9 сентября 1752 года. Южняя якорная стоянка. Предполуденная вахта (около десяти утра берегового времени)
Селена вышла на палубу и огляделась. На «Морже» творилось нечто невообразимое. На палубе валялись изуродованные трупы, извивались умирающие, вопили раненые, а Флинт, вооруженный окровавленной саблей, был очень занят тем, что добивал еще двоих членов экипажа, пытающихся от него удрать.
Внизу ее удерживал страх, и наверх она выбежала тоже со страху. Взломанная дверь не запиралась, но Селена так боялась команды, что не отваживалась показываться на палубе, не надеясь даже на защиту Флинта. Уплыть снова? Но она чувствовала себя обессиленной. Когда бабахнули пушки «Моржа», Селена забилась в уголок и сидела там, дрожа от страха. Но этот страх показался ей детским по сравнению с тем, что она испытала, когда вдруг одну стену ее убежища проломило ядро испанской пушки и исчезло сквозь дыру в противоположном борту, пропахав в полу солидную борозду. Селена взвизгнула и выбежала вон.
— Черная метка? — орал Флинт. — Я вам поставлю красные метки.
С этими словами он полоснул одного из преследуемых саблей по затылку и проткнул грудную клетку второго.
На разбитой палубе «Моржа» валялись остатки пушек, громоздились обломки. О дисциплине забыли, и Флинт, только что убивший двоих, оказался в кольце оставшихся. Человек двадцать столпились вокруг него с топорами, пиками и саблями. Нельзя сказать, что они Флинту угрожали. Напротив, можно утверждать, что они его опасались… даже, пожалуй, отчаянно трусили. Они ерзали, стараясь не оказаться лицом к лицу с Флинтом, ускользнуть в сторону, спрятаться за кучу обломков или забраться на нее, чтобы получить преимущество в высоте.
Обычно когда боятся драться, вспоминают о законе.
— Капитан, ты не имел права их убивать! — крикнул Аллардайс, указав на свежих покойников — Это не по Артикулам!
— Не по Артикулам! — подтвердил: нестройный хор.
— Ты совсем свихнулся, капитан!
— Да, да, да… — прожужжали остальные.
— В попугаев палишь!
— Да, да, да…
— На хрена нам такая забава! Мы джентльмены удачи, а не птицеловы, да!
— Да, да, да…
— Ты должен принять черную метку и не имеешь права трогать тех, кто ее тебе принес!
— Да, да, да…
— Чушь собачья! — гаркнул Флинт, не обращая внимания на стекающую по физиономии кровь. — В Артикулах ни слова о черной метке.
Истинная правда. Флинту это было известно, Аллардайс этого не знал, но читать не умел и возразить не отважился.
— Ну… Ну… Тогда… Это обычай такой! Обычай! Славная традиция! — вспомнил Аллардайс терминологию военного флота, в котором начинал морскую карьеру.
— Традиция? Салага! Козел вонючий! — Терпение Флинта лопнуло. Он бросился на Аллардайса. У того хватило ума отскочить, но трое стоявших рядом решили встретить Флинта оружием. Зря. Во мгновение ока один лишился кисти руки, другой свалился подыхать с перерубленным горлом, третий упал уже мертвым.
И все, мятеж подавлен. Самых храбрых; способных поднять на него оружие, Флинт вывел из строя, убил или искалечил. Более никаких возражений он не услышал. Лишь стоны недобитых и невнятное бормотание оставшихся невредимыми. Все так же бормоча, они отошли и сгруппировались кучками. Флинт стер с физиономии кровь и пот, заметил Селену и насмешливо поклонился.
— Гляди! — она показала на «Льва». За внутренней сварой они позабыли о противнике и не заметили, что корма его полыхает.
— А-а-а, наконец-то, — пробормотал Флинт, мгновенно сориентировавшись. — Смотрите, ребятишечки! — заорал он команде. — Ваш капитан все предусмотрел. Эти придурки сейчас станут жареным, беконом. А каждый из нас получит двойную долю, так-то!
Такое сообщение вызвало взрыв ликования. Разумеется, трижды виват мудрому капитану и полное ему послушание. Все уцелевшие рассыпались по палубам и принялись приводить судно в порядок.
— Селена, дорогая, — обратился Флинт к негритянке с видом древнего аристократа. — Не будучи осведомленной в делах мореходных и в искусствах боевых, вы, разумеется, не заметили, что судно наше, хотя и несколько повреждено в корпусе, но в рангоуте и такелаже ничуть не пострадало. Израэль Хендс всегда предпочитал бить ядрами по корпусу, а не цепями по парусам. И это принесет ему погибель сегодня.
И на глазах у Селены Флинт совершил невозможное. Раскуроченный «Морж» превратился в боеспособное судно. Обломки, покойники и все приравненные к ним полетели за борт, ручное оружие перезарядили, Флинт произвел перегруппировку, разбитые пушки заменили целыми, восстановив семипушечную батарею.
— Заряд шрапнелью, дорогая. Точнее, фланелевым мешком с сотней мушкетных пуль. Лучший подарок для команды, покидающей догорающую посудину.
— Долговязый Джон, — обратился к Сильверу Израэль Хендс. — В трюме перед магазином дюжина тридцатифунтовых бочонков пороху. Надо уносить ноги.
— Нельзя. «Лев» потерян, спору нет, но на берегу не сапоги же жевать. Надо припасы снять. — Матросы торопливо загружали скиф продовольствием. Одна загруженная под завязку шлюпка уже направлялась к берегу.
— Веселей, ребята, веселей! — подбодрил Сильвер команду.
Народ носился как угорелый, а Джон Сильвер старался поддержать дух, наставлял, как и положено настоящему лидеру. Он умудрялся хлопнуть бегущего матроса по плечу и обратиться к нему по имени, он даже пару раз хохотнул, несмотря на то что палуба под ногами уже раскалялась. Никакой самый опытный офицер короля Георга не справился бы лучше.
Не прекращал работать насос, вода из парусиновой кишки толстой струей била в пламя, сдерживая его, сколько можно. Рядом трудилась бригада из дюжины ведерников, выливая на огонь морскую воду из передаваемых от борта посудин. Муравьями ссыпались по трапам и поднимались наверх матросы, нагруженные самым необходимым для погорельцев, загружая добром шлюпки.
— Долговязый Джон, — снова принялся за капитана Израэль Хендс. — Огонь подходит к магазину. Склад я очистил, но бочки с порохом сразу за ним и, знаешь, уже на ощупь горячие. Надо сматываться, Джон!
— Нет, черт побери! Команда семь десятков душ, их кормить придется, и я хочу забрать все сухари, все соленья и свинину.
— Но порох не попросишь подождать, Долговязый Джон!
Хендс лучше любого другого представлял, что такое двенадцать тридцатифунтовых бочонков пороху. От семидесяти человек не останется и горстки мяса, чтобы одну чайку покормить, если эти бочонки ахнут.
Сильвер огляделся. На палубе делать больше нечего. Народ работает на совесть… Никто из них о порохе не помнит. И не стоит о нем напоминать. У каждого свой предел выдержки.
— Мистер пушкарь, не могу с тобой спорить, ты прав. Спасибо, что вовремя сказал о порохе. — Сильвер хлопнул Хендса по плечу, — Пойдем-ка, займемся с тобой этим.
Хендс вовсе не этого добивался, но показать себя трусом не пожелал.
— Есть, капитан, — кисло откликнулся он, вскинув ладонь к шляпе.
— И захвати молоток с зубилом. Пора эту скотину мистера Бонса выпустить. Не сжигать же его заживо только за то, что он мерзавец. — Сильвер повернулся к команде. — Так держать, ребята! Джордж Мерри и Черный Пес, за мной, мы с мистером Хендсом возьмем кое-какой инструмент.
Они нырнули в задымленный трюм. Он, однако, оказался неплохо освещен. С того момента, как судовые плотники на верфи настелили палубы, не было здесь так светло до этого самого дня. Они продвигались цепочкой, впереди Сильвер, оставивший костыль наверху, ибо на трапах и в лабиринтах трюма проку от него не было. За Сильвером двигался Израэль Хендс, далее следовали Джордж Мерри и Черный Пес.
— Билли, малыш! — крикнул Сильвер, добравшись до закутка Бонса. Но от малыша Билли осталась лишь цепь.
— Куда он делся? — недоуменно спросил Хендс.
— Кто знает, — пожал плечами Сильвер. — Ну, раз его нет, то и не сгорит, времени на него тратить не надо, и на том спасибо.
Он направился далее, к магазину. Доски переборок, огораживающих этот отсек, чернели от жара, на них пузырилась выделяющаяся смола. Жар волосы жег, дым разъедал глаза.
— Пронеси, Господь, — врывалось у Хендса.
— Вместе с порохом пронесет, — усмехнулся Сильвер.
— Вот он, порох.
— Угу.
Бочонки с порохом мирно стояли рядком поверх бочек с водой.
Сильвер шатнулся вперед, оперся бедром о переборку магазина, снял первый бочонок.
— Осади назад, мистер пушкарь, ближе к трапу, и передай этот подарочек мистеру Мерри.
Сильвер не мог передвигаться с грузом в руках, поэтому он опустил бочонок и толкнул его в сторону Израэля Хендса. Деревянная клепка уже нагрелась, а медные обручи казались раскаленными.
— Оп-ля! — Израэль Хендс подхватил опасный груз и передал его Джорджу Мерри.
— Ух ты… — удивился Мерри. — Дак… Разве ж тут инструмент?
Ответ Хендса на удивленный вопрос мистера Мерри прозвучал настолько энергично и вразумляющее, что тот, хотя и не отличался самым светлым умом в команде, все же осознал неуместность дальнейшей дискуссии. Забыв о любопытстве, он принял бочонок и передал его далее Черному Псу. Очутившись на палубе, бочонок проследовал в очередную шлюпку.
Второй бочонок появился сразу за вторым, но далее работа пошла медленнее. Сильверу приходилось несладко. Израэль Хендс стоял за магазином, Джордж Мерри на трапе, а Сильвер оказался на линии огня, на одной ноге, да еще нужно было тянуться над водяными бочками. Передавая десятый бочонок, он заметил, что ткань его одежды обугливается, а доски магазина вот-вот вспыхнут.
— Долговязый Джон, надо бежать! — не выдержал Израэль Хендс. — Одна щелочка, одна крупинка — и всё!
— Нет-нет, уже почти готово, — хрипел Си ль пер. Он толкнул десятый и потянулся за одиннадцатым. Далеко, черт! Еле достал. Пот капал с физиономии на обручи и шипел, закипая.
— Христом-Богом, Джон… Брось…
— Нет!
Сильвер потянулся за последним. Кроме него этот бочонок никто на судне и достать бы не смог, росту не хватило бы.
— Черт! — вырвалось у него. Из-за бочек с водой прыснул выводок крыс с дымящейся шерстью и обваренными хвостами.
— Джон! — крикнул Израэль Хендс.
— Капитан, «Морж» поднимает паруса, — доложил от трапа Джордж Мерри, получивший свежую информацию с палубы.
— Уфф! — Уши Сильвера лизнуло пламя. Дым от одежды повалил гуще. Он едва удерживал перегретый последний бочонок. Повернулся, чтобы покатить его Израэлю Хендсу… и выронил, упал на него сверху, обнял, пополз с ним к трапу.
— «Морж» к нам собрался, капитан, — сообщил': Мерри….
—. Держи! Этот слишком горячий, — сказал Сильвер. — Вверх и сразу за борт.
— Ой! — Израэль Хендс прикоснулся к бочонку и отдернул палец.
— Есть, сэр, за борт!
— Ай! — вскрикнул и Сильвер. Жар от одежды дошел до кожи. Его спасла шерсть сукна. Любая другая ткань вспыхнула бы.
— Мерри, живей, помогай! — Хендс вцепился в Сильвера, из-за усталости и отравления дымом неспособного подняться. Джордж Мерри, избавившись от бочонка, подхватил капитана с другой стороны. Они вытащили Сильвера на палубу, сняли с него тлеющий сюртук и окатили водой.
— Спасибо, ребята! — пробормотал Сильвер, отфыркиваясь. — Еще одно, прямо на голову… А-ах-х, хорошо!
Они поставили Сильвера на ногу и вручили костыль, поглядывая на своего капитана с почтительным ужасом.
— Команда-а-а! — заорал Сильвер. Все головы повернулись к нему. Замер насос, остановилась цепочка таскавших ведра. Работа прекратилась, лишь огонь все еще бушевал, пожирая бизань-мачту.
— Ребята! — продолжил Сильвер. — Игра закончена. Каждый сделал все, что мог, я горжусь вами. — Они заухмылялись, загудели, однако он подпил руку, призывая к молчанию. — Сейчас мы покинем «Льва», но я призываю вас попрощаться с нашим славным судном. Трижды ура «Льву»!
— Гип-гип…
— Ур-ра-а-а-а!
— Гип-гип…
— Ур-ра-а-а-а!
— Гип-гип…
— Ур-ра-а-а-а!
«Лев» — первое судно Сильвера, и даже не будь этот парусник столь красив, он все равно любил бы его. Поэтому призыв оказать почтение погибающему судну вырвался из глубины души; он даже не знал, что многие капитаны до него так же салютовали своим судам и многие вынуждены будут последовать его примеру в грядущем. Был в этом салюте и чисто практический смысл: поднять Дух людей, сплотить команду, чтобы не превратилась она в стадо индивидов, в котором каждый сам за себя.
— Что ж, ребята…’ — перешел Сильвер к заключительной фазе обращения. — Кто плавать обучен, плыви, кто не обучен — гребцами. Как на британском флоте заведено: молодежь вперед, затем старички… А теперь… — Он помедлил. С трудом дались ему эта последние слова: — Покинуть борт!
И он пошел по палубе, подбадривая команду. Такой приказ не вмиг выполняется. Сначала за борт полетело все, что способно плавать, что волны могут прибить к берегу. Крышки и решетки люков, запасные реи и стеньги, скатанные в рулоны подвесные койки… Затем двадцать человек из семидесяти одного перемахнули через борт и поплыли к берегу. Не слишком в себе уверенные держались за что-нибудь плавучее.
На борту остались пятьдесят один моряк и трое юнг. На две ходки шлюпки и одну — ялика. Сильвер покинул борт последним. Огонь уже подбирался к грот-мачте.
Сидя на корме лодки, Сильвер глядел на «Моржа». Кровожадного Флинта подвел ветер. Паруса висели, как белье на просушке. Долговязый Джон навел на вражью посудину подзорную трубу, прошелся от бушприта до кормы… и чуть не выпрыгнул за борт, увидев Селену, бьющуюся в руках Флинта.