Высоты 742 и 754

64‑й и 72‑й пехотные полки стали авангардом японского наступления на советские оборонительные позиции у моста Кавамата, которое началось 23 июля. Для поддержки этого наступления были задействованы дополнительные артиллерийские части, прибывшие из Японии, и подразделения артиллерийской школы в Хайларе — таким образом японское командование пыталось подавить советские войска массированным артиллерийским обстрелом. 23 июля японские орудия выпустили по противнику 15000 снарядов, но советская артиллерия ответила еще более мощным заградительным и контрбатарейным огнем. С 23 по 25 июля японская артиллерия израсходовала половину двойного десятидневного запаса боеприпасов, и неспособность восполнять расходуемые боеприпасы стала главной причиной отмены общего наступления 25 июля.

После неудачной попытки выбить советские войска с восточного берега Халхи, генерал–лейтенант Комацубара приказал своим войскам окапываться. Он планировал сначала отразить ожидаемую советскую атаку, а потом снова контратаковать и разгромить деморализованного противника. 72‑й и 64‑й пехотные полки закрепились на позициях около двух километров к северу от высоты 733 и к югу от реки Хольстен. Эта местность возвышалась над восточным берегом Халхи к северу от Хольстена и позволяла японцам наблюдать за передвижением советских войск в этом районе.

Чтобы защитить открытый южный фланг 72‑го и 64‑го полков, Комацубара приказал 71‑му пехотному полку полковника Нагано Эйдзо занять высоты Норо, господствовавшие над районом к югу от реки Хольстен. Потом Комацубара решил, что дополнительные японские силы должны занять и укрепить господствующие высоты к югу от высот Норо, в частности, высоты 754 и 742.

После безуспешной попытки наступления штаб 23‑й дивизии приказал батальону Кадзикавы (в обескровленную 5‑ю роту которого прибыли пополнения — 40 солдат) укрепить левый фланг отряда Нагано (71‑й пехотный полк, 1‑й батальон, 13‑й полк полевой артиллерии), оборонявшего высоты Норо и район вокруг высоты 742. 28 июля батальон на грузовиках через Номонган и далее по дороге Хонмацу был доставлен на расстояние 2500 м к цели. Выгрузившись из грузовиков на раскаленный песок, батальон занял позиции на восточном (обратном) склоне высот для защиты от вражеского огня.

Разведчики провели разведку вражеских позиций и местности, которую батальон должен был защищать. Также была установлена связь с отрядом Нагано. Когда разведчики доложили майору Кадзикаве, что полковник Нагано хочет передислоцировать батальон, батальонные офицеры перевели солдат на исходный рубеж ближе к новым позициям. Кадзикава решил подождать наступления сумерек и вечером солдаты батальона, двигаясь бегом, быстро перешли на новые позиции. Эта тактика была использована, чтобы ввести противника в заблуждение насчет сил батальона и уменьшить потери от артиллерийского огня. Несколько снарядов упали среди бегущих солдат, но потерь не было. Добравшись до новой позиции, солдаты быстро оборудовали командный пункт батальона и сомкнутые позиции для круговой обороны. Спустя три часа, уже в полной темноте, прибыли три грузовика, доставив продовольствие, воду и боеприпасы.

Примерно в это время советские пехотинцы, вероятно, из недавно сформированной (июнь 1939 г.) 82‑й стрелковой дивизии атаковали правый фланг отряда Нагано, и солдаты Кадзикавы ясно слышали звуки боя. 7‑я рота у высоты 742 действительно помогала частям отряда Нагано отражать атаку. Тем временем, по оценкам офицеров 5‑й и 6‑й рот около 200 солдат противника проявляли активность в 250 метрах от японских позиций вокруг высоты 754 (примерно в 2000 м от высоты 742). Эти советские солдаты, вероятно, также были из 82‑й дивизии.

Однако в остальном остаток ночи прошел без происшествий. Связисты проложили кабель полевого телефона внутри дуги, которую образовывали позиции 5‑й и 6‑й рот, и между штабом батальона и штабом отряда Нагано. По оценкам японцев, им здесь противостояли около 300 советских солдат при поддержке четырех тяжелых пулеметов, четырех полевых пушек, двух танков и двух гаубиц.

Передислокация 2‑го батальона к югу от реки Хольстен 28 июля 1939 г.

После наступления дня 29 июля батальон реорганизовывал оборону и укреплял новые позиции. Легкие пулеметы противника обстреливали гряду холмов вокруг высоты 754, артиллерийские батареи обменивались выстрелами — каждая сторона прощупывала силы другой. Следующий день 30 июля был жарким и сырым, но работа по укреплению позиций продолжалась. Солдаты работали, пытаясь найти хоть немного дерева, чтобы укрепить окопы и траншеи, вырытые в осыпающемся песке. Днем советская артиллерия обстреливала 5‑ю и 6‑ю роты примерно в течение часа, и вечером 2‑й взвод 7‑й роты младшего лейтенанта Такасимы на высоте 742 также подвергся артиллерийскому обстрелу. Потери, по данным японцев, были незначительными.

Высота 742 была связующим звеном японской обороны к югу от реки Хольстен. И майор Кадзикава, и полковник Нагано понимали, что этот ключевой участок следует оборонять любой ценой. Но даже при сильно укрепленных позициях, ширина участка, который должен был защищать 2‑й батальон, составляла более 4000 м, примерно вдвое больше предписываемой уставом. Опасные незащищенные участки, которые советские войска могли использовать для просачивания и изоляции японских узлов сопротивления, серьезно снижали общую эффективность японской обороны. Три роты, и так обескровленные потерями, пришлось бы растянуть до предела, чтобы прикрыть все бреши в обороне. Вместо того чтобы так растягивать силы, Кадзикава и подполковник Адзума, исполняющий обязанности командира подразделений 71‑го пехотного полка к северу от высоты 742, пришли к решению разделить между своими силами защиту ключевых позиций, по одной роте на батальон, занимающий высоту 742. В дневные часы японцы намеревались использовать свои огневые средства, чтобы прикрывать разрывы между позициями, а ночью их должны были прикрывать небольшие патрули. Это импровизированное решение было целесообразным и соответствующим обстоятельствам, потому что, как отмечено в журнале боевых действий батальона «нам не хватало солдат, чтобы выполнять эту задачу так тщательно, как хотелось бы».

Первый день августа начался ясным и жарким. Солдаты, обливаясь потом, копали укрепления под обжигающим солнцем. Были выкопаны блиндажи в рост человека, со стенами, укрепленными пустыми ящиками из–под боеприпасов и крышами, сделанными из досок, которые тоже были изготовлены из пустых ящиков. Позже днем начал дуть сильный северо–западный ветер, предвещая наступление осени. Солдаты утешались тем, что примерно через пару недель погода должна стать прохладнее.

Японские солдаты, наблюдавшие в бинокли за пространством между своими позициями и рекой Халха к востоку и югу, не замечали перемен в расположении советских войск. Днем обе стороны вели артиллерийский огонь, но крупных боев не происходило. Ночью 1–2 августа около 50 вражеских пехотинцев попытались подойти к высоте 742. Пока одна группа обеспечивала огневое прикрытие из винтовок и автоматического оружия, около 30 советских солдат, бросая ручные гранаты, атаковали взвод младшего лейтенанта Такасимы. Бойцы Такасимы ответили своими ручными гранатами и огнем легких пулеметов и гранатометов, не позволив противнику подойти к своим траншеям. Японцы смогли отогнать атакующего противника. По японским данным были убиты около тридцати советских солдат, свои же потери японцы описали как «незначительные», использовав эвфемизм, который в последующие несколько недель им предстоит повторить еще много раз.

Советское командование также поняло, что высота 742 является ключевым пунктом японской обороны. На следующий день 2 августа вражеские попытки разведки боем все время держали в напряжении взвод Такасимы. Младший лейтенант Такасима запросил поддержку 70‑мм батальонных гаубиц, чтобы подавить беспокоящий и иногда наносящий потери огонь советского стрелкового оружия и пулеметов, но Советы ответили мощным контрбатарейным огнем. Японские потери снова были описаны как «незначительные».

Это стало для японцев смертельной повседневностью. Каждый день советская артиллерия выпускала почти 2000 снарядов, японцы о таком расходе боеприпасов не могли и мечтать. В начале августа противник начал использовать железные снаряды, вероятно, потому, что из–за слишком активного использования артиллерии расход снарядов превзошел даже советские производственные возможности. Не пытаясь сравниться с расточительным применением советской артиллерии японские артиллерийские командиры просили командиров полков и батальонов быть более экономными с боеприпасами. Тем не менее, пехотные офицеры на фронте говорили командиру Квантунской Армии генералу Уэде (когда он посетил фронт 29 июня), что больше всего они хотели бы, чтобы их артиллерия была значительно усилена и в должной мере обеспечена боеприпасами. Что более важно, Красная Армия смогла втянуть японцев в затяжной бой на истощение, который японская армия не могла выиграть. Пока японская пехота не использовала свою наступательную доктрину, а рыла траншеи для статичной обороны, Советы выигрывали битву у Номонгана.

В следующие два дня, 3–4 августа, 2‑й батальон 28‑го полка продолжал укреплять свои оборонительные позиции, и рыл ходы сообщения между позициями 5‑й и 6‑й рот и высотой 742. 4 августа советская пехота снова попыталась провести разведку боем высоты 742, но взвод Такасимы использовал гранатометы, чтобы прикрыть мертвые пространства, и отбил атаку. В тот же день командир батальона получил приказ, что батальон теперь находится в оперативном подчинении отряда Хасебе, сектор обороны которого тянулся от высоты 742 на север до реки Хольстен. Батальонные связисты проложили телефонный кабель от штаба батальона на высоте 754 до штаба отряда Хасебе северо–восточнее высоты 742. Кроме того, после полудня санитарные команды кремировали убитых японских солдат на погребальных кострах, дым от которых закрывал небо.

Тем временем советские войска также активно окапывались, готовясь к продолжительным боевым действиям. 5 августа они начали укреплять высоты Моко, примерно в 1200 м от левого фланга 2‑го батальона. Японские 70‑мм батальонные гаубицы своим огнем временно прервали их работу, но после наступления темноты советские солдаты вернулись и закончили сооружение укреплений. Майор Кадзикава, приняв во внимание новую угрозу, направил один взвод 5‑й роты в резерв, а один взвод 6‑й роты использовал для укрепления своего левого фланга. Хотя японцы пока не обнаруживали значительных перемен в обстановке на советской стороне, противник был очень активен, и, казалось, «что–то замышлял».

Данные разведки, вероятно, из перехваченных советских сообщений радиосвязи, подтверждали эти подозрения. Согласно этим сведениям, советские войска планировали крупномасштабное наступление, чтобы отметить первую годовщину боев у Чжангуфэна/озера Хасан. Поэтому весь день 6 августа японцы провели в напряжении, ожидая на позициях в боевой готовности.

День начался странно. Не было привычного воя снарядов советской артиллерии. В чистом небе не было вражеских самолетов. Японские колонны транспорта снабжения свободно передвигались днем, подвозя столь необходимое продовольствие и боеприпасы. Но для солдат на позициях эта тишина была тревожной.

Общая обстановка к югу от реки Хольстен, начало августа 1939 г.

 

Советская тактика

Тревога солдат была оправдана, потому что Советы действительно «что–то замышляли». В 4:00 7 августа советская артиллерия начала мощную бомбардировку позиций отряда Хасебе, за которой последовала сильная атака советской пехоты. Хотя 2‑й батальон напрямую не участвовал в ее отражении, майор Кадзикава направил резервный взвод на укрепление правого фланга на высоте 742. Когда советские осветительные снаряды повисли над японскими окопами, советская пехота бросилась вперед на позиции отряда Хасебе, добавив свои крики к шуму боя, который слышали солдаты 2‑го батальона. Однако с рассветом советские войска внезапно прекратили атаку.

В течение дня советские пехотинцы провели несколько попыток разведки боем против взвода 7‑й роты на высоте 742. Кадзикава и его адъютант решили, что эти нападения должны служить прикрытием для крупномасштабной атаки на позиции 5‑й и 6‑й рот.

В 18:30 7 августа основные позиции 2‑го батальона вокруг высоты 754 подверглись мощному артиллерийскому обстрелу. Следующие два часа советская полевая артиллерия, танковые пушки и 45‑мм легкие орудия методично разрушали японскую оборону. Для измученных японских пехотинцев, в ужасе прятавшихся в окопах, этот обстрел казался бесконечным. Прямые попадания снарядов уничтожали пулеметные гнезда и окопы стрелков. После первых нескольких минут сильнейшего обстрела, окопы, вырытые в песке и не укрепленные досками, стали осыпаться даже от близких разрывов, засыпая прятавшихся в них солдат. Те оглушенные солдаты, которым повезло выбраться из–под осыпавшегося песка, были вынуждены или бежать под обстрелом к другому окопу, или заново выкапывать неглубокое убежище в песке и надеяться, что рядом больше не будут падать снаряды. Советские 45‑мм пушки вели точный огонь фугасными снарядами, уничтожая замаскированные брезентом японские пулеметные гнезда, которые уже не могли использоваться при отражении последующей атаки советской пехоты. Потери японцев могли бы быть еще выше, но около 20 % советских снарядов не разрывались, и песок уменьшал взрывное и шрапнельное действие. Были случаи, когда японские солдаты выживали и даже не были ранены после взрыва снаряда в нескольких метрах.

В 20:30 противник перенес артиллерийский огонь за первую линию японской обороны, используя обстрел, чтобы не позволить японским подкреплениям подойти к сильно пострадавшим защитникам первой линии. После этого около 500 советских пехотинцев и 5 танков начали продвижение к позициям 5‑й и 6‑й рот. Когда над высотой 754 поднялась сигнальная ракета, советские танки открыли прикрывающий огонь, а пехота подошла на 40 м к японским позициям, и начала бросать ручные гранаты. Японцы все еще пытались починить разрушенные траншеи, и эта работа уменьшила число солдат, участвовавших в отражении атаки. Кроме того, большинство японских легких пулеметов были разбиты обстрелом или загрязнены песком. Японским солдатам приходилось ждать, пока советские пехотинцы покажутся из укрытий, или выбивать их с помощью гранатометов. Первая советская атака, которая фактически являлась разведкой боем, была отражена.

После этого советские войска нанесли главный удар, проводившийся силами около трех пехотных рот. Поднявшись по склонам высот, и снова остановившись примерно в сорока метрах от японских позиций, советские пехотинцы начали бросать ручные гранаты в японские траншеи на гребне высот. Ошеломленные постоянными взрывами и, казалось, бесконечным запасом гранат у советской пехоты, японцы отбивались как могли, пытаясь с помощью гранатометов выбить противника из мертвых пространств перед японскими позициями. Противник, очевидно, научился уважать это оружие, потому что японцы видели, как некоторые советские пехотинцы бросали оружие и бежали, только услышав выстрелы гранатометов. Противник перед позициями 5‑й роты не проявлял намерения подходить ближе к японским траншеям, и бой с обеих сторон велся только гранатами. Такое нежелание переходить в штыковой бой было, по мнению японских пехотинцев, характерно для их советских противников.

Но солдаты 1‑го взвода 6‑й роты в тот момент так не считали. На том участке советские пехотинцы ворвались в японские траншеи, и начался ожесточенный ближний бой, позиция несколько раз переходила из рук в руки. Если противника выбивали с позиции, советские солдаты переходили в атаку снова, отбрасывая контратакующих японцев. Каждый советский солдат, казалось, выполнял назначенную ему работу, не проявляя инициативы, даже если ситуация требовала ее. Численное превосходство и упорство советских войск, заметное на примере многократных атак этой позиции, истощало силы японских защитников. Наконец командир 6‑й роты связался с батальонной артиллерией, и 70‑мм гаубицы открыли огонь почти в упор по атакующей советской пехоте. Артиллерийский обстрел наконец заставил советские войска прекратить атаку и отступить. У позиций 6‑й роты осталось около 60 трупов вражеских солдат. Однако противник не паниковал. Советские пехотинцы отступали в порядке, под прикрытием огня своей артиллерии и автоматического оружия, и забрали с поля боя своих раненых, которых, по японским оценкам было около трехсот человек.

Бойцы обескровленных 5‑й и 6‑й рот пытались перегруппироваться и реорганизовать оборону. Японская полковая артиллерия во время советской атаки не стреляла, возможно, потому что это был первый раз, когда японцы подверглись массированному фронтальному удару советских войск с использованием тактики общевойскового боя. Выжившие солдаты батальона знали, что постоянные атаки советских войск истощают их боеспособность.

Майор Кадзикава, ожидавший следующей советской атаки, весь батальон держал в боевой готовности. Разведчики из 5‑й и 6‑й рот поползли к советским окопам, чтобы разведать позиции противника и его приготовления к новой атаке, но обнаружили, что советские войска отошли на 500 м. Очевидно, противник боялся японской ночной контратаки и на время своей перегруппировки хотел увеличить дистанцию между собой и японцами.

Примерно в то же время рота советской пехоты атаковала позиции 7‑й роты к югу от высоты 742, но эта атака была отражена с потерями для противника. В ретроспективе эта атака могла быть диверсией, чтобы прикрыть проникновение группы артиллерийских корректировщиков, подкрепленной стрелками для защиты. Старший лейтенант Сайто, командир 7‑й роты, первым обнаружил корректировщиков и доложил об их продвижении в штаб, направивший один взвод на подкрепление 7‑й роты.

 

Оборона позиции

Далее к югу 5‑я и 6‑я роты все же смогли собраться с силами и реорганизовать оборону, несмотря на снайперский огонь противника. «Между 9:00 и 16:00 противник периодически вел артиллерийский огонь». За этой простой записью в журнале боевых действий батальона скрывается страшная реальность Номонгана. После недели напряженных боев, постоянно находясь под обстрелом, японцы были истощены. У личного состава стала проявляться апатия, все, о чем могли думать солдаты — возможность поесть чистого риса и запить его чистой водой. Фактически батальону приходилось собирать дождевую воду в бочки из–под горючего и каски, но со времени передислокации на высоты Норо дождь был только один день. Солдаты, страдая от жажды, искали хоть какую–то воду и пили из застойных луж, в связи с чем появились случаи амебной дизентерии. Два батальонных врача не справлялись с количеством раненых, а больным могли уделять внимание только в самых тяжелых случаях. Тридцать или более случаев кровавого поноса в день не всегда считались достаточной причиной для отправки в тыловой госпиталь. Стали появляться даже случаи тифа. Из–за постоянных обстрелов советской артиллерии больные японские солдаты могли справлять нужду только в окопах, усиливая зловоние, и так невыносимое из–за гниющих раздувшихся трупов, лежавших вокруг. Огонь советской артиллерии был таким смертоносным, что японские солдаты были вынуждены жить под землей, как кроты, а офицеры запрещали разводить костры, опасаясь, что это может выдать японские позиции. Иногда доходило до того, что солдаты ели траву.

И все же 2‑й батальон 28‑го полка сохранял единство как подразделение и продолжал оборонять позицию. Солдаты продолжали исполнять приказы и даже в таком измученном и истощенном состоянии сохраняли достаточно высокий боевой дух. И офицеры и нижние чины обладали сильным чувством единства и корпоративного духа, потому что по японской системе призыва части от полка и меньше комплектовались по возможности из жителей одного города или деревни, что обеспечивало дополнительную общность внутри батальона или роты. Таким образом, солдаты были земляками и соседями в мирной жизни, и на военной службе они заботились друг о друге и разделяли тяготы и победы. Дополнительно обеспечивали единство подразделения командир и младшие офицеры. И хотя батальон каждый день обстреливала советская артиллерия, и приходилось наблюдать, как советские солдаты нагло купаются в Халхе, в то время как у японцев не хватало питьевой воды, бойцы батальона видели, что японские подразделения на обоих флангах удерживают позиции, и знали, что их батальон является частью общего плана обороны.

В этой обстановке тяжелых лишений главными событиями стали подвоз снабжения и пополнений. 8 августа восемь солдат под командованием старшего лейтенанта, направленные из другого батальона того же 28‑го полка, прибыли на позиции 2‑го батальона. После этого несколько особенно тяжело больных стало возможно отправить в тыл. Но доставка снабжения и пополнений под постоянным наблюдением с советской стороны была смертельно опасным делом.

В основном снабжение и пополнения доставлялись ночью. Пехотинцы из пополнений шли на позиции, уже зная, что надо соблюдать тишину, обозным извозчикам также было приказано поддерживать тишину. Но на плохих дорогах, ведущих к позициям батальона, испуганные чем–либо лошади (большая часть грузов к линии фронта доставлялась на гужевых повозках и вьючных животных) могли встать на дыбы и заржать, обнаружив тем самым колонну транспорта, и привлечь огонь советской артиллерии. Эти колонны транспорта снабжения, работавшие в темноте, выполняли свои жизненно важные для войск задачи в безвестности, и несли потери без помпы. К концу боев у Номонгана было убито и ранено до четверти солдат тыловых служб.

Боевой дух подразделения оставался высоким, в японском понимании это было прежде всего благодаря умелому командованию батальонных офицеров. Кроме того, японцы могли наносить урон врагу и даже причинять больше вреда, чем терпели сами. В тот день после полудня патрули 5‑й роты отогнали около 15 вражеских солдат, проводивших разведку японской обороны. Более того, японцы были способны наносить советским войскам сильные удары. 7‑я рота провела такую операцию 8 августа.

Разведчики 7‑й роты следили за группой советских солдат, пытавшихся подобраться к японским позициям и обнаруженных старшим лейтенантом Сайто. Вероятно, это была группа артиллерийских наблюдателей и прикрывавшие их пехотинцы численностью до взвода. В предрассветной темноте офицеры быстро направили своих уставших солдат на окружение советской группы. Один японский тяжелый пулемет на высоте 742 был повернут на запад и наведен на северный советский фланг, а другой пулемет в 800 м далее был наведен на открытый советский южный фланг. Соседний батальон подполковника Сугитани обеспечивал огневую поддержку с позиций, а один взвод 7‑й роты вышел на исходную позицию к югу от песчаных дюн, за которыми укрылись — как они считали, надежно — советские солдаты.

Советские наблюдатели поняли, что что–то пошло не так, когда японские пулеметы начали осыпать пулями их позиции с обоих флангов. Батальонная артиллерия открыла по тесно скучившемуся противнику огонь фугасными снарядами. Огонь прекратился только когда японские солдаты атаковали советскую позицию и прикончили выживших мечами и штыками. После боя японцы насчитали более пятидесяти убитых советских солдат, был взят только один пленный. Хотя в журнале боевых действий сказано, что советские солдаты сражались до последнего, более вероятно, что 7‑я рота в этот раз сводила старые счеты.

Обыскав место боя, японцы нашли двадцать винтовок, три ручных пулемета, одну снайперскую винтовку, и около двадцати различных элементов полевого телефонного оборудования, в связи с чем можно предположить, что более трети советских солдат могли быть безоружны или являлись не боевыми пехотинцами, а связистами. Тем не менее, все они были убиты.

Отражение попытки просачивания советских войск 8 августа 1939 г.

Отличительными чертами этой операции были скорость и внезапность действий японцев. Японцы считали это доказательством верности своей наступательной доктрины и образцового наступательного духа солдат и младших командиров. Этот бой стал считаться классическим примером предотвращения тактики просачивания на широком фронте.

Обе стороны истощили свои силы, и день 9 августа прошел в относительном затишье. Советские войска продолжали активно укреплять позиции на высотах Моко и получали новые подкрепления. На высоте 754 японские офицеры, осматривавшие местность в бинокли, заметили, что Советы передвинули значительные силы к югу, на позиции против 71‑го пехотного полка полковника Мориты. Это был крайний левый фланг всех японских позиций к югу от реки Хольстен.

В сумерках на позиции батальона прибыли 200 солдат пополнения, восполнившие потери, понесенные в боях и от болезней. Пока новоприбывшие обменивались новостями и слухами с усталыми ветеранами, батальонный штаб распределял пополнения и формировал резерв батальона. Кроме относительно мирного дня и пополнений пошел дождь, обеспечив дополнительную питьевую воду. В ту ночь боевой дух батальона был единодушно высоким.

10 августа советская артиллерия снова проявляла активность, но не с прежней интенсивностью. Это был беспокоящий огонь, который действительно сильно отравлял жизнь японцам. Относительное затишье также дало время решить в более высоких штабах вопрос о новой дислокации 2‑го батальона.

3‑й взвод 5‑й роты был назначен в общий резерв отряда Хасебе и таким образом вышел из–под командования майора Кадзикавы. У высоты 742 взвод младшего лейтенанта Такасимы вместе с подразделениями батальона Сугитани пытались укрепить свою оборону на этой важной высоте. Разделение секторов ответственности между двумя батальонами к северу от высоты 742 оказывало пагубное влияние на японскую систему обороны в целом, потому что ни у одного командира подразделения не было полномочий отменить приказы другого. Пытаясь исправить ситуацию, полковник Хасебе приказал обоим батальонам координировать свои планы артиллерийской поддержки, расчистить полосы обстрела для взаимной поддержки огнем при обороне и разработать комплексный план огневой поддержки, включавший поддержку противотанковой, батальонной и полковой артиллерии. После тяжелого опыта боя 7 августа было направлено больше усилий на строительство полевых укреплений. Рабочие команды были отправлены в Чаньчуньмяо для рубки деревьев и заготовки бревен, необходимых для укрепления траншей.

Хорошая погода 11 августа подняла настроение солдат, но командование быстро испортило его, приказав присоединенной к батальону роте противотанковых 37‑мм пушек вернуться в распоряжение 71‑го полка. Эта утрата единственного эффективного противотанкового оружия была серьезна сама по себе, но манера, в которой были отданы приказы, должно быть, заставила пехотинцев задуматься, понимает ли кто–нибудь в штабе реальную обстановку на фронте.

Майор Кадзикава неохотно приказал расчетам 37‑мм пушек готовиться возвращаться в свой полк той же ночью. Из штаба полка позвонили снова и передали приказ, который в истории подразделения описан как «злополучный». Приказ требовал, чтобы 37‑мм пушки были возвращены как можно скорее. Кадзикава понимал, что если советские наблюдатели обнаружат движение пушек днем, позиции его батальона подвергнутся артиллерийскому обстрелу. Его опасения подтвердились, когда советская артиллерия начала обстреливать расчеты 37‑мм пушек, пытавшиеся прицепить орудия к лошадям для перевозки. Так важнейшее оружие оборонявшихся было отнято у них собственным командованием.

Были и другие причины для тревоги. Вражеские 45‑мм пушки, недавно установленные на высотах Моко, заявляли о своем присутствии периодическими обстрелами южного фланга батальона до наступления ночи. На северном фланге 2‑й взвод 7‑й роты отразил очередную попытку противника провести разведку боем на высоте 742. Японские потери в этом бою снова описаны как «незначительные». Эти слова «незначительные потери» с середины августа встречаются все чаще и чаще.

В цифрах слово «незначительные» могло означать потери в 3–4 %. Несомненно, такие потери не являлись большими, но, как заметил один из штабных офицеров после боя, в ходе еще одного месяца такой войны на истощение, все японские силы могут быть уничтожены. Анализ боевых потерь показал, что более половины убитых и раненых японских солдат (51 % и 53 % соответственно) были жертвами артиллерийского огня. Год назад у Чжангуфэна/озера Хасан примерно 37 % потерь японцев были результатом действий советской артиллерии.

Постоянные обстрелы не только наносили потери японцам, обескровливая их силы. Обстрелы и разведки боем также помогали отвлечь внимание японцев, заглушали звуки передвижения советских войск, совершавшихся исключительно ночью. Почти каждый день советские патрули прощупывали японскую оборону, пытаясь найти слабые места. Например, 13 августа отделение из 15 вражеских пехотинцев подошло на 50 м к позициям 6‑й роты, но огонь гранатометов отогнал советских солдат. Ночью произошла еще одна подобная попытка. У высоты 742 противник также был активен, там 2‑й взвод 7‑й роты отогнал около десятка советских разведчиков. Эти беспокоящие рейды противника подчеркивали, с какими трудностями пришлось столкнуться ослабленной роте, пытавшейся оборонять километровый участок фронта.

13 августа было пасмурно. Сильный северо–западный ветер засыпал песком окопы и дул в лицо, из–за чего почти невозможно было что–либо разглядеть. Потом пошел дождь, что обеспечило японцам питьевую воду. Полковая артиллерия в течение дня стреляла по предполагаемым советским позициям. Тяжелые пулеметы 2‑го батальона пытались помешать движению во вражеских ходах сообщения, но без особого успеха. Также японцы вели огонь по советским позициям в то время когда, как предполагалось, советские солдаты должны были обедать. Прерванный обед должен был стать местью за прерванный сон. И каждый день еще 3–4 процента японских солдат становились потерями в этой войне на истощение.

Ранним дождливым утром 14 августа советская артиллерия начала обстреливать позиции батальона, тщательно и в почти неторопливой манере. Участок за участком, окаймляющий заградительный огонь обрабатывал японские позиции. Пехотинцы, прятавшиеся в окопах, и расчеты пулеметов в неукрепленных убежищах могли только ждать, пока обстрел не пройдет и не будет перенесен на другой участок.

Хотя майор Кадзикава и ротные командиры пока не видели значительных изменений на позициях противника, они заметили активное движение советских грузовиков на западном берегу Халхи и — более зловещий признак — передвижение войск противника к югу от левого фланга батальона. Эта активность могла быть частью советских мер по введению японцев в заблуждение, чтобы японские солдаты привыкли к шуму двигавшихся танков и частому движению машин на советской стороне. С этой целью примерно за десять дней до советского наступления множество советских грузовиков без глушителей ездили по всему фронту.

Следующим утром 15 августа в туман и дождь противник впервые использовал против 2‑го батальона минометы. В 10:00 минометные снаряды начали падать на позиции 6‑й и 7‑й рот — советские расчеты пристреливали свое оружие. Гранатометы 6‑й роты ответили на огонь и временно заставили замолчать минометы, но около полудня позиции 6‑й роты стали обстреливать 45‑мм пушки с высот Моко. Позже в этот пасмурный дождливый день советские минометы возобновили обстрел позиций 5‑й и 6‑й рот. Батальонные 70‑мм гаубицы отвечали на огонь. Советские войска в тот день использовали против 2‑го батальона как минимум восемь минометов.

Ночью ливень перешел в холодный мелкий дождь, и промокшие японские солдаты мерзли в своих окопах. В 9:00 16 августа минометный огонь с высот Моко обрушился на позиции 2‑го взвода 6‑й роты. Ротный командир обратился за поддержкой батальонной артиллерии, направив огонь двух 70‑мм гаубиц на вражеские минометы. Около полудня 45‑мм пушки на высотах Моко начали стрелять по позициям 6‑й роты. Снова с призывом о помощи обратились к батальонной артиллерии. На этот раз, по заявлениям японцев, их контрбатарейный огонь уничтожил одну вражескую пушку. В 16:00 советские минометы снова открыли огонь с того же места, но японская батальонная артиллерия снова ответила огнем, уничтожив, по данным японцев, наблюдательный пост противника, и, возможно, один минометный расчет.

Той ночью младший лейтенант Тахара из 5‑й роты повел группу разведчиков — унтер–офицеров из 6‑й роты — на разведку советских позиций у высот Моко, откуда противник вел наиболее эффективный артиллерийский огонь. Тахара обнаружил около усиленного взвода советских солдат — примерно 60 человек — укрепляющих высоты, но вражеские передовые посты и часовые были очень бдительны и реагировали на каждый звук или движение. Раньше такая бдительность советским часовым не была свойственна.

Во время отсутствия Тахары в штаб батальона прибыли еще пятьдесят солдат пополнения. Эти солдаты влились в обескровленные подразделения, восполнив «нормальные потери» (эвфемизм Первой мировой войны), продолжавшие каждый день отправляться в ненасытную пасть боя на истощение. Однако, боевой дух был все еще высок, возможно и потому, что, по слухам, батальон к середине сентября должны были отвести обратно на базу.

17 августа советские войска пытались укрепить возвышенности между позициями 7‑й роты на высоте 742 и 5‑й роты на высоте 754. В 9:00 батальонный передовой артиллерийский наблюдатель в 6‑й роте заметил вражеское минометное отделение, пытавшееся установить свое оружие примерно в 500 м от позиций 5‑й роты. Огонь батальонной артиллерии заставил противника быстро отступить. После полудня батальонная артиллерия обстреливала наблюдательный пост противника на возвышенности примерно в 600 м к западу от позиций 7‑й роты. Это вызвало ответный огонь советской артиллерии, и некоторое время обе стороны обменивались артиллерийскими залпами. Японцы, как и можно было ожидать, понесли «незначительные» потери.

 

Вторая ночная атака

Противник также проявлял активность в районе высот Боза, приблизительно в 200 м от позиций 6‑й роты. Чтобы определить силы противника, командир роты капитан Цудзи после наступления темноты направил разведывательную группу провести разведку в том районе, но бдительность советских передовых постов снова не позволила провести тщательную разведку позиций противника. Разведчики доложили, что у противника на высотах Боза как минимум цепь стрелковых ячеек, и, возможно, советская оборона там эшелонирована в глубину.

Хотя разведчики не могли этого знать, они обнаружили признаки еще одной перемены в советской тактике. Передовая линия противника была самым слабым пунктом позиции, обороняемой в ширину и глубину. Атакующие японцы с легкостью могли прорвать передовую линию, но после этого они натыкались на мощную оборону с огнем по перекрывающим участкам. Советская артиллерия также пристреливалась по этой передовой линии, и, как только японцы занимали эту линию, на них обрушивался артиллерийский огонь. Японские разведчики, кроме того, слышали звуки работы молотков, лопат, пил и других инструментов, свидетельствовавшие о том, что советские войска строят новые укрепления. Согласно советским данным, частью их мер по введению японцев в заблуждение было использование мощных динамиков, передававших звуки работы инструментов. Цели противника оставались для японцев неясными, но враг явно «что–то замышлял».

На основании сведений, полученных его разведчиками, капитан Цудзи доложил майору Кадзикаве, что противник, вероятно, готовит какую–то новую операцию. Чтобы нарушить планы противника, уменьшить бессмысленные потери японцев и таким образом сохранить боеспособность для будущих операций, капитан Цудзи просил разрешения Кадзикавы провести ночное нападение на советские позиции. Командир батальона дал разрешение, и Цудзи провел весь день, подготавливая ночную атаку. Солдаты обернули свои подбитые гвоздями ботинки соломой или сменили их на матерчатые туфли с резиновыми подошвами. Подсумки с боеприпасами набили бумагой для уменьшения шума, наполнили фляги водой и наточили штыки. Капитан Цудзи надел на спину перекрещенные белые пояса, чтобы солдаты видели его в темноте. Командиры взводов для узнавания в темноте надели по одному белому поясу. В 22:00, пользуясь дополнительной маскировкой из–за начавшегося дождя, Цудзи повел свою роту, усиленную солдатами из других подразделений батальона, в ночную атаку на советские позиции. Цудзи шел в передовом отделении, за ним колонной следовали 1‑й и 3‑й взводы, 2‑й взвод, замыкавший колонну, служил резервом.

Медленно продвигаясь в темноте, передовое отделение неожиданно наткнулось на советский пост охранения там, где японцы не ожидали его обнаружить. Как стало ясно во время боя, за 36-часовой промежуток между японской разведкой и ночной атакой советские войска сменили свои передовые позиции. Советские пехотинцы открыли огонь в направлении японцев. Так была заплачена цена за задержку между разведкой и атакой.

Цудзи, все еще надеясь использовать тот небольшой элемент внезапности, который у него еще оставался, приказал 3‑му взводу атаковать цепь советского охранения на высоте Нагаяма. 3‑й взвод немедленно атаковал высоту. Советские тяжелые и легкие пулеметы сразу открыли сильный огонь. Но так как японские пехотинцы двигались, соблюдая тишину, большая часть огня советского автоматического оружия проходила над головами пригнувшихся японцев. Когда японские пехотинцы достигли вершины высоты Нагаяма, в них полетело множество советских ручных гранат, и их взрывы и осколки причинили больше потерь, чем огонь пулеметов. Но противник отреагировал слишком поздно, и японцы, спрыгнув в траншеи, застрелили и закололи штыками тех советских солдат, которые не успели сбежать.

Ночная атака советских позиций 18–19 августа 1939 г.

Тем временем капитан Цудзи пытался выполнить свой первоначальный план. Он приказал 2‑му взводу захватить позиции вражеского пулемета и 45‑мм пушки на песчаном кургане примерно в 400 м к северу. Когда 2‑й взвод атаковал левый фланг противника, 3‑й взвод, развернувшись от высоты Нагаяма, ударил по правому флангу. И снова советские солдаты открыли сильный огонь из автоматического оружия и стали бросать гранаты в мелькающих в темноте японцев. Оба японских взвода снова не стали вести ответный огонь и наступали, соблюдая тишину и следуя за своими взводными командирами. Когда до советских позиций оставалось несколько метров, японские пехотинцы с боевым кличем бросились вперед и прыгнули во вражеские траншеи, закалывая штыками советских солдат.

Но советская оборона больше не была линейной, как у Чжангуфэна/озера Хасан. Вместо этого противник расположил свое автоматическое оружие в глубину от 500 до 1000 м за позициями первой линии. Это позволило советским пулеметам вести сильный прикрывающий огонь, пока советские пехотинцы отступали на новые позиции. Кроме того, физически и психологически уставшим от боя на первой линии обороны японским солдатам было уже труднее перегруппироваться и продолжать атаку на следующую позицию. Перед следующим броском вперед японцы сосредоточили огонь гранатометов на подавлении вражеского автоматического оружия. Эта тактика была эффективной, но стоила большого расхода боеприпасов.

Уцелевших солдат 3‑го взвода, измученных после двух атак, Цудзи использовал как прикрытие для третьей атаки — наступления 1‑го и 2‑го взводов на высоту Акаяма, примерно в 300 м к северу от только что захваченной высоты Песчаной. Советские солдаты, выбитые с Песчаной, сейчас перегруппировались на высоте Акаяма, усилив ее оборону до общей численности около 300 солдат.

Рота открыла огонь из всех своих гранатометов одновременно, чтобы подавить советские пулеметы в траншеях и особенно, чтобы дезорганизовать советских солдат, которые, вероятно, окопались на другой стороне склона. Осветительные ракеты и трассирующие выстрелы с советских позиций осветили ночное небо, когда взвод, которым командовал лично капитан Цудзи, попытался использовать результаты гранатометного обстрела, атаковав советский фланг. Пока фланговая атака Цудзи отвлекала противника, главный удар японцев обрушился на слабо удерживаемый советский фронт. Действуя штыками и мечами, японцы очищали траншеи, и уцелевшие советские солдаты отступили на подготовленные позиции в глубине обороны. Но советская пехота сражалась упорно, заставив японцев дорого заплатить за их успех.

Лейтенант Накано повел 1‑й взвод в атаку на следующую линию советской обороны, рубя мечом защитников траншеи, но советский пехотинец, уклонившись от удара меча, смертельно ранил лейтенанта штыком. Командиры 2‑го и 3‑го взводов тоже были ранены, и Цудзи остался единственным японским офицером, не выбывшим из строя. Советская артиллерия открыла огонь по арьергарду атакующих японцев, пытаясь изолировать их на ничейной земле до наступления рассвета. Наконец, советские солдаты в темноте отступили, и японские разведчики, направленные вперед, доложили, что противник, очевидно, сбежал.

Примерно в 02:30 капитан Цудзи приказал усталым солдатам перегруппироваться, обыскать поле боя и готовиться отходить обратно, на позиции роты. Собирать убитых и тяжело раненых (всего 29 человек) было особенно трудно, потому что использование осветительных ракет для облегчения поиска могло привлечь огонь советской артиллерии. Как заметил адъютант командира батальона, «как бы тяжело это ни было, сбор убитых и раненых должен быть завершен», потому что оставление своих мертвых товарищей на поле боя оказывало очень плохое влияние на боевой дух. Вдобавок, собирать обратно разбросанные японские патрули и команды, занимавшиеся сбором убитых и раненых, было трудно потому, что все попытки обозначить сигналами точки сбора сразу же привлекали артиллерийский огонь противника.

Вернувшись на свои позиции, японцы оценили результаты ночной атаки. По японским оценкам, были убиты около восьмидесяти солдат противника, захвачено десять винтовок, три легких и два тяжелых пулемета. В целом результаты были признаны успешными, и позже эта атака стала считаться образцовым примером ночного боя, основанного на наступательном духе. Но в ретроспективе батальонные офицеры считали, что было бы лучше использовать все силы роты в одном сосредоточенном ударе, чтобы полностью уничтожить хотя бы один советский укрепленный пункт, чем проводить тремя взводами три отдельные атаки.

Утром 19 августа все еще шел холодный дождь, но, несмотря на это, боевой дух японских солдат был высок. Ночью они нанесли советским войскам такой сильный удар, что день 19 августа прошел тихо. Спокойствие нарушили только несколько небольших перестрелок. Уже в сумерках 7‑я рота открыла огонь из гранатометов и легких пулеметов по советским солдатам, которые в количестве около сотни человек пытались подобраться к позициям японцев. Противник быстро рассеялся и отступил. Позже, около 23:00, советские войска внезапно открыли огонь из пулеметов по низменности, которая находилась далеко впереди перед позициями 6‑й роты. Потом у советских позиций начали взрываться ручные гранаты. Бойцы 6‑й роты на высоте 754 с удивлением наблюдали за этим, а потом поняли, что напуганные советские солдаты решили, будто японцы снова подбираются к их позициям, и на самом деле стреляют по теням. Это сильно развеселило японских пехотинцев. Но на следующее утро, 20 августа, Советы сделали свой ход.

Квантунская Армия оказалась не в силах разгромить советские войска у Номонгана, но не могла выйти из боя, не уронив своей репутации главной силы, противостоящей советской экспансии на Дальнем Востоке. И поэтому штаб Квантунской Армии вынужден был предоставить генерал–лейтенанту Комацубаре силы для ведения боя на истощение. В первые три недели августа боевой опыт 2‑го батальона 28‑го полка был типичным для большинства японских войск в районе Номонгана/Халхин — Гола. Они сидели в окопах, сражались и умирали, все время находясь, как сказано в журнале боевых действий, «в соприкосновении с противником».