Сдвинув брови и прищурившись, Питер Тид осмысливал прозвучавшие слова. Жан-Антуан выглядел почти так же.

– Простите, как вы сказали? – спросил он.

Чарли терпеливо улыбнулся.

– Волшебство.

– Но волшебства не существует! Зачем вам эта золотая стружка…

Не успел Жан-Антуан договорить, как Чарли с яростью в глазах бросился к нему и когда угрожающе остановился, почти нависнув над несчастным юношей, его глаза вдруг просияли от переполнявшего разбойника благоговения перед волшебством, и будто заклинание он громко прошептал:

– Включи воображение!

Потесненный разбойником, Жан-Антуан скосил глаза на Питера Тида. Тот неуверенно переступил с ноги на ногу, несколько раз беззвучно начиная вопрос.

– Чарли, а это… как ты… ну воспользуешься пылью-то? Ну, то есть волшебством?

Разбойник тут же взглянул на Питера и криво улыбнулся на одну сторону.

– Я знаю как. А вам двоим не скажу.

Оставив Жана-Антуана в покое, Чарли вернулся к столу, достал из внутреннего кармана пальто шелковый платок и, свернув его вдвое, положил на стол. Ножом для писем, лежавшим среди прочего хлама на столе, он разрыл восковую печать и достал пробку из пробирки.

– Тихо! – неожиданно скомандовал Чарли, когда Тид хотел что-то сказать.

Накрыв открытую пробирку сложенным вдвое платком, разбойник перевернул пробирку и высыпал содержимое в платок. Отложил пробирку, сложил платок мешочком и потянулся в заедающий ящик стола. Оттуда он вынул оберточный шнур, которым скрепляют почтовые посылки и туго связал верхушку мешочка, чтобы золотая стружка не высыпалась.

Закончив с золотой пылью Чарли принялся за банку. Он обтер подтеки сахарной жижи с банки древней прохудившейся тряпкой, которую, видимо и прежде использовал для тех же целей. Двумя длинными металлическими прутиками вернул синекрылую бабочку в ровное положение, затем спешно присел на колени, вглядываясь в медленно качающуюся бабочку. С хирургической точностью подровняв ее тельце еще чуток, разбойник опустил стеклянную крышку и закрепил закрывающий механизм. Вернув банку на полку стеллажа, Чарли долго сверялся с мнением Питера Тида и Жана-Антуана насчет того, как стояла банка, и в итоге сделав все по-своему, остался доволен результатом. После этого Чарли унес табурет, вернулся к столу и с задумчивым видом принялся изучать предметы, лежавшие на нем.

– Нужно вернуть стертую со стола грязь, – решительно произнес разбойник.

– Грязь? Зачем? – спросил Тид.

– Чтобы тот, кто сюда войдет не знал, чем я здесь занимался. Все должно оставаться на своих местах. В этом суть тайника.

– Но сюда никто не входит. Об этом месте знаем только мы с тобой, ну и паренек еще, – кивнув в сторону Жана-Антуана, возразил седовласый.

– Это ты так думаешь, Питер. Здесь определенно был посторонний.

– Да быть такого не может! Двери-то закрыты, а кто додумается искать ключи в стене, за одним из кирпичей?

– Не беспокойся Пит, это не твоя вина. Просто он очень хитер и всегда ближе, чем кажется.

– Человек, который нанял Красавчика? – спросил Жан-Антуан.

Чарли повернулся к юноше и смерил его внимательным взглядом.

– А ты не дурак, Джон!

– Вы правда считаете, что здесь был человек, которого вы преследуете? Возможно даже, нанявший банду Красавчика человек и некто, кого вы ищите – не одна и та же персона. Вы это понимаете, мсье Чарли?

– Возможно, – удивительно быстро признал Чарли. – Но здесь точно был тот, кого я ищу.

– Отлично! Так может, устроим засаду? – махнув кулаком, воскликнул Питер Тид.

– Он был здесь давно и вряд ли вернется скоро.

– Думаешь?

– Я это знаю.

– А-а-а, ну ладно.

– Но идея была неплохая, Питер.

– Спасибо.

– О! Я придумал! – весело сказал Чарли и, взяв сухую тряпку из нижнего ящика стола, снял свою шляпу и принялся сметать в нее пыль со стола. Когда шляпа заполнилась на треть, Чарли занес ее высоко над столом и, перевернув, притрусил стол свежевыпавшим слоем пыли. Затем хлопнув по шляпе пару раз, как ни в чем не бывало вернул ее себе на голову. Пыль просыпалась с головы разбойника на нос, но он этого даже не заметил. – Не идеально, но похоже, что к столу никто не притрагивался уже давненько.

Чарли покрутился вокруг себя, высматривая, что еще можно вернуть в прежнее положение и каким предметам придать запыленный вид, потом с любопытством посмотрел на потолок.

– А что там наверху? – спросил он Питера Тида.

Седовласый почесал затылок.

– Это ж твой тайник, я понятия не имею, что наверху.

– И в самом деле, – задумчиво уперев руки в бока, пробормотал Чарли. – Ладно, пойдем парни. А то у Лихих Малых будут вопросы, где мы были. Кстати, отдай мне ключики, Питер. Пока я здесь пусть побудут у меня.

– Думаешь, это надежнее, чем спрятать их в стене?

– Да, я положу их к своей трубке.

Питер передал Чарли связку ключей, и все начали подниматься по ступенькам к дверям в маленькую комнатку. Столпившись под невысоким потолком, Питер и Жан-Антуан ждали, пока Чарли закроет все шесть замков.

– И еще одно! – поворачиваясь, вспомнил разбойник. – Ты должен забыть, что видел это место, Джон. Все, что здесь происходило для меня важнее твоей жизни. Если я узнаю, что ты хотя бы подумал о том, что ты увидел сегодня, мне придется познакомить тебя с удобным для утопленников рельефом дна Темзы.

Чарли кивнул Питеру, и седовласый легонько дал Жану-Антуану под дых.

– Прости, парень, – пробормотал Тид.

– Что-что? – переспросил Чарли, всмотревшись в лицо седовласого.

– Да ничего, – хмуро отозвался Питер.

Подавившись воздухом, юноша упал на колени и схватился за живот, сжавшийся от боли.

– Ну как, забылось то, что ты сегодня видел? – поинтересовался Чарли, наклонившись к побагровевшему французу.

Тот кивнул.

– Славно, славно! Что ж, тогда пойдемте, джентльмены.

Питер подбадривающе похлопал Жана-Антуана по плечу и вышел вслед за Чарли, а юноша снова плелся позади. Выпустив француза, Чарли запер дверь с окошком и пристально обвел помещение глазами сквозь грязное стекло.

Из комнатки было видно как, удостоверившись, что все выглядит так, словно никто сюда не приходил, разбойник поднялся по ступеням на улице и все скрылись из виду, направившись из припорошенного снегом внутреннего дворика к узкому проулку.

Они ушли, совершенно забыв об очевиднейшей вещи. Тем временем, на пыльном полу под дверью со стеклом блестели мокрые следы. Такие же мокрые следы вели от дверей к стеллажу возле стены, и там были отметины от ножек табурета, и на самом табурете тоже были причудливые следы от высоких сапог Чарли Бродячие Штаны. И, невзирая на все усилия разбойника в его попытке сохранить в тайне свои действия, человек, который придет в тайник через полгода или год, а может быть и на следующей неделе – увидит свежий слой пыли поверх следов и сможет составить вполне точную картину того, что делал Чарли сегодня утром.

Следующие несколько дней Жан-Антуан был обречен на пытки свыкнуться с новой непривычной обстановкой; с жизнью, которой живут обитатели Поплара, и искренне старался уживаться с грубыми жителями дома на Собачьем острове. Ему даже выделили отдельную комнатку на втором этаже как «самому сопливому неженке» в компании. Привычки Жана-Антуана и вправду казались выросшим в жестоких условиях бедноты ворам – потешными и не слишком мужскими.

Так например Жан-Антуан отказывался мыть руки и умываться в общем тазе, воду в котором не меняли сутками. Чарли тоже этого не делал, но он не умывался вообще. Из-за этих разногласий француз был вынужден использовать вместо воды уличный снег, но он вскоре закончился. Капитан вовсе не жаловал Жана-Антуана, а от двух парней эмигрантов исходила явная угроза, правда по мелочам они выражали свою неприязнь и по отношению к Чарли, что существенно усугубляло их общие взаимоотношения с остальными Лихими Малыми. То один, то другой, два парня задевали Жана-Антуана плечом, когда проходили мимо, иногда останавливались на пути и не давали пройти. Помимо прочего юноше приходилось игнорировать начавшие звучать в его адрес нелестные прозвища вроде Вычура Джон или Кудряш. Первое прозвище полюбилось компании, второе придумал Чарли и стал все реже называть юношу Джоном. Жан-Антуан по большей части безропотно сносил все превратности жизни в доме Лихих Малых. Он не собирался дожидаться конца вымышленной войны Чарли чтобы начать жить по собственной воле. Жан-Антуан планировал сбежать из логова воров после Рождества, когда банда будет отдыхать от празднования. Поэтому обострять ситуацию, пытаясь разрешать свои временные проблемы, он не считал разумным.

Впрочем, были и положительные стороны. До позднего вечера часть Лихих Малых работала в доках, а по возвращении они все вместе принимались за джин и прочие крепкие напитки с остальными. Пару раз они отправлялись куда-то вскоре после полуночи и не возвращались до раннего утра. Оба раза они приходили со всевозможными коробками и мешками. На следующий день половину награбленного они продавали каким-то сомнительным типам, которых они впускали в дом, словно в торговую лавку.

Чарли появлялся редко и никогда не рассказывал о том, где был. Жан-Антуан понимал только, что разбойник вряд ли мог снова навещать тайник. В последнее время Чарли вообще проявлял еще более странные особенности поведения. При всей своей любви к веселью и посиделкам разбойник вдруг завел привычку надолго уходить на второй этаж прямо в разгар событий, когда Лихие Малые были поглощены захватывающим обсуждением какой-либо драки или шумным планированием будущих воровских похождений. А возвращался Чарли всегда расстроенный и озабоченный какими-то проблемами. По сравнению с разбойником даже малость нелюдимые два парня казались теперь душой компании. Впрочем новых странностей Чарли никто, кроме Жана-Антуана не замечал как раз потому, что разбойник покидал компанию и уходил в темноту второго этажа именно в разгар какого-нибудь интересного события. По утрам Чарли лежал пьяный и во сне бормотал что-то несвязное о цыганах, о каком-то Джеке Башмаки-пружинки и о ромовом человечке. Как-то раз за завтраком, пока все ели, а Чарли в очередной раз пребывал в бессознательном состоянии и говорил во сне, Щенок пояснил Жану-Антуану, что о ромовом человечке Чарли бормотал и восемь лет назад, а вот цыгане и Джек Башмаки-пружинки это что-то новенькое.

За пару дней до Рождества выдалось солнечное утро. Мокрые улицы блестели под бледными лучами. Из доков доносились оживленные крики рабочих. В водах Темзы плескались искры яркого утреннего неба, а воздух, наконец, хорошенько прогрелся.

Жан-Антуан ушел, сказав, что прогуляется под солнцем, но на самом деле он запланировал отправиться в Сити, чтобы поменять в банке французские деньги на британские. Этим свежим солнечным днем он и не подозревал о сильнейшем разочаровании, которое ожидало его в Сити.

Банковский служащий в холодных тонах отказался обменять деньги, и был категоричен и до грубости прямолинеен. Он сказал, что сомневается в том, что Жан-Антуан смог бы заработать эту сумму законным путем и удивляется, как юноше могло прийти в голову нагло заявиться в банк, чтобы попытаться избавиться от иностранных денег какого-то путешественника. Никакие утверждения Жана-Антуана в том, что он законный владелец денег не переубедили служащего, но заставить юношу уйти удалось только под угрозой привлечения полиции к разбирательству по установлению владельца денег.

Злой и возмущенный Жан-Антуан сел на ступеньки банка и стал думать, как ему справиться с дальнейшими сложностями его путешествия, когда неожиданно рядом раздался звон. Жан-Антуан опустил глаза на землю и увидел лежащие рядом полпенса. Он огляделся. Джентльмен, бросивший ему деньги, вошел в банк и скрылся за тяжелой дверью. Сначала юноша подумал, какая это радость, потом оскорбился, сочтя выходку лондонца чрезмерным неуважением по отношению к французу того же положения в обществе.

Повертев монету в руках, Жан-Антуан увидел не только металлический блеск, но и то, какими грязными и грубыми стали его руки, а рукава сюртука запылились и ободрались. Он в ужасе вспомнил и о своем сломанном носе, и о синяке на пол-лица. За время житья в диких условиях в доме на Собачьем острове, он обносился и попросту не имел возможности привести себя в порядок. В этот момент он понял страшную причину такого вопиющего неуважительного отношения к себе.

– Эй, ты! Вот держи пять шиллингов, только давай-ка ты убирайся с глаз долой, – пренебрежительно бросил другой джентльмен, остановившись рядом.

Его принимают за нищего попрошайку, отирающего пороги банков.

Не взглянув в лицо стоявшего над ним человека, Жан-Антуан сгреб монеты себе в карман и припустил, чтобы скорее скрыться с глаз прохожих. Произошедшее так задело и разволновало юношу, что он бежал и постоянно повторял под нос:

– Какой позор! Какой позор!

Споткнувшись, он упал прямо перед растрепанным мальчуганом, убиравшим с улицы конский помет в выцветшей красной униформе надетой поверх растянутого свитера.

– Иди отсюда! Не мешай мне тут, пьянь поганая! – закричал на него ребенок.

Сконфуженный француз поднялся на колени и уставился на мальчика слезящимися от боли глазами.

– Ты как со мной разговариваешь, наглец?

– Иди отсюда, проклятый! Сейчас как дам тебе совком в глаз, сам побежишь! – замахав своим рабочим совком, продолжал кричать мальчишка.

Не веря своим ушам, Жан-Антуан поспешно отполз назад и стал подниматься на ноги. Все вокруг оборачивались и смеялись с француза. Кто-то проходил мимо, не обращая ровно никакого внимания.

– Маленький хам! – с присущим французам чувством возмущенно вскричал Жан-Антуан и обойдя ребенка зашагал прочь, но мальчик с силой швырнул ему в спину тот самый совок для навоза.

Разнервничавшийся Жан-Антуан весь покраснел и зло обернулся.

– Что ты смотришь? Еще хочешь? – закричал мальчонка и угрожающе побежал на Жана-Антуана.

Тут уж было не до гордости. Француз попросту взял и бросился наутек от наглого ребенка, слыша позади смех и ругательства.

Молодые леди звонко хихикали, глядя на неспособного постоять за себя оборванца Жана-Антуана. В ушах стучало. Позор. Какой позор!

Выбившийся из сил Жан-Антуан бежал до самой Коммершиал роуд, потом остановился, чтобы отдышаться.

Это был ужасный день. Оказалось, что Жану-Антуану просто некуда идти. С ворами и умалишенным разбойником он оставаться не мог, а нормальное общество не могло принять его, потому что воспринимало француза как нищего, что означало, что Жан-Антуан перестал быть полноправным человеком в глазах общества. Надежда сбежать от Лихих Малых и Чарли разрушилась так быстро, будто бы этой надежды на самом деле не было вовсе.

Все самое худшее, что могло случиться с Жаном-Антуаном дома – уже случилось. А все самое страшное, что могло произойти с ним в путешествии – происходит сейчас. Так стеклянная банка вроде тех, что стоят во владениях кухарки семьи Ревельер разбилась, и жизнь столкнула Жана-Антуана с миром, что ширился вокруг во всем своем поразительном разнообразии и несправедливости.

Устроившись на жестком матрасе, пахнувшем пылью и водорослями в своей комнатке на втором этаже, Жан-Антуан лежал и слепо смотрел в стену напротив. Закат окрасил постройки в доках за окном в огненно-красные цвета. Блики от окна придали комнате такой же огненный оттенок, а юноша все лежал и смотрел в стену, ругая себя за то, какой он трус и подлец. Быть может, если бы Полин досталась Франсуа, Жану-Антуану не было бы так плохо, как сейчас. Но теперь у него нет ни Полин, ни родных рядом, ни теплого родного дома. Он наделал столько глупостей. Совсем один и так далеко.

Голодный и уже не в первый раз отчаявшийся, Жан-Антуан заснул. Ему снились убитые крохотные зайцы, которых ему было невероятно жаль, суд за убийство зайцев, оказавшихся не зайцами, а Франсуа и Полин, и странный ромовый человечек, чье маленькое тельце было темным и прозрачным. Проснулся он, когда стемнело, оттого что кто-то тряс его за плечо.

– Поднимайся, пойдешь с нами на дельце. Все идут, – сказал Питер Тид.

Жан-Антуан поджал ноги и сунул руку под подушку, не глядя на седовласого.

– Не хочу я. Оставьте меня, пожалуйста.

Питер звучно вздохнул и присел на матрас.

– Ладно тебе, не дуйся, парень. Я не хотел тебя бить тогда в тайнике. Ты славный малый, но у нас такое случается. Не знаю, какие обычаи там, откуда ты родом, но знай, я не со зла. Так надо было. Если бы бил Чарли, тебе было бы больнее. Уж он бы вложился неслабо.

Юноша ничего не ответил.

– Пойдем, Джон, будет весело.

– Ну да, конечно, снова надо мной издеваться будут.

– Никто не будет над тобой издеваться, мы на дельце идем. Тебе понравится.

– Да не хочу я.

– Слушай, когда в следующий раз кто-то будет издеваться, ты возьми и в лицо ударь. А еще лучше чем-нибудь съезди по голове. Они и отстанут.

Совет искренне насмешил Жана-Антуана, но он быстро замолк, с прежним безразличием уставившись в стену.

– А заработать хочешь? – хитро спросил Питер.

Окончательно проснувшись, француз тут же посмотрел на того:

– Я?

– Ты! За участие в таких делах каждому из нас полагается или денежная или вещественная выручка. Восемьдесят шиллингов в компанию, а то, что прихватил с собой сверх этой суммы – сможешь оставить себе. Никто у тебя не отнимет. А если кто попытается, ты возьми и съезди чем-нибудь тяжелым по голове.

Возможность поднакопить денег неожиданно вдохнула в Жана-Антуана свежие силы и приподняла настроение. Он дошел до такой стадии внутреннего чувства безнадежности, что уже был готов воровать, чтобы проложить дорогу подальше из этой дыры.

– Ну как? Что решил?

– Пойдемте.

Питер Тид издал довольный боевой смех, похлопав поднимающегося юношу по спине, и вышел.

– Сказал, что пойдет, – послышался его голос с лестницы.

В противоположность дню ночь выдалась холодная и ветреная. Та вылазка Лихих Малых надолго запомнилась Жану-Антуану. Выйдя на улицу вся компания разошлась в разные стороны. Юношу взял с собой Капитан, сказал, у них будет такая работа, что Джон не сможет ничего запороть. Два парня отправились за какой-то новой лодкой для речных полицейских. Чарли, Питер Тид, Щенок, Десять Кулаков, Рыжий и Крыса ушли на север по Вест Феэрри роуд.

Лодка Капитана уже стояла наготове среди разных малых судов и прочих лодок. В черное небо поднимались десятки мачт. Отшвартовавшись они с Капитаном направились вниз по течению. На воде суровый холод сгустился. Работая в качестве второго гребца, Жан-Антуан заметил, что Капитан то и дело наблюдал за ним готовый в любую минуту свернуть французу шею, если тот вдруг сделает что-то не так.

Оставив позади Собачий остров и отплыв далеко на восток по исполинским изгибам Темзы, Капитан развернул лодку, подгребая веслами против течения, чтобы удерживаться на месте. Подгребали по очереди. Когда в очередной раз Капитан сменил юношу, Жан-Антуан стоял, придерживаясь за мачту, и смотрел вдаль на Лондон, туда же, куда Капитан. Он не мог до конца понять, что они делают, воровство он представлял себе иначе. Они же просто стояли на одном месте и чего-то ждали. По сторонам проглядывали далекие полоски берегов, вверх по течению должен был быть виден Лондон, но там темнела лишь бескрайняя чернота. Пересеченное глубокими морщинами лицо Капитана выражало полное спокойствие. План был расписан для него по минутам. Он просто сидел в своей теплой кепке, по временам засовывая погреть руки в карманы, и ждал.

Так прошло не меньше получаса, по истечению которого в темноте вверх по течению Темзы начало двигаться что-то такое же темное и неуловимое для глаза, как ночной воздух. Очень вскоре Жан-Антуан распознал очертания судна и посмотрел на Капитана, чтобы понять, относится ли приближающееся судно к плану Лихих Малых. Бритоголовый не изменился в лице.

В накатывающем возрастающем шуме волн таилось что-то тревожное. На приближающимся судне не горел ни один фонарь, паруса были убраны. Оно становилось все больше и больше. Определенно кто-то сновал по палубе. Дрейфующее судно шло не строго по курсу, течение разворачивало его нос то к северному, то к южному берегу. Им вообще никто даже не пытался управлять.

Лодка качнулась. Капитан поднялся, вглядываясь в судно.

– Ад кровавый! Что за черт? – выпалил он, увидев приближающийся трехмачтовый корабль.

Напряженный Жан-Антуан еще не понимал, в чем дело, но уже приготовился прыгать с лодки.

– В чем дело? – спросил он.

– Это корабль! Нам такой большой не нужен!

– А он нас не раздавит? Вроде прямо на нас плывет.

– Молись, чтобы не раздавил, – недовольно буравя взглядом несущееся на них судно, прорычал Капитан. – Что за идиот выбрал эту громадину?

На выступающем с носа корабля бушприте придерживаясь за тросы и уперев руку в бок, стоял Чарли. Гордо подставив грудь ветру и деловито озирая реку с высоты, он курили свою трубку. Ветер трепал торчащие в стороны волосы и полы его пальто. По правому борту двое человек, скорее всего – Тид и Щенок, загружали в шлюпку ящики и мешки. Позади них Десять Кулаков и Крыса тащили еще один ящик. Рыжий подавал сигналы Капитану. Двух парней среди них не было.

Вспахивая поверхность воды, корабль теперь развернулся левым бортом к лодке. Расстояние между ними стремительно сокращалось. Жан-Антуан сел и схватился за весла, чтобы начать отплывать в сторону, но Капитан его окрикнул и не разрешил грести. Нос корабля прошел мимо, а бортом он сильно зацепил покачнувшуюся лодку. Выругавшись, Капитан приготовился привязать спущенную с корабля веревку к рыму лодки.

– А что полиция? – осведомился Капитан, подняв голову к Рыжему.

– В лучшем случае полиция тушит горящее суденышко где-то возле Тауэра, в худшем погналась за двумя эмигрантами, – второй вариант явно нравился Рыжему больше. – Если их поймают, нам больше достанется.

– Но в любом случае лучше не задерживаться здесь надолго, дамы, – самодовольно донеслось с носа корабля.

Закончив с веревкой, Капитан злобно посмотрел на Чарли, перебравшегося на планшир и критично взирающего на лодку с высоты борта корабля.

– Ага, разумеется, Чарли, но еще лучше было бы тебе взять обычный бриг или шхуну. Зачем привлекать к себе внимание?

– А зачем мелочиться?

– Ладно, не болтай, Чарли. Пусть спускают груз. Что у вас там?

Разбойник отвернулся к палубе, доставая трубку изо рта.

– Эй, Пит! Что у нас за товар сегодня?

С другого борта донеслись неясные обрывки слов Тида.

– Ну в общем, кофе, табак и прочая дрянь, – небрежно передал Чарли Капитану.

– Сойдет.

Погрузив часть награбленного в лодку, Рыжий спустился к Жану-Антуану и Капитану. Между тем француз с опаской наблюдал, как вода поднимается за бортом оседающей под тяжестью груза лодки.

– А так должно быть? – беспокойно спросил он, обращаясь к Рыжему и Капитану, но ему не ответили. – Мы ведь не утонем?

– Джон, не тарахти, – бросил Капитан.

Неожиданно на ящик с хлопком приземлился Чарли.

– Рыжий и сам задается тем же вопросом каждую вылазку, – спускаясь с ящика сообщил Чарли. – А Капитан важничает, ничего толково не объясняя, так как единственный в компании смыслит в морском деле.

– Перережь лучше конец, – бросил Капитан, берясь за весла.

Чарли принялся развязывать узел на рыме.

– А как же остальные? – спросил Жан-Антуан.

– Остальные вместе с другой частью груза возьмут шлюпку, – копаясь с узлом ответил разбойник.

– Ну что поплыли? – спросил Капитан.

– Погоди, ты!

– Что там у тебя? Перережь ее и все. Делов-то!

Чарли суетливо кивнул Капитану, повернулся к узлу и, с напряжением в лице сжав в зубах трубку, продолжил свою возню. Капитан поднялся, пристально присматриваясь к разбойнику.

– У тебя что, нет твоего ножа, Чарли?

– Что? – посмеявшись, переспросил тот. – Есть.

– Тогда чего ты кота за яйца тянешь?! Нам пора уже!

– Ты не мог бы одолжить свой нож, – с любезнейшим видом, шепотом обратился Чарли к Рыжему, сидящему возле Капитана, словно так Капитан их не услышит.

Рыжий без лишних слов протянул ему нож.

Весь оставшийся путь до пристани Капитан буравил Чарли задумчивым взглядом. Позади от шлюпки, плывущей следом, слышались обрывки довольных голосов, распевающих рождественские песнопения.

К утру всё награбленное свалили в четырехфутовую кучу на первом этаже дома на Собачьем острове, и уставшие разошлись по комнатам добирать часы сна, пропущенные за ночной работой. Стоит отметить, что за помощь в качестве гребца по решению Капитана юноша так и не получил никакого вознаграждения.

Накануне Рождества Жан-Антуан весь день не выходил на улицу и был вынужден – как это назвали Лихие Малые – выполнять почетные обязанности управляющего домом. На деле почетные обязанности управляющего домом оказались оскорбительной для юноши работой по вычищению их берлоги от грязи и беспорядка, которые за многие годы неопрятного дикого образа жизни развели обитатели дома. Разумеется, вначале, когда только проснувшийся и сонно потирающий глаза француз услышал об этих обязанностях, он попытался возразить Капитану, но тут же получил крепкий подзатыльник.

– Мы можем договориться с тобой по-разному, – сурово глядя на юношу своими тяжелыми безразличными глазами, сказал Капитан. – Или ты поприпираешься и все равно это сделаешь, а не то я лично вышвырну тебя на улицу, и ты будешь встречать Рождество у праздничного костра, как все бездомные в компании других нищих, которым наверняка приглянется твоя новенькая одежда. Или же ты охотно возьмешься за свои обязанности, потому что все, кто живет в этом доме – что-то делают для общего блага.

– Но мсье Чарли ничего не делает…

– Ты не Чарли, парень!

Жан-Антуан не нашел, что сказать в ответ и только сонно потянул носом.

– Чтобы когда я спустился по лестнице, ты уже был внизу! – бросил Капитан и направился к двери. – Сегодня к нам приедут гости.

Все утро Жан-Антуан скоблил стол. Для этого Капитан выдал ему большой тесак и следил за тем, как француз выполняет работу. Впервые взяв в руки такой большой нож, Жан-Антуан обращался с ним очень неумело. Поначалу тесак часто застревал, срывался и оставлял на столе глубокие зазубрины, из-за чего Капитан в итоге дал юноше мокрой тряпкой по шее. Удар был такой неожиданный и издевательский, что юноша выгнулся, как ошпаренный и тут же растерялся, воззрившись на бритоголового непонимающими глазами.

– Что вы делаете? – крикнул он.

– Не поднимай лезвие поперек стола! – еще раз замахнувшись, рявкнул Капитан. – Наклоняй его и, прижимая, веди на себя. Что смотришь? Наклоняй, я сказал! Сильнее! Вот так. Теперь тяни на себя. Дальше тяни! Ну? Видишь, так же легче?

Жан-Антуан сварливо хмыкнул. Ничего не легче. Как была скотская работа, так и есть. Но возражать Капитану не стал. Он просто выполнял то, что ему велел более сильный физически человек, умом отстранившись от ситуации и зная, что скоро придумает, как ему быть дальше, как выбраться из этой дыры и куда бежать потом. А пока ему было нужно войти в доверие к Лихим Малым.

От присутствия такого агрессивного надзирателя, как Капитан, работа Жану-Антуану не давалась легче. Напряженный, он то и дело обдирал костяшки пальцев об стол. Но вскоре бритоголовый начал собираться, и юноша ощутил приток сил, с энтузиазмом принявшись имитировать усердную работу.

– Клянусь, если сегодня я загоню занозу об этот треклятый стол, ты у меня в глаз получишь, Джон! После того, как закончишь со столом, вычисти печь от золы, а после печи подмети пол, – напоследок буркнул Капитан и вышел на улицу.

Жан-Антуан прервался и обернулся, чтобы удостоверится в том, что Капитан действительно ушел.

– Что за шум? – зевая, с лестницы осведомился Питер Тид.

Сначала француз почувствовал, как необходимо рассказать кому-то о своих страданиях, потом поборол необдуманный порыв, догадавшись, что никто из Лихих Малых не поймет, что на этот раз не устраивает Вычуру Джона.

– Капитан какой-то нервный сегодня, – деланно ровным голосом отозвался Жан-Антуан и продолжил скоблить жирные пятна, въевшиеся в древесину, внутри которых застыли и высохли давно раскисшие хлебные крошки. – Так, что за гости сегодня должны приехать?

Тид прошелся по комнате, потирая затекшую шею.

– О-о-о! Я лучше не буду попусту пугать тебя такими подробностями. Сам все увидишь.

– А есть, чего бояться?

– Ну, обычно это зависит от того, заметят тебя или нет. Если заметят, весь вечер должен будешь развлекать гостей, они от тебя не отстанут. В этом случае праздник будет подпорчен. Если не заметят, будешь веселиться, хохотать с остальными, петь песни, есть и пить. Так, что не выделяйся, парень, и работай получше. Сегодня особенный день.

– Работаю, работаю… но почему я?

– Чего же тут непонятного? Зеленый ты еще, ноешь чуть что, не мешало бы тебе научиться дисцип… дис… дисциплине, вот! – Тид оглянулся на лестницу, потом подошел к Жану-Антуану и заговорил своим хриплым прокуренным полушепотом: – Поговаривают, Чарли уедет, а ты останешься. Так что ты привыкай к компании.

– Что? Нет-нет-нет, мсье! – громко запротестовал Жан-Антуан, выпустив из рук тесак, который с грохотом повалился на стол. – Я тут гость!

– Похоже, так думаешь только ты, – пожав плечами и кивнув на вполовину поскобленный стол, сказал Тид.

– Но я уехать хочу.

– Так разве ж тебе есть куда ехать?

– Конечно! У меня есть дом, у меня есть собственные дела! Я путешественник!

– А Чарли сказал, ты бродяга бездомный, – с сомнением пробормотал Тид.

Жан-Антуан потряс руками, и устало прикрыл лицо.

– Так это все меняет! Раз такое дело, тогда тебе нужно будет сказать об этом Капитану. Он главный, он и решать будет, как тебе помочь.

– Помочь? Он меня похоронить хочет под этим полом! – стукнул ногой юноша.

Питер Тид расхохотался и побрел к ящикам с алкогольными напитками.

– Это ты так думаешь. Ладно, не буду тебе мешать.

Седовласый достал бутылку джина и, удобно устроившись на диване, стал напевать рождественские гимны.

Выковыривая крошки и обглоданные косточки из щелей в столе, Жан-Антуан наткнулся на странный серого цвета скрюченный шнурок, торчащий между досок столешницы. Он попытался вытянуть его, но не получилось. Что-то мешало снизу. Тогда француз отложил тесак и залез под стол. Неожиданно раздался крик и стол подпрыгнул. Затем на пол выкатился Жан-Антуан, хватаясь за ушибленную голову: глаза слезятся от боли, прикушенный язык торчит между зубов.

– Что стряслось там? – с дивана спросил Тид.

Жан-Антуан что-то промычал и указал под стол. С кряхтением Тид свесил ноги и направился к столу. Опустившись на колено и заглянув под стол, он какое-то время шарил взглядом по воздуху, потом обрадовано улыбнулся, увидев то, что напугало Жана-Антуана.

– Роки! – воскликнул Тид. – А мы думали, что он потерялся. Эй, парни! Вычура Джон нашел Роки!

Чуть помрачнев, Питер потянулся за дохлой мышкой, висящей под столом, чей хвост торчал в щели между досками.

– А… издох, значит. Ну ладно. Мы так и думали вообще-то уже давно.

Жан-Антуан таращился на Тида как на умалишенного.

Первым прибежал Щенок и очень огорчился, когда увидел мертвую мышку. Жану-Антуану не были понятны ни причины детской радости Щенка, думавшего, что увидит живого Роки, ни причины сильнейшей детской грусти, когда тот понял, что мышка давно уже не жива.

– Угу, так вот чем все время воняло, – догадался Десять Кулаков. – Это хорошо еще, что в доме такая холодина! Ты не переживай, мы другую мышь поймаем для тебя.

Он подбадривающе похлопал Щенка по плечу.

– Э! А со столом что?

Щенок и Чарли ушли хоронить мышь. Чарли очень серьезно отнесся к утрате, которую понес Щенок. Десять Кулаков долго припирался с Жаном-Антуаном из-за печи. Дело в том, что Десять Кулаков хотел поскорее приготовить горячего кофе для себя и остальных, а Жан-Антуан не смог бы потом чистить печь от золы, потому что после Десяти Кулаков она будет раскалена. Рыжий и Крыса с недоумением наблюдали за всем со стороны, а два парня только вернувшиеся после ночи беготни от полиции, ничего вокруг не замечая, повалились спать. В спор пришлось вмешаться Питеру Тиду, который объяснил, что Вычура Джон выполняет поручение Капитана.

– Кофейные зерна нужно обжарить, перемолоть и только потом заваривать. Я не буду еще и его ждать! Он копается как калека! – стоял на своем Десять Кулаков.

– Тогда помоги ему, раз такой умный, – иронично предложил Тид.

Недовольно сопя, Десять Кулаков ушел. А Жан-Антуан решил быстро сделать свою работу. Печь на четырех ножках и дымовой трубой, выходящей на улицу через окно, целиком покрывала копоть. Стены и потолок вокруг тоже.

Открыв топку, усыпанную снежно-серыми горами, Жан-Антуан с полчаса постоянно повторял одно и то же действие. Он снова и снова набирал полный совок золы, и каждый раз высыпал за окно – лучшее место для выноса золы, по мнению Тида, принявшего на себя роль некоего консультанта по хозяйственным вопросам.

Закончив с печью, Жан-Антуан остался по локоть измазан чернейшей золой. Впрочем, Лихие Малые смеялись и с его чумазого лица. Он, дескать, напоминал им какого-то парнишку костермонгера.

Десять Кулаков наконец принялся за приготовление кофе и был очень доволен результатами, а привыкший к жизни в доме с прислугой Жан-Антуан все никак не мог освоить метлу. Никто из присутствовавших не знал, как вообще нужно мести пол, поэтому круги, которые юноша выписывал метлой в грязи, никого не смутили. В итоге он только разнес сор по всему дому. К этому времени вернулись Чарли и Щенок. Щенку понравилось насколько преобразилось и как празднично стало выглядеть их жилище.

У Лихих Малых водилась традиция: каждый рождественский сочельник к ним приходили родственники одного из Малых. Но так как за свою нелегкую жизнь братья Десяти Кулаков не дожили до его взросления, а единственным из всех, кто не осиротел, остался только Рыжий – каждый год, к ним в гости приходило одно и то же семейство. Для компании это был единственный день в году, когда они наедались вкусной свежей пищей. В остальное время они довольствовались сомнительной стряпней уличных торговцев или не менее сомнительными творениями Десяти Кулаков, считающего себя превосходным кулинаром.

Родственники Рыжего были встречены праздничными приветствиями и на редкость теплым гостеприимством Лихих Малых. Жан-Антуан сидел на лестнице и наблюдал за тем, как только вошедшая в дом невысокая полная женщина с раскрасневшимся на морозе лицом, словно своих сыновей обнимает столпившихся на пороге мужчин. Следом похожий на Рыжего старший брат с узлами в руках и кудрявая полная девушка лет шестнадцати, пронзительным жизнерадостным голоском кокетливо здоровающаяся с Лихими Малыми – сестра Рыжего. Дом наполнился оживленными разговорами и уютной атмосферой всеобщего добродушия. На большой выскобленный стол выложили объемные вкусно пахнущие свертки миссис Келли, матери Рыжего. Мужчины заставили стол ананасами с обчищенного корабля и бутылками из запасов Лихих Малых и, не отходя, поторопились развернуть свертки с едой. Щенок принялся украшать стол горящими свечами. Увидев румяную корочку гуся, он под шумок отщипнул себе кусочек и быстро прожевал, но не заметить его улыбку, довольную съеденной вкуснятиной было невозможно, поэтому Капитан сказал, чтобы Щенок не забывал о манерах и дождался, когда все сядут за стол. Несмотря на это, когда Капитан отвернулся, Щенок отщипнул еще один кусочек гуся и украдкой вложил в руку Жана-Антуана.

– Объедение! – шепнул Щенок.

На удивление француза было действительно вкусно.

Праздничный ужин задался с самого начала. Устроившись за столом и произнеся молитву, довольные и голодные все принялись трапезничать. Из Лихих Малых за столом не было только двух парней эмигрантов, которые до сих пор отсыпались на втором этаже. Не разделяя основные блюда от десерта, многие положили себе на тарелки тыквенный пирог, рождественский пудинг и ели вприкуску с гусем, запивая элем. В адрес миссис Келли зазвучали комплименты и похвалы. Капитан разлился в благодарностях и говорил дольше всех. Миссис Келли с заботливой улыбкой выслушивала каждого из друзей, признававшихся, что если бы не она, они уже давно сгинули бы от голода.

Заметив Чарли, мать Рыжего остановила на нем взгляд, вспоминая, откуда ей знакомо его лицо и спросила о чем-то сидевшего рядом Питера Тида. Тот долго и радостно что-то рассказывал, показывая косточкой в сторону Чарли. Чарли этого не заметил, энергично жуя и глядя, как Крыса и Щенок играют в сражение на ножах. А когда Тид показал на Жана-Антуана, миссис Келли оглядела чужака француза холодным взглядом, поскольку видела его впервые. Ее дочь наоборот все время не сводила с Жана-Антуана нарочито очарованного взгляда. Когда один раз юноша, наконец, почувствовал взгляд немигающих серых глаз точечек и посмотрел на девушку, она улыбнулась и выронила изо рта кусок пудинга, отчего залилась смущенным хрюкающим смехом, потом жеманно встряхнула кудрями и вновь не отрывала от француза восхищенного липкого взгляда.

Чуть позже, когда все начали наедаться, и над столом все чаще стали звучать разговоры и звон протягиваемых бутылок, решив немного передохнуть от застолья, Рыжий обтер руки об штаны, взял свою скрипку и задорно принялся играть резвую мелодию. Щенок вскочил и стал отбивать ритм в ладоши. Вскоре и Питер Тид позвал миссис Келли станцевать с ним. Они стали кружить вокруг стола в своем резвом под стать мелодии танце, то и дело подзадоривая остальных пуститься в пляс. Капитан сидел, отвалившись на спинку стула, и медленно срезал себе кусочки ананаса.

Жан-Антуан очень удивлялся царящему вокруг искреннему веселью. Сбежав из жизни, наполненной изобилием и благами цивилизации, француз попал в мир лишений, бедноты и болезней Ист-Энда. Но живущие здесь люди с благодарностью принимали то немногое, что у них было, и умели радоваться каждой мелочи. Некоторые из обитателей этого удивительного мира не были даже обучены грамоте (как, скорее всего Крыса, к примеру), но они точно были смелее Жана-Антуана, потому как не бежали от проблем реальных, в тысячи раз более существенных, чем те проблемы, от которых трусливо бежал охваченный паникой Жан-Антуан.

И пусть Лихие Малые порой грубо обходились с Жаном-Антуаном в силу своего дурного воспитания и примера, который они с детства видели на улицах Лондона, но глядя на неподдельное веселье по случаю Рождества и простой домашней еды, глядя на веселье, наполнявшее их жалкую пыльную лачугу, юноша почувствовал, что ему стыдно за себя.

Это был маленький, но ощутимый укол совести, подогретый парой выпитых кружек бренди поверх эля. Ему стало стыдно за то, что он предавался чернейшей меланхолии, живя в теплом богатом доме, в котором и не мечтали жить эти люди, миссис Келли, Питер Тид, Щенок. Он понял одну странную вещь: не он был жертвой своей суровой судьбы, а жители дома на Собачьем Острове. И даже здоровенный неотесанный Капитан. Где-то в глубине души, Жану-Антуану захотелось поменяться с ними местами, чтобы их окружили тем изобилием, чистотой и теплом хотя бы на один вечер, хотя бы в этот сочельник.

И в этот момент, доброта и радость, царившие вокруг проникли в душу юноши. И он почувствовал, что скоро может заснуть.

Десять Кулаков пошел подогревать кофе, и неожиданно на освободившийся стул рядом с Жаном-Антуаном приземлилась сестра Рыжего и взяла Жана-Антуана под руку. Юноша вздрогнул и повернулся к ней.

– Ну че сидишь, пойдем плясать что ли? – спросила она и жеманно вздохнула, прислонившись к плечу огорошенного и смущенного Жана-Антуана. – Я плохо запомнила, тебя Джоном звать-то или как?

– Простите, но я право не знаю, как к этому отнесется ваша матушка, – поискав глазами помощи, ответил француз.

– Че сказал? А! Да она ж вон тоже пляшет себе!

– Да-да, это я как раз видел.

Чарли с одобрением заметил льнувшую к юноше полненькую девушку и заговорщицки подмигнул Жану-Антуану.

– Ну, так че? Пойдешь со мной плясать? Меня Бренда зовут.

Француз покосился на разбойника, наблюдавшего за происходящим с другой стороны стола. Чарли кивнул и выразительно прошептал:

– Соглашайся.

Жан-Антуан в ответ отрицательно замотал головой, а Чарли так же энергично закивал:

– Да-да.

Бренда залилась смехом и стукнула Жана-Антуана своим объемным кулачищем в плечо:

– Во дурак! Че испугался что ли? Ладно, я тогда одна пошла, а ты смотри, как я пляшу. Скоро вернусь!

Когда Бренда потопала присоединиться к скачущему со скрипкой брату, Щенку и танцующим рука об руку Питеру Тиду и миссис Келли, Чарли подсел на освободившееся место возле Жана-Антуана.

– И как тебе? Приглянулась, красавица? – дыхнув на юношу свежим перегаром, полюбопытствовал он. – Вы хорошо смотрелись вместе.

Жан-Антуан хотел было быстро что-то ответить, потом запнулся, осмыслив вопрос и, в очередной раз, вытаращился на Чарли, как на безумца.

– Заметь, почти твоя ровесница! – добавил разбойник.

Оба посмотрели на развесившую руки по ветру, прыгающую и скачущую кругами Бренду, чей танец чем-то походил на Питера Тида, когда он начинал изобретать движения находу. Завидев смотрящего на нее Жана-Антуана, она захихикала и прикрыла улыбку волосами.

– Только братья довольно грубо обходятся с ее друзьями…

– Мсье Чарли, должен сообщить вам, я ею ничуточки не заинтересован, – официально заявил Жан-Антуан. – И даже более того. Я был бы вам весьма признателен, если бы вы помогли мне довести до сведенья сестры мсье Рыжего, что ей стоит найти себе юношу ее возраста и круга.

Чарли ничего не ответил, пожал плечами, хитро улыбнулся и вернулся на свой стул.

Шум и музыка разбудили двух парней. Потирая затылки, угрюмые они спустились к остальным и, не глядя по сторонам, двинулись к столу. Пока другие танцевали, два парня ели с чужих тарелок недоеденные куски, выискивали мясо на уже объеденных костях, подбирали крошки, из нового взяли себе только тыквенного пирога, ели очень быстро, молча, на ананасы даже не взглянули, еду ничем не запили и ушли играть в карты на своем старом ящике. Капитан проводил их долгим взглядом, в котором читалась толика презрения. Помимо Капитана их странное поведение заметил только старший брат Рыжего.

Разогнав кровь и вдоволь натанцевавшись, отмечающие вернулись за стол, и праздничный ужин был продолжен. Под всеобщее одобрение Десять Кулаков разлил по кружкам кофе, показавшийся Жану-Антуану слишком редким и недоготовленным на вкус. Остальным кофе определенно пришелся по вкусу.

– Этот кофе приготовлен даже лучше, чем осенью! – признал Капитан.

– Ну, теперь у нас его хватит на всю зиму, а может и больше! – бодро ухнув кулаком по столу, сказал Питер Тид и горделиво посмотрел на Крысу и Рыжего. – А вы еще не хотели его брать.

– А можно мы себе немножко зерен возьмем, – выглянув над столом, спросила миссис Келли. – У нас не много денег, но уж больно он вкусный!

– Можно, конечно! Мешков-то на всех хватит, – разрешил Капитан. – О цене договоримся.

Миссис Келли одарила его благодарной улыбкой, и Капитан весь засиял.

Снова завязался разговор. И в очередной раз в самый разгар гуляний, когда увлеченные Лихие Малые каждые несколько минут поднимали кружки и произносили пожелания, Чарли Бродячие Штаны незаметно ушел на второй этаж, чтобы остаться одному в темноте. Жан-Антуан не видел, как разбойник уходил, но в один из разов, когда Питер Тид и все остальные поднимали кружку бренди за благополучную зиму, юноша заметил, что Чарли нет ни за столом, ни на первом этаже вообще. На протяжении следующего часа он так и не появлялся.

Лихие Малые делились впечатлениями о своих похождениях. Миссис Келли сетовала, что их семья бедно живет, потому что брат Рыжего работает на честной работе, все силы на это кладет, а если бы взялся за ум, то у них бы дома тоже всего хватало и как ей недостает мужа, мистера Келли. Питер Тид поспешил с утешениями и что-то тихо стал ей говорить, всем своим видом выражая понимание и сочувствие. Рыжий напомнил, что иногда и Лихим Малым тяжело приходится, потом все выпили за то, чтобы в их домах никогда не голодали и ни в чем не нуждались, потом Крыса затянул песни над ухом у Жана-Антуана, но его особо никто не слушал. Повыпускав звучные отрыжки, Десять Кулаков сказал, что ему нужно выйти во двор (где у Лихих Малых были удобства) и место рядом с Жаном-Антуаном вновь освободилось. Впрочем, ненадолго. Наевшись гусем, Бренда сидела и ждала, когда место рядом с Жаном-Антуаном вновь освободится, и когда оно освободилось, девушка поторопилась его занять. Сев рядом с юношей, она какое-то время пыталась подавить смех, все время вздрагивая и прикрывая рукой измазанный жиром рот. А перестав смеяться, она неожиданно достала из кармана платья веточку омелы и занесла над головой.

– Ну? Кто хочет меня поцеловать? – кинув жадный взгляд на Жана-Антуана, громко спросила она и захихикала.

Жан-Антуан боязливо отшатнулся от Бренды и посмотрел на ее мать.

– Опять она за свое! Ну, сколько можно! – послышались недовольные голоса ее братьев.

– Бренда! – одернула ее мать. – Нельзя так вынуждать незнакомых людей целоваться с тобой, мы уже об этом говорили! Иди сюда! Садись на свое место! Съешь еще пудинга. Последний кусочек остался.

Бренда понуро убрала омелу в карман и начала подниматься из-за стола.

– Тоже мне француз! – буркнула она и ушла.

Скорый уход родственников Рыжего и окончание торжества ознаменовались чередой приобретений, которые совершила миссис Келли у Лихих Малых. Как и подозрительным людям, покупающим у Лихих Малых награбленные товары, Капитан ходил и показывал ящики, мешки, бочки и бумажные свертки, которые хранились в нескольких местах по-над стенами, подробно расписывая, откуда товар и в чем его ценность. Купив у Лихих Малых парочку ананасов, мешок кофе и ящик с полудюжиной новых светильников по дружеским ценам, миссис Келли и ее дети стали прощаться. В череде дружеских объятий и прощаний, Бренде все же удалось подкрасться и чмокнуть Жана-Антуана в ухо.

Рыжий, Питер Тид и Крыса ушли провожать семью Келли, а Капитан сослался на обязанности руководителя по уборке дома после ужина и остался. Но по тому, как долго он стоял на пороге и смотрел вслед удаляющейся женщине, было видно, что если бы не провожатые, он и сам с удовольствием вызвался бы сопровождать миссис Келли.

Авторитет Капитана теперь был безвозвратно подпорчен для видевшего все это Жана-Антуана. А пока француз тайком наблюдал за оставшимся в дверях Капитаном, по ступеням медленно спустился Чарли.

И, как и в прошлые разы, разбойник выглядел удрученным и уставшим. Но свои переживания, он успешно прятал от остальных.

– Где вы были? – спросил его Жан-Антуан, когда вернулся за стол и увидел там разбойника.

Чарли лениво посмеялся, потянувшись к бутылкам, стоявшим рядом с французом, и убрал бутылки в сторону.

– Я никуда не уходил, Кудряш. Вижу, тебе на сегодня уже хватит выпивки!