На ней было светло-зеленое платье, которое они все уже видели – то ли в прошлом году, то ли в позапрошлом.

– Я надеюсь, можно купить билет у входа? – сказала она, нагло подходя к Кэролайн.

Холод охватил Дану с головы до ног.

– Китти, – ответила Кэролайн, приходя в себя, потому что, в конце концов, она же Кэролайн Мичем. – Не понимаю, зачем ты пришла, но это опрометчиво в любом случае.

– Почему же? Я когда-то жила в Нью-Фоллсе. И я вырастила здесь своих детей, хотя, может, вы и не слышали об этом. И я готова внести большое пожертвование. Я скоро получу два миллиона долларов, если об этом вы тоже не слышали.

– Ки-итти, – сказала Бриджет, и Дана тоже могла бы заговорить, если бы только, глядя на эту женщину, она не видела перед собой доброе лицо Сэма. – Ты же не хочешь причинить всем еще больше неприятностей?

Но Ки-итти только вскинула бровь.

– Я пришла, чтобы всего лишь занять место, которое по праву принадлежит мне в этом Богом забытом городке. – Ее взгляд, которым она окидывала комнату, был отстраненный и мутный. – Но скажите мне: моя преемница тоже здесь?

Дана поняла, что Китти пьяна. Кэролайн держала себя в руках.

– Иоланда забронировала билеты заблаговременно, – сказала она, а потом взяла Китти за локоть. – А теперь я должна настоять, чтобы ты ушла.

– Подожди, – отмахнулась Китти. – Я ее вижу. Какая-то она мелкая по сравнению с той красивой рыжеволосой – ба, да вы только посмотрите! Это же моя дочь. Она, значит, и ее тоже украла.

– Китти, перестань, – сказала Дана, наконец-то обретя способность говорить. – Уходи отсюда, пока ты не загубила все мероприятие. Которое, кстати сказать, не имеет к тебе никакого отношения.

Но не успела Китти произнести и слова, как ее глаза неожиданно расширились, а челюсть буквально отвисла.

– Боже мой, – сказала она, ее голос гремел, – неужели эта потаскушка беременна?

Как публика на популярном шоу, великосветские головы начали поворачиваться к предмету обсуждения, который стоял в профиль к ним.

– Mon dieu, – снова сказала Бриджет, – похоже на то.

Китти засмеялась. И направилась к Иоланде прежде, чем женщины успели выкрикнуть «НЕТ!».

Все с замиранием сердца смотрели, как Китти тыкает пальцем Иоланде в лицо.

– Видимо, ты хочешь сказать, что это ребенок Винсента.

Иоланда моргнула, но не ответила. Она повернулась к ней спиной.

– Мама, иди домой, – сказала Элиз, в знак защиты обнимая Иоланду за плечо.

– Идти домой? Что ж, моя дорогая дочь, у меня нет дома.

Ее голос перекрывал даже шум улицы. Оркестр стал играть медленнее, все внимание переместилось на молодую беременную женщину в розовом, на рыжеволосую в желтом и на растрепанную женщину в прошлогоднем светло-зеленом.

Кэролайн бросилась к музыкантам, прося всех, кто встречался ей по пути, развлекаться, убеждая их, что все под контролем.

Но это было не так.

Китти продолжала смеяться:

– Ты можешь сколько угодно дурачить остальных, маленькая шлюха, но только для того, чтобы все узнали, что мой муж больше не мог иметь детей. После рождения Элиз ему сделали вазэктомию. Вазэктомию. Ты знаешь, что значит это длинное сложное слово?

К счастью, Дана заметила детектива Джонсона, хоть он и пришел в смокинге. Она была благодарна Стивену, что на сей раз он не ринулся в бой, как рыцарь в сияющих доспехах, что часто делал.

Она сделала знак детективу, умоляя его помочь.

Полицейский подошел, улыбнулся и увел Китти с собой, но ее последняя фраза эхом пронеслась по всему залу:

– Это не ребенок Винсента! Винсенту сделали вазэктомию! Этот ребенок принадлежит какому-то другому бесполезному человеку!

Остаток вечера прошел в нервной обстановке. Иоланда и Элиз ушли сразу после Китти, а это значит, что за их столом оказалось два свободных стула, не считая тех мест, где должны были сидеть Лорен и Боб. Кэролайн была расстроена, Джек – непривычно молчалив, Дана и Стивен, Бриджет и Рэндалл ни во что не вмешивались. Вручив Кэролайн чеки на внушительную сумму, Фултоны и Хэйнзы с радостью ушли.

Рэндалл предложил заехать куда-нибудь выпить по чашечке кофе, но у Даны разболелась голова и она отказалась. Однако она заметила, как он держал Бриджет за руку, когда они уходили из «Хадсон-вэлли-сентер». Она и не думала, что когда-нибудь увидит такое.

– Может, они прилегли вместе прежде, чем прийти сюда, – сказал Стивен, когда Дана рассказала ему об этом в машине по дороге домой. Говоря о том, что они «прилегли», он, конечно, имел в виду то, что они переспали: после того как Стивен проспал весь день, он проснулся и снова захотел секса, как будто первого раза было недостаточно.

Они решили, что мириться в постели – это так здорово, что надо почаще ругаться.

Между сексом Дане удалось урвать какое-то время и побыть с Беном (пока он приводил в порядок свое белье и упаковывал вещи для Дартмута), но ей хватило, чтобы уяснить, что Косумель не испортил мальчика – в отличие от его брата-близнеца, которого до неузнаваемости сумел изменить Нью-Фоллс.

– Хорошо, – сказала она Стивену, – что иногда бывают такие хеппи-энды, как у Бриджет и Рэндалла. – Дана не стала говорить, что Сэм и Бен вернулись в колледж, пока они спали, оставив дурацкую записку про то, что не хотят попасть в пробку.

И о том, что она нашла огромные листы там, где их оставила, потому что Сэма больше не волновало, кто убил мужа его любовницы, она тоже говорить не стала.

Говорить об этих вещах бесполезно – от этого они не изменятся, хотя мог бы получиться сюрприз, когда они въехали во двор и увидели Сэма на ступеньках у двери.

– Привет, – сказал сын, неуклюже поднимаясь. Он впервые заговорил с матерью с тех пор, как она велела ему надеть рубашку. – Как праздник?

– Скучный, – ответил Стивен. – Правда, туда Китти явилась. Такую сцену закатила!

Дана поморщилась. Сэм поежился.

– Здорово выглядишь, мам, – сказал он.

Она посмотрела на свое платье от Марчезе, которое выглядело куда менее помятым, чем она себя чувствовала.

– Мы можем поговорить? – спросил он.

– Конечно, – сказал Стивен, – но я думал, что вы уже уехали.

– Нет еще, пап. И я вообще-то хотел поговорить только с мамой.

– А, – сказал Стивен, – ну конечно.

Он ушел в дом, потому что Стивен был хорошим отцом и хорошим мужем и знал, что дело в основном касалось Даны и Сэма, а его позовут, если понадобится его совет.

– Милый, – сказала Дана, – на улице прохладно.

– Ничего, мам, я уже не ребенок.

Видимо, сын решил, что она беспокоится за него, а не за себя, но дети именно всегда так и думают, правда?

– Я не мог вернуться в колледж, не извинившись перед тобой. Не сказав, как я сожалею о том, что сделал. И еще за то, что ты обо всем узнала.

– О чем, Сэм? О том, что ты спишь с Китти, или о том, что я узнала? – Тон ее был язвительным, но это получилось непроизвольно.

– Обо всем. И о том и о другом.

Дана могла бы сказать, что все в порядке, но на самом деле она так не думала, до тех пор пока не увидела, что у него на глазах выступили слезы.

– Я сказал Бену, что мне надо вернуться, потому что мы с тобой повздорили. Прости меня, мам. Мне стыдно и совестно.

Стыдно и совестно. Она вздохнула. Кто-то когда-то уже говорил эти слова. Кто-то, помимо ее чувствительного, слишком заботливого сына.

Стыдно.

И совестно.

И тогда Дана припомнила, где она слышала эти слова раньше. Они были в записке, написанной ее отцом давным-давно. Написанной на клочке бумаги, которую он прислал из тюремной камеры, вместе с сообщением о смерти ее матери.

«Мне так стыдно. И совестно».

Она села на ступеньки.

– Мне тоже стыдно, Сэм. Я не хотела судить тебя. Иногда родители… ну, иногда мы слишком сильно реагируем, когда думаем, что на карту поставлено благополучие наших детей.

– Но здесь ты была права, мам. Это была ошибка – то, что мы делали с Китти. Не важно, чья тут была вина – ее или моя. Просто это было неправильно. И я всегда об этом знал.

Сын сел рядом с ней, а она обняла его одной рукой. И тогда Дана решила, что не имеет никакого значения, узнают ли они когда-нибудь о том, кто убил Винсента. Не имеет никакого значения, знает ли Бриджет, что Дане известно, что Эйми не дочь Рэндалла, или что весь город узнает о том, что Кэролайн предпочитает женщин. Не имеет никакого значения, появится ли Лорен после так называемой ссоры с Бобом или нет.

Единственное, что было важно, – это время на то, чтобы попытаться понять друг друга. Проявить терпение, научиться толерантности. Все, что имело значение, – это умение прощать и заслужить прощение.

– Милый, – сказала Дана, вороша волосы Сэма, – не мог бы ты помочь мне с одним проектом?

Он застонал:

– Нет, я отошел отдел, мам. Я думаю сменить специализацию на корпоративное право вместо этой криминальной ерунды.

– А что, если нам поможет твой «незаменимый Интернет»? Что, если это что-то простое, например поиск пропавшего человека?

Сэм выпрямился.

– Пропавшего человека? – Он, возможно, и был похож на своего отца, но у него было стремление Даны к собиранию деталей, к желанию сложить из мировых проблем разрешимую головоломку.

– Да, – сказала она. – Начнем с Индианы. Пора найти твоего деда.