Я возвращался на берег с полным желудком, вино ударило в голову, палец все еще ныл. Я обернулся посмотреть на огромный корабль… Эйе казался миражом: очень живым в тот момент, но исчезающим, если посмотреть на него под другим углом. Был ли он обладателем неограниченной власти или трюком чародея, созданным с помощью дыма и зеркал?

День был в разгаре, и безжалостное солнце над бурлящим котлом этого города отнюдь не способствовало просветлению мозгов. Равно как и толпы народа, перегревшегося, ошалевшего и запрудившего гавань и городские улицы. Что-то смутное носилось в воздухе. После нескольких часов на корабле, на воде, и потерянного в заточении времени я чувствовал себя отяжелевшим и усталым, словно сухая земля притягивала меня. Самым сильным было желание вымыться, а потом поспать в темноте.

Но мне нужно было увидеть Нефертити. Не потому, что я хотел передать послание Эйе — хотя мне было любопытно посмотреть, какой эффект оно произведет на царицу, — но потому, что мне требовалось узнать, удалось ли Хети добраться до крепости Нефертити, а еще потому, что мне было о чем поведать. Поведать ей. Обрывки истории. Я знал, что она лучше меня сложит их вместе, если пожелает.

Я пришел на кладбище. Кошки не видать. Я во второй раз приблизился к святилищу, убедившись, что за мной не следят, и вошел в маленькое помещение из камня и теней. В ровном свете дня оно казалось не таким таинственным и убедительным. Миски для даров внутри лежали перевернутыми. Иероглифы были попорчены, мое имя — стерто. Значит, теперь про это место кто-то знает.

Обследовав узкий проход, через который в ту ночь проник в Загробный мир, я обнаружил, что он был замурован. Вход исчез. Как же тогда мне добраться до царицы? И почему осквернили это место? Сделано это было явно намеренно. Она лишала меня возможности снова с ней встретиться? Я пришел в ярость. Чего она от меня хотела?

Сначала я вернулся в свинарник и как дурак копался там, отыскивая крышку люка, а свиньи обнюхивали меня. Но дверь открыться отказалась. Внезапно у меня появилось ощущение, что за мной наблюдают. Я глянул в обе стороны вдоль переулка — никого. Однако он был как-то странно тих. Кто-то мог следить за мной и прятаться в тени дверного проема. Не имея иного выбора, я чуть не бегом направился к Великой реке, петляя по переулкам и улицам, пробираясь сквозь толпу, потом ныряя в боковые проулки, а затем возвращаясь назад. Я все время оглядывался, нутром чувствуя, что прав, но никто как будто меня не преследовал. Я обшаривал взглядом прохожих, но все они, казалось, были заняты своими делами. Возможно, нереальность этого города в конце концов стала сказываться на моем рассудке. Тем не менее я знал нескольких людей, которым было бы выгодно сейчас за мной проследить, и не мог позволить себе рисковать, когда столько стояло на кону.

Я сделал вид, что направляюсь на север, к храмам Атона, и влился в оживленное движение на Царской дороге. Затем свернул на восток и, пользуясь преимуществом регулярного плана города, свернул направо и еще раз направо, как бы вернувшись по своим же следам, на каждом углу убеждаясь, что никто вроде меня не преследует, потом снова смешался с толпой на Царской дороге и по лабиринту улочек двинулся на запад, к пристани.

Я нанял самую дрянную и самую неприметную лодку, пинком вырвав лодочника из дневного сна. Он протер глаза и принялся грести. Я обернулся на оживленную пристань. Многие смотрели на воду. Одновременно отплывали и другие лодки, но за мной, похоже, никто не увязался.

Мы пересекли реку в молчании. Лодочник разок с любопытством глянул на меня, а потом сделал вид, что сосредоточился на реке. Движение было оживленным, и мы прошли наперерез более крупным судам, медленным паромам, флотилиям прогулочных шлюпок и небольшому стаду буйволов, переплывавших реку, — их головы торчали над водой.

Лодочник высадил меня на другом берегу. Ко мне вдруг вернулась простая тишина этого мира: птицы, чьи-то дети играют у самой воды, редкая перекличка работающих на полях женщин. Больше ни одна лодка не приближалась и не высаживала здесь пассажиров. Солнце, медленно спускавшееся к западным скалам, указывало мне общее направление к крепости.

Я шел между полями пшеницы и ячменя. Как безупречны они, постоянно обрабатываемые до совершенства, словно сами эти поля были богами, которым поклонялись. В одном месте навстречу мне попалась группа мужчин верхом на ослах, но мы обменялись приветственными кивками и продолжили движение, не проявив друг к другу большого интереса. Тропинка между полями уперлась в дорожку пошире, и я пошел по ней на север, держась вдоль реки. Я миновал крохотное поселение, где люди до сих пор жили в тех же приземистых темных глиняных хижинах вместе со своими животными, как повелось от начала времен. Все, включая малышей и стариков, отдыхавших на низких скамьях, замирали, когда я проходил мимо. Я чувствовал себя пришельцем с небес. Здесь жила трудящаяся беднота, которая скорее всего никогда не бывала на том берегу Великой реки, в городе. Для них мое появление было целым событием.

Затем я снова оказался среди полей и финиковых пальм, меня окружили звуки раннего вечера. Где же это место? В итоге, вспотевший и разочарованный, я остановился на границе двух земель — Черной и Красной. За спиной у меня лежала зелень возделанного мира — желтеющая, голубоватая, весенняя; в шаге от меня начиналась каменистая пустыня. Плоская, забытая богами равнина простиралась к непрерывной, колеблющейся линии осыпающихся красных скал. Красная земля продолжалась и за ними, вечная, неизведанная, священная, край мира.

А справа от меня находилось то самое сооружение, без каких-либо признаков жизни за невысокими стенами. Разумеется, ни дверей, ни окон не было, но я предположил, что дозовусь или найду способ проникнуть туда. Укрывшись в тени восточной стены и чувствуя себя полным дураком, я крикнул. Ответа не последовало. Я снова крикнул. Где-то позади меня, на дереве, насмешливо откликнулась птица.

Что еще я мог сделать? Я обошел строение, но входа не обнаружил. Глиняный кирпич раскрошился у меня под пальцами, когда я, ухватившись за выступ стены, попытался подтянуться. Я пнул бесполезные камни у себя под ногами. Будь она проклята. Хватит. Пора рискнуть и, забыв эту головоломку, вернуться домой. Найму лодку и как можно скорее выберусь из города! Хватит.

Я возвращался той же самой дорогой, но едва шагнул на тропу, как услышал что-то впереди. Похоже, даже птицы на деревьях затихли. Порыв ветра прошелестел сухими колосьями ячменя. Волосы у меня на затылке зашевелились. Я быстро пригнулся и метнулся в ячменное поле. Очень скоро я различил топот марширующих ног и тарахтение колес по грубой земле. Близко от меня появился и прошел отряд солдат, за ними катила повозка, опасно подпрыгивая на ухабах, в ней ехали два офицера полиции. Было очевидно, что они направляются к квадратной крепости.

Прячась в ячмене, я бросился в противоположном направлении, в обход деревни. Вечерело. Деревня казалась вымершей. Должно быть, все прятались по домам. Добравшись до реки, я заметил дальше по берегу военный паром, привязанный к деревьям, рядом стояли часовые. Передо мной решительнее обычного несла свои воды Великая река. Золотились городские здания, а за ними, в отдалении, ярко-красным светом были залиты восточные горы. Как же попасть на тот берег? А попав, откуда начинать поиски Нефертити?

Затем на воде возле берега я увидел почти незаметный среди колеблющихся теней ялик, который шел на веслах, но из-за течения казалось, будто стоит на месте. Лодочник как будто бы что-то высматривал на берегу. Я снова присел за деревьями. Очертания и движения фигуры в лодке показались мне знакомыми. Я вгляделся попристальнее, но человек то попадал в поле зрения, то исчезал. Если это враг, то почему так старается остаться незамеченным и зачем бы ему здесь находиться?

Я взял камешек и осторожно бросил в сторону ялика. Мгновение тишины, во время которого голоса часовых, как мне показалось, смолкли, а потом слабый всплеск. Я увидел, как фигура в лодке быстро повернулась на звук, а затем стала вглядываться в темные заросли, где прятался я. Человек подгреб ближе, но недостаточно. Я бросил еще один камешек, и он упал у самого берега. Лодочник быстро смекнул, что к чему. Поскольку мы находились на западном берегу, деревья отбрасывали длинную тень на кромку воды, в то время как город был еще освещен. Мне показалось, что я знаю, кто сидит в лодке.

Я подождал, пока стража возобновит разговор. Едва услышав приглушенный шум их голосов, я, пригибаясь, бросился через узкую полоску берега к ялику. Я оказался прав: это был Хети. Как можно тише я вскочил в лодку и укрылся у него за спиной. Он не улыбнулся, лишь поднес палец к губам и пустил ялик по течению, уносившему нас от солдат.

Оказавшись на безопасном расстоянии, мы повернулись друг к другу, переполняемые вопросами, самый насущный из которых я озвучил:

— Где она?

— Я отвезу вас к ней. Но сначала должен узнать, что произошло у вас с Эйе.

— Откуда ты знаешь?

— Вас отвезли на корабль. Вы разговаривали?

Хети никогда не говорил со мной таким настойчивым тоном.

— Я все расскажу ей.

— Нет, сначала мне, иначе я не смогу отвезти вас к ней.

Выражение лица у него было решительное. Это был не тот неуверенно-самонадеянный молодой человек, с которым я познакомился всего несколько дней назад. В нем чувствовалась новая властность.

— Она мне теперь не доверяет?

Он покачал головой — прямо и откровенно.

— Ты знаешь, что меня схватили? Маху?

— Да. И мы думали, что это конец. Но потом узнали, что вас освободили. Эйе. Это могло означать только то…

— Что? Что я ее предал? Что все это время действовал в интересах Эйе? Вот что ты думаешь? После всего, что мы перенесли вместе? — Трудно гневаться в маленькой лодке посреди реки. — Отвези меня к ней. Сейчас же.

Хети, мгновение поколебавшись, кивнул. Ловко развернув ялик, он пошел поперек сильного течения реки. Вечерний ветер Дул резкими порывами и был горячим — другой ветер, не тот прохладный северный бриз, а нечто зародившееся на юге, в его дальних пустынях. Над городом взошла почти полная луна. Причудливые тени длинных легких облаков набегали, как грязная вуаль, на чело луны. Белые фасады города возвышались тут и там над темными купами деревьев.

Мы совершили нагие плавание по неспокойным темным водам, оставляя путаный след, и подошли прямо к новой каменной пристани, где возбужденно плескались черные и синие язычки воды. Ступеньки вели к уже известному мне месту — к широкой каменной террасе, увитой роскошным виноградом, превращавшим ее в укромный уголок, тихий и укрытый от поднимающегося ветра. И к красивому креслу, поставленному у воды, чтобы, сидя в нем, наблюдать, размышлять. Я вспомнил свое ощущение пропавшей женщины, очертаний и изгибов ее фигуры. И там, теперь наяву, восседала Нефертити: ее пальцы задумчиво поглаживали резные львиные лапы на концах подлокотников, и разум, по-видимому, был холоден, как кубок воды.

Я вышел из лодки. Кошка непринужденно спрыгнула на пол, изящно потянулась, подошла ко мне и принялась тереться об ноги.

— Ты по-прежнему ей нравишься. — В ее голосе звучало легкое напряжение.

— Она мне верит.

— Это в ее натуре.

Я ничего не сказал. Исчезнувший ненадолго Хети принес еще одно кресло и удалился — возможно, встал на страже. Я сел напротив царицы, кошка мурлыкала у меня на коленях.

— Итак, с чего мы начнем? — спросил я.

— С правды.

— Вы думаете, что я здесь для того, чтобы вам лгать?

— Почему бы не рассказать мне свою историю? Тогда я увижу, верю я ей или нет.

— Снова истории.

Она промолчала.

— Стараясь обнаружить заговоры и интриги, я нашел людей, у которых есть причины желать вашего исчезновения навсегда, и кое у кого из тех же людей есть причины желать вашего возвращения. Я узнал про золотые перья Общества праха. Это о чем-нибудь вам говорит?

Она пожала плечами:

— Такие названия люди дают тому, что воспринимают слишком серьезно.

— Ваш зять сказал мне, что золотое перо открывает невидимые двери. Казалось, это его взволновало.

— Видишь? Мужчины любят загадки, шифры и необычные печати. Это помогает им чувствовать себя умнее и важнее.

— Примерно то же сказала ваша свекровь. И Эйе.

Я внимательно следил за ней. Что-то промелькнуло у нее в глазах при этом имени — не в первый раз. Царица сменила тему.

— Маху до тебя добрался.

Это был не вопрос. Я поднял палец в лубке. Он выглядел глупо.

— Он ничего от меня не узнал, — сказал я. — Ну, почти. Я сообщил ему про Загробный мир и так далее, но, странно, он мне, похоже, не поверил.

— У него нет воображения.

— Действительно, он производит впечатление буквалиста.

— Но я озадачена. Как ты спасся? — спросила она, снова возвращаясь к прежней теме, встревоженная, как кошка, запертая не в той комнате.

— Пришел ваш друг Эйе и поговорил с ним. Похоже, Маху все же убедился, что меня следует привести в порядок и отпустить. Затем Эйе пригласил меня на обед, и я, разумеется, принял приглашение. Было очень интересно.

Мне хотелось, чтобы мои слова повисли в воздухе. Хотелось, чтобы она спросила об этом.

— Представляю, что Маху пытался ранить твое сердце и душу. Воображаю, как он угрожал твоей семье. — Нефертити не потрудилась изобразить сочувствие.

— Моей семье он угрожал раньше. Вы это знаете. И в тюрьме мне приснился дурной сон. Он был хуже почти всего, что мог сделать со мной Маху.

— Сны, — спокойно проговорила она. — Расскажи мне свой сон.

Я посмотрел в сторону, за реку и подумал: зачем? Но конечно, я хотел все рассказать.

— Мне приснилось, что я наконец дома. Прошло много времени. Я был рад. Но все исчезли. Я вернулся слишком поздно.

В последовавшем молчании я непрерывно гладил кошку, как будто мое отчаяние могло перейти в нее, не причиняя, однако, вреда. Животное посмотрело на меня спокойными зелеными глазами. Я обнаружил, что боюсь поднять глаза и встретиться с таким же прямым взглядом ее хозяйки.

— Это был сон страха, — произнесла она.

— Да. Всего лишь сон.

— Страх — сильный обман.

— Некоторых из нас он делает человечными.

Внезапно я разозлился. Кто эта женщина, чтобы говорить мне о страхе? Но она тоже рассердилась.

— А ты считаешь, что я не испытываю страха? Думаешь, я бесчеловечна?

— Я вижу страх в ваших глазах, когда упоминаю об Эйе.

— Что он тебе сказал? — Она не хотела оставить эту тему в покое, играя вопросом, как кошка дохлой птичкой.

— Он был очень разумен. Попросил меня передать вам послание.

Это ее остановило. Теперь она что-то почуяла. Я ощущал ее жажду, потребность узнать.

— Изложи мне его послание. — Она произнесла это слишком спокойно.

— Он знает, что вы живы и вернетесь. Его вопрос: что потом? Его послание: встретьтесь с ним. Он будет трудиться вместе с вами над восстановлением порядка.

Она покачала головой, недоверчиво и с долей разочарования. Издала звук — что-то среднее между всхлипом и оборвавшимся смешком над чем-то, что никогда не было очень смешным.

— И ты посчитал, что будет правильным доставить мне это послание?

— Я не посредник. Просто передаю то, что сказал он. Это звучит разумно.

— Ты так наивен.

Я подавил гневный ответ, готовый сорваться с моих губ, и решил попробовать другую линию расследования.

— Какую власть имеет над вами Эйе?

— Никто не имеет надо мной власти, — сказала она.

— Думаю, это неправда. У каждого есть кто-то, кто его пугает: начальник или мать, заклятый враг или чудовище под кроватью. Думаю, вы его боитесь. Но странное дело: мне также кажется, что и он боится вас.

— Ты слишком много думаешь, — быстро проговорила она.

— Беда, когда думают недостаточно.

Она молчала. Я понял, что затронул какую-то струнку, какую-то ниточку истины. Я был уверен, что их связывала какая-то тайна. Но царица снова сменила тему, пытаясь обуздать мои вопросы.

— Значит, ничего достоверного о заговорах против меня ты не выяснил и вместо этого принес дурацкое послание, как приманку, и привел их ко мне. Ничего хорошего я и не ожидала.

Я отказался сменить курс.

— Что происходит — ясно. Завтра Празднество. Эхнатона одолевают неприятности внутри страны и за ее пределами. Эти неприятности сосредоточились в том самом событии, с помощью которого он надеялся их решить. Почему? Потому что ваше отсутствие разрушает иллюзию, которую ему нужно увековечить. Ваше возвращение ускорит огромные изменения. Это предвкушают несколько человек, включая Эйе и Хоремхеба, которые ждут, что же случится во время вашего возвращения. Я думаю, они хотят в полной мере воспользоваться любой сменой власти. Вы отправили меня назад в клетку ко львам, и теперь, когда я вернулся к вам с теми малыми сведениями, которые смог добыть ценой личных жертв, считаете виновным в предательстве. А ведь интересно то, что Эйе прав. Думаю, вы понятия не имеете, что будет дальше.

К концу своей вспышки я поймал себя на том, что расхаживаю по террасе. Хети с тревожным видом стоял у двери. Воды Великой реки, казалось, внимательно ждали ответа Нефертити. В конце концов он последовал, очень спокойный и все скрывающий.

— Ты прав: я понятия не имею, что будет дальше. Молюсь, чтобы все разрешилось миром и покоем для всех нас. — Тут она посмотрела на темные воды и добавила: — У меня есть одна просьба. — Царица поискала моего взгляда. Признаюсь, мне стало трудно дышать. — Ты будешь сопровождать меня завтра, когда я совершу свое возвращение? Ты сделаешь это для меня, несмотря ни на что?

Мне не нужно было даже обдумывать ее слова.

— Да, — сказал я. Мне хотелось там быть.

Произнеся это простейшее из слов, я осознал, что хочу вместе с ней лицом к лицу встретиться с неопределенным будущим, с его страхами и снами, и не важно, куда это нас заведет. Внезапно я почувствовал, будто широкая темная река течет у меня под ногами; как будто эта терраса и весь этот странный город, мирок слабых огней и сердец, похожих на мерцающие фонари, плывет на этой тьме, несомый быстрым и бурным течением долгого, глубокого сна реки.