1

Кашел держался на расстоянии от остальных зрителей, на южной кромке волнолома, где каменные плиты переходят в траву и береговую гальку. Он тоже смотрел, как команда триремы готовится к отплытию, и плакал.

Все пассажиры были уже на борту. Моряки укрепили на нижней палубе мачту, приколотив ее клиньями к килю, но реи еще отсутствовали. Они скупили все полотно, какое нашлось в Барке, дабы сшить парус взамен того, что изодрал шторм. Правда, использовать главный парус можно было только в хорошую погоду, потому что соответствующие такелаж и рангоут отсутствовали и сохранялась угроза переворачивания длинного узкого судна при сильном лобовом ветре. Поэтому в бурные дни предполагалось поднимать на носу маленький треугольный парус в помощь работающим гребцам.

Гаррик шел по кромке волнолома, направляясь к другу. Поймав взгляд Кашела, он улыбнулся и замахал ему рукой.

Тот махнул в ответ и поспешил утереть слезы тыльной стороной руки. Вообще-то сейчас ему не хотелось никого видеть, поэтому он и встал здесь, в сторонке. Однако Кашел понимал, что убегая от друга, будет выглядеть достаточно глупо.

Капитан на корабле скомандовал: «Товьсь!», и ветер донес его голос до берега, трансформировав почти в птичий крик. По команде сотня моряков, все еще находившихся в воде, взялась за корпус судна и гребную платформу.

Барабанщик, сидевший на корме, поджав под себя ноги, начал отбивать ритм по обрубку пустотелого бревна: обычный обтянутый кожей барабан слишком быстро приходил в негодность в пропитанной влагой атмосфере корабля. Моряки принялись толкать трирему от берега, помогая себе ритмичными вскриками. Прибой закипал белой пеной вокруг их колен.

— Прошедшие дни все перепутали в моей голове, — пожаловался Гаррик, подойдя поближе. — Мне кажется: все это происходит не с нами.

— Хорошо бы, — вздохнул Кашел. Глаза юноши снова наполнились слезами, он ничего не мог с этим поделать.

Офицеры, стоя в воде позади матросов, отдавали команды. Прилив уже миновал свой пик, но сложностей с выходом триремы в открытое море не предвиделось. Нос корабля уже освободился, корма мерно колыхалась с каждым толчком. Обшивка днища была черной от смолы, предохраняющей дерево от морской воды.

Остановившись рядом с другом, Гаррик снова обернулся к триреме. Кашел воспользовался моментом, чтобы быстро смахнуть слезы. Хоть и знал: это поможет ненадолго.

Тридцать весел застыли в готовности на носу судна. Один из офицеров стоял тут же, наклонившись вперед и высматривая особо высокие волны, способные приподнять и отбросить корабль обратно на берег. Кашел не был моряком, но как каждый прибрежный житель, знал и уважал опасную силу морской стихии.

Утреннее солнце играло на ярко-красной поверхности верхней части триремы — она казалась огненной полоской на морской глади. Глаз, нарисованный на носу судна, словно бы блестел и подмигивал от оседавшей водяной пыли. Гаррик, наверное, тоже обратил на него внимание, потому что сказал:

— Капитан объяснил мне: этот глаз не для того, чтобы корабль высматривал свой путь, а для отпугивания морских чудовищ.

Из отверстий в корпусе триремы показалась еще дюжина весел. Теперь корабль был почти на плаву. Носовые весла заработали, стараясь удержать его на месте, пока матросы в воде, ухватившись за задние весла, карабкались на борт. После этого ритм барабанного боя изменился.

Группа аристократов вместе со своим эскортом сгрудилась перед мачтой, где они меньше всего мешали команде и гребцам, суетившимся в кормовой части судна. Среди них четко выделялась фигура высокой светловолосой девушки, кутавшейся в зимний плащ.

— Прощай, Шарина! — кричал Гаррик, маша обеими руками над головой. — Счастливого пути!

Он обернулся к Кашелу и произнес:

— Не могу поверить, что Шарина уезжает. Кажется, все это происходит в каком-то другом мире.

Кашел не мог больше сдерживаться и начал рыдать в открытую. Он медленно опустился на колени, как падает бык, пораженный ножом в самое сердце. Пальцы юноши судорожно сомкнулись на посохе, только это удержало его от падения ничком.

— Кашел? — испугался Гаррик. — Кашел?

— Оставь меня одного, ладно? — прорычал юноша сквозь слезы. — О Дузи, я так люблю ее! Так люблю!

— Ты любишь Шарину? — потрясенно повторил Гаррик, и Кашел уловил недоверие в голосе друга. — А она знает об этом?

— Нет, никто не знает, — ответил тот. Как ни странно, ему стало легче: боль, высказанная вслух, слегка отступила от сердца. — Даже моя сестра…

Хотя как раз в этом Кашел не был уверен. Иногда Илна читала мысли раньше, чем они успевали сформироваться в его голове.

Он поднялся на ноги. Слезы все еще застилали глаза, но, по крайней мере нервная дрожь улеглась. Он снова, похоже, теперь уже в последний раз, протер глаза.

Гаррик деликатно старался не смотреть в его сторону.

— Со мной все в порядке, — пробормотал Кашел, искренне надеясь, что так оно и есть. Холодная пустота пришла на смену бурным эмоциям.

Корабль почти удалился от берега. Весла теперь работали вовсю. Они по очереди поднимались и опускались, наводя на мысль о движущейся сороконожке. Использовалось всего два ряда весел, так как остальные вышли из строя во время шторма, а восстановить их в Барке оказалось невозможно.

— Я и не предполагал, что люди могут испытывать подобные чувства… — задумчиво произнес Гаррик. Он молча шевелил губами, пытаясь подобрать подходящие слова. В конце концов отчаялся и махнул рукой.

— Как в твоих поэмах, да? — горько подсказал Кашел. — Может, в этом моя беда — я наслушался твоих стихов. А любовь просто непрошеная гостья. Она не для таких, как я.

Население Барки было слишком мало, а жизнь слишком на виду, чтобы дети вырастали, ничего не ведая об отношениях между мужчинами и женщинами. Когда какая-нибудь парочка ссорилась, вся деревня слышала, что они кричали друг другу. Жены, как кошки, вцеплялись в волосы соперницам. Мужчины до полусмерти дубасили конкурентов на грязных сельских дворах.

Но ничего удивительного здесь не было. Соседям случалось также ссориться из-за границ владений или пропавших овец. Гнев считался естественным проявлением чувств. Та же пустота, что заполнила Кашела после отъезда Шарины, напоминала разъедавшую душу проказу.

— Ну послушай, она же вернется обратно, — говорил Гаррик, стараясь сохранять бодрый тон. — Знаешь, в последние дни я чувствовал себя довольно странно. Вначале даже думал: это из-за яда морских демонов…

Он слегка похлопал себя по больному колену. Рана уже почти затянулась, хотя рубец еще оставался.

— …но теперь я боюсь: может, это какая-то лихорадка, и ты тоже подцепил ее?

— Она больше не вернется, — ровным голосом произнес Кашел. Он освободился от печали, взамен нее осталась опустошенность. — И я тоже уеду, Гаррик. Я просто не смогу остаться. Здесь все до конца моих дней будет напоминать о Шарине и ее бегстве.

— Уедешь? — переспросил Гаррик. — Но куда? Послушай, я не понимаю, почему бы Шарине не вернуться обратно. За последние дни столько всего произошло, у нас мозги совершенно сдвинулись. Думаю, дело именно в этом. Постепенно все наладится и встанет на свои места.

— Понятия не имею, куда я поеду и когда, — говорил, будто не слыша друга, Кашел. — Но точно знаю, что здесь не останусь.

Он через силу улыбнулся Гаррику.

— А прямо сейчас я собираюсь вернуться к своим овцам. Мне и так не следовало их оставлять, но уж больно хотелось посмотреть…

Гаррик собирался что-то сказать, но Кашел прервал его.

— Нет, — резко сказал он. — Я не нуждаюсь в компании. Не сегодня.

Он направился в сторону ближнего пастбища, где бродили овцы, лениво пощипывая траву. На полпути он остановился — бросить последний взгляд на море.

Трирема маячила уже на полпути к горизонту. Отдельные фигуры были неразличимы на палубе, но плащ Шарины по-прежнему выделялся ярким голубым пятном.

 

2

— Три румба на север, — воскликнул высокий молодой офицер, стоявший рядом с Шариной. Лента на его светлых волосах, как и кайма туники, была все того же ярко-алого цвета, выделяя его среди прочих моряков — обильно татуированных, с серьгами в ушах. — Это необходимо сделать, чтобы задействовать главный парус и дать передохнуть гребцам.

Когда корабль лег на курс, команда возвела капитанский мостик под защитой выгнутого ахтерштевня. Затем они построили на палубе легкий навес из лакированного дерева для Азеры и Медера. Он укрывал их от солнца и морских брызг, по крайней мере, при нынешней погоде.

Шарине это сооружение показалось чересчур тесным. В такой день она предпочитала находиться на свежем воздухе, поэтому с легким сердцем отклонила приглашение колдуна присоединиться к ним.

Вообще размеры триремы не располагали к прогулкам по палубе. Кровавые Орлы почти все собрались возле оружейного ящика, расположенного перед мачтой. Пожалуй, на выносной гребной платформе им было бы удобнее, но, будучи людьми сухопутными, они предпочитали держаться подальше от воды. Тем более что платформа, хоть и была выстлана досками, не имела ограждения.

— У нас полная команда, Кизута, — возразил капитан. — Если не придется грести слишком напряженно, люди будут отдыхать по очереди, сохраняя рабочее состояние. А сменить курс на три румба к северу — значит оказаться на три румба ближе к Тегме, чем хотелось бы. А сейчас ступай к кокпиту и проверь, держатся ли отремонтированные швы.

Шарина стояла совсем рядом со спорившими офицерами, но они не обращали на нее ни малейшего внимания. Очевидно, пассажиры не входили в сферу их профессиональных забот. Положение моряков на Орнифале — по крайней мере, в среде королевских чиновников — должно быть, очень низкое, подумала девушка.

А что же тогда говорить о статусе крестьян с Хафта? Да пребудет со мной добрый Пастырь. Да укажет мне путь Госпожа. Мне так одиноко…

Ноннус удобно расположился на носу судна. Он стоял, откинувшись на поручни и зацепившись одной ногой за ограждение. Освободившимися таким образом руками он подпирал голову. В этой комфортной позе отшельник озирал всю палубу. Встретив взгляд Шарины, слегка улыбнулся и кивнул ей.

Даже при спокойной погоде нос триремы постоянно окатывало брызгами, поскольку из-за тяжелого бронзового тарана судно глубоко ныряло с каждой мало-мальски высокой волны. Водяная пыль хорошим душем обрушивалась на отшельника, блестя на его волосатых руках, оседая на тунике (что, впрочем, никак не вредило тяжелой черной шерсти).

Брызги, похоже, мало мешали Ноннусу. Мыслями он витал, как всегда, где-то далеко, в то же время наблюдая за всем, что происходило на палубе.

Окончив молитву, Шарина направилась к своему другу. Боги могут не услышать ее или же оказаться на стороне ее врагов. Что же касается Ноннуса, то в нем сомневаться не приходилось.

Тем временем спор моряков закончился победой помощника капитана Кизуты.

— Ну хорошо, — сказал капитан. — Ставьте кливер. Хотя после того, что нам встретилось по пути на восток, я бы не стал полагаться даже на него.

Кизута потопал вперед, к правой гребной платформе, на ходу давая команды матросам. Ноннус толчком выпрямился и направился к Шарине. Навстречу ему сквозь толпу Кровавых Орлов пробирались моряки с огромным рулоном кливера. Во избежание столкновения с отшельником им приходилось выделывать грациозные пируэты.

Не меньшей помехой передвижению по судну служили нагрудники и шлемы солдат, сложенные на палубе меж скамьями гребцов. Сейчас, в плавании, Кровавые Орлы расхаживали в длинных кожаных жилетах и облегченных шлемах, тоже из мягкой кожи. Сухая кожа прилично смягчала удары меча, но размокнув от дождя или морских волн, она превращалась в разбухшую массу, способную защитить не лучше, чем овечий сыр.

В отсутствие серьезной угрозы солдаты держали свое оружие в специальном оружейном сундуке. Несомненно, это выглядело разумным, поскольку в дорожной тесноте легко было выронить копье за борт или ненароком поранить товарища. К тому же ножи и кинжалы то и дело задевали за поручни триремы и другую оснастку, нанося непоправимый вред. Стальные лезвия неминуемо ржавели и портились в пропитанной солью и влагой атмосфере.

Сами Кровавые Орлы предпочитали сидеть на своем длинном сундуке или стоять поблизости — это было единственное место на корабле, где они ощущали свою необходимость. Остановив проходящего мимо Ноннуса, один из солдат спросил, не боится ли старик, что такой тяжелый нож в случае чего утащит его прямо на дно? И предложил тоже поместить его в сундук.

— Я приложу все усилия, чтобы не упасть за борт, — мягко ответил отшельник. Поднявшись на корабль, он сразу же отправил свой дротик в солдатский сундук, но с ножом решил не расставаться. Шарина вообще не помнила, чтобы видела его без ножа, кроме как за молитвой.

Девушка порывисто прижалась к отшельнику, но тут же отстранилась, поймав на себе тяжелый взгляд того самого солдата. Очевидно, его покоробило зрелище юной хорошенькой девушки в объятиях старика. Другие Кровавые Орлы строго смотрели на товарища, явно не одобряя его намерения влезть в чужой разговор.

— А мне кажется, такой старик, как ты, легко может оказаться за бортом, если позабудет об уважении к вышестоящим лицам. — Солдат явно лез на рожон. — Я полагаю, твой нож великоват для бритья. Почему бы тебе не снять его прямо сейчас? А еще лучше: почему бы не выкинуть его за борт?

— Прошу прощения, если чем-то обидел вас, господин, — произнес Ноннус с каменным выражением лица. Он низко склонит голову, но глаза его при этом зорко шныряли по сторонам. Зрелище было неутешительным — повсюду стояли солдаты.

— Найнджир, какого черта ты здесь вытворяешь? — прокричал Вейнер, продираясь сквозь толпу с красным от гнева лицом. Беседуя на палубе с госпожой прокуратором, он углядел назревающий конфликт и поспешил вмешаться.

— Ну, я… — начал оправдываться солдат, не ожидавший такого поворота событий.

— Послушай, ты, молодой дурак! — прорычал командир. — Я хорошо знаю, что такое пьюльские ножи. Для них нет ничего невозможного. Я как-то видел работу этих самых ножей, с которой не справились бы обычные мечи. Поэтому ступай вниз и не возвращайся, пока не составишь полную опись всего багажа на корабле!

— Но мне не на чем писать! — запротестовал солдат. Офицер ткнул его в грудь указательным пальцем, толстым, как ручка метлы.

— Значит, сними свой жилет и пиши на нем! — не унимался командир. — Или оставайся там, внизу, до тех пор, пока не сгниешь и не порастешь грибами. Мне плевать на это, просто убирайся с глаз долой!

Крики заставили Шарину сжаться в комок, как делает овца во время стрижки. Зато Ноннус стоял непоколебимо, как старый дуб. Он не прикасался к девушке, но его плечо служило такой надежной опорой.

Смертельно побледнев, Найнджир развернулся и пошел к сходному люку на корме. Остальные Кровавые Орлы выпрямились и подтянулись. Те, что сидели на оружейном сундуке, вскочили. Мгновение царила тишина.

— Проклятый мальчишка! — бросил Вейнер, не глядя отшельнику в глаза.

— Благодарю вас, мой господин, — произнес Ноннус странно охрипшим голосом. — Видно, Госпожа охраняла меня, раз вы подоспели вовремя.

— Да нет, готов поспорить, что Госпожа охраняла дурака Найнджира, — возразил командир Кровавых Орлов и, нахмурившись, добавил: — Я присутствовал на Каменной Стене.

Ноннус спокойно кивнул, но Шарина почувствовала, как его тело снова напряглось.

— Ясное дело, — сказал он. — Вы как раз подходящего возраста.

— Так же как и вы, — парировал Вейнер, глядя на собеседника немигающим взглядом.

— Я, господин, того возраста, — ответил Ноннус, — когда мирно живут в лесной хижине на самом краю света.

Он криво усмехнулся и еще раз повторил с поклоном:

— Большое спасибо вам, что вмешались.

После чего пошел вслед за Шариной на нос триремы.

Пока пассажиры выясняли отношения, моряки поставили кливер, и он сразу же поймал ветер. На холсте четко выделялся алый рисунок акульих челюстей — своего рода вызов или же опознавательный знак.

— Ноннус, что он имел в виду, когда говорил о Каменной Стене? — тихо спросила Шарина.

— Пусть другие расскажут тебе об этом, дитя мое, — ответил отшельник. — Не я.

Он не отрывал взгляда от морских волн. Шарина стояла рядом, не обращая внимания на ветер и брызги. Они долго молчали — пока солнце не склонилось к горизонту на западе. Тогда Ноннус обернулся и прокричал:

— Земля по правому борту!

 

3

С каменного крыльца мельницы доносился шум. На ткацком станке Илны челнок ходил взад-вперед с той регулярностью, с какой вода капает из отверстия. Девушка нажимала на педали, то бросая челнок вперед, то возвращая его обратно. Через каждые шесть рядов она поднимала перекладину, чтобы отбить жесткую уточную нить.

Кайма представляла собой серый фон с белыми алмазами, окружающий черное поле, на котором белыми нитями Илна выткала созвездия, видимые на небе Барки. Выпуклая Луна с затемненными кратерами была уже почти готова, оставалось только закончить нижнюю кромку.

Девушка использовала шерстяные нити естественного оттенка. Краски казались либо приглушенными по сравнению с яркостью живой природы — птицами, цветами, богатством оттенков солнечного восхода и заката, — либо утерявшими натуральный цвет из-за воздействия солнечного света и отбеливания. Илна отвергала искусственные красители и с завидным постоянством использовала лишь разные сорта местной хафтской шерсти.

Любой, кто увидел бы возникающий под ее руками рисунок, поразился бы его точности и совершенству. Наверное, ему показалось бы, что все внимание девушки приковано к работе. На самом же деле процесс занимал только руки Илны и малую толику ее мозгов. А внимание было занято тем, что происходило вокруг — в деревне и ее окрестностях. Поэтому она и оказалась первым человеком в Барке, который увидел чужестранцев, двигавшихся по дороге из Каркозы.

Во главе отряда шли четверо вооруженных мужчин крепкого сложения. На них были нагрудники из пропитанного воском холста с металлическими заклепками для дополнительной защиты. Двое из них вели под уздцы навьюченных мулов.

За ними следовал всадник на прекрасной гнедой кобыле. На нем был лиловый бархатный камзол поверх черного шелкового трико. Его изящный меч казался просто украшением на фоне мощного оружия его охранников. Это был упитанный, но не толстый мужчина лет сорока с небольшим — Илна затруднилась точнее определить его возраст. Вполне возможно, богатство помогало ему скрыть следы, которые время оставляет на лице человека.

Вслед за ним ехала женщина, вернее, девушка. Ее светлый мерин выглядел гораздо массивнее, чем высокая, изящная кобыла мужчины. Девушка была одета в атласное сюрко, которое сама, очевидно, рассматривала как дорожный костюм. Что же касается Илны, то ей не доводилось видеть ничего более красивого, если не считать платья Теноктрис.

С широкополой шляпы на лицо девушки спускалась вуаль, столь тонкая, что скорее подчеркивала красоту девушки, чем скрывала ее. А незнакомка действительно была прекрасна. Илна не могла не думать об этом, глядя на черные, как смоль, волосы девушки.

Замыкали процессию еще два стражника. Один из них, настороженный, как олень в лесу, постоянно оглядывался через плечо назад.

Илна вставила на место нить, которую только что связала, и поднялась с места. Чужестранцы направились на постоялый двор.

Где-то залаяли собаки, кобыла отозвалась негромким ржанием, оповестив всю деревню о новом необычном событии. Илна пересекла соседний двор и вошла в заднюю дверь постоялого двора.

— Райз! — позвала она. — К тебе богатые гости.

Лора, все еще с красными от слез глазами, вышла из кухни. Она продолжала оплакивать — вот только что: дочь или свою гордость? Хотя справедливости ради надо отметить: всю жизнь, сколько Илна помнила, Лора души не чаяла в Шарине, а сыном попросту пренебрегала. Уже одного этого было достаточно, чтоб Илна недолюбливала Лору. А сюда еще надо добавить несносные жеманные манеры бывшей придворной дамы и бесконечные громогласные жалобы на все, что не касалось ее дочери!

И вот теперь выяснилось, что Шарина на самом деле дочь графа и графини. Это еще больше укрепило Лору в ее жизненной позиции, а Илну — в презрении к жене Райза.

— Что, корабль вернулся? — спросила Лора.

— Нет, — довольно резко ответила девушка, выходя на переднее крыльцо.

Райз поставил на землю ведро, которое он только что достал из колодца, и посмотрел на странников, входивших на постоялый двор.

Теперь, когда отряд благополучно достиг деревни, мужчина-всадник ехал во главе процессии.

— Чем могу помочь вам, мой господин? — обратился к нему Райз. — Меня зовут Райз ор-Лавер, я хозяин постоялого двора.

— Я — Бенлоу ор-Виллет, — представился мужчина. У него был приятный, мелодичный голос, в котором чувствовался чужестранный акцент. — Мне потребуются покои для меня и моей дочери Лианы, а также жилье для моих шестерых помощников.

— Разумеется, господин, — откликнулся Райз. — Разрешите узнать, как долго вы планируете у нас пробыть, чтобы я смог запастись провизией.

Бенлоу спешился и поморщился, когда его ноги коснулись земли. Упряжь лошадей была покрыта пылью, перемешанной с потом. Стражники, даром что крепкие ребята в хорошей форме, тоже выглядели уставшими. В отношении девушки вообще трудно было что-то сказать: слишком хорошо она владела собой. Но морщинки, залегшие у глаз и рта, свидетельствовали о крайнем утомлении. Илна невольно прикинула, сколько же миль они прошли со времени последней остановки.

— Не могу сказать точно, — ответил Бенлоу. — Полагаю, несколько дней. Это зависит от того, сколько дней займут у меня пела. Я купец, в Каркозе у меня корабль, который я хотел бы загрузить вашими хафтскими овцами.

Один из стражников принял уздечку у Бенлоу, другой снял с седла Лиану, хотя, похоже, она вполне могла обойтись и без его помощи. Еще двое слуг разгружали поклажу с мулов. Вошедший с улицы Гаррик повел лошадей в конюшню.

Большинство деревенских мужчин и часть женщин в это время дня были в поле. Остальные при виде маленького каравана побросали свои домашние дела и пришли поглазеть на чужестранцев. Правда, такого ажиотажа, как на прошлой неделе, уже не было. Отправление корабля затмило нынешнее событие.

— Но сейчас еще не сезон для продажи овец, господин, — подал голос Катчин, вместе с другими односельчанами поспешивший на постоялый двор. Он сменил рабочую одежду на свежую тунику с атласной каймой, хотя ноги были по-прежнему засыпаны мукой, и он безуспешно пытался справиться со сложной застежкой пояса. — Я Катчин ор-Келдан, графский бейлиф. Я постараюсь помочь вам в вашем деле так, чтобы соблюсти долговременную выгоду деревни.

Бенлоу обернулся. С покровительственной мягкостью, которая выглядела почище открытого пренебрежения, он произнес:

— Благодарю вас, бейлиф. Уверен, мои желания не вступят в противоречие с вашими обязанностями. Я представляю богатого покупателя из Сандраккана, который хотел бы улучшить свое стадо вашей хафтской породой. Он желает сейчас, пока еще есть время, перевести овец на новые пастбища. Вот почему я приехал весной, а не в традиционное осеннее время.

Закончив свою речь, Бенлоу оглядел постоялый двор, заполненный деревенскими зеваками. Взгляд его упал на Гаррика, уже разместившего лошадей в конюшне и вернувшегося за мулами. И хотя это продолжалось всего мгновение, что-то внутри Илны напряглось и приготовилось к неприятностям. По сути, ничего странного во внимании чужестранца не было: Гаррик, благодаря своей внешности и манерам, выделялся из окружающей толпы. Но уж больно цепким и расчетливым казался взгляд пришлого купца!

— Мне также понадобится крепкий парень из местных, чтобы перегнать стадо в Каркозу, — добавил Бенлоу, чем только укрепил подозрения Илны. — Но все это позже. А сейчас, Райз, распорядись зажарить для нас нескольких цыплят и принести горячей воды, чтобы я и моя дочь могли освежиться с дороги. А после этого, бейлиф, я готов встретиться с вами и обсудить дела.

Купец с дочерью проследовали в дом, за ними шел Райз с ведром воды.

— Лора, — крикнул он жене, — нам нужна пара цыплят!

— Я позабочусь об этом, Райз, — вызвалась Илна.

С отъездом Шарины на постоялом дворе чувствовалась нехватка рабочих рук, так что помощь Илны была весьма кстати. Ей же, в свою очередь, отнюдь не помешают лишние деньги. Так сказать, взаимовыгодное сотрудничество.

Илна наблюдала за дочерью купца. Та окинула беглым взглядом толпу, собравшуюся во дворе, но, видно, посчитала жителей Барки малоинтересным объектом для изучения. Во всяком случае, Лиана удалилась с непроницаемым лицом, не оглядываясь и не задерживаясь ни на минуту.

Да уж, сочувствия и интереса в этой девушке было не больше, чем в каменных статуях Госпожи, которые доводилось видеть Илне. Но что касается красоты, то здесь надо отдать ей должное: ни одна самая прекрасная статуя не могла сравниться с холодной незнакомкой, заявившейся в их родную деревушку.

 

4

Это был безымянный остров. Во время прилива он и вовсе терялся в морских волнах. Шарина с трудом разглядела полоску суши, даже когда Ноннус указал на нее. После недавнего шторма побережье выглядело безжизненным, хотя кое-где, с подветренной стороны холмов, сохранились пучки травы, а на пляже валялся ствол кокосовой пальмы, вырванный с корнем. Моряки тут же принялись рубить его на дрова.

Вдоль берега тянулась узкая полоска песка, намытого за столетия морскими течениями. Сейчас на нем покоилась многострадальная трирема. На востоке у горизонта виднелись верхушки коралловых рифов, которым те же течения придали причудливую форму грибов.

— Как я соскучилась по земле, — вздохнула Шарина, с видимым удовольствием зарываясь пальцами ног в песок. Она и впрямь была рада снова обрести твердую почву под ногами. Раскинув руки, девушка, как ребенок, закружилась на месте. — И как прекрасно снова иметь возможность двигаться без страха!

— На самом деле на триреме так тесно, что можно вертеться туда-сюда без боязни упасть, — улыбнулся отшельник. — Находиться на таком корабле все равно, что в храме во время службы.

— Шарина! — окликнул девушку Медер. Группа матросов возводила палатку, используя кучи песка для укрепления ее стенок. Азера с чародеем стояли неподалеку, наблюдая за их работой. Тут же топтался моряк с двумя живыми цыплятами на руках, — Идите к нам! Я собираюсь вызывать нужный ветер на утро, а вы сможете помочь мне.

Девушка посмотрела на своего наставника. Тот незаметно кивнул, и Шарина откликнулась:

— Сейчас иду! — И зашагала в сторону вельмож.

Кровавые Орлы уже выгрузили на берег свои пожитки: оружие и пеструю коллекцию пледов и одеял, приобретенных в Барке по ценам, которые еще долго будут вспоминать старожилы. Теперь они под надзором Вейнера устраивали свой лагерь неподалеку от палатки. В большинстве своем солдаты были рады снова оказаться на суше, хотя самые старые из них, похоже, переносили плавание не хуже профессиональных моряков.

— Мы проведем ритуал внутри, — Медер говорил с тем горячим энтузиазмом, который охватывал его всякий раз, когда дело касалось колдовства. — Лучше пусть непосвященные мужланы видят поменьше. А то еще им придет в голову попробовать поколдовать самостоятельно… Хотя риск невелик, неизвестно, к каким последствиям это может привести.

— А что мне надо делать? — спросила Шарина, желая как можно меньше времени провести рядом с Медером. Уж больно неспокойно ей было в обществе этих двоих. Чего стоил оценивающий взгляд Азеры: так смотрит крестьянин, решая, какое из животных забить перед голодной зимой. Однако Шарину позвали помочь. Что ж, если у волшебника есть для нее дело, она поскорее сделает его — так, как дома скребла горшки и прислуживала посетителям за столом.

— Сейчас мы перережем горло одной из птичек, — пояснил Медер, — и я нарисую круг ее кровью. Затем…

— Это обязательно делать в палатке? — перебила его Азера — Я планировала сегодня ночью там спать.

— У нас хватает людей, чтобы перенести ее на новое место, когда все будет закончено, — парировал колдун. — К тому же кровь будет только на песке. Вы ведь не хотите, чтобы какой-нибудь фигляр случайно вызвал молнию?

Азера покривилась, но вынуждена была согласиться.

— Так вот, Шарина, — вернулся к разговору Медер. — Когда я скажу вам, перережете горло…

— Нет! — резко возразила девушка.

— …одной из птиц. — Тут он остановился и удивленно переспросил: — Что вы сказали?

— Нет, — повторила Шарина. — Я не стану этого делать. Пусть кто-нибудь другой вам помогает!

— Но ты ведь наверняка убивала птиц и раньше, моя девочка? — удивилась Азера. Она нахмурилась, и лучи закатного солнца сделали ее морщины еще глубже.

— Я убила их сотни, если не больше, — ровным голосом произнесла Шарина. — Для еды. Но мне не нравится колдовство, и я не хочу в этом участвовать.

Она развернулась и зашагала прочь. Ее била дрожь.

— Я не понимаю — крикнул ей вслед Медер.

Шарина тоже не понимала. Всю жизнь у нее по двору бегали цыплята. Она так привыкла к этому, что не обращала на них внимания. Глупые, вздорные, но необходимые животные. Самым лучшим в цыплятах был их вкус в зажаренном виде. Ей не раз приходилось сворачивать птице голову, потрошить кухонным ножом, а затем ощипывать менее чем за минуту.

Однако необходимость зарезать животное ради того, чтобы просто пролить его кровь, почему-то вызывала у Шарины дурноту, и мурашки бежали по коже. И ее совершенно не волновало, в какую сторону будет дуть ветер завтра поутру.

Наконец взгляд девушки сфокусировался. Она очнулась в самой гуще Кровавых Орлов. Найнджир протянул было к ней руку, но Вейнер молча показал ему кулак.

Ноннус издалека наблюдал за этой сценой, но, очевидно, пока не собирался вмешиваться. Девушка оглянулась и увидела, как Азера с волшебником входят в палатку. Моряк с цыпленком в руках ждал у входа. Отшельник спокойно отдыхал на берегу.

Шарина внезапно разозлилась. Неужели она была ребенком и нуждалась в защите от этого мальчишки-недомерка, которого могла переломить о колено?

Девушка понимала, что реакция ее неадекватна — просто следствие инстинктивного отвращения к кровавой магии Медера, — но ничего не могла с собой поделать. Она снова взглянула на Ноннуса, затем обернулась к командиру Кровавых Орлов и громко произнесла:

— Полагаю, вас звать Вейнер? Я хотела бы задать вам несколько вопросов наедине.

Найнджир хихикнул, но под строгим взором командира сделал вид, что закашлялся. Вейнер отвечал с непроницаемым лицом:

— Как угодно, госпожа. Думаю, если мы станем с подветренной стороны, то нас никто не увидит. И в то же время мы будем на виду, чтоб не давать пищу пересудам.

Шарина кивнула и быстрым шагом направилась к границам разбросанной стоянки. Она обернулась: Ноннус наблюдал за ней издали, не делая попытки приблизиться.

— Здесь уже хорошо, госпожа, — сказал Вейнер. Он повернулся так, что они оба стояли в профиль к остальным в лагере, затем отступил на шаг от воды. В отличие от Шарины, солдат берег свои ботинки, не желая мочить их в приливной волне. — Так что вам от меня надо?

— Вы упомянули Каменную Стену, — произнесла девушка. Ее гнев уже улегся, на его место пришла нерешительность. Она сомневалась, правильно ли поступает, но тем не менее продолжала: — Я знаю, что там двадцать лет назад произошло сражение, в котором король Валенс победил графа Сандракканского. Но вы-то в разговоре с Ноннусом имели в виду что-то совсем другое. Что именно?

— Э… — замялся Вейнер. — А вы спрашивали его, госпожа?

— Я спрашиваю вас, — отрезала Шарина. — Или вы хотите, чтобы прокуратор отдала приказ говорить? Это можно устроить!

Вейнер бросил взгляд на сидевшего в пятидесяти футах отшельника. Тот кивнул с безразличным видом. Эмоций в нем было не больше, чем в коралловом рифе, поднимавшемся из моря.

— Ну хорошо, госпожа, — решился Вейнер. — Я расскажу, потому что считаю, вы имеете право знать. Сразу хочу отметить: в настоящий момент на троне сидит король Валенс, а не сандракканский узурпатор, только благодаря действиям пьюльских наемников в тот далекий день. И, кстати сказать, мы с вами сейчас имеем возможность беседовать тоже благодаря им.

Он снял свой кожаный шлем и вытер платком вспотевший, несмотря на прохладную погоду, лоб.

— Дело в том, — рассказывал Вейнер, искоса поглядывая на набегающие волны, — что у графа была мощная кавалерия. Мы же не имели возможности доставить лошадей за две сотни миль морем. Не говоря уж о том, что гористый Орнифал вообще неподходящее место для лошадей. Пехоты у Сандраккана было немного, вся его сила заключалась в конных отрядах. И именно с ними нам предстояло сразиться, чтобы в корне подавить восстание.

Раздался какой-то всплеск на мелководье — должно быть, выпрыгнула крупная рыба или тюлень. Вообще говоря, тюлени являлись редкостью в здешних теплых водах. Места их обитания располагались к северу от основного архипелага, где тысячные стада их резвились и размножались у скалистых островов Внешнего Моря.

— Итак, Валенс, — продолжал Вейнер, — вернее, его генералы — он-то сам тогда был мальчишкой, едва севшим на трон… Так вот, его генералы наняли банду пьюльских наемников, чтобы поддержать нашу атаку на правом фланге против сандаракканской кавалерии. Эти дикари не носили тяжелых доспехов, так что могли прыгать там и сям на манер зайцев со своими дротиками и длиннющими ножами. План был таков: наемники проникают в ряды сандаракканских всадников и калечат их лошадей. Сделать это несложно — достаточно перерезать у животного подколенное сухожилие, и вот, пожалуйста: вся кавалерия выведена из строя. То есть нам-то подобное казалось чистым самоубийством, но пьюльцы, похоже, придерживались другого мнения. Они считали такое мероприятие не более рискованным, чем традиционная охота на тюленей в штормовом море.

Офицер закашлялся и сплюнул. Шарина с новым чувством посмотрела на сидевшего на корточках отшельника. Представила, каково это — видеть несущегося на тебя тяжелого всадника… Бр-р-р! Хотя если ты достаточно смел и проворен, чтоб поднырнуть под удар и успеть подрезать бабки коню… тем самым ножом, которым ее друг легко расщеплял ствол дерева — Шарине не раз доводилось видеть подобное.

Если вы можете все это проделать, то никакой кавалерии не прорваться сквозь вас. Сотня таких как Ноннус способна положить на поле боя отряд лучших кавалеристов.

— Понятно, — сказала Шарина. Ей действительно многое стало ясным.

— Но все пошло не так, как мы полагали, госпожа, — вздохнул Вейнер. — Мятежники стояли большим лагерем, вдвое больше нашего, хотя армии не сильно отличались по численности. Не забывайте, они были у себя дома, поэтому привели с собой слуг, жен, а многие — и целые семьи. Там возник целый город, обнесенный палисадом. Так же, как у нас… Только у графа были еще чародеи. И вот, когда обе армии сошлись на равнине, эти колдуны поднялись на стену и начали совершать жертвоприношения… вот как делает сейчас этот молодой парнишка…

Вейнер быстро ткнул пальцем в направлении палатки, но оглянуться не решился.

— …и вызвали землетрясение. Оборона на правом крыле была смята, теперь кавалерия перла на нас, в центр, туда, где стоял король. И никто не обращал внимания на стоявший в сторонке отряд охотников на тюленей.

— И тогда пьюльцы атаковали кавалерию с тыла? — догадалась Шарина. Девушка читала героические романы, так что могла рассуждать о засадах и флангах, пусть даже и не видела ни одного солдата до прибытия в Барку Кровавых Орлов.

Вейнер покачал головой.

— Это не помогло бы, — сказал он. — Пьюльцев было слишком мало. Видите ли, нападать с тыла — это не то же самое, что врезаться в лоб атаки. Нет, они форсировали вражеские стены, прыгая, как козлы, по горным склонам. Сандракканские слуги попытались оборонять лагерь, но их сопротивление для пьюльских наемников с ножами было что слону дробина.

— Они убили колдунов? — предположила Шарина. Вейнер пожал плечами. Лицо его при этом напоминало маску смерти.

— Думаю, да, — сказал он. — Но было поздно: те уже сделали свое дело. Нет, госпожа, им досталась худшая миссия — убивать женщин и детей прямо на стенах, где стояли перед этим чародеи. Они так и делали: перерезали им глотки и сбрасывали трупы вниз, на кучи жертвенных животных — овец и цыплят.

— О! Ясно, — пробормотала девушка. Она стояла, глядя на море — не на Вейнера и в особенности не на отшельника. Пошло немало времени, прежде чем ей удалось совладать с собой.

— Так или иначе, но мятежники сломались, — закончил свой рассказ командир Кровавых Орлов. — Они развернулись и помчались в лагерь спасать свои семьи. А мы гнались за ними и разили в спину. Это уже была не битва, а обыкновенная бойня… И мы убивали их, пока не устали.

— Спасибо вам за то, что рассказали.

— Госпожа, они вынуждены были это сделать, — произнес Вейнер. Он прижал кулаки к глазам, как бы желая прогнать воспоминания двадцатилетней давности. — Если бы не те пьюльцы, мы все бы умерли. И король Валенс вместе с нами. Мы выстояли, но битву выиграли пьюльские наемники.

Губы его сжались в твердую линию, старый солдат горестно качал головой.

— Меня мучит одна картина, которую я никак не могу позабыть, — признался он хриплым шепотом. — Я много раз молился Госпоже, но это воспоминание и поныне со мной, оно оживает всякий раз, когда я вижу светлые волосы, как у вас. Там была одна девочка лет трех, с такими же волосенками. Совсем-совсем беленькая… Так вот, пьюлец поднял ее за эти волосы и на весу перерезал горло своим огромным ножом. Кровь хлынула фонтаном, госпожа, а он размахивал головой в воздухе и смеялся. Смеялся, пока детское тельце падало вниз со стены… Я до сих пор не могу забыть этот смех!

— Думаю, сейчас он уже не смеется, — произнесла Шарина. Она развернулась и пошла к Ноннусу. Своему защитнику.

 

5

Женщины в самых пышных своих нарядах запрудили весь общий зал на постоялом дворе. Сами они не пили. Зато нескольким мужчинам, возжелавшим пропустить по кружечке эля, пришлось преодолевать море юбок, узорчатых фартуков и кружевных шалей, чтобы добраться до стойки, за которой стоял Гаррик. Юноша не мог припомнить другого вечера, когда здесь собралось бы столько праздной публики и столь мало покупателей. Даже шестеро охранников купца поспешили выйти вон, как только завершили свой ужин.

Тилузина, жена Ревана, громко смеялась и колотила по столу своим веером. Ее дочь Хила тоже хохотала в подражание матери (причем, на взгляд Гаррика, еще более омерзительно) и размахивала в воздухе указательным пальцем. Судя по всему, в семье был всего один веер — из бронзовых пластинок с выгравированным рисунком графского дворца в Каркозе — скорее всего, свадебный подарок.

По лестнице спускалась Лиана. Она сменила свою коричневую тунику на такую же голубую — из плотного материала с атласным воротником.

Женщины на мгновение прервали свои разговоры, при этом сидевшие встали, а те, что уже стояли, — замерли в напряжении. Шуршащий звук накрахмаленных многослойных нарядов почему-то наводил на мысль о вечерней суете в курятнике.

Лиана осторожно ступила в зал, будто в любую минуту кто-то мог выпрыгнуть на нее из-за портьеры. На лице ее застыла кислая мина, как у человека, только что хлебнувшего уксуса. Женщины тут же возобновили оживленную беседу, хотя было очевидно, что никто не слушал и не мог услышать друг друга. Тиары, шпильки и кольца снова пришли в движение. Фальшивые драгоценности и граненый металл призваны были играть на свету и поражать воображение чужестранки.

Появление Лианы стало своего рода событием в жизни деревни: до сих пор ни одна столичная красотка не показывалась в Барке. Конечно, Азера тоже была знатной дамой, но она скорее напугала, чем ослепила местных модниц. К тому же ее наряд казался слишком официальным: бежевое шелковое платье строгого покроя, спускавшееся до середины икр, на талии стягивалось широким коричневым кушаком.

Лиана же в некотором смысле воплощала мечту деревенских женщин. Каждая из них могла вообразить себя на месте девушки — если бы, конечно, они были молоды, прекрасны и обладали богатством, превышавшим все суммарные сокровища Барки.

— Кабатчик? — обратилась посетительница к Гаррику. При этом она повысила голос, чтобы перекрыть бессмысленную трескотню в комнате. Но случилось так, что все женщины разом умолкли, стоило девушке открыть рот. Так что ее одинокий возглас прозвучал пронзительным криком охотника, сзывающего своих гончих.

Лиана смутилась, краска залила ее щеки, но девушка быстро взяла себя в руки и продолжила уже обычным тоном:

— Я читаю в своей комнате и хотела бы получить еще свечей. Если можно, восковых.

— Простите, госпожа, — пробормотал Гаррик. — Обычно они у нас есть. Но за последние два дня в связи с визитом королевского прокуратора израсходованы восковые свечи во всей деревне. Боюсь, придется удовольствоваться масляными лампами или макаными свечами.

— Ну, давайте что есть, — вздохнула Лиана. Она смотрела только на юношу, лишая местных сплетниц возможности вступить с нею в беседу.

Свечи хранились в шкафу под лестницей. Чтобы достать их, Гаррику пришлось обогнуть девушку, при этом он постоянно ощущал на себе ее взгляд.

— А что вы читаете, госпожа? — поинтересовался он, роясь в шкафу.

— Стихи, — со скукой в голосе ответила Лиана. — Древнего автора по имени Ригал, если вам это о чем-то говорит.

Гаррик наконец отыскал шесть свечей. Фитили их не были обрезаны. Они так и болтались попарно, как их отлили. Юноша с улыбкой обернулся к Лиане и процитировал:

И к Госпоже, и к Пастырю взываю неустанно!

О чем просить славнейшему из славных Сандраккана,

Владыке Островов, на чьем челе — сиянье дня?

Да только об одном: пусть сын во всем затмит меня!

Лицо девушки изменилось с той стремительностью, с какой лед по весне соскальзывает с крыш.

— Вы знаете Ригала! — воскликнула она. — Вы цитируете Ригала! О Госпожа, ты услышала мои молитвы.

Женская компания подалась вперед и снова возбужденно загудела. От неожиданности Лиана отскочила на ступеньку лестницы. Гаррик, удивленный и напуганный, инстинктивно передвинулся так, чтобы быть между гостьей и своими односельчанками. Назревала легкая давка: задние напирали на передних, и все вместе почти наступали юноше на пятки. Как только чужестранка вступила в контакт с представителем местного общества, она стала желанной добычей для всех остальных.

— Сейчас же прекратите! — крикнул Гаррик. — Дузи побери эту толпу бестолочи! Неужели вас не волнует, что о вас подумают чужестранцы?

Из кухни появился Райз. Руки его были по локоть мокрыми — должно быть, он омыл их у колодца после того, как заложил сено лошадям и мулам.

— Что здесь происходит? — резко спросил он у сына.

— Хозяин? — прервала его Лиана ледяным тоном. — Могу я попросить вашего слугу сопроводить меня с фонарем на прогулку по берегу? Я, естественно, оплачу ему это время. И уверяю вас, мы все время будем освещены — мне совсем не улыбается давать пищу для пересудов сельским сплетницам.

— Я управлюсь с посетителями, Гаррик, — произнес Райз. Он окинул взглядом расфуфыренное общество и добавил: — Даже с такими, как эти.

Затем обернулся к Лиане:

— Если мой сын Гаррик решит прогуляться с вами по берегу, я буду только рад за него. Но поверьте, это не тот случай, когда я стал бы командовать своими детьми.

И поклонился.

— Почту за честь, — неловко произнес Гаррик и добавил: — Отец… Господин купец все еще на мельнице, с Катчином? Вы известите его, куда мы пошли, когда он вернется?

Райз кивнул в ответ. К своему удивлению, Гаррик обнаружил, что отец почти улыбается.

Лиана вприпрыжку побежала вверх по лестнице. Женщины потянулись прочь из зала под безжалостным взглядом Райза. Некоторые громко разговаривали, другие стыдливо прятали глаза. Все выглядели смущенными.

Гаррик понял, что идея покрасоваться перед столичной гостьей была совместным решением. Он лишний раз убедился в правоте доктрины: поведение любого животного (и человека в том числе) в стаде является ухудшенной версией его индивидуального поведения. В данном случае — ее поведения. Жительницы Барки выставили себя в дурацком свете и теперь, с помощью Райза, осознали этот печальный факт.

Ну что ж, по крайней мере, никто не умер, подумал Гаррик. А такое случается, если идеи посещают коллективный мужской разум.

Он также отметил, что среди посетительниц не было Илны — единственной девушки в деревне, которая могла бы поспорить умом и красотой с чужестранкой. Илна ор-Кенсет, самостоятельная и независимая, вряд ли окажется, даже случайно, в толпе дураков.

Лиана вернулась с фонарем (окошки стеклянные, не слюдяные!) и длинным шерстяным плащом красного цвета.

— Как вы думаете, он мне понадобится? — спросила она у Гаррика.

Тот только пожал плечами.

— Возьмите на всякий случай, — сказал он. — А я понесу его, если окажется слишком тепло.

Он и впрямь понятия не имел, каково девушке будет на морском ветерке. Сам он рад был освежиться после вечера, проведенного в душном зале в обществе чересчур нервных дам.

Гаррик откинул медную крышку фонаря и отрезал нужный кусок свечи ножом, который болтался у него на поясе в кожаных ножнах. Установил свечу в трезубую подставку и запалил ее с помощью лучины из очага.

Райз, который в этот момент нацеживал кувшин эля для мужа Гилзани, оторвался от своего занятия и кивнул сыну. Гаррик не был уверен, но впервые ему показалось, что на отцовском лице написан не гнев, а какое-то подобие грусти… Ну точно, грусть!

Юноша отворил дверь, ведущую к морю, и с поклоном пропустил Лиану вперед. Хотя прилив еще не набрал полной силы, с берега доносился его приглушенный рокот. Гаррик предложил своей спутнице руку и стал спускаться с ней по довольно крутому склону к морю. При этом он шел на полшага впереди, чтоб поддержать девушку, если она поскользнется.

— О, слава богине! — воскликнула Лиана, спустившись наконец на пляж. Она сняла плащ и совсем по-ребячески стала крутить его над головой. — У меня было такое чувство, как будто эти женщины душат меня. Как вы можете выносить подобное, Гаррик?

— Ну, они не всегда такие, — заступился за своих соседок юноша. — И вы не совсем правильно ставите вопрос, госпожа. Не забывайте, я ведь один из них.

— Давайте договоримся: вы Гаррик, а я Лиана! Хорошо?

— Хорошо, Лиана, — улыбнулся юноша.

Она говорила с ним таким тоном, каким взрослый втолковывает что-то ребенку. Тут она была похожа на его отца, считала: ее дело приказывать, его — повиноваться, а не спорить.

Молодые люди медленно брели вдоль берега. Гаррик нес фонарь между собой и девушкой. Свет падал на песок под их ногами, а лица оставались в тени, если не считать редких отблесков сквозь прорези в крышке фонаря. Песок и галька громко хрустели под сандалиями Лианы. Когда она спускалась за свечами, на ней были расшитые блестками тапочки. Гаррик подивился, как это она успела так быстро поменять обувь.

— Итак, вы читали других поэтов, Гаррик? — спросила девушка.

— Конечно, — мягко усмехнулся юноша. Ему льстило, что такая красивая девушка, как Лиана, заинтересовалась им. — Вардана, Кострадина… На самом деле почти всех древних поэтов: Келондрия, Хитума, Мареми, Бэйрона…

Лиана хихикнула.

— А нам в Академии для девушек под патронажем госпожи Гудеа не разрешали читать Мареми, — призналась она. — Хотя, конечно, в каждой комнате имелись копии его произведений. Если бы мы так усердно изучали Ригала, я бы, наверное, тоже могла его цитировать…

— Ну, это всего-навсего отрывок, — с напускной скромностью сказал Гаррик. На самом деле юношу просто распирало от гордости, что он сумел выудить из памяти хоть что-то из Ригала. — А мой любимый автор — Келондрий. Он потрясающе описывает жизнь пастухов — такой, какой она должна быть в его понимании. Наверное, так жили в Золотом Веке, еще до Малкара.

Хотя они шли не спеша, вскоре показался конец волнолома. Здесь становилось совсем темно: поблизости стояло всего несколько домишек, чьи хозяева, очевидно, экономили на освещении. Теперь фонарь являлся единственным свидетельством человеческого присутствия.

— Где вы обучались, Гаррик? — спросила Лиана. — В Каркозе? Признаться, я удивлена качеством их образования. Мне этот городок показался такой же сельской глубинкой, как и ваша Барка.

— Меня и мою сестру учил отец, — ответил юноша. Он захватил с собой запасные свечи и сейчас подумал, что надо бы заменить огарок в фонаре, иначе скоро они погрузятся в полную темноту. — Он родился на Орнифале. А вы тоже с Орнифала, госпо…

Она шлепнула его по руке.

— Простите, Лиана, — поправился Гаррик. — Мне кажется, нам пора поворачивать обратно.

— Мы с Сандраккана, — сообщила девушка. — Но я посещала школу в Валлесе на Орнифале. Госпожи Гудеа, как я уже вам сказала.

Она резко развернулась. Когда Гаррик хотел обойти ее, чтобы держать фонарь в левой руке между ними, Лиана поймала его за запястье и заставила остановиться.

— Знаете, Гаррик, в Каркозе женщины до сих пор носят то, что было модно в Валлесе десять лет назад, — пожаловалась она. — Все люди глазеют на меня, как будто я — Госпожа, которая пришла спасти их. Шагу нельзя ступить, чтобы кто-нибудь не принялся расспрашивать меня о моей одежде или пытаться копировать ее. Я уже стараюсь не глядеть людям в глаза, не вступать в разговоры. Просто ужасно! Я постоянно ощущаю себя в клетке! И теперь здесь тоже…

— А зачем вы сюда приехали? — довольно грубо спросил Гаррик. — Если мода — единственно важная для вас вещь, то вам следовало оставаться в Валлесе.

Это ведь был его народ! Конечно, они простые крестьяне из глубинки и выглядели сущими клоунами для такой девушки, как Лиана. Особенно когда пытались блеснуть своими нарядами. Ну и что ж из того! Он ведь не ездит в Валлес насмехаться над его жителями, которые понятия не имеют о том, как стричь овец!

В своем гневе Гаррик не сразу понял, что звук, который он слышит, — это плач. Девушка горько рыдала, уткнувшись в ладошки.

— Госпожа? — растерялся юноша. — Лиана, я не хотел…

Что говорить дальше, он понятия не имел. И вообще был потрясен не меньше, чем когда морской демон внезапно цапнул его за ногу.

— Все в порядке, — отозвалась Лиана. Она и впрямь прекратила плакать и высморкалась в платочек, который достала из рукава. — Давайте постоим здесь минутку. Я не хочу возвращаться в таком виде — уродиной с покрасневшими глазами.

— Вот уж не думаю, что вы будете выглядеть уродиной, даже если натрете все лицо сажей, — возразил Гаррик, пытаясь помочь Лиане восстановить самообладание. — И уж, конечно, никто в этой деревне не обратит на подобные мелочи внимания.

Он махнул фонарем в сторону Барки.

— Сегодня утром здесь стоял военный трехпалубный корабль, и вы думаете, это так уж впечатлило людей?

— Вы имеете в виду женщин? — улыбнулась Лиана.

— Нет, Лиана, не только женщин, — рассмеялся Гаррик. — Отнюдь не их одних.

Молодые люди медленно пошли обратно.

— Честно говоря, не знаю, почему я здесь, Гаррик, — тихо сказала девушка. — Восемь месяцев назад явились солдаты и забрали меня из школы. Без всяких объяснений перевели в монастырь Святой Госпожи в Валлесе. Мне не причиняли никакого физического вреда. Просто я не могла покидать свою комнату иначе, как в сопровождении одной из Дочерей. И мне было запрещено с кем-либо разговаривать. Через несколько недель приехал мой отец и объявил, что я должна отправиться с ним.

— Простите меня, если я сказал что-то не то, Лиана, — искренне извинился Гаррик.

— Просто я ужасно напугана, — шепотом сказала девушка. — Я больше не узнаю своего отца! И не понимаю, что происходит… Мне так одиноко!

Гаррик совсем уж было собрался сказать, что тоже чувствует себя одиноко в последнюю неделю, когда в Барке начали происходить странные события. Но затем передумал.

Юноша ощутил вдруг вес гладкого медальона на груди, и где-то на задворках его сознания раздался раскатистый смех короля Каруса.

 

6

— Я пришла за простынями, которые вы хотели постирать, — сказала Илна, появляясь в дверях кухни. — Завтра к вечеру будут готовы, если погода не изменится.

Лора сидела в углу у полки, где подходило замешенное для хлеба тесто. Сейчас она как раз его проверяла.

— Я уж думала, ты не придешь, — с воинственным видом подняла она глаза на девушку. Лицо ее было опухшим, глаза красными. — Решила, что ты забыла.

— Я никогда не забываю о работе, за которую взялась, — холодно отрезала Илна. — Так вам надо постирать или нет?

Лора молча поднялась со своего табурета и снова занялась тестом. Оно у нее слишком поднялось, и сейчас женщина пыталась втиснуть липкую массу обратно в форму. Отвратительные блямбы расползались по каменной полке. Ну конечно, вместо замечательных пшеничных булок у нее получатся деревянные полешки, как будто из ржаной муки. Илна презрительно пожала плечами.

— Да уж, можешь забирать, — ответила наконец Лора. — Теперь, когда Шарина уехала, выбор у меня небогатый. Придется платить тебе.

— Я пережидала, пока схлынет эта толпа из зала, — пояснила девушка. Большая плетеная корзина для белья стояла у кухонной двери, ведущей во двор. Отсюда ее легко можно было перенести как к колодцу, так и к котлу, где обычно Лора кипятила простыни, если решала заняться стиркой сама. — Не хотела, чтоб меня приняли за одну из этих дурочек, распустивших хвост перед орнифальской дамой.

— Мне кажется, они из знатных, — откликнулась Лора, сердито вколачивая тесто в кастрюлю. — Этот Бешюу утверждает, что он ор-Виллет. Но я-то уверена, что в его фамилии присутствует «бор-». Если только Госпожа не отвратила от меня свою милость.

— А где сейчас ваша гостья? — спросила Илна. Она расстелила одну из простыней прямо на полу и теперь аккуратно складывала в нее остальное белье, предназначенное для стирки. Старшая женщина отметила мрачное настроение девушки, но истолковала его причины по-своему. — Она интересная женщина.

— Думаю, гуляет, — ответила Лора, особо не обращая внимания на собеседницу. — С Гарриком на берегу.

Илна замерла. Именно этого она опасалась с первой минуты, как увидела красавицу незнакомку в роскошной одежде. Илна была знакома с валлесскими модами. Ей приходилось выполнять работы для торговцев, которые подробно объясняли ей, какая именно ткань им нужна, с тем чтобы забрать готовый заказ на обратном пути через Барку.

— На берегу? — холодно повторила девушка. — Что ж, меня это не удивляет. Они все такие — эти прекрасные столичные дамы.

— Я воспитывала Шарину как родную дочь! — завела свою песнь Лора, яростно погружая руки в тесто. На мгновение она застыла, как бы размышляя, не заплакать ли? — Даже лучше, чем собственного ребенка, так как знала, что она благородных кровей. И каков результат? Она отбросила меня, как ненужную вещь, как только получила свой приз!

Илна стянула вместе концы нижней простыни и связала их двойным узлом.

— Да, — сказала она с глазами, горящими, как угли из камина. — Вы действительно воспитывали Шарину лучше собственного ребенка.

Девушка взвалила узел на плечо. Тюк получился изрядный, хрупкую фигурку почти не было видно под ним. Солдаты умудрились за несколько дней перепачкать все простыни на постоялом дворе.

У дверей Илна оглянулась. Лора по-прежнему неподвижно стояла в углу кухни.

Поддавшись внезапному раздражению, девушка бросила ей в лицо:

— Знаете ли, во всей деревне надо еще поискать такую дуру, как мать Гаррика! Неспособную разглядеть достоинства собственного сына!

После чего вышла со своим узлом, хлопнув дверью. Уже во дворе, переведя дух, пробормотала себе под нос:

— И клянусь, эта орнифальская сучка не получит Гаррика!

 

7

Стоял ослепительно ясный день, судно шло под главным парусом, используя легкий попутный бриз. Пенные следы разбегались от носа и двух рулевых весел, нарушая сложный рисунок медленных волн.

Трирему сопровождали четверо морских демонов. Три из них плыли по левому борту. Их мускулистые тела перемещались настолько синхронно, что казались частями одного животного. С другой стороны двигался всего один морской демон, зато настоящее чудовище — тонна живого веса десяти футов в длину с клыками в мужскую ладонь.

— Не нравится мне все это! — произнес капитан Личнау. — Ты только погляди на чертовых ящеров. Прямо как в то утро, когда мы попали в шторм, помнишь? Думаю, нам надо изменить курс и плыть к Сандраккану.

Шарина и Ноннус сидели на корме в тени импровизированного капитанского мостика. Им не хотелось смешиваться с Кровавыми Орлами, державшимися на своем прежнем месте перед мачтой. Не то чтобы девушка беспокоилась за свою безопасность — солдаты были приучены к дисциплине и вряд ли решились бы на какую-то выходку в присутствии офицеров и охраняемых аристократов. Просто рядом с Кровавыми Орлами она чувствовала себя не очень комфортно.

— Мы не можем плыть на Сандраккан, — воспротивилась Азера.

Оба королевских придворных приблизились к капитану и его помощнику Кизуте. Таким образом обсуждение курса корабля стало публичным делом, что и неудивительно при столь малых размерах судна. С полдюжины моряков находились поблизости и невольно прислушивались к разговору. — В лучшем случае граф просто враждебен королю Валенсу и не преминет нам навредить, в худшем же — он мог стакнуться с агентами королевы.

На веслах сидела лишь половина гребцов, да и то — на всякий случай. При столь благоприятном ветре весла были подняты, а трирема весело неслась вперед под раздутым парусом.

Свободные от дежурства гребцы расположились на выносных платформах по обе стороны судна. Они, правда, опасались свешивать ноги за борт из-за эскорта чудищ, просто загорали на солнышке и болтали о том, как им сегодня повезло. Можно не стирать в кровь руки о пропитавшиеся солью весла, а удить рыбку и отдыхать.

— Если ветер продержится, мы достигнем Киша вскорости после полудня, — возразил Кизута. — Утесы Сандраккана не намного ближе, к тому же мы рискуем потерять попутный ветер.

— Этого можете не опасаться, — заявил Медер бор-Медерман. Он бросил на свое ближайшее окружение победоносный взгляд, слегка затуманившийся при виде Шарины.

Девушка отвернулась, будто разглядывая морского демона за бортом. Он плыл, погруженный в воду, лишь гребень вдоль спины лентой извивался у поверхности. Участки кожи меж плавниками были лиловые с красным отливом из-за близости ярко-алого борта триремы. Шарине невольно подумалось: даже такая тварь может казаться красивой при определенном угле зрения.

Она вздрогнула и посмотрела на Ноннуса. Он неуловимо улыбался, как будто догадываясь о ее мыслях. Может, так оно и было…

— Мне не нужен мальчик для определения расстояния, Кизута, — резко сказал Личнау. — Меня волнует не расстояние…

У капитана на лысине красовался платок с узелками, и сейчас, чтобы выиграть время в споре, он стал ощупывать его, якобы проверяя крепость узлов.

— …а то, куда нас приведет выбранный курс, — сердито продолжил он. — А это — ни много, ни мало, Тегма с ее подводными камнями. Меня не сильно волнуют ваши политические проблемы с графом Сандракканом, и уж куда меньше, чем перспектива напороться в шторм на рифы.

Он указал на тройку морских демонов, следующих параллельным курсом, и добавил:

— И, если вам не нравятся эти твари, советую подумать, чем может обернуться кораблекрушение.

— Лично я не ожидаю никакого шторма, моряк, — холодно заявил Медер.

— При всем моем уважении к вам, господин, должен напомнить, что и первого шторма вы не ожидали! — съязвил капитан. — Если б тогда мы оказались так же близко к рифам, как предполагается сейчас, то всю прошедшую неделю мы бы кормили морских демонов!

Медер возмущенно поднял руку, но Азера бросила грозный взгляд на своего спутника и прервала грозивший затянуться спор. Затем обратила на капитана свои холодные, как у ящеров за бортом, глаза.

— Следи за своим языком, простолюдин, — отчеканила она ледяным тоном. — Или же тебе не придется ждать шторма, чтоб отправиться на корм этим тварям!

Личнау упал на колени и припал лбом к палубным доскам.

— Госпожа, — простонал он, не подымая головы, — доставить вас целыми и невредимыми в Валлес — это моя обязанность. Простите великодушно, если я слишком далеко зашел в своем рвении.

Шарина поморщилась, наблюдая со стороны развернувшуюся сцену. Она не знала, кто был прав в споре, но ее глубоко задело это зрелище. Честный человек вынужден на коленях вымаливать прощение только за то, что осмелился возразить высокородному аристократу. Хафт всегда был более демократичным по сравнению с остальными островами архипелага. А непосредственно в Барке подобные вопросы не возникали, поскольку представители голубых кровей не заглядывали в их деревушку.

— Рифы Тегмы — место, где морские демоны размножаются — произнес Ноннус, обращаясь скорее к Шарине, чем к распростертому капитану. — Иногда они уплывают довольно далеко оттуда — даже на тысячи миль, но крайне редко. А уж яйца демоны откладывают только на рифах.

Девушка удивленно подняла брови, услышав это название.

— А мне казалось, Тегма лежит во Внешнем Море, — сказала она. — Во всяком случае, так утверждает Ригал в своих «Скитаниях герцога Лачиша».

— Вот уж не знаю, где находилась Тегма во времена вашего герцога Лачиша, — произнес Ноннус, педантичностью тона прикрывая насмешку, — но когда мне довелось посетить остров, он располагался в пятидесяти милях вниз по течению от южного побережья Сандраккана. Когда-то это был остров, но затем он затонул так же, как и Йоль. Сейчас здесь кольцо рифов, столь же плотное, как девичий…

Отшельник прервался и подавил горький смешок.

— Дитя мое, — покачал он головой, — очутившись в мужском обществе, я снова превратился в мужика, каким был когда-то. Надеюсь, ты простишь меня. И буду смиренно молиться, чтоб Госпожа сделала то же самое, если…

Он начертал какой-то рисунок на палубе. Его палец не оставлял видимых линий, но Шарина проследила за его движениями и узнала образ Госпожи.

Ноннус поднял взгляд на девушку.

— …если случится то, чего я хочу избегнуть во что бы то ни стало, — завершил он свою фразу.

— Будем надеяться, что Пастырь присмотрит за нами, — произнесла Шарина, чувствуя себя не очень-то уютно. По правде говоря, жители Барки никогда не были особо набожны, хотя, конечно же, в каждом доме имелся маленький алтарь Госпожи и ее божественного супруга. А пастухи не забывали оставлять Дузи скромные подношения на склоне холма.

Находясь рядом с отшельником, девушка вдруг поняла, что его поклонение Госпоже диктовалось не естественной верой, а скорее жизненной необходимостью. Ноннусу отчаянно хотелось верить в существование чего-то еще, помимо мира, в котором он жил.

— Если вода в лагуне чистая, — принялся рассказывать он, — то можно разглядеть верхушки старинных построек на затонувшей Тегме. Представь себе ровные коричневые линии, отливающие розовым там, где падают солнечные лучи. А на самом деле они на глубине в сотни футов…

Тем временем обсуждение в верхах закончилось. Шарина могла только догадываться о его результатах, поскольку самоустранилась от участия в нем. Судя по тому, что курс корабля не изменился, возобладало мнение Азеры. К ним подошел Медер, очевидно, слышавший слова Ноннуса.

— Я планировал посетить Тегму, — произнес он, буравя отшельника прищуренными глазами, — Ну то есть рифы. Но мне сказали, что туда нет пути. Каким образом ты попал туда, старик?

Выражение лица Ноннуса не поменялось — он будто по-прежнему разглядывал морскую гладь.

— Это было много лет назад, — пожал он плечами. — Когда я еще мальчишкой охотился на тюленей. Тегма могла измениться с тех пор.

— Тегма не меняется, — отрезал Медер. Видно было, что он разрывается между гневом и любопытством. — Тегма — это хранилище древней силы.

— Она утонула так же, как и Йоль? — спросила Шарина, чтобы отвлечь внимание колдуна от Ноннуса. Она-то знала: насильно вовлечь отшельника в разговор невозможно, и боялась, что он своей нелюбезностью только усилит гнев колдуна.

— Скорее всего, да, — ответил Медер, смягчившись, видя заинтересованность девушки. — Но это случилось намного, неизмеримо раньше, Шарина. За тысячи лет до того. А может, и в тысячи раз раньше.

Он снова перевел требовательный взгляд на отшельника:

— Итак, я жду ответа: как ты попал туда, старик?

— Пьюльская плоскодонка может проникнуть почти повсюду, — мягко ответил Ноннус. — Как говорится, проскользнуть по поверхности луга в сырое утро. Шутка, конечно. А если серьезно, то я воспользовался весенним половодьем, чтоб пробраться меж верхушками кораллов, таким образом и преодолел атолл.

Он покачал головой с грустной улыбкой:

— Тогда я был гораздо моложе…

Медер о чем-то размышлял, пристально глядя на отшельника и постукивая двумя пальцами правой руки по ладони левой.

— Мы с тобой еще вернемся к обсуждению… — начал было он. Но в этот момент Ноннус вскочил на ноги, глядя куда-то на юг.

— Спустить парус! — взревел он голосом, которым можно было бы дробить скалы. — Гребцы, к веслам!

— Что? — заорал капитан Личнау, оборачиваясь в сторону, куда указывал отшельник. — Кто посмел…

Все Внутреннее Море почти до горизонта представляло собой нежно-зеленую гладь. Волнения на ней было не больше, чем на мельничном пруду в жаркий августовский полдень. Но на горизонте черной стеной вставала туча со сверкающими разрывами молний. И эта туча приближалась к триреме с хорошей скоростью скаковой лошади.

— Спустить парус! — раздался крик капитана. И в то же мгновение благоприятный ветер увял, а вместо него на судно обрушился первый удар шквала.

 

8

Кашел проснулся, задыхаясь и невнятно бормоча, как будто вынырнул из-под толщи холодного зимнего моря. Кожа покрылась мурашками, он чувствовал себя замерзшим, но стальные ленты, сдавливавшие его грудь, казалось, лопнули. Юноша выпрямился на своем соломенном матрасе.

Он находился на кухне родного мельничного дома, и все вроде было как обычно. Но Кашела поразила глухая, мертвая тишина, царившая вокруг. Не раздавалось ни звука: ни стрекота сверчка, ни воркования голубей на чердаке, ни привычного шелеста листвы за окном. Стояла абсолютная тишина, необычная даже для позднего ночного часа. Сквозь окошко Кашел мог рассмотреть кусочек неба, охваченного странным голубым свечением. Подобного он не видел даже в самые звездные ночи.

Юноша поднялся с постели, прихватив с пола свой пастуший посох. Наверху находилось две комнаты, в одной из них сейчас спала Илна. Кашел же предпочитал ночевать внизу, чтобы быстро собраться в случае срочного ночного вызова от кого-нибудь из соседей. Всяко ведь бывает… Юноша вышел из дома и замер в удивлении. Все небо было покрыто мерцающей голубой сетью, сквозь которую просвечивали лишь самые яркие звезды.

Кашел и не знал, что мир может быть таким неподвижным. Все будто застыло — ни дуновения, ни малейшего движения.

Движимый скорее инстинктом, юноша медленно и настороженно пошел в обход двора. Ему казалось, что он ступает совершенно бесшумно, но тем не менее Теноктрис, стоявшая в тени огромного мельничного колеса, обернулась и жестом скомандовала ему приблизиться. Кашел повиновался, стараясь не задеть в полумраке своим посохом за выступающие лопатки кипарисового колеса.

— Не спугни его, — едва слышно прошептала старая колдунья. Юноша скорее угадывал слова по движениям ее губ. — Я хочу понять, что ему нужно.

Кашел поглядел сквозь обод колеса в указанном направлении.

Мельничный ручей, обычно питавшийся от морского прилива, сейчас был осушен, поскольку мельница временно не работала. В углублении его русла стоял на коленях пришлый купец Бенлоу, что-то нараспев бормотал. Его монотонный речитатив был первым реальным звуком, который Кашел услышал с момента пробуждения на своей кухне.

Древние камни, на которых стоял Бенлоу, излучали все тот же голубой фосфоресцирующий свет, только еще более интенсивный. Купец держал в руке нож и с легким постукиванием водил им вокруг какого-то предмета на дне ручья. Каждый раз, когда сталь касалась камня, она беззвучно высекала яркую голубую искру.

— Он читает заклинание отождествления, — все так же шепотом пояснила Теноктрис. — Видишь, у него предмет — это может быть кость, локон или еще что-то… Он вызывает из него дух, чтобы потом материализовать его.

— Но это же колдовство, — возмутился Кашел, стараясь копировать беззвучную манеру разговора старухи.

— Ну да, — сухо улыбнулась Теноктрис. — Определенно колдовство. И Бенлоу является очень мощным колдуном.

Предмет, над которым читалось заклинание, начал излучать голубой туман. Купец продолжал постукивать своим кинжалом. Вспышки становились все ярче, свечение концентрировалось, собиралось в некоторое подобие облака.

— Такое заклинание можно прочитать над единственной монетой и найти утерянный кошелек, — шептала Теноктрис. — Но думаю, здесь происходит что-то иное.

Туман над предметом все сгущался, затем из него стала вырисовываться фигура человека. Кашел не мог различить его черты в слабом свете голубого тумана, к тому же отсутствовала игра светотени, которая обычно обеспечивает объемность образа.

Призрак поднялся с земли и как-то боком сделал несколько шагов. Медленно передвигаясь, он выбрался из пересохшего русла, причем его ноги, казалось, прошли сквозь каменный берег. Купец последовал за ним. Нож в руке затруднял движения, поэтому Бенлоу засунул его за пояс. Очевидно, ножны для кинжала отсутствовали.

— Это его личный атам, — пояснила Теноктрис и предостерегающе подняла руку. Но Кашелу и не требовалось предупреждения. Юноше не раз доводилось охотиться, и он знал: залог успеха в умении замереть и терпеливо ждать. — Скорее всего, он выковал его сам, и не удивлюсь, если из железа. Два столь могущественных мага одновременно приходят в вашу Барку — сомневаюсь, что это просто совпадение.

Тем временем призрак продолжал медленно двигаться, хотя его конечности оставались недвижимы. Больше всего это было похоже на перемещение статуй Госпожи и Пастыря на тележках, которые ежегодно прокатывали через деревню сборщики церковной десятины. Бенлоу бесшумно двигался в нескольких шагах сзади. Губы его шевелились, как будто он продолжал читать свои заклинания, однако нельзя было разобрать ни звука. Они медленно пересекли мельничный двор и скрылись из виду.

Теноктрис по-прежнему стояла с поднятой рукой.

— А почему так тихо? — спросил юноша. В зловещем безмолвии морской запах даже усилился: в нем можно было различить соль, сухие водоросли и что-то остро-йодистое, неуловимо напоминавшее о смерти. Кашел подумал, что, очевидно, этот запах исходил от магического создания Бенлоу.

— Прежде чем начать обряд колдовства, он наложил заклинание молчания на деревню, — ответила Теноктрис. — Большинство людей под действием этого заклинания будет беспробудно спать. На волшебников же, даже таких слабеньких, как я, оно, напротив, действует как сигнал тревоги.

Она опустила руку и осторожно повела Кашела вдоль стены мельницы, чтобы из-за угла продолжить наблюдение за Бенлоу и его созданием. Свечение, сочившееся из каменного дна ручья, постепенно угасало. Призрак оставлял после себя дорожку голубоватых следов, которые постепенно исчезали, как бледнеют в первых лучах утреннего солнца следы, оставленные слизняком.

Кожу Кашела покалывало, будто он целый день провел в лодке под палящим солнцем. Когда и сверху жарит, и поднимается тепло от зеркальной морской глади. Тяжелый посох весил в руке не больше пучка соломы. Казалось, подбрось его, и посох запляшет, полетит пушинкой в ночи.

— Но я ведь тоже проснулся, — прошептал юноша Теноктрис. — А я ведь не волшебник.

— Да, — задумчиво подтвердила старуха. — Ты тоже проснулся.

Напротив постоялого двора призрак замер, будто бы в сомнениях, затем медленно побрел туда через открытые ворота. Купец-колдун не отставал от него.

Теноктрис тоже было двинулась в том направлении. Кашел остановил ее и повел вместо того вглубь двора.

Минувшей зимой Гаррик очищал стену от не в меру разросшегося плюща и заодно вынул несколько расшатавшихся камней. Они и сейчас лежали рядом, поджидая, когда Анан погасит известь в своей печи, в которой обычно обжигал свежеизготовленные горшки. Кашел подыскал удобный пролом для Теноктрис, а сам устроился у другого, повыше, через который хорошо был виден весь постоялый двор.

Призрак застыл перед домом, возле колодца, вертясь на месте и простирая руку в направлении конюшни. И вот дверь дрогнула. Показался Гаррик. У него было совершенно отсутствующее выражение лица, да и двигался он как сомнамбула.

При виде друга Кашел напрягся, но старая колдунья приложила палец к его губам.

— Ему ничто не угрожает, — прошептала она.

И тут передняя дверь постоялого двора с грохотом распахнулась, Гаррик пошатнулся и вскрикнул. Голубой призрак за его спиной превратился в туман, который впитался в гаррикову плоть и растворился в ней.

Создание, появившееся из гостиницы, очертаниями напоминало человека, во всяком случае, у него была рука, в которой оно держало абордажную саблю, потемневшую то ли от ржавчины, то ли от крови. Звуки вернулись в мир, снова резко запахло морем и смертью.

Кашел закричал. Он оперся левой рукой о стену и попытался перебросить тело через ограду, используя посох в качестве подпорки. Мгновение он балансировал в воздухе, босой ногой нашаривая пролом в стене для дополнительной опоры.

Когда голубой туман перешел в тело Гаррика, Бенлоу упал как подкошенный. Как пьяница, выползший поутру на солнышко… Зловещее создание шагнуло к Гаррику, замахиваясь своей саблей. Звезды и взошедшая луна теперь были хорошо видны.

Наконец Кашел нашел куда поставить ногу, оттолкнулся и взлетел на верх стены. Одним взглядом охватил картину во дворе гостиницы. Гаррик развернулся и двинулся обратно в конюшню. Двое охранников Бенлоу выбежали из дверей постоялого двора с саблями наголо. В одном из верхних окон маячило бледное лицо Лианы.

Мгновение спустя Кашел скатился уже по эту сторону ограды. Он тяжело плюхнулся на ноги, уже понимая, что ему не добежать вовремя до конюшни.

— Убейте эту тварь! — закричал он охранникам.

И тут из конюшни снова появился Гаррик, в руках он держал тяжеленный колесный вал. Даже для Кашела такой груз был бы неподъемным.

— Хафт и Острова! — проревел он громким голосом, который отозвался эхом во всех уголках двора. Оба — Гаррик и темное создание — шагнули друг к другу, замахиваясь оружием.

Дубовая махина взлетела неожиданно легко, вышибла саблю из рук противника Гаррика, а затем сокрушила и его самого с противным хлюпающим звуком. Рукоятка сабли отлетела к самым дверям гостиницы, а лезвие свечкой взвилось в воздух и воткнулось в землю у ног Кашела.

Гаррик медленно обернулся. Кажется, он улыбался… Затем рухнул ничком рядом с убитой тварью.

 

9

Нижняя палуба, на которой стояли скамьи гребцов, была мокрой, темной и вонючей. Сквозь отверстия между главной палубой и выносными платформами попадало больше дождя, чем света.

Трирема терпела бедствие. На самых высоких волнах она ложилась почти на борт, вздымала вверх, а затем камнем падала вниз. По настоянию Ноннуса Шарина отправилась вниз, к гребцам. Многие из них все еще пытались удержаться на своих скамьях. Когда особенно яростный шторм обрушился на корабль, весла вырывались из рук гребцов и без толку молотили в воздухе, подобно посоху в темноте. Багаж, который хранился тут же, летал из стороны в сторону, задевая людей и мешая им держать весла.

Команда все еще пыталась развернуть корабль, но установить его носом по ветру не представлялось никакой возможности. Гребцы по левому борту работали в нормальном темпе, но их товарищи на правом вынуждены были закрепить весла. Стоял такой шум, что Шарина просто не представляла, как офицеры умудрялись командовать. Она лично не слышала даже ритм барабана, который находился прямо за ее спиной. Все тонуло в реве ветра и волн.

Закутавшись в свой плащ, девушка старалась забиться в уголок, чтобы не попасть под ноги мужчинам. Азера находилась где-то впереди. Большинство Кровавых Орлов сгрудилось вокруг нее, хотя при их неловкости это только увеличивало риск быть раздавленной.

Прошло несколько минут в этом хаосе, прежде чем Шарина осознала, что сам Ноннус не последовал за ней в чрево корабля. Она подняла взгляд: люк был прикрыт, но не задраен в этой спешке. В результате одна из створок откинулась, сквозь нее залетала водяная пыль и виднелось черное небо.

Шарина поднялась, переступила через солдата, который, скорчившись, лежал и тихо подвывал в ужасе. Она встала на лестницу и попыталась одной рукой и плечом откинуть вторую створку люка. Но в этот момент по палубе прокатилась волна, все круша и смывая на своем пути.

Девушка ухитрилась удержаться на лестнице и, переждав момент, все-таки откинуть створку. Не теряя времени, она выкарабкалась на палубу, вцепилась обеими руками в поручни и попыталась оглядеться.

Команда вела себя героически. По всей палубе моряки пытались одной рукой закрепиться за что-нибудь, в то время как другой продолжали работать. Главный парус и немногочисленные реи были спущены и растрепанной кучей возвышались посредине палубы, под мачтой. Плохо то, что сама мачта опасно гнулась и скрипела на штормовом ветру.

Времени демонтировать палатку на палубе не хватило, это сделал шторм. Он сорвал крышу и две стены. Оставшиеся две сложились в некое подобие шалаша. Сейчас в этом укрытии находился Медер.

Розовое сияние окружало колдуна. В руке он держал атам. Его искривленные губы двигались, читая неслышные в этом хаосе заклинания. Возле него держалось примерно с полдюжины Кровавых Орлов. Либо они разыскивали госпожу прокуратора, либо просто не желали спускаться вниз, уверенные, что судно с минуты на минуту пойдет ко дну.

Ноннус сидел на носу судна, упершись расставленными ногами в переборку. Пенные волны захлестывали его по пояс, но отшельник не обращал на это внимания. Он был чем-то занят: в лезвии его ножа отражались белые вспышки молнии. Шарина осторожно поползла к нему, всем телом прижимаясь к поручням.

Ветер обрушивался на нее всем своим весом, подобно целой телеге песка. Он оглушал, замедлял и без того медленное передвижение. Часть поручней, которая пострадала во время предыдущего шторма и была заменена в Барке, похоже, не выдерживала давления. Они скрипели и едва держались на своих деревянных гвоздях. Девушка дождалась относительного затишья, затем, собравшись с духом, миновала опасный участок.

Она не могла точно сказать, что делает Ноннус, да и не задумывалась об этом. Единственное, что Шарина знала в тот страшный момент: она не хочет умирать рядом с чужестранцами.

Отшельник поднял глаза и увидел приближающуюся девушку. Он начал подниматься, но Шарина закричала и замахала, чтоб он оставался на месте. Сидя в относительной безопасности, за носовой переборкой, Ноннус наклонился вперед, схватил девушку мертвой хваткой и буквально проволок по палубе последний участок пути.

— Ноннус, — прокричала она. — Корабль тонет?

В общем-то она не боялась. В душе Шарина твердо знала, что они наверняка утонут, а следовательно, она на пороге гибели. Девушка промокла и замерзла. Она вздрагивала при каждом треске молнии, которая предваряла долгий рокочущий раскат грома. Но смерти как таковой она не боялась. Скорее, воспринимала как непреложный факт, подобно тем облакам, что темнели над головой, фактурой напоминая галечный пляж.

— Я не могу спасти корабль, — произнес Ноннус. Он убрал свой нож и начал мастерить деревянный треугольник при помощи такелажных веревок. — Хотя думаю, что попытаюсь спасти тебя, дитя мое. Собственно, я ведь поклялся сделать это.

Ему удалось разрубить на три части шест, на котором крепился кливер, и связать воедино. Затем он вытащил из-под себя сам кливер — оказывается, он сидел на нем, как на подушке, — и начал раскладывать его.

— Ты делаешь плот! — догадалась Шарина. Она поймала бьющийся на ветру край паруса и стала держать его, пока не настанет черед привязывать его к раме.

— Скорее поплавок, — поправил отшельник. Его расставленные руки работали с инстинктивной точностью — так паук, не задумываясь, ткет свою паутину и раскидывает ее для жертвы. Ни ветер, ни пропитанные солью снасти не могли помешать Ноннусу в его работе. — Я мастерю веревочные петли, за которые мы сможем держаться, пока наш поплавок будет на плаву.

— Но как насчет морских демонов, Ноннус? — спросила девушка и тут же прикусила язык. Их клыкастые пасти действительно прежде всего пришли ей на ум. Но это же не основание ныть и жаловаться единственному человеку, который пытается что-то сделать для ее спасения.

— В сыром виде их мясо напоминает медузу, во всяком случае не намного вкуснее, — ответил отшельник, продолжая свой труд. Шарина решила, что это шутка. — Полагаю, мы решим данную проблему, но позже, когда доберемся до сухого места и разведем костер.

Шарина рассмеялась и смеялась до тех пор, пока изрядно не наглоталась соленой воды. Совершенно определенно, отшельник был серьезен. Сомневаться в Ноннусе — все равно как сомневаться в небе. Ведь оно всегда на месте: днем ли, ночью, в шторм или без шторма.

Она оглядела палубу триремы. Оба аутригера исчезли, очевидно, смытые штормом. Один из моряков держал капитана за плечо и указывал куда-то за правый борт, а Личнау что-то кричал в ответ. Слов Шарина разобрать не могла, но видела, что капитан с двумя матросами пытаются добраться до гнущейся мачты.

— Мне казалось разумным как можно дольше прятать тебя внизу, — рассуждал Ноннус, не отрываясь от работы. — Но, может, так и правильнее. Мы дрейфуем гораздо быстрее, чем я полагал. Должно быть, течение изменилось, также как и ветер.

Шарина старалась удерживать веревки и кусок паруса — это единственное, чем она могла помочь своему наставнику. По крайней мере, надеялась девушка, ее вмешательство поможет сэкономить время в чрезвычайных обстоятельствах.

— Дрейфуем куда? — переспросила она, откидываясь против ветра, чтобы Ноннус мог перевернуть конструкцию.

— Погляди направо, — мотнул головой отшельник, не поднимая глаз. — Я слышал их несколько минут назад.

Шарина попыталась посмотреть в указанном направлении. Ветер швырял в лицо ее волосы, которые превратились в тысячу крохотных бичей, шнурок с монетами, которым они были перевязаны не смог устоять против шторма.

Справа по курсу четко обозначилась белая полоса, разделявшая черноту неба и черноту моря.

— Рифы Тегмы, — пояснил Ноннус, возясь с узлами.

В этот момент один из офицеров поднялся, желая получше разглядеть то, что творилось за бортом. Его туника надулась ветром и, оторвав от палубы, подняла его в воздух.

Он перелетел через поручни, даже не коснувшись их ногами, скрылся в бушующих волнах. Море жадно поглотило свою жертву без единого пузыря или всплеска.

Капитан Личнау и его помощники рубили топорами главную мачту, но, увы, это уже не могло спасти положения. Даже обрубок мачты ловил ветер и ускорял боковой дрейф триремы. Пенная полоска рифов была так близко, что в вое ветра Шарина могла различить рокот валов, разбивавшихся о камни.

Внезапно палатку на палубе, где укрывался Медер, охватило красное свечение. Оно расширилось, протянулось до мачты и собравшихся вокруг нее моряков. Его цвет на глазах бледнел от ярко-пурпурного до того розового, который обычно можно наблюдать на закатном небе.

Под очередным порывом ветра остаток мачты треснул по всей длине. Острая, как кинжал, щепка отскочила назад и попала капитану в живот. Хлынула кровь.

Теперь весь корабль оказался в коконе красного света, напоминавшего цветом рубин на просвет. Шарина почувствовала, как волосы на ее теле встали дыбом. Она попыталась кричать, но горло будто сковало льдом.

С гулким ревом, как будто началось землетрясение, трирема поднялась над волнами. Киль уже не касался воды, весла трепыхались в воздухе. Охваченное красным пламенем, судно вместе со своими пассажирами перелетело через пенящуюся полоску рифов и с громким всплеском приземлилось по другую сторону. Поднялась волна выше сохранившегося обрубка мачты, но корабль благополучно взметнулся на ее гребень и плавно опустился. Теперь вокруг расстилалось спокойное море.

Воздух был насыщен водяной пылью, но ветер стих, и шум шторма затихал вдали. Шарина вскочила на ноги и оглянулась.

Она увидела циклопические каменные постройки, увитые буйной растительностью.

Глазам путешественников предстал остров Тегма, поднявшийся из морских глубин.

 

10

Гаррик медленно выплывал навстречу сверкающим бликам на темной воде. Он уже мог слышать грохот прилива. Руки и ноги у него были ледяные, но юноша старательно двигал ими, пока…

— Он приходит в себя! — раздался голос Кашела. — Отойдите и дайте ему воздуха.

Гаррик широко распахнул глаза и сфокусировал взгляд на том мире, где он лежал на земле посреди двора гостиницы. Голова его покоилась на коленях друга, вокруг столпилось два десятка людей. У некоторых в руках были фонари или факелы, которые в его небытии играли роль бликов на воде…

Что случилось? — спросил юноша. — Неужели я потерял сознание?

Опершись о землю, он попытался подняться и тут же почувствовал боль в ладонях. Ощущение было такое, будто по ним прошелся копытами тяжеловоз. Гаррик поднес руки к глазам и увидел красные вздувшиеся мозоли. Кожа не была содрана, но пальцы онемели, как после смертельной хватки.

Теноктрис опустилась рядом с ним на колени и приложила два пальца к его горлу. Только сейчас Гаррик понял, что монотонный звук, который он слышал до сих пор, был ее заклинаниями.

— На тебя напал лич, Гаррик, — пояснила она. — И ты убил его бревном.

— Вернее, колесным валом из конюшни, — поправил ее Кашел. — Ты огрел его по башке.

— Какой-такой лич? — захлопал глазами Гаррик. Неужели он действительно поднял колесный вал? Ага, тогда понятно, почему плечевые мускулы у него болят, будто из них готовили отбивную. — Кто такой лич?

Рядом с ним на корточках сидели отец и пришлый купец Бенлоу. Их спины загораживали нечто, лежащее на земле. С мрачной гримасой Райз поднялся и прикоснулся к плечу постояльца.

— Дайте посмотреть мальчику, — сказал он. — Может, он узнает эту тварь.

Гаррик осторожно сел. Он чувствовал себя почти нормально, но временами страдал раздвоением зрения. Очень странное ощущение: одной и той же парой глаз видишь два различных мира.

— Я в полном порядке, — произнес он больше для себя самого, чем для встревоженного Кашела.

Райз поднес поближе подожженный стебель болиголова, чтоб сын мог как следует разглядеть труп на земле.

Труп принадлежал человеку. По крайней мере, скелет был человеческий. Тяжеленный колесный вал буквально раздробил череп и левую ключицу лича. Несколько верхних ребер оказалось сломано. Все это Гаррик видел совершенно явственно, поскольку плоть существа была желеобразной, местами — прозрачной.

— Я не помню его, — сказал юноша. Он прикрыл глаза и помассировал виски. На самом деле он пребывал в сомнениях: что именно он помнил. И даже — кем именно являлся.

— Я спал в конюшне, — начал рассказывать Гаррик, по-прежнему с закрытыми глазами, — и видел сон. Мне снилось… Король Карус велел мне проснуться. Он указывал на меня. Я встал и вышел из конюшни…

Он открыл глаза и оглядел друзей и незнакомцев, сгрудившихся вокруг него. Шесть стражников Бенлоу стояли возле своего хозяина с обнаженным оружием. Вид у них был взвинченный и воинственный.

— Это все, что я помню! — закончил Гаррик. Он наклонился, чтобы получше разглядеть существо, которое, как ему рассказывали, он убил. — Я никогда прежде не видел подобного существа. Вообще ничего похожего не встречал!

— Это лич, — терпеливо повторила Теноктрис. — Он представляет собой скелет, в котором воплощена душа утопленника. А плоть для такого существа мастерится из ила и грязи, взятых со дня моря. Думаю, это дело рук могущественного мага.

— Какого мага? — с тревогой спросил Бенлоу. Он выглядел ошеломленным, и Гаррик подумал, а не может ли быть, что он тоже видит два мира. — Где?

— Мне кажется, вы должны знать, мастер Бенлоу, — с нажимом заявил Кашел.

Его тон явно не понравился охранникам купца. Еще бы, это ведь только Гаррик знал о мягком нраве своего друга. Со стороны же молодой силач с посохом в руках выглядел угрожающе.

По большому счету, охранники были правы. Пастух, конечно, добр к своему стаду, но при любых обстоятельствах человек, способный в несколько секунд раскроить череп трем морским демонам, представляет серьезную угрозу.

— Понятия не имею, — в недоумении пожал плечами купец. Кажется, он не лгал: на лице его были написаны тревога и разочарование, а прозрачные намеки Кашела, похоже, не достигали цели.

Лиана пробиралась сквозь толпу, переводя испуганный взгляд с отца на Гаррика. Но ее опередила Илна. Решительно выступив вперед, она остановилась перед Гарриком и сочувственно кивнула ему.

Юноша снова бросил взгляд на дубину колесного вала, попробовал пнуть его — без особого успеха.

— Я это поднял? — недоверчиво спросил он.

— Мало того — размахивал, как перышком, — уверил его Кашел. — Что было очень кстати, потому как эта тварь явилась к тебе с мечом.

— Ничего не помню, — потерянно произнес Гаррик. Пока они разговаривали, плоть лича начала разлагаться, отходя от скелета. Тяжелый дух разложения смешивался в воздухе с запахом моря. — Я просто ничего не помню.

Это было не совсем правдой, какая-то часть его сознания услужливо выдала картину: он с длинным мечом в руке пробивает себе дорогу через толпу мерзких существ, очень похожих на убитого лича.

 

11

Сыпал мелкий дождик, воздух был перенасыщен влагой. Такого в родной Барке Шарина не наблюдала даже в самые сырые дни августа. Солнце красным пятном опускалось за горизонт. Гигантский древовидный папоротник пышно разросся на пустых пространствах, даже из-под каменных построек пробивались молодые побеги с листьями.

Две колонны людей, впрягшиеся в веревочную тягу, медленно продвигались вглубь леса. Возглавляло колонну подразделение Кровавых Орлов — солдаты были при оружии и настороже. В отличие от них, моряки выглядели спокойными и почти веселыми. Они смеялись и перекидывались шутками с товарищами из соседней связки. Наверное, радуются, что остались живы, подумала Шарина. Она точно была рада.

— Твоя мать не поможет тебе сейчас, — выкрикивал один из корабельных офицеров, стоявших рядом. Большие пальцы его рук были заправлены за широкий кожаный пояс.

— Тяни! — дружным ревом отвечали гребцы. После страшного шторма их все еще оставалось не меньше сотни. Согнувшись от напряжения, они тянули веревку, привязанную к носу триремы, — надлежало втащить корабль на пологий берег для стоянки.

Моряки могли наконец расслабиться. Они выполнили свои обязанности — доставили судно в безопасный порт. Кровавым Орлам теперь предстояло выполнять свою задачу — охранять госпожу прокуратора.

— Твой отец не поможет тебе сейчас! Тяни!

— Это ведь построено для военных кораблей, не правда ли? — спросила девушка у стоявшего рядом отшельника. Гладкий каменный откос длиной в сотню ярдов позволял втащить дюжину трирем для стоянки или ремонта. Вдалеке виднелось еще несколько таких же спусков к воде. — Настоящий порт, а не просто берег, куда люди на ночь втаскивали свои лодки.

— Тут ты права, — ровным голосом подтвердил Ноннус. Он тоже держался начеку, хотя в его случае это была скорее настороженность охотника, чем предполагаемой жертвы. — Такого порта нет даже в Валлесе.

Он копнул землю носком сандалии. Поверху находился слой почвы, обильно замешенной на перегное. Под ним тускло блестел розовато-серый гнейс. Насколько Шарина могла судить, все постройки на берегу: крытые убежища, столбы для закрепления поднятых кораблей, сам скат — были из того же твердого, как камень, материала.

— Твоя сестра не поможет тебе сейчас! Тяни!

— Мне казалось: раз остров только что появился из моря, здесь все должно быть покрыто слоем грязи, — произнесла девушка, пытаясь выглядеть не слишком напуганной. — А здесь просто лесной мусор, ну, как у нас в лесу.

Здесь было никак не страшнее, чем во время шторма. Но в том-то и фокус, что во время шторма ей дали надежду. А с надеждой появляется и боязнь ее утратить.

— Я бы тоже ожидал увидеть тут кучу грязи, — сухо ответил отшельник. — Но ты же понимаешь, эти деревья не росли под водой. Нет, Шарина, то, что здесь происходит — не обычный подъем морского дна.

Откуда-то из чашевидной кроны растения с заостренными листьями выскочила саламандра. Ее серая кожа была испещрена полосками голубого и ярко-синего цвета, длинный высунутый язык — того же голубого цвета. Ничего подобного в своей жизни девушка не видела, но не испугалась, поскольку тварь едва ли достигала фута в длину.

— Твой брат не поможет тебе сейчас! Тяни!

Кизута, теперь исполнявший функции капитана корабля, высоты юта наблюдал за процессом транспортировки триремы.

— Все, хватит! — скомандовал он. — Да привяжите ее двойными узлами. Я не верю, что тихая погода сохранится!

Шарина медленно пошла прочь от триремы, зная, что отшельник последует за ней.

— Ты думаешь, мы попали сюда благодаря действиям Медера? — тихо спросила она. Заходить далеко в лес она не собиралась, просто хотелось откровенно побеседовать с наставником без боязни быть подслушанной.

Азера тоже сошла на берег, как и большинство пассажиров. Сейчас она стояла, обхватив себя руками и явно нервничая. Рядом с ней находился Вейнер, он сжимал в руках саблю и зыркал глазами во всех направлениях. Тут же, потея в полном обмундировании, топтались девять его гвардейцев. Они образовали вооруженный кордон между Азерой и темнеющими джунглями.

Густой туман ограничивал видимость: уже в пятидесяти футах ничего нельзя было разглядеть. Ковер старых, перегнивших листьев покрывал все горизонтальные поверхности, но все вертикали на этом берегу отливали тем же розовато-серым цветом.

Ноннус оглянулся на смутный контур триремы. Медер все еще оставался на борту. Он сгорбился за перегородкой, призванной скрыть его манипуляции от посторонних. Колдун развел огонь в небольшом горшке, дымок от него собирался в цветные клубы и стелился над палубой.

— Не знаю, — покачал головой Ноннус. — Не думаю, чтоб это Медер поднял шторм. И вряд ли он мог что-нибудь сделать с Тегмой.

Остров плавно повышался от берега, хотя уверенно судить о его ландшафте было затруднительно из-за тумана и буйной растительности. От порта в лес вели дороги, выложенные гнейсовыми плитами. Они были снабжены невысоким бордюром.

Большинство моряков, справившись с работой, отправилось исследовать побережье. Там и сям чернели их следы, голоса раздавались из леса, смешиваясь с природным шумом джунглей.

Люди, творцы сих замечательных построек, пока ничем не обнаруживали своего присутствия.

— А мне кажется, Медер и сам не знает, его рук это дело или нет, — произнесла Шарина. Ей требовалось говорить: только так она могла держать свой страх на задворках сознания. — Не думаю, чтобы он понимал все свои действия. Боюсь, он и половины не понимает.

— Теноктрис говорила то же самое, — вздохнул отшельник. — Хотел бы я, чтоб она была с нами! А также еще много чего хотел бы…

На вершине каменного откоса он присел на корточки с кинжалом в руке. Осторожно, с тщательностью хирурга над телом больного, проковырял дырочку в слое компоста. На свет показался червяк и тут же в слепом ужасе поспешил снова скрыться меж листьев. Перегной был толщиной всего в несколько дюймов, ниже шла желтоватая глина.

Часть моряков расчищала длинные площадки для убежищ. Стены строить не предполагалось, просто приладили крыши к четырехугольным колоннам. Укрытия получились низкие: мужчинам приходилось нагибаться, дабы не биться головой о навес. Так или иначе, это защитит от падающего дождя, сбоку же при полном безветрии влаги попадало совсем немного.

Тем временем другие моряки снесли на берег тех, кто серьезно пострадал во время шторма. К сожалению, были и погибшие — в основном гребцы, кому неуправляемые весла угодили в грудь или голову. Вооружившись мотыгами, мужчины закопали их трупы в лесу. Глина плохо поддавалась, поэтому ограничились неглубокими могилами и засыпали их перегнившими листьями. Если бы они были в открытом море, морские демоны легко бы избавили людей от этих погребальных хлопот.

— Давай поглядим поближе на те деревья, — предложил отшельник. Он убедился, что девушка следует за ним, и подошел к невысокой стене растительности. Хотя по виду она напоминала траву, внутри срубленного шестидюймового стебля обнаружилась твердая сердцевина.

Дождь прекратился, возможно, ненадолго. Из леса вернулись матросы, они принесли с собой саламандру размером с лисицу, убитую охотничьими ножами. Кто-то принялся расщеплять поваленные деревья, чтоб добраться до сухой древесины. Другие изготавливали вертела из молодых веток.

Насколько могла судить Шарина, местная фауна выглядела совершенно непуганой и вполне съедобной на вид. Она прикинула, какого мнения придерживаются Азера с колдуном относительно извивающихся земноводных.

Ноннус исследовал поваленное дерево. Он прошел футов тридцать вдоль ствола до того места, где оно переходило в дюжину волокнистых ветвей. Отрубил кусок ветки, затем огляделся в поисках другого такого дерева.

В этот момент показался один из солдат, со всех ног бежавший из леса. Он так разогнался, что едва не упал, поскользнувшись на спуске. Одному из охранников Азеры пришлось поймать его за шиворот.

— Вейнер! — кричал, задыхаясь, солдат. — Мы обнаружили город! Целый город на холме, и там нет ни души!

Командир Кровавых Орлов и Азера подошли поближе к солдату. Все трое оживленно обсуждали новость, но говорили они слишком тихо, чтоб Шарина могла разобрать хоть слово с того места, где стояла.

— Ноннус, — обратилась она к отшельнику, невольно понизив голос, хотя никого поблизости не было. — Как ты считаешь, что будет дальше?

Тот пожал плечами и слабо улыбнулся.

— Не думаю, что причина, по которой нас сюда перенесли, обрадует меня или тебя, дитя мое, — сказал отшельник. — Но лучше оказаться здесь, чем на морском дне или в желудке у какой-нибудь твари. Живым быть всегда лучше, чем мертвым.

Ноннус нашел наконец подходящее дерево и пометил его.

— Так, рангоут нам обеспечен, — сказал он. — А теперь давай поищем топор, достаточно большой, чтоб свалить дерево для челнока.

 

12

Низко согнувшись, Кашел медленно брел по высохшему руслу ручья. Он не отрывал взгляда от плоских камней у себя под ногами, боясь ненароком пропустить что-нибудь необычное. Вот уж несколько дней, как мельница не работала, соответственно вода из моря не подводилась к руслу. Дно ручья все еще оставалось скользким от тины и ила. Это затрудняло поиски, да и солнце поднялось еще невысоко. Однако его лучей хватало, чтоб разглядеть мощеную дорожку под ногами. Уж Кашел увидит нужный предмет.

При условии, конечно, что он существует…

— Я думаю, это где-то там, — подала голос Теноктрис от мельничного колеса, где они с юношей прятались предыдущей ночью.

Определенно, это было именно там: Кашел мог разглядеть слабые царапины, которые оставил на камнях кинжал купца. Где же предмет, из которого Бенлоу вызвал своего призрака? Неужели он забрал его с собой? Ни Кашел, ни Теноктрис не видели, чтоб Бенлоу нагибался за чем-нибудь, и тем не менее… Единственная вещь, на которую стоило обратить внимание…

— Я нашел камешек, — крикнул Кашел. — Как вы думаете, госпожа, мог он использовать камешек?

— Да, — ответила Теноктрис. — Это вполне вероятно.

Юноша вскарабкался наверх и направился к колдунье. Он размышлял, а что будет, если Бенлоу узнает об их расследовании, увидит, как они роются на месте его чародейства. Хотя плевать… Несмотря на то, что купец отрицал свою причастность, а Теноктрис пребывала в сомнениях, сам Кашел свято верил: за нападением на его друга стоял именно Бенлоу. И если он попытается вмешаться… Что ж, пусть попробует!

Взгляд юноши невольно обратился к заливу. Там над самыми волнами кружили крачки, время от времени взмывая вверх с добычей. За последние дни Кашел часто смотрел на море. Там, в его дали, скрылась Шарина… Чтобы никогда больше не вернуться — в этом он был уверен.

Теноктрис приняла камешек и повернула его к солнцу, чтобы получше рассмотреть.

— Мрамор, — констатировала она. — Где-нибудь в окрестностях есть мрамор, Кашел?

Парень помотал головой.

— Мне показалось, это кусочек кварца с берега, — сказал он. Теперь, разглядев камень повнимательнее, Кашел увидел: то, что он вначале принял за естественный рисунок породы, оказалось резным орнаментом. При этом камешек был не больше ногтя на его большом пальце.

— Повторить то, что сделал Бенлоу, мне не под силу, — казала Теноктрис, критически разглядывая минерал. — Но, кажется, я могу проследить, откуда взялась эта штука.

Она уселась, поджав ноги. Кашел никак не мог привыкнуть к этой позе — у них в деревне предпочитали сидеть на корточках. Женщина вырвала грубый стебелек травы, росшей на берегу ручья.

— Это будет мой атам, — с улыбкой пояснила она. — Инструменты Медера и Бенлоу концентрируют неимоверную силу, но они черпают ее не из единого источника. Намного лучше использовать что-нибудь нейтральное. Во всяком случае, так гораздо безопаснее.

Кашел тоже опустился на землю и кивнул с пониманием. Он ничего не смыслил в колдовстве, зато имел представление о силе и осторожности. Если вы используете длинную палку как продолжение вашей руки, то вам приходится внимательно смотреть, куда вы ее опускаете. Особенно если в руках у вас столько мощи, сколько у Кашела ор-Кенсета.

Теноктрис положила кусочек мрамора на землю, некоторое время рассматривала его, затем, нахмурившись, перевернула так, чтобы резная вязь оказалась сверху. Своей травинкой-кинжалом нарисовала в воздухе окружность вокруг камешка.

С заднего крыльца одного из домов за ними наблюдала маленькая дочка Митира. Затем она бросила остатки зерна цыплятам, которых кормила, и убежала в дом. Кашела беспокоило, что их легко можно увидеть из южных окон мельницы. Что касается Теноктрис, то ей, похоже, было абсолютно безразлично, видит кто-нибудь ее колдовство или нет.

«Как жаль, что так мало существует людей (не говоря уж о волшебниках), готовых делать свое дело открыто, — подумал юноша. — Мир был бы гораздо честнее в этом случае».

— Миучтан салаам атиаскирто, — бормотала колдунья, прикасаясь атамом к земле — одно слово на каждое прикосновение. — Дабатаа заас оуач кол…

Краем глаза Кашел уловил какое-то движение. Он оторвался от манипуляций Теноктрис и увидел, что из-за угла мельничного дома за ними наблюдает хорошенькая дочь Бенлоу.

— Семисилам бачаксичуч! — возвысила голос волшебница и легонько ударила травинкой по мрамору.

— Простите, — смущенно проговорила девушка. — Я не хотела вам мешать…

Из камешка в неясном красном свечении стала возникать неразличимая пока конструкция — так раздувается иглобрюх в морском приливе. Вскоре она приобрела очертания здания кубической формы с низким куполом и единственным отверстием в виде арочного дверного проема. Углы здания были украшены такой же резной вязью, как и исходный кусочек мрамора.

— Да это же… — произнесла Лиана.

— Колдовство, — мысленно закончил за нее фразу Кашел. И ошибся.

— …гробница графини Теры в Каркозе, — договорила девушка. — Какое чудесное видение, госпожа!

— Да, — сухо произнесла Теноктрис. — Иногда меня по ошибке принимают за волшебницу. Те, кто не видел настоящей работы.

Видение внезапно исчезло. Кашел подумал, что, наверное, затруднился бы точно определить его размеры. Пожалуй, здание было в натуральную величину. Но, с другой стороны, их с Теноктрис разделяло расстояние вытянутой руки, а волшебное строение располагалось между ними и никого не задевало… Неужели все это лишь игра воображения?

— Каким образом вы узнали гробницу, госпожа? — спросила Теноктрис. Она с удивлением рассматривала травинку в своей руке, будто забыв, что это такое. Затем уронила ее на кусочек мрамора.

Лиана, прищурившись, внимательно рассматривала старую женщину. Даже сейчас, сидя на земле в простой поношенной тунике, та притягивала внимание как нечто экстраординарное в этой заброшенной деревушке.

— Мой отец интересовался ею, — наконец проговорила девушка. — Полагаю, из-за того, что она как две капли воды похожа на нашу семейную усыпальницу в Эрдине. Когда мы были в Каркозе, отец несколько раз посещал гробницу.

Кашел поднялся на ноги. Лиана, конечно, славная девушка, хотя лично он не понимал, почему ее появление произвело такой фурор среди женщин Барки. От отца она унаследовала черные блестящие волосы и бледный цвет лица, сейчас затененного широкополой шляпой из крахмального полотна. Правда, лицо у нее было не такое круглое, как у Бенлоу — скорее треугольное. Изящная фигурка досталась девушке, очевидно, от матери.

— Ваш отец — колдун, — напрямик заявил Кашел. Он стоял спокойно, сохраняя вполне мирную позу. Но прекрасно понимал: в глазах девушки он был быком, готовым поддеть на рога невинного котенка. — Сознайтесь, это он слепил ту морскую тварь, которая ночью напала на моего друга?

Глаза Лианы расширились в ужасе, но она не отступила.

— Мой отец хороший человек, — громко заявила она. — Он уже сказал вам, что не приводил этого лича. Могу подтвердить, что он никогда не лгал — ни мне, никому другому.

Теноктрис тоже начала подниматься. Лиана наклонилась, чтобы помочь ей. Хорошее воспитание сказывалось даже в такой момент, когда она была вне себя от гнева.

Кашелу стало неловко. Девушка-то она была, похоже, неплохая независимо от того, кем являлся ее отец. И тем не менее…

— Теноктрис тоже считает, что я ошибаюсь, — признался он. Простите меня, госпожа, но я продолжаю утверждать, что ваш отец — колдун. Потому как я видел его здесь прошлой ночью.

Лиана судорожно сглотнула и прикрыла глаза. Когда же вновь распахнула их, то взгляд ее устремился к далекому горизонту за морской гладью.

— Помню, когда я была совсем маленькой, — сказала она, — моя нянька приводила меня и усаживала на колени матери. А отец пел нам песни. Прекрасные песни любви, которые он привозил изо всех мест, где побывал.

Девушка посмотрела на Кашела, в ее глазах блестели слезы.

— Он хороший человек, — яростно повторила она. Не прибавив ни слова, развернулась и пошла туда, откуда появилась — за дом, где катчиновская жена орала на свою дочку, а та вопила на весь белый свет.

— Я бы так не сказал, — пробурчал юноша. Его лицо постепенно заливала краска, теперь ему уже было совестно за свою злость.

— Ты, Кашел, честный парень, — мягко проговорила Теноктрис. — А я всегда верила, что говорить правду — привилегия честных людей. Кроме того…

Она легко улыбнулась. Юноша подумал, что если Лиана — котенок, то эта женщина — маленькая, сухонькая птичка. Ясноглазый воробышек.

— …ее слова мне кажутся крайне любопытными. Возможно, если б у меня было достаточно данных, я смогла бы решить эту головоломку. И выяснить, какой-такой случай привел меня сюда, в вашу деревню. Отшельник был бы доволен.

— Госпожа? — обратился к ней Кашел. — А Бенлоу такой же могущественный чародей, как вы?

Теноктрис рассмеялась и похлопала его но руке.

— Бедный мой Кашел, — произнесла она. — Я вовсе не могущественная. Я много читала и многое вижу, это, конечно, важно. Но мои познания сродни умениям резчика по камню, который знает, куда надо ударить, чтобы расщепить алмаз по скрытой линии разлома. Если же ты ищешь чистой мощи, то тебе подойдет Бенлоу, который мог бы просто размозжить тот же алмаз, если б догадывался о своей силе.

Юноша развел своими большими трудолюбивыми руками.

— Ну и кому это нужно, госпожа? — спросил он. Волшебница снова рассмеялась.

— Если б ты знал, как мало людей обладают твоей мудростью! — сказала она. — Вот Клобуку ее как раз и не хватило.

Она обратила к морю свое спокойное, полное решимости лицо.

— Вопрос по-прежнему остается открытым. Для чего Клобук забросил меня именно сюда? Ну что ж, в один прекрасный день мы это узнаем.

 

13

— Спокойно, девочка, спокойно, — приговаривал Гаррик, стоя у колодезной поилки с высокой гнедой кобылой купца. Своенравное животное нервно подергивало головой. Ясно было, что зазевайся парень или упусти уздечку, только б он и видел кобылу.

Хлопот с ней было неоправданно много: и следить за ней, и кормить-поить отдельно от других животных, чтобы не нервничала и не лягалась. Гаррик вообще предпочел бы ездить на мерине Бенлоу, если б его спросили. А может, и вовсе — на одном из грузовых мулов.

— Добрый день, мастер Гаррик, — поздоровался Бенлоу, в одиночестве выходя из общего зала. Его охранники остались трапезничать за длинным столом, где им прислуживала сама Лора. — Добавили вам головной боли? Ее зовут Светлый Ангел.

— Она пока еще меня не очень слушается, — признался юноша, поглаживая кобылу за ушами. — Ну давай, Ангел, попьем… Ты же хочешь пить!

По неизвестной причине — может, просто для разнообразия — норовистое животное и впрямь склонило голову к каменной поилке и начало из нее прихлебывать. Гаррик почесывал шею лошади спускался чуткими пальцами вдоль хребта.

— Напротив, молодой человек, — возразил Бенлоу. — С вами она ведет себя лучше, чем с кем бы то ни было. У вас, наверное, талант приручать животных, не так ли?

Юноша занимался кобылой, радуясь возможности не смотреть в глаза Бенлоу. Хотя купец был подчеркнуто дружелюбен, в словах его присутствовала некая закругленность, от которой Гаррику становилось не по себе. Чем-то это напоминало речи священника, который ежегодно заявлялся в деревню за церковной десятиной. Тот тоже постоянно толковал о своей любви к Барке. Но выглядело это так, что, не напомни ему помощник название деревни, и поп непременно спутает ее с какой-нибудь другой, не менее «горячо любимой».

— У нас на Хафте, господин, все умеют обращаться с животными, — пробурчал Гаррик, сгоняя с кобылы назойливую муху. — Во всяком случае, в нашей деревне.

— Вам, наверное, известно, что я покупаю овец для доставки их на Сандраккан, — сказал Бенлоу. — Мне нужен приличный парень, который взялся бы перегнать стадо в Каркозу, где стоит мой корабль. Как вам понравилось бы мое предложение, Гаррик? Я плачу хафтский серебряный анкор за каждый день пути. По каркозским меркам это полновесная зарплата взрослого мужчины.

— Благодарю вас, господин, но — нет, — твердо ответил юноша. Он с усилием нажал на шею поднявшей было голову лошади, чтоб переместить ее влево, к поилке. Теперь Светлый Ангел стояла между своим владельцем и Гарриком. Кобыла удивленно всхрапнула при виде такого обращения, но стерпела. — Мой друг Кашел профессионально занимается такими делами. Он выполнит эту работу лучше меня. А кроме того, им с сестрой лишние деньги не помешают.

Чтоб закончить разговор, он решил отвести лошадь обратно в конюшню. Когда та замешкалась, Гаррик довольно резко дернул поводья. И снова кобыла коротко заржала, но артачиться не стала. И слава Дузи! Потому что при разнице в весе чуть ли не в десять раз сомневаться в исходе такого противоборства не приходилось.

С утра двое рыбаков завернули полуразложившееся тело лича в просмоленную парусину и утопили его в море на глубине сотни саженей. Но махина колесного вала все еще валялась во дворе, где Гаррик бросил ее после ночного сражения. Пришлось вести Ангела в обход, так что Бенлоу снова перехватил юношу.

— Послушай, парень, — заговорил он командным голосом. — Твой друг, может, и хороший перегонщик, но я хочу нанять тебя, а не его. Я сделал тебе хорошее предложение, действительно хорошее. Но если ты хочешь еще накинуть плату…

— Послушай, чужестранец, — едва сдерживаясь, ответил Гаррик. Трудно сказать, что его вывело из себя: может, вид поля боя или назойливость купца, но юноша почувствовал, как в нем поднимается ярость, знакомая ему по ночным снам. Тем снам, где он с обнаженным мечом бросался на врагов. — Я не знаю и знать не хочу, откуда ты явился — из Каркозы, Эрдина или самой морской бездны… Но здесь, в Барке, мы не привыкли отбивать кусок хлеба друг у друга. Так что если тебе нужен перегонщик, — обращайся к Кашелу!

Должно быть, он говорил слишком громко, потому что стражники Бенлоу поспешно высыпали во двор. Гаррик почувствовал на себе их настороженные взгляды. Он бросил поводья и взялся за колесный вал. Лошадь нервно топталась рядом, но не делала попытки убежать.

— Пошли вон! — крикнул купец. — Ральд, немедленно загони своих людей обратно!

Начальник охраны, коренастый мужчина с невыразительно-серыми, какими-то чугунными глазами уперся ладонями в грудь ближайшего из подчиненных.

— Вы слышали, что сказал хозяин, — громко напустился он на них. — Чего примчались? Здесь все в порядке. Давайте возвращайтесь к своему элю.

Юноша вздрогнул и снова выпрямился. Наваждение пропало, он снова был один… Смеющийся образ, который пребывал в его сознании — тот самый, благодаря которому Гаррик одним ударом дубины сумел перевесить шестерых стражников, исчез. Ушел, растворился, затаился где-то в ожидании…

— Пошли, Ангел, — сердито проговорил юноша. — Поищем для тебя зерна!

— Ну что ж. Мы еще вернемся к этому разговору, молодой человек, — бодро кивнул торговец и зашагал к гостинице. Через минуту дверь за ним захлопнулась.

Гаррик запер кобылу в стойле и вышел из конюшни. В другое время он обязательно задержался бы, чтоб скормить морковку-другую лошадям. Но сейчас, после разговора с Бенлоу, юноша чувствовал какую-то противную слабость, от которой дрожали коленки. Он был рад, что никто его не видит.

Серебряный анкор в день — это было не просто хорошим предложением, а поистине фантастическим! Серебро в его деревне вообще появлялось лишь во время ежегодной ярмарки. Да и то большинство платежей производилось медными деньгами.

Нет, Бенлоу не просто искал парня для перегона стада в Каркозу. Сам по себе купец не пугал юношу, но его несуразное предложение послужило лишним подтверждением того, что надежный и привычный мир вокруг Гаррика летел к чертям. Вот чего он ужасно боялся.

— Как бы я хотел, чтоб все вернулось на свои места! — прошептал юноша. Он знал, что это невозможно: цыплята не превратятся снова в яйца; солнце не пойдет с запада на восток. Но даже понимая всю тщетность, Гаррик страстно мечтал о былом спокойствии и стабильности.

С поникшей головой и тревогой на сердце он шагал вдоль дороги. Никто из встречных односельчан не заговаривал с юношей, а может, он их просто не слышал…

Ему хотелось побыть в одиночестве и обдумать ситуацию. Уже почти дойдя до загона на севере деревушки, он заметил Теноктрис, которая, казалось, поджидала его.

— Я уже собиралась домой, — улыбнулась ему женщина. — Иногда я прихожу сюда подумать.

Гаррик обхватил себя руками и закрыл глаза. Помедлив, он решительно преодолел остаток пути до загона.

— Госпожа, можно поговорить с вами? — спросил он. — Я просто не знаю, к кому бы еще обратиться. Я ничего не понимаю.

— Говорят, это первая ступень на пути к мудрости, — улыбнулась старая женщина. Она легонько подвинулась, давая место Гаррику на стене, где она, по обыкновению, сидела. — Я только сегодня узнала, Гаррик, что это ты нашел меня на берегу. Мне следовало поблагодарить тебя раньше.

Юноша уселся верхом на стену, повернувшись лицом к колдунье. День клонился к закату: тени удлинялись, облака над морем окрасились в розовый цвет.

— Если б я не оказался там, вас нашел бы один из местных рыбаков, — сказал он. Затем улыбнулся: — Если уж хотите, можете поблагодарить меня за то, что у меня отец — хозяин гостиницы. Здесь вам, по крайней мере, удобнее, чем было бы в хижине какого-нибудь Тарбана.

— Ты знаешь, что ферма вашей крыши изготовлена из старой корабельной обшивки, — сообщила Теноктрис. — Это дерево хранит память о далеких событиях, которые для меня находятся в столь же далеком будущем. Я не соответствую вашему миру, Гаррик. По крайней мере, пока я не могу найти для этого пути.

Юноша понимающе кивнул.

— Я тоже не подхожу ему, — сказал он. — Или, может, наоборот, мир не подходит мне. Вы знаете, Бенлоу только что уговаривал меня перегнать его стадо в Каркозу. Но я чувствую, у него совсем другие цели. И Шарина так неожиданно уехала… Госпожа, что происходит? Я не хочу, чтоб все менялось!

— Беда в том, что это неизбежно, — сказала Теноктрис, глядя вдаль на море. — Вещи имеют тенденцию меняться. Мне, например, нравилось, как все было устроено тысячу лет назад. И большинство людей, думаю, привязано к своей жизни, хотя это не мешает им, конечно, мечтать о собственной свинье или о более милостивом сборщике налогов. Однако Клобук хотел большего… И благодаря ему в Королевстве Островов на долгие века воцарились война и разруха.

Волшебница насмешливо улыбнулась.

— Подобные времена хороши в романах, — сказала она. — Но малоприятны для людей, которым приходится в них жить. И вот теперь, когда Острова наконец-то приблизились к спокойствию и миру, Малкар снова восстает… И снова грядут изменения.

— Мне казалось, вы сказали, что Клобук утонул. — Гаррик, сам того не замечая, стиснул руки. — Что он умер.

— Малкар не умер, — просто сказала Теноктрис. — И Клобук тоже жив. По крайней мере, в твоих снах.

Юноша выпрямился.

— Вы думаете, судьба привела вас на Хафт для того, чтоб сразиться с Малкаром? — спросил он. Его голос стал тверже: исчезли неуверенность и жалость к самому себе.

— Судьба… — повторила женщина. — Не знаю, судьба может быть просто мифом. Но вот Силы — это не миф, и сейчас они работают точно так же, как в мое время. Я вижу их, Гаррик. Точно так же, как ты видишь тучи, сгущающиеся перед бурей.

Улыбка мелькнула на ее губах. Теноктрис не сердилась, по крайней мере, на него, на Гаррика.

— А насчет Малкара, — продолжила она, — ты можешь сражаться против него с тем же успехом, что и против солнца. Однако, как известно, солнце можно на время затенить. Точно также и влияние Малкара можно блокировать.

Женщина тихо хихикнула и покачала головой:

— Правда, боюсь, для этого понадобится не такая старая вешалка, как я. Но тем не менее я попытаюсь.

Гаррик склонился вперед и взял обе руки Теноктрис в свои. Маленькие, сухонькие пальцы… Будто воробышка на ладони держишь.

— Госпожа, — позвал он. — А что делать мне? Следует ли мне поехать с Бенлоу? И не говорите, пожалуйста, что это мое дело. Я прошу вас о помощи!

Колдунья задумчиво покивала, ободряюще похлопала по руке застывшего в напряжении собеседника. Затем уселась поудобнее, скрестив руки на коленях.

— Если ты окажешься на дне мельничного ручья, когда туда хлынет поток, то вода смоет тебя, как бы упорно ты ни сопротивлялся, — произнесла Теноктрис. — Поэтому тебе лучше пуститься вплавь, чтоб хоть как-то контролировать ситуацию. По крайней мере, ты сможешь выбирать, куда плыть.

Юноша слушал, затаив дыхание.

— Ты связан с королем Карусом, Гаррик, — продолжала волшебница. — Как минимум, через медальон, а возможно, и по крови. Ведь Бенлоу, чтобы отыскать тебя, использовал генеалогию королевской семьи на Хафте. Если ты останешься дома, это повлечет за собой множество новых перипетий. Кто знает, как они скажутся на тебе, твоих родных и близких?

— Вы имеете в виду лича?

— И лича, — кивнула Теноктрис, — и кучу других, невиданных доселе сущностей. Поверь, мне очень неприятно говорить тебе это. Хотелось бы тебя успокоить, но…

— Убеждать хозяина, что пожар ему не грозит, когда амбар вовсю уже пылает, вряд ли является проявлением доброты, госпожа, — сказал, ухмыляясь, Гаррик.

Если разобраться, во всей этой истории были и смешные стороны. Помнится, он не раз вместе с другими жителями Барки хохотал над подвыпившим Силом, который все пытался смахнуть с лица несуществующих пауков. Если б сейчас односельчане могли заглянуть в мысли Гаррика, у них появился бы новый повод для смеха. Вот уж когда бедняга Сил почувствовал бы себя отмщенным.

— Мне не кажется, что Бенлоу настроен к тебе враждебно, — рассуждала вслух Теноктрис, — но и другом его не назвать. У него были собственные причины разыскивать тебя. И причины эти немногим отличаются от тех, которыми руководствуется хозяйка, когда отлавливает во дворе цыплят перед обедом.

— А вы пойдете со мной, госпожа? — спросил Гаррик. — В Каркозу или куда там он собирается на самом деле…

— Да, пойду, — успокоила его колдунья.

Юноша поднялся. Вверху, на холме, горел свет, но деревушка внизу лежала в полутьме.

— Пожалуй, схожу узнаю, остается ли в силе предложение Бенлоу, — сказал Гаррик. — Вас проводить до дома?

— Я, наверное, побуду еще здесь, — улыбнулась Теноктрис. — Я пришла сюда, чтоб понаблюдать созвездие, которое появится еще только через два часа. К тому же тебе, наверное, хочется побыть одному.

Насвистывая незатейливую песенку, юноша пошел вниз по дороге. Не то чтобы ему было очень весело, но и страха не осталось. Если вы попали под дождь, вам суждено промокнуть. Это факт, и нечего тут хныкать и жаловаться. Именно так надо относиться к любому делу.

В некоторых домах, что побогаче, за окнами мерцали свечи. Гаррик шел знакомой с детства дорогой, и ночь ему была не помеха. Продолжая насвистывать, он пересек двор и вошел в общий зал гостиницы, где Райз хлопотал за стойкой.

Несколько местных мужчин выпивали за столом, видно, решили отвести душу после работы в поле. Появление Гаррика не привлекло ничьего внимания — он был привычной частью окружающей обстановки.

Бенлоу поднялся из-за стола, где сидел вместе со своими охранниками, и обратился к юноше:

— Мастер Гаррик! А я поговорил с вашим другом Кашелом, и он согласился перегнать моих овец в Каркозу.

— А-а! — вымолвил юноша с удивлением. Он-то был уверен, что купцу нужен именно он, Гаррик ор-Райз, а не какой-то погонщик овец. — Это просто замечательно. Кашел лучше всех в деревне справится с таким делом.

— Разрешите угостить вас кружечкой вашего отличного серного эля, — продолжал Бенлоу, подхватывая пару кружек и темный кувшин со столешницы. Он увлек Гаррика в уединенный закуток в углу зала. Один из стражников поднялся и отправился за новым кувшином.

— Мне нравится ваша забота о друге, Гаррик, — произнес купец, наполняя кружки элем. — Но, видите ли, мне по-прежнему не помешает пара крепких мужских рук. Тем более, если мужчина может управляться с овцами, беседовать о поэзии с моей дочерью, и к тому же, в случае нужды, дерется, как лев. Сегодня утром вы произвели большое впечатление на начальника моей охраны Ральда. Не правда ли, Ральд?

Тот повернулся к ним с абсолютно тупым выражением лица.

— О, да, господин, — проговорил он. — Именно так, мастер Гаррик.

Юноша помедлил с ответом, смакуя эль. Смола, которой обычно обмазывали плетеные кувшины, добавляла своеобразный, довольно приятный оттенок вкусу местного эля. Особенно если иметь к нему привычку.

Улыбка на лице Бенлоу выглядела несколько натянутой. Тем не менее он сказал:

— Естественно, на тех же условиях, которые я предлагал раньше.

— А я как раз подумал, что мне пора посмотреть мир, — сообщил Гаррик. — Словом, я буду рад поработать на вас.

Райз бросил быстрый взгляд на сына, но не стал вмешиваться в разговор.

— Чудесно, чудесно! — воодушевился купец. — Стадо уже подготовлено, так что мы можем выступать прямо завтра с утра. Если вы, конечно, не против.

С каких это пор купец спрашивает согласия перегонщика скота? — подумал Гаррик, но вслух сказал:

— Думаю, Кашел посоветовал бы выйти после обеда. В первый день не следует чересчур утомлять овец.

— Пусть будет так, — согласился Бенлоу, хотя желваки на его скулах напряглись. — Буду рад познакомиться с вами поближе. Времени у нас — хоть отбавляй, ведь нам придется путешествовать со скоростью овечьего шага.

— Между прочим, — добавил юноша, — у нас тут живет женщина, которую я нашел на берегу после кораблекрушения. Она уже достаточно поправила свои силы и хотела бы тоже вернуться в Каркозу. Дорожные расходы я беру на себя.

— Эта старуха? — спросил Бенлоу. — Да пусть идет, если хотите. Мне, правда, казалось, что она слишком слаба для такого путешествия. Но это, в конце концов, не мое дело.

Гаррик прикончил свою кружку и поднялся.

— Пойду наведаюсь в конюшню, — сказал он, затем бросил взгляд на отца и добавил: — К тому же мне надо упаковать кое-какие вещи.

Насвистывая все ту же мелодию, юноша вышел из комнаты.

 

14

Дождь прекратился на время, но капли все равно продолжали падать с веток, наполняя воздух своим кап-кап-кап. Где-то в глубине леса возилась саламандра, судя по звукам, она должна была быть размером со взрослого мужчину.

На корабле Шарина подобрала нож одного из погибших в шторме моряков. И сейчас она попыталась воткнуть его в фрагмент каменной кладки. Ее усилия не увенчались успехом, а прилагать больше силы она не стала из боязни сломать лезвие.

— Ноннус! — позвала она. — Здесь отсутствует известняковый раствор меж камнями, и тем не менее они примыкают друг к другу плотнее, чем на нашей мельнице в Барке. Думаю, это строилось еще во времена Старого Королевства. Ты так не считаешь?

— Наверное, ты права. К сожалению, я не каменщик и не могу по достоинству оценить качество работы.

Отшельник возился с тридцатидюймовым стволом дерева. Он провел бороздку поверху ствола и сейчас разводил в ней маленький огонь. Предварительно он вместе с девушкой снял кору с этого участка. Шарина в работе пользовалась коротким топориком с триремы, а Ноннус, как обычно, своим ножом.

Изготовление кормы и носа требовало большой работы. Состругивать и убирать лишнюю древесину — тяжкий труд лесоруба, где от Шарины было мало толку. Но отшельника, похоже, это не пугало.

Пассажиры с корабля разбрелись по лесу. Густая растительность поглощала звуки, но все же то оттуда, то отсюда до них доносились ауканья и обрывки слов исследователей. Большая часть команды отправилась на холм осмотреть заброшенный город. Ноннус на это отреагировал лаконично:

— У меня будет время на город, когда я закончу с челноком.

Шарина могла туда отправиться и без своего наставника, но она решила его подождать, поскольку доверяла уму и опыту Ноннуса. Сейчас были не ко времени всякие сомнения, этим можно заняться и позже. Таким образом, Шарина осталась и помогала отшельнику, втайне дивясь его выносливости: старик без устали ползал по лесу, исследуя окрестности.

— Я хочу сказать… — произнесла она, — Ноннус, мне кажется, люди не могли построить подобное. Обыкновенные люди, я имею в виду. Как ты думаешь, на этом острове жили колдуны?

Ноннус разогнулся и с удовольствием потянулся. Затем рассмеялся с той непосредственностью, которая удивила бы жителей Барки, привыкших к образу сурового отшельника.

— Видишь ли, деточка, я не специалист и по колдовству тоже. Но если хочешь знать мое мнение… то я считаю: обычным людям под силу все, что может сделать волшебник. Они сделают это по-своему, потратят больше времени, но поверь, мы можем сделать все.

Ноннус подошел к стволу, чтоб проконтролировать огонь. Он не должен был разгораться слишком близко к краю — лишь так, чтобы выжечь сердцевину и превратить ствол дерева в заготовку для лодки. Шарина раньше не подозревала о таком способе, наверное, потому что большие деревья были редкостью на Хафте. Отшельник же, очевидно, воспользовался своим опытом жизни на других, менее заселенных островах.

Это действительно было здорово. Тлеющий огонь выжигал сырую, замшелую древесину со скоростью работы среднего лесоруба. В то же время, в отличие от человека, огонь способен трудиться без устали целую ночь. Зеленые ветки образовывали своего рода крышу, защищавшую огонь от дождя, а брызги и насыщенный влагой воздух Тегмы препятствовал открытому возгоранию дерева.

Шарина с Ноннусом не обсуждали причины, по которым они приступили к изготовлению челнока. В этом не было нужды.

Со стороны моря, из-за плотной завесы тумана раздавался рокот волн. Рифы были теперь далеко за спиною, но тем не менее они никуда не подевались. Корабль не мог самостоятельно миновать их, для этого требовался такой же необычный шторм или же магия, подобная той, которая повлекла смерть капитана.

Шарина подозревала, что это произошло неслучайно, капитан был принесен Медером в жертву. И она скорее согласилась бы утонуть, чем участвовать в подобном ритуале.

— Нам, наверное, понадобится парус? — спросила девушка. — Не думаю, чтоб нам позволили взять его с триремы. Но я могу сшить вместе несколько плащей погибших моряков. Эх, если бы здесь была Илна…

Внезапно она замолчала. Поза отшельника изменилась: он нагнулся за своим дротиком, который никогда не оставлял на расстоянии дальше вытянутой руки. Он опустил дротик острием вниз. Один взмах руки — и смертоносное орудие полетит во врага.

— Ноннус? — встревожилась девушка. Не выпуская из рук ножа, она шагнула и встала за спиной отшельника у ствола дерева, в котором торчал ее короткий топорик. Возможны ситуации, когда понадобится более серьезное оружие, чем не слишком острый нож моряка.

Из леса вышла группа Кровавых Орлов во главе с Медером бор-Медерманом. Солдаты помоложе вяло болтали на ходу, утирая пот. Двое ветеранов мгновенно напряглись, заметив боевую стойку отшельника.

— Доброе утро, Медер, — громко произнесла Шарина. — Надеюсь, наше присутствие вам не помешает? Вы, похоже, собрались вернуться на трирему?

— Прокуратор решила, что вам лучше находиться рядом с ней, госпожа, — сообщил Медер. — Вам надлежит пройти с нами в город. Мы хотим остановиться там, пока не разберемся в ситуации.

Он бросил на отшельника взгляд, задуманный как пренебрежительный, но вместо этого получившийся открыто враждебным.

— Если пожелаете, ваш слуга может сопровождать вас, — добавил он.

Его голос звучал сварливо и недовольно. Черные бархатные одежды юноши насквозь промокли, и неудивительно: даже тонкая туника Шарины пропиталась влагой и утяжелилась. Непривычная здешняя сырость у всех вызывала раздражение.

Однако, похоже, у молодого волшебника имелись дополнительные причины для недовольства. Шарина, как и любая женщина в подобной ситуации, чувствовала, что небезразлична юноше. У нее же самой молодой аристократ вызывал стойкое отвращение своими взглядами и поступками. Не желая открыто являть свое презрение, девушка старалась держаться на расстоянии от Медера.

К тому же ей совсем не хотелось обсуждать этот вопрос с Ноннусом. Можно даже сказать, особенно не хотелось обсуждать с Ноннусом.

— Я предпочитаю остаться здесь, — холодно сказала она.

Медер сжал правый кулак. Солдаты тут же прекратили болтовню и замерли в ожидании продолжения.

— Мне кажется, в ближайшие часы неотложной работы у нас тут не предвидится, — вступил в разговор отшельник. Он решительно вскинул на плечо свой дротик, как будто это был обычный посох. Прошелся вдоль ствола, чтоб еще раз проверить огонь. — Думаю, здесь все под контролем.

Затем с улыбкой обернулся к Медеру. В этой улыбке было больше благожелательности, чем насмешки.

— Самое подходящее время, чтоб познакомиться с чем-то новеньким, — сказал он.

Медер нахмурился, как человек, который никак не может отогнать назойливую муху.

— Вы правы, — согласился он. — Независимо от желаний госпожи Шарины.

Он галантно предложил ей руку, и девушка надменно последовала за ним вверх по каменной дороге.

— Думаю, уже можно убрать нож, дитя мое, — раздался сзади голос отшельника.

Шарина покраснела и спрятала нож обратно в ножны.

— Я об этом не подумала, — отозвалась она. — Привыкла дома целый день ходить с кухонным ножом.

Извилистая дорога подымалась довольно круто — примерно на один фут через каждые три горизонтальные ступеньки. Она была достаточно широкая, чтоб шесть человек могли пройти в ряд. Через несколько мгновений Ноннус нагнал их. Гладкие подошвы Медера скользили на прелой листве, отшельник был куда в лучшем положении — его босые ноги без усилий ступали по дороге.

Там, где ступени были достаточно стерты, просвечивал все тот же зеркально-гладкий гнейс. Шарина обратила внимание на бордюрные камни, установленные через каждые двадцать футов.

— Некоторые из этих блоков весят не меньше тонны, Ноннус, — сказала девушка.

— Совершенно верно, — подтвердил отшельник. Она уловила легкую усмешку в его голосе. Спор, который она затеяла, продолжался. — Но я не видел ни одного, который не могли бы передвинуть четверо мужчин. Самых обычных мужчин.

— Остров представляет собой средоточие Силы, — произнес вполголоса Медер. Он смахнул пот рукавом. — Волшебник в подобном месте может творить великие дела. Просто невероятные вещи!

Девушке подумалось, что источником его дурного настроения может служить какой-то факт, который она раньше упустила из виду. Ведь если даже оставить в стороне способ воздвижения каменных построек, то само появление Тегмы из морских вод служило доказательством магического воздействия. И это трудно было объяснить без вмешательства другого волшебника.

Совсем рядом слышались возбужденные возгласы моряков, невидимых в лесных зарослях. Судя по всему, там разворачивалась организованная охота на довольно крупного зверя.

На Тегме водились в изобилии насекомые и черви, которые служили пищей для саламандр. Зато ни млекопитающие, ни змеи не встречались. Даже птиц, против ожидания, не было видно. Некоторые насекомые имели крылья длиной в локоть Шарин, их низкое, басовитое жужжание вплеталось в лесной гул.

Камыши зашуршали, когда что-то крупное пронеслось в них и скрылось из виду. Лес был настолько густой, что дорога сразу же терялась меж холмов.

Кровавые Орлы тяжело дышали и бранились друг на друга. Их копья, конечно, помогали не падать, поскользнувшись, но они же и мешали, задевая за ветви деревьев и товарищей по охоте. Беднягам было невыносимо жарко в их шлемах и металлических доспехах. Тот факт, что солдаты не скидывали их, свидетельствовал о жесткой воинской дисциплине. Но, с другой стороны, он показывал, насколько глупой и бессмысленной может быть эта самая дисциплина.

Ноннус по-прежнему не расставался со своим дротиком, держа его на плече так, чтоб можно было мгновенно пустить его в ход. Похоже, он, в отличие от Шарины, разделял беспокойство Кровавых Орлов по поводу возможных не магических, а вполне материальных врагов…

Отшельник махнул левой рукой куда-то вверх, привлекая внимание девушки. Она была полностью поглощена круто поднимавшейся дорогой, глядя лишь себе под ноги.

Теперь Шарина подняла взгляд и увидела грандиозные постройки и на вершине горы. Каждое из этих колоссов превышало по высоте все здания их родной Барки, сложенные вместе. Мощные стены и мосты связывали их воедино. Они изгибались и переплетались, подобно ходам в муравейнике. В тумане красноватые послеобеденного солнца окрашивали розовый камень в зловеще-багровый цвет. На зубчатых стенах мелькали фигурки солдат их удивленные голоса доносились из открытых окон зданий.

Дорога упиралась в двадцатифутовые ворота трапециевидной формы. Конструкция поражала своей пропорциональностью — верхняя перекладина вдвое меньше по ширине, чем нижняя. И все же Шарина была несколько разочарована: она, скорее, ожидала увидеть колоссальную арку. Подойдя ближе, девушка разглядела и множество окон все той же, сужающейся кверху, формы.

— Госпожа прокуратор в крепости, — произнес Медер. Его глаза лихорадочно блестели, руки непроизвольно подергивались, будто ловя нечто, невидимое для постороннего глаза. — Вон в том самом высоком здании справа.

Ноннус опустился на колени и свободной рукой ощупал воротный столб. Его края были зенкованы, как будто под дверные петли. Но ни ворот, ни самих петель не сохранилось. Каменный столб был абсолютно гладкий, казалось, время не оставило на нем своих следов.

Возгласы солдат, цоканье их подбитых гвоздями сапог эхом разносились внутри замкнутых стен крепости. А здание, на которое указал колдун, было столь высоко, что вершина его терялась в тумане. Шарина никогда не видела ничего подобного.

— Мастер Медер! Госпожа прокуратор просит вас немедленно подняться к ней! — раздался сверху громкий голос Вейнера. Он стоял на балконе, располагавшемся на высоте шестидесяти футов, напротив ворот. Сама Азера, почитавшая ниже своего достоинства выкрикивать приказания, молча стояла рядом с командиром Кровавых Орлов.

Дверной проем оказался совсем низким. Шарине пришлось согнуться в три погибели, чтоб войти. При толщине стен в пятнадцать футов проход казался темным туннелем в гладком камне. Да уж, независимо от целей, которые преследовали древние строители, получилась настоящая крепость, подумала девушка.

В глубине открывшегося зала прошли двое солдат, окликавшие кого-то еще. Шарина знала: в крепости и ее ближайших окрестностях находится не меньше двухсот человек, и все же не могла отделаться от ощущения затерянности в безбрежном океане. Один из солдат что-то тихо сказал Медеру, тот бросил на него недовольный взгляд.

— Ну хорошо. Ладно, вы свободны, — бросил он.

— Вы же знаете, господин, нам надо позаботиться о пропитании, — обиженно сказал солдат.

Солдаты развернулись и скрылись в дверном проеме. Девушка заметила, что они начали потихоньку освобождаться от своих доспехов. Обнажившиеся кожаные одежды были насквозь промокшими от пота.

Дюжина трапециевидных дверей вела из зала в разных направлениях. Узенькие оконца располагались почти под самым потолком. На верхние этажи вел спиральный пандус, поддерживаемый колоннами. Он упирался в углубление в потолке, почти невидное отсюда, снизу. Там стоял еще один Кровавый Орел и призывно махал вошедшим.

— Странно, почему они не построили лестницу? — удивленно спросила девушка, отправившись вместе с отшельником и юным колдуном в путь по крутому пандусу. После внешней лестницы здешний подъем немедленно отозвался болью в лодыжках.

— Думаю, по эстетическим причинам, госпожа, — покровительственным тоном отозвался Медер. — Создатели этих грандиозных построек, несомненно, пытались привести форму в соответствие с теми силами, что сконцентрированы здесь. Оценить совершенство их замысла под силу лишь искушенному в искусстве адепту.

— Или такому колдуну, как он сам, — с раздражением закончила про себя девушка.

— Если, конечно, создатели не были змеями, — с непроницаемым лицом добавил Ноннус, — для которых познания в искусстве заменяли недостаток рук.

Медер удивленно разинул рот, не в силах поверить, что какой-то неотесанный мужлан позволяет себе насмехаться над ним. Шарина же украдкой хихикнула в кулак. На бледных скулах волшебника вспыхнул лихорадочный румянец.

Все стены пятиугольного фойе, которое венчало пандус, имели двери. Солдат, который махал им, посторонился, и в одном из проемов показалась Азера. Она бросила взгляд через плечо и скомандовала:

— Да, выходите здесь. Расскажите, что вы выяснили.

Они с Вейнером стояли теперь на другом узком — всего тридцать дюймов — балкончике, выходившем на противоположный оный склон. Перила на площадке отсутствовали, их заменял невысокий бордюр, похожий на тот, который обрамлял внешнюю лестницу. Шарина почувствовала себя неуютно даже при полном безветрии, которое царило с момента прибытия триремы на остров. Их глазам предстала долина, которая взбегала на противоположный склон и терялась вдали в тумане. Внизу, у основания крепости, бил серный источник, дымящийся поток вытекал из него и устремлялся вниз по каменистому кряжу. В радиусе нескольких футов от ручья не наблюдалось никакой растительности — одни лишь желто-оранжевые минералы. Испарения от потока, очевидно, очищали воздух, во всяком случае, туман здесь разрежался, расширяя поле зрения.

— Я вижу на мили вперед, — удивленно произнесла Шарина. Хотя, собственно, ничего нового они здесь не увидели — все тот же лес, что и по дороге от берега.

— Это, должно быть, постройки, которые я видел в на дне лагуны Тегмы, — тихо сказал отшельник. — Но рифы поднялись вокруг маленького островка, и…

Острием посоха он указал на пейзаж, который колебался в горячих испарениях источника.

— Вам что-нибудь известно об этом месте, Медер? — спросила напрямик Азера. — Имеете представление, куда именно нас перенесли ваши заклинания?

Ее озабоченность существенно отличалась от таковой у Вейнера. Командира Кровавых Орлов волновала опасность, притаившаяся в любом из закоулков неизведанного пространства. Опасность, неизвестная, но вполне конкретная. Прокуратора же по-прежнему заботила та миссия, что привела ее экспедицию на остров Хафт. Она пыталась просчитать то необозримое и сложное будущее, которое породила их непредусмотренная высадка на Тегме.

Если только они действительно находились на Тегме.

— Но я не переносил… — начал было Медер, но подавился своим протестом, уловив зловещий блеск в глазах Азеры. Он, конечно же, говорил правду: шторм не являлся делом его рук. Но госпожа прокуратор была слишком напугана и рассержена, чтобы рассуждать здраво. Одно только подозрение, что именно ошибка колдуна забросила их на неизвестный остров, приводила ее в ярость.

— Госпожа, — продолжал Медер, — Тегма представляет собой нечто более древнее, чем все сохранившиеся записи. Некоторые считают: древнее, чем сам человек.

— Что за чушь! — нахмурилась Азера, постукивая кончиком пальца по стене. — Эти самые постройки доказывают, что вы говорите глупости.

— И тем не менее, госпожа, — произнес волшебник, кивая, будто в согласии. — Все, что я говорю, до сих пор относилось к области догадок, поскольку никому не удавалось даже достигнуть лагуны над затопленным островом.

Ноннус запрокинул голову, чтоб хорошенько рассмотреть отвесную стену. На губах его играла легкая улыбка. В пятидесяти футах отсюда еще одна дверь распахивалась на балкон, располагавшийся на двадцать футов выше. Разглядывая замок снаружи, Шарина успела заметить, что есть несколько таких площадок на разных уровнях.

— Я незамедлительно приступлю к изучению данного вопроса посредством моих магических средств, — сообщил Медер.

— Да уж, и постарайтесь найти выход отсюда, — огрызнулась Азера.

— Конечно, конечно, госпожа, — закивал Медер. — Но прежде мне нужно определиться, где находится это место, куда забросили нас колдуны королевы. Я полагаю, мои способности позволят…

В вестибюле раздались тяжелые шаги и крик:

— Вейнер! Госпожа Азера! Посмотрите, что мы нашли на нижних этажах!

Двое Кровавых Орлов остановились в дверях, протягивая находку своим начальникам. В руках у них были драгоценные украшения: крученые металлические ожерелья, слишком узкие для человеческой шеи; тонкие рифленые пластины, соединенные в трубы, опять же чересчур тесные для человеческого туловища и слишком длинные для конечностей даже очень высокой особи. Там же имелись и браслеты, которые Шарина, как ни старалась, ну совсем не могла представить на руке…

Все изделия были изготовлены из золота, причем столь высокой пробы, что оно уцелело в веках, уничтоживших все атрибуты древней культуры, за исключением гигантских камней Тегмы.

— Все это нашли моряки с триремы, госпожа, — рассказывал солдат. Часовой, стоявший на дверях, заглядывал через плечо товарищей, привлеченный блеском сокровищ. — И не удивлюсь, они хотели умолчать о своей находке. Ну, я и Найнджир преподали им урок дисциплины!

Медер поднял повыше ожерелье, чтоб разглядеть его в красноватых лучах солнца. Вся поверхность украшения была покрыты декоративной резьбой. Шарина подумала: если это не просто витушки, а какие-то надписи, то они сделаны на языке, совершенно ей незнакомом.

— Как раз то, что мне нужно! — воскликнул волшебник. — Мы перенесем сокровища на корабль — это удобнее, чем тащить сюда все мои принадлежности. Теперь-то уж мы точно получим объяснение происходящего, потому что древние обитатели сами расскажут нам.

Все еще держа украшение в руках, Медер стремительно выглянул из дверей, так что солдаты едва успели отскочить в сторону. Будучи увлеченным своим так называемым искусством, юный волшебник полностью забывал о присутствии госпожи прокуратора. А если и вспоминал о ней, то лишь как о лишней паре рук, способных выполнять его приказания. Азера, похоже, была шокирована таким неуважением, но смогла подавить вспышку гнева во имя исследовательского интереса.

— Пойдем со мной, девушка, — обратилась она к Шарине. — Мне хочется как можно скорее найти дорогу из этого заколдованного места. Если она существует!

— Вейнер, — обернулась она к командиру. — Мне понадобится по меньшей мере шесть человек. Как только разыщете народ, немедленно приходите на судно.

Глава гвардейцев с готовностью кивнул и быстро удалился с балкона.

— Вот и хорошо, — пробормотал Ноннус, спускаясь по пандусу в нижний зал. — Нам как раз пора проверить наш огонь.

Шарине показалось, что отшельник мягко подтрунивал над аристократами. Девушка была уверена: они-то с Ноннусом точно уплывут с острова Тегмы. Независимо от того, что произойдет с остальными.

 

15

Большая часть стада находилась уже в каменном загоне. Они Радостным, низким блеянием встретили Гаррика, который пригнал последних двенадцать овец от Бейлина. Злополучная Боджера, молочная овца с белыми ушами, заметив, что юноша отвлекся, тут же потрусила в сторонку от всей отары.

Недовольно поджав губы, Гаррик потянулся через спины ее товарок, чтоб стегнуть строптивицу своим смычком без струн. Они с Кашелом не пользовались обычными пастушьими палками с крюком на конце. Нападения морских демонов случались довольно редко (хотя полностью такую угрозу исключать не приходилось). В рядовых ситуациях юноши вполне обходились посохом Кашела и гарриковским смычком, в случае же внезапной атаки морских рептилий у них под рукой всегда было оружие.

Кашел дожидался друга у ворот загона с миской и сумой в руках. Он выразительном хмыкнул и скомандовал:

— Боджера! А ну-ка, иди сюда!

Овца, которая перед этим не обратила ни малейшего внимания на Гаррика, тут же вернулась к остальной отаре. Юноши стали пропускать овец в загон. Каждый раз, когда животное проходило в узкие ворота, Кашел бросал один боб в миску.

— Двенадцать штук, как мы и рассчитывали, — сообщил Гаррик.

— Хорошо, — ответил Кашел. — Я уж боялся, что он решит оставить Боджеру у себя. Сотни раз он мне твердил: «Никогда не видел такой молочной овцы, как эта». Пусть теперь какой-нибудь сандаракканский бедолага следит, чтоб она не удавилась или не утопилась.

Он продолжал свой подсчет — один боб на одну овцу, — как будто не слышал слов друга. В этом был весь Кашел: начав какое-то дело, он последовательно доводил его до конца, без халтуры и ошибок. Порой такое поведение выводило Гаррика из себя. Но он должен был признать, что, в конечном итоге, это шло на пользу делу.

Гаррик легонько подтолкнул молодую овцу, которая, не попав сразу в загон, вознамерилась прогуляться до ближайшей лужайки.

— Да, — сказал он, — Бейлин должен был тебя послушать. А может, это просто цена, которую пришлось заплатить Бенлоу.

Наконец все три овцы прошли внутрь. Кашел поставил миску на землю и опорожнил суму себе на ладонь, пока Гаррик запирал ворота загона. Бейлиновские животные были последними, которых приобрел Бенлоу для своего стада из пятидесяти голов.

— Послушай, — сказал Гаррик, — ферма Бейлина как раз по пути на Каркозу. Мы могли бы подхватить их завтра, когда отправимся бы в путь. Сэкономили бы полторы мили в каждый конец.

Кашел покачал головой.

— Я предпочитаю, чтоб вся отара была собрана вместе, — возразил он. — Овцам надо привыкнуть к новым условиям.

Он забросил полдюжины лишних бобов себе в рот и удовлетворенно захрустел ими. Ежеутренне, а также на каждой стоянке Кашел будет сверять количество подопечных с количеством бобов в миске.

Гаррик засмеялся.

— Ну, как знаешь, — сказал он. — Я всего лишь твой помощник, делаю, как велит хозяин.

Кашел поднял на него глаза, но заговорил только после того, как дожевал свои бобы.

— Гаррик, я, конечно, рад твоей компании, — сказал он. — Но по-прежнему беспокоюсь из-за того, что ты пойдешь с нами. Я не доверяю Бенлоу. Он колдун.

— Ну так что? — пожал плечами его друг. — С какой стати ты беспокоишься обо мне, а не о себе? Что-то я не понимаю…

— Потому что ему нужен именно ты, — пояснил Кашел. — Мы с Теноктрис видели, как он вызвал духа, чтобы найти тебя. Разве она не рассказывала? И сразу после этого лич напал на тебя.

— Я предполагал нечто подобное, — признался Гаррик. Мысль о том, что он является объектом охоты богатого купца, смущала его гораздо больше, чем он показывал. — Я, собственно, потому и попросил Теноктрис пойти с нами. Думаю, она лучше нас с тобой разберется, есть повод для беспокойства или нет.

— В любом случае, — вздохнул Кашел, — я хочу уйти отсюда. Из-за Шарины… Так что я бы воспользовался случаем и пошел с Бенлоу, даже если б он был морским демоном на задних ногах.

— Ну, если это то, что тебе надо… — произнес Гаррик, глядя на морскую гладь. Никто из друзей сейчас не испытывал желания встречаться взглядом.

Привычная жизнь Гаррика оказалась нарушена вмешательством внешних сил. Он прикоснулся к лодыжке, там, где остался след от укуса морского демона — после рабочего дня мышцы болели больше, чем он ожидал. И трирема… И Бенлоу… и даже Теноктрис — все это те самые внешние силы. Хотя, пожалуй, появление колдуньи относится к разряду приятных событий. И оно радовало Гаррика не меньше наступления весенних деньков.

Но Кашел-то сам разнес свою жизнь на кусочки! Разве можно так убиваться по какой-то девчонке? Нет, конечно, Гаррик и сам скучал по сестре… Но чтоб по собственной воле бросить налаженную жизнь в родной деревне! И все из-за Шарины… Впрочем, это — решение Кашела, и оно никого не касается.

— Я вот думаю, — задумчиво произнес Кашел, — а что бы Бенлоу сделал, если б ты отказался идти с ним?

Гаррик с радостью сменил тему, тем более этот вопрос занимал и его самого.

— Не думаю, чтоб он смог как-то повлиять на ситуацию, — беззаботно отмахнулся он. — То есть, конечно, у него есть охранники… Но вряд ли он смог бы открыто прибегнуть к силе на глазах всей деревни. Кто ему позволит насильно тащить человека, как свинью на бойню!

— Не забывай, он волшебник, — возразил Кашел. — Ты не придаешь этому большого значения, но лишь оттого, что проспал все события. А у меня до сих пор мурашки по коже бегают. И не думаю, что ты обезопасился, приняв его предложение. Конечно, мы с тобой молодые и сильные, но, поверь, охранники Бенлоу волнуют меня меньше всего.

Гаррик кивнул, делая вид, что его занимают облака, сгустившиеся над морем в пяти милях от берега.

— Ну как, пойдем обратно? — спросил он.

— Я собираюсь провести ночь здесь, — ответил Кашел. — У меня с собой теплый плащ и мой ужин. Овцы должны привыкнуть ко мне и считать своим.

Гаррик легонько ткнул друга кулаком в плечо.

— Думаю, не только овцам нужно привыкнуть к новому положению вещей, — иронически улыбнулся он. — Но мне кажется, я тебя понимаю.

Юноша отправился в обратный путь к деревне, насвистывая на ходу мотивчик джиги, которой научил его моряк с триремы.

 

16

— Ха—хе! — выдохнул Ноннус, он стоял у будущего челнока, опираясь на правую ногу. На второй слог он сделал рывок, посылая вперед рубанок, за которым потянулся след древесной крошки — частично обожженной, частично свежей рыжевато-белой.

— Ха-хо! — снова рывок, вес по центру.

— Ха-хи! — Рубанок оставляет третий след, параллельный первым двум, обходя таким образом внутреннюю полость челнока. Шарина знала: загляни она внутрь, и все следы, на ее взгляд, сольются воедино — настолько выверенными были движения отшельника. Он без устали повторял все тот же цикл: рывок вперед, корпус назад, чтоб занять позицию для нового рывка.

Они позаимствовали рубанок в плотницком сундучке на триреме. Ноннусу, скорее всего, инструмент не дали бы — солдаты пребывали в раздраженном состоянии духа по поводу нескончаемой сырости. Да и вообще военному человеку почему-то всегда легче сказать «нет», чем «да». Посему Шарина решила протолкнуть это дело, использовав свое положение аристократки на судне. Ей воспрепятствовать солдаты не могли, не притянув к решению вопроса Азеру. А зная крутой нрав госпожи прокуратора, подчиненные боялись к ней апеллировать — а ну как гнев обратится против них самих?

С Шариной все на корабле обращались как с высокопоставленной особой. Все, кроме Ноннуса. Он относился к ней как к другу.

Дождь снова прекратился, солнце низко висело над западной кромкой горизонта. В проеме одного из укрытий появилась Азера, на ее потемневшем лице было написано плохо скрытое разочарование. До сих пор манипуляции Медера в соседнем убежище имели результатом — легкий дымок, подымавшийся к небу, бесконечные завывания и букет неожиданных запахов. В какой-то момент Шарина ощутила в воздухе затхлый, промозглый холод древней гробницы; затем вдруг появился резкий цветочный аромат, которому совершенно неоткуда было взяться на этом лишенном цветов острове.

Больше юному волшебнику пока похвастать было нечем. Дело пока даже не дошло до ритуального убийства саламандр, которых стражники отловили в лесу и сейчас держали в мешке, сделанном из туники одного из умерших моряков.

Вот уже несколько часов Шарина, невзирая на затяжной дождь, продолжала трудиться над длинным шестом, которому в конце концов предстояло стать мачтой на их челноке. Она старательно обстругивала дерево и почти не обращала внимания на теплые редкие капли, которые как-то терялись в атмосфере всепоглощающей сырости.

Ноннус, казалось, вообще не замечал погоды. Он весь был поглощен процессом шлифовки внутренней поверхности челнока, начерно выеденной огнем. Дальше полагаться на пламя было рискованно: слишком уж тонким стало днище лодки.

Таким образом, они трудились, не обращая внимания на погоду. Над отшельником эта категория бытия вообще была не властна, а девушка привыкла к работе у себя дома, на сельском постоялом дворе. Ее отец, Райз, отметал соображения комфорта как несущественные, если надо было делать дело.

Несколько Кровавых Орлов слонялись поблизости, ведя бессвязную беседу. Они откровенно скучали: ничего не происходило, тем не менее дежурство обязывало их торчать, по крайней мере, часть времени, под дождем, да еще при полном вооружении. В таких условиях даже Вейнер ходил с недовольной миной. Шарина уже уразумела, что солдатская служба, в опровержение героических романов, представляла собой в основном смесь скуки и неудобств.

Азера бросила взгляд в сторону Медера, корпевшего над своими заклинаниями, но не пошла в его сторону. На сей раз волшебник не счел возможным полностью спрятать свою магическую конструкцию — ему был нужен свет. Он лишь огородил с трех сторон жертвенный камень, поэтому охранники старательно отводили взгляд, чтоб не видеть действий колдуна.

Прокуратор направилась к Шарине, которая в этот момент обтесывала свой шест с помощью топорика.

— Что это вы здесь делаете? — Она уже не сдерживала раздражения и намеренно подошла гораздо ближе, чем понравилось бы любому работающему человеку.

— Ха—хе! — раздалось со стороны Ноннуса. Он не отвечал, более того — умышленно возвысил голос, подчеркивая свое независимое существование в мире высокопоставленных вельмож. — Ха—хо!

— Стараемся хоть чем-то заняться, — пояснила Шарина. Она приостановила работу и сладко потянулась. Продолжать обстругивать шест теперь, когда Азера стояла непосредственно за ее спиной, было бы ошибкой. Это могло повлечь новый взрыв недовольства. Не дай бог, еще отлетит щепка и поранит госпожу прокуратора, хотя, откровенно говоря, нож был не настолько острым, чтоб нанести кому бы то ни было серьезный вред. — Мы строим лодку.

— Пустая трата времени, — фыркнула Азера. Ее выводила из себя ситуация, в которой они оказались, и неспособность колдуна что-либо изменить. Но злиться на небеса глупо, а на Медера малоэффективно. Шарина же с отшельником вполне подходили для этой цели.

Девушке это было хорошо знакомо: точно так же предпочитала изливать свой гнев Лора. Хотя справедливости ради надо отметить, что чаще объектом ее нападок становился бедняга Райз, а не дети.

— Скорее! — крикнул Медер, обернувшись в страшном возбуждении. — Несите животных! Немедленно! Забери вас всех Сестра! Вы что, хотите заставить меня начинать все заново?

Солдаты, казалось, оцепенели. В то же время лицо Азеры разгладилось, на нем проявился живейший интерес. Она зашагала почти вприпрыжку к укрытию волшебника. На ходу она махала Вейнеру, чтоб он поспешил поднести мешок с жертвенными животными.

— Ха—хо! — Отшельник, как ни в чем не бывало, продолжал свою работу. — Ха—хи!

При всем своем недоверии к юному колдуну, Шарина обошла свой шест так, чтобы иметь возможность наблюдать за действиями Медера.

Тот вовсю распевал заклинания и жестикулировал своим атамом. Он очертил магический круг на земле вокруг золотого ожерелья. Когда колдун подал знак, Вейнер вспорол брюхо жертвенной саламандре, кровь и внутренности потоком хлынули на золотое украшение. Зрелище было не из приятных, но лицо старого солдата оставалось стол же невозмутимым, как гнейсовые скалы поблизости.

В это время Азера держала наготове еще одну саламандру — поменьше, с ярко-оранжевыми пятнами. Она морщилась от прикосновения к склизкой коже животного. По команде Медера прокуратор с размаху швырнула жертву в кипящий котел, где колдун варил какие-то порошки. Раздалось шипение и отчаянный визг несчастного животного. Шарина невольно поморщилась.

Воздух вокруг волшебника наполнился громким треском — таким, которое издает ломающееся пополам дерево. Над ожерельем появился и начал сгущаться красный туман. Вейнер в панике выскочил из постройки так быстро, что ударился головой о навес. Прокуратор тоже медленно отступала, не отрывая взгляда от закручивающегося в воронку красного свечения.

— Ноннус, — тихо позвала девушка.

Но отшельник уже и сам отложил рубанок. Он спрыгнул на землю и поднял правой рукой свой дротик. Рука сама нашла оружие, для этого ему не потребовалось даже беглого взгляда.

Светящийся туман застывал в нечто веретенообразное ростом пять футов от земли. Конструкция на глазах темнела, как кусок железа, вынутый из кузнечного горна, и оформлялась отдельными чертами: конечностями и треугольной головой. Шею создания охватывало туманное ожерелье.

Конечностей, против обыкновения, оказалось не четыре, а шесть. Две — сплюснутые на манер лопаточек или лезвий ножа; следующие две — подлиннее, вполне способные к манипуляциям с помощью пальцеобразных жгутиков. Последняя пара, с хитиновым покровом, служила ногами, достойными насекомого.

Создание не имело ничего общего с человеком, если пренебречь его вертикальной осанкой.

— Аркаи! — закричал Медер. Он выбрался из укрытия, радостно хлопая в ладоши. — Коренные жители Тегмы были тем, что «Рукопись» Кассариона называет аркаями!

Теперь Кровавые Орлы могли себе позволить поглазеть на результат трудов колдуна. Азера и Медер — оба разошлись в стороны, чтоб под разными углами рассмотреть неподвижный образ. Правда, реагировали они по-разному: если юный волшебник цвел улыбкой, то прокуратор озадаченно хмурилась.

— И как вы собираетесь… — начала она.

В этот момент магическое изображение начало расширяться. Какое-то время туман еще удерживался внутри формы, затем оболочка с громким хлопком лопнула, подобно мыльному пузырю. Розовое свечение разлилось по воздуху, продолжая распространяться вширь и постепенно бледнея при этом. Можно было различить едва заметную границу между туманом и окружающим воздухом.

— Встань за моей спиной, дитя, — неожиданно гортанным голосом скомандовал отшельник Шарине, бесцеремонно сгребая ее назад правой рукой, в которой держал посох. Ноннус вытащил свой знаменитый пьюльский нож и держал его лезвием вверх между собой и надвигающимся призраком.

Облако растеклось над кончиком ножа и головами укрывшихся за ним хафтианцев, нимало им не повредив. Шарина вообще ничего не ощутила при контакте. Теперь, когда они оказались внутри облака, розовый цвет ослабел.

— Что это было? — резко спросила Азера. Она похлопала себя по щекам, проверяя, не оставило ли магическое свечение какой-нибудь осадок на ней. — Вы не предупреждали, что эта штука может ко мне прикоснуться!

Вейнер выхватил меч из ножен, его глаза настороженно рыскали во всех направлениях.

— Ничего страшного, — отмахнулся Медер. — Чтобы получить необходимую информацию, нам необходимо…

В палатке, где он сейчас творил свое чародейство, что-то заворочалось. Шарина сначала подумала, что это саламандра выбралась из мешка.

— …повторить заклинание…

На каменном полу укрытия происходило нечто странное — вырастала какая-то сгорбленная форма, как будто рассеянная пыль вновь стягивалась, концентрировалась в первоначальную оболочку, из которой перед этим высыпалась. Однако теперь все увидели не бесплотный светящийся образ, а вполне одушевленное твердое тело.

— …но на этот раз все пройдет гораздо быстрее, потому что…

В это время все побережье, так же как и земля вдоль дороги, заколебалось. Свечение медленно распространялось в воздухе, за ним поднималась вековая пыль.

— Смотрите! — крикнула Шарина, указывая в сторону палатки Медера, и все взоры устремились туда.

Рыжевато-коричневое создание, покрытое хитином — материальный двойник того призрачного образа, который наколдовал помощник Азеры, — медленно поднималось на ноги. Госпожа прокуратор закричала и отпрыгнула назад, да так неловко, что чуть не упала. Аркай метнулся в ее сторону. Ей наперерез кинулся Вейнер, со всего размаха полоснув мечом по корпусу твари.

Аркай сжался в комок, размахивая конечностями так, что задел предплечье Вейнера своей верхней ножеобразной лопаткой. С кончика меча, который старый солдат выдернул из плоти создания, капала лиловая кровь.

Земля шевелилась и дрожала, как жидкость в котле, готовая закипеть. Должно быть, сотни, тысячи аркаев собрались в порту тысячи лет назад, когда остров прекратил свое существование. Кровавые Орлы пытались сопротивляться, но с таким же успехом они могли сражаться своими копьями с лесным пожаром.

— Беги в город! — скомандовал Ноннус, как всегда первым сориентировавшись в критической ситуации. — Постарайся опередить облако!

Хотя его приказ относился непосредственно к Шарине, за ними вверх по дороге бросилась вся компания, включая Медера. Только строгий окрик командира удержал Кровавых Орлов от панического бегства, грозившего свалкой. Вряд ли аристократы сумели бы уцелеть в подобной суматохе. Не то чтобы гвардейцам не хватало храбрости, но одно дело сражаться с обычными людьми, и совсем другое — против жутких, сверхъестественных созданий. С большим трудом Вейнеру удалось организовать тыловую оборону.

Впереди, на горном серпантине, куда мчались люди, тоже присутствовали аркаи — хотя гораздо менее развитые и мощные, чем те, что гнались за ними. Очевидно, сила восставших созданий зависела от времени воздействия на них движущегося розового облака.

На первом же повороте Шарина поскользнулась и едва не упала на бегу. Отшельник взвыл, но помочь ей ничем не мог, так как обе руки у него были заняты оружием. Девушка и сама удержалась. Она отшвырнула свой топорик в качестве противовеса и сохранила равновесие, лишь коснувшись земли освободившейся рукой.

На ее пути поднимался почти сформировавшийся аркай. Шарина перемахнула через чудовище и продолжала свой бег.

— Может, срежем путь через холм? — крикнула она отшельнику.

— Мы не знаем дороги! — возразил тот. — Запросто можем застрять в каком-нибудь овраге.

По всей дороге продолжали возникать аркаи. Позади себя Шарина услышала лязг оружия и крик, но продолжала бежать без остановок.

 

17

Войдя в общий зал постоялого двора, Гаррик застал отца у стойки. Тот аккуратно переносил счета посетителей с глиняных табличек на специальные полотняные полоски. Стоял тот недолгий час, когда солнышко еще не зашло и ласково светило западное окно. И пик вечерней торговли пока не наступил, поэтому можно было привести в порядок бухгалтерию.

Только приведенные подсчеты дали сумму более одного серебряного анкора, а ведь существовал еще счет Бенлоу — за содержание самого торговца, его дочери, охранников и животных. Деньги, уплаченные купцом, составляли никак не меньше все того же анкора. Что ни говори, последняя неделя оказалась чрезвычайно прибыльной для всей деревни и для постоялого двора в частности..

Райз обернулся на звук отворившейся двери и вопросительно уставился на сына.

— Э-э, отец, — начал Гаррик. — Я подумал, что утром будет большая суета, поэтому лучше нам попрощаться сегодня, пока есть время…

Райз одобрительно кивнул.

— Ты всегда проявлял завидную предусмотрительность, — заметил он. — В добавление ко всем прочим твоим добродетелям.

Он бросил взгляд на гусиное перо, которое держал в руке, и тщательно вытер его кончик между указательным и большим пальцами, чтобы оно не засохло и не засорилось. Затем снова поймал Гарриков взгляд и продолжал:

— Никто заранее не знает, что сулит нам будущее. В этом смысле завтрашний день ничем не отличается от всех прочих. Надеюсь, ты вернешься домой с приличной суммой в серебряных монетах и тем опытом, который молодой человек с деньгами может приобрести в большом городе.

На лице Райза мелькнула знакомая улыбка — затрагивая лишь левую половину лица, она больше напоминала нервный тик.

— Хочу верить, что ты проявишь благоразумие, — завершил он свое отцовское напутствие. — Однако я понимаю: ты не такой старый сухарь, как я. Развлекайся, мой мальчик, но не теряй головы!

— Э-э, я вернусь через десять дней, — смущенно пробормотал Гаррик. — Я бы обернулся и раньше, но пока мы не доставим Теноктрис в Каркозу, нам придется приноравливаться к ее шагу.

Он снова посмотрел на отцовские записи. Райз обладал вполне профессиональным почерком: каждая буковка четкая и разборчивая, как в книге, но без характерных виньеток и загогулинок, которые делались во имя красоты и только затемняли смысл написанного. Гаррик и сам писал получше многих в деревне, но знал, что никогда не достигнет той элегантной простоты, которая отличала его отца.

— Так вот, как я уже сказал, — произнес Райз, — будущее от нас не зависит…

Он положил перо на стойку бара и, не поднимая взгляда от собственных рук, добавил:

— До сих пор у меня не было ни малейших сомнений, что ты сможешь о себе позаботиться, мой мальчик… С другой стороны, я не переоценивал свои возможности по части помощи другому человеку. И тем не менее… Возможно, в один прекрасный день ты обнаружишь, что нуждаешься в моей помощи. Так знай: я помогу тебе, чем только смогу.

Закончив эту тираду, Райз решительно отвернулся к окну и поднес глиняную табличку поближе к свету. Затем обмакнул кончик пера в чернильницу и возобновил свою работу.

— Большое спасибо, — произнес Гаррик в отцовскую спину. — Но полагаю, ты знаешь… Я вернусь через десять дней.

Он направился к лестнице, на ходу прикидывая, что из одежды взять с собой. В это время в открытой двери кухни появилась Лора:

— Гаррик? Ты не зайдешь? Мне надо тебе кое-что сказать.

Юноша почувствовал, как в горле у него встал комок. На помощь отца рассчитывать не приходилось — тот весь погрузился в свои расчеты.

— Да, мама, — пробормотал Гаррик.

Лора придержала дверь, пока сын не вошел, затем плотно ее притворила. Они были одни на кухне: стряпня для Бенлоу и его свиты являлась не столь уж трудоемким делом.

Гаррик остановился посреди комнаты и сцепил руки за спиной — он просто не знал, куда их девать. Лора обернулась к сыну: кукольное лицо исказили обида и злость.

— Я всегда любила тебе, Гаррик, — произнесла женщина. — Ни одна мать не любила больше своего ребенка!

Ее резкий, оборонительный тон лучше всяких слов убеждал: Лора сама не хуже сына понимает, что это ложь. Если уж допустить, что Лора могла о ком-то заботиться, кроме себя самой, то таким человеком наверняка была бы Шарина.

Дверь, ведущая во двор, растворилась, на кухню вошла Илна.

— Я пришла за… — успела произнести девушка.

— Это может подождать, — оборвала ее Лора. — Я понимаю, ты росла без матери, некому было тебя научить стучать в дверь перед тем, как войти в комнату. Но тем не менее я беседую со своим сыном!

Гаррик видел, как окаменело лицо Илны. В деревне все хорошо знали Лору: эта женщина в гневе могла сболтнуть все что годно. Очевидно, она считала, что память у ее односельчан такая же короткая, как у нее самой. Однако в случае с Илной, особенно с рассерженной Илной, дело обстояло совсем иначе…

С холодной вежливостью девушка кивнула, развернулась и вышла, тихо притворив за собой дверь. Скоропалительные и скоротечные чувства были чужды ей.

— Ты, наверное, считаешь свою мать старой гусыней, которой нечего сообщить тебе, — проговорила Лора совсем иным, рассудительным тоном. — Что ж, ты прав — я стара. Нет нужды напоминать мне о моем возрасте, для этого существует зеркало. Но поверь, мой мальчик, я многое знаю о женщинах… да и о мужчинах, если на то пошло. Даже несмотря на те годы, что я провела в здешней глуши.

Не в первый раз Гаррик задумался о своей матери. Нет, она вовсе не дура! А жаль… Ей бы удалось куда меньше вредить людям, будь она глупее.

— Мама, — пробурчал юноша, разглядывая сырые пятна на стене за ее спиной, — я собираюсь вернуться через десять дней. Всего две недели вне дома. Просто перегоняю овец в Каркозу.

Лора фыркнула.

— Как же, вернешься ты после того, как увидишь город, — проговорила она. — Хотела бы я посмотреть на такого дурака! Да еще при том, что эта девица Лиана положила глаз на тебя!

— Мама! — воскликнул Гаррик. Ему хотелось заползти под стол и прервать неприятный разговор.

— Послушай, что я тебе хочу сказать, мой мальчик, — невзирая на смущение юноши, продолжала Лора. — Имея дело с подобной девушкой, да и с любой из них, не забывай: многое зависит от тебя самого! Не позволяй их словам, взглядам, нарядам, в конце концов, вскружить тебе голову. Не ной, не упрашивай их! Дай им понять, что они сами должны бегать за тобой.

Она смерила сына холодным оценивающим взглядом — как овцу на рынке. Гаррик мечтал провалиться сквозь землю. Но мать, похоже, осталась довольна осмотром.

— Они непременно придут, — уверила она его. — Можешь не сомневаться, мой мальчик. Будут ходить за тобой стадами!

— Но мне не нужны стада женщин! — возразил Гаррик. — О чем ты говоришь, мама? Я всего лишь перегоняю овец в Каркозу! И в любом случае…

Он поймал себя на том, что почти кричит, и, сделав усилие понизил тон:

— …Лиана благородная госпожа. Я ей совсем не интересен.

Лора с каким-то даже недоверием покачала головой.

— Ого, похоже, я вырастила настоящую жемчужину! — произнесла она. — Того идеального мужчину, о котором порядочные девушки могут лишь мечтать. И лишь одной из тысячи может повезти найти такого…

Она подошла поближе к сыну и, подняв его подбородок двумя пальцами, заставила посмотреть ей в глаза.

— Послушай свою мать, — сказала она. — И запомни навсегда: даже самая высокопоставленная госпожа прежде всего женщина.

Гаррику было странно слышать у матери этот властный тон, столь непохожий на ее обычную манеру говорить. Для всех хвастливые тирады Лоры стали столь же привычными, как ее вычурные прически.

Мать убрала руку, дотронувшись до задвижки кухонной двери, но взгляд не отвела.

— Гаррик, я не стану учить тебя, как поступать с Лианой или другими хорошенькими девушками, которых ты повстречаешь. Но запомни: ты должен строить отношения на своих собственных условиях. Или ты будешь последним дураком!

Она распахнула дверь и жестом отпустила сына.

— Таким же дураком, как твой отец! — добавила она ему вдогонку.

 

18

Последний участок дороги к аркайскому городу делал петлю. Гладкие скалы были слишком твердыми, чтоб корни древовидных папоротников и хвощей могли укорениться на них. Таким образом ничто не скрывало обзор, и Шарина явственно видела, как магическое облако достигло городских стен и его красное свечение слилось с окрашенными в розовое камнями.

Из подлеска справа от дороги раздался хриплый крик. Вероятно и там прятались аркаи в ожидании гибели своего острова. Неосторожные матросы с триремы отправились в лес на охоту и, очевидно, сами стали жертвой при встрече с клиновидными конечностями оживших аборигенов.

Шарина думала — надеялась, молилась! — что у стен города неуправляемая магия юного колдуна наконец исчерпает себя, или на худой конец, эти стены станут непреодолимым барьером для хитиновых монстров. Увы, Медер оказался очень могущественным волшебником, как он и похвалялся… Дурак!

— Как же я не захватил мой сундучок! — задыхаясь, сокрушался колдун. — Я могу спасти всех, но для этого мне нужны инструменты!

— Ты глупец! — завопила Азера. — Ты погубил нас, попросту убил нас!

Шарине казалось, что мышцы на ее бедрах превратились в расплавленный свинец. Она весь день провела на ногах, и двойной подъем на холм, причем в последний раз — бегом, оказался непосильной нагрузкой, даже если б ей не приходилось помогать Ноннусу.

Плечи и руки отшельника были сильнее, чем у многих более крупных мужчин. Они сформировались и закалились во время многолетнего плавания на хрупкой лодочке по волнам Внешнего Моря. Ноги Ноннуса тоже не назовешь слабыми, но они, увы, были неприспособленными к долгому бегу. Дважды во время их поспешного подъема лишь надежная рука Шарины да ее молодая жизненная сила уберегли старика от падения.

Но чего ей это стоило! Слишком много сил потрачено, чтоб теперь даже помыслить о неудаче.

Одолевая подъем, девушка бросила взгляд через плечо. Она не собиралась этого делать, но инстинктивная потребность знать худшее заставила оглянуться. Двое вельмож находились в двадцати футах от нее. Азера сбросила на ходу свою бежевую робу и теперь бежала в тонкой белой тунике, которую закат окрасил в красный цвет. Медер в одной руке сжимал свой агам, а другой размахивал, будто плывя в насыщенном влагой воздухе.

Четверо Кровавых Орлов делали отчаянные попытки прикрывать отход своих драгоценных подопечных. Вейнер, помимо меча, прихватил еще копье одного из павших солдат. И то, и другое было окрашено лиловой кровью чудовищ.

Дорога внизу оказалась запружена ожившими аркаями, несколько из них пробирались через лес в надежде перехватить отступавших людей. Парочка четырехруких чудовищ вышла из-за деревьев и характерными скользящими шагами направилась в просвет между гвардейцами и отставшими аристократами. Солдаты со своим командиром были заняты наступавшими сзади аркаями и не видели лазутчиков.

— Вейнер! — закричала Шарина. При этом она сбилась с шага и упала на одно колено.

— Вперед! — взревел Ноннус. — Думай о своем спасении!

Люди у стен города взволнованно наблюдали за погоней. Отдаленные крики из крепости свидетельствовали, что и там появились оживающие аркаи. Но надежда еще оставалась… Все моряки были при ножах. Многие вооружились копьями для охоты на саламандр. В их силах было очистить по крайней мере одно здание и занять там оборону, пока монстры не обрели полной жизненной силы…

Шарина и Ноннус завернули за последний угол. Всего сто футов гнейсовой дороги отделяло их от высоких городских ворот.

В этот момент перед ними из-за деревьев показались трое аркаев. Их пилообразные верхние конечности были подняты, как у изготовившихся к атаке богомолов.

Шарина на полшага опережала отшельника, поэтому, миновав угол, она оказалась лицом к лицу с противником. Времени на раздумья не оставалось: девушка инстинктивно удлинила последний шаг и со всего размаха обрушила свой ручной топорик на треугольный череп монстра. Как будто колола чурбан во дворе родного дома…

Лезвие топора было не слишком острым, но девушка вложила в удар всю свою силу и отчаяние. Металл вошел прямо в неглубокую впадинку на голове чудовища. Хлынула лиловая кровь, распространяя запах кислоты.

Инерция движения бросила Шарину прямо на ее жертву. Сегментированные пластины на груди чудовища пружинили, как вареная кожа. Его конечности конвульсивно задергались, при этом жгутики на руках трепетали, как крылья бабочки, в то время как зазубренные лопатки прошлись по спине девушки. Аркай рухнул на обочину дороги, чуть не вырвав из рук Шарины застрявший топорик.

Ноннус ударил туда, где тонкая шея монстра переходила в торс. Хитиновый покров треснул, образовав звездообразный узор на месте удара. Отшельник поднапрягся и наискось насадил дергающееся, как лягушка, тело на острие своего посоха. Размахивая им он смог блокировать атаку третьего аркая. В левой руке у Нониуса был знаменитый пьюльский нож, он-то всего размаха и обрушился на грудь чудовища. Плотный хитин сползся, как марля, в обе стороны от лезвия. Отшельник перепрыгнул клубок спутанных, извивающихся тел одним ловким движением освободив свое копье. Вместе с Шариной они продолжили свой бег, теперь уже девушка опиралась на плечо друга.

Холодная струйка, стекавшая по ее спине, была не потом — кровью…

 

19

Илна вышла из дому с двумя небольшими узлами на посохе, который она пристроила на плече, пока запирала дверь. Замок, как и дверь, был примерно на тысячу лет моложе камней здания и достаточно прочным для своего возраста.

Мельник Катчин стоял на улице перед постоялым двором и вел неспешную беседу с Бенлоу. Лиана ос-Бенлоу находилась тут же, хотя не принимала участия в разговоре. Повернувшись спиной к мужчинам, она безучастно разглядывала перистые облака далеко на севере. Всем своим видом девушка показывала, что любая попытка заговорить с ней будет расценена как нежелательное вторжение.

Неподалеку переминались с ноги на ногу двое из охранников Бенлоу. Поза их, пусть и не совсем расслабленная, свидетельствовала, что в настоящий момент они ниоткуда не ожидают нападения. Четверо их товарищей находились во дворе гостиницы, вместе с Райзом проверяя упряжь и навьючивая поклажу на животных.

Несколько местных жителей заняли привычный наблюдательный пост. Но, похоже, деревня, пресыщенная переживаниями последних недель, посчитала отъезд купца недостаточно волнующим событием, чтоб отрываться от повседневных дел. Госпожа Киррури заприметила Илну у дверей и локтем подтолкнула соседку. Кумушки зашептались, краем глаза наблюдая за девушкой.

Мужчины не обратили никакого внимания на проходившую мимо Илну. Катчин с увлечением расписывал торговцу свой план превращения родной Барки в порт, способный конкурировать с Каркозой. Надо сказать, прожект был абсолютно нелепым, даже если б нашелся человек, готовый во имя этого рискнуть неограниченной суммой. Восточные ветры почти постоянно порождали штормы во Внутреннем Море, делая порты этого побережья крайне неудобными для захода судов.

Бенлоу вежливо «слушал», но голова его была занята мыслями, никак не связанными с катчиновским предложением. И, насколько могла судить Илна по выражению его лица, весьма неприятными мыслями.

Вдалеке по склону холма растянулась неспешная цепочка — это Кашел с Гарриком перегоняли отару Бенлоу из загона в деревню. Гаррик со своим смычком маневрировал в хвосте, урезонивая жалобно блеющих овец. Кашел же со своими подопечными еще не показался из-за поворота на северной оконечности Барки.

— Добрый день, дядюшка Катчин, — громко прервала монолог мельника Илна. — Поскольку вы — мой ближайший родственник в деревне, то перед отъездом я хочу оставить вам кое-что на сохранение.

И она протянула ему ключ с четырьмя бороздками. Поскольку Катчин непонимающе таращился на нее, девушка взяла дядю за руку, развернула ее ладонью вверх и решительно вложила туда ключ.

— Это на всякий случай, — пояснила Илна, внимательного осматриваясь. — Надеюсь, пока мы с Кашелом будем отсутствовать, никому не придет в голову рыться в наших вещах.

— О чем это ты толкуешь, девчонка? — в недоумении спросил Катчин. — Ты-то куда собралась? Насколько я знаю, ты никогда не покидала деревню… да и не могла, даже если б захотела!

Вместо ответа Илна развязала один из своих узлов. Внутри полотняного покрывала обнаружился шерстяной ковер, покрытый черно-белыми и разнообразно-серыми узорами.

— Я только что закончила свой настенный ковер и собираюсь продать его на рынке в Карокозе, — пояснила девушка. — Там мне заплатят по крайней мере в три раза больше, чем проезжий купец в нашей деревне.

Она бросила взгляд на северную дорогу — хотя отара еще не показалась, уже можно было слышать голос Кашела, призывающего к порядку непослушных овец.

— Вы правы: раньше я не могла никуда отлучиться, так как постоянно заботилась о своем брате. — Завладев инициативой в разговоре, Илна сочла возможным понизить голос. Тем не менее каждое ее слово слышалось четко, как удар молотка. Обращаясь теперь к Лиане, она продолжала: — Парни подчас абсолютно лишены здравого смысл. Ну, чистые дети.

Лиана оторвалась от своего занятия и посмотрела на девушку. Она скептически подняла бровь, но не произнесла ни слова.

— Времена сейчас такие неспокойные, — вменился Бенлоу.

Он старался говорить мягко, даже льстиво, хотя меж бровями у него залегла складка. — Не думаю, что это подходящий момент впервые покидать дом для такой хорошенькой молодой девушки.

— Я в курсе, какие сейчас времена, — холодно парировала Илна. Все в Барке знали: эта девушка не потерпит покровительственного тона мужчины. — История с личем произошла на моих глазах, насколько вы помните. Но смею надеяться, с отъездом чужестранцев исчезнут и неприятности, которые они принесли в наш дом.

Катчин смущенно крякнул. Ну что с нее взять! Ему доводилось слышать куда более резкие (и менее справедливые) суждения от своей племянницы.

Бенлоу покраснел.

— Я не имею никакого отношения к личу, — хрипло возразил он и отвернулся, будто заинтересовавшись чем-то на улице. — Ну что, парни с овцами еще не подошли?

— Мы будем рады, если вы присоединитесь к нашему каравану, госпожа, — неожиданно подала голос Лиана. — С нами вы будете в безопасности. Но, позвольте спросить, вы обдумали уже, как вернетесь в родную деревню?

Женщины скрестили взгляды.

— Вы очень любезны, госпожа, что беспокоитесь обо мне, — произнесла Илна. — Уверяю вас: каждый, кто имел несчастье расти без ваших жизненных преимуществ, просто обязан самостоятельно печься о своем благополучии — и благополучии близких друзей, не обремененных излишней мудростью.

Девушка улыбнулась. В своем воображении она видела Лиану крепко связанной и поджариваемой на тихом огне.

 

20

У единственного входа в крепость собрались ее защитники — семнадцать оставшихся в живых Кровавых Орлов. Вообще в хаосе первых минут, когда внезапно поднялась орда оживших аркаев, уцелело гораздо больше солдат, чем моряков. Это имело простое объяснение — наличие доспехов и лучшее вооружение. Выжившие гвардейцы попытались забаррикадировать вход, используя единственный оказавшийся под рукой материал — трупы павших людей, но в основном — аркаев.

Воспользовавшись передышкой, отшельник принялся осматривать Шарину. Девушка изо всех сил старалась не стонать и не вздрагивать, пока Ноннус накладывал прохладную мазь на ее израненную спину. В основе лекарства, очевидно, содержался какой-то жир — отшельник предпочитал его ланолину, которым широко пользовались скотоводы. Но было там и что-то вяжущее: в первый момент мазь вызывала сильное жжение, которое затем переходило в приятное тепло.

Вскоре стало ясно, что баррикады не способны сдерживать натиск аркаев. Появлялись все новые монстры: они раскидывали трупы по двору, протискивались к дверям и в свою очередь погибали. Но постепенно мечи Кровавых Орлов тупились, копья ломались, и время от времени пилообразные конечности аркаев доставали солдат в прорехи доспехов. Раненых прибавлялось, но и те, кто сумел избегнуть печальной участи, все больше уставали в этой бесконечной схватке.

— А я и не заметила, как ты прихватил свой медицинский ящичек, Ноннус, — произнесла девушка. Ей хотелось говорить на любую тему — лишь бы не молчать и не слышать звуки сражения у ворот. Хотя правильнее было назвать это бойней. Люди бранились и проклинали все на свете, мечи с хрустом разрывали хитиновый покров аркаев, затем раздавалось мелодичное пение стали — это солдат выдергивал застрявшее во вражеском теле оружие. Погибая, монстры издавали свистящий хрип — высокий звук, от которого у Шарины по телу бежали мурашки.

— Я же охотник на тюленей, дитя мое. — В голосе отшельника слышалась ирония. — Когда плывешь в крошечной лодочке, разумнее всего привязать необходимые вещи к своему телу. Если лодка опрокинулась, тренированный моряк может вернуть ее в прежнее положение двумя взмахами весла, но вот сохранить при этом болтающийся по лодке багаж ему не под силу.

Тем временем аркаи все прибывали. Моряки под началом Кизуты пытались сдвинуть с места каменный алтарь, чтоб заблокировать вход. Но даже Шарина понимала: это обеспечит передышку ненадолго.

— Ноннус, — снова заговорила она, стараясь, чтобы голос спокойно. — Сколько мы, по-твоему, продержимся?

— Не удивлюсь, если это будет достаточно долго, — ответил отшельник. Он потянулся, чтобы через прореху на ее тунике исследовать порез пониже правой лопатки. Именно сюда пришелся основной удар руки-пилы, в остальных местах было больше проколов, чем порезов. — Особенно если удастся заделать дверь.

Моряки отчаялись сдвинуть весь алтарь целиком и теперь пытались своротить его верхушку при помощи своих не слишком надежных деревянных копий. Шестидюймовая плита, над которой они трудились, весила не меньше тонны — так что она должна была стать надежным заслоном.

— Но у нас ведь нет ни еды, ни питья! — горячо возразила Шарина. В голосе ее звучали гнев и страх.

В этот момент послышался скрежет и радостные крики моряков — плита наконец поддалась. А у двери продолжалось сражение. Один из Кровавых Орлов вскрикнул и отпрянул, зажимая обеими руками бедро, рассеченное до кости.

— Сейчас будет немного больно, — предупредил Ноннус. Он сжал большим и указательным пальцами кожу у колотой раны на спине у девушки, в то же время старательно накладывая другим указательным пальцем мазь.

— Вода — не проблема, — продолжал при этом рассуждать отшельник. — Дождей здесь хватает. Мы сможем собирать ее на верхних этажах здания. Будем раскладывать ткань, а потом ее выкручивать.

— Не бросайте просто так! — скомандовала Азера, подходя ближе к работающим морякам. Голос у нее был сильный и уверенный, хотя нервные движения рук выдавали волнение. — Я хочу сохранить алтарь! Подстелите какую-нибудь тряпку под низ, чтоб смягчить удар.

— Ну а как насчет еды? Мы же будем голодать, разве нет? — продолжала гнуть свое Шарина. Пока они пробивались к крепости, в крови ее бурлил адреналин. Теперь же, выгорев, он оставил после себя лишь пепел и безнадежность.

Девушке самой было противно слушать себя, но сейчас она не могла ничего поделать со своим настроением. Это не я ною и жалуюсь, успокаивала себя девушка. К утру я снова соберусь с силами и буду в порядке, сейчас же… Придется потерпеть.

— Дитя мое, я ел омара, — спокойно произнес Ноннус. — Съем и этих насекомых, если не будет другой еды.

Шарина кивнула.

— Послушай, девочка моя…

Она подняла глаза на отшельника.

— Прежде, чем я умру от голода и оставлю тебя без защиты я съем не только насекомых, но и людей, — сказал он. — Пусть простит меня Госпожа, но я это сделаю. И ты тоже…

Шарина через силу улыбнулась.

— Надеюсь, омар кончится не так быстро, — отшутилась она. И тут один из моряков отчаянно закричал, его поддержали другие. Из дыры, которая обнажилась под сдвинутой плитой, восставал аркай.

Люди столько сил положили, чтоб справиться с этой тяжеленной штуковиной. Им и в голову не приходило, что под алтарем расположена гробница. И вот теперь магия Медера оживила захороненного здесь аркая.

Какое-то время он стоял на краю гробницы, сгорбившись, как хищная птица, затем бросился вперед, наметившись своими смертоносными лопатками на Азеру. Вейнер резко развернулся — он оставался начеку, даже держа оборону у двери.

Но его опередил Ноннус. Его дротик остановил аркая на полпути — острие вошло как раз у основания шеи и вышло сзади на ширину ладони. Удар развернул монстра, так что он ткнулся в Азеру мягким животом, а не твердыми грудными пластинами и боевыми конечностями. Госпожа прокуратор, не устояв, упала на пол.

Шарина в растерянности моргнула. Она даже не успела заметить движения отшельника. Лишь кожей почувствовала, что пальцы с мазью куда-то исчезли. Девушка схватилась за свой топорик и тоже вскочила.

Кизута, Вейнер и еще двое Кровавых Орлов подбежали к Азере. Там уже был Ноннус: ухватившись за древко дротика, он использовал его как рычаг, чтоб оттащить тело аркая от женщины. Еще один рывок, и короткое копье, теперь испачканное в лиловой крови, высвободилось.

Взгляд Медера упал на Шарину.

— О, дорогая госпожа! Вы ранены! — бросился к ней колдун. В руке он по-прежнему держал забытый атам. Девушка посторонилась, опасаясь, как бы Медер не задел ее своим кинжалом.

— Со мной все в порядке, — пробормотала она, исследуя острие топорика. Если его заточить как следует, то топорик вполне мог послужить боевым оружием. Беда в том, что поблизости не было подходящего абразива. Розовый гнейс для этого не годился — слишком уж хорошо отполирован.

— Постойте! Я могу исцелить вас своим даром, — воскликнул Медер. — Иначе у вас останутся шрамы!

Он положил руку ей на плечо, пытаясь развернуть девушку и осмотреть ее раны. Шарина сердито отпрянула.

— Медер! — рявкнула Азера, которая сама без посторонней помощи поднялась с пола. — Что ты делаешь? Это ты во всем виноват! И еще стоишь и что-то тут говоришь…

— Я должен… — оборачиваясь, произнес колдун.

— Оставьте меня, — дернула плечом Шарина. — Я прекрасно себя чувствую.

— Но я…

Отшельник сделал шаг и встал между девушкой и Медером. Он спокойно поднял конец его туники и вытер о бархат острие своего дротика.

Глаза его, не отрываясь, смотрели в темные глаза юноши. Тот подался назад и обернулся к разгневанной Азере.

— Моя магия спасла нас от шторма, — сказал он. — Вернее, от обоих штормов. Я, конечно, извиняюсь за… нынешнюю ситуацию. Но сейчас нас может спасти только мое искусство.

— Мне нужно заточить топорик, Ноннус, — тихо произнесла Шарина, не обращая внимания на чародея. Команда Кизуты снова сражалась с крышкой алтаря, а гвардейцы вернулись к защите дверей.

Отшельник кивнул.

— После того, как мы закончим с твоими порезами, — сказал он. — Я думаю, может сгодиться край плиты с алтаря. Или найдем что-нибудь еще.

Девушка снова опустилась на колени и согнулась, так чтобы отшельник смог закончить с ранами на ее спине. Те из них, которые Ноннус еще не обработал, болели и пульсировали. После наложения мази боль проходила.

— Я отправляюсь на самую высокую башню, чтобы там заняться магией! — громко заявил Медер, стараясь перекрыть царящую какофонию.

Шарина даже не обернулась.

— Боюсь, шрамов не миновать, дитя мое, — сказал отшельник, легонько проводя пальцами по ранам.

— Таких же ужасных, как у тебя, Ноннус? — спросила девушка.

Он засмеялся и распорядился:

— Ну-ка, подними руку.

Затем добавил:

— Не от таких ран, дитя мое. Но мы ведь еще не выпутались из этой переделки, не правда ли?

Теперь уже они вместе рассмеялись. А вокруг них гремела и лязгала смерть.

 

21

Прислонив свой лук к стволу священного дуба, Гаррик стоял на холме и озирал пастбище, спускавшееся к самому морю. В этот час прилив уже миновал, по отмелям деловито прохаживались ржанки и вороны, над их головами с криками кружили чайки. Морские демоны сегодня, слава Госпоже, не появлялись. Нефритовая гладь моря выглядела чистой, прохладной и вполне невинной. Трудно было представить, что совсем недавно Гаррик едва не встретил свою смерть на этих пустынных галечных просторах. Неподалеку от него присел кулик. Подумал, скакнул пару раз и с горестным криком снова взмыл в небо. Гаррику и самому было невесело. Вытянув шею, он пытался рассмотреть дорогу, ведущую на запад, к далекой Каркозе. Увы, даже отсюда, с вершины холма, это было затруднительно… Что ж, через час ему предстояло очутиться на этой самой дороге с отарой Бенлоу.

Узнав, что юноша хочет немного задержаться, купец не возражал — лишь бы он успел присоединиться к каравану еще до первой остановки в четырех милях отсюда. А отаре вполне хватало и одного пастуха. Даже Гаррик, не говоря уж о Кашеле, мог самостоятельно управиться с такой работой. Бенлоу полагал, что задержка юноши связана с кем-то их дорогих ему людей: может, родителями или возлюбленной, с которой требовалось попрощаться. Он бы очень удивился, увидев, что Гаррик пришел под священный дуб. Юноша не спеша обошел дерево и присел на корточки. Его колчан при этом уперся в землю, а своей верхней, изукрашенной оконечностью весьма ощутимо надавил на ребра.

Поморщившись, Гаррик сдвинул чехол в сторону. Он не имел обыкновения носить колчан на поясе — это было требование Бенлоу, с которым приходилось считаться.

Сначала купец вознамерился вооружить обоих юношей такими же мечами, как у его охранников. Выглядело, конечно, заманчиво, хотя Гаррику трудно было представить себя в дороге с этим тяжелым и неуклюжим куском металла.

Его оружием являлся лук со стрелами. Здесь юноше не было равных. А меч… Никто в их деревне никогда не носил меча, и Гаррику хватало ума понимать, что сам по себе меч не обратит врагов в бегство. Даже нарезка жаркого требовала практики и умения.

Кашел не спросил, куда отправился его друг: надо значит надо, а с овцами он и сам справится. Он вообще редко задавал вопросы и еще реже откровенничал. Человеку со стороны Кашел мог показаться безобидным простачком.

Где-то поблизости заблеяла одинокая овца. Что уж там смутило ее невинную душу — лишь ей одной известно… Возможно, просто радовалась пришедшей наконец весне. Двое пареньков с западной окраины — Мартан и Сандури — взялись присматривать за сельским стадом в отсутствие Кашела и Гаррика. Что ж, Сандури, по крайней мере, был способным пастухом.

Илна тоже не стала приставать с вопросами к Гаррику, просто проводила его взглядом, когда юноша свернул на южную дорогу, ведущую на главное деревенское пастбище. Гаррик же, в свою очередь, не понимал, что заставило девушку пуститься в путешествие. Хотя односельчане давно уже перестали удивляться Илне, слишком уж своеобразным было ее видение мира. Подобно своему брату, она предпочитала держать собственное мнение при себе. Но уж назвать Илну скучной или бестолковой ни у кого бы язык не повернулся.

Гаррик достал из-за пояса свою пастушью свирель и прислонил ее к маленькому прямоугольному камню. Вырезанный на нем лик в это время дня был почти не виден, его затенял разросшийся серо-зеленый лишайник.

— Дузи, — обратился к изваянию юноша. — Ты — малый бог и наверное, не сможешь помочь кому-нибудь за пределами нашей деревни. Но ведь и я — маленький человек: крестьянин, выросший на постоялом дворе. Сейчас мне предстоит покинуть единственное место на земле, которое я знаю и люблю. К тому же в моей жизни происходит нечто непонятное. Поэтому, Дузи, я с радостью приму любую помощь, которую ты сможешь оказать мне в грядущие дни.

Он установил свирель так, будто божок вот-вот поднесет дудочку к губам и заиграет. Немного постоял, ощущая слезы, подступающие к глазам. Гаррик и сам не мог понять природы своей печали, не знал, кого ему хочется оплакивать. Может быть, себя самого…

Очнувшись от раздумий, сердито вытер слезы.

— Присматривай хорошо за овцами, Дузи, — попросил он. — Мартан и Сандури, конечно, молодые, но они всему научатся, если ты поможешь им советом.

После этого юноша вздохнул и тронулся в путь. Он пошел наискосок через холм, чтобы в четверти мили от Барки встретиться с караваном. Возвращаться через деревню, мимо знакомых домов и людей, с которыми он вырос, Гаррику почему-то не хотелось.

Лук с ослабевшей тетивой он закинул за правое плечо, чтоб освободить руки. Он освободил их для того, чтобы собирать по пути маргаритки и плести венок. Может, такая нехитрая вещица позабавит Лиану. Или вот что… Пожалуй, он сплетет два венка — по одному каждой из девушек.

Насвистывая нехитрую песенку, Гаррик шагал через весеннее пастбище.