Маньчжурия между двух огней

С начала двадцатого столетия Японская Императорская Армия своим основным потенциальным противником считала царскую Россию, а позже Советский Союз. Успехи японского оружия в Русско — Японской войне 1905–1905 гг. временно устранили русскую угрозу и позволили Японии разместить постоянные гарнизоны в Маньчжурии — основном районе боевых действий той войны. После создания в 1905 г. генерал–губернаторства (управляемого генералом Японской Императорской Армии) для охраны японских интересов в районе Южно — Маньчжурской железной дороги, части двух дивизий Японской Императорской Армии были оставлены в Маньчжурии для защиты жизни и имущества японских граждан. Со временем эти войска были возвращены в Японию, и к 1910 г. была сформирована отдельная гарнизонная часть из шести батальонов, укомплектованных резервистами, на которую была возложена ответственность за защиту японских интересов в Маньчжурии. В 1916 г. резервистов сменили кадровые военнослужащие, а в 1919 приказом по армии № 12 был учрежден штаб Квантунской Армии для командования гарнизонными частями в Маньчжурии. Контингент японских войск в Маньчжурии насчитывал тогда около 10 000 солдат и офицеров.

Офицеры штаба Квантунской Армии считали себя защитниками границ Японии. В случае с Маньчжурией за эти границы было заплачено кровью более 160 000 японцев, погибших в Русско — Японской войне. Офицеры Квантунской Армии считали, что в Военном министерстве и Генеральном Штабе в Токио не вполне осознают опасность, которую представляет Советский Союз для японских владений в Маньчжурии. Чтобы противостоять этой угрозе, офицеры Квантунской Армии предприняли односторонние действия, создав повод для войны между Японией и маньчжурским военным диктатором Чжан Сюэляном, что, в конечном счете, позволило Квантунской Армии оккупировать всю Маньчжурию. После так называемого Маньчжурского инцидента 1931 г. командование Квантунской Армии в 1932 г. инициировало создание марионеточного государства под названием Маньчжоу — Го.

Хотя Квантунская Армия быстро завоевала Маньчжурию и столь же быстро создала марионеточное государство, ее конечный успех не мог быть гарантирован, пока Советский Союз угрожал новым японским владениям с трех сторон. Офицеры Квантунской Армии и — после принятия свершившегося факта оккупации Маньчжурии — их единомышленники в Генштабе в Токио считали создание Маньчжоу — Го промежуточным шагом в подготовке к войне с СССР. Японская Императорская Армия, используя природные богатства Маньчжурии, могла обновить и модернизировать свои силы для предстоящей борьбы. Однако в 1937 году японцы оказались втянуты в незапланированную войну с Китаем — классический случай не той войны не в том месте, не в то время и против не того врага.

Потери на китайском фронте продолжали расти (к декабрю 1937 г. было убито и ранено уже около 100 000 японских солдат), и Военное министерство и Генштаб пытались скорее завершить эту войну. В общих чертах японских офицеров можно было разделить на экспансионистов и анти–экспансионистов. Экспансионисты считали, что любое проявление японцами слабости лишь воодушевит дальнейшее сопротивление китайцев. Только военный разгром может убедить китайцев в ошибочности их курса. Анти–экспансионисты же считали войну с Китаем напрасной тратой сил, ослабляющей японскую армию, пока главный враг — СССР — продолжает наращивать военное присутствие на Дальнем Востоке и угрожать Маньчжурии с севера. Общим знаменателем для обеих групп было то, что те и другие продолжали считать Советский Союз врагом номер один. Экспансионисты полагали необходимым силой оружия уничтожить потенциальную китайскую угрозу японскому флангу в будущих операциях против СССР. Анти–экспансионисты предпочли бы прекратить бессмысленную трату ресурсов японской армии, чтобы использовать эти ресурсы для подготовки войны с СССР. Тем не менее, военные и гражданские лидеры Японии не смогли найти решение, которое бы позволило остановить эту войну, и к 1939 г. 25 пехотных дивизий японской армии — всего около миллиона человек — были вовлечены в боевые действия на бескрайнем китайском фронте.

Так как основная задача Квантунской Армии — защита Маньчжоу — Го от советской агрессии — оставалась прежней, главные силы Квантунской Армии не принимали участия в боевых действиях против Китая. Командование Японской Императорской Армии продолжало усиливать войска Квантунской Армии, численность которой увеличилась почти в два раза — с пяти пехотных дивизий в 1937 г. до девяти в 1939. Число пехотных дивизий во всей японской армии выросло за это время с двадцати четырех до сорока одной. Для Квантунской Армии не представляло сложностей найти оправдания для такого усиления. Увеличивавшееся число пограничных инцидентов — нарушения границы, перестрелки, похищения — привело, в свою очередь, к усилению мер по охране 3000‑мильной советско–маньчжурской границы — строительству новых долговременных огневых сооружений, заграждений из колючей проволоки, формированию новых подразделений для охраны границы. С 1936 г. в пограничных стычках между подразделениями Красной Армии и Японской Императорской Армии принимают участие механизированные войска и авиация.

Это превратилось в порочный круг. Силы Квантунской Армии росли, но так же увеличивалась и численность Красной Армии на Дальнем Востоке. С шести стрелковых дивизий в 1931 г. силы Красной Армии к 1936 г. увеличились до двадцати дивизий, насчитывая к тому времени более 1000 танков и примерно столько же самолетов. Особая Дальневосточная Армия стала слишком большой и начала восприниматься Сталиным как угроза для его власти. Вследствие этого после создания Забайкальского Военного Округа она потеряла свои западные элементы. После инцидента у озера Хасан в 1938 г. Сталин расформировал Особую Дальневосточную Армию, сформировав вместо нее 1‑ю и 2‑ю Особые Краснознаменные Армии, ответственные за оборону Уссурийской и Амурской областей соответственно. Обе армии подчинялись непосредственно Народному Комиссариату Обороны. Кроме того, в 1938 г. во Внешнюю Монголию был направлен 57‑й Особый стрелковый корпус.

В 1938 г. 19‑я пехотная дивизия Японской Императорской Армии оказалась вовлечена в кровопролитные 12-дневные бои с войсками Красной Армии у высоты Чжангуфэн/озера Хасан, на границе Кореи и СССР. Хотя 19‑я дивизия сумела удержать первоначально захваченные позиции, отразив несколько мощных советских контратак, она понесла тяжелые потери. Более 500 японских солдат были убиты и свыше 900 ранены. Потери советских войск, по некоторым данным, составили 236 убитых и 611 раненых. Однако, по мнению штаба Японской Императорской Армии, Советы не продемонстрировали инновационной тактики и искусства управления войсками, подтвердив, таким образом, мнение офицеров Квантунской Армии, что политические чистки Красной Армии серьезно ослабили ее эффективность. В результате этого, в начале 1939 г. штаб Квантунской Армии принял ряд более агрессивных правил задействования сил и средств с целью в будущем сокрушить любое советское вторжение на территорию Маньчжоу — Го.

 

Первые стычки

В апреле 1939 г. командование Квантунской Армии сформулировало новую оперативную директиву под названием «Принципы урегулирования спорных вопросов по советско–маньчжурской границе». Позже в том же месяце командир Квантунской Армии генерал Уэда Кенкити объяснил эти новые принципы на совещании с командирами корпусов. С этого времени, согласно оперативной директиве № 1488, подразделения Квантунской Армии могли предотвращать эскалацию пограничных инцидентов решительными действиями против советских нарушителей границы. Тем же приказом японским войскам давались полномочия входить на советскую или монгольскую территорию, если это требовалось для выполнения поставленных задач. В таких случаях всех убитых и раненых японских солдат следовало забрать с поля боя и, вместе с убитыми и пленными вражескими солдатами, доставить на территорию Маньчжоу — Го. От командиров на местах ожидались решительные действия («агрессивное патрулирование»), и в случаях, когда граница была определена неточно, командиры имели право сами принимать решение о ее переходе. Командиры дивизий Японской Императорской Армии, ответственные за охрану определенных участков длинной и неточно определенной границы были наделены весьма широкими полномочиями, и ожидалось, что они будут эти полномочия использовать.

11 мая, спустя две недели после вступления в силу новой директивы, около 70–80 монгольских кавалеристов, вооруженных легкими и тяжелыми пулеметами, пересекли реку Халха и оказались на территории, считавшейся маньчжурской, в поисках пастбища и воды для своих лошадей. Поблизости от деревни Номонган они напали на небольшую группу маньчжурских пограничников. На помощь пограничникам подошли подразделения маньчжурской пехоты численностью до батальона. Маньчжуры контратаковали и отбросили монгольский отряд обратно за реку Халха. Монголы при отступлении оставили на поле боя пять убитых, четыре лошади и значительное количество стрелкового оружия и боеприпасов к нему.

На следующий день отряд монгольских солдат примерно той же численности перешел границу к юго–западу от Номонгана. Контратака маньчжурских подразделений, предпринятая 13 мая, на этот раз успеха не имела. Так начался конфликт, которые японцы назвали Номонганским инцидентом, а Советы — сражением у Халхин — Гола.

Для генерал–лейтенанта Комацубара Мититаро, командира 23‑й пехотной дивизии, расположенной в Хайларе, в чьей зоне ответственности произошел инцидент, последняя пограничная стычка показалась вполне типичной. Он считал, что быстрое применение достаточных сил позволит быстро решить инцидент. Первые донесения, сильно преувеличенные, сообщали, что границу нарушили около 700 монгольских солдат. Комацубара приказал выдвинуться в район инцидента силам быстрого реагирования, сформированным из разведывательных подразделений 23‑й дивизии (одна кавалерийская рота, одна рота тяжелых бронеавтомобилей и штабное подразделение — всего 593 человека) и 1‑го батальона 64‑го пехотного полка (за исключением двух рот) на автомобилях (около 100 машин) с взводом 37‑мм скорострельных пушек.

Японские штабные офицеры с трудом даже смогли найти Номонган на своих оперативных картах, и, казалось, не было оснований полагать, что для решения незначительного инцидента могут понадобиться еще какие–либо дополнительные силы. Офицеры и солдаты 23‑й дивизии после долгих месяцев учений были полностью уверены в своей подготовке и тактике, и с нетерпением ожидали возможности применить полученные навыки в бою.

Генерал–лейтенант Комацубара Мититаро, командир 23‑й пехотной дивизии Японской Императорской Армии

23‑я дивизия была относительно новым соединением, она была сформирована в июле 1938 г. и месяц спустя направлена в Маньчжурию для боевой подготовки. Большинство ее военнослужащих рядового и унтер–офицерского состава были солдатами первого или второго года службы, призванными из южных японских городов (Кумамото, Фукуока, Хиросима и Оита). Солдаты, призванные из этих районов, традиционно считались хорошими бойцами, особенно в наступательных операциях. Императорский Генеральный Штаб первоначально намеревался использовать 23‑ю дивизию для гарнизонной службы в оккупированных районах Китая. Однако, приняв во внимание требование о дополнительном усилении Квантунской Армии, Генштаб направил новую дивизию для обороны провинции Хэйлунцзян в северо–западном Маньчжоу — Го. Несмотря на качество ее бойцов, штаб Квантунской Армии считал дивизию недостаточно подготовленной для противостояния главной — советской — угрозе.

Боевые подразделения дивизии трехполкового состава (каковой являлась 23‑я) включали в себя одну пехотную бригаду, в состав которой входили три пехотных полка. Кадровые дивизии Квантунской Армии, сформированные до 1937 г. (такие как 7‑я пехотная дивизия, к которой относился и 2‑й батальон 28‑го пехотного полка) были четырехполковыми и включали в себя две бригады по два пехотных полка, в каждом полку — три батальона. В трехполковой дивизии по штату было 12 000 чел., а в четырехполковой — 15 000. Кроме того, в трехполковых дивизиях было недостаточно артиллерии для боя с советскими дивизиями первой линии. Например, в 23‑й дивизии было только 65 орудий, в том числе семнадцать 37‑мм скорострельных пушек. Для сравнения, в 7‑й дивизии было шестнадцать 37‑мм пушек и 64 орудия других типов.

 

Оружие и доктрина

В командовании Японской Императорской Армии уже более 10 лет шли дискуссии, следует ли принимать трехполковую структуру дивизии как основную. Решающим фактором в пользу принятия трехполковой дивизии стало более быстрое увеличение числа дивизий в армии. В противном случае, при сохранении четырехполкового состава дивизий, Япония стала бы испытывать нехватку ресурсов и средств военного бюджета для дальнейшего увеличения армии. Формировать дивизии трехполкового состава было экономически более целесообразно. Реорганизация армии в 1936 г. путем принятия трехполкового состава дивизий позволила сформировать шесть новых пехотных дивизий из ресурсов, полученных за счет сокращения семнадцати уже имевшихся дивизий. Деньги, сэкономленные на формировании этих новых дивизий, были потрачены на развитие бронетанковых войск и ВВС. В ходе операций на китайском фронте так же подтвердилось, что «облегченные» дивизии предпочтительнее, так как китайские националисты использовали бронетехнику редко и неэффективно, а у китайских коммунистов бронетехники вовсе не было.

В обоих типах дивизий в японской армии наименьшим боевым подразделением, способным к проведению независимых операций, являлся батальон. Оптимально батальон состоял из группы управления, четырех стрелковых рот (в каждой 194 чел.), роты тяжелого оружия (8 тяжелых пулеметов калибра 7,7 мм) и батальонного артиллерийского взвода (две 70‑мм гаубицы), предназначенного для поддержки наступающей пехоты и уничтожения пулеметных гнезд противника. Каждая рота включала в себя три стрелковых взвода, а каждый взвод состоял из трех стрелковых отделений. Стрелковое отделение состояло из 11 стрелков, вооруженных винтовками, и расчета легкого 6,5‑мм пулемета. Отделение тяжелого оружие включало в себя 11 стрелков и трех гранатометчиков, вооруженных 50‑мм гранатометами (которые часто неправильно называют «коленными минометами»). Однако в батальоне отсутствовала организация штаба, и батальонный командир с его адъютантом должны были лично координировать все функции штаба — по материально–техническому обеспечению, управлению, разведке и связи.

Оптимально личный состав батальона насчитывал около 1000 человек, но во 2‑м батальоне 28‑го полка ко времени сражения у Номонгана насчитывалось около 80 % штатной численности.

Войска Квантунской Армии, будь то кадровые дивизии, как 7‑я, или недавно сформированные, как 23‑я, большую часть времени своей службы в Маньчжурии занимались напряженной боевой подготовкой, готовясь к боям с Красной Армией. Подготовка солдат 7‑й дивизии концентрировалась на боевых действиях пехоты, рукопашном бое, отработке тактики боя пехоты в противовес тактике общевойскового боя, и развитии высокого боевого духа. В последнем внимание акцентировалось на уверенности в победе, верности и патриотической преданности долгу, военной традиции и духе боевого товарищества. Все это было предпосылкой для воспитания наступательного духа в каждом солдате.

Во всех японских уставах и наставлениях по боевой подготовке пехоты с 1909 до 1945 г. подчеркивалась особая важность наступления. Новое смертоносное оружие Русско — Японской войны и огромные потери японской армии обусловили необходимость разработки новых принципов ведения боевых действий, в соответствии с которыми пехотинец продолжал бы сражаться даже после того, как все его товарищи были убиты или ранены. Разработанный с учетом уроков той войны устав 1909 г. подчеркивал необходимость воспитания у личного состава всей японской армии моральных факторов, таких, как вера солдата в неизбежную победу и неослабевающий наступательный дух. Эта опора на нематериальные факторы требовала от каждого солдата еще более высокого боевого духа и наступательного порыва, основанного на фанатичном патриотизме и духе боевого товарищества. Боевому духу, уже находившемуся на весьма высоком уровне во время Русско — Японской войны, впоследствии стало придаваться такое подчеркнутое значение, что японские командиры стали полагаться на эти «нематериальные факторы», чтобы компенсировать материальные и технологические недостатки. Эти принципы распространились в японской армии до такой степени, что к 1932 г. командирам дивизий рекомендовалось даже в случае, если противник неизбежно вынуждает перейти к обороне, всегда искать возможность «перейти в наступление и нанести противнику решительный удар».

Японская Императорская Армия основывала свои принципы ведения боя на решительных наступательных операциях. Таким образом, следовало разработать тактику, пригодную для применения этих принципов против основного противника — Красной Армии. И Русско — Японская война и Первая Мировая продемонстрировали, что массированные соединения пехоты на поле боя стали смертельным анахронизмом. Однако японская армия полагалась на пехоту как на свою главную силу, силу, задачей которой было атаковать противника и уничтожать его в ближнем бою. Японские специалисты по тактическим вопросам должны были гарантировать, что атакующая японская пехота сможет достигнуть позиций противника с минимальными потерями. Вследствие этого, в японской армии в 1920‑х — начале 1930‑х гг. велись активные дискуссии по вопросу тактической доктрины.

К началу 1920‑х гг. специалисты–тактики Японской Императорской Армии осознали необходимость эшелонировать и рассредоточивать боевые порядки пехоты, чтобы уменьшить потери при атаке обороняющегося противника, обладающего смертельной огневой мощью современного оружия. В переработанном издании «Боевого Устава пехоты» 1925 г. упор делался на тактику, разработанную, чтобы позволить атакующему достигнуть позиций обороняющегося противника. Эта тактика включала взаимодействие пехоты с другими родами войск, улучшенные средства связи для обеспечения лучшего управления и координации действий, ночной бой и маневр, сочетание огневых средств пехоты и рукопашного боя, а также больший расчет на способность младших офицеров и сержантского состава проявлять инициативу.

Опора на командирские способности младших офицеров была центральной в новой тактике, но для нее требовались квалифицированные хорошо обученные офицеры, которые бы заботились о бытовом обеспечении и моральном состоянии своих солдат и совершенствовали навыки в ходе постоянной службы в составе своих полков. В мирное время, когда военное училище могло выпускать в среднем по 300–350 офицеров, и можно было давать офицерские звания унтер–офицерам для увеличения офицерских кадров, было возможно обучение достаточного числа решительных и инициативных младших командиров. Однако большие потери среди офицеров на китайском фронте, ускоренное обучение в военном училище (в среднем по 500 и более выпускников) и офицерские курсы, также выпускавшие младших командиров, привели к ухудшению уровня подготовки офицеров. Кроме того, способные младшие офицеры стали быстро продвигаться по службе, чтобы восполнить острую нехватку командиров уровня майора — подполковника, вызванную быстрым ростом Японской Императорской Армии в военное время. К 1941 г. только 36 % из всех офицеров японской армии были выпускниками военного училища, а на уровне роты и ниже процент выпускников был еще меньше. В то же время новые издания «Боевого Устава пехоты» требовали увеличения числа младших офицеров, способных к самостоятельному командованию и проявлению инициативы.

Переработанное издание «Боевого Устава пехоты» 1928 г. особенно подчеркивало использование укрытий и маскировки для защиты наступающей пехоты и уменьшения дистанции, которую необходимо было преодолеть одним броском под огнем противника с 50 до 30 метров. В значительной части изменений, внесенных в устав, упор делался на ночной бой и повышенные требования к обучению солдат ночному бою и маневренным действиям ночью. Действия в рассредоточенных боевых порядках днем и ночью требовали нового оружия, и в переработанном издании устава большое внимание уделялось применению легких пулеметов и гранатометов. Несмотря на эти изменения, японская армия по–прежнему полагалась на наступательные действия, кульминацией которых являлся рукопашный бой.

К 1930‑м гг. японские стратеги осознали более чем когда–либо, что японская армия не сможет выиграть войну на истощение против постоянно растущей мощи Советского Союза. В связи с этим была разработана тактика ведения короткой войны, направленная на быстрое и решительное достижение успеха (sokusen sokketsu). Целью sokusen sokketsu было окружение и уничтожение сил противника. В основу тактики, используемой для достижения этой цели, была положена подвижность войск, инициатива, ночные бои и маневренные действия ночью, а также взаимодействие пехоты и артиллерии. В сочетании с психологической ценностью боевого духа, наступательного порыва и веры в абсолютное превосходство японского оружия, эта тактика сформировала одну из лучших пехотных армий мира. Однако это по–прежнему была пехотная армия, опора которой на нематериальные факторы (такие, как японский боевой дух), была результатом нехватки оружия, необходимого для современной войны. То есть, это была армия, пытавшаяся с помощью доктрины компенсировать материальные недостатки.

К 1939 г. боевой опыт в Китае и в пограничных конфликтах с СССР, казалось, подтверждал правильность избранной японцами доктрины. В Китае японские войска снова и снова одерживали победы над численно превосходящими китайскими армиями. Исход боев с советскими войсками у высоты Чжангуфэн/озера Хасан не был столь однозначным, но так как эти бои тоже были признаны доказательством эффективности японской тактики, их стоит рассмотреть более подробно.

Бой, послуживший испытанием теорий японских штабных офицеров, начался рано утром 31 июля 1938 г. Солдаты 1‑го батальона 75‑го пехотного полка 19‑й пехотной дивизии предприняли ночную атаку против советских войск, занявших 150‑метровую возвышенность у Чжангуфэн/озера Хасан. Атакующие захватили позицию, и после жестокого рукопашного боя в темноте, советские солдаты в беспорядке бежали. Японские пехотинцы удерживали захваченные позиции двенадцать дней, несмотря на тяжелые потери. Что более важно, так как этот бой был первым применением японцами ночной атаки против Красной Армии, японские специалисты по тактике сочли его блестящим успехом, укрепившим их веру в тактику ночных атак. Хотя все эти офицеры были сторонниками наступления, они уделили повышенное внимание урокам Чжангуфэна, касающимся обороны; в частности тому, что дивизия, занимающая сильную естественную или хорошо укрепленную позицию, смогла успешно сопротивляться фронтальному наступлению трех дивизий противника. Вместе с тем специалисты Японской Императорской Армии предпочли проигнорировать превосходящую огневую мощь советской пехоты и артиллерии и продолжали делать акцент на нематериальные факторы. Перефразируя официальную японскую историю Номонганского конфликта, основной причиной опоры японской армии на нематериальные факторы была нехватка огневой мощи, но во многом этому способствовала и абсолютная вера в успех ночного боя, особенно ночной атаки, кульминацией которой должна была стать рукопашная схватка с противником.

Когда солдаты, направленные в 7‑ю дивизию, проходили повышенную подготовку пехотинца на пыльных равнинах у Цицикара, их обучение было сосредоточено на отработке трех основных занятий: подготовке по штыковому бою, учебных стрельбах и маршах. Солдат, как и их предшественников, учили, что атака и схватка лицом к лицу с противником, чтобы убить его в штыковом бою, являются вершиной боя пехоты. Большинство солдат только заканчивали свой первый год службы. В течение этого года тридцать восемь недель уделялось подготовке по ночному бою, в среднем по десять часов в неделю. Солдаты обучались ночным атакам в различных боевых порядках, разграждению препятствий, обеспечению маскировки, звукомаскировочной дисциплине, ориентированию ночью, действиям разведывательных подразделений и действиям по боевому охранению . Офицеры учили их, что в ночных атаках наилучшим образом используются уникальные японские качества — храбрость, упорство, находчивость и инициатива. В мае 1939 г. бойцы 7‑й дивизии, вероятно, завидовали своим товарищам из 23‑й дивизии, готовившимся нанести первый удар по Красной Армии у Номонгана.

14 мая 1939 г. разведывательные части 23‑й дивизии в составе роты бронеавтомобилей и кавалерийского эскадрона под командованием подполковника Адзума Яодзо прибыли к Номонгану. На следующий день Адзума, надеясь поймать в ловушку монгольские части на восточной стороне реки Халха, начал маневр на окружение с двух направлений, во взаимодействии с маньчжурской кавалерийской частью (150 солдат), так же прибывшей из Хайлара. Атака началась в 13:00, но монгольские кавалеристы смогли ускользнуть из намечавшегося окружения, и отошли на западный берег реки Халха. Три эскадрильи японских самолетов произвели бомбардировку и обстрел района, было повреждено около 20 монгольских юрт. Так как монголы отошли обратно на свою сторону границы, генерал–лейтенант Комацубара счел инцидент исчерпанным и приказал отряду Адзумы возвращаться в Хайлар.

Японская кавалерия

Несколько дней спустя воздушная разведка и маньчжурские кавалеристы обнаружили, что около 60 монгольских солдат снова перешли реку Халха недалеко от места ее слияния с рекой Хольстен (Хайластын — Гол). 21 мая были обнаружены около 300–400 монгольских солдат при как минимум двух пушках и легких танках, укреплявшие оборонительные позиции и к северу и к югу от реки Хольстен. В тот же день генерал–лейтенант Комацубара приказал оперативной группе под командованием полковника Ямагата Такэмицу (командир 64‑го пехотного полка 23‑й дивизии) выдвинуться в район и уничтожить монгольский отряд. Оперативная группа была сформирована из 64‑го пехотного полка (кроме двух батальонов), разведывательных подразделений дивизии под командованием подполковника Адзума, взвода радиосвязи, транспортного и медицинского подразделений. Этим силам была поставлена задача найти и уничтожить нарушителей границы в каменистых пустынных степях вокруг Номонгана.

 

Местность

Землю в районе Номонгана покрывает слой тонкого песка, местами толщиной до 10 сантиметров (4 дюйма). Под этим песчаным слоем поверхность степи обычно достаточно твердая, чтобы позволять движение колесного транспорта. К югу от реки Хольстен встречаются эвкалиптовые деревья, но к северу растет только кустарник и иногда низкие (до метра в высоту) сосны. Немного разнообразия в пустынную местность добавляют дикие цветы и жесткая трава, но отсутствие естественных ориентиров и однообразие песчаных дюн затрудняют чтение карты. Пехотинцам было очень трудно находить хорошо определяемые ориентиры или сохранять правильное направление.

Вдоль восточной (японской) стороны реки Халха расположен район холмов на протяжении около сорока километров на север и юг и около пятидесяти километров на запад и восток. Высота над уровнем моря примерно 700 метров. Ландшафт представляет собой пустыню с характерными холмистыми дюнами высотой от двадцати до сорока метров с углублениями между ними от десяти до сорока метров. Эти особенности местности обеспечивают хорошую маскировку и укрытия для небольших подразделений пехоты, но представляют незначительное препятствие для бронетехники. Хотя дороги в регионе часто засыпаются зыбучим песком, в районе боевых действий местность не препятствует передвижению войск. Западная (советская) сторона Халхи представляет собой пустынную равнину.

От деревни Номонган японские войска направились к Халхе по местности, имеющей форму котловины, в центре которой находилось слияние рек Халха и Хольстен. Река Хольстен не превышала в ширину три–четыре метра и не представляла собой препятствия для передвижения войск. Однако это был единственный источник питьевой воды в регионе. Болота, возникающие в результате внезапных наводнений, почти все соленые. В районе много родников, но большая их часть также загрязнена соленой водой.

Рекой, имеющей тактическое значение, является Халха. Это препятствие шириной от 100 до 150 метров с песчаным дном и скоростью течения до двух метров в секунду. По обеим сторонам от реки на 1–2 километра простирается полоса болотистой местности. Восточный (японский) берег пологий — 15–30 градусов, западный (советский) обрывистый — 75 градусов). В месте слияния Халхи и Хольстена, или там, где Халха была шириной до 60 метров, японцы предполагали, что солдаты смогут переходить реку вброд, но целым подразделениям будет трудно переправляться. Кроме того, западный берег Халхи был выше восточного, поэтому японские войска на восточной стороне реки были уязвимы для обстрела и наблюдения с противоположного берега.

Климат и интервалы температур в районе Номонгана так же суровы, как и ландшафт. С июня начинаются очень жаркие дни, но ночи при этом холодные, почти как зимой. В июле и августе температура днем достигает 30–40 градусов по Цельсию, но по ночам резко опускается до 17–18 градусов. На эти месяцы приходится так же пик сезона дождей, и сочетание промокшей от дождя формы и холодных ночей добавляло проблем солдатам. Днем людей терзали москиты, чей аппетит удивлял даже закаленных ветеранов, а по ночам шумели сверчки. По утрам обычно появлялись густые туманы, но южный или восточный ветер быстро рассеивал их. В июне световой день длился более шестнадцати часов, в июле пятнадцать с половиной, в августе 13–15 часов.

Примерно один час рассвета позволял японским пехотинцам полностью видеть близко расположенные цели, но на расстояниях от 700 до 1000 метров (средние расстояния, на которых обнаруживались вражеские пулеметы и легкая артиллерия) наблюдение было очень затруднено.

Неосвоенность региона оказывала сильное влияние на основную стратегию, материально–техническое обеспечение и выбор путей сообщения. Операции Японской Императорской Армии зависели от железных дорог, так как считалось общепринятым, что крупномасштабные операции с использованием нескольких дивизий не могут проводиться за пределами 200-километровой зоны от крупной базы снабжения, расположенной на железнодорожной линии. Номонган находился примерно в 200 км к югу от базы японской армии в Хайларе, и в 750 км от ближайших советских операционных баз в Борзе (СССР) и Ондорхане (Монголия). Штабные офицеры Квантунской Армии, глядя на свои карты, предполагали, что крупномасштабные операции советских войск в районе Номонгана невозможны. Они считали, что огромные расстояния до ближайших советских конечных ж. д. станций не позволят Красной Армии сосредоточить значительные силы бронетехники, пехоты и артиллерии у Номонгана. Это, в свою очередь, означало, что советские войска в районе Номонгана могут быть представлены только 7‑й бригадой пограничных войск. 23‑я дивизия ожидала встретить только монгольские войска и слабые советские части. На основании этого предполагалось, что одной пехотной дивизии японской армии будет достаточно для успешного решения этого пограничного конфликта.

4‑й транспортный полк перевозит солдат по грунтовой дороге из Хандагая в Номонган, 2 июля 1939 г. От Номонгана к реке Халха грузовики двигались только по ночам и с выключенными фарами.

Дороги от японских конечных ж. д. станций шли к Номонгану с севера и юга. Северная дорога из Хайлара до Чаньчуньмяо, района сосредоточения японских войск в десяти километрах к северо–востоку от Номонгана, представляла собой неулучшенную грунтовую дорогу, пригодную для движения колесного транспорта. Он была полностью открыта для воздушной разведки и ударов с воздуха. Другой путь, из Хайлара через Каньчжурмяо, также был грунтовым и уязвимым для ударов с воздуха. Кроме того, между Чаньчуньмяо и Каньчжурмяо не было источников воды. На юге дорога протяженностью 65 км от конечной станции Хандагай до Чаньчуньмяо с началом сезона дождей в конце июня превращалась в болото. Хотя мощение дороги бревнами позволяло грузовикам проехать, около 2/3 (примерно 40 км) дороги был подвержено затоплению, и дорога могла быстро превратиться в трясину, в которой машины увязали по самые оси. Японская Императорская Армия использовала маршрут из Хайлара через Каньчжурмяо (последний использовался как промежуточный пункт и пункт сортировки).

Солдаты отряда Ясуока вытаскивают увязший грузовик.

После того, как автоколонны снабжения достигали Чаньчуньмяо, они могли двигаться дальше на юго–запад по так называемой Номонганской дороге, также грунтовой, но позволявшей движение грузовиков и танков. Дорога шла на юго–запад через Номонган и на север от реки Хольстен, к мосту Кавамата через реку Халха. К югу от реки Хольстен не было значительных дорог, хотя и с севера и с юга район пересекали многочисленные тропы. В это враждебный регион полковник Ямагата вел свой отряд.

Ямагата надеялся окружить силы противника, занимавшие восточный берег Халхи, которые он оценивал в несколько сотен советских пограничников и монгольских кавалеристов. Пока часть японских сил численностью до роты наносила отвлекающий удар с фронта, батальон 64‑го полка должен был атаковать северный фланг советско–монгольских войск. Группа подполковника Адзумы, двигаясь параллельно отряду Ямагаты, должна была продвинуться впереди главных сил и блокировать мост Кавамата — единственный путь отступления противника. Подполковник Адзума был так уверен, что вражеские солдаты запаникуют при появлении японцев, что не взял с собой 37‑мм противотанковые пушки. Японцы ожидать встретить только легкую пехоту и кавалерию, но не танковые и моторизованные части Красной Армии.

 

Первое поражение японцев

К рассвету 28 мая группа Адзумы (220 солдат и офицеров) находилась примерно в двух километрах от цели, когда советские и монгольские пехотинцы в сопровождении десяти танков атаковали ее фланги. Обстреливать японцев начала и советская артиллерия с западного берега Халхи. У солдат Адзумы не было ни артиллерии, чтобы вести ответный огонь, ни даже шанцевого инструмента, чтобы окопаться, и им пришлось срочно копать неглубокие окопы в песке с помощью касок. Одновременно советские и монгольские войска атаковали батальон Ямагаты, не позволив ему прийти на помощь отряду Адзумы. К наступлению ночи у солдат Адзумы кончились боеприпасы. В довершение ко всему, почти все солдаты двух отделений подвоза боеприпасов из отряда Ямагаты, пытавшиеся под прикрытием темноты добраться до позиции Адзумы, были убиты.

29 мая 400 вражеских пехотинцев при поддержке 10 танков и артиллерии снова атаковали группу Адзумы. Подполковник Адзума, обнаружив, что его отряд оказался в окружении и потери продолжают расти, повел своих солдат в атаку в попытке прорвать окружение. Некоторым удалось вырваться, но самого Адзумы среди них не было — пуля советского пехотинца попала ему в сердце.

За два дня боя отряд Адзумы потерял 8 офицеров и 97 солдат убитыми и 1 офицера и 33 солдата ранеными, то есть потери составили 63 %. На следующую ночь, 30 мая, японцы без помех со стороны противника подобрали тела своих убитых товарищей. Генерал–лейтенант Комацубара на основании полученных по радио донесений, приказал оперативной группе возвращаться в Хайлар.

Ожесточенность боя, казалось, застала японцев врасплох. Например, японские солдаты были удивлены, что в карманах убитых монголов не оказалось ни еды, ни сигарет, а были только патроны и ручные гранаты. Генерал–лейтенант Комацубара и штаб Квантунской Армии сочли, что бой завершился вничью, потому что полагали, что Номонганская пустыня не стоит дальнейшего пролития японской крови. Однако участившиеся в начале июня сообщения о советской и монгольской активности в районе Номонгана не позволяли игнорировать этот пустынный район. В середине июня японская разведка обнаружила наращивание советских и монгольских сил на обеих сторон реки Халха. Кроме того, советские самолеты каждый производили разведывательные вылеты и прикрывали с воздуха советско–монгольские войска, производившие мелкомасштабные нападения на изолированные маньчжурские подразделения. Сталкиваясь с такими все чаще повторявшимися инцидентами, генерал–лейтенант Комацубара, чья 23‑я дивизия отвечала за оборону района, запросил разрешения у командования Квантунской Армии «выбить нарушителей».

Штаб дал разрешение на запрос Комацубары, главным образом потому, что штабные офицеры Квантунской Армии считали, что Советы понимают только силу. Так как первые действия 23‑й дивизии не достигли успеха, в командование Комацубары были направлены два танковых полка (всего 73 танка и 19 бронеавтомобилей) и 2‑й батальон 28‑го пехотного полка 7‑й дивизии. Некоторые офицеры в штабе (например, майор Цудзи Масанобу) считали, что оперативное управление силами и средствами в районе следует передать 7‑й дивизии, элитному соединению Японской Императорской Армии в Маньчжурии. Сложность была в том, что передать дивизию из–под контроля Комацубары фактически означало отстранение его от командования — очень редкий случай в японской армии. Вместо этого, сохраняя командование всей 23‑й дивизией, в поддержку которой были добавлены бронетанковые и артиллерийские части, Комацубара должен был получить достаточные силы для быстрой и решительной победы в короткой войне — sokusen sokketsu, в соответствии с идеями военных теоретиков Японской Императорской Армии.

 

Мобилизация 2‑го батальона 28‑го пехотного полка

2‑й батальон 28‑го пехотного полка, направленный на усиление 23‑й дивизии, считался отличным подразделением. Его офицеры и солдаты происходили с северного Хоккайдо и южного Сахалина — регионов, которые, как считалось, давали армии упорных и хладнокровных бойцов. В июне 1939 г. когда батальон получил приказ направляться к Номонгану, он находился в Маньчжурии уже около 16 месяцев. Командир батальона майор Кадзикава Томидзи был выпускником Военного училища и мастером кэндо (фехтования). Также он был закаленным ветераном, в 1932 г. командовавшим 9‑й ротой того же 2‑го батальона 28‑го пехотного полка в Северном Китае. Показателем степени напряженности боев в Китае является то, что из остальных офицеров батальона лишь четверо были выпускниками Военного Училища, шесть — выпускники краткосрочных школ для кандидатов в офицеры, а еще двенадцать были офицерами–резервистами, призванными на действительную службу. Большинство нижних чинов были солдатами первого года службы, проходившими подготовку и изучавшими славные традиции батальона, бравшие начало со времен Русско — Японской Войны.

Через пять минут после полуночи 20 июня солдаты 2‑го батальона были разбужены в своих казармах в Цицикаре и получили срочный приказ на сосредоточение. Солдаты узнали, что будут служить силами прикрытия для бронетанковой тактической группы, направленной к Номонгану. Наутро они прибыли на железнодорожную станцию, где им пришлось ждать отправления поезда еще около двух часов. Путь к Аршану был проделан без происшествий, некоторым оживлением стало только принятие офицерами мер по защите от воздушных налетов. До Аршана батальон добрался до полудня следующего дня и присоединился к тактической группе генерал–лейтенанта Ясуока (64‑й пехотный полк, 3‑й и 4‑й танковые полки).

После получения информации об обстановке на фронте, все силы тактической группы под прикрытием темноты покинули Аршан в 2:20 23 июня. Хотя японская армия уже в некоторой степени была моторизована, значительной ее части по–прежнему приходилось пользоваться гужевым транспортом, полагаясь на вьючных животных для перевозки продовольствия, боеприпасов и буксировки артиллерийских орудий.

Сильные дожди в июне превратили дорогу на Хандагай в трясину, серьезно затруднив движение. Японский пехотинец нес на себе 65-фунтовый ранец, наполненный запасным бельем и обмундированием, пайками и инструментами. Кроме того, солдат нес 9,5-фунтовую винтовку, 60 обойм к ней, две ручных гранаты, флягу и противогаз. Пехотинцам, и так тяжело нагруженным, кроме того приходилось помогать вытаскивать из грязи увязающие автомобили и конские повозки.

Марш на 64 км под проливным дождем занял у 2‑го батальона 24 часа. На марше ни один человек не отстал, хотя солдатам не разрешили обедать, потому что не ожидалось, что марш займет так много времени. После жалоб от солдат, офицеры разрешили им поесть галет, но это только вызвало жажду, и солдаты пили воду при каждой остановке.

Несмотря на долгий и тяжелый марш по грязи под холодным дождем, боевой дух японских солдат был исключительно высок. Шагая по грязи, они были уверены, что быстро разобьют Красную Армию.

Согласно исследованиям японских психологов, сделанным после боя, почти все японские солдаты в июне с нетерпением ждали боя с Красной Армией, но слабо представляли возможные последствия. Так как большинство японских солдат было невысокого мнения о Красной Армии, само присутствие у Номонгана частей Японской Императорской Армии означало для них, что успешное решение инцидента уже почти достигнуто. Поэтому марш японских солдат к Номонгану больше напоминал маневры мирного времени, чем путь на войну. В частности, распространенным среди солдат было мнение, что, в отличие от разбитого отряда Ямагаты, «у нас достаточно артиллерии, поэтому ничего подобного случиться не должно». Такие заблуждения были результатом ментального багажа японского солдата, его представлений о его советских противниках и их ментальности.

 

Стереотипные представления японцев о советских солдатах

Впечатления японских офицеров о советских солдатах складывались под влиянием короткой секретной инструкции, озаглавленной «Как сражаться с большевиками», выпущенной в 1933 г. с официального разрешения начальника Генштаба Японской Императорской Армии принца Канин Котохито. Назначением этого 49-страничного документа было служить инструкцией для японских офицеров при планировании операций против Красной Армии. В первой главе, на которой и основывались все последующие рассуждения о тактике, анализировались характеристики советского народа и армии.

72‑й пехотный полк 23‑й дивизии на марше к Номонгану

Согласно инструкции, советские люди были послушными, покорными и склонными к слепому повиновению, а столкнувшись с слишком сильным давлением внешних обстоятельств, быстро впадали в уныние и отчаяние. Таким образом, советский солдат, так как ему были свойственны те же качества, что и всему народу, был вялым и апатичным, способным в лучшем случае лишь исполнять приказы, не проявляя никакой инициативы. Недавние бои у Чжангуфэна/озера Хасан лишь продемонстрировали японским офицерам точность этих наблюдений.

Японцы считали, что эти характерные черты советских людей являются причиной крупнейшего недостатка Красной Армии — неспособности советских подразделений наладить взаимодействие при окружениях или маневрах во фланг. В инструкции признавалось, что советский солдат может упорно оборонять позиции, но сильный удар по флангу советских войск, угрожающий их путям снабжения, способен привести их в беспорядок. Короче говоря, эта авторитетная инструкция предлагала извлекать преимущества из типичных недостатков советских солдат, чтобы нанести решительный удар, способный разгромить Красную Армию. Едва ли такие стереотипы могли развиваться независимо от тактической доктрины sokusen sokketsu. В инструкции «Как сражаться с большевиками» были соединены обе идеи, потому что молниеносный бой с Красной Армией, завершившийся решительной победой японских войск, должен был привести к слому морального духа советских солдат.

Таким образом, хотя японский пехотинец, готовившийся встретиться в бою с советскими солдатами, обладал высоким боевым духом, его непонимание и ошибочное представление о Красной Армии должны были обойтись ему очень дорого.