Они уложили вещи, чтобы наконец-то ехать в Исткорт. Заехал Дрейк, забрал булавку. Грейс заявила, что ей тоже пора домой. Кейт пыталась остановить ее; она не хотела, чтобы Грейс ехала в пустой дом, считая, что ей лучше оставаться в окружении друзей. Но Грейс боялась столкнуться с Дикканом прежде, чем будет готова к этому, и Кейт слишком хорошо понимала ее. Так что к тому времени, когда они обычно садились пить чай, Кейт и Би простились с подругой, на прощание поцеловав ее и усадив в карету Мертера, в которой она и отправилась домой.

Кейт была рада, что ей некогда думать об этом и о том, что произойдет, когда они с Би покажут Гарри его новый дом. Полюбит ли его Гарри? Или возненавидит и захочет как можно скорее покинуть? Сможет ли она жить в Исткорте без него?

Прежде чем уехать, им оставалось по приглашению Чаффи побывать в театре. Молодая актриса, выступавшая под псевдонимом Мардрин, дебютировала в мелодраме «Обещания возлюбленного». Гарри принял приглашение, не спросив согласия Кейт, что огорчило ее, хотя она была не прочь отвлечься и посмотреть мелодраму, где страдает кто-то еще.

Теперь Гарри мог заняться «львами», не опасаясь за нее, но через месяц в канцлерском суде должно было состояться слушание по ее делу, и это не давало Кейт покоя. Они с Гарри встретились с адвокатом, а тот встретился с сыщиком в надежде откопать какой-нибудь компромат на родственников Кейт. Кейт предстояло просто появиться на судебном заседании и удержаться от того, чтобы не плюнуть там в брата.

Верный обещанию преодолеть страх Кейт, Гарри провел предшествующую ночь, расширяя ее познания в области чувственных удовольствий, в результате чего она напряглась еще больше. Она не могла лгать и призналась, что ее смущает устроенный им пир чувственности.

Он проводил часы, пробуждая ее тело способами, которых она не могла и вообразить, щедро балуя ее своим вниманием. Было чудесно открывать заново радость, когда-то ей знакомую, и она с готовностью возвращала Гарри удовольствие, которое он дарил ей.

Одно мешало ее полному удовлетворению. Они все еще не перешагнули последней черты. Не то чтобы Кейт до сих пор не была уверена, что хочет этого. Учитывая, насколько лучше он был устроен, чем Мертер, она не могла представить, как Гарри сможет соединиться с ней, не разорвав ее на части. Она не могла вообразить, как мужчина, привыкший командовать, может быть внимателен и осторожен во время соития.

И не знала, как попросить его о большем, особенно если учесть, что каждый раз, когда он нависал над ней, она паниковала как последняя трусиха и предлагала принести ему удовлетворение испытанным способом.

…По крайней мере, думала она, когда поднималась по великолепной лестнице, опираясь на руку Чаффи, у нее появился шанс разузнать кое-что у друзей Гарри.

— Есть ли какие-нибудь новости об Йене Фергюсоне? — тихо спросила она, чтобы слышал только Чаффи.

Доброе лицо Чаффи страдальчески сморщилось, он поправил сползшие очки.

— Ужасно. Не могу понять. Замечательный парень.

— Могла ли произойти ошибка?

— Надеюсь на это. Плохо для сестер Фергюсона, даже если его не назовут предателем. Хорошие девушки, как я слышал. Не заслуживают такого.

Кейт внимательно посмотрела на него:

Он пожал плечами:

— Им некуда деться. Все достается кузену. Они не ладят.

Кейт кивнула:

— Я постараюсь съездить к ним.

Улыбка у Чаффи была ангельской.

— Вы правильно мыслите, леди Кейт. Я съездил бы сам, но я не представлен им. А сейчас не время. И пока Гарри, как терьер, носится по Хорсгардзу, мы сможем немного их подбодрить. Но у меня есть вопрос. О тех стишках.

Кейт посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Впрочем, толпа устремилась в зал, торопясь занять места и, пока не поднялся занавес, позлословить о ближних.

— Их и розу Тюдоров уже нашли в обнаруженной переписке. Епископ явно был главой группы.

Чаффи, нахмурившись, кивнул.

— Почему они считали, будто стихи у вас?

Хороший вопрос.

— Не знаю. Думаю, они посчитали, что я знала о них, и я действительно знала. Не могу точно сказать откуда. Это одна из причин, по которой мы возвращаемся в Исткорт. Там у меня библиотека. Здесь только небольшая ее часть.

Чаффи вытаращил на нее глаза:

— У вас есть еще книги?

Чаффи был среди тех помощников Гарри, которые обыскивали библиотеку. Кейт поневоле усмехнулась:

— Вам повезло, что мы не заставили вас просматривать их все.

Пьеса оказалась не так хороша, как ожидалось. Время от времени «повесы» заглядывали в ложу засвидетельствовать почтение. Кейт радовало, что они приехали поддержать Гарри. Этим вечером они лишний раз укрепили ее чувство защищенности, особенно когда с удовольствием взяли на себя роль аудитории для ее свиты, которая надоедала ей больше, чем обычно.

К третьему антракту у нее разболелась голова, как она считала, от избытка терпения — от необходимости держать язык за зубами в разговорах с исполненными благими намерениями знакомыми. Особенно с ее поклонниками-юнцами. Решив вдохнуть свежего воздуха, Кейт взяла за руку Гарри и вслед за Чаффи и Би вышла в фойе выпить шампанского.

Вдруг Би неблаговоспитанно воскликнула:

— На судне! Право руля!

Гарри огляделся. Кейт вздохнула:

— Это было неизбежно.

— Что неизбежно? — спросил Гарри, глядя теперь на Би, которая снова погрузилась в благородное молчание.

Кейт осмотрелась.

— Мои родственники.

Чаффи кивнул:

— Конечно. Герцогский парусник. Хорошо сказано, леди Би.

Глинис бросилась им наперерез, как фрегат, преследующий линейный корабль.

— Как вы смеете?

Кейт вздохнула.

— Добрый вечер, Глинис. Как приятно вас встретить.

У ее невестки был такой вид, как будто она вот-вот взорвется, ее фарфоровые щеки горели туберкулезным румянцем, опущенные по бокам руки сжимались в кулаки.

— Вам здесь нечего делать, и вы это знаете. Как вы посмели выставить напоказ это… существо?

Кейт игнорировала выпад.

— Полагаю, вы встречались с моим мужем, майором сэром Гарри Лиджем. Гарри, могу я представить вам Глинис, герцогиню Ливингстон. Я признаю родственников, но не хочу, чтобы с Глинис случился припадок в театре. О, а вот и вы, Эдвин, — сказала она брату, который стоял позади жены. — Вам надо говорить громче, или никто вас не заметит.

Кейт повернулась к Гарри, как если бы сообщала секрет.

— Склонитесь к ее руке, Гарри. Только не лизните. Это не принято.

Она увидела, что Гарри старается не улыбнуться.

— Очень рад, ваша светлость.

— Вас действительно не волнует, на кого вы ополчились? — произнесла Глинис, не сводя глаз с Кейт. — Я не удивилась бы, если бы вы явились с единственной целью — разрушить помолвку Элспет.

Кейт подняла бровь:

— Малышка Элспет? Боже, как летит время. Я надеюсь, вам нравится ее жених.

— Это не может вас интересовать. А почему на вас эти изумруды?

Кейт не удивилась вопросу. В самом деле, она в первый раз надела этот гарнитур, поскольку адвокат семьи оставил его ей, но Кейт не была уверена, что это не вызовет негодования. Хотя после того, что она узнала о своем отце, она не могла понять, почему он оставил гарнитур ей. Украшения принадлежали ее матери, в гарнитур входили браслеты, сережки, ожерелье и диадема с изумрудами и жемчугом, которой она украсила свою высокую прическу.

— Ну, — сказала она, наслаждаясь воинственным огнем в глазах Глинис, — не думаю, чтобы к этому платью подошли бы рубины.

Если бы это было возможным, Глинис разъярилась бы еще больше.

— Эти изумруды принадлежат герцогине, и вы знаете это. Эдвин, как она завладела ими?

Кейт ждала, что скажет брат.

— Ну, ее…

— Нет-нет, — запротестовала Кейт, вдруг развеселившись. — Позволь мне, Эдвин. Видите ли, Глинис, Эдвин, отсылая их, по-видимому, не решился сказать вам, что отец оставил их мне в своем завещании.

— Отослал их адвокат, — выпалил Эдвин, — и это мама…

Он замолчал, лицо его покраснело. Кейт тоже молчала.

Ее мать. Так что изумруды ей оставила она. И она позаботилась, чтобы Кейт получила Исткорт.

— Разумеется, — сказала Кейт, твердо решив, что не поддастся слабости и не заплачет в присутствии брата. — Видите, Глинис? Вам следовало бы знать. Если бы это зависело от Эдвина, я бы никогда не увидела их. Как неудачно, что адвокат отца оказался педантичным. Но хватит об этом злосчастном ожерелье. Расскажите мне об Элспет.

Глинис не шутила.

— Вам сейчас полагалось сидеть в сумасшедшем доме. Вам надлежит быть там, где вы не могли бы и дальше унижать вашу семью.

Кейт хотела ответить, но ее заслонил собой Гарри. Он не сделал никакого угрожающего жеста, но от звуков его тихого голоса по спине Кейт пробежала дрожь.

— Мне кажется, это ее семья делает все, чтобы унизить себя. Вам повезло — моя жена благороднее, чем вы. Будь моя воля, я изобличил бы вас.

— Изобличил нас? — взвился Эдвин. — В чем? В том, что я защищаю свою семью? Как вы смеете?

— Как вы смеете? — отвечал Гарри. — Считается, что мужчина обязан защищать свою сестру, а не терроризировать ее. Слава Богу, вы уже никогда не сможете распоряжаться ею.

Лицо Глинис стало почти багровым.

— Вы угрожаете нам? Кто вы такой, как вы думаете?

Полностью сраженная холодным огнем, полыхавшим в синих глазах Гарри, когда он вступился за нее, Кейт широко улыбнулась:

— Ну, он мой муж. А я, Глинис, дочь герцога и вдова герцога. Что означает, если мне не изменяет память, на одного герцога больше, чем у вас.

Она знала, что ей не следовало говорить этого. Глинис была чрезвычайно чувствительна к тому факту, что ее отец являлся всего лишь баронетом. Кейт готова была извиниться, особенно когда Глинис начала брызгать слюной, войдя в такой раж, что Кейт подумала — она может перейти к физическому насилию.

— Ваш отец!.. — завизжала она.

Но прежде чем она продолжила, Эдвин схватил ее за руку.

— Скандалить с ней ниже вашего достоинства, дорогая. Идемте. Мы, конечно же, найдем более приятную компанию.

Эдвин словно дернул за какую-то струну в Глинис. Она внезапно остановилась, выпрямилась, взглянув на Кейт так, словно та была мышкой, пойманной в буфетной.

— Вы правы, Ливингстон. У меня есть множество более важных занятий, чем обуздывать алчность вашей сестры. Скоро ее ждет заслуженное наказание, и я с нетерпением этого жду.

Глинис развернулась и величаво зашагала прочь. Кейт все еще смотрела ей вслед, когда услышала, как кто-то присвистнул.

— Жена вашего брата, представляется мне, очень часто пребывает с багровой физиономией, — задумчиво произнес Чаффи.

— Гарпия, — высказалась Би.

— Они действительно не ровня Гарри, — согласилась Кейт и притянула к себе мужа для сочного поцелуя, заставив его ухмыльнуться.

Кейт могла бы решить, что на сегодня уже завершила общение с родственниками, если бы часом позже, когда они с Гарри вместе со всеми устремились к выходу, она не была атакована во второй раз. Когда она повернулась к Чаффи, чтобы поблагодарить его за вечер, неизвестно откуда к ней бросилось облако белого муслина и почти белых волос.

— Тетя Кейт! Как я рада, что вы здесь. Вы, конечно, слышали об Адаме. Вы должны встретиться с ним. Вы тоже, леди Би. О, вы, должно быть, майор. — Зеленые глаза девушки весело блестели, она улыбнулась Гарри. — О вас много говорят. Идемте!

И прежде чем Кейт смогла запротестовать, ее племянница Элспет, смеясь, потянула их в коридор. Оглянувшись, чтобы убедиться, что Гарри идет следом, Кейт слушала бессвязный монолог Элспет о ее помолвке, женихе и планах, связанных со свадьбой.

— Мама устраивает уик-энд для обоих семейств, чтобы познакомиться, и, признаюсь, это ужасает меня. — Она наклонилась ближе и прошептала: — Леди Чатем сущий дракон. Моя мама в сравнении с ней просто голубка, клянусь.

Кейт засмеялась.

— Не позволяй ей услышать такие слова, — предупредила она. — Ты скользишь по тонкому льду, водя компанию со мной. Если она застанет тебя со мной, нас обеих сварят в масле.

Кейт не могла понять. Ее собственный отец обожал ее брата и сестер, а они превратились в людей с дурными характерами, неприветливых, особенно по отношению к ней. Зато у Эдвина и Глинис непостижимым образом выросли две очаровательные дочери и прекрасный сын, которых она безмерно любила. Правда, у них была добрейшая няня.

— А теперь, тетя Кейт, вот вам Адам. Я настаиваю, чтобы вы обожали его.

Кейт уже улыбалась, когда ее представили достопочтенному Адаму Торну, долговязому, неуклюжему рыжему молодому человеку с открытым лицом. Он поклонился, с улыбкой глядя сверху вниз на крошечную Элспет, словно вылепленную из сахара.

— Ваша светлость, — начал он, беря руку Кейт.

Кейт нахмурилась.

Элспет хихикнула.

— Адам, моя тетя снова вышла замуж. Теперь она леди Лидж. — Элспет снова придвинулась к Кейт. — Хорошо сработано. Мои родители чуть не лопнули от злости, узнав об этом. Я не видела их такими с тех пор, как моего брата Майкла шантажировала его любовница.

Кейт снова заулыбалась.

— Уймись, несносный ребенок. Ты не должна так говорить о своих родителях. Не тебе их сердить. Это моя задача.

— И никто не сделает это лучше, — согласилась девушка, ни секунды не стоя спокойно. — Приходите на наш уикэнд, тетя Кейт. Без вас будет смертельно скучно.

Кейт понимающе посмотрела на нее.

— Так ты хочешь принести меня в жертву на семейный алтарь, только чтобы тебе не было скучно?

Элспет поморгала большими зелеными глазами.

— Ну да. Потому что когда мне скучно, я становлюсь подвержена непреодолимым импульсам.

Кейт не знала, как Гарри относится к их рассуждениям, пока не услышала его смех.

— Определенно родственная душа моей Кейт.

Представление прошло без происшествий, и Кейт обнаружила, что завидует влюбленной паре.

— Послушайте, вы оба, — сказала она, беря их за руки, — если вам потребуется сбежать во время этого безобразия, вы знаете, где я живу. Я и слова не скажу ни одному из ваших родителей.

Элспет захихикала.

— Смогу я увидеть ту безнравственную картину?

— Ну уж нет, — смеясь, сказала Кейт. — Я на ней совершеннейшее пугало. А теперь убирайтесь, пока твоя мать не обнаружила нас за составлением заговора против нее.

Несколькими минутами позже Гарри провел Кейт через толпу на улицу.

— Я очень рад, что ваша мама позаботилась, чтобы вам достались ее изумруды, — сказал он низким голосом.

Кейт взглянула на него — он улыбался одними глазами.

— Что? Почему?

— Ваша мама была святой. Доброй, щедрой и веселой, радовавшейся жизни, всему, что ее окружало. Как-нибудь я расскажу вам о ее летних праздниках для соседских ребятишек. Она плохо играла в крикет. Она все время смеялась, и все обожали ее.

Кейт подняла бровь, потрясенная.

— Мне кажется, вы были неравнодушны к моей матери, сэр.

— Боготворил ее всем своим сердцем четырехлетнего ребенка.

Кейт наклонила голову набок, у нее упало сердце.

— Почему вы вспомнили о ней сейчас?

Улыбка Гарри стала шире.

— Вы очень похожи на нее.

— О да, — согласилась Кейт. — Я действительно ее копия.

Но он покачал головой и улыбнулся.

— Я не о внешности.

Кейт замедлила шаг и остановилась среди теснившей их толпы, слова Гарри засели в ее груди. Ее глаза горели, защитная броня была поколеблена. Он казался таким искренним, таким близким. Как он мог прийти к такому выводу? Она ужасно вела себя с ним, создавая стену вокруг себя и изо всех сил пытаясь держать его на расстоянии.

— Гарри, — сказала она, откашливаясь, чтобы избавиться от кома в горле, — относительно ваших помолвок…

Вдруг рядом с Кейт кто-то вскрикнул и навалился на нее. Она шагнула назад, споткнулась, беспомощно замахала руками среди колыхнувшейся толпы. Она испугалась, что упадет под проезжавшие экипажи. Однако Гарри был уже рядом, и она оказалась в кольце его рук. Он спотыкался, что-то бормотал, ей показалось, что он напряжен и делает усилие над собой. Позади него молодая торговка высоко подбросила яркий апельсин, послав его смеющемуся щеголю, и исчезла. Затем толпа снова сомкнулась.

— С вами все в порядке, Гарри? — спросила Кейт, отряхивая платье.

— Ребра, — отрывисто сказал он. — Наверно, неудачно повернулся.

Кейт огляделась в поисках Би и Чаффи, оттесненных толпой. Их нигде не было видно.

— Гарри, — сказала она, — вы высокий. Вы видите Чаффи?

Чтобы сохранить равновесие, она положила руку на рукав Гарри и поднялась на цыпочки. Гарри качнуло, он снова споткнулся. Кейт взглянула на него и встретила странный взгляд. Что-то было не так. Одежда Гарри была влажной. Она убрала руку и взглянула на белую лайковую перчатку.

— Господи, Гарри. У вас кровь.

Он уставился на перчатку, на которой расползались пятна.

— Черт, — пробормотал он, и колени у него подогнулись.

Кейт не завизжала. Она не терпела визг. Она громко закричала:

— Чаффи! Дрейк! Брэкстон! Би! На помощь!

Она не знала, почему она звала их всех, скорее всего потому, что они весь вечер оставались поблизости. Они возникли из толпы внезапно, как в балете.

— Гарри плохо! — выкрикнула она, опускаясь на колени, чтобы поддержать его. — Он ранен!

Би опустилась с другой стороны от Гарри.

— То, что я вижу, — это от кинжала?

— Она права, — ошеломленно сказал Гарри, опускаясь на траву. — Я думаю… меня ударили кинжалом.

— Дайте мне бренди! — крикнула Кейт мужчинам.

Она инстинктивно порылась в кармане своего плаща, но вспомнила, что у нее больше нет фляжки. Ее забрал Дрейк на свадьбе Оливии.

— Вы же не собираетесь раздевать меня прямо посередине улицы, чтобы полить им колотую рану, — сказал Гарри слабеющим голосом.

Чувствуя, как он все тяжелее наваливается на нее, Кейт боролась с приступом паники.

— Не говорите чепухи, — бормотала она. — Бренди для меня. Я заболеваю при виде человека, который безнадежно портит хорошую одежду, валяясь в грязи. И почему я позволила Дрейку забрать мою фляжку? Чаффи! Найдите карету!

— Я не видел, кто ударил его кинжалом, — оправдывался Брэкстон. — Клянусь. Я находился рядом, следил, чтобы никто не напал на леди Кейт.

— Кого-то порезали? — спросили из толпы.

Кейт не слышала ответа. Вокруг раздались крики, люди в замешательстве напирали и толкались, спеша удалиться от места, где произошло нападение. «Повесы» окружили Гарри и Кейт, чтобы оградить их от толпы. От сюрреалистического света газовых ламп на лица ложились жутковатые, колеблющиеся тени, тусклый блеск ювелирных украшений добавлял мрачности к общей картине. Чаффи бешено размахивал руками, а Би все бросала Кейт вышитые пчелками платочки, которые летали по воздуху, как гигантские снежинки. Гарри уверял всех, что с ним все хорошо, даже когда его голос слабел, а лицо продолжало бледнеть. А Кейт, прижимавшая комок снежно-белых платочков к порезу на спине его редингота, вдруг замерла с отсутствующим лицом. Кто- то сунул ей в руку серебряную, с инкрустацией, фляжку, и она уставилась на нее, словно вспоминая что-то.

— Господи, — выдохнула она. — Я ошибалась. Все это время у нас были те самые строчки из стихов.