Сентябрь 1815 года
Дорсетшир, Англия
Тот, кто сказал, что добрые дела не остаются безнаказанными, должно быть, хорошо знал Кейт Хиллиард. «Нет, — поправил себя майор, сэр Гарри Лидж, наконец-то добравшийся до большой гостиной особняка Оук-Гроув и обнаруживший упомянутую леди у окна, вершащей правосудие. — Не Хиллиард. Теперь Ситон. Леди Кэтрин Энн Хиллиард Ситон, вдовствующая герцогиня Мертер. Только не ошибитесь. Вдова не являлась воплощением добрых дел. Она была наказанием».
Доброе дело привело Гарри в Оук-Гроув. Ну, если учесть круг собравшихся в роскошной бело-золотой комнате, отчасти доброе, отчасти служебное дело, к которому ни в той ни в другой его части он не был внутренне готов.
Не то чтобы он был не рад присутствовать на свадьбе своего друга Джека. Он был рад. Он даже с удовольствием проводил время с другими «повесами» — гостями Дрейка, собравшимися на празднование, которое длилось неделю. Все они были не только превосходными товарищами, но также лучшими умами, способными противостоять кучке предателей, намеревавшихся свергнуть правительство.
Отсюда служебная часть его визита. Маркус Белден, граф Дрейк, возглавлявший группу агентов, именовавших себя «повесами», посчитал, что свадьба Джека станет идеальным прикрытием для их собрания с целью обсуждения дальнейших действий. К несчастью, собравшиеся привлекли внимание и нежеланного гостя. В окрестностях имения появился Хирург, убийца, наводивший ужас на всю Европу, и как раз во время попытки убить Грейс Хиллиард, большого друга Гарри.
Гарри как раз возвращался после безуспешных поисков этого негодяя, в которых участвовали муж Грейс, Диккан, и Джек Уиндем, граф Грейсчерч. В любое другое время Гарри горел бы нетерпением возобновить поиски. Он потребовал бы собраться в уединенном месте, чтобы обсудить все, что им стало известно об угрозах как короне, так и его друзьям, желательно за сигарами и виски. Но сегодня он думал об одном — будь что будет, как только свадьба закончится, он бросит все и уедет домой.
Словно прочитав мысли Гарри, Кейт повернулась, наблюдая за тем, как он ведет в комнату остальных мужчин.
— Все в сборе, — провозгласила она, не оставляя попыток отобрать серебряную фляжку у улыбавшегося лорда Дрейка. — Маркус не отдает мне мою фляжку. Я жду, что вы примете мою сторону.
Рядом с Гарри засмеялся Диккан Хиллиард.
— Кузина, одно я знаю точно, — приветствовал он ее. — Вы никогда не выпустите из своих ручек то, что имеет для вас ценность.
Запечатлев поцелуй на щечке Кейт, он присоединился к Грейс, сидевшей на обитом золотистой тканью диванчике.
Кейт прежде всего ценит саму себя, с кислой миной размышлял Гарри, останавливаясь в дверном проеме. Где-то рядом разгуливает убийца, Грейс еще не до конца оправилась после того, как ее пытались отравить, а Кейт ссорится из-за фляжки для виски.
— Но каждой девушке полагается иметь собственную фляжку, — говорила она, снова поворачиваясь к своей жертве, ее зеленые глаза задорно блестели.
Предводитель веселой маленькой компании, Маркус, симпатичный блондин, подчеркнуто элегантный, на целый фут возвышался над Кейт, а весил он больше ее на добрых тридцать килограммов.
— Я взамен дам вам другую, — уверял Маркус, отводя от Кейт руку с фляжкой. — Кроме того, спрятанный в ней портрет вам неинтересен. Позвольте мне насладиться его лицезрением. — Придвинувшись, он ухмыльнулся: — Раз вы не позволяете мне лицезреть вас.
Кейт засмеялась и хлопнула его по руке.
— Не смешите меня. Таких больше нет. А надпись! «Разве не сладкий плод — моя первая любовь?» В самом деле. — Она наморщила хорошенький носик. — Если на фляжке действительно изображена Минетта, ее плод сорвали так давно, что он уже сгнил.
Гарри захотелось отшлепать Кейт за ее легкомыслие. Джек с Дикканом отвернулись, их женам явно стало неловко. Женщина, изображенная на миниатюре, была любовницей обоих мужчин и обоих предала.
— О, не знаю, не знаю, Кейт, — не удержался Гарри. — Если вы можете сказать, как давно женщина потеряла свою… свежесть, глядя на ее изображение, вы на той картине выглядели бы как после оспы. Однако любой мужчина в Лондоне скажет вам, что вы выглядите совершенно… цветущей.
Если он ждал, что она смутится, то его постигло разочарование. Кейт засмеялась и захлопала в ладоши.
— Так вы ее видели, Гарри? Расскажите нам.
— Кейт в самом деле позировала обнаженной? — спросила Грейс, которая выглядела куда более обеспокоенной, чем сама Кейт.
— Как в день, когда она появилась на свет.
— Кое-кто действительно обнажался, — возразила Кейт. — Но не я. Мне хотелось увидеть, как меня представляет себе художник. Картина действительно висит в игорном доме?
— Вы хотите сказать, что это мистификация, — не унимался Гарри.
Кейт подняла бровь:
— Вы разочарованы, Гарри?
— Я не вполне верю этому.
Ее улыбка стала двусмысленной.
— Как жаль, что вы никогда не узнаете этого наверняка.
Гарри должен был признать — в картине действительно не было того, что выделяло Кейт среди других. У миниатюрной красавицы с блестящими каштановыми волосами и зелеными кошачьими глазами было тело, которое даже в одежде могло заставить священника нарушить обет безбрачия. Она была воплощенной эротической фантазией, которая только могла появиться у мужчины, и знала это.
Гарри стоял в десяти футах от нее, но его тело не осталось равнодушным: кровь сгустилась и тяжело пульсировала в горле, пенис нетерпеливо подергивался, мышцы напряглись в предвкушении. Зато когда он вместе с другими посетителями Макмерфи смотрел на полотно, изображавшее нежно-розовую, лениво раскинувшуюся Кейт Ситон, он не чувствовал ничего, кроме раздражения.
— Нам нужно вмешаться и заставить их снять картину, — убеждала Грейс Кейт, на ее простодушном лице было написано страдание. — Вы ведь не хотите огорчать вашего брата?
Улыбка Кейт сделалась непривычно мягкой.
— Грейс, мой брат родился огорченным. Еще одно разочарование ничего не изменит. Кроме того, я здесь ни при чем.
Гарри решил — сейчас не время уличать ее во лжи.
— Все это в самом деле дурно, — задумчиво произнесла Кейт. — Мои сестры и братья, по-видимому, оказались лишены знаменитого обаяния Хиллиарда, отчего у них развилась склонность к осуждению. Я предпочитаю смотреть на это как на отклонение, поскольку я, разумеется, воплощение очарования. Как ни странно, и все мои племянницы, и племянники тоже. Когда им удается сбежать от родителей, их общество становится очень приятным.
Кейт ослепительно улыбнулась.
— Но хватит обо мне. Что вам удалось узнать?
С обсуждением картины было покончено.
Невеста Джека, Оливия, повернулась к нему:
— Хирург?
Гарри понял, что она сильно обеспокоена, но пытается скрыть это. Она ведь тоже пострадала от рук убийцы. Невозможно было не заметить узкий красный шрам на ее шее, оставленный ножом Хирурга.
Джек поцеловал ее.
— Я уверен, он уже скрылся. Однако я оставил людей для наблюдения.
Оливия улыбнулась, но в ее глазах осталась прежняя напряженность.
— Мы так и не знаем, зачем он явился сюда.
— Он здесь, чтобы остановить Диккана, — сказала Грейс, нервически дергая рукава своего платья.
Учитывая, что лицо Грейс после чуть не убившего ее отравления все еще сохраняло зеленоватый оттенок, Гарри снисходительно отнесся к ее словам. К тому же Грейс всегда переживала за других, а Диккан был арестован по подозрению в отравлении. Только его положение и вмешательство Джека позволили ему выйти из тюрьмы.
— Ему это не удалось, — поцеловав, уверил ее Диккан. — Все, чего они добились, — то, что я еще более утвердился в решении отыскать чертовы стихи и с их помощью разоблачить «львов».
Дрейк покачал головой:
— Все же очень глупое название для кучки предателей.
— Может быть, и глупое, — сказал Джек, — но они до сих пор на шаг впереди нас. Нам необходимо узнать их планы, иначе им удастся убить Веллингтона.
Все еще стоявшая у окна Кейт сказала с негодованием:
— Они планируют сами занять трон.
— Они планируют посадить на трон принцессу Шарлотту, — поправил Маркус, — и править за нее. Лично я почти готов позволить им это просто для того, чтобы увидеть, как быстро она отделается от них. И я не думаю, что наш бесспорный наследник такой покладистый, каким они его представляют.
— Пожалуй, — произнес Джек, вставая. — В настоящий момент мы ничего не можем сделать. Охрана выставлена, Уайтхолл уведомлен, а у нас свадьба, так давайте веселиться. — Он протянул руку Оливии: — Любовь моя, почему бы нам не заняться друг другом.
По тому, как улыбнулась Оливия, было видно — его слова имели особый, им одним понятный смысл. Взявшись за его руку, она вслед за ним вышла из комнаты, попрощавшись со всеми быстрыми движениями пальцев.
— Прекрасная мысль, — согласился Диккан, наклоняясь, чтобы помочь встать своей все еще не до конца поправившейся жене. — Идем, Грейс. Я отведу тебя наверх, там ты будешь в безопасности, пока мы не найдем его.
Гостиная быстро опустела, и Гарри остался наедине с Кейт.
— Поспешите, — не удержался он от того, чтобы съязвить. — Иначе вы упустите Дрейка.
Она с улыбкой сирены шагнула к нему — ее груди почти коснулись его мундира.
— Ну нет, — успокоила она его, взмахнув направленными на него ресницами. — Дрейк совсем не хочет сбегать.
Гарри боролся с собой, но не мог устоять против исходящего от нее аромата экзотических цветов и ванили. Ее тела. Ее мурлыкающего голоса. Он был так же беззащитен перед ней, как и десять лет назад.
— Очень плохо, Гарри, — сказала она, водя пальчиком по его зеленому мундиру стрелка. — У вас был шанс. А второго не получает никто.
— Поверьте мне, — сквозь зубы проскрежетал Гарри, — одного более чем достаточно.
С застывшей на лице улыбкой Кейт распахнула дверь и скользнула в нее вихрем переливчатых синих цветов. Гарри остался стоять столбом, вытянувшись, как на параде, пока не услышал звонкого постукивания ее каблучков по главной лестнице. Тогда он с тихим стоном опустился на один из диванчиков и уронил голову на руки. Проклятие. Он не мог ей противиться.
Ему, наверное, не следовало приезжать в Оук-Гроув. Он слишком устал, чтобы четко мыслить, и был слишком измучен, чтобы проявить терпение. Шрапнель, засевшая у него под ребрами, продолжала терзать его, ночные кошмары не давали уснуть. Добавить к этому Кейт — и легко впасть в безумие.
Ему надо подняться наверх и лечь. Заснуть он не сможет. Зато сможет лежать и рассматривать херувимов на потолке, выбросив из головы Кейт, убийц и последние десять лет. Если повезет, он сможет некоторое время поразмышлять о том, что станет делать после того, как продаст свой патент офицера.
Эта мысль чуть не заставила его улыбнуться. Дома его ждет мать, жаждущая закормить его до бесчувствия. У него есть куча племянников и племянниц, которых он еще не видел. Он заслужил провести несколько месяцев, слоняясь по дому, прежде чем заняться делом, на этот раз почувствовав себя свободным человеком, которому не надо жить по распорядку и выполнять чужие команды. Отныне он намерен нести ответственность только перед своей записной книжкой, транспортиром и сапогами. Мировые проблемы пусть решают другие.
Гарри не знал, сколько времени просидел, рисуя картины своего будущего, когда услышал этот звук — быстрый, похожий на треск. Первой неясной мыслью было — я знаю этот звук. Второй — что надо бежать. Однако ему понадобилось полдюжины ударов сердца, чтобы связать их.
— Проклятие, — вырвалось у него.
Он вскочил. Боль прострелила бок, он прижал руку к ребрам.
Разумеется, он знал этот звук. Это был выстрел, причем стреляли в доме. Гарри выбежал в коридор, бросился к парадной лестнице, ощущая, как по телу растекается адреналин. Как всегда бывает в ситуациях, требующих немедленных действий, время, казалось, растянулось. Он заметил, как солнечные лучи, льющиеся в окна, превращали пылинки в рой светлячков. Он ощутил слабый запах пчелиного воска и лимона, и его сапоги заскользили по безукоризненно натертому мраморному полу. Послышались крики, топот многих ног.
Он не успел добежать до последней ступеньки, когда раздались новые звуки — кто-то разбил стекло. Потом раздался вскрик. И сразу после него где-то снаружи — глухой удар, вызывающий тошноту.
Черт. Не раздумывая Гарри развернулся и бросился к входной двери.
Шум доносился из удаленной части здания. Он пробежал по лужайке так, словно за ним гналась стая собак. Обогнув угол, он глянул вверх, потом вниз. На половине высоты дома болталась перекошенная белая оконная рама, время от времени ударяясь о кирпич. Стекла в ней не было, последние осколки медленно осыпались на землю. Росшие под окном самшитовые деревца были поломаны, с них, похожие на старые тряпки, свисали два тела.
Гарри подбежал к тому, которое узнал.
— Диккан? Диккан!
Диккан задвигался. Услышав голос Гарри, он сполз на землю и лежал, тяжело дыша. Одного взгляда на другое тело было достаточно, чтобы понять, — человек мертв. Кровавая пена пузырилась на его губах, глаза потускнели и застыли, устремленные в одну точку. До сознания Гарри не сразу дошло, что тело принадлежало не кому-либо, а самому Хирургу. Он был мертв.
Но это подождет. Бросившись на колени, он быстро оценил состояние друга. Царапины, парочка шишек и неестественно повернутая рука. Невероятная удача, если подумать.
— Вы живы, старина? — спросил он.
Диккан слабо улыбнулся:
— Похоже, да. Хирург свалился головой вниз.
Гарри покачал головой:
— Плохо дело.
Он слышал топот людей, бегущих по дому. Диккан, должно быть, услышал его тоже, потому что вдруг сделался словно безумный. Ухватив Гарри за рукав, он попытался подтянуться и встать.
— Гарри. Я думаю, Кейт в опасности.
На миг он замер.
— Кейт? Господи, почему?
— Хирург кое-что сказал: «Стихотворение у шлюхи». Минетта не единственная, кого называли шлюхой. По крайней мере, среди известных мне людей.
Гарри мог бы поклясться, что перестал дышать.
— Она имеет какое-то отношение к этому?
— Думаю, да.
— Тогда ей определенно угрожает опасность, — сказал Гарри, из головы которого не выходила ее самодовольная улыбка. — Если она предательница, я сам ее убью.