…Если бы мы могли выйти куда-то на большую площадь, на перекресток, остановить движение, парализовать жизнь города, остановить на месте прохожих… Убит один человек, но это означает, что совершена экзекуция над всем человечеством… Нет больше Михайловича, но его смерть – это массовая смерть, смерть всего того, что в людях одновременно представляло и человеческую, и божественную природу. Пусть зазвонят колокола на всех церквах! Пусть зазвонят так сильно, что сами не смогут выдержать этого звона и треснут. Пусть настанет тишина. Погаснет солнце. Шепотом во тьме будем молиться за умершую человечность.(Писатель Зигмунд Новаковски,
Недавно газеты опубликовали фотографию этого мученика свободы со связанными руками. Какая сила духа была запечатлена болью на его окаменевшем лице. Мы, поляки, будем помнить его. Некоторые народы могут забыть его – те, которые на протяжении этой войны специализировались на торговле другими народами. Мы – нет!«Wiadomosci»,
И если действительно, несмотря на всю нашу веру, исполненную уже отчаяния, человечности пришел конец, последние ее черты сохранит не фотоаппарат, а платок Вероники [20] – самый светлый, самый белый и самый окровавленный платок. Трагический негатив. Отпечаток смерти.Лондон)
* * *
Мир потрясен до основания. Генерал Михайлович, честный югославский патриот, пал жертвой и мучеником под ноги победоносного нашествия с Востока. Захватчики всеми доступными средствами стараются задушить христианство в Югославии. Мы должны честно и открыто признать эту печальную истину.(«The Catholic Times»,
* * *
Не впервые, скажут нам английские господа, люди предают своих друзей для того, чтобы умилостивить своих врагов. Тем не менее, вызывает глубокое сожаление тот факт, что премьер-министр, который в 1940 году больше, чем кто бы то ни было, сделал для европейской свободы, смог смириться с самым позорным, невероятно дешевым и безусловно фатальным заблуждением, какое когда бы то ни было зафиксировано в анналах британской дипломатии. Признав все это, они добавят, что в конечном счете господин Черчилль честно и с раскаянием признал эту ошибку, и для великого человека этого уже вполне достаточно. Однако они должны будут задаться и другим вопросом: что же случилось со всеми остальными, кто так громко говорил о свободе в 1940 году? Почему вдруг сейчас онемели глашатаи нашей национальной совести? Несмотря на то, что пишу я это в Альпах, где вечная поэзия парит над красотами озер, мне и здесь мешает туман британского лицемерия. Может быть, господин Пристл вернулся к микрофону. Может быть, господин Мартин Кинсли не забыл, что мюнхенское убийство Чехословакии он назвал преступлением. Может быть, кто-то сумел внедрить хоть немного принципиальности в международную политику журнала «Экономист». Среди нас были люди, которые когда-то знали и говорили что есть что. Общество нуждается в их мнении об убийстве генерала Михайловича. Сейчас можно по пальцам пересчитать честных и справедливых левых. Господин Коланц, лорд Беверик и лорд Пакенхэм, еще несколько человек… Что происходит с английской совестью, если даже «Таймс» одобряет приговор? Волосы на голове встают дыбом, стоит вспомнить тот совет, который редакция в свое время дала чехам: принесите себя в жертву ради немцев. Аналогичный совет был дан и полякам: пожертвуйте собой ради русских. А грекам и югославам было предложено мирно сдаться этим же самым благодетелям. По примеру Понтия Пилата «Таймс» самой себе задает вопрос: «Что есть истина?» А потом так же, как и Пилат, предусмотрительно умывает руки. Все в порядке, потому что мы уже знаем, где мы. Если все же мы хотим быть спасены, потому что речь идет действительно о Спасении, нам следует разглядеть и узнать врага в пределах собственной совести. Одна старая формула показывает нам путь, по которому приходит грех. Согрешить можно и действием, и бездействием. Поэтому все мы, кто в последние годы занимался политикой или публицистикой, должны спросить свою совесть: действительно ли мы совершенно не виноваты в смерти этого праведника?(«Time and Tide»,
* * *
Где теперь тот гром, через который некогда вещали пророки? Где тот голос, который по-человечески зарыдает над судьбой беспомощных, которых попирают, добрых, которых обижают? Где слова тех, кто огонь очищает, чтобы из праха мучеников воскресла армия фениксов, чтобы мы могли защитить мир от насилия, а слова пророков спасти от забвения? Когда имеющие силу грешат, простые грешники немы. Поэтому с чувством стыда, а затем и с молитвой склоним головы перед сербом и героем!(Еврейский поэт Леон Аронсон)
* * *
Милосердие – признак слабости в мире политических пигмеев. Генерала Михайловича больше нет… Британское правительство умыло руки так же, как это было сделано две тысячи лет назад. С Михайловичем произошло чудовищное. Во время войны немцы делали все, чтобы уничтожить его. И теперь то, что не смог сделать Адольф Гитлер, сделал за него этот безумный мир. То, что случилось вчера с Михайловичем, завтра может случиться со многими из нас.(« Palestine Post»,
* * *
Убийство генерала Михайловича не делает чести нашему времени. Наш век стал выглядеть еще более ничтожным после того, как Михайлович был предан и покинут союзниками, на стороне которых он боролся и предательства которых никак не ждал.(«La Republique»,
* * *
Восток и Запад, восточная и западная ориентация стояли друг против друга в зале суда в Белграде. Дело именно в этом, и ни в чем другом. Поэтому генерал Дража Михайлович должен был умереть. В тысячах крестьянских домов по всей Сербии зажглись сегодня лампады перед иконой сербского Святого Савы – за упокой души убиенного мученика. Народный герой, пусть он теперь мертв, стал гораздо сильнее, чем был когда-либо при жизни, чем мог бы стать в мире, где царствует несправедливость.(Й. Альтмайер,
* * *
– Алло, госпожа Рузвельт? Вы счастливы?
– С кем имею честь говорить?
– Я офицер американской армии. Один из сотен оставшихся живым благодаря сербскому генералу, которого уже нет на свете. Госпожа Рузвельт, я мог бы вам представиться как майор Фелман или полковник Макдауэлл, лейтенант Роджер, полковник Алберт Сайц… Все мы одинаково взбешены, опозорены и несчастны.
– Да, это действительно ужасно. Я была очень огорчена, когда сегодня утром прочитала в газетах, что генерал Михайлович расстрелян.
– Америка соучаствовала в этом преступлении.
– Это не так. Мой покойный супруг исключительно высоко ценил генерала Михайловича. В изменении нашей политики виноваты Черчилль и Сталин.
– И лично вы, госпожа Элеонора. Именно вы убеждали вашего больного, умирающего мужа и нашего президента в правдивости лживых заверений ставленника Тито и вашего друга дома Луи Адамича. Именно вы уверили нашего президента в том, что соответствуют действительности безумные заявления сенатора Пейпера о том, что коммунист Тито – это югославский Джордж Вашингтон…
* * *
На следующий день Иосип Броз Тито провел пресс-конференцию в бывшей летней резиденции короля Александра в Милочере, в пятидесяти шагах от берега моря. Белградское радио сообщило, что Тито, «загоревший на июльском солнце и свежевыбритый, был в прекрасном настроении».
Один из иностранных журналистов попросил Тито прокомментировать «смерть в Белграде».
– А, вы об этом, я не сразу и сообразил, – отвечал он. – Так это сербы убили какого-то своего изменника!
* * *
Государственный прокурор:(Белград,
– Обвиняемый, вы, являясь полковником полиции и руководителем гестапо в оккупированной Сербии, несомненно, поддерживали самые тесные отношения с коллаборационистом Дражей Михайловичем, который уже осужден и казнен. Расскажите о вашем сотрудничестве с ним.декабрь 1946 г)
Обвиняемый полковник Фукс:
– Я руководил гестапо в Сербии все время, и никогда не имел никаких отношений и связей с генералом Михайловичем. Более того, мы всегда считали Михайловича врагом номер один для рейха. Поэтому гестапо беспощадно преследовало всех сторонников движения Михайловича.
Государственный прокурор:
– Такой комментарий невозможно принять.
Обвиняемый полковник Фукс:
– Я офицер, и говорить правду для меня дело чести. От истины я не отступлю даже ценой жизни, которая сейчас полностью в ваших руках. Все мы, от Гитлера до нашего последнего солдата на Балканах, считали самыми опасными для себя генерала Михайловича и его партизан. Это было движение, которое создало нам больше всего проблем и которое…
Государственный прокурор:
– Достаточно! Больше ни слова. Я требую, товарищи судьи, немедленно прервать заседание и попросить удалиться из зала суда иностранных журналистов.
Председатель суда:
– Требование государственного прокурора принимается.
* * *
Государственный прокурор:(Белград,
– Германский рейх не мог вывозить из Сербии продукты питания, потому что этому препятствовали наши партизанские отряды.декабрь 1946 г.)
Обвиняемый Франц Нойхаузен:
– Как руководитель, ответственный за экономику в оккупированной Сербии, решительно и с полной ответственностью заявляю, что действий партизан и коммунистов мы практически не чувствовали. А за постоянные нападения, грабежи и уничтожение наших складов несут ответственность люди Михайловича, но никак не партизаны. Именно они перекрывали нам все пути к деревням и складам, они препятствовали нам в вывозе всего необходимого из Сербии.
Государственный прокурор:
– Вы не только военный преступник, вы и лжец. Лишаю вас слова.
* * *
Государственный прокурор:(Белград,
– В одном только селе Яйницы вы уничтожили более сотни тысяч пленных партизан и коммунистов.декабрь 1946 г.)
Обвиняемый генерал Майснер:
– Мне неизвестно точное число, однако полагаю, вы преувеличиваете. Верховное командование Югославской армии подписало капитуляцию, но безответственные люди, бывшие на вашей стороне, отказались ее признать, именно они и виновны в наших репрессиях. При этом я хотел бы особо выделить сторонников генерала Михайловича. Я не знаю, сколько сербов было уничтожено в Яйницах, но мне как главнокомандующему в Сербии известно, что повсеместно из десяти расстрелянных девять принадлежали к движению Михайловича.
* * *
Свобода или смерть! Великий закон, еще более великий идеал великих времен и великих людей. В том, что и дела соответствовали этому идеалу, я убедился тогда, когда вместе с генералом Михайловичем защищал и освобождал сербские земли. У меня не часто была возможность встречаться с великими людьми. Один из таких людей был мой добрый Батька, о гибели которого я никогда не перестану сожалеть и помнить буду до конца своих дней. Я видел его в разных ситуациях, они высвечивали со всех сторон его дух и его добрую волю, но всегда это было в трудные времена, когда все видится и запоминается верно. Он всегда был велик, независимо от того, грозила ли ему смерть, угнетала ли его несправедливость, сталкивался ли он с обманом… В ночь на 18 августа 1943 года я спустился с парашютом на склон горы Чемерницы, где меня уже ожидали люди-герои, вместе с которыми мы пошли к их генералу. Я увидел перед собой кроткого праведника, несгибаемого, как дуб. У него была борода с проседью, проницательные глаза, добрые, как голубое небо, искренняя улыбка на лице и радость в сердце. Между ним и его людьми не было разницы ни в одежде, ни в образе жизни. В тот момент я почувствовал, что стою перед человеком, рожденным для других людей, человеком, который больше заботится о своих ближних, в том числе и обо мне, чем о самом себе. С того дня мы вместе делили добро и зло, постоянно балансируя между жизнью и смертью, постоянно ожидая засады или нападения. Я и сейчас как будто слышу его спокойный, братский голос: «Все будет хорошо, Бошко». Так называли меня в его отряде. Присутствие духа, храбрость, умение находить выход в любой ситуации – все эти качества были свойственны генералу Михайловичу. В сердце этого рыцаря жили все главные человеческие достоинства, среди них и военное честолюбие, сочетавшееся с редкой даже у христиан способностью сострадать. Именно поэтому Батька ради своей славы никогда не жертвовал сынами Сербии, никогда не бросал их в пасть нацистам, если мог заслонить собою. Он щадил чужую кровь и старался уклоняться от бессмысленных столкновений. Он не хотел чужих жертв ради своей славы, он не хотел строить ее на тысячах ненужных могил безвинно погибших. Трудной зимой 1943 года мы вместе пробивались долинами смерти. И уже в те дни, в дни Тегерана, лондонское радио прославляло человека, который был послан в Югославию с задачей превратить освободительную борьбу в братоубийственную войну, воздвигнуть на развалинах демократического государства коммунистическую башню смерти. Когда мы расставались в 1944 году, заключив друг друга в объятия как два брата и два солдата, он улыбался, даже несмотря на позорные решения, принятые в Тегеране. Только в глазах Батьки можно было прочитать глубокую грусть, потому что мы уже предчувствовали, что ждет нас в будущем. Что произошло после предательства верного союзника, после того, как Югославия была отдана на растерзание международному коммунизму, хорошо известно всем. Наступил рай, временный, иллюзорный рай для кровопийц, и рабство, нищета, тюрьмы, лагеря и безумные экономические эксперименты для несчастного народа. История все ставит на свои места и снова призывает мертвых праведников. Это долг истории, это наш общий долг перед генералом Дражей Михайловичем, великим героем, верным союзником, всеми преданным мучеником и редким праведником.(Вальтер Менсфилд,
Конца нет. Также, как и нет могилы Генерала. Есть истина.Белград,