Глава 5
Наткнувшись на кухне на кран с водой и щелок, Анджелина отправила служанку мыть мраморные полы. Агнес сначала было воспротивилась оттирать мрамор порошком – так можно и поцарапать.
– Отчисть хотя бы пятна, – все же настояла Анджелина.
– Сделаю все, что в моих силах, миледи.
Затем Анджелина вернулась наверх, где столкнулась с Колином.
– Чем собираешься заняться?
– Отправлюсь на чердак разыскивать клад.
– Смотри не нарвись на пиратов.
Колин вскинул брови.
– Эй, на палубе, красотка! Не прогуляешься со мной по краю борта?
Она погрозила ему пальцем.
– Не отлынивать! Приступить к работе!
Колин странным образом церемонно поклонился и ушел.
Анджелина принялась обходить другие спальни, которые были практически одинаковыми и отличались друг от друга лишь цветом балдахинов над кроватями. Удачно, что ковры здесь оказались в отличном состоянии благодаря тяжелым портьерам на окнах. Правда, в них было полно пыли, и Анджелина взяла себе на заметку распорядиться, чтобы Агнес, после того как закончит мыть полы, выбила их как следует вместе с ковровой дорожкой с лестницы.
На тех немногих картинах, которые висели на стенах спален, были – вполне ожидаемо – изображены пасторальные сценки. Ни в одной из комнат не нашлось каких-нибудь личных вещей. Должно быть, слуги все перенесли на чердак.
В спальнях как минимум требовалось кое-что заново перекрасить или обновить обивку на стенах. Ей уже стало понятно, что в гостиной придется поменять жалюзи, ковер и шторы. К счастью, никаких протечек на потолке или возле окон она не нашла. Тем не менее у них было не так много времени, чтобы решить все проблемы, которые еще, возможно, обнаружатся. За столь короткий срок она могла помочь лишь советом.
Анджелина спустилась вниз, чтобы проверить, как обстоят дела у Агнес. Та в это время, стоя на четвереньках, терла пол.
– Ну как, оттираются?
– Да, миледи. Просто на это требуется время.
– Сообщи, когда пол высохнет.
Вернувшись в гостиную, она попыталась представить, какой вид будет у этой комнаты с новыми обоями и новой обстановкой. Стены красного цвета слишком темные для небольшой комнаты. У нее в воображении возник интерьер золотистого цвета с яркими пятнами желтой обивки на мебели. Драпировки вдоль южной стены, украшенные золотыми фестонами, придадут помещению театральный вид.
Анджелина села в кресло и, достав блокнот с карандашом, быстро набросала эскиз того, что увидела внутренним взором. Позже она покажет эти зарисовки Колину. Разумеется, дом ему не принадлежит, но надо хотя бы поделиться с ним мыслями о том, что можно поменять в гостиной. Эти ковры придется убрать, новые – заказать в Лондоне. Все в конечном счете будет зависеть от того унаследует ли он Сомеролл. А это было совсем не очевидно.
Она преодолела еще один пролет лестницы и распахнула среднюю дверь. Здесь перед окном стояло кресло-качалка. Комната, вероятно, была детской. В углу виднелось что-то укрытое полотнищем. Когда она приподняла ткань, у нее перехватило дыхание.
Это была колыбелька.
Его мать умерла во время родов.
Сердце неистово заколотилось. Не было ничего удивительного в том, что маркиз в такой спешке покинул Сомеролл. Трагические воспоминания оказались слишком тяжелыми.
Попятившись, Анджелина тут же покинула комнату и плотно прикрыла за собой дверь. Сердце никак не успокаивалось, когда она осталась стоять, привалившись к двери спиной и сжимая руки.
Ей не хотелось, чтобы Колин увидел колыбель.
В конце коридора появилась Агнес.
– Миледи, вы хотите, чтобы я убралась в комнатах?
– Не сегодня, Агнес. Сейчас только в гостиной. И поаккуратней там с сервантом и мебелью.
Когда служанка ушла, Анджелина перевела дыхание. Колин и сам скоро обнаружит детскую, но она не хотела, чтобы он в первый же визит сюда увидел мрачное напоминание о прошлом. Ей было трудно представить, какую сердечную боль он пережил в детстве. До нее вдруг дошло, каким ужасом это обернулось для него.
Сейчас он не должен застать ее здесь торчавшей у двери, словно на часах. Глубоко вздохнув, Анджелина направилась в последнюю спальню, где, может быть, найдется миниатюра.
Через десять минут Анджелина закрыла дверь и в эту комнату и двинулась дальше по коридору. Она всерьез не рассчитывала обнаружить портрет в одной из этих спален, но все равно не могла избавиться от разочарования. Если бы Колин получил в руки миниатюру с портретом, у него стало бы спокойнее на душе, потому что образ матери был бы всегда перед его глазами.
Возможно ли излечить такую давнюю душевную травму? Оставалось только надеяться, но самое главное – чтобы он продолжал верить в это.
– Анджелина, подожди!
Она резко остановилась и повернулась к нему. Колин уже снял сюртук и закинул на плечо. Галстук помялся, рукава сорочки закатаны, и все равно выглядел он потрясающе.
– Как успехи? – поинтересовалась она.
– Успел перерыть содержимое одного сундука. Полный бардак. Такое впечатление, что слуги второпях засовывали в сундуки все, что попадало под руки.
Слуги, должно быть, тоже сильно переживали.
– Что-нибудь нашел?
– Потрепанные книги с вырванными страницами, старые письма, писчие перья, носовые платки, какие-то вазы, спутанная пряжа.
Судя по всему, слуги были предоставлены сами себе.
– Потребуется куча времени, чтобы разобрать все это, – вздохнул Колин.
Если рамка миниатюры была из золота или серебра, тогда, возможно, их уже опередил вор. Ей не хотелось делиться с ним своими предположениями – пусть лучше думает, что портрет просто потерялся.
– Надо каждый день понемногу уделять этому время. Все, что ты не захочешь оставить себе, можно раздать слугам и арендаторам.
Колин упер руки в бока.
– Это же колоссальный труд! Как можно добиться чего-нибудь в такие сжатые сроки?
– Разделяй и властвуй, – улыбнулась Анджелина.
– Какая-то запредельная задача.
– Сделаем сколько сумеем. Я уверена, что у тебя все прекрасно получится, даже если мне придется уехать.
– Если ты решила меня приободрить, то у тебя не получилось.
Его недоверие не казалось наигранным. Он был всегда готов к худшему, потому что в раннем возрасте пережил огромную утрату.
– Когда это ты вдруг ощутила в себе такой оптимизм?
– Как только приехала сюда.
Колин вскинул брови.
Она сказала то, что думала, но поскольку он сильно удивился, решила успокоить:
– Я пошутила.
Если честно, то Анджелина превратилась в циника после того, как год повращалась в высшем обществе, а также научилась искусству демонстрировать напускную апатию, но испытывала искреннюю скуку от общения с модниками, объявлявшими себя мизантропами. Все эти годы щитом ей служили ее саркастическое остроумие и титул отца, но в конце концов не помогло и это. Теперь она больше не походила на ту женщину, у которой все и вся вызывало скуку. Тогда это была всего лишь невидимая маска, но притворство не уберегло ее от душевных ран. Не хотелось вспоминать о них, потому что в памяти сразу всплывало то, что хотелось забыть, а заново переживать прошлое неконструктивно.
Колин рассматривал ее с таким выражением лица, что ей стало неуютно и она поспешила открыть свой блокнот.
– Дальше у нас по программе что? – Ее карандаш повис в воздухе.
– Надо распорядиться, чтобы завтра сюда привезли уголь и растопку, тогда я смогу проверить дымоходы.
Слава богу, ей удалось его отвлечь!
– Может, повар из Дирфилда уделит нам немного времени и осмотрит кухню? Я поговорю с Маргарет на этот счет.
– Спасибо. Как только я пойму, что остов в полном порядке, можно начинать красить.
– Хорошо бы тебе проконсультироваться с архитектором, который составлял нам проект и нанимал рабочих, когда мы решили отремонтировать главные помещения в Уортингтоне. Мистера Ротерби высоко ценят как специалиста за усовершенствования, которые он предлагает.
– Сомневаюсь, что моих средств хватит на оплату его услуг, – вздохнул Колин.
– Хуже не будет, если выслушаешь его соображения и получишь предварительную оценку работ. Тебя это ни к чему не обяжет.
Он провел рукой по волосам.
– Боюсь, я бесцельно потрачу время.
Ее губы дернулись в усмешке, и Колин насупился.
– Что тебя так развеселило?
– Пойдем со мной. – Она открыла дверь в спальню, которая, по ее предположениям, принадлежала его отцу.
– Анджелина, о чем это ты?
– Не беспокойся. Я не собираюсь тебя соблазнять.
Он театрально вздохнул:
– Какая жалость!
– Для этой цели найди кого-нибудь еще. – Она подвела его к умывальнику для бритья. – Взгляни на себя.
– На голове черт знает что. Не прическа, а облако какое-то. – Колин встретился с ней взглядом в зеркале. – Когда я был мальчишкой, то приглаживал кудри ладонями, предварительно на них поплевав.
Она засмеялась.
– Помню.
– Сейчас тоже хочется так сделать.
– Ради кого? Мне так все равно: пусть у тебя волосы хоть дыбом стоят. – «Лгунья!»
Колин повернулся к ней и схватился за сердце.
– О горе мне!
Анджелина никогда в жизни не сказала бы, что непокорные кудри только добавляют шарма к его мужественному облику.
У него на губах появилась легкая улыбка, от которой слабели колени и начинали трястись поджилки. Такой улыбкой повесы обезоруживают дам. На нее, конечно, его приемчики не действовали. Ну хорошо, действовали, но не совсем.
– У тебя тоже прическа немного растрепалась, – заметил Колин.
– Что? – Анджелина нагнулась к зеркалу.
– Купилась! – расхохотался обольститель.
Она резко обернулась.
– Ты такой же противный, как в детстве.
– Может, и противный, но уже не ребенок.
– Поздравляю! Сегодня тебя уже можно выносить с трудом.
– Мне повезло. – Он шагнул к ней.
Анджелина попыталась не обращать внимания на легкую хрипотцу в его голосе, чьи низкие звуки легкой вибрацией откликнулись в глубине ее души. Напряжение повисло в воздухе. Невольно она вспомнила, как резко напрягались его мускулы, когда он орудовал топором. Нельзя было давать ему понять, что он ее волнует.
– Мне нужно кое в чем признаться, – заявил Колин.
Теперь она затаила дыхание. Он стоял совсем близко, и запах, свойственный только ему, обволакивал ее.
– Сегодня я нахожу тебя просто очаровательной.
Анджелина сделала шаг назад и вздернула подбородок.
– У тебя это быстро пройдет.
Он опять шагнул к ней. Взгляд его стал тяжелым. Анджелина заметила янтарные искорки в его глазах, но только потому, что была наблюдательна от природы. Да гори оно все синим пламенем! Ну почему у него не длинный нос, не безвольный подбородок и не толстое брюхо? И почему после стольких лет она по-прежнему считает его неотразимым?
Колин подошел к ней почти вплотную. Теперь его сапоги оказались в паре дюймов от носков ее туфель.
Она сделала еще два шага назад и почувствовала, что упирается в матрац на кровати.
Обхватив своей большой рукой кроватный столбец, он бросил короткий взгляд на ее декольте. Груди у нее вдруг потяжелели, соски напряглись. Его дыхание участилось и стало немного хриплым. Она не могла оторвать взгляд от его крупного рта. Где-то глубоко внутри ее стало зарождаться желание, ей захотелось оказаться к нему как можно ближе.
Словно прочитав ее мысли, Колин сократил и так едва заметное расстояние между ними, склонился к ней и заглянул в глаза.
– Сдаешься?
Чувственная дымка развеялась, и она пристально посмотрела на него. Опасный мужчина! Как он смеет заглядывать ей в вырез платья? Анджелина выпрямилась.
– Полагаешь, что запугал меня?
– Да ни в коем случае! – Его брови выгнулись дугой. – Эти два шажка назад были просто танцевальным па. Я прав?
Чтобы убедиться в собственной твердости, Анджелина сама преодолела дистанцию и встала перед ним. И поняла, что заняла невыгодную позицию. Для женщины она имела высокий рост, но он был выше ее минимум на полголовы и оказался совсем близко. Его присутствие подавляло все ее чувства. Кроме того, она с запозданием сообразила, что сама пригласила этого шалопая в спальню. Она что, потеряла последние остатки разума?
– Ты бесстыдный распутник!
От смеха его грудь заходила ходуном.
– Не такой уж и бесстыдный. Пару раз у меня возникало чувство вины, но, к счастью, потом куда-то улетучивалось. – Он окинул ее взглядом с головы до ног. – Тебе наверняка часто говорили, что ты очень красива.
Анджелина понимала, что это такая уловка у всех любителей женщин – наговорить кучу ласковых слов, чтобы леди развесила уши и забыла о моральных принципах. Но Колин глядел на нее с таким обожанием! Без всякой задней мысли Анджелина облизнула пересохшие губы, что немедленно привлекло его внимание. Это был неумышленный сигнал, чтобы ее поцеловали, но она, конечно, скорее согласилась бы поцеловаться со змеей.
Напряжение вибрировало между ними. Наступил момент, когда ей нужно было сделать шаг назад, однако она не двигалась с места, словно ноги увязли в трясине.
Он потянулся к ней и коснулся затылка. И тут снизу донесся грохот: кто-то стучал во входную дверь.
Анджелина ахнула, и они отпрянули друг от друга.
Повеса – он и есть повеса! Колин заговорщически подмигнул ей.
– Спаслась благодаря какому-то визитеру.
Покраснев, она пробормотала, тяжело дыша, пока Колин закрывал дверь в спальню:
– А ничего и не было.
– Сожалею, что разочаровал тебя.
– Ты меня не…
Он прижал палец к ее губам, но Анджелина отбросила его руку:
– Если сейчас здесь вдруг объявится Агнес, то у нее может возникнуть мысль, что у нас тайное свидание.
– Я не против, а ты? – Его глаза были полны веселья. – Когда закрутим роман?
– Когда Сатана замерзнет в аду, – буркнула Анджелина. О господи! Он совсем сбил ее с толку! Ну почему она подпала именно под его чары? Ведь они всегда терпеть не могли друг друга.
Ее лицо продолжало гореть от досады, когда из главного зала эхом донесся голос маркиза:
– Куда они, к черту, провалились?
– Это твой отец, – прошептала Анджелина. – Нам нужно поторопиться покинуть спальню.
– Сначала успокойся, а не то они подумают, что между нами что-то произошло.
Она помахала ладонями перед лицом, чтобы не выглядеть как вареный рак.
– Не говори глупости. Ничего не было.
Но что, если бы их не остановили вовремя? Ничего! Не было бы абсолютно ничего из того, что нужно скрывать. Сейчас ей меньше всего хотелось позволить еще одному потаскуну вывалять в грязи то, что осталось от ее загубленной репутации.
Но он не просто еще один повеса из многих, а друг семьи. Это, без сомнения, усложняло ситуацию. Холодная вода была бы сейчас, окажись она под руками, очень кстати.
Она глубоко вдохнула и прерывисто выдохнула.
– Готова? – Колин предложил ей руку.
Анджелина оперлась на нее.
– Больше не устраивай таких представлений.
– Ты о чем? Ведь ничего не было.
– Именно! – отрезала она и вздернула подбородок.
Колин повел ее вниз по лестнице, преувеличенно громко сожалея о плохом состоянии ковров и необходимости повесить дополнительные жалюзи на окнах. Ясно, это говорилось в расчете на зрителей, но при этом он был холоден как лед.
– О! Отец, Уайкоф, какой сюрприз! – воскликнул Колин. – Приехали, чтобы дать совет, как нам восстанавливать дом?
Маркиз прищурился.
– Нет, решили убедиться, что вы тут не устроили кулачные бои.
Она отпустила руку Колина и заставила себя улыбнуться:
– Ничего подобного. Мы используем принцип – разделяй и властвуй.
Уайкоф нахмурился:
– Это как?
Чедвик наклонился к нему.
– Мне кажется, это означает, что они работают в разных комнатах. Оно и к лучшему. Меньше вероятности кровопролития.
Колин сцепил руки за спиной.
– Мы хорошо продвинулись сегодня.
Когда он подошел к своему отцу, Анджелина не без трепета взглянула на своего.
– Хорошо пострелял сегодня, папа?
– Пострелять-то пострелял, дочь, но я морально уничтожен. Чедвик подстрелил фазана, а я – ничего.
– Разве ты не побродил по угодьям? Ты же всегда говорил, что это главное удовольствие.
Выражение глаз отца смягчилось.
– Ты, оказывается, помнишь.
«Я помню все моменты, когда мы вместе проводили время, и мне не хватает тебя».
– Надеюсь, завтра тебе повезет больше.
– Может, не завтра, но до конца нашего визита сюда – уж точно.
– Только не надо ничего говорить близняшкам, – попросил маркиз.
Анджелина повернулась к нему.
– Да, ведь они так добросердечны ко всем живым существам.
– Дело не в этом, – фыркнул маркиз. – Они хотели отправиться на охоту вместе с нами и уверяли, что этот безобразный мопс будет таскать нам дичь. Ладно, Уайкоф, пора трогаться. Поедешь в одном экипаже с дочерью?
– Мы в грязи с ног до головы. Мне не хочется перепачкать тебе платье, Анджелина, – сказал Уайкоф.
– Это всего лишь грязь, папочка. – «Я люблю тебя и надеюсь, что ты меня простишь».
– Твоя мать будет недовольна, если я перемажу тебе юбки.
– Хорошо, тогда мы поедем вперед, – объявил маркиз. – Колин, ты, конечно, заберешь служанку. И не мешкай. Маргарет ждет, и обед уже на столе.
Колин присоединился к Анджелине, стоявшей у дверей. Закусив губу, она смотрела вслед уезжавшей карете маркиза. Глаза ее влажно блестели.
– Надеюсь, я ничем не обидел тебя?
– Конечно, н-нет.
Эта запинка в ее ответе встревожила его: ему показалось, что он в чем-то виноват перед ней, только не мог понять, в чем именно.
Послышался стук колес.
– А вот и Джон с каретой, – сказал Колин.
Со стороны входа для слуг показалась Агнес и, сделав книксен, доложила:
– Я оставила перьевую щетку и веник на кухне, миледи.
– Спасибо, Агнес, – откликнулась Анджелина. – Теперь можем ехать.
Колин запер дверь и повернулся к ней.
– С тобой все в порядке? – Он знал: что-то не так, – но не мог понять, что именно.
– Да. Просто обрадовалась, увидев отца в отличном настроении.
Ее ответ подразумевал, что герцог обычно пребывает в угнетенном состоянии. Судя по всему, события, связанные с разрывом помолвки дочери, тяжело переживались всей семьей. Она явно испытывала чувство вины, но, по его мнению, поступила абсолютно правильно.
У Анджелины случались промахи, но откровенных глупостей она не совершала. Во всяком случае, до встречи с Брентмуром.
Колин помог ей подняться в карету, сел напротив нее, спиной к лошадям, и стукнул тростью в крышу экипажа. Карета тронулась. Глядя в окно и размышляя о случившемся, он понял, что допустил сегодня ошибку. Ему всего-то хотелось лишь слегка подразнить ее, но жар в крови разыгрался нешуточно.
Ничего особенного не случилось. Безусловно, в нем ожило и зашевелилось желание, но он не пошел у него на поводу, хотя, если уж быть честным с самим собой, был близок к тому. Однако ей пришлось немало пережить из-за своего бывшего друга сердца. Слухи об этом разнеслись быстро и широко. Матери даже пришлось увезти ее за границу. Отец тоже воспринял такой поворот событий чрезвычайно тяжело.
Черт! Анджелина предложила ему свою помощь, а он… В том, что немного подразнил ее, не было большого греха. Проблема заключалась в другом – ему этого показалось мало, и если их общение будет продолжаться в том же духе, ни к чему хорошему это не приведет.
Колин не знал, что произошло между ней и Брентмуром, о котором вспоминал с отвращением. Через его жизнь прошло тоже немало женщин, но все это были не более чем мимолетные знакомства. Ни одна из них не значила для него больше грелки в постели, и поэтому он никого не вводил в заблуждение. И не испытывал никакого раскаяния, потому что они сами с готовностью шли на адюльтер. Он ни разу не задумался, причиняет ли им боль. У него не было возможности узнать это, потому что связи всегда быстро заканчивались. Ему и в голову не приходило вспоминать о тех куртизанках и актрисках.
Анджелина же леди. Их семьи состоят в дружеских отношениях, и меньше всего ему хотелось невзначай дать ей повод для надежд. Но тут можно не беспокоиться. Она не делала секрета из того, сколь низко его оценивает. Анджелина наверняка согласилась ему помочь от скуки, потому что безумно надоело сидеть с пяльцами в руках или мучить фортепиано и захотелось развлечься, тем более что у нее открылся такой необычный талант. Она сама хочет участвовать в восстановлении Сомеролла.
И все же он поклялся себе, что их отношения не выйдут за рамки обсуждения ремонта в особняке. И при этом никакого флирта! Она и без этого много пережила, а ему не стоит отвлекаться лишний раз.
В тот же вечер, после ужина
Покончив с десертом, маркиза встала из-за стола, и все женское общество поднялось вслед за ней и направилось в гостиную, а джентльмены остались в столовой выпить по рюмочке портвейна. Анджелина с нетерпением ожидала появления мужчин, потому что надеялась уговорить отца сразиться с ней в шахматы. Они не садились за доску с тех пор, как она вернулась из Парижа. Сегодня отец выглядел как в добрые старые времена. Она очень переживала и винила себя за то, что стала причиной его меланхолии. Вначале ей не хотелось ехать сюда, но теперь она была рада, что все так сложилось. Поездка явно пошла отцу на пользу.
Близняшки запели под аккомпанемент Пенни. Анджелина гордилась сестрой: у нее был настоящий талант, – хотя девочка краснела и не поднимала глаз во время игры.
Когда она закончила, Анджелине так захотелось поддержать ее, что она села на скамеечку рядом с Пенни и предложила:
– Давай я буду переворачивать страницы.
Сестра улыбнулась:
– Спасибо, Анджи. Когда ты сидишь рядом, мне легче играть. Я чувствую себя храброй.
– Тебе надо почаще играть для гостей на домашних приемах. И сосредоточься на музыке, это помогает. Чем больше будешь думать, что за тобой наблюдают, тем сильнее станешь нервничать. И запомни: другие девочки тоже нервничают. Так что смотри в ноты и ни о чем, кроме музыки, не думай.
– Я запомню, – пообещала Пенни и опустила руки на клавиши.
Выставленная на всеобщее обозрение, сестра должна преодолеть свои страхи. Это было важно, потому что следующей весной на дебютных выходах в свет ее могут попросить поиграть перед публикой. Анджелина покусала губу. Оставалось лишь надеяться, что ее скандал не отразится на Пенни. За себя она ручалась: у нее получится не обращать внимания на слухи и язвительные замечания, но если допущенные ею ошибки омрачат дебют младшей сестры в обществе, то этого ей не перенести.
Со своего места поднялась Маргарет.
– Прошу прощения, Анджелина. Тебе сегодня пришло письмо. И как я только могла забыть об этом?
– Спасибо, Маргарет, – откликнулась та и шепнула сестре: – Продолжай играть, не волнуйся.
Отойдя к кушетке у окна, Анджелина сломала печать и развернула лист.
Письмо было от Шарлотты. Она не получала писем от подруги с момента отъезда за границу, очень скучала и уже не чаяла получить от нее весточку. Радостное волнение овладело ею, но она уже научилась скрывать свои чувства. Надо только представить себе чайник, стоящий на огне, из которого начинает вырываться струйка пара. Его следует быстро снять, пока кипящая вода не сорвет крышку.
Краешком глаза Анджелина заметила, что мать наблюдает за ней, и услышала, как Маргарет заявила, что это письмо – добрый знак. Анджелина пока не знала, так ли это, и, глубоко вздохнув, начала читать:
«Моя дорогая Анджелина!
Изо всех сил надеюсь, что письмо мое застанет тебя в полном здравии. Прошу, прости меня за молчание. Я тут ни при чем. Даже сейчас я должна поторопиться. Муж будет очень недоволен, если узнает, что я пишу тебе. Пожалуйста, помни, что не было ни одного дня, когда бы я не скучала по тебе».
Все время, которое прошло после ее возвращения из Парижа, она вместе с семьей находилась в полной изоляции ото всех. Одно дело – чисто абстрактно понимать, что у нее подмоченная репутация, и совсем другое – когда муж подруги запрещает общаться с ней. Она понимала, в чем дело, но все равно испытывала чувство вины, потому что муж Шарлотты страшно злился на нее.
«Признаюсь, меня раздирали противоречивые сомнения, поставить тебя в известность или нет, и не было никого, с кем можно было бы посоветоваться. После долгих размышлений мне пришло в голову, что на твоем месте я предпочла бы узнать эту новость от близкой подруги. С болью сообщаю тебе, что Брентмур вернулся в Англию».
Ей показалось, что в сердце вонзили кинжал.
О боже, он вернулся!
У нее задрожали пальцы. Пришлось разгладить письмо на коленях, чтобы никто не смог заметить ее волнения. Чего бы это ни стоило, она не должна показывать виду, потому что нельзя допустить, чтобы Пенни догадалась о том, что произошло. Анджелина набрала полную грудь воздуха и продолжила читать дальше.
«Пока писала, поняла, что это письмо ранит тебя. Известные события спровоцировали новую волну слухов. Кое-кто уже создает тебе образ изменщицы, намекая на нечто более недостойное».
В глубине души у нее всегда сохранялась робкая надежда на то, что скандал каким-то образом уляжется, но возвращение Брентмура было как удар под ложечку.
Ей вдруг стало дурно. При достижении согласия и подписании договора паре помолвленных позволялось оставаться наедине. После прекращения действия их уговора она проплакала две недели, а Брентмур за это время только усложнил ситуацию, распространяя грязные выдумки на ее счет.
Она пала духом. Ей хотелось надеяться, что он не вернется никогда, разговоры прекратятся и со временем она восстановит свою репутацию, но теперь надежд на это не осталось.
«Тебя наверняка заинтересует, как ему удалось выкинуть такой фокус и не побояться кредиторов. Он женился на той самой бесстыднице с тридцатью тысячами фунтов, с которой ты застукала его в ту ужасную ночь на балу. Меньше чем через год после этого у леди Каннингем закончился траур, и она вышла за Брентмура – дура! Потому что он спустит ее состояние до последней полушки. Сейчас они обитают в Вудем-Холле».
Это было как раз то самое поместье, о котором говорила миссис Куимби. Ей было неизвестно имя Брентмура и обстоятельства, связанные с ним, но общество-то все прекрасно знало.
Голова была как в тумане, но, перехватив взгляд матери, она небрежно сложила письмо.
– Анджелина, какие новости от Шарлотты? – спросила герцогиня.
Срочно взять себя в руки! Пенни не должна услышать правду. Надо быстро что-то сочинить.
– Шарлотта счастлива и здорова. Вот прислала привет и извинения, что долго не писала, но ей только недавно стало известно о нашем возвращении.
– Как это здорово – получить весточку от подруги! – воскликнула Маргарет.
Лицо матери просветлело.
– Это прекрасная новость. Я знаю, как ты скучала по Шарлотте.
Правду не удастся хранить в тайне долго. Подруги матери, которые у нее еще оставались, тоже пришлют письма. Очень скоро всем в обществе станет известно о возвращении Брентмура.
Два года назад она поставила крест на себе, но ее беспокойство сосредоточилось на ни в чем не повинной сестренке. Может получиться так, что из-за Анджелины у нее вообще не состоится первый выход в свет.
После порции роскошного портвейна Колин поднялся из-за стола. Он вполуха слушал политические дискуссии между отцом и Уайкофом, мысленно составляя список дел на завтра в Сомеролле.
– Полагаю, настало время присоединиться к дамам, – предложил Уайкоф.
– Не жди меня, – сказал Чедвик. – Мне нужно переброситься парой слов с сыном.
Колин повернулся к нему.
– Наверное, ты хочешь услышать отчет о том, что мне удалось сделать сегодня?
Маркиз вздохнул.
– Отчет представишь на следующей неделе. Меня заботит другое.
– Что именно?
– Твое появление в холле сегодня.
Колин нахмурился:
– А что не так? Я услышал стук и спустился вниз.
– Да, но в каком виде? Сюртук наброшен на плечи, рукава сорочки закатаны до локтей, волосы в беспорядке.
Колин понимал, что в таком виде не принято появляться перед леди, но так работать удобнее.
– Я ковырялся в вещах на чердаке. Там целая свалка и кругом пыль. Что ты от меня хочешь?
Разумеется, Колин не стал упоминать об ощущении близости, которое возникло между ним и Анджелиной. О чем беспокоиться, если ничего не произошло?
– По крайней мере ты должен был надеть сюртук в присутствии леди.
– Ох, ради бога! Мы же работали.
– Ты должен был привести себя в порядок, перед тем как спуститься вниз, хотя бы из уважения к леди Анджелине и Уайкофу.
Колин фыркнул:
– Он воспринял это как обиду?
– Нет, он ничего не сказал, но Уайкоф не знает, куда глаза девать, из-за неудавшейся помолвки дочери. И когда я увидел, как ты бесцеремонно обращаешься с ней, мне показалось, что он может превратно истолковать твою фамильярность.
Колин потер висок. К черту! Он был с ней фамильярен, а потом испытал тот прилив чувственности.
– Вы застали нас за работой. Если бы мы не общались по-дружески, уверен, она восприняла бы это как обиду.
– Я согласен, сын, но ты меня не понял. Последствия скандала по-прежнему довлеют над всей их семьей. Скорее всего именно Маргарет будет опекать дебют Пенелопы следующей весной. Будущее леди Анджелины пока… неопределенно. Ты даже не спросил, почему я привез Уайкофа в Сомеролл.
Колин стиснул зубы.
– Если герцог беспокоится, то должен был сам заранее сказать об этом.
– Он ничем не выразил своего беспокойства, но я привез его, чтобы убедить в том, что все в порядке. Как отец, я могу только представить, каково было бы мне, если бы на ее месте оказалась одна из твоих сестер.
Колин задохнулся. Кровь закипела в жилах от одной мысли, что какой-нибудь мерзавец будет крутиться вокруг одной из двойняшек.
– Я вижу, теперь ты понял.
Колин мертвой хваткой вцепился в спинку стула.
– Убью любого, кто посмеет играть чувствами моих сестренок.
– Искренне надеюсь, что этого не потребуется. Во-первых, дуэли официально запрещены, а во-вторых, ты – мой наследник. Хотя можешь превратить в фарш того, кто проявит хоть незначительный интерес к близняшкам.
– Отец, я не хочу вести себя с Анджелиной по-другому из-за того, что с ней случилось. Я представляю, сколько она уже пережила.
Маркиз хлопнул его по плечу.
– Ты подтверждаешь мою веру в тебя. Однако не думай, что соскочил с крючка.
Колин нахмурился:
– То есть?
– Если хочешь заполучить Сомеролл, найди себе невесту. Я уже слышать не могу о твоих амурных похождениях и попойках. Жена образумит тебя. Хорошо бы тебе посоветоваться с Маргарет. У нее среди дальних родственников есть несколько кузин.
– Как только дом приобретет пристойный вид, я приложу все усилия, чтобы обзавестись женой. – «Через год или два!»
– Я смогу придержать покупателя, но он не станет ждать целую вечность. Так что постарайся.
Колин решил, что отец блефует: он сможет придержать покупателя ровно на столько, на сколько захочет.
– Вот и ты наконец, – сказала Маргарет. – Я уже начала беспокоиться.
– Это моя вина, – признался Колин. – Я настоял, чтобы мы обсудили ремонт, вот мы и задержались.
Маркиза пожала плечами:
– Он такой упрямый.
– Вы пропустили новость, – встряла герцогиня. – Анджелина получила письмо от своей подруги Шарлотты. Та еще не поняла, что мы с дочерью уже вернулись домой, но теперь все изменится – после долгого перерыва она намерена вновь бывать в свете.
Улыбка Анджелины казалась какой-то неестественной.
– Мы строим планы на весенний сезон, – заметила Маргарет. – Мне кажется, венецианский завтрак[2] – это то, что нам нужно.
Колин увидел, как герцог, пристроившись возле буфета, готовит себе выпивку, и подошел к нему. Мрачное выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Колин плеснул себе бренди и покрутил бокал, наслаждаясь цветом и запахом напитка.
– Спасибо, что позволили Анджелине участвовать в моем деле, – ее советы очень помогли.
– Что они так носятся с этим письмом? – сквозь зубы процедил герцог, не обратив внимания на его слова.
Колин не знал, что ответить, и, сделав глоток, почувствовал себя неуютно, когда Уайкоф налил себе еще одну огромную порцию. Если герцог ее сейчас прикончит, и нескольких минут не пройдет, как он будет пьян до невменяемости.
К ним подошла Анджелина.
– Папочка, сыграешь со мной в шахматы? Последний раз ты побил меня, по-моему, лет сто назад.
– Не сегодня! – отрезал Уайкоф.
Она вздрогнула.
– Извините. – Герцог поставил стакан и быстро вышел из комнаты.
Вот дьявол! Можно, конечно, испытывать чувство вины, но все-таки относиться к ней подобрее.
– Давай сыграем с тобой в шашки.
Видно было, что Анджелина колеблется.
– Боюсь, мне не хватит сосредоточенности.
– Мы сделаем вид, что играем, а сами поговорим.
– Не могу.
– Ну пожалуйста, сделай мне одолжение. В противном случае вызовусь переворачивать тебе ноты, чтобы рассказать об их планах.
Она глубоко вздохнула и наконец согласно кивнула:
– Хорошо.
Колин усадил ее за игровой столик и сам сел напротив.
– Я расставлю шашки, потом мы будем бросать кости, делать вид, что играем, и разговаривать. А теперь скажи, что произошло. Все дело в этом письме? Да, и не забывай про кости – мы же играем.
Анджелина бросила кости и передвинула шашку.
– Я солгала насчет содержания письма.
Он тоже бросил кости и сделал ход.
– Зачем?
Анджелина взяла кости, бросила и сделала свой ход.
– Я не хотела, чтобы услышала Пенни. Ей ничего не известно про скандал.
– Боюсь, кое-что все же известно.
Колин подозревал, что Пенни знает больше, чем показывает.
– Твоя подруга написала что-то о Брентмуре?
Анджелина посмотрела ему в глаза.
– Он вернулся и уже женился на вдовствующей леди Каннингем.
– Я понял. Ох как она пожалеет, когда он промотает все ее состояние. Это твоя подруга?
Анджелина равнодушно бросила кости.
– Нет, мы едва знакомы.
– Непонятно, почему эта новость тебя так расстроила – ведь ты избавилась от него.
Их взгляды снова встретились.
– Именно с ней я и застала Брентмура.
Колин нахмурился.
– И поэтому разорвала помолвку.
– Я не знал.
– В обществе об этом почти никто не знает.
Покрутив в руках шашку, Анджелина передвинула ее.
– Глупо, конечно, но я думала, что он никогда не вернется в Англию из-за кредиторов. И не рассчитывала на то, что женится на богатой наследнице.
Бросив кости, Колин сделал свой ход. Ее бледное лицо внушало ему беспокойство.
– Он снова влезет в долги. Такие, как он, самые главные враги себе.
– Ты не понимаешь.
– Помоги, и пойму.
Анджелина сделала очередной ход.
– Мне казалось, что если он уедет навсегда, тогда все забудется. И я как дура понадеялась, что со временем смогу восстановить свою репутацию. Теперь он вернулся, и мне нужно смотреть правде в лицо: я всегда буду парией.
– Можешь мне не верить, но ты поступила правильно, дав ему отставку.
Она передвинула шашку.
– Я чувствовала: что-то с ним не так, – но не послушалась своего инстинкта. – Помолчала и добавила: – В ущерб себе.
Раздался звон часов, и Анджелина заметила:
– Уже поздно. Может, закончим на сегодня?
Колин помог ей подняться. Когда она вышла из комнаты, он еще некоторое время раздумывал, как ее угораздило связаться с Брентмуром. В затылок словно впились тысячи иголок. Во всем этом было что-то ужасно неправильное. А зачем герцогиня увезла ее в Париж? Множество вариантов ответа пронеслось в голове, и один заставил его замереть на месте. До него доходили слухи про женщин, которые, оказавшись в интересном положении, уезжали рожать на континент, но гораздо чаще передавались сплетни о бегстве влюбленных. Но все это не более чем предположения. Он надеялся, ради ее же блага, что всего лишь имела место измена.
На следующий день Колин и Анджелина отправились в Сомеролл с утра пораньше. Маркиз распорядился отослать в особняк повозку с углем, фонарями, жидким топливом и трутницами в сопровождении нескольких лакеев, чтобы передвинуть мебель и вынести старые ковры, и ее надо было встретить.
Для работы на чердаке Анджелина повязала фартук, надела прочные полусапожки, на голову – простой чепец. Как раз когда она прихорашивалась перед зеркалом, мимо проходил Колин и, не говоря ни слова, сдернул с нее чепец.
Агнес, тоже в это время повязывавшая фартук, не удержалась от улыбки и, подхватив корзину с едой, отправилась в утреннюю столовую.
– Отдай сейчас же! – Анджелина потянулась за чепцом, но Колин, спрятав его за спину, отступил назад.
Она обежала его и попыталась схватить чепец, но Колин поднял его над головой.
– Отдай!
Он ткнул себя пальцем в щеку.
– Сначала поцелуй меня.
– Ты… Ты противный! – ахнула Анджелина.
– И сними этот фартук.
Теперь она изумилась:
– Ты что, намерен мне приказывать?
– Не надо одеваться как служанка.
– Это практично. На чердаке полно пыли.
– Я запрещаю! – На сей раз Колин не собирался отступать. – Ты дочь герцога и леди к тому же.
– Какой-то ты сегодня странный. – Она пошарила в другом кармане фартука и вытащила свои старые садовые перчатки.
– Это тебе тоже не нужно. Выполнять работу будет Агнес, а ты можешь присматривать.
– Я пока еще не какая-нибудь развалина и уж совершенно точно не боюсь пыли. Перчатки просто защитят мои руки. И я намерена работать. На случай если у тебя плохо с памятью, позволь мне напомнить, что у нас очень мало времени.
Услышав топот конских копыт, Колин распахнул входную дверь, одновременно сунув отвратительный чепец во внутренний карман сюртука.
– Уголь привезли.
– Пойду скажу Агнес, чтобы она вымела золу из камина. – Анджелина заторопилась вверх по лестнице.
Пока она поднималась, Колин, обернувшись, с удовольствием разглядывал, как двигаются ее аккуратные ягодицы. И какой мужчина, у которого в жилах течет кровь, а не водица, не поступил бы так же?
Лакеи затащили в дом уголь, лампы и две коробки с трутом. Он провел их до гостиной, где Агнес как раз закончила подметать, и отступил в сторону.
Два других лакея принесли тяжелые столы, а ковры забрали, чтобы сложить в повозку. Управляющий маркиза обеспечит им надлежащее хранение.
– Агнес, помоги мне накрыть мебель, – попросила Анджелина.
Скинув сюртук, к ней подошел Колин и, закатав рукава сорочки, принялся сам укрывать мебель холстами.
Закончив, он улыбнулся и взял ее за руку.
– Выйди в коридор, на случай если дымоход засорился и дым пойдет в комнату.
– И ты тоже, а то сорочка и галстук станут грязными.
Он наклонился к ней и тихо сказал:
– Я – мужчина. И люблю заниматься грязными делами.
Прищурившись, Анджелина посмотрела на него, а потом развернулась и вышла в коридор. У него плечи затряслись от смеха, и он представил, какой скандал она ему устроит, когда лакеи уйдут.
Через несколько минут огонь вспыхнул, и Колин затаил дыхание, в надежде, что дым не повалит в комнату. Ему страшно было представить, какой урон это нанесет расписным потолкам.
Воспользовавшись мехами, он помог огню разгореться, и пламя весело затрещало. Тяга была отличная, дым уносился в трубу, а воздух в комнате оставался чистым.
Колин с облегчением выдохнул:
– Одной проблемой меньше.
Когда лакеи вернулись, Анджелина распорядилась, чтобы Агнес вымыла внутренние ставни.
Убедившись, что она не смотрит в его сторону, Колин кинул отвратительный чепец в огонь и приказал лакеям залить угольную золу.
Анджелина повернулась к нему.
– Я пойду с тобой на чердак. Там надо много чего сделать, и давай не будем тратить время на споры из-за этого. – Ее брови сошлись на переносице. – Где мой чепчик?
Колин лишь пожал плечами.
– Ты его потерял? – Она прищурилась. – Смотри, ответишь за это.
– Жду не дождусь наказания.
Анджелина с подозрением посмотрела на него.
– Сразу видно любителя заниматься грязными делами.
Ее дерзкий ответ доставил ему удовольствие, но нужно было сосредоточиться на работе. Он зажег фонарь и, миновав два лестничных пролета, вывел ее на чердак. Слуховое окно было покрыто слоем грязи и не пропускало свет, но фонарь, который Колин поставил на исцарапанный стол, решил проблему. Уперев руки в бока, Колин огляделся, потом зашел за нагромождение сундуков.
– Ага, вот это мне и надо.
Он вернулся с кусками ковра.
– Это можно подстелить под колени.
– Очень кстати.
Колин указал на кофр, стоявший в углу.
– Этот я перелопатил вчера. Ремни у него порваны, и там нет ничего ценного.
– Слугам и арендаторам наверняка понравятся и пряжа, и гусиные перья, и носовые платки.
– Тогда хорошо, что ты здесь, потому что я собирался все отправить в мусор.
Он стал выдвигать тяжелый кофр из угла, так что мускулы на руках рельефно напряглись. Анджелина положила кусок ковра на пол рядом с сундуком и опустилась на колени, не в силах отвести взгляд от вздувшихся бицепсов, и все никак не могла распустить ремни.
Наклонившись, Колин прервал это ее разглядывание с вожделением:
– Давай я сам развяжу.
Анджелина резко встала и уткнулась в него, а он схватил ее за плечи, и они оказались почти вплотную друг к другу. Их разделяли какие-то дюймы. Оба замерли на месте, когда их глаза встретились. Этот момент длился и длился. У него были такие большие и теплые руки. Она боялась шевельнуться.
– Пардон, – первым опомнился Колин и отодвинулся.
Анджелина перевела дух. О господи, он что, втирает в кожу какой-то волшебный бальзам, для того чтобы приманивать ничего не подозревающих девушек? Пока она приходила в себя после их неожиданных объятий, Колин трудился над ремнями, обхватывавшими кофр, и словно не замечал ее, а потом попытался его открыть. Когда это не удалось, Колин выпрямился во весь свой рост и тихо пробормотал что-то похожее на ругательство.
– Заперт на замок. Пойду на кухню, посмотрю, нет ли там чего-нибудь вроде ломика.
Оставив чердачную дверь открытой, он удалился. Анджелина по-прежнему едва дышала, к ней медленно возвращалась способность думать. Ее не тянуло к нему. Ну ни чуточки. «Врешь!» Надо было умереть, но не обращать внимания на эти сильные руки, на эти неправдоподобно мускулистые бедра. Нельзя позволять, чтобы в ней расцвело влечение к нему. Это будет сумасшествие. Она уже раз подпала под чары одного беспутного мерзавца, так зачем же вновь испытывать судьбу?
Помоги, господи! Анджелина вспомнила несколько молитв, которыми надеялась себя защитить.
Чтобы отвлечься от мыслей о его полном соблазна мускулистом теле, Анджелина прошлась по захламленному чердаку. Тут стоял старый книжный шкаф, весь исцарапанный, но, возможно, кто-нибудь из арендаторов сочтет его вполне пригодным к использованию. Она наткнулась на весы и бутыль. К дальней стене был прислонен меч. Еще обнаружился бюст мужчины. Сняв перчатки, она пальцем провела по гладкому мрамору. Это бюст его деда?
Обернувшись, Анджелина неожиданно увидела коробку, в которой лежал высокий парик. Сразу вспомнилась покойная прабабка. Почему вообще дамы тех времен напяливали на себя эти чудовищные штуки? Парики действительно выглядели ужасающе, и в них, наверное, было жарко черт знает как. А что, если взять и нацепить его? Вот Колин удивится! То-то смеху будет, когда она пройдется перед ним с этим нелепым сооружением на голове.
Анджелина сунулась в коробку, но там что-то зашевелилось и пискнуло, а потом показалась крохотная любопытная мордочка. Мышь! Анджелина с визгом отпрыгнула назад.
Колин как раз поднимался по лестнице с киянкой в руках, надеясь с ее помощью сбить замок, и уже добрался до второй площадки, когда услышал истошный визг. С тревожно забившимся сердцем он помчался по коридору. Черт! Вдруг Анджелина упала и поранилась?
В этот момент она выскочила из-за угла и кинулась к нему. Отшвырнув киянку, он обхватил ее руками, воскликнув в тревоге:
– Что стряслось? Ты поранилась?
Она так дрожала, что никак не могла совладать с собой.
– Н-нет. Там м-мышь, в п-парике.
– О господи! – Он прижал ее к себе, радуясь, что она не пострадала. – Ты перепугала меня до ужаса.
Анджелина продолжала цепляться за него.
– Г-глупо… Всего лишь м-мышь.
– Тихо, тихо. Ты просто сильно перепугалась. – Она снова задрожала, и Колин без всякой задней мысли погладил ее по спине. В конце концов она понемногу успокоилась, и тогда он в полной мере ощутил, что держит в объятиях нежное податливое женское тело. Подавив прилив возбуждения, он понял, что нужно срочно увеличить дистанцию между ними, и неохотно отпустил ее.
– Я чуть не умерла. – Она поглядела на него снизу вверх, потом на пол и заметила валявшуюся киянку. – А это тебе зачем?
– Сбить замок на кофре.
– О! – Она нахмурилась и уставилась на свои руки. – Ты считаешь, нам нужно вернуться на чердак?
Колин засмеялся и поднял киянку.
– Откровенно говоря, я считаю, что чердак – самое последнее место, куда тебе нужно возвращаться. Завтра я поставлю здесь мышеловку или даже две.
– Тут еще так много работы, и мне очень неловко за то, что торможу ее.
– Днем меньше, днем больше – разница небольшая, – успокоил ее Колин. – Кстати, ты вчера нашла что-нибудь ценное в спальнях?
Она помедлила с ответом.
– Я прошлась по всем комнатам.
– Что-то ты недоговариваешь.
– Там есть детская, – с трудом произнесла Анджелина.
И опять тысячи иголок впились в его затылок.
– Где?
– Колин, не ходи туда.
Но он не слушал. Опустив на пол киянку, он стремительно направился в коридор и принялся открывать двери одну за другой. Анджелина шла по пятам.
– Прости. Нужно было еще вчера рассказать тебе.
Распахнув дверь детской, он решительно вошел внутрь и сдернул покрывало с кресла-качалки. Потом подошел к полке, на которой стояла жестяная коробка. Когда Колин открыл ее, выражение удивления отразилось на его лице.
– Мои оловянные солдатики. А я все думал, куда они делись.
– Вчера я их не заметила.
Нахмурившись, он посмотрел на нее.
– Они стоят на виду. Что-то еще не так? Ты должна сказать мне.
Она вздохнула:
– Посмотри там, под холстиной…
Колин поднял холстину и, увидев колыбельку, не испытал ни шока, ни печали. Единственным ощущением оставалось оцепенение.
Анджелина взяла его за руку.
– Надеюсь, ты не сердишься? Мне не хотелось травмировать тебя.
Он похлопал ее по руке.
– Это понятно, только я предпочитаю встречаться с обстоятельствами лицом к лицу.
– Да, ты прав, так лучше. – Немного помолчав, она предложила: – Может, вернемся на чердак? Если вдруг мышка появится еще раз, у тебя будет возможность продемонстрировать свое отношение к обстоятельствам.
Колин улыбнулся:
– Согласен.
К вечеру они закончили сортировать содержимое пяти сундуков. В них, к примеру, нашелся парик, модный века полтора назад, с чехлом для волос сзади: Колин не сомневался, что эта штука принадлежала деду, а еще пара мужских покоробленных башмаков на высоких каблуках. Про бюст он подумал, что это тоже, вероятно, изображение деда.
Вещи сложили в несколько ящиков: Колину пришла в голову мысль дать возможность покопаться в них арендаторам и слугам. Мышь больше не высовывала носа.
Они не говорили про миниатюру, но когда-нибудь все равно придется.
Пока Колин относил ящик вниз, она занялась старыми письмами. Одна пачка была перевязана голубой лентой. Анджелина вытащила из нее первое попавшееся письмо и увидела, что оно было адресовано леди Элизабет Мотли. Ей очень хотелось прочитать его, но она сочла это бестактностью. Отложив его в сторону, она вытащила письмо из другой пачки, также перетянутой голубой лентой, адресованное той же женщине. Когда она складывала его, то случайно прочла последнюю строку:
«Моя дорогая Элизабет, ты – мое сердце и моя любовь на веки вечные».
Ей тоже хотелось быть любимой, любимой по-настоящему, но, судя по всему, у нее другая судьба.
Вернулся Колин. Рукава его сорочки помялись, галстук болтался, и тем не менее ему удавалось выглядеть порочным красавцем до кончиков ногтей.
– Ты нашла письма?
– Письмо твоего отца какой-то леди Элизабет Мотли.
– Это моя мать, – сказал Колин.
Она подняла на него глаза.
– Я прочла только последнюю строчку.
Он забрал письмо и подошел с ним к столу, где стоял фонарь.
– Даже не представлял, что мой отец настолько сентиментален.
– Письмо свидетельствует, что он любил ее очень сильно, – возразила она. – Как думаешь, он захочет их забрать?
– Понятия не имею. – Нахмурившись, Колин сложил письмо и положил на стол. – Через два года он женился на Маргарет, но это был брак по расчету. Это все, что я знаю.
– Вначале могло быть и так. Однако я уверена, что он любит ее.
– Да, она ему нравилась, но я уверен, что все это из-за одного наследника.
Его прямота ошеломила ее.
– А может, он чувствовал себя одиноким, поэтому решил воспользоваться вторым шансом, чтобы найти любовь.
Колин бросил на нее покровительственный взгляд.
– Тут ведь сплошной практицизм, включая брачные контракты, о чем тебе прекрасно известно. Уверяю тебя, первой заботой моего отца было все, что связано с контрактом. Она принесла очень солидное приданое.
Анджелина ощетинилась:
– И что? Многие женщины приносят с собой солидное приданое.
– Я просто констатирую факт, Анджелина. Ты отлично знаешь, что такое настоящий брак аристократов. Кстати, если откровенно, ее отец был торговцем и искал возможность усилить влияние своей семьи.
– Маргарет воспитали как леди.
– Да, мне это известно, но ты не можешь не знать, что только благодаря влиянию твоей матери Маргарет пробилась в высшее общество.
У Анджелины перехватило дыхание.
– Ты думаешь, мне не все равно? – Он удивленно уставился на нее. – Маргарет была одной из немногих, кто поддержал мать и меня в самый трудный период нашей жизни. Остальные отшатнулись от нас, испугавшись, что их замарает мой скандал. – Анджелина вытерла слезы. – Она самая добрая из всех, кого я встречала когда-либо и кого с удовольствием называю своей подругой. Маргарет заслуживает твоего уважения, потому что хочет, чтобы всем вокруг было хорошо, хотя при этом считает себя ниже других из-за того, что ее отец был лавочником. В конце концов, она жена твоего отца и мать твоих сестер.
– А разве я ее не уважаю? – вспылил Колин. – Я просто сказал то, что есть на самом деле.
– Вот именно.
– Анджелина, с тобой невозможно говорить.
– Ну конечно, мы ведь не такие совершенные, как ты.
– Твой сарказм неуместен.
Она вспыхнула и быстро направилась к выходу с чердака. Как он смеет с таким холодом говорить о Маргарет? Распутник, а туда же – считает себя выше других. Ханжа! Она не удивится, если он делает зарубки на столбце своей кровати. Кошмарный человек!
Услышав за спиной стремительные шаги, Анджелина пошла быстрее, но Колин успел схватить ее за руку.
– Подожди.
Она посмотрела на него.
– Я согласилась тебе помочь, потому что думала: ты заслужил право доказать свою состоятельность, – можешь на меня не рассчитывать, если так мало уважаешь собственную семью.
Он распахнул дверь соседней спальни.
– Заходи. Агнес моет лестничные перила, и мне не хочется, чтобы она нас услышала.
Анджелина зашла внутрь и обернулась к нему.
– Ты слишком легко судишь других.
От гнева у него затрепетали ноздри.
– Это я слишком легко сужу? Это вы несправедливо судите обо мне, миледи. Все, что я сделал, – просто перечислил факты, а вы делаете вид, будто знаете, как я отношусь к своим родным.
– А что я должна была подумать, когда ты так высокомерно говорил о Маргарет? Обстоятельства второй женитьбы твоего отца не имеют значения. Маркиз ее обожает, иначе и быть не может. Она принесла с собой счастье и свет в его жизнь после кончины твоей матери. Только вот чего я не могу понять – почему ты чураешься своей семьи?
– Тебе об этом ничего не известно.
Колин недавно назвал себя эгоистом, и теперь она в это поверила.
– Ты не приезжал домой с самого Рождества. Твои сестры взрослеют, даже не зная своего брата, и я подозреваю, этим ты обижаешь Маргарет.
– Я ничем ее не обижаю. У нас с ней нет близких отношений и никогда не было.
Как он может оставаться таким бесчувственным?
– И кто виноват? Ты для этого совсем не прикладываешь усилий.
– А тебе в голову не приходила простая мысль, что это она не прикладывала никаких усилий?
Анджелина покачала головой:
– Глупости!
– Я думаю, глупость – это требовать каких-то усилий от восьмилетнего мальчишки.
– То есть?
– Отец женился во второй раз, когда я жил в Итоне. Я ничего не знал, пока он не забрал меня из школы на рождественские каникулы. Он просто сообщил, что теперь у меня есть мачеха. В свои восемь лет я даже не знал, как к ней обращаться: называть ее мамой не мог, – никому и в голову не пришло объяснить мне, как себя вести, и я промучился несколько дней.
– Не верю, что они с маркизом могли об этом позабыть.
– Мне нет смысла врать. Я жил с этим, а ты – нет.
– Как это могло случиться? Маргарет слишком добра, чтобы игнорировать ребенка.
– Она меня не игнорировала. Просто мы были чужими.
– Все равно не понимаю, – пожала плечами Анджелина.
– Это было давным-давно, но мне только сейчас стало понятно, почему все так неловко получилось. Ее воспитали как леди, но между таким воспитанием и знанием условностей общества огромная дистанция. Я представляю, как ей было трудно приспособиться к новой жизни. Она должна была быть в ужасе от этого. Ты не задумывалась, почему она так полагается на герцогиню?
– Они подруги.
– Верно, но эта дружба возникла скорее всего из-за того, что твоя мать по доброте душевной поняла, что Маргарет тяжело в чуждом ей обществе и ей нужна помощь. В те давние дни она была совсем молодой и, вероятно, испуганной и подавленной.
– Ты был ребенком. Откуда тебе это известно?
– Я запомнил, как несколько дам приехали к нам в Лондоне с визитом. Мне было восемь или девять. Когда они уехали, я увидел, как Маргарет сидела в гостиной и плакала.
Анджелина разгладила юбки.
– Я об этом не догадывалась.
– Мы родились в этом мире; ей же нужно было многому научиться, чтобы войти в него. Но помимо всего этого приходилось возиться с несчастным пасынком.
Она нахмурилась, расстроившись из-за своих скоропалительных выводов.
– Пожалуйста, прости меня: я даже не подозревала…
– Да не за что: просто так сложились обстоятельства. Большую часть года я жил в школе, а половину летних каникул проводил с Гарри, на свиноферме у его дядьки. Я был счастлив там, да и в школе тоже, а вот от семьи постепенно стал отдаляться все больше и больше. Я обожаю моих сестричек, хоть они и младше меня вдвое, радуюсь, что отец нашел свое счастье с Маргарет, но они живут своей жизнью, а я – своей. Никто ни в чем не виноват. Просто так получилось.
Анджелина чувствовала себя отвратительно.
– Прости, я тебя недооценивала.
Он переступил с ноги на ногу.
– Не так уж ты была не права. Многие годы я был обижен, чувствовал себя отверженным. С моей стороны это, без сомнения, было ошибочным восприятием окружающего.
– Я думаю, это было трудно для всей твоей семьи – ведь вы пережили такие драматические события.
– Приехав в Дирфилд, я был поражен, как выросли мои сестры, – сказал Колин и, помолчав, добавил: – Мне, конечно, придется постараться, чтобы навести мосты.
– Еще раз прошу: извини. Уж кому-кому, а не мне тебя осуждать – сама не ангел.
– И все равно не заслуживаешь, чтобы тебя третировали.
Анджелина горестно вздохнула, а он сказал:
– И не надо себя винить.
В его словах слышалось искреннее сочувствие, которого она не заслуживала. С самого начала у нее возникли кое-какие подозрения относительно Брентмура, поскольку девушкой она была вполне здравомыслящей, однако тщеславие и гордыня заглушили голос разума. И все потому, что слышала, как за спиной шушукаются: «Ей уже двадцать восемь лет, возраст критический, а все не замужем». Она не приняла во внимание предостережения матери, что слишком долго засиделась в девицах, и жестоко поплатилась. Ей бы не быть столь разборчивой да поторопиться с замужеством, и не пришлось бы хвататься за Брентмура.
– К сожалению, я ничего не могу изменить.
– Верно, но ты можешь двигаться дальше. Не позволяй им разрушить твою жизнь.
Он ее не понимает. Ей не под силу искупить вину перед семьей, которая до сих пор не оправилась от удара, что она нанесла.