Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие века и годы мудрец из мудрецов греческих, и было этому мудрецу имя Данияль. И были у него ученики и последователи, и греческие мудрецы подчинялись его велению и полагались на его знания. Но при всем том не досталось Даниялю ребёнка мужеского пола.

И когда он, в одну ночь из ночей, размышлял про себя и плакал из-за отсутствия сына, который бы наследовал после него его науку, вдруг пришло ему на ум, что Аллах (слава ему и величие!) внимает зову тех, кто к нему обращается, и что нет у врат его милости привратника. Он наделяет, кого хочет, без счета и не отталкивает просящего, когда он его просит, а, напротив, даёт ему в изобилии и благо и милость. И попросил Данияль Аллаха великодушного (велик он!), чтобы дал он ему ребёнка, которого мог бы он оставить после себя и оказал бы ему обильные милости, а затем он вернулся к себе домой и познал свою жену, и понесла она от него в ту же ночь…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста восемьдесят третья ночь

Когда же настала четыреста восемьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что греческий мудрец вернулся к себе домой и познал свою жену, и понесла она от него в ту же ночь. А потом, через несколько дней, он поехал на корабле в какое-то место, и корабль разбился, и пропали его книги в море, а сам он выплыл на доске от этого корабля. И было с ним пять листков, оставшихся от тех книг, что упали в море; и, вернувшись домой, он положил эти листки в сундук и запер их.

А беременность его жены стала видна, и сказал ей Данияль: «Знай, что подошла ко мне кончина и близко переселение из мира преходящего в мир вечный. Ты носишь и, может быть, родишь после моей смерти дитя мужеского пола. Когда ты его родишь, назови его Хасиб Карим-ад-дин и воспитай его наилучшим образом. А когда он вырастет и спросят тебя: «Какое оставил мне мой отец наследство?» – отдай ему эти пять листков. Когда он прочтёт их и поймёт их смысл, он станет ученейшим человеком своего временя».

Затем Данияль простился со своей женой и издал вопль и расстался со здешним миром и тем, что есть в нем (да будет над ним милость Аллаха великого!). И заплакали о нем его родные и друзья, и омыли его, и сделали ему великолепный вынос, и закопали его, и вернулись. А затем, через немного дней, его жена родила красивого ребёнка и назвала его Хасиб Карим-ад-дин, как завещал ей её муж. И когда она его родила, к ней привели звездочётов, и звездочёты высчитали его гороскоп и определили, какие звезды в восхождении, и сказали: «Знай, о женщина, этот новорождённый проживёт много дней, ню будет это после беды, которая с ним случится в начале жизни. Если он от неё спасётся, ему будет дано после этого знание мудрости».

И затем звездочёты ушли своей дорогой, а мать кормила сына молоком два года и отлучила его, и когда он достиг пяти лет, она поместила его в школу, чтобы он чему-нибудь научился. Но мальчик не научился ничему, и она взяла его из школы и поместила учиться ремеслу; во он не научился никакому ремеслу, и из его рук не выходила никакая работа. И его мать плакала из-за этого, и люди сказали ей: «Жени его: быть может, он понесёт заботу своей жены и примется за ремесло».

И мать Хасиба просватала ему одну девушку и женила его на ней, и он провёл так некоторое время, но не брался ни за какое ремесло. А у них были соседи – дровосеки; и они пришли к его матери и сказали: «Купи твоему сыну осла, верёвку и топор, и он пойдёт с нами на гору, и мы с ним будем рубить дрова; плата за дрова будет ему и нам, и он потратит на вас часть того, что достанется ему на долю». «И, услышав это от дровосеков, мать Хасиба сильно обрадовалась. Она купила своему сыну осла, верёвку и топор и, взяв Хасиба, отправилась с ним к дровосекам и отдала его им, поручив им о нем заботиться. «Не обременяй себя заботой об этом юноше, – сказали ей дровосеки, – господь наш наделит его: это сын нашего шейха».

И затем они взяли его с собой и отправились на гору я стали рубить дрова и нагрузили своих ослов и вернулись в город. Они строгали дрова и израсходовали деньги на свои семейства, и потом они возвращались рубить дрова на второй день и на третий день, и делали это в течение некоторого времени.

И случилось так, что они отправились в какой-то день рубить дрова, и пошёл сильный дождь, и они убежали в большую пещеру, чтобы укрыться там от дождя. И Хасиб Карим-ад-дин ушёл от них и сидел один в той пещере, и стал он ударять по земле топором. И он услышал из-под топора, по звуку, что земля пустая, и, поняв, что под землёй пусто, принялся копать и через некоторое время увидел круглую плиту, в которой было кольцо. И, увидав это, Хасиб обрадовался и позвал своих товарищей дровосеков…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста восемьдесят четвёртая ночь

Когда же настала четыреста восемьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасиб Карим-ад-дин, увидев плиту, в которой было кольцо, обрадовался и позвал своих товарищей дровосеков. И они пришли и увидели эту плиту и, поспешив к ней, вырвали её и нашли под ней дверь. И они открыли дверь, бывшую под плитой, и вдруг оказалось, что это колодец, наполненный мёдом пчёл. И дровосеки сказали один другому: «Вот колодец, наполненный мёдом, и нам остаётся только пойти в город, принести бурдюки и наполнить их этим мёдом. Мы продадим его и разделим его стоимость, а один из нас посидит около мёда, чтобы стеречь его от других людей». – «Я посижу и постерегу его, пока вы сходите и принесёте бурдюки», – сказал Хасиб.

И они оставили Хасиба Карим-ад-дина стеречь колодец и ушли в город. И они принесли бурдюки и наполняли их мёдом и, нагрузив ослов, вернулись в город и продали мёд, а потом они снова пришли к колодцу, во второй раз, и делали так в течение некоторого времени. Они ночевали в городе, возвращались к колодцу и наполняли бурдюки мёдом, а Хасиб Карим-ад-дин сидел и стерёг колодец. И дровосеки в один из дней сказали друг другу: «Нашёл-то колодец с мёдом Хасиб, и завтра он пойдёт в город пожалуется на нас и возьмёт плату за мёд и скажет: «Это я нашёл мёд». Мы избавимся от этого, только если спустим его в колодец, чтобы он наложил в бурдюки мёд, который там ещё есть, и оставим его там; он умрёт в тоске, и никто о нем не узнает».

И все они сговорились об этом деле и пошли, и шли до тех пор, пока не пришли к колодцу, и тогда они сказали Хасибу: «О Хасиб, спустись в колодец и собери нам мёд, который там остался». И Хасиб спустился в колодец и собрал оставшийся там мёд и крикнул: «Тащите меня, здесь ничего не осталось» Но никто из дровосеков не дал ему ответа; они нагрузили ослов и поехали в город, оставив Хасиба одного в колодце. И он стал звать на помощь и плакать, восклицая: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Я умру в тоске!»

Вот что было с Хасибом Каримом. Что же касается дровосеков, то, достигнув города, они продали мёд и пошли, плача, к матери Хасиба и сказали ей: «Да живёт твоя голова после твоего сына Хасиба!» – «А какова причина его смерти?» – спросила она. И дровосеки сказали: «Мы сидели на горе, и небо послало нам большой дождь, и мы приютились в пещере, чтобы укрыться там от дождя. И не успели мы очнуться, как осел твоего сына убежал в долину, и Хасиб пошёл за ним, чтобы вернуть его из долины, а там был большой волк, и он растерзал твоего сына и съел осла».

И, услышав слова дровосеков, мать Хасиба стала бить себя по лицу и сыпать землю себе на голову и принялась оплакивать своего сына, а дровосеки приносили ей каждый день еду и питьё.

Вот что было с матерью Хасиба, а что касается дровосеков, то они пооткрывали лавки и стали купцами и не переставая ели, пили, смеялись и играли. Что же касается Хасиба Карим ад дина, то он начал плакать и рыдать, и когда он сидел в колодце, будучи в таком состоянии, ВДРУГ упал на него большой скорпион. И Хасиб поднялся и убил скорпиона, и потом он подумал про себя и сказал: «Этот колодец был наполнен мёдом; откуда же пришёл этот скорпион?» И он встал, чтобы осмотреть то место, откуда упал скорпион, и стал поворачиваться в колодце направо и налево и увивал, что из того места, откуда упал скорпион, блистает свет. И Хасиб вынул бывший у него нож и расширил это отверстие, так что оно стало размером с окно. И тогда он вышел через него и шёл некоторое время внутри колодца.

И он увидал большой проход и прошёл по нему и увидал большую дверь из чёрного железа, на которой был серебряный замок, а в замке – ключ из золота. И Хасиб подошёл к двери и посмотрел в щели и увидал великий свет, блиставший из-за двери. И он взял ключ и отпер дверь и вошёл внутрь помещения и, пройдя немного, дошёл до большого бассейна и увидел, что в этом бассейне что то блещет, точно вода. И он шёл до тех пор, пока не достиг того, что блестело. И увидел он большой холм из зеленого топаза, а на холме было поставлено золотое ложе, украшенное различными драгоценными камнями…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста восемьдесят пятая ночь

Когда же настала четыреста восемьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасиб Карим-ад-дин подошёл к холму, он увидел, что холм состоит из зеленого топаза я на нем поставлено золотое ложе, украшенное различными драгоценными камнями, а вокруг этого ложа стоят скамеечки: некоторые из серебра, а некоторые из зеленого изумруда. И, подойдя к этим скамеечкам, Хасиб вздохнул и стал их считать и увидел, что скамеек двенадцать тысяч. И он поднялся на ложе, поставленное посреди этих скамеечек, и сел на него и принялся дивиться на этот бассейн и поставленные скамеечки, и дивился до тех пор, пока его не одолел сон.

И он проспал немного и вдруг услышал шипение и свист и великий шум; и тогда он открыл глаза и сел и увидал на скамеечках больших змей, каждая из которых была длиною в сто локтей. И его охватил из-за этого великий испуг, и у него высохла слюна от сильного страха, и отчаялся он в том, что будет жив, и сильно испугался.

И увидел он, что глаза каждой змея горят, как уголья, и змеи сидят на скамеечках; а обернувшись к бассейну, он увидел в нем маленьких змей, число которых знает лишь Аллах великий. И через некоторое время подошла к Хасибу большая змея, точно мул, и на сатане у неё было золотое блюдо, а посреди блюда лежала змея, сиявшая, как хрусталь, и лицо у неё было человеческое, и говорила она ясным языком.

И, приблизившись к Хасибу Карим-ад-дину, змея приветствовала его, и он ответил на её приветствие; и тогда подошла к блюду змея из тех змей, что были на скамеечках, и, подтаяв змею, бывшую на блюде, посадила её на одну из скамеечек. А затем та змея крикнула на змей на их языке, и все змеи упали со своих скамеечек и поклонились ей, и тогда она сделала им знак сесть, и они сели. А та змея сказала Хасибу Карим-ад-дину: «Не бойся нас, о юноша! Я – царица змей и их султанша».

И когда Хасиб услышал от змеи эти слова, его сердце успокоилось. Потом та змея приказала змеям принести какой-нибудь еды, и они принесли яблок, винограду, гранатов, фисташек, лесных и грецких орехов, миндалю и батанов и поставили это перед Хасибом Карим-ад-дином. «Добро пожаловать, о юноша! – сказала ему тогда царица змей. – Как твоё имя?» – «Моё имя – Хасиб Карим-ад-дин», – ответил юноша. И царица змей сказала: «О Хасиб, поешь этих плодов, у нас нет других кушаний, и не бойся нас совершенно!»

И, услышав от змеи такие слова, Хасиб поел досыта и восславил Аллаха великого. А когда он насытился едою, трапезу убрали, я царица змей сказала ему: «Расскажи мае, о Хасиб, откуда ты сам, откуда ты пришёл в это место и что с тобой случилось?»

И Хасиб рассказал ей обо всем, что случилось с его отцом, и как мать родила его и поместила в школу, когда ему было пять лет, и он ничему не научился из наук, и как она отдала его учиться ремеслу и купила ему осла и сделала его дровосеком, и как он нашёл медовый колодец я его товарищи-дровосеки оставили его в колодце и ушли, а на него упал скорпион, и он убил его и расширил то отверстие, из которого скорпион упал, и вышел из колодца и пришёл к железной двери и открыл её и шёл, пока не дошёл до царицы змей, с которой он разговаривает. «Вот мой рассказ с начала до конца, – сказал он потом, – и Аллах великий лучше знает, что случится со мной после всего этого».

И, услышав рассказ Хасиба Карим-ад-дина с начала до конца, царица змей сказала: «С тобой не случится ничего, кроме всяческого блага…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста восемьдесят шестая ночь

«Когда же настала четыреста восемьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царица змей, услышав рассказ Хасиба Карим-ад-дина с начала до конца, сказала ему: «С тобой не случится ничего, кроме всяческого блата, но я хочу от тебя, о Хасиб, чтобы ты посидел со мной некоторое время, пока я расскажу тебе мою историю и поведаю, какие случались со мною чудеса». – «Слушаю и повинуюсь тому, что ты мне приказываешь!» – сказал Хасиб.

И тогда царица змей молвила: «Знай, о Хасиб, что был в городе Мисре царь из сынов Исраиля, и был у него сын, по имени Булукия. И был это царь знающий, благочестивый, согнувшийся над богословскими книгами, которые он читал; и когда он ослаб и приблизился к смерти, пришли к нему вельможи его царства, чтобы приветствовать его, и сели подле него и приветствовали его, и он сказал: «О люди, знайте, что приблизилось моё отбытие из здешнего мира в жизнь последнюю, и мне нечего вам поручить, кроме моего сына Булукии. Заботьтесь же о нем. – И затем воскликнул: – Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха!» – и издал вопль и расстался со здешней жизнью (милость Аллаха над ним!). И его обрядили и обмыли и похоронили, устроив ему великолепный вынос, и сделали его сына Булукию султаном, и был сын царя справедлив к подданным, и отдохнули люди в его время.

И случилось в один из дней, что он отпер казнохранилища своего отца, чтобы пройтись по ним, и, открыв одно из этих казнохранилищ, он увидел там подобие двери. И он отпер эту дверь и вошёл, и вдруг оказалось, что за дверью маленькая комнатка, и в комнатке столб из белого мрамора, а на столбе – эбеновый сундук.

И Булукия взял его и открыл и нашёл в нем другой сундук, из золота, и, открыв его, он увидел в нем книгу. И он раскрыл книгу и прочитал её и нашёл в ней описание Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!) и узнал, что Мухаммед будет послав в конце времён, и будет он господином первых и последних.

И когда прочитал Булукия эту книгу и узнал качества господина нашего Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!), к сердцу его привязалась любовь к Мухаммеду. А после этого Булукия собрал вельмож сынов Исраиля, кудесников, раввинов и монахов и осведомил их об этой книге и прочитал её им и сказал: «О люди, мае должно вынуть моего отца из могилы и сжечь его!»

И сказали ему его люди: «Почему ты сожжёшь его?»

И ответил Булукия: «Потому что он скрыл от меня эту книгу и не показал её мне, а он извлёк содержание её из Торы и свитков Ибрахима. Он положил эту книгу в казнохранилище и не осведомил о ней ни одного человека».

И сказали ему: «О царь наш, отец твой умер, и он теперь во прахе, и дело его вручено его господу. Не вынимай же его из могилы».

И, услышав такие слова от вельмож сынов Исраиля, понял Булукия, что они не дадут ему власти над его отцом, и оставил он их и вошёл к своей матери и сказал ей: «О матушка, я увидал в казне моего отца книгу с описанием Мухаммеда (да благословят его Аллах и да приветствует!), а это-пророк, который будет послан в конце времён, и привязалась к моему сердцу любовь к нему. Я хочу странствовать по землям, чтобы встретиться с ним, и если я с ним не встречусь, то умру от страсти и любви к нему». Потом он сиял свои одеяния и надел плащ и обувь невольников и сказал: «Не забывай меня, о матушка, в молитвах!» И его мать заплакала и сказала: «Каково будет нам после тебя?» А Булукия ответил: «У меня не осталось совсем терпения, и я вручил твоё и моё дело Аллаху великому».

И пошёл он странствовать, направляясь в Сирию (а никто из его людей не знал о нем), и шёл, пока не достиг берега моря. И он увидел корабль и сел на него вместе с другими путниками, и корабль шёл, пока они не подошли к одному острову. И едущие сошли с корабля на этот остров, и Булукия сошёл с ними, а затем он отдалился от них на острове и сел под дерево, и его одолел сон. И он заснул и пробудился от сна и пошёл к кораблю, чтобы сесть на него, и увидел, что корабль уже снялся с якоря. И увидал он на этом острове змей, подобных верблюдам или пальмам, и они поминали Аллаха (велик он и славен!) и молились о Мухаммеде (да благословит его Аллах и да приветствует!), крича: «Нет бога, кроме Аллаха! Хвала Аллаху!» И когда увидел это Булукия, он удивился до крайности…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста, восемьдесят седьмая ночь

Когда же настала четыреста восемьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Булукия увидел змей, кричавших: «Хвала Аллаху! Нет бога, кроме Аллаха!» – он удивился этому до крайности.

А змеи, увидев Булукию, собрались вокруг него, и одна из них опросила: «Кто ты будешь, откуда ты пришёл, как твоё имя и куда ты идёшь?» И Булукия отвечал ей: «Моё имя Булукия, я из сынов Исраиля, и пошёл я блуждать из-за любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!) и разыскиваю его. А кто такие будете вы, о благородные твари?» И змеи ответили ему: «Мы из жителей геенны, и создал нас Аллах великий в наказание нечестивым». – «А что привело вас в это место?» – опросил Булукия. И змеи сказали ему: «Знай, о Булукия, геенна так сильно кипит, что вздыхает в год два раза: раз зимою и раз летом, и знай, что великий жар происходит от сильных испарений её. И когда она выгоняет воздух, то выбрасывает нас из своей утробы, а когда она втягивает воздух, то возвращает нас туда». – «А есть в геенне змеи больше вас?» – опросил Булукия. И ему сказали: «Мы выходим с дыханием геенны только из-за нашей малости; в геенне все змеи такие, что, если бы самая большая из нас подошла к их носу, они бы нас не почуяли». – «Вы поминаете Аллаха и молитесь о Мухаммеде, – оказал им Булукия, – откуда вы знаете Мухаммеда? (да благословит его Аллах и да приветствует!)» – «О Булукия, – сказали змеи, – имя Мухаммеда написано на воротах рая, и если бы не он, не сотворил бы Аллах ни тварей, ни рая, ни огня, ни неба, ни земли, ибо Аллах сотворил все сущее только из-за Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!) и сочетал его имя со своим во всяком месте. Из-за этого мы и любим Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!)».

И когда Булукия услышал от змей эти слова, увеличилась его страсть и любовь к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!) и усилилась его тоска по нем, а затем Булукия простился со змеями и шёл до тех пор, пока не достиг берега моря. И он увидел корабль, ставший на якорь рядом с островом, и сел на него вместе с едущими, и корабль ушёл с ними, и они ехали до тех пор, пока не достигли другого острова. И Булукия вышел на этот остров и прошёл немного и увидел на нем змей, больших и маленьких, число которых знает лишь Аллах великий, и среди них была белая змея, белее хрусталя, которая сидела на золотом блюде, и блюдо это находилось на спине змеи, подобной слону. А белая змея была царицей змей, и это – я, о Хасиб».

И Хасиб спросил царицу змей и сказал ей: «Какой разговор был у тебя с Булукией?» И змея сказала: «О Хасиб, знай, что, увидав Булукию, я приветствовала его, и он ответил на моё приветствие, и тогда я спросила его: «Кто ты, каково твоё дело, откуда ты пришёл, куда ты идёшь и как твоё имя?» – «Я из сынов Исраиля, – ответил он, – моё имя – Булукия, и я странствую из-за любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!) и разыскиваю его. Я видел описание его достоинств в ниспославных книгах». Потом Булукия спросил меня и сказал: «Что ты такое, каково твоё дело и что это за змеи, которые вокруг тебя?» И я ответила: «О Булукия, я – царица змей, и когда ты встретишься с Мухаммедом (да благословит его Аллах и да приветствует!), передай ему от меня привет!»

И потом Булукия простился со мной и сел на корабль и ехал до тех пор, пока не достиг Иерусалима. А в Иерусалиме был один человек, который овладел всеми науками и основательно изучил геометрию, астрономию, счисление, магию и науку, о духах. Он читал тору, евангелие, псалмы и свитки Ибрахима, и звали его Аффаи, и он нашёл в одной из своих книг, что всякому, кто наденет перстень господина нашего Сулеймана, подчинятся люди, джинны, птицы, звери и все твари, а в какой-то книге он видел, что, когда скончался господин наш Сулейман, его положили в гроб и проехали с ним по семи морям, а перстень был у него на пальце, и никто из людей и джиннов не мог взять этот перстень, и ни один из едущих на кораблях не мог проехать к этому месту…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста восемьдесят восьмая ночь

Когда же настала четыреста восемьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Аффан нашёл в какой-то книге, что никто из людей и джиннов не мог снять перстень с пальца господина нашего Сулеймана и никто из едущих на кораблях не мог проехать на корабле по семи морям, по которым провезли гроб Сулеймана. И он нашёл ещё в какой-то книге, что среди трав есть такая трава, что всякий, кто возьмёт её немного и выжмет и возьмёт её сок и намажет им ноги, – пройдёт по любому морю, которое создал Аллах великий, и его ноги не промокнут. Но никто не сможет достать эту траву, если с ним не будет царицы змей.

И когда Булукия пришёл в Иерусалим, он сел в одном месте, поклоняясь Аллаху великому, и, когда он так сидел и поклонялся Аллаху, вдруг подошёл к нему Аффан и приветствовал его. И юноша ответил на его приветствие, и Аффан посмотрел на Булукию и увидел, что тот читает тору, сидя и поклоняясь Аллаху великому. И Аффан подошёл к нему и опросил: «О человек, как твоё имя, откуда ты пришёл и куда идёшь?» И юноша ответил ему:

«Моё имя – Булукия, я из города Мисра, и я вышел странствовать, ища Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!)». – «Идём со мною в моё жилище, я приму тебя как гостя», – сказал Аффан Булукия.

И юноша ответил: «Слушаю и повинуюсь!»

И тогда Аффан взял Булукию за руку и привёл его в своё жилище и оказал ему крайний почёт, а затем юн сказал ему: «Расскажи мне, о брат мой, твою историю и откуда ты узнал о Мухаммеде (да благословит его Аллах и да приветствует!) и как охватила любовь к нему твоё сердце и ты отправился его искать. Кто указал тебе эту дорогу?» И Булукия рассказал ему свою историю с начала до конца.

И когда Аффан услышал его слова, разум едва его не покинул, и он удивился до крайней степени. А потом Аффан оказал Булукин: «Сведи меня с царицей змей, и я сведу тебя с Мухаммедом (да благословит его Аллах и да приветствует!). Время посольства Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!) отдалённо, а когда мы овладеем царицей змей, мы посадим её в клетку и пойдём с ней за травами, которые в горах. Всякая трава, мимо которой мы пройдём, когда царица змей будет с вами, заговорит и расскажет нам о своих полезных свойствах, по могуществу Аллаха великого. Я нашёл у себя в книгах, что среди трав есть такая трава, что всякий, кто возьмёт её и растолчёт и возьмёт её сок и помажет свои ноги, пройдёт по любому морю, которое создал Аллах великий, и ноги у него не промокнут. Когда мы захватим царицу змей, она укажет нам эту траву, и, найдя её, мы её возьмём и растолчём и возьмём её сок, а затем мы отпустим змею идти своей дорогой. Мы помажем этим соком ноли и пройдём по семи морям и достигнем места погребения господина нашего Сулеймана и снимем у него с пальца перстень и будем управлять, как управлял наш господин Сулейман, и достигнем своей цели. А после этого мы войдём в море Мрака и напьёмся воды жизни, и Аллах отсрочит нашу смерть до конца времени, и мы встретимся с господином нашим Мухаммедом (да благословит его Аллах и да приветствует!)

«И, услышав от Аффана такие слова, Булукия сказал: «О Аффан, я сведу тебя с царицей змей и покажу тебе, где её место». И Аффан поднялся и сделал железную клетку и захватил с собою два кубка, один из которых он наполнил вином, а другой наполнял молоком. И Аффан с Булукией шли в течение дней и ночей, пока не достигли острова, на котором находилась царица змей. А потом Аффан и Булукия вышли на этот остров и прошли немного, и Аффан поставил клетку и установил в ней силки и поставил туда кубки, наполненные вином и молоком.

А потом они удалились от клетки и сидели спрятавшись некоторое время, и царица змей подошла к клетке и приблизилась к кубкам. И она всматривалась в них некоторое время и, почуяв запах молока, слезла со спины той змеи, на которой сидела, сползла с блюда и, войдя в клетку, подошла к кубку, в котором было вино, и отпила из него. И когда она отпила из этого кубка, у неё закружилась голова, и она затонула.

И, увидав это, Аффан подошёл к клетке и запер в ней царицу змей, и они с Булукией взяли её и пошли. Когда же царица змей очнулась, она увидала себя в железной клетке, стоявшей на голове человека, а рядом с человеком был Булукия. И, увидав Булукию, царица змей воскликнула: «Таково-то воздаяние тем, кто не обижает сынов Адама». И Булукия дал ей ответ и сказал: «Не бойся нас, о царица змей, мы ничем тебя не обидим, но мы хотим, чтобы ты провела нас к одной траве среди трав: всякий, кто возьмёт её и растолчёт и извлечёт из неё сок и помажет им ноги, пройдёт по любому морю, которое создал Аллах великий, и ноги у него не промокнут. Когда же мы найдём эту траву, мы возьмём её и вернёмся с тобой на твоё место и отпустим тебя идти твоей дорогой».

Потом Аффан и Булукия пошли с царицей змей к горам, на которых росли травы, и обошли там все травы, и всякая трава начинала говорить и рассказывать о том, что в ней полезно, по изволению Аллаха великого. И когда они были заняты этим делом и травы говорили и справа и слева и рассказывали им о том, что в них полезно, вдруг одна трава заговорила и сказала: «Я такая трава, что всякий, кто возьмёт меня и растолчёт, и возьмёт мой сок и помажет им ноги, пройдёт по любому морю, которое сотворил Аллах великий, и ноги у него не промокнут».

И, услышав слова травы, Аффан снял с головы клетку, и они набрали этой травы достаточно и истолкли её и выжали и, собрав её сок, налили его в две стеклянные бутылки, которые спрятали, а тем, что осталось, они помазали себе йоги. Потом Булукия и Аффан взяли царицу змей и шли с ней в течение ночей и дней, пока не достигли того острова, на котором она была раньше. И Аффан открыл двери клетки, и царица вышла из неё, а выйдя, она спросила: «Что вы будете делать с этим соком?»

«Мы хотим, – оказали они ей, – помазать им ноги, чтобы перейти через семь морей и достигнуть места погребения господина нашего Сулеймана и снять у него с пальца перстень». – «Не бывать тому, чтобы вы могли взять перстень!» – воскликнула царица змей.

«А почему?» – спросили они. И она сказала: «Потому что Аллах великий сделал Сулейману милость, даровав ему этот перстень, и он выделил его этим потому, что Сулейман сказал: «Господи, подари мне власть, которая не подобает никому после меня: поистине, ты ведь есть даритель!» Зачем вам этот перстень? Если бы вы взяли такой травы, что всякий, кто её поест, не умрёт до первого дуновения (а эта трава есть среди тех трав), она, право, была бы для вас полезней, чем та трава, которую вы взяли, так как вы не достигнете через неё вашей цели», – сказала она потом. И, услышав её слова, Аффан и Булукия раскаялись великим раскаянием и ушли своей дорогой…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста восемьдесят девятая ночь

Когда же настала четыреста восемьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Булукия я Аффан услышали слова царицы змей, они раскаялись великим раскаянием и ушли своей дорогой.

Вот что было с ними. Что же касается царицы змей, то она пришла к своим войскам и увидела, что блага у них пропали и сильные у них ослабли, а слабые умерли. И когда змеи увидели свою царицу среди них, они образовались и столпились вокруг неё и спросили: «Что с тобой случилось и где ты была?» И она рассказала им обо всем, что случилось у неё с Аффаном и Булукией. А после этого она собрала свои войска и отправилась с ними на гору Каф, так как зиму она проводила там, а лето в том месте, где её увидел Хасиб Карим-ад-дин.

После этого змея сказала: «О Хасиб, вот моя повесть и то, что со мной случилось». И Хасиб изумился словам змеи, а потом он сказал: «Я хочу от твоей милости, чтобы ты приказала одному из твоих помощников вывести меня на лицо земли, я пойду к моим родным». – «О Хасиб, – оказала змея, – нет для тебя ухода от нас, пока не наступит зима; тогда ты отправишься с нами на гору Каф и посмотришь там на холмы, пески, деревья и птиц, которые прославляют единого, покоряющего, и посмотришь на маридов, ифритов и джиннов, число которых знает лишь Аллах великий».

Услышав слава царицы змей, Хасиб Карим-ад-дина стал огорчён и озабочен, а потом он сказал ей: «Осведоми меня об Аффане и Булукии: когда они расстались с тобой и ушли, переправились ли они через семь морей и достигли ли они места погребения господина нашего Сулеймана, или нет, а если они достигли места погребения господина нашего Сулеймана, то смогли ли они взять перстень, или нет?»

«Знай, – ответила ему царица змей, – что Аффан и Булукия, расставшись со мной, намазали себе ноги тем соком и пошли по лицу моря и стали смотреть на морские чудеса. И они переходили с моря на море, пока не прошли семи морей, а когда они прошли эти моря, то увидели большую гору, возвышающуюся в воздухе; эта гора была из зеленого изумруда, и на ней бежал ручей, и вся земля её была из мускуса. И, достигнув этого места, они обрадовались и воскликнули: «Мы достигли нашей цели!»

А затем они пошли дальше и, дойдя до высокой горы, пошли по ней и увидели вдали на горе пещеру, над которой был большой купол, и из пещеры блистал свет. И, достигнув этой пещеры, они вошли в неё и увидели, что в ней стоит золотое ложе, украшенное различными драгоценными камнями, и вокруг ложа стоят скамеечки, число которых знает только Аллах великий. И они увидали господина нашего Сулеймана, который лежал на этом ложе, и на нем была зелёная шёлковая одежда, вышитая золотом и украшенная драгоценными металлами и камнями. Его правая рука лежала на груди, а перстень был у него на пальце, и сияние этого перстня было сильней сияния драгоценностей, которые находились в этом помещении. Потом Аффан научил Булукию клятвам и заклинаниям и сказал ему: «Читай эти заклинания и не переставай их читать, пока я не возьму перстня».

И Аффан подходил к ложу, пока не приблизился к нему, и вдруг большая змея вышла из-под ложа и закричала (великим криком, от которого задрожало все помещение, и искры полетели у змеи изо рта. Потом змея сказала Аффану: «Если ты не повернёшь назад, ты погиб!» Но Аффан отвлёкся заклинаниями и не (испугался этой змеи. И змея дунула на него великим дуновением, которое чуть не сожгло пещеры, и воскликнула: «Горе тебе! Если ты не повернёшь назад, я тебя сожгу!» И когда Булукия услышал от змеи такие слова, (вышел из пещеры.

Что же касается Аффана, то он не испугался этого, а, напротив, подошёл к господину нашему Сулейману и, протянув руку, дотронулся до перстня и хотел снять его с пальца господина нашего Сулеймана, но вдруг змея дунула на Аффана и сожгла его, и он превратился в кучу пепла.

Вот что было с ним. Что же касается Булукии, то он упал, покрытый беспамятством из-за этого дела…» и Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до четырехсот девяноста

Когда же настала ночь, дополняющая до четырехсот девяноста, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Булукия, увидав, что Аффан сгорел и превратился в кучу тепла, упал, покрытый беспамятством, и господь (да возвысится слава его!) примазал Джибрилю спуститься на землю, прежде чем змея подует на Булукию. И Джибриль поспешно спустился на землю и увидал, что Булукия без памяти, а Аффан сгорел от дуновения змеи. И Джибриль подошёл к Булукии и пробудил его от беспамятства, и когда он очнулся, Джибриль приветствовал его и спросил: «Откуда вы пришли в это место?»

И Булукия рассказал ему свою повесть от начала до конца, и затем он сказал: «Знай, что я пришёл в это место только из-за Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!), потому что Аффан рассказал мне, что он будет ниспослан в конце времён и что с ним встретится только тот, кто проживёт до той поры, а проживёт до той поры лишь тот, кто напьётся воды жизни, а это возможно, только если раздобудешь перстень Сулеймана (мир с ним!). И я сопровождал его до этого места, и случилось то, что случилось, и вот он сгорел, а я не сгорел. Я хочу, чтобы ты рассказал мне про Мухаммеда: где он находятся?» – «О Булукия, – сказал Джибриль, – иди своей дорогой, время Мухаммеда далеко».

И затем Джибриль тотчас же поднялся на небо, а что до Булукии, то он заплакал сильным плачем и раскаялся в том, что сделал. Он стал размышлять о словах царицы змей: «Не бывать тому, чтобы кто-нибудь мог взять перстень!» – и пришёл в смущение и заплакал, а затем он опустился с горы и пошёл, и шёл не переставая, пока не приблизился к берегу моря. И он просидел там некоторое время, дивясь на эти горы и острова, и провёл ночь в этом месте, а когда наступило утро, он намазал себе ноги тем соком, который они извлекли из травы, и сошёл в море и шёл по нему в течение дней и ночей, дивясь ужасам моря, его чудесам и диковинам.

И Булукия не переставая шёл по поверхности воды, пока не дошёл до одного острова, подобного раю, и тогда он вышел на этот остров и стал удивляться ему и его красоте. Он побродил по острову и увидел, что это – большой остров, на котором земля из шафрана я камушки из яхонта и роскошных металлов и ограды из жасмина, а растительность из прекраснейших деревьев и красивейших и наилучших цветов. Там протекали ручьи, и вместо дров там лежало камарское и какуллийское алоэ, а вместо камышей там рос сахарный тростник, вокруг которого цвели розы, нарциссы, жасмины, гвоздики, ромашки, лилии и фиалки, и всего этого были на острове разные сорта неодинакового цвета. И птицы щебетали на деревьях, и был этот остров прекрасен по качествам, обширен, обилен благами, и объял он все свойства и разновидности красоты. Щебетание его птиц было мягче жалобного звона второй струны лютни, деревья его вздымались вверх, птицы его говорили, каналы разливались, и ручьи бежали, и воды на нем были сладки. Там резвились газели, и водились дикие коровы, и птицы щебетали на ветвях, утешая влюблённого, потерявшего разум.

И подивился Булукия на этот остров и понял, что он сбился с дороги, по которой шёл в первый раз, когда с ним был Аффан. И он бродил по этому острову и гулял по нему до вечера, а когда наступила ночь, он влез на высокое дерево, чтобы поспать на нем, и стал думать о красоте этого острова.

И когда он был на верхушке дерева, вдруг море забилось, и из него появился огромный зверь, который закричал громким криком, так что животные, бывшие на острове, испугались этого крика. И Булукия посмотрел на этого зверя, сидя на дереве, и увидел, что это – зверь огромный, и стал дивиться на него. И не успел он очнуться, как через некоторое время вслед за зверем появились из моря животные разных видов, и в лапах у каждого из них был драгоценный камень, который сиял, точно светильник, так что на острове стало как днём от сияния этих камней. А спустя немного времени пришли из глубины острова звери, число которых знает только Аллах великий. И Булукия посмотрел на них и увидел, что это звери пустыни – львы, пантеры, барсы я другие сухопутные животные. И эти зверя земли не переставая приходили, люка не столпились вместе с морскими зверями на краю острова, и они разговаривали до утра, а когда наступило утро, они расстались друг с другом, и каждый из них ушёл своей дорогой.

И когда Булукия увидал их, он испугался и, слезая с дерева, отошёл к берегу моря, намазал себе ноги соком, который был у него, и вошёл во второе море. Он шёл по поверхности воды ночи и дни и дошёл до большой горы, а под горой находилась долина, которой не было конца, и камни в этой долине были магнитные, а из зверей были в ней львы, зайцы и пантеры. И Булукия (влез на эту гору и бродил по ней с места на место, пока не опустился над ним вечер, и тогда он присел под одним из холмиков и к этой горе, близ моря, и стал есть сухую рыбу, которую море выбрасывало.

И когда он сидел я ел эту рыбу, вдруг подошла к нему большая пантера и хотела его растерзать, и Булукия обернулся к этой пантере и увидел, что она бросается на него, чтобы его растерзать, я тогда он намазал себе ноги соком, который был у вето, и вошёл в третье море, убегая от этой пантеры. И он пошёл в темноте по поверхности воды (а ночь была чёрная, с великим ветром) и шёл до тех пор, пока не подошёл к острову.

Он поднялся на этот остров и увидал там деревья, зеленые и высохшие, и тогда Булукия взял плодов с этих деревьев и поел, хваля Аллаха великого.

И он ходил по острову, прогуливаясь, до вечерней поры…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста девяносто первая ночь

Когда же настала четыреста девяносто первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Булукия ходил, прогуливаясь по этому острову, до вечерней поры, а потом он заснул на острове. Когда же настало утро, он принялся осматривать остров со всех сторон и гулял по нему в течение десяти дней, а потом он пошёл на берег моря, намазал себе ноги и вошёл в четвёртое море. Он шёл по поверхности воды ночью и днём, пока не дошёл до одного острова, и он увидел, что земля на нем состоит из мягкого белого песка и там нет никаких деревьев или растений. И он прошёл немного по острову и увидел, что из хищников там есть только ястреба, которые гнездятся в этом песке.

И, увидев это, Булукая намазал себе ноги и вошёл в пятое море. И он пошёл по поверхности воды и шёл не переставая ночью и днём, пока не пришёл к маленькому острову, где земля и горы были как хрусталь, и там залегали жилы, из которых добывают золото. На острове были диковинные деревья, подобных которым Булукая не видел во время своих странствий, я цветы там были такого цвета, как золото. И Булукая вышел на этот остров и гулял по нему до вечерней поры, а когда спустился на него мрак, цветы начали светиться на острове, точно звезды. И подивился Булукия на этот остров и воскликнул: «Поистине, цветы, которые на этом острове, – те цветы, что высыхают на солнце и падают на землю; их обивает ветром, и они собираются под камнями и превращаются в эликсир, и их берут и делают из паях золото!»

И Булукия проспал на этом острове до утренней поры, а на восходе солнца он намазал ноги соком, который был с ним, и вошёл в шестое море. Он шёл ночи и дни, пока не приблизился к одному острову. И тогда он вышел на этот остров и, пройдя по нему некоторое время, увидел две горы, на которых было много деревьев, и плоды на этих деревьях были подобны человеческим головам, подвешенным за волосы. И увидел он там другие деревья, плоды которых были точно зеленые птицы, подвешенные за ноги, а были на острове и деревья, которые горели, как огонь, и плоды их были подобны алоэ, и всякий, на кого падала с них одна капля, обжигался. И увидел Булукия на острове плоды, которые плакали, и плоды, которые смеялись, и увидел он на этом острове много диковинок. И он прошёл к берегу моря и увидел большое дерево и просидел под ним до вечерней поры, а когда наступила тьма, он влез на это дерево и стал размышлять о творениях Аллаха.

И когда это было так, море вдруг забилось, и вышли оттуда морские девы, и у каждой в руке был драгоценный камень, который сиял, как утренняя заря. И они шли, пока не пришли под это дерево, и сели и стали играть, плясать и веселиться, и Булукия смотрел на них, когда они проводили так время. И они продолжали играть до утра, а когда настало утро, вошли в море.

И Булукия подивился на них и, сойдя с дерева, помазал ноги соком, который был у него, и вошёл в седьмое море. И он пошёл и шёл не переставая в течение двух месяцев я не видел ни горы, ни острова, ни суши, ни додины, ни берега, пока не перешёл это море. И он терпел великий голод, так что даже стал хватать в море рыбу и есть её сырой из-за сильного голода. И он шёл таким образом, пока не достиг острова, где деревья были многочисленны и потоки полноводны; и вышел на этот остров и стал ходить по нему, осматриваясь направо и налево (а было это на заре). И он шёл до тех пор, пока не подошёл к яблоне и тогда он протянул руку, чтобы поесть плодов с дерева, и вдруг какой-то человек Закричал на него с этого дерева и сказал: «Если ты приблизишься к этому дереву и съешь с него что-нибудь, я разорву тебя пополам!»

И Булукия посмотрел на этого человека и увидел, что он – высокий, длиною в сорок локтей на локти людей того времени. И, увидев его, Булукия сильно испугался и не стал есть с этого дерева. «Почему ты не даёшь мне есть с этого дерева?» – спросил Булукия человека. И тот сказал: «Потому что ты – сын Адама, и Адам, твой отец, забыл совет Аллаха я ослушался его и поел плодов с дерева». – «Что ты такое, чей это остров я деревья и как твоё имя?» – просил Булукия. И человек ответил: «Моё имя – Шарахия, а эти деревья и остров принадлежат царю Сахру. Я – один из его помощников, и он поручил мне охранять этот остров». Потом Шарахия увидел Булукию и сказал ему: «Кто ты и откуда ты пришёл в эти страны?» И Булукия рассказал ему свою историю с начала до конца. «Не бойся», – сказал Шарахия, и потом он прянее ему кое-чего поесть, и Булукия ел, пока не насытился, а затем он простился с Шарахией и ушёл.

И он шёл в течение десяти дней, и когда он шёл среди гор и лесов, он вдруг увидел в воздухе густую пыль. И Булукия направился к этой пыли и услышал крики и удары и великий шум и продолжал идти на эту пыль, пока не пришёл к большой долине, длиною в два месяца пути. И тогда Булукия внимательно посмотрел в сторону этого крика и увидел людей верхом на конях, которые сражались друг с другом, и кровь так лилась между ними, что стала как река. Их голоса были точно гром, и в руках у них были копья, мечи, железные дубины, луки и стрелы, и они сражались великим боем» И Булукию охватил сильный страх…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста девяносто вторая ночь

Когда же настала четыреста девяносто вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Булукия увидал этих людей с оружием в руках, которые сражались великим боем, его охватил сильный страх, и он растерялся, не зная, что делать. И когда он стоял так, бойцы вдруг увидели его, и, увидав его, они оставили один другого и прекратили сражение, а затем к Булукии подошла толпа их, и, приблизившись к нему, они стали дивиться его виду. И подошёл к Булукии один всадник и спросил его: «Кто ты такой, откуда ты пришёл, куда ты идёшь и кто указал тебе эту дорогу, так что ты достиг наших стран?» – «Я из сынов Адама, – отвечал им Булукия, – и пришёл, блуждая из-за любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!), но я сбился с дороги». – «Мы никогда не видели сына Адама, и он не приходил в эту землю», – ответил всадник, и все начали дивиться на Булукию и на его слова.

А потом Булукия опросил их и сказал: «Что вы такое, о твари?» – И всадник ответил ему: «Мы из джиннов». «О всадник, – опросил Булукия, – какова причина сражения между вами, где ваше жилище, как называется эта долина и эти земли?» – «Наше жилище – белая земля, – ответил ему всадник, – и каждый год Аллах великий приказывает нам приходить в эту землю и вести войну с неверными джиннами». – «А где белая земля?» – спросил Булукия. И всадник ответил: «За горой Каф, на расстоянии семидесяти пяти лет пути, а эта земля называется землёю Шеддада, сына Ада, и мы пришли сюда, чтобы вести здесь войну, и нет у нас другого дела, как возглашать славу Аллаху и святить его имя. У нас есть царь, которого зовут царь Сахр, и ты должен пойти с нами к нему, чтобы он тебя увидел и на тебя посмотрел».

И затем они пошли, и Булукия с ними, и пришли в свои жилища, и Булукия увидел большие шатры из зеленого шелка, число которых знает только Аллах великий, и увидел он, что среди них поставлен шатёр из красного шелка, объёмом в тысячу локтей, верёвки которого были из синего шелка, а колья – золотые и серебряные. И Булукия удивился этому шатру, и его вели до тех пор, пока не подвели к нему, и оказалось, что это шатёр царя Сахра. И Булукию ввели в шатёр и привели к царю Сахру, и Булукия посмотрел на царя и увидел, что он сидит на большом ложе из червонного золота, украшенном жемчугом и драгоценными камнями, и справа от него – цари джиннов, а слева – мудрецы, эмиры, вельможи династии и другие. И, увидев Булукию, царь Сахр приказал ввести его к себе, и Булукию ввели к царю, и он подошёл и приветствовал его и поцеловал перед ним землю, и царь ответил на его приветствие и оказал ему: «Приблизься ко мне, о человек».

И Булукия приблизился к нему, так что оказался меж его руками, и тогда царь Сахр приказал поставить ему седалище рядом со своим, и ему поставили седалище подле царя, и царь Сахр велел ему сесть на это седалище; и когда Булукия сел, царь спросил его: «Что ты такое?» И Булукия ответил: «Я сын Адама из сынов Исраиля». – «Расскажи мне твою историю и поведай мае, что с тобой случилось и как ты пришёл в эту землю», – оказал царь. И Булукия рассказал ему обо всем, что с ним случилось во время его странствий, с начала до конца, и царь Сахр удивился его словам…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста девяносто третья ночь

Когда же настала четыреста девяносто третья ночь, она оказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Булукия рассказал царю Сахру обо всем, что случилось с ним во время его странствий, с начала до конца, царь удивился этому. А затем он приказал постельничим принести трапезу, и они принесли трапезу и разложили её, и после этого они принесли блюда из червонного золота, блюда серебряные и блюда медные, и на некоторых блюдах было пятьдесят отварных верблюдов, на некоторых – двадцать верблюдов, а на других пятьдесят голов скота, а число этих блюд было тысяча пятьсот. И, увидев это, Булукия до крайности уди вился, а потом джинны стали есть, и Булукия ел с ними, пока не насытился, и восхвалил Аллаха великого. А потом убрали кушанье и принесли плоды, и джинны поели, а затем после этого прославили Аллаха великого и помолились о пророке его Мухаммеде (да благословит его Аллах и да приветствует!).

И когда Булукия услышал упоминание о Мухаммеде, он изумился и сказал царю Сахру «Я хочу задать тебе несколько вопросов». – «Спрашивай о чем хочешь», – ответил царь Сахр. И тогда Булукия сказал ему: «О царь, что вы такое, откуда вы происходите и откуда знаете вы Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!), что молитесь о нем и любите его?»

«О Булукия, – ответил ему царь Сахр, – Аллах великий создал адского огня семь слоёв, один над другим, и между каждым слоем тысяча лет пути. И первому слою он дал название Джахаянам и уготовал его для ослушников из правоверных, которые умерли без покаяния; а название второго слоя – Лаза, и уготовал он его для неверных. Название третьего слоя – аль-Джахим, и Аллах уготовал его для Яджуджа и Маджуджа; название четвёртого слоя – ас Сайр, и Аллах великий уготовал его для племени Иблиса; название пятого слоя – Сакар, и уготовал его Аллах для переставших молиться; название шестого слоя – аль-Хутама, и уготовал он его для евреев и христиан; название седьмого слоя – аль Хавия, и уготовал его Аллах для лицемеров. Вот каковы эти семь слоёв».

«Может быть, Джаханнам – самый лёгкий из всех по наказанию, так как это верхний слой?» – спросил Булу кия. И царь Сахр ответил ему – «Да, он самый лёгкий из всех по наказанию, но вместе с тем в нем тысяча ценных гор и под каждой горой семьдесят тысяч огненных долин, а в каждой долине семьдесят тысяч огненных городов, а в каждом городе семьдесят тысяч огненных крепостей, а в каждой крепости семьдесят тысяч огненных помещений, а в каждом помещении семьдесят тысяч огненных ложей, а на каждом ложе семьдесят тысяч способов пытки. И нет среди всех слоёв адского огня, о Булукия, более леткой пытки, чем пытка Джахасннама, так как это – первый слой; что же до остальных, то число разных пыток, которые в них заключаются, знает только Аллах великий».

И когда Булукия услышал от царя Сахра такие слова, он упал, покрытый беспамятством, а очнувшись от обморока, он заплакал и сказал «О царь, каково будет наше состояние?» – «О Булукия, – ответил ему царь Сахр, – не бойся и знай, что всякого, кто любит Мухаммеда, не сжигает огонь, и он освобождён ради Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует), и от всякого, кто принадлежит к его религии, огонь убегает. Что же до нас, то Аллах сотворил нас из огня. Когда Аллах впервые создал тварей в геенне, он сотворил двух существ из своего войска, одного из которых звали Халят, а другого – Малйт, и он создал Халита в образе льва, а Мадита – в образе волка. И хвост Малита имел образ жестокий и был белого с чёрным цвета, а хвост Халита имел образ мужеский и облик черепахи, и был хвост Халита длиною в двадцать лет пути. И потом Аллах великий приказал их хвостам соединиться друг с другом и совокупиться, и родились от них змеи и скорпионы, и жилище их в огне, чтобы пытал Аллах ими тех, кто туда попадёт. И эти змеи и скорпионы расплодились и размножились, и потом после этого Аллах великий приказал им соединиться и совокупиться второй раз, и они соединились и совокупились, и хвост Малита понёс от хвоста Халита, а когда он разрешился, у него родилось семь существ мужеского пола и семь существ женского пола. И их воспитывали, пока они не выросли, а когда они выросли, женские существа вышли замуж за мужские, и они слушались своего отца, кроме одного: он ослушался своего отца и превратился в червя, и этот червь и есть Иблис (да проклянёт его Аллах великий!). А был он из существ приближённых и поклонялся Аллаху великому, пока не поднялся на небо и приблизился он ко всемилостивому и стал главою приближённых…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста девяносто четвёртая ночь

Когда же настала четыреста девяносто четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Иблис поклонялся Аллаху великому и стал главою приближённых.

А когда Аллах великий создал Адама (мир с ним!), он приказал Иблису пасть перед ним ниц, но Иблис отказался, и Аллах великий прогнал его и проклял. И когда Иблис расплодился, пошли от него шайтаны. Что же до шести мужеских существ, которые были до него, то это – (правоверные джинны, и мы из их потомства, и вот каково наше происхождение, о Булукия».

И удивился Булукия словам царя Сахра, а потом он сказал ему: «О царь, я хочу, чтобы ты приказал одному из твоих помощников доставить меня в мою страну». – «Мы можем сделать что-нибудь такое, только если прикажет нам Аллах великий, – ответил ему царь Сахр, – но если ты хочешь уйти от нас, о Булукия, я велю привести тебе коня из моих лошадей и посажу тебя ему на спину и велю ему везти тебя до конца земель, мне подвластных; а когда ты достигнешь конца земель, мне подвластных, тебя встретят люди царя, которого зовут Барахья, и, увидя коня, они узнают его, сведут тебя с его спины и пошлют его обратно. Вот что мы можем и ничего больше».

Услышав эти слова, Булукия заплакал и сказал царю: «Делай что хочешь!» И царь велел привести ему коня, и Булукии привели коня и посадили юношу ему на спину и сказали: «Остерегайся сойти с его спины, ударить его или закричать ему в морду: если ты это сделаешь, он тебя по губит. Оставайся спокойно на нем верхом, пока он не остановится, а тогда сойди с его спины и уходи своей дорогой». – «Слушаю и повинуюсь!» – сказал Булукия.

А потом он сел на коня и ехал среди палаток в течение долгого срока, но проехал лишь мимо кухни царя Сахра. И Булукия увидел повешенные котлы, в каждый из которых было пятьдесят верблюдов, а под котлами пылал огонь. И когда увидел Булукия эти котлы и их величину, он стал в них вглядываться и дивился на них великим удивлением, все время разглядывая их. И царь посмотрел на него и увидел, что он дивится на эту кухню.

И подумал царь про себя, что Булукия голоден, и велел принести двух жареных верблюдов, и жареных верблюдов принесли и привязали их на спину коня, сзади Булукии.

А потом Булукия простился со всеми и ехал, пока не достиг конца земель, подвластных царю Сахру. И тогда конь остановился, и Булукия спешился, стряхивая дорожную пыль со своей одежды. И вдруг какие-то люди подошли к нему и, увидев коня, узнали его и взяли его с собой и пошли (а Булукия был с ними) и пришли к царю Барахии. И, войдя к царю Барахии, Булукия приветствовал его, и царь ответил на его приветствие.

А потом Булукия посмотрел на царя и увидел, что он сидит в большом шатре, окружённый воинами и витязями, и цари джиннов стоят от него справа и слева. И царь велел Булукии приблизиться к нему, и Булукия подошёл, я царь посадил его с собою рядом и велел принести трапезу. И Булукия посмотрел, каков царь Барахия, и увидел, что он подобен царю Сахру, а когда подали кушанья, все стали есть, и Булукия ел, пока не насытился, и прославил великого Аллаха. А потом трапезу убрали и принесли плоды и поели.

И после этого царь Барахия спросил Булукию и сказал ему «Когда ты расстался с царём Сахром?» – «Два дня тому назад», – отвечал Булукия. «А знаешь ли ты, – спросил царь Барахия Булукию, – расстояние в сколько дней ты проехал за эти два дня?» – «Нет», – отвечал Булукия. И царь Барахия сказал: «Расстояние в семьдесят месяцев…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста девяносто пятая ночь

Когда же настала четыреста девяносто пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Барахия сказал Булукии: «Ты проехал за эти два дня расстояние в семьдесят месяцев, но, только когда ты сел на коня, он испугался, поняв, что ты – сын Адама, и хотел сбросить тебя со спины, но его отягчили теми двумя верблюдами». И, услышав от царя Барахии такие слова, Булукия удивился и прославил великого Аллаха за опасение.

А потом царь Барахия сказал: «Расскажи мне, что случилось с тобой и как ты прибыл в эти страны». И Булукия рассказал ему о том, что с ним случилось и как он пошёл странствовать и пришёл в эта земли, и когда царь услышал его слова, он удивился. И Булукия провёл у него два месяца».

Услышав слова царицы змей, Хасиб удивился до крайней степени, а затем он сказал ей: «Я хочу от тебя милости и благодеяния: прикажи одному из твоих помощников вывести меня на лицо земли, и я уйду к своим родным». – «О Хасиб Карим-ад-дин, – сказала ему царица змей, – знай, что, когда ты выйдешь на лицо земли, ты пойдёшь к своим родным и затем сходишь в баню и помоешься, и едва только ты кончишь мыться, я умру, так как это будет причиной моей смерти». – «Клянусь тебе, – воскликнул Хасиб, – я всю жизнь не пойду в баню, а когда мне станет необходимо помыться, я помоюсь дома!» – «Если бы ты дал мне сто клятв, – сказала царица змей, – я бы тебе не поверила. Этого дела не будет, и знай, что ты – сын Адама и нет для тебя обета, так как твой отец Адам дал обет Аллаху и нарушил свой обет. Аллах месил его глину сорок утр и приказал ангелам пасть перед ним ниц, а он после этого не исполнил обета и забыл его и ослушался приказания своего господа».

Услышав эти слова, Хасиб промолчал и стал плакать и провёл плача десять дней, а затем он сказал царице змей: «Расскажи мне, что случилось с Булукией после того, как он прожил два месяца у царя Барахии».

«Знай, о Хасиб, – сказала царица змей, – что после того, как Булукия пожил у царя Барахии, он простился с ним и шёл по пустыням ночью и днём, пока не достиг высокой горы, и он поднялся на эту гору, и увидел на вершине её большого ангела, который сидел на горе и поминал Аллаха великого и молился за Мухаммеда. А перед ангелом была доска, на которой было написано чтото белое и что-то чёрное, и он смотрел на доску, и было у него два крыла: одно – протянутое на восток, а другое – протянутое на запад.

И Булукия подошёл к ангелу и приветствовал его, и тот ответил на его привет, а после этого ангел спросил Булукию и сказал: «Кто ты, откуда ты пришёл, куда идёшь и как твоё имя?» – «Я из сынов Адама, из племени сынов Исраиля, – ответил ему Булукия, – и странствую из любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!), а имя моё – Булукия». – «А что с тобой случилось, пока ты шёл в эту землю?» – спросил его ангел. И Булукия рассказал ему обо всем, что с ним случилось, и что он видел во время своих странствований, и, услышав от Булукии такие слова, ангел удивился.

А потом Булукия спросил ангела и сказал ему: «Расскажи мне ты тоже, что это за доска, и что на ней написано, и что это за дело ты делаешь, и как твоё имя?» И ангел отвечал: «Моё имя Микаиль, и мне поручено управлять днём и ночью, и это моё дело до дня воскресения». И, услышав эти слова, Булукия удивился им и внешности этого ангела в его величию и скромности его облика, а потом Булукия попрощался с ангелом и шёл днём и ночью, пока не достиг большого луга.

И он прошёл по этому лугу и увидел там семь рек и много деревьев, и удивился Булукия этому большому лугу и стал ходить по нему во все стороны. И он увидел на нем большое дерево, а под деревом четырех ангелов, и, подойдя к ним, он рассмотрел их облик и увидел, что у одного из них внешность – как у сынов Адама, а у другого – как у дикого зверя, у третьего же внешность – как у птиц, а у четвёртого внешность – как у быка. И они заняты поминанием Аллаха великого, и каждый из них говорит: «Бог мой, господин и владыка, ради твоей истинности и ради сана твоего пророка Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!) прости всякой твари, которую ты сотворил по моему подобию, и извини ей. Ты ведь властен во всем!»

И когда услышал Булукия от них эти слова, он удивился и ушёл от них, и шёл ночью и днём, пока не дошёл до горы Каф. И он взобрался на эту гору и увидел там большого ангела, который сидел и прославлял Аллаха великого, святя его имя и молясь за Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!), и увидел он, что этот ангел что-то сжимает и выпускает и свивает и развивает. И когда он был занят этим делом, вдруг подошёл к нему Булукия и приветствовал его, и ангел ответил на его приветствие и спросил: «Что ты такое, откуда ты пришёл и куда ты идёшь и как твоё имя?» – «Я из сынов Исраиля, сынов Адама, – ответил ему Булукия. – Моё имя – Булукия, и я странствую из-за любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!), но я сбился с дороги». И он рассказал ему все, что с ним случилось.

И когда Булукия кончил свой рассказ, он спросил ангела и сказал ему: «Кто ты такой, какая это гора и что это за дело, которым ты занят?» – «Знай, о Булукия, – ответил ему ангел, – что это гора Каф, которая окружает мир, и всякую землю, которую сотворил Аллах, я держу зажатой в руке. И когда Аллах великий хочет учинить на этой земле какое-нибудь землетрясение или недород, или урожай, или сражение, или примирение, он приказывает мне это сделать, и я делаю это, находясь на месте. Знай, что моя рука сжимает жилы земли…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста девяносто шестая ночь

Когда же настала четыреста девяносто шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ангел сказал Булукии: «И знай, что моя рука сжимает жилы земли». – «А сотворил ли Аллах на горе Каф другую землю, кроме той, на которой ты находишься?» – спросил Булукия ангела. И ангел ответил: «Да, он сотворил землю белую, как серебро, и никто не знает меры её протяжения, кроме Аллаха великого. Он населил её ангелами, чья еда и питьё – хвала Аллаху и освящение его имени и многие молитвы о Мухаммеде (да благословит его Аллах и да приветствует!). В вечер всякой пятницы они приходят на эту гору и собираются здесь и молятся Аллаху великому всю ночь, до времени утра, и они дарят награду за это прославление и освящение и поклонение согрешившим из народа Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!) и всякому, кто совершил пятничное омовение, и таковы будут их обстоятельства до дня воскресения».

Потом Булукия спросил ангела и сказал ему: «Сотворил ли Аллах какие-нибудь горы позади горы Каф?» – «Да, – ответил ангел, – за горой Каф гора величиной в пятьсот лет пути, и состоит она из снега и града. Это она отводит от мира жар геенны, и если бы не эта гора, мир наверное бы сгорел от жара огня геенны. Позади горы Каф – сорок земель, каждая земля сорок раз такая, как мир, и одна земля – из золота, одна – из серебра и одна – из яхонтов, и всякая земля из этих земель имеет свой цвет. И Аллах населил эти земли ангелами, у которых нет иного дела, как восхвалять Аллаха, святить его имя и восклицать: «Нет бога, кроме Аллаха! Аллах велик!» Они призывают Аллаха великого к народу Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!) и не знают ни Евы, ни Адама, ни ночи, ни дня.

И знай, о Булукия, что земли расположены семью рядами, одна над другой, и Аллах сотворил ангела из ангелов своих (не знает его свойств и размеров никто, кроме Аллаха великого, славного!), который несёт семь земель на своих плечах. А под этим ангелом сотворил Аллах великий скалу, а под скалой Аллах великий сотворил быка, а под быком сотворил Аллах великий рыбу, а под рыбой сотворил Аллах великий большое море. И осведомил Аллах великий Ису (мир с ним!) об этой рыбе. И сказал ему Иса: «О господи, покажи мне эту рыбу, чтобы я посмотрел на неё». И приказал Аллах великий одному из ангелов взять Ису и свести его к этой рыбе, чтобы он посмотрел на неё; и пришёл этот ангел к Исе (мир с ним!) и привёл его к морю, в котором была эта рыба, и сказал: «Посмотри, о Иса, на эту рыбу!» И Иса посмотрел на рыбу и не увидел её, и прошла рыба мимо Исы, как молния. И, увидев это, Иса упал без памяти.

А когда он очнулся, Аллах ниспослал ему такие слова:

«О Иса, видел ли ты рыбу и знаешь ли ты, какой она длины и ширины?» И ответил Иса: «Клянусь твоим величием и славою, о господи, я её не видел, но прошёл мимо меня большой бык, размером в три дня пути, и не знал я, что это за бык». И сказал Аллах: «О Иса, то, что прошло мимо тебя и было размером в три дня пути, это только голова быка! И знай, о Иса, что я каждый день творю сорок рыб таких, как эта рыба». И, услышав эти слова, подивился Иса могуществу Аллаха великого.

Потом Булукия спросил ангела и сказал ему: «Что сотворил Аллах великий под морем, в котором эта рыба?» И ангел ответил ему: «Сотворил Аллах под этим морем большую пропасть, а под пропастью сотворил Аллах огонь, а под огнём сотворил Аллах большую змею по имени Фалак, и если бы не страх этой змеи перед Аллахом великим, она наверное проглотила бы все то, что над нею: и пропасть, и огонь, и ангела, и то, что он несёт на себе, и не почувствовала бы этого…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста девяносто седьмая ночь

Когда же настала четыреста девяносто седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ангел говорил Булукии, описывая змею: «И если бы не её страх перед Аллахом, она наверное бы проглотила все, что над нею: и пропасть, и огонь, и ангела, и то, что он несёт на себе, и не почувствовала бы этого. И когда создал Аллах великий эту змею, он ниспослал ей такие слова: «Я хочу оставить у тебя залог, береги же его!» И змея сказала ему: «Делай что хочешь!» И сказал Аллах той змее: «Открой рот!» И змея открыла рот, и Аллах вложил ей в брюхо геенну и сказал: «Береги геенну до дня воскресения!»

А когда придёт день воскресения, Аллах прикажет своим ангелам, и они придут с цепями и приведут на них геенну к месту сбора, и прикажет Аллах геенне открыть свои ворота, и откроет она их, и полетят оттуда большие искры, большие горы.

И, услышав от ангела эти слова, Булукия заплакал сильным плачем; а затем он простился с ангелом и пошёл в сторону запада, и шёл до тех пор, пока не дошёл до двух существ. И увидел он, что они сидят и рядом с ними большие запертые ворота. И, приблизившись к ним, он увидел, что у одного из этих существ облик льва, а у другого – облик быка. И Булукия приветствовал их, и они ответили на его приветствие, а затем они спросили его и сказали: «Что ты такое, откуда ты пришёл и куда идёшь?» – «Я из сынов Адама, – ответил им Булукия, – и я странствую из-за любви к Мухаммеду, но только я сбился с дороги». Потом Булукия спросил этих существ и сказал им: «Что вы такое и что это подле вас за ворота?»

И они ответили: «Мы сторожа у этих ворот, которые ты видишь, и нет у нас дела, кроме как славить Аллаха и святить его имя и молиться за Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!)». И, услышав эти слова, Булукия удивился и спросил: «Что находится за этими воротами?» И сторожа ответили: «Мы не знаем!» – «Заклинаю вас великим вашим господом, откройте мне эти ворота, и я посмотрю, что находится за ними», – сказал Булукия. И сторожа ответили: «Мы не можем их открыть, и не может их открыть никто из сотворённых, кроме Джибриля-верного (мир с ним!)».

И, услышав эти слова, Булукия взмолился к Аллаху великому и воскликнул: «О господи, приведи ко мне верного Джибриля, чтобы открыл он мне эти ворота и я посмотрел бы, что есть за ними!» И Аллах внял его молитве и повелел верному Джибрилю спуститься на землю и открыть Ворота Слияния Двух Морей, чтобы посмотрел на все Булукия. И спустился Джибриль к Булукии и приветствовал его и, подойдя к воротам, отпер их, а потом Джибриль сказал Булукии: «Войди в эти ворота, Аллах велел мне открыть их для тебя».

И Булукия вошёл в ворота и пошёл дальше, а Джибриль запер ворота и поднялся на небо. И Булукия увидел за воротами большое море – наполовину солёное, наполовину пресное, и море окружали две горы, и были эти горы из красного яхонта. И Булукия шёл, пока не дошёл до этих гор, и увидел он на них ангелов, занятых прославлением Аллаха и освящением его имени. И, увидав этих ангелов, Булукия приветствовал их, и они ответили на его приветствие, и тогда Булукия спросил их про море и про горы, и ангелы сказали ему: «Это место находится под престолом Аллаха, а это море заливает все моря на земле. Мы делим эту воду и гоним её в земли: солёную – в земли солёные, а пресную – в земли пресные. А эти горы создал Аллах для того, чтобы охранять эту воду, и таково будет наше дело до дня воскресения».

Потом ангелы спросили Булукию и сказали ему: «Откуда ты пришёл и куда идёшь?» И Булукия рассказал им свою историю с начала до конца. А потом Булукия спросил у ангелов дорогу, и они сказали: «Иди здесь по поверхности моря». И Булукия взял соку, который был у него, и помазал им ноги и простился с ангелами и пошёл по поверхности моря. И он шёл ночью и днём. И когда он шёл, он вдруг увидел прекрасного юношу, который шёл по поверхности моря. И Булукия подошёл к юноше и приветствовал его, и юноша ответил на его приветствие, и Булукия расстался с юношей и увидел четырех ангелов, которые шли по лицу моря, и ход их был подобен поражающей молнии. И Булукия пошёл вперёд и остановился на их дороге.

И когда ангелы дошли до него, Булукия приветствовал их и сказал: «Я хочу спросить вас, во имя великого, славного: как ваше имя, откуда вы пришли и куда вы идёте?» И один из ангелов сказал: «Моё имя – Джибриль, а имя второго – Исрафиль, и третьего – Микаиль, а четвёртого – Исраиль. На востоке появился большой дракон, и этот дракон разрушил тысячу городов и сожрал их жителей, и Аллах великий приказал нам пойти к нему и схватить его и бросить в геенну». И Булукия удивился этим ангелам и их величию и пошёл по своему обычаю, и шёл ночью и днём, пока не пришёл к одному острову. И он вышел на этот остров и шёл по нему некоторое время…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста девяносто восьмая ночь

Когда же настала четыреста девяносто восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Булукия вышел на остров и шёл по нему некоторое время и увидел прекрасного юношу, лицо которого блистало светом, и, когда Булукия приблизился к этому юноше, он увидел, что тот сидит между двумя выстроенными гробницами и рыдает и плачет. И Булукия подошёл к нему и приветствовал его, а юноша ответил на его приветствие; и Булукия спросил юношу и сказал ему: «Что с тобой, как твоё имя и что это за построенные гробницы, между которыми ты сидишь? Что означает этот плач, тебя одолевший?» И юноша обернулся к Булукии и заплакал сильным плачем, так что промочил слезами свою одежду, и сказал Булукии: «Знай, о брат мой, что повесть моя удивительна и история моя диковинна. Я хотел бы, чтобы ты сел подле меня и рассказал мне, что ты видел в жизни, почему ты пришёл в это место, как твоё имя и куда ты идёшь, и я тоже расскажу тебе свою историю».

И Булукия сел рядом с юношей и рассказал ему обо всем, что выпало ему во время его странствований, с начала до конца, и рассказал, как умер его отец, оставив его, и как он отпер комнату и увидел в ней сундук, и как увидел он книгу, в которой было описание Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!), и сердце его привязалось к нему, и он пошёл странствовать из-за любви к нему, и рассказал обо всем, что ему выпало до тех пор, пока не пришёл он к юноше. «Вот моя история полностью, а Аллах лучше знает правду, – сказал он, – и я не знаю, что случится со мною после этого».

И, услышав его слова, юноша вздохнул и сказал: «О несчастный, и что ты видел в своей жизни! Знай, о Булукия, что я видел господина нашего Сулеймана в его время и видел вещи, которых не счесть и не перечислить. Моя повесть удивительна, и история моя диковинна, и я хочу, чтобы ты посидел подле меня, пока я расскажу тебе мою историю и поведаю тебе, почему я сижу здесь».

И когда Хасиб услышал эти слова от змеи, он удивился и сказал: «О царица змей, ради Аллаха отпусти меня на волю и прикажи одному из твоих слуг вывести меня на лицо земли, а я дам тебе клятву, что не войду в баню всю мою жизнь». – «Это дело, которого не будет! – отвечала царица змей. – И я не поверю твоей клятве!» И, услышав это, Хасиб заплакал, и все змеи заплакали из-за него и стали просить за него царицу змей, говоря: «Мы хотим, чтобы ты приказала одной из нас вывести его на лицо земли, и он даст тебе клятву не ходить в баню всю жизнь».

А царицу змей звали Ямлиха. И когда Ямлиха услышала от них эти слова, она подошла к Хасибу и взяла с него клятву, и Хасиб дал ей клятву. А потом она приказала одной из змей вывести его на лицо земли. И когда эта змея пришла, чтобы вывести его, Хасиб сказал царице змей: «Я хочу, чтобы ты рассказала мне историю юноши, подле которого сел Булукия, увидя его сидящим между двух могил».

«Знай, о Хасиб, – сказала тогда царица змей, – что Булукия сел около этого юноши и рассказал ему всю свою историю, с начала до конца, чтобы юноша тоже рассказал ему свою повесть и поведал ему, что случилось с ним в жизни, осведомив его, почему он сидит меж могилами…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста девяносто девятая ночь

Когда же настала четыреста девяносто девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Булукия рассказал юноше свою повесть, тот воскликнул: «И какие ты видал диковины, о несчастный! Я видал господина нашего Сулеймана в его время и видел диковины, которых не счесть и не перечислить.

Знай, о брат мой, что мой отец был царём, и звали его царь Тайгамус. Он правил страной Кабуль и племенем Бену-Шахлан, а в нем десять тысяч богатырей, и каждый богатырь из них правит сотнею городов и сотнею крепостей со стенами. И мой отец властвовал над семью султанами, и к нему несли деньги от востока до запада, и был он справедлив в своём правлении. И Аллах даровал ему все это и ниспослал ему столь великую власть, но не было у него сына. И имел он в жизни одно желание: чтобы наделил его Аллах ребёнком мужеского пола и тот заменил бы его в царстве после смерти его.

И случилось в один из дней, что он потребовал к себе мудрецов, звездочётов и людей знания и составителей календарей и сказал им: «Посмотрите мой гороскоп: наделит ли меня Аллах при жизни ребёнком мужеского пола, который заменит меня в царстве!» И открыли звездочёты книги и вычислили его гороскоп и ту звезду, которая была для него в восхождении, и сказали: «Знай, о царь, что ты получишь ребёнка мужеского пола, и будет этот ребёнок только от дочери царя Хорасанского».

И когда услышал это от них Тайгамус, он обрадовался великою радостью и дал звездочётам и мудрецам большие деньги, которых не счесть и не исчислить, и они ушли своей дорогой. А у царя Тайгамуса был старый везирь, и был это великий богатырь, стоивший тысячи всадников, и звали его Айн Зар, и сказал ему Тайгамус: «О везирь, я хочу, чтобы ты собрался в путь в страну Хорасаи и посватал за меня дочь царя Бахравана, царя Хорасанского». И царь Тайгамус рассказал своему везирю Айн зару о том, что сообщили ему звездочёты. И, услышав слова царя Тайгамуса, везирь тотчас же ушёл и снарядился в путь. А потом он вышел за город с воинами, витязями и солдатами, и вот то, что было с везирем.

Что же касается царя Тайгамуса, то он собрал тысячу пятьсот вьюков шелка, драгоценных камней, жемчуга, яхонтов, золота, серебра и дорогих металлов и приготовил во множестве все нужное для свадьбы и, погрузив тюки на верблюдов и мулов, вручил их своему везирю Айн Зару и написал письмо такого содержания: «А после славословия – привет царю Бахравану! Знай, что мы собрали звездочётов, мудрецов и составителей календарей, и они рассказали нам, что нам достанется ребёнок мужеского пола, но будет этот сын только от твоей дочери. Вот я снарядил и посылаю к тебе везиря Айн Зара и с ним многие вещи из принадлежностей свадьбы, и я поставил моего везиря вместо себя в этом деле и поручил ему принять договор. Я хочу от твоей милости, чтобы ты исполнил просьбу везиря – это моя просьба. Не допускай же в этом деле пренебрежения или отсрочки; то благо, которое ты сделаешь, от тебя принято, но берегись ослушаться в этом. Знай, о царь Бахраван, что Аллах ниспослал мне власть над землёй Кабуль и сделал меня царём племени Бену-Шахлан и даровал мне великое царство, и, если я женюсь на твоей дочери, мы будем с тобою в царстве как один, и я стану посылать тебе ежегодно столько денег, что тебе хватит. Вот чего я хочу от тебя».

Потом царь Тайгамус запечатал письмо и передал его своему везирю Айн Зар и приказал ему ехать в страну Хорасан. И везирь ехал, пока не приблизился к городу царя Бахравана, и царя известили о прибытии везиря царя Тайгамуса. И, услышав это, царь Бахраван послал эмиров своего царства его встречать, и отправил с ними еду и питьё со всем прочим, и дал им корму для коней, и велел им ехать навстречу везирю Айн Зару. И они погрузили вьюки и ехали до тех пор, пока не подъехали к везирю, и тогда они сложили тюки, и воины и солдаты спешились и приветствовали друг друга. Они оставались на этом месте десять дней, занятые едой и питьём, а затем они сели на коней и поехали в город.

И царь Бахраван вышел встречать везиря царя Тайгамуса и обнял его и приветствовал и, взяв его с собою, направился в крепость, а потом везирь предложил вьюки и редкости и все богатства царю Бахравану и дал ему письмо. И царь Бахраван взял его и прочитал и узнал, что в нем сказано, и понял его смысл. Он обрадовался сильной радостью и сказал везирю; «Добро пожаловать! – и воскликнул: – Радуйся исполнению того, что ты хочешь! Если бы царь Тайгамус потребовал мою душу, я бы отдал её ему!» И царь Бахраван тотчас же пошёл к своей дочери и её матери и близким и осведомил их об этом деле и спросил у них совета, и они сказали ему: «Делай что хочешь!..»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до пятисот

Когда же настала ночь, дополняющая до пятисот, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Бахраван посоветовался со своей дочерью и родственниками, и те сказали ему: «Делай как желаешь!» А потом царь Бахраван вернулся к везирю Айн Зару и осведомил его о том, что его просьба удовлетворена. И везирь провёл у царя Бахравана два месяца, и потом он сказал царю: «Мы хотим, чтобы ты пожаловал нам то, за чем мы к тебе пришли, и мы уедем в наши страны». И царь ответил везирю: «Слушаю и повинуюсь!» – а затем он велел устраивать свадьбу и готовить приданое. И сделали так, как он приказал, а после этого царь велел позвать везирей и всех эмиров из вельмож его царства, и все они явились, и царь приказал привести монахов и священников, и они пришли и заключили договор царской дочери с царём Тайгамусом. И царь Бахраван приготовил все нужное для путешествия и дал своей дочери подарки, редкости и драгоценности, описывать которые устанет язык, и приказал устлать коврами улицы города и украсить его самым лучшим образом. И везирь Айн Зар уехал с дочерью царя Бахравана в свою страну.

И когда дошёл слух о его прибытии до царя Тайгамуса, он велел устраивать свадьбу и украшать город. А потом он вошёл к дочери царя Бахравана и уничтожил её девственность, и прошло лишь немного дней, и она зачала от него. Когда же завершились её месяцы, она родила дитя мужеского пола, подобное луне в ночь её полноты. И, узнав, что его жена родила прекрасного сына, царь Тайгамус обрадовался великою радостью. Он призвал мудрецов, звездочётов и составителей календарей и сказал им: «Я желаю, чтобы вы посмотрели гороскоп этого новорождённого и звезду, которая для него в восхождении, и рассказали бы мне, что он испытает в жизни».

И мудрецы со звездочётами вычислили его гороскоп и звезду, которая была для него в восхождении, и увидели, что дитя будет счастливым, но ему выпадут в начале жизни тяготы, и случится это, когда он достигнет пятнадцати лет. «И если он останется после этого жив, – сказали они, – то увидит великие блага и станет великим царём, больше своего отца, и увеличится его счастье, и погибнут его противники, и будет он жить приятной жизнью, а если умрёт, то нет пути к тому, что миновало, и Аллах лучше знает правду».

И когда услыхал это царь, он обрадовался великою радостью и назвал сына Джаншахом. Он отдал его кормилицам и нянькам и дал ему хорошее воспитание, и, когда мальчик достиг пяти лет, отец научил его читать, и Джаншах стал читать евангелие. И научил его царь воевать и владеть копьём и мечом, когда было ему меньше чем семь лет, и стал мальчик выезжать на охоту и ловлю и сделался великим богатырём, совершённым во всех видах военной доблести. И всякий раз, как его отец слышал о его доблести во всех видах военного искусства, он радовался великою радостью.

И случилось однажды, что царь Тайгамус приказал своим воинам выезжать на охоту и ловлю, и выехали воины и солдаты, и сел на коня царь Тайгамус со свои?! сыном Джаншахом, и поехали они в степи и пустыни. И они занимались охотой и ловлей до вечера третьего дня, и попалась Джаншаху газель диковинного цвета и помчалась перед ним. И когда увидел Джаншах эту газель, которая мчалась перед ним, он последовал за ней и быстро понёсся ей вслед, когда она убегала. И отделились семь мамлюков Тайгамуса и поехали следом за Джаншахом, и когда они увидели своего господина, который спешил, мчась за газелью, они поспешно отправились за ним следом на быстрых конях и ехали до тех пор, пока не подъехали к морю. И все они ринулись за газелью, чтобы схватить её как добычу, и газель побежала от них и бросилась в море…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот первая ночь

Когда же настала пятьсот первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Джаншах и мамлюки ринулись за газелью, чтобы схватить её как добычу, но она побежала от них и бросилась в море. А в этом море была рыбачья лодка, и газель прыгнула в неё, и Джаншах с мамлюками сошли с коней и, войдя в лодку, захватили газель и хотели вернуться с нею на сушу. Но вдруг Джаншах увидел большой остров и сказал мамлюкам, которые были с ним: «Я хочу отправиться на этот остров!» И мамлюки сказали: «Слушаем и повинуемся!» – и поехали на лодке в сторону острова. И, подъехав к острову, вышли и стали гулять по нему, а потом они вернулись к лодке и, сев в неё, поехали с газелью к тому берегу, от которого они приплыли. И спустился над ними вечер, и они заблудились в море, и подул на них ветер и выгнал лодку на середину моря. А Джаншах с мамлюками проспали до утра и проснулись, не зная дороги, и все время плыли по морю.

Вот что было с ними. Что же касается царя Тайгамуса, отца Джаншаха, то он хватился своего сына, но не увидел его. И тогда он отрядил своих воинов ехать по разным дорогам, и стали они кружить, разыскивая сына царя Тайгамуса. И один отряд отправился к морю, и воины увидели мамлюка, который остался у коней, и подошли к нему и спросили про его господина и про шесть других мамлюков; мамлюк рассказал им о том, что с ними случилось. И воины взяли этого мамлюка и коней и вернулись к царю и рассказали ему об этом деле, и, услышав их слова, царь заплакал сильным плачем и сбросил с головы венец и стал кусать себе руки от горя. Он тотчас же поднялся и написал письма и разослал их по островам, которые в море, и, собрав его кораблей, посадил на них воинов и велел им кружить по морю и искать его сына Джаншаха. И потом царь взял остальных воинов и солдат и вернулся в город, и впал он в великое огорчение, а когда узнала обо всем мать Джаншаха, она стала бить себя по щекам и оплакивать своего сына.

Вот что было с ними. Что же касается Джаншаха и мамлюков, которые были с ним, то они не переставая блуждали по морю, а разведчики все время ездили по морю, разыскивая их, в течение десяти дней, но не нашли и вернулись к царю и рассказали ему об этом. А на Джаншаха и мамлюков, которые были с ним, подул сильный ветер, и он гнал лодку, в которой они находились, пока не пригнал их к одному острову. И Джаншах с шестью мамлюками вышли из лодки и ходили по этому острову, пока не пришли к ручью, бежавшему посередине острова, и они увидели издали человека, который сидел близ ручья, и, подойдя к нему, приветствовали его, и человек возвратил им приветствие. А потом он заговорил с ними словами, похожими на птичий свист; и, услышав речь этого человека, Джаншах удивился. И человек оглянулся направо и налево, и пока Джаншах с мамлюками дивились на него, он вдруг разделился на две половины, и каждая половина пошла в свою сторону.

И когда это было так, вдруг подошли к ним всякие люди, которых не счесть и не исчислить (а шли они со стороны горы). И они двигались до тех пор, пока не достигли ручья, и тут каждый из них разделился на две половины. И они подошли к Джаншаху и мамлюкам, чтобы их съесть. И когда Джаншах увидел, что они хотят его съесть, он побежал, и мамлюки побежали за ним следом. И эти люди последовали за ними и съели из мамлюков троих, а трое остались с Джаншахом. И Джаншах сел в лодку вместе с теми тремя мамлюками, и они толкнули лодку в середину моря и ехали ночью и днём, не зная, куда везёт их лодка.

А потом они зарезали газель и стали ею питаться, и ветер ударил по ним и бросил их к другому острову.

И, посмотрев на этот остров, они увидали на нем деревья, реки, плоды и сады, где были всевозможные фрукты, и каналы текли под деревьями, и был этот остров подобен раю. И когда Джаншах увидел этот остров, он ему понравился, и царевич спросил мамлюков: «Кто из вас выйдет на этот остров и посмотрит для нас, что там делается?» – «Я выйду и разведаю для вас, что там делается, и вернусь к вам», – сказал один из мамлюков. Но Джаншах воскликнул: «Это дело, которого не будет! Вы выйдете втроём и разведаете, что делается на этом острове, а я посижу за вас в лодке, пока вы не вернётесь». После этого Джаншах высадил этих троих мамлюков, чтобы они разведали, что делается на острове…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот вторая ночь

Когда же настала пятьсот вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что мамлюки, выйдя на остров, ходили там на восток и на запад, но не нашли на острове никого.

И они дошли до середины острова и увидели вдали крепость из белого мрамора, и помещения в ней были из прозрачного хрусталя, а посередине этой крепости находился сад, где были плоды, сухие и свежие, для которых бессильны описания, и в саду были всякие цветы. И мамлюки увидели в этой крепости деревья и плоды, и птицы щебетали на этих деревьях, и был там большой пруд, а рядом с прудом – большой портик, под которым были поставлены седалища, и посреди этих седалищ стояло ложе из червонного золота, украшенное всевозможными драгоценностями и яхонтами. И когда мамлюки увидали, как прекрасна эта крепость и этот сад, они стали ходить в крепости направо и налево, но не нашли там никого. Потом они ушли из крепости и пошли к Джаншаху и осведомили его о том, что видели.

И когда Джаншах, сын царя, услышал от них это известие, он воскликнул: «Мне необходимо посмотреть на эту крепость!» После этого Джаншах вышел из лодки, и мамлюки вышли с ним, и они пошли и пришли к крепости и вошли туда, и Джаншах удивился красоте этого места. А потом они стали гулять по саду, и ели плоды, и ходили до вечера. А когда спустился на них вечер, они подошли к стоявшим там седалищам, и Джаншах сел на ложе, поставленное посредине, а седалища стояли от него справа и слева. И когда Джаншах сел на ложе, он принялся раздумывать и плакать о том, что покинул престол своего отца и расстался со своей страной и родными и близкими, и заплакали вокруг него его трое мамлюков.

И когда это было так, вдруг донёсся страшный крик со стороны моря, и они обернулись в ту сторону и увидели, что это кричат обезьяны, подобные кишащей саранче (а эта крепость и остров принадлежали обезьянам). И когда обезьяны увидели лодку, в которой приехал Джаншах, они потопили её у берега моря и пришли к Джаншаху, который сидел в крепости». И все это, о Хасиб, рассказывал Булукии юноша, сидевший между двумя могилами», – говорила царица змей. «А что сделал потом Джаншах с обезьянами?» – спросил её Хасиб.

И она сказала: «Когда Джаншах вошёл в крепость и сел на ложе (а мамлюки сидели от него справа и слева), пришли обезьяны и устрашили их и испугали великим испугом. И потом толпа обезьян вошла к ним, и они шли вперёд, пока не приблизились к ложу, на котором сидел Джаншах. И они поцеловали перед ним землю и сложили руки на груди и постояли перед ним немного, а потом подошла толпа обезьян, которые вели газелей, и они зарезали их и, принеся в крепость, сняли с них шкуру, разрубили их мясо и жарили их, пока они не стали хороши для еды. Они положили их на золотые и серебряные блюда и поставили трапезу и сделали Джаншаху и его людям знак, чтобы они ели. И Джаншах сошёл с ложа и стал есть, и мамлюки и обезьяны ели с ним, пока не насытились едою, а потом обезьяны убрали трапезу с кушаньями и принесли плоды» и все поели их и прославили великого Аллаха.

А после этого Джаншах сделал знак старейшим из обезьян и сказал им: «В чем ваше дело и чьё это место?» И обезьяны ответили ему знаком: «Знай, что это место принадлежит господину нашему Сулейману, сыну Дауда (мир с ними обоими!). Он приходил сюда один раз каждый год и гулял здесь и уходил от нас…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот третья ночь

Когда же настала пятьсот третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что обезьяны рассказали Джаншаху про крепость и сказали ему: «Это место принадлежало господину нашему Сулейману, сыну Дауда, и он приходил сюда каждый год один раз и гулял здесь и уходил от нас. – А после этого обезьяны сказали Джаншаху: – Знай, о царь, что ты сделался над нами султаном, и мы служим тебе. Ешь, пей, и все, что ты нам прикажешь, мы сделаем». Потом обезьяны поднялись и поцеловали землю меж рук Джаншаха, и все ушли своей дорогой, а Джаншах спал на ложе, и его рабы спали вокруг него на седалищах до времени утра. И потом вошли к нему четыре везиря, предводители обезьян, и их воины, и наполнилось помещение, и пришедшие встали перед ним ряд за рядом. И везири подошли и сделали знак Джаншаху, чтобы он творил между ними праведный суд. И потом обезьяны крикнули что-то друг другу и ушли, а часть их осталась у царя Джаншаха, чтобы служить ему. А после этого пришли обезьяны, с которыми были собаки в облике коней (а на голове у каждой собаки была цепь), и Джаншах подивился на этих собаки на огромность их тела. И везири обезьян сделали Джаншаху знак, чтобы он сел и поехал с ними. И Джаншах и его трое невольников сели, и вместе с ними сели воины обезьян, и они двинулись, подобные кишащей саранче, и некоторые ехали верхом, а другие шли, и Джаншах подивился их делам.

И они все время шли к берегу моря, и когда Джаншах увидел, что лодка, в которой он ехал, потоплена, он обратился к везирям обезьян и спросил их: «Где лодка, которая была здесь?» – «Знай, о царь, – ответили они, – что, когда мы приехали к нашему острову, мы поняли, что ты будешь над нами султаном, и побоялись, что вы от нас убежите, когда мы от вас уйдём, и сядете в лодку. Поэтому мы её потопили». Услышав эти слова, Джаншах обратился к мамлюкам и сказал им: «Не осталось у нас хитрости, чтобы уйти от этих обезьян! Будем же терпеть то, что предопределил Аллах великий».

И они пошли, и шли до тех пор, пока не дошли до берега какой-то реки, а рядом с этой рекой стояла высокая гора. И Джаншах посмотрел на эту гору и увидел на ней множество гулей. Он обернулся к обезьянам и спросил их: «Что это за гули?» И обезьяны ответили: «Знай, о царь, что эти гули наши враги, и мы пришли, чтобы с ними сразиться». И Джаншах удивился этим гулям, которые сидели на конях, и их огромному телу, а у некоторых были головы коров, а у некоторых – головы верблюда. И когда гули увидели войска обезьян, они бросились на них и, остановившись у берега реки, стали кидать в них камнями, имевшими вид дубин, и начался между ними великий бой.

И когда Джаншах увидал, что гули побеждают обезьян, он крикнул мамлюкам и сказал им: «Поднимайтесь с луками и стрелами и мечите в них стрелы, пока не перебьёте их и не отгоните от нас». И мамлюки делали так, как велел им Джаншах, пока не постигло гулей великое огорчение, и было их перебито великое множество, и обратились они в бегство и бросились бежать. И когда обезьяны увидели, что Джаншах сделал такое дело, они спустились в реку и перешли её, и Джаншах вместе с ними, и прогнали гулей, так что те скрылись с глаз.

А Джаншах с обезьянами шли до тех пор, пока не достигли высокой горы, и Джаншах посмотрел на эту гору и увидел на ней мраморную доску, на которой было написано: «О тот, кто вступил на эту землю, ты станешь султаном над этими обезьянами, и тебе не удастся уйти от них, если ты не пройдёшь через восточный проход сбоку горы (а длиной он в три месяца пути). И будешь ты идти между диких зверей и гулей, и маридов, и ифритов, а после этого ты придёшь к морю, которое окружает весь мир. Или же пройдёшь ты через западный проход, длиною в четыре месяца пути, и в начале его долина муравьёв.

И когда ты достигнешь долины муравьёв и войдёшь в неё, остерегайся этих муравьёв, пока не достигнешь высокой горы. Эта гора пылает как огонь и идти по ней нужно десять дней», И когда увидал Джаншах эту доску…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот четвёртая ночь

Когда же настала пятьсот четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, увидав эту доску, Джаншах стал читать и увидел на ней то, о чем мы упомянули, а в конце надписи он нашёл слова: «И потом ты достигнешь большой, текучей реки, течение которой уносит с собой взор, так оно стремительно, и эта река каждую субботу высыхает. А возле реки есть город, все жители которого – евреи, отвергающие веру Мухаммеда, и нет среди них ни одного мусульманина, и нет на той земле города, кроме этого. А пока ты останешься у обезьян, они будут побеждать гулей. И знай, что на этой доске писал господин наш Сулейман, сын Дауда (мир с ними обоими!)».

И когда прочитал это Джаншах, он заплакал горьким плачем, а затем он обратился к своим мамлюкам и осведомил их о том, что написано на доске. А после этого он поехал, и воины обезьян тоже поехали, окружая его, и они радовались победе над своими врагами. И все вернулись в крепость, и Джаншах пробыл в крепости султаном над обезьянами полтора года. А затем Джаншах велел войскам обезьян выезжать на охоту и ловлю, и они сели на своих коней, и Джаншах сел вместе с ними, и мамлюки его также. И они поехали по степям и пустыням и не переставая ездили с места на место, пока Джаншах не узнал долины муравьёв и не увидел знака, о котором было написано на мраморной доске. И, увидав его, он велел мамлюкам спешиться в этом месте, и они спешились, и воины обезьян тоже спешились, и они провели за едой и питьём десять дней.

А затем Джаншах остался ночью один со своими мамлюками и сказал им: «Я хочу, чтобы мы убежали и ушли в долину муравьёв. Мы пойдём в город евреев, и, может быть, Аллах спасёт нас от этих обезьян, и мы уйдём своей дорогой». И мамлюки сказали: «Слушаем и повинуемся!» И Джаншах выждал, пока прошла малая часть ночи, и поднялся, и мамлюки поднялись вместе с ним и надели оружие и повязали вокруг пояса мечи, кинжалы и тому; подобные военные доспехи. И Джаншах вышел вместе с мамлюками, и они шли с начала ночи до утра. И когда обезьяны пробудились от сна, они не увидели ни Джаншаха, ни мамлюков и поняли, что те от них убежали. И поднялся отряд обезьян, и они сели и поехали в сторону восточного прохода, а другой отряд сел на коней и поехал в долину муравьёв.

И когда обезьяны ехали, они вдруг увидели Джаншаха и его мамлюков, которые приближались к долине муравьёв, и, увидев их, они поспешили им вслед. И когда Джаншах увидал обезьян, он побежал, и мамлюки тоже побежали, и они вошли в долину муравьёв, и не прошло часа, как обезьяны ринулись на них и хотели убить Джаншаха с его мамлюками, но вдруг муравьи выползли из земли, подобные кишащей саранче, и каждый муравей был величиной с собаку. И, увидев обезьян, муравьи бросились на них и съели из них множество, и было убито много муравьёв, но победа все же досталась муравьям. И муравей подходил к обезьяне и ударял её и разрубал пополам, а десять обезьян садились на одного муравья, хватали его и разрывали пополам. И шёл между ними великий бой до вечерней поры. А когда настало время вечера, Джаншах и мамлюки убежали в глубь долины…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот пятая ночь

Когда же настала пятьсот пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда пришёл вечер, Джаншах и мамлюки убежали в глубь долины и бежали до утра. Когда же настало утро, обезьяны приблизились к Джаншаху, и, увидав их, Джаншах крикнул мамлюкам: «Бейте их мечами!» И мамлюки вытащили мечи и стали бить обезьян направо и налево. И выступила к ним большая обезьяна, у которой были клыки, как у слона, и, подойдя к одному из мамлюков, ударила его и разрубила пополам. И обезьяны во множестве напали на Джаншаха, и он бежал в конец долины и увидел там большую реку, а возле неё большого муравья. И когда муравей увидал приближающегося Джаншаха, он заступил ему дорогу. И вдруг один из мамлюков ударил муравья мечом и разрубил его пополам. И, увидев это, воины муравьёв во множестве бросились на мамлюка и убили его, и когда они были заняты этим делом, вдруг обезьяны сошли с горы и во множестве бросились на Джаншаха.

И, увидав, что они бросились на него, Джаншах снял с себя одежду и вошёл в реку, и с ним вошёл мамлюк, который остался жив. Они плыли в воде до середины реки, и затем Джаншах увидал на берегу реки, на другой стороне, дерево. Он протянул руку к одной из его ветвей и схватил её, взобрался по ней и вышел на сушу, что же касается мамлюка, то его осилило течение и схватило его и разбило об гору. И Джаншах остался стоять на суше один, выжимая свою одежду и суша её на солнце, а у обезьян с муравьями возник великий бой, и затем обезьяны возвратились в свои земли.

Вот что было с обезьянами и муравьями. Что же касается Джаншаха, то он плакал до вечера, а затем он вошёл в пещеру и приютился в ней, и он очень боялся и чувствовал себя одиноким, лишившись своих мамлюков. И он проспал в этой пещере до утра, и потом пошёл, и шёл не переставая ночи и дни, питаясь травами, пока не дошёл до горы, которая горит как огонь. И, прядя к этой горе, он пошёл по ней и дошёл до реки, которая высыхает каждую субботу, а дойдя до этой реки, он увидел, что это река большая и возле неё большой город, и это город евреев, о котором, как он видел, было написано на доске.

И Джаншах оставался там, пока не пришёл день субботы и река не высохла, а потом он пошёл по реке и дошёл до города евреев, но не увидел там ни одного человека. И он шёл по городу, пока не дошёл до ворот одного дома, и, открыв их, он вошёл в дом и увидел, что его обитатели молчат и совершенно не разговаривают. «Я чужеземец и голоден», – сказал им Джаншах, и они ответили ему знаком: «Ешь и пей, но не разговаривай!» И Джаншах остался у них и поел и попил и проспал эту ночь, а когда наступило утро, хозяин дома приветствовал его и сказал: «Добро пожаловать! – и спросил: – Откуда ты пришёл и куда идёшь?» И когда Джаншах услышал слова этого еврея, он заплакал горьким плачем и рассказал ему свою историю и поведал о городе своего отца. И еврей удивился этому и сказал: «Мы никогда не слышали об этом городе, но мы слыхали от купцов с караванами, что там есть страна, которая называется страна Йемен». – «Эта страна, про которую тебе рассказывали купцы, недалеко от наших мест», – сказал Джаншах еврею. И еврей молвил: «Купцы, приходившие с этими караванами, утверждают, что срок путешествия из их страны сюда длится два года и три месяца». – «А когда придёт караван?» – спросил Джаншах, и еврей ответил: «Он придёт в будущем году…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот шестая ночь

Когда же настала пятьсот шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Джаншах спросил еврея о приходе каравана, тот ответил ему: «Он придёт в будущем году». И, услышав его слова, Джаншах заплакал горьким плачем и стал горевать о самом себе и мамлюках, и о разлуке со своей матерью и отцом, и о том, что с ним случилось во время путешествия. «Не плачь, о юноша, – сказал ему еврей, – и живи у нас, пока не придёт караван. Мы отошлём тебя с ним на твою родину». И, услышав от еврея такие слова, Джаншах прожил у него два месяца, и каждый день он выходил на улицы города и гулял по ним.

И случилось так, что он вышел однажды, по своему обычаю, и ходил по улицам города направо и налево, и вдруг он услышал, как какой-то человек зазывал и кричал: «Кто возьмёт тысячу динаров и девушку, прекрасную, редкостно красивую и прелестную, и будет делать для меня работу от утра до полудня?» – но никто не отвечал ему. И когда Джаншах услышал слова зазывателя, он сказал про себя: «Не будь эта работа опасной, наниматель не дал бы тысячи динаров и прекрасной девушки за то, чтобы поработать от утра до полудня». И он подошёл к зазывателю и сказал ему: «Я сделаю эту работу!» И когда зазыватель услышал от Джаншаха такие слова, он взял его и привёл к какому-то высокому дому. И они с Джаншахом вошли в этот дом, и Джаншах увидел, что это большой дом, и он нашёл там еврея-купца, который сидел на скамеечке из эбенового дерева. И зазыватель остановился перед ним и сказал ему: «О купец, вот уже три месяца, как я кричу в городе, и никто не отозвался, кроме этого юноши».

И, услышав слова зазывателя, купец сказал Джаншаху: «Добро пожаловать! – и, взяв его, вошёл с ним в роскошное помещение и велел своим рабам принести ему кушанья. И рабы поставили трапезу и принесли разные кушанья, и купец с Джаншахом поели и вымыли руки, а потом принесли напитки, и они попили, а затем купец поднялся и принёс Джаншаху мешок, в котором была тысяча динаров, и привёл ему на редкость прекрасную девушку и сказал: «Возьми эту девушку и деньги за работу, которую ты сделаешь». И Джаншах взял девушку и деньги и посадил девушку с собой рядом, и купец сказал ему: «Завтра ты сделаешь нам работу».

И купец ушёл от них, а Джаншах проспал с девушкой ночь, а когда настало утро, он пошёл в баню. И купец приказал своим рабам принести ему шёлковую одежду, и ему принесли роскошную шёлковую одежду и ждали, пока он вышел из бани, и тогда его одели в эту одежду и привели в дом. И купец велел рабам принести арфу и лютню и напитки, и рабы принесли все это, и купец с Джаншахом пили, играли и смеялись, пока не прошли день, вечер и половина ночи, и после этого купец ушёл к себе в харим, а Джаншах проспал с девушкой до утра и потом пошёл в баню. Когда же он вернулся из бани, купец пришёл к нему и сказал: «Я хочу, чтобы ты сделал для нас ту работу». – «Слушаю и повинуюсь!» – сказал Джаншах.

И тогда купец велел своим невольникам привести пару мулов, и ему привели пару мулов, и он сел на одного из них и велел Джаншаху сесть на другого мула, и тот сел. И потом Джаншах с купцом ехали от утра до полудня и достигли высокой горы, высоте которой не было предела, и купец сошёл со спины мула и велел Джаншаху спешиться. И Джаншах спешился, а купец дал ему нож и верёвку и сказал: «Я хочу, чтобы ты зарезал этого мула». И Джаншах подобрал платье и подошёл к мулу и, накинув верёвку на четыре его ноги, свалил его на землю, и затем он взял нож и зарезал мула, и снял с него шкуру, и отрезал ему все четыре ноги и голову, так что он превратился в кучу мяса. И тогда купец сказал ему: «Я приказываю тебе вскрыть ему брюхо и войти туда.

Я зашью тебя в нем, и ты посидишь там некоторое время, и что бы ни увидел у него в брюхе, расскажи мне».

И Джаншах вскрыл мулу брюхо и вошёл туда, а купец зашил его в шкуру и оставил его и удалился…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот седьмая ночь

Когда же настала пятьсот седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что купец зашил Джаншаха в брюхо мула, оставил его и удалился и спрятался у подножия горы. А через некоторое время спустилась к мулу большая птица и схватила его и полетела; и затем она спустилась с ним на вершину горы и хотела его съесть. И Джаншах почувствовал присутствие птицы и, прорвав брюхо мула, вышел из него, и птица испугалась, увидя Джаншаха, и улетела и отправилась своей дорогой. И Джаншах поднялся на ноги и стал смотреть направо и налево и не увидел никого, кроме мёртвых людей, высохших на солнце. «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!» – воскликнул про себя Джаншах, увидев все это.

И затем он посмотрел с горы вниз и увидел купца, который стоял под горой и смотрел на Джаншаха. И, увидав его, купец сказал: «Сбрось мне несколько камней, которые вокруг тебя, и я укажу тебе дорогу, по которой ты спустишься». И Джаншах сбросил ему из этих камней около двухсот, а были это яхонты, топазы и драгоценные рубины. И потом Джаншах сказал купцу: «Укажи мне дорогу, и я сброшу тебе ещё раз», – но купец собрал камни, погрузил их на мула, на котором он приехал, и уехал, не дав Джаншаху ответа. И Джаншах остался на вершине горы один и стал звать на помощь и плакать.

Он провёл на горе три дня, а через три дня он поднялся на ноги и пошёл, и шёл поперёк горы два месяца, питаясь травами, росшими на горе. И он не переставал идти, пока не дошёл на своём пути до конца горы, а оказавшись у подножия горы, он увидал вдалеке долину, где были деревья, плоды и птицы, которые прославляли Аллаха, единого, покоряющего. И когда Джаншах увидел эту долину, он обрадовался великой радостью и направился в долину и шёл не переставая в течение некоторого времени, пока не дошёл до одной расщелины в горе, из которой вытекал поток. И Джаншах прошёл через все и достиг той долины, которую видел, находясь на горе. И, войдя в долину, он стал там ходить направо и налево, и ходил и смотрел до тех пор, пока не дошёл до высокого дворца, возвышающегося в воздухе.

И Джаншах приближался к этому дворцу пока не дошёл до его ворот, и он увидел там старца, прекрасного обликом, лицо которого блистало светом, а в руке у него был посох из рубинов, и этот старец стоял у ворот дворца. И Джаншах шёл, пока не приблизился к старцу, и тогда он приветствовал его, и старец ответил на его приветствие и сказал ему: «Добро пожаловать! – и молвил: – Садись, о дитя моё!» И Джаншах сел у ворот дворца, а старец спросил его и сказал: «Откуда ты пришёл в эту землю, которую никогда не попирал ногами сын Адама, и куда ты идёшь?» И, услышав слова старца, Джаншах заплакал горьким плачем из-за великих тягот, которые он перенёс, и плач задушил его. «О дитя моё, – сказал ему старец, – оставь плач, ты причинил боль моему сердцу». И старец поднялся и принёс Джаншаху кое-какой еды и поставил её перед ним и сказал: «Поешь этого!» И Джаншах поел и восхвалил Аллаха великого, а после этого старец спросил его и сказал: «О дитя моё, я хочу, чтобы ты рассказал твою историю и поведал мне, что с тобой случилось».

И Джаншах рассказал ему свою историю и поведал ему обо всем, что с ним случилось, от начала и до тех пор, пока он не дошёл до него, и, услышав слова Джаншаха, старец удивился сильным удивлением. «Я хочу от тебя, – сказал Джаншах старцу, – чтобы ты рассказал мне, кому принадлежит эта долина и этот большой дворец». – «Знай, о дитя моё, – отвечал старец, – что эта долина с тем, что в ней есть, и этот дворец со всем, что в нем заключается, принадлежат господину нашему Сулейману, сыну Дауда (мир с ними обоими!), а меня зовут шейх Наср, царь птиц. И знай, что господин наш Сулейман поручил мне этот дворец…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот восьмая ночь

Когда же настала пятьсот восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что шейх Наср, царь птиц, говорил Джаншаху: «Знай, что господин наш Сулейман поручил мне этот дворец и научил меня речи птиц. Он сделал меня властным над всеми птицами, которые есть в мире, и каждый год птицы прилетают к этому дворцу, и мы производим им смотр, а потом они улетают. И в этом причина моего пребывания здесь». Услышав слова шейха Насра, Джаншах заплакал горьким плачем и сказал: «О родитель мой, как мне ухитриться, чтобы уйти в мою страну?» И старец ответил: «Знай, о дитя моё, что ты близко от горы Каф, и нет для тебя ухода из этого места раньше, чем прилетят птицы. Я поручу тебя одной из них, и она тебя доставит в твою страну. Сиди же у меня в этом дворце, ешь, пей и ходи по этим комнатам, пока не прилетят птицы».

И Джаншах зажил у старца и стал ходить по долине и есть плоды, и гулять, и смеяться, и играть. И он пребывал в самой сладостной жизни некоторый срок времени, пока не приблизилась пора птицам прилететь из их мест, чтобы посетить шейха Насра. И когда узнал шейх Наср о скором прилёте птиц, он поднялся на ноги и сказал Джаншаху: «О Джаншах, возьми эти ключи и открой комнаты, которые есть во дворце, и смотри на то, что есть в них всех, кроме такой-то комнаты; остерегайся открыть её, а если ты меня ослушаешься и откроешь эту комнату и войдёшь в неё, тебе не будет никогда блага». И он дал Джаншаху такое наставление и твёрдо внушил его ему и после этого ушёл от него встречать птиц. И когда птицы увидели шейха Насра, они устремились к нему и стали целовать ему руки, один род птиц за другим, – и вот что было с шейхом Насром.

Что же касается Джаншаха, то он поднялся на ноги и стал ходить вокруг дворца, смотря направо и налево, и открыл все комнаты, которые были во дворце. И он дошёл до той комнаты, открывать которую ему не велел шейх Наср, и посмотрел на двери этой комнаты, и они ему понравились. Он увидел на них золотой замок и сказал про себя: «Поистине, эта комната лучше всех других комнат, которые во дворце! Посмотреть бы, что такое в этой комнате, что шейх Наср не позволил мне туда входить! Я обязательно войду в эту комнату и посмотрю, что в ней! То, что предопределено рабу, он неизбежно получит все полностью».

И затем он протянул руку и, открыв комнату, вошёл в неё. И он увидел в ней большой бассейн, а на краю бассейна – маленький дворец, построенный из золота, серебра и хрусталя, и переплёты в его окнах были из яхонта, а плиты пола из зеленого топаза, бадахшанского рубина и изумруда, и эти драгоценные камни были вделаны в пол наподобие мраморных плит. И посередине этого дворца был бассейн из золота, наполненный водой. А вокруг этого бассейна стояли звери и птицы, сделанные из золота и серебра, и из брюха их текла вода, а когда дул ветер, он входил им в уши, и каждое изображение свистело на особом языке. А на краю бассейна был широкий портик, под которым стояло большое ложе из яхонта, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, и на этом ложе стояла палатка из зеленого шелка, вышитая драгоценными камнями и металлами, и шириною она была в пятьдесят локтей, а внутри палатки была кладовая, в которой находился ковёр, принадлежавший господину нашему Сулейману (мир с ним!).

И Джаншах увидал вокруг этого дворца большой сад, в котором были деревья, плоды и каналы, а вокруг дворца были посажены белые и красные розы, базилик и всякие цветы, и когда дул ветер на эти деревья, их ветви покачивались. И увидал Джаншах в этом саду всевозможные деревья, зеленые и высохшие, и все это находилось в той комнате, и когда Джаншах увидел такое дело, он удивился до крайности и стал ходить по этому саду и по дворцу, смотря на диковины и редкости, которые там были. Он заглянул в большой бассейн и увидел, что камушки в нем из дорогих камней, ценных рубинов и благородных металлов, и увидел он в этой комнате вещи многие…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот девятая ночь

Когда же настала пятьсот девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Джаншах увидел в этой комнате вещи многие и подивился на них. И он шёл, пока не вошёл во дворец, который находился в этой комнате, и поднялся на ложе, стоявшее под портиком на краю пруда, и вошёл в палатку, поставленную на ложе, и проспал в этой палатке некоторое время. А потом он проснулся, встал и пошёл, и вышел из ворот дворца и сел на скамеечку перед дворцовыми воротами, дивясь на красоту этого места.

И когда он так сидел, вдруг прилетели к нему по воздуху три птицы в виде голубей. И они опустились на край бассейна и немножко поиграли, а потом они сняли с себя бывшие на них перья и превратились в трех девушек, подобных луне, на которых нет в мире похожих. И они вошли в бассейн и стали плавать, играть и смеяться, и когда увидел их Джаншах, он изумился их красоте и прелести и стройности их стана. И они вышли на сушу и стали гулять по саду, и когда Джаншах увидал, что девушки вышли на сушу, его разум едва не исчез. И он поднялся на ноги и шёл, пока не дошёл до девушек, и, приблизившись к ним, приветствовал их, и они ответили на его приветствие. И Джаншах спросил их и сказал: «Кто вы, о славные госпожи, и откуда вы пришли?» И младшая ответила: «Мы пришли из царства Аллаха великого, чтобы погулять в этом месте». И Джаншах подивился на их красоту и сказал младшей: «Умилосердись надо мной, смягчись ко мне и сжалься над моим положением из-за того, что случилось со мной в жизни». Но девушка воскликнула: «Оставь такие речи и уходи своей дорогой!»

И, услышав эти слова, Джаншах заплакал сильным плачем, и усилились его вздохи, и он произнёс такие стихи:

И когда девушки услыхали от Джаншаха такие стихи, они стали смеяться, играть, петь и веселиться, а затем Джаншах принёс им плодов, и они поели и напились и проспали с Джаншахом эту ночь до утра. А когда на стало утро, девушки надели свои одежды из перьев и приняли облик голубей и полетели, уносясь своей дорогой. И когда Джаншах увидел, что они улетают и скрываются из глаз, его ум едва не улетел вместе с вами, и он испустил великий крик и упал, покрытый беспамятством.

Он провёл без чувств весь день, и, когда он лежал на земле, вдруг пришёл шейх Наср, после встречи с птицами, и стал искать Джаншаха, чтобы отослать его с птицами и чтобы он мог отправиться в свою землю, но не увидел его, и тогда шейх понял, что Джаншах входил в ту комнату. А шейх Наср сказал птицам: «У меня есть маленький мальчик, которого привела судьба из дальних стран в эту землю, и я хочу от вас, чтобы вы понесли его на себе и доставили в его страну». И птицы сказали: «Слушаем и повинуемся!» И шейх Наср искал Джаншаха, пока не подошёл к двери той комнаты, которую они запретил ему открывать, и увидел, что дверь открыта. И он вошёл и увидел, что Джаншах лежит под деревом и покрыт беспамятством, и тогда старец принёс благоухающих вод и обрызгал ими лицо Джаншаха, и тот очнулся от обморока и стал осматриваться…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот десятая ночь

Когда же настала пятьсот десятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда шейх Наср увидел, что Джаншах лежит под деревом, он принёс благоухающих вод и обрызгал ими лицо Джаншаха, и тот очнулся от обморока и стал осматриваться направо и налево, но не увидел подле себя никого, кроме шейха Насра. И увеличились тогда его печали, и он произнёс такие стихи:

И, услышав от Джаншаха такие стихи, шейх Наср молвил: «О дитя моё, не говорил ля я тебе: «Не открывай этой комнаты и не входи в неё?» Но расскажи, о дитя моё, что ты в ней видел, и поведай мне твою повесть, и сообщи мне о том, что с тобой случилось». И Джаншах рассказал ему свою историю и поведал ему о том, что случилось у него с тремя девушками, когда он тут сидел. И, услышав его слова, шейх Наср сказал ему: «О дитя моё, знай, что эти девушки – дочери джиннов, и каждый год они приходят в это место и играют и развлекаются до послеполуденного времени, а затем они улетают в свою страну». – «А где их страна?» – опросил Джаншах. И Наср ответил: «Клянусь Аллахом, о дитя моё, я не знаю, где их страна!»

Потом шейх Наср сказал Джаншаху: «Пойдём со мной и бодрись, чтобы я мог отослать тебя в твою страну с птицами, и оставь эту любовь». Но, услышав слова шейха, Джаншах испустил великий крик и упал, покрытый беспамятством, а очнувшись, он воскликнул: «О родитель мой, я не хочу уезжать в мою страну, пока не встречусь с этими девушками. И знай, о мой родитель, что я не стану больше вспоминать о моей семье, хотя бы я умер перед тобой!» И он заплакал и воскликнул: «Согласен! видеть лицо тех, кого я люблю, хотя бы один раз в год!» И затем он стал испускать вздохи и произнёс такие стихи:

И потом Джаншах упал к ногам шейха Насра и стал целовать их и плакать сильным плачем и оказал ему: «Пожалей меня – пожалеет тебя Аллах, и помоги мне в моей беде». – «Аллах тебе поможет! О дитя моё, – сказал ему шейх Наср, – клянусь Аллахом, я не знаю этих девушек и не ведаю, где их страна. Но если ты увлёкся одной из них, о дитя моё, проживи у меня до такого же времени в следующем году, так как они прилетят в будущем году в такой же день. И когда приблизятся те дни, в которые они прилетают, сядь, спрятавшись в саду под деревом. И когда девушки войдут в бассейн и начнут там плавать и играть и отдалятся от своих одежд, возьми одежду той из них, которую ты желаешь. Когда девушки увидят тебя, они выйдут на сушу, чтобы надеть свою одежду, и та, чью одежду ты взял, окажет тебе мягкими словами с прекрасной улыбкой: «Отдай мне, о брат мой, мою одежду, чтобы я её надела и прикрылась ею». Но если ты послушаешься её слов и отдашь ей одежду, ты нмкогда не достигнешь у неё желаемого: она её наденет и уйдёт к своим родным, и ты никогда не увидишь её после этого. Когда ты захватишь одежду девушки, береги её и положи её под мышку и не отдавай её девушке, пока я не возвращусь после встречи с птицами.

Я помирю тебя с ней и отошлю тебя в твою страну, и девушка будет с тобою. Вот что я могу, о дитя моё, и ничего больше…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот одиннадцатая ночь

Когда же настала пятьсот одиннадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что шейх говорил Джаншаху: «Береги одежду той, которую ты желаешь, и не отдавай её девушке, пока я к тебе не вернусь после встречи с птицами. Вот что я могу, о дитя моё, и ничего больше». И когда Джаншах услышал слова шейха Насра, его сердце успокоилось, и он прожил у него до следующего года и считал проходившие дни, после которых прилетят птицы. И когда наступил срок прилёта птиц, шейх Наср подошёл к Джаншаху и сказал ому: «Поступай по наставлению, которое я тебе дал, в отношении одежды девушек; я ухожу встречать птиц». – «Слушаю и повинуюсь твоему приказанию, о родитель мой!» – ответил Джаншах. И затем шейх Наср ушёл встречать птиц. А после его ухода Джаншах поднялся и шёл, пока не вошёл в сад, и спрятался под деревом, так что никто его не видел.

И он просидел первый день и второй день и третий день, и девушки не прилетали, и Джаншах начал тревожиться, плакать и испускать стоны, исходившие из печального сердца, и плакал до тех пор, пока не потерял сознания. А через некоторое время он очнулся и стал смотреть то на небо, то на землю, то на бассейн, то на равнину, и сердце его дрожало от сильной страсти. И когда он был в таком состоянии, вдруг приблизились к нему по воздуху три птицы в образе голубей (но только каждый голубь был величиной с орда), и они опустились около бассейна и посмотрели направо и налево, но не увидели ни одного человека или джинна.

И тогда они вняли одежду и, войдя в бассейн, стали играть, смеяться и развлекаться, и были одинаковые, подобные слиткам серебра. И старшая из них сказала: «Я боюсь, о сестры, что кто-нибудь спрятался из-за нас в этом дворце». Но средняя молвила: «О сестра, в этот дворец со времени Сулеймана не входил ни человек, ни дживы». А младшая воскликнула, смеясь: «Клянусь Аллахом, сестрицы, если кто-нибудь здесь спрятан, то он возьмёт только меня!» И затем они стали играть и смеяться, а сердце Джаншаха дрожало от чрезмерной страсти. И он сидел, спрятавшись под деревом, и смотрел на девушек, а те его не видели. И девушки поплыли по воле и доплыли до середины бассейна, удалившись от своих одежд, и тогда Джаншах поднялся на ноги и помчался, как поражающая молния, и взял одежду младшей девушки, а это была та, к которой привязалось его сердце, и звали её Шамса.

И девушки обернулись и увидели Джаншаха, и задрожали их сердца, и они закрылись от юноши водой и, подойдя близко к берегу, стали смотреть на Джаншаха и увидели, что он подобен луне в ночь её полноты. «Кто ты и как ты пришёл в это место и взял одежду Ситт Шамсы?» – спросили они его. И Джаншах сказал: «Подойдите ко мне, и я расскажу вам, что со мной случилось». – «Какова твоя повесть, зачем ты взял мою одежду и как ты узнал меня среди моих сестёр?» – спросила его Ситт Шамса. И Джаншах молвил: «О свет моего глаза, выйди из воды, и я поведаю тебе мою историю и расскажу тебе, что со мной случилось, и осведомлю тебя, почему я тебя знаю». – «О господин мой, прохлада моего глаза и плод моего сердца, – оказала она ему, – дай мне мою одежду, чтобы я могла её надеть и прикрыться ею, и я к тебе выйду». – «О владычица красавиц, – отвечал ей Джаншах, – мне невозможно отдать тебе одежду и убить себя от страсти. Я отдам тебе одежду, только когда придёт шейх Наср, царь птиц».

И, услышав слова Джаншаха, Шамса оказала ему: «Если ты не отдашь мне мою одежду, отойди немного, чтобы мои сестры могли выйти на землю и наметь свои одежды и дать мне что-нибудь, чем прикрыться». – «Слушаю и повинуюсь!» – оказал Джаншах. И затем он ушёл от них и вошёл во дворец, а Ситт Шамса с сёстрами вышла на сушу, и они надели свои одежды. А затем старшая сестра Ситт Шамсы дала ей одежду из своих одежд, в которой Ситт Шамса не могла летать, и одела её в эту одежду. И Ситт Шамса поднялась, подобная восходящей луне и резвящейся газели, и шла до тех пор, пока не пришла к Джаншаху. Она нашла его сидящим на ложе и приветствовала его и, сев близ него, сказала: «О прекрасный лицом, это ты убил меня и убил себя самого! Но расскажи мне, что с тобою случилось, чтобы мы посмотрели, какова твоя повесть».

И, услышав слова Ситт Шамсы, Джаншах так заплакал, что обмочил слезами свою одежду. И когда Ситт Шамса поняла, что он охвачен любовью к ней, она поднялась на ноги и взяла Джаншаха за руку и, посадив его с собою рядом, вытерла ему слезы своим рукавом и сказала: «О прекрасный лицом, оставь этот плач и расскажи мне, что с тобою случилось». И Джаншах рассказал девушке, что с ним случилось, и что он видел…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот двенадцатая ночь

Когда же настала пятьсот двенадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Ситт Шамса сказала Джаншаху: «Расскажи мне, что с тобой случилось». И Джаншах рассказал ей обо всем, что с ним случилось. И, услышав его слова, Ситт Шамса вздохнула и сказала: «О господин, если ты в меня влюблён, отдай мне мою одежду: я надену её и полечу с сёстрами к моим родным и расскажу им, что с тобой случилось из-за любви ко мне, затем я к тебе возвращусь и доставлю тебя в твою страну». И когда Джаншах услышал от девушки эти слова, он заплакал горьким плачем и воскликнул: «Дозволено ли тебе Аллахом несправедливо убить меня?» – «О господин, почему я несправедливо убью тебя?» – спросила девушка. И Джаншах отвечал: «Потому что, когда ты наденешь свою одежду и улетишь от меня, я тотчас же умру».

И, услышав его слова, Ситт Шамса засмеялась, и её сестры тоже засмеялись, а затем она сказала ему: «Успокой свою душу и прохлади глаза! Я непременно выйду за тебя замуж!» И она нагнулась к Джаншаху и, обняв его, прижала его к груди и поцеловала между глаз и в щеку, и они простояли, обнявшись, некоторое время, а затем отошли друг от друга и сели на то же ложе. И старшая сестра Ситт Шамсы вышла из дворца в сад и, взяв плодов и цветов, принесла их им, и они стали есть, пить, наслаждаться, веселиться, смеяться и играть. А Джаншах был на редкость красив и прелестен, и прям, и строен стадом. И Ситт Шамса оказала ему: «О мой любимый, клянусь Аллахом, я люблю тебя великой любовью и никогда с тобой не расстанусь». И когда Джаншах услышал её слова, его грудь расправилась и губы улыбнулись. И они продолжали смеяться и играть и веселились и развлекались.

И вдруг пришёл шейх Наср после встречи с птицами, и, когда он подошёл к ним, все поднялись перед ним на ноги и приветствовали его и поцеловали ему руки. И шейх Наср сказал девушкам: «Добро пожаловать! – и молвил: – Садитесь!» И они сели. И тогда шейх Наср сказал Ситт Шамсе: «Поистине, этот юноша любит тебя великой любовью! Ради Аллаха, заботься же о нем; он из знатнейших людей и царский сын, и его отец правит землёю Кабуль и приобрёл великую власть».

И, услышав слова шейха Насра, Ситт Шамса ответила: «Слушаю и повинуюсь твоему приказу!» – а затем она поцеловала шейху Наору руки и стала перед ним, и Шейх Наср сказал: «Если ты правдива в твоих словах, поклянись мне Аллахом, что ты не обманешь его, пока останешься в оковах жизни». И Ситт Шамса дала ему великую клятву, что никогда не обманет Джаншаха и обязательно выйдет за него замуж, и, дав клятву, сказала: «Знай, о шейх Наср, что я никогда с ним не расстанусь». И когда Ситт Шамса поклялась шейху Насру, он поверял её клятве и оказал Джаншаху: «Слава Аллаху, который привёл её и тебя к согласию!» И Джаншах сильно обрадовался этому. И потом Джаншах и Ситт Шамса прожили у шейха Насра три месяца, проводя время в еде, питьё, играх и смехе…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот тринадцатая ночь

Когда же настала пятьсот тринадцатая ночь она лазала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Джаншах и Ситт Шамса прожили у шейха Насра три месяца, проводя время в еде, питьё, играх и великом веселье, а через три месяца Ситт Шамса сказала Джаншаху: «Я хочу, чтобы мы отправились в твою страну, ты на мне женишься, и мы там останемся». – «Слушаю и повинуюсь!»

сказал Джаншах. И затем он посоветовался с шейхом Насром и оказал ему: «Мы хотим отправиться в мою страну». И он рассказал ему о том, что говорила Ситт Шамса, и шейх Наср сказал ему: «Отправляйтесь в твою страну, и заботься о девушке». – «Слушаю и повинуюсь!» – отвечал Джаншах. А потом девушка попросила свою одежду и сказала: «О шейх Наср, прикажи ему дать мне мою одежду, чтобы я могла её надеть!» И шейх Наср сказал Джаншаху: «О Джаншах, отдай её одежду!» И Джаншах отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»

И он поспешно поднялся и вошёл во дворец и, принеся одежду Ситт Шамсы, отдал её девушке. И та взяла от него одежду и надела её и сказала: «О Джаншах, садись мне на спину, закрой глаза и заткни уши, чтобы не слышать гуденья вращающегося небосвода. Схватись рудсами за мою одежду из перьев, сидя у меня на спине, и берегись упасть». И, услышав её слова, Джаншах сел ей на спину. И, когда она собралась лететь, шейх Наср сказал ей: «Постой, пока я опишу тебе страну Кабуль: я боюсь, что вы ошибётесь дорогой». И девушка стояла, пока шейх Наср не описал ей страну Кабуль, и он поручил ей заботиться о Джаншахе, а затем простился с ними, и Ситт Шамса простилась со своими двумя сёстрами и оказала им: «Отправляйтесь к нашим родным и осведомьте их о том, что случилось у меня с Джаншахом».

И потом она взлетела, в тот же час и минуту, и помчалась по воздуху, точно дуновение ветра или блистающая молния. И после этого её сестры полетели и отправились к своим родным и осведомили их о том, что случилось у Ситт Шамсы с Джаншахом. И с той минуты, как Ситт Шамса взлетела, она летела не переставая от зари до послеполуденного времени, и Джаншах сидел у неё на спине. А после полудня показалась вдалеке долина с деревьями и каналами, и девушка оказала Джаншаху: «Я хочу опуститься в эту долину на сегодняшнюю ночь, и мы посмотрим, какие есть там деревья и растения». – «Делай что хочешь», – ответил Джаншах.

И девушка спустилась по воздуху и села в этой долине, и Джаншах сошёл с её спины и поцеловал её меж глаз. И они посидели у одного из каналов некоторое время. А потом поднялись на ноги и стали ходить по долине, смотря на то, что там есть, и вкушая плоды, и гуляли до тех пор, пока не наступил вечер. И тогда они подошли к дереву и проспали возле него до утра, а утром Ситт Шамса поднялась и велела Джаншаху сесть к ней на спину, и Джаншах сказал: «Слушаю и повинуюсь!» И он сел девушке на спину, я она в тот же час и минуту взлетела с ним и летела не переставая от утра до полудня.

И они летели и вдруг увидели знают, о которых рассказывал им шейх Наср. И, увидав эти знаки, Ситт Шамса спустилась с вышины по воздуху на широкий луг с прекрасной растительностью, и были там резвящиеся газели, полноводные потоки и спелые плоды и широкие каналы. И когда девушка спустилась на этот луг, Джаншах сошёл с её спины и поцеловал её между глаз, а она сказала ему: «О любимый и прохлада моих глаз, знаешь ли ты, какое расстояние мы пролетели?» – «Нет», – ответил Джаншах. И девушка молвила: «Расстояние в тридцать месяцев пути». – «Слава Аллаху за благополучие!» – воскликнул Джаншах. И затем он сел, и девушка села с ним рядом, и они сидели за едой и питьём и играли и смеялись.

И когда они были заняты этим делом, вдруг подошли к ним двое мамлюков; один из них был тот, что остался у коней, когда Джаншах сел в рыбачью лодку, а другой был из тех мамлюков, которые были с Джаншахом на охоте и ловле. И, увидев Джаншаха, они узнали его и поздоровались с ним и сказали: «С твоего позволения, мы пойдём к твоему отцу и сообщим ему радостную весть о твоём прибытии». – «Идите к отцу и осведомите его об этом да привезите нам палатки, – сказал Джаншах. – Мы пробудем в этом месте семь дней, чтобы отдохнуть, пока шествие но выйдет к нам навстречу, и тогда мы войдём в город в великолепном шествии…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот четырнадцатая ночь

Когда же настала пятьсот тринадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Джаншах сказал мамлюкам: «Пойдите к моему отцу и осведомите его обо мне и привезите нам палатки: мы пробудем в этом месте семь дней, чтобы отдохнуть, пока шествие не выйдет нам навстречу, и тогда мы войдём в город в великолепном шествии». И мамлюки сели на коней и поехали к отцу Джаншаха и сказали: «Радостная весть, о царь времени!» И когда царь Тайгамус услышал слова мамлюков, он спросил их: «Чем вы меня обрадуете? Разве прибыл мой сын Джаншах?» – «Да, – отвечали мамлюки, – твой сын Джаншах пришёл после отсутствия, и он близко от тебя, на лугу аль-Каррани».

И, услышав слова мамлюков, царь обрадовался сильной радостью и упал без памяти на землю, так сильно он был обрадован; а очнувшись, он приказал своему везирю наградить каждого из мамлюков роскошной одеждой и дать всякому из них большое количество денет. И везирь отвечал ему: «Слушаю и повинуюсь!» – а затем он тотчас же поднялся и дал мамлюкам то, что велел царь, и сказал: «Возьмите эти деньги в воздаяние за радостную весть, которую вы принесли, все равно, солгали вы или сказали правду». – «Мы не лжецы, – отвечали мамлюки. – Мы сейчас с ним сидели и приветствовали его и целовала ему руки, и он велел привезти палатки. Он пробудет на лугу аль-Каррани семь дней, пока везирь, эмиры и знатные люди царства не выедут его встречать». – «А как поживает мой сын?» – опросил их царь. И они ответили: «С твоим сыном гурия, которую он как будто вывел из рая».

И, услышав эти слова, царь велел бить в литавры и трубить в трубы, и забили о радости. И царь Тайгамус разослал вестников по городу во все стороны, чтобы они порадовали мать Джаншаха и жён эмиров, везирей и знатных людей в царстве. И вестники рассыпались по городу и осведомили его обитателей о прибытии Джаншаха. А царь Тайгамус собрался со своими воинами и солдатами и отправился на луг аль-Каррани.

И когда Джаншах сидел рядом с Ситт Шамсой, вдруг подошли к ним войска, и Джаншах поднялся на ноги и шёл, пока не приблизился к ним. И, увидев Джаншаха, воины узнали его и, сойдя с коней, пошли пешком и приветствовали Джаншаха и поцеловали ему руки. И Джаншах шёл, предшествуемый воинами, пока не дошёл до своего отца; и когда царь Тайгамус увидел своего сына, од бросился со спиты коня и заключил Джаншаха в объятия и заплакал сильным плачем.

А затем он сел на коня, и его сын тоже сел, и воины пошли справа и слева, и они шли до тех пор, пока не пришли к берегу канала. И воины и солдаты спешились и поставили палатки, шатры и знамёна и забили в барабаны и засвистели в флейты и ударили в литавры; и заревели трубы. А затем царь Тайгамус приказал постельничим принести палатку из красного шелка и поставить её для Ситт Шамсы, и они сделали так, как он приказал. И тогда Ситт Шамса поднялась и, сняв свою одежду из перьев, пошла и дошла до этой палатки и села в ней. И когда она сидела, вдруг пришёл к ней царь Тайгамус, подле которого был его сын Джаншах. И, увидав царя Тайгамуса, Ситт Шамса поднялась на ноги и поцеловала землю меж рук царя. И царь сел и посадил своего сына Джаншаха справа, а Ситт Шамсу – слева от себя и сказал Ситт Шамсе: «Добро пожаловать!» И он спросил своего сына Джаншаха и молвил: «Расскажи мне, что случилось с тобою во время этой отлучки». И Джаншах рассказал ему обо всем, что с ним случилось, от начала до конца. И, услышав слова своего сына, царь удивился великим удивлением и, обернувшись к Ситт Шамсе, всокликнул: «Слава Аллаху, который дал тебе поддержку, и ты свела меня с моим сыном! Поистине, это и есть милость великая!..»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот пятнадцатая ночь

Когда же настала пятьсот пятнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Тайгамус сказал Ситт Шамсе: «Слава Аллаху, который дал тебе поддержку, и ты свела меня с моим сыном! Поистине, это и есть милость великая! Но я хочу от тебя, чтобы ты попросила у меня чего желаешь, и я это сделаю из уважения к тебе». – «Я прошу тебя построить дворец посреди сада, и чтобы под ним текла вода», – сказала Ситт Шамса. И царь отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»

И когда они разговаривали, вдруг подошла мать Джаншаха, и с нею были все жены эмиров, везирей и знатных людей в городе. А когда увидел её Джаншах, сын её, он вышел из палатки и встретил свою мать, и они постояли обнявшись некоторое время, а затем мать Джаншаха от крайней радости пролила из глаз слезы и произнесла такие два стиха:

И они стали друг другу жаловаться на то, что перенесли, будучи в отдалении и мучаясь тоской, а затем родитель Джаншаха прошёл в свою палатку, а Джаншах с матерью прошли в свою палатку. И они сидели и беседовали друг с другом, и когда они сидели, вдруг пришли вестники о прибытии Ситт Шамсы, и они сказали матери Джаншаха: «Шамса идёт к тебе, и она шествует пешком и хочет тебя приветствовать». И, услышав это, мать Джаншаха поднялась на йоги и встретила Ситт Шамсу и приветствовала её, и они посидели некоторое время. А потом мать Джаншаха с Ситт Шамсой поднялись и пошли вместе с жёнами везирей и вельмож царства, и шли до тех пор, пока не дошли до палатки Ситт Шамсы, и тогда они вошли в палатку и посидели там. А царь Тайгамус роздал обильные подарки и оказал милость подданным, и он радовался своему сыну великою радостью.

И они пробыли в этом месте десять дней, проводя время за едой и питьём, в приятнейшей жизни, а после этого царь велел своим воинам уезжать и отправляться в город. И царь сел на коня, и воины и солдаты тоже сели, окружая его, и везири и царедворцы ехали справа и слева, и они ехали до тех пор, пока не вступили в город. И мать Джаншаха с Ситт Шамсой отправились в свои жилища, и город украсили наилучшим образом, и стали бить в тарелки и литавры, и в городе навешали украшений и тканей, и под копыта коней постлали роскошную парчу. И обрадовались вельможи царства и вынули все свои редкости, так что у смотрящих захватило дыхание, и накормили нищих и бедняков и устроили великое празднество, которое продолжалось десять дней. И Ситт Шамса, увидав это, обрадовалась великой радостью.

А потом царь Тайгамус прислал строителей и зодчих и сведущих людей и приказал им построить дворец в том саду, и они ответили ему вниманием и начали убирать этот дворец и завершили его наилучшим образом. И когда Джаншах узнал, что вышел приказ строить дворец, он велел строителям принести столб из белого мрамора и просверлить его и выдолбить, и придать ему вид сундука. И они это сделали, и тогда Джаншах взял одежду Ситт Шамсы, в которой она летала, и положил её в этот столб, а столб зарыл в фундамент дворца и велел строителям построить на них оводы, на которых стоял дворец.

И когда дворец был окончен, его устлали коврами, и это оказался великолепный дворец посреди сада, и каналы бежали под ним. А царь Тайгамус устроил в это время свадьбу Джаншаха, и вышел большой праздник, которому не было подобных. И Ситт Шамсу привели в этот дворец, и все присутствовавшие ушли своей дорогой, и когда Ситт Шамса вошла в этот дворец, она почувствовала запах своей одежды и перьев…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот шестнадцатая ночь

Когда же настала пятьсот шестнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Ситт Шамса вошла в этот дворец, она почувствовала запах своей одежды из перьев, в которой она летала, и узнала, в каком месте она находится. И она захотела её взять и, дождавшись полуночи, когда Джаншах погрузился в сон, поднялась и пошла к столбу, на котором покоились своды, и стала копать рядом с ним. И она проникла к столбу, на котором находилась одежда, и, удалив свинец, который был на нем налит, вынула одежду и надела её и тотчас же полетела. Она села на верхушку дворца и сказала его обитателям: «Я хочу, чтобы вы привели ко мне Джаншаха и я бы простилась с ним».

И Джаншаху рассказали об этом, и он пошёл к Ситт Шамсе и увидел, что она сидят на крыше дворца, одетая в свою одежду из перьев. «Как ты совершила такое дело?» – спросил он. И Ситт Шамса сказала: «О мой любимый, прохлада моего глаза и плод моего сердца, клянусь Аллахом, я люблю тебя великой любовью, и я очень радовалась, когда привела тебя в свою землю и страну и увидела твоего отца и твою мать. Если ты любишь меня, как я тебя люблю, приходи ко мне в Таким, крепость драгоценностей».

И затем, в тот же час и минуту, она взлетела и отправилась к своим родным, а Джаншах, услышав слова Ситт Шамсы, сидевшей на крыше дворца, едва не умер от горя и упал без памяти. И пошли к его отцу и осведомили его об этом, и отец его сел на коня и поехал во дворец и вошёл к своему сыну и увидел, что тот лежит на земле. И царь Тайгамус заплакал и понял, что его сын охвачен любовью к Ситт Шамсе. Он побрызгал ему на лицо розовой водой, и Джаншах очнулся и увидел рядом с собою своего отца. И он заплакал из-за разлуки со своей женой, и отец опросил его: «Что с тобою случилось, дитя моё?» И Джаншах ответил: «Знай, о батюшка, что Ситт Шамса – дочь джиннов, и я люблю её и увлечён ею и влюбился в её красоту. А у меня была её одежда, без которой она не может летать, и я взял её и спрятал в столбе, имевшем вид сундука, и залил его свинцом и вложил в фундамент дворца. И она подрыла фундамент и взяла одежду и надела её и полетела, а потом она села на крышу дворца и сказала мне: «Я люблю тебя, и я тебя привела в твою землю и страну, и ты встретился с твоим отцом и матерью. Если ты меня любишь, приходи ко мне в Такни, крепость драгоценностей». А затем она улетела с крыши дворца и отправилась своей дорогой». – «О дитя моё, – сказал царь Тайгамус, – не обременяй себя заботой. Мы соберём людей торговли и путешествующих по странам и спросим их об этой крепости и, когда узнаем, отправимся туда и пойдём к родным Ситт Шамсы и попросим Аллаха великого, чтобы они её тебе отдали, и ты на ней женишься».

И затем царь в тот же час и минуту вышел и, призвав своих четырех везирей, оказал им: «Соберите всех, кто есть в городе из купцов и путешественников, и спросите их про Такии, крепость драгоценностей, и всякому, кто её знает и укажет к ней путь, я дам пятьдесят тысяч динаров». И, услышав эти слова, везири ответили: «Слушаем и повинуемся!» – а затем, в тот же час и минуту, они ушли и сделали так, как приказал царь. И они стали спрашивать купцов, путешествующих по странам, про Тадони, крепость драгоценностей, во никто про неё им не рассказал, и они пришли к царю и сообщили ему об этом. И, услышав их слова, царь тотчас же, в ту же минуту, поднялся и велел привести к своему сыну Джаншаху прекрасных невольниц и девушек, владеющих инструментами, и наложниц, увеселяющих тем, чему нет подобного нигде, кроме как у царей, надеясь, что, может быть, он забудет о любви к Ситт Шамсе, и ему привели тех, кого он потребовал.

А после этого царь послал разведчиков и соглядатаев во все стороны, острова и климаты, чтобы те расспросили о Такии, крепости драгоценностей, и посланные расспрашивали о ней два месяца. Но никто не рассказал им про неё, и они вернулись и осведомили царя об этом. И царь заплакал сильным плачем и пошёл к своему сыну и увидел Джаншаха среди наложниц и невольниц и обладательниц музыкальных инструментов (арфы, сантира и других), но он не забывал с ними Ситт Шамсы. «О дитя моё, – сказал ему царь, – я не нашёл никого, кто знает эту крепость, но я привёл к тебе девушек красивее Ситт Шамсы». И, услышав такие слова от своего отца, Джаншах заплакал и пролил из глаз слезы и произнёс такие два стиха:

А у царя Тайгамуса была великая вражда с царём Индии; когда-то царь Тайгамус выступил против него и перебил его людей и похитил его богатства; и звали царя Индии – царь Кафид. И были у него воины, солдаты и витязи, а также была у него тысяча, богатырей, каждый из которых управлял тысячей племён, и в каждом племени из этих племён находилось четыре тысячи всадников. И было у него четыре везиря, и пребывали под его властью цари, вельможи, эмиры и многочисленные войска. Он властвовал над тысячей городов, в каждом из которых была тысяча крепостей, и был великим царём, сильным яростью, и его войска наполняли всю землю.

И когда узнал царь Кафид, царь Индии, что царь Тайгамус занят любовью своего сына и пренебрёг правлением и властью и мало стало у него войск и сделался он огорчён и озабочен, так как его мысли были заняты любовью его сына, он собрал везирей, эмиров и вельмож царства и сказал им: «Разве вы не знаете, что царь Тайгамус нападал на наши земли и убил моего отца и моих братьев и ограбил наши сокровища, и среди вас нет никого, у кого он не убил близкого человека, не отнял богатства, не ограбил достатка или не взял в плен жён. Я сегодня услышал, что его мысли заняты любовью его сына Джаншаха и мало стало у него войск; настало для нас время отомстить ему. Снаряжайтесь же, чтобы к нему направиться, и готовьте военные доспехи, чтобы на него напасть. Не относитесь пренебрежительно к этому делу, нет, мы пойдём к нему и нападём на него и убьём его и его сына и овладеем его страной…»

И Шахразаду застигло утро, и ода прекратила дозволенные речи.

Пятьсот семнадцатая ночь

Когда же настала пятьсот семнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Кафид, царь Индии, приказал своим воинам и солдатам выезжать на конях в страны царя Тайгамуса и сказал им. «Снаряжайтесь же, чтобы к нему отправиться, и готовьте военные доспехи, чтоб на него напасть. Не относитесь пренебрежительно к этому делу. Мы пойдём к нему и нападём на него и убьём его и его сына и овладеем его страдой». Услышав от него эти слова, воины ответили: «Слушаем и повинуемся!» – и каждый из них стал готовить себе снаряженье. И они готовили доспехи и оружие и собирали войска в течение трех месяцев, и когда воины, солдаты и витязи собрались полностью, забили в литавры и задули в трубы и поставили знамёна и флаги, а потом царь Кафид вышел с воинами и солдатами и шёл до тех пор, пока на достиг окраин страны Кабуль (а это была страна царя Тайгамуса)» И когда достигли этой земли, её разграбили и учинили разврат с подданными и перерезали больших и взяли в плен малых.

И дошла весть об этом до царя Тайгамуса, и, услышав такую весть, он разгневался сильным гневом и собрал вельмож своего правления и везирей и эмиров своего царства и сказал им: «Знайте, что Кафид пришёл в наши земли и вступил в нашу страну и хочет сразиться с нами, и с ним солдаты, богатыри и ванны, число которых знает только Аллах великий. Каково ваше мнение?» – «О царь временя, – отвечали ему, – наше мнение таково, что нам следует выступить к нему и сразиться с ним, и отразить его от нашей страны». – «Готовьтесь к бою», – сказал им царь Тайгамус. И затем он вынул для них кольчуги, латы, шлемы и мечи и всевозможные военные доспехи, которые приносят смерть витязям и губят доблестных мужей, и воины, солдаты и витязи снарядились для боя и подняли знамёна и забили в литавры и задули в трубы и застучали в барабаны и засвистели в флейты.

И царь Тайгамус с своими войсками выступил навстречу царю Кафиду, и не переставал царь Тайгамус идти с воинами и солдатами, пока они не приблизились к царю Кафиду. И царь Тайгамус спустился в долину, которая называлась Долина Захрана (а она лежала на краю земли Кабуль), и написал письмо, которое он послал с посланцем из своего войска царю Кафиду, и содержание его было такое: «А после славословия вот о чем мы уведомляем царя Кафида: ты поступил так, как поступают люди из черни, и если бы ты был царём, сыном царя, ты не совершил бы таких поступков, не пришёл бы в мою страну, не ограбил бы деньги людей и не учинял бы разврата с моими подданными. Разве не знаешь ты, что все это с твоей стороны насилие, и если бы я знал, что ты дерзнёшь против моего царства, я бы пришёл к тебе много раньше твоего прихода и не допустил бы тебя в мою страну. Но если ты повернёшь назад и прекратишь зло между нами – пусть так и будет, и прекрасно; если же не повернёшь, то выступай ко мне в пылу боя и будь твёрд передо мной, становясь на сечу и сражение».

И он запечатал письмо и отдал его одному наместнику из своего войска и послал с ним соглядатаев, которые должны были разузнать новости. И этот человек взял письмо и шёл с ним, пока не достиг царя Кафида; и, приблизившись к его местопребыванию, она увидел шатры, поставленные вдали, и были они сделаны из гладкого шелка, и увидал он зеленые шёлковые знамёна я увидел между палатками большую красную шёлковую палатку, вокруг которой было много войска. И посланец шёл до тех пор, пока не достиг этой палатки, и он спросил про неё, и ему сказали, что это – палатка царя Кафида. И этот человек посмотрел в средину палатки и увидел царя Кафида, который сидел на седалище, украшенном драгоценными камнями, и подле него были везири и вельможи царства. И, увидев это, посланец показал письмо, держа его в руках, и к нему подошла толпа воинов царя Кафида, и у него взяли письмо и принесли его царю.

И когда царь прочитал письмо и понял его смысл, он написал царю Тайгамусу ответ такого содержания: «А после славословия вот о чем уведомляем мы царя Тайгамуса: Нам непременно нужно отомстить, снять позор, разрушить земли и сорвать завесы, и перебить больших и полонить малых. А завтра я выйду на бой в поле, чтобы показать тебе, как биться и сражаться». И он запечатал письмо и вручил его послу царя Тайгамуса, и тот взял его и пошёл…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот восемнадцатая ночь

Когда же настала пятьсот восемнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Кафид отдал ответ на письмо, которое послал ему царь Тайгамус, его посланному, и тот взял его и отправился обратно. И, придя к царю Тайгамусу, од поцеловал землю меж его рук и отдал ему письмо и рассказал о том, что видел, и сказал: «О царь времени, я видел всадников и витязей и пехотинцев, которых не счесть числом, и не кончается их протяжение». И когда царь Тайгамус прочитал письмо и понял его смысл, он разгневался сильным гневом и приказал своему везирю Айн Зару сесть на коня с тысячей всадников, напасть в полночь на войска царя Кафида, глубоко проникнуть в них и перебить их. И везирь Айн Эар ответил ему: «Слушаю и повинуюсь!» – и затем он сел на коня, вместе с воинами и солдатами, и они поехали в сторону царя Кафида.

А у царя Кафида был везирь, которого звали Гатрафан, и он приказал ему сесть на коня, взять пять тысяч всадников и отправиться с ними к войскам царя Тайгамуса и напасть на них и перебить их. И везирь Гатрафан сел на коня и сделал так, как велел ему царь Кафид. Он поехал с войском в сторону царя Тайгамуса, и они ехали до полуночи, пояса не покрыли половину пути. И вдруг везирь Гатрафан напал на везиря Айн Зара, и люди закричали на людей, и возник между ними великий бой. И они сражались друг с другом до времени утра, и когда наступило утро, войска царя Кафида обратились в бегство и повернули, убегая к нему.

И, увидев это, Царь Кафид разгневался великим гневом и оказал воинам: «Горе вам! Что с вами случилось, что вы потеряли своих витязей?» И воины ответили: «О царь времени, когда везирь Гатрафан сел на коня и мы поехали к царю Тайгамусу, мы ехали до тех пор, пока не наступила полночь, и не проехали половины дороги. И тогда встретил нас Айн Зар, везирь царя Тайгамуса, и приблизился к нам, ведя с собою воинов и витязей, и произошла встреча близ долины Захрана; и не успели мы очнуться, как оказались посреди вражеского войска, и взоры встретились со взорами, и сражались мы в жестоком бою от полуночи до утра, и было убито много народу. И везирь Айн Зар кричал в морду слонам и бил их, и слоны шарахались из-за сильных ударов и топтали всадников и обращались в бегство. И один человек перестал видеть другого, так много летало пыли, и кровь лилась, как бурный поток, и если бы мы не пришли сюда, убегая, нас бы перебили до последнего». И, услышав это» царь Кафид воскликнул: «Да не будет для вас благословенно солнце и пусть разгневается оно на вас великим гневом!»

А везирь Айн Зар вернулся к царю Тайгамусу и рассказал ему обо всем этом, и царь Тайгамус поздравил его с благополучием и обрадовался великою радостью и велел бить в литавры и дуть в трубы. И затем он проверил своё войско, и вдруг оказалось, что убито двести всадников из числа доблестных силачей. Потом царь Кафид приготовил солдат и войска и армии и вышел на поле, и бойцы выстроились ряд за рядом и образовали полных пятнадцать рядов, по десять тысяч всадников в каждом, а с Кафидом было триста богатырей, которые сидели на слонах. И он отобрал витязей и доблестных мужей и поставил знамёна и флаги, и забили в литавры и задули в трубы, и выступили витязи, ища сражения.

Что же касается царя Тайгамуса, то он расставил войска ряд за рядом, и оказалось, что их десять рядов, по десять тысяч всадников в каждом ряду, и было у него сто богатырей, которые ехали от лезло справа и слева. И когда ряды построились, выступили вперёд все восхвалённые воины, и войска сшиблись, и тесен стал простор земли для коней, и ударили в барабаны, и засвистели флейты, и забили в литавры, и задули в трубы. И ревел сигнал, и уши глохли от конского ржанья, и кричали люди во весь голод, и сгустилась пыль над их головами, и они сражались от начала дня, пока не наступил мрак, а потом разделились, а воины ушли в свои жилища…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот девятнадцатая почь

Когда же настала пятьсот девятнадцатая ночь, она оказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что войска разделились и ушли в свои жилища. И царь Кафид проверил своё войско, и оказалось, что бойцов убито пять тысяч, и царь разгневался великим гневом. И царь Тайгамус проверил свои войска, и оказалось, что было убито три тысячи из избранных его храбрецов, и, увидя это, он разгневался великим гневом.

Потом царь Кафид выехал на поле второй раз и сделал так же, как в первый раз, и каждый из царей искал для себя победы. И царь Кафид крикнул своим воинам и сказал. «Есть ли среди вас кто-нибудь, кто выступит на поле и откроет для нас врата боя и сражения?» И вдруг один витязь, по имени Баркик, подъехал верхом на слоне (а это был великий богатырь) и приблизился и, сойдя со спины слона, поцеловал землю меж рук царя Кафида и попросил разрешения выйти на поединок. И потом он сел на слона и погнал его на поле и закричал: «Есть ли соперник, есть ли противник, есть ли боец?»

И когда услышал это царь Тайгамус, он обратился к своим воинам и опросил их: «Кто из вас выступает против этого витязя?» И вдруг один всадник выехал из рядов верхом на коне с огромным телом и ехал, пока не приблизился к царю Тайгамусу, и он поцеловал перед ним землю и опросил у него разрешения на поединок. А потом он направился к Баркику, и, когда он подъехал к нему, Баркик воскликнул: «Кто ты будешь, чтобы издеваться надо мной и выступать против меня в одиночку, и как твоё имя?» – «Моё имя – Гаданфар ибн Камхиль», – отвечал боец. И Баркик оказал ему: «Я слышал про тебя, корда был в своей стране. Можешь сразиться со мною меж рядов витязей?»

И, услышав его слова, Гаданфар вытащил из-под бедра железную дубину, а Баркик взял в руку меч, и они стали сражаться жестоким боем. И Баркик ударил Гаданфара мечом, и удар пришёлся по его шлему и не причинил ему вреда. И, увидя это, Гаданфар ударил Баркика дубиной, и его мясо смешалось с мясом слона. И подошёл к Гаданфару какой-то человек и воскликнул: «Кто ты такой, чтобы убивать моего брата?» – а затем он взял в руку стрелу и ударил ею Гаданфара, и удар пришёлся в бедро и пригвоздил к нему кольчугу. И, увидя это, Гаданфар обнажил меч и, ударив своего противника, разрубил его пополам, и тот упал на землю, утопая в крови. А затем Гаданфар повернулся и побежал к царю Тайгамусу. И, увидев это, царь Кафид закричал своим воинам и оказал: «Выходите на поле и сражайтесь со всадниками!»

И царь Тайгамус выступил со своими воинами и солдатами, и они стали сражаться жестоким боем, и кони ржали на коней, и люди кричали на людей, и обнажились мечи, и выступили вперёд все достохвальные воины, и всадники понеслись на всадников, и побежал трус с места сражения. И били в литавры, и дули в трубы, и люди слышали только шум криков и лязг оружия, и погибли в это время те из богатырей, что погибли. И они сражались таким образом, пока солнце не появилось в куполе небосвода. И тогда царь Тайгамус отошёл со своими воинами и солдатами и вернулся в свои палатки, и то же сделал Кафид. И царь Тайгамус проверил своих людей и увидел, что убито из них пять тысяч всадников и сломано у них четыре знамени. И когда царь Тайгамус узнал об этом, он разгневался великим гневом.

Что же касается царя Кафида, то он проверил свои войска и увидел, что убито шестьсот всадников из числа избранных храбрецов и сломано у них девять знамён. И затем бой между ними прекратился на три дня. А после этого царь Кафид написал письмо и послал его с посланным из своего войска к царю, которого звали Факунпес, и посланный отправился к нему. (А Кафид утверждал, что он его родственник со стороны матери.) И когда царь Факуп узнал обо всем, он собрал своих воинов и солдат и направился к царю Кафиду…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до пятисот двадцати

Когда же настала ночь, дополняющая до пятисот Двадцати, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Факун собрал своих воинов и солдат и отправился к царю Кафиду. И когда царь Тайгамус сидел и наслаждался, вдруг пришёл к нему один человек и сказал: «Я видел пыль, поднявшуюся вдали, которая взвилась на воздух». И царь Тайгамус приказал отряду своих солдат выяснить, в чем дело с этой пылью, и они ответили: «Слушаем и повинуемся!» – и ушли и вернулись и сказали: «О царь, мы видели пыль, а через некоторое время её прибило ветром и разорвало, и из-под неё показалось семь знамён, и под каждым знаменем три тысячи всадников. И они направились в сторону царя Кафида». И когда царь Факунчлес прибыл к царю Кафиду, он приветствовал его и спросил: «В чем с тобой дело и что это за бой ты ведёшь?» А царь Кафид ответил ему: «Разве ты не знаешь, что царь Тайгамус – мой враг и убийца моих братьев и моего отца? Я пришёл, чтобы с ним сразиться и отомстить ему». – «Да будет солнце для тебя благословенно!» – воскликнул царь Фокун. А потом царь Кафид взял царя Факуна-диса и отправился с ним в свою палатку, радуясь великою радостью.

Вот что было с царём Тайгамусом и царём Кафадом. Что же касается царя Джаншаха, то он провёл два месяца, не видя своего отца и не позволяя входить к себе ни одной из невольниц, которые ему прислуживали, и охватила его из-за этого великая тревога. И он спросил одного из своих прислужников: «Что случилось с моим отцом, что он ко мне не приходит?» И ему рассказали о том, что случилось у его отца с царём Кафидом. «Приведите мне моего коня, и я поеду к отцу», – оказал Джаншах. И ему ответили: «Слушаем и повинуемся!» – и привели ему коня. И когда конь предстал перед ним, Джаншах подумал: «Я занят сам собою, и правильно будет, если я возьму моего коня и отправлюсь в город евреев. А когда я доберусь до него, Аллах облегчит мне встречу с тем купцом, который нанял меня на работу. Может быть, он сделает со мною то же, что и в первый раз; никто ведь не знает, где будет благо».

И он сел на коня и взял с собою тысячу всадников и поехал. И люди стали говорить: «Джаншах отправился к отцу, чтобы сражаться с ним вместе». И они уехали до времени вечера, а потом спешились на большом лугу и расположились там на ночь. И когда все заснули и Джаншах увидел, что все солдаты спят, он поднялся украдкой, затянул пояс, сел на коня и поехал по дороге в Багдад, так как он слышал от евреев, что каждые два года к ним приходит караван из Багдада. «Когда я доберусь до Багдада, – оказал он себе, – я поеду с караваном и достигну города евреев». И в его душе утвердилось такое решение, и он поехал своей дорогой.

И когда воины пробудились от сна, они не увидели ни Джаншаха, ни его коня, и сели на коней и ездили, разыскивая Джаншаха, направо и налево, но не нашли его следов. И тогда они вернулись к его отцу и рассказали ему о том, что сделал его сын, и царь Тайгамус разгневался великим гневом, так что изо рта у него едва не посыпалась искры, и сбросил с головы венец и воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Я потерял моего сына, а враг стоит напротив меня!» И цари и везири сказали ему: «Потерпи, о царь времени, вслед терпенью всегда идёт благо».

А Джаншах из-за своего отца и разлуки с любимою сделался печален и озабочен, и сердце его было ранено, и глаза разъело от слез, и он не опал ни ночью, ни днём. Что же касается его отца, то, узнав, что все его воины и солдаты пропали, он отказался от войны со своим врагом и отправился в свой город и, вступив туда, запер ворота, укрепил городские стены и спасся бегством от царя Кафида. А Кафид каждый месяц подходил к городу, ища боя и распри, и проводил подле него семь ночей и восемь дней, а после того он уводил своих солдат и возвращался в палатки, чтобы полечить раненых мужей. Что же касается жителей города царя Тайгамуса, то после ухода врагов они занимались починкой оружия, укреплением стен и установкой метательных машин. И царь Тайгамус (с царём Кафидом провели так семь лет, и война между ними все продолжалась…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот двадцать первая ночь

Когда же настала пятьсот двадцать первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Тайгамус с царём Кафидом провели так семь лет, и вот то, что было с ними.

Что же касается Джаншаха, то он все время ехал, пересекая степи и пустыни, и всякий раз, как подъезжал к какому-нибудь городу, спрашивал про Такни, крепость драгоценностей, но никто про неё не рассказывал, и все только говорили: «Мы никогда не слышали такого названия». А потом он стал спрашивать про город евреев, и один из купцов рассказал ему, что этот город на краю земель восточных, и сказал: «В этом месяце поезжай с нами в город Мизракан, он в Индии, а из этого города мы направимся в Хорасан, а оттуда поедем в город Шямун, а оттуда в Хорезм, и будет город евреев поблизости от Хорезма – между ними расстояние в один год и три месяца пути».

И Джаншах подождал, пока отправился караван, и ехал вместе с ним, пока не достиг города Мизракана, а вступив в этот город, он стал спрашивать про Такни, крепость драгоценностей, но никто ему ничего о ней не рассказал. И караван двинулся дальше, и Джаншах поехал с ним в Индию и вступил в город и стал спрашивать про Тадсви, крепость драгоценностей, но никто ему о ней ае рассказал, и все говорили: «Мы никогда не слышали такого названия». И Джаншах терпел в дороге большие бедствия и тяжкие ужасы, и голод, и жажду, и он выехал из Индии и ехал до тех пор, пока не достиг страны Хорасан, и прибыл в город Шимун и вступил туда и стал спрашивать про город евреев. И ему рассказали про него и описали туда дорогу, и он ехал дни и ночи, пока не доехал до того места, куда он бежал от обезьян. А потом он шёл дои и ночи и пришёл к той реке, которая была рядом с городом евреев, и сел на берегу её и выждал до дня субботы, когда река высохла по могуществу Аллаха великого.

И тогда он перешёл через реку и пошёл в дом того еврея, у которого он был в первый раз, и этот еврей и его семья приветствовали Джаншаха и обрадовались ему и принесли ему еду и питьё, а затем они спросили его: «Куда ты отлучался?» И он ответил: «В царство Аллаха великого». И Джаншах провёл у них эту ночь, а наутро пошёл гулять по городу и увидел зазывателя, который кричал: «О люди, кто возьмёт тысячу динаров и прекрасную девушку и будет у нас работать полдня?» – «Я сделаю эту работу», – оказал Джаншах, и зазыватель оказал ему: «Следуй за мною!»

И Джаншах следовал за ним, пока не пришёл к дому еврея-скупца, к которому он приходил в первый раз, и тогда эазыватель сказал купцу: «Этот парень сделает ту работу, которую ты хочешь». И купец приветствовал Джаншаха и сказал ему: «Добро пожаловать!» И взял его и привёл в харим и принёс ему еды и питья, и Джаншах поел и выпил; а затем купец дал ему деньги и красивую невольницу, и Джаншах проспал с нею эту ночь. А когда настало утро, он взял деньги и невольницу и отдал их еврею, в доме которого он ночевал в первый раз. И затем он вернулся к купцу, который дал ему работу, и купец сел на коня и они ехали до тех пор, пока не достигли высокой горы, уходившей ввысь. И купец вынул верёвку и нож и сказал Джаншаху: «Повали этого коня на землю!» И Джаншах повалил коня и связал верёвкой и ободрал его и отрубил ему ноги и голову, а затем он вскрыл коню брюхо, как приказал ему купец. И тогда купец оказал Джаншаху: «Войди в брюхо, и я зашью тебя в нем, и что бы ты там ни увидел, расскажи мне; это и есть работа, за которую ты взял плату».

И Джаншах влез в брюхо коня, и купец зашил его в нем и ушёл в место, отдалённое от коня, и спрятался там, а через минуту прилетела большая птица и спустилась по воздуху и, схватив коня, поднялась с ним к облакам небесным. И она опустилась на вершине горы и, усевшись на вершине, собралась есть коня, и когда Джаншах почувствовал это, он прорвал брюхо коня и вышел. И птица метнулась от него и улетела своей дорогой, и Джаншах взглянул и посмотрел, где купец, и увидел, что тот стоит под горой, подобный воробью. «Что ты хочешь, о купец?» – спросил его Джаншах. И купец молвил: «Сбрось мне несколько камней, которые вокруг тебя, и я укажу тебе дорогу, по которой ты спустишься». – «Так ты поступил со мною пять лет назад, и я перенёс голод и жажду, и мне достались великие тяготы и многое зло. И теперь ты вернулся со мною в это место и хочешь меня погубить! – крикнул Джаншах. – Клянусь Аллахом, я ничего тебе не сброшу». И затем Джаншах пошёл и направился по дороге, которая вела к шейху Насру, царю птиц…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот двадцать вторая ночь

Когда же настала пятьсот двадцать вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Джаншах пошёл и направился по дороге, которая вела к шейху Насру, царю птиц. И он шёл не переставая дни и ночи, с плачущими глазами и опечаленным сердцем, и когда чувствовал голод, ел земные растения, а когда чувствовал жажду, пил воду из каналов. И наконец он достиг дворца господина нашего Сулеймана и увидел шейха Насра, сидевшего у ворот дворца, и подошёл к нему и поцеловал ему руки, и шейх Наср сказал ему: «Добро пожаловать! – и приветствовал его и спросил: – О дитя моё, что с тобой случилось, что ты пришёл в это место, когда ты отправился отсюда вместе с Ситт Шамсой, с прохлажденным оком и расширившейся грудью?»

И Джаншах заплакал и рассказал ему, что произошло из-за Ситт Шамсы, когда она улетела и сказала ему: «Если ты меня любишь, приходи ко мне в Такни, крепость драгоценностей». И шейх Наср удивился этому и воскликнул: «Клянусь Аллахом, о дитя моё, я не знаю этой крепости и, клянусь господином нашим Сулейманом, я в жизни не слышал такого названия». – «Что же мне делать, когда я умер от любви и страсти?» – сказал Джаншах. И шейх Наср молвил: «Подожди, вот прилетят птицы, и мы спросим их про Такни, крепость драгоценностей. Может быть, кто-нибудь из них её знает».

И успокоилось сердце Джаншаха, и он вошёл во дворец и отправился в ту комнату, где находился бассейн и где он видел тех трех девушек. Он провёл у шейха Насра некоторое время. И однажды, когда он сидел, как обычно, шейх Наср вдруг сказал ему: «О дитя моё, приблизился прилёт птиц!» И Джаншах обрадовался этой вести. И прошло лишь немного дней, и птицы прилетели, и тогда шейх Наср пришёл к Джаншаху и сказал: «О дитя моё, выучи эти имена и подойди к птицам». И птицы прилетели и приветствовали шейха Насра, один вид птиц за другим, а потом шейх Наср спросил их о Такни, крепости драгоценностей, и каждая из птиц ответила: «Я в жизни не слыхала о такой крепости!» И Джаншах заплакал и опечалился и упал, покрытый беспамятством. И шейх Наср позвал большую птицу и сказал: «Доставь этого юношу в страну Кабуль!» – и описал ей эту страну и путь туда. И птица ответила: «Слушаю и повинуюсь!» И затем Джаншах сел ей на спину, а шейх Наср оказал ему: «Берегись и остерегайся наклониться набок: тебя разорвёт в воздухе, и заткни себе уши от ветра, чтобы тебе не повредил бег небосводов я гул морей».

И Джаншах послушался того, что оказал ему шейх Наср, и потом птица взвилась с ним и поднялась на воздух и летела один день и одну ночь. А затем она опустилась с ним на землю, где правил царь зверей, которого звали Шах Бадри, и сказала Джаншаху: «Мы сбились с дороги в ту страну, которую описывал шейх Наср». И она хотела взять Джаншаха и лететь с ним, но Джаншах сказал ей: «Уходи своей дорогой: и оставь меня в этой земле: я или умру здесь, или достигну Такни, крепости драгоценностей, и я не пойду в мою страну!» И птица оставила его у царя зверей Шаха Бадри и улетела своей дорогой, а Шах Бадри спросил Джаншаха и сказал ему: «О дитя моё, кто ты, и откуда ты прибыл с этой огромной птицей?»

И Джаншах рассказал ему обо всем, что с ним случилось от начала до конца, и царь зверей удивился его истории и воскликнул: «Клянусь господином нашим Сулейманом, я не знаю этой крепости, и всякого, кто укажет путь к ней, мы почтим, а тебя отошлём туда». И Джаншах заплакал горьким плачем и прождал недолгое время, и после этого пришёл к нему царь зверей, то есть Шах Бадри, и сказал: «Встань, о дитя моё, возьми эти доски и запомни то, что на них написано, а когда придут звери, мы спросим их про эту крепость…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот двадцать третья ночь

Когда же настала пятьсот двадцать третья дочь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Шах Бадри, царь зверей, сказал Джаншаху: «Запомни то, что на этих досках, а когда придут звери, мы спросим их об этой крепости». И прошло не более часу, и стали приходить звери, один вид за Другим, и они начали приветствовать царя Шаха Бадри, а потом он спросил их про Такни, крепость драгоценностей, и все звери ответили: «Мы не знаем этой крепости и не слыхали о ней». И Джаншах стал плакать и горевать о том, что не улетел с птицей, которая принесла его от шейха Насра, и царь зверей сказал ему: «О дитя моё, не обременяй себя заботой! У меня есть брат, старше меня, которого зовут царь Шаммах, и он был в плену у господина нашего Сулеймана, так как он его не слушался. Нет никого среди джиннов больше его и шейха Насра, и, может быть, он знает эту крепость. Он властвует над джиннами, которые в этой стране».

И потом царь зверей посадил Джаншаха на спину одного из них и послал с ним письмо к своему брату, в котором поручал ему заботиться о юноше. И этот зверь в тот же час и минуту пошёл, и он нёс Джаншаха дни и ночи, пока не принёс его к царю Шаммаху. И зверь остановился в уединеном месте, вдали от царя, и Джаншах сошёл с его спины и шёл пешком, пока не дошёл до его величества царя Шаммаха. И он поцеловал ему руки и передал ему письмо, и царь прочитал его и понял его смысл и сказал Джаншаху: «Добро пожаловать! – и молвил: – Клянусь Аллахом, о дитя моё, я никогда в жизни не слышал об этой крепости и не видал её!» И Джаншах стал плакать и горевать, и царь Шаммах сказал ему; «Расскажи мне твою историю и сообщи мне, кто ты, откуда ты пришёл и куда идёшь?»

И Джаншах рассказал ему обо всем, что с ним случилось, с сначала до конца, и Шаммах удивился его словам и сказал ему: «О дитя моё, я не думаю, что господин наш Сулейман слышал в своей жизни об этой крепости и видел её! Но я знаю, о дитя моё, на горе одного монаха, который стар жизнью, и ему подчиняются все птицы и зверя и джинны из-за многих его клятв: он все время проязвосит заклинания против царей джинов, и они слушаются его невольно из-за силы этих заклинаний и чар, которые он знает, и все птицы и звери идут служить ему. Вот я не слушался господина нашего Сулеймана, и он держал меня у себя в плену, и никто не одолел меня, кроме этого монаха (так сильны его козни, заклинания и чары), и я стал ему служить. И знай, что он странствовал по всем землям и климатам и знает все дороги, стороны, крепости и города, я не думаю, что от него скрыта хоть одна местность. Я пошлю тебя к нему, и, может быть, он укажет тебе, где эта крепость, а если он тебе её не укажет, то не укажет её тебе никто, так как ему подчиняются птицы, звери и горы, и все они к нему приходят. И его колдовство так сильно, что он сделал себе посох из трех кусков и втыкает его в землю и произносит заклинания над первым куском посоха, и выходит из него мясо, и выходят из него кровь; а затем он произносит заклинания над вторым куском посоха, и выходит из него свежее молоко; и произносит он заклинания над третьим куском посоха, и выходит из него пшеница и ячмень; а затем он выдёргивает посох из земли и уходит к себе в монастырь, и его монастырь называется Монастырь Алмазов. И этот монах и кудесник таков, что из его рук выходят изобретения всяких диковинных изделий, и он – колдун, кудесник, хитрей и скверный обманщик, и зовут его Ягмус. Он овладел всеми клятвами и заклинаниями, и я обязательно пошлю тебя к нему на огромной птице с четырьмя крыльями…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот двадцать четвёртая ночь

Когда же настала пятьсот двадцать четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Шаммах говорил Джаншаху:

«Я обязательно пошлю тебя к монаху на огромной птице». И затем он посадил его на спину огромной птицы с четырьмя крыльями, каждое длиной в тридцать локтей хашимитскими локтями, и ноги у неё были, как ноги слова, но только она летала лишь два раза в год. А у царя Шаммаха был телохранитель, по имени Тамшун, который каждый день похищал для этой птицы двух верблюдов из земли иракской, чтобы накормить эту птицу. И когда Джаншах сел на спину этой птицы, царь Шаммах велел ей доставить его к монаху Ягмусу, и птица взяла Джаншаха к себе на спину и летела с ним ночи и дни, пока не достигла Горы Крепостей и Монастыря Алмазов. И Джаншах спешился близ этого монастыря и увидел в церкви монаха Ягмуса, который поклонялся там богу, и подошёл к нему и поцеловал землю и остановился перед ним.

И когда монах увидел его, он сказал: «Добро пожаловать, о дитя моё, о чужестранец! Расскажи мне, по какой причине ты пришёл в это место». И Джаншах заплакал и рассказал ему свою историю с начала до конца. И услышав его историю, монах удивился до крайности и воскликнул: «Клянусь Аллахом, о дитя моё, я в жизни не слышал об этой крепости и не видел никого, кто бы о ней слышал или видел её, хотя я существовал во времена Нуха, пророка Аллаха (мир с ним!), властвовал со времени Нуха до дней господина нашего Сулеймана ибн Дауда над зверями, птицами и джиннами. И я не думаю, чтобы Сулейман слышал об этой крепости. Но потерпи, о дитя моё, пока придут птицы, звери и телохранители из джиннов, я их спрошу и, может быть, кто-нибудь из них о ней расскажет и принесёт нам известие о ней, и Аллах великий облегчит твоё состояние».

И Джаншах просидел подле монаха некоторое время. И когда од сидел, вдруг пришли к монаху все птицы, звери и джинны, и Джаншах с монахом стали их опрашивать про Такни, крепость драгоценностей, но ни один из них не сказал: «Я её видел или слышал о ней», – а напротив, все говорили: «Я не видел этой крепости и не слышал о ней». И Джаншах начал плакать и стонать и умолять Аллаха великого, и когда он был в таком состоянии, вдруг прилетела одна птица, последняя из птиц, чёрная цветом и огромная телом, и, опустившись по воздуху с вышины, она подошла и поцеловала у монаха руки. И монах опросил её про Такни, крепость драгоценностей. И птица сказала: «О монах, мы жили позади горы Каф на Хрустальной горе, в большой пустыне, и были мы с братьями малыми птенцами, и наши мать и отец каждый день вылетали и приносили нам пропитание. И случилось, что однажды они вылетели и отсутствовали семь дней, и усилился наш голод, а на восьмой день они прилетели к нам плача. И мы опросили их: «Почему вы отсутствовали?» И они сказали: «На нас напал марид и схватил нас и унёс в Такни, крепость драгоценностей, и принёс к царю Шахлану, и, увидав нас, царь Шахлан хотел нас убить, но мы сказали: «Позади нас малые птенцы», – и он освободил нас от казни. И если бы мой отец и моя мать были в оковах жизни, они бы, наверное, рассказали вам об этой крепости».

Услышав эти слова, Джаншах заплакал сильным плачем и сказал монаху: «Я хочу, чтобы ты приказал этой птице доставить меня к гнезду её отца и матери, на Хрустальной горе, за горой Каф». И монах сказал птице: «О птица, я хочу, чтобы ты слушалась этого юношу во всем, что он тебе прикажет». И птица ответила монаху: «Слушаю и повинуюсь тому, что ты говоришь!» – а потом она посадила Джаншаха к себе на спину и полетела с ним, и летела она дни и ночи, пока не прилетела к Хрустальной горе. И тогда она опустилась на землю и провела на горе некоторое время, а затем она посадила Джаншаха на спину и полетела, и летела с ним два дня, пока не прилетела к той земле, где было гнездо…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот двадцать пятая ночь

Когда же настала пятьсот двадцать пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что птица летела с Джаншахом два дня, пока не прилетела к той земле, где было гнездо, и спустилась с ним там и сказала:

«О Джаншах, вот гнездо, в котором мы были». И Джаншах заплакал горьким плачем и сказал птице: «Я хочу, чтобы ты снесла меня и доставила в ту сторону, куда улетели твой отец и мать и откуда они приносили пропитание». – «Слушаю и повинуюсь, о Джаншах!» – ответила птица. И затем она подняла его на себе и полетела, и летела, не останавливаясь, семь ночей и восемь дней, пока не достигла высокой горы, и тогда она спустила его со своей спины и сказала: «Я не знаю за этой местностью больше никакой земли».

И Джаншаха одолел сон, и он заснул на вершине этой горы, а пробудившись от сна, он увидел вдали сверкание, наполнявшее своим светом воздух. И он растерялся, вдали этот блеск и сверкание, и не знал, что это блестит та крепость, которую он разыскивает, а между ним и ею было расстояние в два месяца, и построена она была из красного яхонта, а комнаты в ней были из жёлтого золота. И в крепости была тысяча башен, построенных из драгоценных металлов, которые извлекают из Моря Темноты, почему и была она названа Такни, крепостью драгоценностей, так как состояла из драгоценных камней и металлов. И это была большая крепость, и владыку её звали Шахлан, а он был отец трех девушек.

Вот что было с Джаншахом. Что же касается Ситт Шамсы, то, убежав от Джаншаха и отправившись к своему отцу, матери и родным, она рассказала им о том, что случилось у неё с Джаншахом, и поведала им его повесть, и осведомила их о том, что он странствовал по земле и искал чудеса, и сообщила им о его любви к ней и о своей любви к нему, и о том, что произошло между ними, и, услышав от неё эти слова, её отец и мать сказали:

«Не дозволено тебе Аллахом совершить с ним такое дело!» И потом отец её рассказал об этом случае своим телохранителям из маридов-джинов и сказал им: «Всякий, кто увидит человека, пусть приведёт его ко мне!»

А Ситт Шамса рассказала своей матери, что Джаншах влюблён в неё, и сказала: «Он обязательно придёт к нам, так как, когда я улетела с верхушки дворца его отца, я сказала ему: «Если ты меня любишь, приходи в Такни, крепость драгоценностей».

И, увидав это сверканье и блеск, Джаншах пошёл по направлению к нему, чтобы узнать, что это такое. А Ситт Шамса послала одного из телохранителей по делу в сторону горы Кармус, и когда этот телохранитель шёл, он вдруг увидел существо человеческой породы. И, увядав его, джинн подошёл к нему и приветствовал его, и Джаншах испугался этого телохранителя, но все-таки ответил на его приветствие. «Как твоё имя?» – спросил джинн.

И Джаншах ответил: «Моё имя Джаншах. Я схватил одну джиннию, по имени Ситт Шамса, так как моё сердце привязалось к её красоте и прелести, и я люблю её великой любовью, и она убежала от меня после того, как вошла во дворец моего отца». И он, плача, рассказал мартаду обо всем, что случилось у него с Ситт Шамсой. И когда телохранитель увидал, что Джаншах плачет, его сердце сгорело, и он сказал ему: «Не плачь, ты достиг того, чего желал. Знай, что она любит тебя (великою любовью и осведомила своего отца и свою мать о твоей любви к ней, и все, кто есть в крепости, любят тебя из-за неё. Успокой же твою душу и прохлади глаза». И затем марид посадил Джаншаха на плечи и летел с ним, пока не достиг Такни, крепости драгоценостей.

И пошли вестники к царю Шахлану и к Ситт Шамсе и к её матери, оповещая их о прибытии Джаншаха, и когда пришла к ним весть об этом, они обрадовались великою радостью, а затем царь Шахлан приказал всем телохранителям встречать Джаншаха и сел на коня вместе со всеми телохранителями, ифритами и маридами и выехал Джаншаху навстречу…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот двадцать шестая ночь

Когда же настала пятьсот двадцать шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь сел на коня и вместе со всеми телохранителями, ифритами и маридами выехал Джаншаху навстречу. И, приблизившись к Джаншаху, царь Шахлан, отец Ситт Шамсы, обнял его, а Джаншах поцеловал царю Шахлану руки. И царь приказал дать ему великолепную почётную одежду из разноцветного шелка, вышитую золотом и украшенную драгоценными камнями. Потом он надел ему венец, подобного которому не видел никто из царей человеческих, и велел привести ему великолепного коня из коней царей джиннов и посадил на него Джаншаха. И тот сел на коня, а телохранители ехали от него справа и слева, и ехал с царём в великолепном шествии, пока они не достигли ворот дворца. И Джаншах спешился в этом дворце и увидел, что это большой дворец, и стены его выстроены из драгоценных камней, яхонтов и дорогих металлов, а что до хрусталя, топазов и изумрудов, то они были вделаны в пол. И он стал дивиться на этот дворец и плакать, а царь и мать Ситт Шамсы вытирали ему слезы и говорили: «Уменьши плач и не обременяй себя заботой! Знай, что ты достиг того, чего желал».

И когда Джаншах дошёл до середины дворца, его встретили прекрасные невольницы, рабы и слуги и посадили его на самое лучшее место, и стояли, прислуживая ему, а он не знал» что подумать о красоте этого помещения и стен, которые были построены из всевозможных металлов и дорогих камней. И царь Шахлая ушёл в те покои, где он сидел, и приказал невольницам и слугам привести к себе Джаншаха, чтобы тот посидел с ним, и Джаншаха взяли и привели к нему. И царь поднялся ему навстречу и посадил его на престол, рядом с собой, а потом пронесли трапезу и поели и попили и вымыли румы. И после этого пришла к Джаншаху мать Ситт Шамсы и приветствовала его, сказав ему: «Добро пожаловать!» – и молвила: «Ты достиг своей цели после тягот, и заснул твой глаз после бессонницы. Слава Аллаху за твоё благополучие!» И затем она тотчас же пошла к своей дочери Ситт Шамсе и привела её к Джаншаху, и Ситт Шамса пришла к нему и приветствовала его и поцеловала ему руки и опустила голову от смущения перед ним и матерью и отцом. И пришли её сестры, которые были с нею во дворце, и поцеловали Джаншаху руки и приветствовали его. А потом мать Ситт Шамсы сказала: «Добро пожаловать, о дитя моё! Моя дочь Шамса сделала ошибку по отношению к тебе, но не взыщи с неё за то, что она совершила с тобою ради нас».

И, услышав от неё эти слова, Джаншах вскрикнул и упал, покрытый беспамятством, и царь подивился на него, а потом ему побрызгали на лицо розовой водой, смешанной с мускусом и щербетом, и он очнулся и посмотрел на Ситт Шамсу и сказал: «Слава Аллаху, который привёл меня к желаемому и потушил во мне огонь, так что не осталось огня в моем сердце». – «Да будешь ты опасен от огня, – сказала ему Ситт Шамса. – Но я хочу, о Джаншах, чтобы ты рассказал мне о том, что с тобою случилось после разлуки со мной и как ты пришёл в это место, когда большинство джиннов не знают о Такни, крепости драгоценностей. Мы не покорны никому из царей, и никто не знает дороги в это место и не слышал о нем».

И Джаншах рассказал ей обо всем, что с ним случилось и как он сюда пришёл, и осведомил их всех о том, что случилось у его отца с царём Кафидом. Он рассказал, какие видел он в дороге ужасы и диковины, и сказал девушке: «Все это случилось из-за тебя, о Ситт Шамса!» – «Ты достиг желаемого, – оказала ему мать девушки, – и Ситт Шамса – служанка, которую мы приведём к тебе».

И когда Джаншах услышал это, он обрадовался великою радостью, и после этого мать девушки сказала ему: «Если захочет Аллах великий, в следующий месяц мы устроим веселье и справим свадьбу и женим тебя на Шамсе, а потом ты отправишься с ней в твою страну, и мы дадим тебе тысячу маридов из телохранителей, таких, что если ты позволишь ничтожнейшему из них убить царя Кафида вместе с его народом, он сделает это в одно мгновенье. И каждый год мы будем посылать к тебе такие существа, что если ты прикажешь одному из них погубить всех твоих врагов, он погубит их…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот двадцать седьмая ночь

Когда же настала пятьсот двадцать седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что мать Ситт Шамсы говорила Джаншаху: «И каждый год ми будем посылать тебе такие существа, что, если ты прикажешь одному из них погубить всех твоих врагов, он погубит их до после него». А потом царь Шахлан сел на престол и приказал вельможам своего царства устроить великое веселье и украсить город в течение семи дней, вместе с ночами. И они сказали ему: «Слушаем и повинуемся!» – ив тот же час ушли и принялись за приготовления к веселью. И они провели за приготовлениями два месяца, а после этого устроили свадьбу Ситт Шамсы, и это оказалось великое веселье, подобного которому не было. И потом Джаншаха ввели к Ситт Шамсе, и он провёл с нею два года в сладостнейшей и приятнейшей жизни, за едой и питьём.

А затем он сказал как-то Ситт Шамсе: «Твой отец обещал нам, что мы уедем в мою страну и будем проводить там год и здесь год». И Ситт Шамса ответила: «Слушаю и повинуюсь!» А когда наступил вечер, она пошла к своему отцу и рассказала ему о том, что говорил ей Джаншах, и отец её молвил: «Слушаю и повинуюсь, но потерпи до начала следующего месяца, пока мы соберём для вас телохранителей». И она рассказала Джаншаху, что говорил её отец, и Джаншах терпел в течение того срока, который тот назначил.

А после этого царь Шахлан позволил телохранителям выйти, чтобы служить Ситт Шамсе и Джаншаху и доставить их в страну Джаншаха. Он приготовил им большое ложе из красного золота, украшенное жемчугом и драгоценными камнями», на котором стояла палатка из золотого шелка, разрисованная во все цвета и украшенная дорогими каменьями, красота которых смущала взирающих.

И Джаншах с Ситт Шамсой поднялись на это ложе, а потом царь выбрал четырех телохранителей, чтобы нести его, и они понесли ложе, и каждый телохранитель стал с одной стороны, а Джаншах с Ситт Шамсой сидели на ложе. И Ситт Шамса простилась со своей матерью и отцам, сёстрами и родными, и отец её сел на коня и поехал с Джаншахом, а телохранители пошли, неся это ложе.

И царь Шахлан шёл с ними до середины дня, а потом телохранители поставили ложе на землю, и все сошли с коней и простились друг с другом. И царь Шахлан поручил Джаншаху заботиться о Ситт Шамсе, а телохранителя» он поручил заботиться о них обоих.

А потом он приказал телохранителям нести ложе, и Ситт Шамса простилась с отцом, и Джаншах тоже простился с ним, и они отправились, а отец девушки вернулся назад. И отец дал Ситт Шамсе триста девушек из прекрасных наложниц и дал Джаншаху триста мамлюков из детей джиннов. И они отправились в тот же час после того, как все взошли на это ложе и четыре телохранителя подвели его и полетели с ним между небом и землёй.

И они пролетали каждый день расстояние тридцати месяцев пути я летели таким образом в течение десяти дней. А среди телохранителей был один телохранитель, который знал страну Кабудь, и когда он увидел её, он приказал телохранителям спуститься в большой город, находившийся в этой стране, а был этот город городом царя Тайгамуса. И они спустились в него…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот двадцать восьмая ночь

Когда же настала пятьсот двадцать восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что телохранители опустились в город царя Тайгамуса с Джаншахом и Ситт Шамсой. А царь Тайгамус убежал от врагов и спасся бегством в свой город.

Он подвергся жестокой осаде, и царь Кафид стеснил его, и царь Тайгамус просил пощады у царя Кафида, но тот не дал ему пощады. И когда царь Тайгамус понял, что не осталось для него хитрости, чтобы спастись от царя Кафида, он захотел удавиться, чтобы умереть и избавиться от этой заботы и печали. И он поднялся и простился с везирями и эмирами и вошёл в свой дом, чтобы проститься с женщинами. И жители его царства стали плакать и рыдать и оплакивать его и кричать.

И когда происходило это дело, телохранители вдруг приблизились к дворцу, находившемуся внутри крепости, и Джаншах приказал им опустить ложе на середину приёмного зала. И они сделали так, как приказал им Джаншах, и Ситт Шамса с Джаншахом, невольницами и мамлюками сошла с ложа, и они увидели, что все жители города находятся в осаде, стеснении и великой горести. «О, любимая моего сердца и прохлада моего глаза, – сказал Джаншах Ситт Шамсе, – взгляни на моего отца, – он в наисквернейшем положении!» И когда Ситт Шамса увидала его отца и жителей царства в таком состоянии, она приказала телохранителям поразить воинов, которые их осадили, сильным ударом и перебить их, и сказала телохранителям: «Не оставляйте живым никого из них». И Джаншах сделал знак одному из телохранителей, сильному в ярости, по имени Караташ, и приказал ему принести царя Кафида, закованного в цепи.

И телохранители отправились к царю Кафиду и взяли с собой то ложе. И они летели до тех пор, пока не поставили это ложе на землю, а палатку они поставили на ложе. И они подождали до полуночи и затем бросились на царя Кафида и его воинов я принялись их убивать. И один телохранитель брал десять или восемь воином, сидевших на спинах слонов, и взлетал с ними в воздух, а затем бросал их, и они разлетались на куски в воздухе.

А некоторые из телохранителей били солдат железными дубинами. А затем телохранитель, по имени Караташ, отправился в тот же час к палатке царя Кафида и бросился на него, когда он сидел на ложе, и взял его и взлетел с ним на воздух, и царь закричал от страха перед этим телохранителем, а тот летел с ним не переставая, пока не посадил его на ложе перед Джаншахом. И Джаншах велел четырём телохранителям подняться с ложем и поставить его на воздухе, и не успел царь Кафид очнуться, как увидел себя между небом и землёй. И он стал бить себя по лицу и дивиться на это» и вот что было с царём Кафидом.

Что же касается царя Тайгамуса, то, увидев своего сына, он едва не умер от радости и, испустив великий крик, упал, покрытый беспамятством. И ему побрызгали на лицо розовой водой, и когда он очнулся, они с сыном обнялись и заплакали сильным плачем (а царь Тайгамус не знал, что телохранители сражаются с царём Кафидом). И после этого Ситт Шамса поднялась и шла до тех пор, пока не дошла до царя Тайгамуса, отца Джаншаха, и она поцеловала ему руки и оказала: «О господин мой, поднимись на верхушку дворца и посмотри, как сражаются телохранители моего отца». И царь поднялся на верхушку дворца и сел вместе с Ситт Шамсой, и они стали смотреть на бой телохранителей, а те принялись избивать солдат вдоль и вширь. И один из них брал железную дубину и, ударив ею слона, разбивал его вдребезги вместе с тем, кто был на его спиле, так что слонов нельзя было отличить от людей. А другие телохранителя пригоняли толпу людей, которые убегали, и кричали им в лицо, и они падали мёртвые, а некоторые хватали около двадцати всадников и поднимались с ними на воздух и бросали их на землю, и воины разбивались на куски. И при всем этом Джаншах и его отец с Ситт Шамсой смотрели на них и глядели на сражение…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот двадцать девятая ночь

Когда же настала пятьсот двадцать девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Тайгасим сыном Джаншахом и жена его Ситт Шамса поднялись на верхушку дворца и стали смотреть на бой телохранителей с войсками царя Кафида. А царь Кафид смотрел на них, сидя на ложе, и плакал. И избиение его войск не прекращалось в течение двух дней, пока их всех не изрубили до последнего. А потом Джаншах велел телохранителям принести ложе и опустить его на землю посреди крепости царя Тайгамуса. И они принесли ложе и сделали так, как велел им их господин, царь Джаншах. А затем царь Тайгамус приказал одному из телохранителей, которого звали Шамваль, взять царя Кафида и надеть на него цепи и ошейник и запереть в чёрную башню, и Шамваль сделал так, как он приказал ему.

И царь Тайгамус велел бить в литавры и послал вестников к матери Джаншаха, и те пошли и известили её о том, что её сын прибыл и совершил все эти поступки. И она обрадовалась этому и села на коня и приехала, и, увидев её, Джаншах прижал её к груди, и она упала без чувств от сильной радости. И ей побрызгали на лицо розовой водой, и, очнувшись, она обняла своего сына и заплакала от чрезмерной радости. И когда Ситт Шамса узнала о её прибытии, она поднялась и шла до тех пор, пока не пришла к ней, и тогда она приветствовала её, и они держали друг друга в объятиях некоторое время, а затем стали разговаривать. А царь Тайгамус отпер ворота города и послал вестников во все стороны, и вести распространились по ним, и стали прибывать к цари подарки и великолепные редкости. И эмиры, воины и цари, которые правили в странах, приходили к царю, чтобы его приветствовать и поздравить его с такой победой и благополучием его сына.

И они пребывали в таком состоянии, и люди приносили им подарки и великолепные редкости в течение некоторого времени, а потом царь сделал великолепную свадьбу для Ситт Шамсы во второй раз и велел украшать город и показывал Джаншаху девушку в драгоценностях и роскошных одеждах. И Джаншах вошёл к Ситт Шамсе и подарил ей сотню девушек из прекрасных наложниц, чтобы они ей прислуживали. А через несколько дней после этого Ситт Шамса отправилась к царю Тайгамусу и заступилась перед ним за царя Кафида и сказала: «Отпусти его, чтобы он вернулся в свою страну, а если случится из-за него зло, я прикажу одному из телохранителей похитить его и привести к тебе». И царь отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» – а затем он послал Шамвалю приказание доставить к нему царя Кафида, и тот правел его к нему в цепях и путах.

И когда царь Кафид пришёл и поцеловал перед Тайгамусом землю, тот приказал освободить его из этих оков, и его освободили. А затем он посадил его на хромого коня и сказал: «Царица Шамса заступилась за тебя, уходи же в твою страну, и если ты вернёшься к тому, что делал раньше, она пошлёт за тобой телохранителя, и он приведёт тебя». И царь Кафид отправился в свою страну, будучи в наихудшем положении…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до пятисот тридцати

Когда же настала ночь, дополняющая до пятисот тридцати, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Кафид отправился в свою страну, будучи в наихудшем положении, а Джаншах жил со своим отцом и Ситт Шамсой сладостнейшей и приятнейшей жизнью, в наилучшей и полнейшей радости.

И все это рассказывал Булукии юноша, сидевший между двумя могилами, а затем он сказал ему: «Вот я и есть Джаншах, который все это увидел, о брат мой, о Булукия». И Булукия удивился его рассказу. А затем Булукия, странствующий из-за любви к Мухаммеду (да благословит его Аллах и да приветствует!), оказал Джаншаху: «О брат мой, а в чем дело с этими двумя могилами? По какой причине ты сидишь между ними и почему ты плачешь?» И Джаншах ответил ему и сказал: «Знай, о Булукия, что мы пребывали в сладостнейшей и приятнейшей жизни и в наилучшей и полнейшей радости и проводили в наших странах год, и в Такни, крепости драгоценностей, – год. И мы передвигались не иначе, как сидя на ложе, и телохранители несли его и летели между небом и землёй».

«О брат мой, о Джаншах, – опросил его Булукия, – а какой было длины расстояние между этой крепостью и вашей страной?» И Джаншах сказал ему в ответ: «Мы пересекали каждый день расстояние в тридцать месяцев пути и достигали крепости в десять дней. И мы провели в таком положении несколько лет, и случилось однажды, что мы отправились, как обычно, и достигли вот этого места. И мы опустились на ложе, чтобы поглядеть на этот остров, и сели на берегу реки и стали есть и пить, и Ситт Шамса сказала: «Я хочу помыться в этой реке!» И она сияла с себя одежду, и невольницы тоже сняли одежду и сошли в реку и стали плавать, а я принялся ходить по берегу речки и оставил невольниц играть там с Ситт Шамсой. И вдруг большая акула из морских зверей ударила её по ноге, выбрав её среди невольниц, и девушка закричала и упала мёртвая в тот же час и минуту. И невольницы вышли из реки, убегая в палатку от этой акулы, а затем некоторые из них понесли Ситт Шамсу и принесли её в палатку, и она была мёртвая. И, увидев, что она мёртвая, я упал без памяти, и мне обрызгали лицо водой, и я очнулся и стал плакать над девушкой.

И я велел телохранителям взять ложе и отправиться к её родным и осведомить их о том, что с ней случилось, и они отправились к родным Ситт Шамсы и известили их о том, что с ней произошло. И родные её были в отсутствии лишь недолго и прибыли в это место, и они омыли девушку и завернули её в саван и похоронили её тут же и стали её оплакивать. Они пожелали взять меня с собой в свою страну, но я сказал отцу девушки: «Я хочу, чтобы ты вырыл для меня яму рядом с её могилой, и я сделаю эту яму могилой для меня. Может быть, когда я умру, меня закопают в ней рядом с Шамсой». И царь Шахлан велел одному из телохранителей это сделать, и тот сделал то, что я хотел. А затем они улетели от меня и оставили меня плакать и рыдать над девушкой. Такова моя история, и вот почему я сижу между этими двумя могилами. – И он произнёс такие два стиха: – Друзья, вы уехали, и дом – уж не дом мне, О нет, и сосед благой – теперь не сосед мне!

И ныне мой прежний друг, которого знал я здесь, Не друг мне, и кажутся цветы не цветами».

Услышав от Джаншаха такие слова, Булукия удивился…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятисот тридцать первая ночь

Когда же настала пятьсот тридцать первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Булукия, услышав от Джаншаха эти слова, удивился и воскликнул: «Клянусь Аллахом, я думал, что я странствовал и кружил по земле, обходя её, но, клянусь Аллахом, я забыл о том, что видел, услышав твою историю!

А затем сказал Джаншаху: – Я хочу от тебя милости – благодеяния, о брат мой: укажи безопасную дорогу».

И Джаншах указал ему дорогу, и Булукия простился с ним и пошёл».

И все эта слова говорила царица змей Хасибу Каримад-дину. И сказал ей Хасиб Карим-ад-дин: «Как ты узнала все эти рассказы?» И она отвечала: «Знай, о Хасиб, что я послала в страны египетские большую змею двадцать пять лет тому назад и послала с ней письмо с приветствием Булукии, чтобы она доставила его ему. И эта змея отправлялась и доставила его Бянт-Шамух (а это была её дочь в земле египетской). И она взяла письмо и шла, пока не достигла Каира, и тогда она стала спрашивать людей о Булукии, и её привели к нему, и, прядя к нему и увидев его, она его приветствовала и дала ему это письмо. И Булукия прочитал письмо и понял его смысл, а затем он спросил змею: «Ты пришла от царицы змей?» – «Да», – отвечала она. И Булукия сказал: «Я хочу отправиться с тобой к царице змей, так как у меня есть до неё дело». – «Слушаю и повинуюсь», – сказала змея.

И затем она пошла с ним к своей дочери и приветствовала её, и после этого она простилась с ней и вышла от неё и сказала Булукии: «Зажмурь глаза!» И Будукия зажмурил глаза и открыл их и вдруг увидел, что он на той горе, где нахожусь я. И змея пошла с ним к той змее, которая дала ей письмо и приветствовала её, а змея спросила: «Доставила ты Булукии письмо?» – «Да, – отвечала змея, – я доставила его ему, и он пришёл со мной. Вот он». И Булукия подошёл и приветствовал эту змею и спросил её про царицу змей, и змея сказала ему: «Она отправилась на гору Каф со своими солдатами и воинами, а когда придёт лето, она вернётся в эту землю. И всякий раз как она отправляется на гору Каф, она назначает меня на своё место, пока на вернётся. Если у тебя есть просьба, то я её для тебя исполню». – «Я хочу от тебя, – сказал Булукия, – чтобы ты принесла мне такие растения, что всякий, кто истолчёт их и выпьет их сок, но ослабнет, не поседеет и не умрёт». – «Я не принесу их тебе, – отвечала змея, пока ты мне не расскажешь, что с тобой случилось после того, как ты расстался с царицей змей и отправился с Аффаном к месту погребения господина нашего Сулеймана».

И Булукия рассказал ей свою историю от начала до конца и осведомил её о том, что случилось с Джаншахом, и поведал ей его повесть, а потом он сказал: «Исполни мою просьбу, и я уйду в мои страны». – «Клянусь господином нашим Сулейманом, – оказала змея, – я не знаю дороги к этой траве!» И она приказала змее, которая привела Булукию, и оказала ей: «Доставь его в его страны!» И змея отвечала: «Слушаю и повинуюсь!» И затем она сказала Булукии: «Зажмурь глаза!» – и Булукия зажмурил глаза, и открыл их, и увидел себя на горе аль-Мукаттам, и пошёл, и пришёл в своё жилище. А когда царица змей вернулась с горы Каф, то змея, которую она поставила на своё место, пришла к ней и приветствовала её и оказала: «Булукия приветствует тебя!» – и рассказала ей все то, что передал ей Булукия о том, что он видел в своих странствиях и как он встретился с Джаншахом».

И царица змей сказала Хасибу Карим-ад-дину: «Вот что рассказали мне об этом деле, о Хасиб». И Хасиб воскликнул: «О царица змей, расскажи мне о том, что случилось с Булукией, когда он вернулся в Египет!» – «Знай, о Хасиб, – сказала ему царица змей, – что, расставшись с Джаншахом, Булукия шёл ночи и дни и пришёл к большому морю, и тогда он намазал ноли соком, который был у него, и пошёл по поверхности воды и пришёл к острову с деревьями, реками и плодами, который был подобен раю. И он стал ходить по этому острову и увидел большое дерево, листья которого были точно паруса на кораблях. И он подошёл к этому дереву и увидел, что под ним разложена скатерть, и на ней всевозможные блюда из роскошных кушаний, и увидел он на этом дереве птицу из жемчуга и зеленого изумруда, ноги которой были серебряные, клюв из красного яхонта, а перья из дорогих металлов, и эта птица прославляла Аллаха великого и молилась о Мухаммеде (да благословит его Аллах и да приветствует!)…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот тридцать вторая ночь

Когда же настала пятьсот тридцать вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Булукия вышел на остров и увидел, что этот остров подобен раю, он стал ходить по нему во все стороны и увидал бывшие там диковинки и, между прочим, птицу из жемчуга и зеленого изумруда, с перьями из дорогих металлов, такую, как описана, и птица прославляла Аллаха великого и молилась о Мухаммеде (да благословит его Аллах и да приветствует!).

«И, увидев эту огромную птицу, – рассказывала царица змей, – Булукия спросил её: «Кто ты и каково твоё дело?» И птица ответила: «Я из птиц райских. Знай, о брат мой, что Аллах великий вывел Адама из рая, и он вынес оттуда четыре листа, чтобы прикрыться ими. И упали они на землю, и один из них съели черви – и сделался из него шёлк, а другой съели газели и сделался из него мускус, а третий съели пчелы – и сделался из него мёд, четвёртый же упал в Индию и возникли из него пряности. Что же до меня, то я блуждала по всей земле, пока Аллах великий не послал мне этого места, и я осталась здесь. И каждую пятницу вечером и днём приходят сюда святые и кутбы, которые живут в этом мире, и они посещают это место и вкушают эту пищу (а она – угощение им от Аллаха великого, которое он им выставляет каждую пятницу вечером и днём, а затем этот стол возносится в рай, и он никогда не уменьшается и не изменяется)».

И Булукия стал есть, а окончив еду, он восхвалил Аллаха великого, и вдруг приблизился к нему аль-Хидр (мир с ним!). И Булукия поднялся к нему навстречу и приветствовал его и хотел уходить, но птица сказала ему: «О Булукия, сиди в присутствии аль-Хидра (мир с ним!)». И Булукия сел, а аль-Хидр сказал ему: «Расскажи мне о своём деле и поведай мне свою повесть».

И Булукия рассказал ему все, от начала до конца, до тех пор, щука он не пришёл к нему и не достиг того места, в котором он сидит теперь перед аль-Хидром, и затем он спросил: «О господин, какова длина пути отсюда до Египта?» – «Расстояние в девяносто пять лет», – ответил аль-Хидр. И, услышав эти слова, Булукия заплакал, а потом он припал к рукам аль-Хидра и стал их целовать и воскликнул: «Спаси меня из этого изгнания, награда тебе у Аллаха! Я приблизился к гибели, и у меня не осталось никакой хитрости!» – «Помолись Аллаху великому, чтобы он разрешил мне доставить тебя в Египет, прежде чем ты погибнешь», – сказал аль-Хидр. И Булукия стал плакать и умолять Аллаха великого, и Аллах принял его молитву и внушил аль-Хидру (мир с ним!), чтобы он доставил Булукию к его родным.

И сказал тогда аль-Хидр (мир с ним!): «Подними голову, Аллах принял твою молитву и внушил мне, чтобы я доставил тебя в Египет. Уцепись за меня и схватись за меня руками и зажмурь глаза». И Булукия уцепился за аль-Хидра (мир с ним!) и схватился за него руками и зажмурил глаза, и аль-Хидр (мир с ним!) сделал один шаг и потом сказал Булукии: «Открой глаза!» И Булукия открыл глаза и увидел, что он стоит у ворот своего дома. И затем он обернулся, чтоб проститься с аль-Хидром (мир с ним!), но не нашёл и следа его…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот тридцать третья ночь

Когда же настала пятьсот тридцать третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Булукия, когда аль-Хидр (мир с ним!) доставил его к воротам его дома, открыл глаза и хотел проститься с ним, но не нашёл его. И он вошёл в свой дом, и когда его мать увидела его, она испустила громкий крик и упала от радости, и ей брызгали на лицо воду, пока она не очнулась, а очнувшись, она обняла своего сына и заплакала сильным плачем, а Булукия то плакал, то смеялся. И к нему пришли его родные и домочадцы и все его товарищи и стали его поздравлять с благополучием. И разнеслась по стране весть об этом, и стали приходить к нему подарки со всех концов, и забили барабаны, и засвистели флейты, и все радовались великой радостью. А после этого Булукия рассказал родным свою историю и поведал им обо всем, что с ним случилось, и о том, как аль-Хидр привёл его и доставил к воротам его дома, и все удивились этому и плакали до тех пор, пока им не надоело плакать».

И все это рассказала царица змей Хасибу Карим-ад-дину. И Хасиб Карим-ад-дин удивился этому и заплакал сильным плачем, а затем он сказал царице змей: «Я хочу отправиться в мою страну!» И царица змей ответила ему: «Я боюсь, о Хасиб, что, достигнув своей страны, ты нарушишь обет и не исполнишь клятву, которую ты мне дал, и пойдёшь в баню». И Хасиб поклялся ей другими верными клятвами, что всю жизнь не будет ходить в баню, и тогда царица змей приказала одной змее и сказала ей: «Выведи Хасиба Карим-ад-дина на лицо земли!» И змея взяла Хасиба и переходила с ним с места на место, пока не вывела его на лицо земли из под крышки заброшенного колодца, а затем он пошёл, и шёл, пока не дошёл до своего города.

И он отправился в свой дом (а было это в конце дня, когда пожелтело солнце) и постучал в ворота, и вышла его мать и открыла ворота и увидела своего сына, который стоял перед нею. И, увидев его, она вскрикнула от сильной радости и бросилась к нему и заплакала, и когда услышала её плач жена Хасиба, она вошла к ной и увидела своего мужа и приветствовала его и поцеловала ему руки. И они сильно обрадовались друг другу и вошли в дом, и когда они уселись и Хасиб посидел среди своих родных, он спросил о дровосеках, которые рубили с ним дрова и ушли и оставили его в колодце, и мать оказала ему: «Они пришли ко мне и сказали: «Твоего сына съел волк в долине». Они сделались большими купцами и владеют именьями и лавками, мир стал для них просторен, и они каждый день приносят нам еду и питьё, и таково их обыкновение до сего времени». – «Завтра пойди к ним, – сказал Хасиб, – и скажи им: «Хасиб Карим-ад-дин вернулся из путешествия; приходите его встречать я приветствовать его».

И когда наступило утро, его мать пошла по домам дровосеков и оказала им то, что поручил ей сказать её сын.

И, услышав её слова, дровосеки изменились в виде и сказали ей: «Слушаем и повинуемся!» И каждый из них дал ей шёлковую одежду, вышитую золотом, и они сказали ей: «Отдай их твоему сыну, пусть он их наденет, и скажи ему: «Они завтра к тебе придут». И мать Хасиба сказала им: «Слушаю и повинуюсь!» – и вернулась от них к сыну и осведомила его об этом и отдала ему то, что дали ей дровосеки.

Вот что было с Хасибом Карим-ад-дином и его матерью. Что же касается дровосеков, то они собрали множество купцов и осведомили их о том, что произошло из-за них с Хасибом Карим-ад-дином, и спросили их: «Что нам теперь с ним делать?» И купцы ответили им: «Каждому из вас следует отдать ему половину своих денег и невольников», – и все согласились с этим мнением.

И каждый из них взял половину своих денег, и они все пошли к Хасибу и приветствовали его и поцеловали ему руки и отдали ему принесённое и сказали: «Это часть твоей милости, и мы стоим перед тобою!» И Хасиб принял от них деньги и оказал им: «То, что ушло, ушло! Это было суждено Аллахом, а то, что суждено, сильней того, чего боишься!»

«Пойдём с нами, погуляем по городу и сходим в баню», – сказали ему купцы. И Хасиб ответил: «Я дал клятву, что не пойду в баню всю жизнь». – «Пойдём с нами к нам домой, мы тебя угостим», – сказали купцы. И Хасиб ответил: «Слушаю и повинуюсь!» А затем он поднялся и пошёл с ними к ним домой, и каждый из купцов угощал его один вечер, и они делали это в течение семи вечеров.

И стал Хасиб обладателем денег, имений и лавок, и вокруг него собирались купцы города, и он рассказывал им обо всем, что с ним случилось, и сделался он одним из знатных купцов. И он правел так некоторое время, и в один из дней случилось ему выйти, чтобы пройтись по городу. И вдруг один его товарищ (а он был банщик) увидал его, когда он проходил мимо ворот бани, и глаза встретились с глазами, и банщик приветствовал Хасиба и обнял его и воскликнул: «Сделай мне милость, войди в баню и разотрись, пока я приготовлю тебе угощение». – «Я дал клятву, что не буду ходить в баню всю жизнь», – ответил Хасиб. И банщик стал клясться и воскликнул: «Мои три жены разведены со мной трижды, если ты не войдёшь со мной в баню и не помоешься там!»

И Хасиб Карим-ад-дин смутился душою и сказал банщику: «Разве ты хочешь, брат мой, сделать моих детей сиротами, разрушить мой дом и возложить грех на мою шею?» И тогда банщик бросился к ногам Хасиба Каримад-дина и стал их целовать и воскликнул: «Я прибегаю к твоему соседству! Войди ко мне в баню, и грех будет на моей шее». И рабочие в бане и все, кто был там, собрались вокруг Хасиба Карим-ад-дина и стали его упрашивать и сняли с него одежду и ввели его в баню.

И едва только он вошёл туда и сел у стены и начал поливать себе голову водой, как пришли к нему двадцать человек и сказали: «Уходи от нас, о человек, ты ответчик перед султаном!» И они послали одного из них к везирю султана, и этот человек отправился к нему и осведомил везиря, и везирь сел на коня вместе с шестьюдесятью мамлюками, и они поехали и приехали в баню и встретились с Хасибом Карим-ад-дином. И везирь приветствовал его и оказал: «Добро пожаловать!» – и дал банщику сто динаров и приказал подвести Хасибу коня, чтобы он на нем ехал. А затем везирь сел на коня вместе с Хасибом, и люди везиря тоже сели, и они взяли Хасиба и ехали с ним, пока не приехали ко дворцу султана. И везирь и его люди спешились, и Хасиб тоже сошёл на землю, и он сел во дворце, и ему принесли трапезу, и все поели, выпили и вымыли руки. И везирь наградил Хасиба двумя почётными одеждами, каждая из которых стоила пять тысяч динаров, и сказал ему: «Знай, что Аллах послал тебя к нам и проявил к нам милость твоим приходом: султан стал близок к смерти от проказы, которая постигла его, и наши книги указывают, что жизнь его в твоих руках».

И Хасиб удивился этому делу, и везирь с Хасибом и вельможами царства прошёл через семь дворцовых ворот, и они вошли к царю. А царя звали царь Караздан, царь персов, и он царил над семью климатами, и было у него в услужения сто султанов, которые сидели на престолах из червонного золота, и десять тысяч богатырей, каждому из которых подчинялось сто наместников и сто палачей, державших в руках мечи и топоры. И они нашли этого царя лежащим, и лицо его было закутано в платок, и он стонал от сильной болезни. И когда Хасиб увидал такой порядок, его ум был ошеломлён видом царя Караздана, и он поцеловал перед ним землю и пожелал ему счастья, а потом подошёл к нему великий везирь, которого звали везирь Шамхур, и оказал ему: «Добро пожаловать!» – и посадил его на великолепный престол справа от царя Караздана…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот тридцать четвёртая ночь

Когда же настала пятьсот тридцать четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Шамхур подошёл к Хасибу и посадил его на престол справа от царя Караздана, и принесли трапезу, и все поели и попили и вымыли руки, а затем везирь Шамхур поднялся, и поднялись из-за него все, кто был в зале, проявляя почтение к нему. И везирь подошёл к Хасибу Карим-ад-дину и сказал ему: «Мы будем тебе прислуживать, и все, что ты потребуешь, мы тебе дадим; даже если бы ты потребовал половину царства, мы бы её тебе дали, так как исцеление царя в твоих руках». И он взял его за руку и пошёл с ним к царю. И Хасиб открыл царю лицо и посмотрел на него и увидел, что царь в крайней болезни. И Хасиб удивился этому, а везирь склонился над рукой Хасиба, поцеловал её и оказал: «Мы хотим от тебя, чтобы ты вылечил этого царя, и все, что ты пожелаешь, мы тебе дадим. Это и есть то, что нам от тебя нужно». – «Хорошо, – сказал Хасиб. – Я сын Данияля, пророка Аллаха, но я не знаю никакой науки. Меня поместили учиться ремеслу врачевания на тридцать дней, но я ничего из этого ремесла не выучил. Я хотел бы знать что-нибудь из этой науки и вылечить этого царя». – «Не затягивай с нами разговора! – воскликнул везирь. – Если бы мы собрали всех мудрецов востока и запада, никто бы не вылечил царя, кроме тебя!» – «Как же я его вылечу, когда я не знаю ни болезни сто, ни лекарства?» – опросил Хасиб. И везирь сказал: «Лекарство для царя находится у тебя». – «Если бы я знал для него лекарство, – сказал Хасиб, – я бы, право, его вылечил». – «Ты знаешь его лекарство и знаешь отлично, – оказал везирь. – Его лекарство – царица змей, и ты знаешь, где она, и видел её и был у неё».

И, услышав это, Хасиб понял, что причина всего этого – посещение бани, и стал раскаиваться, когда раскаяние было бесполезно, и оказал: «Как царица змей? Я её не знаю и никогда в жизни не слышал такого названия».

«Не отрицай, что ты её знаешь, – оказал везирь, – у меня есть указание, что ты знаешь её и пробыл у неё два года». – «Я не знаю её и её не видел и не слышал об этом деле, раньше чем услышал о нем от вас сию минуту», – отвечал Хасиб.

И везирь принёс книгу и открыл её и стал гадать, а затем он оказал: «Царица змей встретится с человеком, И он пробудет у неё два года и вернётся от неё и поднимется на лицо земли, и когда он войдёт в баню, у него почернеет живот. Посмотри себе на живот», – сказал он Хасибу. И тот взглянул себе на живот и увидел, что он чёрный. «У меня живот чёрный с тех пор, как меня родила моя мать», – сказал он везирю. И везирь воскликнул: «Я поставил у каждой бани трех мамлюков, чтобы они наблюдали за всяким, кто войдёт в баню, и смотрели ему на живот и осведомляли меня о нем. И когда ты вошёл в баню, они посмотрели тебе на живот и увидели, что он чёрный. И они послали ко мне, извещая об этом, и вам не верилось, что мы с тобой сегодня встретимся. У нас нет другой нужды, кроме того, чтобы ты нам показал то место, из которого ты вышел, а потом ты уйдёшь своей дорогой. Мы можем схватить царицу змей, и у нас есть кому её принести». Услышав эти слова, Хасиб раскаялся, что входил в баню, великим раскаянием, когда раскаяние было ему бесполезно, и эмиры и везири умоляли его рассказать им, где царица змей, пока не ослабели, а Хасиб говорил: «Я не видел такого дела и не слыхал о нем».

И тогда везирь потребовал палача, и его привели, и везирь велел ему снять с Хасиба одежду и побить его сильным боем. И палач делал это до тех пор, пока Хасиб не увидел воочию смерть из-за сильной пытки. А после этого везирь оказал ему: «У нас есть указание, что ты знаешь, где место царицы змей, зачем же ты это отрицаешь? Покажи нам то место, откуда ты вышел, и удались от нас. У нас есть кому схватить царицу змей, и тебе не будет вреда». И затем он стал его упрашивать и поднял его на ноги я велел дать ему одежду, вышитую червонным золотом и дорогими металлами. И Хасиб послушался приказания везиря и сказал: «Я покажу вам то место, из которого я вышел». И, услышав его слова, везирь обрадовался великой радостью. И он сел на коня со всеми эмирами, и Хасиб тоже сел на коня и поехал перед воинами, и они ехали до тех пор, пока не приехали к горе, а затем Хасиб вошёл с ними в пещеру и стал плакать и горевать. И эмиры и везири сошли с коней и шли вслед за Хасибом, пока де пришли к колодцу, из которого Хасиб вышел.

И тогда везирь выступил вперёд и сел и зажёг курения и стая произносить заклинания и клятвы и дуть и бормотать (это был злокозненный волшебник и кудесник, который знал науку о духах и другие науки). А окончив первое заклинание, он стал читать второе заклинание и третье заклинание, и всякий раз, когда курения кончались, он бросал на огонь другие. Потом он сказал: «Выходи, о царица змей!» И вдруг вода в колодце ушла под землю, и открылась большая дверь, и раздался великий крик, подобный грому, так что подумали, что колодец обвалялся, и все присутствующие упали на землю без памяти, а некоторые из них умерли.

И вышла из этого колодца огромная змея, точно слон, из глаз и изо рта которой летели искры, как угли, и на спине у неё было блюдо из червонного золота, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, а посреди этого блюда сидела змея, озарявшая все помещение, и лицо у неё было, как у человека, и говорила она самым ясным языком, и была это царица змей. И она стала оборачиваться направо и налево, и взор её упал на Хасиба, и она опросила его: «Где же обет, который ты мне дал, и клятва, которою ты мне поклялся, говоря, что ты не пойдёшь в баню? Но не поможет хитрость против того, что предопределено, и что написано на лбу, от того не убежишь. Аллах вложил окончание моей жизни в твои руки, и так судил Аллах, и хотел он, чтобы я была убита, а царь Караздан исцелился от болезни».

И затем царица змей заплакала сильным плачем, и Хасиб заплакал вместе с ней. И когда везирь Шамхурпроклятый увидал царицу змей, он протянул к ней руку, чтобы схватить её, до она сказала: «Удержи свою руку, о проклятый, иначе я подую на тебя и превращу тебя в кучу чёрного пепла!» И она закричала Хасибу и сказала ему: «Подойди ко мне и возьми меня в руки и положи меня на это блюдо, которое с вами, и поставь его себе на голову. Умереть от твоей руки мне суждено от века, и нет у тебя хитрости, чтобы отразить мою смерть».

И Хасиб взял змею и понёс её на голове, и колодец опять стал таким, как был. И все вышли, и Хасиб нёс блюдо, в котором была змея, на голове. И когда они шли по дороге, царица змей оказала Хасибу потихоньку: «О Хасиб, послушай, какой я дам тебе добрый совет, хотя ты я нарушил обещание и не сдержал клятвы и совершил такие поступки, так как они были суждены от века» – «Слушаю и повинуюсь! – сказал Хасиб. – Что ты мне прикажешь, о царица змей?» – «Когда ты придёшь в дом везиря, – сказала змея, – он окажет тебе: «Зарежь царицу змей и разруби её на три куска!» – а ты откажись и не делай этого и скажи ему: «Я не знаю, как резать». Пусть он зарежет меня своей рукой и сделает со мной, что хочет. А когда он меня зарежет и разрубит на куски, к нему придёт посланец от царя Караздана и потребует, чтобы он явился к нему. И тогда везирь положит моё мясо в медный котелок и поставит котелок на жаровню и перед уходом к царю скажет тебе: «Зажги огонь под этим котелком, чтобы поднялась с мяса пена, и когда пена поднимется, возьми её налей в бутылку и подожди, пока она простынет, и выпей её. Когда ты её выпьешь, не останется у тебя в теле никакой боли. А когда поднимется вторая пена, сохрани её у себя в другой бутылке, и я приду от царя и выпью её из-за болезни, которая у меня в хребте». И он даст тебе две бутылки я уйдёт к царю, а когда он уйдёт к нему, зажги огонь под котелком, чтобы поднялась первая пена, и возьми её и налей в бутылку и спрячь её у себя, но берегись её выпить; если ты её выпьешь, не будет для тебя блага. А когда поднимется вторая пена, налей её в другую бутылку и подожди, пояса она остынет, и сохрани её у себя, чтобы её выпить. А когда везирь придёт от царя и потребует от тебя вторую бутылку, дай ему первую и посмотри, что с ним произойдёт…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот тридцать пятая ночь

Когда же настала пятьсот тридцать пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царица змей дала Хасибу наставление не пить первой пены и сохранить вторую пену, и сказала ему: «Когда вернётся везирь от царя и потребует от тебя вторую бутылку, отдай ему первую и посмотри, что с ним произойдёт. А потом выпей сам вторую пену, и когда ты её выпьешь, станет твоё сердце обителью мудрости. А после этого вынь мясо и положи его на медное блюдо и дай его царю, чтобы он его съел, а когда он съест мясо и оно утвердится у него в животе, закрой ему лицо платком и подожди до полудня, пока его живот не простынет, и потом напои его вином; он снова станет здоров, как был, и вылечится от своей болезни по могуществу Аллаха великого. Слушайся наставления, которое я тебе дала, и всячески его придерживайся».

И они шли до тех пор, пока не подошли к дому везиря, и везирь оказал Хасибу: «Войди со мной в дом!» И когда везирь с Хасибом вошли и воины разошлись и каждый из них ушёл своей дорогой, Хасиб снял с головы блюдо, в котором была царица змей. И везирь сказал ему: «Зарежь царицу змей». – «Я не знаю, как резать, – оказал Хасиб, – ив жизни никого не резал. Если у тебя есть желание её зарезать, зарежь её сам своей рукой». И везирь Шамхур поднялся и взял царицу змей из блюда, в котором она лежала, и зарезал её. И когда Хасиб увидел это, он заплакал горьким плачем, и Шамхур стал над ним смеяться и воскликнул: «О, лишившийся ума, как можешь ты плакать из-за того, что зарезана змея?»

А после того, как везирь её зарезал, он разрубом её на три куска и положил их в медный котелок, и вдруг пришёл к нему от царя мамлюк и сказал: «Царь тебя требует сию же минуту!» – «Слушаю и повинуюсь!» – ответил везирь и после этого он поднялся и принёс Хасибу две бутылки и сказал: «Зажги огонь под этим котелком, чтобы поднялась с мяса первая пена, а когда она поднимется, сними её с мяса и налей в одну из этих бутылок. Подожди, пока она остынет, и выпей её. Если ты её выпьешь, твоё тело станет здоровым, и не останется у тебя в теле боли или недуга. Когда же поднимется вторая пена, налей её в другую бутылку и храни её у себя, пока я не вернись от царя, и тогда я её выпью, потому что у меня в хребте боль, которая, может быть, пройдёт, когда я выпью пену».

Затем он отправился к царю, подтвердив Хасибу это наставление. И Хасиб зажёг огонь под котелком, и когда поднялась первая жена, он снял её и налил в одну из двух бутылок, которую положил около себя. И он до тех пор разжигал огонь под котелком, пока не поднялась вторая жена, и тогда он снял её и налил во вторую бутылку и спрятал её у себя. А когда мясо поспело, он сиял котелок с огня и сел и стал ждать везиря, и везирь пришёл от царя и спросил Хасиба: «Что ты сделал?» – «Работа кончена», – отвечал Хасиб. И везирь спросил его: «Что ты сделал с первой бутылкой?» – «Я сейчас выпил то, что в ней было», – ответил Хасиб. И везирь сказал: «Я вижу, что на твоём теле ничего не изменилось». – «Я чувствую, что моё тело, от темени до ног, как будто загорелось огнём», – отвечал Хасиб. И коварный везирь Шамхур скрыл от него, в чем дело, чтобы обмануть его, и сказал: «Подай сюда оставшуюся бутылку: я выпью то, что в ней есть, и, может быть, я исцелюсь и вылечусь от болезни, которая у меня в хребте».

И затем везирь выпил то, что было в первой бутылке, думая, что это вторая, и не успел он её выпить до конца, каяк бутылка выпала у него из рук, и он распух сию же минуту. И оправдались на нем слова сказавшего поговорку: «Кто вырыл колодец для своего брата, упадёт в него».

И, увидев это дело, Хасиб удивился и побоялся выпить из второй бутылки, но затем он вспомнил наставление змеи и оказал про себя: «Если бы во второй бутылке было что-нибудь вредное, везирь не выбрал бы её для себя. Полагаюсь на Аллаха!» – воскликнул он и выпил то, что было в бутылке. И когда он выпил её, Аллах великий открыл у него в сердце источники мудрости и обнаружил перед ним сущность знания, и овладело им веселье и радость. И он взял мясо, которое было в котле, и положил его на медное блюдо и вышел из дома везиря.

И, подняв голову к небу, он увидел семь небес и все, что есть там, вплоть до логоса крайнего предела. И увидел он, как вращаются небосводы, и Аллах открыл ему все это. Он увидал звезды, движущиеся и неподвижные, и подал, как движутся созвездия, и уразумел, каков облик суши и моря, я вывел отсюда науку измерения, и наужу чтения по звёздам, и астрономию, и науку о небесных светилах, и исчисление, и все то, что с этим связано. Он узнал обо всем, что проистекает от затмения солнца и луны, и о прочем, а затем он посмотрел на землю и узнал, какие там есть металлы, растения и деревья, и узнал, какие у них всех особенности и полезные свойства, и вывел отсюда науку врачевания, белой магии и алхимии, и узнал, как делать золото и серебро.

И он шёл с этим мясом, пока не дошёл до царя Караздана, а войдя к нему, он поцеловал землю меж его рук и сказал ему: «Да будет цела твоя голова после твоего везиря Шамхура!» И царь разгневался великим гневом из-за смерти своего везиря и заплакал горьким плачем, я заплакали о нем везири, эмиры и вельможи царства, а затем царь Караздан сказал: «Везирь Шамхур сейчас был у меня в полном здоровье, а затем он ушёл, чтобы привести мне мясо, если оно хорошо сварилось. Какова же причина его смерти в этот час и какая с ним случилась случайность?» И Хасиб рассказал царю обо всем, что случилось с везирем, когда он выпил содержимое бутылки и распух, и живот у него раздулся, и он умер. И царь опечалился великой печалью и спросил Хасиба: «Каково же будет мне после Шамхура?» – «Не обременяй себя заботой, о царь времени, – ответил царю Хасиб. – Я тебя вылечу в три дня и не оставлю у тебя в тебе никакой болезни». И грудь царя Караздана расправилась, и он оказал Хасибу: «Я хочу исцелиться от этой беды, хотя бы через несколько лет».

И Хасиб поднялся и, принеся котелок, поставил его перед царём и взял кусок мяса царицы змей и дал его съесть царю Караздану, а потом он покрыл его и расстелил у него на лице платок и, сев рядом с ним, велел ему заснуть. И царь проспал от полудня до заката солнца, пока кусок мяса не совершил труд у него в животе. А затем Хасиб разбудил царя и дал ему выпить немного вина и велел ему спать. И царь проспал всю ночь до утра, а когда поднялся день, Хасиб сделал с ним то же самое, что сделал накануне, я он окормил ему эти три куска мяса в течение трех дней. И у царя стала сохнуть кожа и вся слезла, и тогда царь начал потеть так, что пот лил по нему с (йог (до головы, и исцелился, и у него на теле не осталось никакой болезни. «Необходимо пойти в баню», – сказал Хасиб и свёл царя в баню и вымыл ему тело я вывел его оттуда. И стало тело царя подобно серебряной трости, и вернулся он к прежнему здоровью и стал ещё здоровее, чем раньше.

И надел царь лучшие свои одежды и сел на престол и позволил Хасибу Карим-ад-дину сесть с ним, и Хасиб сел с ним рядом. И тогда царь велел расставить столы, и их расставили, и они поели и вымыли руки, а потом царь велел принести напитки, и принесли то, что он потребовал, и они с Хасибом выпили. И пришли все эмиры, везири и воины, и вельможи царства, и знатные люди из его подданных и стали его поздравлять с выздоровлением и благополучием. И забили в барабаны и украсили город из-за опасения царя, и когда все собрались у него для поздравлений, царь оказал: «О собрание везирей, эмиров и вельмож царства! Вот Хасиб Карим-ад-дин, который вылечил и меня от моей болезни. Знайте, что я назначил его великим везирем на место везиря Шамхура…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот тридцать шестая ночь

Когда же настала пятьсот тридцать шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь сказал своим везирям и вельможам царства: «Тот, кто меня вылечил от моей болезни – Хасиб Карим-ад-дин, и я назначил его великим везирем вместо везиря Шамхура. Кто любит его, тот любит и меня, кто почитает его, тот почитает и меня, и кто ему повинуется, тот и мне повинуется». – «Слушаем и повинуемся!» – оказали все. И затем они все поднялись и стали целовать руки Хасиба Карим-ад-дина и приветствовать его и поздравлять с должностью везиря.

А после этого царь наградил Хасиба роскошной одеждой почёта, затканной червонным золотом и украшенной жемчугом и драгоценными камнями, самый маленький из которых стоил пять тысяч динаров, и подарил ему триста мамлюков я триста наложниц, которые сияли, как луны, и триста абиссинских рабынь и пятьсот мулов, нагруженных деньгами, и дал он ему скота и буйволов и коров столько, что бессильно всякое описание. А после всего этого он велел своим везирям, эмирам, вельможам царства, знатным людям страны и невольникам и простым своим поданных делать Хасибу подарки. И Хасиб Карим-ад-дин поехал, и поехали позади него везири, эмиры, вельможи царства и все воины и отправились к дому, который велел освободить для него царь. И затем он сел на седалище, и начали приходить к нему эмиры и везири и целовать ему руки и поздравлять его с должностью везиря, и все они стали ему прислуживать.

И мать Хасиба обрадовалась великой радостью и стала поздравлять его с должностью везиря; и пришли к нему его жены и поздравили его с благополучием и должностью везиря, и они радовались великой радостью, а потом пришли к нему его товарищи дровосеки и поздравили его с должностью везиря. И Хасиб сел на коня я поехал и, пробыв ко дворцу везиря Шамхура, опечатал его дом и наложил руку на то, что в нем находилось, и описал его содержимое и перенёс все это в свой дом. И после того, как он не знал никакой науки и не умел читать написанное, он сделался знающим все науки по могуществу Аллаха великого, и распространилась весть о его знаниях. И стала его мудрость известна во всех странах, и сделался он знаменит глубокими познаниями во врачевании, астрономии, геометрии, чтении по звёздам, алхимии, белой магии, науке о духах и прочих науках.

И однажды он сказал своей матери: «О матушка, мой отец Данияль был человеком мудрым и достойным; расскажи мае, что он оставил из книг и прочего». И, услышав слова Хасиба, его мать (принесла сундук, в который его отец положил пять листков, оставшиеся от книг, утонувших в море, и сказала ему: «Твой отец не оставил никаких книг – только пять листков, которые он этом сундуке».

И Хасиб открыл сундук, взял эти пять листков и прочитал их и воскликнул: «О матушка, это пять листков из целой (книги, где же остаток её?» И его мать ответила: «Твой отец поехал со всеми своими книгами по морю, и корабль разбился, и книги его потонули, а его самого Аллах великий спас от потопления, и не осталось от его книг ничего, кроме этих пяти листков. А когда твой отец вернулся из путешествия, я спросила тебя, и он сказал мне: «Может быть, ты родишь мальчика, возьми же эти листки и спрячь их у себя, и когда мальчик вырастет и споросит тебя про моё наследство, отдай ему их и окажи: «Твой отец не оставил ничего, кроме этого. Вот эти листки».

И Хасиб Карим-ад-дин изучил все науки, и после этого он сидел, ел и пил, живя приятнейшей жизнью и наилучшим образом, пока не пришла к нему Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний. Вот и конец того, что дошло до нас о повести о Хасибе, сыне Данияля (да помилует его Аллах великий!), а Аллах лучше знает истину.