Звездолет «Танатос»

Двадцать шестое ноября 2278 года по земному летосчислению

– Клятая гремлинская техника… – мрачно процедил Александр. Зиктейр сердито встопорщил уши-лопухи, но смолчал.

Чародея можно было понять – «админский бубен», техномагический прибор, управлявший обликом кают-компании, внезапно начал капризничать. Вместо привычного круглого стола из благородного дерева посреди кают-компании возникло нечто несуразное в стиле хай-тек, совершенно не вписывающееся в интерьер и наотрез отказывающееся меняться. Ругаясь сквозь зубы, маг и гремлин ковырялись в настройках хитроумного прибора, пытаясь его починить. Периодически Зиктейр начинал корчиться и завывать, взывая к духам техники. Те, однако, не особенно помогали.

Не отвлекаясь на их ругательства и крики, Макс и Уррглаах держали совет.

– Ты уверен, что Семену ничего не грозит?

– Нет, но вероятность этого высока. – Дракон продолжал хранить спокойствие. – Поведение Нифонта показывает, что Семен определенно жив – иначе не было бы ни малейшего смысла проводить переговоры. А раз уж наш фигурант так долго сохранял ему жизнь – полагаю, Семен для чего-то нужен ему целым и невредимым. Не спрашивай почему! – упреждающе поднял ладонь Уррглаах. – Для ответа на этот вопрос мне пока не хватает данных. Хотя есть ряд версий.

– Каких? – быстро спросил Макс.

– Основная – исследовательские цели, – ответил дракон. – До инсценированной смерти Нифонт активно занимался различными изысканиями и наверняка не оставил это поприще и сейчас. А Семен… он, напомню, вампир. А тайная полиция Костуара владеет множеством секретов, не известных больше никому.

– Хочешь сказать, его допрашивают?

– Тогда бы он знал о нас куда больше. Я хочу сказать, что он может держать Семена на жизнеобеспечении и выкачивать из него разные полезные субстанции.

Ученый выпучил глаза, и ящер отстраненно подумал, что зря затронул эту тему.

– Ладно… – наконец, выдавил Аневич-Эндриксон. – Какие шаги предпримем дальше?

– В первую очередь – не покидать корабль в одиночку, – отрезал Уррглаах. – Нифонт наглядно показал, что знает, где мы, и может нанести удар в любой момент. Эльринна тоже нужно предупредить, как вернется… Если вернется – не удивлюсь, узнав, что наш противник прямо сейчас поступил с ним так же, как с Семеном.

Макс возмущенно посмотрел на него и поплевал через левое плечо. Хотел было еще и постучать по дереву, но стол по-прежнему был пластиковым, так что стук пришлось отложить до лучших времен.

– А значит, уравниваем шансы и ищем врага, – невозмутимо продолжил дракон. – Вся надежда на вашу разработку.

Ученый вздохнул. Зная Уррглааха, можно было полагать, что разговор окончен. Подтверждая эту мысль, ящер извлек из воздуха свой обруч и нацепил его на голову. Через миг, однако, он открыл глаза, с мрачным видом стянул прибор с головы и отправился к встроенному в стену апгрейдеру.

С современными темпами развития техники очередная модель того или иного прибора устаревала настолько быстро, что желающему не отставать от прогресса приходилось бы покупать новые девайсы едва ли не ежедневно. Разумеется, постоянно выбрасывать дорогое оборудование никому не хотелось. Изящным выходом из положения стал апгрейдер – устройство, обновляющее гаджеты до последних версий за умеренную плату.

Уррглаах пользовался этим прибором довольно редко, по сложному алгоритму, позволяющему делать это с минимальной затратой денег. Совсем обходиться без него не получалось – телепатическая Сеть развивалась вместе с обручами, и чрезмерно устаревшие поколения начинали отображать данные некорректно.

Дракон загрузил обруч в ячейку апгрейдера, со щелчком закрыл полупрозрачную дверцу и принялся ждать. Максу внезапно пришло в голову, что со стороны это безумно напоминает приготовление пищи в старинных микроволновках. «На второе – расплавленные микросхемы в пластиковой корочке, приятного аппетита…» Нервно хихикнув над дурацкой ассоциацией, ученый отправился помогать Ктуррмаану и Синохари в их нелегкой борьбе.

В разгар сего действа на «Танатос» вернулся Эльринн; вопреки прогнозам Уррглааха – целый и невредимый, да еще нагруженный двумя сумками. Баггейн растерянно уставился на изменившийся стол, пытаясь понять, с чем связан столь внезапный редизайн. Спросить было не у кого – дракон уже успел обновить свой обруч и дрейфовал по просторам Сети, а остальные члены экипажа трудились у «админского бубна».

Сжалившись над растерянным перевертышем, Зиктейр оторвался от работы, оставив людей отдуваться самостоятельно, и принялся в красках расписывать Эльринну пропущенные им «переговоры века». Тому оставалось лишь изумленно качать головой. Оживленно переговариваясь, двое покинули кают-компанию. При этом Ктуррмаан помахивал зажатым в ладони крошечным приборчиком, в котором внимательный наблюдатель мог бы опознать записывающее устройство – похоже, ушлый техник ухитрился заснять историческую беседу на видео.

Как ни странно, с отбытием гремлина дело пошло быстрее – видимо, в глубине души механик питал слабость к хай-тековой модификации стола, и духи потакали его неосознанным желаниям. Вскоре мебель была окончательно побеждена, и с чистой совестью усталые бойцы вытерли трудовой пот. Несмотря на то что баггейн уже вернулся, Аневич-Эндриксон не удержался: подошел к столу и трижды размашисто стукнул по столешнице. На душе изрядно полегчало.

– Слушай, – спросил Макс у Александра, – когда там ваш большой начальник должен снова заявиться?

– Сегодня вечером, – ответил Синохари. – Будете обсуждать условия сотрудничества?

Аневич-Эндриксон неопределенно пожал плечами. Он колебался. А потому в ответ на вопрос лишь неразборчиво буркнул:

– Посмотрим.

Несколько часов спустя изобретатель и чародей сидели в каюте последнего, поглядывая на часы. Цифры сменялись невыносимо медленно. В сочетании с алхимическими миазмами, пропитавшими воздух каюты и намертво въевшимися в мебель, это выводило Максимилиана из себя. Тем не менее сейчас ему была необходима холодная голова, и потому ученый привычно перебирал пальцами разноцветные грани ромба Руба. Головоломка послушно перестраивалась, причудливые узоры на поверхности сменяли друг друга, порождая завораживающий, почти гипнотический эффект.

Соломон Иосифович оказался пунктуален. Портал распахнулся точно в заявленное время, секунда в секунду. По каюте пронесся порыв свежего ветра, алхимический смрад на миг сменился запахами морской соли и йода. Оставалось лишь гадать, из каких краев Сухостоев пришел на встречу. Визитер не без лихости крутанул тросточкой, заставляя магический переход исчезнуть, вежливо кивнул присутствующим и присел на свободный стул.

– Рад видеть вас обоих в добром здравии, – улыбнулся он. – Ну что ж, гражданин Аневич-Эндриксон, у вас было немало времени на раздумье. Что вы решили насчет нашего предложения?

У Макса мелькнула мысль изобразить гордость и заявить, что он не согласен ни за какие коврижки. Но врожденное любопытство и общая практичность перевесили, и вместо этого изобретатель ответил:

– Зависит от того, что вы собираетесь сообщить. В прошлый раз вы так и не договорили.

– Резонно, – согласился Соломон Иосифович. – Что ж, в этом отношении мне был выдан карт-бланш, и потому я, пожалуй, знаю, что действительно способно вас заинтересовать. Что скажете, если мы предоставим вам неограниченный доступ ко второму схрону Технарей?

Макс натужно закашлялся и уставился на собеседника. На его лице читались недоверие и глубокое изумление.

Разумеется, он слышал о Технарях. Такое прозвище космоисторики дали древней цивилизации, современнице Пожирателей Светил – между прочим, она принимала в уничтожении нейбов самое активное участие. Сведений об этом народе сохранилось чрезвычайно мало, однако древние летописи сходились на том, что загадочная цивилизация более чем преуспела в научно-техническом прогрессе. Отдельные обмолвки заставляли подозревать, что достижения гномов или гоблинов казались лишь детским лепетом в сравнении с вершинами мысли этих существ.

О причинах угасания столь могучего народа не было известно ровным счетом ничего. Некоторые теоретики полагали, что исполины мысли отнюдь не вымерли, а отправились осваивать дальние галактики. Другие же и вовсе утверждали, что их цивилизация перешла на принципиально новый уровень существования и продолжает жить прямо здесь, на расстоянии вытянутой руки от нас, каким-то абсолютно непостижимым образом.

Не столь важно, какая из теорий правдива. Куда важнее другое: одна из древних летописей сообщала, что Технари оставили три схрона с образцами своих фантастических технологий. Были приведены даже конкретные координаты – планеты, географические точки… Облик указанных планет, однако, за многие тысячи лет претерпел изменения, и указания стали почти бессмысленны. Долгое время Технари считались едва ли не мифом – покуда республиканцы, совершив сложные расчеты тектонических процессов, не обнаружили один из схронов.

Разумеется, пытливые мужи науки попытались проникнуть внутрь, но тут их поджидало сокрушительное поражение. Первые годы ушли на то, чтобы отключить охранную систему редкостной убойной мощи. В конечном счете эта задача была решена, а немногие разгаданные принципы легли в основу новейших систем вооружения… Но сама дверь, ведущая в хранилище заповедных тайн, осталась неприступной и не позволяла себя открыть. Пробиться кружным путем никто и не пытался – если схрон остался неизменным в ходе материкового дрейфа, что сумеет его одолеть, притом не повредив драгоценное содержимое? Сочтя дальнейшие изыскания бесплодными, правительство Истинной Земли своим повелением опечатало схрон.

Два других хранилища до сего дня считались сгинувшими где-то в океанских пучинах. Но вот появляется Сухостоев и заявляет, будто ему известно, где находится еще одно…

– Понимаю ваше удивление, – тонко улыбнулся Соломон Иосифович, глядя на ошарашенно глотающего воздух Макса. – Да, мы давно его нашли – просто не стали кричать об этом на каждом углу. Наоборот – выстроили вокруг базу, замаскировали чарами, чтоб никто не нашел. В тишине, знаете ли, оно как-то спокойнее… Так что скажете, гражданин Аневич-Эндриксон? Вы согласны?

Согласен ли он?! За сокровища сгинувшего народа?! За возможность прикоснуться к уникальной технике, какой нет даже у гремлинов?! Разумеется, согласен! Однако подозрительность, которую жадность так и не сумела задушить окончательно, все же подняла голову, и вместо ответа Макс спросил:

– И вы согласны расстаться с такой ценной вещью? Как-то это странно.

– Вы не учитываете одно обстоятельство: мы не в силах попасть внутрь. – Сухостоев вновь улыбнулся. – Магия тоже бессильна – там каким-то хитрым способом заблокированы все виды телепортации, мы проверяли. Так что если кто-то и способен открыть эту древнюю головоломку, так это вы. А там… отчего бы не поделиться с нами, скажем, скромными тридцатью процентами?

Предложение действительно было щедрое – Костуар на правах первооткрывателя имел полное право затребовать половину, а то и больше. Тем не менее неслыханная щедрость лишь обострила подозрительность ученого, и он задал следующий вопрос:

– А откуда мне знать, что схрон настоящий? Может быть, вы блефуете?

Соломон Иосифович явно ожидал этого вопроса. Он извлек из кармана небольшой голографический проектор в форме куба и протянул Максу. Изобретатель не стал тянуть, включил прибор и начал внимательно изучать материалы. В свое время он прочитал о Технарях все, что сумел найти в открытом доступе, и потому имел возможность сравнивать.

На изображениях был один и тот же пейзаж – бескрайняя выгоревшая степь, залитая бледным светом двух лун. Посреди нее – одинокая красноватая скала, а в скале – дверь. Макс прищурился. Разумеется, с помощью современных технологий ничего не стоит вырезать изображение двери первого схрона и вставить в другой пейзаж. Однако внимательный осмотр давал понять, что двери вовсе не являются точными копиями. Обе были массивными плитами из темно-синего металла с едва заметным сиреневым отливом. Тем не менее Макс быстро обнаружил множество мелких отличий. Вторая дверь казалась несколько массивнее, пропорции трапеции отличались. Другим был и выгравированный на вратах орнамент, хотя сам стиль, в котором выполнена гравировка, казался тем же.

Изображений на проекторе было много, они демонстрировали находку с разных ракурсов и в различном увеличении. Присутствовали и трехмерные модели. Ранние кадры сменялись более поздними, вокруг выросли стены и появилась охрана. Подробность данных и отсутствие нестыковок настойчиво убеждали в подлинности снимков. Призывали благоговеть и трепетать. К подобным проявлениям эмоций Макс не был склонен, но легкую нервную дрожь все-таки ощутил. Можно, конечно, еще немного потянуть время, попросить оставить проектор и провести полную, качественную проверку на подлинность и следы обработки… Но интуиция буквально надрывалась: «Не тяни! Сам видишь, что схрон подлинный! Когда еще представится такой шанс?!»

Макс отключил проектор и вздохнул. Кажется, в этой партии имперцы начисто его переиграли. Сухостоев выжидающе смотрел на него с отстраненной полуулыбкой, но молчал, не торопил. Видимо, заранее знал, чем все закончится.

– Что ж, вы меня убедили, – произнес ученый. – Я согласен.

Республиканец и имперец скрепили историческую сделку рукопожатием.

Один, столичная планета империи Костуар.

Город Дин-Дугар, столица

Двадцать шестое ноября 2278 года по земному летосчислению

Серебристая капель вечности неумолимо точит гранитную глыбу рассудка. Капля за каплей, непостижимо медленно, но неуклонно. Не разрушает, но изменяет – шлифует, сглаживает. Стираются углы, срастаются грани. Глыба остается на месте, но теряет исходный облик, покуда не станет чем-то совершенно иным. И кто знает, как свидетели назовут результат? Просветлением? Безумием?

С каждым годом император Костуара Андрей Первый погружался все глубже и глубже. Жизнь в ущербном теле поддерживали лишь сложнейшие чары, скрепленные железной волей и могучим разумом венценосного колдуна. Давно лишившись глаз, Андрей перестал видеть в привычном смысле – вместо отраженного света он воспринимал течения магии и яркие ореолы аур. Слова он скорее обонял, чем слышал; впрочем, едва ли хоть в одном человеческом наречии найдется подходящее слово для этого странного чувства.

С каждым годом император все больше удалялся от плотского, обыденного мира. Это пока не мешало успешному правлению и даже способствовало ему – отсюда, из глубин, было куда легче оперировать глобальными связями, просчитывать дальние последствия и изучать хитроумные узоры судьбы. Однако более простые, заурядные вещи давно оказались за пределами его понимания и даже мало-мальского интереса. Андрей предвидел, что однажды уйдет столь далеко, что утратит последние связи с материальным миром. Нескоро – через десятилетия или даже века. К этому времени император планировал подготовить себе преемника. Уже сейчас у него на примете было несколько кандидатур, и в ближайшие годы он собирался отдать предпочтение тому из них, кто лучше всех себя покажет.

Обычная же смерть Андрею не грозила. На этом свете его держали вовсе не бренные кости. Император давным-давно соединил себя с городом, стал плотью от плоти его и кровью от крови. Могучий дух чародея растворился в брусчатке дорог, стенах домов и камне врезанных в горы зданий, витал по улицам и площадям, струился вместе с соком по древесным стволам в Саду Иллюзий. Император был жив, покуда стоял Дин-Дугар, а Дин-Дугар не мог пасть, пока его охраняла от бедствий незримая длань государя.

Андрей был везде и всюду, он слышал голоса людей, обсуждающих свои горести и радости, и внимал творимым в столице чарам. Он знал все, что происходит в городе, и поток знаний замедлял погружение, не позволяя забыть о мире смертных слишком скоро. Когда же это бремя окажется непосильным, он отдаст трон преемнику и уйдет туда, где живут чужие сновидения и забытые песни, чтобы познать тайны, которыми доселе не владел ни один человек…

Но сейчас было не время об этом думать. Пора приступить к делам. Государь повелительно шевельнул металлической дланью, заставляя двери тронного зала открыться. Он почти видел это – за долгие годы стены цитадели так напитались волшебством, что обрели собственную тяжелую ауру, темную и словно бы клубящуюся. В особо удачные дни мертвому императору удавалось рассмотреть зал во всех подробностях, как при жизни, и скелет испытывал тихую радость.

В открытых дверях показался переливчатый янтарный ореол, яркий, как у всякого чародея. В желто-оранжевых всполохах то и дело мелькала яркая малиновая нотка – Андрей знал, что это аура тонкой деревянной тросточки, с которой гость никогда не расставался. Под ее безобидной личиной скрывался могущественный талисман – об этом догадывались многие, однако мало кто знал, насколько он могуч.

На положенном количестве шагов от трона аура изменила форму – ее обладатель отвесил поясной поклон. Действо наверняка было обставлено с непередаваемым артистизмом, но император был не в силах это оценить, о чем изредка отстраненно сожалел.

– Да полно тебе, Соломон, – хмыкнул Андрей, когда чародей распрямился. – Сколько раз говорил – можешь попросту, без чинов.

– Да что попусту этих дурней-царедворцев дразнить, – аура Соломона Сухостоева заиграла насмешливыми тонами, – пронюхают еще, обзавидуются… Помните, как в сорок шестом – когда пришлось перетравить два десятка заговорщиков? Мы потом пять лет набирали новых придворных болванов!

Император запрокинул к потолку череп, и под темными сводами разнесся шелестящий смех.

Главе военной разведки дозволялось многое. Они познакомились еще при жизни императора, когда молодой Сухостоев лишь начинал свою головокружительную карьеру. Андрей приметил перспективного чародея с незаурядными талантами, а когда тот оказал престолу ряд неоценимых услуг и выведал несколько наиболее охраняемых секретов конкурирующих держав, император оделил разведчика своим высочайшим покровительством. С той поры он пользовался привилегией прямо высказывать императору, что и как он думает, а Андрей получал от бесед не только ценную информацию, но и эстетическое удовольствие. Шутки каббалиста позволяли чувствовать себя почти живым.

– Ну что, как успехи? – отсмеявшись, спросил император.

– Все в ажуре, – весело отозвался Сухостоев. – Республиканец – наш, ныне, присно и до Рагнарёка, аминь! По глазам видно – готов продать за схрон не только душу, но и половину ливера! Даже как-то жаль, что нам оно все без надобности – не люблю упускать гешефт. Узнал бы мой покойный дедушка…

– …в гробу бы перевернулся и назвал бы внука шлемазлом, – в тон ему закончил скелет. – Знаем, выучили. Не тревожься, окупится, – император прекрасно знал склонность разведчика к экономии, – поговорим кое о чем другом. Как настроения в стане врага?

– Пока без изменений. Отдельные недовольные, как всегда, есть, но в целом все ровно – чтоб я так жил, как эти эльфы держатся!.. Мы пару раз пытались вбросить пораженческие настроения, но безуспешно – тамошние колдуны не зря свой хлеб едят, просто так взять и загадить ноосферу не позволяют… А вот Каймеаркар, чтоб вы таки знали, продолжает сдавать. Как показывают донесения, старик все чаще нервничает, срывается и ведет себя неадекватно. Хотел бы я знать, что за этим стоит? Может, конечно, это такая хитрая эльфийская деза, но я таки не знаю, для чего бы им такое понадобилось.

– Интересно… – задумчиво прошелестел в ответ император. – Что ж, задание – разузнай подробности. Если окажется, что это не блеф, – причину нужно выяснить во что бы то ни стало. Рычаг давления на Каймеаркара может оказаться решающим козырем в этой партии.

Судя по оттенку ауры, Сухостоев понимающе улыбнулся и, наверное, даже сверкнул глазами. Андрей прекрасно понимал, о чем он думает. Решить конфликт, начавшийся со столь эпического события, как погасшая звезда, путем обычных дипломатии и шантажа – в этом есть шик, высокий класс, таким свершением можно будет гордиться.

– Приложим все усилия, государь. – Яркий малиновый росчерк показал, что разведчик отсалютовал тростью.

Звездолет «Танатос»

Двадцать седьмое ноября 2278 года по земному летосчислению

Эльринн пробирался к оружейному отсеку. Идти приходилось с повышенной осторожностью – половина ламп в коридоре не горели, а остальные то и дело мигали, погружая все вокруг в зыбкую, дрожащую тьму. Неверный полумрак оказывал на вестибулярный аппарат баггейна странное воздействие – ему то и дело казалось, что пол качается и уходит из-под копыт.

Перебои с освещением были вызваны деятельностью Зиктейра. Желая во что бы то ни стало выполнить заказ Макса в кратчайшие сроки, гремлин определенно перестарался, обращаясь за помощью к духам. Заказ был выполнен странной ценой – из-за повышенной потусторонней активности вся техника в окрестностях мастерской стала непредсказуемым образом чудить. Чего стоят хотя бы перебои с освещением – а ведь ими, по всей видимости, дело не ограничивалось…

Впрочем, волновало Эльринна не это, а то, что ушастый механик, отоспавшись после ночи камлания и шаманских плясок, вернулся к модернизации корабельных орудий. Баггейн искренне страшился того, что может выйти в результате. Любая «модернизация», порой проводимая гремлином, была делом совершенно непредсказуемым, а уж когда рядом оказалось гнездо растревоженных духов, в любой момент способных заглянуть на огонек… Эльринн весьма смутно представлял, каковы вообще эти пресловутые «духи техники», которых никто больше в глаза не видел, но от этого ему было лишь тревожнее. Перевертыш был полон решимости посмотреть, что там творит Зиктейр в оружейном отсеке, а в идеале – отговорить его от рискованных планов.

– Куда спешишь? – поинтересовались из тени. Баггейн споткнулся и остановился.

Во мгле вспыхнул огонек, показалось облачко переливчатого дыма, а следом под трепещущий свет лампы выступил дотоле незамеченный Уррглаах, раскуривающий сигару. Малоподвижное лицо, казалось бы, совершенно не изменилось, но ящер отчего-то выглядел чрезвычайно довольным.

– К Зиктейру, – успокоившись, ответил Эльринн. – Интересно, понимаешь, чего он там химичит…

– Понимаю, – кивнул дракон и неожиданно улыбнулся. – Прекрасно понимаю.

Баггейн понял, что успокоился он рано. Когда Уррглаах внезапно меняет каменную физиономию и скупые ухмылки на живую человеческую мимику – жди беды. Пробить ящера на эмоции способны лишь очень специфические вещи.

– Сам только что ходил в ту мастерскую, где он давеча шаманил, – любопытно стало поглядеть на спиритическую активность, – продолжил тем временем дракон. – Зиктейр уже давно как следует не камлал – обычно ему одного духа хватает, максимум парочку призовет… А теперь в кои-то веки призвал настоящую артель – я не смог отказать себе в удовольствии поглядеть.

Значит, драконы тоже видят духов. Баггейн попытался понять, какую выгоду можно извлечь из этого знания, не смог придумать ничего путного и просто спросил:

– Значит, посмотрел? И на что это похоже?

Уррглаах затянулся и выпустил новую струю зловонного дыма. Неподвижная дотоле улыбка стала чуть шире.

– Лучше тебе не знать.

Эльринн заглянул дракону в глаза, на дне которых мерцало неведомое знание, и содрогнулся, сам не зная отчего.

– Ладно, не буду тебя отвлекать, иди, – молвил Уррглаах, проходя мимо перевертыша. – А, и вот еще что: дойдешь до Зиктейра, передай, чтобы зашел в кают-компанию. И сам приходи.

– Зачем? – удивился баггейн.

– Узнаешь, – лаконично ответил дракон, растворяясь в тенях.

Александр перевернул страницу и снова вгляделся в записи. Оккультные символы и линии силовых токов складывались в изящный узор, который мог быть с легкостью выстроен на базе стандартной пентаграммы. Этим моментом Синохари гордился сильнее всего: оптимизация новых чар – нелегкий труд. Обычно новые колдовские приемы выходят избыточными, переусложненными: разум, составляющий принципиально отличную от прежних концепцию, движется наугад и торит к своей цели новые, нехоженые пути, зачастую кривые и запутанные. Задача же оптимизации обычно ложится на последователей, порой даже на потомков. Однако Александр привык доводить работу до конца. Он трудился почти месяц, и его нынешняя разработка вышла настоящим шедевром: верх простоты и изящества, ничего лишнего, сама эффективность. «Не говори гоп, пока не проверишь на практике, – одернул себя чародей. – Гордиться потом будешь». – Широко зевнув, он отложил потрепанную рабочую тетрадь… и недоуменно заморгал.

На одном из пустых прежде стульев каюты с безмятежным видом сидел Уррглаах, расслабившись и закрыв глаза. Обруча на нем не было, так что безмятежность дракона была феноменом совершенно непонятным и даже пугающим. Настолько, что Александр сперва удивился именно неожиданному виду ящера, а вовсе не тому, что он непонятно откуда взялся посреди его каюты…

– Откуда ты здесь взялся? – спохватился Синохари.

– Ниоткуда не брался. Я сижу в кают-компании, – не размыкая глаз, отозвался Уррглаах. – А тебе я мерещусь.

– Просто мерещишься? – скептически прищурился чародей.

– Не «просто», а чрезвычайно целенаправленно мерещусь, – возразил дракон. – Прозрачно, скажем так, намекая.

Дракон плавно засиял изнутри ровным изумрудным светом, постепенно утратил четкость и растворился в воздухе. Насыщенно-зеленый ореол еще несколько секунд окружал стул, а затем начал истаивать.

– Вот же ж чудище огнедышащее… – слегка озадаченно произнес Александр, почесав затылок.

Теоретически он знал, что Уррглаах – не человек и психология у него совершенно иная. На практике же привыкнуть к его нередким выходкам было очень тяжело – тем более, что в остальное время он весьма неплохо маскировался, к тому же выглядел обманчиво уравновешенным.

Поразмыслив, чародей решил, что игнорировать столь интригующий намек неразумно, и направился в кают-компанию.

Один, столичная планета империи Костуар.

Город Дин-Дугар, столица

Двадцать пятое ноября 2278 года по земному летосчислению

Родриго Мжижевич, глава биомагического факультета Дин-Дугарского университета, поправил очки на длинном остром носу и продолжил чтение. На экране сменяли друг друга таблицы, химические формулы и анатомические схемы. Исследование шло полным ходом.

Мжижевич был одним из ведущих биологов империи, и неудивительно, что трофеи, добытые на Нифльхейме, попали на изучение именно его команде. Нынешняя кампания выдалась чрезвычайно урожайной: два принципиально новых вида гомункулусов и – самое интригующее – несколько йаэрна, подвергнутых действию темпорина.

Ими в лаборатории Мжижевича занялись в первую очередь. Результаты изумляли и обескураживали. Железо перестало оказывать свой вредоносный эффект, другие яды также утратили силу, иммунитет взлетел до невообразимых высот, а поврежденные ткани срастались в рекордные сроки – и всем этим феноменам, на первый взгляд, не было ни малейшего объяснения в рамках биологии. Ни ускоренного метаболизма, ни преображенной биохимии – ничего, что могло бы пролить хоть немного света на эту загадку. У кого иного опустились бы руки, но имперские исследователи не отступались, продолжая выдвигать гипотезы одна безумнее другой и проверять их на практике.

Одна из наиболее сумасшедших идей внезапно подтвердилась, и в изысканиях произошел настоящий прорыв. Оказалось, темпорин загадочным образом закольцевал биологическое время йаэрна, и их тела неуклонно возвращались к исходным параметрам – тем, в которых все было цело и невредимо. Оставались, правда, и неразрешенные загадки. Например, почему подобный эффект никак не влияет на память? Не должен ли мозг быть зациклен вместе со всем организмом? Чародеи увлеченно экспериментировали, выясняя мельчайшие подробности.

Тем не менее зацикленность во времени вовсе не гарантировала неуязвимость. Например, если оторвать йаэрна руку или ногу, приживить ее обратно будет невозможно, а вырастить новую уже не выйдет – внутренние ресурсы организма небесконечны. По-прежнему смертельны были высокие температуры и мощные электрические разряды – если использовать их достаточно долго. Враг не был бессмертен, и это утешало.

Куда больше интриговало другое. Подобное искажение времени вызывалось мельчайшей дозой темпорина – на что же он способен в больших количествах? И ограничивается ли его действие одной лишь биологией? Мжижевич не верил, что йаэрна не видят за деревьями леса, и потому был готов к тому, что темпорин в руках эльфов рано или поздно принесет Костуару новые проблемы. А значит, войну следует закончить до того, как это свершится. Эти соображения он изложил в закрытом отчете на самый верх – все же то была не его епархия – и приступил к изучению захваченных тварей.

Гомункулусы тоже преподнесли немало интересного. Родриго вывел на экран изображение препарированной «Ксифозы» на лабораторном столе – когтистые лапы раскинуты, крылья расправлены, панцирь на брюхе отсутствует, обнажая нутро – и ностальгически улыбнулся. Давно в его практике не было настолько интересных вскрытий. Чего стоили одни только попытки прорваться сквозь броню, а сколько сюрпризов было внутри…

Вздохнув, Мжижевич закрыл фото и принялся за составление итогового отчета. Сейчас державу интересовали конкретно методы поражения врага, а не удивительные особенности его устройства. Хорошо, предоставим в лучшем виде…

Пальцы порхали по клавиатуре, работа спорилась. За стеклами очков глаза биолога зловеще сверкнули. Перед внутренним взором ученого разворачивалась картина падения Кьярнада.

Звездолет «Танатос»

Двадцать седьмое ноября 2278 года по земному летосчислению

Часы сменяли друг друга с фантастической скоростью – так, бывает, перелистываются страницы интересной книги. Заковыристые чертежи один за другим претворялись в реальность, новый проект постепенно обретал плоть. Мастерская полнилась звуками, цветами и запахами. Что-то вспыхивало, гудело, шипело, искрило, а в воздухе висел стойкий смрад горелого пластика.

Ненадолго прервавшись, Макс не глядя взял с верстака термос с кофе, открутил крышку и сделал пару больших глотков. Удовлетворенно крякнул, поставил емкость на место, рассеянно отметив, что теперь бок термоса заляпан маслом, и вернулся к работе. Буквально через пару минут лабораторию огласил очередной взрыв, но на сей раз защитное поле ИЦМАЭ не позволило великому изобретателю пострадать.

Прошел час. Гротескная мешанина начала облекаться в корпус.

К полудню работа была закончена. Время завершения Аневич-Эндриксон знал точно – окончив масштабный труд, он впервые позволил себе бросить взгляд на циферблат наручных часов. Увиденное его изрядно обескуражило.

– Да… это я, конечно, заработался, – смущенно пробормотал он. – Пойти поспать, что ли?.. Нет, надо довести это дело до конца. Проведем испытание – и вот тогда можно будет на боковую.

Максимилиан сделал пару неуверенных шагов и понял, что сейчас рухнет. Тогда он воровато огляделся – на тот непостижимый случай, если в мастерской есть кто-то еще, а он не заметил в рабочем угаре – и вынул из-под верстака другой термос, поменьше. До этого он надеялся не доводить и приберег на крайний случай. Внутри плескался сложный коктейль из разных психостимуляторов, среди которых наиболее известными – но далеко не самыми многочисленными были амфетамины. Ученый осторожно глотнул и понял, что готов жить дальше.

Аневич-Эндриксон взял в руки прибор и охнул – держать его оказалось дьявольски неудобно. «Нужно было предусмотреть ручки». Изобретатель засеменил в кают-компанию – он рассчитывал, что сейчас там есть хоть кто-то, кому можно похвастаться.

За круглым столом обнаружился лишь Уррглаах, сидевший там с лицом праведника, наконец достигшего полного просветления. Макс скептически посмотрел на него, по-птичьи склонив голову набок, и водрузил свой агрегат на стол. Агрегат бухнул об столешницу, дракон не отреагировал.

Тут в дверях появился Александр и изумленно замер, разглядывая открывшуюся его глазам картину. Впрочем, вскоре ему пришлось потесниться – пришли Эльринн и Зиктейр. Мгновение спустя баггейн и гремлин сполна разделили изумление чародея.

В самом деле, не так уж часто их глазам открывалось столь экзотическое зрелище. Великий основатель «Теней» – в грязном лабораторном халате и с ладонями, в которые въелась смазка и небеса знают что еще, с растрепанными волосами и лихорадочно горящими глазами – стоял возле монструозного прибора, похожего на помесь радиоприемника и ощетинившегося ежа. Триумфальное выражение лица удачно завершало стереотипный облик «безумного ученого».

Уррглаах наконец открыл глаза. Вот на его лице ни следа удивления так и не появилось. На миг мелькнуло выражение, похожее на: «А, все собрались, ну вот и хорошо», – но это мгновение было столь кратким, что никто не стал бы ручаться, что ему не померещилось.

– И что это? – нарушил молчание Синохари.

– Это то, что найдет Нифонта! – с апломбом заявил Макс.

Зиктейр дернул правым ухом и что-то спросил. Ученый вопросительно посмотрел на Уррглааха.

– Оно точно работает? – перевел дракон.

– Пока не проверял, – жизнерадостно ответил Аневич-Эндриксон. – Но оно должно сработать! Обязано сработать! Осталось только подключить куда следует – и мы всем покажем!

– А куда следует? – заинтересовался Эльринн.

– К тизиастру. А потом запустить корабельные сканеры на полную.

– У нас есть какие-то сканеры? – поразился баггейн. Зиктейр прожег перевертыша взглядом – его мнение об Эльринне явно упало на несколько пунктов. Гремлин искренне не понимал, как можно жить в окружении огромного количества замечательной техники и совершенно ею не интересоваться.

– Есть, – кивнул Аневич-Эндриксон. – Куча всяких приборов для отслеживания обстановки снаружи. И, думаю, некоторые из них смогут поймать то, что нам нужно.

– А что нужно-то? – страдальчески спросил Эльринн.

– Сами увидите, – отмахнулся Макс. – Чем болтать, лучше пойдем и испытаем!

– Логично, – согласился Уррглаах.

Через несколько минут «Тени» и их основатель стояли у дверей компьютерного кабинета и наблюдали, как Зиктейр устраивается в массивном кресле посреди хитросплетения ажурных конструкций из золота и серебра, тускло мерцающих кристаллов и угловатых рун, пылающих прямо в воздухе. Гремлин положил мудреный прибор в нишу, предназначенную для подключения волшебного компьютера к обычной технике, и стал ожидать результата.

Особенное нетерпение испытывал Макс. Если бы не стойкое отторжение, испытываемое к телепатии, он бы и сам вызвался управлять тизиастром. Ну да ладно – приходится работать с тем, что есть. Тем временем ушастый механик явно получил сигнал, что все готово, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, вступая в мысленную связь с удивительным устройством. На пеленгаторе Аневича-Эндриксона стали один за другим загораться индикаторы. Огненные руны начали менять конфигурацию.

– Пошел поиск… – тихо прокомментировал Макс.

Прямо сейчас ряд корабельных сенсоров «Танатоса», объединившись в сложную систему с новым устройством при посредстве тизиастра, отслеживала следы характерных излучений, что сопровождают перенастройку. А дальше тизиастр, имеющий доступ к бескрайней Сети, должен сопоставить полученную информацию с картами планеты…

Словно в ответ на эту мысль, Зиктейр дернул ухом, не открывая глаз, и в воздухе повисла голографическая карта Луэррмнаграэннайл. На одном из материков, совсем близко друг к другу, пылали две крошечные зеленые точки.

– Ну-ка, дай увеличение, – попросил Уррглаах.

Точки рывком приблизились, и перед «Тенями» зависла подробная спутниковая карта города и его окрестностей. Дракон присмотрелся.

– Ага, – наконец прокомментировал он. – Вот тот самый склад, все верно. Значит, вторая точка…

«Теням» не нужно было объяснять, что это значит. Они смотрели на заснятую с высоты птичьего полета крышу загородного особняка посреди леса, на которую накладывался мерцающий зеленый огонек.

– Мы сделали это… – прошептал Александр. – Клянусь Одином, мы взяли этого типа за жабры!

– Прекрасно, – спокойно кивнул Уррглаах. – Штурм назначаем на послезавтра.

– Почему именно послезавтра? – удивился Макс.

Дракон решил, что говорить об обострении интуиции нет смысла – в ней что-то понимал один лишь Синохари как чародей, да и то куда меньше, чем любой из крылатого племени. Потому Уррглаах ответил:

– Завтрашний день посвящаем стратегии и планированию, а также набираемся сил. А вот послезавтра можно выступать.

«Особняк в лесу, – отметил он про себя. – Соответственно, сценариями боевых действий в других климатических условиях можно пренебречь».

План боевых действий в уме ящера стал на сотню страниц короче.