За завтраком на следующее утро
Колин, быстро разделавшись с яичницей, сосисками и булочкой, допил чай и улыбнулся Анджелине.
– Мне не терпится приняться за дела.
– Мне тоже. Захвачу с собой передник, чтобы помогать тебе на чердаке.
– На чердаке? – удивилась Маргарет. – Вы что, сами туда полезете?
Уайкоф нахмурился:
– Анджелина, для такой работы есть прислуга. Пусть она и займется.
– Нет, там осталось много нужного, так что моя помощь необходима.
Колина радовало, что сегодня она в хорошем настроении, и после разговора с отцом он хотел довести до сведения Уайкофа, что поместье они оставят за собой.
– Служанка тоже будет с нами, только работать станет под присмотром.
Отец не успел ничего ответить, потому что в столовой появился Эймз.
– Милорд, прибыл мистер Фарадей. Я поселил его в тетушкиной комнате.
Маркиз отставил свою чашку в сторону.
– Я готов, Эймз. Через десять минут приводи его ко мне в кабинет.
– Да, милорд.
– Колин, по окончании встречи ты мне будешь нужен, – предупредил маркиз.
Вот и уехал сразу после завтрака! И что, интересно, еще отцу надо от него? Колин терялся в догадках. Что делать? Придется ждать. Дай бог встреча долго не продлится.
– Анджелина, можешь посидеть с нами в гостиной, пока Колин не будет готов к отъезду, – предложила герцогиня.
Все отправились в гостиную, а Колин с Анджелиной задержались, чтобы переброситься парой слов, и он огорченно сказал:
– Я так рассчитывал уехать пораньше.
– А я буду считать минуты, пока не смогу отбросить вышивание в сторону. Терпение не числится среди моих добродетелей, – призналась она.
– По крайней мере отец знает, что я серьезно настроен в отношении поместья.
– Вероятно, к концу недели мы уже сможем похвалиться своими достижениями, и у твоего отца больше не останется никаких сомнений.
Она в него так верит – это воодушевляло, но и рождало тревогу. Но больше всего его удивляло пренебрежительное отношение к ней герцога. Что бы там ни случилось, ситуация вовсе не казалась Колину безнадежной. Да, она поверила порочному мерзавцу, но ей следует поаплодировать за то, что нашла в себе силы разорвать помолвку. Господи, ведь ее отец герцог и его влияния хватило бы на то, чтобы в корне изменить ситуацию, но он пальцем о палец не ударил.
Ей, судя по всему, были неизвестны отвратительные проявления мужской натуры, но Уайкоф-то должен был знать. Почему же в таком случае он дал свое благословение?
Вряд ли Колин когда-нибудь это узнает, да, возможно, оно и к лучшему.
Сорок минут спустя за ним пришел лакей, и Колин отправился к отцу на аудиенцию.
Отец сидел в кресле перед письменным столом, когда он, постучав, вошел.
– Сразу перейду к делу. Мистер Фарадей очень заинтересован в приобретении поместья, даже несмотря на то что там требуется большой ремонт.
Эти слова ошеломили Колина.
– Осмелюсь предположить, ты подумал, что я пошутил насчет предложения о продаже, для того чтобы заставить тебя жениться. Я прав?
Сначала Колин хотел увильнуть от ответа, но потом передумал.
– Такое приходило мне в голову.
– Мистер Фарадей понимает: тебе сложно смириться с тем, что склеп твоей матери останется на территории поместья, – и поэтому готов на более высокую цену в качестве компенсации.
Колин вцепился в подлокотники кресла.
– Для этого не хватит всех денег мира.
– Я не могу оставаться равнодушным к твоим чувствам по этому поводу, но должен кое о чем спросить. Пожалуйста, будь со мной откровенным, это важно.
– Согласен.
– Сомеролл всегда предназначался тебе. Я не мог заставить себя войти в особняк и в какой-то момент решил его продать, потому что понимал: дом требует ухода. Вчера я в первый раз посетил его после смерти твоей матери. Я безумно ее любил, упокой Господь ее душу! Но жизнь продолжается. Это Маргарет уговорила меня оставить поместье за тобой. Она всегда винила себя за то, что ты отдалился от семьи.
Проглотив комок в горле, Колин вспомнил их с Анджелиной вчерашний разговор о его семейных делах. Оказывается, именно мачеха уговорила отца не продавать поместье.
– В этом нет ее вины.
– Конечно, нет, – подхватил отец. – Если я отвергну предложение Фарадея, мне нужно быть уверенным, что ты переедешь в особняк. Это означает женитьбу, потому что я знаю: один ты там жить не будешь. – Он сложил руки на столе. – Я не намерен выслушивать твои отговорки: через несколько месяцев, а то и лет. Итак, мне нужен честный ответ: ты собираешься жениться в ближайшем будущем, чтобы осесть в Сомеролле?
У Колина заломило в висках.
– Я не хочу принимать поспешных решений, чтобы потом не обнаружить, что совершил ошибку. Это жизненно важно, и мне нужно время.
– Как раз времени-то у меня и нет. Фарадей дал мне не более шести недель.
О черт!
– Я займу особняк, но не раньше чем через пять месяцев. Откроется сезон, и тогда я всерьез займусь поисками невесты. Мне кажется, это самый разумный компромисс.
– Не сомневаюсь: ты готов поступить так, как говоришь, – однако я знаю, что произойдет, когда ты вернешься в Лондон. Опять свяжешься со своими дружками, начнешь кутить, резаться в карты и гоняться за юбками. Может, и будешь изредка вспоминать, что хорошо бы остепениться, но… когда-нибудь в далеком будущем. Как любой холостяк, ты уверил себя, что знаешь, как закончится твоя жизнь. Возможно, так даже лучше.
Колин едва удержался от саркастического замечания.
– Ты будешь злиться, но я не могу ждать шесть недель. У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы принять решение. Если откажешься, будь добр, сообщи мне, и тогда я немедленно продам поместье.
Колин отпустил подлокотники.
– Фарадей согласен на шесть недель. Дай мне три. Гости разъедутся, и я дам тебе ответ.
– Зачем ждать? Просто выбери один из двух вариантов ответа – принять мои условия или отвергнуть.
– Я не умею принимать решения под давлением, тем более жизненно важные. Мне все нужно тщательно обдумать.
– Опять отговорка, – вздохнул маркиз, с трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться.
– Называй это как хочешь, только дай три недели, – этого для Фарадея более чем достаточно.
Маркиз поднялся из-за стола.
– Ну что же, в таком случае закончим. Можешь забыть о своих планах по реконструкции особняка.
Колин тоже вскочил, сжав кулаки.
– Нет, я продолжу работу. – «Проваливай к дьяволу! Я не сдамся без борьбы!»
Лицо Колина было таким же мрачным, как небо над головой в этот ненастный осенний день.
Анджелина не проронила ни слова, пока он вел ее к карете: и так ясно, что встреча с отцом не дала положительного результата.
– Отец сказал, чтобы мы взяли к себе в карету Агнес, но она уже сидит рядом с Джоном.
– В этой компании ей комфортнее. – Анджелина понимала, что Колин вне себя и ему надо высказаться.
Когда они оказались в экипаже, Колин, как всегда, сел спиной к лошадям и постучал тростью в крышу. Через мгновение карета тронулась. Ей не терпелось узнать, что случилось, но Колин упрямо смотрел в окно.
Карета свернула на главную аллею, и Анджелина вздохнула.
– Прошу прощения. Надо было отменить поездку в Сомеролл, но я не смог бы заставить себя целый день просидеть в Дирфилде. Смелости не хватило сказать, что наша работа в особняке прекращается: знаю, что это тебя расстроит.
– Сядь рядом со мной, чтобы можно было разговаривать, не повышая голоса, – попросила она.
Он пересел к ней.
– Если хочешь, поделись. Не расскажешь, я пойму.
– Отец встречался с покупателем Сомеролла. Если сделка не состоится в течение полутора месяцев, мистер Фарадей начнет поиски другого особняка, вот отец и дал мне столько же времени, чтобы найти невесту.
– Он, наверное, шутит?
– Нет, он абсолютно серьезен. Мы договорились, что я дам ответ – положительный или отрицательный – через три недели. – Колин тяжело вздохнул, а потом безрадостно засмеялся. – Я уже думал о том, чтобы отправиться в Лондон и попросить руки первой встречной леди. Но это невозможно. Требование отца нереально. Теперь мне нужно примириться с будущей потерей Сомеролла.
– Он должен доверять тебе. Ты его единственный сын.
– Доверие ведь нужно заслужить.
Его скепсис удивил ее.
– Что ты имеешь в виду?
– У отца есть причины не доверять мне. Не заблуждайся. Я ведь не хотел приезжать сюда, и он знает об этом. Но отец прислал письмо, из которого я узнал, что Сомеролл выставлен на продажу. Только это и заставило меня предпринять путешествие. – Он посмотрел ей в глаза. – Иначе духу моего бы здесь не было.
– А как же встречи с близкими?
Взгляд его стал жестким.
– Ты хочешь услышать правду или сладкую сказочку?
Анджелина разгладила перчатки на руках и заглянула ему в глаза.
– Как бы ты ни пытался меня убедить, что тебе дела нет до твоей семьи, я видела твою радость от встречи с сестрами. Репутация у тебя отвратительная, тут трудно спорить, но мне не верится, что ты безвозвратно порочен.
– Не будем спорить о глубинах моей порочности. Просто помни, что с такими, как я, нужно быть настороже.
Ей стало любопытно, не сказал ли он это для того, чтобы оттолкнуть ее, и она заметила:
– Маркиз богатый человек. Ему нет смысла торопиться с продажей.
– Почему же, есть, – возразил Колин. – Оглянись вокруг. Это не место, а чудо в прямом смысле слова. Но пройдет еще немного времени, и разруха возьмет свое.
– Это понятно. Хотя что могут значить для него каких-то пять месяцев? Ничего. А для тебя это решающий срок. Брак невозможно расторгнуть – во всяком случае, без скандала. Он должен дать тебе шанс.
Колин уперся локтями в колени и вздохнул:
– У него есть повод не доверять мне. Мне жаль, что я ввел тебя в заблуждение. Хочешь, остановим карету и развернемся назад?
Вид у него был подавленный, и Анджелина заявила:
– Нет, мы будем продолжать работу, потому что в отведенное время можно еще кое-что сделать. За три недели перероем каждый сундук и каждый ящик, пока не найдем миниатюру с портретом.
– Можем и не найти.
Анджелина положила руку ему на локоть.
– Не важно, нам нужно постараться.
По крайней мере он будет знать, что попытался, хотя, возможно, все это и без толку.
Колин кивнул.
– Она наверняка лежит в одном из этих дьявольских сундуков. У нас есть три недели, чтобы отыскать ее.
Анджелина молилась, чтобы миниатюра оказалась там. Для него будет тяжелым ударом, если не найдет ее.
Они без устали работали на чердаке. Колин отставил в сторону портреты деда и бабки, присоединив их к портрету отца. Анджелина нашла его портрет со щенком.
– Ты мне тут нравишься.
– А, Спотти. Это был хороший пес.
– Сколько тебе на этом портрете?
– Не знаю.
– Могу с уверенностью сказать, что это ты.
– Не можешь.
– Конечно, могу. Я узнаю эти кудряшки везде.
Он засмеялся.
– Я всегда ходил на охоту вместе с отцом и дедом. Спотти приносил каждую подбитую птицу, что бывало не часто. Наши с тобой отцы, наверное, худшие стрелки в Англии.
Она тоже засмеялась.
– Портрет твоих родителей тут есть?
– Кроме тех, что я нашел, нет. Другие, вероятно, лежат где-нибудь в Дирфилде.
Колин отложил для себя всего несколько вещей, включая письма, которые они нашли накануне и забыли забрать с собой.
Он открыл следующий сундук и принялся вытаскивать коробки, в которых чего только не было: тарелки, часы, бутылки, свечи, скатерти, щетки, бритвенные принадлежности, мыло и старая одежда. И много чего еще. Анджелина не воспринимала все это как реальные вещи. Пространство вокруг заполняли обломки чьей-то прежней жизни.
Когда немного позже на чердаке появилась Агнес, Анджелина поднялась и сообразила, что у нее от работы ноют руки.
– Ты закончила чистить мебель в спальнях? – спросила она у служанки, стягивая перчатки.
– Да, миледи.
– Если хочешь, сходи перекуси вместе с Джоном.
– Я уже себе это позволила. Ничего, миледи?
– Очень предусмотрительно с твоей стороны.
– Я готова заняться камином, миледи, только сначала надо вокруг него насыпать песку.
Анджелина захлопала глазами.
– Песку?
– Да, миледи. Если из камина вдруг вылетит искра или головешка, то песок предотвратит пожар.
Девушка прислуживала на кухне, поэтому и знала такие вещи. Анджелина посмотрела в сторону Колина.
– У тебя есть какие-нибудь соображения?
Он как раз открыл следующий сундук.
– Агнес, насколько я понял, у тебя есть опыт в подобных делах?
– Да, милорд. Это моя работа – разводить огонь в плите на кухне и во всех каминах Дирфилда.
Колин отряхнул руки.
– Позвони в колокольчик, если вдруг возникнут сложности, пусть даже небольшие. Безопасность прежде всего.
– Да, милорд. – Она коротко присела и ушла.
– Теперь можно не беспокоиться и не привозить сюда повара, – сказала Анджелина.
Колин вытащил из кармашка часы.
– Уже перевалило за два. Ты, должно быть, проголодалась.
Она улыбнулась:
– А ты?
– Да, это тяжелая работа. Только, боюсь, мы занимаемся бесполезным делом.
– Не согласна, – возразила она. – Ты отыскал портреты и еще кучу вещей, которым найдется применение. Мы найдем миниатюру. Она где-то здесь.
Улыбка у него увяла.
– Осталось всего два сундука.
Ради Колина нужно было оставаться оптимисткой.
– Мы пока просто не наткнулись на нужный ящик.
Он вздохнул.
– Пойдем подкрепимся в утренней столовой. Мне совершенно не хочется, чтобы ты упала в обморок от голода.
Анджелина нахмурилась.
– Никогда не падала в обморок раньше и не собираюсь начинать.
Колин положил руки на бедра.
– И лишишь меня возможности схватить тебя в охапку и спасти?
– Судя по всему, от твоего внимания ускользнуло, что я не принадлежу к тем хрупким изнеженным дамочкам. Смотри, сорвешь спину.
В его глазах зажегся дьявольский огонек, когда он приблизился к ней.
– Ты думаешь, у меня сил не хватит поднять тебя?
– Не говори глупостей.
– Ты это часто повторяешь.
– Все, прекрати. Я голодна.
Колин обхватил ее за талию, а потом закинул на плечо.
– Быстро поставь меня, – пискнула Анджелина.
– Скажи «пожалуйста».
– Я буду брыкаться. Раз, два…
Ее ноги стукнулись об пол. Оправив лиф платья, она погрозила ему пальцем:
– Никогда больше этого не делай.
– Теперь поняла, что меня нельзя подначивать?
– Лучше будь начеку. Я с тобой расплачусь.
Он засмеялся и повел ее вниз по лестнице в утреннюю столовую. Анджелина вдруг поняла, что ему удалось очаровать ее, а еще подумала, как легко в ней возникла симпатия к нему. Со временем из нее получится умилительная старая дева. Не важно, что случится в будущем: она по-прежнему будет хранить свою честь и ни за что не станет объектом чьей-нибудь жалости.
Когда они покончили с едой, Анджелина почувствовала, что его настроение резко изменилось.
– Колин, не переживай. Мы найдем миниатюру.
– Даже если так, это ничего не изменит. Сомеролл уйдет из моей семьи.
– Хочешь сходить на могилу матери?
– Нет.
– Может, завтра?
– Завтра я представлю отцу замечания к продаже.
– Ты не можешь сдаться просто так. У тебя есть еще три недели.
Он вздохнул:
– Это ничего не изменит.
Его плечи поникли, вид у него был подавленный. Ей так хотелось приободрить его, внушить, что надо продолжать борьбу за Сомеролл, но было понятно, что Колин решил покончить со всем этим. Наверняка потом он станет жалеть, но это было его решение, не ее.
– Пойдем наверх, я хочу все побыстрее закончить.
Колин открыл два последних сундука, и они оба опустились рядом с ними на колени. Анджелина молила о чуде, переворачивая простыни, одеяла, откладывая в сторону подсвечники. Ничего другого здесь не было.
– Безрезультатно. – Колин встал и протянул ей руку.
Она приняла ее с горьким вздохом, восприняв его неудачу как свою собственную.
– Мне очень жаль.
– Я ожидал этого.
У нее не нашлось слов, которые могли бы успокоить его, да слова бы и не помогли.
– Посидишь со мной в гостиной? Мне пока не хочется уезжать отсюда, – попросил Колин.
– Разумеется.
Они спустились в гостиную. Анджелина села на софу, он пристроился рядом.
– Спасибо, что поверила в меня, и спасибо за помощь. Хоть наши усилия ничего не дали, я все равно признателен тебе.
– Мне все-таки хочется, чтобы ты убедил отца дать тебе по меньшей мере эти шесть месяцев.
Он покачал головой:
– Он тверд как скала. И если уж принимает решение, то меняет его крайне редко. А уж в этом случае тем более. У нас, вероятно, больше не будет возможности поговорить наедине, поэтому скажу сейчас: теперь я приложу все усилия, чтобы сблизиться с семьей. И это все благодаря тебе.
Ну хоть в этом сумела помочь.
– И никогда не пожалеешь об этом.
– Есть еще кое-что, но можешь не отвечать. Я очень переживаю из-за случившегося с тобой, а также состояния, в котором пребывает твой отец. В тот день, когда они с отцом сюда приезжали, он был в прекрасном расположении духа, но потом, услышав, как наши матери обсуждают свои планы, полностью переменился, сидел как в воду опущенный. А еще герцог злоупотребляет бренди. Я не собираюсь его судить: сам хорош, но у меня сложилось впечатление, что он смертельно устал.
Анджелина не поднимала глаз от своих сцепленных рук.
– Это моя вина.
– Ты не в ответе за его поведение.
Она коротко глянула на него.
– Я покрыла позором семью.
– Сдается мне, ты ни с кем не могла поделиться своими переживаниями. Понимаю, это больно и ты предпочитаешь держать все в себе, только, как мне кажется, это все усугубляет. Если ты предпочитаешь и дальше хранить тайну, не буду настаивать, но знай, что выслушаю тебя без всякого осуждения.
Он коснулся одной из самых болезненных тем: ей действительно не с кем было поделиться. С матерью даже не стоило пытаться говорить на подобные темы. Если честно, во время их пребывания в Париже она многое утаила, чтобы избавить ее от ненужной боли.
Подумав, Анджелина набрала воздуха в грудь.
– Ты очень проницателен. Нет никого, кому я могла бы довериться, и чем дальше, тем меньше остается тех, с кем можно было бы пооткровенничать. Подруг тоже не осталось. Все меня избегают. И я не в претензии. Мы оба знаем, каковы правила в обществе. На многое смотрят сквозь пальцы, но стоит совершить неблагоразумный поступок, тем более девушке… Но я забежала вперед.
– Да, лучше с самого начала.
– Мне и в дурном сне не могло привидеться, что когда-нибудь я могу стать жертвой порочного мерзавца. Кто отважится связываться с дочерью герцога? Поэтому я кокетничала, танцевала и пикировалась с джентльменами, полностью игнорируя зловещие предупреждения матери, что таким поведением заработаю себе клеймо кокетки и все кончится плохо. Время летело незаметно, и в один прекрасный день я осознала, что мне уже двадцать восемь и, того гляди, останусь в старых девах.
– Как тебя вообще угораздило познакомиться с Брентмуром?
– Шарлотта и ее муж, виконт Портсуорт, пригласили меня поехать с ними на гулянье в Воксхолл. Собралась большая компания, и я среди друзей чувствовала себя в безопасности, пока к нам не присоединился Брентмур, хотя и не был приглашен. Портсуорт не стал его выгонять – вероятно, чтобы не устраивать лишнего шума.
Колин кивнул:
– Это правильно, лучше не обращать внимания на незваных гостей. Хотя, как мне кажется, Брентмур любитель поесть и выпить на чужой счет.
– Я знала, что у него отвратительная репутация, но не придала этому большого значения, решив, что он не осмелится приставать ко мне в присутствии близких друзей. Через какое-то время кто-то предложил пройтись по освещенным аллеям. Брентмур пристроился ко мне и принялся флиртовать, но я предложила ему не тратить силы. С таким же успехом можно было говорить с глухим, но тем не менее вечер закончился без осложнений и я просто выкинула его из головы.
После этого он, как мне показалось, начал бывать на всех вечерах, куда приглашали и меня, и постоянно пытался очаровать, но я отвергала все его предложения. И вот однажды на балу я вышла из зала на балкон глотнуть свежего воздуха. Обмахиваясь веером и едва обращая внимание на группку джентльменов, стоявших неподалеку, я вдруг услышала, как один из них сказал про меня: мол, вот-вот отправится на территорию мартышек.
Колин стиснул зубы: в такой оскорбительной форме говорили о старых девах.
– Кто это был?
– Понятия не имею. Как ты догадываешься, мне совсем не хотелось поворачиваться к ним лицом. Сейчас мне ясно, что надо было смерить их презрительным взглядом с головы до ног и величаво удалиться, но тогда я почувствовала себя униженной. Мать предупреждала об опасности тянуть с замужеством, но я думала, ко мне это не относится. Я думала, что могу рассчитывать на защиту отца, учитывая его положение в обществе. Следовало просто взять себя в руки, но меня всю трясло. Тут рядом возник Брентмур. Оказывается, он все слышал, потому что принялся ругать хама, который осмелился меня оскорбить.
Он предложил проводить меня в зал к отцу, где я окажусь под защитой, а потом извинился и сказал, что не достоин даже находиться рядом со мной. Конечно, я бросилась опровергать эти слова, а отец – его благодарить. Ведь он проявил ко мне доброту, хоть и признался, что характер у него далек от совершенства. Назавтра Брентмур приехал с визитом, поговорил сначала с отцом, потом с нами обоими, опять заметив, что он низкий человек, но приехал убедиться, что я пришла в себя после гнусного оскорбления. Потом заявил, что больше не будет докучать своими визитами, так как он неподходящая компания для нас.
Моя мать его раскусила сразу, что-то заподозрив, но отец посчитал, что раз Брентмур так откровенно говорит о своих недостатках, значит, не такой уж он испорченный. После этого он начал искать встреч с отцом при разных обстоятельствах.
– Начал интригу, – заметил Колин.
– О да. Только тогда мы этого не понимали. Каким-то образом он узнал, что отец любит шахматы, с тех пор его визиты к нам стали постоянными. Брентмур начал регулярно появляться у нас в доме и играть с отцом.
– Лицемер.
– Первые сомнения у меня зародились, когда я увидела реакцию Пенни: сестра всякий раз, когда Брентмур появлялся с визитом, выходила из гостиной. Она по-особому чувствительна. Когда я спросила, в чем дело, она ответила, что у него лживые глаза. Мне это показалось странным, но я оставила все как есть, хотя должна была обратить внимание на ее слова.
Потом, после танца на очередном балу, Брентмур сообщил, что боится влюбиться в меня, хотя опять же понимает, что не заслуживает такой чести. В глубине души я чувствовала: что-то тут не так, – но уговорила себя, что тоже способна полюбить… сказался страх остаться в старых девах. Он признался моему отцу, что весь в долгах. Его отец – всем известный пьяница, и Брентмур объяснил, что ему приходится играть на деньги, потому что семья практически разорена. Я не знала, что отец дал ему в долг.
– Дьявольщина!
– Моя подруга Шарлотта посоветовала держаться от него подальше. Она очень встревожилась за меня, когда ее муж сказал, что я совершаю чудовищную ошибку. Я даже немного разозлилась на нее. И каждый раз я игнорировала все предостережения из-за страха остаться в старых девах. Господи, если бы я только знала!
– Он одурачил твоего отца. Не вини себя.
– Как я могу себя не винить? У меня были сомнения. Я понимала: что-то не в порядке.
– У некоторых мужчин прямо-таки талант обманывать. Они находят себе жертв среди доверчивых и не вполне удовлетворенных жизнью. Когда понимают, что им не доверяют, сочиняют какую-нибудь душещипательную историю и легко развеивают сомнения.
– Ты абсолютно точно его описал, а я чувствую себя круглой дурой.
– Тебя просто ввели в заблуждение.
– Он сделал мне предложение, и я согласилась. К тому времени он уже настолько сбил с толку моего отца, что тот одобрил его желание. Как и Пенни, моя мать видела его насквозь, и мне пришлось ее уговаривать: Брентмур пытается изменить свою жизнь, у него пьющий отец, который не смог стать для сына наставником и примером. Отец со мной согласился, и контракт был должным образом оформлен. С этого момента и начал проявляться его истинный характер.
– Что произошло?
– Как-то Брентмур отвел меня в сторону и заявил, что его расстраивает мое ханжество и мне нужно его разубедить. Я отказалась позволить ему какие-либо вольности до тех пор, пока не поженимся.
– Очень дальновидно, – заметил Колин и признался самому себе, что у него отлегло от сердца. Если бы мерзавец наградил ее ребенком, это был бы кошмар.
– Но он не отступил: в другой раз предложил всем прогуляться, указав на освещенный парк, и заверил меня, что в этом нет ничего неприличного. Поначалу все было чинно, но потом Брентмур увлек меня прочь от освещенного места, а когда я возмутилась, сделал так, что я почувствовала себя виноватой за то, что отвергаю его. Мы были обручены, и поэтому я не стала возражать, когда он меня поцеловал. Хотелось верить, что Брентмур будет вести себя как джентльмен, но когда мимо проходили несколько мужчин, он вдруг похотливо обхватил меня. Наверное, его возбуждало, что делал он это на глазах у всех, а я помертвела от ужаса.
– Надо было дать ему пощечину.
– При всех? Я не осмелилась.
– Даже не представляю, как такое возможно. Вот подонок!
– Конечно, не представляешь, ты же никогда не делал ничего подобного. Я сердцем чувствовала, что он ведет себя со мной дурно, и нужно было разорвать помолвку в тот самый момент.
– И что тебе помешало?
– Я понимала, что это отразится на моем добром имени. – Она покачала головой. – Надо было посоветоваться с родителями, но они по-разному относились к помолвке, и это меня остановило.
– Мне кажется, он таким образом пытался укрепить свои позиции – куда ты денешься, скомпрометированная?
– Ты прав: Брентмур был очень убедителен. Если бы не это, отец не пустил бы его на порог. Он все внимание сконцентрировал на нас с отцом и полностью игнорировал мать и Пенни, потому что они видели его насквозь.
– Когда твой отец сам дал ему оружие в руки, когда поблагодарил за то, что вступился за тебя на том балу, Брентмур взялся за тебя, потому что ему было нужно твое наследство! Ему нужно было убедить вас с отцом, что он джентльмен, но его преследуют злоключения по вине родителя. Он одурачил вас обоих. Стоило герцогу положительно о нем отозваться, как ты поверила в то, что Брентмур – настоящий джентльмен. Точно так же, когда ты рассказала отцу, что Брентмур хочет исправиться, тот решил, что его можно рассматривать, как кандидата в женихи: он ведь такой скромный и непритязательный. Так что же стало последней каплей – почему ты все-таки разорвала помолвку?
– Однажды Брентмур решил провести вечер с друзьями в клубе. Я обрадовалась передышке. Если честно, чувствовала, что нужно все тщательно обдумать перед решающим шагом. Дело в том, что мной понемногу начала овладевать паника. Если он действительно любит, думала я, то должен уважать мое решение дождаться свадьбы, а не давить на меня постоянно. Множество сомнений не давали покоя, и нужно было прислушаться к своему сердцу.
И в тот же вечер моя подруга Шарлотта попросила меня поехать с ней на бал, потому что муж не смог ее сопровождать. Я с радостью приняла приглашение, а сопровождал нас ее младший брат. Мне и в голову не могло прийти, что на столь респектабельном мероприятии может произойти что-нибудь ужасное.
Я отчетливо помню, как леди Каннингем, которую видела однажды, но мы не были представлены друг другу, рассматривает меня с каким-то странным выражением лица. Она вдова, недавно похоронила мужа, который был намного старше.
В бальном зале было многолюдно и душно. Не помню, сколько прошло времени, но когда я отправилась выпить бокал пунша, ко мне подошел лакей и спросил, не я ли леди Анджелина. Получив утвердительный ответ, он протянул мне сложенную записку. Почерк ничего мне не говорил. Я развернула лист бумаги и прочла. Мне предлагали подняться по лестнице на два этажа, пройти по коридору и постучать в четвертую дверь справа. Я отыскала Шарлотту и показала ей записку. Подруга посоветовала не ходить туда: вдруг это ловушка, – но любопытство оказалось сильнее голоса разума, и она неохотно последовала за мной.
– И что же было потом?
– Когда мы подошли к двери, Шарлотта стала умолять меня остановиться. Я сказала, что хочу узнать, кто написал эту записку, и стукнула в дверь. Изнутри донесся голос Брентмура. Никогда не забуду его слова. Это было омерзительно.
– Что он сказал?
– «Убирайся прочь, я как раз…» Можешь сам добавить это грязное слово. Потом послышался женский смех. И ритмичный скрип кровати. Я узнала больше, чем хотела.
– Отвратительно!
– Шарлотта попросила меня немедленно уйти, но я уже была вне себя и потому забарабанила в дверь. Кровать снова заскрипела. Я услышала шуршание материи. Когда он открыл, брюки на нем были застегнуты наполовину. Леди Каннингем самодовольно ухмылялась, расправляя юбки. Ярость охватила меня как лесной пожар. Я с размаху ударила его по лицу. На шум собралась публика. Устроив сцену, я совершила непростительный поступок: как тебе известно, общество смотрит сквозь пальцы на многое, но только не на бестактность.
– Что было дальше?
– Брат Шарлотты проводил нас вниз, тут же со всех сторон послышались осуждающие реплики. У меня пылало лицо, но я спускалась по лестнице и шла через холл с высоко поднятой головой, будто не видела, что все пялятся на меня. Мне было страшно обидно: ведь это он, а не я, поступил подло, а оказалась виноватой я.
Сердце колотилось так, что, того и гляди, могло выскочить из груди, а я все извинялась перед Шарлоттой, что втянула ее в это дело. Ее брат отвез меня домой, и пока я шла к входной двери, меня всю трясло. Родители еще не вернулись из оперы. Я решила дождаться утра, чтобы рассказать о произошедшем, и всю ночь не сомкнула глаз.
Ты можешь представить ужас моих родителей: отец покрылся красными пятнами, а мать, напротив, побледнела как полотно. Тут я сказала им о своем намерении разорвать помолвку. Мать вскочила из-за стола и выбежала из комнаты. Перепугавшись, я бросилась за ней. Она почувствовала себя плохо. Но это были еще не все последствия, которые обрушились на меня. Я не могла ясно соображать в тот момент, иначе вовремя поняла бы, что мое решение породит множество слухов. Но это, как оказалось, цветочки – все было намного серьезнее.
– Ты по-прежнему была в шоке, – заметил Колин.
– Отец отправил Брентмуру письмо с требованием немедленно явиться. Он приехал и без всякого смущения заявил, что это всего лишь недоразумение – он просто искал утешения на стороне, чтобы не посягать на мою женственность до свадьбы.
– Сволочь! – возмутился Колин.
– Это еще мягко сказано. К тому моменту я уже немного пришла в себя и объявила, что мы с ним больше не помолвлены. Брентмур побледнел. Без сомнения, он рассчитывал на мое приданое. Он уехал, и у меня гора упала с плеч. Но этим ничего не закончилось. Через три дня ко мне заехала Шарлотта и, когда мать вышла из комнаты, в смущении поведала, что по городу ходят жуткие слухи. Ей сказал брат, будто Брентмур утверждает, что он…
Анджелина замолчала, не в силах продолжить, но потом все-таки, запинаясь, прошептала:
– Что мы несколько раз л-ложились вместе в п-постель.
– Его надо было пристрелить, – заявил Колин. – Почему я ничего не слышал?
– Скорее всего потому, что никто не осмелился тебе рассказать из-за близких отношений между нашими семьями. Я ничего не сказала родителям: мать и так была как комок нервов, а отец вообще перестал выходить из своего кабинета.
– Почему ему поверили?
– Мы были помолвлены две недели. Многие видели, как он приставал ко мне тогда, в парке.
Колин насупился.
– Он все спланировал.
– Вероятно. Не знаю наверняка. Последствия были ужасающими. Отец превратился в затворника, никого не хотел видеть.
– Он во всем обвинил себя.
– Через четыре дня две самые близкие подруги матери приехали к нам с визитом. Слухи множились, и они предложили матери на время увезти меня в Европу. Мы уехали, но мало что изменилось: сплетни долетели и до Парижа, хотя мать так ничего и не узнала.
Колин был мрачнее тучи, а Анджелина продолжала:
– От нескольких французов мне поступали скандальные предложения.
Не в силах справиться с эмоциями, Колин вскочил с софы и стиснул кулаки. Анджелина слышала его тяжелое, как у загнанного скакуна, дыхание.
– Это все в прошлом, и ничего уже не изменить.
– Я его вызову.
– Это только все усугубит, потому что скандал вспыхнет с новой силой.
– Он заслужил порки кнутом.
– По ночам мне не дает спать мысль о том, что я принесла своей семье сколько горя.
– Ты ни в чем не виновата.
– Ты не понимаешь. Скандал отразится на Пенни. Она тут ни при чем совершенно, но из-за меня пострадает. – Ее лицо сморщилось. – Моя маленькая сестричка может никогда не выйти в свет из-за меня.
Он быстро подошел к ней и протянул носовой платок.
– Ты не сделала ничего ужасного.
Анджелина вытерла глаза.
– Моя несдержанность привела к таким кошмарным последствиям. Прояви я выдержку в тот вечер, уйди тогда, как должна была бы поступить настоящая леди, послушайся Шарлотту, скандала бы не случилось. Разорванную помолвку я бы пережила. Меня бы поддержали подруги матери. Кто-нибудь, может, и усомнился бы в моей добродетели, но я бы осталась выше этого, если бы не действовала в соответствии с планом леди Каннингем. Я уверена: за всем этим стоит она.
– Ну неужели нельзя решить эту проблему?
Она тяжело вздохнула.
– Можно, только если найти богатого титулованного мужа. Но какой мужчина в здравом уме захочет жениться на особе с подмоченной репутацией? Для этого он должен быть отчаянно безрассудным.
Колин пристально посмотрел на нее, и от его взгляда у нее по спине побежали мурашки.
– О чем ты думаешь?
– О том, что я как раз такой – отчаянно безрассудный.