Диккан увидел Грейс в парке. Разве ее можно было не заметить? Впервые со дня их встречи он видел жену в родной стихии. Она была верхом на андалузской лошади. Лоснистая черная шерсть, легкая походка, большие влажные глаза, красивый изгиб сильной шеи и изящная голова. Грейс была права. Если скрестить эту лошадь с Гадзуксом, получатся прекрасные жеребята.
Но не только лошадь привлекла внимание Диккана. Его взгляд был устремлен на Грейс. В старом гвардейском мундире и юбке с разрезами, она держалась в седле, как гусар, не уступая в гибкости своей лошади, руки легко удерживали поводья, спина горделиво выпрямлена. Она была словно поэзия в движении. Она вся светилась. У Диккана не было другого слова, чтобы описать увиденное. Свежий ветерок зарумянил ее щеки, глаза блестели и смеялись, резкие черты лица смягчились. Если именно такой Грейс была во время военной кампании, то неудивительно, что солдаты обожали ее.
Однажды Диккан назвал ее Боадицеей. Он был прав — она великолепна. Богиня, королева воинов в старом, потрепанном алом гвардейском мундире, чувственная, словно лето. И он не один это заметил. Мужчины улыбались, дамы, ехавшие верхом, распрямляли плечи, не желая казаться хуже. Диккана охватило незнакомое чувство гордости. Он всегда уважал Грейс. Но теперь впервые с того дня, как он сбежал из ее постели, он понял, почему она всегда так волновала его.
Диккан знал, ему не следует делать ничего подобного. Но все же поднял руку и крикнул:
— Привет, жена!
Если и прежде Грейс поразила его, то теперь, когда ее лицо осветила улыбка, ничто не могло сравниться с ней.
— Диккан! — весело крикнула она, и ее лошадь затанцевала под ней. — Познакомься с Эпоной.
Диккан чуть не отпустил поводья от изумления. Господи, у Грейс Фэрчайлд была ямочка на щеке. Большая и дерзкая, прямо у левого уголка губ, появлявшаяся, когда она смеялась. Разве он когда-нибудь видел, как она смеется? Наверное, нет. Тогда бы он точно запомнил столь обольстительную черту.
Кажется, Гадзукс испытывал похожие чувства к лошади Грейс. Он вдруг встал на дыбы, вскинул голову, раздул ноздри и мелкой рысцой потрусил вперед, словно праздный гуляка в парке.
— Гадзукс, друг мой, — сказал Диккан, похлопывая саврасого коня по шее. — У тебя отличный вкус.
Остановив лошадь, Грейс наклонилась вперед, ее серые глаза блестели.
— Вы мой герой, сэр. Не представляешь, как ты меня обрадовал.
— Я просто знаю, как бы это обрадовало меня, — ответил он, странно тронутый. — Нет ничего более волнующего, чем прекрасная наездница на великолепной лошади. Мадам, вы были совершенно правы насчет Эпоны. Я восхищен.
Гадзукс заржал и толкнул голову кобылы своей массивной головой. Эпона кокетливо отпрянула, натянув поводья, и Диккана внезапно охватило желание последовать за Грейс. Танцевать, как Гадзукс, чтобы завоевать внимание своей подруги. Ему вдруг захотелось снова увидеть Грейс в своей постели, с пылающей кожей, глазами, ставшими такими глубокими и томными.
Итак, ему довелось узнать истинную Грейс Хиллиард? Достаточно ли этого, чтобы она удостоилась уважения в его кругах? И как он станет держаться в ее присутствии, зная, что под невзрачной внешностью кроется удивительная натура?
— Ты вернешься домой позже, дорогая? — непринужденно спросил Диккан, будто только что не представлял ее разметавшейся на постели перед ним. — Мне бы хотелось сравнить их шаг.
— С удовольствием. Кажется, Харпер собирался о чем-то спросить тебя.
Старик остановил лошадь в нескольких дюймах от них, и из-под ее копыт брызнул в стороны гравий.
— Где ты была, девочка? — спросил он. — Я целых три дня ездил по этим дорожкам в поисках тебя.
Это был высокий старик, с грудью колесом под стать его лошади, в одежде сельского сквайра из тонкого сукна, с красным лицом, веселыми глазами и огромными белоснежными бакенбардами. По всей видимости, кавалерист.
Грейс перегнулась в седле и поцеловала его в щеку.
— Я не ожидала увидеть тебя в городе. Я писала вам с тетей Доус. Очень рада встрече!
Лицо Грейс светилось.
— Дядя Доус, позволь представить тебе моего мужа, мистера Диккана Хиллиарда. Диккан, это генерал лорд Уилфред Доус.
Доус пристально поглядел на Диккана, словно перед ним был новобранец.
— Королевские гвардейские драгуны принцессы, сэр. Вы?
Диккан поклонился.
— Легкий дипломатический корпус короля Георга. Приятно знать, что у моей Грейс есть защитник. Помимо восьми тысяч солдат, которых она спасла на Пиренейском полуострове.
Старый вояка взглянул на коня Диккана.
— Вижу, вы разбираетесь в лошадях. Норов у вашего друга, судя по всему, прыткий.
— К тому же он совсем потерял голову от красавицы Эпоны.
При этих словах Гадзукс внезапно бросился на лошадь генерала. Старик выругался, его лошадь пронзительно заржала и отпрянула, а довольный Гадзукс затряс головой.
Диккан шлепнул его:
— Прекрати так безобразно вести себя. Я пытаюсь произвести впечатление на семью леди.
— Такова наша несчастная мужская доля! — захохотал генерал. — Вечно сохнуть по очаровательной девушке.
Гадзукс замотал головой. Грейс усмехнулась, спокойно глядя на него.
— У него будут прекрасные жеребята. Самые бесстрашные на свете. Дядя Доус, пообещай, что поужинаешь с нами.
— Как только мы подыщем себе дом, — сказал Диккан, — считайте его своим, сэр.
Генерал Доус пронзительно взглянул на него.
— Я так и сделаю, можешь быть спокоен.
Диккан отвесил поклон.
— А теперь я оставлю Грейс в обществе двух ее верных защитников. Я впервые увидел вашу племянницу верхом и этот момент буду вспоминать всю жизнь.
Грейс вспыхнула. Генерал с хохотом кивнул, видимо, довольный. Но, поворачиваясь, Диккан успел заметить лед в его глазах и подумал, с чем ему придется столкнуться.
Правда, мысли о генерале быстро улетучились. У него были более важные дела, и теперь он уже не был уверен, следовало бы ему вообще привозить лошадь Грейс в город. Она могла бы стать мостиком, благодаря которому их брак наладится. Но хотел ли он этого? Не слишком ли рискованно делать это именно сейчас?
В тот же день Диккан снова имел удовольствие увидеть новую Грейс. Остановившись перед гостиницей «Палтни», он заметил ее стоявшей рядом с лошадьми вместе со своим верным Харпером. При виде его она улыбнулась.
— Вот и хорошо, — сказала она, коснувшись блестящей шеи Эпоны рукой в перчатке. — Я надеялась, ты не забудешь о нашем свидании.
— Конечно, я не забыл, — ответил Диккан, пуская коня рысцой. — И в качестве награды имею удовольствие лицезреть тебя в сиянии твоей славы. Прими мои жалкие извинения за то, что когда-то я сомневался в тебе. Ты и мадам Фэншон одержали победу.
Платье Фэншон и новая прическа изменили Грейс. Ее костюм для верховой езды был прекрасно скроен — зеленый кашемир с отделкой из тесьмы в военном стиле, подходящий кивер и шарф, игриво трепетавший на ветру. Волосы мягко собраны на затылке, лоб прикрывала легкая челка. Новый наряд подчеркивал гибкую фигуру Грейс и прекрасно контрастировал с блестящей черной шерстью лошади. Диккан не мог отвести от жены восторженного взгляда.
— Тише, Харпе, — укоризненно произнесла Грейс, когда маленький ирландец помогал ей забраться в седло. — Откуда Диккану было знать, что я могу принарядиться? Должна признать, что чувствую себя непростительно самодовольно. Конечно, я никогда не стану Кейт, но по крайней мере больше не похожа на плакальщицу на похоронах. Куда поедем? — спросила она, беря поводья в руки. — Мне бы не хотелось возвращаться в парк. Эпоне надо размяться.
— Я тоже так подумал. — Диккан свернул на улицу, и упрямый Харпе последовал за ними по пятам. — В Гайд-парке мне пришлось бы то и дело отбиваться от солдат, желающих поговорить с тобой.
Даже румянец Грейс делал ее нежнее, а движения более женственными. Диккан не мог оторваться от ее рук, державших поводья. Она прекрасно чувствовала свою лошадь, и любой мужчина мог бы лишь мечтать об этом нежном прикосновении.
И снова нахлынули воспоминания, на этот раз о том, как Диккан, тяжело дыша, упал рядом с ней, только что пережив незабываемые ощущения. Она обняла его, поглаживая по спине пальцами, которые — он только что заметил это — были длинными и изящными, с чуть заметными мозолями. По его телу пробежала легкая дрожь, и он представил, как эти пальцы прикасаются к нему.
В этот момент Гадзукс ринулся к проезжавшей мимо повозке, вернув Диккана к действительности. Он чуть сжал колени и направил коня в сторону, отчаянно надеясь, что не выдал себя.
Позади раздалось подозрительное фырканье, и Диккан подумал, что это отнюдь не мерин Харпера. Рядом с этим ирландцем надо держать ухо востро.
— Если ты подождешь немного, — обратился он к Грейс, — мы сможем добраться до Кенсингтона, где в нашем распоряжении будет вся дорога.
И где ему будет легче заметить слежку.
— Отлично, — ответила Грейс с радужной улыбкой.
И тут перед ними на дорогу выехали дроги с пивом, отчего лошадь Грейс встала на дыбы и закружилась на месте. Послышалось ржание Эпоны и громкий смех Грейс. Диккан сам не заметил, как протянул руку, готовясь вмешаться, пока она не успокоила лошадь и выслушала извинения возницы, вежливо приподнявшего шляпу.
В тот день Диккан прекрасно провел время. Они с Грейс, забыв обо всем, скакали верхом за городом, перепрыгивая через ограды и живые изгороди, громко хохоча и испытывая норов своих лошадей. Конечно, победил Гадзукс. Но Диккан не стал бы сбрасывать со счетов андалузскую кобылу. Она прекрасно держалась. Как и ее хозяйка, отметил он про себя. Серая мышка, которую он встретил в Брюсселе, превратилась в полнокровную, уверенную в себе женщину, и он подумал, что, возможно, этот брак не был таким уж опрометчивым.
Настроение Диккана улучшилось еще больше по возвращении в «Палтни», потому что в спальне вместе с Бабе уже дожидалась одна из его помощниц.
— Это Сара, — представила Барбара круглолицую полную служанку с гладкими соломенными волосами и крепкими руками. — Она работала у виконта Бентли.
Диккан пригласил их сесть и поручил Биддлу проследить, чтобы Грейс была занята.
— Похороны Бентли были вчера, верно? — спросил он.
Девушка кивнула:
— Да, сэр. Хозяина и его сына. Там было много народу.
Диккан кивнул в ответ. Были пущены слухи, что на Бентли напали на пристани, когда он отправился забрать тело своего сына, погибшего во время дуэли на континенте.
— Что ты можешь мне рассказать, Сара?
— Адвокат моего хозяина, мистер Мелвин, вчера весь день провел в доме с мистером Джеффри Смитом, перебирал вещи покойного господина. Говорил, им надо убедиться, что у Бентли не было стихотворения.
У Диккана ёкнуло сердце.
— О каком стихотворении идет речь?
— Не знаю, сэр. Не думаю, что они его нашли. Втайне перерыли весь кабинет моего хозяина.
Диккан задумался.
— Что-нибудь еще?
— Да, сэр. Говорили, что время уходит. Что ничего не получается. Что-то еще о герцоге Веллингтоне, но я не поняла. Мне пришлось спрятаться, чтобы они меня не нашли.
— Ты прекрасно поработала, Сара. Возможно, ты только что спасла герцогу жизнь.
Девушка закивала головой, ее лицо залил румянец.
— Надеюсь, что так, сэр. Очень надеюсь.
— Бабе, тебе, наверное, не захочется работать у адвоката?
— Нет, спасибо, — ответила Барбара, загадочно улыбнувшись. — Я приглядываю за вашей женой.
— За домом по-прежнему следят?
Она кивнула:
— За домом. За вами. А человек из правительства следит за госпожой.
— Не оставляй ее одну. Знаю, сначала нам будут только угрожать, но я не хочу рисковать.
Прогресс, подумал Диккан, садясь за стол, чтобы написать записку Дрейку. Новые игроки. Стихотворение, которое, как подсказывало ему шестое чувство, и было тем самым «предметом», так необходимым «Львам», если верить Эвенхему. Шанс попасть в дом Бентли для новых поисков.
Возможно, это приведет к краху дела. Или станет предлогом избавиться от пристального внимания «Львов». Не исключено, что у Диккана появится время узнать собственную жену. Он надеялся на это, вспомнив об их сегодняшней поездке. Прошел всего лишь час, а ему опять хотелось побыть рядом с ней, заставить ее смеяться, чтобы снова увидеть ту ямочку у нее на щеке.
Однако опыт подсказал Диккану, что ему не стоит на это рассчитывать. Не так все просто, не так все просто…
Для Грейс все происшедшее стало началом длинной недели. Теперь каждый ее день начинался с бешеной скачки и заканчивался тихим ужином в гостиной. В промежутке между этими двумя событиями Диккан исчезал в своем клубе, а она либо отправлялась к Кейт за новыми уроками или на поиски дома, а то и в военный госпиталь, чтобы ухаживать за ранеными солдатами. Когда вечерние платья были готовы, Диккан даже сопровождал ее с Кейт на несколько торжественных мероприятий и исчезал в зале для игры в карты лишь после того, как танцевал с ней по крайней мере раз.
Он даже внимательно выслушал ее, когда она сказала, что снова видела того же мужчину, что следил за гостиницей. Диккан пообещал обо всем позаботиться, сказал, что ей не о чем волноваться.
В душе Грейс снова забрезжила робкая надежда. Чем больше времени она проводила с Дикканом, тем больше он ей нравился. Тем больше она хотела о нем узнать. Кажется, и Диккан тоже испытывал к ней интерес. Их совместные верховые прогулки были ему по душе. Воодушевленная своим новым, более ярким гардеробом, Грейс чувствовала, что начинает получать удовольствие от своей роли жены и спутницы. Она замечала то же самое и в Диккане и старалась терпеливо ждать, пока он не почувствует, что готов вернуться в ее постель.
Это было нелегкое ожидание. Тело Грейс ликовало всякий раз, как Диккан помогал ей сесть на Эпону, уверенно обхватывая за талию сильными руками. Его глаза блестели. Она испытывала прилив слабости даже от легкого прикосновения его руки, когда он усаживал ее на стул или помогал спуститься по лестнице. Сердце начинало гулко биться, а кровь закипала, когда его глаза внезапно темнели, встречая ее взгляд, когда его ноздри чуть заметно раздувались, как у жеребца, учуявшего кобылу. Грейс радовали даже эти моментальные проявления страсти, она хотела научиться вызывать их, мечтала, чтобы Диккан почаще прикасался к ней, чтобы он снова делал с ней все те восхитительные вещи. Как приятно ощутить прикосновение его рук к своей груди, почувствовать жаркое дыхание у шеи, услышать его стон.
Но он оставался идеальным, спокойно-вежливым джентльменом, и Грейс не знала, как добиться от него большего. Поэтому решила делать то, что ей удавалось лучше всего. Она изо всех сил старалась стать такой женщиной, какая ему нужна, и этого пока будет довольно.
Ее первым триумфом стал найденный ею идеальный, по ее меркам, дом. Он располагался на Кларджес-стрит, всего за углом от дома Кейт на Керзон-стрит, — простой белый особняк с железными балконами, длинными окнами с двумя подвижными переплетами и дверями с веерообразным окном наверху. Когда она провела Диккана по чистым комнатам с высокими потолками, ее охватило чувство гордости. Здесь будет ее гостиная, сказала она, а здесь маленькая столовая, а здесь кабинет Диккана с книжными полками и застекленными створчатыми дверями, выходящими в сад.
— Это будет твое личное пространство, — пообещала Грейс, коснувшись его руки. — Я не позволю заходить туда даже служанкам.
Он улыбнулся:
— Никто бы не поверил, что я могу стать таким домоседом. Роберт был убежден, что я проведу остаток жизни в гостинице.
Грейс сожалела лишь о том, что никак не могла уговорить Диккана больше рассказать о своем детстве, своей семье, надеждах, разочарованиях и мечтах. Он всегда делился с ней лишь самым поверхностным, сиюминутным. Но она продолжала надеяться, что со временем он привыкнет к ней и все произойдет само собой.
Наконец он пригласил ее на первый крупный бал, устроенный леди Каслрей, которая взяла юную Грейс под свое крыло в Ирландии, когда ее отец поддержал лорда Каслрея, ставшего впоследствии генерал-губернатором.
— Итак, мистер Хиллиард, — сказала знатная дама, беря руку Грейс. — Вы сделали намного лучший выбор, чем я предполагала. Если кто-то и сможет вас сдерживать, то это Грейс.
Диккан низко поклонился, как всегда в своем духе.
— Вы взвалили на нее неблагодарную работу, мадам.
Леди Каслрей понимающе улыбнулась:
— Что ж поделаешь, Хиллиард. Я увижу вас в «Олмаке»?
И с той минуты даже хромота перестала смущать Грейс. Она не поставила Диккана в неловкое положение. Она стояла с ним рука об руку в красивом платье из бронзового люстрина и блестящего газа с треугольным вырезом, выгодно подчеркивавшим плечи. Впервые в жизни Грейс не ощущала себя всего лишь неуклюжим предметом интерьера.
Конечно, ей помогло и то, что на бал пришли гренадеры, чтобы поддержать ее, когда Диккан наконец удалился в комнату для игры в карты. К тому же Кейт и леди Беа не скупились на свои уроки. Впервые за всю жизнь Грейс чувствовала себя почти элегантной, и окружающие знатные люди, кажется, это заметили. Ее наполняла новая решимость. Она должна стать такой женой, какая была нужна Диккану. Потому что как бы она ни старалась, ей не удавалось обмануть себя. Она влюбилась в него.
Стоя у входа в бальный зал и глядя, как Грейс смеется со своими гренадерами, Диккан пытался побороть растущее раздражение. Прошло восемь дней, и ничего не произошло. Никто не приблизился к нему, не угрожал и не предлагал возможности обезопасить его будущее. Торнтон мерзавец, Смит скользкий тип, а их друзья никчемны. Пока его жена занималась ранеными солдатами и ходила по мебельным складам, он был вынужден тратить время на петушиные бои, азартные игры и бордели. Она помогала делу милосердия, а он играл в кости с незнакомцами.
Диккана сердило, что он недооценил воздействия, которое сумела оказать на него Грейс. Ему все больше хотелось узнать, чем она занимается, услышать ее мнение по какому-либо вопросу. Неплохо бы также узнать, что она думает о деле, в которое он не имел права ее впутывать.
Самым правильным было отойти в сторону и позволить ей расправить крылья. Грейс Фэрчайлд не была гадким утенком, каким считали ее все, в том числе и он. Она никогда им не будет. Она не красавица, ну и что из этого? Но она быстро привыкала к новой роли, и вот уже почти никто не замечал ее хромоты и высокого роста. Грейс по-прежнему была слишком бледна, слишком неуклюжа, зачастую слишком тиха. Но как только она оказывалась в седле, это уже не имело значения. Стоило людям узнать ее поближе, как они уже не могли не оценить ее доброту, готовность помочь, сдержанное чувство юмора. Это случилось и с Дикканом.
Больше всего его беспокоило, что он уже не в силах держать дистанцию. Как ему убедить окружающих в своем безразличии, когда он искренне желает быть рядом с Грейс? Когда ему так ужасно хочется коснуться ее волос и изгиба бедра… Он даже решил для себя, что она интересует его намного сильнее работы. Как он сможет защитить ее от своих врагов, если не может защитить ее от самого себя?
Он совершил самую большую ошибку, когда поцеловал ее. Это случилось прямо в зале, и, конечно, многие заметили это и начали говорить, что Хиллиард пытается даже из самой ужасной ситуации извлечь выгоду. В другой раз он поцеловал ее в столовой их нового дома, когда помогал Грейс выбирать обои. Быстрый, бесстрастный поцелуй, не доставивший ему никакого удовольствия.
Но в то утро он оказался на волосок от гибели. Они были недалеко от Ричмонда. Сверкающие воды Темзы петляли по зеленым холмам и полям, словно небрежно брошенная лента. Харпер их еще не догнал, и Грейс от души радовалась, потому что ее кобыле удалось поравняться с Гадзуксом. Последний же то и дело тыкался в морду Эпоны, словно влюбленный юнец.
Возможно, это вдохновило Диккана. Он не знал точно. Незаметно для себя он подхватил Грейс, пересадил к себе в седло, и их губы встретились.
Она застыла на месте, ее руки замерли у него на плечах. Он чувствовал запах пыли от Грейс и ее лошади, слабое дуновение лошадиного пота, туманный аромат экзотических цветов. На этот раз, когда его тело оживилось, Диккан не стал возражать. Он с наслаждением ощутил медленный прилив крови. Почувствовал нарастающее возбуждение во всем теле, учащенно забившийся пульс. Узнал привкус солнца и радости на ее губах.
Наверное, ему это может со временем понравиться, подумал он, заметив, как Грейс мгновенно ослабла. Приоткрыла губы, словно приглашая. Разжала пальцы и снова стиснула их у него на плечах, как кошка, готовящаяся к броску, чуть изогнула спину. К удивлению Диккана, их разгоряченные тела стали почти единым целым. Ему не терпелось прижать ее к себе, чтобы ее грудь касалась его груди, кончики пальцев чуть доставали до земли, а голова была откинута назад. Грейс нашла в себе смелость и теперь сама помогала ему, подбадривала, целуя его в ответ. Как будто приглашала его домой.
Диккан хотел этого. Но, черт возьми, а что, если его враги поймут, что он влюблен в собственную жену, и та сразу окажется в опасности?.. Прервав поцелуй, он резко отстранил Грейс в сторону, прежде чем могло случиться непоправимое.
— Что ж, — быстро сказал он, отступая назад, словно ничего не произошло и даже бриджи не стали ему вдруг тесны, — кажется, сегодня ты собиралась пройтись по мебельным складам. Нам пора возвращаться, чтобы ты успела выполнить все задуманное.
Грейс пошатнулась, ее глаза были огромными, кожа стала слишком бледной. Но, словно повинуясь властному приказу, она улыбнулась и отошла в сторону, оправила платье.
— Да, я удостоилась чести быть приглашенной в выставочный зал мистера Веджвуда.
— Тебе нравятся его работы? — спросил Диккан, представляя себе ничем особо не примечательный веджвудский фарфор. Изысканный, но выдержанный в основном в скучных синих и белых тонах.
— Меня заверили, что это необходимый предмет в доме многообещающего дипломата. Кейт пойдет со мной, чтобы я не дала волю своей буйной фантазии.
Диккан чуть не рассмеялся. Его жену отличала буйная фантазия. Но Кейт знала, как ее укротить. Наверное, надо вставить к месту какое-нибудь словечко. Спросить, что она думает об итальянской майолике или венецианском стекле, ярких красках, пропитанных солнцем. Но, принимая во внимание приглушенные тона ее одежды, он решил, что не хочет услышать ее ответ. Возможно, будет лучше поставить майолику в кабинете.
— Тогда не будем заставлять мистера Веджвуда ждать, — сказал он, помогая ей сесть в седло.
В течение следующих нескольких дней, когда их дом наполнялся разными вещами, Диккан понял, что не может спорить со вкусом Грейс. Он был безупречен, хотя и несколько однообразен. Возможно, его дом не слишком волнует воображение, зато в нем, несомненно, уютно. Единственный раз он выступил против, когда, вернувшись домой, обнаружил знакомое улыбающееся лицо на стене гостиной.
— Зачем это здесь, черт возьми? — спросил он, указывая на самую совершенную женщину во всей Европе, пленительную в образе Афродиты с яблоком в руке и веселым огоньком в голубых глазах.
Грейс посмотрела на картину, словно не понимая.
— Это моя мать, — ответила она.
Диккан сердито поглядел на нее.
— Я знаю. Где ты взяла это полотно?
Грейс замерла, не понимая, чем недоволен муж.
— Оно принадлежало моему отцу. Что-то не так? Он считал, это одна из лучших работ Реборна.
Диккан, самый обходительный мужчина во всей Англии, не знал, как ответить. Неужели Грейс настолько слепа и не понимает, что люди будут сравнивать портрет с ней? Как только высший свет узнает об этом шедевре, они ринутся к ним домой увидеть, как Грейс живет рядом с образом своей пропавшей матери, которая смотрит ей в спину, словно видение того, чем она сама должна была стать, но не стала.
— Это единственное, что у меня осталось от отца, — тихо сказала Грейс. — Он никогда не расставался с портретом.
И Диккан вынужден был отступить, уловив в глазах отблеск такой сильной боли, которую не мог себе даже представить. Он отвернулся, послушно махнув рукой.
— Тогда ему лучше будет в общей комнате.
— Конечно, — ответила Грейс, как он и ожидал.
И после этого Диккан стал проводить с ней меньше времени. Сначала пропускал ужин, потом поездку верхом. Ссылался, к примеру, на то, что в город прибыл русский дипломат, которого ему надо сопровождать. Он должен был чувствовать облегчение. Но вместо этого испытывал лишь беспокойство и гнев, особенно когда понял, что гренадеры могли занять Грейс и она бы даже не вспомнила о нем.
Он решил, что должен быть им благодарен. Ничего другого ему не оставалось. Но все изменилось, когда однажды он вернулся домой и застал в гостиной Кита Брэкстона.
— Боже, — воскликнул Диккан, когда однорукий бывший солдат поднялся на ноги, — что ты здесь делаешь?
Кит был близким другом Грейс, одним из основателей ее отряда гренадеров. Но не это беспокоило Диккана. Кит был еще и участником группы Дрейка. Сейчас он должен был находиться во Франции, собирая для них ценные сведения. Раз Кит оказался в его доме, значит, что-то изменилось, а Диккану об этом не сообщили.
— Пришел повидать счастливую пару, — ответил Кит с вялой улыбкой, от которой по спине у Диккана снова побежали мурашки. — Кроме того, в Париже стало слишком жарко для меня. Я не любитель дуэлей, как ты, Диккан, а французы только и делают, что бросают друг другу перчатки. Мне это надоело.
Когда Диккан вошел в комнату, Грейс смеялась. Теперь же она отошла в сторону, словно ожидая чего-то.
— Будешь пить с нами чай? — спросила она, как обычно скрестив руки у талии. Она казалась почти красивой в новом платье из персикового шелка с нежно-зелеными лентами, похожими на букеты роз.
— Боюсь, не смогу, дорогая. Увидимся сегодня в опере? К сожалению, будет Глюк.
— Да. — Она повернулась к своему другу: — Хочешь пойти с нами, Кит? Покрасоваться перед дамами?
— Спасибо, Грейси, но лучше я завтра поеду с тобой верхом.
Сердце Диккана кольнула боль, и он рассердился.
— Утром?
Грейс улыбнулась:
— Поедешь с нами? Знаю, последние несколько дней ты был очень занят. Кит предложил меня сопровождать.
Бедняжка Эпона не может долго стоять на месте. Ей скучно.
Когда они отправятся на прогулку, он только вернется домой после очередной долгой ночи.
— Нет, дорогая. В такой час тебе не нужна моя больная голова. Наслаждайся.
Неужели на ее лице промелькнуло разочарование? С Грейс это было так трудно понять. В отличие от Кита Брэкстона, который даже не скрывал своего неудовольствия.
— У тебя не найдется для меня пары минут, Диккан?
— Если ты будешь в «Бруксе». Сейчас мне надо встретиться с Торнтоном.
Кит еще больше нахмурился:
— С Торнтоном?
Если ему было неизвестно о том, что Диккан получил указание сблизиться с Торнтоном, то что он здесь делал?
— Он надеется вернуть пони, которого я вчера у него выиграл, — ответил Диккан, понюхав табаку.
Это объяснение выглядело довольно поверхностным. И конечно, не могло служить оправданием. Но Грейс все равно невозмутимо попрощалась с мужем, от чего Диккан почувствовал себя еще хуже.
Итак, Кит Брэкстон вернулся из Парижа. Был ли это официальный визит, о котором не предупредил его Дрейк, или он зашел, потому что переживал за Грейс? Диккан прекрасно знал, что он с готовностью, отдаст за нее жизнь. Возможно, ему просто никто не сказал? Или тут что-то другое?
Он узнал об этом час спустя, встретившись с Торнтоном перед игорным притоном Митчелла на Джермин-стрит.
— Хиллиард, старина! — воскликнул упитанный барон, хватая его за руку. — У меня для тебя хорошие новости! Твоему наказанию пришел конец.
Диккана охватило сильное беспокойство. Улыбка Торнтона не предвещала ничего хорошего.
— Моему наказанию?
Торнтон рассмеялся грубым смехом, и Диккан поморщился.
— Я о твоей жене. Достойная дама и все такое, возможно, слишком даже хорошая, если ты меня понимаешь. Ты сопровождал ее по всему городу, как и подобает джентльмену. Что ж, друг, я пришел сказать, что твоя добродетель вознаграждена. — Он крепче схватил Диккана за руку и потянул за собой. — Идем, сам увидишь.
Войдя в потрепанный вестибюль игорного притона, Диккан снял пальто и огляделся по сторонам. Привычная мужская компания, почти все погружены в карты или кости. В воздухе стоит густой дым, свечи на стенах слабо мерцают, и мгла скрывает все грехи. Диккан направился было к задней комнате, когда, его окликнули:
— Диккан, милый!
Рядом послышался смешок Торнтона. Диккан чуть было не затряс головой, стараясь избавиться от звука этого женского голоса. Он повернулся, заранее боясь того, что ему суждено увидеть.
На ней было одно из самых соблазнительных шелковых платьев, какие он когда-либо видел. Светлые локоны небрежно спадали на шею. Пышная грудь и восторженная улыбка на лице. Она протянула руки в тяжелых бриллиантовых браслетах, которые Диккан когда-то ей купил.
Его охватило ощущение неизбежности, словно это было какое-то проклятие. Но он взял ее нежные маленькие ручки в свои и улыбнулся:
— Мина, любовь моя, ты приехала.