Когда же настала пятьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царевна Абриза сказала рабу аль-Гадбану: «Мне остаются только черные рабы, после того как я не соглашалась на царей и вождей», и разгневалась на него и воскликнула: «Горе тебе, что это за слова ты говоришь! Горе тебе, не произноси ничего такого в моем присутствии! Знай, что я не соглашусь ни на что из того, что ты говорил, даже если бы мне дали выпить чашу гибели. Но подожди, пока я приберу новорожденного и приберусь сама и выкину послед, а потом, если ты со мной справишься, делай, что хочешь. И если ты сей же час не оставишь мерзкие речи, я убью себя своею рукой и расстанусь с жизнью и отдохну от всего этого».

И она произнесла:

«Оставь меня, Гадбан, с меня довольно Одной борьбы с превратностями рока! Господь мой запретил мне делать мерзость, И он сказал: «В огне приют строптивых». И дел дурных не склонна совершать я, Оставь же, не гляди дурным ты оком, А если не оставишь со мной мерзость, Не охранишь моей для Бога чести, – Сородичей я кликну во весь голос И привлеку и близких и далеких. Разрежут пусть меня клинком йеменским – Развратному не дам себя увидеть, Хоть был бы он свободным и великим, – Не то, что раб, отродье непотребных».

И когда аль-Гадбан услышал эти стихи, он разгневался сильным гневом, его глаза покраснели, лицо его сделалось цвета пыли, его ноздри раздулись и губы отвисли, и он стал еще более отвратителен. И он произнес такие стихи:

«О, не оставь меня, прошу, Абриза, Убитым от любви йеменским взором [40] Суровостью твоей душа разбита, Худеет тело, кончилось терпенье. Твой взор сердца, как чарами, пленяет – Мой ум далеко, а тоска так близко. И если землю войском ты наполнишь, Я все равно желанного достигну».

И когда Абриза услышала его слова, она заплакала сильным плачем и воскликнула: «Горе тебе, о Гадбан! Разве до того дошла твоя сила, что ты обращаешь ко мне такие речи! О дитя прелюбодеянья, о питомец непотребства! Или ты считаешь, что люди все равны?» И, услышав он нее все это, скверный раб разгневался, и глаза его покраснели, и, подойдя к ней, он ударил ее мечом по шее и убил ее, и погнал ее коня, взяв сначала деньги, и спас свою душу в горах. Вот что было с аль-Гадбаном.

Что же касается до царевны Абризы, то она родила дитя мужского пола, подобное месяцу, и Марджана взяла его, прибрала и положила рядом с матерью, и дитя схватило ее соски, когда она была мертвая. И Марджана закричала великим криком, разорвала на себе одежды и посыпала прахом свою голову и била себя по щекам, пока ид лице ее не выступила кровь, и она кричала: «Увы, моя госпожа! О мое горе! Ты пала от руки черного раба, который ничего не стоит, и при твоей-то доблести!»

И она плакала, не переставая, и вдруг поднялась пыль и застлала края неба, и эта пыль рассеялась, и из-за нее показалось большое войско. А это войско было войском царя Хардуба, отца царевны Абризы. А причиною этого было то, что когда он услышал, что его дочь со своими девушками убежала в Багдад и находится у царя Омара ибн ан-Нумана, он выступил со своими людьми, чтобы разузнать о дочери у проезжих путешественников, если от ее видели у царя Омара ибн ан-Нумана. И когда он выступил и удалился от своего города на один день пути, он увидел вдали трех всадников и направился к ним, чтобы спросить их, откуда они едут, и узнать весть о своей дочери (а он увидел вдали тех троих – свою дочь, ее невольницу и раба аль-Гадбана, и направился к ним, чтобы расспросить их). И когда он к ним направился, раб испугался за себя и убил Абризу и обратился в бегство. А ее отец, приблизившись, увидел, что она убита и ее невольница плачет над нею. И он бросился со своего коня и упал на землю, лишившись сознания, и все бывшие с ним витязи, эмиры и везири спешились и тот час же разбили шатры в горах и поставили царю Хардубу круглый шатер со сводом, и вельможи царства встали снаружи этого шатра. А когда Марджана увидела своего господина, она узнала его, и ее плач усилился, а царь, очнувшись от обморока, спросил ее, как было дело. И она рассказала ему всю историю.

«Тот, кто убил твою дочь, – черный раб из рабов Омара ибн ан-Нумана», – сказала она и рассказала, что сделал царь Омар ибн ан-Нуман с его дочерью.

И когда царь Хардуб услышал это, мир стал черен перед лицом его, и он горько заплакал, а потом он велел подать носилки и понес на них свою дочь и отправился в Кайсарию, и ее внесли во дворец.

А затем царь Хардуб вошел к своей матери Зат-ад-Давахи и сказал ей: «Так-то поступают мусульмане с моей дочерью! Царь Омар ибн ан-Нуман берет ее невинность силой, а после того ее убивает черный раб из его рабов! Клянусь Мессией, мы непременно должны отомстить ему за мою дочь, и я сниму позор с моей чести, а не то я убью себя своей рукой».

И он горько заплакал, а его мать Зат-ад-Давахи сказала ему: «Никто не убил твою дочь, кроме Марджаны. Она втайне ее ненавидела. Не печалься о том, чтобы нам отомстить за нее. Клянусь мессией, я не отступлюсь от царя Омара ибн ан-Нумана, прежде чем не убью его и его детей. И поистине, я сделаю с ним дело, на которое бессильны хитрецы и храбрые. О нем будут рассказывать рассказчики во всех концах и во всех местах! Но тебе должно следовать моему приказу во всем, что я тебе скажу, ибо тот, кто твердо решился, достигнет того, чего хочет». И царь ответил: «Клянусь мессией, я никогда не буду перечить тебе в том, что ты скажешь!» И она сказала: «Приведи ко мне невольниц высокогрудых, невинных и приведи мне мудрецов нашего времени! И пусть они учат их мудрости и вежеству с царями и уменью вести беседу стихами, и говорят с ними о премудростях и наставлениях. И мудрецы должны быть мусульманами, чтобы передать им рассказы о древних арабах и истории халифов и повести о прежних владыках ислама. И если мы проведем за этим четыре года, мы наверное достигнем желаемого. Продли же терпенье и подожди, – ведь говорит кто-то из арабов: «Отомстить спустя сорок лет – не долго». А мы, когда обучим этих девушек, достигнем от нашего врага чего захотим, ибо он предается любви, и невольниц у него триста шестьдесят шесть, к которым прибавилась сотня твоих лучших девушек, что были с покойницей, твоей дочерью. И когда невольницы обучатся тому, о чем я тебе говорила, я возьму их с собой и уеду с ними».

И царь Хардуб, услышав слова своей матери Зат-ад-Давахи, обрадовался, встал и поцеловал ее в голову, а потом он в ту же минуту послал путешественников и посланцев в отдаленные страны, чтобы привести к нему мусульманских мудрецов. И они последовали его приказу и приехали в далекие страны, и привезли ему мудрецов и ученых, которых он требовал. И когда мудрецы предстали перед Хардубом, он оказал им крайнее уважение и одарил их почетными платьями и назначил им выдачи и жалованье и обещал им большие деньги, когда они обучат девушек. И затем он привел к ним девушек…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.