Дагмар торопливо вошёл в комнату, неся в руке стакан воды. Сид проснулся и попросил пить. Дагмар лично бросился выполнять его просьбу. После нападения чёртового вампира, о встрече с которым он упросил Эриха лично, глава «Танатоса» считал себя виноватым во всём, что случилось. Он не успел даже переодеться, только снять браслеты и серьги. Дорогие украшения напоминали о роскошных верхних уровнях, об опере. О вероломном Диве.
Сид лежал в широкой кровати Дагмара, согнувшись и подтянув колени к груди. На подушке пятна крови. Судорожно вздохнув, Дагмар выпустил из ослабевших пальцев стакан. Тот с мелодичным треньканьем разбился об пол. Но Дагмар уже был на постели. Развернул к себе Сида. Тот слабо пытался отодвинуть от себя его руки. Ну так и есть. Сорвал повязку. Рана совсем не глубокая, но, кажется, он пытался сильнее расковырять её ногтями. Слава богу, что после шока у Сида мало сил, он не может сопротивляться, Дагмар без труда вернул повязку на место и прошипел:
— Ох, было бы из-за чего!
— Дагмар… Просто дай мне умереть… — слабо прошептал Сид.
— Вот ещё! — Дагмар грозно нахмурил тонкие искусно выщипанные брови и поставил руки в бока, сейчас он был по-настоящему зол. — Из-за чего? Из-за этого мертвеца, который отличается от прочих только тем, что он может петь, и у него может встать? Разве я не предупреждал тебя, что Лори — та ещё сволочь?
— Я так люблю его, а он… — едва слышно прошептал Сид, отворачиваясь и будто не услышав ни единого слова.
Дагмар не мог на него сердиться долго. Прилёг рядом, обвил мягкими тёплыми руками. Уютными, совсем не такими, как у Лорэлая. Зашептал в ухо:
— Сид, не думай о нём больше. В конце концов, он такой, какой есть. Его ничто не исправит. Он не умеет любить. Он никого не любит.
Дагмар вдруг умолк. Было время, когда Эрих рассказывал ему, сверкая глазами, о том, что никто никогда не относился к нему так преданно и нежно, как оживлённый им мертвец. Рассказывал даже об их ночах и кровоточащих царапинах на спине, что оставляли ногти вампира… А потом всё прошло. Дива застыл и наконец-то осознал, что он не живой. И что он стал таким по вине Эриха.
— Ну разве что Резугрема… — неуверенно пробормотал Дагмар, сглотнув. — Но это не то, чтобы любовь. По крайней мере, со стороны Лорэлая. В лучшем случае — напряжённое подчинение хищника укротителю…
— Почему ты не сказал мне, что он — такой? — последнее слово Сид почти прошептал, переворачиваясь лицом к Дагмару и прижимаясь к его груди.
— Какой? Вампир? — Дагмар ласково и успокаивающе поглаживал Сида по костлявому острому плечу. — А ты что, поверил бы мне?
Он ласково чмокнул бывшего коматозника в острую скулу и передразнил тон Сида:
— Даг, ты просто ревнуешь и придумываешь всякую чушь, лишь бы очернить человека!
Сид легонько усмехнулся, прижавшись чуть плотнее.
— Прости меня. Я просто тупица… Я был ослеплён…
— Всё в порядке, — Дагмар постучал пальцами по плечу Сида. — Многие сходят с ума по прекрасному Диве. И поверь мне, тебе ещё повезло. Если бы Эрих не боялся, что от живой крови его создание может выйти из-под контроля, и если бы он не был моим другом, то ты погиб бы…
— Счастливым… — закончил Сид полушёпотом. Дагмар поджал губы. Больно. Как иголку под ноготь.
Он взял лицо Сида в ладони, повернул его к себе и проговорил:
— Сид. Я слишком давно работаю с мертвецами, чтобы понять кое-что. В смерти нет счастья. Кем бы она ни была причинена… Тебе дана жизнь. Живи. Будь счастливым.
Пауза натянулась тонкой серебристой ниточкой. Потом Дагмар чуть прикрыл глаза, обведённые растёкшейся тушью, и приник губами к горячим и шершавым губам Сида.
Сид сперва вздрогнул. Он ощутил горькую вину. «Дагмар, прости, я люблю только его… его одного… Диву…»
Губы были неотзывчивыми, но глаза прикрылись сами собой. Мягкие пальцы Дагмара легли на впалую щёку Сида. Кольнуло, как от слабого электрического заряда.
«Дагмар, я не могу… Я люблю только его… только… только…»
Сид закрыл глаза, обнял Дагмара и ответил на его поцелуй. Они целовались самозабвенно и жарко. Образ Лорэлая, словно разбитое зеркало, осыпался серебристыми осколками и потонул в багровом мареве желания.
Тяжёлая благородная ткань замысловатого одеяния Дагмара стекла на пол. Роскошная драпировка нарушилась. Ну и пусть.
Дагмар лежал на спине, затащив Сида на себя, чуть покусывал его подбородок и шею. Сид отвечал немного неумело и сдержанно. Он не привык быть живым во время подобного…
Тёплые деликатные пальцы Дагмара скользнули в штаны к Сиду и стали ласкать напряжённую плоть.
— Ох… Дагмар… может… ммм… хватит? — неубедительно попросил Сид, чуть запрокидывая голову назад и качаясь на волнах незнакомого или почти забытого наслаждения. Дагмар улыбнулся уголком губ, чуть приподнялся и прошептал в ухо:
— Всё хорошо…
Руки медленно обвивают плечи Сида. Пальцы вдавливаются в кожу. Колени чуть сгибаются и сжимают узкие бёдра бывшего коматозника. Сид проговорил сбивчиво:
— Дагмар… Я так не могу… Я же… Может, с инъекцией?…
— Забудь об этих проклятых инъекциях… — хрипло выдыхает Дагмар ему в губы. Рука спускается вниз, направляет. — Ты живой. Я люблю тебя живым…
Потом они перестали говорить. Все мысли и слова были отброшены прочь. Сид резко двигался всем телом, уткнувшись лбом в мягкое плечо и едва слышно ахая в такт собственным движениям. Руки упирались в смятые простыни. Пальцы немного путались в разметавшихся прядях Дагмара. На плечах его лежали мягкие тёплые пальцы, и овальные ногти чуть царапали кожу. Сид потерялся в собственных ощущениях. Утонул в этом ритме, более древнем, чем любая цивилизация. Чуть сводило судорогой поясницу. К диафрагме подкатывали волны тепла и неги. Совсем не то, что терзать собственный член рукой, в ярости и отчаянности уставившись на безучастную картинку на стене. На губы, которые насмехаются над тобой. Однажды — один-единственный раз в жизни — был тринадцатилетний мальчик-проститутка. Быстренько, в каком-то закоулке. Мальчик упирался руками в стену и стискивал зубы, поминутно спрашивая «Ну скоро ты там?», а Сид налегал сзади без каких бы то ни было эмоций. А потом была коматоза и полное забвение…
Сид кончил слишком быстро — не было сил сдерживаться. Да он и не знал, что это возможно. Потом они лежали вдвоём — хозяин жизни и ничтожный выходец из Нижнего города. Сид тяжело дышал, закрыв глаза. И прохладные губы целовали его горячий вспотевший лоб.
— Я люблю тебя… — снова прошептал Дагмар, погладив пальцами чуть дрожащее плечо любовника. Тот не отвечал. Лишь вздохнул и поджал губы. Лорэлай… А как же Лорэлай?
— Я тоже люблю тебя, Дагмар…
* * *
Эрих вошёл в комнату напористо и стремительно. Однако это не было знаком раздражения. По походке никогда невозможно было определить его настроение. Лорэлай, заметив его, отложил книгу и поднял глаза. Красивое зрелище — он лежит в постели на боку, как отдыхающая пантера, в складках чёрного шёлка небрежно запахнутого халата, на волнах такого же чёрного шёлка простыней. После оживления Лорэлай полюбил чёрный цвет, словно окружил себя трауром по самому себе. Но чёрный цвет ему шёл.
Эрих остановился перед большой кроватью и нахмурил брови.
— Я тебя прождал два часа.
Он, пожалуй, немного недоволен тем, что Лорэлай не пришёл в назначенный час в лабораторию для инъекции. Для Эриха пунктуальность имеет огромное значение. А ещё он перестраховщик. Думает, что пропуск одного сеанса или небольшое опоздание может повлечь за собой необратимые процессы… Лорэлай чуть усмехнулся. Волнение на лице Эриха — умильное зрелище. Кроме того, Лорэлай знал, что Эриха легко успокоить. Он плавно перекатился на спину, заводя руки за голову, и сладко потянулся.
— Я устал. Извини.
Тёмные звёзды глаз чуть поблескивали в тени ресниц. Эрих утратил всю сердитость и присел на постель рядом с Лорэлаем.
— Ты зря так легкомысленно относишься к инъекциям, — мягко проговорил он, проведя ладонью по чёрными локонами певца. — Ты же должен понимать, чем чреват пропуск хотя бы одной…
— Ничем особенным, — пожал плечом Лорэлай. — Ты излишне драматизируешь… Моё тело расходует препарат весьма экономно. Хватило бы одной инъекции в неделю. А ты, похоже, собрался меня забальзамировать!
— Лори, — Эрих наклонился над ним, заглянув в глаза, — потом восстановить будет сложнее. Тебе будет больно.
— Но… — Лорэлай приподнялся на локте, и их губы почти соприкоснулись, — ты же не допустишь этого?
— Поэтому, — продолжал Эрих, как будто не услышав реплики Лорэлая, — тебе нужно сейчас спуститься со мной в лабораторию. Это не займёт много времени. А потом сможешь отдохнуть…
— Где, опять в этой чёртовой криокамере? — всплеснул руками Лорэлай, резко сев на постели, а потом вскочив с неё. — Я чувствую себя просто какой-то куклой под стеклянным колпаком! То нельзя, это нельзя. Уколы по расписанию… Эрих, ты носишься со мной так, будто я из фарфора! Конечно, я тебе признателен за всё, но хотелось бы чуть больше свободы… И… Хм…
Он замер, прикоснувшись ногтями к губам. Потом лукаво глянул на Эриха.
— И кроме того… Инъекциям ведь может быть найдена альтернатива…
Эрих вскочил и отошёл к окну, избегая внимательного и пристального взгляда своего «питомца».
— Лори, не начинай всё снова. Ты прекрасно знаешь, что я не могу тебе позволить пить живую кровь не потому, что я такой злой, а потому, что это…
— Не этично? — Лорэлай сморщил переносицу. — Ох, умоляю тебя! Это ты-то говоришь об этике? Тогда зачем ты не позволил мне умереть, а сделал из меня… это?! Зачем же ты меня изуродовал и мучаешь всё это время?
В его голосе появились чуть надорванные нотки, и сердце Эриха дрогнуло. Он подошёл к Лорэлаю, обнял его и уткнулся лицом в его шею. На что Лорэлай и рассчитывал.
— Я не знал о подобном побочном эффекте, всё это выяснилось позже. Но даже если бы я знал, я бы всё равно не позволил тебе умереть…
— Но ты позволил, — горько и тихо отозвался Лорэлай, отворачиваясь. — Даже более того. Ты меня добил, чтобы потом оживить. Только вряд ли моё существование можно назвать жизнью.
— Но если ты будешь бросаться на людей и пить их кровь, это не сделает тебя живее! — несколько раздражённо заявил Эрих.
Лорэлай вздрогнул. Потом прошептал:
— Да. Не сделает….
В этой фразе было столько упрёка и печали, что Эрих снова почувствовал себя виноватым во всём.
Оживить любимого оперного певца после его смерти от неизлечимой болезни было его идеей фикс. Лорэлая попросту выкрали из клиники. Он умер по дороге в лабораторию, прямо в машине. А через несколько часов открыл глаза, уже будучи не-живым. Но и не-мёртвым. И вечно жаждущим живой крови. Плазма в смеси с некоторыми бальзамирующими препаратами не позволяла его телу разлагаться. Но жажда от инъекций никуда не исчезала. И Лорэлай мучался. Временами сильнее, временами слабее. Но мучался. И в этом был виновен Эрих Резугрем. Который всё понимал, но при этом всё равно не отпускал своё создание охотиться и не приводил к нему никаких жертв. Даже не позволял ему пить искусственную кровь из пластиковых пакетов, которую уже давно научились синтезировать. Он понимал, что Дива изо всех сил пытается получить своё, вообразив, будто может манипулировать своим создателем. И от этого тоже было горько.
Эрих чуть улыбнулся и легонько погладил Лорэлая пальцами по щеке. Это обычно обозначало, что его игра раскрыта, и Лорэлаю не нужно больше устраивать этого порядком поднадоевшего спектакля. Лорэлай, впрочем, не слишком расстроился и совсем не смутился, будто не понял намёка.
Немного отойдя от своего хозяина, он непринуждённо сменил тему:
— Так всё-таки, насчёт того зомби. Мне просто любопытно… Тебя устраивали твои, зачем ты обменял их на него?
— Лори, это долгая история…
— А я никуда не тороплюсь, — Лорэлай улыбнулся, усевшись в кресло и скрестив на груди руки. И требовательно уставился на Эриха.
Тот ограничился лишь общим пересказом:
— Его зачем-то натравил на Дагмара исполнительный директор, Йохан Драг. Вероятно, внутрикорпоративные междоусобицы… Если бы я не забрал этого зомби к себе, то не известно, был бы сейчас жив Дагмар.
— Мой благородный Эрих, — усмехнулся Лорэлай, картинно всплеснув руками, — спас жизнь друга. Да только вот… Хм… Не сходится… Зомби класса Бета, к коему принадлежат все эвтанаторы Краузэ, да и твои секьюрити, не могут нападать на хозяев. Физически не могут.
— А этот смог. Если бы я не приказал его остановить, то Дагмар погиб бы. Этот зомби необычный…
В глазах Эриха мелькнуло отрешённое выражение какого-то исследовательского экстаза. Но Лорэлай истолковал всё по-своему. Глаза певца стали холодными, как покрытое чёрным лаком стекло.
— Необычный? Хм… А по-моему, ничем не отличается от прочих. И твои отговорки смешны. Ты просто захотел «свежей мертвечинки», так ведь? Наверняка в его теле ещё теплятся какие-то процессы разрушения. А я уже пятнадцать лет как мёртв. Каждая моя клетка настолько пропитана всеми этими бальзамами, что и прикасаться ко мне, наверное, не приятно. А к нему приятно?…
— Лори! Ну о чём ты говоришь? — несколько нервно хохотнул Эрих.
— Не притворяйся! — воскликнул Лорэлай, вскакивая, и чёрный шёлк соскользнул с его плеча, точно его собственная вспугнутая тень. — Я прекрасно знаю, чем ты там занимаешься в своих лабораториях, если ОБЪЕКТ достаточно симпатичный! Но с ходячими и говорящими мертвецами гораздо интереснее, чем с неподвижными, так? И поэтому теперь ты переключился на эвтанаторов. Подумать только! Как можно настолько себя не уважать?
Эрих чуть покачал головой. Типичная ситуация. Лори всегда нападает, когда хочет защититься. Теперь вот выдумал ревность, хотя никаких чувств не испытывает к своему хозяину уже давно. Эрих не хотел в это верить, но он был рациональным человеком. Потому верил. Знал. Это не ревность. Страх.
Бросят. Забудут. Поменяют на кого-то другого…
Он подошёл к взбешённому (или играющему в бешенство) певцу и обнял его, как ребёнка.
— Лори, успокойся. Не говори глупостей. Это просто зомби. Может быть, я хотел бы его. Но разве ты на миг усомнился в том, что я никогда и ни на кого тебя не променяю? И уж тем более на эвтанатора!
— Но ведь он такой необычный! — ядовито напомнил Лорэлай, поведя плечом, как будто хотел вырваться из объятий.
— Скорее, он просто дефективный. Странно, но некоторые процессы в его мозгу остались на прижизненном уровне. И, кажется, он на самом деле не лишился всех воспоминаний и эмоций…
— Такого не может быть! — фыркнул Лорэлай. — Ты же говорил, что на всей планете из всех мертвецов только я могу испытывать эмоции, чувства, иметь свободную волю!
— И я не отрицаю. Я и сам был удивлён, что Мортэм…
— Ооо… Мортэм! Ты запомнил его НАЗВАНИЕ. Прочих ты просто нумеровал и всё! Приобрёл нового домашнего любимца?
— Лори… — Эрих кривовато улыбнулся, — считай это простой шалостью. И, если хочешь, помощью другу. Этот зомби убил бы Дагмара.
— Интересно, а что ему может помешать сейчас? — Лорэлай всё ещё не поворачивал головы к биологу, и тот ответил, любуясь профилем:
— Понимаешь, одной из его особенностей является свободное манипулирование программой. У него есть свои приоритеты, которые позволяют аннулировать менее значимые. Он способен сам оценить эту значимость.
— То есть, решить, что ему делать? Бред!
— Но это так… Его семья — мать и младший брат — держат его сознание где-то очень близко к границам прижизненного. Ради них он способен нарушать программу и самостоятельно выстраивать линию поведения и последовательность действий. Это стержень, который не позволяет ему впасть в привычный аутизм и апатию прочих зомби. Просто-напросто, ему пригрозили смертью его близких, если он не убьёт Дагмара. И этого было достаточно. Именно потому, что мы с Дагмаром пообещали защитить его семью, он и отказался от намерений относительно ликвидации моего друга. Сам. По своему желанию и решению.
— Хм… подумать только! — проговорил Лорэлай, чуть опустив ресницы, — смышлёная тварь…
Потом он повернулся к Эриху и медовым голоском пропел:
— А взглянуть хоть на твоё эм… новое приобретение можно будет? Любопытно…
— Позже. Когда-нибудь.
Переносица Лорэлая снова сморщилась.
— Хм. Понимаю… Хочется поскорее попробовать?
Эрих хотел было ответить что-то, но Лорэлай легонько отодвинул его плечом со своей дороги и вернулся к постели. Улёгся на неё грациозно и плавно, как кошка, и уставился в оставленную книгу. Это обозначало «разговор окончен, и не смей оставлять последнее слово за собой». Эрих привык и к этому. Произнёс лишь тихо:
— Тебя ждать в лаборатории?
— Нет, — резко ответил Лорэлай, перевернув страницу и не поднимая глаз. Эрих мягко улыбнулся, хотя такая улыбка давалась ему хуже всего. Потом развернулся и направился к выходу. Когда он положил пальцы на гладкую медную ручку, Лорэлай вскинул голову и притворно-будничным тоном сказал:
— Ах, да. Вот ещё что. Когда придёшь ко мне, пожалуйста, помойся хорошенько после него. Не люблю запаха мертвечины…
Эрих ничего не ответил и не отреагировал. Он знал, это просто финальный аккорд. Дива оскорблён и всячески демонстрирует это.
Запах… Зомби Бета не воняют. Теперь уже не воняют, как первые пробные экземпляры. Новое поколение имеет едва уловимый аромат, больше всего похожий на какую-то приторную жирную сладость. Но этот запах можно почувствовать лишь на очень близком расстоянии. Он липнет к мягкому нёбу и тонкой плёнкой покрывает трахею… Совсем не то что прогорклая вонь живого пота.
У Лорэлая запах не похож ни на то, ни на другое. Чуть горчинки, чуть меди, чуть сладкого тлена. Корица и яблоки. Мёд и сталь. Может быть, это связано с другим способом оживления, нежели у зомби класса Бета. Может быть, виной тому стала прижизненная болезнь, от которой переродились ткани и сгнила кровь. И вполне возможно, что неотразимое обаяние Лорэлая — это попросту результат химической реакции. Феромоны мёртвого тела. Когда-то они едва не свели Эриха с ума, и он вовремя опомнился лишь благодаря тому, что слишком много времени проводил за работой. А потом выработался иммунитет. Эрих не верил ни в любовь, ни в то, что любовь могла закончиться. Он верил только тому, что мог создать или воспроизвести сам. Он мог бы выпустить целую серию таких лорэлаев и сбросить надменного Диву с его божественного пьедестала. Но не стал этого делать. Он всё ещё помнил, как доверчиво и испуганно прижималось к нему чуть дрожащее ледяное тело, как обнимали его гибкие руки, как тёмные глаза просили — не бросай меня, только не бросай, не оставляй одного с моей не-смертью…
Может быть, если бы кто-то сделал из Эриха зомби, то именно это воспоминание не позволило бы ему провалиться в чёрную пустоту безразличия, как воспоминания о семье не позволили Мортэму стать тупым орудием. В этом они были похожи. И именно поэтому Эрих хотел от этого зомби чего-то большего, чем просто секс. Но Лорэлай вряд ли мог понять всё это. А если бы понял и начал ревновать по-настоящему, то одному Богу известно, чем всё это закончилось бы.