Существует медвежонок.
Медвежонок, вполне современный в своей сдержанной округлости…
Медвежонок круглый и плоский. Пластиковый, безопасный для маленьких детей и вполне современный в своей сдержанной округлости: большая голова, удивленное выражение, закругленные уши, движущиеся лапки и несколько вариантов свитера в основных тонах. Он стал для меня особым героем этой книжки, аналогом числа 23 для Уильяма Берроуза. Он то и дело выскакивает из материалов, которые я просматриваю. Появляется в «Телевизионном ежедневнике» в репортаже о низкосортных товарах в торговле (вариант красный и зеленый в компании хорошенького пластикового котика. «Не слишком удачные игрушки», – бормочет ведущий). Он сидит в руководстве Татьяны и Томаша Войда на современной детской кроватке в окружении кукол, похожих на беглянок из кукольного театра. И, наконец, стоит со своим собратом в витрине, сфотографированной Дэвидом Хлинским. Снимок сделан в Москве, и вскоре выясняется, что медвежонок этот Мишка, импортный пришелец, произведенный в городе Кирове на производственном объединении «Вятка». Приятелей Мишки: мальчика с квадратной головой, Чипполино, Кота в сапогах, таксу на колесиках, всех из пластмассы, – видно на других кадрах из Москвы. Сколько этих игрушек попало в польские магазины – например, таких, которые, как на других снимках Хлинского, изображали в витрине грибной лес? И сколько из них уже было продано, когда без всякой суматохи можно было купить кубики LEGO? Разве пластик, еще недавно такой гигиеничный и современный, уже тогда стал синонимом дешевки? Как скоро блестящие глуповатые медвежата перестали нравиться?
Более-менее в тот же период – точнее, в 1987 году – появилась деревянная лягушка. Она гениальна по своей конструкции: туловище складывается из двух частей (верха и низа), и все дополнено колесиками и шнурком. В то же время в ней содержится краткая история польского потребительского дизайна в восьмидесятые – девяностые годы и ответ на вопрос, что случилось с отечественными дизайнерами в «потерянное десятилетие», когда государственные предприятия перестали давать им работу. Лягушку, спроектированную Малгожатой и Войцехом Малолепшими для их сына Стася, изготавливала «Студия МП» – фирма, основанная совместно с Казимежем Пиотровским.
– Мы закончили обучение и только вступили в профессиональную жизнь. Мы выбрали в основном столярные работы – область, в которой не нужно было инвестировать в специальные инструменты. Все началось с игры, которая, в конце концов, стала источником пропитания и опытным полигоном, – вспоминает Войцех Малолепши.
Как многие другие польские проекты в то время, лягушка сделала карьеру окружным путем, как экспортный продукт. В Польше дистрибуцией занялись «Галерея дизайна» Института промышленного дизайна и магазины «Цепелии», но бо́льшая часть лягушек продавалась за рубежом. Они нравились, они были непретенциозны, натуральны и экологичны. Они выигрывали конкурсы, их тысячами покупали в Скандинавии (в том числе ИКЕА), США и Южной Корее, они попадали и к французским дошкольникам. Это изделие подходило к созданному ранее экспортом народных тканей, лозы, санок и качелей международному видению Польши – края дикой природы, натурального земледелия и прекрасных традиций. Дерево, ткани, керамика, бижутерия или игрушки оказались хорошим рекламным инструментом. При этом оговаривалось, что природа не должна быть слишком естественной. Как вспоминает Войцех Малолепши:
– Шведы быстро перестали интересоваться лягушкой из необработанного дерева. Им хотелось бы иметь зеленую, сообщили они нам после первой большой отправки товара через «Цепелию». Началась целая эпопея с подборкой соответствующих красок, безопасных для детей. У нас было несколько другое представление о Скандинавии.
Лягушка супругов Малолепших сегодня считается одним из образцов польского дизайна, признанным варшавским Национальным музеем, упомянутым в антологии Rzeczy niepospolite («Необычные вещи») Чеславы Фрейлих, наконец, снова доступным в продаже, уже не как обычная игрушка, а как икона польского, или хорошего, дизайна, в Well Done Design. У нее даже появилось новое имя: Froggie Tolkie.
Как многие другие польские проекты в то время, лягушка сделала карьеру окружным путем…
В то же время Мишка, несмотря на недолгую вездесущность, харизму, исходящую от плоской мордочки и аккуратный минимализм исполнения, не дождался собственного жизнеописания. Не стал косоглазенькой иконой эпохи Горбачева. Не дождался ни монографий и места на выставке в МоМА, как пружинные шнауцеры и надувные жирафы Либуши Никловой, ни юбилейной версии, как пудель Флоки и котик Минка из ГДР, которых до сих пор изготовляет Reifr, – хотя кировское производственное объединение «Вятка» продолжает работать и, вернувшись к прежнему названию «Весна», производит классических кукол с закрывающимися глазами и ванек-встанек. В Польше он тоже, кажется, забыт. С другой стороны, можно купить маленьких пищащих медвежат с раскосыми глазками или больших, желтых, с шероховатой шкуркой, словно переболевших ветряной оспой, но те сплюснутые мишки, закатный хит советского дизайна, массово импортированный как раз в эпоху хонтологии, исчезли из поля зрения. Они появились слишком поздно, чтобы стать символом оптимизма шестидесятых годов и «будущего, которое не наступило», и к тому же были быстро выдавлены глобализацией и модой на возвращение к природе.
* * *
Историки польского дизайна часто называют восьмидесятые годы потерянным десятилетием. В ситуации всеобщего кризиса дизайн отходит на дальний план. Хаос в экономике и бюджетные сокращения ведут к слому системы дистрибуции и производства, что быстро приводит к увольнению дизайнеров и ликвидации исследовательских центров. Не хватает работы выпускникам. Многие перспективные проекты заморожены на полпути, многие навсегда остаются только на бумаге. Прекращает свою деятельность Совет промышленного дизайна. Предприятия производят продукцию по старым образцам или по заказу зарубежных фирм. Технологическая пропасть между Польшей и остальным миром становится труднопреодолимой.
Ситуацию пробует спасти Институт промышленного дизайна, который прагматично старается подчеркнуть значение дизайна для экономики: хороший проект должен быть экономичным и эргономичным. В позитивистском духе институт организует выставку со знаменательным названием: «Дизайн – социально полезное искусство». Мир в это время играет формой и цветом: восьмидесятые годы будут ассоциироваться с безумными замыслами Этторе Соттсасса, мы же в это время по необходимости оказываемся привязаны к функциональности. Постмодернистские завихрения были бы неуместной роскошью. Публикация книги «Дизайн в Польше» в 1987 году продемонстрировала тоску по десятилетиям славы и огорчение текущим положением. Как примеры новейших проектов она представляет немного медицинских инструментов, оборудование для инвалидов, лопаты, радиоприемники, функциональную мебель для научных учреждений, простую и аккуратную мягкую мебель немного в стиле комплектов «кон-тики». Никаких безумств. Как охарактеризовал Польшу тех времен Пол Уэллер, приезжавший в страну в 1985 году, чтобы сыграть концерт в клубе «Аквариум» и продемонстрировать видеоклип Walls Come Tumbling Down со своей группой The Style Council: «Слишком функциональна, чтобы быть счастливой».
В 1981 году появляется серия ламп ART, спроектированная Томашем Рудкевичем и Бартломеем Пневским и произведенная фирмой Polam-Wilkasy. Она встречена с энтузиазмом, получает награду в Ганновере. Несколько позже вводится военное положение. Рудкевич, как многие другие, вернулся к исходной точке. Позже, уже как основатель (вместе с братом) частной студии MASS, он скажет журналу «Дом»: «Я и раньше предчувствовал, что размах семидесятых годов кончится ничем, слишком много было прекрасных слов, обещаний и всякого хорошего».
Лампы MASS – цветные, современные, оживляют пейзаж «выступов потолка и тоскливого светильника по центру», как говорит их дизайнер. Мастерская в подвале в районе Урсынов создается в то время, когда партийные власти более снисходительно смотрят на частную хозяйственную деятельность: многие выпускники Института промышленного дизайна и безработные дизайнеры основывают собственные фирмы. Некоторые уезжают, в конце концов, так поступает и сам Рудкевич, который станет работать в Финляндии.
Частные мастерские открывают и профессиональные дизайнеры, и скромные ремесленники. Последние зачастую отличаются прекрасной интуицией и сосредоточенностью, поставляя вещи, с производством и дистрибуцией которых государственная торговля не справляется. Сила Польши в угле и стали, но из них не сделаешь резиновых сапог или метел, за этим товаром нужно отправляться на рынок. Туда же заглядывают за модной обувью и одеждой – самые красивые образцы из Домов «Центрум» исчезают молниеносно, а Pewex и Baltona стоят дорого. Остается массовая продукция, но покупатели часто не испытывают к ней доверия, даже «Телевизионный ежедневник» регулярно сообщает о бракованном товаре. Репортер газеты «Жиче Варшавы» Марек Пшибылик информирует читателей, что выбор есть, нужно только знать, где искать. «Кому нравятся розовые, серые, фиолетовые, коричневые, белые, красные, черные туфли, кто предпочитает сапоги до лодыжки, до половины икры, до колена, свободные, на высоком или низком каблуке, на шпильке, с натуральным или искусственным мехом, может выбирать сколько угодно. Рынок Ружицкого (обувной отдел) продает все, что еще пару месяцев назад можно было увидеть только в зарубежных журналах. И это кризис польской обувной промышленности?» – иронизирует он. Кристина Лучак-Сурувка вспоминает, что у ее крестного отца, который занимался тогда кустарным производством деревянных вещей, незадолго до трансформации сбылись мечты – он смог изготовлять аксессуары для причастия, деревянные иконки с выжженным рисунком. Первая партия, сделанная сверхурочно, обеспечила очередные заказы и денежный буфер.
«Газета столечна» заглядывает в магазин Sawa, проверяя, насколько успешны отечественные химия и косметика…
Косметические товары, производимые на предприятиях Объединенного экономического комплекса INCO, 1986
– Люди торговали сами, но еще существовали центры, куда можно было сдать товар, существовала Сельская Взаимопомощь. Товары расходились по стране достаточно бесконтрольно. Многое зависело от неофициальных сетей контактов. Знакомая продавщица в магазине могла отложить присмотренные бокалы или придержать их для обмена, – говорит Лучак-Сурувка.
Редакция «Дома» начинает вести колонку «Без очереди» – путеводитель по частным магазинам, открытым ремесленниками и/или дизайнерами. Они назывались просто: «Кузнечные изделия», «Шторы» или «Магазин без названия», – их пока так мало, что им не обязательно обзаводиться фирменным знаком, о них свидетельствует сам товар. Здесь можно купить туалетный столик, газетницу, подставку для цветов (существенно, что предпочтение отдавалось металлическим, настенным – ведь это десятилетие отличало всеобщее стремление вверх), фигурки святых и аксессуары для стола из пробки. Некоторые, потворствуя популярным вкусам, поставляют на рынок изображения коней и так называемую кожаную пластику – картины, часы и шкатулки из кожи, над которыми через несколько лет посмеется Raster, когда станет писать об arte polo.
* * *
После 1989 года продать польский продукт трудно. На рынок выходят зарубежные предприятия, которые собаку съели на маркетинге и успешной продаже. Тем более после кризисных восьмидесятых все польское ассоциируется с плохим: с нехваткой, бракованным товаром, эрзацем. Даже когда качество самого продукта уже не вызывает возражений, трудно отклеить неудачную этикетку. «Газета столечна» заглядывает в магазин Sawa, проверяя, насколько успешны отечественные химия и косметика. Лучше продаются рекламированные, в красивой упаковке, хотя они дороже, чем cypisek, balbinka, tęcza, которые пылятся и ссыхаются от старости. Отечественный продукт не выдерживает конкуренции. Довольно симпатичный, несмотря на то, что вечно «зажевывал» пленку, переносный плеер Kajtek хорошо продавался, в то время как настоящий аудиоплеер Sony можно было купить только в валютных магазинах, но, когда в любом районном магазине аудио-видео можно было выбирать среди более чем дес]ятка моделей, мало кто решался приобрести продукцию Unitrę. Даже полонийная фирма Sofix, которая в восьмидесятых успешно заполняла нишу обуви для молодежи относительно современными кедами, довольно скоро исчезает: магазины на главных улицах городов уже предлагают адидасы, а любой рынок – адабисы, абибасы и адиосы. Раскручивается новая экономическая стратегия правительства, которое свято верит в невидимую руку рынка. Многие государственные предприятия не получают даже шанса обрести второе дыхание, при осуществлении массовой и поспешной приватизации они сокращаются или исчезают. Когда прекращается импорт в социалистические страны, лодзинская текстильная промышленность буквально схлопывается, что на долгое время изменяет весь город. Подобную ситуацию, цепь мелких концов света, можно наблюдать по всей стране. Зато везде кишит мелкая торговля: деликатесы из Германии, туфли из Китая, одежда из Турции. В 1991 году прибывает волна продавцов из разваливающегося СССР, у них можно купить армейский прибор ночного видения, электронную игру в ловлю яиц с Волком и Зайцем, акустическую гитару и множество товаров из пластика, фонари, ножики, елочные гирлянды. Советский пластик легко узнать: он алого цвета – в соответствии с названием плакатной краски фирмы Astra – или очень светлый голубой, чуть бледнее обычного трабанта.
На рубеже восьмидесятых – девяностых на карте Польши появляется более десятка Манхэттенов: квартал в Лодзи, Гожуве-Велькопольском, Домброве-Гурничей, состоящий из двух зданий квартал в Миколуве плюс несколько торговых площадей с таким же названием. Возможно, за этим крылась горькая ирония, однако глобализация или, может быть, американизация нейминга была повсеместной практикой. Возникающие фирмы выбирают стратегию мимикрии и стараются взять чуждо звучащие названия и снабжать свои продукты загадочным ярлыком made in Europe. Часто довольно удачно: марки одежды Americanos и Big Star, созданные польскими производителями, успешно притворяются зарубежными, прибывшими из неопределенного места, но cool. Отечественное происхождение иногда выдает скверный дизайн упаковки, так как начало девяностых годов – это период коллективной утраты художественных способностей в польской прикладной графике. Насмотревшись работ «Диснея», «Уорнер Бразерз», «Ханны-Барберы», авторы упаковки пытаются рисовать в их стиле, но безуспешно. Например, превосходно получилось заново производить старую добрую воздушную кукурузу, и реклама была прекрасной, с мультипликационным кроликом. Но на первой же упаковке тот же кролик выглядит таким страшным, что боишься увидеть его во сне. Школа угловатых Микки Маусов садового участка переносится в область печати, теряя при этом все обаяние ручной работы. Чтобы стать «дизайнером», достаточно иметь компьютер.
Польский дизайн по-прежнему любят за рубежом, частично, наверное, на сентиментальной волне и на сильном бренде, разработанном еще в ПНР, когда на экспорт шли сказочные образцы, которых в стране никто не видел. Мебель и аксессуары из лозы соответствуют моде на возвращение к природе. Визитной карточкой польского дизайна снова становится стекло. Кристина Лучак-Сурувка вспоминает:
– В Германии или Франции до сих пор помнят польское стекло. Над этим брендом дизайнеры работали лично: зачастую сами укладывали его в машину и ехали по ухабистым дорогам в Германию, где его было легче продать – за день полную машину. Благодаря экспорту дизайн развивался творчески. Фабрики, такие, как «Кросно», экспериментировали с тематическими сериями. В Польше это только демонстрировали, фактически все целиком было предназначено на экспорт. Например, комплект с рюмками для граппы. Кто у нас когда пил граппу?
Когда мы смотрим на огромные разноцветные «конфетки» Адама Яблонского или на органические, пляшущие формы кросненской «Юзефины», легко убедиться, что это нравилось.
Остановка в развитии инноваций в дизайне практически на десятилетие вскоре начинает неприятно сказываться. Барбара Кульчицкая, директор Института промышленного дизайна, говорит в 1993 году в интервью «Газете Выборчей»: «Наш дизайн как цветок на чашке». Анджей Пшедпельский безжалостен в своем диагнозе:
«Польская промышленность не доросла до дизайна. Покупатели – те, у кого хватает на это денег, – выбирают красиво спроектированные вещи. Польские фирмы заметно повышают качество продукции, но им трудно избавиться от ярлыка тех, худших».
– Такое убеждение держалось очень долго. Бытовая техника Zelmera была практически вечной, но не выдерживала конкуренции в отношении дизайна, пока они не обратились за помощью в краковскую студию «Триада», – говорит Кристина Лучак-Сурувка.
Отсюда первые попытки создания бренда Польши и польских товаров. В 1992 году на помощь приходит Мисс Мира и амбициозная предпринимательница Анета Кренглицкая, которая учредила награду Lady ABK для лучшей польской одежды, ткани и косметики. Институт промышленного дизайна начинает награждать титулом «Лучший образец» и присуждает его в числе других ловицкой фирме Lamela и Войцеху Выберальскому за пластиковую хлебницу и стекольному заводу Irena за графины. Девиз «Польша сегодня», использующий популярный в то время шрифт Mistral, проектирует Хенрик Хилиньский. Трудно оспорить выбор первого лауреата этого титула – торт фирмы Wedel.