Я оказался пророком. В течение следующей недели мы с Василием почти непрерывно решали задачу трех тел в различных постановках. Одним из этих тел, было Солнце, другим – Юпитер, а третьим – произвольная материальная точка. В классической постановке мы ее попробовали решить, анализируя, как могут сблизиться два необитаемых КК, если первоначально их орбиты не пересекались и даже не лежали в одной плоскости.

То, что эта задача не решается аналитически, мы с Васей знали из школы, но мало ли… Вася даже какое-то время рисовал эллиптические интегралы и тупо пытался их брать аналитически. Я, хотя и понимал всю бесперспективность затеи, этому не препятствовал, поскольку ничего лучшего выдумать не мог. Аналитически интегралы, естественно, браться не желали, Василий, естественно, шипел, и возводил хулу на Господа нашего за то, что последний (он же Первый) придумал этот мир таким, что эллиптические интегралы в нем не берутся. Я его пытался успокаивать, апеллируя к Вольтеру, якобы утверждавшему, что существующий – лучший из возможных миров, то есть Господь сделал все, что мог. Но мой коллега и слушать ничего не желал. Он был одержим, то есть после беседы с Гирей о братьях по разуму просто рехнулся.

Ноги выросли вот откуда. Мы с Василием, похоже, обнаружили тот самый факт, на который намекал Петр Янович. А именно: выяснилось, что за отчетный период некоторые КК, потерпевшие аварию и дрейфовавшие без экипажа, спонтанно изменили свои орбиты. Выяснили мы это очень просто. Вася реализовал свою методику, мы выделили штук сто отчетов и для разнообразия решили составить электронную карту для аварийных КК, параметры орбит которых фигурировали в этих отчетах. Не всех, разумеется, а выбранных методом научного тыка. То есть Василий тыкал пальцем, а я ограничивал его амбиции. В полученном нагромождении разномастных эллипсов что-то ему не понравилось, и не будь он одержим, тем бы все и кончилось. Но Вася не успокоился на достигнутом. Методом упорного и непрерывного давления он заставил навигационную службу выдать нам официальную выжимку из базы данных наблюдаемых координат космических объектов искусственного происхождения, бороздящих просторы космоса на середину прошлого месяца. Выжимка содержала довольно хаотический набор координат интересующих нас объектов с привязкой по времени наблюдения. Нужно было вписать в них эллипсы, мы, опять таки, выборочно это сделали, и сравнили с параметрами наших из отчетов – они совпали с приемлемой точностью. Я указал Васе на его несостоятельность, после чего он закусил удила и два дня потратил на полное сравнение. Я вынужден был ему ассистировать. Результатом этой титанической деятельности был упомянутый факт. Я снял перед Васей шляпу, и сказал, что если все подтвердится, я ее съем. Не свихнись он вовремя, мы бы этот факт прошляпили.

Обсудив ситуацию, мы решили, что предавать наш факт гласности преждевременно. Возможно, существуют какие-то факторы, например, солнечный ветер, или влияние больших планет, вызывающие прецессию орбит… Да мало ли что еще. Специалистами в области космобаллистики мы были никакими. Нужна была экспертиза, но предварительно, чтобы не попасть впросак, Василий решил сделать какие-то оценки. Кончилось тем, что он уперся лбом в упомянутые эллиптические интегралы. После этого мы еще немного подергались, поумножали массы на скорости, пожали плечами, уточнили детали, выявили из отчетов еще один прецедент, и Василий начал, образно говоря, ерзать задом.

– Что ты, собственно, хочешь этим сказать? – поинтересовался я.

– Чем? – Вася потупился.

– Ну, вот этими своими намеками и телодвижениями?

– Да ничего особенного. У меня куча начальников, а руководить мной никто не желает. Сам же я в этой части истощился.

– Так. Тебе, я понял, нужен пинок в зад?

– Именно, – сказал Вася с вызовом. – Надо что-то делать.

– Например?

– Например, идти к Гире и доложить, что успех налицо, фактов куча, работа кипит, пусть активизирует специалистов.

– Зачем?

– Пусть тоже садятся, и сравнивают траектории.

– М-да…

Я задумался. Можно, конечно, и дальше сравнивать траектории. Можно, наоборот, их не сравнивать, а сравнить еще что-нибудь на предмет выявления чудес. Но у меня возникло и начало крепнуть стойкое ощущение, что я либо чего-то не понимаю, либо вообще ничего не понимаю. Как эти траектории могут не совпадать? Ну, допустим, теоретически, их можно изменить, но зачем? Кому это может понадобиться? Братьям по разуму? Если да, то, похоже, у этих братьев что-то с разумом, как впрочем, и у нас…

– А вот, кстати, "Вавилов" тоже изменил орбиту, – неожиданно буркнул Вася.

Я вышел из транса.

– Ты что, бредишь?

– Нет, вот данные. Смотри.

Я глянул на экран монитора. Цифры впечатляли. Судя по ним, "Вавилов" не просто изменил орбиту. Он изменил ее радикально. Создавалось впечатление, что какое-то время он куда-то летел, а потом опять лег в дрейф.

– А как он это сделал, если у него даже реактора нет?

– Да откуда ж мне знать! – фыркнул Вася. – Может нам вообще липовые данные подсунули, а мы тут звеним хрустальным звоном.

– Кто подсунул? Зачем?

– Да Гиря, например, или с его подачи.

– Допустим. А зачем?

– Да откуда ж мне знать!

Круг замкнулся. Я понял, что на все мои дальнейшие вопросы Куропаткин будет отвечать стереотипно.

– Так, – сказал я. – Ну-ка, вставай!

– Ну, встал, – Вася встал. – Дальше что?

– А дальше идем к Гире и бьем ему морду. Ты начнешь.

Вася сел.

– Хорошо. Вставай. Начну я.

– Это другое дело. А если его нет на месте?

– Набьем еще кому-нибудь.

– А он-то причем!?

– Неважно, – сказал я. – Действуем стандартно. Накажем невиновных, наградим непричастных и так далее. Мы это дело так не оставим!

– Верно, – Вася выпятил челюсть. – Пошли!

Гиря оказался на месте. Он, похоже, размышлял, и сначала нас даже не заметил. А когда заметил, не придал факту нашего появления особого значения.

– Петр Янович, – сказал я, – а мы к вам.

– Понятно, что не к моему столу, – буркнул он. – Чего надо?

– Хотим доложить.

– Хотите – докладывайте. А шляться тут нечего…

– Но мы вам хотим доложить, – я начал терять терпение.

– Ну так и докладывайте! – взорвался он. – Что там стряслось?

– Да ничего особенного. Космические корабли бороздят просторы космоса.

– Это мне уже докладывали. Так что я в курсе.

– Но они очень странно бороздят.

Гиря уставился на меня, потом зажмурился, потряс головой и снова уставился. Наконец, выдавил:

– Извини, Глеб, я что-то… Что там куда бороздит? Зачем?

– Петр Янович, – вмешался Василий, – мы тут в архиве сидели…

– Ага! – Гиря взбодрился. – Что-нибудь полезное отрыли?.. Докладывайте!

Я доложил суть в доступной форме. Гиря не перебивал. Когда я кончил, он поежился и начал барабанить пальцами по столу.

– Погодите, – наконец сказал он. – Я чего-то не понимаю. Их что, не один?

– Мы выявили пять штук.

– Пять? – он растопырил ладонь и уставился на нее. – А почему пять?.. Ерунда какая-то… И куда они все полетели?

– На юг, – брякнул Вася, прыснул и зажал рот ладонью.

– С "Вавиловым" – шесть, сказал я.

– И "Вавилов" туда же!? С ума можно сойти…

– Может, Петр Янович, с данными что-то напутали? Вы бы распорядились, чтобы, значит, проверили…

Гиря сделал жест, мол, закройся, не мешай и опять начал барабанить по столу. Наконец хмыкнул и переменился в лице.

– За "юг" ты, Куропаткин, мне ответишь, – произнес он лучезарно улыбаясь, – но если это не чья-то плюха, то… Вы не понимаете?

– Нет, – сказал я. – То есть не вполне. Из этого что-то вытекает?

– Именно вытекает. Если это – факт, то это будет самый первый факт, попавший в наши лапы. До сих пор были намеки и догадки, из которых я ничего делать не умею. А из фактов я умею делать многое и разное… Вы меня не разыгрываете, часом?.. Куропаткин? Ты понимаешь, что со мной будет, если выяснится, что это шутка? И что будет с вами?

– Петр Янович, как можно!..

– Ладно, верю. – Гиря сделался серьезным. – Так, пацаны, теперь шутки в сторону. Я, разумеется, ожидал чего-нибудь в этом роде, но шесть штук – это просто наглость. А ведь вы далеко не все еще перерыли?

– Штук тридцать отчетов из кучи, выбранной по методике Куропаткина, – сухо сказал я.

– Хорошая, видать, была методика, – пробормотал Гиря. – Нам бы таких методик побольше, да с методистами, мы бы горы ворочали. Иди-ка ты, Василий, найди кристаллофон. Сейчас мы вторую часть беседы Валерия Алексеевича с господином Таккакацу прослушаем.

– А что, потом была еще беседа? – удивился Вася.

– Нет, – Гиря махнул рукой, встал и полез в сейф. – Беседа была одна, но вторую часть я вам не дал, чтобы мозги вам не запудривать. А теперь концы сошлись, и надо вам послушать стертую часть, чтобы, с одной стороны, сильно не гордились, а с другой стороны, были в курсе. Жми за кристаллофоном!

Василий на всякий случай припер два кристаллофона. И не зря. Первый воспроизводить отказался. Петр Янович следил за манипуляциями Куропаткина, скорбно поджав губы и укоризненно качая головой.

– Черт бы вас побрал, что вы с ними делаете, что ни один не работает? Ведь это наказание какое-то, по всему сектору валяются, а как надо, так беги в архив… – буркнул он в сердцах. – Василий, шансы есть?

В этот момент раздался звук, как-будто упал стул, и голос Сюняева произнес: "Черт бы меня побрал!"

– Ага! – сказал Гиря. – Работает. Сидите тихо и слушайте внимательно.

"… Что вы обнаружили в моих рассуждениях повод для размышления. Весьма рад. В связи с этим, рискну поделиться с вами кое-какими сомнениями и высказать ряд соображений. Как мне представляется, за всю историю освоения Приземелья достаточно много судов потерпели аварию и были оставлены экипажами. Какое-то их количество по сей день дрейфует по орбитам в пределах досягаемости.

– Да, таких судов много, – согласился Сюняев. – В свое время, решением соответствующих комиссий они были признаны непригодными к дальнейшей эксплуатации, а утилизация либо была затруднена, либо вообще невозможна.

– Совершенно справедливо. Я обратился в навигационные службы с просьбой предоставить мне данные по орбитам таких КК, полагая, что кому-то вменено в обязанность вести учет… и так далее.

– И что же? – нетерпеливо сказал Сюняев.

В его голосе слышался неподдельный интерес.

– Как бы выразиться поточнее.., – Таккакацу выдержал паузу. – В некоторой степени я оказался прав, но… Но степень моей правоты меня удовлетворила отнюдь не полностью.

Похоже Таккакацу улыбнулся, потому что Сюняев хихикнул.

– И что же, вы.., – начал он.

– Минуточку, – вежливо перебил японец, – я бы не хотел здесь и сейчас разбрасываться обвинениями и упреками. Это другая тема.

– Но, видите ли, совсем недавно я…

– Минуточку, – еще более вежливо перебил Таккакацу. – Я бы хотел поставить ряд вопросов с тем, чтобы мы с вами сейчас попытались определить, кому именно их следует адресовать, если, разумеется, не станет очевидным, что в данный момент их адресовать попросту некому. А именно. Существуют ли, и где именно, точные данные о том, сколько и какие именно аварийные КК дрейфуют сейчас в пределах Солнечной системы? Ведется ли их учет? Установлен ли постоянный контроль и ведется ли слежение? Где именно они находятся в данный момент? Каковы параметры их орбит? Стабильны ли указанные параметры? И, наконец, главный вопрос: известны ли случаи исчезновения аварийных КК из поля зрения службы слежения, если таковая имеется?

– А что, разве.., – Сюняев будто запнулся и выдержал "томительную паузу". – И что, "нет" по всем вопросам?

– Не совсем так, но, в целом, если можно так выразиться, практически "нет". То есть, я пока не получил ни одного удовлетворительного ответа ни на один вопрос, хотя весьма настойчиво пытался это сделать.

– Хм.., – Сюняев что-то пробормотал нечленораздельное. – Скажу честно, я тоже не знаю ответов ни на один из поставленных вопросов, и даже приблизительно не могу сказать, кто должен на них отвечать.

– Таким образом, мы констатируем, что, вероятно, специальной службы, занимающейся такими и подобными вопросами, в составе ГУК нет. Все показывают пальцами друг на друга, в частности, навигационные службы указывают на ваш сектор, поскольку авариями и катастрофами занимаетесь вы.

– Наш сектор этими вопросами не занимался, поскольку мы занимаемся безопасностью людей, а брошенные КК необитаемы.

– Можно ли высказать предположение, что вы не причисляете такие КК к объектам, имеющим отношение к безопасности.

– Теперь, пожалуй, нет. Лично я теперь так не считаю.

– Могу ли я узнать причину, по которой вы изменили свою точку зрения?

– Ну.., я, собственно, ее не изменил, поскольку вообще не имел никакой точки зрения.

– Тогда я рад, что сумел оказать вам помощь в ее обретении. К слову сказать, в копилку вопросов можно добавить еще один вопрос: а так ли уж необитаемы аварийные КК?

– Это чрезвычайно интересный вопрос, – задумчиво констатировал Сюняев.

– Есть и другие. Действительно ли это пассивные объекты? Существует ли вероятность самопроизвольного включения двигательных установок, если они исправны? То же самое в отношении неисправных?

– Вы располагаете какими-то фактами? – быстро отреагировал Сюняев.

– Нет. То, чем я располагаю, фактами назвать трудно. Это, скорее, данные, имеющие статистическую природу, да, притом, полученные дилетантом. Но данные эти весьма многозначительны. Хотите с ними ознакомиться?

– Не то слово. – Сюняев хмыкнул. – Я их вожделею!

– Спешу удовлетворить ваше любопытство, памятуя о том, что его природа чисто профессиональная. Итак, года два тому назад я столкнулся с господином Гирей на каком-то совещании. Что обсуждалось на том совещании, я не помню, но уже после, в кулуарном разговоре уважаемый Петр Янович бросил фразу, давшую толчок моим размышлениям. Он выразился в том смысле, что наконец-то нашлись люди, способные хотя бы замедлить процесс превращения космического пространства Приземелья в свалку, но возможности заниматься аварийными КК они не имеют по той причине, что отсутствуют систематизированные данные по параметрам орбит указанных КК. Я предпринял усилия и получил данные по ста четырнадцати брошенным судам – это около десяти процентов от общего числа. Данные неполные и из различных источников. Проанализировав этот разношерстный материал я обнаружил следующее. Как правило орбиты судов лежат вблизи плоскости эклиптики, но какой-либо системы в параметрах орбит обнаружить не удалось. Это и понятно. Векторы скорости у всех судов в момент аварии были различными, как, впрочем, и их координаты. Вообразите себе мое изумление, когда я обнаружил, что у шестнадцати КК орбиты таковы, что так или иначе проходят вблизи некоторых точек на орбите Юпитера. У трех из этих КК плоскость орбиты составляет значительный угол с плоскостью эклиптики, так что вероятность подобного совпадения, по моему мнению, просто ничтожна! Хотя, впрочем, она и в этой плоскости ничтожна. Как такое могло случиться? У нас что же, аварии совершаются на специально подобранных орбитах?

Я и не рискую делать далеко идущие выводы. Для этого необходимо иметь квалификацию в области космобаллистики несколько выше той, которой я располагаю.

– Но у вас есть какие-то предположения?

– Безусловно, есть, но делиться ими я считаю преждевременным. Достоверность информации, которую я анализировал, вызывает большие сомнения. Кроме того, вам, вероятно потребуется время на осмысление, – Таккакацу выдержал паузу, во время которой, надо полагать усмехнулся. – Ну и, разумеется, на формирование позиции.

– Все, выключай, – сказал Гиря. – Дальше – попытки Валерия Алексеевича выудить еще какую-то информацию, эмоции, расшаркивания и обмен любезностями. Вам это не интересно.

Куропаткин послушно выключил кристаллофон и уставился на шефа.

– Вот так, дорогие мои, в таком вот разрезе… Комментарии имеются?

– Ну.., что тут скажешь, – развел я руками. – Непонятно только, почему этого раньше не заметили.

– Это-то как раз понятно, – задумчиво произнес Гиря. – Не замечали потому, что отсутствовали те, кто должен был заметить. А как они появились, так сразу и заметили. Непонятно вам должно быть то, откуда они взялись, эти замечательные замечатели…

– Как явствует из контекста, это не кто иной, как вы, – заметил Куропаткин всскользь.

– Нет. Я ничего такого не заметил. Но до меня дошли слухи, что кое-кто – и я знаю, кто именно – интересуется аварийными КК. Я подумал: зачем ему понадобились эти КК? И подумал, не пора начинать замечать, а то сколько же можно!.. И намекнул об этом коллегам в присутствии господину Таккакацу. На самом деле, я понятия не имел, существуют ли такие данные в природе – просто бросил камень в болото, надеясь что пойдут волны, или, скажем, всплывут пузыри. Но ничего этого я не дождался, и решил, что время разбрасывать камни еще не настало…

Ну, это дело прошлое, а нас интересует, преимущественно, настоящее и будущее… Вот, Глеб, в контексте наших с тобой приватных бесед, попробуй оценить, что происходит.

Смотри: господин Таккакацу через господина Сюняева передает мне свое пожелание встретиться. Для тебя ничего особенного нет. А для меня – есть. Таккакацу, как видим, не забыл, что именно я толкнул его на поиски. Сидим мы неподалеку, если бы он просто связался со мной, мы бы встретились и все приватно обсудили. Но он так не поступил. Почему? А вот почему. Он работает в отделе прогнозистов. Обнаруживать все те факты, которые он обнаружил, и задавать вопросы, которые он задал – их прямая обязанность. Но их положение таково, что, как правило, найденные факты предъявить некому, равно как некому задавать вопросы. Поэтому господин Таккакацу вынужден проводить очень сложную политику. Он это умеет делать, и я об этом знаю. И он знает, что я об этом осведомлен, – Гиря поднял свой перст и ткнул им в меня. – А вот ты – нет. Но это пока. Я тебя буду натаскивать, а Куропаткин, – он ткнул пальцем в Василия, – не будет давать нам спуску. Верно, Василий?

– Так точно, шеф! – рявкнул Вася.

– Вот именно!.. Когда Валерий Алексеевич передал мне просьбу Таккакацу, я начал думать. И решил, что он хочет мне неофициально всучить какую-то почти официальную информацию. Понял?

– Не очень, – признался я.

– А ты старайся. Тут все просто. Мне было известно, что Таккакацу засветился у навигаторов. Он ведь шарил везде в поисках данных по орбитам этих злосчастных КК. Навигаторы – отличные ребята. Но нас они не очень любят. Потому, что мы у них крутимся под ногами и, порой, просто мешаем. Да и по шее можем дать при случае. И начальнички там поняли, что надо держать ухо востро. Ведь аварийные КК – косвенный результат их деятельности. Прогнозисты, конечно, не мы, но тоже не подарок. И Таккакацу оказался на крючке. В случае чего, навигаторы скажут: вот же он тут бегал, что-то выяснял, да, видать, не довел дело до конца, не поставил вопрос ребром у руководства, а мы – что, у нас своих дел прорва… Что в части понимания?

– Пока терпимо, – сказал я.

– А ты, Василий? Я доступно излагаю?

– Вполне, и даже более того, Петр Янович, – заверил Вася.

– Ага! Это хорошо… И вот Таккакацу имел неосторожность обнаружить какую-то ерунду с аварийными КК. Что касается прочих фактов, то они, конечно многозначительны, но, в целом, их можно как-то объяснить. Ну, мало ли, кто куда летает, и зачем… Люди ведь, хотят и летят. А вот тот факт, что пассивные космические объекты тяготеют к орбите Юпитера объяснить крайне трудно. Таккакацу не сказал это вслух, но он явно подозревает что кто-то произвел корректировку орбит аварийных КК. А каким образом, позвольте спросить? Возможна серьезная разборка, и Таккакацу это понимает. Навигационщики не знают, что обнаружил Таккакацу, но они знают самого Таккакацу! С другой стороны, факты-то чисто статистические и сами по себе ни о чем не говорят. И достоверность оставляет желать лучшего. Надо расследовать, а это дело трудозатратное и канительное. А вдруг все это пустышка? Конечно, в любом случае Таккакацу может взять все на себя. В его возрасте, да при его заслугах чихать он хотел на любые мнения и экивоки! Но реноме, парни, такая штука… Кому охота иметь репутацию старого пердуна, хлопающего ушами? Да никому, со мною включительно. Вот тут и начинается политика. Она всегда начинается в области столкновения интересов ведомств и подогревается душевным огнем руководителей этих ведомств.

Первоначально я хотел отправить на встречу Зураба Шалвовича – у него репутация человека порядочного и не склонного раздувать пламя борьбы. Но позже решил, что Таккакацу хочет встретиться именно с Валерием Алексеевичем, которому я и делегировал соответствующие полномочия. Почему? Он знает, что Сюняев любую информацию воспринимает как руководство к действию, и любое действие доводит до конца, то есть до скандала. Не знаю, Глеб, понимаешь ли ты это, но Сюняев – фигура самостоятельная, а вот, скажем, Кикнадзе – нет. Как-нибудь на досуге поразмысли над этим… У Сюняева стойкая репутация человека, сующего свой нос везде, так что если он куда-то влез, то можно смело валить все на его инициативу, а самому, при необходимости, корчить из себя невинность.

Что же получилось в результате? Господин Таккакацу имел рандеву с Сюняевым, и это было заметно, ибо когда Валерий Алексеевич шествует по коридорам, с ним здороваются из всех дверей. Тем самым Таккакацу решил сразу несколько проблем. Первое: переложил на Сюняева долю ответственности, ибо не может быть обвинен в сокрытии фактов. Они теперь в надежных руках, независимо от исхода и трактовок. Второе: имелось в виду, что упомянутые факты с гарантией попадут в мои руки, причем все и без изъятий, что и произошло. Но официально я как бы еще не в курсе и, при случае, всегда могу отпереться, свалив все на Сюняева, известного своей безалаберностью, а Сюняев просто скажет, что не придал значения, забыл передать, запамятовал, да и вообще, вряд ли кто рискнет с ним связываться. С другой стороны, Таккакацу отлично понимает, что если вопрос вспучится, я не останусь в стороне и не буду тыкать в него пальцем. А в свалке с навигаторами, буде она назреет, займу его сторону. Совесть-то у меня в наличии! Ведь из этих мерзавцев действительно невозможно выдавить никакую информацию, не приперев к стенке и не выкрутив руки… Вот такая политика, други мои.

Гиря скорбно покивал головой, мол, что делать, такова жизнь.

– Петр Янович, вот вы сказали: "если вопрос вспучится". А он вспучится? – поинтересовался Василий.

– Это уже другая часть политики. Тут надо крепко думать. То что он вспучится рано или поздно мне лично теперь очевидно. Я еще не вполне понимаю, что именно происходит, но теперь уже практически точно знаю, что оно происходит. И политикой здесь не пахнет. Политика состоит в том, чтобы определить, надо ли этот вопрос пучить.., что, не пойдет? – Гиря завертел головой. – Ну, хорошо, вспучивать. И далее, как обычно. Когда вспучивать, какими методами и до какой степени? Для того, чтобы все это решить, нужно долго совещаться с коллегами, а я, не скрою, боюсь Валерия Алексеевича. Начнет возить мордой по столу, критиковать и прочее. А отбиваться мне нечем. Или затеет какой-нибудь план, а мне потом расплевываться. Вот теперь ты, Куропаткин, скажи, чем можно нейтрализовать Сюняева?

– Ничем, – убежденно произнес Вася.

– А ты, Глеб.

– Ну.., – протянул я, соображая, – кое-что можно предложить.

– А именно?

– Нужна рабочая гипотеза. Тогда он в нее вцепится, а не в вас.

– Вот! – Гиря погрозил пальцем Куропаткину. – Перенимай ценный опыт. Не знает он, как Сюняева умять… Смотри у меня, накажу! – он выпятил подбородок. – Да, ребята, она нужна. Давайте-ка мы вчерне ее прибросим, может выйдет что. Только без дураков, по-деловому… Вася, давай так: мне чай – вам кофе.

– В каком смысле? Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду по чашечке. Горло сохнет от разговоров.

– А… А я думал, вы в переносном смысле…

– Именно в переносном. Халва у меня осталась с прошлого раза, а чай перед обедом кто-то заваривал. Вот ты иди, и в переносном смысле перенеси сюда остатки. Весь заварник тащи, и чашки. Кофе – ваш вопрос.

– А если и мы по чаю? – предложил я.

– Ну.., пес с вами. Только, чур, к халве относиться бережно. Если мы сейчас гипотезу не придумаем, она нам еще понадобится. То есть халвы должно хватить на всю гипотезу.

Мы с Васей быстренько спроворили чай, меж тем как Гиря извлекал из сейфа какие-то бумажки и искал среди них самую нужную.

Пить чай мы сели в углу, за маленький столик. Как выразился Гиря, так будет "и демократичней, и поэтичней". Еще он заметил, что Василий занял стул, обыкновенно занимаемый Валерием Алексеевичем, а посему будет временно исполнять его обязанности согласно должностной инструкции.

– Ну вот, – сказал он, когда мы положили в рот по кусочку халвы, – приступаем. По поводу Юпитера – что он вообще из себя представляет, кто-нибудь знает?

– Самая массивная планета, – сказал Вася. – Куча спутников. Модель Солнечной системы в миниатюре. Период обращения – 11 лет. Но в целом, ничего особенного. Вполне заурядная планета.

– Все это мне известно. Меня интересует, зачем бы туда нужно было, скажем, лететь? Есть там что-то стоящее?

– Я думаю, сам Юпитер никому не нужен, но с его помощью можно изменять орбиту пролетающего объекта. Можно, например, перевести объект на орбиту вокруг Юпитера, а в нужном месте выпустить на другую солнечную орбиту, – сказал Вася.

– Раз, – учел Гиря. – Что еще?

– Спутников много и разные, – сказал я.

– И что?

– И на них много чего есть.

– Хорошо, два, – согласился Гиря. – Но спутники – особая статья. Еще про Юпитер?

– Там есть Большое Красное Пятно, – доложил Вася.

– Знаю. И что с ним делать?

– Трудно сказать… Но место хорошее.

Гиря отвернулся в сторону и начал издавать какие-то звуки, похожие на блеянье. Потом вернулся в рабочее состояние и глубокомысленно изрек:

– Просто поразительно, сколь многое нам уже известно о Юпитере… М-мда… Что касается спутников, то о них мы знаем еще меньше. Но одно обстоятельство мне кажется забавным, если не сказать больше. Это один из фактов моей золотой коллекции. А именно: в окрестностях Юпитера никогда ничего не происходит. За последние пять лет я могу припомнить только три-четыре случая. Для справки: возле Нептуна только на моей памяти произошло около тридцати случаев, а возле Сатурна вообще дурдом. Но там кольца – что же вы от него хотите… Ясно одно: Юпитер – самый подходящий объект для коррекции орбиты в его гравитационном поле. Попробуем исходить из этого.

– Тем более, что и господин Таккакацу на это упорно намекает, – вставил Куропаткин.

– Тем более, – согласился Гиря. – Допустим кто-то, экономя энергетические ресурсы, подгадывает так, чтобы Юпитер оказался в нужном месте, и перегоняет брошенные суда на нужные орбиты.

– Зачем? – опять встрял Вася.

Гиря поморщился.

– Василий, – сказал он, – не гони лошадей. Давай все по порядку. Я понимаю, что тебе не терпится отловить негодяя, и спросить, зачем он бесчинствует в космическом пространстве, но… Короче, не суетись. Итак, есть некто. Кто он? А вот! – Гиря поднял палец. – Есть соответствующая бумажка, – он повертел бумажкой перед нашими носами. – В ней черным по белому докладывается, что однажды экипаж некоего тендера в таком-то квадрате такого-то радиуса визуально наблюдал позиционные огни (а они остаются включенными даже на брошенных аварийных судах) и принял позывные (а в отношении них справедливо то же самое) некоего судна, по прикидкам, класса рейдер, о наличии которого в данном квадрате навигационными службами уведомлен не был (а должен). Казалось бы, ну, мало ли что им там померещилось с устатку, так ведь нет. Объект вышел на связь, переговоры, носившие несколько сумбурный характер, были записаны на кристалл и предъявлены по прибытии на базу. Разумеется, навигационные службы заявили, что никаких судов в этом квадрате не было да и быть не могло.

– О чем они там говорили? – поинтересовался я.

Гиря меня внимательно изучил.

– Ты хочешь начать расследование эпизода? – язвительно поинтересовался он. – Так вот, в свое время эпизод тщательно расследовали, кристалл я слушал лично, и, смею тебя заверить, не я один. Ничего, проливающего свет, он не содержал. Базар.

– А голоса?

– Достоверны.

– А экспертиза?

– Увы. Не было состава, не было оснований. К нам отношения не имеет.

– То есть, отчета в архиве нет.

– Нет. Есть вот эта бумажка. Но! Это официальная бумажка, подписанная в том числе и капитаном судна. Таких и им подобных бумажек у меня не одна, и не две.

– Каков же вывод?

– Вывод? Типичный "Летучий голландец".

– А где этот сектор? – вдруг спросил Вася.

– Вот. Во-от! – Гиря стукнул ладонью по столу. – Я тут бегло просмотрел эти бумажки, и вижу, что сектора эклиптики разные, да вот радиус – Юпитера. Скажу вам больше, мужики, я связался кое с кем и поинтересовался, используется ли Юпитер навигаторами для коррекции полетных траекторий. Они мне ответили, что все это не просто, но выжимка такая: если и используется, то, как правило, при условии, что траектория лежит в плоскости эклиптики. В противном случае траектории не очень устойчивы к разбросу скоростей и направлений, так что использовать себе дороже.

– Ну и что?

– А то, что, курс и скорость объекта были измерены. Эклиптикой там и не пахло. Мало того, измеренных курса и скорости в этом месте быть не может.

– То есть объект шел на активной тяге?

– Черт его знает! Сейчас, задним числом, поди разберись… С другой стороны, это же "Голландец"! Плевал он на космобаллистику. На реях покойники, в трюме скелеты, поставил бом-брамсель и прет на солнечной тяге куда хочет! – Гиря сверкнул очами и уставился на Куропаткина.

Вася поежился и машинально сунул в рот кусок халвы.

– Х-ха! – сказал Гиря, – могу себе вообразить, что сделалось бы с Сюняевым, сиди он в этом крэсле. А этот ничего – халву трескает… Так, данный аспект вам понятен. Был бы этот "Голландец" один, мы бы еще вокруг него попрыгали, но теперь я вижу, что надо переходить к статистическим методам. Поэтому займемся другим вопросом: под каким флагом они бороздят просторы вселенной. Только, – Гиря поморщился, – не суйте сюда пришельцев и братьев по разуму. Дело серьезное. В связи со всеми этими делами, я постоянно вспоминаю приснопамятную "Межпланетную Лигу"… Впрочем, мы что-то засиделись. Давайте-ка сейчас закруглимся, разойдемся, и все тщательно обдумаем. А через пару дней продолжим совещание на свежую голову.

Мы откланялись.

В коридоре Вася поинтересовался, что за лига такая, но я отмахнулся, сказав, что дело это прошлое, и все уже давно быльем поросло. У меня эта лига тоже вертелась в голове, но я решил Васю пока не возбуждать, а попытаться, для начала, самому навести справки и понять, не могло ли усохшее древо дать новые ростки…

"Межпланетная Лига" была создана лет пятнадцать назад группой астрофизиков и планетологов как независимая международная общественная ассоциация ученых и энтузиастов освоения космоса, собравшихся под флагом борьбы с ГУКом. Сначала они просто гудели на своих конференциях и семинарах, а спустя пару-тройку лет, собрав под знамена всех сочувствующих и обиженных потребовали пресечь безобразия в организации экспедиций к планетам Внеземелья. Их поддержали "Независимые ученые" и группа "Прогресс". ГУК реагировал неадекватно, то есть вообще никак. Поднялся шум. Кончилось тем, что заправилы лиги предъявили ультиматум и призвали к бойкоту ГУКа все научное сообщество. Суть обвинений состояла в том, что чиновники ГУК и околокосмическое лобби в Ассамблее ООН узурпировали полномочия на принятие решений в области планирования исследований, а серьезные ученые не принимают в этом никакого участия. Чиновники на это не отреагировали, полагая, что пошумят и разойдутся. Но это было только начало. Лига быстро росла, и функционеры ГУКа почувствовали, что почва под ногами стала зыбкой. Последствия могли быть очень неприятными. На своем конгрессе Лига потребовала объявить суверенитет Внеземелья, а себя объявила гарантом этого суверинетета в том смысле, что без ее вердикта ни один КК не должен пересекать орбиту Юпитера. Самое смешное, что все это было вполне серьезно. Пошли разговоры о том, что ГУК втихушку тратит гигантские средства на то, чтобы начать разработку каких-то полезных ископаемых на спутниках планет-гигантов. Что это, якобы, разрушит экологический баланс на планетоидах, что там возможны внеземные формы жизни, что Нептун – это местный Солярис. Что ученые, и только они, имеют право решать, какие исследования проводить, а какие нет, что ГУК – насквозь прогнившая система, которая в угоду амбициям своих начальников бесконтрольно тратит ресурсы человечества, и так далее, и тому подобное. Дело дошло до того, что группа депутатов вынесла вопрос на обсуждение Ассамблеи ООН. Руководство ГУКа очнулось, пригласило всех заинтересованных к диалогу, круглому столу и поискам консенсуса, но было поздно – оппозиция уже закусила удила и перла напролом.

Кончилось все довольно печально. Лозунги подействовали, нашлись крутые ребята, которые решили не ждать консенсусов, а действовать. На марсианской базе был захвачен рейсовый лайнер, который под флагом Лиги стартовал к границам Приземелья. Шок был настолько сильным, что верхушка ГУК в это просто не поверила. Пока разбирались и сочиняли приказы, пока снаряжали в погоню два крейсера противокометной защиты, ребята проскочили за орбиту Юпитера, и потерялись. Полгода ушло на то, чтобы их обнаружить и догнать. Два месяца ушло на переговоры, пока, наконец, лихие космопроходцы решили не погибнуть с честью, взорвав реактор, а вернуться на Землю и все спокойно обсудить с соблюдением этикета и правил хорошего тона. За это время начальники ГУКа успели так закрутить гайки, что чуть ли не все суда были поставлены на прикол из-за невозможности уйти в рейс, не нарушив правил и уложений. Машина освоения космоса встала. Тут уже возмутились навигаторы и предъявили Коллегии свой ультиматум. Коллегия пошла на беспрецедентный шаг: отменила все решения по обеспечению безопасности всех должностных лиц (и свои собственные!), утвержденные впопыхах в течение упомянутого периода погони.

Меня тогда еще не было в секторе, но, по рассказам старших коллег, единственным членом Коллегии, сохранившим самообладание в тот период, был Петр Янович Гиря. Предложение об отмене всех решений выдвинул кто-то из членов в качестве черного юмора, но Гиря его подхватил, развил, обосновал и оно было принято двумя третями. В дальнейшем Гиря стал стеной на защиту экстремистов-космопроходцев, захвативших лайнер, и не дал их растерзать, используя отсутствие в международном законодательстве соответствующих правовых норм и всякие юридические тонкости. При этом рассорился вдрызг с прокурорами ООН, поскольку доказал, что в деле отсутствует уголовный состав, и намекнул, что если прокуроры не успокоятся, то он, Гиря, лично будет ходатайствовать о привлечении к суду Коллегии ГУК в полном составе за халатность. Такой поворот, естественно, никого не устраивал, и дело плавно замяли. С тех пор Гиря прослыл миротворцем и пользовался всеобщим уважением как таковой.

Позже я, набравшись храбрости, спросил у Петра Яновича, почему он занял такую, на первый взгляд, странную позицию. Он мне ответил примерно следующее.

"Видишь ли, Глеб, у меня есть сын. И этот сын целиком и полностью на стороне Лиги. Волей-неволей мне пришлось думать, и я понял, что в этом деле нет ни правых, ни виноватых. Кое в чем их можно понять, а кое в чем – нет. Но даже и не это главное. Усади мы гавриков за решетку, они немедленно стали бы гордым знаменем, вокруг них сплотились бы другие идиоты, и дело, возможно, кончилось бы очередной "революцией". А так оно со временем все утихло, и у всех есть возможность сделать правильные выводы. Понимаешь, нельзя бить по голове за идеалы. Надо, поелику возможно, способствовать их превращению в идеи, причем, желательно, конструктивные. Согласись, ведь наше Управление всего лишь организация, созданная для определенных целей. А ведь за пределами земной атмосферы оно пытается осуществлять функции государства для своих членов. Пока это – необходимость. Но так будет не всегда. И идей, как сделать иначе, не густо. Что касается правильных выводов, то важно их сделать. К сожалению, наше ведомство предпочло иной вариант. И последствия этого нам еще предстоит испытать на собственной шкуре – помяни мое слово. Бывшие активисты Лиги будут вести себя по-разному. Те, что поумнее, успокоятся и начнут искать пути реализации своих идей и возможностей в рамках этических норм. Другая часть вообще рассосется. А вот те, кто помоложе и поглупее – эти займутся конспирацией. И когда в процессе ее повзрослеют, с ними будет очень трудно. Они уже привыкнут не искать новые пути, а ломать старые барьеры. И хорошо, если не забудут, чего ради".

"Ну, это вы преувеличиваете, – заметил я. – Вряд ли в наше время возможны тайные организации подрывного типа".

Гиря хмыкнул и похлопал меня по плечу.

"А причем тут наше время? – сказал он, рассеяно улыбаясь. – Времена сами по себе, а тайные организации – сами по себе. Без тайных организаций жизнь на Земле невозможна. Любой пацан начинает свой жизненный путь с того, что вступает в тайную организацию на чердаке, и дает страшную клятву на крови из пальца. Я, например, член двух тайных организаций, а ты?"

"Я?.. Да, вроде бы, нет".

"Ну, это ты погорячился. – сказал он. – При первой же возможности вступишь. Я дам рекомендацию".