После необычайно долгой дороги, на которой остановки случались чаще, чем было необходимо, они добрались до гостиницы «Черный лебедь». Теперь они сидели в примыкавшей к их комнатам маленькой столовой, отведав простой, но хорошо приготовленной еды.
Спаниели скребли когтями пол около ног Хоука и поскуливали. Он взглянул на собак:
— Если вы думаете, что я собираюсь доставить вам удовольствие, то глубоко ошибаетесь.
— Они маленькие и славные, — сказала Джулиана. — И не говорите с ними так грубо.
— Из-за этих славных маленьких собачек мы и приехали так поздно. Просто в голове не укладывается, сколько раз нужно было останавливаться, чтобы они могли пописать.
— Следите за своим языком, — сказала Джулиана.
— Если бы я их раньше не знал, — хохотнул Хоук, — то подумал бы, что они это делают нарочно.
— Очень даже может быть, — зевнув, пробормотала Хестер. — Они знают, что ты слишком доверчив.
— Вот уж нет. — Он сложил руки на груди.
Тетка вздохнула. Когда она медленно поднялась, Марк решил ей помочь.
— Не обращайся со мной как со старухой, Марк. Может, я и старуха, но мне не нравится быть ею.
— У тебя душа молодая.
— Ну, мое тело далеко не молодо. Так что я — в постель. Джулиана, если ты не устала, можешь еще посидеть с Марком.
— Нет-нет, я тоже предпочла бы лечь пораньше. Нам завтра предстоит долгое путешествие.
Когда Хестер, шаркая, вышла из комнаты, Джулиана взглянула на Хоука:
— Я должна убедиться в том, что ей будет удобно.
— Спасибо тебе. — Ему неприятно было думать о том, что Хестер так постарела. — Пожалуй, подобные путешествия уже не для нее.
— Я позабочусь о ней, — успокоила его Джулиана.
Он посмотрел на нее и заметил беспокойство во взгляде ее прекрасных голубых глаз.
— Ты очень полюбила ее.
— Она стала для меня родной. — Ее речь звучала немного сбивчиво.
— Хестер души в тебе не чает. Я знаю, она наслаждалась твоим обществом. — Он запнулся, не зная, стоит ли продолжать, но решил, что стоит. — И я тоже.
— У вас очевидные провалы в памяти, — засмеялась она.
— Бесенок, — улыбнулся он, дернув ее за локон.
— Спокойной ночи, — прокашлявшись, произнесла она.
Он хотел было попросить ее побыть с ним еще немного и обсудить, что было и чего не было между ними. В нем еще теплилась надежда, что есть возможность преодолеть взаимное непонимание. Но она уже пересекла коридор, подошла к двери напротив его комнаты и зашла к себе, даже не обернувшись.
Хоук проснулся, но подумал, что еще спит, поскольку ему показалось, что он слышит гогот стаи гусей. Потом он услышал звук, раздававшийся с противоположной стороны коридора, и вздрогнул. Храп его тетки напоминал раскаты грома. Он сел. Бедная Хестер, она, должно быть, совершенно измотана, и Джулиана не в силах ей помочь. Бедная девочка. Она глаз не сможет сомкнуть от грохота.
Ну, тут уж ничего не поделаешь. Он зевнул и лег, повернувшись на бок.
Снаружи скрипнула дверь. Боже, что там еще? Кто-то постучал.
— Хоук?
— Секунду.
Это была Джулиана. Он схватил со спинки кровати халат и набросил его на свое обнаженное тело. Он подошел к двери и приотворил ее. Джулиана стояла в проеме в белой ночной сорочке. На ее плече лежала коса цвета воронова крыла.
— Я не могу уснуть, — сказала она.
— Входи.
— Простите, что разбудила, — сказала она, — но мне показалось, что кто-то играет на трубе.
— Бедняжка.
— Если не возражаете, я прикорну на диване.
— Я лягу на диван, — покачал головой Хоук. — Ложись на кровать.
— Я меньше ростом, и там мне будет удобно.
— Я настаиваю. — Он взял ее за локоть. Когда она взобралась на матрас, он прикрыл ее одеялом. Боже! Чего бы он ни отдал, чтобы оказаться там, под одеялом рядом с ней! Но они не женаты и никогда не будут женаты. Вздохнув, он схватил вторую подушку и подошел к маленькому дивану с неровным ложем.
Он не умещался на нем, даже свернувшись калачиком.
В первый раз в жизни он пожалел, что вырос таким дылдой. Ну, тут уж ничем не поможешь. Ему придется спать сидя. Когда он сложил руки на груди и склонил голову вниз, Джулиана сердито воскликнула:
— Это просто глупо! Я посплю на диване. Я настаиваю, чтобы вы легли на кровать.
— Джулиана, поверишь ты или нет, но я мужчина, и черт меня возьми, если я позволю тебе ночевать на диване, состоящем из одних кочек…
— Следите за своим языком. — Она села и затем спрыгнула с кровати.
— Джулиана, залезай под одеяло. Я не позволю тебе спать на диване. — Он помолчал и продолжил: — В нем, возможно, водятся блохи.
Она вскрикнула и бросилась обратно на кровать.
Хоук затрясся от смеха. Боже, как ему нравится дразнить ее! Но в комнате становилось все холоднее, и ему стало зябко. Он крепко сжал зубы, зная, что не замерзнет до смерти.
Джулиана села на край кровати.
— Джулиана, ложись и спи.
— Я не могу заснуть, когда вы бегаете вокруг и мерзнете. Идите в кровать.
— Мне кажется, на меня попала блоха.
— Это большая кровать, все поместимся.
— Нет.
— Не глупите. Мы разумные существа и сможем поспать, не делая того, чего не следует.
— Джулиана, я не лягу с тобой. Вспомни, что произошло в прошлый раз. Прости, но я владею собой только до определенного предела.
— Вы несносны. Сейчас же ложитесь в постель.
— Ты когда-нибудь заснешь?
— Нет, пока вы не ляжете.
Раздраженный и замерзший, он подошел к постели.
— Внесем ясность: это ты пригласила меня. Если я начну делать глупости, ударь меня. Поняла?
— Не знаю, — фыркнула она, — не все ли равно? Ведь мы уже пробили брешь в стене этой крепости.
— Не забивай мне голову подобными мыслями.
— Наверняка они уже были там. Залезайте в постель.
— Не думаю, что это будет правильно… — сказал он, впрочем, без особой уверенности.
— Залезайте в постель.
Он снял халат. Джулиана оглядела его обнаженное тело.
— Ты прекрасен.
Он скользнул под одеяло.
— Повернись на другой бок и спи.
Она водила пальцем по волосам на его груди.
— Давай поразмыслим рационально. Я уже испорченный товар.
— Не говори так.
— Но это правда. Я уже не девственница, и вряд ли найдется мужчина, который захочет жениться на мне.
— Ты наконец прекратишь? Господи, я и так себя чувствую негодяем за то, что сделал с тобой.
— Насколько я помню, инициатива исходила от меня. Но дело не в этом. Может быть, у меня никогда больше не будет такой возможности, а я уже знаю, насколько ты опытен в этом деле. Поэтому, если тебе не претит эта мысль, я бы очень хотела, чтобы ты занялся со мной любовью.
Господи Боже!
— Джулиана, я не собираюсь даже прикасаться к тебе.
— Кто знает…
— Я знаю, — вздохнул он. — Мне стыдно за себя, и теперь я ничего не могу поделать, раз ты отказалась выйти за меня замуж.
— Ты так красиво сделал предложение. — Она погладила его по щеке.
Он судорожно сглотнул. Боль до сих пор не утихла.
— Я так хотела принять его, но поклялась не выходить замуж за человека, который меня не полюбит. — Его сердце забилось чаще. — Мне трудно признать, но отказом я нанесла тебе рану и подозреваю, ты не понимаешь, почему я отказала. Я всегда обожала тебя и уже много лет схожу по тебе с ума. Я согласна, что кое-что может тебя шокировать.
— Что?
— Я поставила себе цель завоевать твое сердце. Это случилось в тот момент, когда мы танцевали на моем первом балу.
— Ты шутишь.
— Нет, не шучу. Я готова была проглотить свою гордость и надеялась, что ты поймешь, что девочка превратилась в женщину.
— Не понимаю.
— Я четыре года мечтала выйти за тебя замуж. Я не позволила ни одному мужчине поцеловать себя, потому что хотела, чтобы первым это сделал ты.
Господи Боже!
— В тот вечер у Бересфордов я уже было подумала, что моя волшебная сказка готова стать правдой.
— А я сказал, что ты мне как сестра.
— Не грусти так. Я сама сделала из себя непогрешимую романтическую героиню.
— И я не оправдал твоих ожиданий.
— Я тешила себя мечтами о тебе, но полюбила обыкновенного несовершенного, но замечательного человека.
Она любит его. У него сердце едва не выпрыгнуло из груди.
— Я думаю, ты заслуживаешь узнать и понять, что я отвергла твое милое предложение потому, что ты предлагал мне руку, но не сердце. Марк, брак, в котором любит только один партнер, не будет счастливым. Я убедилась в этом на примере моей матери. На людях она держала голову высоко поднятой, а дома все было совсем не так. Понимаешь, она, как и я, старалась заставить отца полюбить нас. И ни одной это не удалось.
— Он был самовлюбленным и жестоким идиотом.
— Я позволила его неприязни стать принципом моей жизни, но вчера наконец поняла, что он для меня ничего не значит. Я никогда не знала его, и он не заслуживал любви ни матери, ни брата, ни моей. Но нельзя сказать, что на мою жизнь мужчины не оказывали доброго влияния. Потому что ты и Тристан всегда были рядом. И я считала вас самыми благородными моими покровителями. — У него из груди вырвался смешок. — Я люблю тебя, но знаю, что если выйду за тебя только потому, что ты считаешь себя обязанным на мне жениться, никогда не смогу почувствовать себя равной тебе. Я всегда буду скрывать свои чувства, потому что ты не ответишь на них. И я говорю это не для того, чтобы обидеть тебя.
Он пальцем прижал ее губы.
— Боже, я еще больший осел, чем Осгуд.
— При чем тут Осгуд? — не поняла она.
— Ни при чем. Просто я такой же глупый, как он.
— Не вижу, в чем здесь смысл.
— Я идиот.
— Бываешь им иногда.
— И еще я слепец, потому что…
Теперь она прижала палец к его губам.
— Не говори так, если на самом деле этого не думаешь.
Он взял ее палец, а затем и обе руки.
— Мне было так плохо без тебя. Я постоянно думал о тебе и чувствовал себя несчастным, когда ты мне отказала. Мне казалось, ты ненавидишь меня за то, что я сделал. Я скучал по тебе и не понимал, что меня мучит. Но я мог бы избежать всего этого, если бы прислушался к тому, что было в самой глубине моей души. Я очень люблю тебя, но не надеюсь на взаимность.
— Ты говоришь это не для того, чтобы я позволила тебе переспать со мной? — На губах у нее появилась шаловливая улыбка.
— Нет, — грустно сказал он. — Я люблю тебя и не мыслю жизни без тебя. Но я не хочу делать тебе предложение в постели провинциальной гостиницы.
— Подождем до приезда в Гейтвик-Парк.
— Значит ли это, что я заслужил награду?
— Думаю, мы оба ее заслужили.
— Какое вам доставить удовольствие, миледи? — засмеялся он. — Я буду ведущим или вы?
— Вы так божественно ведете в вальсе, поэтому сегодня ведущей буду я.
Он снял с нее сорочку.
— Как ты красива! Жаль, что слишком темно. Когда мы поженимся, я буду заниматься с тобой любовью днем.
— Может, я и разрешу тебе.
— Я люблю тебя. — Хоук поцеловал ее в губы. — И когда мы поженимся, я буду заниматься с тобой любовью на свежем воздухе.
— Звучит неприлично. Но может, я и это разрешу тебе.
— Я люблю тебя. — Он прильнул к ее соскам губами, а руками ласкал повлажневшие складки внизу живота. — И когда мы поженимся, я хочу заниматься с тобой любовью в кроне дерева.
— Это невозможно и опасно. Забудь.
— Я люблю тебя. — Он улыбнулся. — И когда мы поженимся, я хочу заниматься с тобой любовью на ковре перед камином.
— Звучит романтично. Может, я и разрешу тебе.
— Я люблю тебя. И хотя мы еще не женаты, хочу заняться с тобой любовью прямо сейчас. Потому что мое сердце переполнено любовью, а я думал, что потерял тебя навсегда. — Он запечатлел на ее губах страстный поцелуй. Случилось еще одно чудо. Она его любит.
Но прежде он должен кое-что ей рассказать. Внутри у него все сжалось — он боялся разрушить то, что только что сложилось у них. Но он обещал быть честным с ней.
— Это очень важно, — произнес он. — Прежде чем продолжить, мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
— Марк, дорогой, ты вовсе не обязан рассказывать мне об ошибках молодости. Я люблю тебя без всяких условий. Прошлого больше не существует.
— Все изменилось в тот день, когда ты мне отказала. Вернувшись домой, я испытал глубокое потрясение. Меня кое-кто разыскал.
— Что? — Джулиана удивленно подняла брови.
— Мне навсегда было запрещено видеться с ним, — сказал он, прижав руку к сердцу. — Мне навсегда было запрещено писать ему. Упоминать его имя. В противном случае его признали бы незаконнорожденным. Мне было восемнадцать, когда я подписал бумаги, в которых отказывался от еще не родившегося сына.
— Боже правый!
— Я и не надеялся когда-либо увидеть его. Но он разыскал меня. Джули, он так похож на меня.
— Отец осудил тебя из-за этого?
— Это отвратительная история.
— Ты говорил, что с тобой сыграли злую шутку. — Она до боли сжала руки. — Там была замешана женщина.
Он в нескольких словах пересказал ей, как все произошло, потому что с трудом вообще мог говорить.
— Рамзи ведь не знает о мальчике?
— Нет. Отец и Уэсткотт решили все держать в тайне.
— Понимаю теперь, за что ты ненавидишь Рамзи.
— Я был у него на прошлой неделе. И я простил его.
— Я и так любила тебя, но теперь люблю еще больше за этот твой поступок.
— Я сделал это больше ради себя. Горечь разъедала мою душу — ведь Рамзи не мог знать о последствиях. Он извинился, и я стал лучше о нем думать.
— Я рада, что он так поступил, хотя это и не очень изменило мое мнение о нем. Он не должен был меня преследовать, когда ты запретил мне общаться с ним.
— Он совершал и более гадкие поступки, чем в случае со мной. Ужасные, грязные поступки. Именно поэтому я не хотел, чтобы он когда-либо оказался рядом с тобой.
— Его отец один из самых влиятельных политиков в государстве, — сказала Джулиана. — Почему Рамзи рисковал ввергнуть свою семью в скандал?
— Не знаю, — ответил Хоук. — Возможно, он понимал, что никогда не достигнет уровня отца. А может быть, просто оказался в семье тем самым уродом.
— Ну, хватит о нем. Расскажи лучше о сыне.
— Джулиана, прежде чем я расскажу, ты должна знать, что его отец способен мне навредить, но больше я сына не предам.
— Конечно, нет. Мы переживем грозу вместе.
— Его зовут Брендон. — Хоук рассказал Джулиане все, о чем узнал в тот вечер. — Когда он упомянул, что с приятелями они жарят сыр на огне, на меня нахлынули воспоминания. Ты помнишь, как мы и твой брат занимались тем же?
— Конечно, — улыбнулась она.
— Я сел с ним на ковер жарить сыр, и теперь он считает, что я «свой в доску», поскольку никогда не видел, чтобы взрослые этим занимались. — Он помолчал. — Сегодня я получил от него письмо. — И он пересказал содержание письма. — Уэсткотт скорее всего будет мне угрожать.
— Если он так сделает, то лишь потому, что боится, что Брендон предпочтет тебя ему, — сказала она. — Но мы с тобой скажем, что во главе угла должны оставаться интересы мальчика. Брендон искал тебя и теперь хочет, чтобы ты стал частью его жизни. У него должна быть возможность узнать тебя ближе. Почему у парня не может быть двух отцов?
— И все же мне тревожно. Дважды Брендон упомянул, что у Уэсткотта проблемы со здоровьем. Я не знаю, чем он болен, но, насколько мне известно, у него нет родственников мужского пола, которые могли бы стать опекуном Брендона. У меня нет на него прав, во всяком случае, предъяви я их, мальчишку тут же объявят незаконнорожденным. Он потеряет наследство, и общество отвернется от него.
— У Уэсткотта нет других детей?
— Нет. — Он поднял на нее глаза. — Можешь представить его унижение, когда после восьми лет брака он обнаружил, что другой мужчина обрюхатил его жену?
— Она намного моложе его?
— На сорок лет.
— По возрасту, он может быть Брендону дедушкой, даже прадедушкой.
— И к тому же больным.
— Тем более мы должны принять участие в судьбе ребенка. Ему нужна мать и, если честно, более молодой отец. Что же касается обстоятельств его рождения, то мы можем объявить его твоим дальним родственником. Аристократы часто так поступают. Кое-кто, может быть, и догадается, но никогда не спросит напрямую и уж тем более не станет насмехаться над ним.
— И все равно меня не оставляет мысль, что случится нечто, что погубит мое счастье, — сказал он.
Она крепко поцеловала его в губы.
Хоук почувствовал, как затвердел его «жезл». Она взяла его в руку и стала медленно двигать ею вверх и вниз.
Он распустил ленточку, которой была завязана коса. Она села, встряхнула головой, и ее длинные волосы рассыпались по подушке.
— Хочешь быть сверху? — спросил он.
— Можно и так, но у меня есть другая мысль.
Ее хрипловатый голос завораживал Хоука.
— О! — Он уже был в полной готовности и с трудом сдерживался, чтобы не броситься на нее.
— В прошлый раз, — Джулиана провела рукой между его бедрами, — ты делал кое-что интересное языком. И по-моему, тебе было бы приятно испытать нечто подобное.
Ее волосы накрыли его тело. Это была самая заветная из его фантазий. Затем она склонилась над ним. Когда она провела языком вокруг головки, он застонал:
— Ты меня убиваешь.
Ее озорной смех заставил Хоука улыбнуться. Он повалил ее на постель, губами впился в груди, а руками ласкал скользкие складки между ногами. Она обхватила его руками.
— Войди в меня.
— Один вопрос. Мы повременим с ребенком?
— Нет, я не хочу, чтобы пропал хоть один день в нашей жизни.
Он легко вошел в нее и стал медленно двигаться. Все это время он не отрывал от нее глаз. Она выгнула спину, и с ее губ сорвался стон.
Он поднял ее ноги и положил их себе на плечи. Затем начал двигаться быстрее. Когда его движения стали лихорадочными, из его горла вырвался рев, смешанный со стоном. Он замер, чувствуя, что сейчас взлетит на вершину блаженства. На этот раз, извергая семя, он оставался в ней. Потом опустил ее ноги и рухнул сверху, дрожа от эротического ощущения, которого еще не испытывал в жизни. Хоук заставил Джулиану обвить его тело руками и ногами и поцеловал ее в щеку.
— Я люблю тебя, — хрипло произнес он.
Они заснули, прижавшись друг к другу. Она проснулась от того, что Хоук дотронулся до ее груди. Его копье упиралось ей в ягодицы. Джулиана села на него и наклонилась вперед. Он брал в рот ее соски, отчего по всему ее телу разливались потоки удовольствия. Когда это удовольствие переполнило ее, он остановил ее крик, закрыв ей рот своим ртом, а его язык начал двигаться в том же ритме, что и ее тело. Потом, оставаясь в ней, Хоук перекатил ее, оказавшись сверху. Толчки стали сильными и быстрыми, словно он потерял контроль над собой. Его прерывистое дыхание стало шумным, его тело напряглось от спазма, и в следующее мгновение он распластался на ней.
— Бог мой!
Джулиана погладила его по щеке, слегка шершавой от отросшей щетины.
— Тебе понравилось?
Он повернулся на бок, прижимая ее к себе и не выходя из нее.
— Можно, я скажу что-то по-настоящему грязное?
— Можно.
— Грязное-грязное.
— Говори. — Даже в темноте он увидел, как блеснули ее глаза.
— Я люблю тебя. И когда мы поженимся, я собираюсь трахать тебя утром, днем и ночью.
— Ты предпочитаешь пользоваться грязными словами, а не эвфемизмами, — засмеялась она.
— Я знаю массу грязных слов. Я также знаю, как они звучат на французском и на итальянском.
— Международные ругательства? Боже мой!
— Я позову тебя к себе в кабинет, якобы чтобы отшлепать за счета от портного. Я перекину тебя через колено, но, пожалуй, промолчу, что я сделаю с твоими юбками.
— Потрясающе.
— Я устрою тебе экскурсию по Эшдаун-Хаусу. — Он слегка прикусил ей кожу на шее. — Там более сотни комнат.
— Надеюсь, ты не собираешься обойти их все за одну ночь?
Он засмеялся. Ему показалось, что в комнате вдруг стало светлее.
— Проклятие! — воскликнул он. — Ведь мы не сможем заняться любовью в доме твоего брата.
— Там более сотни комнат. И мы могли бы… потеряться.
— Нет, в доме Тристана я не могу.
— Ну, тогда мы могли бы отправиться на длительную прогулку. В Гейтвик-Парке широкие просторы.
— Я должен оставаться джентльменом, — вздохнул он, — и подожду до свадьбы. Через четыре недели объявим о нашем браке, а?
— Подумают, что я обольстила джентльмена. Помнишь, ведь я знаю секреты обольщения.
Хоук расхохотался. Джулиана ладонью закрыла ему рот.
— Тише, Хестер может услышать.
Он поднял голову.
— Нет, я слышу ее храп. — Хоук усмехнулся. — Еще раз? Ну пожалуйста!
— Ты просто ненасытный.
— Ну пожалуйста!
Она распахнула руки, но он посадил ее на себя. В этот раз Джулиана кончила быстро, а он через несколько мгновений крепко прижал ее к своей груди.
Потом он надел на нее ночную сорочку, накинул на себя халат и подвел ее к двери.
— Я посмотрю, как ты проскользнешь к себе.
Она быстро поцеловала его и перебежала неширокий коридор. Когда она скрылась в комнате, он закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Когда солнце осветило комнату, он посмотрел в потолок и прошептал:
— Благодарю тебя.