехватило дыхание.

– Который из них?

– Лысый, с гнилыми зубами. Все время крутит головой, будто кого-то потерял.

Алекс почувствовал себя так, будто получил удар под дых.

– Боже правый! Сирил Винс?

– Может, и так его зовут,  – пожал плечами Линни. – Но воняет от него как из помойки.

Сомнений не осталось: Сирил.

– А до этого он не давал тебе подобных поручений?

Паренек пожал плечами, по-прежнему поглядывая на тугой мешочек.

– Пару раз. Для игроков, которым не слишком везло. Один – франт по имени Эвенхем. Я его запомнил, потому что он плакал.

Эвенхем, как вспомнил Алекс, покончил жизнь самоубийством. Причину точно не знал никто – говорили, будто он любил мужчину, а «Львы», узнав об этом, шантажировали его, пытаясь привлечь к освобождению Наполеона с Эльбы.

– Еще кого-нибудь помнишь?

– Не-а,  – ответил Линни, отводя глаза.

– Потому что память плохая или потому что воспоминание может повредить твоему здоровью?

Шутка была вознаграждена широкой улыбкой:

– А вы догадливый, господин хороший.

Алекс встал со стула, поднял мешочек за шнурок и, покачав им перед глазами паренька, произнес небрежным тоном:

– Похоже, у тебя появился выбор, Линни. Можешь остаться здесь и тем самым дать тем, кто нанял Винса, шанс выйти сухими из воды, или…  – Он положил кошель на ладонь. – Или можешь забросить свой лот ко мне. В этом случае тебя ждет регулярное питание, неплохие условия работы и хорошие перспективы.

Улыбка Линни сделалась еще шире.

– И это все за какие-то несколько имен?

Несколько секунд помолчав, Алекс сказал:

– Если хочешь, спроси Франшема. Я не обманываю.

Он и сам не знал, почему вдруг решил забрать этого беспризорника с улицы. Такими, как он, кишели окрестности «Голубого гуся», а еще сотни и сотни подобных продувных бестий обитали в развалинах домов и в глубине городских аллей, но помочь почему-то хотелось именно этому мальчишке.

– Кстати, фамилия у тебя есть?

Линни помрачнел и отвел глаза в сторону.

– Не-а.

Мальчишка явно что-то скрывал, но делиться с Алексом не собирался.

Решив не торопить события, Алекс выразительно встряхнул мешочек.

– А теперь послушай. В Блэкхите живет моя знакомая, ее зовут мисс Фергусон. Ей порой требуется кое-какая помощь, но она не хочет в этом признаться. Думаю, ты знаешь, как щепетильны подобные барышни. Вот я и хочу, чтобы ты пожил там. Но уж если не получится, тогда возьму тебя к себе.

– А как же Винс? – удивился Линни, завороженно глядя на кошель.

– О Винсе я позабочусь сам. Ну, что скажешь?

По-прежнему не отводя взгляда от заветного мешочка, мальчик кивнул, и Алекс подбросил вожделенную добычу. Кошель мгновенно исчез, будто растворившись в воздухе вследствие некоего магического трюка.

– Я бы тебе посоветовал,  – сказал Алекс,  – отдать это на хранение мисс Фергусон. У тебя и там будет все необходимое, а это пусть останется, чтобы вновь не оказаться на улице.

Несколько минут парнишка смотрел на сжатый в длинных пальцах кошелек, потом, будто решившись, кивнул.

– Ну и хорошо. Буду признателен, если о наших делах, кроме тебя, никто не узнает. А если вспомнишь еще какие-нибудь имена, дай мне знать,  – подвел итог Алекс.

Линни, не поднимая глаз, вновь кивнул.

– Что скажешь, если прямо сегодня вечером я передам тебя моей домоуправительнице, чтобы завтра утром отправиться к мисс Фергусон?

Мальчишка молча направился к двери. «Настоящий маленький чертенок,  – подумал Алекс. – Еще не факт, черт побери, что жизнь у леди Фионы покажется ему подходящей».

– Хозяин! – тихо окликнул его Линни, остановившись у выхода. – Думаю, мне следует вас отблагодарить, да.

Алекс не смог сдержать улыбку.

– Не бери в голову, пока не появятся на то причины. А кроме того, ты еще не знаешь миссис Сомс. Она первым делом отскребет твою кожу до самых костей.

– Может, стоит ее предупредить, что я кусаюсь? – предложил мальчуган, обнажая в улыбке белоснежные зубы.

– Вот сам ей об этом и скажешь,  – рассмеявшись, уже от двери произнес Алекс. – Я иду искать Винса.

– Начните с Халф-Мун-стрит,  – посоветовал Линни, натягивая на уши свой цилиндр. – Там, где сдают комнаты.

– Я сразу понял, что ты удачный объект для инвестиций,  – с усмешкой констатировал Алекс.

– Эй, Линни Среда! – окликнул кто-то, когда они выходили на улицу. – Винс тебя ищет!

Линни, не останавливаясь, кивнул:

– Я сам иду туда, Салли. Спасибо.

Выходя из душного помещения в холодную свежесть осеннего вечера, Алекс тоже думал о Винсе. В принципе то, что этого бездельника, любителя пожить красиво за чужой счет, могли втянуть в любую темную интригу, сюрпризом для него не было. По крайней мере теперь есть ниточка к его противнику, решил Алекс, направляясь к тому месту, где увидел Франшема и топтавшегося рядом с ним старого извозчика. Для начала предстояло выяснить, у кого находятся письма: у Винса или он всего лишь один из посредников,  – однако прежде всего требовалось поспать хотя бы пару часов. Сейчас Алекс буквально еле-еле передвигал ноги, поэтому подумал с облегчением, что этот долгий вечер наконец-то заканчивается, и распорядился:

– Франшем, Линни едет с нами.

Алекс мечтал лишь о том, как войдет в свой дом и первым делом попросит у миссис Сомс горячей воды, однако, взглянув на извлеченные из кармана часы, удрученно вздохнул: два часа ночи. Что ж, ему не привыкать: приходилось обходиться без ванны и в куда более непрезентабельном состоянии.

Он был у самой двери и уже поставил ногу на ступеньку, когда от темноты кто-то отделился и направился в их сторону. Они, все втроем, отреагировали мгновенно – приготовились к отражению нападения: Алекс достал не раз выручавшую его в подобных случаях перечницу, в руках Франшема и Линни блеснули ножи.

– Франшем! – окликнул из темноты звучавший с тревогой низкий голос. – Это я, Франк. Милорд, который нанял нас, с вами?

Массивная колышущаяся тень вступила в тусклое пятно света возле газового фонаря и постепенно обрела черты одного из друзей Финни, бывшего боксера, которому Алекс тоже предложил работу.

– Что стряслось?

– Вы должны ехать туда. Прямо сейчас. Немедленно! – задыхаясь, выпалил Финни. – У леди…

Алекс выпрыгнул из коляски, не дожидаясь, пока она остановится. Представшая перед глазами картина отозвалась острой болью в сердце.

– Что за черт! – послышался возглас Франшема.

Алекс ощутил спазмы в желудке – вблизи все выглядело еще прискорбнее. Ноздри заполнил едкий запах дыма и влажного пепла. На лужайке у черного хода стояли люди – видимо, сбежавшиеся на пожар соседи.

Здание ощутимо пострадало от огня, но в окне Фионы мелькал огонек свечи. Значит, школа еще сможет продолжить работу. Если бы только разрушения были самым страшным последствием случившегося.

– Я не хочу туда идти,  – запротестовал Линни, заложив руки за ремень. – Там кто-то прячется и стонет.

– Не будь идиотом! – огрызнулся Франшем. – Это мисс Мейрид. Конечно же, она очень расстроена.

– Подождите здесь,  – приказал Алекс извозчику и направился к дому.

Мальчишки пошли следом. Несколько человек из толпы повернулись в их сторону, но Алекс не обратил на них внимания.

Запах дыма и гари в помещении был гораздо сильнее, а стоны Мейрид, казалось, били по нервам. Да это были уже и не стоны, а монотонный вой – она не останавливалась даже для того, чтобы перевести дыхание. Алекс без стука вошел в переднюю и окликнул, ступая по почерневшим от огня половицам:

– Фиона!

– Я здесь,  – послышалось в ответ, и тон был таким бесстрастным и спокойным, словно хозяйка отдыхала за чтением женского журнала.

Но, конечно же, это было не так. Фиона сидела на диванчике, приобретшем безобразный грязно-коричневый цвет, в коричневом пеньюаре и домашних туфлях, обхватив сестру руками. Между ними лежала их вездесущая подушечка. Девушки мерно раскачивались, будто совершая какой-то странный обряд. Распущенные волосы Мейрид рассыпались по плечам, прикрывая часть лица и путаясь с волосами сестры, глаза были плотно закрыты, а рот, напротив, полуоткрыт, нос нервно подрагивал, сомкнутые в замок ладони прижаты к груди.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Алекс, взяв стул и усевшись напротив.

Фиона подняла голову, и он увидел ее покрасневшие глаза и прилипшие к шее влажные пряди. Бледное лицо было перемазано сажей, а обычно почти незаметные веснушки выделялись на носу яркими пятнышками. Ее голубые глаза, всегда напоминавшие живую гладь озер, сейчас были похожи скорее на маленькие холодные зеркала. Девушка явно пребывала в шоке.

– Фиона!

Она подняла глаза, и как раз в этот момент в комнату проскользнули юные спутники Алекса.

– Вы же не оставите нас в такой компании? – несколько раздраженно заявил Линни.

– С Франшемом ты знакома,  – обратился к Фионе Алекс. – А это Линни. Он тоже мне помогает.

Фиона равнодушно кивнула, словно маленькие оборванцы были завсегдатаями ее гостиной:

– Благодарю, что пришли. Кто вам сообщил?

Слова ее были практически не слышны из-за воя Мейрид, и Алексу стало не по себе, когда он подумал, как это должно действовать после всего произошедшего на Фиону.

– Мы как-то можем облегчить ее страдания? Что, если немного опия?..

Фиона покачала головой:

– Нет. Это должно пройти само. Она все еще в шоке.

Алекс огляделся вокруг. Передняя, в которой они сейчас находились, почти не пострадала, но стены коридора и смежной комнаты, которые были видны за раскрытой дверью, обуглились.

– Что ж, подождем, пока она выйдет из этого состояния. Ваш дом загорелся. Вы знаете отчего?

– Это не пожар произвел на нее такое впечатление,  – сказала Фиона мягким, спокойным голосом. – Соседи и пожарные прибежали довольно быстро. Это… это из-за другого.

Алекс еще раз посмотрел вокруг.

– Из-за другого? Из-за чего? Мне сказали только о пожаре.

– Из-за того, что на заднем дворе. Он там, позади дома.

Алекс взглянул на Фиону внимательнее, но ответного взгляда не последовало. Глаза девушки смотрели куда-то в сторону, пальцы, перебиравшие волосы сестры, дрожали.

– Может, мне пойти к нему?

Фиона с шумом вдохнула и выдохнула.

– Идите, если хотите.

Алекс направился к двери.

– Кто-то разлил в классной комнате лампадное масло,  – неожиданно добавила Фиона.

Внутри у Алекса все похолодело, будто на мгновение остановилось сердце.

– Лампадное масло? Кто-то угрожал вам?

Он почти взмолился про себя, чтобы она ответила «да», чтобы злоумышленником оказался какой-нибудь оголтелый противник обучения девочек, но Фиона молчала. Оглянувшись, он увидел, что она сидит с закрытыми глазами, медленно покачиваясь из стороны в сторону в обнимку с сестрой. В голове пронеслась мысль, что эти размеренные движения призваны, возможно, успокоить не одну Мейрид.

Алекс, выйдя, направился к задней двери через кухню, где экономка с выбившимися из-под ночного чепчика растрепанными седыми волосами убирала пепел и осколки разбитой посуды. От огня, как он отметил, больше всего пострадали прихожая, классная комната и кухня. Ущерб был достаточно серьезен, по крайней мере для того, чтобы приостановить на время школьные занятия. А еще, как горько пошутил про себя Алекс, чтобы укоротить острый язычок экономке, которая молча проводила его каким-то беззащитным, растерянным взглядом.

На заднем дворе по-прежнему стояли люди, и несколько человек подсвечивали образовавшуюся площадку факелами, отчего на траве колебались большие расплывчатые тени. Все смотрели в сторону мужчин, которые что-то то ли искали, то ли делали, низко склонившись над землей. Большинство стояло молча, лишь изредка раздавались короткие фразы, произнесенные приглушенными, как на похоронах, голосами.

Алекс подошел поближе и увидел то, что находилось в центре. Желудок уже привычно отреагировал спазмами.

– Боже правый! Что это?

От толпы отделился невысокий полный мужчина с узким лицом и темными волосами. Подойдя к Алексу, он остановился ровно напротив, как бы загораживая освещенную площадку, и поинтересовался:

– Кто вы?

Алекс решил, что в данном случае самое правильное будет воспользоваться своим громким титулом, и произнес тоном истинного лорда:

– Я граф Уитмор, друг этих леди. Что здесь происходит?

– Констебль Бернс,  – представился мужчина с коротким поклоном. – И спрашивать, извините, моя обязанность. Вы знаком этот человек?

С этими словами он отступил в сторону, и Алекс вновь ощутил тошноту.

Согнутое тело довольно крупного мужчины лежало на боку. Руки были прижаты к животу, словно пытались защитить его от удара. Голова, наоборот, откинута назад – видимо, в агонии. При взгляде на лицо даже многое повидавшему Алексу стало не по себе. Оно представляло собой скопище кровавых ран, из-под порванных губ в страшном оскале торчали крупные зубы. Практически полностью обнаженная шея была залита кровью. Выглядело все так, будто этот человек стал жертвой какого-то хищного зверя. По крайней мере местная шпана явно не могла сотворить такое.

– Это Крастер,  – услышал Алекс за спиной и, оглянувшись, увидел Франшема.

Тот неподвижно, будто каменное изваяние, стоял у входа в дом, не отрывая глаз от обезображенного тела.

– Ты его знаешь? – мгновенно отреагировал констебль, в руках которого появился блокнот.

Франшем посмотрел на Алекса, и лицо его в этот момент приобрело трогательно детское выражение.

– Это один из дружков мистера Финни, тоже наблюдатель.

– Наблюдатель? – повторил констебль с явным интересом.

Алекс подумал, что разговор приобретает не совсем нужное сейчас направление, и, демонстративно еще раз взглянув на труп, повернулся к констеблю.

– Да, за леди Фергусон. Девушки жили здесь одни, и я, как друг их брата, посчитал необходимым позаботиться об их безопасности, поэтому и нанял нескольких помощников.

– Их брата…  – протянул констебль, заглядывая в свой блокнот. – Полковника Йена Фергусона? Того, кто пытался убить герцога Веллингтона? Вы его имеете в виду?

– Он не…

Алекс прикусил язык, вовремя вспомнив, что раскрывать правду о Йене пока не имеет права, и быстро перевел разговор на другую тему:

– Леди Фиона сказала, что это был поджог.

– Это так. Возможно, вам известно, кому могли насолить эти леди?

– Нет.

Алекс подумал, уж не пытался ли он защитить Фиону совсем не от тех, кто ей действительно угрожал. Не те ли люди, на которых он решил опереться, устроили это?

Пытаясь справиться с волнением, он сжал руку в кулак и потер висок. Надо поговорить с Винсом, а также необходимо встретиться с Дрейком, чтобы наконец во всем разобраться.

– Цивилизованный человек не мог такое сотворить,  – заметил констебль, с осуждением покачивая головой. – Тем более зная, что их брат погиб… уж не важно как.

Алекс в очередной раз сдержал острое желание защитить Йена и лишь сказал:

– Я должен увезти женщин отсюда.

– Возможно, немного погодя, милорд,  – возразил полицейский, подходя ближе.

Алекс резко взмахнул рукой, как бы отсекая возражения:

– Мой дом на площади Сент-Джеймс, и я всегда к вашим услугам. Но оставить этих женщин в сгоревшем доме без защиты я не могу. Вы хотите взять на свою совесть их смерть?

Почему речь идет о столь серьезной угрозе, до разговора с Дрейком Алекс сказать, конечно, не мог.

– Леди ответят на ваши вопросы завтра,  – сказал он твердо и, повернувшись, пошел к дому. – Не думаю, что вы станете отрицать, что им угрожает опасность.

– Угрожает опасность? Что вы имеете в виду?

Алекс остановился так резко, что констебль едва не уткнулся ему в спину.

– Что я имею в виду? Кто-то поджег сегодня ночью дом, искромсал на куски человека, которого я нанял охранять женщин. Какие еще подтверждения вам требуются?

Решимости у констебля явно поубавилось, но он продолжал тем не менее настаивать на своем:

– Не исключено, что они знают нападавшего. Незнакомец вряд ли сумел бы все это проделать. Вы так не думаете?

– Мы можем обсудить все это с тем же успехом и завтра. А сейчас, констебль, если у вас нет чего-то более серьезного, что вы должны сказать, я бы предложил позволить мне доставить женщин в безопасное место, а вам заняться поисками преступника.

Не дожидаясь ответа, Алекс пошел к дому.

– Надо бы сказать мистеру Финни,  – услышал он над ухом тихий голос Франшема.

– Я сообщу ему сам,  – ответил Алекс, которого вновь начало мутить при воспоминании о трупе. – В конце концов, это я виноват.

Конечно, виноват. Виноват в том, что не предупредил бывшего боксера, сколь опасно задание, которое ему поручил. Но ведь он и сам не знал, даже предположить не мог…

Если это дело рук «Львов», он должен был учесть жестокость и беспринципность, с которыми они действуют. Не он ли сам был примером их действий? Не они ли загнали его в угол, не оставив малейшей надежды на спасение? Но в данном случае хотя бы понятна цель. А вот зачем терроризировать ни в чем не повинных женщин? Какой смысл с такой жестокостью избавляться от охранника? Объяснения явно не находилось. Разве что стремление за что-то отомстить. Мстительность «Львов» была известна. Но чтобы они мстили таким образом, Алекс не слышал.

Возможно, Дрейк подскажет ответы. Устроив девушек, следует первым делом связаться с ним.

К моменту возвращения Алекса Мейрид перестала подвывать и, не издавая ни звука, сидела на диване, рассеянно глядя перед собой. Фиона по-прежнему потихоньку покачивалась вместе с ней из стороны в сторону и гладила ладонью сестру по щеке. Алекс практически не сомневался, что лучше им не стало, и понимал, что разговор о переезде следовало начать поосторожнее. Неплохо было бы дождаться Чаффи, который, возможно, сумеет вывести Мейрид из ступора. Но действовать надо было в любом случае.

– Вы видели, что творится на заднем дворе,  – начал он без каких-либо преамбул,  – полагаю поэтому, что не откажетесь уехать со мной – другого выхода просто нет.

– Но я должна поговорить с констеблем,  – не слишком уверенно попыталась возразить Фиона. – И… прибраться. И миссис Куик…

– Она может поехать с нами. Вам нельзя здесь оставаться, как ты и сама прекрасно понимаешь.

– Понимаю,  – произнесла Фиона с тяжелым вздохом и закрыла глаза.

Алекс почувствовал облегчение: по крайней мере перестала наконец отвергать его помощь,  – однако одного взгляда на девушку было достаточно, чтобы этот намек на радость мгновенно исчез. В ее голубых глазах застыли отрешенность и пустота, лицо было пергаментно-бледным, пальцы подрагивали. Она как будто сделалась меньше ростом, а в движениях и самой фигуре ощущалась неуверенность. Алексу было очевидно, что этой ночью Фиона потеряла нечто большее, чем независимость. У нее иссякли силы для борьбы.

Поддавшись охватившему его порыву, Алекс наклонился к ней и, убедившись, что она смотрит на него, заговорил, будто давая клятву:

– Мы узнаем, кто это сделал, Фиона. Узнаем и заставим заплатить за все. А потом приложим все усилия, чтобы вы могли вернуться к своим ученицам.

В голове мелькнуло, что он не вполне честен. Страшно даже представить, что было бы, узнай Фиона, из-за чего это произошло. К счастью, она этого не могла знать. Тем не менее Алексу было больно видеть, как она, не произнеся ни слова против, безвольно кивнула и помогла Мейрид подняться с дивана. Когда она, осторожно поддерживая сестру, начала медленно спускаться по лестнице, сердце у него буквально сжалось, и он поклялся себе, что обязательно найдет негодяев и рассчитается за все страдания этих девушек, а также сделает все, от него зависящее, чтобы Фиона никогда больше не выглядела так, как сейчас.

 

Глава 10

Наемная карета, остановившаяся у дома Найтов на площади Сент-Джеймс, по загруженности могла сравниться с фургоном для перевозки репы. Помимо Фионы, Мейрид и их небольшого багажа, в ней находились миссис Куик и Линни, а на козлах рядом с кучером сидел Алекс. Будь Фиона в хорошем настроении, необычный для этой улицы вид экипажа мог бы ее позабавить, но в теперешнем состоянии ей было не до веселья. Все ее чувства сводились к ощущению тесноты, тревоге и страху.

Мейрид так и не произнесла ни слова с тех пор, как прекратила подвывать. Когда ее одевали и выводили на улицу, она не противилась. Молча делала то, что говорили, и лишь сильнее сжимала старую подушечку с потрепанной бахромой. Она и раньше иногда так себя вела, как бы отключаясь от всего, что происходило вокруг, но это редко затягивалось надолго. А так долго, как в этот раз, не продолжалось никогда. В течение всей поездки она сидела, прижавшись к сестре, будто боялась, что та исчезнет. Фиона даже подумала, не стоит ли попробовать каким-нибудь резким движением вывести сестру из полузабытья, в котором она пребывала. Однако тут же отбросила эту мысль. Конечно, не стоит, по крайней мере до того момента, когда они останутся одни и попробуют во всем разобраться без посторонних глаз.

– Госпожа,  – услышала она шепот у самого уха,  – не слабо живут эти франты, правда?

Фиона взглянула на своего нового знакомого. Под сплющенным грязным цилиндром, явно высоковатым для своего хозяина, она увидела остренькую мордашку, вымазанную сажей. Вскинув худой подбородок, мальчишка смотрел на нее огромными голубыми глазами. В голосе его она услышала тщательно скрываемый страх и душераздирающую тоску, так хорошо знакомые и ей самой по детским годам.

– Ведь он граф,  – произнесла Фиона, продолжая баюкать сестру, чтобы не испугалась в момент остановки.

– Ничего себе! – присвистнул Линни.

– Не переживай,  – поспешила успокоить мальчишку Фиона, разглядывая выполненный из цельного мрамора фасад четырехэтажного особняка за литой оградой. – Он добрый, и тебе у него будет хорошо.

Эти слова, казалось, она адресовала не только мальчугану, но и себе самой, хотя, конечно же, не знала, будет ли здесь хорошо ей. В данный момент это уже не имело значения. Алекс привез их в этот дом, и очевидно, что какое-то время им придется здесь жить. Фиона понимала, что надо бы возмутиться его стремлением всегда поступать по-своему, что-то противопоставить его праву распоряжаться ее жизнью и вести себя так, будто ей не угрожает никакая опасность, будто не приходилось бороться, чтобы просто выжить, и будто она уверена, что и впредь не придется… Но при всем понимании у нее не было и капли возмущения: более того, она ощущала облегчение. Пусть настороженное, как уточнила она для себя, но облегчение. Она только сейчас поняла, как это важно, когда кто-то готов разделить с тобой бремя неприятностей, помочь. Правда, при этом она также осознавала и то, чем может обернуться подобная помощь со стороны мужчины, стоит лишь ее принять.

А может, не стоит ломать над всем этим голову и просто наслаждаться моментом? Немного отдохнуть и прийти в себя, зная, что Алекс по крайней мере постарается помочь? Неужели из-за того, что ей хочется – пусть на время – отрешиться от забот, жизнь может преподнести очередной неприятный сюрприз и еще более страшное разочарование?

Фиона протерла все еще слезившиеся от дыма глаза и тяжело вздохнула. Конечно, может. Весь предыдущий опыт говорит как раз об этом.

Когда карета остановилась, первое, что увидела Фиона,  – это длинные ноги слезавшего со скамейки кучера Алекса. Даже сейчас, в запыленной, нарочито простой одежде, он выглядел очень эффектно. Каждый, ни секунды не сомневаясь, определил бы, что перед ним, как выразился Линни, франт. Осанка его, несмотря на усталость, была безукоризненна, в уверенных, четких движениях чувствовалась ставшая естественной привычка распоряжаться. Он, бесспорно, относился к лидерам, к тем, кто ощущает себя опорой общества, для кого чувство ответственности столь же естественно, как мундир для военного.

Один его взгляд лишал Фиону выдержки, которую она так долго воспитывала в себе. Один звук его голоса пробуждал желание прижаться лбом к его ладоням и просить избавить от ощущения слабости и страха, которое изматывало душу, будто надоедливый пчелиный рой. Когда она смотрела на него, ей почему-то хотелось плакать. И это было тем более удивительно, что она уже забыла, когда плакала последний раз. Пожалуй, она не позволяла себе эту слабость с тех пор, как у Мейрид прекратились те страшные приступы.

Когда Алекс открыл дверцу кареты и подал руку, Фиона закрыла глаза: на мгновение, ровно настолько, чтобы в памяти возникло солнце в окне, на которое они вешали шторы, и чувство близости, возникшее тогда между ними,  – затем улыбнулась и обернулась к экономке.

– Вы первая, миссис Куик, а я помогу Мейрид.

Та без смущения схватила руку Алекса и, опираясь на нее, выбралась из кареты. За ней последовал Линни.

Наблюдавшая за этим процессом Фиона неожиданно ощутила обиду, прямо как в раннем детстве, когда взрослые не удостаивали ее вниманием, и усмехнулась про себя, отметив, что настолько потеряла контроль над собой, что даже начала капризничать. Подумать только, ее удивило, что Алекс выполнил ее просьбу, вместо того чтобы настоять на своем и помочь ей первой.

– Пойдем, Мей,  – нежно сказала Фиона, приобняв сестру за плечи. – Алекс Найт поможет нам добраться до наших постелей. Дай ему руку, пожалуйста.

– Нет, они не наши,  – тяжело вздохнув, произнесла Мейрид, наклоняя голову к своей подушечке.

– Да, моя сладкая,  – согласилась Фиона, осторожно вкладывая ее руку в протянутую ладонь Алекса. – Ты права: это не наши постели. Я знаю. Но на эту ночь они будут нашими. Так нужно, пока в нашем доме не перестанет пахнуть дымом: такой воздух вреден для твоих легких.

Говоря это, она потихоньку подталкивала Мейрид к двери, а когда та наконец вышла из кареты, начала спускаться сама.

– Сегодня вы останетесь здесь, леди Мейрид,  – сообщил Алекс, стараясь говорить так же спокойно, как Фиона.

Девушка широко раскрыла глаза и резко повернула к нему голову, но, как сразу подумала Фиона, не по той причине, о которой подумал Алекс.

– Я не леди! – зло процедила сквозь зубы Мейрид, вырывая руку. – Не имею ни малейшего отношения к леди. Не желаю даже слышать об этом, пока этот ханжа, этот самодовольный сукин сын жив! Ты взяла мои книги, Фи? – без всякого перехода спросила она неожиданно уже спокойным тоном.

Стоя одной ногой на земле, другой на ступеньке кареты, Фиона деланно улыбнулась:

– Они на багажной полке, Мей. Их принесут. А нам надо идти, пока мы не перепугали всех соседей. И извинись, пожалуйста, за свой язык. Мы можем не быть леди, но это не значит, что должны вести себя как солдаты.

Мейрид рассмеялась, и смех ее был звонким и искренним. Фиона с облегчением вздохнула.

– Прошу прощения, милорд,  – произнесла тем временем Мейрид, делая явно слишком низкий для улицы реверанс, но продолжая при этом хихикать. – Кажется, у меня с утра все перепуталось в голове.

Алекс, с улыбкой наблюдавший эту сцену, отвесил не менее светский поклон.

– Мисс Мейрид, если бы со мной случилось то же, что с вами прошлой ночью, я бы применил выражения, которые и бывалого матроса ввели бы в краску. Конечно, я принимаю ваши извинения.

Шутка Алекса, похоже, оказалась той последней каплей, которой не хватало, чтобы улучшить настроение Фионы. Она и сейчас подозревала, что в ближайшие несколько ночей они вряд ли смогут спокойно спать. Ведь смерть того человека вывела ее из равновесия ничуть не меньше, чем сестру. Но сейчас она поняла, что по крайней мере с ночлегом все благополучно устроилось.

– Вижу, у нас гости,  – услышала Фиона голос, когда вошла в дверь особняка, и, подняв глаза, увидела отступившего в глубь прихожей светловолосого господина, одетого в великолепно скроенный вечерний костюм.

Фиона успела заметить, что он ростом чуть ниже Алекса, худощав и, несмотря на возраст, очень красив. Особенно ее поразили светло-карие глаза, красивее которых она не видела. Вместе с тем неестественная бледность кожи заставляла предположить, что он нездоров.

В руках джентльмен держал какие-то бумаги.

– Прошу прощения, сэр,  – казалось, несколько смутился Алекс. – Я думал, что вас еще нет дома.

Джентльмен оглядел вошедших с вежливой улыбкой.

– Домашние приемы так скучны. Я буквально только что вернулся.

– Надеюсь, ты не будешь против моих гостей,  – сказал Алекс, провожая Фиону чуть вперед.

Линни при этом снял цилиндр, а миссис Куик сделала книксен.

– Конечно, нет,  – взмахнул руками пожилой джентльмен. – Представь меня, пожалуйста.

Прежде чем выполнить просьбу отца, Алекс обратился к Мейрид:

– Ты уж прости меня, но в данном случае не обойтись без официальных обращений. Леди Фиона, леди Мейрид, позвольте представить вам моего отца, сэра Джозефа Найта. Отец, это леди Фиона и леди Мейрид Хоуз, но они предпочитают, чтобы их называли Фергусон.

– Прекрасно. Рад познакомиться,  – улыбнулся сэр Джозеф и элегантно поклонился.

Фиона слегка подтолкнула локтем сестру, и они обе присели в легком реверансе, причем Мейрид ухитрилась это сделать с прижатой к груди подушечкой.

– Он сэр Джозеф Найт, а вы лорд Уитмор…

– Дело в том, что сэр Джозеф усыновил меня, когда мне было девять. Но другого отца я бы не хотел,  – удовлетворил ее любопытство Алекс.

Мейрид какое-то время рассматривала обоих мужчин, а потом вдруг произнесла:

– Ха… Интересно.

Прозвучавшее в странной реплике сестры удивление поняла только Фиона – как и у Мейрид, ее воспоминания об отце сводились к некой бесформенной массе, копошащейся у входной двери и дурно пахнущей алкоголем.

Между тем Алекс представил остальных гостей:

– Это их экономка миссис Куик, а это Линни, который помогал нам. Скоро должен прийти Франшем, еще один мой помощник, и Чаффи.

– Мы уже здесь,  – услышала Фиона раздавшийся в дверях голос и, обернувшись, увидела буквально влетевшего в прихожую Чаффи и следовавшего за ним Франшема.

– Слышал. Плохие дела. Апельсины. Следовало знать,  – сбивчиво говорил Чаффи.

Алекс нахмурился.

– Апельсины? Что тебе следовало знать?

Но друг, даже не взглянув в его сторону, не останавливаясь, подбежал к Мейрид, которая чуть вздрогнула, когда он взял ее руку в свою и спросил, с тревогой вглядываясь в лицо:

– Мисс Мейрид, как вы? Все в порядке? Я здесь, чтобы помочь.

Фиона заметила, как напряглась сестра, и, опасаясь, как бы ее милая, на взгляд посторонних, растерянность не переросла в болезненную дрожь, поспешила было на помощь, но тут же остановилась. Мейрид чуть-чуть отошла от Чаффи, а затем вновь приблизилась, доверчиво посмотрела в глаза, улыбнулась и поправила очки на его носу.

– Да, пожалуйста, помогите. У нас теперь нет дома.

На лице Чаффи появилась такая светлая и трогательная улыбка, что Фиона чуть не прослезилась.

– Я знаю. И очень сожалею,  – произнес он тихо.

– Полагаю, что всем твоим гостям требуется место, где они могли бы отдохнуть,  – заметил сэр Джозеф.

Фиона увидела несколько нерешительную улыбку Алекса.

– На день-два, я полагаю…

– Молодой человек, возьмите это в свои руки, пожалуйста,  – сказал сэр Джозеф, кивая Линни. – Мы должны немедленно подготовить комнаты.

Фиона, украдкой наблюдая за Мейрид, убедилась, что сестра не спускает глаз с Чаффи. Тот достал из кармана носовой платок и принялся стирать остатки сажи с ее лица. Фиона резко повернулась в их сторону, повинуясь инстинктивному желанию защитить сестру, как делала всегда, и оттолкнуть от нее мужчину, но Мейрид была, как никогда, спокойна, и ей пришлось остаться на месте.

– Благодарю вас, сэр Джозеф. – Фиона обернулась к отцу Алекса. – Я хотела бы уложить сестру в постель, если не возражаете: она пережила ужасную ночь.

Она вспомнила о совсем недавно прекратившихся завываниях сестры и взмолилась про себя, чтобы они не возобновились. Еще важнее, как она подумала тут же, ей самой не потерять контроль над собой. Это единственное оружие, которое было у них для защиты. Ведь произошедшее в сгоревшей школе в Блэкхите, где она позволила себе расслабиться, хуже того, что было в Мейфэре.

– Я позову миссис Сомс. Вы не против, сэр? – раздался надтреснутый старческий голос от обитой байкой двери, и всем стало ясно, что они разбудили и дворецкого.

– Конечно, Сомс,  – ответил сэр Джозеф, радостно замахав руками. – Нужны комнаты для всех.

Чаффи, не выпуская руки Мейрид, обернулся к Алексу.

– Охранники здесь. Финни настоял.

– Ты ему сообщил? – спросил Алекс у Франшема.

– Он уже знал,  – ответил, пожимая плечами, тот. – Сказал, что это не ваша вина… то, что случилось.

– Что случилось? – тут же вмешался в разговор сэр Джозеф.

Фиона вздрогнула. Ей вновь припомнилось то страшное, что когда-то произошло; она даже будто бы ощутила сгустки крови на своей ночной рубашке.

– Я все объясню, после того как разместят леди. Извини. Ведь теперь не приходится рассчитывать на то, что ты проведешь день-два в клубе, чтобы не ввязываться во все это.

Глаза отца блеснули сталью.

– Конечно, нет. Тем более что я обязан позаботиться о честном имени леди. Ведь это дом джентльмена.

Алекс кивнул:

– Мы можем пригласить леди Би.

Сэр Джозеф нахмурился:

– Вы хотите подвергнуть риску и эту милую леди?

Оба молодых мужчины фыркнули, оценив шутку, и после этого в комнате наступило неловкое молчание, которое нарушила Фиона.

– Линни, не мог бы ты проводить нас наверх?

Все с удивлением уставились на нее, особенно сам Линни.

– Возьмите мои книги,  – напомнила Мейрид. – Они довольно тяжелые. А мне надо лечь, Фи. Пожалуйста. Я устала. Ты понимаешь? Это было… так долго…

Как оказалось, сэр Джозеф обладал настоящим талантом приспосабливаться к исключительным ситуациям. В течение несколько минут миссис Куик была устроена в небольшой комнате служебного крыла, Франшем отправлен с посланием к леди Би, а Линни потащил наверх дорожный чемодан Фионы, ударяя его чуть ли не о каждую ступеньку.

Фиона повела Мейрид в их спальню, но, поднявшись на несколько ступенек, остановилась, увидев, что Алекс взял Чаффи за руку и отвел чуть в сторону.

– Апельсины? – услышала она его вопрос. – Что ты имел в виду?

Чаффи устало прикрыл глаза.

– О да. Ты не был там тогда. А я знаю. Мина Феррар, старик. Она балуется такими штуками. Необходимо разобраться с этим. Сдается, что мы видели ее новую роспись.

Фиона почувствовала, как по коже побежали мурашки: апельсинами пахло от мадам Фермор!

– Проклятие! – воскликнул побледневший Алекс. – Мы должны рассказать обо всем этом Дрейку.

– Вы должны рассказать об этом прежде всего мне! – крикнула Фиона, заставив мужчин одновременно повернуться в ее сторону. – Речь идет о моей гостье, с которой мы вчера пили чай?

С минуту ей казалось, что отвечать никто не собирается. Чаффи застыл на месте. Алекс сделал несколько неуверенных шагов по комнате и сказал, вздохнув:

– После того как вы устроите сестру, спуститесь в библиотеку, если хотите. Вам покажут, как туда пройти.

Сразу возник еще один вопрос. Но она поняла, что не сможет его задать при свидетелях, особенно при Мейрид, которая в своих движениях уже напоминала желе, поэтому просто кивнула в знак согласия и продолжила подниматься по лестнице. Ведь она тоже устала. И как сильно, о боже! Ноги отказывались двигаться, и каждый очередной шаг отдавался ударом в сердце. Однако уже было ясно, что лечь в кровать и отдохнуть она сможет еще не скоро.

К счастью, выделенные им апартаменты были уже рядом. Вскоре, поддерживая Мейрид, Фиона вошла в уютную комнату с бело-желтыми обоями, выходящим в сад окном и двумя дверями, ведущими в спальни. Там их уже ожидала молодая горничная по имени Сюзи. Единственное, что ей осталось сделать,  – это снять с сестры домашние туфли и накрыть ее одеялом. Потушив свечку, она попросила Сюзи подежурить в гардеробной, на случай если Мейрид проснется. Еще немного времени она потратила на то, чтобы ополоснуть лицо теплой водой, и вышла из комнаты.

Она намеревалась идти прямо в библиотеку, но оказалось, что в гостиной ее ожидает Линни. Фиона остановилась и, со вздохом посмотрев на симпатичное личико с огромными глазами, вдруг сказала:

– Полагаю, что тебе следует сказать лорду Уитмору правду, малыш.

Линни настороженно замер, будто дичь перед охотником.

– Что?

Девушка, не ответив, продолжила свой путь к лестнице, однако все же оглянулась и, улыбнувшись своему новому юному другу, спокойно произнесла:

– Если не скажешь ему ты, Линни, скажу я.

Происходящее все больше напоминало Алексу ночной кошмар. Последнее, чего бы он желал,  – это принести опасность в отцовский дом. Если бы можно было спланировать все заранее, он, конечно же, постарался бы отправить отца куда-нибудь, например в «Уайтс», по крайней мере до того, как удастся найти новое надежное пристнище для женщин, а еще лучше до того, как выяснится что-то определенное по поводу письма. Вовлекать в эти дела отца, который приехал домой подлечить сердце, было бы и неправильно, и нечестно.

Исходя из этих соображений, Алекс решил не говорить отцу и о «Повесах» Дрейка. Хотя, после того как увидел те злополучные письма, появились сомнения, что об этом вообще следует говорить с отцом. Если сэр Джозеф действительно передавал шпионские сообщения вместе с известным предателем, то, рассказывая о «Повесах», Алекс рисковал гораздо большим, чем просто тайной существования этого кружка. Но Алекс не мог поверить, что сэр Джозеф Найт, который, собственно, и привил ему такие понятия, как «честь» и «преданность родине», мог быть как-то связан с предательством. Немыслимо представить мир, в котором самый благородный человек Британии предавал Британию. Алекс с горечью подумал, что в отличие от сына он и друзей не предал бы ни при каких условиях.

– Хорошо еще, что здесь нет твоей матушки и сестер,  – услышал он слова отца как раз в тот момент, когда принял решение о том, как дальше вести себя с ним. – Если бы ты подверг опасности их, я бы шкуру с тебя содрал.

– Я и тебя не собираюсь подвергать опасности,  – сказал Алекс и не удивился, что в ответ отец махнул рукой.

– Я не фарфоровая кукла, мой мальчик. А вот о твоей сестре Пип я, честно говоря, беспокоюсь.

Собравшийся было уйти Алекс вернулся в отцовский кабинет.

– Уверен, что Бью сумеет ее занять на этом домашнем приеме.

– Да. Но как долго?

Алекс остановился у окна.

– Хорошо. Как только Чаффи вернется с леди Би, мы первым делом решим, где им с сестрами Фергусон можно пожить в безопасности, и перевезем их туда в течение дня, максимум двух. Но опасность сохранится до тех пор, пока мы не остановим Мину Феррар. Я не хочу в очередной раз говорить, как меня все это огорчает, сэр.

В ответ отец подошел и крепко обнял совершенно ошеломленного Алекса.

– Не будь глупцом. Если мы не сделаем этого, плохо будет и нам, и нашей стране.

Алекс также обнял отца, в очередной раз отметив с горечью, каким хрупким тот стал.

– Я понимаю это. Только не хочу вовлекать тебя.

– А я уверен, что это как раз то развлечение, которого мне не хватает,  – улыбнулся сэр Джозеф. – Дипломатия ведь такая нудная вещь. К тому же дело касается двух очаровательных молодых леди.

– Эх, дождешься, вот расскажу все матушке! – предупредил Алекс, рассмеявшись.

– Фи! – поддержал шутку отец. – Матушке известно, что я великий ценитель женской красоты, но не менее хорошо также известно и то, что я не такой дурак, чтобы рисковать ее доверием и хорошим мнением обо мне.

Алекс протер все еще пощипывавшие от дыма глаза и подумал, как тяжело сейчас приходится Фионе.

– Чаффи должен скоро вернуться, а мне, сдается, пора вытащить из теплой постели моего лучшего друга Дрейка. Это пойдет ему на пользу.

– А перед этим тебе ничего не нужно сделать?

Алекс на мгновение задумался и воскликнул, вновь протирая глаза:

– О черт побери! Конечно, нужно. Не думаю, что следует кому-то перепоручать поведать нашей гостье о том, что она пила чай с самой искусной из убийц, которая перерезала горло здоровому мужчине в ее саду.

– Конечно, нет,  – услышал он голос за спиной. – Ваша гостья уже знает об этом.

 

Глава 11

Алекс резко повернулся и увидел в дверях Фиону, такую напряженную, какой еще не видел. Как и в случае с болезнью отца, видимых признаков произошедшей в Фионе перемены практически не было, точнее – их мог заметить не каждый. Внешне она казалась совершенно спокойной, а отличием было лишь то, что успела переодеться. На ней также было мягкое черное платье, но не то, в котором приехала. Волосы собраны в тугой пучок – наверное, так же, как ее душевные силы. Руки опущены вдоль тела, спина безукоризненно прямая. Казалось, что она каким-то образом сделалась выше и стройнее и уж точно сильнее. Он почти физически ощущал излучаемую ею готовность к сопротивлению, границы, которые она для себя обозначила.

Пусть и небольшой, но островок умиротворенности и доверия к людям должен был все-таки остаться в ее душе. Алекс в надежде, что так и есть, поспешил к ней, протянув руки, как бы предлагая вложить в них свои, но Фиона вздрогнула и слегка отстранилась, будто опасаясь обжечься. Он каким-то образом почувствовал, что боялась она не его прикосновений, а того, что они ослабят выстроенную ею защиту и обнажат душевные раны. Когда на мгновение коснулся ее пальцев, он точно знал, какой тяжелый удар пережила минувшей ночью эта и без того битая судьбой и эмоционально опустошенная женщина.

Он поспешил отступить и просто предложил Фионе стул, подвинув его поближе. Она шагнула в комнату, и сэр Джозеф поднялся ей навстречу.

– По-моему, все встретили вас с радостью, леди Фиона,  – сохраняя достойное дипломата выражение лица, сказал он.

Девушка улыбнулась столь же безукоризненно вежливо и очаровательно:

– Все были очень приветливы, сэр Джозеф. Благодарю вас и прошу извинить за вторжение.

Сэр Джозеф, не спрашивая разрешения, взял ее руки в свои и тихо произнес:

– Вам здесь действительно рады, дорогая.

Фиона вздрогнула и подняла глаза, но спина ее оставалась по-прежнему абсолютно прямой и напряженной.

– Благодарю вас, сэр.

– Полагаю, вам двоим есть о чем поговорить. – Сэр Джозеф выпустил ее руки, предварительно легонько пожав, одновременно прощаясь и приглашая пройти. – А мне, коль скоро сын частенько напоминает о необходимости любить себя, пора отдаться сну.

Алекс убедился, что отец благополучно поднялся по лестнице и был встречен Сомсом со свечой в руках, и повернулся к Фионе.

Она на мгновение отвела взгляд.

– Он нездоров.

Это была констатация, а не вопрос, и Алекс кивнул:

– Сердце. Но он не хочет признавать, что слабеет, и из-за этого ему становится еще хуже.

– Тогда тем более нам не следует находиться здесь.

– Ерунда. Совершенно не так,  – возразил Алекс, жестом предлагая ей сесть. – Могу я предложить вам бренди? У меня есть хороший.

Фиона провела по глазам тыльной стороной ладони.

– А знаете, думаю, что можете. Только не рассказывайте об этом родителям моих учениц.

– О, думаю, что они бы поняли.

Наполняя бокалы, Алекс украдкой наблюдал за девушкой и пришел к выводу, что ее чрезмерная собранность прежде всего объяснялась присутствием сэра Джозефа. Сейчас она выглядела какой-то потерянной и опустошенной. В ее взгляде, в каждом движении чувствовалась невыносимая усталость, будто этой страшной ночью внутри ее сломался какой-то стержень. Алекс вспомнил, как Линни рассказывал, что Фиона, подобно леди Макбет, пытавшейся смыть запекшуюся на пальцах кровь, оттирала свои руки и что ночную сорочку не стала стирать, а сожгла. Вспомнилось, что с сестрой она общалась необычайно ласково и осторожно. А этот ее взгляд свергнутой королевы, который он поймал, когда она поднималась по лестнице…

Но не мог ли он ошибаться? Не была ли эта железная выдержка просто маской, призванной скрывать давно разбитую душу?

Однако, даже если и так, почему это должно обижать его? Может ли он вообще понять ее? Было ли в его жизни хоть что-то сравнимое с тем, что пришлось перенести ей? Потеря жены, которую он уже не любил? Страх перед ее слабостью? Это не то. Он не знает, каково это – жить в голоде и холоде, жить один на один с враждебным миром, имея лишь единственного близкого человека – сестру, которая скорее ребенок, о котором нужно заботиться, чем друг, на помощь которого можно рассчитывать. На нем, если откровенно, никогда не лежала ответственность за другое человеческое существо – по крайней мере в той степени, как на Фионе. И груз этой ответственности она несет на себе сейчас и будет нести и дальше.

Стены, которые она воздвигла вокруг себя, помогли ей выжить, но в то же время обрекли на еще большее одиночество.

При этой мысли Алексу стало непереносимо жаль Фиону. Захотелось немедленно заключить ее в объятия, прижать к груди и защитить от всех угроз и бед, избавить от боли. Захотелось всегда быть рядом, чтобы оберегать от препятствий, которые встретятся на пути, чтобы придающая хмурый вид ее лицу складочка между бровями разгладилась навсегда. В общем, он был полон решимости сделать все, чтобы оградить ее от жизненных невзгод, хоть и понимал, что не имеет на это никаких прав.

Пока же Алекс сделал то, что мог,  – протянул ей бокал.

– Нам нужно поговорить, Фи. Может быть, ты наконец присядешь?

Некоторое время она держала бокал в руках, всматриваясь в янтарную жидкость как в зеркало. Алекс еще раз попытался усадить ее, считая, что это будет далеко не лишним, учитывая то, что он собирался ей сказать, однако Фиона так и не села, а неожиданно подняла бокал и одним конвульсивным глотком опустошила его наполовину. Потом, не глядя на Алекса, она спросила:

– О мадам Фермор?

Прежде чем ответить, Алекс посмотрел на вздрагивающий в камине огонь, будто ожидая от него подсказки, и медленно проговорил, ощутив неприятный холодок в груди:

– Не Фермор, а Феррар.

Они подобрались так близко, что вполне могли схватить ее, увезти, спрятать и сделать с ней все, что угодно!

С ужасом подумав об этом, Алекс окончательно решил, что должен сказать всю правду. Стараясь сохранять спокойствие, он начал рассказывать то, что мог, о «Повесах» и Мине Феррар, заключив:

– Мы несколько раз с ней пересекались. Она хитра, коварна, неумолима и безжалостна. А еще, как ты сама могла заметить по ее поведению во время вашей встречи, любит играть со своими жертвами, будто кошка с мышкой.

Фиона, слушая его, медленно ходила вдоль окна, глядя в темноту ночи и прижимая руку с бокалом к груди. Алекс почему-то вспомнил, что обычно она так прижимает ту подушечку.

– Но зачем ей возиться с нами?

Алекс на мгновение закрыл глаза, перед которыми всплыла навсегда сохраненная в памяти картина: сырое холодное помещение, разбитое лицо Йена, улыбающаяся Мина. Рассказывать об этом ему совсем не хотелось.

– Она… э-э… Ей пришлось встретиться с твоим братом лишь однажды, и ей не повезло.

Вопреки опасениям Фиона сохраняла спокойствие, казалась даже холодной.

– Ты имеешь в виду, что она не смогла убить его, как того человека в саду?

По тому, как побледнело лицо Фионы, Алекс понял, что на этот вопрос можно не отвечать: ответ она уже знала.

– С Йеном все в порядке,  – поспешил он заверить ее. – Я думал, что и Мину мы надежно закрыли, но теперь ясно, что ошибался. После того как мы простимся, я поеду выяснять причину.

На этот раз закрыла глаза Фиона, почувствовав себя совершенно разбитой, того и гляди ноги подогнутся. Алекс бросился на помощь, но она жестом его остановила.

– И все-таки зачем ей мы? Чтобы отомстить?

– Не знаю.

Фиона посмотрела ему в лицо, и Алекс чуть было не бросился к ней, забыв обо всем. В голове пронеслось, что нет в мире такого зла, которое не обрушилось бы на эту беззащитную девушку. Но ведь кто-то должен ее защитить!

– Почему она не убила нас? – спросила Фиона тихо.

Алекс опустился на ближайший подвернувшийся стул.

– Этого я тоже не знаю. Может, решила таким образом выманить Йена, чтобы отомстить.

– Но вы ведь ей не позволите?

В этот момент Алекс уже не видел ничего, кроме устремленных на него глаз, таких голубых, таких бездонных.

– Это вопрос или утверждение? – спросил он с улыбкой.

– И то, и другое, полагаю.

– Конечно,  – сказал он уже серьезно. – Этого мы не допустим, и вы с Мейрид останетесь под нашей защитой до тех пор, пока мы не устраним эту женщину. Ну а потом поможем вам воссоединиться с братом и Сарой.

Она опять вздрогнула и на мгновение зажмурилась.

– Кто он? Тот человек, который… умер? Кто-нибудь знает?

Это был тот вопрос, которого Алекс боялся больше всего – ответ мог обидеть ее,  – тем не менее решил оставаться с ней откровенным.

– Его зовут Крастер. Он один из бывших боксеров, которых я нанял, чтобы охранять вас с Мейрид.

Фиона удивленно вскинула глаза.

– Значит, ты знал, что эта женщина… эта Феррар может навредить нам?

– Нет! – воскликнул Алекс, в волнении ероша ладонью волосы. – Просто я видел двух девушек, которые остались одни, и хотел защитить. Вот и все.

Фиона рассеянно провела свободной рукой по юбке, будто стряхивая что-то невидимое.

– Нет, не все. Этот человек погиб… умер ужасной смертью.

– Поверь,  – тихо сказал Алекс,  – я понимаю это не хуже тебя. Именно поэтому ты должна обещать, что позволишь защищать вас. Мина Феррар жестока и коварна и никогда не отказывается от задуманного. И мы сможем схватить ее только в том случае, если будем действовать сообща. Все время.

Фиона вновь отвернулась к окну, будто царившая за ним темнота могла помочь ей принять решение.

– Получается, что мы не сможем вернуться в школу.

– Получается так.

– И не сможем куда-нибудь поехать.

– Не сможете, пока все не разрешится.

Каждую произнесенную фразу Фиона сопровождала кивком, как бы придавая ей особый смысл.

– Я бы хотела…

– Чего?

Из груди девушки вырвался хрипловатый звук – то ли смешок, то ли всхлип, глаза потемнели.

– Буду ли я когда-нибудь жить нормальной жизнью? До сих пор и все время… очевидно, не… не…

Голос ее задрожал и вскоре совсем смолк. Фиона наклонила голову и провела по глазам дрожащими пальцами. Алекс понимал, что она изо всех сил пытается взять себя в руки, и, глядя на это, сам почувствовал, как к горлу подкатил горький комок. Он не знал, что делать, поэтому, склонившись к ней так близко, что мог слышать ее прерывистое хрипловатое дыхание, прошептал:

– Это нормально для тебя – поплакать сейчас.

– Нет! – возразила она раздраженно. – Не нормально. Я не могу… не могу позволить себе такой роскоши.

Алекс аккуратно убрал упавшую на ее лоб прядь.

– Но ведь ты только что видела мертвого человека. Сама могла умереть. Потеряла дом, свою школу. Это более чем достаточные причины для минутной слабости.

При этих словах ее голова поднялась, глаза широко открылись, и она четко произнесла, гордо выпрямляя спину:

– Мы с Мейрид и до этого видели мертвых людей, да и сами были на грани смерти дюжину раз. И я знаю, что единственное верное средство от подобных происшествий – это постоянная готовность защитить себя.

Ее голос неожиданно стал хрипловатым, а глаза, эти прозрачные голубые озера, вдруг потускнели, будто в одно мгновение она стала старше. Алексу приходилось бывать на полях сражений, однако он сомневался, что его взгляд мог сделаться таким холодным даже после увиденных там ужасов. Таким безнадежно одиноким. Таким непреклонным.

– Однако сейчас есть различие, Фиона: сейчас ты не одна.

Тусклое освещение, конечно же, не могло ему помешать прочитать ответ в ее глазах. И ответ этот был неутешителен для него: она уже слышала это – и слышала именно от него. Она поверила, но надежда оказалась ложной.

Алекс подумал, что с учетом этого неудивительно сопротивление Фионы его попыткам удержать ее возле себя даже ради ее безопасности. С ненавистью и презрением в принципе справиться легко, но как пережить ужас предательства друга?

Но все это не так и неправильно. Она не должна больше оставаться одна, опасаясь принять помощь от другого человека. Он не допустит этого.

Приняв такое решение, Алекс уже не думал, что фактически собирается просить ее поверить ему еще раз. Поверить человеку, который бросил в трудный момент не только ее, но и ее брата.

Нежно взяв за подбородок, он приблизил ее лицо к своему.

– Ты самая сильная женщина из всех, кого я встречал, Фиона Фергусон. Но клянусь, что отныне ты не будешь одинока. В поддержке Мейрид и в помощи Йену, в решении проблем твоих учениц и отношениях с тем грубым ублюдком, которого ты называешь дедом,  – во всем я буду рядом.

Он почти сказал то, чего так опасался. Практически совершил фатальную ошибку, сказав, что готов стать ее возлюбленным, ее надеждой и опорой. Почти вовлек себя в таинство новых отношений с ней. И это после урока, который получил совсем недавно, чуть было не пропав в гибельной трясине неудачной семейной жизни. В тот момент, когда он лучше кого-либо понимал, что, сказав «да», она совершит большую ошибку.

Фиона не ответила, только подняла голову и пристально посмотрела ему в лицо. В мерцающем свете свечей он увидел ее широко открытые ясные глаза. Белая кожа казалась полупрозрачной. Пряди пышных волос вспыхивали, будто языки пламени в темноте. Сдерживать себя Алекс смог не более минуты. Взяв бокал из ее показавшихся очень мягкими пальцев, он поставил его вместе со своим на стол и быстро вернулся. Теперь руки были свободны. Запустив пальцы ей в волосы, он притянул ее к себе и поцеловал.

У ее губ был солоноватый привкус, щекотавшие лицо волосы сохранили легкий запах дыма, но оказались мягкими и пушистыми, кожа – как бархат. Он не торопясь, как гурман, наслаждался этим. Ее ресницы опустились, губы чуть приоткрылись. Он смаковал свои ощущения.

В первое мгновение Фиона замерла, будто удивляясь происходящему, затем ее дыхание участилось, Алекс даже ощутил, как забилась жилка на ее шее. Он раздвинул ее губы своими и ощутил влажную шелковистость рта. Голова приятно закружилась. Поцелуй становился все более страстным. Его язык проник глубже, поласкал нёбо и встретился с ее языком. При каждом соприкосновении голова кружилась сильнее, граница, отделявшая от потери самоконтроля,  – тоньше. Алекс попытался взять себя в руки, но вместо этого в прямом смысле взял в руки ее – приподнял, обнял и крепко прижал к себе. Теперь он чувствовал, как расплывается по нему ее тепло, ощущал трогательную мягкость грудей и уютную нежность податливого тела. Его собственное тело, наоборот, сделалось твердым как камень, напряглось так, что стало трудно дышать. И горело при этом как в огне. Такого с ним еще не было. Никогда. Даже рядом с ней.

Ему было так комфортно, так приятно, что весь остальной мир перестал существовать. Он так хотел взять ее, что просто не смог бы остановиться, если бы, на его счастье, из прихожей не раздался громкий звук, свидетельствующий о чьем-то прибытии.

Алекс заставил себя отстраниться от Фионы. Дыхание оставалось прерывистым. Нестерпимо хотелось вернуться в ее объятия, желание вновь ощутить прикосновения ее языка было почти непереносимым. Тело Фионы оставалось мягким и почти неподвижным, глаза закрылись, а голова откинулась назад. Похоже, что настороживший Алекса звук произвел на нее гораздо меньшее впечатление.

– Кажется… леди Би пришла,  – едва шевеля губами, произнесла Фиона. – Я должна…

Судорожно сглотнув, она открыла потемневшие до синевы глаза, так и манившие в свою загадочную глубину. Алекс едва сдержал сумасшедшее детское желание схватить ее за руку и убежать: не важно куда – главное, чтобы они там были абсолютно одни,  – но вместо этого, отворачиваясь, попросил:

– Не могла бы ты встретить ее? Я подойду через минуту.

Она не шевельнулась. Казалось, и время остановилось. Алекс напрасно старался успокоиться – способность контролировать себя стремительно таяла. «Уйди же,  – молил он про себя. – Уйди, пока я все не испортил!»

Наконец она ушла. Алекс вслушивался в ее размеренные шаги, наблюдал за колебаниями юбки вокруг ног. Он еще довольно долго стоял и после того, как она исчезла в дверях, опершись об отцовский письменный стол и низко склонив голову. Его тело протестовало, требуя ее возвращения. В голове роились сладостные фантазии о Фионе Фергусон, о том, что едва не произошло.

Алекс знал, что это недопустимо,  – ведь таким образом рушились все понятия о чести, которые он считал непререкаемыми. И все-таки пришлось себе признаться, что, не приди леди Би, он вряд ли выпустил бы Фиону из своих рук.

Однако речь шла о Фионе Фергусон Хоуз. Леди Фионе Фергусон Хоуз. Женщине, которая, безусловно, имела право на большее, чем почти случайный скоротечный акт любви в гостиной. В конце концов, как бы ни прошли годы ее ранней юности, она внучка маркиза.

А как они прошли? Чем дольше он ждал отчета агента, тем чаще его беспокоил этот вопрос. «Опыт добывания одежды и еды никогда не забывается такими женщинами». Это слова их деда. Какой опыт он имел в виду? Не значило ли это, что она утратила невинность? Что это произошло до их первой встречи? Неужели та юная принцесса, что оказалась рядом с ним на пастбище, уже тогда была просто порочной девчонкой?

Нет. Конечно, нет. Тот поцелуй не мог исходить от опытной женщины. Все ее поцелуи были слишком импульсивными, слишком страстными, слишком непосредственными. И это не была рассчитанная страстность женщины, знающей, как возбудить желание мужчины, соблазнить. Уж он-то в этом вполне мог быть уверен.

Абсолютно уверен.

– Все нормально? – вывел его из размышлений громкий голос.

– Нормально. – Алекс улыбнулся, увидев озабоченность на лице Чаффи. – Я боролся с порочными мыслями, Чаф.

Друг помрачнел еще больше и сказал, протирая очки носовым платком:

– Тебе не о чем беспокоиться, Белый Рыцарь.

Алекс чуть не рассмеялся вслух. Конечно, не о чем, если не считать, что собирался выследить опасного мерзавца, который шантажировал его письмами и совершил «мелкий» проступок, не сообщив ни о чем Дрейку вопреки данному слову. Это не говоря о том, что он только что чуть было не взял Фиону как грошовую шлюху, и, черт побери, не был уверен, что не сделает этого, если вновь представится удобный случай. И это вдобавок к долгу чести перед ее братом.

– О Чаф, ты хоть что-нибудь видишь через свои очки? – хлопнул друга по спине Алекс.

– То же самое, что и ты,  – ответил тот, видимо, по своему обыкновению, поняв смысл вопроса буквально. – Привез леди Би. Что теперь?

Алекс внимательно посмотрел ему в лицо.

– Хорошо. Что касается меня, я настроен встретиться тет-а-тет с нашим другом Дрейком. Мне не дает покоя мысль, что он будет не так сильно удивлен возвращением мадам Феррар, как мы.

– Я иду с тобой?

Алекс отрицательно покачал головой:

– У моего отца немного поубавилось жизненных сил. Я бы предпочел, чтобы ты остался рядом с ним. А когда я вернусь, мы вместе прикинем, что делать дальше.

Чаффи аккуратно водрузил на уши дужки очков.

– У меня идея. Есть дом – наследство от бабушки. Он вдали от основных дорог. Отец всегда уезжает, когда я работаю с шифровками.

– По-моему, неплохая идея, Чаф.

Они уже выходили из комнаты, когда Чаффи вдруг задумался и замедлил шаг.

– Да, вспомнил. Шифровки. Кажется, у леди Мей есть одна.

Алекс от неожиданности остановился.

– Одна что? Шифровка? Что ты имеешь в виду?

Чаффи почесал нос.

– У нее есть бумаги, с которыми она работает. Говорит, что это словесная головоломка. Дал ее дед.

Алекс нахмурился.

– Дед? С трудом верится, что этот скряга может играть с кем-то в шарады, а уж с внучками и подавно.

Лицо Чаффи стало абсолютно серьезным.

– А что, если он привлекал ее к расшифровке секретных писем? Умная девочка… и все такое.

Алекс понимал, что у него нет времени для такого серьезного разговора, и все-таки спросил:

– Откуда ты знаешь, что это шифровка?

Чаффи пожал плечами:

– Конечно, не точно. Но у нее есть бумага со строчками букв, сгруппированных по четыре. Это не из тех комбинаций, которые я знаю, но очень похоже – мне приходилось работать с подобными,  – только для расшифровки необходим ключ.

По спине Алекса пробежали холодные мурашки.

– Стихи?

– Я проанализировал каждое слово из того стихотворения, с помощью которого мы расшифровали другие послания, пробовал читать сзаду наперед. Не получается.

– Думаешь, тот шифр может подойти?

– Не думаю. Не уверен. Не буду против, если на это взглянет еще кто-нибудь.

Друзья поговорили еще с минуту, то, что в конце концов придумали, противоречило всем правилам: они не имели права вовлекать в свою деятельность посторонних гражданских лиц. Особенно в данном случае, когда реальная угроза могла коснуться отца Алекса.

Кроме того, им придется сделать перерыв в выполнении обязанностей «Повес».

– Посмотрим, захочет ли она помочь тебе,  – подытожил Алекс.

– Да, большое решение,  – сказал Чаффи, глядя ему в глаза.

Алекс вздохнул:

– Я еще скажу Дрейку. Когда стану откручивать голову за то, что подверг опасности двух этих бедных женщин.

Чаффи сердито фыркнул:

– Сделай один поворот за меня. Он не прав. Нельзя так со сладкой девушкой.

Удивленный донельзя, Алекс вскинул голову.

– Сладкой девушкой?

– Да. Леди Мей. Я намерен сделать ее леди Уайлд.

Потребовалось время, чтобы Алекс пришел в себя и начал думать, как бы помягче сказать старому другу, что он сошел с ума. Надо было как-то помочь ему представить, какой скандал может вызвать его решение, и объяснить, что добром это вряд ли закончится.

– Ты и вправду думаешь, что это хорошая идея, Чаф?

Появившаяся на лице друга улыбка была обезоруживающе светла, когда он спокойно спросил:

– А ты думаешь, у меня есть выбор?

Эта простая фраза резанула Алекса. А есть ли выбор у него самого? Вне зависимости от того, какую информацию раздобудет агент, от того, что скажут отец, Дрейк, Йен и даже сама Фиона?

О боже, как же трудно ответить на этот вопрос!

– Что она сказала? – взревел пожилой джентльмен.

Приветт едва удержался, чтобы не выскочить из комнаты и не спрятаться где-нибудь подальше, и от всего сердца молил Бога, чтобы старик выстрелил до того, как войдет в комнату. Но молитва не была услышана, и теперь ему приходилось сообщать плохую новость человеку с заряженным «парди» в руках.

– Она… применила нож против охранника. Наша группа не знала об этом. Они были там, когда начался пожар, и решили воспользоваться им, чтобы осмотреть спальню, когда женщины уйдут. Поиски на первом этаже ничего не дали.

– Ну и?.. Нашли что-нибудь в спальне?

Хозяин кабинета в гневе становился в прямом смысле страшен. И сейчас был именно такой случай. Не Приветту было винить его за это. Тем более что тому имелось научное объяснение – прилив желчи при нарушении пропорций тела.

– Нет, сэр,  – пролепетал Приветт и посмотрел в окно, подумав, что это вполне может быть его последний взгляд на ночное небо. – Женщины… так и не вышли на улицу. А у задней двери был оставлен охранник.

Старик плотно прикрыл глаза и грязно выругался, потом, немного успокоившись, спросил:

– Была какая-то причина, которая могла заставить ее действовать именно так, или она сделала это от скуки?

– Боюсь, она ничего не говорила об этом, только… смеялась.

– Где… она… сейчас? – спросил старик, четко разделяя слова.

– А… м-мадам Феррар? – заикаясь, дрожащим голосом произнес Приветт. – Мы не… точно не знаем.

Глаза старика полыхнули холодной яростью.

– Ну так узнайте! Это зашло слишком далеко. Она начинает мешать, и я не собираюсь больше терпеть это. Постарайтесь организовать ее безопасную переправку на континент – пусть найдет себе какого-нибудь шведа или француза для любовных утех. Ну а если не сумеете – уничтожьте. Мне все равно. Но делайте же хоть что-нибудь!

– Да, сэр.

– Но это не значит, что не надо заниматься другими проблемами. Где эти девки Фергусон?

– Ну… сэр, мы…  – Слова с трудом вырывались из пересохшего вдруг горла Приветта. – Мы… мы пока не знаем. Думаем, Уитмор тайно увез их куда-нибудь.

Ему уже ничего не надо было говорить, чтобы понять: если придется принести сюда еще одно подобное известие, ликвидирован будет он сам.

– В таком случае вам надлежит проследить за передвижениями Уитмора. Мы должны найти этих женщин. – Хозяин кабинета поднял ружье и нацелил стволы в сторону Приветта. – Мне осточертело растрачивать эти письма столь тривиальным способом. Нам следует действовать так, чтобы заставить этого самодовольного педанта Найта уговорить министерство иностранных дел действовать в наших интересах. Что ж, мы поручим Винсу покопать для нас еще – ведь всегда можно что-нибудь разыскать.

Джентльмен опустил наконец стволы, а Приветт, на спине которого выступил холодный пот, сумел выдохнуть:

– Да, сэр…

Секретарь был уже почти у спасительной двери, когда услышал последнее наставление:

– Да, Приветт, имей в виду, что у нас очень мало времени. Если кто-то узнает, что мы потеряли то послание, нас ждут очень серьезные неприятности. Мне все равно, каким образом твоя группа выяснит, где сестры Фергусон хранят то, что забрали, но ты должен быть уверен, что наши люди это нашли.

 

Глава 12

Алекс не особо старался соблюдать приличия, стремясь побыстрее войти в дом Дрейка, и заколотил по двери так, будто начался пожар, хотя открыли ему почти сразу.

– Лучше бы ему быть дома, Уилкинс! – взревел он вместо приветствия.

– Уверен, что шум, который вы подняли, он услышит в любом месте,  – подмигнул ему новый дворецкий Дрейка. – И, понимая, что у вас спешное дело, конечно же, окажется там, где надо.

Алекс передал ему пальто и шляпу.

– Могу я справиться о вашем самочувствии, сэр? – вежливо поинтересовался Уилкинс, опять подмигнув.

– Как раз ты-то и не можешь,  – хмыкнул Алекс. – Потому что ты предал меня, оставив без помощи.

– Но лорд Дрейк сделал мне более выгодное предложение.

– Знаю. Он предложил тебе больше голов, которые можно разбить. Ты же настоящий варвар.

– Только в свободное от основных занятий время, сэр,  – уточнил Уилкинс, кланяясь подчеркнуто правильно. – Сюда, пожалуйста.

Дрейка они увидели склонившимся над бильярдным столом в момент, когда он готовился к очередному удару.

– Хватай кий, Найт.

– Боюсь, он в следующее мгновение опустится на твою голову. Ты знал, что мадам Феррар сбежала?

Дрейк распрямился. Лицо его был совершенно бесстрастным.

– Я полагал, что тебе это известно.

– Она представилась сестрам Йена Фергусона матерью их потенциальной ученицы. Мы с Чаффи как раз были в их школе в тот момент, но поскольку и подумать не могли, что она столь удачлива, ничего не заподозрили. В итоге она получила достаточный простор для маневра, чтобы поджечь дом этих леди и разделать на воскресное жаркое находившегося в саду парня, которого я нанял для их охраны.

Всякий раз, когда Алекс вспоминал ту ужасную картину, леденящие душу завывания Мейрид и бледное, перемазанное сажей лицо Фионы, он испытывал острейший приступ ярости. Хотелось немедленно найти Мину Феррар и убить. Он просто обязан сделать так, чтобы она испытала такой же ужас, как и ее жертвы.

Дрейк со вздохом положил кий на стол.

– Это очень плохо. Леди не пострадали?

– Если не считать, что они шокированы, напуганы и выбиты из колеи. К тому же они наткнулись на труп, когда спасались от огня,  – ответил помрачневший Алекс.

Дрейк опустил глаза.

– Мина, безусловно, хочет выманить Йена.

– Я заверил Фиону, что этого никогда не случится. Надеюсь, не выйдет так, будто я обманул ее и в этом.

Дрейк поднял голову, и заинтересованный взгляд его светло-карих глаз пронзил Алекса.

– А в чем еще ты обманул ее?

Алекс твердо встретил его взгляд.

– В том, что им более ничто не угрожает. Боюсь, их доверие ко мне на данный момент существенно подорвано.

– Где они сейчас?

– В доме моего отца, что еще больше усложняет ситуацию. Чаффи вновь обратился к леди Би. Надеюсь, что завтра смогу их всех отправить в другое место.

– Куда?

– Туда, где никому не придет в голову их искать. Особенно тебе.

Четыре часа спустя Фиона опять ехала в карете, так же как и в прошлый раз доверху забитой вещами, расположившись между Мейрид и окошком. Куда отправляет их Алекс, ей было все равно, так же как не имело значения, какое им предстоит путешествие – долгое или короткое. С тех пор как завершилась погрузка и они отправились в путь, она практически потеряла интерес к происходящему: все ее контакты с окружающим миром свелись к выслушиванию жалоб леди Би на плохое самочувствие из-за тряски и наблюдениям за сестрой, настроение которой все более и более портилось. Мейрид сидела молча, со своей подушечкой в руках, и слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Даже Чаффи уже не пытался успокоить ее и отвлечь, как это делал обычно. Фиона не смогла придумать ничего лучше, чем предложить всем по глотку спиртного.

– Я хочу выйти! – раздался через несколько минут у самого уха неприятно визгливый возглас Мейрид. – Хочу домой!

– То, о чем ты просишь, немного эгоистично,  – резковато ответил Чаффи, видимо, почти выведенный из себя. – Может быть, леди Фиона хочет взглянуть на мой сюрприз, даже если тебе это не интересно.

– Я не хочу. Я хочу домой. Хочу мою кровать, мой телескоп, мои книги.

– Мы взяли твои книги, моя сладкая,  – сказала Фиона, чувствуя, как онемели ее пальцы, которые сжимала в своей ладони сестра.

Об оставленном им Маргарет настольном телескопе она, конечно, говорить не стала – его линзы были повреждены огнем до такой степени, что покрылись сеткой трещин, будто окно в морозный день.

– Мы скоро приедем.

Успокаивая сестру, Фиона поняла, что и ее собственные силы на исходе. От тряски кареты ее немного мутило, а от многочасовой неподвижности замерзли и затекли ноги. В последние сутки она почти не спала. Кроме того, более двух часов ее допрашивали агент с Боу-стрит, магистрат и Чаффи, еще два она уговаривала Мей согласиться на новое путешествие.

Больше всего сейчас ей нужен был отдых, но она не могла успокоиться. Нервы были напряжены до предела из-за того, что за ними может следить мадам Феррар или ее помощники. Не менее возбуждающе действовали воспоминания об их с Алексом последнем поцелуе.

Помешательство? Страсть? Какое из этих определений больше подходит к тому, что с ней произошло? Ее тело и сейчас гудит и бунтует, готовое вспыхнуть при одном воспоминании о соприкосновении с ним; губы все еще хранят вкус его губ, а груди помнят ласку его рук и наполняются сладкой тяжестью. И еще слезы… ненужные, бессмысленные, непривычные. Они то и дело подкатывали к горлу, будто специально для того, чтобы показать: поцелуй лишил ее власти над ними.

Но она не собиралась сдаваться. В том числе и Алексу, и уж точно не сейчас. Она просто не имела права позволить себе это.

Ей вдруг захотелось взять у Мейрид подушечку и уткнуться в нее лицом. В ней было что-то, в этой подушечке. То ли она сохранила знакомый с детства аромат лаванды, а может, привлекали полузабытые запахи вереска и утесника. Но факт оставался фактом – стоило прижаться к ней, и мысли обретали более размеренное течение, а на душе становилось спокойнее.

– Что ж, тогда ты просто неблагодарна,  – услышала она неожиданное заявление Чаффи, окончательно потерявшего, судя по всему, терпение.

Фиона приоткрыла глаза и увидела взгляд сестры, направленный на Чаффи.

– А ты эгоистичное существо! – выпалила Мейрид и посмотрела из-за поднятой к лицу подушечки так, будто ее ударили. – Как ты смеешь давить на меня? Ты не смеешь! Ты не понимаешь.

– Нет, понимаю,  – возразил Чаффи, наклоняясь к девушке. – Тебе хочется заниматься своими игрушками и ни о чем не думать. Ты даже не замечаешь, что леди Би и твоя сестра плохо себя чувствуют.

– О нет. Я…

Фиона, не в силах более сдерживать себя, попыталась было вмешаться, однако взгляд Чаффи на сестру заставил ее остановиться. Он сотворил маленькое чудо – Мейрид повернула к ней широко раскрытые, полные слез глаза.

– Фи… Нет! Прости меня. Прости!

– Видите, что вы натворили,  – укоризненно произнесла Фиона, усаживаясь поудобнее и заключая в объятия прильнувшую к ее груди девушку вместе с ее подушечкой. – Я чувствую себя совершенно нормально, Мей. По-моему, лорд Уайлд просто решил слегка спровоцировать тебя.

Чаффи отрицательно затряс головой, став похожим на забавную птичку.

– Только отвлек ее внимание от ее собственной персоны. Разве не так?

Мейрид резко выпрямилась.

– Вы имеете в виду… Ты… Снова ты… Нет, нет, нет! Ты – мерзкий слизняк, беспозвоночное существо! Это из-за тебя у Фи болит голова!

Фиона не могла в это поверить, но Чаффи, искренне улыбнувшись, спокойно возразил:

– Зато у тебя очень крепкий позвоночник и раковина, в которой ты прячешься со своими игрушками, моя девочка.

Мейрид уже открыла рот, намереваясь продолжить перепалку, у Фионы перехватило дыхание, а леди Би с закрытыми глазами блаженно улыбалась, будто слушала прекрасную музыку. К счастью, именно в этот момент карета качнулась на повороте и, громко заскрипев, остановилась перед невысоким домом с нависшей крышей без каких-либо признаков архитектурного стиля. В предрассветном тумане Фиона разглядела старые кирпичные стены, ломаный абрис фронтона крыши, над которой возвышался целый лес труб, светлую дубовую дверь и выделяющиеся вычурностью венецианские окна. Не надо было быть особым знатоком, чтобы понять, что перед ней милое наследие елизаветинской эпохи. В другое время Фиону наверняка восхитила бы неброская красота этого местечка: дом вызывал ассоциации с почтенной старой леди, которая хранит множество забытых секретов; такие строения можно исследовать годами, открывая все новые тайны, наталкиваясь на следы призраков и прочие сюрпризы,  – однако сейчас все ее желания сводились к тому, чтобы добраться до любого подобия постели, нырнуть под одеяло и забыться сном.

Чаффи распахнул дверцу кареты еще до того, как она остановилась, и, спрыгнув на землю, осмотрел ступеньки, после чего протянул руку:

– Ну что, леди Би, присоединяетесь к компании?

Пожилая дама поежилась от холода осеннего утра и, оценивающе оглядев дом, проворчала:

– Бастилия.

– Вы больно раните меня, мадам,  – запротестовал Чаффи, прижав руку к груди. – Это вовсе не тюрьма, а ровно наоборот: шкатулка, предназначенная исключительно для самых лучших драгоценностей.

Леди Би потрепала его по щеке и отошла в сторону, дав возможность выйти своей горничной.

Следующей у дверцы оказалась Мейрид.

– Надеюсь, теперь вы будете вести себя прилично, леди Мей? – поинтересовался Чаффи, протягивая ей руку. – Если нет, то так и не узнаете, какой сюрприз я подготовил.

– Ну, Чаффи, прошу вас! – попыталась образумить его Фиона, собирая одежду и их с Мейрид сумочки. – Не могли бы вы подождать хотя бы до того момента, пока мы войдем в дом? Я страшно замерзла и совершенно разбита.

– Животное! – выпалила Мейрид.

Фиона взяла ее за руку.

– Пойдем, моя сладкая. Он тебя не съест.

Утреннюю тишину нарушил громкий смех Мейрид:

– Как бы я сама его не съела!

Движения ее не очень соответствовали браваде. Она осторожно высунулась из кареты, будто из пещеры, по которой долго блуждала, робко поставила ногу на ступеньку и замерла, вглядываясь в серый утренний свет. Постояв так немного, она все же опустила вторую ногу на землю. Оставшись на какое-то время одна в темной карете, Фиона откинулась на спинку сиденья и облегченно вздохнула. После всех событий последних дней она полагала, что заставить сестру покинуть карету можно будет только силой, не обращая внимания на ее крики. Так что Чаффи, как оказалось, действовал правильно.

Оглядевшись по сторонам, не забыла ли что-нибудь Мей, Фиона, к своему удивлению, обнаружила подушечку и прижала ее к груди, отдаваясь тому приятному ощущению комфорта, которое почему-то всегда приносила эта старая вещица. Он даже подумала о том, чтобы посидеть в карете подольше, но именно в этот момент в дверном проеме показалась голова Алекса. Он ехал за ними верхом, и сейчас его выбившиеся из-под шапки волосы были взъерошены, обветренные щеки раскраснелись, а глаза, казалось, светились в холодной утренней серости. При виде его сердце Фионы как-то странно забилось, и, к своему удивлению, она поняла, что краснеет.

– Соберись с силами,  – приветствовал он ее с сочувственной улыбкой, протягивая руку. – Рано или поздно все равно придется выходить.

Она решила, что самым лучшим будет тоже улыбнуться в ответ:

– Придется? А жаль. Здесь неожиданно оказалось так хорошо и спокойно.

Тем не менее она подала руку и тут же почувствовала прикосновение его пальцев. Несмотря на все старания отогнать нахлынувшую теплую волну, она вынуждена была признать, что это было приятно.

– Похоже, что твой друг Чаффи вовсе не такой добрый, каким кажется,  – сказала Фиона, позволяя Алексу помочь ей спуститься, и это не было лишним, поскольку подушечку она взяла с собой.

Воздух показался ей не только холодным, но и тяжелым из-за изморози, которую ветер собирал в маленькие колеблющиеся столбики. Линни уже спрыгнул с кучерской скамейки, на которой ехал, и кутался в свое слишком короткое для такой погоды пальто, глубоко засунув руки в карманы и натянув цилиндр на самые уши. Фиона вспомнила, что, по сути, она видит еще одну проблему, которую надо как-то решать.

– Твоя сестра сегодня необычно раздражительна,  – отвлек ее от размышлений Алекс.

– Это все нервный срыв, вызванный пожаром. Но думаю, что больше она ни за что не согласится куда-то ехать… во всяком случае, пока хоть немного не поспит.

– А я уверен, что ей и незачем куда-то ехать,  – сказал Алекс и добавил, указывая взглядом на Мейрид и Чаффи, которые отходили от кареты, мирно взявшись за руки: – Кроме того, на воздухе ей, похоже, стало лучше.

– Я обещал показать кое-что интересное, если ты пойдешь со мной, помнишь? – спросил как раз в этот момент Чаффи. – Закрой глаза.

Мейрид незамедлительно подчинилась, чем поразила Фиону: даже в хорошем настроении сестра следовала только ее указаниям и ничьим более, а уж чтобы послушаться человека, на которого была обижена,  – это более чем невероятно.

Но как бы то ни было, Чаффи подвел покорно следовавшую за ним с закрытыми глазами Мей примерно к середине дорожки и торжественно произнес:

– А теперь открой глаза. Иди и смотри!

На то, на что указывал Чаффи, посмотрели, естественно, все присутствующие. Это был небольшой одноэтажный домик из белого камня, на крыше которого торчало нечто похожее на водопроводную трубу. Фиона, конечно же, сразу поняла, что это такое. От удивления и неожиданности она шумно втянула воздух и несколько мгновений стояла с открытым ртом.

– Это то, о чем я думаю, да? – пролепетала, не веря своим глазам, Мейрид.

Фиона знала, что Алекс наблюдает за ней, но не смогла сдержать улыбки.

Но все улыбки затмил Чаффи, который буквально светился счастьем.

– Обещал сделать так, что сможете обойтись без обсерватории, да? Ну так вот: представляю исполнение мечты в Уайлде. Стоило бабушке нанести визит патеру, и вот результат – телескоп на лужайке.

По щекам Мейрид потекли слезы, и Фиона инстинктивно дернулась в ее сторону, однако Алекс остановил ее. Девушка бросила на него сердитый взгляд, но прежде чем успела что-то сказать, случилось то, чего не ожидал никто: Мейрид метнулась в объятия Чаффи и поцеловала, причем так энергично, что оба чуть не упали на землю.

Леди Би засмеялась и захлопала в ладоши, Алекс улыбнулся, а Фиона застыла с открытым ртом.

– Может, стоит закрыть рот, старушка? – заметил Алекс. – Ты выглядишь как выброшенная на землю форель.

Она смотрела мимо него на Мей, поведение которой не на шутку взволновало, поскольку было ей совершенно несвойственно: никогда она не выражала радость таким образом, ни с кем.

– Тебе что, не понравился сюрприз Чаффи? – не отставал Алекс, которому, судя по всему, было очень весело.

Фиона только открывала и закрывала рот, не в силах комментировать происходящее, а Чаффи и Мейрид тем временем оживленно болтали, не обращая ни на кого внимания. До нее донеслось что-то об азимутах и отклонениях.

– Если он обидит ее…  – по инерции начала она, наконец придя в себя, но, увидев лицо Чаффи, замолчала.

Он буквально засиял как ребенок, когда его коснулся капор наклонившей голову Мейрид, не говоря уж о том, с какой осторожностью он нежно держал ее руку. Да и сама Мей явно не спешила поднимать голову, и на лице ее светилась счастливая улыбка.

– Такое впечатление, что ты просто не видишь того, что вижу я,  – заметил Алекс.

Она видела. Только она видела кое-что и раньше: влюбленные взгляды мужчин, устремленные на Мейрид. Не раз ей приходилось видеть и разные удивительные вещи, которые пытались подарить сестре мужчины, чтобы привлечь ее внимание. Правда, чтобы Мейрид реагировала на что-либо подобным образом, она действительно видела впервые.

– А ты просто не знаешь Мейрид так, как я,  – возразила Фиона. – Здесь все новое для нее. Единственное, что знакомо в этом месте,  – ночное небо, которое ей хочется приблизить.

Алекс улыбнулся и наклонился к самому ее уху:

– Кажется, она умеет приближать то, что ей надо. И если у вас еще не состоялся разговор об этом, сейчас самое время.

Фиона чуть не ударила его в ухо. Между тем и Мейрид игриво отвесила Чаффи подзатыльник, на что тот весело рассмеялся, став похожим на расшалившегося подростка. Леди Би шутливо шлепнула по рукам их обоих. И почему-то в этот момент Фиона подумала, что Мейрид, возможно, подвергается более существенному риску, чем она думает.

– С угрюмой земли песнь к небесным вратам? – неожиданно спросила леди Би.

Чаффи заморгал, а Мейрид отстранилась и сделала шаг назад, будто ее отругали.

– Река течет…  – продолжила между тем дама, глядя на нее с лучезарной улыбкой.

– О! – воскликнул, засмеявшись, Чаффи. – Точно. Надо пройти внутрь. Идемте. Посмотрим, кто дома.

С этими словами он подхватил обеих женщин под руки и повел по низким ступенькам к двери.

Алекс повернулся в обратную сторону и направился к карете, возле которой на дорожном сундуке леди Би сидел его грум и кучер, выделяясь на фоне серого пейзажа ярко-красной лентой на своей высокой шляпе.

– Все хорошо, Джон. А теперь тебе надо сделать вид, что ты посадил этих леди на Брутон-стрит и они доехали с тобой до Норт-роуд. Второе: сделай так, чтобы тебя не видели в Лондоне как минимум в течение ближайшей недели. Ну а если тебя кто и остановит по дороге, тверди, что ничего не знаешь, кроме того, что тебе приказали доставить каких-то женщин в Селби.

Фиона видела, как блеснули белые зубы из-под высокой шляпы, а затем к ней прикоснулись два пальца.

– Моя благодарность, милорд. Недаром парни пьют за ваше здоровье во всех придорожных тавернах, а мы окажем внимание «Минни и Поппи».

Алекс кивнул:

– Тогда все нормально. Тем более что ты уже не первый раз в таком деле. И все-таки будь поосторожнее.

Фиона дождалась, когда карета уедет, и только тогда подошла к Алексу.

– Извини,  – сказал он, делая шаг навстречу. – Я думал, ты ушла вместе с остальными.

– Я хотела поблагодарить тебя за то, что занялся нашими проблемами,  – ответила девушка, теребя в руках подушечку. – Понимаю, как непросто было все это устроить, особенно за столь короткое время.

Несколько секунд Алекс молча смотрел на нее, и Фиона видела, как глаза его сделались почти черными, а лоб прорезали морщины. Но он довольно быстро сумел справиться с эмоциями и провел ладонью по лицу, будто стирая ненужные мысли.

– Не бери в голову,  – сказал он и улыбнулся, когда она вложила свою руку в его ладонь. – Чаффи всю жизнь занимается подобными делами. Вот если бы его не было с нами, тогда действительно пришлось бы туго. Он блестящий квартирмейстер. Да, должен кое о чем тебя предупредить: обслуга в доме заменена. Все, кого ты там встретишь, из нашей команды.

Она посмотрела в сторону казавшегося спящим дома.

– «Повесы»?

– В определенной степени. Один из нас – Дикон Хиллард – подобрал слуг и работников различной специализации, которые в шутку называют себя Армией домашнего хозяйства Дикона. Их устраивают на работу в различные дома, иногда к очень важным персонам. В результате они представляют собой, возможно, самый лучший источник информации из всех, которые у нас есть.

Фиона кивнула, вспомнив о слугах, которых знала, и о том, как много им действительно было известно.

– Я и представить себе не могла.

– К сожалению, мы не можем привлечь саму Барбару Шредер, их начальницу: насколько я знаю, она занята сейчас другим важным делом.

Алекс не стал говорить, что Барбара заменила в психиатрической лечебнице женщину, которую необходимо было спасать.

Фиона посмотрела на него с любопытством.

– Шредер,  – повторила она. – Нашу директрису в «Последнем шансе»…

Алекс засмеялся:

– Звали Барбара Шредер. Поразительная женщина, не так ли? Не могу представить, чтобы кто-то мог отлынивать от своих обязанностей, если за этим следила эта блюстительница строгой дисциплины.

– Да, мисс Чейз! Шредер – ее настоящее имя,  – сказала Фиона, кивая в знак согласия. – Но я не могу поверить в то, что ты сказал. Не укладывается в голове, что мисс Шредер может согласиться на работу в домашнем хозяйстве. Мы всегда думали, что она перешла к нам из Немецкой школы верховой езды. Я не видела никого, кто бы лучше ее управлялся с лошадьми.

Алекс усмехнулся:

– Ты еще больше удивишься, если узнаешь, что Дикон встретил ее в танцевальном зале. Она там тоже блистала, но… э-э… Впрочем, ладно.

Фиона тоже хмыкнула:

– Она великолепная женщина. Жаль, что мы не встретимся.

– Мне тоже жаль. К тому же должен напомнить, что никто не знает, что вы здесь. А это значит, что гулять вы сможете только в маленьком саду за домом, а дальше – ни шагу. Никто из посторонних не должен вас видеть.

Она понимающе кивнула:

– Но тогда и ты, пожалуйста, напомни Чаффи, чтобы лучше инструктировал своих людей: они не должны даже упоминать Слау.

Алекс нахмурился:

– Но мы не в Слау, а неподалеку от Бернема.

Фиона рассмеялась:

– Мейрид знает географию Беркшира как «Отче наш». Мы не более чем в трех милях оттуда.

– Это так важно?

– Если хотите, чтобы она осталась здесь,  – да. Как ты должен помнить, академия «Последний шанс» находится в нескольких милях на запад от этого места. А выгнали ее оттуда, потому что она постоянно убегала.

– В Слау? Зачем?

– Затем, что там жили Уильям и Каролина Гершель.

– Астрономы?

Они подошли к двери дома и остановились.

Фиона кивнула:

– Да. Они там живут со всеми своими телескопами. Мей относится к ним как к каким-то земным божествам. Будь ее воля, она сидела бы у ног Каролины, ожидая, когда мудрость той прольется дождем на ее голову. Она и уехать из Хоузворта согласилась только потому, что я сказала, что мы будем жить неподалеку от Харбиджей.

– Не знаю, что и сказать,  – покачал головой Алекс. – Надеюсь, это последний сюрприз из ваших запасов. Или есть еще что-то подобное?

Фиона нахмурилась и посмотрела по сторонам, надеясь увидеть Линни, но тот либо ушел в дом, либо где-то спрятался.

– Еще должна сказать, что на самом деле…

Алекс затряс головой:

– Знаю, знаю. На самом деле вы обманщицы: актрисы, засланные, чтобы сбить нас с толку, агентессы Принни, шпионки, нанятые нашими матерями.

Фиона сдержала смех.

– Нет, это не про нас. Сюрприз, о котором я хотела сказать, фактически не наш, а Линни.

– Линни?

По глазам Алекса было видно, что он искренне удивлен.

– Да. Линни не может спать с парнями на конюшне.

– Почему?

Она больше не могла сдержаться и хмыкнула.

– Потому что настоящее имя Линни – Аделин. Он, то есть она… девочка.

Алекс замер с раскрытым ртом.

– А… как ты узнала?

Фиона наконец рассмеялась.

– Не будь глупцом! Мы с Мейрид сами маскировались под мальчиков в течение нескольких лет. Так безопаснее на улице. Линни об этом не знает. Впрочем, в любом случае она туда не вернется. Я не позволю!

– Безусловно,  – согласился Алекс, все еще не оправившись от удивления. – Как я мог не заметить?..

– Не кори себя,  – посоветовала Фиона, ожидая, когда он откроет перед ней дверь. – Я бы тоже не заметила, если бы не проделывала тот же самый трюк: огромная шляпа, одежда большего, чем требуется, размера, преувеличенная развязность в поведении…

– Вы знаете, сколько ей на самом деле лет?

– Двенадцать, опасный возраст… Скрывать женские черты становится все труднее и труднее. Именно поэтому я хочу оставить ее возле себя.

Фиона не знала, как сможет прокормить еще и Аделин, особенно после лишившего их последнего источника доходов пожара, но это было не столь важно: в любом случае она не оставит этого ребенка погибать на улице.

Алекс продолжал стоять у двери, задумчиво глядя на нее.

– Ей, наверное, нужна какая-то одежда и… что-то там еще?

Он выглядел таким растерянным, что в общем-то было совсем ему несвойственно, что Фиона едва вновь не рассмеялась.

– Нет. Пока мы не решим окончательно, что делать дальше, ей лучше оставаться в прежнем образе. Я просто хотела, чтобы ты знал.

Алекс кивнул.

– Но это, наконец, все, о чем я должен знать? Или есть еще секреты? Например, домашние животные, спрятанные в коробках из-под шляп, или тайные поклонники?

Сердце Фионы кольнуло. Да, секреты еще были. Только не такие, какие можно раскрывать в прихожей, при свидетелях.

– Нет ни поклонников, ни домашних животных.

– Отлично. Значит, я могу позволить себе вздремнуть до отъезда часочек-другой. А сейчас позволь мне показать твою комнату. С обслугой ты вполне можешь встретиться после отдыха.

Фиона огляделась вокруг и только сейчас, к своему удивлению, поняла, что они одни в передней прихожей. Только три ночных свечи горели на столике у винтовой лестницы, хотя в окна уже просачивался свет наступавшего утра.

– А как ты узнаешь, где меня следует разместить?

Алекс улыбнулся:

– Чаффи заранее выбрал для вас апартаменты.

С этими словами он взял свечу, а второй рукой будто невзначай полуобнял Фиону за талию, породив легкую дрожь в ее теле. Она так устала. Она не помнила, укачивало ли ее когда-нибудь раньше так сильно в карете, но сейчас еще подташнивало, болела голова. Единственное, чего она желала всей душой,  – это принять горизонтальное положение. Карета. Дом. Лестница. Что еще ей предстоит увидеть? Хорошо бы – кровать.

Но это была не вся правда. Себе она могла признаться, что не так уж и спешила: ей хотелось еще побыть с Алексом, хотелось чувствовать его сильную руку на своей талии и видеть улыбку на склонившемся к ней лице, хотелось говорить с ним, все равно о чем, или просто молча сидеть рядом.

Однако значило это только одно – надо, чтобы он ушел, и как можно скорее.

– Как тебе здесь? – спросил Алекс, открывая дверь в прихожую спальни, которая была отведена им с Мей.

– Мне…

– Фи? – не дал ей ответить раздавшийся из глубины комнаты голос. – Ты взяла ее, Фи? Я не могу уснуть.

Вслед за этим, как и следовало ожидать, перед ней появилась Мейрид, она переминалась с ноги на ногу, уперев руки в бока. Фиона позволила себе улыбнуться и сказала:

– Вот она, моя сладкая. Конечно же, я ее забрала. А теперь возвращайся в постель, а то здесь довольно холодно и ты можешь простудиться. Я немного поговорю с Алексом и приду к тебе.

Однако Мей не тронулась с места, молча уставившись в окно.

Фиона почувствовала, что начинает сердиться, но быстро подавила раздражение.

– Ночь не наступит быстрее, если ты будешь ждать ее, Мей. Иди и немного отдохни.

– Мне кажется, я не смогу,  – простосердечно ответила Мейрид, по-детски улыбнувшись.

Фиона поцеловала ее в щеку.

– Попробуй в уме справиться со своей словесной головоломкой.

Мейрид отрицательно покачала головой.

– Я зашла с ней в тупик; лучше поработаю над геометрическим уравнением Гаусса.

– Хорошо. Но в уме и в горизонтальном положении.

Застенчиво кивнув Алексу, Мей развернулась и ушла в спальню, закрыв за собой дверь. Фиона посмотрела на явно ошеломленного этой сценой Алекса.

– Позволь задать тебе вопрос,  – обратился он к ней,  – почему для нее эта подушка имеет такое значение?

Фиона быстро огляделась по сторонам, будто хотела увидеть то, о чем ее спрашивают, и вновь посмотрела на Алекса.

Его ответный взгляд удивил ее. Она не смогла подобрать слова, которым могла бы его охарактеризовать. Жалость? Нет. Симпатия? Нет, совсем не то. Но что же тогда?

– Да все очень просто: эту подушечку вышивала наша матушка. Чертополох напоминает о наших корнях. Она нечто вроде талисмана, если хочешь,  – пожала плечами Фиона. – Но прежде всего, конечно, память о матушке… Больше ничего не осталось.

Теперь Алекс перевел взгляд на дверь спальни.

– Совсем ничего?

– Ну, конечно, если не считать наших рыжих волос,  – улыбнулась Фиона,  – и высокого роста, что буквально бесило деда.

Алекс кивнул, явно о чем-то задумавшись, как будто старался найти смысл там, где его не было. Получалось, что он выяснил одну из причин, почему маркизу Лейбурну не было жаль своих шотландских внучек.

– Получается, что мы привезли из Эдинбурга намного больше, чем он ожидал.

Алекс наконец улыбнулся:

– Да уж, понимаю. А сейчас, думаю, главное, что ты должна сделать,  – это отдохнуть. В вашем распоряжении телескоп и доверху забитая книгами библиотека, так что будет чем заняться.

– А ты?

Алекс провел пальцами по волосам.

– Я должен уехать. Есть дела, которые требуют моего обязательного присутствия. И Линни поедет со мной.

Фиона нахмурилась:

– Ты уверен, что это не опасно для нее?

– Настолько, насколько могу: Чаффи останется здесь, а Финни пришлет вооруженную охрану. Вы, по крайней мере, точно будете здесь в безопасности.

Ей оставалось только кивнуть в знак согласия. От того, что Алекс уезжает, Фионе неожиданно сделалось грустно и как-то не по себе. Она прижала руки к бедрам, чтобы скрыть нервную дрожь пальцев, и глубоко втянула носом воздух, будто желая запомнить его запах. Что происходит? Ведь в нем нет ничего особенного? Просто мужчина. Правда, довольно высокий – выше ее – и симпатичный. Но таких очень и очень много. Да, у него глаза цвета горького шоколада. Да, ей нравится ямочка на его левой щеке и привлекает небольшой шрам над бровью. Да, его движения изящны, как у фехтовальщика, а поцелуи сладки и незабываемы. Но разве этого достаточно, чтобы сделать ее такой глупой и нервной? А именно глупой и нервной она сейчас стала. В голову лезли несуразные мысли, будто он намеренно уезжает от нее и что после прошлого вечера это похоже на предательство.

– С тобой все нормально, Фиона? – вернул ее в действительность его голос. – Могу я еще что-то сделать для тебя, прежде чем уеду?

Ее взгляд был непонимающим и удивленным. В теле пробуждалось страстное желание. Нужно ли ей, чтобы он еще что-то сделал? Ей нужны его объятия, в которых она чувствует себя в безопасности от всех угроз, в которых ей легко, свободно и так хочется жить. Ей нужно почувствовать вкус его губ и прикосновения рук. Ей нужно…

– Ничего. У меня вроде все есть,  – ответила она. – Днем мы тебя увидим?

Она заметила, как краснеет его шея. Почему? Огорчен ответом? Излишне самонадеянно так считать. Хотя почему бы и не помечтать?

– Возможно, к тому времени я уже уеду.

Наступила пауза, напряженная и какая-то тягучая. Теперь Фионе хотелось, чтобы он побыстрее ушел и ей бы не пришлось вновь унижаться. Она сделала несколько шагов к двери и уже взялась за ручку, когда странный звук – нечто среднее между стоном и рычанием – заставил ее оглянуться. Глаза Алекса изменились. Она могла поклясться, что в этот момент они светились настоящим огнем, огнем непреодолимой жажды. Фиона замерла.

– О черт! – Алекс шагнул к ней.

Она успела только коротко вскрикнуть, как оказалась в его объятиях и ощутила жаркие поцелуи. Его ладони жадно заметались по ее спине, руки сжимали все сильнее и сильнее, а губы… О эти губы! То мягкие, то упругие, такие жестокие и нежные, они, казалось, были повсюду… пока вдруг не приоткрыли ее рот и не прикоснулись к языку. Она не могла поверить, что возможно такое наслаждение. Она не могла дышать. Мысли исчезли. Остались только чувства. Крошечные заряды побежали по всему телу, воспламеняя. Ног Фиона уже не чувствовала, колени подгибались. Она подняла руки и взъерошила пальцами его волосы – такие мягкие, такие густые. Их языки закружились друг вокруг друга в каком-то умопомрачительном танце. Она глубоко вдохнула и с тихим стоном выдохнула, а потом дыхание совсем остановилось, унося последние ощущения реальности. Она упала ему на грудь. Бедра сами собой стали двигаться в такт с поцелуями. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. К низу живота прилилось пьянящее тепло.

И в этот момент раздался голос, тихий, тонкий, капризный:

– Фи!

Она сама отстранилась от него, хотя тело горело и не хотело слушаться, а грудь отозвалась болью. Собрав в кулак все силы, вскоре она почувствовала, что может разогнуть колени, а еще через мгновение ноги вновь стали послушными.

Но взглянув в глаза Алексу, Фиона вздрогнула. В них читалось раскаяние, и в то же время они стали почти черными от заполнившего их желания.

– Фиона…

– Даже не думай об этом,  – резко произнесла она и, толкнув его так, что он чуть не потерял равновесие, проскользнула в дверь спальни.

Конечно, она вошла ради Мейрид, но ей захотелось остановиться на какое-то время, просто так, ради себя. И улыбнуться в темноте – просто оттого, что ей было хорошо, впервые за много лет.

Ее уже не раздражал запах лука. Она привыкла к нему. Казалось, ее всегда окружали эти запахи: лука, капусты и канализации. И еще было темно. Тоже почти всегда. Темно и сыро так, что стены были постоянно покрыты каплями, будто потели. Она так уставала, что ноги подгибались, а спина постоянно болела. Она день напролет стояла, согнувшись над столом, а ночью забиралась на Калтон-Хилл, стараясь успеть к моменту, когда на небе начнут появляться звезды. Все считали это глупой причудой. Собственно, так оно и было, особенно учитывая, как тяжело им приходилось работать днем. Однако не далее как две недели назад мистер Плейфер преподнес замечательный сюрприз. Будто чародей, используя в качестве волшебной палочки телескоп, он раздвинул черный бархатный занавес ночного неба и показал ей таинство. Чудо. Он сказал, что это называется туманностью. Там, где над Землей висел пояс Ориона, кипело и искрилось облако звездного света. Оно могло состоять из останков взорвавшихся миллиарды лет назад звезд и из зародышей будущих планет. Перед ней в бездонной тьме бурлил животворящий бульон созидания.

Фиона влюбилась безнадежно и навсегда. Влюбилась в телескоп. Влюбилась в молчаливое вечное небо. Оно было таким чистым, таким четким и надежным в отличие от окружающего ее мира. Спускаясь с холма, она уносила его образ с собой и думала о нем, пока тащилась по булыжникам Холируд-роуд к Южному мосту, под сводом которого они с Мейрид жили. Правда, на этом пути в размышлениях приходилось делать паузы, чтобы успеть подобрать куски угля, упавшие с проезжавших телег.

Мистер Макмарри, окулист, в лавке которого они работали, безусловно, постарался бы им помочь, если бы знал наверняка, где они живут. Но у мистера Макмарри не было места в доме и денег в кошельке, зато была больная жена и полдюжины детей. Поэтому Фиона позволяла ему думать, что они с Мей по-прежнему живут в своих апартаментах в центре Бортвика, самого известного района старого Эдинбурга. А он позволял Фионе читать его книги, а Мей учил полировать линзы. Несмотря на возраст, Мей делала успехи в этом ремесле, и мистер Макмарри говорил, что у нее талант.

Что касается Мей, она всегда что-то искала в небесах. А теперь, узнав, что находится на ночном небе, думала только о нем и ни о чем ином. Ее занятия, ее работа, ее мечты – все было посвящено тому дню, когда она обточит линзы для своего собственного телескопа. У нее получится так хорошо, что сам Уильям Гершель попросит сделать линзы для своего телескопа. Конечно, все это были лишь детские мечты.

В тот вечер Фиона принесла на ужин несколько картофелин и кусок черного хлеба. Она на ощупь взяла огарок свечи, который закрепляла в выбоине между камнями, и достала ящичек с трутом. Похожий на шарканье звук, который она услышала, в темноте показался особенно громким. Она знала, что Мей должна находиться в своей «комнатке» – нише под сводом моста. У нее там была своя свечка и книга по математике, которую дал на время мистер Плейфер. Она всегда волновалась, когда оставляла сестру здесь одну под присмотром живущей под соседним сводом моста миссис Гордон. Однако брать сестру на свою вторую работу она не хотела. Мей вряд ли поняла бы, чем она там занимается, и это могло ее испугать.

Подняв свечку вверх, Фиона осторожно пошла сквозь окружающую тьму к нише Мейрид. Звать ее не стала, поскольку знала, что если Мей уткнула нос в книгу, то не услышит ее,  – она уже не здесь, а в бесконечных глубинах галактик.

– Нет… Не надо… Фи! Фи, пожалуйста…

Фиона замерла: сестра была явно напугана,  – и тут же услышала другой голос, от которого у нее похолодело все внутри:

– Фи здесь нет.

Голос был низкий и раздраженный, но обладатель его старался говорить тихо, сдерживая дыхание. У Фионы пересохло во рту, сердце застучало по ребрам словно маленький молоточек. Где миссис Гордон? Почему никто не слышит, что там происходит?

Она задула свечу и, наклонившись, осторожно положила на землю сумку с углем и продуктами, которую принесла. Глаза начали привыкать к темноте, и она двинулась вперед, стараясь не издавать шума и молясь про себя, чтобы он ее не заметил.

Неожиданно послышался треск разрываемой ткани, затем раздался глухой шлепок. Мей закричала. Стало ясно, что время прятаться прошло. Охваченная неистовой яростью, Фиона с диким воплем бросилась вперед. Через мгновение раздался и растаял в темноте крик Хайлендера. Он развернулся…

Фиона приподнялась на кровати. Рассвело. Тьма отступила. Было тепло, мягко и удобно. Конечно же, то время, когда Фиона спала на камнях под мостом, давным-давно прошло, но она все еще не могла унять дрожь в теле, ее не оставляло ощущение холода и безысходности. Оказалось, что чистая постель и хорошая еда отнюдь не являются надежной защитой от ночных кошмаров.

Пытаясь успокоить боль в сердце и сдавливающее горло паническое чувство страха, Фиона согнула ноги, уперлась лбом в колени и закрыла глаза.

– Фи,  – услышала она и вздрогнула: голос сестры был таким же, как в недавнем кошмаре, и ей потребовалось еще одно усилие, чтобы вернуться в действительность.

– Да, Мей?

Дверь в спальню открылась, и на пороге появилась Мейрид в ночной рубашке. Волосы ее были распущены, лицо чуть припухло от сна. Даже в таком виде, полусонная, она была очень красива, даже обворожительна и так трогательна со своей подушечкой в руках. Фиона лучше других знала, как мила ее сестра, но, глядя на нее сейчас, в очередной раз удивилась.

– С тобой все нормально? – спросила Мейрид, испуганно глядя на свою Фи.

Фиона широко развела руки, и сестра нырнула в ее объятия, присев на кровать.

– Все хорошо,  – ласково сказала Фиона. – Просто приснился сон из прошлого.

Она не стала говорить, почему он приснился, хотя уже хорошо поняла это: слишком большой шаг сделала в сторону от привычной жизни, почти поверила, что с Алексом может быть по-другому. Более того, поверила, что достойна столь уютной надежности, которую дарят его объятия, его улыбка, его сила.

Вольно или невольно он сумел возродить в ней желание жить для себя, дал надежду на обычную нормальную жизнь. И на какое-то время она поверила в это.

– Думаю, мы сейчас в безопасности, Фи. Разве не так? – спрашивала между тем Мейрид, заглядывая в глаза сестры, будто надеясь прочитать в них самый правильный ответ.

Фиона так не думала. Скорее наоборот. Но говорить об этом Мей, конечно, было ни к чему.

– Это так, моя сладкая,  – постаралась укрепить она уверенность сестры. – Кошмары остались в прошлом.

«О Боже! – взмолилась она про себя, сильнее обнимая Мейрид. – Пусть это будет правдой».

 

Глава 13

Адрес ни о чем не говорил. Обычный городской дом на Халф-Мун-стрит с бурлящим игорным заведением на первом этаже и съемными квартирами на следующих. Алекс постоял возле него несколько минут, изучая входы и выходы, оценивая возможные пути для бегства и темные углы, в которых можно спрятаться. Халф-Мун представляла собой сплошной ряд домов, тянувшихся от тихой Кёрзон-стрит до Пиккадилли без каких-либо разделяющих их переулков или скверов. Однако этот дом, в котором квартировал Винс, был четвертым от оживленной Пиккадилли, а позади него располагался Грин-парк, так что возможность побегать имелась.

– Ладно. Все понятно,  – сказал Алекс, оборачиваясь к стоявшей чуть в стороне в своей эксцентричной высоченной шляпе Линни. – Я хочу, чтобы ты осталась здесь.

– Остаться здесь? – повторила девочка с явной обидой. – С какой стати?

– С такой, что я знаю, на что способен Винс, и дал слово леди Фионе, что не буду подвергать тебя опасности.

Девчонка саркастически хмыкнула:

– Зачем же тогда понадобилось меня брать?

Алекс постарался сохранить серьезность.

– Ты мне нужна, чтобы опознать людей, которых видела с Винсом. Сообщников или жертв. Если кого-то увидишь, свистни. Когда я закончу здесь, пойдем в «Голубой гусь» и попробуем еще раз.

Линни немного успокоилась, но не до конца.

– А как же подрубите таль?

На этот раз Алекс не стал сдерживать улыбки, понимая, что девчонка пытается сразить его знанием воровского жаргона.

– Ты имеешь в виду, как я войду? Очень просто. У меня имеются «слесаревы дочки».

С этими словами он подбросил на ладони набор отмычек, которые были необходимы «Повесам» хотя бы для того, чтобы найти надежный ночлег.

Алекс не был уверен, что ответ полностью удовлетворил его юную спутницу. Но как бы там ни было, она отошла в сторону и принялась прохаживаться по тротуару, делая вид, что высматривает подходящего извозчика. Алекс кивнул в знак одобрения и вошел в дом, где надеялся забрать письма и другие документы, касающиеся его близких. Поскольку Винс не отличался ни умом, ни особой хитростью, необходимыми для организации шантажа, было очевидно, что его просто использовали. А все, с чем Алекс сталкивался ранее, почти не оставляло сомнений, кто именно – «Львы».

Два первых пролета лестницы выглядели довольно богато – навстречу пробежала пара посыльных, а дорогу освещали яркие фонари на стенах. Третий этаж явно был предназначен для людей, которым с местом в жизни повезло меньше. Краска на стенах выцвела, довольно тонкие деревянные панели не имели никаких украшений. Скорее всего здесь квартировали вышедшие в отставку слуги.

Алекс взбежал вверх почти бесшумно и вскоре, никем не замеченный, оказался у квартиры Винса. Достав отмычки и на всякий случай постучав, он немного подождал и, не дождавшись ответа, занялся замком, а уже через несколько секунд проскользнул внутрь.

Перед ним была типичная холостяцкая квартира со стенами, облепленными картинками со сценками охоты, и залежами артефактов легкомысленной жизни: пустыми бутылками, программками бегов, разрозненными башмаками. На всем этом, а также на мебели, тут и там, будто разноцветный снег, валялись галстуки и шейные платки. Тот, кто должен был убирать за Винсом, явно подлежал незамедлительному увольнению.

Практически сразу Алекс почувствовал опасность, именно почувствовал, инстинктивно, без видимых причин. Что-то настораживающее висело в воздухе, будто он не заметил кого-то, кто находился в комнате буквально только что. Однако скрыться в прихожей было негде.

Алекс спрятал в рукаве нож и, аккуратно толкнув дверь спальни, проскользнул туда. Первое, что бросилось в глаза,  – это широко распахнутое окно. При этом помещение сохраняло тепло, а значит, окно было открыто совсем недавно. Выходит, что инстинкт не обманул его. Быстро, но внимательно осмотрев помещение и убедившись, что здесь ему ничто не угрожает, Алекс проскочил мимо кровати к окну и выглянул на улицу, но ничего подозрительного не увидел и там. Сбежать через окно, конечно, можно, однако квартиросъемщик должен был обладать изрядной смелостью – ухватиться, спускаясь по стене, кроме редких углублений в кирпичной кладке и оконных рам, не за что.

В ванную Алекс заглянул ненадолго, зато в спальне устроил более доскональный осмотр. В принципе увидел он примерно то же, что и в гостиной,  – развал мелких мужских украшений и одежды, разве что более измятой. Само помещение выглядело унылым и неопрятным. Из мебели имелись лишь шкаф для одежды, туалетный столик и кровать.

Взглянув еще раз на кровать, Алекс заметил небольшой дорожный чемоданчик, причем открытый. Неожиданно вновь вернулось ощущение опасности. Чемоданчик оказался полупустым: Алекс обнаружил в нем лишь пару сорочек и небрежно брошенный сверху набор швейных игл. Создавалось впечатление, что кто-то начал упаковывать его, но вдруг по какой-то причине оставил это занятие и в спешке удалился.

Алекс решил еще раз осмотреть помещение в поисках подсказки, когда услышал резкий свист. Оставалось только бегло оглядеться вокруг и выбежать из квартиры. Линни была уже на середине последнего лестничного прогона.

– Скорее, милорд, только что видела слугу Винса. Он узнал меня и вылетел в заднюю дверь.

– Слуга Винса? Ты уверена?

– Железно. У него же лысина как нимб.

Алекс бросился назад в квартиру и через мгновение вновь оказался у окна спальни. Линни не отставала ни на шаг.

– Вон он! Бежит к Шеферд-маркет.

Алекс увидел полного лысоватого человека, как раз пересекавшего палисадник в заднем дворе, и приказал Линни:

– Оставайся здесь!

– Вы ни за что его не поймаете! – запротестовала та, свесившись из окна.

Алекс отодвинул ее в сторону и, прежде чем девочка успела что-то ответить, перекинул ноги через подоконник.

– Ошибаешься.

Черт побери! Спуск оказался куда труднее, чем представлялся из окна.

– Эй, держись! – услышал он над головой, хватаясь руками за оконные откосы и на ощупь переставляя ноги с одного выступа на другой.

Как бы там ни было, когда он опустился на траву, беглец был еще совсем близко. Алекс бросился следом. Как скоро он убедился, слуга выглядел не более элегантно, чем комнаты, в которых жил его хозяин, и, на свое несчастье, был явно не в той форме, чтобы ставить рекорды в беге. Алекс поравнялся с беднягой примерно на полпути к Шеферд-маркет. Тот пыхтел как пароход и обливался потом, будто на дворе был разгар лета.

– Не торопись, приятель! А то ведь и до сердечного приступа недолго.

Толстяк сделал вялую попытку вырваться, но сразу понял, что это бесполезно.

– Я не… мне… нечего сказать,  – запинаясь и тяжело дыша, произнес он.

– Уверен, что есть,  – спокойно возразил Алекс,  – и ты сам доказал это, задав такого деру. Вот что я думаю. Винс наверняка оставил приличный запас спиртного. Вернемся в квартиру, выпьем по рюмочке-другой, и ты расскажешь все, что знаешь.

Мужчина вскинул голову и обвел Алекса тяжелым взглядом. Тонкие губы шевелились, будто ему все еще не хватало воздуха.

– Он смотался, да? Так и знал. Долбаный ублюдок!

Алекс взял его за плечи и развернул к себе лицом.

– Насколько мне известно, вы его слуга.

Мужчина пожал плечами:

– Был неделю назад. Пришел в надежде получить жалованье за прошлый месяц, а его и след простыл.

– Ну тогда вот что я тебе скажу,  – начал Алекс, ухватив толстяка под руку и направившись назад к палисаднику. – Ты расскажешь то, что меня интересует, а я заплачу тебе то, что задолжал Винс. Я бы и рекомендацию тебе дал, но, извини, видел, что творится в квартире.

На обдумывание предложения слуге потребовалось не более минуты.

– Это лучшее из того, что я мог услышать.

Вскоре Алекс и Миллард Биксби – так звали слугу – вошли в апартаменты Винса. Линни они нашли в гостиной – девочка сидела на серой кушетке и болтала ногами, лицо ее было крайне сосредоточенным, в руках – свежие программки бегов. Алекс машинально огляделся, чтобы убедиться, что ей ничто не угрожает,  – смутное ощущение тревоги вернулось вновь.

Линни хмыкнула:

– Вижу, вы тоже любитель скачек, господин хороший? Сдается, неплохой была бы ставка на Плеймейкера в пятом заезде в Донкастере.

– Положи эти бумаги на место, несносный ребенок.

Линни спорить не стала, а лишь поинтересовалась, откладывая программки:

– Как дела, мистер Биксби?

Ответом было гордое молчание. Толстяк даже не посмотрел на нее.

Алекс извлек из изрядно опустошенного бара бренди и наполнил две рюмки.

– Для тебя нет, Линни. Ни одного глотка! Возвращайся на свой пост. Увидишь что-то подозрительное, свистни, как в прошлый раз. Это было блестяще.

– Как насчет того, чтобы посторожить в холле? Погода холодная, как сердце шлюхи,  – заявила Линни, спрыгивая с кушетки как обычный проказливый ребенок.

Алексу стало немного стыдно, но не за ее нарочито развязное поведение, а за себя, за то, что не очень-то думал о безопасности девочки, втягивая ее в это приключение. Франшему было примерно столько же лет, когда его нашла леди Кейт, но этот ребенок все же отличался от него. Линни казалась более хрупкой, более ранимой, более трогательной в своей чересчур большой для ее фигурки одежде и запоминающемся цилиндре. Ее порой все же выдавала капризная улыбка и более правильное, чем у других уличных бродяжек, произношение.

Интересно, у Фионы тоже была подобная шляпа? Как ей удавалось скрывать свои огненно-рыжие волосы и миловидное личико? Как она ухитрялась оберегать от подстерегавших повсюду опасностей Мейрид? Внезапно он почувствовал, что просто обязан защищать эту девочку, коль скоро упустил шанс оберегать ту, другую.

Алекс подождал, пока Линни выйдет из комнаты, и, повернувшись к мистеру Биксби, лицо которого уже успело приобрести нежно-розовый оттенок от выпитого, сказал, отодвигая алкоголь в сторону:

– Что ж, приступим. У вас есть какие-то соображения относительно местонахождения мистера Винса? Его раскрытый саквояж лежит в комнате, но его самого нигде не видно.

Биксби поднял голову и нахмурился.

– Это непохоже на него. Если он решил сбежать, его ничто не остановит, и подготовится он к побегу основательно и загодя, насколько возможно. Инстинкт самосохранения у него обострен до невозможности.

– Не мог он вылезти в окно спальни, услышав, что кто-то вошел?

Слуга рассмеялся:

– Нет. Это исключено, даже если бы сам дьявол за ним гнался.

Это был тот ответ, которого Алекс опасался больше всего, поэтому нарочито медленно произнес, усаживаясь на стул и забрасывая ногу на ногу, будто располагал неограниченным временем:

– Что ж, тогда у нас есть шанс увидеть его. А пока я бы хотел, чтобы вы показали, где он прячет самые нужные вещи. Я имею в виду секретные ящички в буфете, тайные кнопочки в сундуках, схронки в матраце и тому подобное.

Биксби погрустнел.

– Мне ничего не известно. Почему вы решили, что я знаю?

– Просто потому, что вы не из тех, кто упускает свой шанс. Не для того ли вы здесь, чтобы компенсировать потерю месячного жалованья?

Толстяк презрительно фыркнул:

– Здесь нет денег.

Брови Алекса удивленно приподнялись.

– Тогда зачем же вы вернулись? Я не заметил здесь ни серебра, ни предметов искусства, которые можно было бы легко продать.

Возникла напряженная пауза. Алекс заметил, что руки Биксби дрожат.

– Позвольте тогда сделать умозрительное предположение. Вы помогали своему хозяину заниматься шантажом. А мистер Винс, как и каждый нормальный шантажист, должен был хранить какие-то вещи и документы, которые и собирался сунуть в свой чемоданчик, когда задумал бежать. Трудно предположить, чтобы он оставил что-то такое, из чего мог бы извлечь личную выгоду.

Биксби немного расслабился и даже улыбнулся:

– Этого вы никогда не сможете доказать.

На лице Алекса появилась та решительная зловещая улыбка, которая неоднократно пугала и куда более храбрых, чем Биксби, прохвостов:

– А я и не собираюсь. Речь идет о деле, связанном с национальной безопасностью. Я могу сделать так, что вы просто исчезнете и никто на это не обратит внимания. Уверяю вас, никто.

Алекс полуотвернулся и сделал глоток бренди, незаметно наблюдая за Биксби. Тот украдкой куда-то посмотрел – видимо, на известный ему тайник – и тут же отвел взгляд, но глаза его наткнулись на взгляд Алекса, и Биксби обмяк, будто неожиданно сложившийся дамский веер.

– Вы правы: хозяин порой давил даже на герцогов, которые задолжали ростовщиками, но не всегда получал деньги – иногда это были бумаги, кое-какие нужные записки, как он сам их называл. Случалось, я и сам не знал, что ему давали,  – он просто куда-то это относил. Когда такое бывало, он ужасно боялся и становился будто каменный.

Алекс уже собрался было еще раз обыскать квартиру, но при последних словах насторожился, сердце застучало быстрее.

– А он не упоминал при вас слово «львы»?

Алекс задал этот вопрос как бы между прочим, склонившись над пустым ящичком стола, и когда ответа не последовало, поднял глаза. Биксби сидел как парализованный, глаза расширились от страха, будто эти самые «львы» уже штурмовали дверь, вот-вот должны были ворваться и заколоть его.

– Полагаю, что ваше молчание означает «да». Что вам известно?

Биксби продолжал молчать, и, решив немного его отвлечь, Алекс вновь склонился к столу и принялся один за другим выдвигать и задвигать ящички, после чего констатировал:

– Пусто.

Биксби неожиданно рассмеялся.

– Кое-кто уже пытался выиграть этот лот. Ничего, кроме счетов и малозначащих заметок, здесь никогда не было.

С этим словами он бросил многозначительный взгляд на Алекса, поднялся со стула и подошел к одному из висевших на стене рисунков с изображением сцены охоты. Биксби приподнял его, и Алекс увидел дверцу небольшого сейфа.

– Основное он хранил здесь. Еще говорил, что у него есть компромат кое на кого, на случай если что-то произойдет.

– Что-то уже произошло,  – сказал Алекс. – Я здесь.

– Сколько будет стоить кодовая комбинация? – принялся торговаться Биксби, заглядывая ему в глаза.

– Не теряй время, коль начал. Открывай!

В сейфе оказалась коллекция не слишком ценных на первый взгляд вещей. Денег, как и сказал Биксби, не было, зато имелась стопка бумаг, письма и несколько бухгалтерских книг. На этом фоне в глаза сразу бросилась цепочка с великолепным медальоном размером с гинею. Алекс взял его в руки и замер: на золотой вещице красовалась роза Тюдоров, причем именно в той стилистике, которую ему уже приходилось видеть на предметах, имеющих отношение ко «Львам».

Стараясь унять дрожь в руках, Алекс раскрыл медальон. Новая удача! Тонкий бумажный свиток со знакомой группировкой букв. А под ним… Алекс глубоко вздохнул, чтобы восстановить дыхание. Внутри медальона была выгравирована строка из стихотворения, которое пытался вспомнить Чаффи, когда искал ключ к шифровке:

«Три раза трижды я тебя молил».

Алекс чуть не выругался вслух и спросил, поднимая цепочку с медальоном к глазам Биксби:

– Откуда это у него?

Тот пожал плечами:

– Возможно, обчистил кого-нибудь из тех, с кем имел дело по поручению нанявших его людей. Он бывал нечист на руку. Но знаю наверняка, что эту вещь он спрятал сюда сразу, как только принес, хотя к тому моменту прошло три месяца с тех пор, как он последний раз получал ренту, и пять – как выплатил мне жалованье.

Уверенность Алекса в правильности предположения возросла. Он понимал, что следовало показать свою добычу Дрейку: вместе они скорее разберутся с тем, что хранилось в сейфе.

Он закрыл глаза. Отец! Всерьез разговаривать с Дрейком об этих открытиях, не рассказав о письмах, просто невозможно.

Есть ли у него время? Должен ли он отправиться к Дрейку немедленно? Обязан ли сообщить обо всем, несмотря на то что это может скомпрометировать самого дорогого для него человека на свете? В любом случае надо встретиться с отцом, поговорить, чего бы это ни стоило.

Алекс взглянул на часы и, убрав их в жилетный кармашек, достал оставшиеся в сейфе бумаги. Среди них он увидел письмо со знакомым почерком – Аннабел. Только одно. Очередная угроза, которой намеревались его напугать. Еще один шанс обесчестить отца или сделать предателем самого Алекса.

Но ведь это можно использовать и для того, чтобы заставить «Львов» сыграть против самих себя. Не попробовать ли притвориться, что он сломлен и принимает их условия? «Повесы» уже пытались делать нечто подобное, но неудачно. Так не самое ли время попытаться еще раз?

– Этого достаточно? – отвлек его от размышлений Биксби.

Алекс показал ему конверт из почтовой бумаги с водяными знаками.

– Об этом вам что-нибудь известно?

Биксби усмехнулся:

– У хозяина был еще один такой же. Отправил его незадолго до того, как я ушел. А когда открыл этот, смеялся до колик. Сказал, что теперь сможет проучить одного зазнавшегося пигмея. Прямо не мог дождаться, когда придет время его передать.

Алекс понимал, что следовало бы отложить знакомство с посланием до тех пор, когда останется один, но не смог. Сломав восковую печать, он развернул сложенный как пакет лист почтовой бумаги. Это было еще одно послание Аннабел, адресованное Джеффри Смиту. Внутри лежало письмо отца с сообщением о русском договоре и небольшая записка с несколькими строчками, написанными по центру, как стихи.

«Мы знаем, что вы не захотите ответить “нет”. Время пришло.

Мы видели, с какой заботой вы отнеслись к девушкам.

Теперь наша очередь.

Не мешайте нам заполучить их, и мы оставим сэра Джозефа в покое.

Мы свяжемся с вами».

Алекс подумал, что его грудь сейчас разорвется. Фиона! Боже правый! Что ему теперь делать? Неужели из-за своей неосмотрительности он позволит «Львам» претендовать на нее?

Очевидно, ему следует побыстрее вернуться к ней, однако прежде необходимо убедиться, что отцу ничто не угрожает. Надо поговорить с ним откровенно, иначе все, что Алекс делает ради его безопасности, может оказаться напрасным. И еще одна головная боль – Винс, которого каким-то образом нужно разыскать и изолировать.

– Это все? – спросил он Биксби, убедившись, что в сейфе больше ничего нет.

– Я даже не знаю… Мистер Винс не настолько предусмотрителен, чтобы не хранить все яйца в одной корзине. К тому же он побаивался, что может забыть, куда спрятал документ, или вовсе потерять. И все же еще один секретный ящичек имеется… в шкафу.

– Что ж, пойдем взглянем,  – сказал Алекс, закрывая сейф.

Биксби, демонстрируя рвение, первым вошел в спальню и потянул на себя дверцу шкафа. Та со скрипом подалась вперед, но не открылась, будто ей что-то мешало. Слуга нахмурился и потянул сильнее. Раздался треск ломающейся защелки, и дверцы растворились. Биксби в ужасе отпрянул – из шкафа к его ногам вывалилось уже начавшее синеть тело его бывшего хозяина.

Биксби вскрикнул. Алекс выругался, но тут же подумал, что у случившегося есть и положительная сторона – по крайней мере теперь не надо заботиться о розыске Винса.

 

Глава 14

Они ушли, так и оставив Винса лежащим на полу спальни с удавкой на шее. Собственно говоря, это было единственное, что они смогли бы сделать, чтобы им не задали вопросы, на которые они не могли ответить. Но прежде Алекс потратил еще какое-то время на то, чтобы обыскать тело в надежде найти что-нибудь полезное для себя,  – случайно завалившийся клочок бумаги с адресом, например. А еще лучше какой-нибудь документ, который изобличал бы «Львов» в слежке за британскими аристократами и тем самым избавил его от необходимости расследования и позволил поскорее вернуться к Фионе и отцу.

Естественно, он ничего не нашел ни в карманах убитого, которого, как подозревал Алекс, уже до него обыскивали, ни в секретном ящичке шкафа, ни в комнатах, которые он также еще раз осмотрел. Он занимался этим до тех пор, пока инстинкт не подсказал, что далее здесь оставаться опасно. Он выпроводил Линни и Биксби, еще раз огляделся по сторонам, запер за собой дверь и вышел на улицу.

Прежде чем отправиться домой, он снял для Биксби номер в небольшой гостинице неподалеку от порта, чтобы в случае необходимости тот мог скрыться. Расплатившись с неожиданным помощником, как и обещал, Алекс направился прямо на Брутон-стрит: настало время поговорить с отцом,  – однако дома встретил неожиданное препятствие.

– Я не могу разбудить его, сэр,  – сообщил слуга отца Суини.

– Не получится или не должен, Суини? – уточнил Алекс, теребя в руках найденные бумаги. – В данном случае это важно.

Он расстроился бы сильнее и, возможно, действовал бы гораздо жестче, если бы не был уверен, что Суини, не задумываясь, пожертвует жизнью ради оберегаемого им человека, который в свое время сделал его свободным, выкупив у плантатора из Джорджии. Немного суетливый маленький негр, поседевший и ссутулившийся на службе в их доме, Суини своей заботой более всех гувернанток напоминал Алексу в детстве матушку.

– Он не должен заниматься делами, ях,  – доверительно произнес слуга, растягивая, по своему обыкновению, слова, будто его рот был заполнен патокой. – Но он не хочет держаться в тени. Не могу уберечь его от встреч с этими типами из правительства. Вы же его знаете. Он не в состоянии кого-то огорчить отказом.

Алекс потер глаза, пытаясь избавиться от головной боли, которую неожиданно почувствовал.

– Может, нам стоит наложить запрет на посещение дома этими джентльменами, Суини?

Маленький негр радостно заулыбался:

– Вы должны убедить его сделать это, ях.

Почему-то именно в этот момент Алекс ощутил страшную усталость и почувствовал себя попавшим в замкнутый круг. Он не может спросить отца о письмах, но, пока не сделает этого, не может пойти к Дрейку. Без Дрейка ему будет трудно разрешить свои собственные проблемы, а без этого он не сумеет защитить Фиону. При этом он должен каким-то образом убедить отца не вмешиваться, во всяком случае – пока. Не говоря уж о том, что ему самому крайне необходимо разобраться в своих чувствах к Фионе и в том, что они могли означать для его будущего.

Алекс попытался направить мысли в более прагматичное русло и вдруг подумал, что человек, который шантажировал его с помощью отцовских писем, убит. Можно ли после это быть уверенным в безопасности отца? Как он мог оставить больного пожилого человека под защитой таких же старых слуг?

Алекс еще раз потер глаза и увидел приближающегося к нему Сомса.

– Извините, сэр. Для вас есть послание. Его оставил джентльмен, с которым встречался сэр Джозеф.

Наконец! Алекс не сомневался, что это было известие от агента. Может быть, оно подсластит горькие пилюли, которые беспрестанно заставляет его глотать жизнь. Не говоря ни слова, он взял у Сомса бумаги.

Ответы на многие вопросы? По крайней мере в его распоряжении появилось еще что-то важное.

Алекс достал часы и вспомнил о медальоне, который лежал в соседнем кармане, а затем о бумагах и бухгалтерских книгах, которые он пока не мог внимательно изучить. Главной заботой сейчас была опасность, угрожающая Фионе и Мейрид.

– Мне надо отправить несколько писем, Сомс.

Окажись она здесь при других обстоятельствах, Фиона была бы очарована домом Чаффи Уайлда с его обшитыми деревянными панелями холлами и покрытыми керамической плиткой полами коридоров. Даже садик позади дома был по-особому мил. Расположение тенистых тропинок и возникающих в самых неожиданных местах фонтанчиков на первый взгляд могло показаться случайным. Однако Фиона подозревала, что именно так и должен выглядеть настоящий английский сад.

Как здорово было бы оказаться здесь в разгар лета среди цветущих кустов шиповника, зарослей лаванды и аккуратных газончиков, на которых, словно дебютанки в свой первый сезон, прижимались друг к другу нарядные маргаритки, люпины и наперстянки. Но сейчас здесь было холодно, пусто и тихо. Постоянного присутствия садовников не требовалось, пчелы спали в своих дуплах, птицы, если не считать нескольких сердитых ворон, улетели. Долго сидеть на каменных скамейках было нельзя – сквозь одежду начинал упрямо просачиваться холод.

Она по-прежнему чувствовала себя очень усталой. Приснившийся кошмар отбил всякие надежды на то, что она наконец выспится. Из-за долгого отсутствия настоящего отдыха Фиона ощущала какое-то сонное безразличие ко всему, будто ее душа вылетела с одним из вздохов и не могла найти дорогу назад. И мир вокруг казался безразлично-сонным, замершим в ожидании чего-то, что вот-вот должно было произойти.

Но никто, кроме нее, этого, казалось, не замечал. Она видела леди Би в дамской гостиной, симпатичной комнате с искусно расписанными фиалками, анютиными глазками и примулами обоями, плотно набитыми мягкими диванами и бодро танцующими в очаге язычками пламени. Пожилая дама держала в руках пяльцы с вышивкой, на которой уже можно было увидеть черно-желтых шмелей. Она что-то напевала под нос, слегка покачивая головой как бы в такт звучащей в голове музыке, и серебро седых волос поблескивало на уже добравшемся до зенита солнце.

Мейрид, как поняла Фиона, пошла искать Чаффи, чтобы в очередной раз обсудить телескоп. Она видела их вместе не более часа назад: молодые люди измеряли углы наклона и сверяли их с перечнем звезд. Фиона подняла голову и увидела наплывающие с запада тучи. Это говорило о том, что закат не будет ясным, а значит, их ожидал обычный хмурый долгий вечер.

Она не знала, сможет ли уснуть, если Алекс к вечеру не приедет. А если приедет, сомнительно, что ей захочется идти спать. Подумав так, она непроизвольно поднесла указательный палец к губе, будто это могло напомнить вкус поцелуя Алекса, который она ощутила сегодня утром, а еще лучше – сделать так, чтобы он продолжался. Воображение распалилось так, что дыхание участилось, ноги стали, будто ватные. Она чуть было не опустилась на землю, но заставила себя стоять, представив, что ее подхватили сильные мужские руки.

Стараясь продлить этот полусон, Фиона закрыла глаза, и губы вспомнили горячий поцелуй, сказавший ей тогда куда больше, чем Алекс мог бы выразить словами.

На самом деле у нее осталось так мало, о чем можно было мечтать. Все, на что она могла рассчитывать,  – это найти безопасное место и прожить остаток дней в тихом гнездышке, делая все, чтобы столь любимые Мейрид звезды сошлись для нее в счастливом танце. Даже возвращение брата ничего не может изменить. Йен никогда не занимался Мейрид по-настоящему. Он не знает, как ее успокоить или избавить от страхов. К тому же у него теперь своя семья, о которой он должен заботиться. Вполне естественно, что его внимание будет посвящено воспитанию детей и восхождению по общественной лестнице. Сестры, которых он и так почти не знал, постепенно станут частью полузабытого прошлого.

Конечно, Йен любит их – Фиона это знала наверняка – и готов сделать все, чтобы помочь не только Мейрид, но и ей самой. Только вот обнять ее так, как Алекс, даже на мгновение он не мог, как не мог подарить свою силу, тепло и понимание. Не мог он и прижать ее к своему телу, даря обещание райского блаженства и надежду на счастливую жизнь. И пусть Алекс тоже не мог, да и не хотел, давать ей никаких обещаний, но в те мгновения, когда они были так близки, он сделал с ее телом то же, что раньше – с сердцем: разбудил желание жить и стремление к счастью.

Вполне очевидно, что ей лучше избегать его, не позволять прикасаться, обнимать. Необходимо избавиться от этой сводившей с ума жажды его поцелуев. Фиона должна справиться со всем этим, так же как в детстве справлялась с желанием получить то, что ей недоступно. Это примерно то же самое – ей захотелось слишком многого, и она обязана навсегда избавиться от этих желаний.

Но неужели она хотя бы разок не может подумать только о себе? Неужели не имеет права воспользоваться этим коротким моментом и исполнить хоть одну свою мечту? Конечно, он не любит… точнее, не любит так, как бы ей хотелось, просто не может. Но разве это так ужасно – попросить его притвориться, что он считает ее равной себе, всего на одну ночь сделать вид, что она такая же, как он? Что она, как и он, выросла в своем поместье, в загородной усадьбе, в окружении слуг, с любящими родителями и замком на входной двери? Что она тоже имеет право на любовь, дружбу, уважение? Что она достойна его любви?

Она присела на скамейку, возле которой стояла, и сидела так долго, что холод добрался до самых костей. В горле клокотал комок слез, но она не позволяла ему вырваться наружу. Грудь жгло от обиды на то, чего никогда не могло быть. За то, чего она никогда не позволяла себе даже желать, до тех пор пока в дверь их школы не постучал Алекс.

Школа теперь тоже осталась в прошлом. У нее нет денег, чтобы восстановить ее, и никогда не будет. Значит, им с Мейрид ничего не остается, кроме как опять начать все сначала.

Мейрид! Не будь ее, Фиона так бы и осталась сидеть на этой скамейке, а не принялась ходить, стараясь согреться. Если бы не сестра, ее прошлая жизнь не имела бы никакого смысла, да и будущее теряло значимость. Если бы не Мейрид, Фиона была бы совершенно одинока.

И будто в ответ на эти мысли, она услышала голос Мейрид и вдруг поняла, что сестра уже несколько минут зовет ее, причем необычайно громко, буквально вопит:

– Фи! Останови же его!

Забыв обо всем, Фиона побежала к дому.

У обитой зеленым сукном двери она увидела практически всех слуг, которые стояли кучкой, настороженно прислушиваясь, будто за дверью находились дикие звери. Фионе пришлось сделать серьезное усилие, чтобы подавить нарастающий гнев. Неужели Мейрид не может успокоиться хотя бы на минуту? В конце концов, со стороны это выглядит однозначно: Чаффи делает для нее все, что может, а она только сердится и капризничает.

Не останавливаясь, Фиона вбежала в столовую, где увидела их обоих: с раскрасневшимися лицами они стояли у заваленного книгами и бумагами стола и кричали друг на друга.

– Ты не имеешь права! – вопила Мейрид и скребла при этом ногтями по ладони, что являлось признаком крайнего возбуждения. – Ты не должен! Не смеешь! Я не позволю!

– Это ты не имеешь права! – парировал потерявший где-то очки Чаффи, уперев руки в бедра и воинственно склонив голову. – Как ты посмела скрыть от нас такую важную информацию? Ты даже не представляешь, что это значит!

– Это значит только то, что они мои! Мои! Я разгадала их, а не ты. Это мой подарок, а не твой. Ты не можешь их забрать!

Обескураженный Чаффи запустил пальцы в свою шевелюру.

– Да ты слушаешь меня или нет, черт побери? Неужели ты не понимаешь, что могут погибнуть люди, и все из-за того, что ты ведешь себя как капризный ребенок? Это бесчестно!

Возникшая пауза помогла Фионе оправиться от шока. Она еще никогда не видела Чаффи таким расстроенным и в то же время возбужденным. Она могла поклясться, что он сделался на несколько дюймов выше и прямо смотрел в пылавшие диким гневом глаза Мейрид. И он явно не собирался отступать, смягчать ее гнев или извиняться. Как ни странно, это ему импонировало.

– Дети,  – спокойным ровным голосом сказала Фиона, закрывая дверь и подходя к ним ближе,  – на вас жалуются слуги. Они опасаются, что вы напугаете коров и у них пропадет молоко.

Они разом повернулись к ней и наконец замолчали. Чаффи выглядел раздраженным и сердитым, Мейрид – испуганной. Было ясно, что происходит нечто более серьезное, чем обычная перепалка.

Фиона подошла к сестре и взяла ее руку.

– Мы нигде и ни при каких обстоятельствах не должны кричать друг на друга.

Рука Мей была влажная, и это подтверждало, что ей страшно. Девушка дрожала. Фиона приобняла ее и спокойно и ласково посмотрела в глаза. К счастью, этого оказалось достаточно, чтобы она немного успокоилась.

– Давайте сядем и спокойно поговорим. Ведь так всем будет лучше, не правда ли? – предложила Фиона.

Мейрид первой последовала призыву, но села как раз на тот стул, где лежали очки Чаффи, случайно или нарочно уронив их на пол. В результате, чтобы поднять их, ему пришлось прямо перед ней низко наклониться.

– Итак,  – начала Фиона,  – насколько я понимаю, вы, Чаффи, что-то хотите взять у Мейрид?

Мей прямо взвилась, как флаг на флагштоке, и выпалила:

– Он не может взять их! Разве ты не слышала, о чем я говорила?

Фиона посмотрела на нее с осуждением.

– Выслушивать тебя будет викарий в церкви. А сейчас сядь, пожалуйста, пока я не лишила тебя права голоса. Ты ведь знаешь: я могу это сделать.

С минуту Мейрид стояла, растерянно отвернувшись от сестры: лицо ее пылало,  – затем резко опустилась на стул. Чаффи нервно взъерошил пальцами волосы, так что они встали дыбом, но Мей неожиданно протянула руку и поправила его прическу. Фиону это проявление заботы, как ни странно, на сей раз не удивило.

– Речь идет о словесной головоломке, которую леди Мейрид дал дед,  – объяснил Чаффи. – Я думаю, что она довольно важна.

Фиона даже заморгала от удивления.

– Важна? Для чего? Это же просто игра. К тому же совсем не новая: мы играли в нее много лет.

Чаффи пристально посмотрел на нее своими трогательными щенячьими глазами, и внутри что-то дрогнуло. Он почему-то напомнил ей Алекса.

– Полагаю, они все еще у мисс Мейрид,  – сказал Чаффи, не обращая внимания на окаменевшее лицо девушки. – И я не думаю, что это игрушки.

Он поднял со стола листок с рядами букв, знакомым образом сгруппированных по четыре.

– Это из последней головоломки, которой она занималась.

– Он украл ее! – вскрикнула Мейрид, завертевшись на стуле.

– Скопировал,  – поправил молодой человек, так побледнев, что исчезли веснушки с лица. – Но это только часть.

– Да,  – подтвердила Фиона, приобняв сестру за плечи,  – я видела, как вы копировали. Но зачем?

Чаффи взял со стола еще один листок и передал ей.

– Потому что это очень похоже на другие… гм… головоломки, с которыми мне приходилось работать. На шифровки.

Фиона подняла голову и на мгновение замерла, забыв о листке, потом сказала:

– Маркиз активно работал с чиновниками из правительства. Возможно, это от них?

– Не думаю,  – покачал головой Чаффи. – Правительственные чиновники используют другой метод. К этому,  – он указал на листок в руках Фионы,  – требуется шифровальный ключ.

– Ключ не срабатывает! – неожиданно выпалила Мейрид, указывая на первый листок с копией головомки.

Фиона посмотрела на нее с удивлением.

– Какой ключ? У нас не было никаких ключей.

Мейрид взглянула на нее и захлопала ресницами.

– Для этой был. В часах.

Сердце Фионы екнуло и забилось быстрее.

– В каких часах, Мей?

– Вы их тоже взяли с собой? – вмешался Чаффи.

Фиона бросила на него сердитый взгляд и сказала с ледяным спокойствием в голосе:

– Давайте за один раз спрашивать о чем-то одном. Так у нас будет больше шансов узнать то, что мы хотим.

– Нет, вы не узнаете! – выпалила Мейрид, опуская голову.

В течение некоторого времени Фиона молча смотрела на нее, и наконец голова сестры поднялась.

– Часы, Мей.

В ответном взгляде сестры читалась обида, будто ее обвинили во лжи. С минуту она сидела молча, потом фыркнула, залезла в карман своего бессменного фартука и извлекла оттуда великолепные карманные часы на цепочке.

– О Боже! – воскликнула Фиона. – Откуда это у тебя?

Глаза Мей хитро блеснули.

– Когда я разгадывала головоломку… Вообще-то, две головоломки. Одну я разгадала – не эту, а другую. Я не думала, что это ключ.

Чаффи осторожно взял у нее часы, поднес к глазам и сообщил, указывая на гравировку:

– Роза Тюдоров.

Фиона утвердительно кивнула:

– Это часть фамильного герба: Хоузы всегда были очень близки с Тюдорами.

Она заметила, что Чаффи при этих словах на мгновение нахмурился, однако ничего не сказал. Он провел ногтем по часам и открыл их. На обратной стороне крышки была еще одна гравировка – что-то вроде стихотворения и надпись на латыни.

– Non omnis morias,  – прочитала Фиона. – Что это означает?

– Весь я не умру,  – перевел Чаффи. – Мы считаем, что это один из шифровальных ключей.

Фиона повернулась к сестре.

– Где ты их взяла, Мей?

Мейрид пару раз моргнула, огляделась по сторонам, будто искала ответ, и наконец произнесла:

– В конюшне, в одном из стойл. Я думала, кто-то потерял.

Чаффи закрыл глаза и ущипнул себя за нос. У Фионы было такое ощущение, будто под тяжестью признания сестры из ее легких вышел весь воздух, и она спросила:

– Что это за шифровки, над которыми вы работаете, Чаффи? Почему они столь важны?

Молодой человек вздохнул и обвел взглядом стопки бумаг, которые он разложил на столе.

– Мы думаем, что это переписка группы изменников.

По мере того как до Фионы доходил смысл слов Чаффи, ей становилось все труднее дышать.

– Изменников? «Львов»? Вы думаете, что мой дед один из них?

– Не знаю. Но мы непременно должны выяснить это.

Стоило лишь представить, насколько слова Чаффи касаются их с Мейрид, и Фиона плюхнулась на стул. И дело отнюдь не только в политической позиции деда.

– Боже правый! Из ваших слов выходит, что мы с Мейрид расшифровывали послания, адресованные людям, готовившим дворцовый переворот?

Она подняла взгляд на Чаффи, молясь про себя, чтобы он улыбнулся и сказал «нет», но молодой человек молчал, и это еще больше испугало Фиону.

Она повернулась к Мейрид.

– Эта головоломка действительно у тебя, Мей? До сих пор?

Сестра опустила взгляд на свои руки. Они дрожали. Фиона внутренне обругала себя за то, что не знала, что Мейрид все эти годы хранила такие вещи.

– Пожалуйста, Мей.

– Нет! – произнесла та хорошо знакомым Фионе тоном, который означал, что переубедить сестру практически невозможно. – Нет. Я не знаю. Я устала. У меня ничего нет и не было. Только… только это.

Она вытянула руку и указала на бумаги.

– Это мои,  – немедленно среагировал Чаффи.

Фиона взглянула на эти листочки и сразу поняла, почему Чаффи заинтересовался головоломкой Мейрид. Каждый клочок бумаги был заполнен рядами букв, разделенных на группы по четыре.

– Это шифровки, насколько я понимаю? А где же ключ?

Чаффи вздохнул и постучал пальцами по кожаному корешку маленькой книжечки.

– Вы уверены, что хотите оказаться вовлеченной в это дело?

– Полагаю, это уже произошло,  – ответила Фиона. – Кроме того, так будет проще скоротать время в нашей вынужденной изоляции от мира.

Мейрид все еще стояла, слегка раскачиваясь. Фиона не стала говорить, что если у сестры и были еще какие-то «головоломки» деда, расстраивать ее, требуя отдать их, сейчас никак нельзя. К счастью, Чаффи, как она видела, и сам это понимал.

– Проблема в том, что я не могу найти повторяющуюся закономерность в сочетаниях букв – паттерн,  – признался Чаффи.

Мейрид посмотрела на него, подняв брови с наигранным удивлением.

– Закономерность всегда есть.

– Но не здесь,  – сказал Чаффи, подвигая для нее стул.

Не отводя глаз от бумаг, девушка села.

Если бы Чаффи до этого только и думал, как озадачить их обеих, то лучшего способа найти бы не смог. Девушки быстро убедились, что он был прав: повторяющихся комбинаций для сравнения не было. Фиона после первого просмотра записок признала это и, придвинув свой стул ближе к столу, занялась более кропотливой работой. Мейрид тоже взяла несколько листков и с гордостью сообщила:

– Я лучше ищу паттерны. Фи предпочитает частотную теорию.

Пытаясь составить паттерн из выбранных наугад букв, она спросила у Чаффи:

– Вы говорили, что ключом могут являться слова на часах. Но если они работают, то может быть и другой ключ?

Чаффи почесал нос и склонился над столом.

– Тогда мы далеко не продвинемся. Уж это мне хорошо известно.

– Конечно. Тем более если вы нам не объясните подробней.

Чаффи пододвинул третий стул и присел рядом.

– В этих посланиях имеются места, которые пересекаются с выгравированной на часах надписью. Они как бы встроены внутрь и незаметны для непосвященного, как драгоценный сердолик не виден, когда смотришь на камень, который еще не огранил ювелир. Эти места в записках и надпись на часах каким-то образом объединяются в строчках одного туманного стихотворения.

– Вы думаете, ключ в этих фразах? – спросила Фиона.

Чаффи несколько мгновений смотрел на нее через очки, в которых отражалось пламя свечи, наконец сказал, протягивая маленькую книжечку:

– Совершенно верно. А фразы вот в этой поэме. Я там кое-что подчеркнул. Сами по себе стихи ужасны. Мне жаль вас, если вы решитесь их читать.

Фиона взглянула на название и не смогла сдержать смех.

– «Могила добродетели. В преклонение у алтаря девственности». Автор Уильям Маршалл Хиллард,  – прочитала она вслух. – О боже!..

Чаффи покраснел, как первоклассник, и пробормотал:

– Дальше еще хуже.

Раскрыв книжечку, Фиона сразу с ним согласилась.

– Я должна продолжить чтение? – спросила Фиона, давясь от смеха: уже этого четверостишия было достаточно, чтобы понять, что у поэта куда больше энтузиазма, чем ума и таланта.

– Немного, возможно, придется, но не вслух,  – успокоил Чаффи, пододвигая к ней свою записную книжку.

– Проблема в том, что фразы на гравировке несколько отличаются от тех, что встречаются в поэме. Видите: «О, первая любовь моя, не сладок ль плод?» Или вот еще: «Ничто во мне не станет мертвым». А на гравировке – «Весь я не умру». Это что-то означает. По крайней мере, должно.

Фиона почувствовала интерес, а кроме того, как решила про себя, чем бы ни занялась, это будет лучше, чем бесцельно бродить по комнатам в ожидании цоканья копыт. Она придвинула поэму поближе и присоединилась к Чаффи и Мей в их изысканиях.

– Ну и ну,  – пробормотала она через какое-то время, с улыбкой глядя на свои каракули. – Черт возьми!

– Что там? – спросил Чаффи, вставая со стула.

– Сдается, что нет нужды рассказывать вам о частотной теории, Чаффи. Но напомню, что буква «и» должна встречаться примерно в семи процентах слов текста. Соответственно вот здесь и здесь мы должны увидеть ее повторения.

– Я не вижу.

Фиона улыбнулась:

– Это как раз и указывает на то, что они изъяли слова с «и». «Тэ» тоже не хватает, но я не думаю, что это из-за них, поскольку слова с «тэ» довольно трудно заменить. А вот нужного количечества слов с «и» нет ни в одной из записок со схожими фразами.

Чаффи просмотрел все шифровки, чуть слышно пробормотал какое-то ругательство и почесал лоб карандашом, причем заточенной частью, и на лбу осталась забавная метка.

Мейрид вновь начала тихонько раскачиваться.

– Что ты увидела, Мей? – спросила Фиона.

– Разные паттерны,  – ответила сестра, поочередно указывая пальцем на два листка бумаги. – За исключением этой и этой они прослеживаются во всех записках.

– Значит, для них использовался один и тот же ключ.

Сестра кивнула, и Чаффи отделил два листка от прочих и с некоторым опасением посмотрел на Мейрид, которая вновь принялась раскачиваться из стороны в сторону. Фиона подняла руку, предупреждая возможное вмешательство Чаффи. В отличие от него она знала, что Мей всегда так раскачивается, когда занимается напряженной умственной деятельностью.

– Здесь есть паттерн,  – между тем произнесла Мейрид задумчиво, проводя пальцами по нескольким листкам. – Определенно закономерность. Нам осталось только как-то обозначить ее.

Лицо Чаффи осветилось улыбкой, будто не Мейрид, а он сам только что сделал маленькое открытие.

– Надо было раньше к вам прийти.

– Раньше вы с нами не были знакомы,  – мгновенно ответила Фиона, вновь взяв в руки карандаш, чтобы вернуться к работе.

– Конечно,  – вздохнул Чаффи. – Все равно жаль, что я не мог к вам раньше заходить.

– Не жалейте: вы бы все равно не зашли,  – инстинктивно возразила Фиона, внимание которой было занято паттерном, постепенно вырисовывавшимся под карандашом Мейрид. – Нам крайне редко приходилось жить в подходящих условиях.

– В публичном доме, милорд,  – сказал агент.

Алекс опустился на стул.

– Что?

Агент, человек с широким, огрубевшим от ветра ирландским лицом и печальными, как у гончей собаки, глазами, заглянул в записную книжку.

– В публичном доме,  – повторил он. – Я, как вы понимаете, должен был расспросить маркиза, чтобы получить требуемую информацию. Он сказал, что не увидел ничего страшного в том, что девочки, когда он их нашел, работали в лавке окулиста. Но публичный дом – совсем другое дело. Маркиз сказал…  – Агент прервался, чтобы свериться со своими записями. – По его словам, позором для него является даже намек на связь с такой, как она.

Мучившая Алекса головная боль усилилась. Имей он сомнения относительно честности агента, было бы легче. Тем более что нечто подобное насчет позора он уже слышал от маркиза.

– Вы уверены? – спросил он, сдерживая желание в очередной раз потереть голову рукой. – Они работали в борделе?

Агент раздвинул губы в полуулыбке, продемонстрировав отсутствие нескольких передних зубов.

– Я бы не советовал додумывать и сразу делать выводы, сэр. Основным источником этой информации является некая Бетти, которая была там не то бандершей, не то кухаркой. По сути, известно лишь, что девочка бывала в веселом доме.

Теперь Алекса стало еще и слегка подташнивать.

– Сколько лет было девушкам в то время?

– Девушке, сэр. Информация касается только старшей – леди Фионы. Или Рыжей Фи, как ее там называли, поскольку была еще одна Фиона, Черная Фи. Точно неизвестно, когда леди Фиона начала. Свидетели вспоминают, что она была там примерно с год. Потом навестить ее приехал какой-то здоровый, грозный военный, и больше ее там не видели. С самой Бетти поговорить, конечно, не удалось: она благополучно скончалась четыре года назад,  – но ее дочь помнит, что рыжая девочка приходила четко, как часы, по понедельникам и четвергам.

– А эта свидетельница видела Фиону с клиентами?

Агент нахмурился.

– Она же была совсем ребенком, я имею в виду мисс Трики. Сидела на кухне у материнской стряпни. Видела только, как через кухонную дверь входила, а затем выходила девушка. А запомнила, потому что та ей время от времени подбрасывала монетки.

Алекс поборол очередной приступ головной боли. Он знал, что жизнь Фионы была очень трудна: Йен об этом рассказывал, да и она сама тоже,  – но то, что говорил агент… Невыносимо было даже представить, что столь умная и смелая девочка была вынуждена заниматься такими позорными, убивающими душу делами.

– Имеется… гм… кое-что и похуже, милорд,  – продолжил агент тем же ровным, спокойным голосом.

Алекс чуть не затряс головой, чтобы отогнать, казалось, до краев заполнившие ее тревожные мысли.

– Что?

– Доподлинно известно, что две эти юные мисс встречались по вечерам с группой взрослых мужчин. И они буквально рвались на эти встречи. Последнее особо подчеркивает один из клерков, работник мистера Макмарри. Правда, сам мистер Макмарри утверждает только то, что девочки научились делать отличные очки. Честно сказать, не знаю, имеет ли это какое-то значение…

После услышанного Алекса уже не удивляло презрение, с которым маркиз относился к своим внучкам. Их судьба совсем не имела для него никакого значения. Он твердо знал, что совершенное ею в ранней юности достойно только осуждения, и осудил ее навсегда.

Алексу следовало поскорее вернуться к ней. Следовало позаботиться о безопасности двух несчастных девушек, чтобы они вновь не очутились на дне. Он должен решить наконец, как помочь ей в дальнейшем, если, конечно, вообще в состоянии помочь.

– Прошу прощения, сын,  – услышал он голос за своей спиной.

Обернувшись, Алекс увидел отца и чуть не вскрикнул, пораженный его видом. Суини отнюдь не напрасно старался уберечь своего господина от любых встреч. Сэр Джозеф выглядел совершенно больным. Было видно, что ему тяжело, а лицо казалось почти пепельным от бледности.

– Присаживайтесь, сэр,  – приветствовал отца Алекс, взяв его под руку и подводя к стулу. – Вот сюда. Мистер Рейли как раз собирается уходить.

Отец, присаживаясь, кивнул:

– Я слышал, что он говорил. Такая жалость. Бедный ребенок.

Алекс взял колокольчик и, попросив пришедшего на звонок Сомса проводить агента, протянул Рейли руку:

– Благодарю вас, мистер Рейли. Вы очень тщательно поработали.

– А мне, честно говоря, даже жаль, что я поработал так тщательно, ваше превосходительство. Такая прелестная девушка, и вдруг это. Дальше вас это, естественно, не распространится.

Подождав, когда на удивление низкорослый и юркий агент выйдет, Алекс вновь повернулся к отцу.

– Зачем вы спустились, сэр? Вы же должны лежать.

– Мне это наскучило,  – улыбнулся сэр Джозеф. – Я прекрасно себя чувствую. Просто немного устал.

– Позвольте мне не согласиться, сэр. Ваше самочувствие нельзя назвать прекрасным,  – возразил Алекс, который продолжал стоять с задумчивым видом. – К тому же правительство уже успело получить от вас более чем достаточно. Я скажу Суини, чтобы собрал ваши вещи. Проведете пару недель за городом, с нами.

Сэр Джозеф поднялся, по-особому нахмурившись. Алекс хорошо знал, что означает это выражение отцовского лица.

– Алекс,  – произнес он неожиданно твердо,  – я устал, Алекс, не от того, что всю неделю думал. Я уже говорил тебе, что не собираюсь тихо умирать, сидя в гостиной, или во время бесцельной прогулки на каком-нибудь курорте. У меня здесь есть серьезные дела.

Алекс выпрямился, уперев руки в бока.

– Что ж, понимаю. Надеюсь, в число этих дел входит написание письма жене, в котором вы объясните, почему решили угробить себя работой здесь, а не вернуться к ней.

Наступила довольно продолжительная напряженная пауза, в течение которой оба мужчины смотрели друг другу в глаза, уверенные каждый в своей позиции. В конце концов прекратил это своеобразное противостояние тот, у кого оказалось больше если не выдержки, то здравого смысла.

Огорченно вздохнув, сэр Джозеф опустился на стул.

– Не думай, что ты нашел убедительный аргумент, мальчик. О том, что твоя матушка тревожится, я не забываю ни на минуту.

Алекс придал лицу нарочито строгое выражение.

– А вы не думаете, что она снимет с вас скальп, если узнает, что вы не исполняете предписания врачей? Я еще и Суини пожалуюсь.

Вновь посмотрев на часы, он предпринял усилие, чтобы скрыть чувство тревоги. Уже надо было ехать. И больше всего ему хотелось вскочить на коня и умчаться сломя голову. Но если он уедет, отец наверняка найдет предлог отказаться от переезда за город. А оставаться здесь до того, как будет получен ответ на то письмо, для него было смертельно опасно.

– Что скажешь относительно того, чтобы уехать после обеда? – спросил Алекс, захлопнув крышку часов и опустив взгляд на воротничок отцовской сорочки. – И хотелось бы попросить прислушаться к моему мнению по поводу местопребывания. Как насчет имения моего друга Майкла О’Рорка? Майкл – друг леди Кейт Лайдж. Отличный человек, и места отличные.

– Хорошо. Если меня подстрелят, первым, к кому я обращусь, будет именно этот отличный парень.

– Сэр…  – Голос Алекса стал просящим. – Пожалуйста, сэр.

Сэр Джозеф, взглянув в глаза сына, понял, что тот действительно не на шутку испуган, и немного смягчился.

– Хорошо, если это избавит тебя от необходимости меня развлекать, разгонять мою тоску, пригласи его.

Вообще-то все не так просто: О’Рорка не было в городе, и, судя по всему, вряд ли он приедет и завтра. Однако, может, это и к лучшему. Алекс подозревал, что как только увидит отца, Майкл начнет настаивать на немедленном его переселении в дом на Гросвенор-сквер. А ведь главное в том и заключалось, чтобы перевезти отца в более безопасное место. В конце концов, Алекс написал Майклу записку, Суини начал паковать вещи, а сэр Джозеф расположился на диване в библиотеке. Сын устроил его поудобнее в подушках и внимательно выслушал инструкции относительно того, какие книги и документы требуется принести. Вскоре вернулись Сомс и Суини с докладом, что свои задания выполнили.

– Мне нужно кое-что сделать до отъезда,  – сказал Алекс, направляясь с ними к двери. – К обеду нам потребуется дорожная карета. Кстати, где Линни? Уничтожает наши зимние припасы на кухне?

Сомс скупо улыбнулся, что делал крайне редко.

– Молодые парни всегда голодны, сэр. С ним все будет нормально. Не беспокойтесь.

– Хорошо, упакуйте для него жареного мяса на дорогу. Мы не будем делать остановок.

Алекс повернулся, чтобы сказать несколько слов отцу, но оказалось, что тот спит. Лицо его было спокойным и умиротворенным – пожалуй, впервые с тех пор, как он вернулся домой.

Алекс вслед за слугами вышел, закрыв за собой дверь, и уже в прихожей, принимая пальто от дворецкого, сказал:

– Я не сомневаюсь, что вы присмотрите за сэром Джозефом до моего возвращения, Сомс. Не забудьте: для всех, кто будет его спрашивать, я увез его в Бат на воды. Запомните – для всех, с единственным исключением: доктор О’Рорк.

– Побеспокоить вашего отца не сможет даже его величество, хозяин,  – заверил Сомс, подавая Алексу трость и шляпу.

– Я готов представить себя во дворец на головомойку, когда он выздоровеет,  – поддержал шутку тот с улыбкой. – Но сейчас наша главная задача – сделать так, чтобы ему стало лучше.

И безопаснее. Его следовало оградить от всех.

В том числе и от самого Алекса.

 

Глава 15

Прошло пять часов, и Фиона все больше радовалась тому, что для них нашлось интересное занятие. По крайней мере это спасало Мейрид от сводившего с ума ожидания момента, когда настанет ночь и очистится небо. Тем более что последнего могло и не произойти. Перед ней лежали вырванные из блокнота листы с заполненными таблицами, в стороне стояла пустая посуда, поскольку они работали над поисками ключа без перерыва и никому не позволяли им мешать.

– Если бы вы принесли коды, который дал вам дед, то, возможно, они очень помогли бы нам в расчетах,  – предположил Чаффи, снимая жилетку и ероша волосы.

Фиона сердито стрельнула на него глазами, а Мейрид вновь принялась раскачиваться из стороны в сторону, приговаривая при этом:

– Они другие. Они совсем не такие.

– Вряд ли,  – ответила Чаффи Фиона, взглядом пытаясь его предупредить, что он ничего не добьется от Мейрид, если будет ее подталкивать таким образом.

Надо было к тому же сказать, что те головоломки давно утеряны, однако Фиона боялась, что даже это может вывести сестру из себя, поэтому промолчала. Пересчитав повторяющиеся записки, она начала сравнивать их на предмет присутствия в них «т», «а» и «о», следующих по частоте повторения букв после исчезнувшей теперь «е». Замеченная ею закономерность проявлялась везде за исключением трех шифровок, в которых, похоже, имелись иные паттерны. В одной с частотой, обычно присущей «а», встречалась буква «и». В другой это была «л», в третьей – «м». Объединяющий все три буквы паттерн все-таки угадывался, однако что-то важное ускользало от Фионы. Вот если бы ей удалось каким-то образом заставить сосредоточиться Мей, вдвоем они разгадали бы взаимосвязь различных кодов скорее.

Прав оказался и Чаффи – ни один из установленных ею паттернов не подходил к строке поэмы. Все они были более сложными, чем закономерности, проявляющиеся в стихах.

Фиона как раз записала последнее слово из всех подходящих для использования в качестве ключа, когда услышала грохот подъехавших к дому карет и замерла. Кто бы это мог быть? Ведь Алекс ускакал верхом.

Дом тут же ожил. Чаффи вскочил со стула будто ужаленный и начал быстро собирать со стола бумаги. Из задней части дома прибежали несколько рослых вооруженных мужчин, а в холле Фиона увидела, как миссис Уилтон передает ружье лакею.

– В кухню! – резко скомандовал Чаффи, легонько подталкивая Мейрид к миссис Уилтон.

– А леди Би? – возразила Фиона и бросилась в другую сторону.

Она была примерно на полпути от гостиной, когда услышала шум распахивающейся входной двери и голос, который был для нее самым желанным на свете.

– Эй, полегче, вы все! Это всего лишь возвращение блудного сына.

Алекс!

– Ты чуть не нарвался на тобой же и заготовленную пулю, старик,  – грубовато, как показалось Фионе, пошутил Чаффи.

Она немного постояла, стараясь унять быстро забившееся сердце и дрожь в коленях, и развернулась.

– Да уж, не смог без шума прокрасться верхом,  – ответил Алекс, широко распахивая дверь. – Но у меня для вас сюрприз.

Фиона вбежала в холл как раз в тот момент, когда в дверь с помощью Алекса входил сэр Джозеф, и невольно вздохнула – отец Алекса тяжело дышал, был бледен, по лбу стекали капельки пота.

– Сюда, парни! – позвал Алекс бодрым тоном, будто прибыл на прием. – Не могли бы вы по-быстрому соорудить сиденье для переноски сэра Джозефа? Он рвется забраться наверх по лестнице, а я намерен сбросить его со своей шеи.

– Нахальный щенок,  – беззлобно выругался сэр Джозеф.

Алекс только улыбнулся и с облегчением распрямил спину. В ответ на его просьбу два дюжих молодца сплели руки и, пригнувшись, усадили сэра Джозефа и бережно, как ребенка, понесли вверх по лестнице. Фиона видела, как сильно напряглись плечи Алекса, когда тот искоса, незаметно наблюдал за происходящим, как ходили желваки на его сжатых скулах. Она решила не тратить время попусту и, выйдя из-за спины Чаффи, пожала руку Алексу.

– Я рада, что ты привез отца. Думаю, здесь ему будет лучше, чем в городе.

При этом она заглянула ему в глаза и чуть не вскрикнула – они были буквально заполнены болью.

– Он слишком упрям, чтобы ему было хорошо,  – возразил Алекс, вновь сосредоточивая внимание на лестнице.

Прежде чем они успели сказать друг другу что-то еще, между ними протиснулся негр с огромным по сравнению с его крайне маленьким ростом дорожным чемоданом, изо всех сил стараясь не выпустить из поля зрения сэра Джозефа. В глазах его тоже застыла тревога.

– По-моему, Фиона, ты не встречалась со Суини, когда была в нашем доме,  – заметил Алекс. – Познакомься.

Чернокожий слуга повернул к ней свое озабоченное лицо, и ее поразил необычайно зеленый цвет его глаз.

Посмотрев на Фиону, а затем на Мейрид, он восхищенно вздохнул:

– Необычайно красивы, ях, вне сомнений, мистер Алекс.

– Вне всяких сомнений, Суини.

– Рада с вами познакомиться, мистер Суини,  – приветствовала его Фиона с улыбкой. – Но я уверена, что сейчас вы предпочли бы пойти наверх, а не обмениваться с нами любезностями.

Маленький негр поклонился и потащил свою ношу к лестнице. Алекс смотрел ему вслед.

– Мы можем чем-то помочь? – участливо спросила Фиона, вкладывая руку в его ладонь.

– Это мы узнаем от доктора, которого я пригласил приехать. Если, конечно, его кто-нибудь не пристрелит на подступах к двери. А еще отец говорил, что хочет пить.

Фиона кивнула:

– Чашка чаю еще никому не вредила. Пойду займусь этим.

– Воспользуешься случаем отправиться следом? – услышал Алекс за спиной ехидное замечание Чаффи и отрицательно потряс головой, не отрывая взгляда от лестницы.

– У нас теперь полно времени. Главное сейчас – устроить отца. Его тоже могут коснуться наши дела, а я бы очень не хотел, как ты понимаешь, потерять его. Но теперь вроде все нормально. Кстати, Уилтон,  – обратился Алекс к дворецкому,  – для полной уверенности в безопасности пошлите нескольких человек прочесать ближайшие окрестности.

Тот поклонился и исчез в задней части дома вместе со слугами. У входа осталась только Линни, которая стояла, прислонившись к косяку, и нервно теребила свой видавший виды цилиндр. Лицо девочки было необычайно бледным. Чувствовалось, что она растеряна, поскольку не знает, какое место в новых условиях отведено ей.

– Почему бы тебе не помочь мне, Линни? – предложила ей Фиона. – А ты что стоишь, Алекс? Мне казалось, что тебе хочется побыстрее пройти наверх.

– Я тебе нужен сейчас? – спросил друга Чаффи.

Несколько мгновений Алекс молча смотрел на него, прикидывая что-то.

– Если не возражаешь…

– Он просто давненько не швырялся в меня книгами,  – сообщил всем Чаффи, усмехнувшись.

– А он ни одной не принес сюда,  – улыбнулся Алекс в ответ. – Придется пойти в другое место.

Фиона, решив, что пора и ей заняться делом, направилась вслед за Линни на кухню, но ее остановила Мейрид:

– А мне что делать?

Фиона посмотрела на поднимавшихся по лестнице и тихо о чем-то говоривших Алекса и Чаффи, вспомнила о царившем на кухне беспорядке и подумала, что Мейрид, которая терялась при виде новых людей и не выносила шума, сейчас, безусловно, в этой суматохе тяжело. Необходимо ее чем-то отвлечь, хотя бы ненадолго.

– А не могла бы ты сообщить леди Би о приезде джентльменов?

Алекс с середины лестницы услышал ее слова и добавил:

– А заодно попросить ее спеть. Отцу безумно нравится ее голос.

Фиона от удивления захопала ресницами и подошла поближе к сестре.

– Послушай, дорогая, а ведь ты могла бы ей аккомпанировать.

С минуту Мейрид молча переминалась с ноги на ногу и наконец изрекла:

– Но ведь уже скоро стемнеет…

– Звезды будут светить всю ночь, моя сладкая, а сэр Джозеф, я уверена, уснет довольно быстро.

Мейрид нерешительно посмотрела на сестру, как бы оценивая правдивость сказанного. Фиона взгляд не отвела, потому что отнюдь не хотела избавиться от сестры, чтобы остаться с Алексом, как та могла подумать, но все-таки почувствовала облегчение, когда Мейрид, кивнув, направилась в дамскую гостиную.

– Как тебе сегодняшний день, Линни? – спросила Фиона, направляясь за девочкой к обитой зеленым сукном двери кухни.

Та оглянулась через плечо, будто рассчитывая увидеть Алекса.

– О! По мне, более чем сносно. Отец милорда очень важная шишка, да?

– Пожалуй, можно сказать и так.

Линни кивнула:

– И при этом хороший парень.

– Очень,  – согласилась Фиона.

– Не хотелось бы, чтобы с ним что-нибудь случилось, правда? – сказала Линни.

– Безусловно, не хотелось бы,  – кивнула Фиона, глядя сверху вниз на девочку. – А ты чем собираешься заняться?

– Ничем. Просто ничем, и все,  – как-то подозрительно быстро проговорила Линни, захлопав невинными голубыми глазками.

Это означало, что спрашивать ее о чем-либо в ближайшее время бесполезно: все ответы будут примерно такими же,  – поэтому Фиона переключила внимание на чай для сэра Джозефа. Приготовив заварку, она налила в другую чашку один из волшебных отваров миссис Уилтон и понесла все это наверх.

Поднимаясь по лестнице, она решила, что шифры придется отложить до вечера, а войдя в комнату сэра Джозефа, поняла, что не сможет уйти отсюда, пока здесь остается Алекс. Пожилой джентльмен сидел прямо, однако рот его был чуть приоткрыт и было видно, что дышать ему трудно. Лицо его оставалось бледным, лоб покрывала испарина. Рядом суетился Суини, периодически опуская салфетку в тазик у кровати и протирая сэру Джозефу лицо. Сняв жилет, Алекс сидел на кровати и держал руку отца.

Когда Фиона хотела было закрыть за собой дверь, в спальню, подобно освежающему бризу, проникли звуки музыки. Это была восхитительная ария Заиды из одноименной оперы Моцарта, которая, как знала Фиона, очень нравилась Мей. А затем, будто рождаясь из этих звуков, как дым из огня, до нее донесся голос такой небесной чистоты, что по коже побежали мурашки, а дыхание замерло. Это не Мей: голос сестры она знала хорошо.

– О! – услышала Фиона восхищенный возглас. – Би… И Моцарт! Она… помнит.

– Это леди Би? – повернулась Фиона к Алексу.

Он улыбнулся, поняв ее удивление:

– Очаровательно, не правда ли? Трудно уловить смысл, когда она говорит, но зато поет как жаворонок.

Нет, не как жаворонок: звуки песни жаворонка не столь волшебны. Голос леди Би затрагивал само сердце. Хотелось закрыть глаза, чтобы забыть обо всем и наслаждаться его звучанием. Такие непреодолимо захватывающие звуки Фиона слышала впервые в жизни. Даже Мейрид играла по-особому – мягче и чуть-чуть медленнее, стараясь превратить музыку в обрамление голоса леди Би.

Сэр Джозеф немного расслабился, слушая, как леди Би и Мейрид без особой логической связи переходили от Моцарта к Генделю, затем к Клементи и вновь к Моцарту. Казалось, что волшебные звуки поднимаются к небесам и попутно рассеивают темные силы, по крайней мере те, которые мучили сэра Джозефа. В конце концов веки его опустились, дыхание стало спокойным и размеренным. Суини улыбался. Алекс впитывал заполнявшие комнату магические звуки, слегка откинув голову, не выпуская руки отца. А когда Фиона ненадолго выскользнула из спальни, чтобы подогреть чай и приготовить еще одну порцию целебного снадобья, стало ясно, что музыка заворожила не только их: практически все слуги стояли у подножия лестницы, боясь пошевелиться, и у многих на глазах были слезы.

Окончательно убедившись, что сэр Джозеф уснул, Фиона пошла в музыкальной гостиной. Мей сидела за старинным фортепьяно, а леди Би стояла рядом, положив руку на инструмент, отчего казалось, что она считывает издаваемые им звуки своими длинными пальцами. Никаких листов с нотами видно не было, зато, конечно, присутствовал Чаффи – сидел на желтом диванчике не шевелясь, будто завороженный. Очки он держал в руке, и в мягких карих глазах застыли слезы. Фиона улыбнулась им – тоже сквозь слезы – и обняла сестру, а затем сказала леди Би:

– Вы оказались лучшим лекарством в мире. Я никогда не слышала ничего подобного, леди Би. И моя сестра играла по-особенному для вас. Спасибо!

– Сэр Джозеф? – ожил наконец Чаффи, поднимаясь на ноги.

– Уснул,  – с радостью сообщила всем Фиона и поцеловала сестру в щеку. – А ты, я думаю, теперь абсолютно свободна. Дай мне знать потом, как там наши звезды. А я должна вернуться наверх.

Она отправилась туда с радостью, хотя все, что могла там делать,  – это наблюдать за тремя мужчинами, на редкость заботливо относившимися друг к другу. Особая теплота ощущалась в поведении сэра Алекса, который час за часом сидел возле отца в тишине, прерываемой лишь потрескиванием огня в камине, хрипловатым дыханием больного и периодическим перезвоном часов в прихожей.

Фиона тоже молча сидела неподалеку, надеясь хоть как-то поддержать Алекса. Не надо было быть очень наблюдательной, чтобы понять, как привязаны друг к другу отец и сын. Думая об этом, она отметила, что между этими мужчинам существовало то, чего никогда не было у нее. Они говорили короткими, порой незаконченными фразами, но при этом прекрасно понимали друг друга, и даже в таких полуфразах-полусловосочетаниях чувствовались любовь и уважение. Случалось, они вообще общались молча – просто глядели друг другу в глаза,  – и в эти минуты Фиона им особенно, по-хорошему, завидовала. В их отношениях не было ничего искусственного, это было общение двух самых обычных, но любящих и абсолютно доверяющих друг другу людей. Порой в их разговорах проскальзывали намеки на какие-то мелкие грешки и проказы, которые вызывали у обоих улыбку. Говорили они и о чем-то серьезном, возможно, даже страшном, и в такие минуты ощущалось, что каждый из них готов поддержать другого не задумываясь и немедленно. Это не вполне походило на их отношения с Мейрид: Алекс с отцом были равноправны и равнозначны в своем альянсе; Фиона же чувствовала себя скорее матерью Мейрид, чем другом. Сестра, безусловно, любит ее, но на ее поддержку рассчитывать не приходится.

Ком подкатил к горлу, и Фиона почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Так захотелось выплакать свое одиночество здесь, в уютном тепле, наблюдая за чужой настоящей жизнью. Но это желание быстро прошло. Ее боль была слишком сильна, чтобы вылечить ее слезами или раскаянием, и столь велика, что под стать ей только твердость, пустота и молчание.

Несколько раз, когда Алекс что-то особенно долго шептал отцу, она хотела встать и потихоньку, на цыпочках, уйти, понимая, что ее исчезновения даже не заметят, однако, представив себя в постели с подушечкой в руках в качестве единственной подруги, отказывалась от этой мысли. Сердце все равно останется в этой комнате, поэтому она и оставалась и, прислонившись головой к стене, продолжала наблюдать, прислушиваясь к тиканью часов. Заметив, что горизонт посерел, а в комнате зашевелились тени, Фиона подумала о Мейрид. Интересно, начала ли она прививать Чаффи преклонение перед звездами? Впрочем, больше всего ей сейчас хотелось узнать, есть у нее шанс когда-нибудь разрушить границу между ней и такими, как, например, сэр Джозеф и его сын. Ответить, наверное, сможет только время. Придется ждать. Ничего другого просто не остается.

Шли минуты, слагались в часы. На горизонте появилось бледное еще солнце, но в саду тут же заверещали пичуги. Как раз в этот момент Алекс поднялся на ноги, взглянул на сидевшего по другую сторону кровати Суини и, пройдя через комнату, протянул Фионе руку.

– Не хочешь немного размяться?

Его улыбка была такой искренней, что отказаться она не смогла. Вложив свою ладонь в его, сухую и холодную, Фиона на мгновение почувствовала, будто именно в ней сейчас заключено ее будущее. Она поднялась на плохо гнувшихся ногах и сжала его пальцы со всей силой, на какую оказалась способна. Это был самый ясный ответ, который она могла себе позволить. Она понимала, что Алекс сейчас находится за возведенными им самим стенами, которыми он может защищать своего отца и ограждать от всего, что может угрожать ему в будущем. Возможно ли оставить местечко за ними для нее? Вряд ли. Но как бы там ни было, Фиона взяла его за руку и повела в темную, облицованную деревянными панелями прихожую.

– Тебе, наверное, надо поспать,  – сказал Алекс, и Фиона отметила с сожалением, что не видит его глаз. – Думаю, мы здесь останемся на какое-то время.

Эти слова вызвали инстинктивный страх, но она почему-то сразу поняла, что он не хочет расставаться с ней, скорее даже почувствовала. И вместо того чтобы высвободить руку и уйти, она сделала шаг вперед и, оказавшись совсем рядом, улыбнулась:

– Если я уйду, то только в маленькую обсерваторию. И, сдается, Чаффи не скажет мне за это спасибо.

Брови Алекса удивленно приподнялись.

– О, вы начинаете дорожить его расположением?

Фиона пожала плечами:

– А что мне еще остается? Только ждать и смотреть.

Он кивнул и закрыл глаза. Она по-прежнему сжимала его руку в своей. Теперь Фиону радовало, что темно и он не может ее видеть, иначе было бы трудно скрыть свои чувства. Как бы она ни старалась, он бы все увидел в ее глазах: страстное желание, стремление к нему, боль. Собственно, бурливший в ней коктейль из этих чувств и был истинной причиной, по которой она не могла заставить себя уйти.

– Фиона…

У нее перехватило дыхание.

Алекс открыл глаза, и она увидела в них боль, усталость и отчаяние.

– Как я скажу об этом матери?..

Она никогда не видела его таким. Он всегда выглядел уверенным, знал, что делать самому, и был готов руководить другими. Сейчас у нее было ощущение, что, столкнувшись с непреодолимой задачей, он что-то пытается скрыть от остальных не менее ревностно, чем она ограждает свое прошлое.

Она выпустила его пальцы и коснулась локтя.

– Я пока не вижу необходимости что-то ей говорить,  – стараясь, чтобы голос звучал твердо и уверенно, сказала Фиона.

Алекс посмотрел на нее сверху вниз, и грусть в его глазах выдала все, что у него накопилось на сердце.

Фиона, не отводя взгляда, приставила указательный палец к его груди и произнесла с вызовом:

– Не смей падать духом! С чего это ты решил сдаться? Разве твой отец сказал, что умирает?

Алекс не ответил.

В отчаянии Фиона резко тряхнула головой и выпалила:

– Если бы Пип была здесь, то надавала бы тебе по голове, чтобы мозги встали на место. Она бы не сдалась лишь потому, что вашему отцу стало хуже после утомительной дороги. Так как же можешь опускать руки ты?

Но его мучило что-то еще – Фиона видела это. И это «что-то» придавало его отчаянию особый оттенок, еще более усиливая его, и об этом он не мог рассказать ей. Ее мучило его недоверие, хотя она прекрасно понимала, что не вправе ожидать полной откровенности, и Фиона стремилась узнать, что его мучает, инстинктивно чувствуя, что сумеет облегчить его боль.

Но почему? Потому что влюбилась? Потому что безнадежно любит его уже четыре года, следит за его жизнью, а если ничего не знает о ней, то придумывает, как ребенок, и сама верит в эту волшебную сказку? Потому что с того момента, как поцеловал ее на том пастбище под дождем, он принадлежит ей?

– Я не позволю тебе сдаться, Алекс Найт! – заявила Фиона, будто имела на это право или какие-то обязательства. – Ты не должен допустить, чтобы такой прекрасный человек оказался в могиле! По крайней мере до тех пор, пока он сам тебя об этом не попросит. А я не верю, что он не готов бороться.

Довольно долго он просто молча смотрел на нее: не шевелился и, как ей казалось, даже не дышал. А она молила Небо подать ей знак, что ему хоть чуть-чуть стало легче от ее слов: улыбку, кивок, все, что угодно,  – но Алекс так и остался неподвижно стоять, наклонив голову и безвольно опустив руки. В этой напряженной тишине, казалось, она слышит каждый удар своего сердца.

Она прекрасно понимала состояние Алекса. Злость, жалость, ощущение вины или то и другое одновременно – бремя настоящего мужчины, взявшего на себя обязанность заботиться о других. В состоянии ли кто-нибудь уменьшить его страхи, притушить гнев? У него прекрасная семья, это Фиона теперь знала наверняка, но что-то ей подсказывало, что и Алекс, и сэр Джозеф относятся к тем мужчинам, которые готовы защищать всех, кто их окружает, но не ждут, что кто-то позаботится о них.

О, если бы она могла сейчас прильнуть к нему! Обхватить его руками, прижаться щекой к груди и смягчить сердце, бившееся под каменными мышцами. Если бы она могла отдать всю себя во имя любви!

Неожиданно Алекс поднял голову. Фиона посмотрела ему в глаза в надежде, что он очнулся, увидел и понял больше, и на мгновение ей показалось, что так и есть, что именно в ней он ищет опору… Но в это мгновение они услышали, как кто-то вошел в дом.

Конечно же, это доктор.

Ее замершее в ожидании сердце вновь застучало глухо и безнадежно, говоря о том, что ей опять придется уйти. Алекс ни на мгновение не задержал ее, когда она отстранилась,  – просто быстро зашагал к лестнице, оставив ее в холодной пустой прихожей опять одну, опять ради других.

Фиона понимала, что ей следует уйти: помощь прибыла, и Алекс больше не нуждается в ней,  – однако когда доктор О’Рорк начал подниматься вслед за Алексом по лестнице, все еще стояла в прихожей, а потом почему-то пошла за ними. Когда мужчины вошли в комнату сэра Джозефа, она тоже проскользнула следом. Зачем? Она и сама не знала. Просто почувствовала, что надо куда-то идти, и пошла. В результате Фиона вновь оказалась в том же углу: стояла и наблюдала, как доктор представился пациенту, а затем попросил сделать освещение поярче. Вскоре выяснилось, что и ее помощь будет нелишней.

Доктор окинул пациента профессиональным взглядом и, коротко кивнув, достал из кожаного саквояжа деревянную трубочку.

– Что ж, приступим. Надо, чтобы кто-то сходил на кухню и, пока я буду осматривать сэра Джозефа, принес питательный отвар.

Фиона выступила вперед.

– Давайте это сделаю я.

О’Рорк посмотрел на нее с некоторым удивлением, но все же оценил неожиданную помощницу, и его простое лицо осветила добродушная улыбка.

– Доктор О’Рорк, это леди Фиона Фергусон Хоуз, наша гостья,  – представил ее Алекс.

– Наша… наш друг,  – поправил прерывающимся голосом сэр Джозеф.

Доктор резко обернулся и склонился над ним.

– Вы достаточно сказали, сэр. Нужно поменьше разговаривать, пока мы не откачаем жидкость из ваших легких. А сейчас полежите спокойно – я послушаю ваше сердце.

Расстегнув верхние пуговицы ночной сорочки пациента, врач приставил один конец своей трубочки к его груди, а к другому приложил ухо и какое-то время слушал, закрыв глаза.

– Вы говорили, что сэр Джозеф болен ревматизмом? – спросил он наконец.

– Да, и еще речь шла о сердечной недостаточности,  – ответил Алекс.

О’Рорк кивнул, затем еще послушал сэра Джозефа, переставляя трубочку с места на место, и измерил пульс.

– Полагаю, вы периодически ощущаете хрипы в груди?

Сэр Джозеф кивнул.

Доктор убрал свою трубочку в саковяж и проворчал, выпрямляясь:

– Наверняка эти кретины в Лондоне еще и кровь вам пускали.

Сэр Джозеф невесело усмехнулся:

– Да, но мне действительно после этого становилось на какое-то время легче.

О’Рорк поджал губы, а потом констатировал:

– А затем, конечно, хуже. Великие знатоки… А какие-нибудь лекарства они вам прописывали?

Алекс передал ему несколько пузырьков. Просмотрев надписи на прикрепленных к ним ярлычках, доктор рассердился еще больше.

– Неудивительно, что вам трудно дышать. Что ж, придется исправлять это совместными усилиями. Не знаю, сэр Джозеф, что говорили вам те болваны. Согласен, что сердечная недостаточность развилась как следствие ревматизма, причем поврежден клапан, отвечающий за правильное направление движения перекачиваемой крови. Как результат этой патологии – какая-то часть крови проталкивается в легкие. Вот почему вы время от времени начинаете задыхаться. Образно говоря, сэр, вы можете захлебнуться собственной кровью во время одного из таких приступов. Но именно этого я и не намерен допустить. Вот так!

С этими словами он извлек из своего саквояжа бутылочку и два мешочка с высушенными растениями.

– Если эта милая девушка поможет, мы сейчас приготовим для вас чай из заваренных в нужной пропорции листьев одуванчика. Волшебное мочегонное средство. За час из вас выйдет всякая скопившаяся в организме дрянь, как из застоявшейся лошади во время скачек, и сразу станет легче дышать. А еще нам понадобится настойка наперстянки.

– Но это же яд! – вмешалась Фиона, прекрасно знавшая свойства этого растения.

– Какая умная девушка! – улыбнулся ей О’Рорк. – Вы правы, однако в тех дозах, которые мы будем использовать, это удивительное растение укрепит сердечную мышцу, и она начнет более эффективно прокачивать кровь. Сила природы удивительна, не правда ли? Думаю, что уже к полудню мы увидим вас в гораздо лучшем состоянии. Надеюсь, это звучит лучше, чем то, к чему вы приготовились, сэр?

Фиону всегда смущала бесцеремонность врачей. Она видела, что и Алекс во время речи доктора несколько раз сжимал челюсти. Однако сэр Джозеф улыбался, а при последней фразе даже рассмеялся, издав прерывистые хриплые звуки.

– Вы имеете в виду, что… что Алексу… не придется ехать в Санкт-Петербург, чтобы… чтобы сообщить, что я составил компанию своим предкам… в фамильном склепе?

О’Рорк в ответ тоже рассемялся.

– Зачем ехать, если я могу помочь? Конечно, вам требуется отдых. Ваш сын предупреждал, что успокоить вас так же трудно, как пастушью собаку, охраняющую стадо, но придется уж вам постараться. Тогда лекарства, которые я пропишу, подействуют в полную силу и у нас все будет хорошо.

Фиона взяла мешочки с травами и, выслушав инструкции доктора, направилась к выходу.

– Я помогу,  – предложил Алекс, и его голос подозрительно дрогнул.

Он быстро прошел вперед и, открыв дверь, проводил Фиону глазами.

Сделав несколько шагов, она услышала шум закрывшейся двери и, обернувшись, увидела, что он стоит с опущенной головой, прислонившись спиной к стене. Сердце застучало быстрее, когда она повернулась и подошла к нему, коснувшись ладонью руки.

– В этой ситуации незазорно и поплакать.

Он тихо засмеялся.

– Легко давать подобные советы, не так ли?

– Тяжелее им следовать. Я знаю,  – улыбнулась Фиона. – Но, если надо, я уйду, и никто ничего не увидит.

Она попыталась убрать руку, но Алекс удержал и вдруг обхватил ее крепко-крепко и прижал к себе. Фиона, будто только этого и ожидала, обвила руками его шею, и они замерли в полном молчании, тесно прижавшись друг к другу. Она знала: ему нужны не слова, а кто-то, кто понял бы его состояние, понял, что только что произошло в комнате отца.

Фионе показалось, что сердце в ее груди стало больше и увеличивается с каждым ударом от радости. Она чувствовала, что они с Алексом принадлежат друг другу, что, пусть только на этот краткий миг, они едины. И это новое для нее ощущение ошеломило. С Мейрид похоже, но не так. Сестра не отделяет себя от Фионы, потому что больше у нее никого нет. У Алекса есть выбор.

Они стояли так недолго – точнее, не так долго, как хотелось бы Фионе. Но ей надо было идти вниз и готовить целебный чай, а Алексу – возвращаться к отцу. Сделав над собой усилие, она отстранилась от него, и вовремя: из спальни вышел доктор О’Рорк и, аккуратно закрыв за собой дверь, пристально посмотрел на Алекса.

– Я сказал там только половину из того, что вам следует знать.

Фиона едва сдержалась, чтобы вновь не прижаться к замершему после слов доктора Алексу.

– И в чем заключается остальное?

О’Рорк снял очки и протер своим галстуком.

– Я не обманывал, когда говорил, что самое позднее в полдень он начнет нормально дышать. Но, Алекс, он очень слаб. И между тем диагнозом, о котором ты говорил, и пиявками, которые ему прописал этот…

– Его пользовал врач принца-регента.

О’Рорк саркастически рассмеялся.

– Это только еще раз доказывает, что они там не знают, за какой конец держать скальпель. Короче говоря, получается, что мне следует задержаться здесь на несколько дней, если ты не возражаешь. Сердце весьма непредсказуемый инструмент, а у сэра Джозефа оно к тому же слабое и потрепанное. Я привык делать свою работу на совесть, и мне бы не хотелось трудиться здесь только для того, чтобы похоронить его чуть позже.

– Благодарю тебя, Майкл. Конечно, я с радостью принимаю твое предложение.

– Вот и хорошо,  – сказал доктор улыбаясь. – Значит, я могу рассчитывать в качестве благодарности на серьезное пожертвование сиротскому приюту леди Кейт, которым руковожу.

Алекс изобразил сердитую гримасу.

– Ты пират.

– Филантроп, с вашего позволения,  – ответил О’Рорк, прижимая руку к груди и театрально кланяясь.

Рассмеявшись, оба направились в спальню сэра Джозефа. Наблюдая за ними, Фиона открыла нечто новое для себя в Алексе – внутреннюю сосредоточенность и готовность к действию. Он был спокоен, но это было спокойствие, которое могло предшествовать буре. Доктор, как ей показалось, этого не замечал, но она чувствовала: то, что Алекс узнал о здоровье отца сейчас, взволновало его гораздо сильнее, чем все сказанное О’Рорком ранее. Хотелось бы выяснить почему, но пока это было нереально.

Покачав на ладони, прикидывая вес, мешочек с листьями одуванчика, Фиона решила, что наконец имеет полное право и возможность хорошенько выспаться, однако ошиблась, поскольку не учла такой фактор, как наличие Мейрид.

О том, что насторожило Алекса, она думала и пока шла в спальню, и когда уже надевала ночную сорочку. Солнце подходило к зениту. Значит, отвар одуванчика должен начать действовать и ее отсутствие в спальне сэра Джозефа простительно. Конечно, ей хотелось самой убедиться, что ему лучше, но, учитывая ее собственное состояние, разумнее все же приготовить себе чашку чаю и лечь в постель.

Кстати, это относилось не только к ней. Алекс тоже обещал, что немного отдохнет. Леди Би, которая на кухне экспериментировала с рецептами, предполагающими использование карри, сказала, что Чаффи и Мейрид недавно вернулись из «домика с телескопом». Фиона подумала, что неплохо было бы проверить, чем занимается сестра – так, на всякий случай,  – но затем решила, что имеет право разок позаботиться о себе. Должна же когда-то настать ее очередь сделать то, что необходимо именно ей. А нужно ей сейчас лишь одно – рухнуть в постель и не подниматься до вечера.

Однако, по ее расчетам, прошло не более двух часов, когда она почувствовала, что кто-то ее трясет, а открыв глаза, увидела испуганную горничную в сползшем на один глаз чепчике, которая тараторила:

– Пожалуйста, мисс, вы должны пойти туда.

– Уйди…  – простонала Фиона, натягивая одеяло на голову.

– Я не могу. Леди Би приказала, чтобы я привела вас… ну, по крайней мере мне показалось, что приказала. Это маленький бродяжка Линни сказал так, и, кажется, он знает ее. Он сказал, что вы должны срочно прийти в столовую, иначе там произойдет бойня! Что бы вы ни делали, сказал, надо прийти!

– Что же такое натворила моя сестра? – спросила Фиона.

В том, что виновницей переполоха была Мейрид, она не сомневалась. Никто, кроме нее, не мог сыграть с Фионой такую дьявольскую шутку, зная, что она наконец-то крепко уснула.

– Она взяла ружье и пугает, что выстрелит.

Фиона вскочила с кровати, прикрываясь одеялом.

– Что она взяла?

– Ружье,  – пролепетала испуганная горничная. – Одно из тех, которые носят грумы. Она наставила его на мистера Чаффи и грозит… говорит, уж простите меня, что он ее обманул.

У Фионы вновь вырвался стон. Как она могла подумать, что Чаффи тот человек, с которым можно оставить сестру? Ведь до встречи с ним Мейрид не наводила оружие ни на одну живую душу.

– Хорошо. Я сейчас приду.

Собираться было некогда. Она сунула ноги в домашние туфли, накинула пеньюар и, закинув косы за плечи, помчалась вслед за горничной вниз по лестнице.

Мейрид она услышала почти сразу, прежде чем смогла увидеть, тут же раздались вопли Чаффи, а затем голоса леди Би и миссис Уилтон. Все они громко кричали друг на друга, как заднескамеечники в парламенте.

– Что здесь происходит? – воскликнула Фиона, распахивая дверь столовой. – Для вас не имеет значения, что наверху находится очень больной человек, которому совсем ни к чему весь этот бедлам? Мне стыдно за вас, Эдна Мейрид Фергусон Хоуз!

Все участники скандала стояли у заваленного бумагами стола: Мейрид с одной стороны, остальные напротив. При словах сестры Мейрид замерла с поднятой рукой, которой перед этим размахивала. В ее глазах блеснули слезы, лицо раскраснелось, волосы разметались по плечам.

– Он не… не хочет слушать,  – протестующе пролепетала она.

Фиона продолжала пристально смотреть на сестру, уперев кулаки в бока.

– И ты решила прочистить ему уши с помощью оружия?

Мейрид посмотрела на ружье так, будто то было живым и оказалось в ее руках по собственной воле.

– Он не хотел… ничего слушать,  – повторила она запинаясь.

– Я пытаюсь объяснить, что ее так называемые головоломки вовсе не игрушки,  – вмешался Чаффи, волосы которого, как обычно в подобных случаях, торчали дыбом, как взъерошенные перья. – Что она должна отдать их, если не хочет окончить свою жизнь в Ньюгейте за противодействие расследованию и государственную измену.

– Ты не сможешь отправить меня туда! – крикнула Мейрид, вновь наводя ружье на Чаффи.

Фиона сделала шаг вперед и, оказавшись между ними, ухватилась за ружье таким образом, что ее палец не позволял сестре спустить курок.

– А теперь,  – спокойно сказала она, забирая оружие из рук Мейрид,  – предлагаю подумать, не пора ли нам поговорить как взрослые.

Девушка прижала к груди руку, будто Фиона причинила ей боль.

– Я не могу отдать их, Фи. Я же тебе говорила.

– Даже после того как Чаффи потратил целую ночь, чтобы помочь тебе с телескопом?

Мейрид сердито посмотрела в сторону молодого человека.

– Да он не может отличить линзу от лимона.

– Я этого и не скрывал,  – отозвался Чаффи, пожимая плечами.

– Да, он прав,  – подтвердила леди Би, глубокомысленно кивая.

– Кроме того,  – продолжила Мейрид, не обращая на них внимания и указывая пальцем на Фиону,  – как ты можешь стыдить меня, если сама пришла в ночной рубашке? Теперь все видят, какая ты.

Фиона решила, что с нее хватит. Стараясь успокоиться, она провела пальцами по волосам, постаравшись придать лицу строгий вид, и распорядилась:

– Мейрид и Чаффи, сядьте! Миссис Уилтон, не могли бы вы принести нам чаю? А вам, леди Би, может быть, лучше уйти ненадолго, если вы не против?

Однако дама, мило улыбнувшись, уселась на один из стульев и произнесла:

– Нет, я останусь.

Чаффи сгреб разбросанные по столу бумаги и сложил ровной стопкой напротив своего стула. Проделав все это, он вежливо пододвинул стул Мейрид, будто та и не угрожала ему только что ружьем и все здесь для того лишь и собрались, чтобы попить чайку.

Усмехнувшись про себя, Фиона успела подумать, что ей удалось по крайней мере развести бойцов по разным углам, как вдруг дверь распахнулась и в комнату влетел Алекс:

– Какого черта?! Что здесь происходит?! Вы того и гляди разбудите отца. И если ему станет хуже, я, Богом клянусь, возьмусь за кнут!

Как ни удивительно, Фиона, посмотрев на него, ощутила не страх или смущение, а желание рассмеяться. Таким растрепанным она его еще никогда не видела. Волосы Алекса были всклокочены и свисали на лоб мелкими прядками, лишь наполовину заправленная в брюки сорочка расстегнута, и виден обнаженный треугольник груди. Однако для сердца это, конечно, не имело значения. Оно встрепенулась так же, как всегда при его появлении. Он был и оставался самым мужественным и красивым мужчиной из всех, кого она знала. Фиона подумала, что, наверное, это глупо. Мужчина в таком виде не может быть столь привлекателен. Но он мог.

– Мы здесь как раз для того, чтобы разобраться, Алекс,  – сказала она, удивляясь тому, как, несмотря на переплетающиеся в голове сумасшедшие мысли, спокойно звучит ее голос. – Ты останешься или вернешься к отцу?

Он огляделся вокруг и, видимо, только сейчас увидел упорно не смотревших друг на друга Чаффи и Мейрид и опустившуюся на стул Фиону.

– О, ты в ночной рубашке,  – заметил он удивленно.

На этот раз Фиона не сдержала смех – на столе валяется заряженное ружье, а его заинтересовала ночная рубашка.

– Да. Уж извини. Я услышала перепалку и поспешила сюда, чтобы они не разбудили сэра Джозефа. Кстати, как он?

– Отдыхает,  – ответил Алекс, присаживаясь. – Ну а что все-таки здесь происходит?

– Полагаю,  – сказала Фиона, жестом предлагая Чаффи и Мей наконец сесть,  – мы присутствуем на продолжении старого спора по поводу неких головоломок, которые когда-то дал нам разгадывать дед.

– Шифровок,  – уточнил Чаффи, снимая очки.

– Они мои! – выпалила Мей, плюхаясь на стул. – Мои, мои, мои!

– Да, Мей,  – сказала Фиона, погладив руку сестры.

Поначалу она намеревалась повести себя с ней резче, но настораживали искры подлинного страха, которые то и дело вспыхивали в ее глазах. Почему? Чего она так боится?

– Может, ты хочешь, чтобы все вышли и мы остались одни, моя сладкая? Мне надо знать, почему ты не отдаешь эти головоломки. Они действительно у тебя? Я не понимаю, почему ты их прячешь. Мы же годами их разгадывали.

Мей молча смотрела на нее, переплетя руки. Это был плохой признак. А особо времени на уговоры, как понимала Фиона, у них не было.

– Вы хорошо поработали с телескопом этой ночью? – неожиданно спросила Фиона безразличным тоном.

Чаффи и Алекс посмотрели на нее с удивлением. Мейрид захлопала ресницами и ответила:

– Это отличное оборудование. Четыре дюйма. Такая ясная видимость!

– И Чаффи был настолько добр, чтобы позволить тебе пользоваться им, не так ли?

Мейрид упрямо наклонила голову, явно догадываясь, куда сестра поворачивает разговор.

– Это разные вещи,  – почти прошептала она каким-то жалобным голоском. – Ты просто не знаешь.

– Ну так расскажи мне, сладенькая,  – тихо предложила Фиона.

– Я не могу,  – мгновенно ответила Мейрид, даже не посмотрев в ее сторону.

– Можешь,  – начал было Чаффи, но Фиона взглядом остановила его и спросила, взяв дрожащую руку сестры в свою:

– Ты можешь рассказать это только мне, наедине?

Мейрид отрицательно покачала головой. Глаза ее были плотно закрыты.

– Может, тебе лучше рассказать Чаффи?

Вновь отрицательный жест. Фиона была удивлена. То, что происходило, не было похоже на обычные капризы девушки. За этим стояло что-то еще, чего Фиона не могла понять. Она подумала, что и ранее иногда случалось что-то, чего она не могла понять, а потом просто забывала.

– Сладенькая моя,  – начала она вновь, встав со стула и опускаясь на колени возле сестры,  – Чаффи и Алекс считают, что эти шифровки жизненно важны. По мнению Чаффи, с их помощью он сможет разгадать код, и это спасет жизнь людям. Неужели ты думаешь, что мы не должны ему в этом помочь?

Мейрид, не открывая глаз, кивнула. Из-под ее сжатых век сочились слезы. Фиона взяла ее за вторую руку и тихо поинтересовалась:

– У тебя остались какие-то из этих головоломок?

– Все,  – прошептала Мейрид.

Ответ еще больше обескуражил Фиону. Опасения, что Мейрид потеряла шифровки, рассеялись, но почему она не хотела их отдавать, было абсолютно непонятно.

– Мей, ты знаешь, что мы должны поделиться головоломками с Чаффи,  – произнесла она твердо.

Сестра не шевельнулась. Не кивнула. Не покачала головой. Бой часов напомнил Фионе, что она уже более часа увещевает сестру. Она ощущала все большее смущение. Все молча ждали. Тишина была такой напряженной, что, казалось, даже воздух накалился от эмоций. Фиона, не двигаясь, стояла на коленях возле сестры. Та сидела с закрытыми глазами. Чаффи замер неподалеку. Принесли чай, но никто к нему даже не притронулся.

Наконец Фиона решилась, с силой сжимая руку сестры:

– Осталось единственное, что я могу сделать. Чаффи, я знаю, что вы с Мей договорились вместе наблюдать в телескоп за звездами, но пока она не подчинится здравому смыслу, я запрещаю вам этим заниматься!

Глаза Мей распахнулись, Чаффи попытался протестовать, но Фиона жестом остановила его. Лицо сестры исказилось от боли, однако Фиона никак на это не среагировала и даже не поднялась с колен. Тогда Мей, резко оттолкнув ее руки, выскочила из комнаты.

Почти сразу Фиона почувствовала прикосновение Алекса и услышала его голос:

– У тебя не было выбора.

Но она понимала, что выбор был, поэтому сразу поднялась на ноги и шагнула навстречу сестре, когда та вернулась. Мейрид прошла вперед какой-то механической походкой, с безукоризненно прямой спиной и сверкающими глазами. В руках у нее была маленькая подушечка. Фиона едва сдержалась, чтобы не обругать сестру: показывать реликвии сейчас явно не время.

Но из глаз Мейрид вдруг брызнули слезы, она подошла к Чаффи и молча протянула ему подушечку.

Фиона на мгновение замерла от удивления с открытым ртом, потом раздраженно воскликнула:

– Что ты делаешь?

Но Мей, казалось, не слышала и не сводила взгляда с вышитого чертополоха. Быстрее других все понял Чаффи. Лукаво посмотрев на Мейрид, он взял со стола нож, и Мейрид вскрикнула. Фиона вырвала подушечку из его рук и выпалила, качая головой:

– Нет! Пожалуйста, осторожней! – Она нервно рассмеялась, осознавая, как странно выгладит ее реакция со стороны. – Ее вышивала наша матушка. Это единственное, что у нас от нее осталось. – Сжав подушечку покрепче, она повернулась к сестре. – Ты спрятала записки здесь, Мей? Зачем?

Мейрид подняла заполненные слезами глаза. Она выглядела такой несчастной, такой хрупкой, что у Фионы сжалось сердце. Такой надломленной она не видела сестру со дня смерти матери.

– Мне жаль… Прости меня, Фи!

Фиона ощутила острое желание взять руки сестры в свои, однако сделать это она могла, только передав подушечку Чаффи.

– О чем ты так сожалеешь, моя сладкая? За что просишь прощения?

Мейрид зарыдала, уже не сдерживаясь.

– Потому что я предала тебя, Фи. Я не должна была… Я знала это. Знала. Но это все, что у меня есть в память о нем. Все… Он так ужасно относился к тебе. Я слышала это от него раз за разом. Он ненавидел тебя. Он хотел сделать тебе больно. Но, Фи… он мой дедушка. И это единственное, что у меня от него есть.

Все стало ясно – Мей спрятала то, что напоминало ей о деде, в талисман, оставшийся от мамы. Она объединила все имеющиеся у нее семейные реликвии, чтобы хранить их и всегда иметь рядом, и обвиняла себя за это. У Фионы сжалось сердце. То, что сестра так переживала из-за вполне естественного поступка, обескураживало и заставляло задуматься о своем собственном поведении. Как могло получиться, что, тайно храня память о деде, Мей считала, что предает сестру? Как Фиона могла допустить, чтобы сестра несла в душе такую тяжесть?

Думая об этом, Фиона решила, что худшее в их отношениях с сестрой, как бы там ни было, теперь позади, однако оказалось, что это не так. Когда она наконец протянула к ней руки, та отвернулась, подошла к Чаффи и протянула свои руки к нему.

 

Глава 16

Будто исполняя церковную епитимью за нанесенную Мей обиду, Фиона аккуратно, стежок за стежком, вытянула нитки на одном из углов подушечки, в котором нащупала уплотнение, затем, подталкивая пальцами, вытянула наружу свернутую в трубочку стопку бумаг – с некоторыми из них они с Мей занимались года три назад. При виде этого свидетельства предательства родного деда и невольного стремления сестры скрыть его у нее защемило сердце. А вдруг это и в самом деле просто невинные головоломки? А если нет, то действительно ли это коды и шифровки, которые использовались в заговоре против короны? Как объяснить, что Мейрид оберегала их даже от нее – лишь бы сохранить спокойствие деда?

Мей, подобрав ноги, полулежала на диванчике в гостиной с фиалковыми обоями. Опущенные ресницы и равнодушное выражение лица были призваны продемонстрировать, что она не собирается наблюдать за действиями сестры в соседней комнате. Зато примостившийся на полу у ее ног Чаффи нетерпеливо посматривал через открытую дверь в ожидании результатов.

– Нам нужно их просто скопировать,  – успокаивающим тоном сказал он Мейрид, опустив руку ей на колени. – А потом положим назад.

Мей, не глядя на него, кивнула.

Фиона, автоматически работая пальцами, не сводила глаз с сестры, всем своим видом демонстрировавшей презрение. Подкатившийся к горлу комок по-прежнему душил ее. Было ощущение, что она потеряла опору, привычный мир закачался, и ее понесло течением, куда – неведомо, так что даже Полярная звезда на небе изменила свое местоположение. Самое горькое было сознавать, что своим поведением Мей дала понять Фионе, что больше в ней не нуждается. Но разве это возможно? Неужели ее сестра сейчас повернулась к Чаффи так же безоговорочно, как когда-то к ней? Может ли это значить, что у Фионы больше нет сестры, которая была центром и смыслом ее жизни?

Вряд ли она сможет вынести такое: ведь все, что у нее есть,  – это Мей.

– Счастливое окончание,  – отвлек ее от печальных размышлений голос леди Би, которая, как оказалось, стояла неподалеку с чашкой чаю в руке.

Пожилая дама улыбнулась, поставила чашку перед Фионой и, коснувшись губами ее щеки, произнесла как всегда загадочно:

– Все хорошо, что хорошо кончается.

Фиона постаралась улыбнуться в ответ, хотя и подумала, что изреченная истина в данном случае не бесспорна. По крайней мере для нее. Впрочем, леди Би и не ждала ответа: прихватив еще одну чашку, она направилась в гостиную к Мей.

Чаффи, в свою очередь, вернулся к столу и принялся сортировать бумаги, а закончив, несколько раз заглянул в потрепанную книжечку, будто надеялся, что вожделенный ключ вдруг объявится сам собой. Фионе страшно не хотелось возвращаться к этим примелькавшимся уже группам букв, а из-за того, что где-то рядом Алекс, это занятие казалось еще менее привлекательным.

И все же она начала отбирать записки, коды для расшифровки которых они в свое время уже подобрали: по крайней мере их не придется сейчас расшифровывать. Отыскать их было несложно, они с Мейрид писали под кодом расшифрованный текст,  – и все же одно послание чем-то привлекло ее внимание:

«Синяя птица не будет петь для нас. Ее надо выпустить из клетки.

Матушка приедет 12 июня с дюжиной сумок и пятью слугами.

Ignio».

Остальные фразы представляли собой полную бессмыслицу, но Фиону привлекло последнее слово. Она даже вздрогнула, когда увидела его. «Ignio» по-латыни – «зажигай». Что, интересно они могли зажечь? Каков был результат? Жаль, что они с Мей не ставили даты на разгаданных головоломках,  – это помогло бы вспомнить.

В конце концов она так увлеклась бумагами, что не услышала звука приближающихся шагов и не обернулась, но ее тело вдруг само собой напряглось, груди и живот отвердели – явно где-то рядом Алекс. Фиона подняла голову и увидела, как он усаживается на один из свободных стульев: плечи опущены, чем-то озадачен. Ей страстно захотелось ощутить его близость, захотелось обнять, облегчить его заботы и чтобы он прижал ее к себе и ей стало тепло и уютно. Она улыбнулась, хотя едва сдерживала слезы.

– Как сэр Джозеф? – собрав всю волю в комок и до боли сжав кулаки, спросила она, стараясь не выдать своих чувств.

Хруст смятого листка бумаги в ее пальцах показался оглушительным в наступившей тишине.

– Спит. Кажется, Майкл спас ему жизнь,  – улыбнулся наконец Алекс и провел ладонью по лицу. – Даже не знаю, что бы я делал…

Не в силах более сдерживаться, Фиона протянула руку через стол и коснулась пальцами его ладони.

– Как недавно сказала леди Би, все хорошо, что хорошо кончается.

Алекс поднял голову, и она вновь увидела в его глазах что-то темное и чужое, пугающее. Но пытаться узнать, что это означало, сейчас явно не время.

– Пришел протянуть нам руку помощи, старик? – раздался голос Чаффи, и друг указал на стопку бумаг. – Можешь заняться этим.

Алекс улыбнулся, но так вымученно и печально, что у Фионы что-то дрогнуло внутри.

– Скорее, чтобы осложнить вашу жизнь, а может, разрешить проблемы. Правда, до конца не уверен, что знаю, какие именно. В общем, я нашел еще одну строку интересующей нас поэмы.

Лицо Чаффи мгновенно сделалось тревожным. Фиона удивилась такой реакции, но ничего не поняла. Алекс вынул из кармана большой круглый медальон на замысловатой цепочке и протянул Чаффи.

– Открой его.

Молодой человек протер очки и, со щелчком открыв вещицу, прочитал выгравированную с обратной стороны крышки надпись:

«Три раза трижды я тебя молил».

У Чаффи и Фионы одновременно вырвался громкий вздох.

– Это третья строфа,  – констатировал Чаффи, заглянув в свою книжку. – Но опять… немного другая. Вот здесь:

Чаффи покраснел как свекла.

– Уж извините.

– Три,  – задумчиво произнесла Фиона, рассматривая раскрытый медальон. – Почему три?

– А может, девять? – предположил Алекс. – Трижды по три.

Чаффи почесал лоб и сдвинул очки.

– Придется нам еще раз просмотреть эту поэму.

– Мей! – позвала Фиона, повернувшись в сторону гостиной. – Ты нам нужна! Поищи еще раз паттерны.

Она бы не услышала, как минутой позже ушел Чаффи, если бы как раз в тот момент к работе не подключилась сестра. Мей деловито подвинула к себе бумаги и молча принялась за поиски закономерностей. Фиона, украдкой поглядывая на нее, успела заметить, как мужчины тихо поднялись, прошли в коридор между столовой и гостиной и остановились в дальнем углу. Поглощенная работой, Мей ничего не видела и не слышала, но обостренный слух Фионы четко улавливал произносимые полушепотом слова.

– Плохая новость, старик,  – сказал Чаффи. – Нет никаких сомнений, что большинство записок Мей – государственные шифровки. А маркиз не имеет никакого отношения к Тайному совету. Получается, что кто-то решил подвести девушек под петлю.

У Фионы похолодело внутри, сердце до боли сжалось. Светлый Боже! Ведь это правда!

– Не говори им ничего,  – услышала она ответ Алекса. – По крайней мере, сейчас. Если спросят о розе Тюдоров, скажи – просто совпадение. Фиона говорила, что такая же, как выгравирована на медальоне, имеется и на их семейном гербе.

Чаффи присвистнул.

– Все хуже и хуже. Кстати, откуда у тебя он? Может, имеет какое-то отношение к твоему отцу?

– И да, и нет,  – сказал Алекс, сжимая руку друга. – Я позже тебе объясню. Сейчас мы должны сосредоточиться на этой шифровке.

– А я полагал – на защите девушек.

Последовала пауза, свидетельствовавшая о том, что Алекс затрудняется с ответом, и Фиона затаила дыхание.

– Да,  – произнес он наконец, но в голосе ощущалось напряжение. – Конечно, ты прав. Но взлом этого чертова кода никак не может им повредить.

– А связь с розой Тюдоров может?

На этот раз Алекс вообще не ответил, и Фионе вдруг стало по-настоящему страшно. Она взяла медальон в руки, закрыла и увидела на фронтальной стороне выгравированную десятилепестковую розу Тюдоров, такую, как на часах, которые нашла Мейрид, и такую же, какая постоянно повторялась на фамильных геральдических символах Хоузов. Фионе показалось, что ее сердце стало тяжелым как камень. Ранее она никогда не думала, что из-за чего-то подобного можно считаться соучастником преступления.

Но разве она виновата хоть в чем-то? Она даже не вникала в смысл фраз, зашифрованных в «головоломках»: они с Мейрид разгадывали их в полном неведении,  – но все же видела их. Что бы она ни думала, грехи деда ложатся и на ее плечи, потому что делала все это она по его просьбе. Но что еще хуже, именно она привлекла к этому Мейрид. И пусть ей просто нужно было хоть чем-то занять сестру, сейчас это не имеет значения.

Все опять против нее, все опять рушится. Получается, что ее понятия о родовой чести явно преувеличены, а сама она уже давно пожертвовала своим честным именем неизвестно ради чего. Более того, все складывалось так, что у нее не осталось шансов искупить свою вину и в будущем.

Когда Чаффи вернулся в комнату, Фионы там не было. Ее исчезновения никто не заметил, и это, наверное, было единственным, в чем ей повезло в тот день. Алекс ушел в комнату отца и больше не появился; леди Би, вернувшись к вышивке, увлеченно украшала шмелями очередной носовой платок; Мей, увидев подошедшего Чаффи, растерянно улыбнулась, и он поцеловал ее в лоб. Затем они сидели рядом, склонив головы над шифровками, словно и не было ни скандала, ни угроз, ни слез.

Работники кухни видели Фиону, когда она проходила мимо, накидывая на плечи редингот. Охранники на заднем дворе сообщили потом, что она довольно долго сидела на каменной скамейке в саду: солнце уже скрылось за деревьями в западной стороне сада, а она еще была там. Никто не поинтересовался у нее, почему она одна, с непокрытой головой, гуляет в сгущающихся сумерках. Впрочем, она не была уверена, что смогла бы ответить на этот вопрос.

Алекс и сам толком не знал, куда намерен пойти: просто не мог сидеть на месте – долго сдерживаемая энергия после только что состоявшегося разговора с Майклом требовала выхода.

– Ну, теперь веришь, что я самый ценный и блестящий врач на этом кишащем кретинами острове? – с улыбкой обернулся к нему доктор.

Алекс уже в который раз взглянул на спящего отца. На щеках сэра Джозефа впервые с момента приезда появился румянец, дыхание было ровным и чистым, в теле не чувствовалось болезненного напряжения.

– Ему лучше?

Майкл утвердительно кивнул:

– Да, и значительно, но успокаиваться рано. И вот что я тебе скажу: последнее, что ему сейчас нужно,  – это возвращаться в те холодные дикие земли, где он представляет нашу страну. Я бы вообще никому не рекомендовал туда ехать в любом качестве – хоть бы и короля. Ты можешь найти способ оставить его здесь?

Конечно, он мог: достаточно слегка отступить от данного отцу слова и выписать сюда матушку. Она бы быстро все устроила. Однако на это потребуются недели, а уверенности в том, что он так долго сможет контролировать отца, совсем не было.

– Я попробую,  – заверил Майкла Алекс.

О’Рорк, по своему обыкновению, кивнул.

– Ну а сейчас, если не возражаешь, я попросил бы мистера Суини сменить меня, а сам немного поспал. Не покажешь где?

И вот теперь Алекс стоял на верхней ступени лестницы в раздумье, куда идти и что делать. Одно он знал твердо: надо побыть одному. Спустившись вниз, он направился в заднюю часть дома, стараясь никому не попадаться на глаза и обходить главные комнаты.

Время обеда прошло, но для каждого в доме был подготовлен поднос с едой, который можно было заказать в любой момент – такие правила были заведены отцом,  – поэтому шум доносился только со стороны кухни. Помещения, по которым шел Алекс, освещались в основном огнем каминов, да кое-где стояли свечи. Впрочем, не глядя по сторонам, он быстро прошел в библиотеку, где имелось французское окно, и оказался на улице.

Свежий ночной воздух мгновенно дал о себе знать: Алекс вышел без верхней одежды, в рубашке, брюках. Следовало вернуться в дом, но он почему-то не торопился. Расхаживая возле французского окна, он думал, с каким удовольствием вскочил бы сейчас на своего гнедого и помчался куда глаза глядят. Ветер наполнил его бодростью, а темнота успокоила теснившиеся в голове мысли.

Но все это, конечно, были мечты: из соображений безопасности следовало оставаться в имении,  – поэтому он просто пошел вперед и вскоре с удивлением обнаружил, что не единственный, кто гуляет в саду в это время.

– Фиона? Что ты здесь делаешь?

Отшатнувшись в испуге, девушка чуть не упала, однако сумела сохранить равновесие. Алекс подхватил ее под руку, но она резко высвободилась. Реакция Фионы удивила и обидела его. Она тоже стояла неподвижно, уперев кулаки в бока и выпрямившись, будто строгая настоятельница перед напроказившими воспитанницами. Смотрела она мимо него, куда-то в сторону, высоко подняв голову, и ветер трепал ее выбившиеся из прически пряди. Что-то с ней было явно не так: слишком уж молчалива, слишком спокойна.

– С тобой все нормально?

– Да,  – каким-то механическим голосом ответила Фиона, не повернув головы, продолжая смотреть куда-то вдаль.

Луна была уже полной, ночной туман клубился в ее свете, и казалось, что Фиона сосредоточенно наблюдает за ними, пытаясь увидеть вверху то, к чему они двигаются.

– Я не смогла найти его,  – вдруг произнесла она плаксиво.

Алекс тоже невольно поднял голову к небу.

– Кого?

– Орион. Как бы плохо мне ни было, какие бы перемены ни происходили, он всегда был там, на своем месте. Как моя судьба. Как якорь надежды. – Подняв руку, она указала куда-то в юго-западную часть неба: – Вон там он должен быть.

Алекс подошел ближе. Скрытая боль, прозвучавшая в ее словах, эхом отразилась в его сердце.

– Он там. Ты же знаешь это.

Фиона опустила голову, по-прежнему не глядя на него.

– У меня уже нет полной уверенности.

Он увидел, как вздрогнули и опустились ее плечи, будто она пыталась справиться с чем-то и не могла, будто… Он взял ее за плечи и развернул так, чтобы видеть лицо.

– Ты плачешь?

В этот момент он ощутил себя совершенно потерянным.

Алекс видел много женских слез, буквально утопал в них всю сознательную жизнь. Аннабел умела плакать, даже имела непревзойденный талант в этом деле и с успехом пользовалась им, когда требовалось быстро достичь нужного результата. Любовницы плакали, чтобы выудить у него побольше денег, а сестры – чтобы им простили многочисленные мелкие проступки. Но Фиона плакала совсем по-другому. Он видел, как она изо всех сил пытается взять себя в руки, но не может и расстраивается из-за этого еще больше. Слезы предательски выдавали загнанную в глубь души слабость, и Фиона сердилась на себя за то, что оказалась столь ранимой.

Красиво плакать она, конечно, не умела. Слезы стекали беспорядочными ручейками по щекам и шее. Волосы сбились на затылке в некое подобие птичьего гнезда, и Алекс не сомневался, что нос у нее в этот момент красный. Но она так долго боролась со слезами, что они, как сдерживаемая вода, обнаружив наконец слабину в плотине, вырвались на свободу, размывая саму плотину и сметая все на своем пути. Алексу даже показалось на мгновение, что она была права насчет Ориона, и он прошептал, притягивая ее к себе:

– О Фи, что мы тебе сделали?

Фиона никак не отреагировала. Ее тело казалось негнущимся, руки оставалась на бедрах. Алекс лихорадочно подыскивал слова, которые могли бы отвлечь и утешить ее, но ничего не приходило в голову.

– Ты разве не слышала, что сказала леди Би? – спросил он наконец, прижимаясь щекой к ее шелковистым волосам. – Все хорошо, что хорошо кончается.

– Что-то… уже не верится, что закончится… хорошо,  – заикаясь, сквозь слезы выдавила Фиона.

И тем не менее напряжение понемногу отступало, сопротивление ее начало ослабевать. Фиона чуть наклонилась вперед и уткнулась лицом в его плечо. Тело вздрогнуло в беззвучных рыданиях, потом еще и еще, но с каждым разом его окаменелость ослабевала и появлялась мягкость и беззащитность.

– Объясни же мне,  – попросил Алекс, сердце которого, казалось, бухало подобно колоколу: видеть Фиону такой расстроенной и потерянной было просто невыносимо.

– Я не могу понять… не знаю, что делать дальше,  – произнесла она тонким, срывающимся на всхлипы голосом, вновь опустив руки на бедра. – Я слышала ваш с Чаффи разговор. Понимаешь?

Алекс прикоснулся сложенными в лодочку пальцами к ее подбородку и аккуратно приподнял его, так что она уже не могла отвести глаза.

– Мне очень жаль. Было непорядочно и нечестно со стороны маркиза вовлекать вас в это.

Из-за слез, которые Фиона пыталась сдерживать, смотревшие на него глаза были необычайно блестящими.

– Тут дело в другом… Мей не могла сознавать, что она делает. Она никогда не стала бы помогать, не привлеки ее к этому я. – Фиона пожала плечами, и в ее глазах появилась надежда, что Алекс ее понимает. – Ее необходимо было тогда чем-то занять: найти что-то такое, что она восприняла бы как вызов и попыталась преодолеть. Так я тогда думала.

– И ты решила, что головоломки – прекрасное для этого средство. Думала, что дед предлагает тебе невинную забаву, которой вы можете заниматься все вместе. Это же вполне естественно.

Фиона улыбнулась, но лицо ее от этого не стало более радостным.

– Не мне. Меня он терпеть не мог. Он был убежден, что я не способна быть благодарной и не отвечу добром на его щедрость. А вот Мей он время от времени делал маленькие подарки, позволил ей иметь собственный телескоп и давал эти… ну, эти игры. А она их прятала. Скрывала, как маленькую темную тайну, потому что не хотела обидеть меня, потому… потому что…

Фиона вновь затрясла головой, закрыв глаза и нервно заломив руки. Алекс физически ощущал ее страдания, они отзывались болью в груди, трепетом сердца, неприятным ощущением в животе.

– У меня было одно… дело,  – начала она объяснять. – Только одно: Мей. Смотреть за ней… стараться, чтобы она была счастлива. И я… Я так сильно навредила ей… Все испортила.

Удивившись сильнейшему чувству протеста, вызванному ее последними словами, Алекс почти оттолкнул ее, удержав, однако, руки в своих.

– Ты что, с ума сошла? Ты навредила и испортила? Как тебе могло это прийти в голову! Да только благодаря тебе она и жила. Это ты оберегала ее, делала так, что она могла ни о чем не думать. Да, Боже правый, ты подарила ей мечты, сделав ее жизнь осмысленной! А если и совершала какие-то ошибки, то только из-за любви к ней.

Фиона сверкнула на него глазами и попыталась убрать руки.

– Ты разве не видел ее там? Ей было так стыдно! Какое я имела право заставить ее чувствовать вину только за то, что она просто хотела иметь семью, как любой другой человек, пусть и пытаясь создать ее с помощью кусочков бумаги и старой вышивки? Как я могла лишить ее этого?

Фиона отвернулась, словно ей было невыносимо смотреть ему в глаза.

– Как мне теперь исправить ошибку, искупить свою вину?

– Искупить? – переспросил Алекс хмурясь. – Что именно? Не твое же отношение к сестре, конечно. И не к тем бумагам. Нет ничего и никого, кто бы мог обвинить тебя в предательстве.

На бледном лице Фионы появилось подобие улыбки.

– Но я сама могу. И подозреваю, что из-за меня погибли люди.

Алекс в отличие от нее знал это наверняка, но сейчас было явно не время обсуждать это. Фиона нуждалась не в объяснении причин, а в искуплении и прощении. Ей необходимо было вернуть себе душевное равновесие, ощутить чью-то поддержку. Ей было нужно, чтобы он обнял ее: Алекс чувствовал это,  – и ему больше всего хотелось того же.

Будто какая-то неведомая сила бросила их навстречу друг другу, и они сплелись в объятиях.

То, что он почувствовал, было трудно выразить словами. Ему стало вдруг необыкновенно хорошо, словно, обняв, Фиона вознесла его на небо, а все мучившие его заботы о будущем остались далеко внизу. Он чувствовал, как бьются их сердца, бьются рядом и в унисон, и это было необычайно сладостное ощущение.

Разум напоминал Алексу о многочисленных делах, которые его ждали, причем без отлагательств, но сейчас он не хотел и не мог ни о чем думать. Все стало малозначимым по сравнению с объятиями этой девушки – очаровательной, рассерженной, любимой…

– Если ты во что-то еще веришь,  – прошептал он, нежно приподнимая пальцами ее подбородок,  – верь! В тех делах, что творились в вашем доме, виноват только ваш дед. С Мей все нормально: ее не в чем упрекнуть, а тебя тем более. Ты делала самое лучшее из того, что могла,  – растила младшую сестру.

Фиона наконец улыбнулась по-настоящему:

– Вообще-то Мей старше меня. – Взгляд ее сделался отсутствующим, будто она видела сейчас перед собой не Алекса, а сестру. – Думаю, что Чаффи ее действительно любит.

Фиона вздохнула, и Алекс подумал, что еще ни один звук не вызывал в нем такой жалости, как этот вздох.

– Уверен, что так и есть,  – согласился с ней Алекс. – И как ты это переживешь?

Фиона подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Не знаю.

– Но ведь ты, наверное, думала, что когда-нибудь тебе придется жить не только заботами о Мейрид? – попытался он направить ее мысли в нужное русло.

– Нет, никогда не думала об этом,  – призналась она, грустно улыбнувшись.

Ответная улыбка Алекса была не такой уверенной, какой могла бы быть всего несколько дней назад.

– А мне все-таки кажется, должна была думать. Особенно после того, что случилось в Эдинбурге.

«Спроси же ее, идиот»,  – подсказывал ему рассудок, шептало сердце. Но он не мог спросить прямо, потому что считал, что не имеет такого права, что не достоин положительного ответа, пока не восстановит свое честное имя.

Фиона заморгала и сделала попытку уйти, однако он удержал ее.

– Так ты знаешь? Тебе известно про Эдинбург? Я думала, этого не знает никто.

– Твой дед знал. Он и поделился информацией со мной.

Эффект, который произвели эти слова, был поразителен – Фиона обмякла, будто внутри у нее сломался некий до сих пор поддерживавший ее стержень. Казалось, она вот-вот сложится и сползет на землю будто тряпичная кукла. Из ее груди вырвался долгий не то стон, не то выдох. Алексу стало больно и страшно – настолько это было похоже на то, как выходит жизнь из умирающего человека. Ему приходилось наблюдать такое раньше, и он знал, что это означало: Фиона больше не чувствовала в себе сил для борьбы и окончательно сдавалась на милость судьбы. Но Алекс не мог этого допустить.

– Фиона, это ничего не меняет.

Она даже не подняла голову.

– Напротив: все меняет. Мой дед мог бы прекрасно доказать тебе это.

– Вряд ли, после того как я узнал, что он собой представляет.

При последних словах она посмотрела на него и грустно улыбнулась:

– Шантаж? Но ты ведь знаешь, что у меня достаточно грехов – на всю жизнь искупать хватит…

Алекс приблизил ее лицо к своему, не отрывая взгляда от ее глаз.

– Еще раз повторяю: тебе не в чем раскаиваться.

Фиона закрыла глаза и тихо сказала, пожимая плечами:

– Но ты же точно знаешь, что есть в чем.

У Алекса было неприятное ощущение, что, оставаясь в его руках, она отдалялась от него, и он ощутил острую потребность исправить это. Запустив пальцы ей в волосы, он чуть приподнял ее лицо, так что губы их встретились.

Вдохнув легкий аромат мыла, исходящий от ее волос, он коснулся ее губ, жестких и неподатливых, своими и почувствовал вкус кофе и ванили. И уже через мгновение они сделались мягкими и раскрылись, приглашая вглубь, язык с готовностью продвинулся навстречу.

Казалось, что его тело вот-вот взорвется. Сердце летело в какую-то пропасть, в животе ощущалось приятное томление, член сделался горячим и твердым. Алекс слегка отклонился и ощутил нежный изгиб ее живота. Инстинктивно он притянул ее еще ближе, будто стремясь всю целиком вобрать в себя. И она ответила тем же. Их языки встретились и принялись выписывать немыслимые пируэты, все быстрее и быстрее. Нижняя часть ее тела тоже резко рванулась вперед в резком изгибе, все смелее и смелее прижимаясь к нему. Фиона запустила пальцы ему в волосы и импульсивно взъерошила, притягивая его к себе еще ближе, хотя это было уже невозможно.

Алекс уже мало что понимал, все мысли превратились в чувства. Единственное, чего он страстно желал, это чтобы она была рядом, обнаженная, чтобы слиться с ней в единое целое и чтобы каждой клеточкой ощущать ее горячее, влажное, упругое тело. До боли захотелось ощутить кончиками пальцев шелк ее нежной кожи, и руки сами собой заскользили по стройной фигурке. Погладив спину, ладони прошлись по мягким выпуклостям ниже, сладостно пощекотали бедра и поднялись вверх, переместившись к упругим полушариям грудей. При этом поцелуй не прекращался ни на мгновение. Их языки ласкали друг друга, а его губы слегка шевелились, будто собирая капельки влаги с ее губ. На мгновение он оторвался глотнуть воздуха и вновь прильнул к ее губам, осознавая лишь то, что она нужна ему как воздух, как солнце, как летний дождь.

Опомниться заставил звук открываемой двери, и Алекс вдруг ощутил холод и вспомнил, что находится на улице возле самого дома, где их с Фионой могут в любой момент увидеть. Он поднял голову и, заглядывая в бездонную глубину устремленных на него блестящих глаз, поправил рукой взъерошенную медь волос.

– Прости меня. Этого не должно было случиться.

Она ничего не сказала, просто молча стояла, не пытаясь высвободиться из его объятий. Ее ладонь сжимала его запястье, тело слегка подрагивало. Он на мгновение прикоснулся лбом к ее лбу и закрыл глаза, будто это могло избавить его возбужденное тело от бушевавшего в нем желания.

– Алекс…  – неожиданно услышал он ее прерывистый и какой-то незнакомый голос и отозвался, боясь пошевелиться:

– Да?

– Ты мог бы…  – Теперь ее голос казался каким-то хрупким, будто вот-вот прервется. – Кое-что для меня сделать?

– Все, что в моих силах.

Он услышал странный звук – неужели хихиканье? – и открыл глаза. Фиона стояла с поднятой головой и смотрела ему прямо в лицо.

– Не останавливайся больше.

 

Глава 17

Алекс подумал, что его сердце сейчас просто остановится.

– Фиона…

Она твердо встретила его взгляд.

– Чаффи и Мейрид ушли к своему телескопу. Леди Би ретировалась в спальню. А мы с тобой… У нас есть возможность побыть наедине и заняться тем, чего хотим.

Переполненное страстью тело вновь ожило. Алекс отметил, что даже руки его слегка подрагивают.

– Ты уверена?

Фиона ничего не ответила, даже не кивнула, но этого и не требовалось – он все прочел в ее глазах. И это было не просто приглашение к близости. Голубые озера призывали и молили об утешении и прощении, жаждали полного сближения и забвения всего, что мешало.

Позже Алекс, сколько ни пытался, не мог вспомнить, как они шли наверх. Не смог бы он точно сказать ни кто из них решил, куда идти, ни кто сделал первый шаг в сторону дома. Запомнились какие-то обрывочные картинки. Например, он почему-то немного обиделся, когда она не захотела, чтобы он держал ее за руку. Вспоминалось, что по лестнице она поднималась первой, что быстро прошла мимо лакеев и дворецкого с таким видом, будто утомилась за день и торопится лечь в постель. Еще он помнил, как бешено стучало сердце, когда он шел за ней и на протяжении всего пути обдумывал, как приблизится к ней, постепенно разденет… Но все его мечтания обратились в прах в ту самую секунду, когда он переступил порог своей спальни и увидел ее возле камина.

Все было так, словно получило продолжение то, что они начали тогда, четыре года назад. Их губы соединились, руки пустились в лихорадочное путешествие по телам друг друга, одновременно лаская и снимая одежду, швыряя в беспорядке на пол. Они не говорили, слова были не нужны. Все, что нужно,  – чувствовать друг друга, слиться в единое целое, доказать каждый себе и друг другу, что более они не одиноки, что их поцелуи способны осушить слезы и развеять отчаяние, что им известна цена самоконтроля и независимости и понятна тщетность того и другого, а также что союз их сердец непреодолим и будет длиться вечно.

Алекс наслаждался и не мог насладиться Фионой: бархатом кожи и шелком волос, изгибом гладких бедер и стройностью ног, упругостью груди и округлостью ягодиц. Обхватив ладонями ее лицо, он с удовольствием ощущал, как ей хочется поскорее избавиться от одежды, а потом, отпустив ее, наблюдал, стараясь запомнить все до мелочей, как она освобождается от платья, ночной сорочки, как соскальзывают с ее ног добротные хлопковые чулки. Едва последний предмет одежды упал на пол, Алекс провел пальцами по обнаженной груди и, наклонившись, поцеловал, а затем слегка прикусил сразу набухший сосок. Фиона безвольно хихикнула, и он, взяв ее на руки, отнес на кровать.

Постель была мягкая, тишину в комнате нарушало лишь ленивое потрескивание огня в камине и невнятные звуки, которые издавали они сами, лаская друг друга. У Алекса сердце было переполнено нежностью, наслаждением и желанием обладания. Наконец-то она здесь, рядом! Такая нежная, такая хрупкая, что его собственное тело казалось ему слишком большим и грубым и он боялся причинить ей боль. И вместе с тем она сильная, такая сильная, что смогла спасти два сердца от отчаяния в трущобах Эдинбурга, смогла пережить там самое страшное и найти в себе силы вновь любоваться звездным небом.

Он не просто ласкал ее, он молился ей, как язычник, подпущенный к запретному божеству, боготворя ее тело и наслаждаясь каждой его частичкой. Он проводил языком по ее стройной шее от подбородка до ложбинки между грудями, все еще влажной и солоноватой от недавних слез, любовался изгибом ее плеч и грациозными движениями рук, длинными умными пальцами, которые будто что-то искали у него на груди и животе, порождая при каждом прикосновении целую бурю восторга.

Ее груди… Святый Боже! Мягкие бархатные подушечки с крупными сосками цвета весенней розы, которые превращались в тугие бутоны от прикосновений. Он накрывал их ладонью, поглаживал, нежно пощипывал кончиками пальцев, легонько прихватывал зубами, бутоны наливались соком и поднимались. Это было сказочным удовольствием – чувствовать, как ее груди увеличиваются под его ладонями, слышать частые-частые удары ее сердца, видеть, как она изгибается в ответ на его прикосновения. Неимоверно приятен был солоноватый вкус ее кожи, остававшийся на губах. Голова кружилась, и все вокруг исчезало, когда Фиона, запустив пальцы ему в волосы, притягивала к себе, покрывала лицо поцелуями и шептала не то слова любви, не то молитву.

Алекс почувствовал, что больше не может ждать, что должен войти в нее немедленно. Он не помнил, чтобы когда-то еще желал женщину столь сильно, так жаждал окончательного акта. Подчиняясь импульсу страсти, он раздвинул ей ноги, открыв доступ к покрытому вьющимися рыжими волосками треугольнику между бедрами, и провел по нему ладонью, постепенно погружая пальцы в теплую влажную зовущую плоть. Он понял, что умрет, если сейчас же не войдет в нее.

Из груди Фионы вырвался гортанный стон. Она готова. Собственно, была готова еще до того, как сняла одежду, и Алекс понимал это. Ему, конечно, хотелось продлить это последнее перед соитием мгновение, чтобы еще сильнее разжечь ее и сделать кульминационный момент более ярким и приятным для нее. Можно было еще немного понаслаждаться ее телом, каждая клеточка которого вздрагивала и, казалось, зажигалась от его прикосновений, но Алекс уже не мог. Он еще шире раздвинул коленями ей ноги и, нагнувшись, обхватил ладонями груди. Рот Фионы приоткрылся в беззвучном крике, она рванулась вперед, приподняв бедра, но он запечатал ей рот страстным поцелуем и подтянул ее ближе к себе. Это было счастливое мгновение. Она нужна ему. Он желал ее и знал, что она желает его.

Он вошел в нее… и вдруг, к своему ужасу, ощутил дрожащее препятствие. Он бы, наверное, еще мог найти силы остановиться. Мог бы, если бы она попыталась как-то сопротивляться, вырываться или кричать, но Фиона не сделала ничего подобного. Напротив, обвила его ногами и запустила пальцы в волосы, еще ближе притягивая к себе. Он продолжил. И она ответила, рванувшись к нему с такой же страстью, как и он. Их тела сплелись, и она так бурно отвечала на каждое его движение, что ни остановиться, ни замедлиться он бы уже не смог.

Ни о какой осторожности уже не могло быть и речи. Только не сейчас, когда он чувствовал, как она жаждет его. И он погружался в нее глубже, глубже и глубже. Кровать тряслась и билась о стенку. Голова Фионы была откинута назад. Глаза закрыты. Пальцы сжаты в кулаки. Ее великолепное тело двигалось в такт его движениям. Она что-то бессвязно шептала. Шепот становился громче и несколько раз чуть не переходил в стон, но Алекс не давал ему вырваться, запечатывая губами ей рот. Он не мог допустить, чтобы их услышали. Сейчас это было ни к чему. Рано.

А потом она вдруг оказалась на нем, сама впихнула его член в себя и принялась раскачиваться, приподниматься и опускаться, нагибаться и разгибаться. Алекс окончательно потерял контроль над собой и очнулся только от необыкновенно сладостного ощущения – его семя извергалось в нее. Он дрожал всем телом, пока длился этот восхитительный момент, а потом почти без сил упал ей на грудь, слушая, как стучит ее сердце. А потом они оба лежали, пытаясь восстановить дыхание, насытившиеся и утомленные, наблюдая за колебавшимися в комнате причудливыми тенями. Сколько прошло времени до тех пор, пока Алекс начал понимать, где находится и что произошло, не знали ни он, ни она. Наконец он приподнялся на локтях и, оглядевшись по сторонам, не то удивляясь, не то обвиняя, произнес:

– Ты была девственницей.

– Конечно,  – улыбнулась Фиона, глядя на него снизу вверх.

Она лежала томная и расслабленная. Губы слегка припухли. Медь волос рассыпалась по подушке. Сердце Алекса забилось быстрее, член вновь напрягся.

– Но как же ты могла сохранить девственность, работая в борделе?

Она ответила не сразу. Просто лежала и смотрела на него. В глубине ее голубых, похожих на озера глаз он увидел боль и в какой-то момент со страхом подумал, что Фиона сейчас уйдет. Выскользнув из-под него, Фиона встала с кровати и подняла свою сорочку.

– Ты имеешь в виду, как я могла оставаться девственницей, будучи шлюхой?

Алекс прыжком соскочил с кровати и обнял ее.

– Ты не шлюха!

Фиона поднялась на цыпочки, сделавшись одного с ним роста, и посмотрела ему прямо в глаза. Ее тело в сумрачном свете казалось алебастровым.

– Я-то знаю,  – наконец сказала она очень тихо. – Но не была уверена, что знаешь ты.

– Я же сказал еще тогда, когда мы впервые поцеловались, Фи. Если тебе и приходилось заниматься чем-то гадким, ты делала это не по своей воле. Но учитывая открывшиеся обстоятельства… чем ты там все-таки занималась?

Она печально улыбнулась. Ее тело сделалось напряженным и неподатливым, губы сомкнулись. Еще через пару секунд она осторожно отстранилась от него.

– Считала. У Бетти, тамошней бандерши, были прескверные отношения с цифрами. Вот один из друзей, живших по соседству со мной под мостом, и порекомендовал ей меня. Я начала там работать. Два раза в неделю. – Фиона пожала плечами. – Платила она хорошо. Но разве есть разница, занималась я там бухгалтерией или чем-то еще?

Алекс не стал обманывать и честно признался:

– Есть, потому что меня убивала сама мысль о том, что можно потерять невинность в столь раннем возрасте. Я пережил несколько страшных дней, пока размышлял, что могло заставить пойти на это такую девочку, какой была ты.

– Но ведь ты понимаешь, что работа в таком заведении не могла совершенно не коснуться меня,  – произнесла она, глядя в сторону. – Невозможно быть незаметной, и кое-кто, конечно, меня там видел.

– Кто-то с Калтон-Хилл?

На этот раз Фиона действительно удивилась.

– Ты имеешь в виду Джона Плейфера? Ох, нет! Он бы умер, если бы узнал, что могут возникнуть подобные подозрения. Он обучал нас с Мей астрономии. У него и его друзей был телескоп на Калтон-Хилл.

Алекс нахмурился:

– И их не удивляло, что две девочки ходили через весь город ночью, чтобы с его помощью поглазеть на звезды?

Фиона пожала плечами:

– Я платила одному из помощников хозяина лавки, в которой мы работали, чтобы он представлялся нашим братом. Те джентльмены думали, что мы приходим в сопровождении взрослого мужчины.

Алекс обнял ее и, притянув к себе, поцеловал в лоб спокойно и глубокомысленно – почти по-отечески.

– Прости меня,  – прошептал он, покрывая поцелуями ее лоб, щеки, подбородок, будто пытаясь спасти этим то важное, что понял. – Я больше никогда не стану делать поспешные выводы. Особенно в том, что касается тебя.

Она подняла голову и тоже поцеловала его, прижавшись к его груди.

– Значит, ничего не изменилось?

Алекс усмехнулся и притянул ее ближе.

– О нет, кое-что изменилось, и притом весьма серьезно.

Она хихикнула, прижимаясь к нему и игриво извиваясь.

– Да. Согласна. Вопрос в том, стоит ли обращать на это внимание…

– Безусловно,  – прошептал Алекс, уткнувшись носом ей в шею. – Но прежде всего, думаю, я должен уделить внимание тебе самой.

Он вдруг ощутил, что колени у нее подгибаются.

– Еще немного такого внимания, и я окончательно запутаюсь.

Алекс поднял ее на руки и вновь опустил на кровать.

– Что ж. Если честно, именно на это я и рассчитываю.

– Я тоже,  – прошептала она, призывно расставляя руки. – Все слишком усложнилось сейчас.

У Алекса мелькнула удивившая его мысль, что она и в самом деле не задумывается над тем, что произошло. Ведь после всего, что произошло, им придется пожениться. Но эта мысль быстро исчезла вслед за другими. Разговор об этом можно и отложить. До тех пор пока Фиона не задумается об этом. Или он сам.

Разбудила ее, конечно, Мей – со второго раза, а если точнее, практически с третьего. Открыв глаза, Фиона зажмурилась от солнечного света. Разбудил ее стук в дверь и голос сестры. Осознав, что лежит в собственной кровати, первым делом она приподняла одеяло посмотреть, в чем легла спать.

Ночная рубашка. Уже хорошо. Она начала вспоминать и чуть не рассмеялась вслух. То, что произошло этой ночью, всего лишь немного ее удивило. Ни сожалений, ни каких-либо надежд она на нее не возлагала, да это ее и не волновало. Если когда они занимались любовью в первый раз, это и казалось чем-то сверхъестественным, необычным, непозволительным, то во второй раз, а потом в третий… подобные мысли исчезли напрочь. Это было подлинное сладострастие. Это было незабываемо. Ее груди до сих пор наливались упругостью при воспоминаниях, кожу покалывало и жгло. В памяти всплывали моменты, ради которых можно было забыть все некие мелочи, понятные только ей, но именно они наполняли счастьем, увлекали, казались волшебными. Она вспомнила, как было щекотно, когда его подбородок терся о ее шею, вспомнила забавные завитки волос у него на груди, соблазнительную полоску поросли, начинавшуюся у пупка и спускавшуюся вниз, как бы специально указывая на то, что обещало сладость и удовлетворение. Ее пальцы все еще помнили изгибы его тела, на губах сохранился вкус бренди и табака – его вкус. А ее тело, которое раньше было просто рабочим инструментом, теперь превратилось в хранилище близости с ним. Оно все помнило, сладостно напоминало о нем и просило новой встречи.

Фиона вдруг поняла, что всегда знала, что так и будет. Уже много лет назад, когда он первый раз поцеловал ее, она знала. Но и тогда, и потом она испытывала чувство вины. Теперь это ощущение исчезло и на смену пришло ощущение радости, успокоения, воскрешения к новой жизни.

– Фи,  – прервал поток ее воспоминаний тревожный шепот Мей и стук ее кулачка по дверной раме.

Фиона села на кровати, продолжая с улыбкой вспоминать события прошлой ночи.

– Войди, Мей.

На фоне ее мыслей лицо сестры показалось особенно хмурым. Мей была полностью одета, будто и не ложилась. Она прошла вперед и, не дожидаясь приглашения, присела на кровать рядом с Фионой.

– Что случилось, моя сладкая? – спросила та, взяв ее руку в свою.

Мейрид ничего не ответила, только еще сильнее помрачнела. Это насторожило Фиону всерьез: обычно сестра сразу вываливала все свои беды, тем более если ей нужна была помощь. Она просто не умела хранить в голове то, что ее тревожило. Но сейчас Фионе пришлось ждать.

– Кое-что случилось, Фи.

– Что, любимая?

– Ну, Чаффи и я… мы…

Фиона не смогла сдержать улыбку, хотя ее сердце продолжало тревожно биться.

– О Мей, кажется, я знаю, к чему ты клонишь. Надеюсь, ты не забыла, о чем мы говорили, когда у тебя начались регулы?

Мейрид вскинула голову и сердито посмотрела на сестру.

– Конечно. Я помню всех, кто разговаривал со мной, и все, о чем мне говорили.

Фиона подумала, что это чистая правда.

– Однако я не до конца уверена, что ты тогда все поняла. Я имею в виду то, что касается отношений между мужчиной и женщиной.

Мей неожиданно озорно улыбнулась и стала похожа на хитрого маленького чертенка.

– Ты имеешь в виду соитие? Конечно же, я помню. Кто же такое забудет? Просто тогда я думала, что мне это никогда не понадобится.

У Фионы перехватило дыхание.

– А теперь?

– Ну, думаю, что понадобится. Скоро, насколько я представляю. Но это совсем не то, о чем я хотела тебе рассказать. Когда мы с Чаффи работали, мне понадобилось выйти по нужде, и я видела на улице Алекса. Он был сразу за садом. И что-то в этом было не так. Тот мужчина какой-то странный.

Внезапно Фиона почувствовала, что слова сестры заслуживают более серьезного внимания.

– Мужчина? Что за мужчина? Что в нем странного?

На эти вопросы Мей ответить не могла и только пожимала плечами, однако Фиона знала, что у сестры была несколько странная привычка судить о людях. Стоило ей увидеть человека, и она сразу решала для себя, плохой он или хороший. Наверное, существавала вероятность ошибки, но порой это помогало вовремя почувствовать опасность и избежать ее. Особенно эта черта пригодилась и развилась в то время, когда Мейрид пришлось жить без сестры. В общем, Фиона имела веские основания доверять ее ощущениям.

– Они еще там?

Мейрид кивнула:

– Думаю, ты сможешь услышать, о чем они говорят, из сада, а они тебя видеть не будут.

– Оставайся здесь, моя сладкая. Обещаешь? – спросила Фиона, а как только сестра кивнула, оделась и направилась к выходу. – Я скоро вернусь. Даю слово.

Сердце билось быстро-быстро, ладони стали влажными, и она тут же пожурила себя за это. Ведь после лучшей ночи в ее жизни счастье не может быть разрушено так быстро, верно?

У дома не было ни души. Никого она не увидела, сколько ни вглядывалась в темноту, и в саду, поэтому решила пройти вглубь и двинулась вдоль высоких подстриженных кустов, обозначавших границы усадьбы. Голоса она услышала примерно на полпути от южной границы, и один из них точно принадлежал Алексу. Он говорил тревожным шепотом, как говорят, когда не хотят, чтобы слышали посторонние:

– Не понимаю. Что вам еще надо?

– Но вы же получили записку,  – удивился его собеседник. – Что в ней сказано?

– Что я должен передать девушек. Но вам теперь известно, где они. Разве этого не достаточно? В конце концов, они ни в чем не виноваты.

– Мне были даны определенные инструкции. А виновны они или нет, вообще не имеет значения. Как сами понимаете, вы не в том положении, чтобы спорить. Вам предлагается выбор: либо вы передаете их, либо будут преданы огласке факты об изменнической деятельности вашего отца со всеми вытекающими последствиями.

У Фионы все внутри похолодело. Сердце пропустило удар и заколотилось как птица в клетке. Желудок скрутило спазмом, к горлу подступила тошнота. «Нет, Алекс! Пожалуйста, нет!»

Ей так хотелось услышать от Алекса, что он их никому не отдаст, что будет защищать, пусть и ценой жизни.

Но он ничего не сказал.

Ничего…

Фиона закрыла глаза и постаралась восстановить дыхание. Что ж, по крайней мере она узнала, что там, в темноте, был кто-то из тех, кто преследует семью Алекса. Поняла она и ужасную дилемму, с которой он столкнулся. Как может человек чести сделать выбор между отцом, которого любит всей душой, и женщиной, которую поклялся защищать? И она со всей ясностью поняла, что должна избавить его от необходимости выбирать.

Ей стало необыкновенно грустно. До этого момента она думала, что большей боли, чем принесло известие о смерти Йена, быть не может. Оказалось, что может.

Постояв еще с минуту, она сделала то, что делала всегда в трудные моменты: решительно повернулась и отбросила все сомнения. Ее мозг начал просчитывать варианты решения поставленной задачи, и, войдя в дом, она уже знала, что намерена предпринять.

 

Глава 18

Тело Алекса требовало немедленного действия. В голове роились самые разные мысли, вопросы, планы. Но внешне он был совершенно спокоен, хотя стоял перед человеком, который явился, чтобы разрушить его жизнь.

Это был один из людей Финни, огромный лысеющий бугай по имени Бен, и Алекс до сих пор не мог поверить в произошедшее. В течение двух дней этот человек исправно нес патрульную службу в саду и ничем не выделялся среди других охранников. И вдруг неожиданно появляется перед Алексом, отводит в сторону и передает ультиматум.

– Поймите, сэр, я лично отношусь к вам с уважением и ничего против вас не имею,  – объяснял Бен с таким жалким видом, словно за поясом у него было не оружие, а перечница. – Но тот джентльмен, который передал послание, предупредил, что они знают, где лавка моего отца. Угрожал поджечь.

– Ты знаешь, кто этот человек?

Охранник уныло улыбнулся:

– Вы же понимаете, сэр, что я не могу вам этого сказать, до тех пор пока жизнь моего отца под угрозой. Вы ведь тоже сын и понимаете, что значит для человека отец.

Алекс собрал все силы, чтобы справиться с приступом гнева. Сохранять спокойствие сейчас было крайне важно, иначе можно было проиграть все уже до начала игры.

– Но это же смех какой-то! Какую угрозу могут представлять для них две слабые женщины?

– Откуда мне знать? – пожал плечами мужчина. – Сказали, что они что-то украли и должны вернуть.

– Что именно? – спросил Алекс, хотя чувствовал, что прекрасно знает ответ на этот вопрос. – Если мы будем знать это, я сам смогу передать требуемое.

Бен вновь пожал плечами:

– Говорили, что сами скажут девушкам.

– Как выглядит тот человек, который разговаривал с тобой?

Мужчина улыбнулся, продемонстрировав отсутствие нескольких передних зубов.

– Вы считаете меня полным дураком?

Нет, к сожалению, Бен отнюдь не был глупцом.

– Ладно. Каким образом они предлагают мне доставить женщин?

– Начиная с сегодняшнего вечера, наготове будет карета. Как вы в нее их посадите – это ваше дело.

– И больше ты ничего о том человеке не знаешь?

– Я его не расспрашивал. Это не мое дело.

– Это будет твоим делом, если тебя повесят как изменника. Думаешь, твоему отцу это понравится?

Бен в очередной раз пожал своими огромными плечами:

– По крайней мере он останется жив, ведь так?

Алекс в принципе ожидал подобной встречи с тех пор, как познакомился с запиской шантажиста, однако думал, что будет разговаривать с кем-нибудь из «Львов», а не с такой же, как он, жертвой шантажа.

Впрочем, теперь это уже не имело значения. Надо было срочно придумать, как выпутаться из сложившейся ситуации, и он сказал:

– Завтра. Передай им, что все должно быть готово завтра.

Не говоря больше ни слова, Алекс повернулся и пошел к дому. Необходимо все рассказать Чаффи, больше тянуть с этим нельзя. Следовало также подумать, как скрыть эту информацию от отца. Здесь придется положиться на доктора О’Рорка. После разговора с Чаффи они решат, что делать со всем этим дальше, если вообще следует что-то делать.

И только оказавшись в полутемном коридоре по пути в библиотеку, Алекс остановился и, будто опомнившись, потер глаза. Он вдруг отчетливо понял, что ему предстоит непростой выбор: Фиона или отец, женщина, которую любит, или человек, который сам по себе целый мир для очень многих людей, включая самого Алекса; человек, который сейчас лежит наверху и настолько слаб, что не в состоянии даже самостоятельно есть; человек, который, черт побери, чуть не угробил себя на службе правительству! Разве может он допустить разоблачение, которое угрожает отцу?

Но Фиона… храбрая, любящая, великолепная Фиона; обожаемая Фиона с ее бескомпромиссной честностью, гибким и острым умом; Фиона, в которую он по-настоящему влюблен, единственная женщина, которую он хотел бы и был готов защищать до конца. Принести ее в жертву – все равно что рассечь себя надвое!

Алекс направился было к лестнице, но в этот момент распахнулась дверь и из столовой, как ядро из пушки, выскочил Чаффи.

– Ну-ну, не спеши! – воскликнул Алекс, вытягивая руки, чтобы друг в него не врезался. – Что это тебя так возбудило?

Чаффи остановился. Его очки были на голове. Развязавшийся шейный платок не падал только благодаря какому-то чуду.

– У меня кое-что есть!

У Алекса екнуло сердце.

– Что?

Чаффи извлек из кармана лист бумаги.

– Это одна из бумаг, которую ты нашел вместе с медальоном, и зашифрована она не кодом «Львов». И не правительственным. А гораздо более простым. Совсем простым.

– И что же она сообщает?

– В ней говорится, что в доме Хоузов все в безопасности,  – сообщил Чаффи, размахивая листком. – Все. Только это. И бог мой, место названо. Что, как ты думаешь, имеется в виду под словом «все»?

Какое-то время Алекс просто смотрел на друга, стараясь понять смысл сказанного. Что за «все»? Все… Он выхватил у Чаффи записку и прочитал, словно она вдруг сама по себе превратилась в расшифрованную и была написана узнаваемыми словами.

– Ты уверен? В доме Хоузов?

Информация, которую хранил Винс, должна была кому-то угрожать, иначе зачем она ему? Но при чем здесь «все в безопасности»? Возможно, речь идет о каких-то сведениях относительно «Львов»? Или о каких-то материалах для шантажа? А может, это и есть та соломинка, которая поможет ему спасти тех, кого он любит?

– Нам следует поговорить с Дрейком,  – сказал Чаффи.

– Не сейчас,  – ответил Алекс, взяв его за руку.

Сейчас необходимо как можно скорее заполучить то, что могло обеспечить безопасность его близких. Прежде чем встречаться с Дрейком, он должен быть уверен, что отцу ничто не угрожает, и при этом избавиться от кареты, которая ожидает девушек.

– Почему? – спросил Чаффи.

Алекс вздохнул:

– Потому что я предпочитаю, чтобы до того, как мы получим ответы на целый ряд вопросов, как можно меньше людей знали, где мы находимся. Я пошлю Дрейку письмо, в котором сообщу, что у нас все в порядке и мы в безопасности. Это все, что ему нужно знать, до тех пор пока я не узнаю больше об угрозе, которая исходит от «Львов» и маркиза. И еще я считаю, что мы не имеем права подвергать опасности девушек.

Чаффи почесал нос.

– Но Дрейк должен узнать, над чем мы работали.

Алекс помрачнел еще сильнее.

– Я сообщу ему запиской, что мы напали на след. Может, это удовлетворит его хотя бы на время.

– Ты хочешь побывать в доме Хоузов? – спросил Чаффи, глядя ему в глаза.

– Обязательно,  – улыбнулся Алекс.

– А как насчет леди? Им же следует сказать…

С минуту Алекс молчал, затем ответил, покачав головой:

– Нет, не думаю, что им следует об этом знать. Это их только расстроит. Главное, о чем нам следует беспокоиться, так это об их безопасности.

Чаффи надвинул очки на нос.

– Потому что их дед хранит в своем доме важную для «Львов» информацию?

Алекс подумал, что это не совсем так, но ничего не сказал, потому что если не найдет то, на что рассчитывает, придется искать другой способ сохранить секреты отца. А прямо сейчас он должен обезопасить девушек от людей, которые сожгли их школу.

Конечно, Мейрид не хотела уезжать, но неожиданностью для Фионы стало не это, а почти мгновенное согласие Линни.

– Так будет лучше для всех,  – заявила девочка, заняв боевую стойку и сжав кулаки.

– Клянусь, что не допущу твоего возвращения на улицу,  – наклонившись к ней, сказала Фиона.

Девочка состроила рожицу, сделавшись похожей на чертенка, и громко хмыкнула:

– Но если меня не будет с вами на улице, как вы там собираетесь жить? Вы же совсем не знаете Лондона. А я знаю.

Фиона почти физически ощутила тяжесть навалившейся на нее ответственности за будущее этого ребенка. Ей снова приходилось бежать и тащить за собой Мейрид, а она даже не знала, куда именно. Могла ли она ожидать, что Линни воспримет это так легко? К тому же девочка была права: Фиона знала, где в Эдинбурге купить поношенную одежду и побитые фрукты; знала, в каких кварталах Эдинбурга живут опасные маргиналы, а какие представляют собой трущобы, населенные обычными бедняками; знала, что в шотландской столице опасно для девушки, а что не очень,  – но в Лондоне она бывала не столь часто, чтобы как следует узнать этот огромный город. Для Линни же Лондон был родным домом.

– Но я только вновь начала астрономические измерения,  – протестующе, будто капризная девочка, затянула Мей. – Я потеряю слишком много времени. К тому же Чаффи обещал меня защищать.

– Алекс стоит перед выбором,  – сказала Фиона, положив руки сестре на плечи. – И выбор очень непростой: мы или его отец. Вот если бы тебе, Мей, пришлось выбирать, скажем, между Чаффи и нашей матушкой, ты бы как поступила?

Девушка посмотрела куда-то в сторону и опустила голову. У Фионы защемило сердце. Впервые в жизни у Мей сложились нормальные отношения с мужчиной, с человеком, которого она уважает. И вот опять, как всегда, когда она только-только начинает чувствовать себя в безопасности, ее куда-то тащат.

– А мы не можем поехать к Харбиджам? – спросила Мейрид, не глядя на сестру.

– Сладкая моя, Алекс наверняка именно туда и отправится в первую очередь, когда начнет разыскивать нас. Давай дадим ему хоть немного времени на решения своих проблем. – Фиона приобняла сестру. – А когда станет безопасно, мы сразу вернемся.

Мей подняла голову. Глаза ее потемнели и погрустнели, будто небо поздней осенью.

– А что, если безопасно не станет никогда?

Фиона сдержала вздох.

– Тогда мы вернемся домой, в Эдинбург.

– Но они тебя там и будут искать.

– Не думаю – после того как прошло столько времени. Кроме того, мистер Плейфер строит настоящий телескоп на Калтон-Хилл. Не хочешь посмотреть, что у него получилось? Не хочешь покрутить телескоп?

Но на этот раз Мей не соблазнило даже небо. Вид у нее по-прежнему был несчастный.

– Как скажешь…

Фиона притянула сестру к себе, как делала тысячу раз, с тех пор как в Эдинбурге, прячась от гнева отца, они проводили ужасные ночи в отгороженной полотном уборной заброшенного замка у вересковой пустоши. Однако сейчас реакция Мей была не такой, как обычно: сближения не получилось,  – и ей явно нужны были объятия не сестры.

Фионе стало как-то особенно грустно. Вроде ничего не изменилось в их отношениях с сестрой – и в то же время изменилось практически все. Что ж, она должна была знать, что рано или поздно нечто подобное случится. А сейчас даже нет времени подумать, что все это будет означать для ее сердца.

– С чего начнем? – отвлек ее от нахлынувших мыслей голос Линни.

– Ну,  – заговорила Фиона, делая шаг назад и осматриваясь,  – прежде всего нам надо решить, как отсюда выбраться. Будем исходить из того, что мы должны оказаться как можно дальше отсюда. Затем надо подумать, как добраться до Лондона. То есть подобрать такое место неподалеку, где мы не привлекали бы внимания и в то же время были в безопасности.

Линни понимающе кивнула:

– Я знаю такое. Отличное! Это Лаймхаус. Поблизости от доков, чуть-чуть пройти вниз.

– А это второе из мест, где нас будут искать.

– Тогда – Севен-Дайлс. Там можно нанять извозчика и тряпок прикупить, если надо. И люди там нормальные живут. Я знаю одного – дружил с моим папашей, когда тот был на сцене. Он живет в доме на самом краю.

– Мне придется подстричься? – тихо спросила Мейрид каким-то потерянным голосом. – Мои волосы так нравятся Чаффи…

Фиона посмотрела на копну ее переливающихся на солнце волос и со вздохом кивнула:

– Придется. И покраситься тоже. Мы сделаем все до отъезда. У меня есть дубовые чернильные орешки. А Чаффи ты должна сказать, что никуда не пойдешь вечером, сославшись на женское недомогание. Тогда он ни о чем не догадается. Мы подождем, когда стемнеет, и уйдем.

Мей пристально посмотрела на нее и задала еще один вопрос:

– Ты уверена, что мы поступаем правильно, Фи?

– Абсолютно уверена.

Больше к этому вопросу они не возвращались, занявшись сборами, как сказала Фиона, самого необходимого, что может понадобиться.

– Вот единственное, что нам действительно необходимо,  – сказала Фиона, когда они вновь собрались, показывая нож в красивых ножнах.

– Мисс,  – немного смущенно обратилась к ней Линни, «самое необходимое» которой едва уместилось в узел, сделанный из большого платка,  – а взять книгу считается воровством?

Фиона и Мейрид замерли от удивления.

– Книгу? – переспросила Фиона.

Линни затрясла головой:

– Я нашла ее в библиотеке. О всяких окаменелых остатках зверей и все такое. Всегда мечтала найти окаменелость. Кажется, они были такие удивительные, эти существа.

Фионе очень захотелось расспросить девочку о ее увлечениях, о том, как она научилась читать и кто ей помог открыть мир натурфилософии. Еще она подумала, что хорошо бы познакомить Линни со своей подругой Сарой, которая живет в таких местах, где за окаменелостями охотятся как за куропатками.

– Не думаю, что отсутствие одной книги что-то изменит в библиотеке,  – ответила она. – А когда мы соберем немного денег, то купим себе такую же, а эту вернем.

На этом дискуссия, что следует брать, а что – нет, закончилась. Фиона и Мейрид так часто перебирались с места на место, что им не требовались ни размышления, ни разъяснения, а у Линни попросту не было вещей, из которых приходилось бы выбирать.

– Я взяла на кухне немного хлеба, сыра и фруктов, что остались у поварихи,  – сообщила она. – Хватит на пару дней.

– Хорошо,  – сказала Фиона, закрывая свою небольшую коробку. – Тогда будем считать, что все готово. Как только стемнеет, тронемся в путь.

Элегантный дом Маркуса Дрейка в Мейфэре, как и всегда, представлял собой оазис спокойствия. Сам граф стоял перед своим лакеем, решая, сапфировой или изумрудной булавкой лучше скрепить платок, который сегодня должен украшать его шею на нескольких балах и раутах. Раздавшийся в этот ответственный момент стук молотка у входной двери заставил его поморщиться. Он поднял взгляд, на его красивом лице с классическим профилем отразилось наряду со скукой и легкое раздражение.

– Неужели не осталось никого, кто обладал бы настоящими манерами, Пенс?

– Наверное, нет, милорд,  – ответил лакей, возвращая на поднос отвергнутый сапфир. – Не похоже, что таковые имеются.

Дрейк обреченно вздохнул. Суматоха у входа явно усиливалась.

– Именем короля! – донесся снизу громкий требовательный возглас.

– Бедный безумный король,  – простонал Дрейк, надевая с помощью Пенса безукоризненно скроенный фрак. – Ему приходится отвечать своим именем за столькие грехи, что самому Вельзевулу до него далеко.

Повернувшись к зеркалу, он застегнул манжеты сорочки, на минуту замер, убеждаясь, что на обеих руках они математически точно повторяют срез рукава, и вышел из спальни.

Спустившись в холл, Дрейк увидел небольшой отряд неряшливо одетых людей, возглавляемых джентльменом, демонстративно крутившим в руках полицейский жезл.

– Чиверз?

Дворецкий, хитро блеснув зелеными глазами, низко поклонился.

– Прошу прощения за беспокойство, милорд. Этот джентльмен хочет выяснить, не знаете ли вы, где находится лорд Уитмор?

Дрейк подумал, что вечер обещает быть более интересным, чем ожидалось, и уточнил, разглядывая воинственно настроенного маленького констебля:

– Вы имеете в виду Найта? Но зачем он вам понадобился? Последнее противозаконное действие, которое он совершил, как мне хорошо известно, это когда помог мне затащить козу в церковную ризницу. Надо сказать, мы успели вовремя: вскоре появились на свет два очаровательных козленка. К тому же, уверяю вас, он уже давно заплатил штраф за это преступление. – Он улыбнулся и повернулся к Чиверзу. – Кстати, никто из нас не садился на лошадь в течение всей недели.

– Вы извините меня, милорд, но я уверен в важности дела,  – вмешался коротышка – обладатель жезла. – Речь идет о государственной измене, преступлении против самого короля! Мы разыскиваем лорда Уитмора и его отца, некоего сэра Джозефа Найта. Так указано в ордере.

Дрейк удивленно приподнял брови.

– Неужели прямо так? Измена? Я знаю только, что он был чем-то занят. Констебль… э-э?..

– Тестер, милорд. Томас Тестер.

– Хорошо, констебль Тестер,  – произнес Дрейк с демонстративно равнодушным лицом. – Однако я сомневаюсь, что вы знаете, кто распорядился выдать ордер, так же как почему этим занимаетесь вы, а не армия.

– Я не на той должности, чтобы отвечать за это. Шериф подписал ордер и послал меня на розыски.

– Превосходно, хотя несколько затруднительно для вас. Могу только сказать, что Уитмора здесь не было, и я не имею представления, где он находится в данный момент.

– Может быть, вы знаете, где его следует искать?

– Я бы начал с его собственного дома.

– Я уже там был.

Маркус понимающе кивнул:

– В таком случае я бы поискал в курортных городах, где имеются лечебные воды. У его отца обнаружилась сердечная недостаточность. Возможно, Найт увез его куда-нибудь подлечиться. – Взглянув на часы, Дрейк поспешил закончить аудиенцию: – А сейчас прошу меня извинить – опаздываю на званый обед.

– Я имею право осмотреть это помещение, милорд.

Ни одной черточкой лица Дрейк не выдал раздражения.

– Имеете право? Впрочем, наверное, действительно что-то имеете. Тогда вперед. Чиверз проводит и проследит, чтобы вы что-нибудь не сломали, а то ведь придется потом оплатить стоимость ущерба.

– С радостью, милорд,  – произнес Чиверз с пиратской улыбкой. – Начнем с комнаты с лиможским фарфором, джентльмены?

Коротышка констебль заколебался и наконец сдался.

– Не вздумайте предупредить его,  – сказал он грозно, для пущей важности помахав жезлом перед лицом графа, и в арьергарде своей команды вышел из дома.

– Очень забавно, Чиверз,  – произнес, покачав головой, Дрейк, когда дверь за ними закрылась.

– Я займусь этим, сэр.

– Знаешь, куда надо ехать?

– Да, сэр,  – ответил дворецкий, подавая пальто.

Дрейк оделся и, кивнув, взял шляпу, задержавшись на пороге еще на мгновение.

– Хорошо, только, пожалуйста, не рассказывай об этом мне.

У Фионы не было полной уверенности в успехе задуманного. Но то ли благодаря тому, что бежать и скрываться им всем троим приходилось уже неоднократно, то ли просто повезло, покинуть дом удалось легко и незаметно. Мейрид, как они и решили, притворилась, что у нее женское недомогание, а Фиона сказала, что должна, как у них принято в подобных случаях, посидеть с сестрой. Самым трудным было сохранять спокойствие под многозначительными взглядами Алекса во время обеда, который решили устроить в малой столовой, на том же столе, на котором лежали бумаги и книжечка с распутной поэмой. Каждый раз, когда она ловила на себе его пристальный взгляд, Фиона испытывала целую гамму чувств: радость, смущение, неудобство. Каждый раз, когда он касался ее, подавая руку или как бы случайно дотрагиваясь до бедер, подвигая ей стул, она чувствовала, как тает ее решимость. Однако она была уверена, что им необходимо уехать. Не столько ради собственной безопасности, сколько ради Алекса. Она не имеет права заставлять его выбирать между отцом и ею. Она не должна допустить, чтобы два хороших человека подвергались из-за нее опасности. К тому же, если их с Мейрид не будет здесь, Алекс получит больше возможности для маневра в разрешении обрушившихся на него проблем.

Если бы она могла бороться рядом с ним… Если бы он посвятил ее в свои тайны, попросил помощи… Заверил бы в своей любви… Доверился бы ей… Если бы… Ничего этого не было, а мечты только усложняли и без того непростую задачу, мешая сосредоточиться на побеге.

Но она все отлично подготовила. Прокравшись на цыпочках в комнату доктора О’Рорка, она взяла из его саквояжа немного настойки опия и подлила в эль, который давали к ужину охранникам. Путь был свободен.

Когда они шли в полной темноте через сад, ее переполняли воспоминания. И, как оказалось, не только ее.

– Это напоминает мне ту ночь, когда мы бежали первый раз,  – прошептала, повернув к ней голову, Мей, которую она держала за руку.

Фиона даже вздрогнула, поскольку думала о том же самом.

– Я понимаю,  – прошептала она в ответ.

Их младший брат Тедди к тому времени уже умер, не прожив и года. Фиона помнила о нем лишь то, что он плакал не переставая. Матушка разбудила их и тут же прикрыла рты ладонями. Их маленькие мешочки были уже собраны. Они крадучись, прямо как сейчас, выбирались из усадьбы, держась за руки и стараясь как можно тише дышать, чтобы не разбудить отца. Очнувшись от пьяного забытья, он наверняка бросился бы в погоню, и что потом было бы с ними, не знает никто. Фиона помнила, что у матушки на лице тогда расплывался большой синяк и она прихрамывала. Помнила она и как они задержались на церковном дворе, чтобы попрощаться с Тедди.

Им удалось убежать. Жили они бедно и тяжело, но зато больше не испытывали страха перед вечно пьяным мужчиной с импульсивным характером и их больше не волновало равнодушное отношение к их положению родственников. Они сами стали себе защитниками. Так же, как и теперь.

Лишь один раз она оглянулась назад, на повороте дороги, за которым дома уже не будет видно. Его темная масса выделялась на фоне звездного неба, из нескольких труб поднимались дымки. Фиона подумала о людях, которые сейчас там спали, и с грустью вспомнила об их доброте. Подумала об Алексе, представив, как он раскинулся сейчас на своей огромной постели, обнаженный и беззащитный. Волосы, наверное, спутались, губы приоткрылись, гибкое тело расслабилось. О как оно прекрасно в серебряном свете луны! Воспоминания перенесли ее во вчерашнюю ночь, когда это наконец произошло. Она подумала, что та ночь как бы разделила ее жизнь на две части: была одна Фиона до нее и уже другая – после. С того момента ее душа уже не была сама по себе, а стала частью его, так же как и часть его души жила теперь в ней. Образовалось нечто новое и прекрасное.

Но то, что произошло, больше не повторится. Она опять одинока, и так будет всю жизнь. Ведь Алекс еще не знает о ней всей правды, а когда узнает, не сможет остаться с ней. Что ж, по крайней мере она узнала, что такое мужчина, любимый мужчина, мужчина, опытный в любви, а также узнала, что такое мужественность, мужская нежность и благородство, и теперь верила, что все это не сказки, потому что сама все это испытала. Пусть и всего лишь раз…

Однако отныне ей суждено рассчитывать только на саму себя.

Она справится. Если бы еще не было так больно…

Проклятие! Черт бы ее побрал!

Алекс стоял у входа в ее спальню, не в силах сделать шаг вперед и даже отпустить ручку двери. В ушах еще звучало невнятное бормотание охранников, пытавшихся что-то объяснить. Тревогу подняла леди Би. Она вбежала в малую столовую запыхавшись и, запинаясь, пыталась что-то объяснить. Алекс немедленно бросился к ней, но ни он, ни присоединившийся к нему Чаффи не смогли успокоить даму и выяснить, что ее встревожило. Помогла случайность – Алекс почему-то вспомнил о ее волшебном голосе и предложил:

– Спойте о том, что хотите сказать.

– О как ты мог позволить ей?.. – начала леди Би исполнять своим чистым сладостным голосом «Однажды рано утром», известную народную песню о любви, потерях и предательстве. – Ушла, ушла, ушла, оставив нас одних.

Задавать уточняющие вопросы Алексу не было нужды – он побежал в гостевое крыло, последовал за ним и Чаффи.

– Ловко она нас надула – продавец подержанных вещей и то позавидовал бы,  – заметил Чаффи, заглядывая через плечо в пустую, чисто убранную комнату.

Алекс подумал, что Чаффи произнес это не обычным для него безразлично-ироничным тоном: в нем явно говорил сбитый с толку рассерженный мужчина, потерявший нечто весьма ценное.

– Зачем ты сделал это? – разливался по дому голос леди Би. – Почему они ушли?

– Наверное, она все слышала,  – предположил Алекс, в волнении запуская пальцы в волосы. – И узнала.

– Что узнала? – повернулся к Алексу Чаффи.

Молодые люди, совершенно обескураженные, вернулись в музыкальную гостиную, и леди Би, прекратив пение, попыталась тоже что-то спросить.

Алекс взял ее руку в свою, очень хорошо понимая состояние пожилой дамы: усиливающаяся тревога мешала говорить и ему.

– Мы их найдем. Обещаю. И когда вернемся, я постараюсь все объяснить.

Леди Би поднесла руку к его лицу. Говорить ей по-прежнему было трудно.

– Не… не… провалитесь.

К горлу Алекса подкатился комок. Поцеловав руку вмиг как-то состарившейся леди Би, он отвернулся и позвал:

– Уилтон!

– О чем она узнала? – вновь спросил Чаффи, коснувшись плеча друга.

Алекс посмотрел на него с ощущением, что хуже, чем сейчас, не чувствовал себя никогда.

– Я объясню, как только начнем поиски.

– Да,  – неожиданно твердо, без малейшего акцента и каши во рту, сказал Чаффи. – Ты должен объяснить.

Как раз в этот момент в дверях гостиной появился Уилтон со своими людьми.

– Просим прощения, милорд. Мы… э-э, мы слегка проспали. Проснулись от криков посыльного у задних ворот.

Алекс посмотрел ему в лицо.

– Совсем отупели? Эль высушил мозги?

Уилтон резко выпрямился.

– Это не из-за выпивки, сэр. Ни один из нас не выпил больше кружки эля.

Интересно, что она сделала? В том, что это дело рук Фионы, Алекс не сомневался. Эти люди хорошо подготовлены и знают свое дело.

– И никто не слышал ничего необычного?

– Ничего, сэр. До тех пор пока Дауэрз не объявился. Прошу прощения, милорд.

Алекс насторожился.

– Дауэрз?

– Да. Сказал, что он от лорда Дрейка. Я как раз шел сообщить вам.

Алекс почувствовал, как от переносицы расползается головная боль.

– Что ж, Уилтон, раз так, проводи его в библиотеку. Затем найди Бена, человека Финни, и приведи его сюда непременно. А вам, леди Би, я был бы очень благодарен, если бы вы согласились составить компанию моему отцу. Он не должен знать, что появились какие-то проблемы. Хорошо?

Уилтон направился к лестнице.

– Где будешь ты искать? – пропела в ответ дама. – Куда они могли уйти?

– Думаю, к этим Харбиджам. Они живут неподалеку,  – предположил Чаффи.

– Харбиджам,  – поправил Алекс и отрицательно покачал головой. – Она знает, что мы там их и будем искать в первую очередь.

– Милорд! – неожиданно прервала его миссис Уилтон, как всегда в белоснежном фартуке. – Не знаю, конечно, имеет ли это какое-то значение, но Линни тоже исчез.

– Настоящий исход,  – проворчал Чаффи.

Алекс заинтересованно посмотрел в сторону миссис Уилтон – отдельные куски мозаики начинали складываться в единую картину.

– Они убежали на «землю».

– На землю? – повторил Чаффи. – Что ты имеешь в виду?

– В трущобы, Чаф. Они рассчитывают затеряться в лондонских трущобах, и Линни нужен им в качестве проводника. В конце концов, жили же они в эдинбургских трущобах. Вряд ли здешние намного хуже.

– Но все-таки другие – лондонские.

– Трущобы трущоб, уж простите за такие слова, сэр,  – вставила свое слово миссис Уилтон. – Как только вы становитесь их частью, они вам начинают помогать. И Линни поможет им стать своими.

«Стать своими». При этих словах Алекс припомнил, как Фиона со смехом критиковала наряд, в котором он ходил в «Голубой гусь». Она сказала тогда, что его наверняка узнали бы, как ни оденься. Сама она, он не сомневался, научилась быть незаметной как тень и легко станет частью трущоб. А вот им с Чаффи явно требуется помощь.

– Где Франшем? – повернулся он к Уилтону. – Нужно его разыскать.

– Займусь этим сразу после разговора с посланником Дрейка.

– Все идет к тому, что нынче утром нам скучать без дела не придется,  – сказал Алекс, протирая глаза.

Он не мог избавиться от ощущения надвигающейся опасности. Дрейк вряд ли стал бы связываться с ним сейчас без особой на то причины, хотя Алекс и подозревал, что ему удалось что-то узнать.

Впрочем, как подумалось, если бы речь шла о чем-то действительно серьезном, Дрейк приехал бы сам.

Уже через несколько минут он понял, что недооценил степень здравомыслия Дрейка.

– Измена? – переспросил пораженный Чаффи. – Ты замешан в государственной измене, старик?

Алекс усилием воли подавил страх, который испытал после только что услышанного.

– Хватит об этом. Я уже понял, Дауэрз. Что еще сказал Чиверз?

Дауэрз, сухопарый жокей, служивший у Дрейка грумом, мял в руках свое кепи.

– Он сказал, что вам следует предупредить также сэра Джозефа. И еще, если что-нибудь узнаете, сообщать об этом через меня письмами его превосходительству. Он также будет информировать вас. Лорд Дрейк действует по своим каналам, но говорит, что пока вам лучше не знать о том, что ему удалось выяснить. Так будет спокойней.

Алекс украдкой посмотрел на Чаффи и с удовлетворением отметил, что тот не обратил внимания на последние слова. Усиленно растирая ладонью лоб, он пробормотал:

– Очень мило с его стороны. А что они думают по поводу происхождения этого таинственного ордера?

– Лорд Дрейк всю ночь пытался это выяснить, и, как сказал Чиверз, кое-что удалось узнать.

Алекс кивнул. Собственно, этого следовало ожидать. Интересно, кто конкретно сделал ход,  – возможно, маркиз? Но они же, черт побери, должны были пока только прислать карету. Что заставило их так резко изменить тактику?

Ответы на эти вопросы можно было найти в доме Хоузов, и добраться до тайн, которые там хранятся, теперь просто необходимо. Потом он найдет Фиону и убедится, что она в безопасности. И только сделав это, сможет обеспечить ее безопасность в будущем.

– Спасибо, Дауэрз. Миссис Уилтон сейчас тебя покормит. Где тебя найти, если мне потребуется передать письмо?

– У меня неделя отпуска, сэр, так что ищите у матушки в Сохо.

Алекс кивнул:

– В таком случае будь наготове. И подбери для меня пять парней, которым можно доверять. Посоветуйся с Уилтоном – он будет в курсе. И я бы хотел, чтобы завтра утром ты встретил нас в Иллингтоне, в «Павлине».

– В «Павлине»? – повторил Чаффи. – Думаешь, они остановятся там?

– Думаю, что если они собрались отправиться в Эдинбург, то не смогут миновать это место, поскольку оно находится как раз у первой заставы Великого северного пути. Кроме того, никому не придет в голову, что мы станем искать их там, а для поисков в Лондоне мы между тем воспользуемся помощью Франшема.

– Буду счастлив,  – раздался с порога голос Франшема.

– Отправляйтесь на кухню за оладьями в дорогу,  – остановил его Чаффи, закрывая дверь перед самым носом.

В наступившей тишине он подошел к двери и, наклонив голову, прислушался, потом проворчал:

– Не удивлюсь, если последуют новые сюрпризы.

Алекс бросил взгляд на графин с бренди, но передумал и отвернулся к камину.

– Я тоже.

– Я о тебе,  – уточнил Чаффи, отводя глаза в сторону.

Алекс поднялся со стула, но, словно споткнувшись, так и остался стоять возле него.

– А о сэре Джозефе? Можешь представить, чтобы он был вовлечен в дела, связанные с государственной изменой?

– Ходили странные слухи,  – пожал плечами Чаффи, по-прежнему глядя в сторону. – В тот год, когда ты был на континенте, он якобы потерял, а потом нашел какие-то деньги. Кроме того, говорили о каких-то странных связях…

– И ты даже не подумал рассказать об этом мне?

Чаффи наконец повернул голову и пристально посмотрел другу в глаза.

– Так же, как и ты не рассказываешь сейчас всей правды, хотя знаешь, что меня это интересует.

Чаффи участвовал в той операции, когда Алекс не смог защитить Йена Фергусона, но, несмотря на это, никогда не спрашивал друга о причине провала.

– Шантаж? – полуутвердительно предположил Чаффи, засовывая руки в карманы.

Алекс смотрел в добродушное лицо друга, которое выражало только удивление, и ему стало немного не по себе. Если бы Чаффи сделал то, что сделал он, Алекс сейчас совсем не так смотрел бы на него, а как минимум был бы разгневан. Ведь, по сути, Алекс изменил делу, которому служили «Повесы», и Чаффи это было известно.

– Все очень сложно,  – произнес наконец Алекс и рассмеялся, но вовсе не весело. – Если бы это не звучало как самое банальное заявление в моей жизни, я бы сказал, что просто не знаю, как назвать то, что происходит.

– Твоя жена тоже была вовлечена?

Алекс резко вскинул голову и посмотрел другу в глаза.

– Ты знал?

Чаффи пожал плечами:

– После ее смерти… появились странные слухи. – Он опустил голову и с минуту не шевелясь смотрел вниз, будто самым интересным предметом в комнате для него были собственные ботинки, а потом вымолвил, не поднимая головы: – О неверности. Это не является секретом.

Алекс вздохнул и в очередной раз потер лоб.

– Я знаю. Хотя не уверен, что она была виновата. Ее сломили…

– Не вынесла,  – лаконично подытожил Чаффи, наконец вновь поднимая голову. – Это случается. Особенно с сиротами, которые несколько раз меняют покровителей. Она была такой.

Алекс смотрел на друга, поражаясь его удивительной способности проникать в суть происходящего. Чаффи видел и знал больше любого другого из всех, кому он доверял.

– Да, она оказалась в ситуации, когда любого можно заставить что-то делать вопреки желанию. Я думал, что смогу спасти ее. – Алекс покачал головой и грустно улыбнулся. – Эх, Чаф, неужели я когда-то был так чертовски молод?

– Каждый бывает таким в тот или иной момент жизни. Зато сейчас ты по-настоящему выиграл.

Алекс замер от удивления и, помолчав, с неожиданной уверенностью согласился:

– Да, я выиграл великолепный приз и не намерен его терять. Она заслуживает большего, чем имеет, и я намерен дать ей то, чего она достойна.

Едва сказав это, Алекс поймал себя на мысли, что уже говорил такие слова тогда, давно. Чем отличается нынешняя ситуация? Ответ прост: тем, чем отличаются эти две женщины. Тем, например, что Фиона в отличие от Аннабел думала не о себе, а о том, как не нанести вреда его отцу. Потому что, как он знал, Фиона будет до последнего зубами и ногтями защищать свою сестру. Потому, наконец, что она не требует от него помощи и даже отказывается от нее. Остается только надеяться, что она позволит ему ее оберегать.

– Ну а что насчет шантажа? – спросил Чаффи. – Ты же должен был с этим разобраться.

Алекс кивнул и, взяв с камина маленькую хрустальную вазочку, покрутил ее в пальцах.

– В самих ее связях не было ничего особенно тайного. Тайна, пригодная для шантажа, заключается в том, что она в своих письмах Смиту сообщала некоторые предназначенные для правительства сведения, которые ей удавалось узнать. Он был ее любовником. Именно он и сломал ей жизнь.

«Из-за него она покончила с собой»,  – добавил Алекс мысленно.

– Этот Смит настоящий пройдоха. Но достать его было трудно, по крайней мере какое-то время, пока он находился на континенте. А тебе следовало просто раскрыть то, что она делала, и тем самым снять проблему.

Алекс пожал плечами: конечно, так и надо было поступить,  – но и сейчас, по прошествии стольких лет, он сомневался, что это стало бы самым правильным решением.

– У них есть ее письма с информацией, которую она якобы узнала от сэра Джозефа. Это сведения о численности и передвижении войск, сообщения дипломатов и тому подобное – вполне достаточно, чтобы уничтожить отца.

Чаффи кивнул:

– Ты думаешь, они блефуют?

– Я просто не могу поверить, что это может быть правдой. В противном случае на этой земле не осталось чести.

Алекс посмотрел на огоньки, пляшущие на хрустальных гранях вазы, и ему вдруг захотелось разбить ее о мраморную облицовку камина.

Чаффи несколько раз моргнул и как бы стряхнул этим хмурое выражение с лица.

– А у него самого ты спрашивал?

– Ты же видел, в каком он состоянии. Разве я мог нанести такой удар по его сердцу?

– Кажется, ты практически нанес его. Я имею в виду ордер на его арест.

Алекс поставил вазу на место. Его раздражение неожиданно исчезло.

– Именно поэтому я и должен попасть в дом Хоуза раньше кого бы то ни было. Если имеются еще письма, то, думаю, они хранятся там. Я должен узнать это наверняка и решить, что делать дальше.

– Ты уверен, что это самое правильное?

Алекс посмотрел другу в глаза, но на вопрос отвечать не стал. Конечно же, абсолютной уверенности не было. Но что еще он мог сделать?

– Мне передали требование через Бена. «Львы» угрожают его отцу. Они хотели, чтобы я передал им девушек…  – Произнеся это, Алекс прервался, чтобы восстановить сбившееся дыхание. – Фиона, должно быть, слышала тот разговор и подумала, что я выполню их требование.

– Она была права? – спросил Чаффи, глядя ему прямо в глаза.

И Алекс впервые сам осознал истину, ставшую для него печальным открытием.

– Я не знаю…

Могут ли две не уступающие в росте большинству мужчин, великолепно сложенные девушки-близнецы с огненно-рыжими волосами сделаться совершенно незаметными? Как это ни казалось невероятным, они смогли. На всем протяжении дороги в Лондон следов девушек обнаружить не удалось. Алекс даже проехался вдоль Темзы, выясняя, не отправились ли они водным путем. Результат был таким же.

Завершив первый этап поисков в гостинице «Павлин» на иллингтонской Хай-стрит, Чаффи и Алекс принялись за разработку плана действий в Лондоне. Затем Франшем пошел за покупками в Севен-Дайлс, а Чаффи отправился в родительские конюшни, чтобы обменять породистых лошадей на каких-нибудь не так бросающихся в глаза кляч.

С начала розысков они постоянно просили всех, кого можно, дать им знать, если где-то объявятся две рыжеволосые девушки. И одно такое известие Алекс получил из Виллоубенда. Одна тамошняя судомойка сообщала, что нашла в куче с отбросами две толстых косы золотистого цвета и две ванночки, вымазанные черной краской. Стало ясно, что их прекрасные, блестящие, будто пламя, волосы были принесены в жертву страху и необходимости скрываться. У Алекса до боли сжалось сердце, когда он представил эту ужасную процедуру.

Он вышел на узкую улочку с однообразными красными кирпичными домами и, остановившись, закрыл глаза. Воспоминания вновь унесли его на четыре года назад, и он ясно представил, как, освобождая из плена шиповника, отрезает ее локон и тот развевается на ветру, будто знамя в руках победителя на поле боя. Он вновь почувствовал тепло согревавшего их солнца и ощутил шелковистую нежность сжатого в кулаке золотого локона. Это было несправедливо. Неправильно, что они тогда едва не расстались насовсем. И вот снова она убежала, не задумываясь о последствиях. Но убежала, чтобы спасти его.

Внезапно он понял, что начинает сомневаться в успехе задуманного.

– Вы уверены, что стоит идти? – услышал он вопрос Франшема примерно через час, когда они готовились идти в трущобы.

Алекс застегнул последнюю пуговицу на своих покрытых разнокалиберными и разноцветными пятнами мятых панталонах, которые приобрел для него парнишка, и взял украшенное несколькими заплатками пальто из грубого черного сукна.

– Ты собирался показать нам, как становиться незаметными, Франшем. Мне говорили, что это невозможно.

Франшем закивал:

– Дело в том, ваше почтение, что вы не отсюда и это сразу видно.

Алекс помрачнел:

– Я знаю, ты знаешь. Но можно же как-то сделать, чтобы другие не узнали?

Франшем на минуту задумался, разглядывая Алекса.

– В первую очередь нельзя так важно выхаживать, будто только что покинул теплую постельку. Люди в Дилисе устают по-настоящему. Ходят устало. Думают устало и двигаются тоже. Потом… нельзя смотреть в глаза. Это так же опасно, как с собаками.

Стоявший за Алексом Чаффи водрузил на свои густые кудри плоскую кепочку.

– Действовать устало. Это я смогу. Не спал несколько ночей подряд.

– Это не та усталость,  – сказал Франшем, обматывая шею шерстяным шарфом в серую клетку. – Усталость, как у вас, ничего не значит, и вы от нее ничего не имеете. К тому же вы упитанный, как козленок. Такая усталость только, напротив, обратит на себя внимание.

– Не могу представить, что Фиона вела себя так, как ты говоришь,  – задумчиво произнес Алекс.

Франшем презрительно фыркнул:

– Если она жила на улицах, то именно так. По-другому там нельзя. Она бы просто не выжила,  – сказал парнишка, не понимая, что для Алекса это прозвучало как обвинение. – Кстати, железная собачка у вас имеется? Только с ней можно отбить охоту покромсать вас на куски, пока будете болтаться по парку.

Алекс показал пистолет, который дал ему Финни. Искарябанное оружие выглядело не слишком презентабельно, но Финни клялся, что стреляет точно.

Чаффи натянул твидовое пальто, которое, похоже, выловили из реки, а потом сушили на куче с отбросами, и, поморщившись, сказал:

– Ладно. Я готов.

– Вот только куда они могли пойти, вы не знаете,  – отозвался Франшем. – А на улицах ведь полно мест, где они могут спрятаться.

Алекс проверил заряд в пистолете и спрятал его.

– Наша задача прочесать все заведения и дома с меблированными комнатами, расположенные от этого места до реки.

По мере того как он оценивал масштабы предстоящей работы, опасения, что у них ничего не получится, усиливались, но заодно возрастало и желание увидеть ее. Он должен был найти Фиону, попросить прощения и уговорить остаться.

– Стоит начать с тех мест, где, по мнению леди, вы их вряд ли будете искать,  – предложил Франшем.

Алекс посмотрел на него с интересом:

– О каких местах ты говоришь?

Франшем затряс головой:

– Ну, там, те, где собираются законченные пропойцы: всякие притоны, дома с номерами для шлюх…

«Шлюх». Алекс рассмеялся, услышав последнее слово. Не может быть, чтобы ответ был столь простым. А может?.. Сердце радостно забилось, как в детстве, когда удавалось решить сложную задачу.

– Сборища пропойц нам, пожалуй, ни к чему, старина,  – сказал Алекс, похлопывая Чаффи по спине. – Проведи-ка нас, Франшем, по публичным домам.

 

Глава 19

Фиона думала, что худшей организации дела, чем у Бетти в Эдинбурге, быть не может, но оказалось, ошибалась. Сбив ноги в походах от одного конца Сохо и Севен-Дайлс до другого, она могла уверенно сказать, что Бетти весьма успешная предпринимательница. Безусловно, на здешних улицах тоже имелись не менее успешные мадам. Эти толстобедрые остроглазые женщины не хуже, чем классные воспитательницы за ученицами, следили за своими девицами, не допуская, чтоб хоть один полупенни миновал дом свиданий. Но такие дамы не нуждались в помощи Фионы – в отличие от неудачниц, любительниц ярких нарядов, расточительных, несведущих в схемах и трюках, которые позволяют у них воровать, и совершенно не имеющих представления о том, как вести бухгалтерские книги.

Конечно, Фиона с большим удовольствием работала бы не в борделе, а в любом другом месте, если бы туда могли нанять в качестве бухгалтера женщину, но весь ее предыдущий и вновь подтвержденный опыт говорил, что ни один мясник, лавочник или ростовщик на это ни за что не пойдет. Стоило ей открыть дверь, на которой висело объявление о вакансии счетовода или бухгалтера, как ей тут же говорили, что ее амбиции слишком завышены. В публичном доме, где не обращали внимания ни на какие предрассудки, подобные проблемы не возникали.

Трудоустройство ускорилось и благодаря их новой квартирной хозяйке миссис Тоуллер, которая замолвила за нее словечко. С миссис Тоуллер ей повезло еще и потому, что та работала в театре костюмершей и помогала гримерам. У нее были краски и различные приспособления для макияжа. С помощью всего этого молодая статная рыжеволосая Фиона за час с небольшим превратилась в туповатую старую деву средних лет с собранными на затылке в пучок грязно-коричневыми волосами и болезненно-желтого оттенка кожей. Цвет глаз разглядеть было невозможно, поскольку на людях она показывалась исключительно в темных очках. Грудь, плотно обмотанная муслиновой лентой, стала плоской, а бедра, наоборот, увеличились благодаря специальной театральной подложке. В общем, она превратилась в бесполое существо, на которое если кто и обратит внимание, проходя мимо, то непременно тут же забудет. Она не знала, но маскировка уже избавила ее от внимания как минимум трех человек, рассчитывавших заработать, разыскав девушку, похожую на королеву Шотландии.

Перемещаться Фионе приходилось довольно много, но она всегда выбирала боковые аллеи и переулки, а в дома входила с черного хода, то есть старалась не привлекать внимания ни шумом, ни видом, ни запахом. В течение дня она разбирала безграмотные и запутанные счета проституток, склоняясь как можно ниже над столами, конторками, а то и просто перевернутыми ящиками, а вечером теми же улочками и переулками возвращалась в найденную Линни комнату на последнем этаже здания, которое они с небольшой натяжкой называли пансионом миссис Тоуллер.

Когда она в конце дня выходила в промозглый холод из «Гостиной мисс Франси», почему-то всегда испытывала иррациональный страх, что прихватила с собой парочку-другую клопов, и все-таки, до самых глаз натянув поверх старенького парика просторный капор, шла в следующее заведение. Так было изо дня в день. От мисс Франси она прокрадывалась к мадам Трики, оттуда в «Кошкин дом» или «Семь грехов» и другие места, в которых, кстати, категорически было запрещено ее искать Линни и миссис Тоуллер. До тех пор пока Алекс и его отец не будут в безопасности, ей предстояло жить так. Только потом они с Мейрид смогут уехать в Эдинбург.

А там… там ей, видимо, придется заниматься тем же самым, так что сейчас не до отдыха.

– Ну так как насчет еще одного места, мисс? – отвлекла ее от мыслей Линни.

Фиона тряхнула головой, возвращаясь в реальность, обвела взглядом тускло освещенную улицу и посмотрела на свою юную спутницу.

– У тебя есть что-то на примете?

Девочка кивнула и посильнее нахлобучила свой видавший виды цилиндр на голову с короткими белокурыми кудряшками.

– Слышала, вроде как Нэн Блессинг завела собственную лавочку. Я ее знала, когда была еще совсем маленькой. Она тогда в детских панталонах выступала на сцене.

– А когда точно ты жила с ней по соседству?

Линни, активно проталкиваясь через толпу, пожала плечами.

– До того как умер отец. Он тоже был актером: играл в шекспировских пьесах. Матушка сказала, что он втюхался в свою Бенедикт, когда они выступали в доме, где та была гувернанткой.

– А твоя матушка умерла…

Плечики Линни опустились.

– Пару лет назад. Мы переехали в Лаймхаус к тому времени. Нэн живет через две улицы оттуда. Там такая красная дверь.

Как раз в этот момент они вышли в центр района Севен-Дайлс, откуда начинались его семь улиц.

Красная дверь оказалась в доме из растрескавшегося во многих местах и потемневшего от времени кирпича, на окнах которого висели красные занавески, а у входа горел тусклый фонарь. Фионе стало тоскливо при одном виде этого заведения. Что они найдут внутри, ей было уже известно: женщины в заношенных платьях, с раскрашенными, как у клоунов, лицами и неподвижными, усталыми, как у старух, глазами. Ей всегда хотелось таких пожалеть, вытолкать за дверь, чтобы бежали куда глаза глядят, пока живы.

Но, конечно, она не сделает ничего подобного. Что она может предложить взамен?

Фионе всегда было не по себе в таких местах, где женщины продают все за исключением воли к жизни, а их любовные фантазии сводятся к раскрашиванию лиц и короткому забытью в грубых объятиях. Но сейчас ей было тяжелее, чем раньше. Теперь она знала, каким прекрасным может быть акт любви, как волшебно способны соединяться не только тела, но и души, каким обещанием счастья в эти мгновения светятся глаза любимого. Она поняла, что женщины калечат здесь не только тело, но и душу: ведь каждое прикосновение, каждый поцелуй мужчины, которые могли бы восприниматься как благословенный дар Небес, здесь считают просто надоевшей и не самой приятной работой.

Линни постучала в красную дверь, и они, держась за руки, вошли внутрь. Фиона успела подумать, что это очень похоже на ранний визит родственников к хорошим знакомым. Нэн Блессинг, на редкость безвкусно одетая, с неопределенного цвета волосами, дородная и неуклюжая, увидев вошедших, широко улыбнулась и поспешила к Линни.

– Садитесь, садитесь! – засуетилась хозяйка, прижав девочку к своей необъятной груди, и указала на видавший виды диванчик у заставленного напитками стола.

Уставшая Фиона с удовольствием воспользовалась приглашением.

– Друзьям Линни я всегда рада,  – заулыбалась Нэн. – Она рассказывала вам о прежних деньках, да? Я тогда широко шагала, правда, Линни? – Она громко рассмеялась, и ее пышные груди затряслись, пытаясь выскочить из корсета. – Сейчас так уже не смогу, да? Еще бы, достаточно посмотреть на мои ноги.

Фиона сидела прямо, будто жена викария, сложив руки на коленях.

– Я пришла предложить свои услуги, Нэн.

Хозяйка окинула взглядом всю ее фигуру, начиная со строгого бледного лица, седеющих волос, плоской груди и заканчивая растоптанными башмаками, и вновь разразилась смехом. Фиона примерно такой реакции и ожидала, поэтому с удовольствием ее поддержала – так было легче. Подстраиваясь под веселое настроение хозяйки, она сказала наконец, на какую именно работу рассчитывает. Недоразумение разрешилось, через некоторое время они в принципе договорились, и Фиона поднялась, собираясь уходить.

– Хорошо, что вы пришли с Линни,  – вдруг сказала Нэн, одергивая свои необъятные юбки. – Я не доверяю незнакомым людям, но с вами буду откровенна. Обещанного вознаграждения вполне достаточно, чтобы я выдала вас, хоть вы и не похожи на ту девицу, которую разыскивают.

Фиона сочла за лучшее сделать вид, что не поняла, о чем речь, и даже не посмотрела в сторону Линни.

– Вознаграждение? Если это выглядит как стоящее дело, я могу пойти с вами. Глядишь, заработаем пару соверенов.

Женщина рассмеялась так, что даже начала повизгивать.

– О милочка, уморила! Чуть не описалась! Мужчина, который приходил, искал девицу другого происхождения. Рыжеволосую, как он сказал, высокую, стройную и женственную. Ты вряд ли…

– Не стоит продолжать. Я такая, какая есть. А кто искал ту девушку, констебли?

– Нет. Какой-то бедняга. Сказал, что она свихнулась после рождения ребенка и убежала. Говорил, что ищет повсюду. Бедный малый и сам выглядит как полоумный – все твердит, что младенец чахнет без нее.

– Я видела одну рыжеволосую недавно,  – вмешалась Линни. – Высокая, да. Как тот парень выглядел? Вот бы разыскать его, а? И если что выгорит, поделюсь с тобой, Нэн.

Хозяйка хмыкнула:

– Да я бы и сама справилась. Где ты ее видела?

Линни в ответ состроила хитрую гримасу:

– Не то чтобы я тебе не доверяю, но…

Нэн взъерошила девочке волосы и вновь рассмеялась:

– Он высокий. Шатен. Глаза карие. Выглядел действительно очень печальным. Рассказывал, что потерял работу на пивоварне, а тут еще это…

Фиона почувствовала неприятные позывы в животе. Кто это мог быть? Алекс ни за что не смог бы обмануть эту мадам: уже через минуту разговора она поняла бы, к какому обществу он принадлежит. Так, может, это был один из тех, кто ему угрожает? Эмиссар «Львов»? И раз уж ей предоставился такой шанс, она обязана это выяснить. Значит, надо быстрее забирать Линни и уходить.

– Нам пора,  – сказала она топтавшейся у двери девочке и быстро вышла на улицу.

– Куда? – удивилась Линни, вприпрыжку пустившись следом.

Фиона только покачала головой: что она могла ответить? Прежде всего предстояло решить, можно ли теперь доверять маскировке или надо снова бежать. Так ли она незаметна, как думает? Случайное ли это совпадение, что ее ищут в публичных домах? Ведь Алекс знает, как она зарабатывала на жизнь в Эдинбурге. Может, об этом он рассказал кому-то?

Вот если бы Алекс вдруг оказался рядом! Узнал бы как-нибудь, где она, и вырвал из этого круговорота, который затягивал ее все сильнее. Ей захотелось, чтобы он забрал ее и она больше не чувствовала себя одинокой. Фиона так углубилась в свои мечтания, что на повороте налетела на встречного прохожего.

– Прошу прощения!

Мужчина, не поворачивая головы, махнул рукой и продолжил путь.

– Все нормально,  – донеслось до нее уже издалека, и Фиона непроизвольно обернулась взглянуть, какого цвета волосы у незнакомца.

– Если уж Нэн не смогла разглядеть, какая вы на самом деле, то никто не сможет,  – будто прочитав ее мысли, заверила Линни. – Можете мне поверить, мисс Фи. Даже матушка вряд ли узнала бы вас. Минни Тоуллер так хорошо над вами поработала, что вы теперь похожи на старую каргу.

Фиона расхохоталась.

– Когда ты сменишь эти лохмотья на женское платье, нам придется поработать над твоей речью. Твоя матушка пришла бы в ужас, услышав тебя.

Линни залихватски сдвинула свой цилиндр на затылок и, засунув руки поглубже в карманы брюк, огрызнулась:

– Небось, получше вас знаю, где и как разговаривать, и как раз матушка меня этому и научила.

Фиона решила, что сейчас не время спорить с девчонкой, а тем более пытаться ее перевоспитывать.

Они подошли к Шафтсбери-авеню и вынуждены были остановиться из-за интенсивного дорожного движения. Подводы и пивные фуры, повозки и кебы, верховые на лошадях и кареты двигались в обоих направлениях, не обращая никакого внимания друг на друга и на пешеходов. Выискивая просвет в этом потоке, Фиона положила руку на плечо Линни, чтобы та не бросилась раньше времени вперед, и вдруг совсем рядом увидела ярко-красные колеса и забрызганную грязью бордовую обшивку стремительно приближавшейся почтовой кареты. Фиона так растерялась, что готовая сделать шаг нога замерла в воздухе, маскировочная набивка поднялась на грудь, мешая двигаться. Она инстинктивно обернулась в поисках Линни, и перед глазами, будто вспышка, мелькнуло лицо, показавшееся ей знакомым. В этот момент она почувствовала толчок в спину и, не удержавшись, полетела прямо под грохочущую карету. Откуда-то неслись крики, кто-то завизжал – возможно, она сама.

«Мейрид»,  – пронеслось в голове. Затем – «Алекс».

Как получилось, что ее не растоптали кованые лошадиные копыта, она не поняла и не смогла объяснить впоследствии. Она лишь помнила, что несколько мгновений видела их совсем рядом и опасность гибели казалась ей неотвратимой. Следующее, что она помнила, как какая-то сила подняла ее, потом опустила и она оказалась сидящей прямо на улице.

– О мисс, мисс! – всхлипывая, бормотала Линни, стоя рядом с ней на коленях.

Карета прогрохотала позади, обдав спину холодным ветром. Фиона старалась восстановить дыхание, прижимая к груди свой ридикюль, поправляя очки, висевшие на одном ухе.

– Кто?..

Она наконец подняла голову, чтобы поблагодарить своего спасителя. Лицо его оставалось в тени, но Фиона сразу ощутила запах лошадей и пива и поняла, что он из тех, кто не боится тяжелой работы.

– Спасибо. Не знаю, как вас и благодарить,  – улыбнулась ему девушка и протянула руку, позволяя помочь подняться.

У мужчины были темные волосы и широкие плечи, и на мгновение ее сердце забилось в наивной надежде. Но мужчина наконец повернулся так, что она могла видеть его лицо, и сразу стало очевидно, что оно ей совершенно незнакомо: широкое и добродушное, глаза светлые. Одет спаситель был в форменную куртку стрелкового полка, один рукав которой оказался пуст. На его лбу она заметила морщины, на лице – несколько шрамов. Безусловно, это хороший человек, иначе бы не бросился не задумываясь на помощь незнакомке, но… не Алекс.

Неужели теперь в каждом мужчине она будет видеть Алекса? Прошла всего неделя, а он уже всюду ей мерещится!

– С вами все в порядке, мисс? – спросил мужчина, приподнимая кепи. – Вы меня напугали – что правда, то правда.

– Я и сама испугалась не меньше вашего,  – подлаживаясь под его манеру разговаривать, ответила Фиона, поправляя дрожащей рукой капор. – Если бы не вы, мистер…

– Митчелл, мэм. Томас Митчелл.

– Как я могу вас отблагодарить, мистер Митчелл?

Он улыбнулся широко и искренне:

– Вы создаете проблемы для человека с одной рукой, мэм, а я теперь знаю, что могу их решать. Значит, пока вы ходите по этим улицам, без работы не останусь. И это уже хорошо.

Фиона осознавала свое нынешнее положение: ей с трудом удается прокормить Мейрид и Линни,  – но разве может она оставить без награды человека, который спас ей жизнь?

– Вы умеете читать и писать, Томас Митчелл?

– Умею.

Она кивнула и повернулась к Линни:

– Тебе не кажется, что нашему предприятию требуется сильная мужская рука?

Линни, прищурившись, изучающе посмотрела на мужчину:

– А вы не видели, кто ее толкнул?

Митчелл удивленно взглянул на Фиону:

– Вас толкнули? Я думал, вы просто поскользнулись.

Фиона затрясла головой, поддерживая руками капор.

– Нет, что вы! Кто-то, возможно, посчитал, что мне следует идти быстрее. Ты сам-то что-нибудь видел, Линни?

Линни покачала головой.

– Я видел,  – неожиданно послышалось за спиной, и сердце чуть не выпрыгнуло у Фионы из груди.

Она резко обернулась и застыла с приоткрытым ртом. Это был тот самый мужчина, с которым она столкнулась на улице, один из тех, кто, как она думала, бродит повсюду в поисках работы. Ей вдруг стало холодно, дыхание перехватило, сердце гулко забилось. Самое удивительное, что и с мужчиной вроде бы происходило то же самое. Его рот приоткрылся, глаза округлились от удивления и засветились надеждой.

Всю эту неделю она думала о нем, представляла, как увидит, а теперь, когда увидела, не узнала. В голове все путалось. Она почему-то именно сейчас почувствовала себя беспомощной, жалкой и встревоженной, не в силах оторвать глаз от этого обожаемого лица.

Но он уже смотрел не на нее, а на ее однорукого спасителя Томаса Митчелла.

– Вы прекрасно знаете, кто ее толкнул, не правда ли? – спросил Алекс.

Фиона повернулась к Томасу и поразилась произошедшей в нем перемене. Это был совсем не тот человек, который только что с добродушной улыбкой ей представлялся, а угрюмый тип с затравленным, злобным взглядом. Она успела перехватить этот брошенный на нее взгляд за мгновение до того, как псевдоспаситель толкнул ее и побежал прочь.

Алекс едва успел подхватить ее и удержать на ногах. Фиона бросилась было бежать за Томасом Митчеллом, но Алекс удержал, и они остались стоять посреди заполненной людьми улицы. Лицо его было решительным и жестким.

– Не ты. Чаффи как раз следует размяться. С тобой все в порядке?

Сердце Фионы все еще колотилось в бешеном ритме, и единственное, на что она оказалась способна,  – это просто кивнуть в ответ.

– А ты, Линни? – спросил Алекс, не сводя взгляд с Фионы.

– Нормально, как у тагана на костре. Вот только зачем-то топчемся здесь на одном месте. Может, уже стоит пойти?

Алекс кивнул:

– Стоит. Куда?

До Фионы только сейчас дошел весь смысл произошедшего, и она спросила:

– Как ты нашел меня?

– Почти случайно: просто проверил бордели. Ты сама навела меня на эту мысль. Вот я и ходил взад-вперед по улицам, где есть подобные заведения, и рассказывал грустные истории о сошедшей с ума жене.

Фиона хмыкнула:

– Я слышала одну.

– Но замаскировалась ты здорово,  – заметил Алекс, глядя на нее с нежностью и болью. – Ни за что бы не узнал, если бы не услышал голос.

Фиона все еще не могла восстановить дыхание и не выпускала его руку, которая казалась необычно горячей, не могла пошевелиться, не могла думать.

– Ты просто не ожидал…

Она смотрела на него и не могла насмотреться, она тонула в его карих глазах, таких родных и таких печальных, а потом неожиданно для себя подняла руку и провела пальцами по его подбородку, щекам, глазам, будто чтобы убедиться, что это не сон, не видение – он на самом деле здесь, рядом.

– Тебе нельзя быть с нами,  – сказала она наконец, заставляя себя отстраниться. – Это опасно. Ты должен вернуться к отцу, он нуждается в тебе.

Алекс улыбнулся искренне и весело, а Фиона едва не заплакала.

– С моим отцом сейчас все в порядке, и смотрят за ним лучше, чем за наследником в королевской детской. Это ты, Фиона, убежала в ночь. Не пора ли тебе вернуться?

Фиона растерялась:

– Не знаю…

Она понимала, что должна уйти, и в то же время страшно хотелось, чтобы он обнял ее и не отпускал. Уйти сейчас неправильно, а остаться нечестно. Ведь она уже многое предприняла, чтобы защитить его, чтобы избавить от необходимости ужасного выбора.

– Нет решения, которое было бы абсолютно правильным.

– Прости меня, Фиона,  – едва слышно, только для нее, сказал Алекс. – Мне очень жаль.

Предательские слезы блеснули в ее глазах. Она прикоснулась пальцами к его перепачканному лицу.

– Я знаю.

– Я бы ни за что не отпустил тебя, да в этом и не было необходимости.

Фиона сжала его пальцы.

– Тебе не в чем себя винить: даже если бы пришлось делать выбор, твой отец гораздо ценнее для общества, чем какая-то невоспитанная сирота, если на что и годная – то разве что считать.

Эти слова произвели эффект внезапно полыхнувшей молнии. Алекс вскинул голову и перевел на нее горящие гневом глаза.

– Я не желаю впредь слышать что-либо подобное! Поняла? Никогда!

Глаза опять, несмотря на все ее усилия, наполнились слезами, но она понимала, что не имеет права расслабляться сейчас, особенно сейчас.

– Но самое страшное, чего я не смогу пережить,  – театрально простонал Алекс, поправляя ей челку,  – ты опять остригла свои волосы. За это я себя никогда не прощу.

На ее лице появилась робкая улыбка.

– Это ерунда. Волосы вырастут. Мне необходимо было это сделать хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на Мей.

– Она с вами? – услышала Фиона голос за спиной и, обернувшись, увидела Чаффи: молодой человек тяжело дышал и был явно расстроен.

– Упустил его? Эх ты!

Чаффи удрученно покачал головой, стирая рукавом пот с лица.

– Этот стрелок – настоящий дьявол.

Реплика Чаффи вернула Фиону к настоящему.

– Зачем он это сделал? Сам толкнул меня – и сам же спас.

– Полагаю, чтобы завоевать твое доверие и воспользоваться этим,  – предположил Алекс.

Чаффи, соглашаясь, кивнул:

– Выяснив, где вы все скрываетесь, ситуацию можно было бы легко контролировать. Степень защищенности доверяющего человека снижается. Где Мей?

Фиона наконец-то улыбнулась:

– В нашей комнате. Решает головоломки.

– Головоломки? – удивленно переспросил Чаффи. – Этого не может быть. Они же в сейфе, в Виллоубенде.

Улыбка Фионы сделалась еще шире.

– Это не имеет значения. Она все помнит наизусть. А бумажки хранила так, вроде как свидетельство любви к ней деда.

– Но ведь еще нужна поэма…

– Ее она тоже выучила, еще тогда, когда прочитала в первый раз.

Чаффи нахмурился и изобразил недовольную гримасу.

– Очень плохо, потому что поэма ужасная: неудачные метафоры и все такое.

– Можете, конечно, болтать весь день, не мое дело,  – услышала Фиона у самого уха голос Линни,  – однако я хочу есть.

– Где она, Фи? – спросил Алекс. – Мы должны перевезти вас обеих в безопасное место.

Занятая своими мыслями, Фиона огляделась, словно хотела вернуть тот момент, когда появились почтовая карета и Томас Митчелл.

– Как они нас нашли? Я же была так осторожна.

Все, что она делала в последнее время, было подчинено одной цели: спасти Алекса,  – а теперь получается, что затея оказалась напрасной. Ей хотелось плакать.

Алекс нежно провел ладонью по ее щеке.

– Ты бежала в никуда, и я совершенно уверен, что поступила неправильно. Ведь как только ты лишилась моей опеки, сразу оказалась под угрозой. Не важно какая, но угроза существовала. В следующий раз я буду вести себя осмотрительнее.

– Но зачем мы им нужны? Ведь ни я, ни Мей ничего не знаем.

– Кое-что знаете. – Алекс коснулся ее рук. – Но мы поговорим об этом, когда вы с Мейрид будете в безопасности.

Она посмотрела в его излучающие теплоту и уверенность глаза и неожиданно успокоилась – само его присутствие рядом показалось надежной защитой.

– Линни,  – обратился Алекс к девочке, не спуская глаз с Фионы,  – надеюсь, ты не забыла, где вы остановились?

Линни в ответ недовольно фыркнула, вызвав у него улыбку.

– Почему бы тебе в таком случае не отвести туда Чаффи: пусть убедится, что с Мейрид все в порядке,  – а мы с Фи пойдем следом?

Только выработанный за годы жизни в трущобах инстинкт заставил Фиону отвести глаза от Алекса – уже темнело, а они продолжали стоять посреди улицы, привлекая любопытные взгляды спешивших по своим делам прохожих. Какофония звуков: грохот проезжавших мимо повозок, телег и карет, разбавленного выкриками уличных торговцев и разносчиков газет,  – напомнила об убийце, жертвой которого она чуть было не стала.

Между тем Линни уже шла вперед, с ловкостью скачущего по крыше воробья пробираясь между всеми этими транспортными средствами. Шагавший следом Чаффи едва поспевал за ней. Фиона облегченно вздохнула и успокоилась только тогда, когда они благополучно перешли на противоположную сторону Шафтбери-стрит и пошли по Мерсер-стрит, где пешеходов было значительно больше, чем транспорта. Она обернулась к Алексу и вновь ощутила смущение.

– Знаешь, тебе очень идет этот наряд бродяги.

Он удивленно вскинул брови и с улыбкой посмотрел на нее.

– Хотелось бы сказать то же самое и о тебе, но, честно говоря, ты выглядишь как методистка, которая направляется в молельный дом со священным трактатом в руках.

Фиона засмеялась:

– Примерно то же самое мне говорили хозяйки борделей.

Алекс взял ее за руку, и они не торопясь, будто прогуливаются по парку, пошли вперед.

– Я заставлю «Львов» заплатить за то, что тебе пришлось вернуться на улицу. Даю слово, Фи!

Фиона грустно улыбнулась:

– Благодаря имевшемуся опыту, что бы там ни говорили, целую неделю я оставалась совершенно невидимой.

Она рассчитывала, что ее слова вызовут у него улыбку, однако его лицо, напротив, сделалось хмурым как туча.

– Я бы предпочел, чтобы тебе больше не пришлось вспоминать свой прежний опыт. Все последнее время я очень боялся, что ты ускользнешь от меня, что я не смогу тебя найти.

На этот раз Фиона не рискнула смотреть на него, не зная, что увидит в его глазах. Понимает ли он, что значат его слова? Или это просто дань вежливости? Как узнать? Что, если она принимает желанное за действительное?

Все случилось слишком неожиданно. Более недели она прилагала огромные усилия, стараясь быть совершенно незаметной, но в то же время сохраняя бдительность. И вдруг в один момент все изменилось: они с Алексом, держась за руки, идут по Дайлсу, будто совершая дневную прогулку по аллеям парка. И единственное, что ее настораживало сейчас,  – это напряженность, которую она ощущала в его руке, и тревожные взгляды, которые он бросал по сторонам.

Одно его прикосновение путало все мысли, а сам звук голоса отзывался в груди и, казалось, пробегал ветерком по коже. Она понимала, что расслабляться рано: они отнюдь не в самом безопасном месте,  – но тем не менее какая-то радость и бесшабашность все сильнее заполняли ее сердце, кружили голову, мешали думать. Алекс здесь, рядом! Алекс искал ее! Она убежала, чтобы защитить его, но ей это не удалось. А он, оказывается, и не ждал от нее никаких жертв: напротив, переживал за нее.

Здравомыслие окончательно вернулось, когда Фиона осознала, что они идут мимо заведения Нэн.

– Кажется, мы идем не в ту сторону…

– Так безопаснее,  – успокоил ее Алекс. – А где вы остановились?

Она огляделась вокруг, как бы определяя, не следит ли кто-то за ними.

– На Стейс-стрит, неподалеку от новой благотворительной школы. Ближе всего было пройти по другой стороне Шафтсбери.

Алекс кивнул и повел ее вниз по Монмут-стрит с таким видом, будто они намереваются зайти в одну из расположенных там бесчисленных винных лавочек, при этом не забывая внимательно смотреть по сторонам.

Усиливающаяся напряженность, которую почти физически ощущала Фиона, казалась ей невыносимой. У нее было так много вопросов к Алексу, но она не знала, можно ли здесь, на этих узких, заполненных людьми улочках спрашивать о тех, кто его шантажирует, или о том, насколько опасны «Львы».

– Нам лучше поддерживать разговор,  – сказал Алекс, бросив на нее короткий взгляд. – А то все выглядит так, будто я тебя веду на виселицу.

Как раз в этот момент Фиона заметила подозрительного мужчину – низкорослого, худого, с хитрым лицом,  – который явно наблюдал за ними. Она хотела было предупредить Алекса, но поняла, что и он заметил его, поэтому просто улыбнулась и сказала:

– Береги карманы.

– Не думаю, что он позарится на мои,  – небрежно ответил Алекс.

– Я бы не была столь уверена в этом.

Алекс пригляделся к незнакомцу повнимательнее и согласился:

– Пожалуй, ты права: он совсем нищий.

– Никогда не доверяй беднякам,  – сказала Фиона назидательным тоном. – Они постоянно испытывают искушение.

Он повернулся и вопросительно посмотрел ей в глаза:

– Даже ты?

Ясно было, что он не понимает, как глубоко они зашли в лондонские трущобы и что это означает, а рассказывать не осталось времени, поэтому Фиона решила продемонстрировать это наглядно. Сделав неуловимое движение, она подняла сжатый кулак вверх, а когда раскрыла, в ладони оказались его часы и несколько монет. У Алекса от удивления расширились глаза.

– Я научилась делать это мастерски годам к десяти,  – усмехнулась Фиона, возвращая похищенное.

– Надеюсь, самое худшее из того, что я должен знать?

Сердце Фионы полетело куда-то вниз, в животе образовался тугой ком.

– Нет…

– Расскажешь?

Фиона посмотрела на него из-под капора, пытаясь понять, о чем он сейчас думает.

– Что ж, если расскажешь, чем тебя шантажируют, я скажу, почему мне в конце концов придется уйти.

Довольно долго он пристально смотрел на нее, будто ожидая отказа от выдвинутого условия, но она уже приняла решение. И тогда Алекс начал свое повествование и говорил всю дорогу до самой Стейс-стрит.

Фиона услышала его искреннее признание об отношениях с Аннабел, женщиной, которой она столь сильно и безоговорочно завидовала четыре года назад, женщиной, которая в ее представлении была настолько совершенной, что более любой другой была достойна любви Алекса. Но оказалось, что у этой женщины имелись такие проблемы, что не поддавались разрешению ни с помощью Алекса, ни с помощью многочисленных любовников. Ее мятущуюся душу уже не могли удовлетворить ни плотские удовольствия, ни ощущение смертельной опасности. В конце концов она решила сама покончить с собственным несовершенством.

Поначалу рассказ Алекса вызвал гнев Фионы на Аннабел за то, что та не смогла оценить такой бесценный подарок судьбы, как любовь Алекса: она ее почти возненавидела,  – но постепенно он сумел объяснить, сколь ранимой и неприкаянной была душа его жены, что она виновата лишь в том, что окончательно запуталась. Алекс также признался, что их брак был, по сути, союзом двух далеко не совершенных людей, заключенным в надежде на избавление от проблем, на счастье. Винить лишь одну сторону в том, что этого не получилось, на его взгляд, было неправильно.

– Я был слишком молод, чтобы помочь ей,  – заключил он эту своеобразную исповедь,  – да и не знал как…

Фиона почувствовала в этих словах застарелую боль, которая до сих пор заставляла напрягаться его тело при воспоминаниях.

– И все-таки она была очень счастливой женщиной,  – сказала она, вздохнув.

Алекс даже замер на мгновение – настолько сильным было его удивление – и посмотрел ей в глаза, пытаясь разгадать скрытый смысл в ее словах.

«О, Алекс,  – думала между тем Фиона,  – ты слишком долго искал вину в себе». Она поняла его ошибку, но, конечно же, не могла объяснить ее сейчас, на этой улочке, под любопытными взглядами подозрительных прохожих. Остается только надеяться, что она сможет сделать это позже, когда они будут одни, когда у них будет достаточно времени и подходящая обстановка для откровенного разговора.

Постепенно мысли перенесли ее в Виллоубенд, в ту волшебную ночь, которая, как она теперь понимала, была для нее гораздо большим, чем просто ночь удовольствий. Ей вдруг страшно захотелось узнать, чувствовал ли он то же самое, но она тут же сказала себе, что не следует рассчитывать на это. Ей вообще не следует строить воздушные замки, чтобы не испытывать боль разочарования.

И все-таки, несмотря на понимание всего этого, она упрямо на что-то надеялась, и что-то ей подсказывало, что и он тоже.

К дому миссис Тоуллер они подошли молча. Фиона провела его в темный подъезд. Алекс обнял ее и, толкнув дверь ногой, почти внес в маленькую прихожую. Вряд ли он обратил внимание на набитый конским волосом диван, потрескивающий в очаге огонь и сальные свечи в закопченном канделябре, потому что не отрываясь смотрел на нее и все сильнее прижимал к себе.

– Иди сюда,  – прошептал он чуть хрипловато, развязывая ленту ее капора и подводя к небольшой кушетке. Он наклонился, и Фиона замерла в ожидании поцелуя. Сердце радостно забилось, тело наполнилось необычайной легкостью. Она подняла лицо ему навстречу и опустила ресницы.

Но ничего не произошло. Несколько обескураженная, она открыла глаза и увидела, что он с сожалением рассматривает ее новую прическу.

– Бедная моя девочка! Что ты сделала со своими чудесными волосами?..

Она небрежно коснулась своих коротких волос, лишенных благодаря краске блеска и привычного цвета, и пожала плечами:

– То, что было необходимо.

– Нет, ты не должна была! – воскликнул Алекс, глядя на нее потемневшими глазами. – Боже мой, Фи, как ты могла подумать, что я оставлю тебя после того, что было между нами?

Она постаралась восстановить участившееся дыхание. Как объяснить, что она надеялась на это, но не была уверена? Как спросить, любит ли он ее?

– Ты был поставлен перед выбором, и я не могла допустить, чтобы ты страдал, тем более что твой отец был в опасности. Мы с Мей уже жили одни, так что прекрасно можем обойтись и без посторонней помощи. Пока ты не разберешься в ситуации, мы вполне могли бы прожить самостоятельно.

Алекс покачал головой, будто не понял смысла сказанного. Его глаза сверкали и в то же время были такими ласковыми, такими зовущими. Ей показалось даже, что в них блеснули слезы, когда он провел пальцами по ее коротким кудряшкам. Фиона тоже провела рукой по своим волосам, а потом дотронулась до его щеки. Он в ответ привлек ее к груди и хрипловато, но четко произнес:

– Никогда больше не поступай так со мной, Фи. Слышишь? Никогда!

У Фионы запершило в горле. Она погладила пальцами его подбородок и поднялась на цыпочки, так что их глаза и губы оказались совсем близко. В этот момент она знала наверняка: что бы ни случилось впредь в ее жизни, чем бы ни пришлось ей заниматься, ее дом будет там, где она сможет видеть эти глаза.

Ответа долго ждать не пришлось. Его руки с силой обхватили ее, слегка приподняв над полом, жаркие губы завладели ее губами, а язык проник в рот и вступил в божественный танец с ее языком. Его тело, такое сильное и зовущее, подрагивало будто в лихорадке. Каждое его прикосновение все сильнее и сильнее разжигало Фиону, и скоро она не слышала ничего, кроме его возбужденного дыхания, не чувствовала ничего, кроме вкуса его голодных, но таких нежных губ.

– Обещай мне, Фи,  – снова попросил Алекс, на мгновение отстранившись. – Обещай!..

– Все, что угодно! – прошептала Фиона, скидывая с его головы шляпу, и, запустив пальцы в волосы, притянула его к себе в бессознательном стремлении вернуть ощущение радости и спокойствия, то самое, память о котором бережно хранила в себе все это время с тех пор, как встала тогда с его постели. – Что ты хочешь услышать?

– Что ты никогда больше не оставишь меня. Обещай.

Неожиданно его слова подействовали на нее как холодный душ. Настроение переменилось мгновенно, буквально между двумя ударами сердца. Сладость наслаждения улетучилась, уступив место тревоге, и она отстранилась от Алекса. Он же, не размыкая объятий, с удивлением спросил:

– Что-то случилось?

– Этого я тебе обещать не могу,  – сказала Фиона тихим, срывающимся от подступивших слез голосом. – Не могу.

– Но почему? – воскликнул Алекс, начиная сердиться. – Ты не любишь меня?

Для нее эти слова прозвучали как пощечина. Как он мог?..

– Неправда! Я тебя…

Закончить фразу она не смогла: не получилось произнести то заветное слово, пока его не произнес он.

А он не произнес…

– Что же тогда происходит? – раздраженно спросил Алекс, теперь больше похожий на каменное изваяние с неподвижным взглядом темных как ночь глаз. – Почему ты не можешь обещать? Что может быть неприличнее, работать в борделе, как ты, или иметь жену-преступницу, предавшую родину, как я?

Кровь отлила от лица Фионы. Неприличнее? О небеса! Если бы дело было только в приличиях! Если бы она могла рассказать! Но ее преступление запятнает и его. Ведь он из тех, кто не успокоится, пока не доведет дело до конца. А в данном случае это означало, что ее могут повесить.

– Я…  – начала Фиона, но ничего сказать не успела – в дверь заколотили.

– Я знаю, что вы там! Линни сказала… Фи, выходи, мне нужна твоя помощь в расчетах! – раздались крики Мей.

Фиона, с трудом сдерживая слезы, отвернулась от Алекса. Ей очень хотелось, чтобы, не дожидаясь ответа, он заговорил сам и сказал что-то такое, что дало бы ей возможность выйти из создавшегося положения.

– Чаффи с тобой? – громко спросила она сестру, не торопясь открывать. – Пусть он тебе поможет.

– Фи!

Фиона высвободила руки из ее пальцев. Алекс попытался было задержать ее, но момент был упущен. Когда он так ничего и не сказал, Фиона пожала плечами, как бы смиряясь, и направилась к двери.

Мейрид от радости аж приплясывала, поднимаясь на цыпочки. Глаза у нее возбужденно сверкали. Рядом стоял Чаффи, похожий в своем плоском твидовом кепи на ломового извозчика, и Линни с огромным куском хлеба во рту.

– У миссис Тоуллер есть суп и хлеб,  – поторопилась порадовать их девочка.

– Нет! – запротестовала Мей, стараясь отодвинуть Линни в сторону. – Сначала Фи должна мне помочь. Я чувствую, что близка к разгадке!

– Все-таки сначала надо бы поесть,  – возразила Фиона, обнимая сестру за плечи и поворачивая в сторону кухни. – Головоломка подождет – займемся ею после ужина.

– После ужина мы покинем это место,  – сказал Алекс.

Все направились было к лестнице, но остановились на полпути, привлеченные шумом у парадной двери: в нее стучали явно чем-то тяжелым.

– Именем короля, откройте! – раздался резкий, требовательный голос.

– Черт возьми! – выругался Алекс. – Как они смогли найти нас?

Фиона резко повернулась, открыв рот от удивления.

– Смогли… что сделать?

 

Глава 20

– В доме есть черный ход? – спросил Алекс, повернувшись к Линни.

В дверь снова заколотили.

– Откройте, именем короля, немедленно!

Неожиданно в холле появилась миссис Тоуллер и неторопливо направилась к двери, сняв ключ со связки на корсаже, но тут заметила Алекса и воскликнула:

– Постой-ка! Вы, должно быть, лорд Уитмор. Что ж, здравствуйте! – Хозяйка хлопнула себя по бедру. – На мой вкус, вы красавчик!

Фиона едва сдержала смех: картина была действительно забавная. Возвышаясь над всеми, на лестнице стоял Алекс, сверху вниз взирая на разглагольствовавшую у его ног миссис Тоуллер – пожилую женщину ростом с ребенка, с круглыми, почти шарообразными формами и самым добрым лицом, которое Фиона когда-либо видела.

– Держу пари, это не по мою душу! – кудахтала миссис Тоуллер. – Поэтому вам лучше бы подняться вверх по лестнице и воспользоваться выходом на крышу. Линни покажет.

Девочка хихикнула и первой шагнула на ведущую вверх лестницу.

– Таким образом мы сэкономим еще и на квартирной плате. Спасибо, до скорой встречи!

Миссис Тоуллер махнула рукой и направилась в кухню, всем своим видом показывая, что открывать дверь не намерена. Остальные поспешили наверх, задержавшись только для того, чтобы собрать бумаги Мейрид. Чаффи рассовал листки по карманам, Фиона и Мей схватили свои сумки. В комнату вбежала худая служанка и, размахивая руками, крикнула Фионе:

– Бегите! Если вы чего забыли, я спрячу. Потом вернетесь и заберете.

Фиона поблагодарила ее и подтолкнула Мей к двери. Следом выскочил Чаффи. Доносившийся снизу шум усилился.

– Да прекратите же вы наконец! – не выдержала миссис Тоуллер.

– Я сломаю дверь, если вы не откроете! – предупредил голос с улицы. – У нас есть информация, что вы прячете лорда Уитмора и эту его подружку, мисс Фергусон, которые разыскиваются за государственную измену.

Фиона замерла. Ей показалось, что даже сердце перестало биться.

– Я? За измену? – Голос ее был едва слышен. – Что такого я сделала?

– Потом объясню! – Алекс схватил ее в охапку и потащил вверх по лестнице.

– Да уж, объясни! – пробормотала Фиона.

Линни, поджидавшая наверху, повела их на чердак, когда внизу послышался треск распахиваемой двери и топот тяжелых башмаков. Миссис Тоуллер театрально рыдала, кухарка что-то кричала, констебль требовал сведений о разыскиваемых. Однако к тому моменту, когда пришедшие с ним полицейские подошли к лестнице, дверь чердака была уже закрыта и Линни вела беглецов дальше. Путь лежал через тесное пыльное помещение, которое служило чем-то вроде склада для реквизита местного театра, и Фиона то и дело вскрикивала, натыкаясь на манекены.

Линни только хмыкала:

– Как настоящие, правда? Я бывалоча играла здесь часы напролет.

Когда все собрались, Линни закрыла дверь и, набросив снаружи замок, сказала с озорной гримасой:

– Здорово придумано? Любой подумает, что заперто снаружи, и ни за что не догадается, что мы здесь.

Она подошла к чердачному окну, выделявшемуся свежей краской, и толкнула его. Окно легко распахнулось. Путь на крышу был открыт. Первым пошел Чаффи: вылез, осмотрелся и только потом вернулся за Мейрид.

– Идите в «Павлин»,  – сказал им Алекс, также помогая девушке. – Там и встретимся через некоторое время.

Чаффи на минуту замер и нахмурился.

– У тебя сейчас нет времени, чтобы отправиться к сейфу, старик.

– Но у меня и другого не будет.

– К сейфу? – встрепенулась Фиона. – Какому сейфу?

– В доме вашего деда,  – ответил Чаффи уже почти с крыши.

«Этот вечер неистощим на сюрпризы»,  – пронеслось в голове Фионы.

– Моего деда?

– Противный старик! – выпалила Мей.

– Пожалуйста, Фи! – прошептал Алекс, обнимая Фиону.

К его удивлению, она послушно повернулась к Чаффи и сказала:

– Береги Мей и Линни. Скоро увидимся.

Потом она обратилась к Алексу:

– Ну что, идем?

Он стоял не двигаясь, пристально глядя ей в глаза.

– Нет, не идем. Ты должна пойти с Чаффи. Поверь мне, так надо. Я присоединюсь к вам через несколько часов.

Ее сердце бешено забилось, но внешне она оставалась совершенно спокойной.

– Ты разве не слышал? Я иду с тобой.

Алекс, уже не скрывая раздражения, потряс ее руку.

– Как ты можешь рассчитывать на мою защиту, если не хочешь слушаться?

– Я и не рассчитываю! – гордо вскинула голову Фиона.

– Не отталкивай мою помощь! Я пытаюсь обеспечить твою безопасность.

– Я не Аннабел, Алекс, и ты ничем мне не обязан. Насколько я понимаю, ты собрался проникнуть в дом моего деда, чтобы поискать какие-то бумаги, имеющие отношение к обвинению меня в измене?

Алекс не смог выдержать ее взгляда и отвел глаза.

– Может быть.

– Значит, я имею полное право принять участие в поисках. Кроме того, вряд ли я смогу свободно показаться на людях, коль скоро надо мной висит обвинение в измене.

Измена. Святый Боже! За свою жизнь ей приходилось сталкиваться со многими проблемами, но даже в голову не могло прийти, что ее обвинят в государственной измене, и непонятно было, плакать ей или смеяться.

Фиона понимала, что вынуждает Алекса принять решение, которое может оказаться худшим из возможных, но ей было необходимо пойти с ним. И поколебавшись с минуту, он протянул ей руку.

– Ты настойчивая.

Не обращая на них внимания, Мейрид дернула Чаффи за пальто.

– Нам пора идти, и мне нужен капор, а то моя прическа может испортиться.

– Твою прическу уже ничем не испортишь, моя девочка,  – усмехнулся Чаффи, потрепав ее по остаткам шевелюры.

Мейрид сердито посмотрела на него.

– Это все и портит. Я не хочу, чтобы ты видел такую прическу.

– Чаффи будет у вас за старшего, Мей. Слушайся его,  – бросила ей через плечо Фиона, двинувшись вслед за Алексом по крыше. – Ты слышишь меня?

– Отлично слышу. – Мей помахала ей рукой и повернулась в другую сторону.

Фиона взмолилась про себя, чтобы сестра не только услышала, но и сделала все как надо. Трудно даже представить, что может быть хуже для реализации задуманного, чем капризы Мей.

Фиона смотрела на нее сквозь сгущающиеся сумерки и думала о том, что, хочет она того или нет, стиль их отношений с сестрой меняется. Чаффи обернулся убедиться, что Мей следует за ним. Та догнала его и взяла за руку. Ничего особенного. Но для Фионы это был знак, символизирующий изменения баланса в чувствах Мейрид. Она чувствовала это сердцем. На ней всегда лежал груз забот о сестре, который порой был довольно тяжел. Когда Чаффи взял Мей за руку, она почему-то тоже почувствовала тяжесть, хотя другую. Но почему? Ей всегда казалось, что если кто-то еще позаботится о Мейрид, то ей станет только легче, но теперь она не была в этом уверена.

Она взмахнула руками и потрясла головой, стараясь отогнать проникавший под накидку холод, а заодно и ненужные сейчас мысли, и обернулась к Алексу.

– Ну, что теперь?

Он посмотрел на нее с осуждением, как будто она виновата во всем произошедшем.

– Теперь мы пойдем по этим крышам, пока не обнаружим, как добраться до интересующего нас здания. Ну а потом нам останется только вовремя унести ноги, чтобы сохранить себе жизнь.

– О, в этом деле у меня большой опыт. Веди же меня, мой Макдафф!

Он усмехнулся и, не выпуская ее руки, двинулся вперед.

– Почему нас обвиняют в измене? – все же не удержалась Фиона, перепрыгивая на крышу соседнего дома. – Они считают, что ты помогал Аннабел?

– Нет, не я, а мой отец.

Пораженная услышанным, Фиона споткнулась, и Алексу пришлось поддержать ее, чтобы не упала.

Из-за сгущающейся темноты она не могла видеть выражения его глаз, и это ее огорчало.

– Имеются письма, содержание которых позволяет обвинить его.

Они остановились возле оббитой во многих местах кирпичной трубы.

– В сейфе?

– В сейфе.

Она понимающе кивнула:

– Фальшивка. Я знала в свое время весьма искусных изготовителей фальшивок.

– Уверен, что мой отец оценит столь безоговорочную и квалифицированную поддержку с твоей стороны.

– И все же я не пойму, какое отношение к тому, о чем ты рассказал, имею я.

– У нас есть две версии,  – сказал Алекс, не останавливаясь. – Первая связана с нашими с тобой отношениями. Они полагают, что, захватив тебя, им будет легче заставить меня сотрудничать с ними.

– А вторая?

– С часами, которые увезла Мейрид. Есть основания полагать, что они представляют для них ценность и кто-то знает, что они у вас, а следовательно, за ними охотятся. Причем, как мне кажется, они пойдут на все.

У Фионы кольнуло сердце.

– Ты хочешь сказать, что мой дед настолько влиятелен?

Алекс быстро оглянулся, и она благодаря полоске тусклого света, в которой они в тот момент оказались, убедилась наконец, что взгляд его смягчился.

– Дело не только и не столько в нем. Многие из этих заговорщиков занимают весьма высокое положение в обществе. Нам уже приходилось сталкиваться с епископом и герцогиней.

На их счастье, крыши, по которым они шли, практически соприкасались друг с другом и почти не имели уклона, поэтому без особого труда можно было довольно быстро передвигаться от одной трубы к другой. Вскоре они оказались на заваленной битым кирпичом площадке, над которой возвышалась небольшая надстройка с покосившимся окном. Фиона заглянула внутрь, но ничего, кроме непроницаемой тьмы, не увидела. Пахло оттуда пылью и сыростью. Но это в принципе и хорошо: значит, на чердаке никого нет и они могут использовать окно, чтобы спуститься вниз, на улицу.

– Проклятие! – услышала она за спиной и, обернувшись, увидела, что Алекс смотрит с края крыши на Стейс-стрит.

– Что случилось?

Он несколькими широкими шагами пересек разделявшее их пространство.

– Констебль вызвал подкрепление.

Фиона инстинктивно подалась к краю крыши, чтобы посмотреть, однако Алекс удержал ее:

– Ты не должна высовываться. На улице полно вооруженных людей, которые только и ждут, когда мы спустимся.

Фиона наконец ощутила реальность опасности, в которой они оказались.

– А что позади дома?

С обратной стороны дома просматривался только заросший сорняками дворик и покосившаяся изгородь, но уверенности, что там их никто не поджидает, не было: Фиона кожей чувствовала чужое присутствие.

Она вернулась к Алексу и села, обхватив руками колени и опустив на них голову.

– Что теперь?

Он опустился на корточки напротив нее.

– Теперь будем ждать.

– Мне приходилось бывать в подобных ситуациях. При всех минусах они располагают к размышлениям,  – сказала она с улыбкой.

– Не думаю, что в голову здесь придет хоть одна стоящая мысль.

Фиона усмехнулась и лукаво посмотрела на него.

– Ну, в таком случае у нас появилось время ответить еще на несколько вопросов.

Она заметила, что лицо Алекса напряглось, будто он собрался защищаться, но тон его тем не менее оставался безразличным:

– Возможно.

И вдруг Фиона поняла, как устала от всех этих перипетий. Получается, что, сама того не желая, она разворошила осиное гнездо и теперь должна отбиваться от множества невидимых врагов. К тому же ее расстраивало, что Алекс не хотел делиться с ней информацией.

– Что ж, попробуем подытожить. Мой дед разыскивает нас, чтобы получить назад часы,  – это раз,  – сказала она, загибая палец.

– Предположительно.

Фиона кивнула и загнула еще два пальца.

– Мина Феррар пыталась навредить нам, потому что хотела заполучить либо выкурить из убежища Йена. Кроме того, нам, без сомнения, грозит опасность со стороны прочих «Львов», поскольку мы умеем читать зашифрованные тексты.

– Вполне возможно,  – сказал Алекс, глядя в сторону.

Фиона вздохнула и потерла глаза.

– Так есть ли хоть один человек, кому мы не насолили?

– Есть. Я.

Она подняла голову и посмотрела ему в лицо с надеждой, что он не шутит.

– Спасибо. Но хорошо бы узнать, кого еще мне следует опасаться. Мей о таких вещах совершенно не думает.

– С ней Чаффи – он думает.

Еще одна боль. Мей отдаляется от нее: Фиона это чувствовала,  – но что делать, не знала, поэтому просто кивнула.

– Ты знаешь, где дом моего деда?

– Да.

– Он такой же негостеприимный, как Хоузворт?

– Если не хуже.

Фиона слабо улыбнулась:

– Тогда я с еще большим удовольствием оскверню его своим присутствием.

– Никаких выходок! – мгновенно возразил Алекс. – Никто не должен знать, что мы там побывали.

Больше вопросов, на которые Фиона хотела бы получить ответы прямо сейчас, не было, и несколько минут она просто сидела, глядя на край крыши.

– Кажется, нам не удастся попасть в какое-нибудь помещение, а здесь становится чертовски холодно.

Лицо Алекса слегка посветлело.

– А ты знаешь, что у тебя стал более заметен шотландский акцент?

Фиона усмехнулась:

– Думаю, это потому, что я вспомнила о доме.

Алекс ничего не сказал на это, и она не стала поднимать голову, опасаясь увидеть, что он сердится.

Но опасения ее были напрасны. Алекс огляделся по сторонам и, прыжком вскочив на ноги, сказал:

– Жди здесь!

Стараясь не шуметь, он побежал в ту сторону, откуда они пришли, а Фиона осталась ждать, наблюдая, как его фигура постепенно удаляется и растворяется в темноте. Вскоре его совсем не стало видно, а доносившийся с улицы шум поглотил звук его шагов. Она терпеливо ждала, только сердце время от времени начинало биться быстрее, когда ни с того ни с сего по-женски представляла, что он может не вернуться. В такие мгновения она уговаривала себя, повторяя, что он непременно вернется, и удивлялась, как быстро исчезает защитный слой самоконтроля. Фиона решила, что это из-за темноты, холода и страха быть обнаруженной. Она так устала, ей так грустно, а вокруг все так неопределенно, что воображение могло вызвать к жизни любые призраки.

Она прекрасно понимала, что ее мысли напоминают нытье капризного ребенка, но ничего не могла с собой поделать. Ей требовалось снова и снова уверять саму себя, что он не оставит ее здесь сейчас, несмотря на то что приближается полночь, а холод пощипывает бедра, что не слышно ничего, кроме шума проезжавших внизу карет и – время от времени – звона башенных часов. Алекс не бросит ее, твердила она себе, хотя количество прошедших со времени его ухода минут стремительно увеличивалось, обволакивающая ее тьма казалась все более угрожающей, а сдерживать желание позвать его было все труднее и труднее.

Поднялся ветер, и холод забирался под юбки, нос замерз и перестал дышать, но она сидела совершенно неподвижно и ощущала себя ребенком, которого оставили на улице, предупредив, что он не должен сходить с места, если хочет, чтобы с ним ничего не случилось, что должен оставаться в темном углу, чтобы позже вернуться в теплый дом.

В конце концов она уронила голову на руки и закрыла глаза, чтобы ничего не видеть, чтобы в тысячный раз не смотреть в ту сторону, куда он ушел. На сердце было все тяжелее, к горлу подкатил комок слез, надежда постепенно улетучивалась, оставляя болезненный осадок, а холод, казалось, просочился уже в грудь и голову, где все чаще мелькали мысли, что ожидания бессмысленны, что они и ранее были таковыми.

К тому времени, когда послышался звук приближающихся легких шагов, она напоминала маленький тугой комок, в какой способен свернуться лишь тот, кто жил на улице, чтобы стать почти невидимым. Когда звук шагов замер рядом, она вся дрожала – старые инстинкты оказались на редкость живучими.

– Как думаешь, где я так долго был? – услышала она наконец его голос у самого уха.

Фиона не сразу подняла голову, потому что не хотела, чтобы он увидел ее слезы: глупо плакать от облегчения и благодарности.

– В Мейфэре,  – прошептала она, презирая себя за предательскую дрожь в голосе.

Больше Алекс не произнес ни слова: просто сел напротив, взял ее голову в свои ладони и посмотрел в глаза. Потом, по-прежнему молча, понимая, что слова сейчас будут слишком тяжелы для нее, обвил ее тело своим будто одеялом, положив подбородок на затылок. Фиона, оказавшись в своеобразном гнезде, сразу ощутила тепло и наконец почувствовала себя в безопасности. Его близкое дыхание наполняло ее жизнью, постепенно она перестала дрожать, только предательские слезы заполняли глаза и стекали ему на руку.

Теперь она не понимала, почему вдруг появилась испугавшая ее уверенность в том, что он может не вернуться.

– Это, должно быть, смешно,  – сказала она неуверенно, вытирая слезы ладонью. – Я же не могла оказаться в худшем месте, чем те, где мне приходилось жить.

– Нет, могла бы,  – сказал он с горькой усмешкой, будто ее слова обидели его, невыносимо ровным и спокойным голосом. – Тебя могли предать множество раз.

Она подняла голову и поймала его взгляд, понимающий, мягкий, как теплая летняя земля, ласкающий, и он нежно провел рукой по ее коротким волосам.

– Я дошел до другого конца квартала, надеясь найти лазейку, через которую можно было бы проскочить незаметно для полиции. Чаффи, похоже, удалось выбраться до того, как они все здесь вокруг блокировали. Нам, однако, придется ждать.

– Что ж,  – сказала Фиона, глубоко вздохнув,  – можно констатировать, что выбор у нас не богат: остаться здесь и околеть от холода или вернуться к миссис Тоуллер, где велика вероятность нарваться на полицейских.

Алекс кивнул и погладил ладонью ее щеку.

– Придется ждать здесь. Давай только я схожу вниз – посмотрю, не живет ли там кто.

– Там никого нет, я проверяла,  – сказала Фиона, позволяя ему помочь ей подняться на ноги.

Он пристально посмотрел на нее.

– Ты ходила туда одна, пока меня не было?

– Нет. Просто я могу определить, есть ли кто-то в доме, с одного взгляда. Это такой дар,  – затараторила она с залихватской улыбкой, сделавшись вдруг, как отметил Алекс, чем-то похожей на Франшема и Линни. – Меня из-за этого считали отличной форточницей. Я могла вползти в любой дом, убедиться, что там никого нет, и впустить подельников. Далеко не каждый обладает таким талантом!

Она видела, что его раздражают подобные рассказы о ее темном прошлом, но не могла остановиться – точнее, не останавливалась намеренно. Ей хотелось подготовить его, чтобы быть уверенной в том, что когда она расскажет ему всю правду, он не воспримет этот рассказ как преувеличение или ложную браваду. И она должна еще многое рассказать ему, прежде чем окончательно все разрушить.

Но не сейчас. Еще не время. Сейчас пока слишком страшно. К тому же, после того как увидела его проникающий в душу взгляд, она просто не могла огорчать его подобными рассказами. Он тоже знал жизнь: теперь она могла с уверенностью сказать это,  – но ту жизнь, которой когда-то жила она, он не знал, да и, наверное, это к лучшему.

– Неплохо бы что-нибудь съесть…  – зачем-то сказала она.

– Неплохо,  – ответил он, заглядывая в чердачное окно, о котором говорила Фиона. – Однако, сколь хорошо бы ни был развит твой инстинкт, первым пойду я. Они наверняка в первую очередь станут осматривать пустующие дома.

Фиона молчала, о чем-то размышляя, потом оглядела свое бесформенное платье и столь же бесформенную благодаря маскировочным ухищрениям фигуру. Будто вылепленная хорошим скульптором, фигура Алекса являла собой полный контраст рядом с ней. Она подумала, что он как раз из тех мужчин, которым идет военная форма. И тут ей в голову пришла неожиданная мысль:

– Они ищут тебя и меня, но ведь не двух солдат…

Алекс все понял мгновенно, и вскоре они снова оказались в доме миссис Тоуллер. Назойливый маленький констебль все еще был там – даже с чердака они слышали, как он монотонно рассказывал какую-то историю. Дом был окружен его людьми, однако Линни оказалась права: с первого взгляда было ясно, что в театральную кладовую после их побега никто не заходил. Алекс запер помещение изнутри, подперев для пущей надежности дверь стулом, и они принялись искать в залежах разнообразных «сокровищ» нужные костюмы.

Однако первым, что привлекло их внимание, оказалась кровать. Дело в том, что это была не пыльная колченогая койка из тех, что за ненадобностью затаскивают в углы чердаков, а настоящая деревянная кровать, широкая, прочная, с украшенными цветочным узором подушками. Она буквально притягивала, обещая мягкую негу, в то время как Фиона так устала, так расстроилась, так перепугалась, что ей хотелось комфорта и спокойствия.

Увидев кровать, она вздрогнула и замерла будто громом пораженная. В тесном темном помещении, в окружении множества призванных создавать воображаемые образы вещей она разглядывала кровать, забыв вдруг и о пище, и об опасности, и о поисках путей к спасению. Дыхание ее сделалось глубже, грудь напряглась – она представила себя в этой кровати в объятиях Алекса. В воображении кожа их была влажной и блестела после страстного совокупления, они лежали расслабленные и бормотали какие-то нежные глупости, лаская друг друга прикосновениями. Ей страстно захотелось, чтобы видение стало реальностью. Конечно, не для этого они пришли сюда: она это отлично понимала,  – но погасить вспыхнувшее желание не могла.

Пытаясь взять себя в руки, Фиона отвернулась от кровати, но наткнулась на пристальный взгляд потемневших глаз Алекса. Это мгновение все и решило. Страсть, горевшая в его глазах, сожгла остатки здравого смысла и теплой волной прокатилась от груди к низу живота. Это было так приятно. Все рассуждения о том, что хорошо, а что плохо, стали смешными и ненужными. В этот момент они понимали лишь, что хотят друг друга и что у них появилась возможность исполнить это желание.

Не отрывая глаз от Фионы, Алекс протянул руку, и она, не говоря ни слова, приняла. Несколько долгих мгновений они так и стояли, взявшись за руки, прислушиваясь в тишине к стуку своих сердец.

– Идем,  – произнес он наконец чуть хрипловатым от волнения голосом. – Думаю, нам здесь будет удобно и хорошо…

У Фионы появилось ощущение, что они читают мысли друг друга. Он не говорил ни о матраце, ни о подушках, но она знала, что надо делать: подсказывало возбудившееся тело, в голове, подобно ласковому ветерку, звучал его призывный голос.

– Что ж, ты прав: у нас есть немного времени, чтобы отдохнуть.

Все окружающее перестало для них существовать, они будто оказались в новом пространстве, созданном их фантазией, отражение которого видели в глазах друг друга. Осталось только желание, и ничего важнее его для них в это мгновение не было.

– Когда мечтал, как мы опять займемся с тобой любовью, я представлял совсем другую обстановку,  – прошептал Алекс, нежно сжимая ее лицо своими большими ладонями. – Мне хотелось, чтобы были розы и шампанское, пуховая перина…

– Оставим это для следующего раза,  – сказала она чуть дрогнувшим голосом. – Сейчас достаточно и этого. Здесь прекрасно.

Они оба улыбнулись. Конечно, ничего прекрасного в этой странной комнате не было, зато были они вдвоем, одни, укрытые темнотой и переполненные желанием. Они начали раздевать друг друга, не обращая внимания на холод, мгновенно проникавший под остатки одежды. Обнаружив на ее груди ленту, Алекс рассмеялся и принялся разматывать ее, слой за слоем, будто пелену мумии, мечтая о том моменте, когда наконец освободит нежные округлости и они смогут упруго подняться, когда она ляжет на спину. Его взгляд был спокойным, но по мере того как разматывалась лента, теплившийся в глазах огонь разгорался все сильнее и сильнее. Он поворачивал ее, а она помогала, слегка вращая корпусом. И они наслаждались этим чувственным па-де-де. Приподнявшись на цыпочки, Фиона улыбнулась, опустила руки, откинула голову и закрыла глаза, погрузившись в мечты о том, чтобы ее жизнь была такой, как сейчас,  – светлой, полной желаний и радостных открытий. Не сговариваясь, они бросили на кровать свои пальто, легли на них, накрылись лоскутным одеялом и несколько минут лежали не шевелясь, согревая друг друга.

Как ни странно, но только в этот момент они до конца ощутили всю прелесть их теперешнего положения и не торопясь наслаждались им. Они нежно гладили друг друга, как бы стремясь изучить каждое углубление и каждую выпуклость любимого манящего тела, все мягкие и упругие места. Фиона перебирала мягкие вьющиеся волоски на его груди, спускающиеся сужающейся полоской по животу к паху. Алекс пальцами рисовал окружности на ее ногах, отдав должное каждому дюйму от лодыжки до бедра. Улыбки не сходили с их лиц, то и дело перерастая в смех, когда они поддразнивали друг друга. Они одни. Они рядом. Весь остальной мир ждал.

– Что у тебя на лице? – спросил Алекс, удивленно глядя на палец, после того как провел им по ее щеке. – Ты вся желтая…

Уткнувшись ему в грудь, Фиона захихикала, в такт смеху задергались и ее груди, задевая мягкие щекочущие волоски, отчего соски налились и затвердели.

– Это все миссис Тоуллер, ее театральный грим. Она сказала, что это поможет мне стать незаметной.

– Она была права.

Фиона потерлась носом о его кожу и принюхалась.

– А от тебя пахнет как от работяги.

Алекс слегка отстранился.

– Это плохо?

– Для тебя нет,  – улыбнулась Фиона. – Вообще нет. Честно работающий мужчина не может плохо пахнуть.

Ответная улыбка Алекса была грустной.

– То, чем я занимался, вряд ли можно назвать честной работой.

– Возможно. Но если не честной, то благородной.

Алекс с хрустом сжал пальцы.

– Если бы! Ведь я совсем недавно собирался отдать тебя убийцам.

Она провела ладонью по его колючей щеке.

– Пусть так. Но ты должен был спасти безнадежно больного отца! И кроме того, уверена, ты бы ни за что не оставил меня в их руках.

Она очень надеялась, что права, но требовать подтверждения не стала: сейчас можно заняться куда более приятным делом: например, подумать о восхитительных ощущениях от его дыхания и умелых прикосновений.

Он задумчиво посмотрел на нее: Фиона улыбнулась, рассчитывая на ответную улыбку, но ее не последовало, взгляд был глубок и сосредоточен. Алекс помрачнел, плясавшие в его глазах озорные искры исчезли.

– Я не достоин тебя.

Фиону так поразили его слова, что она заморгала и замерла с приоткрытым ртом.

– Ты – меня? Да ты в своем уме? Я же воровала, чтобы выжить: крала уголь, пищу, носовые платки, а иногда и деньги. Я лгала, мошенничала и…

Она не сумела договорить, потому что он запечатал ее рот поцелуем, таким крепким, что перехватило дыхание.

– Ты… ты…  – шептал он, хватая воздух,  – ты лучшая… ты совершенна!

И она почти поверила, когда он, будто почувствовав, что ее желание стало нестерпимым, вошел в нее; когда бормотал ласковые слова, трогательные сравнения, нежные похвалы и смешные прозвища; когда обхватил руками ее бедра, притягивая к себе; когда его губы метались по ней, будто что-то искали, щекоча, обжигая, усиливая и без того разрывавшую ее страсть. В эти мгновения мысль о том, что какая-то шотландская девчонка действительно могла привлечь его, вовсе не казалась невероятной, как не казалось невероятным и то, что она достойна любви этого великолепного мужчины.

А потом она вообще утратила способность думать. В этот момент казалось, что ее тело превратилось в фейерверк из множества разноцветных мигающих и восторженно трепещущих огоньков, в голове кружилась какая-то сумасшедшая мелодия, сердце стучало ей в такт. А еще через мгновение она впервые в жизни заплакала от счастья, удивляясь, что такое действительно возможно.

Переполнявшее ее ощущение было почти осязаемым, чистым и сладостным. Оно родилось и стало стремительно разрастаться, когда Алекс, не переставая шептать на ухо ее имя, сжимая ее руками и целуя, входил, входил и входил в нее, а потом, взорвавшись глубоко внутри ее, обессиленный и обмякший, упал к ней в объятия.

Следует рассказать ему все. Это было первое, о чем подумала Фиона, когда вернулась в действительность. Он сказал ей правду, пошел на риск, раскрыв ужасные тайны, грозившие ему виселицей. Он был до конца откровенен, хотя речь шла о том, что его покойная жена предала интересы государства. Алекс обнажил перед ней не только тело, но и душу, доверив и то и другое ее воле. Разве она не должна поступить так же?

Она скосила глаза на свою руку, покоившуюся на его сильной широкой груди, и подумала о тех часах, которые они провели здесь, самых счастливых в ее жизни, и ответ пришел сам собой. Нет. Не сейчас. Не в этом месте. Так получилось, что эта темная кладовая стала местом мечтаний и надежд,  – вот пусть таковой и останется. Наверняка наступит более подходящий момент для ее исповеди. Она все расскажет ему в спокойной обстановке, когда будет достаточно времени, чтобы попытаться все объяснить, так чтобы его взгляд после ее исповеди не сделался холодным. Хотя, может, не стоит откладывать, как она уже делала десятки раз? Может, как раз сегодня он готов к тому, чтобы понять?

Надо только найти подходящий момент.

Но найти такой момент она опять не смогла. Как-то странно было начинать серьезный разговор, когда они лежали в тишине, тесно обнявшись и прислушиваясь, как бьются их сердца. Тем более это казалось лишним, когда он еще дважды поворачивался к ней и они вновь занимались любовью, еще более страстно и продолжительно. И уж совсем лишними были бы любые слова, когда она повернулась к нему, вдруг поняв, что скоро придется уходить, а сама мысль о том, что их тела не будут соприкасаться, показалась ужасной.

А потом вернулись заботы. Рано утром, пробравшись по крышам до одного из дальних домов, они проскользнули вниз. Вскоре вверх по Аппер-Брук-стрит прошел хорошо подгулявший гусарский офицер со своим верным денщиком. Они махали руками в сторону башни, явно недовольные, что часы на ней отбивают не то время, на которое рассчитывали. Не смог «денщик» начать свой рассказ и когда они подошли к выделявшемуся своей мертвенной белизной городскому особняку герцога. Даже особо не стараясь, в тени соседних одинаковых, словно солдаты, строений из красного кирпича можно было заметить наблюдающих за происходящим людей.

– Бингли! – заорал Алекс, качаясь будто в поисках равновесия после чрезмерной порцией джина. – Мы дошли наконец до казарм?

– О нет, сэр, нет,  – ответила Фиона, благородно подставляя своему «командиру» плечо, чтобы тот не упал. – Гораздо ближе до мистера Уикершема.

Алекс отрицательно затряс головой. Озорные искры в его глазах видела, естественно, только Фиона.

– Ни за что не останусь у Уикершема! Он слишком громко пердит. К тому же из-за него мне пришлось расплавлять свои медные пуговицы в этом проклятом Бадахосе,  – принялся рассуждать Алекс заплетающимся языком, а потом неожиданно рявкнул, хлопнув себя по ляжке: – Отвечай же быстрее, Бингли! Ты со мной?

Они двинулись вперед, оставив наблюдателей потешаться над забавной сценкой, и спокойно миновали будочника, который лишь повыше поднял свой фонарь. Далее Алекс и Фиона, уже не опасаясь посторонних глаз, быстро прошли вниз по улице и, обойдя конюшни, увидели нужный дом.

Алекс внимательно осмотрел дом снаружи, и Фиона посчитала несвоевременным отвлекать его своими рассказами. Скоро выяснилось, что запоры на дверях сделаны на совесть и отомкнуть их будет не легче, чем развести колени монахини. И тогда Фиона, отстранив Алекса, ловко открыла одно из задних окон с помощью маленького стилета, который всегда носила с собой. Не до разговоров было и тогда, когда они влезли в окно и отправились обследовать комнаты, очень напоминавшие обстановкой йоркширскую усадьбу. Белый мрамор, светлая массивная мебель, драгоценный фарфор – все это показалось Фионе настолько знакомым, что она со страхом ожидала, что вот-вот услышит шаркающие шаги деда. Ее опасения были сродни тревоге морского волка, который чувствует приближение задолго до появления признаков шторма.

Время будто остановилось, каждый ее новый шаг отдавался в сердце. Стараясь взять себя в руки, она даже не заметила, как они вошли в столовую и оказались перед портретом работы Гейнсборо, с которого, чуть сморщив похожий на клюв коршуна нос, на них смотрела ее бабушка. Алекс сдвинул картину в сторону, и Фиона, увидев скрытый под ней стенной сейф, пробормотала, качая головой:

– В столовой. Кто бы догадался искать его здесь? Надеюсь, здесь не замок Блейнхема? Их чертовски трудно открыть.

Алекс обернулся, и она увидела в его руках отмычки.

– Взлом замков, случайно, не входит в число твоих талантов? – спросил он, усмехнувшись.

– Нет. Это работа специалистов. Я больше по мелочи – носовые платки, ленты… Вот уж не думала, что умения такого рода мне когда-нибудь могут пригодиться.

– Ну, этот раз точно будет последним.

– А тебе, как я вижу, уже приходилось заниматься подобными делами,  – заметила Фиона, показывая взглядом на отмычки.

– Только ради Англии.

Вскоре Фиона увидела содержимое сейфа, и у нее даже зачесались руки. Кроме денег, которых хватило бы им с Мейрид, чтобы открыть новую школу, там было несколько обтянутых бархатом шкатулок с драгоценностями и какие-то официальные бумаги. Это не считая того, что Алекс после беглого просмотра распихал по своим многочисленным карманам.

– Это то, что тебе было нужно? – спросила Фиона, заставляя себя отвести взгляд от всех этих богатств.

Алекс закрыл сейф и вернул портрет в прежнее положение.

– Гораздо более того, на что я рассчитывал. Пойдем скорее отсюда.

Она обрадовалась и испугалась одновременно – поводов тянуть с рассказом не осталось, пришла пора сказать всю правду.

Как это часто бывает, несмотря на долгую подготовку, разговор состоялся при весьма неудачных обстоятельствах. Благополучно выбравшись из дома, они уже через несколько минут шли по Оксфорд-стрит. Алекс, вновь изображавший пьяного военного, размахивал поднятой рукой, подзывая показавшийся вдалеке кеб. Внезапно почувствовав опасность, Фиона на всякий случай вытащила свой стилет и прошептала, осторожно оглядываясь по сторонам:

– Алекс, я должна тебе кое-что сказать.

Заметив, что он тоже насторожился, она решила, что инстинкт ее не подвел.

– В Эдинбурге я совершила гораздо более серьезное преступление, чем карманные кражи.

Не успел Алекс обернуться к ней, как раздался окрик кучера, кеб со скрипом резко остановился перед ними, и как раз в это время Фиона заметила, что к ним приближаются какие-то угрюмые личности: четверо, пятеро. Но, похоже, их было больше, и каждый явно вооружен либо дубинкой, либо ножом.

Алекс выхватил пистолет и, обернувшись к грабителям, спросил:

– Да? И какое же?

Главарь нападавших тоже навел пистолет на Алекса.

– Я убила двух человек! – ответила Фиона, метнув в бандита стилет.

Громила выронил оружие, попытался дотянуться до пронзившего горло стилета, но упал как подкошенный. Последнее, что увидела Фиона, прежде чем к ним подбежали его товарищи, были полные ужаса глаза Алекса.

 

Глава 21

Алекса удивила не столько храбрость и ловкость Фионы, сколько сосредоточенное спокойствие, появившееся в ее глазах, когда она метнула стилет в нападавшего, причем точно в тот момент, когда тот поднял пистолет. А больше всего поразило, что она даже не взглянула на поверженного врага, бившегося в агонии в луже собственной крови. Рядом валялись пистолет и дубинка, а Фиона, уже выхватив из рукава еще один нож, объявила:

– Вот теперь ты знаешь все.

Алекс, не дожидаясь, когда разъяренные разбойники приблизятся, бросился им навстречу, крикнув Фионе:

– Оставайся здесь!

Но куда там: она уже бежала за ним, не отставая ни на шаг, на своих таких длинных без привычной юбки ногах.

Он не пытался анализировать услышанное, хотя поначалу внутри все похолодело. Сейчас было не до того: главное – выбраться живыми из этой передряги. А думать он будет потом. Когда его неустрашимая Фиона окажется в безопасности, тогда он и позволит себе такую непозволительную роскошь.

Пора действовать. С самого начала схватка приобрела характер рукопашной – отчаянной, быстрой, молчаливой и смертельной. Они остановились лишь на короткое мгновение: он – чтобы подобрать пистолет поверженного врага, Фиона – чтобы вернуть свой стилет,  – и тут же бросились в отчаянную контратаку.

– Эй, господин,  – услышал вдруг Алекс голос кучера с козел и, обернувшись, увидел на его шляпе красную ленту – опознавательный знак «Повесы».

Неужели Чаффи уже успел известить Дрейка и тот прислал помощь?

Ответ на этот вопрос он получил немедленно – кучер достал два пистолета и бросил один из них ему. Алекс поймал его и, отскочив в сторону, почти не целясь, выстрелил в размахивавшего ножом в трех шагах от него бандита. Тот упал, однако остальных это не остановило, и Алекс пожалел об отсутствии положенной к мундиру, который сейчас был на нем, сабли. К нему между тем приблизились еще двое – один держал нож, другой размахивал дубинкой. Алекс тоже выхватил нож и сделал несколько выпадов. Обладатель дубины отскочил в сторону, но тот, что с ножом, бросился в атаку.

Фиона отражала нападение других бандитов. В редкие мгновения, когда мог взглянуть в ее сторону, Алекс видел, как она, будто танцуя, делает ловкие быстрые выпады со стилетом в одной руке и подобранной дубинкой – в другой. Она сражалась с улыбкой, но это была страшная улыбка, улыбка смерти. Алекс подумал, что не забудет ее до конца жизни – она так и будет стоять перед ним, лишь только закроет глаза.

– Эй, кучер! – крикнул он. – Забери моего денщика.

– Не сходи с ума! – тут же отозвалась Фиона. – Мы будем драться вместе.

И они дрались – все трое, спина к спине. Дрались молча: тишину нарушали только редкие ругательства и стоны боли,  – поэтому услышали раздавшиеся с дальнего конца улицы предупредительные выстрелы и свистки заметившего наконец потасовку будочника сразу.

– Теперь беги! – скомандовал Алекс. – Я не хочу беспокоиться еще и о тебе.

Она усмехнулась:

– То же самое я могла бы сказать и тебе.

И, будто между делом, Фиона взмахнула рукой, всадив стилет в бедро ближайшему к ней бандиту. Тот взвыл и выронил дубинку, но его подельник тут же подхватил ее и бросился к девушке.

Противников осталось трое, и все они, не обращая внимания на свистки будочника, сосредоточились на Фионе, решив, что именно она слабое звено в обороне.

– Держи! – крикнул Алекс, бросая ей мушкетон кучера.

Она поймала его за дуло наподобие дубины.

Если бы главной задачей Алекса сейчас не была защита Фионы, он бы бросил все и наслаждался, наблюдая за ней, подвижной как ртуть, смертельно опасной для врагов, восхитительной!

Он готов был отдать за нее жизнь, а своей она, казалось, совсем не дорожила.

Кучер лежал на земле с окровавленной головой, поэтому нападавшие, не опасаясь выстрелов, наступали с разных сторон с дубинками и ножами наготове. Алекс, сцепившись с одним из них, видел, как другой набросился на Фиону и, не обращая внимания на воткнувшийся в плечо стилет, обхватил ее руками и приподнял над землей. Девушка отбивалась кулаками и ногами, потом, извернувшись, выдернула стилет из его бицепса и попыталась вонзить в грудь, однако громила сжал ее своими массивными руками и поднял еще выше. Фионе удалось высвободить руку, и она что есть силы ткнула ему пальцами в глаза. Бандит взревел и швырнул ее на землю. Стилет отлетел в сторону, голова откинулась назад, рот остался открытым, и она, будто выброшенная на берег рыба, шевелила губами, силясь вдохнуть отбитыми легкими воздух.

Алекс увидел, как бегемотоподобное существо опять схватилось за дубинку, и рванулся к нему. Фиона перекатилась на бок, пытаясь отползти в сторону. Алекс наотмашь ударил ближайшего к нему противника, бросившегося было наперерез, и в прыжке схватил бегемотоподобного за запястье, потянув всем весом на себя. Они упали перед кебом. Испуганные лошади дернули с места, потащив его за собой, и противник с силой толкнул Алекса в грудь, пытаясь отбросить под колеса. Алексу потребовались вся его сила и ловкость, чтобы увернуться, и он тут же сжал горло ублюдка руками, а колени обхватил ногами. Тот захрипел и завалился на плечо, и Алекс молниеносно, собрав все силы, нанес удар, впечатав затылок бегемотоподобного в булыжную мостовую. Глаза поверженного сверкнули злобой и начали меркнуть.

Алекс поднялся на ноги и повернулся к Фионе, но в тот же миг от увиденного внутри у него все оцепенело. Возле нее стоял с ружьем в руках человек, в котором Алекс сразу узнал Томаса Митчелла, однорукого солдата, толкнувшего ее под колеса почтовой кареты. Дуло было нацелено Фионе в грудь. Девушка по-прежнему лежала на земле, рядом валялась дубинка, совершенно бесполезная для нее в нынешнем положении. Алекс тоже ни при каких условиях не успел бы добежать раньше, чем однорукий спустит курок, а оружия у него не было. От одной мысли, что еще секунда, и она умрет, сердце замерло и отказывалось биться.

– Прошу прощения,  – произнес Томас Митчелл и посмотрел куда-то в сторону.

– Позвольте мне встать,  – попросила Фиона. – Помогите же…

Солдат молча перевел взгляд на нее, будто не понимая сказанного. Фиона между тем сумела подняться на ноги самостоятельно и, выпрямив спину, стояла теперь стройная и красивая, по-королевски гордая. Алекс подумал, что за такую женщину не страшно и умереть, и, прикинув расстояние, отделявшее его от Митчелла и Фионы, незаметно чуть-чуть продвинулся вперед.

– Положите ружье, мистер Митчелл,  – спокойно сказала Фиона,  – и поскорее уходите отсюда. Тогда у нас не будет необходимости отвечать на неудобные вопросы и рассказывать обо всем этом.

Алексу захотелось вмешаться: крикнуть, что она не должна отпускать эту бестию,  – и он стал медленно нагибаться, рассчитывая незаметно извлечь нож из закрепленных на ноге стальных ножен, при этом продолжая наблюдать за Фионой и Митчеллом. Только сейчас он заметил, каким тоскливым и безнадежным сделался взгляд безрукого солдата.

– А куда я пойду? – сказал Митчелл, немного расслабившись. – Идти мне некуда. Оставлять нечего. А эти по крайней мере не давали мне умереть с голоду.

Неожиданно в голову Алекса пришла идея, которая еще минуту назад показалась бы невероятной, ведь он собирался совершить поступок, который мог подвести под виселицу еще быстрее, чем отцовские письма.

– Вы грамотный? – обратился он к Митчеллу.

Тот медленно повернул голову и, казалось, вовсе не удивился, увидев приблизившегося Алекса.

– Я уже говорил, что умею и читать и писать.

– Вам очень важно жить под своим именем?

Мужчина пожал плечами:

– Вообще-то я незаконнорожденный, а моя мать умерла прежде, чем увидела меня. Поэтому имя для меня ничего особо не значит. Если потребуется, могу пожить и с другим.

Алекс кивнул, окончательно решившись:

– В таком случае у меня для вас есть работа, в имении, которое недавно перешло мне по наследству. Мы могли бы обеспечить работой ветеранов, которые оказались без средств к существованию после войны.

Он не удержался и посмотрел на реакцию Фионы. Ее лицо сияло, а глаза буквально светились благодарностью. Алекс подумал, что один этот взгляд заранее окупил любые проблемы, которые могут возникнуть из-за его решения.

Между тем Митчелл, похоже, так воодушевился, что был готов начать службу у нового хозяина немедленно.

– А что делать с этими? – окинув взглядом лежащие вдоль улицы тела, спросил он у Алекса.

– Если вы знаете их имена, скажите. Можете быть уверены, что до тех пор, пока вы сами по пьянке не проболтаетесь, о произошедшем никто не узнает.

Митчелл выпрямился в полный рост и, с достоинством взглянув на Алекса, гордо заявил:

– Я последователь Джона Уисслера, сэр. Мы не употребляем спиртное.

Фиона рассмеялась:

– А как же насчет убийств? Я полагала, что Джон Уисслер предостерегает также и от этого греха, Томас.

– Тебя тоже предостерегали,  – вмешался, повернувшись к ней, Алекс. – Разве я не просил тебя не вмешиваться?

Фиона пожала плечами:

– Ты нуждался в помощи, а у меня имеется опыт в подобных делах, как я уже говорила.

– Ты рассказывала только о том, что воровала.

– Не только. Я говорила, что защищала Мейрид.

У Алекса запершило в горле.

– Но это было восемь лет назад.

Фиона подняла голову, гневно сверкнув глазами, и отрезала, вытирая о брючину нож:

– Мейрид и сейчас нуждается в защите. Кстати, не пора ли нам попытаться вернуть к жизни нашего возницу и отправляться домой, пока нас здесь не засекли?

Алексу ужасно захотелось поцеловать ее. Захотелось ощутить ее в своих объятиях и окончательно убедиться, что она спасена. Он улыбнулся, подумав, что Фиона с ее короткими темными волосами, широкими скулами и бравой походкой очень похожа сейчас на молоденького офицера после первого сражения. Ее милое лицо было бледным, голубой мундир запачкан кровью. Она время от времени вздрагивала, готовая вновь ринуться в бой, потемневшие глаза оставались сосредоточенными, руки напряженными. Более желанной женщины Алексу видеть еще не приходилось.

Однако любоваться Фионой и думать о ее прелестях сейчас было явно не время. Он наклонился к кучеру. Тот сидел, обхватив голову руками, и, судя по всему, вряд ли был готов к исполнению своих обязанностей. Томас Митчелл спрятал свое ружье и поспешил на помощь.

– Тебя прислал Чаффи? – спросил Алекс, помогая кучеру встать.

Мужчина мотнул головой.

– Лорд Дрейк. Сказал, вам может потребоваться помощь. Серьезная помощь.

– Ты что, его знаешь? – удивилась Фиона, подходя к ним, и вдруг поморщилась от боли. – Господи, похоже, этот день еще долго будет напоминать о себе.

– Видишь красную ленту? – спросил Алекс, поднимая шляпу и передавая ее кучеру.

Фиона посмотрела на нее и на несколько секунд замолчала, о чем-то думая.

– Вот оно что… Насколько я помню, у извозчика, которого наняли, чтобы отвезти Сару из школы домой, была такая же лента. Значит, он тоже был одним из ваших. Не так ли?

– Да.

Фиона кивнула и повернулась к кучеру.

– Рада встрече с вами, сэр!

– Я также, мисс. Вы дьявольски ловко управляетесь с ножом! – восхищенно произнес кучер. – Только в цирке видел подобное.

Она засмеялась, на этот раз беззаботно и весело, но вдруг снова сморщилась от боли.

– С тобой все в порядке? – Алекс мгновенно помрачнел.

– О да,  – улыбнулась Фиона.

Однако, сделав шаг в сторону, она качнулась и, борясь с болью, обхватила пальцами запястье правой руки.

– Мисс…  – начал, подходя к ней, Томас Митчелл.

– Фиона,  – подсказал ему Алекс.

Она подняла руку и посмотрела на нее. Рука была в крови, которая продолжала сочиться. У Алекса сжалось сердце.

Фиона повернула к нему удивленное, на глазах бледнеющее лицо.

– О дьявол! Я подозревала, что меня ранили.

Колени у нее подогнулись, и если бы не Алекс, едва успевший ее подхватить, она рухнула бы на землю.

– Черт тебя побери, Фиона Фергусон! Черт побери! – закричал он, подхватывая ее на руки.

Этот крик вывел всех из оцепенения. Митчелл открыл дверь кареты, Алекс подбежал, и они вдвоем поместили Фиону на сиденье, в то время как кучер забрался на свое место.

– Куда ехать, милорд?

Алекс замер у двери кареты. Голова у него кружилась, стало трудно дышать, будто на грудь навалился тяжелый камень. Зачем она сделала это для него? Как она могла столь безрассудно рисковать собой!

Но надо ехать. Куда? Его первым порывом было отправиться домой, но он быстро сообразил, что за его домом скорее всего следят. Может, в Виллоубенд, где ждет доктор О’Рорк? Посмотрев на все сильнее намокавший кровью бок Фионы, он в панике отбросил и эту мысль и принял наконец решение.

– К Дрейку! – выпалил Алекс и, заскочив в карету, обнял Фиону, стараясь держать ее так, чтобы она не чувствовала тряски.

– Эй! – крикнул будочник, увидев, что кеб двинулся с места. – Стой! Что здесь происходит?

Кучер даже не посмотрел в его сторону. Карета набрала скорость и помчалась по пустой улице, будто за ней гнались разбойники.

– Прости меня,  – прошептала Фиона дрожащим голосом.

Говорить ей явно было трудно, и Алекс подумал, что и дышать, наверное, тоже. К тому же ее начала бить дрожь.

– О чем ты действительно думала? – спросил он, наклоняясь к ней ближе в попытке согреть своим теплом. – Неужели рассчитывала, что мне станет легче, если я узнаю, что ты умеешь убивать? Тебе доставило удовольствие сегодняшнее приключение или для тебя ничего нового не было?

Алекс понимал, что сорвался. Ему было стыдно, но он не мог остановиться. Страх и ярость перемешались в нем в гремучую смесь чувств, с которой он был не в состоянии справиться. Он злился на ее семью, на то, что ей приходилось постоянно бороться, на то, что она вынуждена была отказаться от общества, вместо того чтобы жить в достойных условиях, на то, что она все время куда-то от него ускользала.

Как она могла так рисковать, пытаясь спасти его дурацкую жизнь? Кто он такой, если разобраться? Всего лишь еще один из тех, кто бросил ее в трудную минуту.

– Если ты еще раз совершишь подобную феноменальную глупость,  – не смог сдержаться Алекс,  – я, клянусь, запру тебя в сумасшедшем доме и сделаю все, чтобы оградить Мейрид от твоего влияния. Впрочем, мне не придется беспокоиться об этом, так ведь? Ты уже позаботилась обо всем сама: показала свои способности перед свидетелями, которые, не сомневаюсь, с удовольствием дадут показания в полиции. Повезло еще, что есть Чаффи,  – будет кому позаботиться о твоей сестре, потому что твое положение уже не позволит ею заниматься!

– Послушайте, господин хороший,  – произнес с угрозой Томас Митчелл,  – кто вы такой, чтобы кричать на нее?

– Я тот, кто спас ее от тебя,  – мгновенно парировал Алекс. – Так что заткнись!

Он зажмурился и от волнения начал раскачиваться взад-вперед, не в силах взглянуть на Фиону, опасаясь увидеть ее бездыханное тело. Он был опустошен и растерян: все, кроме нее, перестало иметь значение.

– Я не… не хотела,  – услышал он ее прерывистый шепот. – Я… я хотела, чтобы ты… был уверен, что я всегда готова помочь.

Помочь? Она спасала его проклятую жизнь. Черт ее побери! Пропади все пропадом! Неожиданно в памяти всплыл тот момент, когда он вошел в ванную и увидел Аннабел распластавшейся в противной красной воде. Он вспомнил сокрушающее ощущение вины и потери. Он всегда с ужасом вспоминал этот момент – обрушившийся на него тогда удар казался невыносимым.

Однако это было не так. Он пытался помочь Аннабел. Он действительно был очарован ее прелестью и слабостью, но никогда не любил ее по-настоящему, никогда не уважал как личность. У него не было повода восхищаться ее храбростью, искренностью, блестящим острым умом или самозабвенной заботой о ком-то. Он никогда не думал, что не сможет жить без Аннабел.

Чиверз встретил их у дверей и предложил сразу пройти в гостевую спальню.

– О’Рорк сейчас с моим отцом,  – успел сказать Алекс, поднимаясь по лестнице.

Чиверз все понял – укладывая Фиону на кровать в бело-желтой гостевой комнате, Алекс услышал ржание выводимой из конюшни лошади.

– Да, это Томас Митчелл,  – сказал он Чиверзу. – Он готов рассказать Дрейку все, что знает, о покушениях «Львов» на жизнь Фионы и Мейрид Фергусон. Он не должен после этого исчезнуть или подвергнуться судебному преследованию. Ты хорошо меня понял?

– Более чем. Кстати, вторая леди тоже здесь, чтоб вы знали.

– Мейрид в безопасности? – послышался с кровати голос Фионы.

– Как этот дом, мэм,  – заверил Чиверз и вежливо прокашлялся. – С ней лорд Уайлд.

Фиона наконец улыбнулась:

– Очень хорошо. Но не говорите ей, что я здесь, пока мне не станет лучше. Она… с нее достаточно… неприятностей, которые у нас были не так давно.

Алекс вспомнил ночь, когда произошел пожар, и подвывавшую в объятиях Фионы Мейрид. Судя по спокойствию, с которым воспринимала это Фиона, такое поведение сестры не было для нее неожиданностью.

У Алекса сжалось сердце. Хотя бы теперь он знает обо всех ужасах, которые пришлось пережить Фионе? Подумав, он решил, что, наверное, нет. А если даже и узнает, все равно не сможет до конца понять. Но все равно у них не должно оставаться тайн друг от друга, пусть и самых неприятных и страшных.

– Как насчет завершения исповеди, которую ты начала на улице?

Она с трудом повернулась, посмотрела на него, сверкнув глазами, и отвела взгляд.

– Полагаю, смогу.

– Вы жили одни в ужасном месте и должны были как-то защищаться, чтобы выжить. Это наверняка была самооборона. Не думаю, что кто-то может осудить тебя за это.

Ее улыбка сделалась еще печальнее.

– Даже если я использовала наперстянку?

Алекс вдруг почувствовал удушье. Наперстянку? Она что, кого-то отравила? Мозг отказывался понимать. Несколько раз он открывал рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывал, понимая, что готовая сорваться с языка фраза сейчас неуместна: то слишком груба, то банальна, то излишне нравоучительна. Алекс даже потряс головой, пытаясь сосредоточиться.

– Наверное, лучше отложить этот разговор до тех пор, когда тебе станет лучше,  – предложил он наконец.

Она перевела на него взгляд потемневших, заполненных болью глаз и, сомкнув веки, откинулась на подушку. Алекс не понял, то ли она лишилась чувств, то ли просто не захотела продолжать разговор. Он не винил ее, поскольку и сам не хотел говорить на эту тему. Он вообще не знал, что может сказать после того, как горячая горькая волна, вызванная ее последними словами, затопила болью его грудь. Ему хотелось как можно сильнее сжать ее в объятиях, чтобы она почувствовала наконец себя огражденной от всех напастей мира. Он вдруг с ужасом понял, что не в силах что-либо сделать для нее, что не может обезопасить ее. Единственное, что он может,  – это оставаться рядом, пока она сама будет бороться за свое спасение.

Алекс стянул с нее обшитую тесьмой голубую куртку и форменную рубашку и сосредоточился на осмотре раны на боку, сразу забыв обо всем прочем,  – то, от чего требовалось спасать ее в первую очередь, обрело вполне реальные черты. Рана оказалась узкой, длинной и, судя по тому, что все еще кровоточила, глубокой. Похоже, ранение было гораздо опаснее, чем при порезе,  – такие нередко приводили даже к смерти.

«Черт тебя побери, Фиона Фергусон. Черт побери!»

Надо было что-то срочно делать, не дожидаясь прибытия доктора О’Рорка, тем более что тот находился в добрых пятнадцати милях отсюда.

Алекс молча опустился на стул и начал обрабатывать рану. К счастью, Чиверз тоже кое-что понимал в подобных делах и быстро принес горячую воду, полотенца и несколько баночек с целебными мазями. Алекс промыл рану и смазал ее мазью. Он старался делать это как можно осторожнее, но понимал, что Фионе все равно очень больно. Она лежала со сжатыми кулаками, периодически вздрагивая, но из груди ее не вырывалось ни звука.

– Было бы легче, если бы ты погрузилась в обморок, как каждая уважающая себя женщина в подобных обстоятельствах,  – пошутил он грустно, ощутив, как она дернулась, когда нажал ей на грудь.

Губы Фионы дрогнули в подобии улыбки.

– К сожалению, это случается только в романах или на сцене.

– О ты просто не знаешь мою сестру Сисси. Тебе тяжело дышать?

– Когда ты… наваливаешься на меня так – да.

Он убрал руки и слегка приподнял ее за спину.

– А так? Не легче?

– Думаю, легкие в порядке. По крайней мере свиста нет,  – произнесла Фиона, не открывая глаз. – Он попытался вырезать бифштекс из другого места.

Чиверз принес несколько фонарей и расставил их вокруг кровати, затем разжег камин. В комнате стало светло и очень тепло.

– Что-нибудь еще? – спросил он, взявшись за ручку двери.

Алекс посмотрел на свои перемазанные кровью пальцы, которыми только что прощупывал ребра Фионы.

– Я бы не отказался от стаканчика-другого. Сможешь найти бренди?

– Милорд, могли бы и не задавать подобные вопросы – вы меня достаточно хорошо знаете.

Фиона подняла руку.

– Я пожалуй, составлю тебе компанию.

Дворецкий с улыбкой поклонился:

– Я наполню вашу рюмку первой через мгновение, мэм.

Чиверз исчез, чтобы через минуту появиться с графином и двумя наполненными стаканчиками. Поставив все на столик, он помог Алексу усадить Фиону в кровати так, чтобы она могла пить самостоятельно, и удовлетворенно улыбнулся.

– Спасибо,  – поблагодарила Фиона дворецкого, делая глоток. – Теперь я уверена, что смогу выжить после всего случившегося.

Алекс смотрел на дрожащую руку Фионы и думал о том, что больше всего на свете ему хотелось бы увезти ее куда-нибудь, где бы ей никогда ничто не угрожало, где он мог бы постоянно видеть ее и не думать о постоянных страхах за ее судьбу.

– Надеюсь, ты послал кого-нибудь за О’Рорком? – уточнил он у Чиверза.

Фиона подняла удивленные глаза и заерзала на кровати, пролив несколько капель бренди на руку Алекса.

– Ты вызвал сюда доктора, который лечит твоего отца? Как ты мог, Алекс?

Он смотрел на ее пепельно-бледное лицо с темными кругами под глазами, и ему хотелось то рассмеяться, то броситься к ней и расцеловать. Он впервые видел, чтобы кто-то, будучи в подобном состоянии, сердился на него за то, что пригласил лучшего из всех известных докторов.

– Моему отцу намного лучше, и пока он нуждается только в отдыхе.

Она фыркнула и раздраженно махнула рукой.

– Так было неделю назад, когда ты уехал от него. А со мной наверняка все будет в порядке. Женщины регулярно теряют кровь, и ничего. Мы знаем, как с этим управляться.

Алекс почувствовал, что краснеет, чего с ним не случалось с детства; Чиверз тоже был явно смущен, но Фиона, казалось, не обратила на это никакого внимания.

– Что ж, я рад, что ты так уверена в своих силах,  – пробормотал Алекс ворчливо. – Но я все-таки хотел бы получить подтверждение от настоящего врача. И это не обсуждается. Ты, Чиверз, пока свободен.

Алекс сложил кусок мягкой ткани, приложил к ране, затем приступил к перевязке, обматывая марлей ее тонкую талию. Было странно перевязывать те места, которые он ласкал прошлой ночью, прикрывать белой тканью восхитительные бедра, нежный живот, видеть подрагивающие не от ласки, а от боли груди.

На всех этих прелестях, оскверненных насилием и жестокостью, сейчас были следы крови. Если бы не необходимость действовать, чтобы помочь, Алекс, наверное, сошел бы с ума от жалости к своей обожаемой Фионе. Постаравшись отогнать все лишние мысли и сосредоточиться, он намазал марлевые полосы мазью и присел на кровать в ожидании, пока пропитаются. Чиверз, как выяснилось, перед тем как уйти, наполнил бокал Фионы. Алекс налил себе и помог сделать глоток ей в надежде, что выпитого ей будет достаточно, чтобы не обращать внимания на происходящее. Ему не хотелось, чтобы она запомнила, кто именно причина ее дискомфорта и боли, ведь независимо от того, что будет делать О’Рорк, первым начал бередить ее раны именно он, Алекс, причем раны не только физические.

Неожиданно ему стало стыдно за свой эгоизм, за то, что думал не столько о ней, сколько о себе. Может, следовало вообще подождать со всеми этими разговорами? Наверняка ей было больно раскрывать свои страшные тайны, как, впрочем, и выслушивать его исповедь, но ему так много нужно было ей сказать, так много хотелось от нее узнать. И все-таки, несмотря ни на что, ей сейчас немного легче. У него уже появилась уверенность, что она не умрет, а вот уверенности, что он сможет до конца понять, кто такая Фиона, так и не было.

Не знал Алекс также, действительно ли хочет узнать о ней все.

– Фи…

Сказать то, что хотел, Алекс не успел и так и не понял, легче стало или тяжелее от того, что ему помешали.

– Итак, это и есть вторая половинка знаменитых близняшек Фергусон,  – раздался голос от двери.

Алекс заскрежетал зубами.

– Прости, что злоупотребили твоим гостеприимством, старик, но выбор у нас был весьма ограничен.

Фиона, прикрыв плечи кителем своего опереточного мундира, с прищуром посмотрела на остановившегося в дверях незнакомца в вечернем костюме и спокойно сказала:

– Я не уверена, что мы знакомы, как не уверена, рада ли вас видеть, сэр.

Обернувшись, Алекс заметил воинственный блеск в ее глазах, а Дрейк удивленно вскинул левую бровь и, в полупоклоне прижимая руку к сердцу, с усмешкой произнес:

– Я безутешен, леди Фиона! Позвольте представиться: я Маркус Дрейк.

– Да-да,  – пробормотала она. – Я поняла. Наслышана, весьма…

Дрейк больше не улыбался.

– А я о вас.

Алекс бросил на него предостерегающий взгляд – услышать сейчас, при Фионе, что именно ему удалось узнать, совсем не хотелось.

Фиона между тем поставила свой стаканчик на прикроватный столик и поудобнее устроилась среди подушек.

– Хотелось бы все-таки услышать то, что вы знаете, да и Алексу это будет небезынтересно, к тому же поможет сэкономить время. А коль скоро мы здесь, может, отдашь ему часы, Алекс? Или они у Чаффи?

– Часы? – сразу насторожился Дрейк. – Откуда взялись какие-то часы?

– И не только, но мы с тобой поговорим об этом позже, когда я закончу здесь,  – ответил Алекс.

– Мне почему-то кажется, что нам следует все выяснить прямо сейчас.

– Не знаю, доложил ли тебе Чаффи,  – повернулся к нему Алекс,  – но мне удалось сегодня ночью заполучить коллекцию ценностей, а среди них, похоже, и материалы «Львов». И если ты не хочешь, чтобы они оказались в огне, дай мне время оказать помощь мисс Фергусон.

– Эти бумаги из дома Хоузов,  – тихо добавила Фиона, сделав длинный глоток из своего стаканчика. – Из проклятого дома Хоузов.

На этот раз у Дрейка приподнялись обе брови, что выдавало крайнюю степень удивления.

– И в этой коллекции есть компромат на тебя, Найт?

– Есть. Я, естественно, отберу эти бумаги.

– И те, что касаются твоего отца?

Алекс нахмурился и пристально посмотрел Дрейку в глаза.

– Похоже, что тебя не удивляет наличие таких материалов.

– Ну, обвинение в измене выдвинуто против вас обоих. И потом… как бы это сказать… поездка в Санкт-Петербург была не совсем его идеей.

На несколько мгновений Алекс замер с раскрытым ртом.

– Так ты знал? – вымолвил он наконец. – И ничего не сказал мне?

По лицу Дрейка нельзя было понять, что он раскаивается.

– Имелись кое-какие подозрения. В отношении твоего отца и твоей жены.

Алекс начал подниматься, одновременно отодвигая стул, но Дрейк предостерегающе поднял руку:

– Не валяй дурака, парень. Речь идет не о каких-то жалких слухах, а о государственных тайнах. Мы поговорим об этом, когда ты спустишься ко мне вниз.

– С удовольствием. Но моего отца ты оставишь в покое.

Фиона открыла глаза и взяла Алекса за руку.

– Это не совсем то, что мы с тобой решили.

Алекс обернулся и увидел ее испуганные глаза. Она опасалась за него! И это в то время как сама подвергается смертельной опасности, в том числе из-за того, о чем недавно рассказала ему. Горько улыбнувшись, он поднес ее руку к губам и благодарно поцеловал.

– Я бы не вмешивался на вашем месте, мисс Фергусон,  – медленно, будто в раздумье, проговорил Дрейк. – Ведь как минимум двое покойников в Эдинбурге вам хорошо известны.

– Мне об этом тоже известно, причем от самой леди,  – вмешался Алекс, устремив на Дрейка блеснувший гневом взгляд. – Так что, если в чем-то не уверен в данном случае, тоже можно будет обсудить.

Видимо, решив, что с него достаточно, Дрейк неожиданно широко улыбнулся и, не говоря ни слова, вышел из спальни. Все внимание Алекса вновь переключилось на Фиону, но она даже не посмотрела на него: казалось, вообще его не замечала,  – а с печальной улыбкой проводила взглядом Дрейка, будто пытаясь обнаружить след страха, который остался после него. Ее чуть приподнятая рука лежала совершенно спокойно и напоминала нежным элегантным изгибом лебединую шею. Глаза потеряли обычный блеск и в неярком утреннем свете казались серыми. Алекс с трудом отогнал тревожное предчувствие.

Внезапно он решил, что не хочет слышать продолжение исповеди: пусть ее тайны, сколь бы ужасны они ни были, остаются при ней. Он готов помочь ей разрешить связанные с этими тайнами проблемы, понимает, что именно ему предстоит найти способ, как это сделать, однако только сейчас осознает, что у Фионы есть тайны, которые лучше навсегда оставить в прошлом, в темных нишах эдинбургского моста. Но решать ей.

Алекс взял графин и наполнил оба стаканчика. Фиона, казалось, даже не заметила этого – держала свой в руках, рассеянно барабанила по нему пальцами и невидяще смотрела куда-то вдаль. Он ждал.

– Мей всегда была очень красива,  – вдруг начала она, не глядя на Алекса, будто продолжая прерванный рассказ. – Я старалась ее прятать, но она была слишком необычной. Еще в пору раннего детства окружающие восхищались ею и останавливались, чтобы полюбоваться.

Фиона на мгновение замолчала и опустила глаза, будто что-то разглядывая на коленях, а когда вновь заговорила, ее голос стал спокойным и ровным:

– Так вот. Один банкир, очень влиятельный и весьма уважаемый семейный человек, активный прихожанин местной церкви, однажды утром, когда мы шли к себе из лавки аптекаря, увидел Мей.

Глаза Фионы наполнились слезами. Алекс, стараясь как-то поддержать, взял ее за руку и немало удивился, насколько сильно были сжаты ее пальцы. Взгляд ее оставался прежним – рассеянным, безжизненным, безнадежным.

– Я держала ее за руку, потому что улица, по который мы ходили, была довольно оживленной: того и гляди угодишь под повозку или лошадиные копыта. Ей тогда было одиннадцать.

Пожалуй, еще никогда Алекс не испытывал такой бессильной ярости. Захотелось схватить что-нибудь, разбить, разломать и втоптать осколки в землю. Он готов был вступить в кровавую схватку с каждым стервятником, который мучил таких девочек, с каждым «добрым христианином», который поворачивался спиной, делая вид, что ничего не замечает, с каждым политиком, который заботится лишь о собственном благополучии, а до брошенных на улицах несчастных детях ему нет дела. Алекс понимал, что таких слишком много, и с болью осознавал, что Фи, сама того не желая, была втянута в паутину насилия и запуталась в ней.

Но Мей! Мей до сих пор видит мир сквозь призму восприятия своей сестры; Мей, прожив год под мостом, до сих пор нуждается в поводыре.

– Он стал… появляться постоянно,  – продолжила Фиона, и голос ее теперь был приглушенным и слегка хрипловатым. – Шел за нами. Заговаривал с ней. Дарил разные безделицы – игрушки, сладости. А потом один из моих друзей как-то сказал, что случайно слышал, как банкир подговаривал какого-то громилу разделить нас и… украсть Мей. Больше я ждать не могла.

Алекс проглотил горький комок, пальцы свободной руки сами собой сжались в кулак.

– И что ты предприняла?

Фиона улыбнулась, хотя лицо ее оставалось мрачным.

– Завела знакомства среди его кухонной прислуги и узнала, что он заказывает у мясника какие-то особые отбивные котлеты, причем почти каждый вечер, и что никто, кроме него, их не ест. Осталось только заплатить мальчишке из мясной лавки, чтобы позволил доставить эти котлеты в дом банкира мне.

Она замолчала, и Алекс почти физически ощутил тяжесть в душе. Она сказала: Мей было одиннадцать лет,  – но ведь они близнецы! Значит, уже в столь юном возрасте Фиона обладала чувством долга, была достаточно сильна и сообразительна, если сумела избавиться от насильника, который хотел обесчестить ее сестру.

Невероятно! И это его Фиона, созданная для того, чтобы радоваться небу и яркому солнцу, чтобы дарить наслаждение и вызывать позитивные эмоции тонким юмором и оригинальными высказываниями в острых дискуссиях. Он всегда представлял ее такой и был уверен, что в этом и есть ее сущность.

Но, оказывается, Фиона была не только той смелой девушкой с нежной душой, которую он встретил четыре года назад, и не только той сдержанной, жившей в постоянном напряжении леди, которую увидел в доме ее деда. Ей приходилось жить в грязи и смешиваться с грязью, чтобы выжить. Ей приходилось превращаться в острый смертоносный клинок, чтобы защитить себя. В общем, реальная Фиона оказалась гораздо сложнее того образа, который он составил для себя: в ней было всего намного больше – хорошего и плохого,  – чем в той девушке, которую полюбил, и вместить все это Алексу пока не удавалось.

В какой-то момент он подумал, что вообще не способен понять ее до конца. Но ведь сейчас главное не это. Главное, что она жива, а значит, они смогут подумать об этом вместе.

– Полагаю, что тот, другой, которого ты убила, был вооружен ножом? – спросил он спокойно.

– Я оказалась там как раз вовремя,  – ответила она ровным, тихим голосом. – Бедная Мей.

– Что же произошло? – задал он следующий вопрос, подумав, что если не получит на него ответа сейчас, то, наверное, не получит уже никогда.

Ему казалось, что и она нуждается в том, чтобы наконец выговориться. Об этом свидетельствовали ее затуманенные глаза, в глубине которых скрывались призраки тех, кого он никогда не видел и не увидит.

Фиона пожала плечами:

– Это было в нише под мостом. Он удивил и напугал нас… Я надеялась, что никто не заметил.

Он с облегчением подумал, что она все-таки доверилась ему настолько, чтобы поделиться самым сокровенным. Это уже хорошо, но было бы еще лучше ей поплакать, чтобы со слезами вытек отравлявший ей душу яд прошлого. Как Алекс и рассчитывал, в ее глазах появились слезы и начали медленно сползать по щекам. И это были необычные слезы: казалось, они горькие и темные,  – словно действительно яд сочился из старых ран.

Слез становилось все больше, они текли все быстрее, будто она наконец убрала сдерживавшую их преграду и они хлынули набирающим силу и смывающим все на своем пути потоком. В глазах неожиданно вспыхнул и растворился страх, и взгляд ее на мгновение показался безумным. Ей явно было трудно дышать, и время от времени она делала глубокие судорожные вздохи. Рот был приоткрыт, но никаких звуков, кроме этих хрипловатых вздохов, не раздавалось. Руки оставались напряженными, пальцы – сжатыми в кулак. Она взглянула на него и закрыла глаза, будто оберегая от того, что можно в них увидеть.

Алекс подумал, что она правильно поступила: не надо это показывать, ни один человек никогда не видел подобного, потому что никому не хватит сил вынести такую боль.

А затем он услышал звук, от которого волосы встали дыбом и по коже побежали мурашки. Фиона выла. И это было куда страшнее, чем подвывание Мейрид. Если то был вой от страха, обиды и боли, то звук, который издавала Фиона, сплошь состоял из отчаяния.

Алекс больше не мог этого выносить: опустив ее на матрац, он с силой прижал девушку к нему – лишь бы успокоилась, лишь бы прекратился этот смертельно пугающий звук,  – и принялся ласково, как ребенка, уговаривать:

– Все хорошо, сладкая моя, милая. Успокойся. Ты напугаешь Мей, если не прекратишь.

Мало-помалу рыдания затихали, Фиона умолкла и приоткрыла опухшие от слез глаза. Выглядела она ужасно. Медленно, как бы через силу, она повернула голову и посмотрела на него.

– Разве я могу искупить это?

Алексу показалось, что его сердце разорвалось на тысячу мелких кусков, и он прошептал, с трудом сдерживая слезы:

– Глупая ты моя девочка. Неужели не понимаешь, что вся твоя жизнь и была искуплением? Ты столько раз спасала Мей. Ты спасла своего брата, дав возможность, не отвлекаясь, делать то, что ему было положено. – Он нежно коснулся губами ее губ, соленых от слез. – А что могло случиться со мной, если бы не ты? Не будь моей Фи, кто бы спас меня совсем недавно? Без тебя я никогда не понял бы, что самое важное в жизни и в чем истина.

– И этого достаточно? – чуть слышно спросила она дрожащим голосом.

– Еще бы! – воскликнул он улыбаясь. – А если нет, можешь выйти за меня замуж. Это сразу прибавит уйму очков.

Она растерянно заморгала, явно не понимая до конца смысл сказанного. Алекс не удивился, потому что и сам не до конца еще осознал то, что предложил мгновение назад, но его замешательство было недолгим. Через короткое время он уже точно знал, что именно о таком будущем и мечтал, что Фиона та самая единственная, которую он хотел бы видеть рядом с собой всегда, что только ей готов отдать без остатка тело и душу.

Однако она не отвечала.

Прошлое никак не отпускало, не желало покидать судорожно вздрагивающее тело. Борьба, страх, потери, предательство, лишения, которые сопровождали ее на протяжении многих лет, отражались в глубине потемневших глаз. И это было невыносимо.

– Милая,  – прошептал Алекс, нежно приподнимая ее подбородок и заглядывая в глаза. – Тебе чертовски необходимо как следует поплакать. Почему бы тебе не облегчить душу, предоставив все остальное в мире мне?

Фиона будто только этих слов и ждала. По щекам потекли крупные горячие капли. Она всхлипнула раз, другой, потом, набрав в грудь воздуха, еще… Тело начало трястись как в лихорадке, и будто из глубины души, оттуда, где хранилась застаревшая, тщательно скрываемая боль, раздался стон, вновь переросший в бесконечный, невыносимый вой.

Только ценой огромных усилий Алексу удавалось держать себя в руках. Его горло горело, готовое тоже разразиться криком, руки дрожали. Он гладил ее по волосам и без особого результата пытался вытереть слезы, потом оставил попытки и просто обнял, прижался всем телом, будто хотел защитить ее от собственных воспоминаний. Он только сейчас начал наконец понимать, что носила в себе Фиона Фергусон все эти годы. Черные страхи, черная правда, память о самых ужасных поступках поднимались из самых дальних уголков сердца и, будто зараженная кровь, просачивались наружу, стекая по лицу на грудь, и впитывались в простыни и одеяло, которым он пытался ее укрыть. Они собирались в тугие комки в ее легких, и она выталкивала эти комки в монотонном стоне, пытаясь освободиться от горьких воспоминаний, вытряхивала, сотрясаясь в рыданиях.

И лишь после бесконечно долгих минут, после того как в дверях по очереди появились и исчезли, повинуясь предупреждающему знаку Алекса, озабоченные физиономии Чиверза и Чаффи, после того как жилетка самого Алекса стала совершенно мокрой, а сердце почти отказалось биться и только нервно вздрагивало в груди, он почувствовал, что рыдания Фионы начинают стихать. Алекс обхватил ее руками и, с силой сжав в объятиях, уткнулся в спутанные волосы и принялся что-то шептать – пусть непонятное, но очень нежное. Потом, чуть отстранившись, он взял ее руки в свои и, приподняв голову, притронулся губами к завитку на виске.

– Ну как, лучше?

Фиона не улыбнулась, и Алекс понимал ее, поэтому больше ни о чем не спрашивал.

– Да,  – скорее выдохнула, чем ответила, она, касаясь ладонью его груди. – Похоже, что да…  – добавила чуть неуверенно, будто удивляясь своим ощущениям.

Алекс чмокнул ее в нос, в веснушку на самом кончике.

– В таком случае почему бы мне еще раз не проверить твою повязку, а потом нам обоим не свернуться калачиком и не отдохнуть до приезда О’Рорка?

Фиона кивнула и аккуратно провела рукой по его рубашке, о чем-то сосредоточенно размышляя.

– Алекс?

Взглянув на нее, он увидел, что она лежит с закрытыми глазами и вроде бы дремлет.

– Да, сладкая?

– Йен ни о чем не знает. Не стоит говорить ему. Пожалуйста. Он делал для нас все, что мог. Я не хочу, чтобы он тоже носил в себе весь этот ужас.

Она глубоко вздохнула, и Алекс опять погладил ее по голове, уже не обращая внимания на ее короткие волосы,  – ведь это ее волосы, а каждая ее частица стала для него бесценной!

– Хорошо. Но только при условии, что ты выйдешь за меня замуж.

Напряжение чуть отпустило Фиону, но до полного спокойствия было еще далеко, по крайней мере в тот момент, когда он произносил последние слова.

Однако еще через несколько минут глаза ее закрылись, дыхание сделалось ровным и глубоким – она уснула, положив голову ему на плечо. Алекс чувствовал себя так, будто ему удалось одержать победу, такую победу, которая навсегда остается в душе мужчины. Он ощущал ее как яркий свет. Она стоила ран, полученных этой ночью. И даже то, что Фиона так и не ответила на его вопрос, сейчас было не важно.

 

Глава 22

Когда Фиона проснулась, было светло и тихо. Стало ли ей лучше, она сразу не поняла. Она находилась одна в небольшой, элегантно обставленной комнате, где Алекс делал ей перевязку. Огонь в камине почти погас, поэтому было довольно прохладно, но в высокое окно ярко светило солнце.

Похоже, была уже середина дня. Фиона села и осторожно спустила ноги с кровати. Голова болела, будто набитая грязной ватой, впитавшей эхо криков и излишки бренди. Но она подумала, что могла бы чувствовать себя и хуже, ведь ее выпотрошили, а затем зашили, как рождественскую гусыню. Однако действительно сильно болела только задница, на которую она шлепнулась, когда выпрыгивала из окна дома Хоузов. В принципе все ее повреждения были не особенно серьезными, и она не сомневалась, что справится с ними.

Алекс, видимо, ушел уже давно, хотя углубление на подушке, оставленное его головой, еще было видно и ощущался его аромат, в котором смешались запахи дорогого ветивера и лошадиного пота. Фиона взяла его подушку и прижала к груди, как делала с подушечкой, оставшейся от матери, как будто могла вызвать его во плоти, соединив хранящийся в памяти образ его прикосновений с этим едва уловимым ароматом.

Она вдруг поняла, что не сможет уснуть без него, хотя теперь точно знала, что он придет, а может быть, именно поэтому. На глаза почему-то навернулись слезы, а вместе с ними воспоминания: трясущаяся телега, размытые темные очертания большого строения, грязь под ногами, тусклый дрожащий огонек свечи возле покрытой каплями влаги кирпичной стены, запорошенные снегом куски угля на уходящем вверх изгибе улицы, похотливые взгляды и старающиеся схватить руки. Она вновь ощутила, как во сне замерзают пальцы на руках и ногах, как сводит пустой желудок, почувствовала запах отбросов, перегара и подгнившей капусты.

И страха. Она знала, как пахнет страх, и могла вспомнить это в любой момент, но от этого не становилось легче. Ощущение страха далеко не всегда помогало ей предотвратить беду, и хуже всего, что касалось это Мейрид. Ничто не могло заставить ее быть осторожной, по-настоящему опасаться. Мей просто не понимала как. Во всех случаях она ждала решения от сестры, и ей приходилось его принимать.

Но как бы там ни было, сейчас, когда холодное солнце играло своими отблесками на простынях и покрывалах, ощущение вины, которое Фиона носила в себе столько лет, было слабее. Опустошившие ее слезы размыли это ощущение и, похоже, размягчили и Алекса. Она еще никогда не чувствовала такого умиротворения, как сейчас.

Алекс оказался прав. Это было давно, и прошло много времени с тех пор, но она по-прежнему носила все в себе, пока наконец не нашелся человек, которой сумел ее убедить, что так жить больше нельзя. Он вскрыл ее застаревшие раны своими заботливыми взглядами и волшебными прикосновениями, и это стало началом исцеления. И уже не столь важно, что случится дальше: она будет любить его уже за одно то, что у него хватило терпения и мужества изменить ее жизнь.

Он был так терпелив, так добр, когда она вывалила на него свои признания; выслушал ее с таким пониманием, без оценок и комментариев. И сделал ей предложение. Она слышала,  – оба раза, хотя и не отреагировала. Но как он мог после того, что говорил в карете? Как он на самом деле отнесся к ее признаниям? Ведь она видела отвращение, мелькнувшее в его глазах,  – в этом может поклясться. Она до сих пор ощущает этот взгляд. Он был как пинок, как удар в грудь. Она почти физически почувствовала тогда, как увядают под ним ее сокровенные мечты.

Однако потом, когда он нагнулся и нежно прикоснулся губами к ее лбу, эти мечты вновь ожили.

Конечно, все это девичья глупость. Нет ничего глупее, чем видеть то, чего на самом деле нет. Алекс просто пожалел ее. Он не может относиться к ней с уважением. Как можно уважать такую, как она, зная то, в чем она ему призналась? Да это себя не уважать.

«Хватит!» Фиона отложила подушку в сторону и постаралась отогнать назойливые мысли. Скоро она все узнает. Скоро станет известно, какое будущее ее ожидает, тогда и будет думать. Она осторожно соскользнула с кровати на плохо гнущихся ногах, набросила ночной пеньюар и огляделась. В убранстве комнаты ощущалась элегантность и смелость. Выдержанная в бело-голубых тонах, она была обставлена красивой легкой мебелью, безукоризненно соответствующей чиппендейловскому стилю. Как подумала Фиона, это, видимо, одно из тех помещений, которые четко отражают сущность своих хозяев. Однако ни чьей-либо одежды или обуви здесь, естественно, не было.

Фиона стояла у кровати, бессмысленно глядя на дверь, не имея представления, что делать дальше. Всю жизнь, сколько себя помнила, вставая утром, она сразу составляла план дел на день. Они могли быть нудными или интересными, тяжелыми или легкими, но всегда были, и в большом количестве. Кроме того, приходилось помнить о тысячах вещей, с которыми сталкивалась вчера и даже неделю назад.

Но это было до того, как Мей стал опекать Чаффи Уайлд, освободив тем самым от груза забот, который Фиона несла всю предшествующую жизнь; до того как она поняла, что сестра, конечно же, будет всегда любить ее, но главную опору видит теперь не в ней, а в этом мужчине; наконец, это было до того как Алекс сделал это чертово предложение,  – по сути дела, предложив взять на себя заботу о ней, не сказав, однако, любит ее или нет.

Надо признать, она и сама была удивлена, что так испугалась. В конце концов, разве не она мечтала о временах, когда сможет пожить для себя? Как бы ни любила она сестру, ей хотелось, чтобы дни начинались с размышлений о чем-нибудь еще, кроме потребностей Мей.

Но вот такой день пришел. И что? О чем думать, когда в голове пустота?

Неожиданно, будто почувствовав печальные размышления сестры, в дверях появилась Мейрид, такая чистенькая и ухоженная, будто Фиона, как обычно, помогла ей сделать прическу и подобрать одежду. Простое светло-оранжевое платье было ей очень к лицу, как и аккуратный классический пучок.

– Как ты? – приветствовала ее Фиона, удивляясь несвойственному сестре спокойному выражению глаз.

Во взгляде явно было что-то новое. Так легко и уверенно Мей, пожалуй, еще никогда не смотрела на нее. В душе вновь проснулось мучившее ее двойственное чувство. Все хорошо. Но все изменилось, совершенно изменилось. И она даже не знает, каким будет ее место в этой новой жизни.

Вдруг нахмурившись, Мей прошла вперед и потребовала:

– Слушай! Я хочу, чтобы ты села, Фи, на этот мягкий стул. Доктор О’Рорк починил тебя?

– Что ты имеешь в виду? – задала встречный вопрос Фиона, устраиваясь на стуле и внимательно глядя на сестру.

Мейрид села на кровать и, покачав головой, посмотрела на Фиону так, будто она дитя неразумное.

– Послушай, Фи. Я же тебя знаю лучше всех, и ты не можешь меня одурачить. Если бы Чаффи не сказал, что я могу сделать хуже, побеспокоив тебя, то я бы уже давно была здесь. К тому же я поняла, что твои раны не смертельны, иначе все уже носились бы здесь сломя голову.

Логика Мей заставила Фиону улыбнуться:

– Очень хорошо, что тебе все известно. И ты права: со мной все в порядке – несколько стежков на коже, и все. А вот где моя одежда, ты не знаешь?

– В мусорном баке, полагаю,  – хихикнула Мейрид. – Кстати, здесь было довольно много разговоров насчет твоих похождений в мундире.

Фиона тоже улыбнулись, хотя сердце испуганно сжалось при воспоминании.

– Но невозможно же бегать по крышам в платье.

– Да и сражаться с противником – тоже, я полагаю,  – поддержала шутку Мейрид, теребя пальцами кремовую ленту, украшавшую лиф ее платья. – Мне не понравилось, что ты была одна ночью, Фи. Но когда ты… когда ты…  – Она подняла глаза, наполненные настоящей болью. – Я никогда не слышала раньше, чтобы ты издавала такие звуки. Но Чаффи сказал…

Фиона почувствовала, как теплеет сердце, и, растрогавшись, потянулась к сестре, но тут же сама очутилась в ее объятиях.

– Чаффи был прав: ты бы утонула в соленой воде, которая из меня вылилась. Хорошо хоть Алекс оказался таким выносливым, чтобы выдержать это.

Мей помогла сестре встать, явно успокоившись, и спросила:

– Он будет хорошим мужем, правда?

– Чаффи?

– Не глупи. Алекс, конечно.

У Фионы перехватило дыхание.

– Кто?

Мейрид сердито фыркнула.

– Он же сделал тебе предложение. Разве нет? А Чаффи говорил, что сделает.

Чтобы не смотреть в светящиеся радостью и надеждой глаза сестры, Фиона отвернулась к окну, за которым светило, почти не грея, солнце поздней осени.

– Я не вполне уверена… Но даже если он и предложил мне выйти за него, то сделал это исключительно из-за неуместного в данном случае альтруизма.

– Но ты совсем не такая, какой была его жена,  – возразила Мей. – Это тоже Чаффи мне сказал.

– Меня тоже нужно спасать,  – вздохнула Фиона. – По крайней мере, так думает Алекс. Ты лучше расскажи о себе, Мей. Чаффи собрался сделать из тебя респектабельную даму?

Впервые в жизни она увидела в глазах сестры радость, причиной которой стало не звездное небо или очередная разгаданная головоломка. «Влюблена до потери дыхания»,  – подумала Фиона, и сердце кольнуло от еще одного доказательства, что теперь не она главная опора в жизни сестры.

– Так у вас что, уже все официально оговорено? – постаралась скрыть тревогу Фиона, но слегка дрогнувший голос выдал противоречивость чувств, которые она испытывала. – Он и математику знает на достаточном для тебя уровне?

Радость в глазах Мейрид сменилась огорчением.

– Понимаешь, кажется, я единственная, кто это понимает.

– Что именно, сладкая?

– Ну, то, что он такой блестящий на самом деле. – Она вновь улыбнулась, но в глазах Фионы увидела уверенность и готовность защищать. – Мне кажется, что он и сам об этом не знает.

– Что ж, тогда это и будет твоей задачей: вселить в него уверенность, что он такой.

Мей сплела пальцы. Ее руки слегка подрагивали от волнения.

– Я даже не знаю, как должна себя чувствовать в такой момент, Фи. Нормально ли, что мне немного страшно?

– Если бы этого не было,  – раздался голос от двери,  – то я мог бы решить, что ты либо легкомысленная, либо слабоумная.

Мейрид резко развернулась, и на ее лице вновь появилась сияющая улыбка.

– Так вы подслушивали, сэр! Разве не знаете, что я никогда не обсуждаю свои личные дела?

– Вообще-то именно этим ты сейчас и занималась,  – осторожно возразила Фиона. – Но я полагаю, что будущему мужу можно простить, если он немного и послушал.

Чаффи сделался красным как рак и в смущении опустил голову. Очки, естественно, соскочили, и Мей тут же сорвалась с места, чтобы их поправить.

– За ней нужен глаз да глаз, знаете ли. Она такая же одержимая, как тот парень… Алебард,  – пробормотал молодой человек, обнимая ее за талию.

– Абеляр ! – хором воскликнули сестры.

Чаффи почесал ухо.

– Написал вашему брату насчет согласия: вроде положено и все такое,  – а он ответил, чтобы я спросил у тебя, Фи.

– У меня? – удивленно переспросила Фиона. – Почему у меня?

Чаффи задумался.

– Ну, наверное, потому, что ты старшая сестра.

– О боже, нет! – рассмеялась Фиона. – Мей старше меня на целых семь минут. Так что спрашивай ее. Хотя постой: ты это уже сделал,  – а значит, одобрение получено.

Она подошла к Чаффи и поцеловала в пунцовую щеку.

– Я вижу, как ты к ней относишься, и уверена, что не разочаруюсь.

В глазах Чаффи вспыхнули озорные огоньки:

– Могу ли я сказать то же самое Алексу? Он ждет внизу.

– Заставь его написать для тебя стихи,  – неожиданно посоветовала сестре Мей. – Чаффи для меня написал.

Фиона, улыбнувшись, удивленно посмотрела на будущего зятя.

– Да ну, ерунда…  – пробурчал тот, еще сильнее краснея.

– Неужели ты всерьез полагаешь, что поэма важнее, чем поэт? – пришла ему на помощь Мейрид, опять поправляя очки.

Она так и замерла: с поднятой рукой, насупившаяся, взгляд в сторону.

Фиона едва сдержала смех при виде этой трогательной сцены, подумав, что для этих новобрачных следовало бы нанять няньку, чтобы не давала им запутаться в собственных мыслях и предотвращала ссоры.

– Мей? – окликнула она сестру.

Та посмотрела в ее сторону, однако взгляд оставался рассеянным.

– Ладно, дети, хватит ссориться. Лучше найди мне, Мей, какую-нибудь одежду, иначе я вообще никуда отсюда не выйду.

Судя по тому, как растерянно заморгал Чаффи, ему только сейчас пришло в голову, что Фиона практически не одета, и, что-то бормоча от смущения, он потянул Мейрид к двери.

– Принесем, но… ее. Ты должна спуститься. Алекс не может прийти. Кроме того, Дрейк спрашивал о тебе.

Прислушавшись к себе, Фиона отметила, что чувствует себя намного лучше, и уже менее чем через полчаса стояла перед дверями библиотеки Дрейка, впервые за последние месяцы элегантно одетая – в платье из ярко-зеленого муслина, с длинными рукавами и гофрированным воротником,  – и причесанная: волосы забраны наверх, открывая шею, и собраны в изящный узел.

Первой, кого она увидела, когда вошла внутрь, после того как дворецкий объявил о ней, была леди Би, стоявшая возле массивного стола. Обида, которая читалась в спокойных голубых глазах пожилой дамы, остановила Фиону от бурных проявлений радости, и она просто протянула к ней руки.

– Мне очень жаль, Би! Простите. Мы не хотели так поступать с вами, но думали, что таким образом сможем оградить от неприятностей.

Би взяла ее руки в свои и тихо произнесла со слезами в глазах:

– Бедные простушки.

– Значит, мы прощены?

Ответом были быстрые конвульсивные объятия леди Би.

Только сейчас, когда пожилая дама сделала шаг в сторону, Фиона увидела и других людей, находившихся в комнате. При ее появлении привстали и вновь заняли свои места трое мужчин: за столом сидели Алекс и Дрейк, а еще один джентльмен удобно расположился в красном кожаном кресле.

– Сэр Джозеф! – обрадовалась Фиона и направилась к нему, чтобы пожать руку. – Что вы здесь делаете, сэр? Как вы себя чувствуете?

Сэр Джозеф по-прежнему выглядел усталым и был немного бледен, однако с первого взгляда было ясно, что ему намного легче.

– Разве доктор О’Рорк не говорил, что он лучше любого лондонского горе-эскулапа? – широко улыбнулся и он ей. – Его лечение наперстянкой настоящее чудо. Он сказал, что при наличии здравого смысла и разумном воздержании я очень быстро восстановлю силы.

– Очень рада это слышать,  – сказала Фиона.

Улыбка, освещавшая ее лицо, быстро исчезла, когда она вспомнила о компрометирующих письмах, которые были у Алекса, и о том, что он должен был рассказать о них Дрейку. Не убирая руку, которую держал сэр Джозеф, она с тревогой посмотрела на сидящих за столом.

– Не волнуйтесь, дорогая,  – успокоил ее заметивший это сэр Джозеф, добавив к словам улыбку. – Все уже известно.

Дрейк в отличие от него держался подчеркнуто строго.

– Сэр Джозеф рассказал о весьма сложной игре, которую затеял со своей снохой. – Он показал конверт и снова положил его на стол. – Выиграть никому не удалось, но это уже не имеет значения: женщина мертва.

Фиона инстинктивно посмотрела на Алекса. Тот протянул ей руку, и она не раздумывая бросилась к нему, оставив сэра Джозефа. Алекс был серьезен, как никогда, но выражение его лица ее не пугало: в нем ощущались уверенность и мягкость, которые успокаивали лучше любых слов.

– Он хотел защитить меня,  – улыбнулся наконец Алекс и взял обе ее руки в свои ладони. – Информацию, которой делился с ней, он тщательно, до последнего слова, продумывал, и в итоге она только сбивала с толку тех, кто ее в конечном счете получал. Но об этом никто не знал.

– Я пытался раскрутить Аннабел в надежде раскрыть ее связи, но, к сожалению, получилось так, что они начали раскручивать Алекса,  – признался сэр Джозеф с печалью в голосе.

Фиона переводила взгляд с одного мужчины на другого, стараясь до конца понять смысл сказанного. Внезапно колени подогнулись, и она опустилась на стул, не видя уже ничего, кроме светло-карих глаз Алекса.

– Значит, ты…

– Бедный простак,  – произнесла сидевшая рядом с сэром Джозефом леди Би.

– Идиот,  – добавил лорд Дрейк и тоже опустился на стул. – И я хотел бы официально призвать обоих Найтов впредь предупреждать, если им когда-либо опять взбредет в голову защищать корону в одиночку, без посторонней помощи. Последние двенадцать часов я потратил на то, чтобы исправить ошибку шерифа Лондона, заподозрившего вас в подготовке антиправительственного заговора.

Так просто. Так безобидно. Сердце Фионы отбило радостную дробь. Алексу ничто не угрожает. Его отцу тоже. Их проникновение в дом Хоузов принесло желаемый результат.

– А мой дед? – спросила она с дрожью в голосе.

Лицо Дрейка не изменилось, но Алекс заметно напрягся:

– У нас нет полной уверенности… Будет проведено расследование. Если бы давал вам эти шифровки не он лично, можно было бы говорить о его невиновности.

Фиона растерянно заморгала.

– Лично? А с чего ты, Алекс, вообще взял, что он сам давал мне в руки что-то еще, кроме наших дорожных бумаг? Да и их-то, полагаю, он вручил нам только потому, что Брюс-Джонс был тогда в Лондоне.

К ее удивлению, эти слова привлекли всеобщее внимание.

– А через кого же вы получали шифровки?

– Через Брюс-Джонса, конечно. Вместе с почтой, указаниями на предстоящую неделю и списком наказаний за различные мелкие проступки. Я и тогда, когда ты приехал рассказать о Йене, вышла только потому, что ты сначала спросил меня, а потом уже деда.

– Думаю, нам не стоит делать какие-либо выводы, пока из Йоркшира не вернутся следователи,  – сказал Дрейк.

– Хотите, я помогу вам?

– Нет! – в один голос воскликнули мужчины.

Фиона улыбнулась:

– Может, вы еще передумаете. Алекс подтвердит, что я не кисейная барышня и к тому же хорошо знаю всех, кто вас интересует. Так что подумайте.

Дрейк пронзил ее взглядом своих острых светло-карих глаз и произнес, опустив руки на лежащую перед ним раскрытую папку:

– Полагаю, у вас и без этого есть над чем подумать.

Фиона решила, что слишком рано возомнила, будто почва перестала качаться под ногами, и слова Дрейка были тому подтверждением, и сказала, пытаясь справиться с неприятным покалыванием в животе:

– О, пришел и мой черед? Что ж, мои прегрешения отнюдь не столь невинны, о чем ты напомнил мне этой ночью. И совершены были не на службе королю.

Дрейк отвел взгляд и сосредоточился на бумагах, которые держал. Фиона не шевелилась, только сильнее сжимала руку Алекса. Она чувствовала его молчаливую поддержку, и это придавало ей силы.

– Суть в том,  – начал Дрейк, заглядывая в свою папку,  – что оба происшествия не вызывают никаких вопросов. В первом случае мы имеем дело с применением ножа в целях необходимой самообороны, а в другом…  – Он поднял голову, и Фиона наконец увидела сочувствие в его глазах. – Скажем, э-э… полиция Эдинбурга не была ни удивлена, ни огорчена кончиной того джентльмена.

Дрейк неторопливо поднялся со стула и продолжил уже менее официальным тоном:

– Однако в следующий раз я бы посоветовал вам подобрать не столь печально известный яд. Симптомы отравления наперстянкой знакомы любому практикующему врачу уже хотя бы потому, что это растение используется в качестве лекарства.

– И я благодарю Бога за это! – воскликнул сэр Джозеф, также поднявшись со своего кресла, и на лице его светилась счастливая улыбка. – Это все, насколько я понял?

– Все,  – подтвердил Дрейк, захлопывая свою папку. – Все вы теперь имеете основания для радости, а я – для надежды, что мое скромное жилище будет оставлено с миром.

Алекс помог Фионе подняться и хотел что-то сказать, но в этот момент дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену.

Алекс резким движением загородил собой Фиону, а она нагнулась, чтобы вынуть нож, однако в комнату влетела Мейрид, а за ней следом – Чаффи.

– Вы не можете арестовать мою сестру! – воскликнула Мей тоном трагической актрисы.

Дрейк прислонился к столу и, явно наслаждаясь происходящим, крикнул, поворачиваясь к Чаффи:

– Я чего-то не могу? Ты не знаешь, о чем это она?

– Представь, нет. Сидели себе, говорили о свадьбе, и вдруг она вскочила, раскричалась и побежала. Я сам едва понял куда.

– А запах апельсинов не чувствовали? – спросила взволнованно леди Би.

– О здравствуйте, леди Би! – в один голос приветствовали даму Чаффи и Мейрид, без особой, впрочем, радости.

Дрейк вздохнул, а Фиона, уже почти успокоившись, едва не рассмеялась, но взяла себя в руки и ровным тоном сказала:

– Мне ничто не угрожает, Мей. Практически мы закончили.

– Но тебя не могут арестовать! – упрямо заявила та, уперев руки в бока. – Я спасу тебя!

Фиона раскрыла объятия.

– Ты немного опоздала, сладкая: лорд Дрейк уже сделал это.

Мейрид нахмурилась, пытаясь оценить ситуацию.

– А Алекс тебе уже сделал предложение?

Пришла очередь Фионы краснеть.

– Нет… и это не твое дело. Кстати, не пора ли нам всем покинуть это помещение? Не припозднились ли мы с завтраком?

– Пора заморить червячка,  – поддержала ее леди Би, кивнув.

– Почему не сделал? Трусишь? Боишься, что и со мной придется возиться? Но тебе не придется. Для этого есть Чаффи,  – будто ничего не слышала, продолжала Мей.

– Но я сделал…  – возразил Алекс не вполне уверенно. – Только вот ответа не получил.

Все посмотрели на Фиону, и той захотелось провалиться сквозь землю.

– Это,  – многозначительно посмотрела она на сестру,  – тема не для общего обсуждения.

Мейрид вновь повернулся к Алексу.

– Ты будешь заботиться о ней? У тебя есть поместье? Деньги в фондах? Из какой ты семьи? Я имею право задать эти вопросы.

– Потому что она старшая сестра,  – объяснила Фиона, едва сдерживая смех, и подумала: «День становится все более непредсказуемым и интересным».

– Она? – не сдержал удивления Дрейк.

– Я готов ответить. – Алекс, не отворачиваясь от пристального взгляда Мейрид, которая стояла подбоченившись посреди комнаты под руку с Чаффи, указал рукой на сэра Джозефа: – Ну, моего отца ты уже видела, а поместье, когда выйдешь замуж, будешь видеть очень часто.

Мейрид нахмурилась:

– Очень часто? Почему? У Чаффи же есть свое…

Алекс удивленно посмотрел на друга:

– Ты ей не говорил?

– Как-то не подумал,  – ответил тот, пожимая плечами, и повернулся к Мей. – Оно по соседству.

Услышанное весьма заинтересовало не столько Мейрид, сколько Фиону.

– По соседству? По соседству с чем?

– С владениями Чаффи,  – улыбнулся Алекс. – Его поместье граничит с моим. Мы и познакомились, когда я летом приезжал к своему дяде, который собирался оставить мне эти земли в наследство. Честно говоря, если бы Чаф не оказался рядом, в этих поездках было бы мало приятного.

Чаффи закивал в подтверждение:

– И моим родителям он очень нравится. Они думают, что он прямо-таки совершенен.

– А я такой и есть,  – рассмеялся Алекс, но Мейрид перевела взгляд на Чаффи и строго сказала:

– Не он совершенен, а ты.

Чаффи с улыбкой пожал плечами:

– Да не важно… В общем, не стоит обращать такое внимание на слова. А сейчас давай позволим Алексу заняться своими делами.

Мейрид направилась было к двери, но остановилась и, обернувшись, погрозила Алексу пальцем:

– Смотри, сделай так, чтобы она вышла за тебя замуж. Ты ей нужен. Значит, и мне тоже. Я не смогу выйти замуж, если не буду знать, что она счастлива. А сейчас нельзя сказать, что она счастлива. Ты должен помочь ей стать такой, или я не скажу, как разгадала ваш шифр.

Она была уже у двери, когда до всех дошел смысл сказанного.

– Постой! – крикнула Фиона, не менее всех остальных, включая Чаффи, удивленная заявлением сестры. – Что ты имеешь в виду?

Но Мейрид обернулась не к ней, а к Чаффи, и глаза ее триумфально светились радостью открытия.

– Ты в самом деле не догадываешься? А я ведь все поняла, когда ты читал свою поэму.

– Ты написал поэму? – хмыкнул Алекс.

Мейрид посмотрела на него с некоторым превосходством.

– Да, причем стихи великолепные. В них мы с Фи фигурируем как сдвоенные звезды.

Фиона улыбнулась странному словечку, придуманному Мейрид, и, посмотрев на державшихся за руки молодых людей, вдруг подумала, что это они теперь сдвоенные звезды, вытеснившие ее на другую орбиту. Сердце кольнуло, и она прижала руку к груди. Мей уже давно сделала шаг в сторону от нее, еще тогда, когда в трудный для нее момент повернулась не к сестре, а к Чаффи. Фиона не думала, что когда-нибудь доживет до такого. И если после этого еще оставались какие-то сомнения, то достаточно было посмотреть на эту пару сейчас, чтобы они окончательно исчезли.

– Я знал! – радостно воскликнув Чаффи, сжимая руки Мейрид. – Надо было правильно расставить буквы, подобрав ключ, и ты одна сумела это сделать! Но какая часть этой проклятой поэмы оказалась ключом?

Явно довольная собой, Мейрид покровительственно улыбнулась:

– Это не часть.

– Ключ не в поэме? – почти взревел Чаффи. – И это выясняется после всей нашей работы!

Мейрид заботливо поправила его очки.

– Я такого не говорила. Я сказала, что это не часть поэмы.

– Но что все это значит? – явно теряя терпение, спросил Дрейк.

Однако никто не обратил на него внимания. Фиона и Чаффи застыли в одинаковых позах, глядя куда-то в пространство,  – перед мысленным взором каждого предстала та маленькая кожаная книжечка: пятнадцать страниц из тончайшей телячьей кожи, кожаный переплет, золотые буквы на обложке. «Могила добродетели. В преклонение у алтаря девственности». Автор – Уильям Маршалл Хиллард. Ключ не в тексте поэмы. И это не заголовок. Они проверили. Что же остается?

Кожа? Золотое тиснение? Сама обложка?

– Поэт! – практически одновременно воскликнули Фиона и Чаффи.

Мей удовлетворенно рассмеялась.

– Порядковый номер каждой строфы указывает, как пользоваться ключом. Брать одну букву, или две, или вообще ни одной. А ключом является имя. Великолепно работает. Знаете, например, что в их списке числится друг Пипин? А еще лучшая подруга принцессы, леди Мерсер Элфинстон. И еще вы должны найти те ружья, пока они их еще не использовали.

– Ружья? Какие ружья? – вмешался, насторожившись, Дрейк.

– Ну, я точно не знаю,  – посмотрела на него, хлопая ресницами, Мей. – Их похитили из королевского арсенала. Или собираются похитить. Я не до конца поняла.

Дрейк, как охотничья собака, навострил уши:

– Покажите мне эти шифровки!

Однако Мейрид то ли не понимала важности информации, то ли намеревалась продемонстрировать свое известное упрямство.

– Не покажу, пока он не попросит Фи выйти за него замуж!

– Он будет счастлив сделать это,  – мгновенно отозвался Алекс,  – если его ненадолго оставят с ней наедине.

Это было именно то, чего хотела Мейрид. Широко улыбаясь и размахивая руками, она начала выпроваживать всех по очереди из библиотеки, будто детей, которым пришло время спать. Только леди Би задержалась чуть дольше, чтобы, одарив Алекса и Фиону поцелуем в щеку, произнести на прощание:

– Да пребудет с вами любовь!

А затем дверь закрылась и комната погрузилась в тишину. Фиона стояла, опустив голову, и совершенно не представляла, что будет дальше. Ее немного подташнивало от каких-то непонятных страхов, сердце готово было выскочить из груди, а Алекс ничего не говорил.

Он действительно не спешил со словами. Прежде он подошел к ней поближе, просто постоял, просто посмотрел на нее сверху вниз, ожидая ответного взгляда, ожидая ее приглашения к началу разговора, но она не могла даже шевельнуться. Ее привычный мир рушился, и чего ожидать далее, она не знала. Не знала, на что надеяться. Не знала, от чего отказываться и что принять.

– Почему ты не ответила мне? – тихо спросил он наконец и погладил пальцами ее щеку.

Ей страшно захотелось уткнуться лицом ему в ладони, забыть обо всем и просто отдохнуть, но она не могла. Не сейчас. Не сможет до тех пор, пока не поймет всего до конца.

– Потому что я не знаю, что заставило тебя сделать мне предложение,  – призналась она и наконец посмотрела ему в лицо.

Его взгляд был мягким, глаза глубокими как ночь и немного влажными. Впервые с их первой встречи он выглядел таким уязвимым, будто что-то сказанное ею причинило ему сильную боль, будто сейчас наступил важнейший момент в его жизни и он не знает, что ждет дальше.

– Что ж, попробуем разобраться. – Он взял ее руки в свои. – Во-первых, потому, что ты самая красивая женщина из всех, каких я когда-либо встречал. Во-вторых, ты экономная и сможешь поддержать меня, если это будет необходимо. В-третьих, мне никогда не придется беспокоиться по поводу правильности ведения наших домашних счетов. Кроме того, я смогу быть уверенным в своей безопасности, пока ты поблизости. О самое главное! Потому что Чаффи будет костерить меня последними словами, если я не привезу тебя пожить по соседству с твоей сестрой.

Фиона поняла, что Алекс пытался смягчить ее внутреннюю напряженность, но добился скорее обратного. Ей нужен был не удобный компромисс, а правда.

– Ты еще забыл: мне ведь некуда идти, верно? – спросила она резко.

Алекс не стал ее разуверять, а лишь молча смотрел на нее, и Фиона чувствовала, как из глубины его глаз пробивается тепло. Она понимала, что должна отстраниться от него,  – каждое его прикосновение порождало теплую волну в ее членах, которая докатывалась до самого сердца. Она с тревогой подумала, что это нечестно. Впрочем, с ним все было ужасно несправедливо. Ведь на самом деле ей сейчас больше всего хотелось, чтобы он обнял ее. Хотелось, чтобы он говорил ей прекрасные слова, чтобы снова и снова давал обещания. И больше всего она боялась, что именно это он сейчас и сделает, хотя сам до конца не знает зачем.

Впрочем, Алекс пока только хмурился.

– Фиона,  – начал он наконец спокойным голосом,  – неужели ты и в самом деле думаешь, что все те люди, которых ты встретила с тех пор, как приехала в Лондон, могут бросить тебя в одиночестве? Думаешь, Мей умчится в Беркшир, просто помахав тебе рукой? Если не знаешь, то я уверен, что они этого никогда не сделают.

Зародившееся в душе теплое чувство усиливалось и обретало конкретное содержание. Алекс прав. Эти прекрасные люди вошли в ее жизнь, в которой раньше были только Мей, Пипин, Лиззи и Сара.

– Твой отец удочерит меня, если я его об этом попрошу, правда? – спросила она.

– Конечно,  – улыбнулся Алекс, целуя ее в кончик носа. – Так же как леди Би, Майкл О’Рорк и леди Кейт… О, да ты же не знаешь леди Кейт! Я обещал познакомить, помнишь? Так что одна ты уж точно никогда не останешься, чего бы это ни стоило.

– И даже твоей женитьбы? – спросила она, затаив дыхание.

Алекс, наоборот, глубоко вздохнул, и улыбка с его лица исчезла.

– О, да ты думаешь, что во мне вновь говорит благородство! Думаешь, что единственная причина, по которой я решил на тебе жениться,  – это долг?

А разве нет? Именно так Фиона и думала, но произнести это вслух не решилась, прислушавшись к паническому стуку своего сердца.

Не собирался ничего выяснять и Алекс: вместо этого просто обнял ее, притянул поближе и поцеловал, взъерошив короткие кудряшки. Губы прильнули к губам, приоткрыли рот, и язык на этот раз не проник, а мгновенно ворвался внутрь, не дожидаясь разрешения или приглашения. Его сердце буквально колотилось о ее грудь.

Фиона замерла, не зная, как реагировать на этот порыв, однако, как выяснилось уже через мгновение, это хорошо знало ее тело. Неожиданно для самой себя она запустила пальцы ему в волосы, с ликованием ощутив упругую нежность этих шелковистых завитков. Чтобы стать еще ближе, она поднялась на цыпочки, и его бородка пощекотала ей лицо. Язык смело выдвинулся навстречу его языку, и они закружились в доставлявшем неимоверное удовольствие танце. Фиона и Алекс тесно прижимались друг к другу, ослабляя поцелуй лишь для того, чтобы немного глотнуть воздуха.

Затем он так сжал ее, что напрягшийся член уперся в живот, и Фионе захотелось опустить его ниже, к тому месту, которое искал, так чтобы смог медленно войти в нее и, подобно фитилю, уже внутри постепенно разжигать огонь страсти и наслаждения, доведя их накал до затмевающего солнце взрыва.

Однако Алекс немного отстранился и прижал ее голову к своему плечу, стараясь помочь вернуть самообладание, затем начал нежно гладить по волосам, как будто они представляли собой не каштановый короткий ежик, а прежние мягкие локоны, закрывавшие плечи.

– Нет,  – произнес он задумчиво,  – не думаю, что это так. Я никогда не целовался так из благородства.

Удивленная таким объяснением, Фиона постучала ладонью по его груди и расхохоталась.

– Наше взаимное влечение друг к другу уже давно не вызывает никаких вопросов, но брак – это не влечение, Алекс, это нечто большее.

– Ну уж об этом я знаю намного больше, чем ты, дорогая,  – ответил он, приподнимая пальцами ее подбородок таким образом, чтобы она могла видеть его возбужденное, пылающее лицо. – Я был трусом, Фи. Я боялся. А влюбился в тебя, думаю, еще четыре года назад, когда увидел твою головку, высунувшуюся из окошка кареты. Но я не верил, что это может быть правдой.

Фиона часто заморгала, подумав, что с ее легкими что-то случилось,  – ей вновь стало трудно дышать.

– Ты влюбился?

Алекс кивнул:

– Теперь я точно знаю, что Небом мне дан второй шанс, и я не могу его упустить. Ты должна стать моей женой, потому что я не смогу жить без тебя: не смогу сидеть и ждать, что еще ты выкинешь в следующий раз. Я хочу увидеть, как отразится твой облик в наших детях и как ты будешь рассказывать им о расположении звезд на ночном небе.

Еще на несколько долгих минут они замерли посреди полутемной комнаты, глядя друг на друга. Они молчали, говорили только их глаза, руки, улыбки.

У Фионы было ощущение, что теперь она должна увидеть нечто чудесное. И она увидела. Как она вспоминала позже, заглянув в глаза любимому, она увидела целое небо и даже больше. В них было ожидание чуда и готовность к приключениям, уверенность в себе и мистические страхи. И она уже не сомневалась, что всю дальнейшую жизнь будет заниматься всем этим.

– Да,  – произнесла она с улыбкой. – Думаю, смогу.

Теперь рассмеялся Алекс: рассмеялся громко и искренне, как человек, все время чего-то опасавшийся и вдруг обретший спокойствие.

– О Фи, обещаю: ты не пожалеешь! – Он принялся раскачивать ее и кружить в подобии некоего танца, издавая ликующие звуки.

– А ты? – спросила Фиона, пытаясь не дать ему слишком разойтись. – Ведь я не стану прекращать свои занятия. Да и, думаю, не смогла бы, даже если бы захотела.

Он вновь поцеловал ее. Это был долгий, медленный поцелуй не только любящих, но и близких по духу и образу мысли людей, и когда он закончился, Алекс улыбнулся:

– Я уже начал готовиться к этому. Я не говорил, что мы с Чаффи строим обсерваторию? На границе наших поместий. Это для того, чтобы знать, где искать наших жен, если тебя или Мейрид не окажется поблизости.

– Ты всегда сможешь быть со мной, куда бы я ни пошла,  – ответила Фиона, чувствуя, что ее сердце поднимается к самому горлу, а ноги становятся ватными. – Мне будет очень приятно познакомить тебя с еще одним моим мужчиной.

Алекс усмехнулся:

– С Орионом? Ну уж не знаю… Я довольно ревнив вообще-то.

– Ладно, подумаем. А я? – спросила Фиона. – Какие твои мечты способна претворить в жизнь?

– О своем доме,  – не задумываясь, ответил Алекс. – О Доме с большой буквы, включающем семью и друзей. Похоже, я уже устал от путешествий и приключений, особенно после того, что случилось за последнее время. Естественно, я с удовольствием буду принимать гостей и наносить визиты, но только время от времени, и касается это ограниченного круга лиц. Впрочем, моя жена может общаться со своими учеными друзьями столько, сколько посчитает нужным. В общем, я собираюсь всерьез заняться имением дядюшки Фарли.

Фиона уже не очень понимала, дышит она или нет. То, что происходило сейчас, очень сильно походило на сказки, которые придумывают бедные девушки, глядя в небо через перепачканное мансардное окошко.

– Но все-таки ты не думаешь… Ведь могут же появиться важные депеши, которые необходимо доставить куда-нибудь южнее экватора? – спросила она нерешительно. – И можно взяться за это, хотя бы ради того, чтобы увидеть, как выглядит там ночное небо.

На лице Алекса появилась такая трогательная улыбка, что к глазам Фионы подступили слезы.

– Чтобы вновь увидеть такой взгляд моей жены, я готов устроить для нее кругосветное путешествие.

За этими словами вновь последовал поцелуй, а потом – продолжительное молчание.

– Но позволь мне напомнить еще кое о чем,  – сказал Алекс. – Твоя сестра вряд ли готова долго ждать.

Они вышли и сообщили о своем решении остальным. Дрейк открыл шампанское и поздравил обе пары. У Фионы кружилась голова, и она все еще не понимала до конца, что все это происходит в действительности. Мей бочком подошла к ней, обняла за талию и шепотом, чтобы не мешать мужчинам беседовать на деловые темы, спросила:

– Фи, ты можешь в это поверить? У нас есть семья. Настоящая! Представь, нас теперь будет четверо!

– Ни малейших шансов на это,  – вмешался Чаффи, заглядывая невесте в лицо. – Семья Алекса огромна: одних сестер не пересчитаешь, а есть еще и кузены с кузинами,  – да и моя не меньше, ты пока ее не видела.

Фиона улыбнулась жениху. Действительно, они вместе принимают ее друзей, а она становится частью его семьи и обретает родственников, многие из которых ей пока даже не знакомы. Что делать со всем этим, она не имела ни малейшего представления, но была твердо настроена выяснить в самое ближайшее время.

– Ты имеешь в виду, что семья – это когда много людей и шумно? Кажется, тебе не очень это нравилось?

Мейрид нахмурила брови и огляделась по сторонам.

– Пока все превосходно, как мне кажется.

Однако наслаждаться тишиной им пришлось недолго. Не более чем через десять минут у входа раздался стук, и все услышали шум, свидетельствующий о чьем-то прибытии.

– А я-то планировал для себя спокойное утро! – со вздохом воскликнул, поворачиваясь в сторону двери, Дрейк.

– Полковник Йен Фергусон, виконт Хоуз! – объявил с порога Чиверз. – Виконтесса Хоуз!

В дверях появился Йен. Высокий и широкоплечий, будто утес в шотландских горах, со смелым, как у Марса, взором, он осторожно, будто величайшее чудо, держал за руку Сару. Фиона неожиданно для самой себя засмеялась и с минуту не могла остановиться – оказалось, что в душе ее накопились и требовали освобождения не только слезы. Это действительно Йен! Даже не будь на нем килта «черных дозорных», она узнала бы его из десятков мужчин.

Фиона прекратила смеяться, и они с Мейрид застыли на месте, не понимая, что делать: ведь приехал старший брат, который может и не разделять их радость. Фиона посмотрела Йену в лицо. В его таких же голубых, как и у нее, глазах мелькнули боль и беспокойство. Этого было достаточно, чтобы рассудок уступил сердцу. Она шагнула вперед, а вместе с ней Мейрид, Йен и Сара, и все четверо принялись обнимать друг друга, говорить какие-то приветствия, смеяться. Через мгновение все выглядело так, будто Йен и Сара просто опоздали на семейный прием, где их давно ждали.

– Постойте,  – нарушил эту идиллию Чаффи, указывая пальцем на Йена. – Как он может быть здесь? Мы что, уже не беспокоимся относительно этой женщины – Феррар?

Ответил Дрейк:

– Вот что интересно. Как раз вчера я получил записку от одного… хм, из наших информаторов. Он сообщает, что получил задание помочь некоей женщине, очень пахнущей апельсинами, перебраться с вещами во Францию. Ее сопровождают два весьма крупных по габаритам джентльмена, явно не испытывающих к ней особого расположения. Кажется, мадам предупреждена о том, что на этом берегу вряд ли кто будет рад ее видеть, включая друзей.

– Я бы не очень рассчитывал на все это,  – заметил Чаффи.

– Один из тех крупных джентльменов – наш человек,  – сообщил Дрейк, улыбаясь.

Все теперь в безопасности! Подумав так, Фиона обняла одной рукой Алекса, другой – Йена. Всем им теперь ничто не угрожает, они вместе и счастливы! Она так долго жила в тишине, прерываемой лишь болтовней Мейрид, не такой уж частой, что суета и многолюдье последних часов напоминали ей горный водопад, гремящий, но приятно прозрачный и прохладный. И еще она знала, что получила от жизни подарок, который достается далеко не всем. У нее есть любимый и друг в одном лице. А за пережитую в детстве боль и одиночество она получила то, о чем уже перестала мечтать,  – настоящую большую семью. В общем, лучший поворот в судьбе трудно даже представить. Хотя, конечно, еще предстоит встреча с матерью Алекса. Как воспримет нового члена семьи она?

В этот момент передняя дверь вновь распахнулась, и в дом ввалилась целая толпа. Белый мраморный пол передней прихожей начали стремительно заваливать чемоданами и сумками. Перед собравшимися в зале опять появился Чиверз, уже не пытаясь сдержать смех, и объявил:

– Леди Найт и компания.

Практически сразу за ним появилось меховое облако, которое, как выяснилось, обволакивало невысокую женщину средних лет, с седеющими волосами и карими, как у Алекса, глазами на бледном лице.

– Я приехала домой, но там сказали, что по каким-то причинам вы все здесь. Здравствуй, Маркус! Привет, Би! Вот на этой девушке ты собрался жениться, Алекс? Что ж, одобряю.

К тому времени, когда они вновь оказалась вдвоем с Алексом, Фиона была ошарашена, опустошена и измучена активным общением с будущими родственниками. И это при том, что, как сказал Чаффи, здесь еще нет его родных, и добавил, мило улыбаясь:

– Сумасбродные как змеи. Все вместе и по отдельности.

Остаться вдвоем им удалось в оранжерее Найтов, где они спрятались, спасаясь от Мейрид, неожиданная активность которой уже начала сводить их с ума. Уткнувшись в плечо Алекса, Фиона об утомившей и даже напугавшей ее суматохе вспоминала уже с веселой улыбкой. Собственно, это было самой правильной и единственно возможной реакцией.

– Все еще хочешь выйти за меня? – спросил Алекс. – Напоминаю, что ты еще не видела моих сестер, если, конечно, не считать Пип.

Она посмотрела на него с демонстративной подозрительностью.

– Пытаешься отыграть назад?

Ответом была искренняя и обворожительная улыбка, воспоминания о которой согревали ее до конца дня.

– Тебе это лучше знать. Я лишь предупреждаю. Если ты называешь то, что видела сегодня, хаосом, то только потому, что не слышала шума, который производит моя семья в полном составе.

Фиона представила эту большую семью, и ее сердце радостно забилось. Ей захотелось, чтобы они тоже были рядом, так же как Алекс.

– Слишком поздно. Я влюбилась. А вместе с возлюбленным принимаю и всю его семью такой, какая она есть.

Грудь неожиданно заполнилась каким-то не очень знакомым ей, но необыкновенно приятным чувством. И вдруг она поняла, что это и есть радость. В ней все ликовало, необычное ощущение освобождения от всего злого искрилось в груди, пробегая, подобно крошечным разрядам, по всему телу до самых кончиков пальцев.

– Кроме того,  – тихо добавила Фиона с искренней улыбкой,  – я мечтала о такой семье всю свою жизнь.

– Что ж, ты получишь то, чего хотела,  – сказал Алекс, целуя ее.

Она ответила ему, вложив в этот поцелуй все тепло своего сердца.

Между тем у входа в дом послышался шум. Фиона сначала просто уловила какие-то посторонние звуки, а затем услышала знакомый и такой дорогой голос, хотя звучал он как у торговки рыбой.

– Да, матушка, я выхожу за него замуж. А сейчас я здесь. Впустите вы меня наконец или нет?

Алекс и Фиона одновременно направились к выходу.

– Пип? – не то спросила, не то констатировала Фиона.

– Выходит замуж? – эхом отозвался Алекс.

Они остановились, посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Ты был прав,  – сказала Фиона. – Однако на это потребуется определенное время, чем мы можем воспользоваться.

Алекс улыбнулся, а она вновь поднялась на цыпочки, чтобы быть ближе к нему.

– О вряд ли тебе когда-нибудь удастся пользоваться подобными перерывами. Но есть и хорошая новость – я знаю в этом доме все места, где можно спрятаться.

Они спрятались так хорошо, что их не смогли отыскать до утра. И к тому времени Фиона усвоила первый урок не только семейных отношений, но и подлинного счастья. Она поняла, что чудо – это не только расположение и взаимосвязь небесных светил. Она могла быть любима и могла полюбить сама – это и есть самое великое чудо Вселенной. И нет более чудесного и захватывающего зрелища, чем свет любви в глазах Алекса. Нет большей радости, чем ощущать, что и ты любишь его всем сердцем.

Это и был урок, который она твердо усвоила, а затем повторяла всю жизнь.