Когда же настала пятьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что купец подошел к Нузхат-аз-Заман и, смущенный ее красотою и прелестью, и, сев с нею рядом, сказал ей: «О госпожа моя, как твое имя?» – «Ты спрашиваешь о моем сегодняшнем имени или о прежнем?» – спросила девушка. «А у тебя есть два имени?» – сказал купец, и девушка ответила: «Да, мое имя до этого было Нузхат-аз-Заман, а сегодня мое имя Гуссат-аз-Заман».

И когда купец услышал эти слова, его глаза наполнились слезами, и он спросил: «А есть у тебя больной брат?» – «Да, клянусь Аллахом, господин мой, – отвечала она, – но время разлучило меня с ним, когда он был в Иерусалиме». И купец растерялся, увидя ее ум и нежность ее разговора, и сказал про себя: «Прав был бедуин в том, что говорил!» А Нузхат-аз-Заман вспомнила своего брата, больного, на чужой стороне, и свою разлуку с ним, когда он был нездоров, и не знала она, что с ним случилось. И ей вспомнилось, как произошло у нее это дело с бедуином и что она далеко от матери и отца и своего царства, и слезы побежали по ее щекам, и она не стала сдерживать их потока и произнесла такие стихи:

«Где б ты ни был, храним да будешь Аллахом О ушедший, но в сердце вечно живущий! И да будет Аллах к тебе всюду близок, Охраняя от бед тебя и несчастий. Скрылся ты, и глаза мои так тоскуют, И струятся, и как еще, мои слезы. Если б знать мне, в каком краю и стране ты Обитаешь, в каком дому или стане! Если жизни ты воду пьешь, свеж, как роза, Мне напитком лишь горькие служат слезы. Если спишь ты когда-нибудь, знай, что уголь Ночи долгой лежит меж мною и постелью. Мое сердце все вынесет, – не разлуку – Все другое снести ему уж не тяжко».

Услыхав сказанные ею стихи, купец заплакал и протянул руку, чтобы утереть слезы с ее щек, но она закрыла лицо и сказала: «Берегись этого, господин!»

А кочевник сидел и смотрел на нее, когда она закрыла лицо от купца, хотевшего утереть слезы на ее щеке. И он подумал, что девушка не дает ему себя осмотреть, и, вскочив, подбежал к ней с верблюжьим поводом, бывшим у него, и поднял руку и ударил ее по плечам, и удар оказался так силен, что она упала на землю вниз лицом. И камешек на земле попал ей в бровь и пробил ее, так что кровь потекла по ее лицу, и она испустила громкий крик и почти лишилась сознания, и заплакала, и купец заплакал с нею. «Я непременно куплю эту девушку, хотя бы ценою ее было столько золота, сколько в ней веса. Я избавлю ее от этого злодея!» – воскликнул купец. И он принялся ругать бедуина, а девушка была в бесчувствии. И, придя в себя, она вытерла с лица слезы и кровь и повязала голову, и, подняв взор к небу, стала взывать к своему владыке с опечаленным сердцем. И она произнесла:

«О, сжальтесь над благородною, Что в притесненье низкой стала. И плачет, и слез потоки льет, И молвит: «Не спастись от рока!»

А кончив эти стихи, она обратилась к купцу и сказала ему тихим голосом: «Ради Аллаха, не оставляй меня у этого злодея, который не знает Аллаха великого! Если я проведу у него эту ночь, я убью себя своей рукой. Избавь же меня от него, Аллах избавит тебя от огня геенны». И купец поднялся и сказал бедуину: «О шейх арабов, эта девушка не то, что тебе нужно; продай мне ее за сколько хочешь». – «Бери ее, – отвечал бедуин, – и давай плату за нее, а не то я ее отведу на кочевье и заставлю ее собирать навоз и пасти верблюдов». – «Я дам тебе пятьдесят тысяч динаров», – предложил купец, но бедуин ответил: «Аллах великий поможет!» – «Семьдесят тысяч динаров», – сказал купец. «Аллах поможет! – отвечал бедуин, – это меньше денег, затраченных на нее. Она съела у меня ячменных лепешек на девяносто тысяч динаров». – «И ты, и твоя семья, и твое племя за всю жизнь не съели на тысячу динаров ячменя! – воскликнул купец. – Я скажу тебе одно слово, и если ты не согласишься, укажу на тебя наместнику Дамаска, и он возьмет у тебя девушку силой». – «Говори», – молвил бедуин, и купец сказал: «За сто тысяч динаров». – «Я продал ее тебе за такую цену и считаю, что купил на эти деньги соли», – сказал бедуин. И, услышав это, купец рассмеялся и пошел в свое убежище и принес ему деньги. Он отдал их бедуину, и тот взял их, думая про себя: «Обязательно съезжу в Иерусалим; может быть, я найду ее брата, и привезу его и продам», а потом он сел и ехал, пока не прибыл в Иерусалим». Он отправился в хан и спросил о ее брате, но не нашел его – и вот то, что с ним было. Что же касается купца и Нузхат-аз-Заман, то купец, получив девушку, накинул на нее кое-что из своей одежды и пошел с ней в свое жилище…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.