Настроение Уайкофа заметно улучшилось после пары подстреленных птичек. За ужином Колин обратил внимание, что Анджелина не сводила глаз с отца. Когда Уайкоф предложил дочери сыграть в шахматы, ее лицо просияло, будто вспыхнула дюжина свечей. Колин порадовался за нее и понадеялся, что такое состояние счастья еще продлится.
Когда дамы вышли, Уайкоф и маркиз продолжили свой бесконечный разговор о сегодняшней охоте. Колин молчал, мысли его были заняты совсем другим. Ему стало интересно, почему многие поверили в грязную сплетню об Анджелине, и он вдруг понял, что подруги оказали ее матери медвежью услугу. Герцогиня, когда увезла дочь во Францию, тем самым невольно подтвердила, что грубые инсинуации Брентмура имеют под собой основание. А еще Колин понял, что возвращение этого подонка также можно будет использовать с выгодой. Если друзья с достаточно высоким положением станут всюду говорить, что Анджелину оговорил сам Брентмур именно потому, что был отвергнут, то можно вернуть ее доброе имя. И хоть у Колина не было уверенности, что все сразу бросятся на ее защиту, добиваться этого все же стоило.
Он до сих пор ничего не говорил, но это было очень важно. В самом начале, когда они заговорили о браке по расчету, Анджелина сказала, что чувствует себя обязанной принять его предложение ради своей семьи, но хочет, чтобы у нее было право выбора. Если Анджелина откажет ему, он наверняка потеряет Сомеролл. Он жаждал заполучить поместье, но только не за ее счет. Слишком легко было представить, сколько осложнений может вызвать этот брак, основанный на его желании получить во владение поместье и на ее желании помочь своей семье.
– Ты сегодня необычно тих, – обратился к нему маркиз.
– Просто думаю.
– Как перехитрить меня с Сомероллом?
Уайкоф засмеялся:
– Неужели холостяки празднуют труса?
– Именно. – Колин прикончил свой портвейн.
– У тебя хандра, – заключил маркиз. – Кстати, как там дела в Сомеролле?
Уайкоф встал.
– Допивай свой портвейн, Чедвик, а я пообещал Анджелине партию в шахматы. Не сомневаюсь, она уже сердится.
– Передай Маргарет, что мы тут задержимся ненадолго.
Когда герцог вышел, маркиз добавил портвейна себе и Колину.
– От него осталась одна оболочка.
– Он не рассказывал, что там произошло?
– Совсем немного, но подозреваю, что ты уже все знаешь.
– Да, Анджелина кое-чем поделилась со мной по секрету. – Колин вздохнул. – Как я понял, ей вообще было не с кем поговорить, вот и выслушал ее.
– И насколько все серьезно?
– Маргарет говорила об этом с герцогиней? – спросил, в свою очередь, Колин.
– Да. Какой-то мерзавец обвел их всех вокруг пальца, и, понятное дело, в тот момент герцогиня была сильно расстроена и увезла дочь в Париж. Я считаю их отъезд ошибкой: это только подтвердило виновность Анджелины.
– Согласен. – Колин сделал глоток портвейна и отставил рюмку в сторону. – Дела обстоят не лучшим образом, но исходя из того, что мне известно, могу с определенностью сказать, что Анджелина не виновата в том, о чем распространяет грязные сплетни Брентмур.
– Сын, а что именно он утверждает? Я интересуюсь не из праздного любопытства, поверь: очень хочу ей помочь, но не знаю как.
Колин поведал отцу, как Брентмур склонял ее к плотским утехам, как их застали в темном парке.
– Ему нужно было ее скомпрометировать, чтобы вынудить выйти за него. Анджелина призналась, что у нее и до этого возникали кое-какие сомнения, и он наверняка это почувствовал. После того как она ему отказала, Брентмур, должно быть, решил отомстить и распустил слухи, что укладывал ее в постель, и не раз.
– Вот мерзавец! – не удержался маркиз.
– Многие поверили, потому что были свидетелями той компрометирующей ситуации в неосвещенной аллее. Поскольку Брентмур домогался ее постоянно, конечно, рано или поздно их должны были застукать. Он все это подстроил, чтобы привязать ее к себе, чтобы быть уверенным, что никуда она не денется. Анджелина лишь жертва интриг.
– Когда Уайкофы уедут, я поговорю кое с кем из влиятельных друзей, – пообещал маркиз. – Нам потребуется поддержка.
– А я напишу Гарри. Салон его матери – место, куда стекаются все сплетни.
– Но также и рождаются новые, как я слышал.
– Гарри повернет дело к нашей пользе, – успокоил отца Колин. – Если мне не изменяет память, Анджелина очень нравилась его матери. Возможно, получится заручиться поддержкой еще и Беллингема: у него влияния больше, чем у кого-либо, ну, за исключением тебя, папа.
– Ха! Но я согласен: Беллингем – блестящий политик, безжалостный сукин сын, но всецело предан тем, кого уважает. Я склонен начать прямо сейчас, но, боюсь, возникнут вопросы.
– Ты прав, – поддержал отца Колин. – Подождем, пока гости разъедутся, и начнем добиваться поддержки от друзей. К началу сезона, надеюсь, мы восстановим ее доброе имя, а потом понаблюдаем, как этот ублюдок станет изгоем. После этого он уже не отмоется.
Маркиз прищурился:
– Не в обиду. Почему ты так близко принял это к сердцу? Между вами ведь никогда не было добрых отношений.
– Это дело чести, – заявил Колин. – А у Брентмура ее нет вовсе.
Когда они с отцом вернулись в гостиную, Анджелина играла на рояле. Колин налил себе бренди и стал дожидаться, когда она закончит, чтобы подойти поговорить о Сомеролле и убедить в том, что она может рассчитывать и на поддержку его отца. Их поездки в поместье стали ежедневными, но он должен быть реалистом во всем, что касалось их времяпрепровождения там. Несмотря на то что Колин наслаждался ее обществом и уединением, которое им обеспечивал Сомеролл, необходимо в первую очередь думать о ней. Она прошла через ад, и сейчас нельзя было допустить, чтобы всем стало понятно: они не будут всерьез заниматься домом до тех пор, пока маркиз не гарантирует сыну владение усадьбой. А у Колина были серьезные сомнения на этот счет.
Прозвучали последние аккорды, но он заставил себя выждать еще несколько мгновений, чтобы никто не заметил его нетерпения. Для них это была реальная проблема. Следовало соблюдать особую осторожность, чтобы раньше времени окружающие ни о чем не догадались, а сами они могли решить – способны ли заключить брак по расчету, который устраивал бы обоих. Кроме того, нельзя забывать о семьях: вдруг их необдуманный поступок вызовет неоправданные ожидания?
Перехватив ее взгляд, Колин отошел к окну и устроился на банкетке, которую только что освободили Пенни и близняшки. Покрутив бренди в бокале и вытянув ноги, он просидел так несколько минут, пока Анджелина рассматривала вышивку Маргарет, явно давая какие-то советы. Он успел сделать пару медленных глотков, когда она подошла и села рядом.
– Судя по всему, ты хочешь поговорить со мной о чем-то.
– Да, ты права, но твоя прозорливость меня уже не удивляет.
– Тогда снова шашки?
– Нет, не хочется ни на что отвлекаться.
Она искоса посмотрела на него.
– Не пугай меня.
– Ни в коем случае. Просто нам больше нечего делать в Сомеролле.
– Да там полно дел! Нужно заменить ковры, ставни, мебель, повесить картины и драпировки, застелить дорожками лестницы и много чего еще.
– Все верно, – согласился Колин. – Но я не потрачу ни фартинга на недвижимость, которой не владею и которая, может, никогда не станет моей. Мы сделали максимум того, что могли.
Анджелина не поднимала глаз от сложенных на коленях рук.
– Н-да. Мне это не нравится. Но я должна была предвидеть это. У меня из головы не выходило решение твоего отца. Я по-прежнему считаю, что поместьем должен владеть ты, но понимаю, что это не мое дело.
– Ты уже многое сделала, за что огромное спасибо, и я наслаждался твоим обществом, но нам необходимо найти другие возможности для встреч.
– Мы практически не остаемся наедине, – заметила Анджелина. – Если отправимся на прогулку или поедем покататься верхом, за нами обязательно кто-нибудь увяжется; устроим игру на воздухе – все обитатели поместья выйдут смотреть и комментировать. Даже сейчас мы вынуждены разговаривать шепотом, чтобы никто не услышал.
– Нам повезло, что была возможность на какое-то время скрыться от посторонних глаз и ушей. Сейчас надо постараться придумать что-то другое.
– У тебя есть какие-то идеи?
– Например, можно вставать пораньше: я, конечно, не жаворонок и в шесть утра подниматься не привык, но готов попробовать, поскольку это единственный час, когда нам дадут побыть наедине.
– Это лучше, чем ничего, – вздохнула Анджелина. – Мне только не нравится, как все складывается вокруг Сомеролла.
– Ну так что, завтра встречаемся? – предложил Колин.
Она кивнула, но в тот же миг вспомнила:
– Ох нет. Пенни попросила разрешения переночевать у меня сегодня.
– Зачем?
– Ей порой бывает тревожно. Это началось после того, как мы вернулись из Парижа. Теперь-то она знает, что мы больше никуда не уедем из Англии, и почти успокоилась, но все-таки в такие моменты хочет спать рядом со мной.
– Тогда, значит, послезавтра, в шесть часов. В такую рань вряд ли кто-нибудь поднимется. Я встречу тебя у задней двери, потом вместе отправимся на прогулку.
– Мы с тобой словно воры, – усмехнулась Анджелина.
– Вовсе нет – нам просто нужно пообщаться наедине.
На следующее утро, когда завтрак закончился, маркиз повернулся к Колину:
– Ты ведь сегодня не планируешь ехать в Сомеролл?
– Не планирую. Мне кажется, на данный момент мы сделали все, что могли.
– Мне нужно кое-что с тобой обсудить. Зайди в мой кабинет через четверть часа.
– Непременно. – Колин понятия не имел, что могло понадобиться от него отцу.
– А нам хотелось бы посмотреть твои эскизы, Анджелина, – сказала Маргарет. – Покажешь, что планируешь изменить в Сомеролле?
– Но это вовсе не какая-то реальная планировка, так, кое-какие фантазии, совершенно непрактичные.
Она прикусила губу, и Колину стало не по себе, когда он вспомнил ее восторги.
Все поднялись со своих мест и двинулись к выходу, а он успел шепнуть Анджелине:
– Хорошо бы поговорить, но у меня сейчас неотложное дело.
– Мы с девочками и Геркулесом пойдем прогуляемся: хочется насладиться солнцем, пока оно есть.
Колин легко коснулся ее руки.
– Может, прокатимся верхом после обеда?
– Было бы здорово.
Колин очень надеялся, что никто не потащится за ними, но тут же отказался от этой мысли: прогулка наверняка превратится в групповую. Даже просто выйти вдвоем подышать воздухом они не могут себе позволить – это сразу же вызовет подозрения. Их отношения необходимо сохранить в тайне насколько возможно, но теперь без убежища, которое обеспечивал Сомероллл, это казалось невыполнимой задачей.
Пятнадцатью минутами позже Колин зашел в кабинет отца и закрыл за собой дверь.
– Садись, – предложил маркиз.
– Полагаю, ты хочешь обсудить, к кому мы можем обратиться, чтобы обеспечить поддержку Анджелине.
К его удивлению, маркиз отмахнулся:
– Не сейчас. Фарадей хочет еще раз осмотреть Сомеролл. У него появились какие-то идеи, и ему нужно опять посетить поместье. Я собираюсь встретиться с ним там через час и хочу, чтобы ты поехал со мной.
Колин вцепился в подлокотники кресла.
– Не вижу в этом смысла. Мои намерения не изменились, и, как понимаю, твои – тоже.
– И все-таки я настаиваю.
– Зачем?
– У меня есть на то причина. Эймз уже получил приказ заложить карету. Отправляемся прямо сейчас.
Колин едва не отказался, но понял, что у отца явно что-то припасено в рукаве, и, согласно кивнув, пошел за ним к карете.
Маркиз прошелся по комнатам первого этажа и направился в приемную.
– Что ж, вполне, однако ковер совсем выцвел.
– Ставни были открыты, – пояснил Колин. – То же и в утренней столовой.
– В любом случае тут безукоризненный порядок.
– Агнес убирала комнаты под руководством Анджелины.
– Я попросил Маргарет повысить служанку из буфетной по службе. – Тяжело ступая, он вошел в столовую. – Теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил про ковер.
– Мне кажется, кому-то из арендаторов он может пригодиться, – заметил Колин. – Тут еще есть сундуки с вещами, которые нам не потребуются. Все на чердаке. Тоже можно раздать слугам и арендаторам.
– Удивительно, что ты о них вспомнил, – заметил маркиз.
– Это Анджелина предложила.
Они прошли в кабинет.
– И здесь ковер испорчен. – Он подошел к письменному столу. – Совсем забыл про этот письменный прибор. Умное исполнение.
– Можешь забрать его, – предложил Колин.
Маркиз поморщился:
– Думаю, не надо.
Колин подумал, что для отца эта вещь как-то связана с его первым браком.
– Хочешь взглянуть на кухню? Она в рабочем состоянии.
– О господи! Нет, конечно. С какой стати мне беспокоиться об этом?
– Может, Фарадею это будет интересно.
– Надеюсь, что он и не вспомнит о ней. Давай посмотрим, что там наверху.
Колин привел его в гостиную.
– Анджелина считает, что здесь требуется кое-что обновить. Мне кажется, она называла это обоями. Или как-то в этом роде.
– Не жди от меня подсказки. Плафон на потолке в отличном состоянии. Как, впрочем, и ковер на полу.
– Тут ставни держали закрытыми.
– Теперь пройдемся по спальням.
Маркиз быстрым шагом миновал первую и зашел во вторую.
– О, мой старый бритвенный прибор. Когда ты наблюдал за моим бритьем, я обычно мазал тебе щеку мылом, а ты делал вид, что бреешься пальцем.
Колин вздохнул:
– Я помню.
– Как давно это было! – Маркиз оглядел комнату, потом подошел к смежной двери и, остановившись перед ней, вздрогнул как от боли. – Там все в порядке?
– Да. – Колин понимал, что отец не может зайти в комнату матери. – Никаких личных вещей не осталось. В других спальнях – тоже.
Маркиз вышел в коридор. Задержавшись у двери в детскую, потянулся было, чтобы открыть дверь, но опустил руку.
– Ты заходил внутрь?
Колин стиснул зубы.
– Заходил, но тебе не советую.
Маркиз набрал в грудь воздуха, потом распахнул дверь и шагнул в комнату, но резко остановился.
Колин нахмурился: они забыли накрыть детскую колыбельку.
– О черт! – Отец достал носовой платок и вытер глаза.
Колин положил ему руку на плечо и почувствовал, что тело его сотрясает дрожь.
Маркиз высморкался и выдохнул всей грудью.
– После стольких лет… Не ожидал, что будет все так же больно.
– Я понимаю…
– Все, я видел достаточно. Фарадей может сам все осмотреть, когда приедет.
Они спустились вниз, в кабинет, где и прождали больше часа.
– Судя по всему, не так уж он и заинтересован, – проворчал маркиз. – Пора ехать.
Колин опустил шторы на окнах, они вышли в большой холл, и тут до них донесся топот копыт.
– Кажется, все-таки посчитал нужным появиться. – Маркиз сложил носовой платок и убрал в карман.
Раздался стук в дверь.
– Пойду встречу, – предложил Колин.
Он ожидал увидеть вульгарного крикливого дельца, но перед ним предстал со вкусом одетый молодой человек – явно джентльмен.
– Заходите. Я Рейвеншир.
Маркиз поприветствовал гостя, а Фарадей тотчас извинился за опоздание:
– Моя жена на сносях, и пришлось срочно вызывать доктора, когда она вдруг пожаловалась на приступы боли. Но, слава богу, ничего необычного. Еще пока рано. Впрочем, вам это вряд ли интересно. Итак?
– На сей раз осмотрите дом самостоятельно, – сказал маркиз. – Мой кабинет вот в этом коридоре. Когда закончите, найдете нас с сыном там.
Фарадей поклонился и отправился бродить по дому, а Колин и маркиз уселись в кресла перед письменным столом.
– Фарадей погружен в свои заботы. Я-то думал он приедет вместе с женой: женщины всегда знают, чего хотят, но, как видишь, она не совсем хорошо чувствует себя, чтобы сопровождать его.
– Поскольку он здесь второй раз, это может означать, что дом ему нравится больше других, – предположил Колин.
– Возможно, – пожал плечами маркиз.
Колин подумал, что следовало бы относиться к продаже более практично и рассматривать ее с деловой точки зрения, но чувствовал себя подавленным. За короткое время он успел привязаться к дому, и теперь это место наверняка для него всегда будет связано с Анджелиной. Ему хотелось провести здесь с ней хотя бы еще один день. Не получилось! Все закончилось слишком быстро.
Он почувствовал, как в нем нарастает беспокойство, поэтому встал и подошел к книжному шкафу, но читать не было настроения.
– Можешь взять любую книгу, если интересно, – предложил маркиз.
– Я еще успею просмотреть их до того, как Фарадей вступит во владение.
Маркиз вздохнул:
– Надеюсь, он поторопится принять решение. Я уже начинаю приходить в нетерпение из-за его проволочек.
У Колина сложилось впечатление, что Фарадей готов заключить сделку, просто ему требовалось еще раз взглянуть на дом, прежде чем приступить к оформлению бумаг.
Через пятнадцать минут он снова встал, подошел к окну и раздвинул шторы. День стоял ясный, однако с этого места склепа не было видно.
Послышался звук шагов. Колин встрепенулся и обернулся как раз в тот момент, когда вошел Фарадей.
Маркиз встал.
– Итак, что вы решили?
Сердце Колина бешено забилось. Он знал, какой будет ответ, но все равно затаил дыхание.
– Мне нужно осмотреть еще одно поместье, – сказал Фарадей. – Вы узнаете о моем решении не позднее чем через неделю.
Маркиз откашлялся.
– Ладно, только хорошо бы это была последняя отсрочка.
– Да, милорд. – Помолчав, он добавил: – Там, в детской, стоит колыбелька…
– Я хотел бы забрать ее вместе с креслом-качалкой, – быстро проговорил Колин.
Маркиз вскинул брови.
Колин сам себе удивился: слова вырвались у него непроизвольно, но стремление забрать себе эти вещи вдруг обрело смысл, словно они устанавливали непосредственную связь с матерью. Ничего другого у него не осталось на память о ней.
– Не провожайте, я найду дорогу сам, – попрощался Фарадей. – Благодарю вас за терпение.
Он ушел, а маркиз нахмурился:
– За каким дьяволом они тебе понадобились?
– Сберегу их до того дня, когда начну семейную жизнь.
– И когда же этот долгожданный день настанет?
– Понятия не имею. – Но, судя по всему, ждать осталось недолго, иначе он все потеряет.
– Кажется, сегодня никто не готов принимать решения, – вздохнул маркиз. – За исключением меня. Пойдем на могилу твоей матери. Я давно туда не наведывался.
Опавшие осенние листья шуршали под ногами, а когда они обнажили головы, порыв ветра подхватил поредевшие волосы отца.
– Твоя мать была прекрасна и душой и обликом, – тихо проговорил маркиз. – Я был безумно влюблен в Элизабет и страшно переживал из-за того, что у меня имелся соперник – еще один претендент на ее руку.
Колин с любопытством посмотрел на отца.
– И что же ты предпринял?
– Я пустил в ход цветы, конфеты и стихи. Она оставалась равнодушной, пока однажды мне не пришла мысль подарить ей котенка. Я пришел к ней с визитом, но боялся, что котенок отвлечет на себя все ее внимание. Элизабет рассмеялась, когда я признался ей в этом. Она потом в нем души не чаяла.
– И как тебе удалось ее завоевать?
– Просто сказал ей правду: что не могу ни спать, ни есть и все время думаю только о ней. Потом сказал, что не знаю красивых слов, но люблю ее так сильно, что одна только мысль о возможности потерять ее повергает меня в ужас. – Его голос дрогнул. – Думаю, это помогло.
Колин положил ему руку на плечо.
– Представляю, как ты был счастлив, когда вы поженились.
– О да. Однажды котенок ушел и пропал. Я думал, что никогда не смогу утешить ее. Через какое-то время она обнаружила, что беременна – тобой. Мы места себе не находили от радости. Я думал, сойду с ума, пока продолжались роды. Твой дед – упокой Господь его душу! – усердно накачивал меня бренди до того самого момента, когда ты появился на свет.
Колин улыбнулся:
– Я его отлично помню.
– В результате у меня голова раскалывалась от боли, но когда наконец увидел ее, я испытал неимоверное облегчение. И увидел тебя – сморщенного, красного, пронзительно вопящего первенца. Мне было страшно взять тебя на руки, но она настояла.
Это было счастливое время. Ты рос крепеньким бутузом. Я привык видеть ее в детской: она сидела в качалке в ореоле солнечного света с тобой на руках и что-то тебе напевала. Я так гордился тобой, что часто выносил кому-нибудь показать: то арендаторам, то викарию с прихожанами. Элизабет говорила, что я ставлю ее в неудобное положение.
Колин с удивлением слушал и разглядывал отца так, будто видел впервые: эта сторона его характера была ему незнакома.
– Потом, – продолжал маркиз, – у Элизабет было два выкидыша, и это подорвало ее здоровье. Она хотела еще детей, но я боялся за нее и следил за тем, чтобы не дать ей забеременеть. Только она была настроена весьма решительно, и в конце концов ей удалось меня соблазнить. Шесть месяцев спустя ее не стало. Это были преждевременные роды, так что шансов выжить у малышки, девочки, не было. Ребенка… похоронили вместе с ней.
Колин прикрыл глаза.
– Ты, должно быть, чуть не сошел с ума от горя.
– Твоя бабка умерла за год до этого, но дед все равно приехал, чтобы позаботиться о нас двоих. Я помню: ты не переставая плакал о матери, и у меня сердце разрывалось на части.
– Я молился о чуде, чтобы она вернулась.
Отец тяжело вздохнул:
– Но жизнь продолжалась, сын. Ты был крепким и любознательным. Мы много времени проводили вместе. Как правило, ты садился ко мне на колени, а я читал тебе.
– Да, помню, – отозвался Колин. – Сказку про добрую девочку-служанку, которая в конце вышла замуж за принца.
– Ты заставлял меня читать ее снова и снова. Я уже был готов сжечь эту книжку, но решил сохранить до того времени, когда найму тебе учителей, которые заставят тебя самого читать ее каждый день.
Колин засмеялся.
– Когда настало время отправлять тебя в школу, мне очень не хотелось, чтобы ты оставался в Итоне, но я понимал, что по-другому быть не может.
Помолчав, маркиз глубоко вздохнул и продолжил:
– Через два года я познакомился с отцом Маргарет. Он торговал всем, чем угодно, и на этом сколотил капиталец. Однажды этот проныра дал мне возможность увидеть свою дочь. Я был сражен наповал, но чувствовал себя виноватым, словно предавал Элизабет. В то время как ты жил в школе, я был сам не свой, пока не познакомился с ней.
Колину послышались меланхоличные нотки в голосе отца.
– Это был брак по уговору, и Маргарет переживала из-за этого. Ее отец знал, что серьезно болен, и хотел, чтобы в дальнейшем у нее сложилась жизнь благополучная и защищенная. В то время она была стыдлива и страшно боялась войти в наш круг. Я тогда поклялся, что заслужу ее любовь, а потом так получилось, что и она заслужила мою.
Маркиз склонил голову.
– Я буду любить тебя до скончания веков, Элизабет.
У Колина защипало в глазах. Он отвернулся и вытащил из кармана платок.
Маркиз тем временем уже взял себя в руки.
– Все, пора возвращаться.
Колин взглянул на отца.
– Спасибо, что вместе со мной помянул мать. Это важно.
Во второй половине того же дня Колину удалось уклониться от групповой прогулки, и, забрав Анджелину с собой, он отправился на конюшню. Поначалу они присмотрели для нее кобылку, но потом Колин объявил:
– Эти женские седла страшно опасны, так что поедем на моем Овене – сядешь передо мной.
– Тебе ведь известно, что я хорошо держусь в седле.
– Не смеши. Герцог убьет меня, если ты свалишься с лошади.
– Колин, нет!
– Да! Овен ждет.
Будто в подтверждение его слов, конь фыркнул.
Грум подсадил ее, несмотря на протесты.
– Успокойся, – сказал Колин. – Тебе понравится.
– Очень в этом сомневаюсь, – возразила Анджелина.
Колин пустил коня по дорожке.
– Зачем садиться на коня и тащиться как черепаха?
Он поцеловал ее в шею, но она возмутилась:
– А кто будет смотреть на дорогу? Мы же свалимся!
– Я этого не допущу. Прибавим ходу. – Колин не стал упоминать о том, что ее зад тесно прижался к его паху. – Так ты сможешь получить больше удовольствия… от вида окрестностей.
– Если бы мне захотелось насладиться видами, я отправилась бы пешком.
Он засмеялся:
– Расслабься.
– Что мне еще остается делать?
– Так-то лучше. – Ощущение от прикосновения ее мягких ягодиц было чертовски приятным.
– Ты что-то задумал? – поинтересовалась Анджелина.
– Ничего определенного.
– Не верю тебе.
– Еще пара минут.
Впереди показалась лужайка, скрытая от посторонних глаз толстым ветвистым дубом, хотя и облетевшим. Остановив коня, Колин соскочил на землю, а потом принял ее на руки, не забыв прижать к себе.
– Ты специально так сделал, – заметила она.
– Что именно? – спросил он, доставая из сумки скатанное в рулон покрывало.
– Если ты собираешься обтереть коня, это напрасная трата времени: он еще не успел вспотеть.
Словно соглашаясь, Овен фыркнул.
Колин взял ее за руку.
– Пойдем.
– Куда это? – резко бросила Анджелина.
Ему нравилось раздражать ее.
– Доверься мне.
– Ха!
Колин расстелил покрывало, усадил ее и опустился рядом сам.
– Почему-то мне кажется, что ты что-то замышляешь.
– Потому что ты умная.
– Если бы я была умной, то встала бы и вернулась домой.
– Не будь занудой. – Он лег на бок, опершись на локоть. – Расслабься.
Анджелина сидела на покрывале, обхватив колени.
– Я знаю, о чем ты думаешь. Но этого не будет.
Он удивленно поднял брови.
– Ты хочешь меня поцеловать.
– А ты позволишь?
Она ответила не сразу, и у него в груди затеплилась надежда.
– А ты хочешь меня поцеловать?
– Мало ли чего мне хочется. Главное – что я должна делать. – Анджелина посмотрела на него. – Как все прошло с Фарадеем?
– Он колеблется, никак не может прийти к определенному решению. Отец просто в ярости. Не могу сказать, что осуждаю его за это.
– Как он выглядит, этот Фарадей?
– Вроде бы джентльмен, хотя и приехал с опозданием.
Колин поведал ей о беременной жене Фарадея, и она спросила:
– А она видела дом?
– Нет, судя по всему. Отец считает, что она могла бы решиться на покупку быстрее мужа, но сейчас недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы сопровождать его.
– Значит, вы впустую потратили время, – заключила Анджелина.
– Нет, это не так. Отец предложил сходить к склепу матери, и там я многое понял: он до сих пор безумно любит ее.
Они помолчали.
– Должно быть, это прекрасно – любить вот так, – проговорила наконец Анджелина, и в голосе ее прозвучала тоска.
Колин уже собрался было рассказать, как отреагировал отец на колыбельку, но передумал, решив, что родитель почувствует себя уязвленным, если кто-то узнает о таком проявлении его чувствительности, хотя ситуация была вполне естественной.
– Это замечательно, что он рассказал тебе о своих отношениях с твоей матерью. Ты был тогда мал, но теперь больше знаешь о ней, и прежде всего то, что они были счастливы.
Рассказав о знакомстве отца с Маргарет, Колин заключил:
– Она была добра к нему. Без нее и девочек он умер бы от одиночества.
Некоторое время они сидели молча, каждый думая о своем. Наконец Анджелина сняла свою легкомысленную шляпку и, положив на покрывало, повернулась Колину.
– Что ты будешь делать, если маркиз примет предложение мистера Фарадея?
– Ничего, если только ты не увидишь во мне приличного человека. – Он старался шутить, но нервы его были натянуты до предела.
Она фыркнула.
– У нас впереди три недели… хотя нет, уже две с половиной.
Колин понимал, что на самом деле у него времени гораздо меньше. После встречи с Фарадеем возможность потерять Сомеролл стала угрожающе реальной. Нужно срочно найти какой-то способ предотвратить продажу имения, а время было не на его стороне. Фарадей может заявить о своем решении хоть завтра, и это тревожило Колина. Он не может позволить, чтобы это случилось.
– Тебе нравится жить в Лондоне? – спросила Анджелина.
– Наверное, если бы не Гарри, который всегда встает с петухами. – Он вспомнил, как друг отреагировал на актриску у него комнате, и усмехнулся.
Анджелина вздохнула:
– Он прямо как дитя несмышленое, которое непременно хочет добавить в пунш алкоголя покрепче.
– Не обманывайся на его счет. Гарри может походить на ребенка, но никому не удавалось перейти ему дорожку и отправиться восвояси невредимым.
– Никогда не обращала внимания на эту сторону его натуры, – призналась Анджелина.
– Как и на другие, – ухмыльнулся Колин. – Я говорил, что в прошлом году он чуть не утонул?
– Ужас какой! Но почему ты смеешься?
– Мы с ним выдули несколько бутылок во время гуляний в Воксхолле, и Гарри должен был подрядить лодочника, чтобы перевез нас на другой берег Темзы. Мой кошелек был пуст, потому что я платил за выпивку. И тут Гарри обнаружил, что у него, оказывается, в карманах тоже гуляет ветер. И почему-то неожиданно свалился в Темзу. Я, естественно, бросился его спасать, но не я один: следом за мной в реку кинулся еще какой-то парень. Так мы познакомились с Беллингемом.
– Кошмар! – От смеха на глазах Анджелины выступили слезы.
– Прекрасные воспоминания. – Колин тоже засмеялся.
– Ох уж эти мужчины!
– У меня такое ощущение, что ты бы этого не оценила, – заявил он совершенно серьезно, хотя и продолжал улыбаться.
Анджелина напряженно посмотрела на него.
– По этой причине ты и привез меня сюда?
– Да. – Колин наклонился к ней и сначала легко коснулся ее губ, а потом впился в них поцелуем. Когда Анджелина уступила требовательным движениям его языка, он почувствовал, как им овладевает возбуждение, и подумал, что хоть в этом они более чем совместимы.
– Как ни жаль, но нам лучше вернуться, – с трудом оторвавшись от нее, сказал Колин.
Анджелина выпрямилась и принялась пришпиливать шляпку к волосам. Он помог ей подняться, скатал покрывало и, вскочив в седло, протянул ей руку, поднял и усадил перед собой. Не сводя глаз с дороги, Колин наслаждался исходившим от нее ароматом и – да, конечно! – ощущениями, которые испытывал от прижавшихся к его паху упругих ягодиц.
Возле конюшни Колин бросил повод конюху, предложил Анджелине руку и, когда она спешилась, повел ее по дорожке к дому.
Уайкоф и его отец встретили их в холле в грязных, как всегда, сапогах. Маркиз молча смотрел на Бьянку и Бернадетт.
Колин заметил следы слез на лицах сестер и тут же увидел мопса, сидевшего рядом, свесив язык.
– Как я понимаю, случилось непоправимое.
Бернадетт шмыгнула носом.
– Папочка собирается отдать Геркулеса какому-то арендатору.
– А он вовсе не специально устроил безобразие в туалетной комнате. – Бьянка приложила платочек к глазам. – Он… он ведь еще щенок.
– Тем не менее ваш Геркулес успел изгадить пару сапог, а еще изгрыз ножки у нескольких столов. И в довершение всего – он громко портит воздух, – мрачно произнес маркиз.
Колин прыснул.
Анджелина прикрыла рот рукой, плечи у нее затряслись от смеха.
По лестнице торопливо спускалась Маргарет.
– Что за шум?
– Папочка собирается выгнать Геркулеса, – со слезами в голосе объяснила Бьянка.
– Ох, ради бога! – возмутился маркиз. – Я проклинаю тот день, когда эта псина вошла в наш дом. Все, с меня достаточно! Маргарет, ты всегда на стороне девочек, когда речь заходит о щенке, но мое терпение лопнуло: он невоспитан и приносит одни убытки.
– Лорд Чедвик, – спокойно заговорила Анджелина. – Геркулес – умный песик: уже научился подавать лапу, просто ему требуется соответствующая дрессировка. Буду рада помочь девочкам в этом.
– Ты умеешь воспитывать собак? – удивился Колин.
В ответ она кивнула.
Колин посмотрел на отца, потом перевел взгляд на сестер.
– Если вы хотите, чтобы Геркулес остался, то должны доказать отцу, что сможете научить щенка прилично себя вести.
– Надо быть очень последовательными, – посоветовала Анджелина. – Если пес поступает правильно, следует его поощрять, а если нет – наказывать. Только так он сможет всему научиться.
– Папочка, ну пожалуйста, дай нам еще шанс! – заканючила Бьянка. – Мы обещаем, что всему его обучим.
– Даже не знаю… – засомневался маркиз, хотя было видно, что твердости в нем поубавилось.
Маргарет подошла к мужу и похлопала по руке.
– Может, мы наконец научим и тебя снимать грязные сапоги, перед тем как войти в дом.
Колин и Анджелина обменялись улыбками, а потом он повернулся к сестрам.
– Скажите спасибо леди Анджелине.
Те бросились с двух сторон ей на шею и в унисон принялись благодарить.
Маркиз уселся на банкетку здесь же, в холле, и стал стягивать сапоги. Увидев, как мраморный пол покрывается разводами грязи, Маргарет воздела руки, словно призывая на помощь высшие силы.
– Все, сдаюсь!
Далеко за полночь, лежа в постели, маркиз вздохнул.
– У тебя всегда прекрасно получается сделать меня счастливым, дорогая.
– Ах ты, сластолюбец! – засмеялась Маргарет.
Он с нежностью поцеловал жену.
– Я очень люблю тебя, дорогая.
– А я – тебя. – Мгновение помолчав, она спросила: – Что ты думаешь про Колина и Анджелину?
– Уже хорошо, что они не поубивали друг друга, – хмыкнул маркиз.
– Чедвик, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Он посадил ее перед собой на коня с видом защитника. Я нахожу это весьма показательным.
– Для замужней женщины ты слишком наивна, моя дорогая.
– О чем это ты?
– Он мужчина. А кому не понравится тесная близость с такой очаровательной женщиной, как Анджелина.
– Я обратила внимание, какими глазами он на нее смотрит, когда думает, что за ним никто не наблюдает, – гнула свое Маргарет.
– Как смотрел бы на любую соблазнительную женщину.
– Чедвик, что-то ты не то говоришь. Смотри, не то переселю тебя в гостевую спальню.
– Мне незачем смотреть по сторонам, когда у меня под боком всегда собственная обворожительная и соблазнительная женушка.
– Ладно уж, подлиза, – чуть отстранилась Маргарет. – Девочки с таким нетерпением ждут своего дебюта будущей весной. Только об этом и говорят. Даже очаровательная Пенни полна энтузиазма.
– Боюсь, общество будет не вполне готово принять наших близняшек. Я не сомневаюсь, что они, по своему обыкновению, устроят кавардак везде, где появятся.
– Ты все шутишь, а я вот боюсь, что наши усилия помочь Анджелине ни к чему не приведут.
– Ты же ничего не сказала об этом герцогине, так ведь?
– Конечно, нет, дорогой. Никогда не осмелилась бы. Если нам не удастся реализовать задуманное, это отразится не только на наших девочках, но и на Пенни тоже. А я знаю, как Анджелина переживает за сестру.
– Маргарет, нам нужно предоставить Анджелину и Колина самим себе. Что должно случиться, то случится.
Она совершенно неподобающе зевнула.
– Я знала, что ты так скажешь. Полагаешь, я оставлю это на волю случая?
– Моя дорогая, ты решительно настроена сыграть роль свахи, но я считаю, что леди Анджелина достаточно практична, чтобы не влюбиться в моего беспутного сына. Любая женщина, у которой имеется хотя бы капля здравого смысла, будет обходить его стороной.
– Чедвик, он же твой сын! Как тебе не стыдно!
– Мне и стыдно, Маргарет. Стыдно за то, что я в свое время не приструнил его. Ты знаешь, это можно было сделать, отказав ему в содержании, но я на это не пошел. Конечно, надо что-то предпринять. Я об этом позабочусь.
– Чедвик, будь с ним помягче. Он ведь у тебя единственный.
Он погладил жену по щеке.
– Вот за это я и люблю тебя, Маргарет. Ты готова защищать всех и вся, включая нашего сына-шалопая.
– Под его внешностью повесы скрывается добрая душа. Ему просто нужна любящая женщина, чтобы он по-настоящему раскрылся.
– Ты потрясающе наивна, Маргарет, но это мне и нравится в тебе. А сейчас я хотел бы еще раз заняться с тобой любовью.
Она распахнула ему объятия, как сделала когда-то в первую их брачную ночь. И он понял, что благословлен дважды.