Сергею Иванычу в целом жизнь понятна, но постоянного мнения о ней у него нет. Было время, он думал, что жизнь прожить — не поле перейти. А как выехал в первый раз на картошку, как глянул на отведенную ему борозду, убегающую вдаль, так и засомневался: смотря какое поле...
В день получки, отходя от кассы, первые метров пятнадцать он считает, что однова живем. А на шестнадцатом-семнадцатом всплывает теплый образ жены и приходит ясное понимание того строго научного факта, что жизнь невозможно повернуть назад.
Купит лотерейный билет и какое-то время полагает, что наша жизнь — игра. А потом проверит по таблице розыгрыша и начинает склоняться к тому, что нет в жизни счастья, поскольку без труда не выловишь и рыбку из пруда.
А когда покупает криль для любимого салата, поневоле задумывается: не есть ли жизнь существование белковых тел?
А когда на собрании у себя в конторе при всех покритиковал работу столовой, долго еще считал после этого, что в жизни всегда есть место подвигу.
Пока все логично, не правда ли? Но иногда такое мнение о жизни у Сергея Иваныча полностью противоречит ее фактам. Так однажды, в холодный ветреный мартовский день, в субботу, после традиционной стирки, жена нагрузила Сергея Иваныча тазом с бельем и отправила во двор. Кто развешивал сырое, плохо отжатое белье на сильном ветру, когда оно так и хлещет тебя по мордасам, тот согласится, что ничего хорошего от жизни развешивающий не ждет — как говорится, особых перспектив не видно. Но Сергей Иваныч, покончив с этой малопривлекательной работой и окинув взором веревку с постирушкой, скромный двор в лужах, немногочисленных прохожих, небо в низких тучах; словом, оглядев эту предельно будничную жизнь, вдруг негромко, но убежденно заявил ей, что узнает ее и, более того, принимает. И более того — в подтверждение ударив в опустевший таз — приветствует звоном щита.
Именно этот случай и позволяет мне утверждать, что хоть постоянного мнения о жизни у Сергей Иваныча нет, но в целом она ему понятна.
Когда дитя рождается на белый свет, мир для него, странное дело, предстает перевернутым. Склоненных над ним мамочку и папочку младенец видит, извините, вверх ногами. Непостижимый умом, но строго научный факт. Вскоре, правда, все видимые им объекты и субъекты возвращаются в истинное положение. Но нередко перевернутым — и надолго — остается для дитяти жизнь окружающих его взрослых людей. Авторитет взрослых, особенно родителей, переворачивает для малыша истинное положение их поступков. Глаголет ли в таком случае устами младенца истина? Глаголет, но — неосознанно. По простоте душевной ребенок сообщает вслух такие вещи, которые мы, взрослые, договорились не замечать друг у друга.
Давайте внимательнее слушать своих детей. Мы узнаем много нового — и не только о них самих, но и о себе.